«Казахские служащие Российской империи: формирование, профессиональная и общественно-политическая деятельность в XIX – начале XX вв. (исторический аспект) ...»

Через год он назначается учителем искусств Омского пятиклассного городского училища [172]. Айманов обладал качествами, необходимыми для работы в училище, если руководство доверило ему соответствующую должность при существующей в городе конкуренции. Ранее Ержан Айманов состоял в должности учителя Худайбергеновской аульной школы при Спасском заводе господ Рязановых. Первоначальный опыт учебно-организаторской работы казахские учителя получали в аульных, сельских школах. В начале 90-х годов XIX века Оренбургскую учительскую школу закончил Кульжанов Нургали.

Длительное время он заведовал русско-казахскими школами Уральской и Тургайской областей. Кульжанов продолжил собственное учительское совершенство, поступив в 1900-м году в семинарию. В первом десятилетии ХХ века Кульжанов учительствовал в Семипалатинской семинарии. Там же он получает звание коллежского секретаря [173, л.2]. Учительским ремеслом занимался студент медицинского факультета Томского университета Джаксалыков Исхак. Ранее он обучался в Верненской гимназии, так как являлся уроженцем Верненского уезда Семиреченской области [174, л.12]. По признанию Джаксалыкова, годовой стипендии в 360 рублей оказалось недостаточно для сносного проживания. Ему, как и многим студентам, приходилось подрабатывать. В начале ХХ века в Томске наблюдается концентрация студенчества. Горожане довольно часто прибегали к образовательным услугам студентов, привлекая их в качестве преподавателей.

Поэтому труд студентов оценивался достаточно дешево [175, с.25].Он преподавал в Томском магометанском частном училище, вел дисциплины «Русский язык» и «Арифметика». Его годовой оклад составлял 240 рублей [130, л.2]. В 80-е годы ХIХ века по смете расходов оклад учителя русского языка и мусульманского богослужения составлял 200 рублей в год [176, л.6].

Инициировал деятельность Джаксалыкова попечитель русско-татарского училища томский татарский купец Сайдашев. По мнению Сайдашева, Джаксалыков прекрасно справлялся с возложенными на него обязательствами:

«студент Исхак Джаксалыков знает хорошо как по-русски, так и по-татарски, что необходимо по нашему мнению, для растолкования … и обучением которого пока ученики довольны» [177, л.6]. В 1904 году в городской татарской школе обучалось 36 детей, из них 22 ученика относились к сословию торговцев и промышленников [175, с.154]. Уровень притязаний родителей к качеству подготовки учителя был велик.

В Омском пансионате для казахских и русских детей преподавал выпускник Омской учительской семинарии Токпаев Ермухамед [178, л.74]. К городским учителям можно причислить Салтеева Джумана, который окончил Омскую казахскую школу. С 1884 году он выполнял обязанности преподавателя казахского языка в Омском пансионате для казахских, русских детей [179, л.25].

В Семипалатинске в учительской среде популярность приобрела учительская пара Кульжановых. Ранее Назира Кульжанова окончила Кустанайскую женскую высшую гимназию и получила в ней преподавательскую должность [62]. Кульжанова состояла в родственной связи с учителем Кульжановым, работавшим в местном училище. Анализ личных дел казахских учителей свидетельствует о том, что они работали в городах их исходной этнотерритории. Перемещение кустанайцев в Семипалатинск представляет единичный случай социальной истории казахских учителей. На новом месте Кульжановы не остановились на достигнутом, а продолжили свою практику в местной гимназии. В казахском обществе Кульжановы демонстрировали новый тип казахских граждан, объединенных по профессиональному признаку. Ранее в казахском обществе не фиксировались занятые в учительской сфере семейные пары.

Сейдалина Ажар Жансултановна преподавала в русском классе при 1-м женском Кустанайском мектебе. В данный период в суде работал известный казахский юрист Жансултан Сейдалин – отец Сейдалиной [180, с.150].

Несомненно, творческий путь Сейдалина послужил основой деятельности его дочери. Учительская стезя являлась одной из тех немногих сфер, в которых реализовывали себя женщины имперского периода. Сейдалина по примеру отца и родственников-мужчин не имела возможности проявить свои познания в юриспруденции, так как это направление делопроизводства комплектовалось по половому принципу. Сюжет деятельности просвещенных казашек изучен недостаточно.

Примечательно, что уже в 80-е годы XIX века в училищах Сибирского казачьего войска преподавала казашка Мария Колмогорова - выпускница Омской женской гимназии [181, л.3]. В официальной документации зарегистрирована окончившая Омскую женскую гимназию некая Мария Ивановна Холмогорова, с 1887 года занимавшая должность начальницы Семипалатинской 4-х классной прогимназии. Холмогорова являлась супругой капитана Захарова и преподавала рисование. Оклад Холмогоровой составлял 360 рублей [182, с. 89].

Очевидно, семейно-родственная связь образованных казашек с казахскими служащими стимулировала их общественно-политическую деятельность. В дореволюционный период популярность в Оренбургском крае приобрела писательница Досжанова Аккагаз. Отец Досжановой работал учителем Бердянской аульной школы. Досжанова обучалась в Оренбургской женской гимназии. Примечательно, что параллельно с ней учились родственница учителя Балгимбаева – Халима Балгимбаева и дочь врача Карабаева – Хусния Карабаева [183, л.69]. Фактически девичий контингент гимназии представляли дочери или ближайшие родственницы казахских служащих.

По окончанию гимназии ее выпускники получили право преподавания. В Степных областях и смежных с ними регионах находилось несколько учебных заведений, в том числе и женских гимназий, в которых учились девушки разных сословий. Ими, по преимуществу, пополнялся контингент учительниц Сибири, Приуралья, Степных областей. По мнению специалистов, дипломированные выпускницы зачастую не имели возможности устроиться по профессии. Во всех регионах империи спрос на учительниц государственных училищ оставался ничтожно малым. Значительную роль продолжали выполнять протекционные связи в проблеме трудоустройства дипломированных специалисток: «Таким образом, в данном случае сильнейшими и счастливейшими конкурентами являются не успехи и способности человека, а богатство и влияние его родителей и патронов» [184].

В казахской среде женский учительский слой только начинал формироваться, и был представлен незначительным числом просвещенных специалисток.

Очевидно, на начальный период устройства по специальности у этих выпускниц не могло существовать затруднений по причине их немногочисленности.

В империи под воздействием интеллигенции женское образование развивалось посредством открытия и функционирования самостоятельных высших учебных заведений. Все высшие женские курсы содержались за счет частных пожертвований. В 1912 году общее количество слушательниц курсов составляло 20 тысяч человек. Правительством отмечалась хроническая нехватка специалистов-медиков, из которых женщины составляли всего лишь 8%.. Данная проблема приобрела актуальность в мусульманских регионах государства, население которых критически оценивало мужчин-медиков в вопросах лечения женщин. Наблюдатели отмечали увеличивающийся дефицит учителей средних учебных заведений. Наиболее приемлемым средством снижения напряженности аналитики считали открытие женских стипендий в университетах и доступ женщин к работе в указанных сферах [185].

Следует отметить наличие учителей-женщин в школах Оренбургского учебного округа. Женщины в незначительном количестве работали в городских школах. Доступ в университеты и институты для большинства из них был закрыт. Казахские девушки рубежа XIX - XX веков только вступали в ту фазу формирования профессиональной группы служащих, через которую прошла процедура организации группы казахских служащих-мужчин На преподавательской службе при Оренбургской казахской учительской школе в 80-х годы состоял Суюничгалиев, имевший юридический диплом Казанского университета [9, с.143]. За период существования данной школы зафиксировано несколько казахских учителей. Так, в должности преподавателя казахского языка в данной школе по документам 1905 года состоял Исмуханов Батырша Султангереевич [186, с.42]. Ранее, с конца 90-х годов, в данной школе функции учителя начальных классов выполнял Имангазиев Тулеген Имангазиевич [187, с.53]. С 1896 году на протяжении 3-х лет в этом же училище в должности учителя начальных классов преподавал Альбеков Губайдулла Альбекович [188, с.49]. Также в 1891 году на аналогичной должности находился Бахтыгереев Бергалий Бахтыгереевич [189, с.92]. В Оренбурге это была единственная казахская школа.

Казахские учителя оказались обязательно востребованы для обучения казахских учеников в школе. Исторический эпизод проникновения и обустройства казахских учителей в города весьма интересен. Успешный дебют названных личностей представляет совокупность положительных качеств, направленных на социальную мобильность. Полное восприятие городского европейского образа жизни определяло дальнейшую суть поведения и выбора новых ценностей данного контингента. Городские учителя в большей степени распределялись в уездных городах, которые по меркам изучаемого периода по своим объемам и масштабам оказались незначительными.

На период 1916 года в административном центре Иргизского уезда в двухклассном русско-казахском училище на должности учителя работал Сарыбатыров Булебай Сарыбатырович. Параллельно с ним в этой же школе в качестве учителя-мастера шорно-сапожного ремесла состоял Испулов Тлеген [190, с.112]. Ранее на этой должности был задействован Сатан Саркетович Саркетов. В этот же период в Тургайском одноклассном училище зафиксировано 4 учителя. Из них Балгимбаев Мухаммедьяр Балгимбаевич занимал должность вероучителя. Байменов Ильяс Байменович исполнял обязанности учителя. Профессиональные обязанности учителя указанной школы выполнял Каратаев Валихан Жокенович. Учителем сапожного мастерства являлся Итаяков Махмуд Итаякович [191, с.176]. В Кустанайском двухклассном русско-казахском училище работал не имеющий чина Иралин Муртаза Иралинович [192, с.143].В Челкарском двухклассном русскоказахском училище преподавал Талап Беркембаевич Беркимбаев [191, с.108].

Обратных примеров выезда из городов в аграрную стихию урбанизированных казахов не обнаружено. По численности населения и инфраструктуре эти города существенно уступали Оренбургу. Культурный микроклимат этих городов формировался в условиях периодических переселенческих миграций и медленного оседания казахов.

Из числа исследованных учителей незначительные единицы добились карьерного роста. В учительской иерархии на уровне заведующих школ зафиксированы всего лишь несколько человек. Так, например, заведующим Тургайского «Яковлевского» ремесленного училища являлся Жабагин Космухамед Жабагинович [190, с.76]. Жамалетдин Бейсенов работал заведующим 2-х классным русско-казахским Забеловским училищем Кустанайского уезда [190,с. 15]. В этом же уезде обязанности заведующего Домбарского 2-х классного училища исполнял Ханафия Жолдыбевич Жолдубаев [193, с.179]. В административно- управленческом образовании края состоявшие казахские учителя исполняли функции заведующих школ в сельских училищах.

Контингент заведующих школ комплектовался из выпускников учительских школ и семинарий. Как правило, соответствующее образование учителя получали в близлежащих городах, в которых находились подобные школы. По примеру городских учителей заведующие школ имели перспективы перемещения в города при условии повышения квалификации, что представлялось сложным в сельской среде.

Преподавательский корпус большинства волостных и уездных школ ограничивался штучным количеством сотрудников. Так, в Томар-Уткульской волостной школе из 3-х учителей 2 были казахи: вероучитель Касым Пангиреевич Каратаев и учитель Сагындык Дощанов [191, с.96]. В КостьИстекском русско-казахском училище из 2 учителей в качестве заведующего состоял Тлеген Медетович Медетов. В Тургайском крае формируются наследственные учительские династии. В частности, Балгимбаевы реализовали себя в учительском секторе. Ахмет Балгимбаевич Балгимбаев возглавлял Карабутакское 2-классное русско-казахское училище.

Волостные Каратургайскую, Тусунскую, Сарыкопинскую школы соответственно возглавляли Абен Тастемирович Тастемиров, Жалмухамед Жалгасынович Жумартов, Альмухамед Касымович Касымов [191, с.108]. В области продолжали действовать интернаты. В двухклассном русскоказахском училище с интернатом преподавал Едрес Кушербаевич Кушербаев.

Наурзумским 2-классным училищем заведовал Хамза Бекмухамедович Бекмухамедов. В Оренбургском крае длительное время учительствовал Омар Алмасович Алмасов.

Качество подготовки в аульных школах по статистическим данным хронически оказывалось хуже в отличие от казахских учеников городских школ. Количественно увеличивавшиеся аульные школы требовали наличия квалифицированных кадров. Подобная ситуация хронически оставалась типичной для всех областей края. Оренбургская учительская школа оказалась не в состоянии обеспечить волостные и 2-классные русско-казахские училища должным количеством учителей: «Развитая сеть аульных школ требовала значительного числа учителей, поэтому в аульные школы приходилось приглашать выпускников двухклассных училищ, далеко не всегда пригодных к такой деятельности» [15,с.42].. Аналогичная ситуация происходила и в других областях края. Русские выпускники училищ не имели перспектив в казахских школах по факту незнания национальной культуры, психотипа казахов и казахского языка. Данная тенденция с особой остротой проявилась в местностях компактного расселения неевропейских народов. Этот негативный аспект неоднократного озвучивался на страницах местной периодической печати. В период предшествующий проведению общесибирского съезда по вопросам внешкольного образования в декабре 1915 года в Томске представители общественности вновь актуализировали обозначенную проблему пагубного состояния учебного дела в нерусских школах [192].

Известность получили учителя, достигшие степени влияния в административной системе обучения. Безусловно, огромной популярностью пользовался Ибрай Алтынсарин. Карьера Алтынсарина начиналась с должности письмоводителя при Тургайском уездном управлении в звании хорунжего [146, с.97]. В биографии И. Алтынсарина наблюдался механизм действий, обычно не практикуемый в казахской учительской среде. Из административной системы управления И. Алтынсарин переводится в учительский сектор и достигает карьерного успеха. Из-за нехватки кадров просвещенные казахи параллельно совмещали должности в разных структурах. В 1863 году учитель казахской школы при Оренбургском укреплении Мумин Байдусов получил право выполнения обязанности переводчика при местном правлении. Решение руководства мотивировалось необходимостью замены Алтынсарина, «который известен и Областному правлению с самой лучшей стороны» [194, л.24].

Финансовая сторона вопроса играла немаловажную роль в подобных ситуациях. При минимизированном окладе аульно-сельские учителя занимались личным подворьем и могли рассчитывать на хозяйственную помощь однородцев. С течением времени школы открывались и патронировались влиятельными людьми, протежировавшими и учителей.

Алтынсарин относился к социальной группе представительно-сословной фамилии. Деятельность в должности письмоводителя с соответствующим уровнем жалования гипотетически не могла удовлетворить социальные запросы Алтынсарина. Мотивировка перевода Алтынсарина в Тургай заключалась им в необходимости установления контроля над фамильным хозяйством. В процессе реализации своих планов Алтынсарин уволился из канцелярской службы и определился учителем в Тургайскую школу [194, л.24].

Местом своей жизнедеятельности Алтынсарин выбрал город Тургай, прекрасно осознавая, что работа в городской уездной школе позволит ему сохранить хорошую основу для дальнейшего совершенства. Городской период явился важным фактором карьерной перспективы Алтынсарина. Его последователи и единомышленники, казахские учителя-администраторы также долгий период работали в городских школах, имевших существенные отличия от аульно-сельских по всем показателям. С 1864 года Алтынсарин начинает заведовать Тургайским русско-казахским училищем.

Известность в Тургайском крае приобрел Балгимбаев Габдугалий, получивший звание инспектора народных училищ Тургайского уезда [198, с.68]. Балгимбаев получил образование в Оренбургской учительской школе.

Его карьера началась с руководителя волостной школы. Значительную роль в становлении Балгимбаева сыграли его коллеги и друзья И.Алтынсарин и Васильев А.В.

Таким образом, учителя достигали успеха, демонстрируя прагматизм и рациональный подход – типичные европейские признаки периода капитализации экономики. Их интуитивное чувственное восприятие подсказывало практицизм выбора решения. В отличие от этнического большинства учителя, тем более специалисты стационарных селений оказались менее зависимыми от природных несуразиц и многих социальных катаклизмов.

В исторической памяти казахов города Оренбург и Омск идентифицировались как составная часть казахской культуры и былой государственности. Оренбург основывался под влиянием Абулхаира на территории Младшего жуза. Впоследствии потомки Абулхаира получили светское образование в местных училищах. Светски-образованные выходцы из семейства Абулхаира, его сторонников и противников консолидировались в Оренбурге как важном административном центре и культурном секторе на основе сближения по общим идеологическим принципам служения казахскому народу.

Омск возводился в районе кочевий казахских племен. Бесспорно, в Сибири Омск по социально-экономическим параметрам и административнополитическому статусу имел привилегированную роль. Именно Омск ассоциировался казахами как некий объединительный центр казахского народа Северного Казахстана и близлежащих областей Сибири. В 1822 году депутаты казахских родов и представители Омского общества мусульман обратились с ходатайством генерал-губернатору Западной Сибири о постройке мечети в Омске. Мусульмане в Омске составляли незначительное меньшинство. Региональное расположение Омска в зоне концентрации казахов и его административное положение как центра Западно-Сибирского губернаторства при наличии ведавших управлением государственных учреждений обусловили необходимость строительства мечети [201,165с.].

Исторически казахи не являлись ортодоксальными мусульманами. В динамике взаимоконтактов с русским населением существовала потребность наличия культурно-объединительного сектора испытывавших рост этнического самосознания казахов. В этом городе произошло сближение первоначально по этническому принципу всех казахских учащихся. Впоследствии происходит сближение казахов по культурно-образовательным параметрам и социальной статусности.

Производственные перегрузки чиновников от образования в восточных губерниях и областях хронически были высокими. По качественным и количественным показателям развития учебного процесса эти провинции уступали центральным губерниям. С целью упорядочивания учебной системы казахских районов и унифицирования образовательных процессов Правительством вводятся дополнительно должности инспекторов народных училищ. Так, в наиболее проблемной и отдаленной от Оренбурга Тургайской области дополнительно вводятся 2 единицы инспекторов. Аналогичные единицы вводились в Сырдарьинской, Уральской, Семиреченской и Приморской областях. При этом объем канцелярских и разъездных расходов увеличивался на 600 рублей в год [202].

Определенная часть образованной молодежи не желала заниматься учительским ремеслом. Торгово-ростовщический капитал, как и все предпринимательские звенья, не достиг таких масштабов развития в казахском обществе, как, например, в татарском. Промышленная индустрия в крае развивалась медленно. Логично перемещение дипломированных юношей в управленческий аппарат и в сферы обслуживания. Движение казахских юношей в города сопровождалось ослаблением их зависимости от родовых общин.

Нарушение гармонии привычных отношений сопровождалась необходимостью формирования новых методов восприятия городских реалий.

Анализ биографических данных свидетельствует о явном стремлении выходцев из богатых и разорившихся, но знатных семей в престижные сферы занятости, к коим школьное образование в их картине мира не относилось.

Не все выпускники учительских училищ продолжили свое поприще по специальности. Так, выпускник Омской учительской семинарии Аблайханов Султан Мадальхан начал свою карьеру в Омском городском полицейском управлении [203, л.4]. Выпускник 1886 года той же семинарии Султангазин Динмухамед продолжил обучение в университете по специальностям, ориентированным на административную деятельность [204, л.1].

Общее количество казахских городских учителей оставалось мизерным.

Право преподавания совершенно разных дисциплин в городских, уездных, волостных училищах с русскоязычной публикой характеризовалось этими национальными учителями как результат упорной деятельности утверждения принципа востребованности средой по критерию наличия знаний. Проживая в городах, учителя рассчитывали на единственный вид дохода – заработную плату, которая оставалась фиксировано стабильной. В отличие от них их аграрные коллеги занимались личным подворьем и согласно национальным традициям могли рассчитывать на общинно-коллективную помощь, равно как чиновники и медики. В целом их морально-психологическое настроение соответствовало главной мотивационной идее – достижению необходимого образовательного уровня и включения в прогрессивную городскую ауру.

Изначальные условия быта, следовательно, и потребности таковых граждан были незначительными. Согласно биографической генеалогии, они не относились к сословию обеспеченных.

В крае, как и во всей империи, сохранялась парадоксальная ситуация: при преобладании учительских училищ всех уровней наблюдался дефицит учителей, особенно в отдаленных районах. Согласно анализу областных властей казахские питомцы Павлодарского интерната Семипалатинской области в конце 70-х годов XIX века не занимались педагогической деятельностью. Многие из них состояли в других сферах занятости или уехали в аулы. Тенденция оттока начинающих казахских специалистов отмечалась чиновниками от образования уже в 1879 году. По наблюдениям местного инспектора, на содержание каждого мальчика в год расходовались суммы от 100 до 110 рублей. Из двух выпусков местных интернатов общая численность окончивших составила 10 человек при общем количестве учившихся в человек. Из них двое продолжили обучение в Омских школах, остальные юношей влились в управленческие структуры в качестве переводчиков и письмоводителей [205, л.39].

Проблемы подготовки учительских национальных кадров нашли свое отражение на областном уровне. Генерал-губернатор Туркестанской области в своем отчете отмечал необходимость повышения качества подготовки казахских учителей: «Успешность обучения в аульных школах зависит от учителя, который предоставлен самому себе. Чрезвычайно желательно повысить образовательный ценз этих людей и не допускать педагогически неподготовленных» [199, л.2]. В 70-е годы XIX века обучением казахских детей занимались аульные муллы, вызывавшие подозрения государственных властей. Военный губернатор Семипалатинской области с целью преодоления сложившейся ситуации предлагал Главному инспектору училищ Западной Сибири проект организации так называемых кочующих школ по 1-й, на волость с обязательным обучением русскому языку казахских детей.

Трудности в подготовке и функционировании казахских учительских кадров сохранялись на протяжении всего периода реформирования имперской системы обучения. В хронологический рубеж середины 80-х годов XIX века по официальной статистике в низших городских училищах Акмолинской и Семипалатинской областей, т.е 3-х, 5-классных училищах работал 1 казахский учитель Сатаев. Он состоял на службе в Омском пансионате для казахских и русских детей [200, л.27].

Качество работы учительских кадров снижалась проблемой незнания русскими учителями казахского языка. В середине 80-х годов XIX вв. ЗападноСибирском округе была произведена инспекция на предмет владения казахским языком русскими учителями. По результатам работы комиссии только учителя знали казахский язык – заведующий Семипалатинским 2-классным русско-казахским училищем И. Сиротенко и студент Омского училища М.Матвеев [173, л.2].

Дефицит национальных казахских учительских кадров сохранялся в начале XX века. В процессе преобразования национальных школ актуализировалась проблема специалистов-учителей, знающих казахский язык. В 1916 году по заданию министра просвещения А. Рогинского в Западно-Сибирском учебном округе вновь была проведена поисковая работа по выявлению учителей на соответствие двум условиям: организации учебного процесса в сопредельных казахских школах и знании «инородческого», т.е. казахского языка. По статистическим материалам из русских учителей только 5 специалистов соответствовали первому условию. Языковыми знаниями владел учитель П.Крылов, окончивший факультет восточных языков Санкт-Петербургского университета. Впоследствии он работал в Оренбургской русско-казахской школе и параллельно занимался исследованием быта казахов Тургайской области. Затем он выполнял обязанности инспектора Казанского учебного округа Уфимской губернии, Тургайской области, Пермской губернии, курируя мектебы и медресе [201, л.42]. В Акмолинской области работал учитель Атбасарского высшего начального училища И. Григорьев, знавший казахский и татарские языки. По статистике 1916 года из числа казахских учителей Западно-Сибирского Учебного округа знакомых с административной работой фиксируется только Н. Кульжанов [173, л.46].

С последней четверти XIX века встречаются сведения о переходе казахских учителей в другие сферы занятости. Упомянутый выше Г. Альбеков с 1899 года оказался задействованным в должности переводчика при Оренбургском окружном суде [157, с.61].Эта тенденция отмечалась специалистами от образования. Исследователь народного просвещения в Тургайской области Васильев указывал на отток казахских учителей в аулы или другие направления канцелярского типа [9, с.200].

Так, выпускник Омского 5-классного училища Мусульманбек Джуманович Сеитов начинал свою учительскую деятельность в Бекбалинской аульной русско-казахской школе Усть-Каменогорского уезда. В течение года он получил должность заведующего Ережеповской русско-казахской школы [202, л.13]. Затем он ушел в отставку и в течение 3-х лет служил в экспедиции А.В.

Переплетчикова по обследованию казахских хозяйств Павлодарского, УстьКаменогорского и Зайсанского уездов. В дальнейшем Сеитов ходатайствовал о его принятии в Омский окружной суд, что сулило ему классный чин и соответствующее финансовое содержание. В этот период большинство казахских учителей, согласно титулярным спискам, не имели чинов и званий.

Данный фактор являлся весьма существенным в судьбах служащих.

Таким образом, наиболее многочисленной группой из профессионального слоя просвещенных казахских граждан являлись учителя. Анализ истории создания и деятельности казахского учительства определял ряд выводов: вопервых, учительский корпус формировался из выпускников среднеспециальных училищ. Университетские специалисты составляли минимум в национальной учительской среде; во-вторых, подавляющее большинство казахских специалистов оказались задействованными в школах, удаленных от городов; втретьих, перспективные казахские учителя росли по служебной линии или перемещались в города. Карьера успешных казахских учителей ограничивалась уровнем заведующих школ; в-четвертых, в ХIХ – начале ХХ века начинает формироваться незначительный учительский управленческий корпус, в котором заметную роль сыграли И. Алтынсарин, Г. Балгимбаев и ряд других;

в-пятых, категория городских учителей была представлена незначительно, характерно, что именно в этот период происходит отток юношей с учительским образованием в другие более привлекательные для них сферы; в-шестых, в последней четверти ХIХ века формируется незначительная группа казахских учительниц. Казахские учительницы были связаны родством с преуспевающими казахскими служащими. Итак, с этого времени начинается медленный процесс складывания европейски просвещенных казахских женщин, настроенных на работу в социальной сфере в качестве учителей, т.е категории, ранее незнакомой и непривычной казахскому населению, так как учительское ремесло отождествлялось с деятельностью мужчин.

Профессиональная ориентация казахских служащих логично определяла их распыление по профессиональным группам. Анализ территориальногеографического расселения просвещенных казахов показывает их рассредоточенность по региону в зависимости от образовательного уровня и служебной ориентации. Данный аспект предопределял их профессиональную сферу занятости. Закономерно, соответствующее распределение служебных кадров определенным образом способствовало их локализации в незначительных территориальных рубежах. Данные обстоятельства определяли степень контактов учителей городов пригородной зоны или в аграрной среде.

Это качество отношений характеризовало специфику взаимовлияния казахских служащих и интеллигентов.

Казахские юноши выбирали то направление интеллектуального труда, которое исторически имело сильную основу в национальной духовной культуре – просвещение и медицина.

Врачебное искусство издревле почиталось казахами. В их представлении духовные лидеры обладали таинствами медицинского искусства. Европейские наблюдатели отмечали стремление казахов к познанию врачебного дела. В Оренбургском крае из татар и башкир формируется корпус медиков. Для некоторых из них Неплюевский корпус явился стартом к своему развитию.

Например, по окончании военного училища в начале 30-х годов XIX века Субханкулов, Муслюмов и Шарыков изъявили желание стать врачами.

Избранные молодые люди командировались на обучение в Казань. Араслан Субханкулов официально признавался первым медиком из тюркского населения края [203].

Неоднократно путешествовавший по местам проживания казахов башкирский военный медик Субханкулов в Оренбургском крае пользовался популярностью среди казахской общественности. Пример Субханкулова, Шарыкова и др. тюрков стимулировал действия казахских учащихся и молодых служащих. Общее количество медицинских специалистов всех уровней в регионе подсчитать сложно. По официальной статистике только в Акмолинской области в 1914 году отчислилось более 300 медиков различного профиля [204].

Большинство из них составляли представители европейских народов.

В Акмолинской и Семипалатинской областях функционировало несколько ветеринарных училищ, в которых учились и казахские юноши. Как правило, их обучение проходило за счет стипендии от областей. Количество стипендий носило ограниченный характер. На основании анализа архивных материалов и сведений «Обзоров» Степных областей, мы предполагаем, что численность казахских врачей и ветеринаров за период последней четверти XIX – начала ХХ века едва превышала 106 человек.

Фельдшерские кадры формировались на территории областей уже в первой половине ХІХ века. Так, Сарсенгали Мукашев окончил Оренбургскую фельдшерскую школу в 1817 году и вместе с казахским фельдшером Утебаевым откомандировывался во Внутреннюю Орду [205, л.39].

С начала 60-х годов XIX века в фельдшерскую школу при Оренбургском военном госпитале был объявлен набор для обучения казахских детей. Из числа учащихся известны Мусабай Тутаев и Исмаил Байтавов. Мальчики успешно прошли курс оспопрививания и сносно читали на латыни. По мнению попечителя прилинейных казахов Троицкой дистанции ученики имели хорошие способности [206, л.4].

В Омске действовала центральная фельдшерская школа. Согласно отчетным данным 1886года, в данной школе обучалось 14 казахских стипендиатов от Акмолинской и Семипалатинской областей [207, л.14].

Параллельно в войсковой ветеринарной фельдшерской школе Сибирского казачьего войска числилось 4-6 казахских стипендиата. [132, л.18].

Курс обучения в подобных училищах проходил до 4-х лет. Определенная часть учащихся отчислялась по различным причинам из училищ. Оплата за обучение в год составляла 200 рублей [207, л.14]. В Томске периода 90-х годов ХIХ века функционировала повивальная школа. При Томском университете действовал медицинский факультет. Дипломированный выпускник медицинского факультета согласно правилам распределения получал место участкового врача. Участковые врачи имели следующие права: государственная служба, пенсия по медицинскому положению, должность VIII класса, оклад содержанием в 1200 рублей в год (столовых 600 и жалование 600), освобождение от призыва на действительную воинскую службу [127, л.49]. В финансовом соотношении медики находились в более благоприятной ситуации в отличие от учителей. Очевидно, данный аспект учитывался казахскими юношами в выборе учебного заведения и будущей профессии. На основании нового Положения области делились на несколько медицинских участков.

Врачебный штат каждого участка состоял из 1 врача, 1 акушеркифельдшерицы, 1 фельдшера. В среднем на каждый участок приходилось около 20 кв.верст. Оклад фельдшеров составлял 200 рублей и признавался современниками как мизерный в социально-бытовых условиях региона. Ранее жалование фельдшера в 60-70-е годы XIX века в степной части составляло рублей в год [208, л.5]. Таким образом ситуация слабой материальной обеспеченности сохраняла свою остроту.

Дефицит врачебного персонала в крае оставался существенным.

Информаторы отмечали хронический недостаток медикаментов, недокомплект инструментов, социальную неустроенность врачей. Актуализировалась проблема наличия переводчиков при русских врачах, не знающих казахского языка [209]. Очевидно, русские специалисты не желали выезжать в области.

Соответствующие вакансии восполнялись адаптированными к местным условиям казахскими служащими.

В Сибири хронически наблюдалась нехватка врачебных кадров. По официальным данным, в 1911 году из 200 врачебных и фельдшерских пунктов, находившихся в распоряжении переселенческого управления, многие продолжали пустовать. С целью привлечения профессиональных кадров фиксировалось увеличение оклада для медиков от 1800 рублей до 3 тысяч рублей и фельдшерам до 600 рублей. Специалистам предоставлялась готовая квартира [210].

Участники проходившего в Петербурге фельдшерского съезда в этот период подняли злободневную проблему системы преподавания в фельдшерских школах. Таким образом, ученые поставили под вопрос качество квалификации фельдшерского корпуса. По правильному замечанию медиков, фельдшеры не имели дальнейших перспектив качественного роста «… мальчик 13-14 лет попадает в фельдшерскую школу. Он кончает ее и дальше ему ходу уже нет». Фактически фельдшерское образование замыкалось в рамках фельдшерской школы, методика преподавания в которой ограничивало поле деятельности фельдшеров [211].

Итак, казахские фельдшеры, функционировавшие в имперской структуре, локализовались в рамках полученных знаний без дальнейших возможностей повышения квалификации. По данным медицинского департамента Российской империи общее количество фельдшеров в 1906 году составляло 22 тысячи.

Только за 1906 год в общей сложности они приняли 20 миллионов больных.

Фактически, как признавали статисты, фельдшеры в сельской местности выполняли обязанности врачей. По аналитическим подсчетам на одного медицинского специалиста приходилось 25000 человек населения [211]. На съезде медиков отчетливо обозначилась задача повышения специализации фельдшеров и расширения их сферы деятельности. Медицинские чиновники признавали сохранение пагубной ситуации в государстве. Казахские фельдшеры при всем желании оставались ограниченными в своих действиях.

По качеству полученных знаний, специфике полномочий, скудном инструментарии, фельдшеры локализовались на выполнении незначительных хирургических операций. Наиболее успешные фельдшеры выполняли свои функции в закрепленных за ними приемных покоях и аптеках. Периодически курсировавшие фельдшеры в аульной глубинке зачастую использовали народные средства и фиксированное количество медикаментов, распределяемых в зависимости от финансирования по медицинской части.

Наблюдатели отмечали несоответствие методики преподавания в фельдшерских училищах современным реалиям. Казахские фельдшеры повышали собственную квалификацию в производственной деятельности. В личных делах фельдшеров не прослеживается информация об их дальнейшем обучении или повышении квалификации.

В медицинской иерархии по официальной статистике фельдшеры, акушеры, лекарские ученики и повивальные бабки признавались низшим персоналом. В процентном соотношении эти группы врачей доминировали.

Причем в уездах фельдшеров в процентном соотношении фиксировалось больше, чем в городах. Подобная картина наблюдалась во всех областях расселения казахов.

Реформирование медицинского положения в степных областях по закону от 29 мая 1897 года было призвано коренным образом изменить социальную ситуацию. Эта реформа в конечном результате не соответствовала фактическим нуждам местного населения. На момент реформы во всех областях насчитывался ограниченный медицинский персонал. Ранее с года в каждом уезде полагалось наличие 1 уездного врача VII класса с содержанием 1800 рублей в год, по 1 акушерке с жалованием 400 рублей, по уездному фельдшеру с финансированием в 360 рублей и нескольких волостных фельдшеров, получавших 220 рублей в год. В уездах при каждом уездном враче находился приемный покой с аптечкой и небольшие стационарные пункты лечения [212,с. 22].

Работа незначительного медицинского персонала, в частности, в Семипалатинской области с территориальными масштабами в 4 211 85 кв.

верст, признавалась неэффективной. На основании нового положения каждая область делилась на несколько участков. Планировалось наличие в каждом участке 1 врача,1 акушерки-фельдшерицы,1 фельдшера. Жалование врачам понижалось с 1800 рублей до 1200 рублей в год. Врачи переводились из VII класса служащих в VIII. Оклад акушерок снижался с 480 рублей до 360 рублей, фельдшера – с 360 рублей до 220 рублей. На разъезды медицинским служащим ассигновывавалось по 5760 рублей в год. Расходы на медикаменты в Семипалатинской области составляли 3450 рублей. В среднем на каждый участок приходилось несколько сотен рублей. В той же Семипалатинской области планировалось распределение 2 врачей в волости с казахским населением, что не решало проблему ликвидации эпидемий. Согласно анализу в среднем на подготовку и обучение в школе и в университете специалиста затрачивалось 14 лет с соответствующим финансированием и энергозатратами.

Работа пришлых специалистов в плохо обустроенных пунктах не соответствовала их запросам. В степных областях сохранялся дефицит медицинских кадров, выбиравших благоприятные для проживания зоны.

Материальное обеспечение акушерок и фельдшеров не могло сравниться с окладами полуграмотных волостных писарей, нехватка инструментов и приемных покоев снижала эффективность труда медиков и подрывала значимость официальной медицины среди населения. Так, военный губернатор Семипалатинской области, фиксируя существенный недокомплект медицинского штатного состава, отмечал причины сложившейся ситуации:

«нынешние условия службы врачей не привлекают на здешнюю далекую окраину достаточного числа лиц наиболее полезных населению своими медицинскими познаниями» [213, с.23].

По данным статистов, в 1906 году по результатам исследования жалования нескольких тысяч государственных, земских и частных врачей в среднем на каждого из них приходилось до 800 рублей в год. Качество жизни вольноприходящих врачей оценивалось в сумму от 800 до 1000 рублей.

Аналитическая статистика свидетельствовала о низком финансовом обеспечении многих врачей в сумме от 200 до 300 рублей в год. Социальная статусность работников медицины признавалась неоправданной: «На лестнице разных родов государственной службы врачи занимают сравнительно низкую ступень. В то время как учителя средних учебных заведений, судебные следователи, мировые судьи, податные инспекторы занимают должности не ниже 7 класса, большинство врачей находятся в должности 8 класса, а младшие военные врачи даже 9-го» [213]. Годовой оклад титулярного советника, врача Карабаева в середине 90-х годов XIX века составлял 800 рублей. В этот период Карабаев ходатайствовал у Военного губернатора области об отставке, мотивируя свое решение «домашними обстоятельствами», по которым он не мог продолжить дальнейшую службу [214, л.1]. Ограничение в финансовых средствах снижало уровень социализации медиков, знания и кругозор которых базировались на требовавших постоянного улучшения университетских познаниях.

Одним из первых дипломированных врачей края являлся Амре Дурманович Айтбакин. Уже в 1895 году он известен как медик Каркаралинского 3-х классного училища. Айтбакин имел звание титулярного советника [215, с.127]. Его отец Дурман имел зимнюю стоянку в Акпетьтавской волости. Айтбакин не ограничивался практикующей деятельностью только в училище. При острой нехватке врачей в восточных провинциях к его услугам специалистов прибегали жители округа. Айтбакин, пожалуй, был одним из немногих проживавших в городе казахских врачей.

В категории военных медиков числился Санжар Асфендияров. По окончании Санкт-Петербургской Императорской военно-медицинской академии он начинал работу по медицинской части в среднеазиатском городе Термизе [64, с.145].

С 1906 года в Семипалатинске работал фельдшер Ахмеджан Козбагаров.

Первоначальное образование он получил в Семипалатинской сельскохозяйственной школе. Впоследствии Козбагаров продолжил обучение в Омской фельдшерской школе [65, с.162]. В биографиях казахских служащих редко встречаются материалы об их переучивании по совершенно разным специальностям. Дефицит финансовых средств и времени обуславливали рациональное использование наличных ресурсов казахскими юношами.

Очевидно, в данном случае Козбагаров исходил из практичности реализации своих возможностей именно по востребованной в животноводческом регионе профессии фельдшера.

В станице Баянаул Павлодарского уезда Семипалатинской области работал выпускник медицинского факультета Томского государственного университета Асылбек Жуманович Сеитов [59, с.50].

Его отец – Жуман Сеитов – выполнял обязанности переводчика канцелярии генерал-губернатора Западной Сибири. В этой связи вызывает интерес зачисления его сына на медицинский факультет.

Обязанности участкового фельдшера в Кокчетавском уезде выполнял Четыбеков Беркутбай. Как правило, на один пункт приходилось несколько волостей. Нагрузки на медицинских специалистов возрастали в эпоху инфекционных эпидемий. В 1902 году он награждается серебряной медалью «За усердие» на Станиславской ленте [216]. В архивах документов о подобных награждениях казахов-врачей не обнаружено. В 1911 году Четыбеков откомандировывается штатным медицинским фельдшером на 10-й участок этого же уезда [216]. На примере Четыбекова фиксируется процесс медленного увеличения штатного персонала при наличии права выбора сферы производственной деятельности молодых специалистов. Беркутбай Четыбеков числился некоторое время при штате канцелярских служителей крестьянских начальников Кокчетавского уездного съезда. Действительно, ряд образованных казахских специалистов работали при канцеляриях не по профилю, существенно снижая профессиональную квалификацию.

На 3-м участке Базаровской волости Зайсанского уезда работал медицинский фельдшер Талтаков Рахмет. Талтаков окончил Омскую центральную фельдшерскую школу. Он был уроженцем Зайсанского поста Семипалатинской области [207,л.14]. За проявленное усердие приказом генерал-губернатора Талтаков поощряется похвальным листом – юридическим документом, подтверждающим степень квалифицированности и гражданской ответственности труженика [217]. На 2-м участке Омского уезда приобрел известность участковый фельдшер Мукучев. В 1902 году он поощряется серебряными часами. Аналогичную награду получил участковый фельдшер Аккаинского уезда Шаймерденов. Пик поощрений и наград по Степным областям приходится на 1902 год. В первом десятилетии ХХ века наблюдалась вспышка оспы в данном регионе. Актуализировалось качество работы врачей.

Формируются группы оспенных учеников. Согласно источникам, похвальными листами награждались оспенные ученики Акмолинской области Толжанов Омар, Майликутов Оспан, Акмухаметов Садыкпек [218].

По данным 1915 года в Троицком уезде работал врач Алдияров Аубакир [159, с.118]. В Тургайской области широкую популярность получил Мухамеджан Карабаев работавший долгое время врачом I участка Иргизского уезда и имевший звание статского советника [214, л.83]. С детства Карабаев находился под влиянием И.Алтынсарина, который рекомендовал его в Казанский пансионат при Троицкой мужской гимназии. Карабаеву как «… единственному на уезд врачу приходилось выезжать на погашение очагов острозаразных эпидемий, производить срочные хирургические операции, принимать тяжелые роды» [13, с.117]. В восточных провинциях империи испытывался острый дефицит медиков. В начале XX века Карабаев обладал непререкаемым авторитетом в Тургайской области. Профессиональные услуги казахских специалистов применялись и в переселенческих селах. Именно на Карабаева возлагалась процедура проведения медицинского расследования состояния переселенческого населения от последствий голода в Кустанайском уезде [219]. Численность врачей в области оставалась незначительной. В период социальных потрясений медики обслуживали население при крайне скудном финансовом бюджете.

Позже Карабаев командировался на длительный период в Якутию по случаю эпидемии инфекционных заболеваний. В Сибири он пребывал с 1911 по 1916 год [219]. В Тургайской области Карабаев проработал более 20 лет с по 1911 год и считался одним из опытных специалистов. Из биографии казахских служащих известны единичные случаи их делегирования по служебной необходимости за пределы Степных областей. Областные власти испытывали сильную степень доверия к Карабаеву. По роду деятельности предполагался его контакт с «инородческим» населением Сибири, которое психологически должно было испытывать уважение и признательность врачу Карабаеву по причине антропологического родства и духовной близости. В Якутии Карабаев занимал должность Верхоянского участкового врача, затем работал Колымским участковым врачом. Впоследствии Карабаев проживал в Оренбурге – городе, в котором концентрировались казахские интеллигенты и служащие. В 1916 году Карабаева командировали в Петроград для работы в организации Красного Креста. В этот период дефицит медиков сохранял свою актуальность. Например, в Акмолинской области имелось 7 вакансий участковых врачей – 3 в городах Кокчетав, Атбасар, Акмолла и 4 в селах [220].

В отличие от канцелярских служащих сельские врачи и фельдшеры имели обширное поле деятельности. Реальную конкуренцию им составляли шаманы и знахари. Медицинские специалисты в большей степени вынуждены были рассчитывать на собственные знания и возможности. Рабочий день этих служащих в сельских условиях носил лихорадочный характер. В трудных условиях и непредсказуемых ситуациях эти специалисты заслуживали собственный авторитет. В источниках нет сведений о командировании специалистов на курсы повышения квалификации. Производственная квалификация оттачивалась в ежедневной работе и контактными консультациями с медиками из городов или смежных волостей. В силу существующей национальной традиции приобретшие известность врачи и фельдшеры имели право доступа к казахским авторитетам и султанам, находились в привилегированном положении в казахских общинах. Знание русского языка и официальный статус дипломированных специалистов определяли их выезды в переселенческие населенные пункты.

Итак, в исследуемый период в Казахстане формируются национальные медицинские кадры, представленные врачами и фельдшерами. Проведенный анализ позволяет сделать следующие выводы: во-первых, казахские медицинские кадры начинают готовиться с начала XIX века; во-вторых, казахские специалисты проходили обучение в фельдшерских школах, а впоследствии со второй половины XIX века в университетах на медицинских факультетах; в-третьих, численность врачебно-фельдшерского персонала применительно к казахскому населению оставалась незначительной; вчетвертых, из группы казахских специалистов лишь единицы работали в городах. Большинство было задействовано в волостях. Из казахских врачей и фельдшеров только незначительная часть проживала вне пределов этнотерритории выше казахских общинников. И все же в этот период в империи актуализировалась проблема социально-имущественного обеспечения врачебно-фельдшерского персонала.

Подавляющее большинство казахов занималось животноводством.

Казахские юноши рационально подходили к выбору профессии ветеринара. По сути, занятие ветеринарным делом предопределяло возвращение казахов в привычную аграрно-кочевую социоэтническую среду. Условия городской жизни преломляли жизненные приоритеты повзрослевших юношей. По окончании ветеринарных училищ молодые люди распределялись в уездные пунктовые участки. Фактов массового проживания ветеринаров в городах не зарегистрированоВ обязанности ветеринаров вменялся осмотр гуртового и «промышленного» скота, надзор за местами выпаса и убоя. Объемы ветеринарных участков, в частности, в Акмолинской области, варьировались от 7 до 66 квадратных верст. Численность скота на участках колебалась от тысяч до 300 тысяч голов. Аналогичные показатели в целом были характерны для остальных Степных областей. Ветеринары обслуживали казахские волости и переселенческие деревни. По аналитическим сведениям областных властей и ветеринарного начальства, распределение скота между специалистами носило неравномерный характер. Врачи не имели возможности качественно организовать в стационарных пунктах их пребывания лечебного дела и зоотехнических мероприятий. Ветеринары лишались возможности частых регулярных рейдов в отдаленные селения и аулы. Поэтому в докладе резюмировалась неэффективная работа ветеринаров в крае.

Большинство уездов в своем составе имели казахские волости. В Акмолинской области в 1910 году на службе по 14 уездам состояло ветеринаров. Русские уездные ветеринарные врачи зачастую не владели казахским языком. Данный фактор затруднял эффективность их труда в волостях. Медицинский штат в уездах состоял из ветеринарного врача, ветеринарного фельдшера и ветеринарного стражника. Численность казахских специалистов в областях оставалась незначительной. Например, из нескольких десятков специалистов-ветеринаров в Акмолинской области на службе состояли только 2 этнических казаха - врач Избасаров и фельдшер Альдибаев.

Исследование ветеринарного корпуса в областях характеризует продолжающийся умеренный процесс формирования ветеринарного медицинского контингента из казахской среды. При ситуации сохранения дефицита подготовленных кадров казахские ветеринары достигали уровня уездных врачей, полномочия которых сохранялись в рамках обширной территории [221].

Из ветеринарных врачей следует выделить Избасарова Джусупа. Его карьера началась в Копальском уезде Семипалатинской области. В 1901 году Избасаров согласно прошению назначается уездным ветеринарным врачом IV участка Акмолинского уезда [222]. Ранее приказом по гражданскому ведомству по МВД он производится в титулярные советники. Должность управленческого уровня обязывала, в том числе казахских служащих, стремиться к титулам, являвшимися подтверждением их квалификации и признанием заслуг. В представлении аграрной среды знаковая атрибутика служащих символизировала их деловые качества. Через непродолжительное время по приказу Избасаров переводится на ХIII участок Атбасарским уездным врачом.

С 1907 года он трудился ветеринарным врачом на XXXIV участке Акмолинского уезда. Пожалуй, он являлся одним из немногих изъездивших всю Акмолинскую область ветеринаров. В этот период Избасаров получает звание надворного советника или VII чин [223]. Примечательно, что звание надворного советника было уделом выходцев из разночинной среды. По уставу к чиновникам с VIII чина, то есть коллежского асессора, обращались по терминологии «Высокоблагородие». Это обращение являлось новым в казахском обществе и формировало дистанционную форму отношений на уровне официоза, тем самым приближая казахских разночинцев к статусу местных аристократов, всевластных волостных и обеспеченных баев.

Избасаров повышается в чине со старшинством коллежского секретаря. В империи повышение в чине проводилось за выслугу лет и заслуги.

В 1910 году Избасаров выполнял обязанности уездного ветеринарного врача на XIV участке Акмолинской области. Таким образом, только за 10 лет производственной деятельности он проработал на 3 смежных участках.

Выполняя служебные функции на IV участке, Избасаров обслуживал крестьянских волостей с переселенческим населением и 1 казахскую. Это не единичный случай эффективной работы казахских специалистов в районах с концентрацией русского населения. Соответствующие условия труда мобилизовывали внутренние ресурсы казахов, ориентированных на сохранение своих позиций в производственной нише и дальнейшей карьере.

Объем территории курируемого Избасаровым участка составлял квадратных верст с несколькими сотнями тысяч голов. В отчете Акмолинского губернатора учитывалась загруженность ветеринарного персонала и актуализировалась проблема увеличения количества специалистов с соответствующим дроблением территории области на пунктовые участки [222, с.25]. За период работы ветеринаром XII участка Атбасарского уезда Избасаров переводится в звание коллежского асессора по причине выслуги лет [224]. Повышение Избасарова проходило по итогам его работы на каждом новом участке. Синхронно с каждым новым переводом он добивался положительного результата, демонстрируя высокую производительность труда.

По документации ветеринары нередко переводились на разные участки по приказу властей. Авторитарно-приказные методы оказывались эффективными в исправлении ситуативных проблем. Ветеринарам предписывалось скорейшее перемещение в зоны чрезвычайных бедствий. По всей видимости, Избасаров находился на особом счету у властей как опытный и инициативный специалист.

Отрывочные сведения сохранились об Ахмете Чегирове. Во второй половине 80-х годов ХIХ века Чегиров, будучи стипендиатом Каркаралинского уезда, числился среди учащихся Войсковой ветеринарной фельдшерской школы Сибирского казачьего войска [207, л.18]. Вскоре молодой сотрудник Усть-Каменогорского уезда награждается похвальным листом. Распоряжением Степного генерал-губернатора ветеринарный фельдшер Алкабекского ветеринарно-охранного пункта Семипалатинской области Чегиров был поощрен халатом 3-ей степени [225].

Функции ветеринарного врача на скотопрогонном тракте в урочище ТойУткуль выполнял Султанов Ибрагим. Впоследствии власти его задействовали на охранно-карантинной линии по реке Чу, которая являлась административной границей между областями империи [226]. Обязанности пунктового ветеринарного врача Чуйского Охранного пояса выполнял не имеющий чина Нургалий Якупович Якупов. В обязанности ветеринаров вменялся обязательный контакт с населением. Казахские служащие владели двумя языками, что и обусловливало необходимость их пребывания на проблемных участках.

Обязанности волостного фельдшера Семипалатинского уезда исполнял Садык Досумбеков. За отличную службу он был поощрен халатом 3 разряда [227].

В числе ветеринарных фельдшеров Кокчетавского уезда состоял Темирбек Альдибаев [228].Уроженец Кокчетавского уезда Альдибаев окончил ветеринарно-фельдшерскую школу Сибирского казачьего войска [132, л.14].

Типичная особенность казахских стипендиатов – возвращение на территории исходного проживания. В этом проявлялась суть национального характера. В данном действии и подобных поступках сказывалась склонность избежания риска в судьбоносном решении. Казахские служащие предпочитали начинать профессиональную деятельность в зоне концентрации своей родовой общины.

В 1904 году за формулировкой «для пользы службы» фиксируется его перевод на ХIII участок Акмолинского уезда [229]. Данный тезис встречается весьма часто в переводных делах служащих области. Соответствующий регулятор отношений возможно рассматривать как взаимный обмен опытом и избежания фактора привыкания к местным условиям, что негативно могло сказаться на производительности труда чиновников всех уровней.

На Чуйской ветеринарно-охранной карантинной линии между Акмолинской и Сырдарьинской областями трудился пунктовый ветеринарный фельдшер Джансарин [230]. С начала ХХ века государственные власти практиковали процедуру перемещения казахских служащих – уроженцев степных областей Казахстана в южные регионы, совсем недавно включенные в состав государства. Политическая цель данной акции заключалась в установлении контактов с местными родоплеменными авторитетами при тотальном дефиците специалистов из жителей данных областей и незнании языка, традиционных основ населения русскими профессионалами. Пунктовые врачи на карантинной линии в весенний период курсировали вдоль приграничной реки Сарысу, осуществляя контроль над перемещением скота из Сырдарьинской области.

В Оренбургском генерал-губернаторстве работал ветеринарный врач Хусаин Заганьшинович Терегулов, который в 1916 году имел звание коллежского секретаря [231, с.123].. На V-м участке Челябинского уезда действовал не имевший чина Исен Кульпеисович Кульпеисов. Впоследствии он перевелся на IV-ый участок, будучи сверхштатным ветеринарным врачом [232, с.47]. В Тургайской области на XIII-м участке работал ветеринарный врач Ибрагимов [233]. В Иргизском уезде ветеринарным врачом работал титулярный советник, впоследствии коллежский асессор Сермухамедов [234]. Согласно архивных источникам, врачей и ветеринаров, имевших чиновничьи звания, оказалось больше в сравнении с учительским персоналом.

Обязанности пунктового ветеринарного врача в Томской губернии выполнял Мэтен Бекетаевич Бекетаев [235, с.68]. Первоначальное образование Бекетаев получил в Омской мужской гимназии. Затем он продолжил обучение в Казанском ветеринарном институте, который окончил в 1898 году [32]. В году он работал в деревне Теренгуль Каинского уезда [235, с.35].По официальной статистике, общая численность населения Каинского уезда составляла 323 242 человек [236, с.3]. При малой плотности населения на столь огромной территории при дефиците специалистов фиксировалась их хроническая загруженность. В Сибири численность ветеринаров всех уровней оставалась невысокой. Так, в Томской губернии работало 60 специалистов [236, с.11].

Насущная необходимость сохранения и обеспечения экономического потенциала предопределила перемещение ветеринаров, особенно наиболее успешной части из них, на различные пунктовые участки. В среднем ветеринары меняли участки через непродолжительный период по факту улучшения ситуации. Соответствующие энергозатраты государство компенсировало повышением в чине.

Итак, в ХIХ веке формируется группа казахских специалистовветеринаров. Приведенный анализ позволяет сделать ряд выводов: во-первых, ветеринарное образование казахские юноши получили в ветеринарных школах.

Впоследствии казахи обучались на ветеринарных факультетах высших учебных заведений; во-вторых, большинство казахских ветеринаров начинали служебную деятельность в местах своей родовой этнотерритории; в-третьих, численность ветеринарного потенциала в крае оставалась незначительной, что определяло их большой объем работы; в-четвертых, в этот период происходит перемещение наиболее успешных казахских специалистов на ветеринарные пункты-участки с целью улучшения ситуации в животноводческой сфере; впятых, большинство ветеринаров состояло на службе в низших классных числах с соответствующим окладом.

Таким образом, в регионе формируются профессиональные группы казахских служащих: учителей, врачей, фельдшеров и ветеринаров.

Профессиональная специализация указанных служащих соответствовала национальным традициям казахского народа. При этом система их подготовки основывалась на русско-европейских образовательных канонах. Внутри профессиональных групп между специалистами сохранялась существенная разница по качеству подготовки, степени акклиматизации, финансовому обеспечению. Только незначительная часть национальных специалистов проживала в городах. По выявленным данным в городах в этот период функционировали немногочисленные категории казахских учителей. Служащие этих групп достигали определенных результатов своего развития в сельской среде.

Географический анализ рассредоточения казахских служащих резюмирует вывод отсутствия конкуренции между ними по причине их дифференциации по профессии и незначительном количестве на огромной территории с малой плотностью населения. В смешанных поселениях, особенно в зоне преобладания неказахского населения, служащие конкурировали с чиновниками из других национальных групп. Зафиксированные в личных делах награды и поощрения казахских специалистов косвенно демонстрируют их рвение к служебной деятельности. В XIX веке некоторые специалисты достаточно успешно справлялись с повышенными нагрузками в мононациональных русских селах, как, например, казахские врачи Карабаев, Айтбакин и целая группа фельдшеров и ветеринаров Основная масса учителей, врачей и ветеринаров концентрировалась в аграрной сфере. Анализ личных дел большинства специалистов этих профессий демонстрирует незначительное представительство в их среде выходцев из социально-престижных слоев казахского общества как-то султанства или других знатных сословий. Значительная часть из исследованных специалистов за длительный период своей деятельности не смогли совершить карьеры по служебной иерархии, ограничиваясь низшей ранговой титулатурой с соответствующим обеспечением.

Казахские служащие в органах административнотерриториального управления В процессе доминанты влияния имперских структур в областях акцентировалась задача присутствия местных национальных представителей в административной и силовой системах управления.

Казахские служащие имели право работать в полицейском управлении. В штате Омского городского полицейского управления на должности канцелярского служителя состоял Ережеп Итбаев, впоследствии переведенный на службу в Семипалатинскую область [237]. Уровень подготовки Итбаева ограничивался полным курсом Омской гимназии. Характерно, что он продолжил свое обучение в Томском университете на медицинском факультете, но не закончил его. Обучению в университете он предпочел канцелярскую должность с учетом гаммы объективных обстоятельств. В возрасте 24 лет он характеризовался как холостой [238, л.28]. В 1906 году через 6 лет трудовой деятельности Итбаев уволился в отставку. Через полгода в октябре 1907 года он восстановился по линии министерства юстиции в Омский окружной суд на должность переводчика. По месту службы он имел весьма положительные рекомендации. Подтверждением заслуг Итбаева является динамика присвоения ему чинов. В 1909 году он за выслугу лет получил звание коллежского регистратора со старшинством. В 1913 году Итбаев состоял в чине коллежского секретаря со старшинством. Финансовый оклад Итбаева с учетом его классности составлял 1000 рублей, из которых объем жалования достигал 450рублей, столовых-225рублей, квартирных-225 рублей, добавочных-100 рублей [238, л.47]. В отличие от аульных учителей и медицинских специалистов Итбаев работал в городе и имел более высокое финансовое содержание. Данный фактор предопределил действия Итбаева, как и ряда других выпускников училищ, в выборе профессии.

С 1914 года при Омском окружном суде состоял Мусульманбек Джумашевич Сеитов. В 1915 году на него возлагалось временное заведование Iм столом Уголовного отделения. Через месяц в ноябре 1915года он назначается временно исполняющим обязанности помощника секретаря этого же отделения.

Впоследствии Сеитов по прошению уволился в отставку [202, л.14].

В этот же период обязанности коллежского регистратора исполнял Досумбеков Баймурат. За время обучения в Омской центральной фельдшерской школе уроженец Акмолинской области Досумбеков продемонстрировал отличные успехи [239, л.228].

При этом Досумбеков предпочел медицинской службе работу в управлении. Выбор решения имел веские основания. Мотивация зачисления казахов в полицейские структуры заключалась в установлении контактноконтрольной связи с казахским населением. Действительно, позже Досумбекова командировали к крестьянскому начальнику 1-го участка Омского уезда [240].

Впоследствии он работал смотрителем Акмолинской областной больницы для душевнобольных [241].

Казахские чиновники на местах были востребованы с целью предотвращения и разрешения конфликтов между властными структурами и этническими общинами. Канцелярский служитель 3 разряда Мухаммед-Гали Абулгазин в 1906году состоял на службе при канцелярии Омского окружного суда. Длительное время он функционировал при участковом мировом судье Кокчетавского уезда [242]. Обычно казахские канцеляристы в подобной сфере совмещали должности переводчиков и писарей.

С 1901 по 1915 год при Троицком уездном полицейском управлении обязанности столоначальника I-го стола исполнял не имевший чина Айтленов Айжан Айтленович [243, с.10]. В начале ХХ века происходят изменения престижа должностей в иерархии управления и общественного восприятия. В частности, небезызвестный чиновник М. Бекчурин занимал должность столоначальника в 70-80-е годы XIX века и пользовался весьма высокой популярностью в местных чиновничьих кругах. Должностной оклад М.

Бекчурина в 1871 году составлял 500 рублей. [243, с.35]. В сравнительном анализе по финансовому обеспечению он уступал управляющим и начальникам отделений гражданского управления Оренбургского края. Значительно позже существенно расширился административный штат. Ролевые функции большинства чиновников сузились по регламентируемым нормативам нового времени. По факту занимаемой должности Бекчурин имел звание Статского советника. По ранговой схеме должностных полномочий Айтленов занимал должность без какой-либо классности. На данном примере логичен вывод проникновения казахских представителей в вакуумные ниши канцелярской сферы. Данный процесс носил медленный, методический, постоянный характер.

Выпускник Омского технического училища Джусуп Сатыбалдин связал свою судьбу с Омским управлением. По мнению дирекции училища, отличник Сатыбалдин подавал прекрасные надежды на дальнейшее обучение в университете. В 1901 году приказом генерал-губернатора Сатыбалдин получил направление в распоряжение Председателя Акмолинского уезда по крестьянским делам [244]. Примечательно, что в этом же управлении состоял на службе в качестве словесного переводчика брат Джусупа Сатыбалдина Балабек Сатыбалдин Тлеукин [245]. Близкородственная связь никоим образом не помешала работать Сатыбалдиным в административной структуре.

Казахские чиновники привлекались как профессиональные переводчики и по степени подготовки в познании делопроизводства превосходили полуобразованных толмачей второй половины ХIХ века. Впоследствии Балабек Тлеукин продолжил производственную деятельность учителем Нуринской аульной школы Акмолинского уезда. Мотивы выбора соответствующего решения неизвестны. На учительском поприще Тлеукин реализовал себя успешно. За особые заслуги, он, будучи учителем, получил в награду серебряные часы [246]. По источникам в системе наград относительно аульных учителей доминировали различного рода ценные подарки.

В штат управления Акмолинского уезда состоял бывший канцеляристский служитель Верненского окружного суда Хусаин Ерденбаев. По роду занятий Ерденбаев находился в роли словесного переводчика.[247]. Впоследствии он продолжил свою деятельность канцелярским служителем 2 разряда при Омском окружном суде [248]. Штат Акмолинского управления постоянно расширялся. В 1903 году в составе членов управления числился младший переводчик Садвакас Джантасов. Позднее он работал в звании губернского секретаря [249]. По роду деятельности казахские переводчики управления выполняли должностные обязанности в иных структурах. Так, Джантасов делегируется в распоряжение окружного инженера Тобольско-Акмолинского горного округа. За исправную службу Джантасов получил чин коллежского секретаря [250]. Достижение нового чина определялось работоспособностью служащих.

При Тургайском областном правлении на службе состояли Ш. Алматов и А. Тюлькибаев. Письмоводитель Кустанайского уездного управления губернский секретарь Тастемиров временно заведовал Кустанайской тюрьмой В плеяде казахских служащих выделяется незначительная группа чиновников, задействованная в различных структурах. Обязанности счетного чиновника при контрольной палате исполнял титулярный советник Магзум Бисалиевич Каратаев [187, с.25]. С 1915 года, будучи коллежским асессором, он исполнял подобные функции при Ташкентской железной дороге. Ранее он имел звание губернского секретаря и действовал при казенной палате Оренбургского генерал-губернаторства [231,с.8].

В Тургайской области при судносберегательной кассе в должности кассира работал губернский секретарь Мухамедьяр Хангереевич Тунганчин [252, с. 46]. Карьера Тунганчина начиналась в Тургайском областном правлении [261]. Параллельно он исполнял обязанности переводчика при строительном отделе. [253, с. 42]. Вероятно, некоторые казахские служащие синхронно действовали на двух работах, при этом работа переводчика зачастую играла доминирующий характер.

На рубеже XIX-XX веков в Оренбургской контрольной палате на должности счетного чиновника числился султан Асадулла Салимович Идигин.

[254, с. 39].. Идигин не имел чиновничьего звания, но в делопроизводстве обозначен под султанским титулом. Данное явление носило редкостный характер, так как большинство султанов предпочитали работать во властных структурах. В работе Оренбургского сиротского суда принимал участие Ульдан Ахметович Ахметов [187, с.22]. В Актюбинской уездной канцелярии служащим 3 разряда работал Исгалий Жиенгазиевич Досов [255].

Примечательно, что в начале ХХ века среди казахских служащих выделяется незначительная группа специалистов, состоявшихся в сферах, малоизвестных казахам. Казахские чиновники в единичной вариации начинают функционировать на железной дороге, почте и т.д. Причем эти служащие пребывали в командировках и перемещались в обширной зоне степных областей и Приуральско-Сибирского приграничья. В Омской телеграфной конторе трудился почтово-телеграфный чиновник IV разряда Досмухамед Кеменгеров [256]. По линии Омского почтово-телеграфного округа Кеменгеров длительное время работал в качестве помощника начальника Акмолинской конторы. В его компетенции находились контроль и анализ почтового делопроизводства на локальном участке области. На этой же должности Кеменгеров удостаивается звания титулярного советника. Впоследствии в году приказом начальника Омского почтового телеграфного округа он назначается чиновником IV разряда в штат Тобольской конторы [257]. Следует отметить, что командировка Кеменгерова длилась полгода. Мотивы перемещения этого чиновника на огромном участке были связаны необходимостью временной инспекциии и взаимного обмена опытом. Летом 1906 года Кеменгеров перемещается из Тобольской конторы в Омскую [258].

Осенью 1906 года за заслуги он переводится из титулярных советников в чин коллежского советника с сохранением собственной должности помощника начальника Акмолинской конторы [259]. Власти нередко привлекали Кеменгерова к выполнению общественных работ, демонстрируя степень доверия к исправному служащему. Железные дороги в восточных районах империи закладывались в последней четверти XIX века. Транспортная сеть зачастую пролегала через малозаселенные удаленные от центра места.

Чиновничье-технический штат формировался в условиях дефицита кадров. В 1897 году МВД принимает решение установления оклада начальникам почтовых отделений Уральской и Тургайской областей в 600 рублей, почтовотелеграфным чиновникам-390 рублей, надсмотрщикам-480 рублей [260].

Оклады чиновников указанной структуры оказались выше представителей ряда категорий рассмотренных служащих. Кеменгеров состоялся как специалист на Сибирской линии, обладавшей большой пропускной способностью.

В штате Омской телеграфной конторы в должности почтово-телеграфного чиновника IV разряда числилась Софья Джалалбекова [261]. К сожалению, не удалось установить ее национальность. В ракурсе исследования казахских женщин-служащих данный фактор весьма примечателен. В этот период казахи работали на промышленных предприятиях. Очевидно, формируется незначительная группа казахских служащих в этой сфере. Так, выпускник 2классного Павлодарского училища Анафин Султан Анафинович с 1916 года работал конторщиком на Экибастузском заводе [262].

В областном Правлении Оренбургских казахов в должности помощника архивариуса находился Салимгерей Габайдуллинович Кальметев [263, с.52].

Эту должность он занимал с 1868 года [156, с.52]. Впоследствии он состоял в штате управления Оренбургской губернии в качестве переводчика–аудитора [154, с.85]. В Семипалатинском уездном казначействе работал канцелярский служитель Мухамеджан Назарович Назаров.

В 1906 году по приказу Тобольского губернатора заведующим конского участка назначается Айтмухамед Айтбакин [264]. Вероятно, эта личность была связана родственными узами с известным в Сибири и Северных областях Казахстана врачом Айтбакиным. Сын султана Джантурина Селимгирей Джантурин по окончании курса физико-математического факультета СанктПетербургского университета состоял земским начальником в Уфимской губернии. Уроженец Акмолинской области Сыздык Меченбаев работал канцелярским служителем 2-го разряда при Омском окружном суде с 1908 года.

Впоследствии он находился в распоряжении мирового судьи Атбасарского уезда [265]. Казахские служители низовых разрядов, как правило, не выезжали за пределы областей проживания.

Летом-осенью 1903 года чиновники особых поручений при Тургайском военном губернаторе Дербисали Беркимбаев и Абиль Тюлькибаев ездили в Ростов–на Дону для покупки скота [255]. Процедура перемещения казахских служащих стала практиковаться, судя по документам, с начала ХХ века Соответствующие командировки способствовали экономическим познаниям и расширению кругозора командированных, которые в своей этнокультурной среде занимались информационно-пропагандистской работой. Эти чиновники постепенно внедряли новые образцы поведения в свои семьи и в ближайшее окружение, распространяя новую модель отношений. Командировочные поездки длительного характера вселяли ощущение масштабности имперской территории и ее политического могущества на служащих. Чиновники познавали окружающий мир и имели все основания для сравнения с реалиями родного региона. Данные поездки стимулировали производственную деятельность служащих. Анализ личных дел и сведений многих из них демонстрируют карьерный рост и включение в ранговую титулатуру по итогам командировок. Ситуативным показателем этого процесса являются биографии А. Сейдалина, А. Темирова, И. Алтынсарина, Т. Джантурина, Б. Каратаева и целой серии военных и юристов. Русский чиновник Оренбургского правления проанализировал поведение командированных с ним в Ростовский край казахских служащих. Информатор отмечал неподдельный интерес его товарищей к экономической инфраструктуре, социальным отношениям и культуре труда населения областей, через которые они проезжали: «Киргизы всем интересовались и удивлялись русскому гению, создавшему такие чудные вещи по мере возможности [266]. По его наблюдению, эти чиновники после долгой поездки испытали радостные чувства от восприятия Донских степей, ландшафт и растительность которых напомнили им родину. В этом тезисе отражается привязанность чиновников, равно как и всех горожан в первом поколении, к родным устоявшимся обрядам и традициям в подсознании.

Психологический фактор восприятия данной картины свидетельствует о маргинальности казахских служащих, балансировавших на пограничье разных культур. Наиболее прогрессивные служащие испытывали дискомфорт при процедуре импорта некоторых моделей социально-экономического и политического характера в регион, изначально отрицаемые казахским населением.

Основная часть казахских чиновников оказалась задействованной в переводческой сфере различных органов власти. Из числа служащих Оренбургского генерал-губернаторства значительную часть составляли действовавшие в большинстве управленческих структур переводчики [253].

Лишь незначительная часть из них с течением времени поменяла профиль работы, совершив скачок в иерархию власти. Подавляющее их большинство были выходцами из социальных низов или материально обеспеченных семейств, которые, как явствует из исследованной документации, все же не в состоянии оказались обеспечить финансовое благоприятствование своих представителей. На масштабном межгосударственном уровне переводческой деятельностью занимались титулованные личности или аристократы с европейским образованием.

Будучи сотрудниками государственных структур, казахские служащие ощущали фактор социальной защищенности. Незначительный уровень подготовки при формировавшихся механизмах адаптирования к условиям другой властно-управленческой среды предопределил политическую пассивность некоторых из них в отстаивании частнособственнических потребностей и интересов народа. При этом данная категория граждан характеризовалась такими чертами, как трудолюбие, исполнительность, дисциплинированность. Такие критерии их статусности, как уровень дохода, источники дохода, тип жилья, вероятно, были одинаковыми. Составляющие факторы формирования их умонастроений оказались схожими.

Конкурентоспособные основы в данной группе казахского чиновничества отсутствовали, так как их профессиональная ниша в структуре власти локализовалась в сфере рутинного производства уровня младших должностей и переводчиков.

Казахские чиновники низового уровня ограничивались служебной деятельностью в аграрной зоне. Уровня подготовленности этих лиц оказалось достаточно для доминирования в зависевшей от стихийных бедствий и волевого давления государственных структур малообразованной сельской сфере. Подобные социальные отношения ограничивали служебное поле дальнейшей деятельности этих чиновников, рассчитывавших на незначительность финансового оклада и относительную свободу на территории сельских общин.

В начале ХХ века в России общая численность бюрократов составляла тысяч человек. Чиновники в зависимости от занимаемой должности, классности, сферы деятельности градировались по финансовому обеспечению.

Уровень коррупции и мздоимства у российской бюрократии оставался высоким. По закону 1894 года чиновникам I – IV классов запрещалось участие в правлениях и акционерных компаниях [267, с.195].

Это европейское новшество имело целью обуздание природы лоббирования чиновниками частных интересов в государстве. В казахском обществе, как и во многих других этнотерриториях со спецификой местных отношений, любой служащий воспринимался родственниками как выразитель коллективных общественных интересов. Полностью избежать этого императорской власти не удалось даже в районах сплошного расселения русского населения. В рамках половинчатых буржуазных преобразований положение казахских служащих представляло собой весьма интересное явление. Аульные аксакалы и волостные старшины как представители местной этнической формы управления своими действиями показывали пример служения во благо государства. В источниковых материалах есть множество сведений о влиянии волостных во время выборов, принятии важных административных решений, сборе общественных сумм и оказании помощи на старте жизненного пути молодым людям.

Социально-базовые установки аграрно-провинциальной стихии определяли конкретный способ поведения, вырабатываемый и передаваемый по наследству ее представителям для реагирования в типичной ситуации.

Выработать новые способы поведения в экстремальной ситуации оказалось сложным. Ценностные ориентации представителей социальных групп казахов определялись ролевой статусностью старших членов семей и их ожиданием на минимальном уровне результативности растущего потомства. Сын известного общественного деятеля муллы Кокенев Хажиахмет, 25 лет, выходец из почетных казахов выпускник Омского уездного училища, знаток русской и татарской грамоты в 1907 году числился в качестве служащего Акмолинского окружного приказа [268]. Его отец Хасен Кокенев ранее, будучи волостным управителем в звании заурядхорунжего, не имел соответствующего образования и проживал на селе. С течением времени критерии образования сохраняли свою востребованность к социализации казахских специалистов.

Сейлбек Джанайдаров по окончании Омской гимназии обучался на юридических факультетах Томского и Санкт-Петербургского университетов.

Безусловно, этому способствовал его отец Мейрамбек Джанайдаров, занимавший должность младшего помощника Атбасарского уездного начальника [139, л.6]. В числе выпускников университетов и гимназий М.

Джанайдаров не числится. Очевидно, выбор перспективы совершенства представителей благородных слоев был спектрален в силу таковых ожиданий в отличие от большинства уроженцев «черной кости».

Материальный фактор как исходный стимулятор подъема личности существенно уступал укрепившимся внутренним установкам представителей различных социальных категорий. Будучи крайне бедными, юные султаны оказались последовательными и обладали разнообразным инструментарием в достижении цели. Например, лишенный состояния А. Букейханов лидировал в рядах казахской интеллигенции.

В числе служащих Омского полицейского управления выделялись представители султанской знати. Это VI класса сверхштатный чиновник особых поручений при Степном генерал-губернаторе, коллежский советник Аблайханов. Удача сопутствовала Аблайханову. Его карьера началась в последней четверти ХIХ века. Он занимал должность старшего переводчика при генерал-губернаторе. Первоначально он имел звание надворного советника, затем коллежского регистратора. Аблайханов неоднократно поощрялся генерал-губернатором. В 1900 году за оказание содействия властям в заготовке юрт для нужд военного ведомства Аблайханов удостоился благодарности от генерал-лейтенанта Карпова [269]. В течение длительного времени обязанности переводчика канцелярии Акмолинского генерал-губернатора исполнял Ишмухамет Сьюк-Оглы Аблайханов. Только в 1910 году он ушел со службы в звании статского советника [270]. Примечательно, что недвижимое имущество статского советника Ишмухамета Сьюк-Оглы Султана Аблайханова – надворные строения и усадьба оценивались Омским городским общественным банком в сумме 2500 рублей [271].

Казахские служащие действовали на должностях писарей и переводчиков.

Язык делопроизводства продолжал доминировать как средство общения между казахской общиной и правительственными учреждениями. В Степном крае властями с периода 80-х годов XIX века внедрялась практика искусственного сужения сферы влияния татарского языка. Потребность заполнения переводческого корпуса актуализировалась событиями второй половины XIX века. В районах компактного расселения татар и башкир нарастала тенденция роста антиимперских идеологических движений, программное крыло которых позднее оформилось в джадидизм. Государственные власти проводили тактику вытеснения татар и башкир из этой канцелярской группы. Поэтому переводческий корпус активно восполнялся казахскими выпускниками государственных школ. По-русски подготовленные казахские письмоводители оказались востребованными. На старте своей карьеры ряд казахских интеллигентов работали в качестве переводчиков и писарей. Определенная часть из них оказалась неудовлетворенной своим положением. Так, например Елеусиз Бюйрин работал писарем в волостном управлении, продолжая самообразование. Впоследствии по окончании казахской учительской семинарии он преподавал в Астрахани русский язык и литературу [33].

Потомки канцелярских сотрудников ориентировались на русско-европейские образцы культуры и как следствие на соответствующую модель образования.

С 1849 года в Оренбургской казенной палате работал переводчиком титулярный советник Альмухамед Ахметович Куватов. Оклад Куватова составлял 588 рублей. Жалование управляющего палатой достигало уровня 2000 рублей, жалование бухгалтера этого же предприятия – 700 рублей [146, с.73]. Величина оклада казахских переводчиков и прочих канцеляристов зависела от объема выполняемой работы и степени ответственности. Помимо Куватова в казенной палате на службе состояли до 10 занятых в различных сферах чиновников. По возрасту он превосходил многих остальных. Стаж его работы насчитывал более 20 лет. Помимо выделенного жалования и столовых, квартирные ему не полагались, тогда как остальные чиновники получали столовые. Анализ личных дел работников казенной палаты, делопроизводителей отделов, типографских канцелярий, землемерных отделов всех уровней, бухгалтерий, губернского казначейства, столоначальников свидетельствуют об относительно высоком уровне жалования Куватова в сравнении с почтовиками, экспедиторами, столоначальниками, землемерами, корректорами, помощниками делопроизводителей.

В источниках упоминается письменный переводчик уездного Петропавловского управления Дюсембаев, впоследствии перемещенный в Атбасар [272]. Губернский секретарь Байкадам Каралдин состоял письмоводителем в Тургайском уезде. Письмоводителем Кустанайского уездного управления работал коллежский секретарь Хусаин Тастемирович Тастемиров [180, с.109]. В Атбасарском уезде в должности словесного переводчика действовал Альмухамед Джилкайдаров. При Акмолинском генерал-губернаторстве числился младший переводчик, коллежский секретарь Садвакас Джануасов [273].

Писарь Семипалатинского уезда Джанаев Бексултан за прекрасное исполнение профессиональных обязанностей от областных властей получил халат 3-го разряда. Похвальным листом за ведение делопроизводства в году награждается переводчик канцелярии Павлодарского уезда Семипалатинской области Кадырбаев Абдильда. В Семипалатинском окружном суде начиналась карьера переводчика Иманбека Тарабаева состовшего в должности помощника секретаря.

В Семипалатинском отделении Государственного банка работал переводчиком Анияр Мулдабаевич Мулдабаев [274, с.19]. Банкам по штатам полагалось иметь переводчиков. С банками проходили контакты казахских общинников и влиятельных представителей – баев. Обязанности переводчика при Семипалатинском уездном управлении исполнял Омарбек Оспанов. Долгий период в должности переводчика Акмолинского областного правления работал Мукан Айтпенов [275,с. 12]. Его карьера началась в 1906 году с письмоводителя этого управления. [276]. В штате Каркаралинского уездного казначейства состоял канцелярский служитель Мухамеджан Назарович Назаров. Казначейство состояло из 4 штатных единиц: казначея, бухгалтера, помощника бухгалтера и служащего Назарова. В Зайсанском уездном управлении в штате переводчиков состоял Жанбек Иманкулов [277, с.90].

При Усть-Каменогорском уездном управления длительное время работал словесный переводчик Мухамед Бекметьев. В 1905 году он согласно прошению переводится почтово-телеграфным чиновником VI-го разряда в штат Омской телеграфной конторы [278]. В этот период возникла востребованность наличия казахских специалистов в почтово-телеграфных конторах. Казахское население стало прибегать к почтово-телеграфным коммуникационным услугам.

Примечательно, что в период первой русской революции и последующего влияния Государственной Думы увеличилось количество жалоб, обращений, петиций от казахского населения в виде писем и телеграмм. Казахские служащие административно-управленческих структур занимались писарской и переводческой деятельностью. В процентном соотношении к канцелярским сотрудникам гражданских служащих уровня подготовки А. Сейдалина оказалось немного. Казахская литература указанного периода не отразила в своих произведениях персонажи казахских бюрократов. Тогда как в русской классике, которую знали местные интеллектуалы, данная категория получила насыщенное представление. Очевидно многочисленная группа национальной бюрократии, которая способствовала бы установлению деловых связей между общинами и государством, еще не сформировалась в этот период.

Идеология европейской государственности с элементами жесткого администрирования и обязательными схематичными судебно-правовыми нормативами сложно адаптировались на местную этнокультурную среду с иными традиционными императивами в области правовых отношений и государственного устройства. На местном общинном уровне у казахского населения сохранялось недоверие ко всем официальным инкорпорированным извне государственным структурам как инородно чуждым. В многочисленных источниках подчеркивается прерогатива казахских ранних доимперских форм управления в казахских общинах. Безусловно, казахские чиновники стремились к успешной реализации собственных возможностей в управленческом звене, но в условиях доминировавшей модели подбора кадров сделать подобную карьеру в данных структурах практически было невозможно.

По своему статусу и служебным полномочиям большинство казахских чиновников не относились к сословию реформаторов, так как их действия ограничивались в очень узких функциях. Одной из форм проявления их гражданственности являлась честная служба. Казахские чиновники городских и уездных центров, окруженные инонациональной и профессионально подготовленной группой служащих, не имели другой альтернативы своей деятельности. Их коллеги, функционировавшие в аульно-волостной стихии при отсутствии жестких рычагов контроля или потакания со стороны родовых патронов и пришлых администраторов, обладали широким полем деятельности сообразно с собственной фантазией и возможностями. В периодической печати и фольклорных произведениях русские информаторы ссылались на факты произвола, которые носили вопиющий характер в степных регионах. Казахское чиновничество, как составная часть административного корпуса, подвергалось критике на уровне общественного сознания. В XIX веке были проведены уголовные процессы против ряда султанов. Подобные действия правительства снижали престиж султанов в общественном сознании. Возможно, карательная процедура по отношению к власти была направлена на ликвидацию их политической неблагонадежности. Подобные жесткие меры в регионе носили единичный характер и применялись, возможно, как крайняя мера к установлению порядка.

Качественный состав пришлых специалистов в восточных провинциях отличался крайним разнообразием. Зачастую в области ссылались проштрафившиеся на производстве чиновники из центральных областей империи, которые импортировали привычки и традиции коррумпированного государственного аппарата [279, с.80]. Губернатор Западной Сибири В.А.Арцимович в середине XIX века отличал чуждость класса чиновников в осваиваемых зонах. По его утверждению, приезжие служащие свою профессиональную деятельность расценивали как метод достижения своих частных интересов, порой в непозволительном виде. Инспектировавший в 80-е годы города Сибири и Северной части Казахстана А.О. Дюгамель откровенно свидетельствовал о некомпетентности местного чиновничества «в Сибири нелегко найти способных людей в замену тех, которых приходится уволнять»

[280, с.92]. Образовательный и духовный уровень этой группы мигрантов был весьма различен. Прогрессивно настроенные специалисты профессионально исполняли свой долг. Некоторые из них активно занимались общественной деятельностью. Русские служащие составили основу филиалов РГО в степных городах.

Европейские чиновники рассчитывали на карьерный успех и материальное обеспечение. Однако часть из них испытывали психологический дискомфорт. И вскоре лишались всяческих надежд на какое-либо совершенство. Кругозор некоторых служащих ограничивался посещением незначительных по масштабам и значимости специфических заведений. Социально-культурный сектор в степных городах практически отсутствовал или находился в зачаточном состоянии.

Русско-государственное чиновничество во всех его ипостасях представляло яркий контраст для формирования категории казахских служащих, контактировавших со своими коллегами. В империи после бурных потрясений произвола и насилия государства над обществом только начинал формироваться институт высококвалифицированных специалистов духовного склада с выраженной сословной честью и моральными принципами бескорыстного служения. Аракчеевский типаж хамства и грубой силы постепенно и сложно изживался из повседневной государственной рутины.

Профессиональные параметры казахских служащих зависели от их социального статуса и образовательной подготовки. В империи настойчиво и методично государственной властью насаждалось, основанное на западных стандартах с соответствующим образом жизни и мышлением, греко-римское право. В Европе на протяжении длительного времени вырабатывалась соответствующая регламентация отношений граждан, ориентированных на институт частной собственности и незыблемости личных прав и обязанностей.

В аграрных районах империи и тем более в казахской национальной среде доминировало выработанное веками обычное право, которое являлось более гибким правовым институтом и соответствовало хозяйственному стилю, социальным связям и потребностям казахов. Казахские юристы, равно как и другие категории прогрессивных служащих, осознавали двойственность ситуации и как следствие повышенную ответственность в нормировании и установления социального баланса в крае. Казахские юристы успешно реализовались и стремились к совершенству в правовой сфере. Фактически дипломированные выпускники правовых специальностей изначально составляли реальную конкуренцию тамошним казахским канцеляристам.

В штате Омского уездного управления в должности словесного переводчика состоял Ахмет Татин. По увольнении с должности по болезни Татин продолжил свою работу в управлении [281]. Дефицит национальных кадров остро ощущался на уездном уровне. В документах встречаются сведения о заболевании чиновников. Многие заболевшие служащие были трудоспособного возраста и по выходе в отставку имели право на пенсию, которая оказывалась незначительной по выслуге лет. Отправлять преждевременно в отставку малооплачиваемую и наиболее востребованную профессиональную часть национальных служащих представлялось невыгодным мероприятием для властей.

При Иргизском уездном управлении действовали в должности письменного переводчика Крым-Гирей Мукашевич Сейдалин и словесного переводчика Тажимбет Булебаевич Булебаев. В Троицком окружном суде переводчиком работал коллежский регистратор Нух-Гирей Чувакович Сейдалин [282, с.18].