«Казахские служащие Российской империи: формирование, профессиональная и общественно-политическая деятельность в XIX – начале XX вв. (исторический аспект) ...»

В тюркской титулатуре под влиянием имперской государственности ведущие аристократические семьи за заслуги удостаивались дворянских званий. С середины XIX века наблюдаются семейно-родственные связи между казахскими султанами и татарскими администраторами. Представители татарского чиновничества и купечества зачастую занимали более выгодное положение в структуре управления и по финансовому статусу в сравнении с некоторыми казахскими фамилиями. М. Карабаев – выходец из бедной семьи, сочетался браком с дочерью татарского интеллигента Мирсалиха Бекчурина, преподававшего в Оренбургском кадетском корпусе. Брак фиксируется периодом 80-х годов XIX века. Ориентированные на карьерную удачу образованные казахи зачастую предпочитали браки с татарскими женщинами, ранее включенными в европейско-городскую систему отношений.

Впоследствии Карабаев женился повторно [50, л.3]. В практике казахских служащих данное событие носило редкостный характер. Состоявшийся в Сибири юрист Р.Марсеков на пике своей карьеры согласно семейной метрике характеризовался как разведенный [311, л.2]. Согласно нормативам казахского обычного права и доминирующей традиции сословной состоятельности чиновничества, к которой относился Марсеков, семейные разводы не приветствовались и носили единичный характер. В то время ему было 27 лет.

Мотивы развода Марсекова неизвестны. Новые государственные стандарты семейно-брачных отношений противоречили национальным привычкам.

Бракоразводные процессы отнюдь не являлись типологической особенностью европеизированных казахов, ибо согласно нормам морали могло наблюдаться снижение их ролевой статусности. Следует отметить, что в практике европейски образованных казахских мужчин сроки вступления в браки постепенно завышались, в сравнении с уроженцами из аульной среды.

Впоследствии Марсеков повышается по иерархической вертикали. В этот период Марсеков вступил во второй брак. Очевидно, соответствующий аспект диктовался негласными обстоятельствами дальнейшего его совершенствования, гарантом которого являлась необходимость наличия семьи. Его супруга Рахима Габдуслямовна Шамсутдинова была дочерью павлодарского мещанина.

Она оказалась младше Марсекова на 12 лет. Согласно анализу метрики, супруга являлась уроженкой из татарской городской среды. В данном случае Марсековым вполне осознанно учитывался выбор брачного партнера. Молодой образованный специалист ориентировался на представительницу из городской среды. Социальный статус родителей супруги Марсекова предопределял наличие определенного имущественного обеспечения и финансовой состоятельности. Супруга Марсекова по религиозному статусу оставалась мусульманкой, что также учитывалось им. В динамике развития процессов подготовки казахских кадров сохранялась их брачность с представителями из татарско-мусульманской среды. По метрическим данным, у родителей Марсекова имелся дом в Айртавской волости Усть-Каменогорского уезда. За ним самим и супругой никакого имущества не числилось. Марсеков, как истинный чиновник, оставался на казенном обеспечении у государственных властей. Характерно, что у Марсекова имелся сын от этого брака, который находился на воспитании у его родителей.

К аналогичной практике прибег врач Карабаев, длительное время работавший в Якутии вдали от Тургайского уезда, где жила его семья. При Омском окружном суде состоялась карьера М.Сеитова. В возрасте 28 лет Сеитов состоял в браке с тобольской бухаркой Хаким Габдул-Газизовой Якуповой, которая оказалась младше его на 8 лет. Его супруга родилась в Каркаралинске и по официальной метрике исповедовала ислам. Характерно, что в этот период у Сеитова не было детей. Из недвижимости Сеитов имел право на 1/5 наследственного дома стоимостью в 3000 рублей [202, л.7].

Статистический анализ социального статуса служащих в восточных провинциях показывает, что значительная часть из них оказались не удовлетворена своим положением. Отчетливо данная ситуация прослеживается на примере служащих Оренбургской губернии во второй половине XIX века. В данный период в оренбургской казенной палате работал единственный казахский чиновник – переводчик Куваков, который в структуре управления занимал одно из низовых мест с соответствующим окладом. Исследование метрических данных, обозначенных чиновников Оренбургской губернии, демонстрирует картину наличия холостых мужчин- 36 из 99, то есть каждый служащий на период работы не состоял в браке. При этом возраст многих холостых варьировал в рамках от 34 до 41 лет. В числе холостых состояли высокопоставленные чиновники - управляющий казенной палатой и старший делопроизводитель [146, с.73].

В степных областях отчетливо проявляется картина наличия холостых чиновников. Социально-имущественное состояние служащих оставляло желать лучшего. Впоследствии данная тенденция начала проявляться в действиях казахских служащих уже в начале XX века. Куватов и представители его поколения олицетворяли казахских служащих, сохранивших в городской среде в ином окружении традиции и культ семейного статуса состоявшейся личности без завышенных запросов. Например, один из успешных казахских юристов Ж.Акпаев в возрасте 28 лет еще не состоял в браке. Наверняка данное обстоятельство сыграло свою роль в служебных перемещениях Акпаева. В Тобольской палате он был в должности помощника секретаря Тобольского суда. Годовой оклад Акпаева составлял 800 рублей, из которых 300 рублей жалования; 150 рублей – столовых; 150 рублей - канцелярских и добавочные рублей. Таким образом, прямой оклад молодого юриста на низовой иерархии составлял - 300 рублей [308, л.14]. Такую же сумму в среднем казахские студенты выплачивали за обучение в университетах.

В период начала XX века в процентном соотношении европейски образованных казахских женщин оказалось немного. Казахские служащие в процессе выбора брачного партнера в большей степени акцентировали внимание на социальное происхождение своих избранниц. Очевидно, низкий образовательный уровень казахских женщин воспринимался категорией служащих как приемлемый норматив. В частности, супруги известных поборников просвещения и социального прогресса И. Алтынсарина и А.

Сейдалина характеризовались как неграмотные [344, л.9]. Сфера деятельности женщин в производственных отношениях Казахстана оказалась минимизированной. Фактически И. Алтынсарин, как и ряд других прогрессивных граждан, исходили из сложившихся реалий, акцентируя при этом сохранение ролевой статусности своих супруг как хранителей семейных традиций. При этом, вдова И. Алтынсарина – Айганыса Чулакова-Алтынсарина продолжала обучать своего сына Абдуллу в Троицкой гимназии. Вдова А.

Сейдалина султанша Гульмай Сейдалина изыскивала возможности для обучения детей в Оренбургских городских школах. Характерно, что ее сын Исмаил в это время проживал в Оренбурге и воспитывался у госпожи Унуревич, ежемесячно оплачивая по 30 рублей [344, л 8].

Макросреда становления казахских юношей накладывала традиционные формы социальных отношений в виде формирования семьи. Микросреда общения в городской среде определяла своеобразие выбора брачного партнера.

Очевидно, длительное пребывание в иной локальной среде определяло суть их поведения – личностей, к тому периоду ангажированных как передовых.

Вероятно, причины сохранения привычного уровня иерархичности в новом этническом мире предопределили их решение.

В силу исторических причин кочевники-номады концентрировались в родовые общины и проживали на значительных расстояниях.

Коммуникационные связи наиболее эффективно функционировали в летнее время. Социальная структура и принципы политического управления в локальных казахских общинах видоизменялись медленно и сохраняли идентичность в регионе. До XIX века в казахском социуме сохранялась прерогатива султанства как одного из важных звеньев управленческой сферы.

Султаны выполняли функции верховных сюзеренов. Политическая стабильность в регионах во многом определялась спецификой отношений и частными мерами лидеров феодальных кланов. В исследуемый период происходила полная реорганизация политического статуса и социальной структуры казахского народа. В этот период казахи продолжали доминировать в исторической зоне своей былой государственности.

Значительная часть казахов занималась различными видами животноводства.

Синхронно в этот период продолжает увеличиваться удельный вес оседлых земледельцев-казахов. Так, по данным информаторов, в волостях казахи переходили на систему хлебопашества и сенокошения [345, с.444]. При этом возводилась сеть пешеходных трактов и закладывались железнодорожные транспортные магистрали. Однако затруднительные процессы общения охранялись на указанных территориях, что осложняло информированность казахского населения. В связи с переходным периодом, нарушавшим естественно-исторический путь казахов, наблюдается смещение ролевых функций ведущих социальных групп. В официальных хрониках периодической печати, исторических сообщениях второй половине XIX- начала XX веков отмечается повышенная значимость в казахском социуме представителей социальных сословий «черной кости». Лидеры этих групп по имущественному определению и должностным полномочиям возвышались в сравнении со старой казахской аристократией. Удельный вес казахского чиновничества всех рангов оставался невысоким.

В XIX веке в областях фиксируются смешанные казахско-русские браки.

В этот период возникла поэма о любви казахского юноши Дударая и русской девушки Марии Егоровны [346, с.171]. Содержательная часть сказания благожелательности воспринималась казахским населением и фактически отражала существующие реалии. Процент образованных казахов, вступивших в брачные отношения с представителями европейских народов, оказался незначительным и фиксируется единичными случаями. Из числа просвещенных казахов зарегистрированы 4, вступивших в браки с русскими женщинами: А.

Байтурсынов, А. Букейханов, М. Чокаев, Д. Досмухамедов. Трое из перечисленных, за исключением А. Байтурсынова, имели университетское образование. Супруга А. Байтурсынова официально приняла ислам. По источниковому материалу, перечисленные личности на заре своей карьеры не относились к сословию обеспеченных. Финансовой устойчивости они добились в зрелом возрасте. В этот период юридически оформляются их браки.

Исследования семейного состава определенного круга казахских служащих резюмируют вывод о снижении рождаемости в их семьях. Согласно официальным стандартам казахские служащие имели одну супругу. Уровень материального обеспечения зависел от многих составляющих социальнопрофессионального толка. Служащие, проживавшие в стационарных центрах, рассчитывали на собственные материальные ресурсы. Незначительное количество детей фиксируется в семьях султанов-служащих. Например, у С.

Джантурина было 3-е детей, у Т. Сейдалина -1 ребенок, у статского советника Д. Сейдалина - 2 сына.

Таким образом, наиболее подготовленные долгой практикой отношений с государственно-европеизированной политикой просвещенные казахи воспринимали новое качество отношений и познание культуры государственнообразующего народа, сохраняя национальную идентичность и взаимосвязь с казахским народом. Просвещенные казахи в профессиональной и общественной деятельности апеллировали к прогрессивным образцам европейской культуры в системе судопроизводства и защиты прав личности.

Вступившие в межнациональные браки А. Байтурсынов, А. Букейханов, М.

Чокаев, Д. Досмухамедов с европейскими женщинами сыграли ключевую роль в защите национальных интересов казахов и формировании идеи национальной государственности.

Итак, казахские служащие, действовавшие в рамках сухой документации и государственных нормативов, не обладали официальной публичностью как волостные начальники и находились в большей степени изоляции от своих однородцев. Их коммуникационные отношения с казахскими общинниками сохранялись посредством казахской традиционной элиты, низового чиновничества, рассыльных и переводчиков. В начале ХХ века в источниках не встречаются сведения ходатайствования казахских чиновников о предоставлении им аристократических званий тарханства или дворянства.

Подобная направленность уже не играла существенной роли в сознании сложившихся казахских профессионалов, все четче ощущавших атомизацию городского населения, ориентированного под влиянием капиталистических отношений на индивидуализацию труда.

Казахские специалисты всех уровней чинов и званий в своих поведенческих установках дистанциировалась от когда-то характерных для них в годы юношества форм аграрно-кочевой цивилизации. Примечательно, что казахские юристы, врачи, фельдшеры, учителя в независимости от занимаемой должности в численном соотношении поощрялись государственными наградами меньше, в сравнении с категорией волостных управителей. Из среды чиновничества выделялись представители канцелярской сферы письмоводители и переводчики, которые наиболее тесно контактировали с казахской общественностью. Очевидно, данное социальное явление являлось характерным на этом историческом отрезке в переходный период для всего казахского социума и прежде всего служащих, реально осознавших свое противоречивое значение в будущем империи и судьбе родного края. Многие из них, в частности, работники канцелярских структур, служащие уездных управлений, члены суда были проводниками царской колониальной системы, зачастую пренебрегавшей культурой и общественными интересами казахского народа. Наиболее прогрессивные из них на уровне занимаемой должности и степени кругозора определенными действиями пытались смягчить или изменить остроту и направление социально-политического воздействия. Если Ч. Валиханов и А. Кунанбаев с единомышленниками выступали с критических позиций как индивидуалисты-мыслители, то их последователи на рубеже XIXХХ веков под впечатлением приобретенного опыта пытались создать систему коллективного общественного воздействия на государственную власть, объединив имеющиеся ресурсы.

Итак, в исследованный период казахские группы служащих были представлены работниками административных, судебно–правовых структур, профессиональными группами врачей, фельдшеров, ветеринаров и учителей.

Представители этих профессией оказались востребованными в крае и реализовали свой потенциал с учетом качества подготовки, специализации и опыта.

3 ОБЩЕСТВЕННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ КАЗАХСКИХ СЛУЖАЩИХ

3.1 Работа казахских служащих в благотворительных, культурных и научных организациях Структурные изменения казахского общества обусловили отток определенной части просвещенных казахов в города степной зоны, испытывавших сильное влияние из европейской части империи.

Профессионально-ролевая статусность данных личностей в иерархии управления оказалась различна. При этом существенно превалировала степень сближения их по этническому признаку. В городской период обучения у представителей учащейся молодежи вырабатывался единый стиль поведения в новой среде.

В XIX веке в казахском обществе сохранялись родоклановые противоречия обостренные действиями колониальных управителей.

Сформировавшиеся в городских условиях просвещенные казахи становились носителями консолидации общества на основе единства духовной культуры и общности исторической судьбы. У немногочисленных казахских служащих, функционировавших по новым стандартам деловых отношений в локальной местности сохранялась потребность в общении и оказания взаимопомощи в чуждом национальном окружении. Состоявшиеся на государственной службе представители значимых семейств проявляли этнокорпоративизм в городах на фоне земляческого сближения.

В семьях казахской знати, постепенно трансформировавшихся в профессиональные группы, сохранялась память о деяниях легендарных предков. Данный фактор стимулировал их деятельность в реализации своих возможностей на новом профессиональном поприще. Например, А.

Букейханов, будучи султаном по происхождению, занимался исследованием влияния султанства в казахском народе. В начале ХХ века Букейханов занимался анализом проблемы пересления русского населения на территории Казахстана и распространение землепользования у казахского населения [347, с.75].

Потомки некоторых султанских фамилий продолжали функционировать в качестве успешных служащих и общественных деятелей.

Прогрессивная миссия влияния султанов наглядно прослеживается в деятельности небезывестного хана Джангира. По воспоминаниям М-С Бабаджанова, хан вел изысканный образ жизни на собственном примере, прививая своему окружению европейские новации имперского социума. Он неоднократно посещал крупные города: Петербург, Оренбург, Москву, Астрахань и Саратов. В длительных, насыщенных по событиям путешествиях, Джангира сопровождала многочисленная казахская свита приближенных, обогащавших свой внутренний мир запечатленными событиями. Благородная цель этих миссий заключалась в распространении прогрессивных тенденций казахскими интеллектуалами в национальной среде.

Значительный приток казахской молодежи в средние специальные учебные заведения на территории региона приходится на последнюю четверть XIX века. По большей части казахские функционеры являлись представителями одного поколения, воспитанные в единой системе ценностей и сформировавшиеся в унитарной образовательной системе. Наплыв учащейся казахской молодежи фиксируется в незначительное количество специальных училищ губернских центров и провинциальных городов. Поэтому личные контакты периода обучения в городах являлись основой дальнейших взаимоотношений данной категории граждан.

Казахские служащие исследуемого периода несли новые образцы поведения в аристократической среде, ориентированной на восприятие европейских стандартов и как следствие проживания в городах.

Мотивационную ценность приобретал кропотливый созидательный путь на примере личного совершенства. Казахи из этих слоев демонстрировали собой адаптируемый к историческим реалиям новый тип личностей. Последовательно формировались новые ценностные ориентиры, постоянно воспринимаемые представителями других социальных слоев. Формировавшийся в естественноисторических условиях смены времен года монотонный труд детерминировался энергичными действиями этих личностей, рассчитывавших на собственные возможности, раскрываемые в динамике этнокультурных контактов и включения в образовательную среду. Благополучный дебют единичных представителей определенных фамилий катализировал успехи их младших представителей, представленных, как правило, братьями и сыновьями.

В XIX – начале XX веков часто прослеживалось обучение ближайших родственников в одних и тех же учебных заведениях. На протяжении второй половины XIX – начала XX веков наблюдается динамика изменения социальнопрофессиональных характеристик служащих по таким критериям: место работы, их количественная характеристика, социальная структура. С течением времени существенно повышался уровень образования, опыт и стаж работы служащих. Соответствующие критерии повышали личностную самооценку казахских граждан. Эти факторы формировали принцип их моральнопсихологической устойчивости в новой социокультурной среде и уверенность в дальнейшем восприятии себя как относительно самостоятельных граждан.

С этого времени казахские служащие ознакамливаются с театральным искусством, библиотеками, музеями и другими источниками духовной культуры.

Культурно-образовательный уровень и социальное происхождение казахской молодежи были различны. Их идейные мировоззрения и коммуникативные качества формировались под воздействием социальной среды учебных заведений и университетов империи. Для них характерно восприятие существенной дифференциации Санкт-Петербурга как столичного центра империи от других городов. Наследственные традиции доминанты ядрового центра общины экстраполировались на мотивацию поведения казахских служащих.

Казахские интеллигенты и служащие, получившие образование в университетах Санкт-Петербурга, впоследствии доминировали в общественнополитической жизни. По-видимому, данный аспект диктовался многими причинами: большой объем информации урбанизированного города, широкий духовный потенциал, формирование личных связей с представителями столичной общественности, оказавших влияние на их личностный рост и дальнейшие события в государстве. Изначально численность казахских студентов-петербуржцев оказалась выше казахской студенческой среды ряда других городов. Примечательно, что в Санкт-Петербургском университете наблюдался высокий удельный вес уроженцев из национальных окраин, которые своей корпоративной сплоченностью являли пример взаимосотрудничества для казахских учащихся, сохранивших эту традицию в дальнейшем.

Образованные казахи знали друг друга в пределах города и области.

Подобная комплиментарность заключалась в установлении контактных связей и регулярном общении в домах известных деятелей. Тогда как в городах восточных провинций империи представителями татарской общественности формируются мусульманские попечительские органы, патронировавшие и направлявшие культурно-духовную деятельность тюркских этнических групп [348, л.112].

Подобные татарские организации оказались представленными торговоростовщическими кругами. То есть доминанта в соответствующих организациях сохранялась за экономически независимыми деятелями, в какойто мере определявшими свою политическую независимость и уровень гражданского сознания во взаимоотношениях с властными структурами по реализации политической стабильности в регионе. Финансовые мощности казахских служащих, незначительно сосредоточенных в городах, явно оказались недостаточными в создании подобных организаций и лоббировании интересов казахского общества на уровне областных центров и областей. Всетаки значительная часть исследуемых представителей казахской страты действовала в рамках служебной исполнительской дисциплины на уровне занимаемых должностей в соответствующих официальных структурах.

Требовалось грамотное исполнение регламентируемого четко установленным инструктажем профессионального долга. Творчество и прочее свободомыслие в схеме функционирования подобной сферы не воспринимались как должный инструмент развития производства, ибо эти представители обслуживали интересы государства. Соответствующий компонент стимулировал отвлечение от творчества подобных служащих и уход в себя. Очевидно, немногочисленные казахи-горожане знали много друг о друге и у них вырабатывались совершенно иные критерии оценивания индивидуальной деятельности. В данный период эти казахи ощущали свою ответственность за перспективы своего народа и его судьбу.

Середина XIX века ознаменована точечной деятельностью казахских интеллектуалов, проявивших себя на военно-государственной службе. В исторической литературе не встречается упоминаний о тесной взаимосвязи этих служащих, что весьма примечательно.

Несомненно, немногочисленные казахские интеллектуалы были осведомлены друг о друге. Так, Ч.Валиханов тепло отзывался о деятельности М-С Бабаджанова в статье «Записка о судебной реформе» [11, с.175].

Ч.Валиханов, М.С.Бабаджанов, И. Валиханов и ряд других офицеровадминистраторов обладали популярностью в значительном регионе и предпринимали деятельностные мероприятия в общественной сфере. Уровень деловых контактов и степень социализации немногочисленной группы европейски образованных казахов-администраторов первой половины XIX века центральной части империи оказались существенно выше представителей других категорий казахского народа.

Проживая в иноэтнической среде, эти деятели приобщались к новым формам сотрудничества и взаимодействия городского оциума, отличавшихся от социальных моделей отношений аграрно-кочевого народа. Иерархический рост указанных личностей предопределил самостоятельность их степени служения посредством выражения собственной гражданской позиции в рамках функционирующего законодательства. Данные интеллектуалы занимались научной деятельностью, ориентированной на исследование своей этнотерритории. В плеяде военных в общественно-научной сфере заявили о себе Ч. Валихан, Г.Чингисхан, Сейдалины и другие.

Европейски просвещенные аристократы распространяли новационные тенденции на фоне личного примера, используя административные методы воздействия. Правитель западной части Оренбургских казахов М-Г. Таукин контролировал огромную площадь с численностью населения в 60 тысяч юрт.

Полковник Таукин состоял членом–сотрудником Императорского Вольного экономического общества. М-С Бабаджанов сотрудничал с РГО и Вольным экономическим обществом [349]. Названные султаны являлись депутатами казахской миссии к императору в 1860 году. Наличие титулованных султановадминистраторов в депутациях отражало специфическую управленческую структуру региона, в которой выделялась офицерская группа трансформированной аристократии. Научно аппелируя к существующим реалиям они предпринимали действия, направленные на защиту интересов народа В этот период казахские аристократы, включенные в административные органы управления, критически воспринимали определенные новшества имперского режима. По мнению исследователя Абуева К.К. Ч.Валиханов поддерживал творческие связи с редакцией оппозиционной к монархическому режиму газеты «Колокол», на страницах которой публиковались разоблачительные статьи в адрес самодержавия. Очевидно, как считает автор, Валиханов оказывал непосредственное влияние на позицию редакции[36, с.10].

Казахские общественные деятели высказывались негативно о государственных программах. Обострение социально-экономической ситуации на территории расселения казахов вызывало опасение М-С Бабаджанова. В своей статье «Внутренняя киргизская орда» он актуализировал земельную проблему для казахов как «вопрос самый жизненный – вопрос дальнейшего существования». В продолжение обсуждения этой насущной темы Бабаджанов подробно описал земельный конфликт между казахами и казаками во Внутренней Орде, подчеркивая значимость земельных ресурсов для казаховскотоводов, лишаемых возможности полноценного развития [26, с.55].

Подобные локальные действия не имели координационного управления и оказались не эффективны в достижении цели. Личностные успехи большинства их последователей отличались меньшей масштабностью. Интенсификация производственных отношений определяла концентрацию этих деятелей в узкой конкретной направленности профессии. Коллективные отношения поколения данного времени носили все более координированный характер. В северозападной зоне и близлежащих регионах наблюдалось нивелирование родовых противоречий на уровне индивидуального сознания прогрессистов.

Большинство казахов занимались кочевым образом жизни. На фоне проникновения на территорию европейских, татарских переселенцевземледельцев казахи ощущали свою этнокультурную и языковую тождественность. В ХХ веке русский ученый В.В. Радлов отмечал этничность казахов по наличию языковых и социально-политических факторов, обуславливавших их национальное единство и взаимосотрудничество [350, с.21].

Просвещенные казахи становились носителями пробуждающегося национального сознания. В городах традиционные связи казахских общин родственной личной направленности детерминировались в совершенно иные деловые связи, все четче проявлявшиеся между казахскими служащими.

Локально-точечные порывы интеллектуалов первой половины XIX века заменялись их последователями синхронными, взаимосвязанными мероприятиями непрерывного толка. Это проявлялось в попытках создания театров, организации печати, участия в научных обществах, патронаже просвещения и культуры.

В перспективе занятые в бюджетной сфере урбанизированные казахи становились центром притяжения для своих периферийных родственников. В социокультурных установках общинников происходило наглядно-образное смещение. На смену эпическим героям силовой направленности, деяния которых отличались явной гиперболизированностью, приходили реально существующие личности. Рутинное длительное продвижение постепенно обустраивающихся в меняющихся условиях новых индивидуальностей, наглядно воздействовало на их современников-аграриев.

Фактически квартиры образованных казахов превращались в культурные очаги и места длительного проживания для своих многочисленных родственников и бывших соседей. Так, по воспоминаниям современников, И.

Алтынсарин сформировал группу из своих учеников, разделявших его убеждения и поддерживавших его начинания: «Из своих учеников он мечтал образовать честных ордынцев. Между ордынцами он составил около себя молодой кружок единомышленных с ним» [82, л.4]. В сословной интерпретации просвещенные казахи актуализируются как образец подражания и родовой гордости. В массовом сознании общинников формируется символ нового покровителя-сюзерена в лице специалистов. В сложившихся условиях эффективным методом обеспечения достоинства в обществе и тем более в новой среде было сохранение статусности преобразователя. Принятие внешней знаковой атрибутики косвенно доказывает мотивацию поступков исследуемой группы.

Титулатура казахского народа сохраняла связь с тюркской социальной градацией. Изменения политической ситуации обусловили предоставление права возвеличивания казахских личностей Российскими монархами. Долгое время имперские власти сохраняли процесс постепенности, вытесняя местную, веками сложившуюся управленческую иерархию. В XIX веке вполне актуальным оставалось тарханское звание, предусматривающее значительные льготы для его носителя. Как правило, тарханства удостаивались выходцы из аристократии или проявившие себя представители «черной кости» в героической эпопее. В 1856 году тарханское звание по указу императорского величества получил Оренбургский муфтий Абдул Вахит Сулейманов [351].

Очевидно, этот факт имел показательное значение для всего мусульманского населения Приуралья, которое необходимо было, по мнению имперских идеологов, сохранить в составе империи. Мусульманство как вид религии и форма мировоззрения постепенно проникало в Казахстан под влиянием татар.

На обыденном уровне статус Оренбургского муфтия как официального лидера духовенства, возвышался в государственных стандартах управленческой модели в сравнении с местными представителями традиционной титулатуры.

В 1856 году имам Нижегородской губернии Кунаев получил тарханское звание [352]. Этого звания Кунаев удостоился за «успокоение» мусульман в период Крымской военной кампании противостояния России европейским державам и мусульманской Турции. Достижение тарханства священнослужителями для казахских султанов зачастую индифферентных к монотеистическому учению носило привлекательный характер. В XIX веке ряд казахских султанов вполне обоснованно претендовали на тарханское звание. Как правило, это были потомки казахских героев, отличившихся в трагическую эпоху XVIII–начале XIX века Подобные действия практиковали представители других социальных групп, аппелируя к реалиям XVIII - XIX веков. В 40-е годы XIX века управляющий аргынским родом Чеген Мусин в письме на имя начальника Оренбургской пограничной комиссии Обручева обращался с просьбой о возведении его в тарханское звание, обосновывая свое прошение историческим экскурсом анализа заслуг своих предков. Его прадед батыр Джанибек получил тарханство от императора Павла в XVIII веке за политические заслуги.

Тарханство сохранялось в этом клане за потомками Джанибека – Даутпаем и Мусой – дедом и отцом Ч.Мусина [353].

Впоследствии казахские султаны ходатайствовали о предоставлении им дворянских званий, так как дворянство с середины XIX века сулило определенные перспективы носителям этих титулов. Соблюдение принципа наследственности дворянства определяло сохранение льгот в системе управления, налогообложения и социальных благ. Носители дворянского звания из казахской среды в их морально-психологическом восприятии возводились в единый ранг с русскими дворянскими фамилиями, что являлось вполне актуальным. Дворянское звание, как и тарханство, в глазах казахской общественности и других российских подданных подчеркивало заслуги султанов и стремившихся к этому результату представителей других социальных групп. В XIX веке формируется группа казахских дворян.

Дворянское происхождение казахских аристократов подчеркивалось официально. Так, в 1892 году потомственный дворянин султан Каркаралинского уезда Даир Газин получил в награду за заслуги серебряный позолоченный стакан [141]. Награда по своему содержанию не играла существенной значимости. Привлекательность момента заключалась в подчеркивании дворянского звания.

Выпускник казахской школы при Оренбургском правлении султан И.

Саматов 3 года проработал при Областном правлении в качестве переводчика с окладом в 120 рублей. В 1860 году Саматов ходатайствовал о переводе в генерал-губернаторскую канцелярию края [354]. Неудовлетворенный своим социальным статусом Саматов претендовал на работу в вышестоящие структуры. Практикуемый им алгоритм действий способствовал усилению его роли и влиянию в крае. Личностное восприятие специфики титулатуры этих титулов свидетельствовало о росте гражданского самосознания казахских аристократов, осознававших себя как реальную составляющую новой системы управления, способную существенно повлиять на происходившие изменения в крае.

Барон Е.К. Мейндорф, совершивший научную командировку в край, отмечал природу лидерской власти в казахском обществе: «И все же власть хана покоится на общем признании: если уж он его приобрел, то может править деспотически, однако лишь тогда, когда он действует в интересах народа.

Таким образом, это общественное мнение ограничивает его власть» [355, с 42].

Деяния и статус казахского аристократического клана определялись волевыми поступками его представителей. Фамильное обозначение клана в этот период связывалось с именем наиболее легендарной личности исторического времени XVIII-XIX веков. Впоследствии, по исследованным документам, члены казахских семей по примеру метрической системы европейских государств не меняли своих фамилий. Единое фамильное обозначение на фоне официально закрепленных родовых территорий сохраняло их родственное единство. Со времени унификации государственного делопроизводства актуализировалась проблема получения новой имперской титулатуры. Этот фактор обеспечивал политические дивиденды и дальнейшее продвижение в общей иерархии членов почетной фамилии. Дворянские титулы в системе государственного управления и расширения сферы деятельности оседло-земледельческой культуры оценивались казахскими аристократами как определенный атрибут их включения в имперский официоз.

В России признавались три дворянских титула – князей, графов, баронов.

Право пользоваться наследственным княжеским титулом официально принадлежало потомкам древних русских и литовских князей или личностям, предки которых с их наследниками возводились в княжеское достоинство российским монархом. Княжеский титул при императоре Николае 1, наряду с некоторыми представителями русских родов получил камер-паж султан Сахипгерей Чингис, как старший сын умершего султана Букеевской Орды.

После его смерти княжеское звание перешло его младшему брату [356, с.169Некоторые аристократические казахские фамилии за заслуги перед империей возводились в дворянское звание. Соответственно в исторически сложившейся картине ранжирования табелей и званий менялась статусность казахских дворян. В начале 70-х годов XIX века, ранее являвшийся правителем Средней части в области Оренбургских казахов, генерал-майор М.

Баймухамедов хлопотал о представлении его семейству дворянского звания. На протяжении длительного времени в области на административной службе состояли заслужившие генеральские погоны отец и сын Баймухамедовы. [357] Наличие дворянского звания предполагало материальные льготы султанским фамилиям, и что важнее всего - сохранение лидирующих позиций в меняющейся иерархической системе. Во второй половине XIX века на фоне имперских реформ дворянское звание обязывало их представителей к восприятию новых форм отношений, обязательных к исполнению и соблюдению. Так, уже в 1861 году дворяне Валихановы хлопотали об изготовлении для них фамильного герба – знака отличия, характерного для европейской модели отношений [358, л.8]. Очевидно, и внешняя властная символика катализировала действия казахских аристократов к доминанте во всех сферах и стремлении к привилегиям.

На фото и иллюстрациях дореволюционного периода светски просвещенные казахи представлены в европейской вариации: прически на западный манер, сюртуки, пенсне, коротко подстриженные усы и т.д.

Модернизационный процесс казахского общества сочетался взаимовлиянием разных социокультурных систем, что, по сути, резко меняло иерархию восприятия мира обучающихся казахов.

Разрыв общинно-коллективных связей в казахском обществе в конце XIXначала XX века актуализировал специфику укрепления личного статуса конкретных личностей. В целом личный статус продолжал играть существенную роль и в казахском социуме.

Большинство европейски образованных казахов продолжали действовать в государственно-исполнительных органах власти. Попутно формируется профессиональная группа учителей и врачей. Очевидно, многие представители указанных слоев принимали активное участие в общественной сфере. Важным фактором соответствующих действий являлось огромное желание оказания помощи своему народу, посредством использования собственных возможностей, которые у большинства из них были ограниченными. Чувство одиночества в иноязычной среде предопределяло мотивацию поступков казахских служащих и интеллигентов, получивших возможность со стороны произвести сравнительный анализ развития разных обществ и культур на ограниченном территориальном пространстве. Безусловно, общественная деятельность оценивалась конкретными личностями как метод саморазвития в стремлении к социальному равенству в условиях жестких государственных ограничений и четкой иерархичности власти. Данное качество являлось стимулятором в перспективе продвижения по службе.

Создание в городах местных государственных учреждений при наличии у просвещенных казахов права выбора работы способствовало их притоку. В городских центрах изначально они составляли чиновничество, в котором численно преобладали представители низовой администрации. По причине различных обстоятельств все они вступали между собой в контакты для решения личных и местных служебных проблем. С течением времени тон среди казахского чиновничества задавали занимавшие более высокие иерархические звенья служащие.

Удельный вес европейски просвещенного казахского городского населения оставался незначительным. Сфера контактных связей казахских служащих с казахским мещанством и жителями рабочих кварталов малоисследована. Очевидно, городские казахские служащие локализовались в своей узкой среде по профессиональным признакам и образовательному цензу.

Собственно, эти факты вкупе стали основой корпоративного объединения казахских городских служащих. Их кругозор, круг интересов и сфера деятельности оставались различными, но в монотонной жизни провинциальных центров они находили способы самореализации своих возможностей и потребностей.

Проживание в русскоязычных городах казахских служащих и насущная необходимость обеспечения делопроизводства казахского и европейского населения акцентировали их задачу сохранения познаний в двух языках.

Желание дальнейшей работы в городах, в соответствующих учреждениях катализировало их задачи усвоения профессиональных основ и избежания роковых ошибок, что являлось гарантом их возможного продвижения по службе и достижения пенсиона - системы жизнедеятельности дотоле малоизвестной казахскому обществу. По примеру русских, интеллигентов и служащих эти просвещенные казахи окунались в деятельность местных РГО и других общественных организаций. Примечательно, профессиональные успехи казахских служащих синхронно отражались в их общественной деятельности.

Успешные казахские прогрессисты активней реализовывались в подобных структурах, утверждаясь по мере объективных и субъективных факторов и демонстрируя самостоятельную гражданскую позицию.

В крупных культурных центрах, как, например, Санкт-Петербурге или Москве в положительной тенденции зарекомендовали себя высокопоставленные военные Ч. Валиханов, Г.Чингисхан, А Букейханов а также гражданские служащие, познания которых отшлифовывались и совершенствовались под влиянием масштабной информационной базы и правовой культуры эволюционирующего гражданского общества крупных городов. В периферийной части исследуемой территории большинство служащих по объективным причинам лишалось подобной возможности. Их концентрация в различных общественных организациях и сотрудничество с просвещенным чиновничеством городов и областей восполняли соответствующие пробелы. Казахские прогрессисты продуктивно взаимодействовали с Казанскими, Оренбургскими, Омскими культурными центрами и представителями местных научных кругов.

В источниковых материалах не встречается информации о моральнонравственной деградации высокопоставленных казахских чиновников, равно как и проявивших себя в профессиональной и общественной деятельности немногочисленных служащих. С периода включения Казахстана в состав Российской империи происходило изменение основ традиционных форм государственности казахского народа. В XIX веке значительная часть территории проживания казахов идентифицировалась в сознании пришлой администрации как имперская собственность. Военный стиль управления сохранялся в течение длительного времени. Процесс строительства городов сопровождался притоком переселенческого населения, которое на рубеже XIXXX веков преобладало в них и их окрестностях. В сознании значительной части чиновников, во многом рекрутируемых из приезжих кадров, соответствующая территория и местное население ассоциировались как чуждый элемент.

Этносоциальная мозаика региона не представляла единого конгломерата исторически стабильных регионов с устоявшимися традициями и формами общественной организации. Демократические тенденции маленьких провинциальных городов, наспех возведенных поселков и третируемых властью аулов при отсутствии или слабости экономически преуспевающих и граждански независимых социальных звеньев существенно уступали индустриальным центром метрополии. Фактически в местных регионах существовали все основания для роста негативных явлений. Чиновничество оказалось свободным от опеки вышестоящих контролирующих органов и общественного давления.

Под влиянием событий 1905 года произошло пробуждение воли и чувств местных общин. В Думский период жители Тургайской области вполне обоснованно ходатайствовали о переносе административного центра из Оренбурга в Кустанай. Их желание вызвало негативную реакцию областного чиновничества как в центре, так и в уезде по причине утраты последними привилегированных полномочий. Причем оренбургские управленцы не желали менять устоявшийся быт на жизнь в провинции, а провинциалы опасались контроля и утраты сферы влияния в случае приезда оренбуржцев. Личные амбиции группы чиновников превалировали в выборе решения в оппонировании жителям Кустаная [359]. Приведенный эпизод является впечатлительной характеристикой доминировавших форм отношений государственных структур и общественности. Европейское чиновничество провинциальных центров в большинстве своем состояло из переселенных служащих центральных губерний. Многие из них ориентировались на отъезд в более благоприятные районы империи. Казахские служащие, представленные первым поколением вчерашних провинциалов, не имели подобной альтернативы, рассматривая свое нынешнее положение как катализирующий их дальнейшую деятельность положительный успех.

Традиционно наиболее массовой формой самореализации казахов являлось патронирование ближайших родственников или чужих людей, как правило, молодых, обладавших талантами.

Интеллектуальная городская казахская среда по европейским стандартам только продолжала формироваться. Эти данные определяли постоянное общение казахских студентов и просвещенных казахов-горожан в различных кружках. Личная переписка этой группы казахов подтверждает их тесную взаимосвязь и наличие информативной базы друг о друге. В частности, будучи студентом Томского университета Исхак Джаксалыков контактировал с проживавшим в Омске служащим канцелярии Степного генерал-губернатора И.

Аблайхановым [130, л.21].

По социальному статусу и возрастным критериям исследуемые личности имели существенную разницу. Вряд ли они состояли в родстве. Более того, изза скудности финансовых средств Джаксылыков не мог часто посещать Омск.

Аблайханов обладал популярностью в омских деловых кругах и сохранял влияние в казахской общине. Вероятно, между ними устанавливались дружеские отношения с определенными обязательствами, вполне приемлемыми, с учетом национальных традиций и корпоративной солидарности.

В казахской городской среде сохранялись традиции национальной взаимопомощи и протежирования. В 80-е годы XIX века генерал султан Чингис-хан ходатайствовал перед директором медицинского департамента о предоставлении штатной должности врача в Тургайской области, в случае вакансии, выпускнику М. Карабаеву. [360, л.110] Чингисхан и Карабаев имели различные региональные, имущественные и социальные характеристики.

Г.Чингисхан – уроженец Акмолинской области, султан, к тому времени материально обеспеченная и состоявшаяся личность, проживал в столице империи. Родоклановое противостояние имело место у казахов ещё в начале XX века. Вероятно, на период 80-х годов XIX века Чингис-хан и Карабаев лично не контактировали. Но именно в это время наблюдается сближение и дальнейшая консолидация европейски образованных казахов, ориентированных на защиту национальных интересов казахского общества и его переустройства.

Примечательно, что Карабаев предпринимал самостоятельные попытки устройства в области методом письменного запроса местным властям [360, л.110] Талантливый юноша Курганбек Беремжанов учился у Ибрая Алтынсарина.

Его потомок Ахмет Беремжанов, состоявшийся на юридическом поприще, впоследствии оказывал помощь Алтынсарину в открытии пришкольной библиотеки. А. Беремжанов выполнял обязанности почетного блюстителя школ в Тургайской области.

Меценатские традиции сохранялись в казахском обществе. Так, например, один из первых получивших российское образование Асфандияр Шорманов материально помогал студенту Санкт-Петебургского университета Барлыбеку Сыртланову. Впоследствии Б. Сыртланов финансировал обучение в столичном университете М. Тынышпаева. Под влиянием братьев Мамановых из Жетысу состоялись такие деятели, как И. Жансугуров, Б. Сулеев, С. Тастанбекова [57, с.106].

Этноконфессиональное единство немногочисленных казахских служащих способствовало появлению программы профессиональной и общественной взаимопомощи, что соответствовало национальной общественной психологии проживавших в ином этнокультурном окружении казахов. Впоследствии на базе этой группы создается единое объединяющее идеологическое начало.

Наставнические традиции ярко проявлялись в образовательной сфере.

Биографические сюжеты известных людей полны сведений о помощи со стороны признанных лидеров от просвещения. И. Алтынсарин, Г. Балгимбаев неоднократно ходатайствовали за талантливых, подающих надежды казахских мальчиков, которые впоследствии зарекомендовали себя как примерные ученики и состоялись в будущем. Казахские интеллигенты проявляли личную заинтересованность в судьбах казахских учащихся. По согласованию инспектора казахских школ И.Алтынсарина и уездного начальника, ученик Мирзагалий Нгиликов получил стипендию в Троицкой гимназии [361, л.35].

Учитель Тургайской школы Бабин во время поездки по аулам встретил одаренного юношу из бедной семьи Б. Каралдина. С согласия родителей Бабин взял его на воспитание. В период обучения Каралдин проживал в доме Бабина.

После окончания училища он в 14 лет начал работать писарем в уездном управлении [286, л.15]. В подобных ситуациях казахские патроны выступали гарантами своих протеже. Прогрессивные казахские учителя продолжили традиции И. Алтынсарина и А. Кунанбаева. Например, исполняющий обязанности инспектора народных училищ А.Б. Балгимбаев предлагал изменение принципов постановки школьного дела в русско-казахских школах.

Он отмечал слабую популярность аульных школ в казахской этнической среде по причине элементарной программы, слабой материальной базы, недостаточной подготовкой учителей. Он настаивал на изменении учебного плана этих школ с включением таких дисциплин, как география, естествознание, казахский, русский языки, литература и т.д. [31, с.97].

Стартовые возможности к обучению в Оренбургских училищах, получивших известность в областях администраторов И. Алтынсарина, А.

Сейдалина, Т. Сейдалина и многих других определялись благодаря воздействию султана Ахмета Джантурина [362, с.404].

Данный институт взаимопомощи оказался наиболее приемлемым и соответствовал историческим традициям казахов. Образовательная сеть на исследуемой территории развивалась при активном участии учителей Алтынсарина, Байтурсынова, Бабина. Казахские женщины начинали проявлять индивидуальную активность в развитии просвещения. Уроженка Акмолинской области Залиха Тяжигулова отдала свой дом под аульную школу.

Значительную роль в данном действии сыграл поборник просвещения Статский Советник А.Е. Алекторов [363].

Тяжигулова, в качестве поощрения, получила очень ценный золотой перстень-подарок[376]. Упоминания о подвижнической деятельности казахских женщин редки. Таким образом, и власти пытались обратить внимание общественности на деятельность казахских женщин. Уроженка Кустаная учительница Назира Сегизбаевна Кульжанова способствовала открытию в Семипалатинске пансионата для казахских детей и широко пропагандировала идею народного образования среди казахов [365].

Казахские общественные деятели принимали активное участие в расширении системы образования. Финансовая сторона проблемы определялась их энергичным участием по организации массового сбора денег.

Долгосрочная перспектива реализации проекта обуславливала личностное участие прогрессистов. Дети просвещенных казахов, как правило, стремились к обучению в светских школах под влиянием своих отцов. Мулла Омского уезда Хусаин Кокенев инициировал организацию аульных светских школ, которые были показательными. За подобный поступок мулла получил в награду от областных властей халат 2-го разряда [363].

Его сын Х.Кокенев закончил Омскую учительскую семинарию.

Впоследствии Х.Кокенев принимал участие в общественных мероприятиях Акмолинской области.

В Семипалатинской области по инициативе старшего султана есаула Алихана Тлеубердина открылась первая русско-казахская школа с интернатом при ней. Школа функционировала в городе Кокпекты с 1867 года. В результате агитационной кампании казахи изъявили желание обучать в школе своих детей.

При этом от каждой волости выдвигалось по 2 представителя к обучению. В среднем на обучение каждого мальчика затрачивалось 80 рублей. Годовое содержание школы составляло 520 рублей. Казахские общества добровольно возлагали на себя финансовое бремя содержания школ и стипендиатов. Было разрешено принимать в школу вольноприходящих русских учеников. Данная школа носила экспериментальный характер без каких-либо регламентирующих учебный процесс определенных правил или четко установленного объема курса [366, л.3].

В 1902 году Ш. Кощегулов и К.Каймаков приняли на себя подряд по возведению в Акмолинской области здания сельскохозяйственной школы.

Кощегулов и Каймаков выполнили возложенные на себя обязательства, понеся значительные убытки. За выполненную работу подвижники удостоились Степным генерал-губернатором серебряными часами с серебряной цепочкой [367].

В казахском обществе развивалась традиция подвижничества. В феодальный период подвижническая миссия заключалась в оказании материальной и духовной помощи однородцам. Народная традиция коллективного единства определяла потребность преодоления хозяйственных трудностей. По почину казахских общин формируется институт казахских почетных блюстителей аульных школ. Подобная миссия возлагалась на известных влиятельных энергичных личностей. Почетные блюстители комплектовались из уважаемых состоятельных деятелей. Наиболее важной функцией почетных блюстителей являлось оказание финансовой помощи школам. Зачастую почетные блюстители лично патронировали школы. Так, блюстители Карпыков, Беркимбаев, Кулубеков, Беремжанов пожертвовали более 600 рублей на покупку учебных пособий для тургайских школ [12, с.232].

По приговору населения аула №1 Айтжан Четыбеков выполнял обязанности блюстителя Текинской аульной русско-казахской школы Акмолинской области [368]. Социальный статус различных патронаторов был различным. В казахском обществе явственней обозначалась роль выходцев из простонародья.

Реалии времени способствовали саморегуляции народа посредством заполнения социального вакуума активными представителями из различных слоев населения, что являлось примером для молодых людей.

В аулах подвижнической миссией занимались традиционные лидеры или представители местной администрации. Участие данных лиц в подобных действиях аккумулировало финансовые средства местных общин. Заурядхорунжий Хасен Кокенев в должности почетного блюстителя патронировал Полтавскую русско-казахскую волостную школу [369]. Такие факты носили распространенный характер в регионах расселения казахов.

Сохранение общинно-кочевых традиций предопределяло наличие подобных форм подвижничества. В XIX веке казахские меценаты брали на себя ответственность в возведении крупных духовно-стационарных объектов и финансировании социальных программ. Во второй половине XIX века в Оренбурге планировалось возведение гимназии – малознакомого местному населению учебного заведения по методике преподавания и реестру предполагаемых к изучению предметов. Согласно инструктивным документам в штате гимназии выделялись вакансионные места для казахских учеников. В результате поддержанной местными казахскими лидерами агитационной компании сумма добровольных пожертвований казахов составляла рублей. Один из инициаторов этой процедуры бий Дауренбек Беремжанов профинансировал 100 рублей серебром [370, л.81].

Характерно, что в последней четверти XIX века в степных областях продолжается усиление татарского элемента. Татарские мусульманские священнослужители имели влияние в духовной сфере казахов. Определенная часть казахской молодежи обучалась в религиозных учебных заведениях.

Впоследствии казахские выпускники подобных школ лишались карьерного продвижения в государственной иерархии и реализации своих возможностей на гражданском поприще. Представители государственных властей продолжали политику вытеснения мусульманства из духовной среды казахов. Работники административного корпуса проявляли личную инициативу в реализации поставленных задач.

Военный губернатор Тургайской области Я.Ф.Барабаш встречался с казахами с целью пропаганды государственного просвещения в школах и университетах как наиболее приемлемого способа развития и противодействия влиянию татар. Характерно, что во время этой встречи Барабаш ссылался в качестве положительного примера на карьерное продвижения молодых казахов, в том числе и на Т. Сейдалина. Участие на мероприятии Сейдалина оказалось полезным и произвело приятное впечатление на присутствовавших [371, л.15]. Подобная рекламная процедура деловых успехов казахов-служащих применялась довольно часто и оказалась эффективна.

Деятельность казахских чиновников, вписывавшаяся в стандарты государственного делопроизводства все же оказалась несколько иной в специфичных условиях степных районов. Доминирование наглядного образного мышления и идейного восприятия в сознании казахских общинников акцентировало задачу своеобразного стиля поведения и образа жизни казахских чиновников, заинтересованных в сохранении личного статуса в национальной среде. Поэтому мотивационная деятельность Т. Сейдалина, М.Карабаева, Г.

Беремжанова, И.Алтынсарина и многих других существенно выделяла их из среды остальной массы служащих.

Казахские служащие взаимодействовали с Мусульманскими благотворительными обществами. Данные организации создавались в местах компактного расселения тюркского населения. Идейными вдохновителями этих организаций являлись общественные деятели и интеллигенты, которые своими действиями являли пример взаимосотрудничества и взаимопомощи на основе единой духовной базы и этноязыковой близости тюркских этнических групп.

Функционирование мусульманских обществ обуславливалось привлечением состоявшихся на службе известных личностей. Как правило, мусульманские благотворительные общества действовали с согласия государственных властей.

В основном организации ограничивались патронажем учащейся молодежи в официально-действующих школьных учреждениях и реализацией социальных программ по отношению к бедным слоям населения. Участие и ролевая деятельность в этих организациях являлись показателем гражданского долга местных прогрессистов. Прогрессисты выступали не столько в качестве доноров, а сколько как потенциальные инициаторы осуществления подобных идей.

По добровольному почину представители казахского купечества принимали участие в благородных акциях. Например, преуспевающий купец Бижан Жангельдыулы, с разрешения губернатора Катанаева, построил школу в местности Конжар Оренбургского края [372, с.92].

В архивных источниках слабо освещается роль казахского купечества и торговцев в патронатной миссии. В городах Приуральско-Поволжского и Сибирских районов сохранялся высокий удельный вес татарских купцов, с которыми активно контактировали казахские служащие.

Врач Аубакир Алдияров входил в состав мусульманского общества [159, с.118] Это был не единичный случай. Юрист Абдулла Темиров в бытность своей службы в Тобольске возглавлял Тобольское общество мусульманпрогрессистов [373, с.62]. Участие в подобных акциях консолидировало активность тюркских интеллигентов, служащих, торговцев, мещан, священнослужителей в реализации социальных установок развития общества.

Руководящий состав Мусульманских обществ формировался духовными служащими, купечеством и творческой интеллигенцией. Во всех официально зарегистрированных Мусульманских обществах традиционно доминировали татары. Представительство казаха Темирова являлось единичным случаем в функционировании обществ. Казахские служащие трудились в соседней Томской губернии. Ни один из них не входил в состав мусульманского общества данной губернии. [374, с.57] В общество прогрессистов входили тюрки-горожане. В Томске все казахские служащие работали в провинции и не имели возможности к подобной кооперации. Административный опыт и служебные полномочия Темирова определили его роль в данной ситуации.

Тобольское общество мусульман-прогрессистов открылось 7 мая 1909года. В состав общества входили 71 человек. В Тобольске большую популярность, помимо татарских купцов, обрели татары: офицер К.И. Кульмаметьев, депутат Тобольской думы Н.Чинбаев. Н. Чинбаев имел звание почетного потомственного гражданина. Оклад Кульмаметьева составлял 2530 рублей, что подчеркивало его статус состоятельного человека. Он традиционно участвовал во всех масштабных мероприятиях [297, с.293]. При соответствующих обстоятельствах пост председателя общества получил Темиров Абдулла.

Усилиями руководства общества в Тобольске открылась местная татарская школа. В скором времени общество быстро разрослось за счет новых членов. Первоначально общество в своей деятельности ограничивалось накоплением средств, необходимых для проведения масштабных программ [289]. В работе местных прогрессистов комбинировалось сотрудничество сибирских буржуа и управленца Темирова, на своем уровне реализовывавшего интересы тюркской общественности. Одновременно Темиров входил в Тобольское попечительство общества бедных. Таким образом, согласно сложившейся социальной традиции доминанты влияния аристократических семей сохранялась ролевая статусность их представителей.

Газы Валиханов в Санкт-Петербурге инициировал организацию мусульманского общества. Из среды казахских военных он один из немногих, чья карьера успешно складывалась в военном министерстве. Ранее Валиханов служил в Семипалатинске и пользовался значительной популярностью у казахского населения. В процессе общения с местным населением он актуализировал проблему возрождения народа, акцентируя задачу дальнейшего подъёма. Присутствие Г. Валиханова и его доминирующее влияние в области признавались властями как негативный фактор. Поэтому по приказу он был переведен в Сибирь. Впоследствии Санкт-Петербургская квартира Валиханова оставалась культурно-организационным центром для приезжих казахов.

Валиханов неоднократно приезжал в Казахстан и распространял литературу политического и религиозного характера, что вызывало опасение у царских властей. [53, с.221].

Изучение источниковой документации свидетельствует, что в общественных организациях, как правило, принимали участие успешно реализовавшие свои профессиональные качества на производстве служащие.

Вероятно, профессиональный успех как показатель высокой подготовки специалистов являлся основой привлечения успешных чиновников в общественную сферу. Данный процесс усиливал их степень влияния в общественных массах и на управленские структуры.

Будучи статским советником Карабаев М.К. на правах действительного члена входил в состав Тургайской Областной счетной комиссии [180, с.43]. Его участие в деятельности комиссии свидетельствовало о высокой степени доверия к нему со стороны властей. Общинная психология казахов акцентировалась на анализе положительного воздействия известных людей.

Безусловно, в глазах казахских общинников Карабаев воспринимался как положительная личность, деяния которого оценивались как образец поведения.

Очевидная степень доверия в областном масштабе к указанным деятелям со стороны властей и общественности оказывалась весьма значительной.

Во второй половине XIX века в категории казахских служащих на уровне врачей, учителей, юристов наблюдаются представители из разночинной среды, как, например, тот же М. Карабаев и другие. В деловой сфере казахские служащие успешно конкурировали с устоявшимися аристократическими фамильными династиями. Фактически формируется новая группа просвещенных граждан, степень воздействия каждого из которых зависела от личных волевых качеств, профессиональных характеристик и научного кругозора. Облаченные в европейское платье со светскими манерами, казахские интеллигенты имели возможность приобретения популярности в казахской среде при незначительных финансовых ресурсах, но развитой индивидуальной подготовки необходимой для защиты казахского общества и его развития.

Патронатная сфера казахских администраторов по отношению к талантливым безродным учащимся с течением времени переходит в участии состоявшихся казахских прогрессистов в массовых общественных акциях. При этом казахские служащие не обладали большими финансовыми ресурсами. Их задача состояла в обозначении выполнимых целей и объединении значительной группы казахских общинников на уровне волостей и области. Имея положительный пример реализации собственных возможностей, эти служащие активизировали потенциал казахских общин ограниченных территорий.

Казахи вносили благотворительные жертвенные суммы в помощь пострадавшим. В 1856 году сибирские казахи Кушмурунского внешнего округа внесли 323 рублей 60 копеек серебром на пожертвование морским чинам и их семьям, потерявшим имущество в Севастополе во время войны [375]. В последней четверти XIX века увеличилась динамика участия казахского населения в подобных акциях. Требовалось личное участие авторитетных личностей, инициировавших деятельность общества. В городах актуализировалась проблема развития социально-культурного сектора.

Представители местной общественности инициировали сборы общественных сумм на возведение необходимых объектов. Так, в мае 1891года совет общества попечителей начального образования решил приступить к формированию в Кустанае народной библиотеки на средства общества [376, л.35].

В числе жертвователей на нужды Кустанайского реального училища известен Балгимбаев Абдугали Балгимбаевич [377]. В 1898 году по инициативе сверхштатного чиновника особых поручений при Военном губернаторе Тургайской области зауряд-хорунжего Дербисали Беркимбаева население пожертвовало на реконструкцию Кустанайской Александрийской женской русско-казахской школы 900 рублей [378, л.37]. Подавляющее большинство населения Степных областей составляли казахи. Вероятно, основную массу жертвователей представляли те казахские подданные, которые осознавали значимость образования для населения. Характерно, что казахские стипендиатки представляли минимум в женских училищах. В действиях казахских спонсоров теплилась надежда на перспективы обучения казахских девочек в школах.

В 1892 году казахи Акмолинской области принимали участие в оказании помощи бесприютным детям в Омске. Инициатором данного действия оказалась супруга Акмолинского генерал-губернатора [379]. Часто административные руководители или их супруги выступали в качестве организаторов подобных мероприятий. Инициативная процедура соответствовала духу времени. Личный пример руководящего состава предопределял мотивацию поведения служащих администрации, мобильно выполнявших поставленную задачу.

В многочисленных благотворительных акциях в Акмолинской области участвовали Х. Какенев, Д. Кеменгеров и другие известные личности. Х.

Какенев неоднократно участвовал в благотворительных акциях. В административной иерархии он занимал низовое звено. Но он активно выдвигал предложения по открытию новых школ, финансировании социальных программ и т.д. Семья Кеменгеровых получила известность в Омском уезде Акмолинской области. Один из представителей этой семьи действовал в качестве чиновника на Омской железной дороге. Статусность этого чиновника в государственном административном корпусе ограничивалась сферой регламентированных полномочий. Но его влияние в обществе оставалось весомым.

Казахские представители приняли участие в инициированным Омским Благотворительным Переселенческим комитетом в 1900 году сборе денег в пользу пострадавших от неурожая переселенцев Акмолинской области.

Казахское население области пожертвовало 733 рубля, тогда как общая сумма пожертвований составила 1942 рублей. Переселенческие программы неоднородно воспринимались казахским населением, многие представители которых постепенно разорялись впоследствии земельных переделов [380].

Благотворительные суммы конкретных казахских жертвователей ограничивались суммой в 1-3 рублей. В целом для казахских семей подобные взносы оказались значительными. Основное средство производства казахов – скот стоил очень дешево на рынке. Участие казахов в подобных акциях носило массовый характер.

Пожертвования частных лиц являлись хорошим примером для казахского населения. Казахи одного участка Акмолинской области пожертвовали рублей на нужды Красного Креста, усиление военного флота, снабжение Сибирских войск теплой одеждой [381]. Организующую роль в многочисленных акциях взаимопомощи выполняли казахские интеллигенты и служащие. Именно они выполняли информационно-пропагандистскую миссию в обществе.

С 1910 года в Оренбурге, по инициативе местной общественности, создается благотворительная медицинская организация «Белая ромашка». Цель этой организации заключалась в пропаганде и сборе пожертвований в пользу больных туберкулезом. В благотворительной компании охотно приняли участие представители частного бизнеса и государственных структур. В городе была организована продажа кумыса по сниженной цене [382]. Безусловно, в этой компании принимали участие представители казахской общины.

Стихийные явления способствовали консолидации просвещенных казахов. Во время голода 1898 года проявился организаторский талант и экономические способности А. Букейханова. Просвещенный интеллигент Букейханов апеллировал к нормам обычного права и традиционной системе взаимопомощи казахов. Как правило, организующую роль возлагали на себя казахские родоправители и старшины. Действия недавнего студента Букейханова носили показательный характер стремления к самостоятельности молодой генерации прогрессистов. Руководством общества Букейханов рассматривался как один из реальных гарантов целевого использования денег.

Пожалуй, это был один из немногих примеров. Букейханов действительно получил известность в либерально-прогрессивных и научных кругах Сибири.

Его личное участие в разрешении кризиса и степень влияния существенно облегчили последствия голода в области. В результате жута казахи Семипалатинской области находились на грани вымирания. Императорское вольно-экономическое общество передало Букейханову 1000 рублей для голодающих казахов. Ему удалось закупить в Павлодаре 1000 пудов муки. За это время он объездил наиболее пострадавшие от голода районы. Реальными помощниками Букейханову оказались его товарищи по экспедиции Щербины И.Ф., Гусев и казахи М. Акаев и Тохмухамед. Помощь осуществлялась методом закупа домашнего молочного скота и раздачей его пострадавшим. Этот способ оказался эффективным. О чем не преминули вспомнить через много лет сибирские обозреватели. Аналитики рекомендовали применить упомянутую схему ликвидации голода в голодающих местностях Сибири и Степных областей в 1912 году: «Нам кажется рациональным повторить эту форму помощи в большем размере. При полном отсутствии рабочего скота невозможно помочь доставкою хлеба» [383].

В исследуемый период наблюдается присутствие казахских представителей в тюремных попечительских советах - организациях, призванных оказывать морально-психологическую помощь заключенным. С середины XIX века наблюдается приток казахских заключенных в государственные тюрьмы. Расслоение казахского общества, сопровождавшееся разрывом привычных социально-экономических связей, деградирующе сказывалось на маргинальной части населения. Лишенные средств к существованию и неадаптированные к новым реалиям, данные представители оказались вытолкнутыми на периферию социальных отношений.

В казахской традиционной судебно-исполнительной системе отсутствовал институт тюрем как формы наказания. Унификация судопроизводства посредством тюремного изолированного заключения в иной социальной среде осложнила физическое пребывание казахов, в большинстве не знавших русский язык. Соответствующая реакция казахской общины выразилась в представительстве ее участников в подобных комитетах как в средстве влияния и участия в судьбах заключенных. Аналогичные комитеты действовали в городах. В данной акции причудливым образом сочетались официальноразрешенные институты общественного призрения и устойчиво сохранившиеся формы традиционной системы взаимопомощи.

В состав Тургайского областного тюремного комитета входили Мурзагул Койайдаров и Пангирей Нурмухамедов [180, с.45]. Одним из директоров Каркаралинского отделения попечения о тюрьмах общества являлся мировой судья Х.Бекметьев [384, с.82]. Членами Кустанайского уездного тюремного отделения были врачи М. Карабаев, А. Наритаев, А.Алдияров и волостные правители. Известный в области врач Карабаев получил утверждение в звании директора Тургайского попечительства о тюрьмах комитета [385, л.3].

Примечательно присутствие казахских врачей в деятельности организаций. По должности и роду профессиональной деятельности врачи имели большой общественный статус народных личностей и благожелательно воспринимались всеми социальными группами населения. Врачебная помощь оказалась востребована в заведениях пенитенциарной системы. Алдияров имел звание почетного гражданина. В архивной документации редко встречаются материалы о награждении и поощрении врачей. Участие врачей в благотворительных обществах благожелательно воспринималось публикой. В казахском обществе регулярно проводилась процедура сбора денег для тюремных нужд. Властные структуры поощряли деятельность подобных организаций, что обеспечивало снижение социальной напряженности в крае.

Наиболее действенной мерой оставались сборы денег с населения в помощь голодающим, социально-неимущим, учащимся, заключенным. Подобные акции проводились известными лидерами способными реализовать подобные проекты. Методы поощрения таковых оставались традиционными. Например, один из организаторов сбора финансовых средств с казахского населения на тюремные нужды Саудабек Сатбаев получил от властей благодарность [386].

Реформирование имперской системы судопроизводства актуализировало наличие элементов гласности проводимых судебных процессов. Эта модель судопроизводства постепенно внедрялась на территории восточных районов государства. По оценкам современников уровень подготовки и образованности населения края оказался ниже в отличие от промышленных центров.

Актуализировалась проблема формирования и функционирования присяжных комиссий. Члены комиссий должны были соответствовать социальноимущественному и образовательному цензам. Наличие подобных гражданских институтов и их сфера деятельности с интересом воспринимались местным населением. Адекватная ассоциация членов комиссии местным сообществом в перспективе существенно возвышала их статусность и соответственно силу действий комиссий как государственного органа.

Казахские депутаты присутствовали в качестве присяжных заседателей. В состав комиссии входили известные и авторитетные личности. Например, в состав комиссии Акмолинской области на период 1909 году входили казахских депутата. В числе депутатов состояли чиновник Ишмухамет Сьюкоглы Аблайханов, переводчик Садвакас Джантаевич Джантасов, переводчик Мукан Каребаевич Айтпенов, служащий Хасен Какенев, агент конторы Досмухамед Кеменгеров [387].

Казахские служащие комиссии имели разноуровневую подготовку. При этом численность национальных служащих области оставалась незначительной.

Характерно, что эти служащие соответственно в пропорциональном соотношении составляли минимум всех членов комиссии. При этом внутри своей группы чиновников эти служащие в какой-то мере отражали профессиональную структуру казахского чиновничества области. В частности, во всех регионах Степного края в составе казахского служащего корпуса преобладали переводчики. Данная структурная специфика отразилась в составе комиссии. В Тургайской области в местном уездном управлении присяжных в 1904 году состоял переводчик Каралдин [286, л.11]. Наличие образовательного ценза и степень политической благонадежности гарантировали присутствие чиновников в комиссии. Высокопоставленных администраторов уровня Аблайханова во всех областях оставалось немного.

Дюсембай Кеменгеров входил в состав членов Председателей комиссии по составлению очередных списков присяжных заседателей Акмолинской области [388]. В Акмолинской области обязанности члена-председателя комиссии по составлению очередных списков присяжных председателей выполнял Хасен Томербеков [389]. Обычно подобную миссию выполняли отличившиеся на гражданской службе чиновники. По всей вероятности учитывались специфические особенности казахского социума, в котором сохранялась регламентация сконструированных по семейному и родовому принципу общественных отношений. Выбор подобной личности логически должен был соответствовать интересам государства и мнению общественности, отражаемому в действиях ее представителей, т. е. соответствующих авторитетов.

Реформирование системы управления под давлением общественности и политической ситуации актуализировало принцип действий выборной системы как одной из составляющих дальнейшей эволюции. С учетом сложившейся ситуации к работе в комиссии привлекались казахские служащие. Данные личности легитимностью своего участия отражали степень политизированности и заинтересованности масс. По источникам, в комиссии всех уровней привлекались, прежде всего, чиновники соответственно по образовательным, имущественным характеристикам и индикаторам политической надежности.

Оппозиционно-критически настроенные к режиму личности в данных комиссиях, как правило, были нежелательны. Упомянутый выше Ишмухамет Аблайханов входил в состав Омских городских избирателей к выборам в гласные Омской городской Думы на 1910-1914 годы. Стоимость его имущества составляла 3900 рублей [390]. Таким образом, такие относительно обеспеченные и политически лояльные личности, как Аблайханов, оказались востребованными велением времени и остротой ситуации.

Ангажированные личности не ограничивались участием в общественных акциях и государственных мероприятиях. Длительная система подготовки национальной кадров кооперировала их деятельность в служебной сфере в единичном аспекте. Казахские служащие участвовали в подобных акциях в соответствии со сложившимися стандартами норм поведения в государстве рубежа XIX-XX веков.

Представительство в государственных избирательных программах в качестве непосредственных участников в сознании национальных работников воспринималось как весьма обязательное и надежное действие. Подобный алгоритм действий прослеживается у многих казахских служащих исследованного периода. Таким образом, служащие демонстрировали свою гражданскую позицию в официально легальных общественных мероприятиях.

Очевидно, в подобных действиях проявлялась новая модель поведенческой деятельности просвещенных казахов, осознававших себя ориентированными на новации социального переустройства представителями общества.

В этот период происходит постепенно изменение стереотипа поведения казахских общинников. Со второй половины XIX века А. Кунанбаев, И.

Алтынсарин, как и ряд других образованных граждан, идентифицировались казахами как носители просвещения и сторонники симбиоза двух культур.

В дальнейшем прогрессивные казахи олицетворялись в сознании большинства населения как выразители идеологии народа по реорганизации государства и обустройства потребностей социума. Действия казахских служащих проецировались через призму общественного сознания. Фактически о каждом образованном казахе у казахского населения на уровне волости и области существовало доминантное мнение, определявшееся их поступками и действиями. Казахские прогрессисты, проживавшие в городах и занятые в государственном секторе, не имели конкуренции в казахской аульной среде и вполне очевидно обладали полным правом воздействия. Поэтому они участвовали в различных комиссиях. В провинциально-аульной среде уровень конкуренции между проживавшими здесь дипломированными казахами и традиционными авторитетами был выше. Степень воздействия врачей, фельдшеров, учителей по различным причинам ограничивалась незначительным радиусом их проживания. Писари и переводчики ассоциировались казахским населением как низовая администрация, представленная выходцами из социальных низов. Степень материальнофинансового обеспечения этой группы казахских служащих ограничивалась их незначительным финансовым окладом. В аульной среде соответствующий фактор применительно к служащим-провинциалам отождествлялся как несущественный показатель. Зачастую на уровне волостей прерогатива сохранялась за представителями других социальных категорий, тесно связанных с торговым капиталом, аульно-волостной старшиной или имевших позиции в мусульманской духовной иерархии представителей.

Так, религиозный деятель Шаймерден Кощугулов в декабре 1906 года волостным съездом выборных казахских волостей Кокчетавского уезда избирается выборщиком [288]. Данный момент весьма показателен, но при всем при этом во время выборов учитывались такие факторы, как харизматические качества и личное участие в реализации обозначенных обществом проектов. Это в совокупности с вышеперечисленными аспектами определяло их победу на выборах.

В Акмолинской области большой популярностью обладали братья Сатыбалдины. Семейство Сатыбалдиных в казахском обществе выделялось имущественным положением, социальным происхождением и образовательным статусом. Братья Сатыбалдины являлись дипломированными специалистами.

Джусуп Сатыбалдин обучался с Алиханом Букейхановым в Омском техническом училище. В декабре 1906 года Джусуп Сатыбалдин входил в областное избирательное собрание от казахских властей Акмолинской области для выборов членов Государственной Думы [391]. В лице Сатыбалдина казахские общинники видели человека, способного повлиять на принятие важного решения. Соответствующий общественный анализ способствовал формированию представлений о социально-моральной характеристике членов различного рода комиссий, формировавшихся из казахской народной среды в сложных перипетиях трансформирующихся событий начала ХХ века на территории областей. Списочный состав выборщиков от 22 казахских волостей Акмолинской области показывает, что из 44 членов 12 состояли в возрасте от 50 до 73 лет. Основная группа выборщиков состояла ввозрастной категории от 28 до 50 лет. Анализ динамики избирательной компании в казахском социуме демонстрирует наглядно представление о возрастных особенностях выборщиков, выражавших интересы общин. Из среды служащих в списках выборщиков от Аиртавской волости числился словесный переводчик Х Ерденбаев, которому в тот период исполнилось 30 лет.

Скрупулезный анализ всей схемы формирования комиссий, мотивации поведения их участников и конечного результата работы резюмирует мысль продуманного сценария лидеров казахского социума, с целью последовательного выполнения обозначенных задач в ситуации оппонирования государственному давлению.

В начале ХХ века казахские общественные деятели акцентировали задачу представительства во всех общественных и государственных органах управления. Так, в Иргизе с 1902 по 1904 годы султан Баймухамед Абултаев состоял в качестве городского депутата [392].

Казахов-горожан в исследуемом регионе в пропорциональном соотношении к остальным группам населения насчитывалось немного.

Казахские городские депутаты рассматривались казахской общиной как действенное средство включения во власть. Султанская титулатура играла весомую роль в общественном сознании казахов.

Значительную миссию возлагали на себя личности, отвергавшие радикальный путь развития. В их комбинированных действиях преобладал комплексный метод либерально-поступательного сотрудничества с государственными институтами, который оказался очень медленным, но сулил эволюционные перспективы.

Многие казахские служащие отличались деполитизированностью и не занимались политической деятельностью, ограничиваясь выполнением обозначенных служебных обязательств. В частности, на исследуемый период не встречается упоминаний об общественной деятельности определенной части фельдшеров, учителей, администраторов различного масштаба. При этом в обществе действовала категория казахских служащих, охотно принимавших участие в общественных мероприятиях, но не зафиксированных в политической деятельности. Например, врач М. Карабаев по исследованным документам не обозначен как активная политическая личность. Аналогичное сравнение характерно для А. Темирова, А. Сейдалина, Г. Балгимбаева и другие.

Указанные деятели, как и ряд других, энергично взаимодействовали в легальных общественных организациях. По данным Б.А. Кенжетаева, с Казанскими научными организациями сотрудничали казахские студенты и служащие. В работе местного общества археологии, истории и этнографии активное участие принимали студенты М. Сыздыков, А. Идигин, А.

Беремжанов, способствовавшие пополнению коллекции эпическими произведениями, фольклорными материалами, этнографическими предметами.

В состав научного общества, на правах члена-сотрудника, входил Бахытжан Каратаев [25, с.56].

Реформирование судебной системы предопределило привлечение казахских служащих к работе в местных органах.

Так, приказом руководства Тургайской области юрист Беремжанов и врач Карабаев получили назначение на должность почетных мировых судей [393].

Карабаев и Беремжанов состояли в должности почетных мировых судей с по 1904 годы Возложение юридических обязанностей на Карабаева не вписывалось в стандарты государственного делопроизводства. Спектр официальной деятельности Карабаева оказался разносторонним. Очевидно, его привлечение к подобной миссии востребовалось спецификой отношений властей, точечно рассредоточенных в стационарных центрах и остальной массы казахского населения.

В отличие от Беремжанова, Карабаев не имел юридического образования.

Функциональные особенности действий почетных мировых судей носили незначительный характер. Реформирование судопроизводства постепенно меняло правовое сознание общества. Конструировалась новая правовая культура. Возложение на Карабаева юридической должности в сознании общинников воспитывало уважение к силе состоявшейся личности и чужой собственности. Изначально Карабаев и ему подобные, не являвшиеся юристами, апеллировали не столько к судебным нормативам, а к зову совести при разборе мелких тяжб. Подобная практика включения казахских служащих в эти институты изменяла психологию масс в восприятии новой судебной системы.

Мировые судьи избирались на 3 года органами городского и земского самоуправления из лиц соответствующих возрастному, образовательному и имущественному цензу. При этом учитывался служебный стаж работы.

Имущественный ценз оценивался недвижимой собственностью в объеме тысяч рублей [267, с.936]. В частной переписке Карабаев указывал на свою несостоятельность, что, впрочем, характеризовало многих служащих. Вероятно, этот вердикт при его назначении на должность мирового судьи не учитывался государственными властями, заинтересованными в усилении статусности судопроизводства в области. Институт мировых судей в восточных регионах империи учреждался во второй половине 90-х годов XIX века. В государстве сохранялся произвол полиции и администрации, взяточничество приобрело невиданные размеры, незаконные поборы вызывали недовольство населения.

Медленное и сложное делопроизводство вызывало критику общественности.

Институт мировых судей формировался как один из видов суда, основанного на буржуазных принципах независимости и компетенции. Выборные мировые судьи олицетворяли собой независимые структуры. Должностные полномочия и звание обязывали российских чиновников и служащих принимать участие в деятельности областных государственных организаций.

Переселенческая программа и, как следствие, расслоение казахского общества определили поиски решения прогрессистами проблемы обезземеливания казахов и их перехода к новым формам хозяйствования.

Объективно участие интеллигентов и чиновников в различных легальных организациях. В Тургайское сельскохозяйственное общество на правах членовучредителей входили И.М.Курбангулов, Г.Б.Балгимбаев [393]. Казахских профессионалов-экономистов и аграриев имелось недостаточно среди подготовленных служащих. Казахские представители в подобных организациях рассчитывали на консультативную помощь специалистов и вероятно занимались самообразованием по востребованным дисциплинам. Несомненно, составляя костяк благотворительных обществ, казахские служащие приобретали опыт местного самоуправления по европейским образцам.

Практика личностного участия национальных чиновников в информировании и убеждении аульных общин к переходу к новым формам хозяйствования довольно часто применялась властями. Чиновники Сейдалин, Беркимбаев, Карпыков, Арынгазиев выступали в прениях о необходимости подготовки сенных запасов жителями Тургайской области [394]. О масштабности и значении данного мероприятия свидетельствовало присутствие российских администраторов Добросмыслова и Крафта.

Представители казахской общественности принимали участие в организации благотворительных вечеров для населения. Предпринимались попытки создания театральных студий. Подобная театральная постановка финишировала в 1903 году в Оренбурге для присутствовавших казахов. В проведении мероприятия принимал участие коллектив из 27 человек, представленный образованными казахами. Солистом группы являлся вчерашний семинарист, учитель русско-казахской школы. Примечательно, что среди зрителей присутствовали казахские чиновники и ученики Оренбургской учительской школы. Несомненно, казахский вечер привлек внимание общественности. Редакция местной газеты выражала надежды на то что:

«Театральное представление, чтение и пение на киргизском языке несомненно привлекут внимание степняка и ускорят их сближение с нами «урусами» [395].

Театральное искусство как форма духовной культуры было слабо представлено в казахской традиционной среде. У казахов преобладала развитая песенная и музыкальная культура. Носителями театрального искусства являлись представители русского чиновничества и интеллигенции.

Немногочисленные казахские чиновники городов, в большинстве своем перенесшие в учебный период безденежье и бедность, были лишены снобизма и чванства. У наиболее активной части казахских чиновников и служащих наблюдалась корпоративная солидарность, проявлявшаяся в просвещении народных масс.

Наблюдатели отмечали положительную работу мусульманских прогрессистов в области культуры и экономических преобразований, особенно в таких администрированных центрах Приуралья, как Челябинск и Оренбург.

Фактически в начале XX века в этих центрах формируется идейно сплоченное тюркско-либеральное ядро в таких общественных направлениях, как кредитная кооперация, сельскохозяйственные и театральные общества [396]. Казахские служащие, точечно рассредоточенные среди русского большинства, зачастую лишались возможности участия в казахской национальной праздничной культуре. Этот фактор активизировал действия наиболее активной части из них на возрождение элементов культуры и ее сохранения в узкой немногочисленной группе городских казахов.

Общественность все чаще являлась свидетельницей европеизации мусульманских городских женщин. Продолжало развиваться национальное драматическое театральное искусство. Передовая интеллигенция продолжала пополнять драматический репертуар небогатым по разнообразию, но довольно колоритным материалом. В Западной Сибири усилиями тюркской общины после 7-летнего упорного труда начал функционировать мусульманский театр.

Ведущими артистками этого театра являлись драматическая исполнительница С. Кулулаева и комическая актриса И. К. Батудова. Пример названных татарских женщин оказался весьма показателен для казахских интеллектуалов.

Современники с грустью констатировали отсутствие оборудованных и оснащенных по необходимым образовательным стандартам профессиональных драматических школ в Сибири. Социальную роль в организации театра и театральных групп на себя брали представители интеллигенции. В казахском обществе группы городских интеллигентов и служащих оказались незначительны. В лучшем случае такие театры могли функционировать сезонно с выездом в места компактного расселения казахов, то есть в провинцию. Этот фактор существенно ограничивал хронологические и территориальные рубежи подобных учреждения. Стационарные театры возникали в тех городах империи, где концентрировались учебные заведения, в том числе университеты, учебные курсы, музыкальные классы, курсы хорового пения. В данных учреждениях будущие актеры могли получить частичную подготовку.

Казахские актеры исходили из тех знаний, которые они получили в городских школах, отнюдь не театральной направленности. Театры в регионе создавались не обладающими специальной подготовкой любителями [397]. Первые казахские театральные труппы функционировали благодаря усилиям любителей европейской культуры и рассчитывались на казахскоязычную публику. Основу театральных трупп составляли казахские студенты и служащие. Так в апреле 1915 году силами казахской учащейся молодежи организовывается выступление художественной самодеятельности на «Сибирском вечере» [398, с.46]. По инициативе городской казахской общественности в Семипалатинске проводились театрализованные и литературные казахские вечера. Одной из организаторов этой идеи являлась учительница Н.Кульджанова. Примечательно участие на одном из представлении юриста Р.Марсекова, зачитавшего доклад о казахской поэзии.

Финансовые сборы с подобных мероприятий перечислялись в пользу нуждающихся [399, с.103].

Профессиональное занятие интеллектуальным трудом предопределяло гражданскую позицию и экономическую свободу конкретной личности в столкновении с клановыми вождями и властью. Отрыв от общины с незыблемыми устоями воздействовал на поведенческое состояние данных личностей в городах с иной практикой отношений. Выдержавшие экзамен испытанием привыкания совершенно иначе оценивали социальное время своего совершенства.

Политические процессы в регионе трансформировали сознание народа.

Происходит существенное изменение мировозрения ориентированных на традиционную и европейскую системы ценностей маргинальных групп.

Наблюдается формирование новой модели поведения как средства реакции на острые трудноразрешимые ситуации. Устоявшиеся формы общественных отношений доминировали на уровне института подвижничества и патронажа.

Казахские прогрессисты по аналогии действий либералов империи постепенно осваивали новые каналы коммуникационных связей с общественностью.

Культурно-просветительская сфера влияния сопровождалась плавной активизацией оппозиционных режиму граждан в организации политической программы защиты интересов народа.

Индивидуальные действия отмеченных прогрессистов ограничивались участием в разных народных акциях критической направленности по отношению к властям. Зачастую либералы выступали в качестве посредников, способных юридически грамотно обосновать своё собственное видение и мнение локальной общины по злободневным проблемам в диалоговых встречах. Подобные действия в известной степени носили стихийный точечный характер. Например, в 90-годы XIX века несколько десятков каркаралинских казахов пожелали основать стационарный поселок на казенных землях уезда с целью занятия хлебопашеством. По сути, казахские семьи данным решением регламентировали переход на новый вид хозяйственно-культурной деятельности, официально приветствуемой властями. Прагматичные казахи прекрасно осознавали возможность потери благоприятных участков в случае отказа властей. Велением обстоятельств и времени они обосновывали свою перспективу использования юридического права владения землей в случае оседания. Лидеры общины делегировали полномочия проведения переговоров, являвшемуся в тот период единственным казахским врачом в уезде А.Айтбакину. Айтбакин по просьбе аульной общины добился приема у Семипалатинского губернатора с целью вручения ему прошения о запрете предоставления земельных угодий общины переселенцам [400].