«Казахские служащие Российской империи: формирование, профессиональная и общественно-политическая деятельность в XIX – начале XX вв. (исторический аспект) ...»

В Троицком окружном суде работал переводчик Ильджан Уразович Уразов. Переводчиком при Оренбургском окружном суде состоял Хусаин Тастемиров [283, с.13]. В Оренбургском уездном суде работал присяжный переводчик Исгалий Жингазиевич Досов [187,с. 9]. Переводчиком окружного Оренбургского суда состоял Жангаска Утебергенов [284, с.54]. В Оренбургском окружном уезде присяжным переводчиком состоял не имевший чина Сейдазым Кадырбаев [282, с.12]. Впоследствии он, будучи коллежским секретарем, исполнял обязанности секретаря суда по уголовному отделению. Обязанности письменного переводчика Тургайского уездного управления исполнял не имевший чина Тлеугабылов [285, с. 11]. До этого он работал в Кустанайском уездном управлении. Впоследствии за усердное исполнение служебных обязанностей он получил чин коллежского регистратора со старшинством [286, л.27]. Ирмухамед Нурмухамедов работал словесным переводчиком Актюбинского уездного управления [287].

Обязанности письмоводителя в Каркаралинском уезде исполнял Смагул Бекпасов [288]. Уровень жизни мало-мальски обеспеченных чиновников и высокопоставленных служащих оказался выше большинства общинников. В иерархии канцелярских служащих низовые позиции занимали волостные писари. В аульно-сельской среде писари считались наиболее грамотной группой населения. Финансовый оклад писарей оставался мизерным. В империи начала ХХ века писари ассоциировались с полуграмотной и коррумпированной частью чиновничества. Такой трафаретный типаж за этими категориями служащих закрепился в русской классической литературе. По справедливым замечаниям обозревателей, писари находились в полной зависимости от волостных управителей и крестьянских начальников. При соответствующих обстоятельствах эти властители села имели право подвергнуть административному аресту писарей, что лишало их возможности противодействовать бесконтрольным действиям начальства. Фактически писари являлись беспрекословными исполнителями воли руководства [289, с.158].

Объективно, определенная часть писарей при наличии подобной ситуации пытались перейти в другие сферы. Многие светские образованные граждане активизировались в городской среде. Служащие понимали, что обучались на казахские общественные суммы. И если султаны осознавали свою социальную ответственность перед родоплеменными коллективами в феодальный период, то многие канцеляристы чувствовали свою независимость от общинной среды и подобной опеки во времена унификации делопроизводства. Канцеляристы жили и работали в новой модели отношений государственного делопроизводства довлевшего над обществом. И если в XIX веке обязанности чиновника заключались в скорости информирования общества и установления системы отношений с государственными структурами, то в начале XX века конторские служащие ограничивались сухим исполнением документа и реализацией его пунктов в рамках своей компетенции. На уровне собственного мировоззрения эти чиновники достигнутому ими статусу аппелировали к энергозатратам собственного труда, врожденным или приобретенным способностям.

Из-за административно-управленческих изменений и реструктуризации казахского общества формируется категория казахских служащих в системе делопроизводства уровня переводчиков, писарей, канцелярских служителей и т.д. В основном представители этих профессиональных групп выполняли второстепенные функции и фактически имели ограниченные права в системе делопроизводства. В иерархии управления большая часть функционеров указанных категорий находилась на низовом уровне. Исторически страта канцелярских клерков пополнялась выходцами из разных социальных сословий с доминирующим представительством уроженцев незнатного происхождения.

Этот фактор в их сознании воспринимался как положительный результат кропотливого труда.

Таким образом, функционировавшая в области расселения казахов административно- территориальная модель акцентировала необходимость наличия казахских профессиональных кадров, задействованных в системе делопроизводства. Казахские служащие работали в уездных городских управлениях, судах, контрольных палатах и прочих канцеляриях в качестве клерков. Подавляющее большинство казахских чиновников составляли письмоводители и переводчики. Эти служащие, как правило, имели нижние чины и ограничивались исполнением служебных обязанностей в регламентируемых рамках. Образовательный статус чиновников был представлен уровнем различных училищ, семинарий и университетов.

Численность казахских канцелярских сотрудников и близких им по роду деятельности служащих различных контор, вероятно, оказалась много выше количества других профессионально просвещенных казахских групп по причине разветвленной системы делопроизводства и востребованности специалистов в качестве переводчиков, письмоводителей и прочих сфер канцелярской деятельности.

2.4 Казахские служащие в судебно-правовой сфере В 70-80-е годы ХIХ века начинает формироваться плеяда казахских юристов. В аграрном секторе сохранялась прерогатива народных судей, специализировавшихся на знании традиционной судебной системы. Анализ биографических данных казахских правоведов, равно как и других выпускников гимназий и университетов, характеризует совершенно иной стиль поведения этой просвещенной части. В условиях социально-экономических изменений в таких центрах при капитализации экономики и европеизации общественных отношений наблюдалась резкая атомизация личности с целью восприятия новых ценностей. Эксцентричная модель поведения жителей городов проецировалась в сознании развивающихся казахских студентов.

Психология представителей казахского студенчества резко выделяла их из остальной среды служащих. По профессии юристы входили в слой служащих.

Смысловая составляющая производственного механизма практиковала индивидуально-личностный подход и активизацию жизненной энергии молодых граждан, ориентированных на независимость мышления в поисках истины. Той истины, которая, по их мнению, должна была защищать интересы гражданина и государства. Мотивационная идея оказалась сильна. Поэтому казахские юристы лидировали в общественно-политической жизни казахского общества периода величайших катаклизмов начала ХХ века.

Стартовые условия эволюции казахских правоведов разнились. В период производственной деятельности именно сконцентрированные в городских учреждениях юристы с учетом особенностей воспитания, квалификации и образования трансформировались в наиболее сплоченную корпоративную организацию на фоне взаимной комплиментарности, деловых качеств и общих задач. Точкой притяжения вчерашних студентов оставались Омск и Оренбург – важные административные центры Сибири и Степного края. При этом губернские города Омск, Оренбург акцентировались казахскими служащими как важный карьерный успех. Их казахские ровесники по средним учебным заведениям предпочитали небольшие уездные города и волостные станы, то есть районы с наименьшим уровнем конкуренции. Данное обстоятельство снижало степень их социального дискомфорта.

По всей видимости, юристы имели гораздо больше шансов на успех при подобном алгоритме действий. В Казахстане в аграрной среде сохранялись родоплеменные отношения. Этот фактор, по мнению властей, существенно затруднял процессы судопроизводства. При этом казахи активно использовали различные методы защиты с целью запутывания следствия. Эта картина носила частый характер и подрывала авторитет государственных норм права в степных регионах, что в конечном итоге ограничивало сферы их влияния в аграрнокочевой среде. В соответствии с этими обстоятельствами востребованными оставались специалисты в области казахской генеалогии и правоведения. Так, представителям Оренбургской администрации рекомендовалось периодически обращаться за консультациями к просвещенным казахам Т. Сейдалину, Д.

Беркембаеву, К. Беремжанову и другие [290, л.23].

В последней четверти XIX века на смену казахским юристам с кадетским образованием приходят специалисты с гражданской подготовкой. На территории Оренбургского региона продолжало доминировать семейство Сейдалиных. На протяжении длительного времени, с 1901 по 1915 годы, в Троицком окружном суде работал Джансултан Кувакович Сейдалин [243, с.60.]. В 1900 году он имел звание коллежского советника, а к 1906 году обладал чином статского советника [291, с.18]. Секретарем Троицкого окружного суда работал губернский секретарь Мухаммед-Гирей Чувакович Сейдалин [159, с.25].

При Троицком окружном суде действовал коллежский секретарь Ахметбек Османович Балгожин, задействованный в должности судебного следователя [282, с.14]. Следует отметить, что судебно-следовательские функции он исполнял в поселке при окружном суде. Карьера Балгожина начиналась с младшего кандидата на судебную должность. В Челябинском уезде в 70-е годы XIX века обязанности судебного следователя исполнял Юсуп Хасанович Кучуков. В данный период времени Кучуков продолжал обучение в Казанском университете [156, с.64]. Соответствующий эпизод из биографии Кучукова относится к 1868-му году. В указанный период времени наблюдался тотальный дефицит подготовленных кадров, поэтому эпизод работы Кучукова не вызывает удивления.

Факт назначения Кучукова на следовательскую должность приходится на период начала судебной реформы в империи. Население Челябинского региона было этнически смешанным по своему составу. Кучуков оказался востребованным в зоне территориального размещения мусульманскотюркского населения, тяготевшего к обычному праву или мусульманскому судопроизводству. В генерации казахских служащих он являлся одним из первых судейских следователей. Карьера молодого специалиста начиналась вне пределов этнической территории казахов. В последующем многие состоявшиеся на службе казахские правоведы начинали служебную деятельность за пределами края своего изначального проживания, приобретая необходимый опыт делопроизводства и взаимосотрудничества в иной этнокультурной среде. Социальный сюжет откомандировывания казаховюристов за пределы компактного расселения казахского населения получил отражение в материалах Каркаралинской петиции, составленной прогрессистами на Кояндинской ярмарке. Составители обращения констатировали нерациональность для всей системы делопроизводства и правосудия отсутствия казахских профессионалов в крае, замещаемых незнакомых с казахской культурой и языком русских специалистов [292,с.24].

Проживая в чуждом окружении, национальные служащие осваивали образ жизни, привычки, стиль общения местных сообществ. Анализ биографических данных казахских специалистов резюмирует тенденцию частого командирования их на старте своей карьеры в края с совершенно иной субкультурой на длительный период. Впоследствии европеизированные специалисты перенимали ментальные особенности социокультурных систем в свое этноцивилизационное поле. И все же со ссылкой на источники, следует отметить важную закономерность – добившиеся в приграничных регионах Поволжья и Сибири успеха казахские функционеры, будучи в этническом меньшинстве, не возвращались в места исходного проживания.

При дефиците казахских профессионалов-юристов властями применялся метод привлечения в правовую сферу отличившихся на службе специалистов из других структур. В частности, на учителя И. Алтынсарина с 1870 года возлагались обязанности тургайского уездного судьи. Решение назначения Алтынсарина диктовалось необходимостью ликвидации кадрового дефицита, который явственнее обозначился в пореформенный период конца 60-начала 70– х годов XIX века. По служебным характеристикам и образовательной базе И.

Алтынсарин, А. Сейдалин, не имевшие специального юридического образования, соответствовали нужным параметрам переходного периода при тотальном незнании русскими служащими местных традиций, законов и языка.

На данную категорию казахских граждан возлагалась задача введения новой системы судопроизводства и ее адаптации к местной этнической среде.

Синхронно в этот же период Алтынсарин состоял в должности старшего помощника начальника Тургайского уезда.

С 1901 года в Оренбургском окружном суде начинается карьера старшего коллежского асессора Беремжанова Ахмета Курганбековича [191, с. 53]. По судебным реформам 1864 года согласно §108 в Степных областях уездному судье предоставлялись обязанности мирового судьи и обязанности судебного следователя. При этом по §110 в судьи имели право назначаться лица, получившие образование в высших и средних учебных заведениях и прослужившие не менее 3 лет в должностях, при выполнении которых они могли получали практическую подготовку в судопроизводстве. Чиновники отмечали общественную активность и профессиональные данные судьи К.

Беремжанова, неоднократно поощрявшегося руководством. Семейство Беремжановых, многие представители, из которых состоялись как народные судьи, оказало непосредственное влияние на становление юриста А.

Беремжанова. Беремжанов прекрасно зарекомендовал себя на юридическом поприще. В 1917 году он состоял в штате Самарского суда на II-ом участке Бузулукского уезда. В Оренбургском окружном суде значительных успехов добился Мухамед-Дияров Ахмедгирей Асфендиярович. В начале века он имел звание коллежского асессора в Орском уезде. Через непродолжительное время, будучи сотрудником Оренбургского окружного суда, он повышается в чине до надворного советника [191,с. 57]. Во втором десятилетии ХХ века старший нотариус А. Мухаммед-Дияров числился в звании статского советника.

При Троицком суде в 1900 году кандидатом на младшую судебную должность числился губернский секретарь Алдияров Нурмухамед Кауменович [191, с.60]. Статус служащих Семипалатинских нотариальных контор имели Я.

Кульжанов, С. Уразгулов [293]. В этот период в Семипалатинске работал учитель Н. Кульжанов. В Оренбургском крае трудился популярный врач А.

Алдияров. Фамильно-генеалогическая схема традиционного казахского общества сохранялась в принципах семейной взаимопомощи и поддержки.

Указанные лица регионально и родственно сохраняли связь с известными представителями интеллигенции в области медицины и педагогики.

Юристы работали в Омской судебной палате. Примечательно, что дипломированный специалист Сеилбек Джанайдаров свою карьеру начинал старшим помощником инспектора Лепельского уезда Витебской губернии. В 1916году он перевелся в Омский Окружной суд податным инспектором. В Омске начинал свою трудовую деятельность в звании младшего кандидата на судебную должность А. Турлубаев. В 1902 году Айдархан Турлубаев приказом старшего Председателя Омской судебной палаты назначается на судебную должность при Омской судебной палате [294]. Вскоре он командируется исполняющим вакантной должности помощника секретаря палаты [295].

Кадровый дефицит являлся вполне актуальным в сибирских провинциях империи. В данной должности Турлубаев состоял с 1 апреля 1903 года по декабря 1904 год. Впоследствии, согласно прошению, он откомандировывается в звании старшего кандидата на судебные должности в распоряжение Председателя Тобольского окружного суда [296]. Из документа явствует повышение в звании исследуемой личности. При незначительной плотности населения впечатляет ареал территории воздействия. В Тобольской губернии находилось 10 уездов. Наиболее плотно заселенным являлся Ишимский уезд.

Всего на его территории проживали 362 тысяч 318 человек, что составляло 20% населения всей губернии. Основную часть населения составляли русские и татары. Село Галышмановское являлось центром 10 волостей – Арамшинской, Гульшименской, Малышенской, Евгеньевской, Истоненской, Кроповской, Рожевской, Сениловской, Тобольской, Усть-Ланенской [297].

Тобольские власти делегировали молодого казахского специалиста в Ишимский уезд, учитывая этническую специфику этого региона. Ишимский уезд, как и все уезды Сибири, считался типично аграрным. Так, количество заводов на его территории достигало 25, а численность рабочих 65 человек Основной контингент общения судей составляли аграрии с присущим им общинно коллективистским духом и взаимной ответственностью общинносемейного толка. Анализ источниковых данных показывает лидирование Ишимского уезда в сравнении с остальными по количеству решенных судебных дел. Так, Ишимскими судьями в целом оказалось раскрыто 1490 дел по факту следствия. И в этом, безусловно, заключалась заслуга Турлубаева, взаимно дублировавшего судейские функции на нескольких участках [212, с.15]. Таковой являлась цена его будущей перспективы. Властями учитывалась этническая мозаичность населения, что предопределяло востребованность Турлубаева.

Согласно положению о выборах в Государственную Думу в административных центрах империи формировались выборные комиссии. На уровне уездов функции председателей комиссии выполняли мировые судьи. По решению общего собрания отделения Тобольского окружного суда председателем Ишимской уездной комиссии назначался А.Т. Турлубаев [298].

Турлубаев в этот период зарекомендовал себя как благонадежный чиновник, на которого возлагалась ответственность проведения столь важной политической процедуры. В источниках данный эпизод является одним из немногих привлечения казахских служащих к выполнению подобной миссии.

Позже Турлубаев состоял в числе «лиц свободных профессий». В году А.Турлубаев выполнял обязанности присяжного заседателя по Ишимскому уезду [299]. Согласно новой системе судопроизводства реально возвышался уровень воздействия в процессе присяжных заседателей.

Присяжные заседатели определяли виновность или невиновность подсудимого.

При этом мера наказания определялась судьями. Присяжные заседатели комплектовались из всех сословий при условии соответствия претендентов возрастному, имущественному и оседлому цензам. Присяжные заседатели должны были соответствовать установленному цензу благонадежности. Списки составлялись земскими управлениями [300]. Претендуя на должность присяжного заседателя Турлубаев, будучи квалифицированным юристом, сохранял уверенность в правильности своего выбора. По всем характеристикам он соответствовал на претендуемую должность. Согласно законам о суде присяжных кандидаты на должность присяжных, в частности, уроженцы Тобольской и Томской губерний должны были владеть земельной собственностью в 20 десятин. Очевидно, Турлубаев за период служебной деятельности сумел достигнуть соответствующего имущественного статуса.

Примечательно, что в Акмолинской и Семипалатинской областях квота нехристиан ограничивалась в 25 % от количества присяжных заседателей.

Турлубаев в этнически смешанном регионе, в котором численность русских в процентном соотношении к «инородцам» оказалась гораздо выше в сравнении со степными областями, имел больше шансов на успех именно в Сибири.

Опытные казахские служащие за период служебной деятельности обладали практицизмом в выборе решений. В Семипалатинской и Акмолинской областях ему реальную конкуренцию составляли его зажиточные земляки. По статистическим сведениям, в Ишимском уезде на должность присяжного заседателя по характеристикам подходили 1179 человек. Данные показатели стимулировали действия губернского руководства на открытие суда присяжных в уезде [289, с. 18].

При выборе должности присяжного председателя Турлубаев конкурировал с сибирскими представителями, большинство из которых лишь недавно прибыли в губерниюи оказались неизвестными местному населению. В Ишимском уезде Турлубаев, прежде всего, опирался на социальную помощь нескольких сотен казахов и этнически близких татар, зарекомендовав себя как грамотный специалист за долгое время юридической деятельности. В 1916 году он получил известность как присяжный поверенный [301, с.91]. Пожалуй, это был один из немногих, занимавшихся адвокатской деятельностью казахских юристов. С 1912 года он работал мировым участковым судьей при Акмолинской области [275].

Институт мировых судей практиковался в Сибири на рубеже XIX-XX веков, гораздо позже в отличие от Европейской части России. Судебная реформа, как и все государственные преобразования, в восточных провинциях империи запаздывали по многим причинам. Мировые судьи избирались на года органами городского и земского самоуправления из лиц, подходивших по возрастному и образовательному цензу. В ведение мировых судей подлежали мелкие уголовные и гражданские дела. Мировые судьи из гражданских дел решали иски до 500 рублей [267].

В Сибири институт мировых судей официально вводился в 1896 году.

Нагрузки в губерниях на представителей юстиции существенно возрастали.

Сибирские мировые судьи в пределах своих участков выполняли обязанности судебных следователей и осуществляли надзор за действиями опекунов и попечителей. Таким образом, подсудная сфера юристов зауральских территорий охватывала подведомственные иски в объеме 2 тысяч рублей, тогда как в центральных областях – 5 сотен рублей [302, с.96]. Ключевые звенья отправления правосудия сосредотачивались в полномочиях мировых судей.

В личной метрике Турлубаев характеризовался как вдовец. Длительное время он исполнял обязанности мирового судьи Ишимского уезда. По статистическим материалам Ишимский уезд Тобольской губернии оценивался специалистами как самый неблагополучный. В огромном по территориальным масштабам экономически малоразвитом уезде проживало разноуровневое население, рассредоточенное в многочисленных поселениях, расположенных на больших расстояниях. Официально в Ишимском уезде функционировало судей. Центральная ставка Турлубаева располагалась в селе Голышмановское, которое находилось в зоне смежных этнокультурных контактов русского, украинского, казачьего, казахского и татарского населения. От Турлубаева требовалось знание ментальных особенностей местных этнических сообществ.

В возрасте 30 лет он синхронно выполнял должность мирового судьи на прокурорских участках №6 и №8. Очевидно, предоставление Турлубаеву столь сложной миссии мирового судьи на 2-х участках крупного уезда определялось его личными и деловыми качествами. Уже в этот период он имел звание коллежского ассесора.

По мнению сибирского аналитика, мировые судьи выполняли обязанности следователей. Условием успешной работы мировых судей являлись научная подготовка, служебный опыт, материальное обеспечение, личная независимость и знание местных традиций [302]. Турлубаев как и все приезжие служащие в Сибири, должен был понять природу сибиряков, вжиться в их интересы, проникнуться их спецификой. В 1907году Турлубаев, получил чин титулярного советника. Синхронно в этот период он выполнял обязанности мирового судьи на дополнительном участке №3. Объем работы Турлубаева и соответствующие трудозатраты отражены в нижеприведенной таблице №14.

Таблица 14 – Отчетная ведомость 1907 года [303, л.31] На 1 января 1907 года количество неоконченных дел Количество для возникших в суде дел с Окончено следствий в1907г К 1 декабрю 1907 году осталось неоконченных следствий Число выездов по делам службы Количество дней, проверенных по делам службы Анализ показателей таблицы свидетельствует об эффективности работы юриста Турлубаева. Очевидно, этот специалист был хронически перегружен следственными делами. В начале ХХ века сибирским властям не удалось переломить ситуацию по кадровому дефициту. Стимулом в работе Турлубаева послужило его продвижение по чиновничьей иерархии. В следующей таблице отражена динамика передвижения и раскрываемости судебных дел, характеризующих качество работы Турлубаева.

Таблица 15 – Сводная ведомость о деятельности мировых судей и судебного следователя округа Тобольского окружного суда за 1907год [304, л.74] Осталось дел к 1 сентября 1907года.

Поступило снова возникших дел Осталось дел к 1янв.1907года.

Поступило снова возникших дел Приведенные показатели демонстрируют степень работоспособности одного из успешных судей уезда. В то же время сохранялись значительные цифровые данные, свидетельствующие о сложных аспектах системы делопроизводства. В конечном итоге этот бесконечный вал сложных и запутанных дел отражался на результатах труда любого специалиста. Выше упоминалось о дублировании Турлубаевым обязанностей мирового судьи. В приведенной таблице продемонстрированы цифровые показатели деятельности его по участку №6 за один месяц.

Таблица 16 – Движение дел за январь 1907 года [305, л.78] Таким образом, табличные сведения, в частности, по деятельности Турлубаева, являются показательным образцом сложности положения российских юристов.

Позже, Турлубаев состоял при Томском окружном суде в качестве участкового мирового судьи. Судебные обязанности он исполнял на 2-ом участке г.Каинска Каинского уезда. В орбиту действия Турлубаева входили г.Каинск, станция Каинск, поселок при станции, а также волости: НижнеКаинская, Казанская, Ново-Ярковская, Булатовская, Верхне-Игинская, Каинская, линия железной дороги и «инородческие» аулы [306, с.108]. По деловой документации российских служащих, в том числе и казахов, отчетливо прослеживается их возможность карьеры в случае перевода в восточные, наименее освоенные губернии. В Сибири обозначился рост Турлубаева, юриста Темирова, врача Карабаева и ряда других представителей.

По увольнении Турлубаева исправляющим должность помощника секретаря Гражданского департамента Омской Судебной палаты назначается Якуп Акпаев. Акпаев прекрасно характеризовался руководством Омской судебной палаты. Будучи молодым специалистом, в 1904 году он отличался такими качествами как хорошими познаниями в юриспруденции и отличным служебным усердием [308, л.2]. В этот период он занимал должность младшего кандидата на судью и не имел знаков отличия. Согласно содержанию личного дела, Акпаев не имел финансового обеспечения. Он состоял при канцелярии уголовного департамента палаты. Акпаев являлся уроженцем Семипалатинской области. Характерно, что территориально ему была ближе Акмолинская область, на территории которой находилась Омская судебная палата.

Очевидно, Акпаев не имел дальнейших перспектив иерархического роста в соответствующей структуре. По всей видимости, соответствующий фактор явился преобладающим в выборе его решения. Примечательно, что в акмолинский период работы младший кандидат Акпаев имел возможность работать по месту жительства в Каркаралинском уголовном отделении Беркаринской волости, находившейся под юрисдикцией Семипалатинского окружного суда.

Следует дополнить, что всю документацию по делу Акпаева собирал и визировал в качестве секретаря его ближайший друг по студенчеству А.

Турлубаев. В марте 1904 года Акпаев занимал вакантную должность помощника секретаря палаты Семипалатинского окружного суда. В Семипалатинской области он выполнял обязанности помощника мирового судьи. Но уже 22 июня 1904 года приказом председателя Тобольского окружного суда он назначается помощником секретаря в Тобольское уголовное отделение суда [308, л.12].

Тобольск геграфически находился гораздо севернее степных областей.

Расстояние от города до ближайшей железной дороги составляло несколько сотен верст. В начале XX века Тобольск представлял собой небольшой провинциальный город. Достопримечательностью его являлся небольшой музей. По мнению современников, Тобольск напоминал собой «археологическую усыпальницу». Столичные газеты доходили до города на день после почтовой высылки. В городе отсутствовала порядочная библиотека.

Местные интеллигенты, к коим причислялись и служащие, занимались картежными играми или спивались. Чиновники от скуки занимались торговлей [309, с.158].К сожалению, данная перспектива характеризовала многие провинциальные города.

По своим масштабам он существенно уступал центральным городам империи и крупным административным центрам Зауралья. Кроме того, природно и климатически Тобольская губерния имела отличия от степных областей Казахстана. Акпаев, как и большинство казахских специалистов, страдал хроническими заболеваниями. Эти причины ни в коей мере не останавливали работоспособность молодых специалистов, уверенных в своих силах.

Финансовые обстоятельства катализировали действия и мотивацию многих молодых специалистов. В ноябре 1904 года Акпаев ходатайствовал перед руководством Тобольского областного суда о переводе на службу в Омскую судебную палату. В конфиденциальной переписке между руководством двух Сибирских палат Акпаев характеризовался как хороший специалист. В декабре 1904 года он получил должность помощника секретаря Гражданского департамента Омской судебной палаты. Ранее он исполнял обязанности помощника секретаря Тобольского окружного суда [310].

Горизонтальное перемещение преуспевающих специалистов носило синхронный характер. Официальная мотивация его кадровой перестановки связана с иерархическим повышением. Потребность в перетряске кадров в государстве существовала всегда. Турлубаев ранее учился в Омской гимназии, Акпаев – в Томской. Местом их общения стал Санкт-Петербурский университет. Турлубаев и Акпаев активно контактировали между собой [117, л.6]. Акпаев знал о переводе Турлубаева, вероятно, от него самого, ибо обращался с прошением о своей благонадежности к руководству университета для рекомендации в Омскую судебную палату. В качестве исходных данных он указал адрес Турлубаева при Омской судебной палате [123, л.83]. Личные связи как фактор взаимопомощи продолжали действовать в данной среде.

В Сибири состоялась карьера Раимжана Марсекова. Он родился в году. Знаков отличия на старте карьеры не имел. В 1902 году Марсеков определяется младшим кандидатом на судебную должность при Семипалатинском окружном суде [311, л.3]. Он исполнял обязанности младшего кандидата [312]. В ноябре 1902года он, согласно прошению, по мотивировке «домашние обстоятельства» уволился в отставку. В 1903 году Марсеков восстановился на службу в должности помощника присяжного поверенного в округе Семипалатинского окружного суда.

Вероятно, работоспособность Марсекова оказалась высокой. Следует учесть, что в восточных районах империи сохранялся острый дефицит кадров.

Довольно часто специалисты на длительные сроки на смежные участки направлялись в продолжительные командировки. Согласно существующим положениям повышения по службе, как правило, удостаивались личности с высшим образованием. Поэтому в 1904 году приказом старшего председателя Омской судебной палаты он определяется младшим кандидатом на судебную должность при Омской судебной палате. Уже в ноябре 1904 года Марсеков командируется к мировому судье 1 участка Омского уезда для занятий в канцелярии с целью ознакомления делопроизводством [313, л.50].

Впоследствии он, как и все молодые специалисты, прошел процедуру «испытаний» при Омской судебной палате. После выдержанных испытаний ему присвоили звание старшего кандидата на судебную должность. При Омской судебной палате на должности присяжного поверенного продолжалась карьера выпускника Санкт-Петербургского университета Раимбека Марсековича Марсекова [314]. Его местом жительства являлся Петропавловск.

Проживая за пределами родного Семипалатинского края, Марсеков делал карьеру в Акмолинской области. В отличие от Семипалатинска Петропавловск оказался географически ближе к Омску. Там, в Омске, проживали казахские интеллигенты и чиновники.

В феврале 1905 года Марсеков приказом руководства переводится в распоряжение председателя Омского окружного суда. Собрание состояло из квалифицированных опытных судей. Решение данного коллегиального органа свидетельствует о качестве компетенции Марсекова. Доверие к молодому юристу определялось не личными симпатиями руководителя палаты, а решением совета. Определением общего собрания Омского окружного суда ему поручалось заведование 3-м участком Петропавловского уезда. При этом он получил направление по месту командировки на незначительный срок в связи с нахождением в отпуске местного мирового судьи.

Уже в мае 1905 года он, по решению аналогичного собрания, направляется на должность мирового судьи Атбасарского уезда по причине 4-х месячного отпуска местного уездного судьи. Процедура постоянных перемещений являлась единственной альтернативой профессионального роста и самоутверждения по деловому принципу Марсекова. Собственно, через соответствующую процедуру проходили многие молодые специалисты.

Но данный аспект хронически вызывал бытовые неудобства. Именно эта практика постоянных деловых контактов с различными социальными, региональными и этническими признаками вырабатывала особый стиль поведения и специфичность квалификационных характеристик, так необходимых для дальнейшей карьеры.

Находясь в должности старшего кандидата при Омском окружном суде, Марсеков имел жалование в 1800 рублей. Дополнительно он получал финансовую сумму в 1500 рублей, из которых имел 500 рублей столовых, квартирных - 300 рублей, канцелярских - 500 рублей, особых – 200 рублей [311, л.3]. В сентябре 1905 года Марсеков командируется на самостоятельное заведование IV-го мирового участка Омского уезда. Сроки его новой командировки длились 4 месяца с 6 октября 1905года по 10 февраля 1906 год.

По окончании соответствующей командировки он, по решению общего собрания суда от 13 февралея 1906 года, делегируется в помощь мировому судье этого же участка по производству следствия в подозрении высокопоставленного чиновника. Пикантная ситуация заключалась в запрещении Марсекову поездок по уезду без особого распоряжения.

Соответствующая практика ведения судопроизводства применялась в исключительных случаях, когда следствие контролировалось высокопоставленным руководством. Очевидно, Марсеков грамотно провел соответствующее расследование, ибо приказом по Министерству Юстиции он в мае 1906 года вновь откомандировывается к исправлению должности судебного следователя Тарского уезда.

Таким образом, не имевший чина и знаков отличия Раимжан Марсеков за незначительный 4-хлетний период служебной деятельности дослужился до должности судьи. В группе казахских юристов Марсеков, пожалуй, был вторым, кто после «оренбуржца» Кучукова выполнял обязанности следователя.

Данная особенность благожелательно проявилась на финансовой статусности исследуемой личности. Его годовое содержание составляло 2500 рублей. Объем жалования достигал 1800 рублей, столовых - 500 рублей, квартирных рублей, канцелярских - 500 рублей, особых - 200 рублей.

Тарский уезд находился под юрисдикцией Тобольского окружного суда.

Повышение Марсекова обуславливалось его территориальным перемещением в Тобольскую губернию-регион, который по социально-экономическим параметрам существенно уступал Омскому уезду. В ноябре 1907 года Марсеков согласно прошению ушел в отставку. Его неожиданное решение вызвало удивление у окружающих. Как правило, чиновники на пике своей карьеры уходили в отставку по состоянию здоровья или же по некомпетентности. Впоследствии Марсеков характеризовался руководством, в процессе трудоустройства и работы, как квалифицированный и хорошо подготовленный специалист. В личном деле Марсекова встречаются сведения о его хроническом заболевании суставном ревматизме, рецидивы которого проявлялись в этот период. Очевидно, соответствующий аспект определил мотивацию поведения Марсекова. В сентябре 1907 года он ходатайствует о его переходе в Семипалатинский окружной суд на должность помощника присяжного поверенного. При этом Марсеков стремился попасть на свою изначальную этнотерриторию проживания. Через некоторое время он действовал в должности присяжного поверенного [315, с.86]. Ценный специалист Марсеков оказался востребован в смежной Акмолинской области.

Национальная психология Марсекова, коллективное единство с земляками и родственниками определили выбор его решения. Интерес вызывает тот факт, что он за короткий промежуток своей служебной работы дважды выходил в отставку. Причем после первой отставки он работал по месту проживания в должности помощника, т.е. туда, куда он стремился после второй отставки.

Впоследствии он продолжил работу по линии юриспруденции.

В Томске в данный период Джиганшах приобретал известность Досмухамедов, работавший товарищем прокурора в местном Прокурорском надзоре [315, с.109].

этнотерриториального проживания определялось такими критериями, как степенью их научной подготовки и служебного опыта, знанием ими местных условий и быта общин, служебным и имущественным статусом. С XIX века шла планомерная миграция европейского населения в Сибирь, в восточные губернии продолжалась высылка на поселение уголовных и политических элементов. В категории высланных, по материалам современников, фигурировали представители всех социальных сословий и национальных групп империи. Интеллигентские слои сосланных различались по идейнополитическим взглядам и профессиональным качествам. Многие из них, представленные конторщиками, учителями, железнодорожными служащими, врачами, адвокатами, в Сибири превращались в типичных обывателей.

Оторванные социальным потрясением бурных революционных событий из привычной системы деловых и личных отношений, они оказались в непривычных условиях пустынной Сибири. По официальным данным, только в Тобольской губернии в 1907 году проживало 1500 политических ссыльных.

Репрессивно-государственный механизм способствовал увеличению массы политических мигрантов. В разряде политических попадались уголовники, люмпены, различные погромщики и даже случайные личности, попавшие в разряд ссыльных по ошибке. Ссыльный контингент зачастую состоял из малообразованной, малосознательной массы без четкой организации совместных действий и выработанной идеологической основы [316]. Из среды казахских служащих только незначительные единицы, как, например, Ж.

Акпаев, А.Букейханов, А.Байтурсынов, М.Дулатов и ряд других активно контактировали со ссыльными элементами.

Представители юстиции не избирались местным обществом, а назначались. На конец 90-х годов XIX века в Сибири насчитывалось участковых и добавочных мировых судей. Из них высшее юридическое образование имели 82%, остальные обладали дипломом по другим специальностям. Образовательный ценз сибирских мировых судей был значительно выше многих выборных мировых судей со средним образованием земских губерний. Все казахи-юристы исследуемого периода отличались высшим юридическим образованием. Университетский диплом являлся необходимым фактором в совершенстве начинающих профессионалов.

Чрезвычайную роль играл служебный опыт. До переезда в Сибирь служебным опытом обладали А. Темиров и Д. Досмухамедов. Эти подготовленные юристы прибыли с повышением на место назначения. Остальные казахские специалисты именно в Сибири начали свое совершенство. Европейские юридически подготовленные специалисты неохотно уезжали в восточные регионы. Не имевшие альтернативы своего развития, казахские правоведы уезжали в Сибирь с целью собственной самореализации и обеспечения материальных благ. Знание местных условий определяло их знакомство с обычным правом, менталитетом, психологией проживавших социальных групп и этнических общин. При наличии таковых обстоятельств правоведы имели возможность разобраться в бытовой и юридической обстановке обсуждаемого события. В биографических сведениях казахских юристов начала XX века не обнаружены сведения, касающиеся негативного оценивания их профессиональной компетентности. В юридической сфере казахи сталкивались с многообразием дел различного профиля.

В процессе перемещения казахских юношей из аграрного сектора в города происходит смена их мировоззрения. С течением времени в динамике профессионального роста наблюдался их переход из одного мира отношений в другой. И соответственно, новая модель поведения сопровождалась концентрацией необходимых ресурсов для адаптирования к меняющейся среде.

Данный ключевой момент актуализировался быстрым усвоением казахскими юношами необходимого инструментария из всего многообразия существующих моделей жизнедеятельности для дальнейшей собственной практической реализации. Следствием выработанной модели поведения являлась устоявшаяся практика включения казахских служащих в определенную сферу с медленным карьерным ростом и мало меняющимся финансовым статусом. У некоторых представителей продолжала сказываться психология инертного поведения и отсутствия желания резкой смены сформировавшихся устоев.

Достижение социального статуса служащих способствовало сохранению их зависимости от государства и денежной неустойчивостью. Так, в архивных материалах часто встречаются сведения о невозможности оплаты казахскими служащими за обучение своих детей в школах и университетах Дети администраторов в независимости от хронологии времени в унисон доказывали тезис о собственной бедности, убедительно приводя примеры финансово-потребительских возможностей собственной семьи. Сравнение типов поведения администраторов периода 60-80-х годов и их потомков на рубеже XIX-XX веков и последующего времени демонстрирует ряд реальных отличий. Безусловно, в силу занимаемой должности и уровня политической культуры местного населения казахские управленцы обладали более значимыми полномочиями в эпоху 60-80-х годов XIX века. Уровень их профессиональной подготовки по большей части ограничивался кадетским училищем или уездно-волостными школами. Степень контроля со стороны управленческих структур по вертикали оказалась продуктивной на уровне исполнения поставленной задачи. Метод конструктивного решения заявленных проблем в основном оставался прерогативой названных администраторов по причине сохранения их лидирующего влияния в этнической среде.

Дети администраторов вследствие полученного образования обладали большим профессионализмом. Но их служебная сфера ограничивалась работой в учреждениях с тотальным контролем и подчиненностью центральным органам. Степень давления в подобных организациях оказалась прямо пропорциональной уровню доверия со стороны имперских структур по отношению к казахским служащим. Индивидуализация отношений корректировала психотип казахских служащих, ориентированных на точную исполнительность при повышающихся деловых нагрузках. Минимизация финансовых средств продолжала сохраняться в данных группах имперского общества. Этот фактор подтверждается многочисленными примерами жизнеописания конкретных личностей из русской классики. Вероятно, поэтому некоторые представители казахских интеллектуалов уходили из профессиональной среды в творческие направления, как, например, в периодическую печать и жанровую литературу, которые все-таки не являлись финансово доходными. Например, с периодическими изданиями сотрудничали А. Байтурсынов, А. Букейханов, С. Сейфуллин, М. Жумабаев, Ж. Сейдалин и т.д.[317, с.31].

Скрупулезный анализ архивных документов наталкивает на мысль о том, что переход казахов из одной служебной группы в другую носил редкостный характер. В то же время в казахской чиновничьей среде соблюдался принцип передачи по наследству служебно-исполнительских функций. Тому примером являются биографические сюжеты жизнедеятельности действующих фамилий в северо-западном регионе Степного края. Наследственные династии учителей, медиков, ветеринаров и других представителей бюджетной сферы были не столь малочисленны, и в них не наблюдался принцип преемственности. Так, дети просветителя А. Кунанбаева выбрали военно-служебную карьеру. Медики М.Карабаев, Н.Алдияров, учителя Г.Балгимбаев, А.Байтурсынов, А.Алмасов и др. являлись специалистами в первом поколении. Тогда как их родители посвятили себя чиновничьему поприщу или продолжали заниматься традиционным хозяйством. Габдугали Балгимбаев занимал должность инспектора народных училищ Иргизского уезда. Его сын Абубакир Балгимбаев по факту обучения в Оренбургской гимназии в 1912году ходатайствовал о зачислении в штат Тургайского областного управления канцелярским служащим. В течение 2-х лет канцелярской службы он получил звание коллежского регистратора [318, л.25]. Таким образом, на канцелярской службе просвещенные казахи получили возможность скорейшего роста и повышения в чинах в сравнении с другими сферами. Установлены единичные факты участия потомков представителей неадминистративной социально-бюджетной группы в учительской и медицинской сферах.

На этот интересный сюжет социальной жизни казахов неоднократно обращали внимание просветители А. Кунанбаев, А. Байтурсынов. В частности, А. Байтурсынов констатировал факт оттока образованной казахской молодежи в служебные структуры [16, с.24]. А. Кунанбаев неоднократно обращался к аналогичной группе с призывом к освоению новых специальностей и эффективной реализации собственного потенциала во благо общества [14, с.67]. В легендарном сочинении М. Дулатова «Оян казак» звучала критика в адрес образованных казахов, пополнявших ряды чиновничества. Казахские прогрессисты обращались с критическими обвинениями к этой категории конторских служащих, осозновая отсутствие у них гражданственности и патриотичности по отношению к народу.

В городских условиях жизни казахские студенты создавали новые модели поведения, складывавшиеся в зависимости от окружающих социальных условий. Эти модели поведения формировались под влиянием места проживания, профессиональных особенностей, общественной среды, политической ситуации и других фактов Городские выскокооплачиваемые казахские служащие имели больше возможностей духовного общения и развития в отличие от канцелярских клерков или аульных учителей.

Большинство канцелярских служащих находились в бюджетных сферах со строгой регламентацией труда и исполнительской дисциплиной. Специалистов так называемых «свободных профессий», т.е. находившихся в относительной независимости, было немного. Юристы в первую очередь осознавали свою социальную ответственность. Учителя стремились развить систему обучения в этнической среде. Медицинские специалисты стремились всецело оказать необходимую врачебную помощь землякам. И те и другие совершенствовались в тех областях жизнедеятельности, в которых ощущали свое превосходство. Не случайно поэтому казахские врачи и учителя - одни из многочисленных групп интеллигенции - фактически отсутствовали в депутатском корпусе и Госдуме, но при этом активно поддерживали своих соратников либералов. Казахские медики и чиновники отсутствовали в верхней иерархии алашского движения, выполняя функциональные обязанности исполнителей.

Процедура командирования проходила в рамках официально выполняемых обязательств. Анализ командировочных переездов с учетом социальноэкономических показателей зон выезда и въезда свидетельствует об эффективности производственной деятельности этих казахских служащих. Из районов с более благоприятной инфраструктурой успешные чиновники перемещались в менее развитые имперские сегменты. При этом откомандировывались наиболее успешные, награждаемые функционеры.

Одним из первых казахских юристов Тургайского края являлся Темиров Абдулла. Темиров родился в 1865 году в Кустанайском уезде Тургайской области. Он был выходцем из обедневшей султанской семьи. В 1891 году Темиров назначается кандидатом на должность судебного следователя при Уфимской Палате уголовного и гражданского суда. Позже его командировали помощником к судебному следователю I-го участка Белебинского уезда. В декабре 1891 года он назначается помощником к судебному следователю Уфимского уезда а в феврале того же года - заведующим временным участком и выполняет обязанности судебного следователя упомянутого уезда. В июне 1892году его переводят на аналогичную должность для заведования 2-м временным участком Бирского уезда. Вскоре он отбывает для занятий в уголовное отделение Палаты. В марте 1893 года на него возлагается исполнение обязанностей секретаря уголовного Отделения Палаты. Тогда же Темиров причисляется к Министерству Юстиции [126, л.2].

Интерес вызывает тот факт, что служебная карьера Темирова началась на территории уездов, административно не входивших в состав Тургайской области и Степного края в целом. В то же время на территории Тургайской области наблюдался дефицит юристов-казахов с университетской подготовкой, и логичным было бы утверждение на должность Темирова в этой области.

Данный факт объяснялся рядом причин. В провинциальной казахской среде сохранялись такие элементы патриархально-родового строя как местничество, клановость, патриархально-вассальные отношения. Поэтому каждый казахский чиновник, выросший в этой среде, фактически мог выполнять функции лоббиста определенной фамильной группировки, тем самым сводя на нет идеологию имперской политики единства территории и общности политических взглядов.

Через некоторое время Темирова назначили помощником мирового судьи в округе Сыр-Дарьинского областного суда. Вскоре он получил должность помощника мирового судьи Чимкентского уезда. Южный Казахстан был включен в состав Российского государства во второй половине XIX века, поэтому в этом регионе отсутствовала налаженная система подготовки административных и судебных кадров.

Деятельность русских чиновников, не владевших казахским языком и не знакомых с местной спецификой, зачастую оказывалась малоэффективной.

Казахские чиновники выступали в роли связующего звена между местной общественностью и властями. Вероятно, этим и объясняется откомандирование Темирова из Уфы в Южный Казахстан. За выслугу лет он получил чин коллежского секретаря со старшинством. В середине 90-х годов XIX века Темиров назначается помощником мирового судьи Чимкентского уезда. Вскоре приказом его переводят «для пользы службы» помощником мирового судьи Аулиеатинского уезда. Характерным признаком авторитарного государства с раздутым бюрократическим аппаратом являлся произвол коррумпированных чиновников. Вероятно, перемещение Темирова из одного уезда в другой в краткие сроки можно расценивать как стремление властей изолировать его от тлетворного воздействия окружающей чиновничьей среды. В 1897году он получил должность титулярного советника со старшинством. Вскоре он назначается мировым судьей 2-го участка Аулиеатинского уезда Ташкентского окружного суда.

За 5-летнюю исправную службу в штатных должностях на территории Сыр-Дарьинской области Темирову назначается прибавочное жалование в размере 20% годового оклада жалования в 750 рублей по должности помощника мирового судьи. Высочайшим приказом по гражданскому ведомству от 15 февраля 1902 году он назначается членом Уфимского окружного суда [126, л.4].

В 1905 году согласно прошению он переведен в Тобольский окружной суд.

В состав Тобольского окружного уезда входили 2 секретаря, 1 архивариус, помощников секретарей и 4 кандидата на судебную должность [297, с.249]. В 1909 году Темиров получил звание статского советника.

В аппарат суда по уставу входили нотариусы, присяжные приставы, приставы, рассыльные и других. Уровень финансового обеспечения служащих зависел от занимаемой должности и чина. Канцелярский служащий получал в год 120 рублей. На таком уровне находились переводчики и мелкие канцелярские служащие. Не имеющие чина служащие имели жалование в рублей, из которых 150 рублей составляли столовые. Оклад губернского секретаря достигал 650 рублей, из которых 300 рублей составляли столовые [319, л.48]. Титулярный советник, исполнявший должность судьи получал рублей жалования, из которых 300 рублей составляли столовые 250 рублей канцелярские, 250 рублей – квартирные. Титулярный советник окружного суда имел оклад в 850 рублей, из которых жалование составляло 450 рублей. В Сибири на рубеже XIX-XX веков не имеющий чина учитель уездного училища в городе получал жалование от 200 до 300 рублей и добавочного довольствия 80 рублей в год от города.

Рабочий распорядок сотрудников областного Тобольского суда отличался хронической загруженностью. Так, в 1904 году в производстве суда находились 3634 дел. Из них в судебных заседаниях заслушивалось 726, в распорядительных 2120, а всего заслушивалось 2846 дела [212, с.9].

Тогда же Темиров получил звание надворного советника со старшинством. Мотивы перевода Темирова в Тобольск расплывчаты. В году произошел первый социальный раскол, особенно проявившийся в Европейской части государства и в Сибири. Тобольск считался одним из окраинных сибирских городов государства, в округах которого наряду с русским населением концентрировалось местное «инородческое». Согласно 1ой Всероссийской переписи 1897 года численность казахов в Западной Сибири составляла 50 тысяч человек. По переписи 1897года в Тобольской губернии проживало 1 433 043 жителей. В начале XX века общее количество населения Тобольской губернии составляло 1 миллион 692 тысяч 38 человек, при этом численность казахов составляла 7481 человек или 0,52%, численность татарского населения – 56 957 человек или 3,97% [320, с.48]. Из общего количества казахов в самом многолюдном Ишимском уезде проживало 235человек. Численность казахов в Тюкалинском уезде достигала 5148 человек [321]. За 9 лет численность казахского населения в губернии существенно не изменилась. Сравнительное сопоставление приведенных цифр показывает динамику увеличения внутренних миграций. Большинство казахов концентрировались в Тюкалинском уезде. Географический анализ расселения казахских служащих показывает, что из зафиксированных в различных документальных источниках никто из них не проживал и не работал в наиболее насыщенном казахским населением уезде.

Уровень грамотности среди тобольских казахов по данным сибирского статиста Н.С. Юрцовского оставался невысоким. Из общего количества образованных казахов этого региона 64% владели грамотой на своем и татарском языках, 36% - на русском [322, с.203]. Среди сибирских казахов оставалось сильным влияние мусульманства, что вызвало тревогу у местных властей. По всей видимости, перемещение Темирова также вызывалось необходимостью установления более тесных деловых контактов между местными, компактно проживающими в обособленных аулах, казахами и администрацией посредством казахов-служащих. Темиров не имел родственных связей с местной этнической средой, что обеспечивало его индифферентность ко всем ведущим клановым «инородческим» структурам.

Через непродолжительное время Темиров получил степень коллежского асессора, впоследствии статского советника. В аппарат окружного суда входили прокурор с товарищами и канцелярия. Прокуратура обрела важное значение. С этого периода прокурорский надзор руководил следствием.

Прокуроры выступали на суде, в том числе в участках на местах [300, л.2].

Темиров неоднократно курсировал по участкам окружного суда, выполняя кураторские судейские функции во время судебных процессов.

Тобольский окружной суд состоял из 14 юристов. Руководство Тобольского окружного суда составляли председатель суда и товарищ председателя суда. Будучи членом суда, А.Темиров имел чин коллежского советника. В соответствующем статусе с ним находились еще 4 личности, остальные имели звание статского советника. Средний возраст членов окружного суда составлял 41- 42 года [323, л.11]. Время определения на службу Темирова по судебной системе фиксировалось 15 февраля 1902 года. По возрастным критериям Темиров удачно вписывался в категорию местных членов суда. Этот аспект носил не случайный характер.

Наличие молодых высокопоставленных юристов в сибирской глубинке ломает привычные представления о возрастной специфике чиновных сановников в исследуемый период. Кадровая политика подбора административно-управленческого персонала на уровне судебных структур подразумевала концентрацию востребованных ситуацией и временем относительно молодых специалистов. В региональном разрезе Восточной Сибири данная тенденция прослеживалась в кризисное рубежное время I-й Русской революции.

В состав Тобольского суда входили профессионалы, биографии которых изобиловали множеством эпизодов, идентичных работе Темирова. В функции работников суда входили многочисленные выезды по значительным губернским территориальным пространствам. В силу своего ранга работники окружного суда фактически олицетворяли собой последнюю инстанцию в многочисленных судебных тяжбах проблематичной сибирской области.

Темиров неоднократно выезжал по линии прокурорского надзора для рассмотрения уголовных дел в судебных заседаниях. В процессе кадровых перемещений, очевидно, властями учитывалось национальное происхождение Темирова, обязанного вступать по долгу службы в контакты с мозаичным по этническим характеристикам населением региона. Темиров неоднократно принимал участие в выездных заседаниях как член суда по делам, в которых фигурировали местные казахи.

В Тобольском округе синхронно работали А.Темиров, А.Турлубаев, Р.Марсеков. В приграничных областях Сибири и Северного Казахстана действовала группа казахских юристов, врачей и прочих чиновников различного ранга. Вполне вероятно установление деловых и личных контактов между представителями различных категорий. Из всех казахских юристов Сибирских областей старшим по возрасту считался Темиров. По личной метрике он характеризовался как женатый и имел 5-х детей. Причем тарший сын Аббас родился в 1895 году, младший сын Абдулхан – в 1903 году [324, л.53]. В период карьерного роста и в последующее время в семье Темировых дети больше не рождались. Анализ финансового состояния казахских юристов, их карьерного роста и служебных перемещений свидетельствует о постепенном перенятии ими диктуемых особенностями ситуации европейских стандартов поведения и образа жизни. Стаж работы членов окружного суда начинался с периода конца 80-х – начале 90-х годов. XIX века. Географически в рамках империи Тобольск являлся осваиваемой восточной зоной. Огромные территориальные пространства между Тобольском и Дальним Востоком по большей части пустовали и ждали своего освоения. На этих территориях отсутствовали сколько-нибудь крупные города и населенные пункты.

Общее количество чиновников недворянского происхождения и их семей Тобольской губернии составляло около 4654 человек. Из них общественной сословной службой занималось 1535 человек. Причем из них татары и казахи составляли 21 мужчину и 1 женщину. На железных дорогах служило более 900 служащих. Из них 48 поляков, 7 немцев, 2 еврея и 3 мусульманина, т.е.

татар и казахов. Учебной и воспитательной деятельностью занималось человек. По половому принципу категория учителей выглядела следующим образом – 739 мужчин и 575 женщин. Из них 16- поляков обоего пола, соответственно 13 немцев, 12 евреев, 91 татар и казахов. Таким образом, в этой категории служащих тюркские представители занимали значительное численное большинство. Очевидно, этот цифровой показатель среди национальных меньшинств компенсировался учителями аульных, русскоказахских и русско-татарских школ. Врачебной и санитарной деятельностью в губернии занималось более 700 служащих. Половая характеристика служащих выглядела следующим образом: 494 мужчин и 270 женщин. Исследование показало, что среди служащих в области учебного и воспитательного процесса имеется высокий удельный вес женщин. Аналогичная картина фиксировалась в медицинском секторе. Изучение профессиональной стратификации служащих региона демонстрирует вовлечение женщин в соответствующие сферы деятельности. При этом общее количество поляков в области медицины составляло 45 человек обоего пола, немцев -10 человек, евреев – 6 человек, татар и казахов -31 человек [324, с.10]. А из национальных меньшинств в медицинской отрасли на 2-й позиции после поляков находились татары и казахи. В статистических источниках и прочих документах по регионам не обнаружены занятые в медицинской сфере казашки. В этот период большинство казахских специалистов были задействованы на уровне фельдшеров волостного или уездного масштабов.

По официальной статистике, наукой и литературой занимались всего человек. Примечательно, что из всех исследованных казахских служащих только Ж.Акпаев специально занимался научной деятельностью. Казахи в данный период не работали в научных заведениях. Но и научных учреждений в Сибири, как и во всей империи, оказалось мало. Частной юридической деятельностью в крае занимались 49 человек Промышленный потенциал и торгово-ростовщические организации ограничивались незначительными параметрами. Численность городского населения оставалась невысокой. У населения Сибири сохранялась основанная на общинном пользовании коллективистская ментальность. Индивидуальные формы производственной деятельности в области деловых отношений, как, например, частная юриспруденция, только начинали зарождаться. Характерно, что большинство казахских юристов, за редким исключением, все-таки предпочитали работать в государственных структурах. На морально-психологическом уровне в их действиях сохранялось предпочтительное отношение к государственному сектору. В кредитных и общественных коммерческих учреждениях служило всего 49 чиновников [324, с.11]. В этой категории чиновников казахи не зафиксированы. Соответствующей срез по социально-этническому признаку традиционно был характерен для казахских служащих всех регионов. При этом увеличивался удельный вес отдельных категорий казахских служащих в регионах, прилегающих к Оренбургу и Омску.

интернациональным, с преобладанием славянского населения. С периода основания этих городов происходит активное проникновение татарской национальной группы. В Сибири, наряду с татарами, увеличивалась этническая диаспора бухарцев. По российским источникам, бухарцы являлись выходцами из Средней Азии. Первая группа бухарцев фиксировалась в Сибири и Оренбурге уже в XVII в. Впоследствии продолжалось увеличение их удельного веса. По социально- имущественным характеристикам преуспевающие бухарцы относились к купечеству. Причем наряду с прибывшим купечеством со значительным капиталом формируется новое бухарское из представителей других социальных сословий. Составляя незначительное этническое меньшинство, они стремились сохранить национальные культуру, язык и этничность методом концентрации. Бухарцы, равно как и татары, проживали компактно в городских кварталах или в стационарных поселениях. Бухарские татары, подобно поволжским татарам, в Сибири патронировали местные духовные мусульманские учреждения Впоследствии представителями этих общин активизируется практика открытия светских государственных школ для местных тюркских этнических групп. Бухарцы и татары по принципу этнической взаимопомощи сохраняли значительную роль в региональной торговле и коммерции. Примечательно, что татарские деятели начинали обучаться в государственных школах. Например, в престижном Тюменском коммерческом училище купца Колокольникова числилось несколько бухарских детей, связанных родством с бухарскими сибирскими купцами [325, л.8]. В начале ХХ века наблюдается концентрация казахов в ряде уездов Сибири. Однако уровень экономического состояния большинства казахских общинников в сравнении с татарским купечеством и мещанством был существенно ниже. Являясь пришлыми этническими группами на новой территории, поволжские татары и бухарцы мобилизовывали все имеющиеся средства к адаптации с целью сохранения национальной самостоятельности. Эта мотивация определила их алгоритм действий, сохранявшийся в течение двух столетий до крушения империи.

В обыденном подсознании казахов соответствующий регион рассматривался как своя этнотерритория. При этом исходная основа аграрного казахского народа подвергалась изменениям, определявшим их социальную дифференциацию. Парадоксально, что в уездах Тобольской губернии в группе юристов, равно как и в ряде сибирских регионов, например, в Якутии и Томске, успешно реализовали себя казахи из приграничных Семипалатинской, Акмолинской и ряда других областей. Сибирские казахи предпочитали сохранение общинно-коллективного уклада как фактора защиты их интересов и конкретного представителя. Следует заметить, что, не останавливаясь на достигнутом, уроженцы Уральской, Тургайской других областей не ограничивались своим положением в городах Северного Казахстана, а впоследствии перемещались в Оренбург. Зачастую подобные действия предпринимали казахи молодого возраста, только в первом поколении являвшие собой маргинальный тип горожанина с устойчивыми связями с аграрной средой.

Алгоритм действий казахских юристов, направлявшихся в Тобольск, отличался логической продуманностью. Именно в Тобольской губернии начиналась удачная карьера тех немногих казахских специалистов, которые по собственному прошению определяли свой выбор. Ни один из них не отправился в центральные губернии России, где концентрировались русские специалисты.

Итак, реформирование традиционной судебно-правовой сферы казахов по общеимперским стандартам предопределило динамику организации национальной группы профессиональных юристов. Казахские правоведыслужащие функционировали в официальной судебной системе на территории областей. Группа казахских юристов с гражданской подготовкой начинает формироваться на рубеже 60-70 годов XIX века. Дипломированные выпускники юридических факультетов университетов оказались востребованными в судебных структурах в качестве судей, адвокатов, следователей. Большинство казахских специалистов состоялись в городах областей расселения казахов и близлежащих районов Приуралья, Поволжья и Сибири. В этот период происходит их приток в губернские города. Часть казахских правоведов функционировали за пределами своей этнотерритории, достигнув определенных успехов, являвшихся результатом их деятельности. По качеству своей подготовленности и профессиональным параметрам казахские юристы оказались более независимыми в отличие от других групп служащих при защите собственных интересов. Данная традиция являлась важным фактором их дальнейшей общественно-политической деятельности.

2.5 Формы адаптации казахских служащих Большая группа казахских служащих характеризовалась с положительной стороны вышестоящим руководством. В исторической литературе не встречаются сведения об участии соответствующих личностей в политической жизни в конце XIX века или тесной связи с радикальными элементами критически настроенными к действующему режиму. В первой половине XIX века в регионах действовала группа казахских офицеров-служащих, подготовленных по государственной модели управления. Служащие этой категории являлись выходцами из аристократических и знатных семей. Как правило, указанные чиновники действовали в пределах своей родовой территории. Административный статус казахских чиновников ограничивался уровнем подчинения по управленческой вертикали, представителям руководящего корпуса по линии уездного и областного ранга.

Ряд казахских служащих имел чиновничьи звания, которые согласно российскому «Табелю о рангах» подчеркивали их положение в иерархии чиновничества. Многие служащие, к коим относились письмоводители, переводчики, врачи, учителя и прочие, имели звания уровня IX - VIII-х классов.

Это коллежские регистраторы, коллежские секретари, титулярные советники.

Соответствующие чины подразумевали «низовое» происхождение их обладателей. Согласно анализу специалистов в иерархии разных родов государственной службы врачи занимали низшую ступень, то есть должности 7-8 классов. Зачастую выше врачей находились чиновники, для которых образовательный ценз иногда считался необязательным. Финансовое вознаграждение врачей не превышало 2 тысяч рублей [326].

В то же время звания коллежского секретаря удостаивались выпускники высших учебных заведений. Степень титулярного советника, при всей своей незначительности, являлась основой карьерного роста. Обращает внимание на себя тот факт, что только султаны с течением времени повышались в чинах.

Например, И. Аблайханов имел чин статского советника, офицер-чиновник А.

Сейдалин дослужился до аналогичного чина, юрист А. Темиров – до надворного советника. Причем свою карьеру указанные личности начинали с низших чинов. Казахские султаны получали право владения дворянским титулом. На рубеже XIX-XX веков в реформируемом российском обществе сословность постепенно теряет свою значимость. Атавизм сословной градации сказывался в распределении званий и наград. По сути, повышение в чине получали те служащие, которых необходимо было привлечь к производственной деятельности в наименее освоенных регионах.

Перечисленные султаны и прочие служащие-разночинцы получали соответствующие звания именно в местах их «откомандирования». При этом звание коллежского советника приравнивалось к полковничьим погонам, статский советник гражданской службы являлся тождественным степени генерала, надворный советник – подполковника [327, с.99]. В категории казахских служащих в определенной степени сохранялась иерархия орденов и медалей. Например, Султан Аблайханов имел орден Святого Владимира IV-ой степени. Данная награда служила знаком выслуги [328, с.139].

Офицер-чиновник А. Сейдалин на государственной службе проработал около 40 лет. По линии Военного ведомства он дослужился до звания «майора по армейской кавалерии». В наборе наград Сейдалина числились Орден Станислава 3-ей степени, орден Святой Анны 3-ей степени установленный для нехристиан, светло-бронзовая медаль на Владимирской ленте в память войны 1853-1856 годов. Орден Святой Анны 3-ей степени вручался служащим за беспорочную 12-летнюю службу в одной должности, но не ниже VIII класса.

[328, с.137]. За годы службы А. Сейдалин неоднократно поощрялся денежными призами. По выслуге лет он утверждается Сенатом в звании статского советника со старшинством.

Младший чиновник особых поручений при Тургайском военном губернаторе султан подполковник С.Джантурин в реестре наград имел ордена Святой Анны 3-й степени и Святого Станислава 3-ой степени. Выпускник Оренбургского кадетского корпуса И. Бабин состоял на службе с 1875 года. За исполнение служебных обязанностей он удостоился золотой медали на Станиславской ленте [329, с.32]. Султан Н. Джантурин имел серебряную медаль на Аннинской ленте за противодействие восставшим под руководством К. Касымова. В 1867 году он получил орден Святого Станислава 2-ой степени [330, л.10].

Служащие несултанского происхождения среди наград имели медали «За усердие» на Станиславской ленте, «За усердие» на Аннинской ленте. Казахские служащие соответствующего хронологического периода повышали свой статус упорным трудом и исполнительностью в их понимании на благо общества и государства. Данная картина прослеживается в процедуре оценивания их труда государством. В реестре наград младшего помощника Тургайского уездного начальника К. Беремжанова числились 2 серебряные медали, которыми он награждался в конце 70-х – начале 80-х годов XIX века- соответственно на Аннинской и Станиславской лентах. За усердную службу он получил в награду серебряную именную печать. К. Беремжанов получил в награду знак общества Красного креста для нехристиан за содействие при пожертвовании казахами Тургайского уезда юрт для раненых и больных воинов в компанию 1877- годах. Этой категорией граждан воспринималась новая символика наград в виде медалей, орденов и других материальных ценностей, которые в финансовом отношении, возможно, не играли существенной роли, но определяли морально-качественную характеристику награжденных.

В числе награжденных медалями и орденами казахских служащих числились следующие: И. Валиханов, А. Сейдалин, К Кокенев [268, л.3].

Впечатляет наградной список чиновника Букеевской Орды есаула Мухамеджана Чултурова Бекмухамедова.

Он имел статус кавалера орденов Святого Станислава и Анны 3-ей степени, Святого Станислава 2-ой степени с Императорской Короной, Святой Анны 2-ой степени и Святого Владимира 4-ой степени [331, л.11].

Письмоводитель Тургайского уездного управления Байкадам Каралдин в году по представлению Военного губернатора Тургайской области награждается серебряной медалью «За усердие» на Аннинской ленте [332, л.13]. Интересно, что в ходатайстве уездного начальства в наградной комитет в качестве награды запрашивалась медаль на Станиславской ленте. Областное руководство ограничилось предоставлением Аннинской ленты. Мотивация награждения заключалась в непосредственной организации Каралдиным мелиоративных работ в Тургайской области. По сути, данное действие выходило за пределы компетенции Каралдина. Каралдин, как и некоторые другие, не ограничивался только узкопрофессиональным профилем работы. В группе служащих по количеству награжденных лидировали администраторы.

Подобная модель поведения сохранилась у казахских служащих до революции 1917 года. Чиновники, как правило, награждались за выполнение разовых масштабных общественных акций. Не менее важным показателем успешной деятельности исследуемой группы являлось их перемещение в пределах империи. При этом перемещение, которое в архивных источниках фиксируется под понятием «командировка», проходило по оправданной мотивации. Казахские служащие мигрировали по приказу руководства либо в пределах области, либо в пределах региона, либо выезжали за границы исследуемой территории.

Из учителей орден Святого Станислава III степени имел Н. Кульжанов [62]. И. Алтынсарин имел награды орден Святой Анны III степени и орден Св.

Станислава III степени, которыми он удостоился в первой половине 70-х годов XIX века [332, л.22]. Этот орден олицетворял начало служебного признания.

Орденом Станислава 3-ей степени был награжден переводчик Омской судебной палаты Ишмухаметов [333]. Аналогичной награды удостоился младший переводчик канцелярии при Акмолинском генерал-губернаторе коллежский регистратор Джантасов [334]. Переводчик Омского окружного суда Е. Итбаев получил в награду светло-бронзовую медаль в память 300-летия царствования дома Романовых. [238, л.87]. Эта награда являлась подтверждением исполнительской дисциплины Итбаева. От переводчиков требовалось не только педантичное исполнение функциональных обязанностей. Городские переводчики, как наиболее грамотная и профессиональная часть национальных канцеляристов, использовались при выполнении масштабных акций в местах компактного расселения казахов. В подобных ситуациях они выполняли информационно-пропагандистскую роль и возлагали на себя дипломатические функции посредников между общинами и властями. Данные чиновники по роду деятельности владели основами делопроизводства и имели существенные познания во всех социальных сферах, в том числе так необходимой в зоне соприкосновения разных культур в правовой этике.

В источниках фиксируются награды канцелярских служащих в период начала ХХ века - активной деятельности Государственной Думы. Наградная система казахских чиновников в какой-то мере возвышала их положение в глазах казахских общинников и повышала их чувство ответственности служения государству на фоне депутатской деятельности казахских интеллигентов. Соответствующая процедура распределения наград между служащими, вне учета казахских думцев сохранялась до окончания периода работы Государственной Думы. Продолжительная деятельность казахских переводчиков в одной структуре компенсировалась подобными наградами.

Следует отметить, что в начале ХХ века переводчики имели право обладания отпуском в размере 2-х месяцев. Например, словесный переводчик Атбасарского уездного управления А. Джилкайдаров получил возможность свободного перемещения в границах империи на длительный период [335].

Примечательно, что на период отпуска словесных переводчиков за ними сохранялось финансовое содержание.[336] Анализ «Приказов» свидетельствует о возможности перемещения чиновников в пределах империи. В исследованных источниках эпизодов о перемещении аульных учителей в отпускное время не встречается. Впрочем, в периодике исследованного периода очень часто фиксируются материалы о бедственном положении сельского учительства, к которым относились и казахские специалисты. В 1912 году серебряной медалью «За усердие» на Александровской ленте награждается большая группа учителей Оренбургского учебного округа. В числе награжденных числились 2 казахских учителя: Жамалетдин Бейсенов и Ханафия Жолдыбаев. Оба они заведовали школами в Кустанайском уезде [337, с.23].

Таким образом, соответствующими действиями государство поощряло деятельность клерков подобного уровня. В процедуре награды аульных учителей, писарей и прочих представителей низовой администрации в виде наград доминировали ценные подарки: часы, табакерки и т.д. Так, в 1908году словесный переводчик, не имеющий чина Омского уезда Ахмет Татин за беспорочную службу награждается почетным халатом 3-го разряда [338].

Подобные подарки в определенной мере являлись компенсацией незначительных окладов канцеляристов. В 1902 году серебряными часами награждается писарь Акмолинской волости Павлодарского уезда Раимбеков Бабаубек [218].

Низовые работники канцелярии - рассыльные, как правило, награждались похвальными листами. Но имели место и исключения. Так, рассыльный Семипалатинской мещанской управы мещанин Мухамеджан Ажибаев получил в награду медаль «За усердие» на Аннинской ленте [339]. Письменные переводчики не ограничивались выполнением инструктивных положений. В уездах и волостях они, как представители низовой администрации, выполняли объемные функции. Например, уездный переводчик Каралдин привлекался к сбору статистических материалов и исследованию обширной местности зимних очевий тургайских и сырдарьинских казахов, за что получил благодарность от областного начальства [286, л.27]. Фактически переводчики и письмоводители, как канцелярские работники, оказались задействованными в процессе делопроизводства и способствовали установлению контактных взаимосвязей между обществом и властными структурами. Письмоводитель Каркаралинского уезда С. Бекпапов за усердную работу получил в награду серебряные часы с цепочкой [340]. В данном ракурсе примечательно вручение серебряной медали «За усердие» на Станиславской ленте Мустафе Бисарину [341]. Подобные награды провинциалам вручались за длительный труд или крупномасштабные кампании в крае.

В 1911 году бывший переводчик Акмолинской канцелярии, впоследствии Статский советник или чиновник V класса султан Аблайханов, ушел в отставку [342]. По факту приказа он получил право ношения мундира. Этот фактор символизировал степень признания заслуг Аблайханова руководством. В империи сохранялась культивируемая с давних времен традиция уважительного отношения к мундиру. Мундирский китель подчеркивал сохранение Аблайханова в градации элитной части общества. На личностнопсихологическом восприятии данный метод стимулировал стиль деловых отношений и привязанность служащих к исполняемому делу. В общественном сознании сохранялось уважение к бывшим деяниям отставного чиновника. На пике своей карьеры высокопоставленные чиновники достигали определенного финансового благополучия. Аблайханов проживал в Омске. Его надворные строения и усадьба оценивались в 2500 рублей [343]. По сути это были не столь существенные деньги для личностей уровня Аблайханова.

В числе награжденных и перемещенных по служебной горизонтали в когорте казахских управленцев обвиненных в злоупотреблениях за исключением ряда ранее упомянутых лиц никто не упоминается. Таким образом, наградная система, вышеизложенная модель перемещения казахских чиновников, косвенно демонстрируют нравственно-личностные особенности некоторых казахских граждан, стремившихся к повышению ролевой статусности в российском обществе.

Следующим критерием результативности действий выявленной части чиновников может служить отсутствие жалоб со стороны этнических общин на качество их труда. В процессе производственной деятельности служащие взаимодействовали с европейскими народами, ориентированными на государственную модель управления, и казахами, часть которых стремилась придерживаться традиционной сферы. Некоторые казахские служащие контактировали с народами Приуралья и Сибири. Эта тактика отношений активизировала гибкую схему восприятия окружающего мира казахскими служащими. Из категории проживавших в городах казахских служащих в процентном соотношении преобладали чиновники. Очевидно, это было связано с их профессиональной деятельностью. Образовательный уровень во многом определял профессиональную подготовку служащих. Стабильный карьерный рост фиксировался у юристов и определённой части администраторов.

Большинство фельдшеров, врачей и учителей за весь период производственной деятельности фактически не испытывали карьерного роста. Уровень их квалификации ограничивался полученным образованием. Сфера деятельности этой группы проходила вне городского сектора. Служащие проживали точечно и являлись единственными специалистами на огромной территориальной площади. Существенными факторами, затрудняющими их квалификацию, являлись дефицит финансов, хроническая рабочая перегрузка и отсутствие конкуренции.

Безусловно, профессиональные заслуги чиновников являлись гарантом дальнейшего будущего членов их семей. Казахские служащие часто обращались с ходатайственными письмами о представлении их детям права на стипендии в учебных заведениях. Во многих случаях соответствующие поощрения учитывались как одна из форм признания заслуг.

Наряду с категорией служащих выделяется группа казахских интеллигентов, не имевших наград. Данные личности действовали в бюджетной сфере в качестве служащих и имели не меньшее влияние в национальной среде. По большей части соответствующие личности трудились на юридическом поприще и обладали университетскими дипломами. Наряду с духовными лидерами и представителями знатных кланов значительной популярностью у казахов обладали европеизированные интеллигенты, провозглашавшие духовно-нравственные идеалы. В общественно-культурной сфере начала XX века были значимы учителя, писатели, поэты, журналисты.

В архивных источниках не встречаются материалы о награждении соответствующих лиц. В казахском обществе исследуемого периода государственные органы власти только продолжали формироваться. Синхронно с этим процессом обычное право казахов, как составной элемент национальной государственности, постепенно теряет свою юридическую силу.

Формировались новые культурные императивы, которые были не знакомы большинству казахов. Традиционная культура логично вступала в противодействие с европейскими новациями.

В силу профессионального статуса служащие существенно ограничивали сферу деятельности в общественной работе. Из среды администраторов не было значительных писателей, работники государственного аппарата не проявляли творческой активности в журналистской сфере, особенно в политической печати. Скорее, их действия носили регламентированный характер в ракурсе этатистских традиций имперского общества. При этом администраторы интенсивно сотрудничали с научными обществами, оказывая посильное влияние на духовную культуру казахов. В процентном соотношении численность казахских служащих оказалась невысока.

Сохранялась тенденция соответствия морального облика конкретного лиц общественному мнению, ибо нравственное лицо по причине обретения популярности в социуме оказалось выше зажатых инструктивными документами чиновников. При подобных обстоятельствах влияние в этнической среде приобретали личности, связанные с искусством, главным образом, с литературой и журналистикой.

Анализ производственной деятельности казахских чиновников оказывает, что в городах оставались наиболее востребованные, так как там сложнее было построить карьеру и создать необходимые деловые отношения. Определенная часть казахских служащих перемещалась в аграрный сектор. При этом в непосредственный контакт с казахским населением входили переводчики и письмоводители. Представители других профессий работали в смежных оседлых поселениях. Соответственно у многих из них формировалось понимание цены достигнутого достатка. У прогрессивной части чиновничества доминировало чувство ответственности за существующие реалии, при которых они смогли достигнуть более хорошего качества жизни. В источниковых материалах не встречаются сведения о деградации казахских служащих, большинство которых только в первом поколении обладали соответствующим статусом и имели основания для проведения сравнения в свою пользу. При этом соответствующие чиновники осознавали потребность изменения условий своего положения, а соответственно изменения основ системы рекрутирования подбора кадров. Все же в канцелярских уездных управлениях, окружных судах и прочих сферах казахские сотрудники находились в подчинении от вышестоящих патронов, т.е русских чиновников.

Фактически в начале ХХ века повторялась ситуация середины XIX века, обоснованная социальными отношениями в казахском обществе, когда казахские султаны-управители, ограниченные в политических полномочиях и материальных ресурсах, определяли алгоритм действий своих потомков, ориентированных, на русское государственное образование. Теперь эти потомки - дипломированные специалисты, проживая в городах, вероятно, имели большой спектр своего развития. Однако их положение в обществе ограничивалось статусностью подчиненных. Потомки этой европейски образованной группы служащих генетически должны были составить светскую интеллигенцию во втором поколении, реализовывая себя в научных сферах, творчестве и искусстве. События 1917 года и последующая эпоха прервали этот длительный процесс. И все же материальные блага для большинства из них, как и для многих категорий российского чиновничества, оказались недоступны.

Для них были типичны, характерны трафаретные персонажи гоголевских и чеховских героев. Ограниченные инструктивными документами и регламентированной формой финансирования, канцелярские служащие, прежде всего, реально осознавали иллюзорность перспектив быстрого обогащения. Характерно, что географически в процессе удаления от города к деревне увеличивалась статусность и социальное положение служащих всех рангов. Некоторые чиновники прекрасно осознавали свое нынешнее состояние и практически подходили к реализации собственной задачи достижения благ посредством продвижения в аграрную среду.

Уровень подготовки служащих зависел от многих факторов, в том числе таких, как личное финансовое благополучие, материальное обеспечение оконченной ими школы, качественность учительского корпуса. В штате европейски образованных казахов выделялись действительно подготовленные граждане и псевдоподготовленные функционеры. На подсознательном уровне каждый из них соизмерял свои возможности. В пучину деловых игр и грядущих задач достижения благ окунались наиболее подготовленные из них. Анализ личных дел казахских служащих показывает, что за пределы собственной этнотерритории выезжали либо выходцы из малообеспеченных семей, либо настроенные на карьерный рост личности. Так, например, врач Карабаев решился на длительную командировку в Якутию. Дипломированный султан Темиров большую часть своей жизни проживал вне своей территории, султан Каратаев совершенствовался частной юридической практикой в Закавказье.

Группа получивших известность в казахском обществе специалистов Букейханов, Акпаев, Марсеков, Сейдалин, Валихан, Чингис-хан, Кучуков состоялась вне территории Степных областей.

Нормы общежития казахов сохраняли свою устойчивость в аграрнокочевой среде. Образованные казахи толерантно воспринимались казахскими общинниками в этот период. И если ранее в начале XIX века Валиханов и европейски просвещенные казахи неоднозначно оценивались в казахской общине, то впоследствии отношение к группе казахских прогрессистов существенно меняется. В казахском обществе сформировались представления о конкретных казахских служащих известных в определенной микросреде.

Чиновники на уровне волостных писарей и канцелярских клерков получили известность в территориальных рамках конкретной административной единицы. Высокоэрудированные и профессионально подготовленные казахские специалисты ранга, отдаленного от рутинного исполнения, приобретали популярность в значительных ареалах. Численность казахского населения в городах Северо-Западного и Восточного Казахстана в целом оставалась незначительной. Исторический сюжет природно-деловых и личных отношений казахского чиновничества не получил должного освещения в отечественной историографии. Наверняка однородцы городских казахов, олицетворяли в их лице наиболее успешную категорию. В данном случае имеются в виду состоятельные слои казахов-горожан. Такие граждане олицетворялись, как образованные люди, обладавшие не просто элементарной грамотой, а имевшими существенные познания в тех сферах жизнедеятельности, которые обуславливали индивидуальность личности в представлениях общинников. Но мыслителей такой масштабности, как Ч.

Валиханов, И. Алтынсарин и А. Кунанбаев, было немного. В казахском обществе с каждым десятилетием просвещенных граждан становилось все больше и больше. Многие из них по уровню образованности и широте кругозора, не уступали известным мыслителям. Так, например, в учительской среде наряду с Алтынсариным состоялся Габдугали Балгимбаев. Как прекрасные учителя-методисты заявили о себе А.Байтурсынов, И.Кульжанов.

Казахские офицеры Н.Джантурин, А. Сейдалин учились по тому же принципу, что и Ч. Валиханов. И если ранее просвещенные граждане в Российской империи имели потребность и возможность заявить о себе, то впоследствии происходят существенные изменения. Интеграция империи в общемировые процессы определила унификацию делопроизводства и дальнейшую профессиональную подготовленность кадров. Поэтому казахские специалисты локализовались в своей профессиональной сфере с целью своего сохранения.

Как показывает анализ биографии казахских служащих, такие категории, как врачи, фельдшеры, канцелярские служащие зачастую не имели лидерских качеств либерально-демократического движения начала XX века. А многие низовые чиновники и вовсе оказались индиферентны к социальному расколу.

Казахские интеллигенты и служащие в основном не имели земельной собственности, как русские дворяне центральных губерний. Казахская категория служащих оставалась разночинной по составу. В них формировались основы сословной чести, которая зиждилась на принципах защиты интересов государства и общества. Многие представители этой среды, не имевшие значительных материальных ресурсов, могли отстаивать только собственное право включения в мозаичное этнокультурное окружение на равных правах, что обуславливалось знанием законов и стремлением сохранить личную свободу, но и следовать исполнению личных прав и обязанностей. В своем совершенстве интеллигенты и служащие исходили из потребностей сохранения духа личной свободы и независимости от давления общин. Ценностные ориентиры чиновничества создавались из условий окружающего мира сформировавшегося в условиях поляризации отношений российских городов и витавшего духа гражданской свободы университетов. Вчерашние казахские студенты, по примеру своих русских однокашников, стремились совместить профессиональные качества, гражданские идеалы, научность и увлечение новационными идеями. Этот разнообразный инструментарий в перспективе позволил им не раствориться в монотонной динамике аграрной стихии или небольших провинциальных городов. Казахские специалисты прекрасно осознавали всю сложность совершенства в крупных промышленных центрах России, образ жизни которых стимулировал их дальнейшее творчество.

Во второй половине XIX века и в последующий период формируется слой казахских чиновников, бегло освоивших образовательную программу. Эта категория чиновников выполняла второстепенные функции переводчиков и канцеляристов в государственно-административных структурах. Категория казахских военных реализовывалась в управленческом секторе на уровне уездов и волостей в качестве помощников уездных начальников. Врачи, учителя и фельдшеры качественно разнились по образовательнопрофессиональному статусу и в основе своей проживали в смешанных посёлках. Профессионально подготовленных казахов, проживавших в городах областей, оказалось немного.

Анализ динамики семейно-брачных контактов казахских служащих констатирует начало новационных изменений в социальной жизни народа. В данной группе деловые качества партнеров начинают выполнять преобладающую функцию над семейно-клановым историческим прошлым.

Внешняя смена знаковой атрибутики влияния на власть отражалась в мотивации брачного соглашения. Соответствующая закономерность фиксируется в поступках султанов-чиновников А. Темирова, З. Нуралиханова и других Темиров Абдулла состоял в браке с уроженкой Тургайской области Джангаровой Ганбар Сулейменовной, являвшейся, согласно метрике, дочерью подполковника. Звания подполковника в казахском обществе, как правило, удостаивались султаны за исправную службу на административном поприще.

Султан Сейтхан Ахмедович Джантурин состоял в браке с дочерью хана Внутренней Орды Джангира Букеева. Султан Т. Сейдалин сочетался браком на дочери одного из султанов Кустанайского уезда [150, л.27]. Анализ брачных связей на уровне султанства характеризует доминанту заключения семейноделовых союзов между ведущими аристократическими семьями на локальной территории, что соответствовало историческим традициям социальных связей казахского народа. Династийные браки на уровне султанства обычно строились по расчету.

Султанское звание в XIX веке потеряло былую значимость верховного представительства эпохи средневековья. Обедневший султан Темиров не представлял материального интереса для подполковника Джангарова. Темиров – обладатель престижного юридического образования не имел конкуренции в своей этнической среде. Юрист А. Беремжанов состоял в браке с Гульжаухар Сейдалиной, представительницей известной в Тургае династии Сейдалиных.

Генетические корни Беремжанова и Сейдалиной уходят в историческое прошлое политического союза чингизида Абулхаира, связанного с фамильным кланом Сейдалиных и лидером «черной кости» батыра Джанибека, основавшего семейство Беремжановых. В прошлый период чингизиды сохраняли родовую изолированность. В начале ХХ века соответствующие императивы разрушались под влиянием социальных процессов.

Исполнительность, честность, образованность являлись гарантом его дальнейшего продвижения по карьерной вертикали.

Генеалогическая второсортность провинциальной патриархальности, бедность восполнялись достойным положением в обществе с соответствующим денежным обеспечением. И этот фактор индивидуализации труда с ориентацией на достижение конкурентоспособности объединял султанаслужащего Темирова и подполковника Джангарова. Супруга З. Нуралиханова, Биби-Фатима Губайдуллина Ясембулатова, имела дворянское происхождение.