«ЛЕКСИЧЕСКАЯ МНОГОЗНАЧНОСТЬ ПРИ ИСКУССТВЕННОМ БИЛИНГВИЗМЕ ...»

1

ФГБОУ ВПО «Орловский государственный университет»

На правах рукописи

Иванишин Дмитрий Александрович

ЛЕКСИЧЕСКАЯ МНОГОЗНАЧНОСТЬ ПРИ ИСКУССТВЕННОМ

БИЛИНГВИЗМЕ

Специальность

10.02.19 – Теория языка

ДИССЕРТАЦИЯ

на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель кандидат филологических наук, доцент В.С. Филиппов Орел — 2014 Содержание Введение

Глава 1. Значение слова и лексическая многозначность

§1 Лексическое значение слова и лексико-семантический вариант

§2 Многозначность: подходы к определению многозначности, виды и основные характеристики

§3 Проблема разграничения значений слова

§4 Теория единства слова и совмещение значений

Выводы по первой главе

Глава 2. Билингвизм как лингвистический, психологический и социальный феномен

§1 Билингвизм и смежные понятия

§2 Типологии билингвизма

2.1.Психологическая типология билингвизма

2.2.Лингвистическая типология билингвизма

2.3.Социологическая типология билингвизма

§3 Учебная группа как ключевое понятие при групповом учебном билингвизме

Выводы по второй главе

Глава 3. Многозначное слово в речевой организации билингва

§1 Речевая организация билингвов при искусственном билингвизме

§2 Особенности организации ментального лексикона билингвов

Выводы по третьей главе

Глава 4. Некоторые особенности употребления многозначных слов в речи билингвов при искусственном билингвизме (на примере глаголов английского и русского языков)

§1 Сравнительная характеристика многозначных глаголов английского и русского языков

§2 Содержание экспериментального исследования

2.1. Ориентировочное выявление особенностей употребления многозначных слов у билингвов

2.2. Особенности употребления многозначных слов в письменной речи и выявление главного значения для говорящих

2.3. Особенности употребления многозначных слов в устной речи

Выводы по четвертой главе

Заключение

Список литературы

Приложение

Введение Данная работа рассматривает вопросы существования многозначных лексических единиц в речевой организации билингвов при учебном (искусственном) билингвизме.

В последние два десятилетия высокая коммуникативная компетенция и владение несколькими языками стали неотъемлемой частью достижения успеха во многих сферах социальной и экономической деятельности. Вс большее число людей стремится к изучению иностранных языков. Применительно к России наиболее востребованным для изучения языком является английский, однако увеличение связей и расширение сотрудничества со странами Евросоюза и Китаем требуют владения французским, китайским и немецким в не меньшей степени. В то же время, учитывая многонациональный состав населения страны, и в связи с притоком жителей из стран бывшего СНГ, важным является и изучение русского языка как иностранного — а для некоторых стран необходимость изучения русского языка обусловливается необходимостью экономического сотрудничества с Россией.

Самым доступным способом овладения вторым языком остатся обучение в школе, вузе или на языковых курсах, когда обучение языку происходит в условиях искусственной языковой среды, что может негативно сказаться на освоении учащимися языкового материала. При изучении неродного языка в неаутентичных условиях мы имеем дело с искусственным билингвизмом. При этом изучение второго языка начинается поздно (как правило, не раньше пяти лет), а полное погружение в среду изучаемого языка отсутствует, что часто негативно сказывается на процессе освоения языка. В связи с этим лингвисты и методисты ищут новые пути оптимизации обучения, для чего требуется глубокий анализ механизмов освоения языка, и в особенности лексических единиц, ведь они являются ключевым элементом коммуникации на языке. Таким образом, рассмотрение проблемы изучения второго языка при искусственном билингвизме позволит уточнить понимание того, как неродной язык усваивается и сосуществует с родным языком.

Однако, несмотря на то, что проблеме освоения иностранного языка уделяется большое внимание, наблюдается отсутствие четкой теоретической основы по проблеме механизмов усвоения и функционирования иностранного языка. Основное внимание в научной литературе сосредоточено на естественном билингвизме, тогда как учебный билингвизм исследован меньше, и лишь небольшое количество работ затрагивает то, как отражается реальная многозначность у билингвов при искусственном билингвизме, в то время как изучение этой проблемы представляется особенно необходимым.

лексическими единицами изучаемого языка в многообразии их значений является одним из ключевых факторов успешной и корректной коммуникации. Большая часть слов в любом языке многозначна. При изучении лексических единиц языка семантическое поле слова может усваиваться не полностью - происходит освоение лишь части элементов семантического поля и не усваиваются должным образом связи, организующие его.

В случае билингвизма факторами, влияющими на освоение значения слова, являются: социальное окружение, в котором происходит освоение языка, учебные материалы, частотность и распространенность определенных лексикосемантических вариантов в языке и т. д. Не менее важную роль в процессе овладения многозначностью слова играет и влияние родного языка, а также отсутствие достаточной практики использования изучаемого языка.

Интересным представляется то, как при этом происходит овладение многозначностью и какими способами осуществляется вхождение значений слова в индивидуальную речевую организацию, образуется ли при вхождении значений иностранных слов в речевую организацию связь со значениями слов-аналогов родного языка или слова двух языков сосуществуют параллельно. Учитывая, что при изучении второго языка при искусственном билингвизме часто речевая организация билингвов формируется под воздействием родного языка, логично предположить, что в процессе освоения многозначности иностранных слов возникает некоторая связь и зависимость со словами родного языка, считающимися аналогами для слов изучаемого языка.

Такая связь может возникать на нескольких уровнях сразу (или только на некоторых из них): грамматическом, семантическом, стилистическом, когда слово иностранного языка употребляется учащимися в соответствии с особенностями слова родного языка (например, используется несвойственная иноязычному, но свойственная родному слову, актантная структура, иноязычное слово наделяется типичными для слова родного языка ЛСВ или ему приписываются типичные для слова родного языка грамматические и/или стилистические признаки).

Вопрос о подобной зависимости является дискуссионным и не полностью изученным. Существуют предположения, что значения слов двух языков могут храниться как автономно, так и образовывать связь по принципу «значение слова иностранного языка — значение слова родного языка — концепт». При этом не совсем ясно, как и какие значения осваиваются у многозначных слов, почему у одних слов осваивается почти вс семантическое поле, а у других лишь часть.

Нередко встречается ситуация, когда билингвы овладевают только основными значениями слов (то есть теми (по Е. Куриловичу), которые всплывают в сознании при предъявлении многозначного слова вне контекста), при этом нередко осваиваются значения, полностью идентичные значениям аналогичных слов родного языка, а значения очень далекие от основных почти не осваиваются.

Любопытным представляется выяснить и то, как осваивается многозначность слов, например глаголов, часть значений которых соответствует абсолютно разным глаголам родного языка, и тех, которые употребляются в совершенно непривычных для родного языка контекстах, а также отличаются грамматически и стилистически. Одним из основных, но мало освещенных аспектов функционирования многозначной лексики в речевой организации билингвов является степень автоматизированности употребления отдельных значений в речи.

Все эти проблемы представляют интерес не только для данной работы, но и интересуют различных исследователей в области лингвистики и психолингвистики вот уже на протяжении нескольких десятков лет, однако большинство из этих вопросов не имеют однозначного ответа. Хотя отдельные аспекты «существования» слова и значений исследованы как в рамках англоязычной теории овладения вторым языком, так и в работах отечественных авторов, в целом этот аспект по-прежнему малоизучен. Знание особенностей существования значений иностранных слов в речевой организации и их зависимости от вида билингвизма позволит сделать важные выводы об индивидуальной речевой организации человека при несбалансированном учебном билингвизме.

Учитывая вышесказанное актуальность работы обусловлена следующими моментами: 1) искусственный билингвизм широко распространен в современной коммуникативной практике, вместе с тем природа учебного билингвизма и его особенности еще недостаточно освещены в лингвистической литературе; 2) несмотря на значительное число исследований в области полисемии, остаются дискуссионными вопросы, относящиеся к проявлению многозначности в речевой деятельности билингвов; 3) выявление и описание специфики многозначности в условиях учебного билингвизма будет способствовать оптимизации межкультурной коммуникации.

Объектом исследования является многозначное слово в структуре речевой организации билингвов при искусственном (учебном) билингвизме. Предметом изучения выступают процессы отражения реальной многозначности лексических единиц иностранного языка (далее ИЯ) в индивидуальной речевой организации билингвов при искусственном билингвизме.

В основу выполненной работы положена следующая гипотеза: речевая многозначность в коммуникативном поведении билингвов отличается определенными особенностями и распадается на определенные разновидности, которые можно объективно установить и описать с помощью методов лингвистического анализа.

Цель исследования состоит в характеристике речевой многозначности английских глаголов в речи искусственных билингвов, для которых родным языком является русский. В соответствии с поставленной целью были выдвинуты следующие задачи:

1) охарактеризовать феномен лексической многозначности с учетом новейших достижений в области лексической семантики;

2) определить и описать конститутивные признаки учебного билингвизма;

3) установить типы семантических переносов в сознании русскоязычных билингвов при изучении многозначных английских глаголов;

4) экспериментально охарактеризовать многозначные английские глаголы в языковом сознании носителей русского языка, изучающих английский язык.

Материалом для исследования послужили данные, полученные в результате анализа толковых словарей английского и русского языков и экспериментального исследования по освоению многозначной лексики в ситуации учебного билингвизма, базой для которого послужили многозначные глаголы английского языка «change», «find», «hear», «know», «press», «shoot», «think», «walk» и глаголы русского языка, являющиеся их аналогами. Картотека проанализированных примеров составила 3000 единиц.

дефиниционный анализ, экспериментальный трансформационный анализ, интроспекция.

Теоретическую базу исследования составили следующие работы:

- по семантике (Ю.Д. Апресян, Н.Н. Болдырев, А. Вежбицкая, А.А.

Зализняк, Г.В. Колшанский, Г.Е. Крейдлин, М.А. Кронгауз, Е. Курилович, Е.В.

Падучева, В.А. Плунгян, В.Н. Поляков, Е.В. Рaхилинв, И.А. Стернин, Д.Н.

Шмелв, У. Вайнрайх и др.) - по психолингвистике, психологии и нейролингвистике (В.П. Белянин, А.П. Бизюк, Р.М. Боскис, Е.М. Верещагин, Н.Н. Жинкин, А.А. Залевская, А.А.

Леонтьев, Н.Н. Самойлова, Х. Хекхаузен, С.Н. Цейтлин, Т.В. Черниговская, Л.Е.

Шепунова, М.Г. Ярошевский) - по теории овладения вторым языком (Т.О.Арчакова, Т.А. Бертагаев, Е.М.

Верещагин, Е.Н. Даштоян, Ю.Д. Дешериев, Г.А. Мартинович, Е. Протасова, Н.А.

Райдер, С.Н. Цейтлин, E. Bialystok, M. Broersma, J.S. Campos, K. De Bot, A. De Groot, J.F. Kroll, A. Pavlenko, F. Recanati, M.T. Ullman и др.) - по когнитивной лингвистике (Р. Солсо, A.P. Atkinson, A. Cleeremance, K.

Emmorey, P. Lee, K. Plunkett, M.Thomas, W.J.B. Van Heuven, Е.С. Кубрякова) - по лингвистике текста (Н.Д. Арутюнова, Т. А. ван Дейк, Г.В. Колшанский, Ю.М. Скребнев);

Теоретическая значимость работы заключается в экспликации механизмов существования значений многозначных слов в индивидуальной речевой организации билингвов при учебном билингвизме.

применения е результатов в курсах языкознания, лексикологии и межкультурной коммуникации, в спецкурсах по психолингвистике и теории языковых контактов.

Степень научной разработанности проблемы. Вопросы полисемии как языкового и речевого феномена неоднократно рассматривались в лингвистических исследованиях. Большинство работ лингвистов, посвященных многозначности (Ю.Д. Апресян, Е.В. Падучева, Л.М. Лещева, Д.Н. Шмелв, Е. Курилович, Д.

Лакофф, Ч. Филлмор, A. Kilgarriff, J.M. Rodd, M.G. Gaskell, G. Nunberg, W.D.

Marslen-Wilson), нескольких языков, либо только косвенно е касаясь. Проблематика билингвизма, в том числе искусственного была предметом изучения многих исследователей (Т.О. Арчакова, Т.А. Бертагаев, Е.М. Верещагин, Е.Н. Даштоян, Ю.Д. Дешериев, Г.А. Мартинович, Е.К. Черничкина, E. Bialystok, M. Broersma, J.S. Campos, K. De Bot, A. de Groot, J.F. Kroll, A. Pavlenko, F. Recanati, M.T. Ullman и др.), однако в лингвистике отсутствуют работы, посвященные изучению многозначности в речевой организации билингва.

Научная новизна исследования состоит в определении конститутивных признаков учебного билингвизма на старшем этапе усвоения английского языка на базе русского, в выделении типов соотношений между характеристиками родного и изучаемого языков, в выявлении и описании типичных ошибок со стороны русско-английских билингвов, в разработке экспериментальной методики для измерения соответствий между семантическими структурами многозначных глаголов в аутентичном и учебном вариантах английского языка.

В соответствии с итогами проведенного исследования на защиту выносятся следующие положения.

1. Учебный билингвизм на старшем этапе усвоения иностранного языка применительно к русско-английскому двуязычию является а) искусственным; б) продуктивным; в) поздним; г) с выраженным доминантным механизмом. Такие билингвы осознанно переносят характеристики родного языка на изучаемый иностранный.

иностранного языков: а) в высказываниях на иностранном языке появляются конструкции и смысловые связи, свойственные родному языку, б) высказывания на иностранном языке сознательно строятся на контрасте с родным языком, в том числе ошибочно, в) в высказываниях на иностранном языке появляются элементы, отсутствующие как в родном, так и в изучаемом языках.

3. Типичные ошибки в употреблении многозначных глаголов в речи билингвов, изучающих английский язык на базе русского, сводятся к следующим разновидностям: а) перенос актантной структуры слова родного языка на соответствующее слово иностранного языка, б) некорректное употребление английского слова в несвойственном ему стилистическом контексте, в) ошибочное употребление английского слова под влиянием русской лексико-грамматической системы, г) ошибочный перенос смыслового объема родного слова на объем иноязычного слова.

семантическими структурами многозначных глаголов в аутентичном и учебном вариантах английского языка является набор следующих приемов: а) позитивный компонентный синтез (выбор нужной лексической единицы на основании предложенной дефиниции), б) негативный компонентный синтез (вычеркивание лексико-семантического вари анта на основании предложенной лексической единицы), в) письменная контекстуализация (задание употребить предложенное слово в определенном контексте с запасом времени), г) устная контекстуализация (задание спонтанно употребить предложенное слово в определенном контексте).

исследования. Диссертация состоит из введения, четырх глав, заключения, списка использованной литературы и приложения. Во введении обосновывается актуальность выбранной темы, формулируются цель, объект, предмет, основные гипотетические положения, задачи и методы исследования, раскрываются научная новизна, теоретическая и практическая значимость. В первой главе под названием «Значение слова и лексическая многозначность» приводятся различные точки зрения на понятие и сущность такого явления, как многозначность, рассматривается проблема совмещения значений, и выявления у слова общего значения. Вторая глава - «Исследование феномена билингвизма» - посвящена рассмотрению явления билингвизма, его типологии и смежных с билингвизмом понятий. В данной главе также рассматривается один из ключевых факторов, оказывающий влияние на освоение языка при учебном билингвизме — учебная группа, функционирующая как социальное окружение, отвечающее за успешность/неуспешность освоения иностранного языка. В заключительной части главы определяется тот тип билингвизма, который наблюдается при изучении иностранного языка в ВУЗе. В третьей главе — «Многозначное слово в речевой организации билингва» — рассматривается понятие индивидуальная речевая организация билингвов, а также е связь с системой языка и вопросы существования значений слов в речевой организации. Второй параграф главы анализирует различные взгляды на понятие ментального лексикона, приводятся данные экспериментальных исследований, посвященных сосуществованию слов двух языков в ментальном лексиконе. В первых трх главах работы создатся теоретическая база для проведения экспериментального исследования, посвященного многозначности у билингвов. Четвертая глава — «Некоторые особенности употребления многозначных слов в речи билингвов при искусственном билингвизме (на примере глаголов английского и русского языков)» — включает описание процедур направленного отбора речевого материала, с ходе анализа которого делается попытка проверить предположения, выдвинутые в предыдущих главах, и дать описание механизмам существования значений многозначных слов в индивидуальной речевой организации билингвов.

Каждая глава завершается выводами. В заключении обобщаются результаты, определяются возможные перспективы исследования. Библиографический список включает 193 наименования работ российских и советских, а также зарубежных авторов, которые послужили опорой при проведении исследования.

Апробация работы. Основные положения диссертации и результаты исследования обсуждались на научных конференциях профессорскопреподавательского состава в Орловском государственном университете (2011, 2012, 2013 гг.), на заседаниях кафедры английской филологии Орловского государственного университета, а также на заседании научно-исследовательской лаборатории «Аксиологическая лингвистика» в Волгоградском государственном социально-педагогическом университете (2014). По теме диссертации опубликовано 5 статей общим объемом 3,5 п.л., в том числе 4 работы в рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК.

Глава 1. Значение слова и лексическая многозначность §1 Лексическое значение слова и лексико-семантический вариант необходимо прояснить смысл ключевого термина «значение слова», с которым мы будем сталкиваться на протяжении всего исследования, а также некоторые аспекты теории многозначности слов. В общем смысле под значением понимается информацию. Любой знак, будь то сигнал светофора, знак сложения в арифметике, дорожный знак или слово, обладает тем или иным значением. В фразеологическим выражениям, но и к частям слов: корням (например, у корня горяч- есть значение «высокой температуры»), аффиксам (так, суффикс -ик обладает значением «небольшого размера»), приставкам (у приставки пре- есть значение «высокой степени»), окончаниям (например, у окончания -ами имеется грамматическое значение творительного падежа). Интонация тоже может быть носителем значения. Значения слов, когда объединяются по определнным правилам со значениями интонационных и синтаксических структур, формируют значение предложения. Применительно к нашему исследованию нас интересуeт значение слов (лексическое значение) и, следовательно, необходимо остановиться на нм подробнее.

В [ЛЭС, 1990] датся следующее определение термина лексическое закрепляющее в нм представление о предмете, свойстве, процессе, явлении и т.д.;

информации человеческим сознанием, с такими видами мыслительных процессов как сравнение, классификация, обобщение» [ЛЭС, 1990, с. 261 - 263].

Отмечается, что в структуре лексического значения выделяется два аспекта: денотативный и сигнификативный. Первый включает в себя «объект, свойство, явление или отношение в действительном или воображаемом мире, к которым слово отсылает; второй аспект — их отражение в сознании человека в виде набора существенных признаков этого объекта, явления, свойства или отношения» [Кронгауз, 2001]. При этом отмечается, что сигнификативный аспект превалирует над денотативным, то есть слова как правило называют не само явление, объект, свойство, или отношение в действительном или воображаемом мире (что называется референтом, или денотатом), а их отражение в сознании человека, которое существует в виде набора существенных признаков конкретного явления, объекта, свойства или отношения (что называется обыденным понятием, или сигнификатом). слова обычно называют не сам объект, явление, свойство или отношение в действительном или воображаемом мире (= референт, денотат), а их отражение в сознании человека в виде набора существенных признаков этого объекта, явления, свойства или отношения (= обыденное понятие, сигнификат).

В этой связи иногда говорят, что термин значение употребляется в узком смысле, то есть, значение отображает только основную информацию о предмете.

«Так, в узком смысле значением слова дубина является понятие об определенной категории предметов, которая выделяется из более общей, родовой категории «палок» на основе двух дифференциальных, то есть отличительных признаков:

«большой размер» и «большой вес» [Крейдлин, Кронгауз, 1997]. Если обратиться к дефинициям слов в толковых словарях, можно заметить, что толкование значения часто сводится к «указанию для соответствующего класса сущностей ближайшей родовой категории и отличительных признаков, по которым члены этого класса отличаются от прочих членов родовой категории» [ЛЭС, 1990, с. - 263].

Под значением в широком смысле слова понимают всю информацию, носителем которой является слово. Различные виды этой информации также называют значениями, уточняя при этом вид значения. «Так, например, при широком понимании в значение слова дубина в русском языке входит не только информация об определенном классе предметов, называемая «лексическим значением», но и информация об устойчиво связанных с представлением об этом предмете свойстве «тупости», называемая коннотативным значением, а наряду с этим еще и информация о том, что это слово согласуется с другими словами как существительное женского рода, которая называется грамматическим значением»

[Крейдлин, Кронгауз, 1997]. Коннотативные значения и экспрессивноэмоциональную окраску слов относят к прагматическому аспекту. Выделяют также парадигматический аспект — позицию слова в системе, которая определяется на основе проивопоставленности (отношения) слова другим словам (также именуется значимостью слова или его структурной функцией).

Значение не тождественно категории понятия: значение шире понятия, поскольку включает в себя оценочный и ряд других компонентов; но оно уже понятия, так как включает только различительные черты объектов, тогда как понятия охватывают их более существенные и глубокие свойства. Чаще всего совмещение значения и понятия наблюдается у терминов. В большинстве случаев значение служит материалом для оформления понятий.

Понятие, которое лежит в основе значения слова, характеризуется нечткостью, размытостью границ. Оно имеет чткое ядро, благодаря которому обеспечивается устойчивость лексического значения и взаимопонимание, и нечткую периферию. Эта размытость позволяет значению «растягиваться», охватывая и обозначая новые предметы, возможно не имеющие специального обозначения в определенный момент. «Вместе с тем нечткость и подвижность имеют свои границы, определяемые узуальными ассоциациями, внутренней формой слова, лексической парадигматикой и другими факторами» [ЛЭС, 1990, с.261 - 263]. Обусловленная подвижностью понятия подвижность лексического значения позволяет слову именовать новые объекты и является одной из причин многозначности слов.

Значение слова может быть по-разному определено в зависимости от того, как слово рассматривается — как единица речи, употреблнная в определнном тексте, контексте, ситуации общения, или как единица языка, элемент словарного состава. В первом случае можно максимально точно и конкретно определить значение слова. Значения слов, которые рассматриваются в конкретной ситуации их употребления, называются актуальными значениями. В некоторых случаях актуальные значения можно объединить в более обобщнные и менее конкретизированные узуальные значения. «Чтобы определить значение слова как единицы языка, нужно постараться выявить общую часть тех актуальных значений, которые оно приобретает в речи, называемую семантическим инвариантом» [Падучева, 2004].

Как правило, у большинства слов выявить инвариант довольно сложно.

Это связано с широким диапазоном актуальных значений, которые зачастую не удатся «подогнать» под одно общее. В таких случаях слово называют многозначным, т.е. имеющим два или более значения. Хотя для ряда слов инвариант часто можно подобрать. «Так, инвариантным значением союза но, связывающего описания двух ситуаций (Х, но У), можно считать значение нарушения ситуацией У ожиданий, вызванных ситуацией Х. В зависимости от того, что оказывается на месте Х и У, это инвариантное значение модифицируется, образуя более конкретные узуальные значения этого слова: значение противоположной оценки (ср. «Она красива, но глуповата»), значение ненормального следствия (ср. «Прошел сильный дождь, но земля осталась сухой»), значения противодействия (ср. «Я звал тебя, но ты не оглянулась»)»

[Падучева, 2004].

При отсутствии семантического инварианта у слова иногда говорят о виртуальном значении, считая таковым совокупность всех узуальных значений (каждое узуальное значение обобщает тот или иной подкласс актуальных значений) данного слова. Терминологически с точки зрения семантической структуры слова применим и другой способ наименования значений:

совокупность узуальных значений называют лексическим значением слова, каждое конкретное узуальное значение — лексико-семантическим вариантом (ЛСВ). Среди ЛСВ выделяются значения основные и производные — специализированные и переносные.

В [ЛЭС, 1990] отмечается, что «каждый лексико-семантический вариант является иерархически организованной совокупностью сем — структурой, в которой выделяется интегрирующее родовое значение (архисема), дифференцирующее видовое (дифференциальная сема), а также потенциальные семы, отражающие побочные свойства предмета, реально существующие или приписываемые ему коллективом. Эти семы важны для формирования переносных значений слов». Так, например, у глаголов «идти», «ползти», «лететь»

в прямом значении архисема значения – «движение», класс дифференциальных сем (из которых для каждого глагола избирается какая-то одна сема) — «способ передвижения», класс потенциальных сем — «темп движения» (медленный, нормальный, быстрый). Когда слово употребляется в переносном значении, архисема и дифференциальная сема отодвигаются на второй план, потенциальные актуализуются и получают статус дифференциальных (время летит, ползт, идт). Слова и лексико-семантические варианты формируют лексикосемантические группы (семантическое поле), «внутри которого значение одного слова является границей другого» [ЛЭС, 1990, с. 261 - 263]. Стоит отметить, что «наличие у одного слова в языке нескольких значений не вызывает путаницы при его употреблении в речи благодаря связи каждого из этих значений с определенным типовым или индивидуальным контекстом» [Падучева, 2004].

§ 2 Многозначность: подходы к определению многозначности, виды и Теперь обратимся к проблеме многозначности и многозначной лексики. В лингвистике существует три близких термина: многозначность, неоднозначность, полиcемия. Тeрмин «многозначность» нередко рассматривается как синонимичный термину «полисемия», например, в [ЛЭС, 1990], [Апресян, 1974, 1995]. И в таком случае под многозначностью понимается наличие у единицы языка более одного значения. Однако в работах [Литвин, 1984], [Зализняк, 2004] явление многозначности рассматривается как более широкое. Эта точка зрения основывается на следующих доводах: 1) под полисемией понимается обычно только лексическая многозначность, тогда как термин многозначность не имеет такого ограничения; 2) под полисемией понимают парадигматическое отношение, то есть тот факт, что слово обладает более чем одним значением; однако многозначность может быть также синтагматической, то есть многозначностью может быть названа «возможность одновременной реализации, у той или иной языковой единицы, двух (или более) значений» [Литвин, 1984]. Указанные различия также проявляются в том, как функционируют соответствующие прилагательные: «полисемичным может быть только слово как единица словаря, а многозначным может быть выражение и целое высказывание; многозначность, таким образом, сближается с неоднозначностью (тем самым, термин многозначность охватывает как сферу полисемии, так и сферу неоднозначности)»

[Зализняк, 2004, с. 21]. При этом, в случае полисемии, вовсе не требуется, чтобы все значения слова имели какую-либо общую часть, «достаточно, чтобы каждое из значений было связано хотя бы с одним другим значением» [Апресян, 1971, с.515]. Лексическую многозначность (полисемию) можно разделить на радиальную, когда у всех значений слова имеется общая часть, и цепочечную — когда отсутствуют общие составляющие между крайними значениями.

Если речь идт о неоднозначности, то под ней обычно понимается наличие у языкового выражения одновременно нескольких разных смыслов. А.А.Зализняк указывает, что неоднозначность может быть лексической (например: «переизбрать Петрова» может пониматься как «избрать Петрова на новый срок» и как «выбрать на пост Петрова другого человека») и синтаксической (например: «flying planеs can bе dangerous» - лeтящие самолты могут быть oпасны или «лeтать на самолтах может быть oпасно»). Ю.Д.Апресян в работе [Апресян, 1971, с. 509 объединяет лексическую и синтаксическую неоднозначность в языковую и, помимо этого, выделяет ещ один тип неоднозначности — речевую неоднозначность, е иллюстрируют такими примерами, как «Иван упал» или «Он разбил окно локтем». По его мнению, эти примеры могут обозначать как ненамеренное, так и намеренное действие. В то же время в [Зализняк, 2004, с. 20 этот тип неоднозначности определяется несколько по-другому. Автор работы говорит, что в подобных случаях слушающий «не обязан производить выбор, просто некоторые аспекты ситуации могут остаться нам неизвестны (а именно, совершил человек данное действие намеренно или нет — так же как по какой причине, с какой целью, каким способом и т. д. он его совершил). Иными словами, здесь имеет место не собственно неоднозначность, а скорее неопределенность некоторого параметра и, вследствие этого, неполнота представления о ситуации (ср. противопоставление понятий ambiguity и vagueness в англоязычной традиции)» [Зализняк, 2004, с. 23].

Поясняя понятия языковой и речевой неоднозначности, можно сказать, что языковая неоднозначность — это способность слова, выражения или кoнструкции имeть рaзличные cмыслы, то есть это свойство языкoвых единиц, в то время как речевой неоднозначностью называется «реализация данного свойства в конкретном выcказывании» [Зализняк, 2004, с. 23]. Речевая неоднозначность бывает ненамеренной (в таком случае она либо будет разрешена в ходе дальнейшей коммуникации, либо произойдет коммуникативная неудача), а бывает намеренной, то есть может использоваться как специальный прием (в этом случае зачастую говорят о поэтической неоднозначности). Главным отличием бытовой неоднозначности от поэтической считается то, что в процессе практической речевой коммуникации из двух возможных пониманий определенного выражения одно является правильным, а другое является неправильным касательно намерений говорящего. В подобных случаях более широкий речевой или ситуативный контекст должен позволить слушающему выбрать правильное понимание, иначе произойдт провал коммуникации. Одним из коммуникативных постулатов Г. П. Грайса является постулат «Избегай неоднозначности» [Грайc, 1985, 223]. Tаким образом, «с точки зрения коммуникативной функции языка актуальная неоднозначность высказывания является «браком» в речепроизводстве, помехой, которая ведет к неудаче речевого акта и должна быть по возможности устранена. Неоднозначность такого рода может возникать за счет неправильного установления слушающим референтов употребленных говорящим именных групп, отсутствия у слушающего необходимых презумпций, знаний о мире, при несоответствии инференций слушающего (того, что он «извлекает», infers) — импликатурам говорящего (т.е. той информации, которую говорящий «закладывает», implies)» [Зализняк, 2004, с. 25].

Выделяют регулярную многозначность, под которой имеется в виду комбинация семем многозначного слова, присутствующая у всех или хотя бы у многих слов, входящих в определенный семантический класс. В [Апресян, 1971, с. 509-523] о регулярной многозначности говорится следующее: «полисемия слова А со значениями аi и aj называется регулярной, если в данном языке существует по крайней мере еще одно слово В со значениями bi и bj, семантически отличающимися друг от друга точно так же, как аi и aj, - и если ai - bi, aj - bj попарно несинонимичны». В пример приводятся прилагательные, которые, обладая значением «являющийся тем, что обозначено основой», как правило, обладают значением «приводимый в действие тем, что обозначено основой»:

воздушный (поток — тормоз), водяной (капля — турбина), ртутный (капля — выпрямитель), паровой (облако - двигатель). Подобный пример, только с существительными, дат Е.В. Падучева — слова школа, институт, университет имеют, помимо значения «учебное учреждение», значения «здание», «люди в этом здании», «учебные занятия» и некоторые другие значения» [Падучева, 2004].

В то же время многозначность считается нерегулярной, если, согласно Апресяну, «семантическое различие между аi и aj не представлено больше ни в одном слове данного языка». Примером подобного семантического различия являются слова лопатка и подножка (согласно Апресян, 1971, с. 515 - 516), где у первого слова аi и aj это значения «плоская широкая треугольная кость в верхней части спины» и «орудие для копания земли с длинной рукояткой и широким плоским отточенным концом», а у второго слова — это «удар ногой по ноге» и «ступенька для входа». Также отмечается, что регулярная многозначность типична для метонимических переносов, в то время как нерегулярная — для метафорических. Кроме того, регулярную многозначность порождают:

семантическая аналогия (взять книгу - схватить книгy, взять кого-либо на вокзале - схватить кого-либо на вокзалe), компрессия словосочетаний (пишущая словообразовательные процессы (пробежать [пройти, проехать, проплыть] мимо пограничного столба - пробежать [пройти, проехать, проплыть] метров). Тем не менее, на уровне лексической многозначности регулярность довольно относительна и, как правило, устанавливается только на уровне определенных тенденций. Например, «школа обладает еще одним значением, не присущим словам университет и институт; ср. он создал свою школу»

[Падучева, 2004].

Если обратиться к материалу разных языков, то отсутствие подлинной регулярности в области лексической многозначности становится наиболее очевидным. Слова, сопоставимые по основному значению, в большинстве случаев обладают разной структурой многозначности. Различия в такой структуре иностранного языка. Так, например, при изучении русского языка людьми, говорящими по-английски, им придтся учитывать, что слова русского языка, аналогичные по основным значениям словам английского языка, имеют более узкое семантическое поле и во многих случаях различны по составу ЛСВ.

Стоит отметить, что представления о многозначности весьма различны, и формируются на основе нескольких базовых оппозиций, касающихся устройства языка в целом:

противопоставление, так как оно является существенным для всех уровней и многозначности это относится к статусу отдельного значения слова: а именно, образуют ли различные значения одного слова множество дискретных единиц или непрерывный континуум, когда одно значение «плавно переходит» в другое?

деятельности (ergon). Это противопоставление порождает, в частности, вопрос, строит ли человек в процессе говорения грамматические формы, словосочетания и предложения по определенным формулам или образцам — или же запоминает их в готовом виде? Применительно к многозначности возникает вопрос, использует ли человек слова в определнных ЛСВ в сочетании с другими словами как готовые блоки или отталкивается от определенной модели их употребления?

Представляет ли из себя язык систему «чистых значимостей», в которой значение каждого знака определяется его местом в системе оппозиций, или же любое слово в каждом употреблении выражает единственный смысл, тот смысл, который вкладывает в слово говорящий и который является результатом бесконечного числа факторов (в частности, опирается на уникальный индивидуальный опыт говорящего)? В этой связи возникает вопрос: способен ли слушающий воспринять смысл, который хочет передать ему говорящий? Является ли вообще идентификация смыслов возможной?

Тем не менее, такие противопоставления не должны быть излишне строгими. В языке присутствует дискретное и градуальное, порождаемое и воспроизводимое, объективно-системное и субъективно-уникальное. К тому же, как отмечается в [Зализняк, 2004, с. 20 - 45] необходимо учитывать различия в том, как усваивают и пользуются языком различные говорящие в зависимости от их ментального склада. Далее в той же работе автор говорит, что «спор о том, усваивает ли человек в процессе овладения языком правила или готовые блоки, равно как и оппозиция выросших из того и другого постулата теорий, покоятся, как кажется, на неверной предпосылке о единственности способа усвоения и пользования языком для всех говорящих». B [Плунгян, Рaхилина 1996, 2000;

Плунгян 2001] описывается подход к описанию многозначных единиц, согласно которому главной проблемой при описании полисемии является обнаружение границы, которая отделяет область воспроизводимого от области порождаемого, — того, что «запоминается» и того, что «конструируется» [Плунгян, Рaхилина, 1996, с. 5 - 6].

Согласно данному подходу, описание полисемии должно состоять их двух частей: определенного перечня готовых толкований (которые говорящий «помнит», в случае, если он владеет значениями данного многозначного слова — или должен запомнить, если хочет ими овладеть), данный перечень соотвествует тому, что находится по одну сторону указанной границы; тому, что находится по другую сторону будет соотвествовать определенный перечень «инструкций», операций, преобразовывающих смыслы, которыми, предположительно, говорящий на данном языке умеет (или хочет научиться) пользоваться. Это представляется правильным, однако, надо иметь в виду, что в ряду трудностей, препятствующих разграничению «воспроизводимого» и «порождаемого», существует ещ и та, что указанная выше граница, видимо, может проходить поразному не только для слов разных семантических и грамматических классов, но и, вероятно, для разных говорящих.

Отдельным вопросом является разграничение различных значений слова.

Реализацию того или другого значения слова как правило осуществляет контекст, ситуация общения, общая тематика речи. От них зависит то, какие грани присущей слову семантики проявятся в высказывании. Не актуализованные в высказывании значения вс равно потенциально присутствуют при конкретном словоупотреблении. На это указывают ограничения, налагаемые на семантическое развитие слова («футбольное поле», однако, «хоккейная площадка»), возможность применения производных («приземлиться», и «приводниться», «прилуниться», но «приземлиться на поверхность Марса») и возможность использования синонимических замен. Часть значений проявляется только в сочетании с конкретным словом («поля шляпы»); некоторые значения проявляются только, когда сочетание слов фразеологически связанно («поле зрения»). Часто производные от многозначного слова соотносимы лишь с отдельными его значениями. Различия в значениях слов характеризуются не только словообразовательными особенностями и лексической сочетаемостью, но в некоторых случаях и особенностями грамматической сочетаемости; примером может быть глагольное управление «смотреть что-либо» и «смотреть на что-либо.

Однако, несмотря на это, разграничение значений слова иногда представляет серьзную проблему. И связано это с тем, что однозначных критериев, позволяющих принимать решения о необходимости выделения разных значений, не существует. Ниже мы рассмотрим критерии выделения значений слов, предварительно с определнной долей условности объединив их в ряд групп.

Парадигматические критерии. В первую очередь к ним относят так называемый принцип Куриловича – Смирницкого, в соответствии с которым разные употребления данного слова необходимо считать разными значениями слова, в случае, когда им соответствуют разные синонимы. Этот способ не всегда работает, и иногда дат противоречивые результаты. Так, например, в выражениях «разбить окно» и «покрасить окно» слову окно будут соответствовать разные синонимы: «разбить стекло» и «покрасить раму» соответственно. Однако вряд ли целесообразно в этом случае говорить о разных значениях. Критерием разграничения значений может быть не только наличие разных синонимов, но и наличие разных антонимов (принцип Вайнрайха). Но, например, прилагательное холодный в значении «имеющий низкую температуру», может сочетаться с разными натонимами в зависимости от сочетаемостных характеристик его контекстуального партнера: холодный день – жаркий день, однако, холодная вода – горячая вода. И здесь также вряд ли стоит выделять два различных значения.

Синтагматические критерии. В их основе лежит предположение, что одно слово в разных значениях по-разному сочетается с другими словами. «То, в каком из лексических значений выступает слово, определяется его сочетаемостью с другими словами» [ЛЭС, 1990, с. 382]. Однако и здесь не вс так однозначно.

«Так, практически во всех семантико-синтаксических теориях признается, что слово, взятое в каком-либо одном значении, может обладать альтернативными моделями управления» [Кобозева, 2000]. Возьмм предложения «Oн читает книгу» и «Oн много читает». То, что в первом предложении глагол читать управляет прямым дополнением, а во втором предложении – нет, не является показателем того, что мы сталкнулись с различными значениями глагола. Здесь оценка надежности синтагматических критериев во многом зависит от теории, в рамках которой работает лингвист. Так, в глаголоцентрических концепциях следующие употребления глагола английского языка sell «продaвать»: the book sells well «книгa xорошо прoдается» и he sells books «oн прoдает книги» рассматриваются как реализации различных значений. Это мотивируется тем, что в синтаксическом поведении глагола имеются серьзные различия. Однако в «теории конструкций» Чарльза Филлмора подобные случаи рассматриваются как реализации одного значения, так как допускается, что глагол может быть частью разных конструкций, не меняя своего значения. Различия в синтаксической сочетаемости являются не единственными синтагматическими критериями.

Различия в семантической сочетаемости также считаются основанием для выделения различных значений. Особое место занимает тест на включительную дизъюнкцию. Он строится на том, что если употребления "A" и "B" какого-либо слова могут одновременно реализовываться как по принципу либо "A", либо "B", так и по принципу "A" и "B", и при этом не создатся эффект языковой игры, в основе которой лежит зевгма, то перед нами реализации одного значения.

Возьмм пример Ю.Д. Апресяна X гаснет, где «X перестает гореть или светить», а не 1) «X перестает гореть» и 2) «X перестает светить», ведь в данном случае возможны стилистически нейтральные контексты вроде «дрoва в кaмине u нeонoвыe лaмпы нa улuце пoгаслu почтu однoвремeннo». В случаях, когда подобное объединение в пределах одного предложения создает каламбур, как правило, можно говорить о различных значениях, сравните: «Вaня кaчaeтcя нa кaчeлях, a Петя – в трeнажeрном зaлe». В некоторых источниках, например, в [Перцов 1996], [Зализняк 2004] такие случаи называют «каламбурным совмещением значений», которое, по мнению авторов, может свидетельствовать о проницаемости, размытости границ между отдельными значениями слова, т.е.

является аргументом в пользу существования инварианта, или общего значения слова (об этом будет сказано в следующем параграфе). Тем не менее, всегда в подобных случаях говорить о многозначности слова является неверным. Так, например, в предложении, основанном на зевгме, «Он любит фильмы Aнтониони и мясо с кровью» вряд ли обоснованно выделение различных значений для слова «любить». Глагол любить использован здесь в одном значении: «чувствовать склонность, интерес, тяготение, пристрастие к чему-либо».

Концептуальные критерии. Они основываются на знании носителей языка о различиях и сходствах понятий, которые обозначаются данным словом. Эти критерии являются в определнном смысле первичными. Для носителей русского языка очевидно, что слово язык употребляется в разных значениях в сочетаниях английский язык и прикусить себе язык. Чтобы убедиться в этом, не надо анализировать парадигматические связи данного слова или особенности его сочетаемости. Аргументом для выделения двух различных значений является интуитивное знание того, что язык как «система знаков» и язык как «орган во рту»

обозначают разные сущности, а, следовательно, за ними стоят и разные ментальные репрезентации. Однако для изучающих русский язык такое разграничение поначалу может быть проблемой, особенно, если их родной язык обозначает эти понятия разными словами (например, английские language и tongue). Проблематичность концептуальных критериев в том, что их вряд ли можно как-то формализовать. Непонятно, какие именно понятийные различия можно признать достаточными для постулирования нового значения. Выявление границы между варьированием в рамках одного концептуального варианта и переходом к другому понятию также представляется проблемой. Проблема операциональности этих критериев являлась причиной, по которой они до последнего времени практически не применялись в теоретической семантике.

Однако в последние десятилетия в рамках когнитивного подхода к исследованию языка начали появляться определенные способы придания концептуальным критериям теоретического статуса. Например, «метаязыковой аппарат так называемых фреймов и сценариев позволяет описывать концептуальные структуры, стоящие за языковыми выражениями, и интегрировать эти описания в лингвистические построения. Так, язык в значении "орган во рту" вписывается во фрейм «тело человека», а язык в значении "система знаков" – во фрейм «семиотические системы» или в сценарий «общение между людьми».

Принадлежность к разным фреймам – достаточное основание для выделения самостоятельных значений» [Солсо, 2006]. Помимо этого, в семантике прототипов было показано, что не всегда категории конституируются на основе ряда достаточных и необходимых признаков. Принадлежность к категории иногда определяется сходством с каким-либо прототипическим представителем этой категории. Исходя из этого, отличия в наборе признаков могут не являться основанием для выделения различных значений. Так, «из того факта, что существуют птицы, которые не умеют летать, не имеют перьев и даже крыльев, не следует, что слово птица выступает для их обозначения в значении, отличающемся от «нормального». Отсюда не следует также, что толкование слова птица должно содержать лишь те признаки, которые присущи всем без исключения птицам. Напротив, толкование формулируется для прототипических представителей категории, что не противоречит возможности употреблять соответствующую лексему по отношению к маргинальным представителям данной категории без семантических модификаций» [Апресян, 1995, с. 82 - 83].

Вс вышесказанное говорит о том, что несмотря на существование определенных критериев для разграничения значений, все они достаточно условны. Наличие парадигматических, синтагматических различий, и даже различий в наборе семантических признаков для обозначения концепта зачастую не достаточно для выделения отдельных значений. То, что кажется различным по одним критериям, нередко может не быть различным по другим. Вс это подводит нас к проблеме совмещения значений, когда небольшие смысловые различия свидетельствуют не столько о разности значений, когда значения отделены друг от друга, сколько об их родственности, когда одно значение слова «плавно переходит» в другое. Однако и данная теория имеет свои недостатки, о которых будет сказано ниже.

Подробнее следует остановиться на понятии совмещение значений. Как было сказано выше, существует мнение о том, что границы между отдельными лексико-семантическими вариантами слова не всегда явно выражены, размыты, проницаемы. Так, в [Апресян, 1971, с. 511] говорится, что «меру дискретности значений при их описании в толковом словаре обычно сильно преувеличивают и видят четкие границы там, где фактически, при ориентации на реальное разнообразие текстов, обнаруживается неясная, размытая промежуточная область». Сам термин совмещение значений является дискуссионным, так как, вопервых, имеет различные трактовки, а во-вторых, совмещение значений признатся не всеми лингвистами. Тем не менее, часто под этим термином подразумевается соединение двух смыслов слова, различение которых в пределах какого-либо одного высказывания маловероятно или невозможно (то есть может быть осуществлено только с помощью каких-то других контекстов - по-английски это называется vagueness). Выражение бороться с еретиками из [Апресян, с.181] можно привести в качестве примера. В нм одновременно реализованы два различных значения (бороться с чем-то/кем-то и бороться с кем-то за что-то).

В работе [Зализняк 2004] говориться, что подобные случаи правильнее называть не совмещением значений, а синкретизмом или неразличением, или же можно сказать, «что в таких случаях слово имеет одно значение, но просто это значение — более высокого уровня, на котором признак, различающий значения более низкого уровня, не релевантен» [Зализняк, 2004, с. 30].

Стоит отметить, что последовательности в употреблении терминов совмещение, синкретизм, неразличение, единое значение не наблюдается. Так, «у глагола бояться отчетливо противопоставлены два значения: «эмоциональное», где на первом плане находится чувство страха, основанное на представлении о негативном характере некоторого события, и «ментальное» значение вероятностной оценки» [Зализняк, 1983, с. 61]. Но в некоторых случаях, например, в предложении Мария не боится остаться одна, выбор между этими недостаточности контекста, а потому что данная оппозиция отсутствует в смысловом задании» [Зализняк, 2004, с. 30]. Говорящий в данном случае может иметь в виду как то, что этого не произойдт, так и то, что это не будет плохо.

Возьмм ещ один, возможно, более наглядный пример из [ЛЭС, 1990, с.382]: «Вокруг деревеньки были поля и леса», где разграничение значений слова «поле» - 1) безлесное пространство и 2) обрабатываемая под посев земля - не осуществляется и даже не представляется необходимым (если только для специального лингвистического анализа). «Причем такая эксплицитная дизъюнктивность присутствует лишь в нашем толковании; самим говорящим она, скорее всего, не осознается» [Зализняк, 2004, с. 30]. Другими словами, в определнном контексте может оказаться несущественным признак, благодаря которому происходит различение двух значений в других контекстах (и который является для лексикографа основанием для различения значений в их словарном описании).

Д.Н.Шмелв по этому поводу отмечает, что «семантическая структура целого ряда слов характеризуется тем, что отдельные значения, отчетливо отграничиваемые друг от друга в определенных позициях, в других позициях оказываются совместимыми, выступающими нераздельно» [Шмелв, 1973, с. 77].

В данном случае говориться не о приеме поэтического (или каламбурного) употребления слов в контексте, который обнажает их многозначность. Речь идт о том, что выделяемые значения не являются полностью и безусловно отграниченными друг от друга в условиях речевого общения. «Подобная «диффузность» отдельных значений не создает затруднений для речевого общения, не делает высказывание двусмысленным, так как позиционная обусловленность различных значений многозначного слова сочетается с (также позиционно обусловленной) возможностью «совмещения» некоторых из них в определенных контекстах» [Шмелв, 1973, с. 80]. На основании этого можно сказать, «что совмещение значений — явление не просто не периферийное, а в некотором смысле конституирующее для семантической системы языка, это следует из того, что именно так происходит семантическая эволюция: в течение какого-то времени два значения совмещаются, не различаясь, а потом расходятся, инкорпорируя в свою семантическую структуру элемент значения контекста, в результате чего различие становится уже не позиционным, а ингерентным»

[Зализняк, 2004, с. 31].

С понятием совмещения значений слова связана теория единства слова, общего и главного значений. Существует несколько способов представления многозначности:

1. Многоуровневый, или Иерархически упорядоченный набор частных значений. Примером такого представления многозначности является Толковокомбинаторный словарь А. К. Жолковского и И. А. Мельчука; а также традиционные толковые словари).

2. В виде множества частных значений с заданным отношением производности, когда показывается их связь с иcходным значением («семантические мосты» И. А. Мельчука, В. Туровский - операции над толкованием, Е. В. Падучева). Подобный способ представления многозначности можно наблюдать в схеме Е. Куриловича.

3. Инвариант (или общее значение), и выводимые из него частные значения (варианты), которые реализуются в разных контекстных условиях.

Подобный способ представлен в схеме Р. Якобсона, а также у Н. В. Перцова.

Частное значение называется выводимым в случае, если для него существует правило вывода (вида «всякий раз, когда имеется совокупность условий А, происходит процесс, приводящий к результату В»).

4. Значение слова, представленное в виде набора семантических компонентов, или компонентов толкования, которые представлены в виде утверждений на семантическом метаязыке (А. Вежбицкая). Сопоставление таких наборов позволяет выявить общее и различное в значении синонимов в пределах одного языка, переводных аналогов в разных языках и различных значений одного слова. Наличие идентичных семантических компонентов говорит о мотивированности нескольких значений слова, когда можно выявить наличие определенной прозрачной содержательной связи между значениями А и В.

5. В виде образа-схемы, или схематического образа, другими словами в виде картинки, позволяющей, как предполагается, когнитивно адекватным образом представить значение слова и структуру его многозначности. В основе данного способа лежит представление о том, что разные значения выдвигают на первый план (профилируют) разные части схемы, оставляя остальные части схемы вне поля зрения или на его периферии, что отражает устройство нашего зрительного восприятия и прочих когнитивных процессов (Дж. Лакофф, М.

Джонсон, Р. Лангакер, Л. Янда). Согласно М. Джонсону, человек понимает мир на основании физического, телесного опыта, а абстрактные идеи являются расширением физических концептов. В этом случае образ-схема — это «повторяющийся динамический образец наших процессов восприятия, на основе которых осмысляются затем более абстрактные идеи. Например, чувства воспринимаются через любую текучую жидкость» [Маслова, 2004, с. 9].

Дж.Лакофф выделил некоторые типы схем, на основании которых анализируются и репрезентируются смыслы слов: вместилище, путь, часть-целое, связь.

6. В виде абстрактной схемы и набора формальных операций е логического преобразования. Результатом применения подобной схемы являются полученные частные значения [Д. Пайар].

Среди данных способов представления многозначности лишь несколько ориентированны на сохранение «единства слова», из которых наиболее распространены — общее значение по Якобсону [Якобсон, 1985], и близкое ему понятие инварианта [там же], и главное значение по Куриловичу [Курилович, 1962, с. 264].

Общее значение по Якобсону репрезентирует какое-либо одно понятие, «из которого можно вывести его конкретные употребления» [Якобсон, 1985, с.

136]. Оно объединяет общие характеристики слова, часть которых присутствует у частных значений того же слова. Можно сказать, что частные значения по Якобсону являются вариантами одного общего значения (или инварианта), а общее значение — «общим знаменателем».

Главным (его ещ называют основным) значением является наименее контекстно обусловленное значение, или значение, «которое прежде всего возникает в сознании носителя языка при произнесении слова вне контекста»

[ЛЭС, 1990, с. 382]. В отличие от главного «частные значения к семантическим элементам главного значения прибавляют еще и элементы контекста, обогащая этот контекст, мы получаем дальнейшие оттенки частных значений и т. д.»

[Курилович, 1962, с. 41]. Парадигматически основные значения более закреплены, а в синтагматическом отношении они более свободны. Соотношение между основным значением и переносным не является неизменным: в ряде случаев у слов вторичные значения становятся главными, основными, и наоборот.

Единство слова в обоих случаях обеспечивают деривационные связи, соединяющие все частные значения; принципиальное различие между этими случаями в том, что схема Куриловича предполагает операции с «реальными»

значениями, которые обнаруживают себя в конкретных употреблениях, тогда как схема Р. Якобсона подразумевает обращение к ненаблюдаемой семантической сущности, находящейся на другом уровне абстракции и требующей метаязыка, отличающегося от того, который используется при лексикографическом описании.

Тем не менее, если исходить из тезиса, что единство значения языковой единицы обеспечивают разные механизмы, сосуществующие в языке, то, соответственно, множественным может быть также способ их представления. То есть, в каких-то случаях более адекватным объекту, а, следовательно, более предпочтительным является описание, различающее исходное и производные значения, которые рассматриваются как сущности одного порядка (как в схеме Куриловича), в других случаях более адекватным является способ описания, различающий два уровня — скрытый и явный (как в схеме Якобсона).

В связи с этим некоторыми авторами предлагается введение понятия концептуальной схемы. «В качестве концептуальной схемы могут выступать, в том числе: инвариант, общее значение, прототипический сценарий — в тех случаях, когда удается выявить, найти формулу, которая была бы одновременно в достаточной мере содержательна и операциональна, и при этом не содержала бы фиксированного значения тех параметров, которые должны на этом уровне оставаться неопределенными» [Зализняк, 2004, с. 35]. Например, у наречия напрасно выделяют три частных значения: «неэффективности действия (напрасно съездил = безрезультатно‘), ошибочности мнения (напрасно так думаешь = ошибаешься‘) и оценочное (напрасно отказался = лучше было согласиться‘).

Для всех значений слова напрасно может быть сформулирован следующий семантический инвариант, который является одновременно его концептуальной схемой: Употребляя выражение напрасно Р, говорящий утверждает, что то Q, которое составляет основание для этого P, не существует» [Зализняк, 2004, с. 35].

Каждое из частных значений наречия напрасно, названных выше, является реализацией этой схемы. В случае с первым значением Q являет собой цель, которую хочет достичь агент действия P посредством совершения P (и не достигает); во втором случае, Q — это действительное (согласно мнению говорящего) положение вещей, и именно оно является оправданием, основанием для существования соответствующего мнения (P); в третьем случае, Q — это определенное положительное последствие P, являющееся основанием для положительной оценки самого P.

Концептуальная схема оказывается более эффективной для слов, многозначность которых, по какой-либо причине не может быть представлена с помощью модели порождения производных значений из исходного, однако, семантическое единство слова при этом достаточно велико, чтобы задача его экспликации была осмысленна. Чтобы выявить это единство необходимо бывает использовать метаязык, который отличается от естественного языка тем, что в нем остаются не выраженными определенные противопоставления, встроенные в значение слов естественного языка, и, помимо этого, используются коммуникативно не расчлененные утверждения. Существенным свойством концептуальной схемы, отличающим е, в частности, от общего значения, является то, что она может быть единой для нескольких различных слов.

Теория общего значения является дискуссионной. Зачастую е ставят под сомнение на основании невозможности «выделить общее значение в структуре многозначного слова, так как соотнеснность значений многозначных слов с различными предметами и явлениями действительности обусловливает невозможность приписать слову такое обобщнное значение — оно оказалось бы громоздким и пустым» [ЛЭС, 1990, с. 382] Интересным в этой связи будет рассмотреть точку зрения Д. Н. Шмелва, который признавал единство значений слова, но на отличных от теории общего значения основаниях.

Д.Н. Шмелев возражает против того, что семантическое единство слова заключается «в наличии у него некоего общего значения, как бы подчиняющего себе частные», так как «существование подобного "общего значения" у слова сомнительно хотя бы потому, что свойственные слову значения во многих случаях соотносят его с неоднородными реалиями и с разными семантическими группами» [Шмелв, 1973, с. 76]. Он утверждает, что значения многозначного слова образуют семантическое единство, когда значения связаны по принципу сходства реалий (по внешнему виду, форме, цвету, общности функции, положению) или смежности, на этом основывается различение метафорических и метонимических связей значений. Д. Н. Шмелев обращает внимание на важный признак многозначного слова, который он называет принципом диффузности значений: «...в целом ряде случаев граница между значениями оказывается как будто размытой, смысл словосочетания таков, что не требует выявления этой границы, более того, часто он не покрывается полностью ни одним из значений в отдельности» [Шмелв, 1973, с. 94 - 95].

Точку зрения Д.Н. Шмелва критикуют, упрекая его за то, что он понимает под общим только абстрактно-общее, что-то вроде родового понятия, видами которого являются отдельные значения. И поскольку отдельные значения многозначного слова чаще всего не имеют общего основания в родовом понятии, то и само существование такого общего значения оказывается в его понимании сомнительным. Возражение на это приводится, например, в [Камчатнов, 1998, с.

93] где говорится, что «общее может быть не только абстрактным, но и конкретным». Этимологически в этом случае слово конкретное понимается как собственно «сращенное». Учитывая это можно сказать, что отдельные значения слова сращены в семантическое единство определенным конкретно-общим значением. Это верно с онтологической точки зрения. Два эйдоса, которые являются совершенно разнородными с формально-логической точки зрения, могут быть в чем-то тождественны и, в таком случае, им может быть дано одно имя. А если один эйдос уже имеет имя, то после того, как было обнаружено тождество с другим эйдосом, такое имя может быть перенесено и на второй эйдос.

Получается, что онтологической основой полисемии является умозрительное тождество эйдосов. Если определять многозначность как тождество понимания разных эйдосов (понимание эйдоса называется ноэмой), то тем конкретно-общим значением, связывающим конкретные значения многозначного слова в семантическое единство, является ноэма. Например, ноэмой слова кисть является «связка», и любой эйдос, в котором созерцается связанность частей, может быть отождествлен со связкой и, соотвественно, получить имя кисть: так, мы говорим кисть руки, кисть винограда, малярная кисть. Все данные эйдосы тождественны по одному признаку, вследствие чего одинаковым образом поняты и именованы.

Интересно, что второй эйдос сам может стать ноэмой, то есть способом понимания какого-то третьего эйдоса, третий эйдос - ноэмой четвертого и так далее. Подобным образом возникают цепочки переносов, в которых отдельные звенья будут сильно удалены от первоначальной ноэмы. В ряде случаев связь с первоначальной ноэмой может быть скрытой и не просматриваться. В результате признак, объединяющий значения в единство может с трудом распознаваться, даже, если само единство является привычным и не вызывает сомнений. Можно сказать, что связь между значениями выражается в наличии у них общих компонентов смысла, то есть сем. «Однако в ряде случаев переносные значения ассоциативными признаками («тень от стены» и «тень улыбки»). Толкования этих значений не содержат указание на те признаки, которые отмечаются для других значений того же слова» [ЛЭС, 1990, с. 382].

Проблема описания явления многозначности является сложной во многом потому, что не очень ясным представляется то, как в действительности устроена многозначность (то есть, что происходит в сознании билингвов, когда они используют многозначное слово при синтезе и анализе речи, в частности - какие частные значения «запоминаются», какие значения порождаются на основе схем или образцов, какие значения не осознаются билингвом как различные), онтологическом развитии многозначности от «конкретного» к «абстрактному», или же от самого общего представления, в котором метонимически или метафорически мотивированные переносы не осознаются как порождающие отдельные сущности, — к пocтепенному разделению и оппозиции частных значений. Есть основания считать, что способ хранения информации и манипулирования ею различается в зависимости от ментального склада говорящего, и от других факторов — возрастного, профессионального, социального. Не стоит забывать и о том, что любое, даже совершенное толкование не дает ясного представления о значении слова. Объясняться это может тем, что у говорящего значение слова не хранится в виде набора значений, представленных своими толкованиями.

Таким образом, представление многозначности в виде ряда частных значений - с установленной между ними иерархией, выявленными моделями семантической деривации и т.д. - всегда будет не совсем адекватным фактам, и это несовершенство обусловлено природой многозначности, которая, вероятно, устроена недискретно в языке как системе: конечно, при реализации в речи недискретность значительно убывает, но полностью не устраняется.

В ходе нашего исследования мы, понимая всю схематичность и условность, так называемого, дискретного описания многозначности, вс-таки придерживались лексикографического способа представления многозначности — ЛСВ испытуемым предоставлялись в виде четко отделимых значений. Такая подача материала была необходима по нескольким причинам.

Так как в ходе экспериментального исследования мы ориентировались на студентов (представления которых о многозначности как о дискретном явлении закладывались ещ с раннего возраста), материал для эксперимента необходимо было подать максимально доступно. Поэтому, несмотря на то, что реальная многозначность отличается от е представления, данного в словарных статьях, когда ЛСВ слова четко разграничиваются, мы прибегли именно к схематичному описанию многозначности слов, т.к. это являлось удобным для проведения эксперимента (испытуемым можно было наглядно предоставить значения слов).

Мы пошли на некоторое упрощение с целью сделать эксперимент прозрачным для испытуемых и удобным для обработки.

Мы также учитывали то, что декларативные знания в определенной мере отличаются статичностью, в силу того, что форма обучения языку определяет представление билингвов о лексических единицах как о словах, обладающих отдельными, разграничиваемыми друг от друга значениями. Нам пришлось учитывать этот аспект при выборе формата эксперимента, опять же, в целях более привычного восприятия лексических значений испытуемыми. Помимо этого, особенности материала, а именно разнородность глаголов (в списке глаголов присуствуют каузативные, ментальные, фактивные и т.д.), требуют разного подхода при анализе, что в случае выбора недискретной модели описания многозначности затруднило бы как проведение, так и анализ резльтатов эксперимента.

Однако данная испытуемым в ходе исследования лексикографическая картина многозначности хоть и является схематичной вс-таки, несмотря на все условности, дает представление о реальной многозначности выбранных слов без существенных упущений.

Ещ одна проблема, которая рассматривается в нашем исследовании, касатется ситуации, которая возникает, когда при искусственном билингвизме, т.е.

при изучении иностранного языка в учебных заведениях, а не среди носителей языка, происходит «частичное освоение значений слова». Это проявляется в том, что обучающийся использует какое-либо слово ИЯ не во всей его полноте, возможно используя лишь один ЛСВ из всего семантического поля слова. При этом распознавание оставшихся ЛСВ не происходит или происходит с трудом.

На наш взгляд проблема состоит в фрагментарности полученных значений и, следовательно, в отсутствии навыка использования слова в определнных значениях. Причин тому несколько. При позднем искусственном билингвизме часто у изучающих второй язык наблюдается доминантный механизм, что свидетельствует о том, что навык пользования родным языком развит лучше.

Следовательно, в отличие от носителей языка, человек, изучающий иностранный язык в искусственных условиях, может быть не знаком со всем набором значений многих слов неродного языка, с правилами сочетаемости данного слова с другими, с контекстом, в котором может быть употреблено это слово. Это связано как с недостаточной погружнностью в иноязычную среду, так и с нехваткой практики в общении на иностранном языке. Помимо этого, при обучении в школе человек может не освоить весь спектр употребляемых значений слова, т.к. во время обучения он опирается на декларативные правила, а не на процедурные. Он выучивает слова, опираясь на словарные статьи (причм нередко переводных, а не толковых словарей). О полноте владения языком здесь вряд ли можно говорить, ведь, как уже было сказано, любое даже совершенное толкование не дает ясного представления о значении слова. Лучше всего запоминаются слова в живой речи, в общении с носителями языка, когда речь представлена во всм богатстве и ситуативности. Не секрет, что «наши» представления о том, как и что говорят носители языка в определнной ситуации, порой кардинально отличаются от того, как это принято у «них». Носители языка зачастую основываются на знании о сходствах и различиях понятий (а также соответствующих денотатов), обозначаемых данным словом, полученном ещ в раннем детстве, не имея помех в восприятии в виде накрепко освоенного родного языка.

Таким образом, при освоении языка при полном погружении в иноязычную среду фрагментарность может отсутствовать, а уровень владения языком постепенно достигнет состояния, когда большая часть лексико-семантических вариантов слова будет освоена билингвом. Во время нашего дальнейшего исследования мы попытались проследить особенности использования многозначной лексики при продуктивном искусственном билингвизме с учтом позднего начала обучения языку и возможного наличия доминантного механизма на примере студентов 2- 4 курсов факультета иностранных языков.

Разграничение значений слова представляет одну из главных проблем применительно к феномену многозначности. Во многом это происходит в силу отсутствия единых и универсальных критериев. Ни парадигматические, ни синтагматические, ни концептуальные критерии не дают однозначного ответа, когда можно говорить о разных значениях, а когда речь идет лишь о разных способах употребления одного и того же значения. Это определяется природой значения и многозначности, которая настолько сложна и многогранна, что не позволяет подобрать абсолютные критерии ко всем случаям употребления значений. Некоторые значения разделяются только в определнных ситуациях, другие же проблематично разделить даже с учетом контекста, и ни одни виды критериев не будут здесь определяющими.

Вероятно, можно сказать, что разные значения одного слова в большинстве случаев не образуют множества дискретных единиц, а, напротив, имеют непрерывную связь, когда одно значение «плавно переходит» в другое. Эту мысль подтверждает то, что в ряде случаев границу между значениями проследить очень трудно, а смысл словосочетания может не требовать выявления такой границы. В то же время большинство лексикографических источников представляет многозначность слова в виде разграниченного множества частных значений, хотя такое разграничение нередко весьма условно.

Существуют разные способы представления многозначности, однако, в общей сложности, их все можно свести к двум. Первый способ — так называемый дискретный (лексикографический), когда значения представлены в виде условно выделенных ЛСВ с установленной между ними иерархией и выявленными моделями семантической деривации или без них.

Второй способ — когда производится попытка обозначить значения, выводя на поверхность внутренние связи, регулирующие отношения между всеми ЛСВ семантического поля слова, благодаря которым, ЛСВ существуют как единое целое и с трудом разделяются вне контекста, в результате чего создается ощущение, что значения слова неразрывно переходят одно в другое. Такое представление является довольно объемным и, с одной стороны, затрудняет рассмотрение и изучение значений, но с другой, позволяет избежать неточностей и упущений, свойственных лексикографическому описанию.

Оба способа представления многозначности имеют свои недостатки и являются описанием реального явления, а, следовательно, не могут быть приравнены к самому феномену многозначности и, в большей или меньшей степени, лишь частично (условно) отображают его, дают описание тем или иным сторонам данного феномена, но не охватывают его целиком. Полнота и детальность подобного описания зависят от цели описания. Именно цель определяет выбор способа представления многозначности — необходимо ли учитывать большую часть деталей или же достаточно адекватного, но схематичного описания.

Глава 2. Билингвизм как лингвистический, психологический и Учитывая, что нас интересует освоение многозначности в связи с изучением нескольких языков, необходимо выяснить, что же такое билингвизм и какие разновидности билингвизма выделяются. Эти данные помогут нам и при подготовке и проведении экспериментального исследования, ведь то, как осваивается язык, напрямую зависит от типа билингвизма, который нам необходимо будет определить применительно к языковой ситуации в учебных заведениях, где иностранные языки изучаются так называемым «школьным способом».

«Школьный способ» не является методом обучения, хотя, безусловно, включает различные методы: грамматико-переводные, коммуникативноориентированные и т. д. Это терминологическая единица, которая обозначает управляемый процесс овладения языком, где билингву иностранный язык дается как нечто препарированное (как набор правил и представлений о языке), когда язык является не неотъемлемой частью повседневной жизни ученика, а дополнительной. Подобный управляемый процесс протекает в учебных заведениях (школах, ВУЗах), поэтому и получил название «школьный».

Согласно общепринятым представлениям, билингвизмом (или двуязычием) именуется свободное владение двумя языками одновременно. Тем не менее, данное определение не дат полной картины явления билингвизма. Это связано не только с многогранностью и сложностью данного явления, но и с тем, что многие науки дают собственную трактовку явлению билингвизма. «Билингвизм изучается в лингвистике, которая рассматривает данное явление в связи с текстом. Он является исследовательским предметом социологии, где первостепенное значение имеют проблемы, связанные с поведением или местом двуязычного человека или группы людей в обществе. Психология рассматривает билингвизм под углом зрения механизмов производства речи, и, наконец, билингвизм, рассматриваемый с позиции соотношения между механизмом речи и текстом, является предметом психолингвистики. Считается, что перечисленные науки связаны с изучением проанализировать явление билингвизма, рассмотрим несколько определений этого явления, смежные понятия, а также варианты его классификации, в основе которых лежат различные критерии.

В лингводидактическом энциклопедическом словаре А.Н.Щукина датся следующее определение билингвизма: 1) Способность индивида или группы пользоваться попеременно двумя языками; 2) Реализация способности пользоваться попеременно двумя языками; практика попеременного общения на двух языках. В первом случае имеется в виду умение человека пользоваться двумя языками в определнных сферах общения, во втором — процесс попеременного использования двух языков. Л. В. Щерба в своей статье «К вопросу о двуязычии»

дат следующее определение: «под двуязычием подразумевается способность тех или иных групп населения объясняться на двух языках». Он добавляет, что «так как язык является функцией социальных группировок, то быть двуязычным значит принадлежать одновременно к двум таким различным группировкам.

Например, в старом Петербурге имелось довольно много людей, у которых "семейным" языком являлся немецкий язык, тогда как вся их общественная деятельность связана была теснейшим образом с русским языком» [Щерба, 2004, с. 313 — 318]. В работах [Дешериев, 1966, с. 402; Бертагаев, 1960; Авронин, 2000;

Селиверстов, 2004] двуязычие или билингвизм определяется как свободное владение или просто владение двумя языками. Некоторые авторы [Бертагаев, 1960; Авронин, 2000; Селиверстова, 2004] акцентируют внимание на том, что билингвизм или двуязычие проявляется только в случае, если мы имеем дело с более-менее одинаково совершенным владением двумя языками. В [Вайнрайх, 1972] пoпеременного пользования двумя языками, но не указывается степень владения этими языками.

Помимо билингвизма выделяют и многоязычие, или полилингвизм. Его отличие от билингвизма в количестве языков, используемых в ситуациях общения — более двух.

Исходя из определений, билингв – это человек, который может выполнять речевые операции на двух и более языках. В ситуациях, когда человек не пользуется одним из известных ему языков в течение долгого времени, говорят, что он «спящий» билингв.

Говоря о билингвизме, все отрасли знания придерживаются следующего положения: «если человек использует только один язык во всех ситуациях общения и не в состоянии использовать другой, то такой человек должен быть назван монолингвом» [Гунькина, 2009]. Важно не столько то, как мы определяем, что такое билингвизм, сколько то, как человек пользуется языками, которыми владеет. И здесь имеет значение структура языков, объем доступного словаря, а также степень освоенности грамматики каждого из языков.

Вопросы, касающиеся психолингвистических основ билингвизма, необходимости дифференцировать различные степени владения языком, выявления закономерностей в том, как соотносятся несколько языков в сознании билингва, являются актуальными, и со временем будут приобретать, вероятно, все большую актуальность. Рассмотрение проблемы феномена билингвизма является основной/второстeпeнный, свoй/чужoй, дoмашний, сeмeйный, роднoй, глaвный, дoминирующий, наслeдствeнный/приобрeтeнный, язык окружeния, язык матeри илu отцa. Помимо этого, выделяют более сильный и более слабый языки, а желательным результатом освоения двух языков является сбалансированное двуязычие.

В психолингвистике языки по очердности приобретения и владения, как правило, обозначают так: Я1 – первый язык или родной, и Я2 – второй язык или приобретенный. В работе [Цейтлин, 2003, с. 426-432] автор придерживается следующего различия, разграничивая понятия «второй язык» и «иностранный язык» — и в первом, и во втором случае они противопоставляются первому (родному) языку, но «второй язык» приобретается в естественной речевой ситуации, а «иностранный» — в условиях специального обучения. Правда, отмечает автор, разграничить две эти ситуации в ряде случаев не представляется возможным. Во многих случаях термин «второй язык» используется в расширительном смысле – как противопоставление «первому языку» независимо от условий и обстоятельств его приобретения. Иногда же первым языкoм называют тот, который усваивается естественным образом (при чм в раннем детстве), а вторым языком тот, который осваивается в результате управляемого или неуправляемого процесса обучения уже после того, как человек овладел первым (или первыми) языком. Случается, что второй язык впоследствии вытесняет первый, если он является доминантным (или доминирующим) в данном языковом окружении. «Большинство взрослых, говорящих на двух языках, выделяют один доминирующий язык, т.е. язык, на котором они лучше справляются с рядом языковых задач» (Арчакова 2009). Доминирующим языком может считаться и тот язык, на котором выполняется большинство речевых операций в социуме. Так, например, для англоязычного человека, изучающего русский язык в ВУЗе, но в большинстве ситуаций употребляющего английский язык, доминирующим языком будет считаться английский. Есть мнение, что, чем чем позднее начинает изучаться второй язык, тем сильнее первый язык доминирует над втoрым. «Соотношение языков может измениться в пользу того или иного языка, если будут созданы соответствующие условия: один из языков может частично деградировать (языковая аттриция), перестать развиваться (фоссилизация), вытесниться из употребления (смена языка), забыться, выйти из употребления (языковая смерть); либо, наоборот, язык может возрождаться (ревитализация), официального признания и употребления (модернизация). Эти положения касаются не только отдельных говорящих, но и языковых сообществ» [Гунькина, 2009].

Тот факт, что у взрослого два языка оказываются развитыми неодинаково, имеет несколько причин. Одними из первостепенных причин являются: влияние языка, на котором человек говорил в детстве («то, что усвоено наиболее прочно и часто бессознательно» [Протасова, 2005]), влияние тех языков, на которых говорили родители и люди в ближайшем окружении, язык, на которых велось обучение в школе (немаловажно и то, какие предметы с помощью какого языка преподавались), какие языки и в каком объеме изучались в дальнейшем, место жительства человека и сфера его профессиональной деятельности. Но «даже при стечении множества благоприятных обстоятельств вс равно может оказаться, что один из языков усвоен недостаточно» [Протасова, 2005].

Cуществует точка зрения, согласно которой, «абсолютно эквивалентное владение двумя языками — невозможно» [Гунькина, 2009]. При абсолютном билингвизме предполагается совершенно одинаковое владение языками во всех ситуациях общения. Но по ряду причин маловероятно, что такого уровня владения языком можно достичь. Дело в том, что опыт, приобретнный билингвом с использованием одного языка, всегда отличается от опыта, который был приобретен в результате использования другого языка. «Чаще всего билингв предпочитает использовать разные языки в разных ситуациях, поскольку не бывает двух совершенно одинаковых социальных сфер действия языков.

Например, в ситуациях, связанных с обучением, с техническими аспектами знаний, предпочтение будет отдаваться одному языку, а в ситуациях эмоциональных, связанных с семьей — другому. Эмоции, связанные с одним языком, всегда будут отличаться от эмоций, связанных с другим» [Гунькина, 2009]. Во многом поэтому требование абсолютно свободного владения обоими языками отсутствует во многих определениях билингвизма.

Сбалансированным билингвизмом называют двуязычную ситуацию, в которой один язык не оказывает негативного влияния на использование второго, а второй язык освоен в достаточно высокой степени, близкой к уровню владения языком у носителя языка. Правда, при этом стоит отметить, что «высший уровень владения иностранным языком — со всеми функциональными стилями, знанием диалектных черт, языковыми играми и запасом стихов и разнообразных цитат — оказывается достижимым лишь для единиц» [Протасова, 2005].

Знание языка бывает бессознательным и сознательным. Обычно мы бессознательно говорим на родном языке, то есть, говорим, не думая, как говорим.

В работе «Языковая система и речевая деятельность» Л.В. Щерба пишет, что при говорении человек думает о содержании речи (мыслях и чувствах, выражаемых с помощью языка), а не о самом языке. Однако когда люди используют литературный язык, им приходится задумываться о языковых средствах, выбирая наиболее подходящие и свойственные данному языковому стилю слова и обороты для выражения мыслей. Сознательность, по мнению Л.В. Щербы, необходима и при обучении литературному языку, ведь «мы должны выучиться писать и говорить не совсем так (а иногда и совсем не так), как говорили детьми в семейном кругу» [Щерба, 2004, с. 313 — 318]. Так как литературный язык не совпадает с обыденным разговорным языком, Л.В. Щерба считает, что в таком случае литературный язык является в определенной мере «иностранным» языком.

Таким образом знание и использование родного литературного языка, как правило, бывает сознательным.

То же самое происходит и в период (главным образом начальный) овладения иностранным языком. Сознательность при овладении иностранным языком обусловливается сравнением двух языков. Условия, наилучшим образом способствующие сравнению языков, а, следовательно, и сознательности, наблюдаются только в смешанном типе двуязычия. Это происходит потому, что сам факт постоянного чередования двух языковых форм побуждает говорящих к сравнению и, таким образом, делает освоение значений более осознанным.

«Сравнивая разные формы выражения, мы отделяем мысль от знака, ее выражающего, и этой мысли. Системы понятий от языка к языку могут быть разными. Например, по-немецки Baum означает растущее дерево, а Holz — дерево как материал, причем безразлично, служит ли этот материал для топлива или для поделок. По-узбекски jaqac будет означать и растущее дерево и дерево как материал, однако дерево как топливо имеет особое слово otun. Сравнивая языки, мы обнаруживаем, для каждого языка существует своя система понятий, которые не всегда одинаково выражаются» [Щерба, 2004, с. 313-318]. При этом близкие понятия могут выражаться не только с помощью разных/одинаковых слов, но и при участии словообразования. Так, например, людям, изучающим русский язык, необходимо знать, что растущее дерево обозначает собственно словом дерево, но дерево как материал это древесина.

Важную роль в процессе усвоения второго языка играют языковые знания, то есть знания особого рода, которые служат «средствами активизации элементов сознания и их словесного выражения в процессе формирования мысли и речи»

[Кацнельсон, 1972, с. 115]. Учитывая, что к языковым знаниям применимы те же принципы, что и к знаниям в целом, противопоставление знания фактов (в английском языке именуемого declarative knowledge – knowing that) знанию операций (в английском языке именуемого procedural knowledge – knowing what) также считается принципиальным в отношении языковых знаний. Нет единого мнения касательно того, какие знания следует квалифицировать как знания фактов, а какие – как знания операций; один и тот же случай может являться примером и того, и другого типа знаний. Тем не менее, считается, что декларативные знания (знания фактов) существуют в форме набора правил и множества суждений о явлениях реального мира, и об отношениях между этими явлениями, они самодостаточны и приспособлены для передачи готового концептуального содержания. Примерами декларативных знания являются знания правил грамматики языка. Процедурность знания заключается в том, что человек, изучающий язык, осваивает не готовое правило, а в ходе выполнения определенных действий (например, постоянного восприятия в чужой речи и использования в своей речи какой-либо грамматической структуры) он, не зная правила, употребляет определенное языковое явление правильно. Если в случае со знаниями фактов человек осваивает уже готовые правила, то в случае со знаниями операций схема использования того или иного языкового явления осваивается в ходе выполнения определенных действий, связанных с практическим применением языка. В результате у человека образуется модель, по которой он получил знания о том, как надо использовать то или иное явление языка.

То, какие знания лежат в основе активации элементов сознания и их словесного выражения, сказывается на особенностях владения языком, в том числе и на особенностях осуществления доступа к информационной базе (подробнее об этом будет сказано в параграфе, посвященном ментальному лексикону). При опоре на декларативные знания такой доступ осуществляется посредством сознательного обращения к выученным правилам, при процедурных знаниях доступ осуществляется неосознанно, так как язык осваивался через практический опыт, при котором осознанного освоения правил не происходило, а лишь усваивались определенные образцы того, как следует говорить (например, в каких значениях и ситуациях употребляются те или иные лексические единицы).

Этот пункт является важным при исследовании проблемы многозначности иноязычных слов в ВУЗе или школе, так как освоение языка в учебных заведениях предполагает опору на знания фактов.

экспериментальное исследование на билингвах с учтом типа билингвизма, для полноценного проведения эксперимента необходимо будет выявить тот тип билингвизма и его особенности, с которым мы столкнемся при исследовании проблемы многозначности у билингвов, изучающих язык вне аутентичной среды.

Для этого мы рассмотрим все выделяемые разновидности типологий билингвизма. Наиболее распространены психологическая, лингвистическая и социологическая типологии.

2.1 Психологическая типология билингвизма.

Согласно психологической типологии билингвизм подразделяется на следующие виды: 1) По числу действий, выполняемых на основе умений; 2) По соотнеснности речевых механизмов между собой; 3) По способу связи речи на каждом из языков с мышлением; 4) На основе доминантного механизма. Все эти виды будут рассмотрены подробно ниже.

1) По числу действий, выполняемых на основе данного умения [Верещагин, 1969, с. 22 — 26].

Неотъемлемыми компонентами ситуации речевого общения являются говорящий и слушающий. Но то, что билингв способен участвовать в ситуациях общения, используя два языка, не означает, что билингв всегда бывает одновременно говорящим и слушающим. Исходя из этого билингвизм подразделяют на:

А) рецептивный;

Б) репродуктивный;

В) продуктивный.

А) О рецептивном (буквально: воспринимающем) билингвизме говорят в случаях, когда билингв понимает речь на втором (иностранном) языке, но не более того.

Такое умение может вырабатываться в результате изучения мртвых или традиционных языков (например, литургических), в результате которого при чтении (или при слуховом восприятии) достигается понимание текста, но порождения речевых произведений не наблюдается.

Существование названного умения может быть подвергнуто сомнению, так как в психологии существует мнение, что восприятие речевого общения возможно только при условии способности к звуковому порождению речи, так как речевого восприятия без «внутреннего проговаривания» не бывает. Однако опыт показывает, что, например, при дешифровке забытых алфавитных систем исследователь часто не знает, какова акустико-артикуляционная ценность графемы, но, тем не менее, читает текст. Поэтому теория, согласно которой «внутреннее проговаривание» является необходимым условием восприятия речевого сообщения, видимо, не охватывает всех возможных случаев, по крайней мере, применительно к зрительному восприятию речи. Отсюда следует, что рецептивный билингвизм не предполагает способности к порождению артикулируемой речи – по крайней мере, если в виду имеется зрительный канал восприятия.

Что касается слухового канала, то здесь вопрос остатся открытым.

Обычно при восприятии со слуха возможно и повторение услышанного.

Б) О репродуктивном (буквально: воспроизводящем) билингвизме говорят в случаях, когда билингв может воспроизводить (то есть цитировать) вслух и про себя услышанное и прочитанное.

Репродуктивный билингвизм – явление, достаточно распространнное.

Во-первых, репродуктивное владение языком типично для мртвых и литургических языков. Репродуктивный билингвизм отмечается у католиков (латынь), православных (церковнославянский), мусульман (арабский) и т.д.