«КАТЕГОРИЯ СЛЕДСТВИЯ И СРЕДСТВА ЕЕ РЕАЛИЗАЦИИ НА РАЗНЫХ ЯРУСАХ СИНТАКСИСА В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ЯЗЫКЕ ...»

АРМАВИРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ

УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

Шустер Анна Геннадьевна

КАТЕГОРИЯ СЛЕДСТВИЯ И СРЕДСТВА ЕЕ РЕАЛИЗАЦИИ НА РАЗНЫХ ЯРУСАХ СИНТАКСИСА В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ЯЗЫКЕ

Специальность 10.02.01. – русский язык

Диссертация на соискание ученной степени кандидата филологических наук

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор И.И.Горина

АРМАВИР

2005

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение……………………………………………………………………. Глава I. Следствие как универсальная категория в языке…………. §1. Лингвистический статус категории следствия…………………… §2. Категориальная сущность следствия……………………………... §3. История вопроса о причинно-следственных отношениях в современном русском языке……………………………………………… Выводы……………………………………………………………………. Глава II. Категория следствия и ее реализация в простом предложении……………………………………………………………………… §1. Предложно-падежные формы имени как средство выражения следственных отношений в простом неосложненном предложении…………………………………………………………………………. §2. Наречие как средство выражения категории следствия в структуре простого предложения…………………………………………….. §3. Причинно-следственные отношения в предложениях со специальным предикатом……………………………………………………... §4. Причинно-следственные отношения в простом осложненном предложении……………………………………………………………… 4.1 Конструкции с обособленными обстоятельствами, выраженными деепричастными оборотами………………………………………... 4.2 Конструкции с обособленными определениями, выраженными причастным оборотом, как средство репрезентации категории следствия……………………………………………………………………….. 4.3 Причинно-следственные отношения в предложениях с однородными членами……………………………………………………………. Выводы…………………………………………………………………..... Глава Ш. Категория следствия в сложном предложении и средства ее выражения…………………………………………………………….. §1. Следственные отношения в сложносочиненном предложении…………………………………………………………………………. 1.1 Содержание частей сложносочиненного предложения как средство выражения причинно-следственных отношений…………. 1.2 Сложносочиненные предложения альтернативной мотивации…………………………………………………………………….. 1.3 Соотношение глагольных форм сказуемых как средство выражения категории следствия………………………………………... 1.4 Средства выражения причинно-следственных отношений в сложносочиненных предложениях со значением быстрого следования……………………………………………………………… §2. Категория следствия в сложноподчиненном предложении…... §3. Причинно-следственные отношения в бессоюзном сложном предложении…………………………………………………………….. Выводы…………………………………………………………………... Глава IV. Категория следствия в сложном синтаксическом целом………………………………………………………………………... §1. Реализация категории следствия в присоединительных конструкциях…………………………………………………………………... §2. Реализация категории следствия в парцеллированных конструкциях…………………………………………………………………... Выводы…………………………………………………………………... Заключение……………………………………………………………… Библиография…………………………………………………………... Список источников…………………………………………………….. ВВЕДЕНИЕ.

Системные отношения в синтаксисе всегда находились в центре внимания исследователей. В связи с этим категория следствия как категория, выражающая причинно-следственные связи, представляет интерес для изучения.

Категория следствия характеризуется ярко выраженной текстообразующей функцией, отражая взаимосвязь компонентов предложения, частей предложения и предложений в составе текста, так как обусловленность – один из краеугольных компонентов архитектоники текста.

Особый интерес к категории следствия можно объяснить, прежде всего, экстралингвистической стороной данного объекта и, главным образом, тем значительным местом, которое занимают причинно-следственные связи в структурации мира. Причинно-следственными отношениями связаны многие предметы, явления и факты действительности, что находит свое выражение в языке. Таким образом, проблема выражения следственной семантики в синтаксических единицах рассматривается все более широко и объемно в плане взаимодействия и соотношения языка и мышления, языка и объективной действительности.

Проблема изучения языковой категории следствия, реализующейся в разных синтаксических структурах, давно существует в русистике. Исследованию синтаксических конструкций, выражающих следственную семантику, посвящены работы В. В. Виноградова, А. М. Пешковского, Л. В.

Щербы, Р. М. Теремовой, Б. Н. Головина, А. В. Бондарко, Ю. Ю. Леденева, Н. Д. Рыбки и других. Опираясь на основные положения функциональносемантического подхода в рассмотрении категории следствия (Р. М. Теремова, А. В. Бондарко, Ж. Н. Тимофеева), в своем исследовании мы основывались и на структурно-семантическом методе (В. В. Виноградов, А. М.

Пешковский, Л. В. Щерба, Н. Д.Рыбка и др.), так как категория следствия реализуется прежде всего в определенных синтаксических структурах.

Тем не менее, изофункциональность синтаксических построений свидетельствует об особом семантическом синкретизме структур, принадлежащих разным ярусам языка, но имеющих одно функциональносемантическое назначение. Она имеет межъярусовую природу и отражает возможности языка в развертывании и свертывании синтаксических структур с сохранением их основного категориального значения.

Актуальность исследования в известной мере предопределяется его темой: следствие в языке, как в реальной действительности, также и в науке – одна из важнейших категорий. В лингвистической науке еще не сложился единый подход к квалификации следственных отношений и к оценке средств выражения категории следствия, не выработаны концепции трактовки следственных конструкций в системе русского языка в целом.

Поэтому мы и рассматриваем категорию следствия, средства и способы выражения следственных отношений на разных ярусах синтаксической системы языка, что ранее в таком объеме не изучалось.

Объектом исследования является синтаксическая категория следствия, обнаруживающая структурное, семантическое и функциональное единство.

Предмет исследования – особенности структурно-семантического устройства конструкций со следственной семантикой на различных уровнях синтаксиса русского языка.

Цель исследования заключается в выявлении и всестороннем описании смысловых и функциональных особенностей следственных конструкций и средств их выражения.

В соответствии с поставленной целью в диссертации решаются следующие задачи:

1. Определить лингвистический статус категории следствия и рассмотреть ее как универсальную категориальную ипостась.

2. Проанализировать семантические и функциональные особенности следственных отношений на уровне простого и сложного предложений, а также на уровне связного текста (сложного синтаксического целого как его единицы).

3. Описать эксплицитные и имплицитные средства и способы выражения категории следствия на разных ярусах синтаксической иерархии.

4. Выявить синкретичные явления следственной семантики и особенности их реализации в языке.

Методы исследования. Основным методом, на который мы опирались в своем исследовании, является структурно-семантический метод, позволяющий выявить структурные и семантические особенности конструкций, выражающих следственные отношения. В качестве дополнительных методов нами использовались: метод лингвистического наблюдения и описания, метод компонентного анализа, а также приемы трансформационного анализа и межуровневой интерпретацтии, позволяющие выявить функциональные особенности конструкций со следственной семантикой.

Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней, в известной мере, впервые следствие рассматривается как особая универсальная структурно-семантическая категория. В работе предпринята попытка полного описания средств и способов выражения следственной семантики на синтаксическом уровне. Особенности функционирования специализированных средств реализации причинно-следственных отношений на всех ярусах синтаксиса рассматриваются как в эксплицитном, так и в имплицитном выражении следственной семантики. Причем синтаксические конструкции анализируются с учетом их изофункциональности.

В диссертации выявлены причины синкретичных явлений следственной семантики по соотношению с другими типами значений, определено их место в системе русского языка.

Теоретическая ценность диссертации состоит, таким образом, в системном описании и анализе средств выражения следственных отношений в синтаксических структурах, относящихся к различным уровням языка.

Практическая значимость исследования заключается в том, что в диссертации представлен материал, наблюдения и выводы, которые могут быть использованы в процессе преподавания синтаксиса в высших учебных заведениях, при проведении спецкурсов и спецсеминаров, на занятиях по русскому языку в специализированных классах лицеев и гимназий.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Категория следствия является семантико-синтаксической категорией, так как значение средств, выражающих следственные отношения (предлогов, союзов и т.п.) уточняется именно в предложении в результате взаимодействия значений соединяемых компонентов, а также обусловлено в определенной мере структурой синтаксических конструкций.

2. Средства выражения категории следствия в синтаксических единицах могут быть эксплицитными (формально выраженными) и имплицитными (формально не выраженными). Эксплицитность связана с союзными и с союзоподобными средствами, а имплицитность обусловлена значением и взаиморасположением компонентов следственной конструкции.

3. Компонент следствия тесно связан с компонентом причины или компонентом условия, так как причина при наличии определенных условий с необходимостью порождает соответствующее следствие. Причем на основе причинно-следственной связи базируются более сложные виды каузальной зависимости, что находит свое выражение в структуре сложного предложения и сложного синтаксического целого.

4. Категорию следствия необходимо рассматривать в ее связи с понятиями реальность, ирреальность, так как их взаимосвязь обусловлена фактами языковой действительности. Таким образом, обусловливающая ситуация, от которой зависит реализация следствия, может быть представлена как соответствующая действительности (предложения с реальной условно-следственной ситуацией), либо как не соответствующая действительности (предложения с ирреальной условно-следственной ситуацией).

5. Синтаксические конструкции, выражающие причинноследственную связь, характеризуются отношениями подчинения (независимо от своих формальных показателей), что обусловлено наличием реальной зависимости следствия от породившей его причины. Поэтому с точки зрения логико-смыслового показателя структуры, не являющиеся по своим формальным показателям подчинительными, могут содержать элемент подчинения.

6. Для конструкций, выражающих причинно-следственные отношения, характерна изофункциональность между простым и сложным предложениями, сложносочиненными, сложноподчиненными, бессоюзными сложными предложениями и конструкциями текстового уровня, что доказывается их трансформационными возможностями.

Материал исследования. Диссертация выполнена на основе языковых фактов современного русского языка, извлеченных из художественных текстов XIX-XXвв., а также публицистических и научных текстов.

Картотека составила более четырех тысяч примеров.

Апробация работы. Материалы диссертации легли в основу докладов, прочитанных на 3-ей Международной конференции «Культура русской речи» (г. Армавир 2003г.), на ежегодных научных конференциях в Армавирском государственном педагогическом университете с 2001 по 2004гг. Основные положения диссертации отражены в семи публикациях.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографии (294 наименования) и списка источников.

ГЛАВА I. СЛЕДСТВИЕ КАК УНИВЕРСАЛЬНАЯ

КАТЕГОРИЯ В ЯЗЫКЕ.

§1. ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ СТАТУС КАТЕГОРИИ СЛЕДСТВИЯ.

Многообразие способов и средств выражения существующей в современном русском языке категории следствия порождает разноречивые интерпретации ее лингвистического статуса. Следствие определяется как «то, что вытекает из чего-нибудь, результат чего-нибудь, вывод», «необходимый компонент каузальной (причинно-следственной) связи» [Словарь русского языка 1981:278]. В связи с этим в языкознании выделяют три лингвистические трактовки категориальной сущности следственных отношений. Категория следствия определяется как синтаксическая, лексическая или функционально-семантическая категория.

Некоторые современные ученые относят следствие к синтаксической категории, мотивируя это тем, что «союзы выражают различные грамматические значения, свойственные сочетаниям слов и предложениям (значения одновременности, последовательности, причины, следствия, уступки, времени и т. п.)» [Головин 1977:143].

Б. Н. Головин определяет категорию следствия как «реальное языковое единство грамматического значения и средства его материального выражения» [Головин 1977:147]. На этих позициях стоят К. Г. Крушельницкая и Н. И. Ковтунова, определяя каузальность как грамматическую категорию неморфологического типа.

Но необходимо отметить, что союзы не являются единственным средством выражения причинно-следственной зависимости. При таком подходе к определению категории следствия не рассматривается функция союза.

Как пишет Ю. И. Леденев, «наиболее существенной стороной синтаксической семантики является ее абстракционность от... содержательносмысловых значений каждого отдельного компонента» [Леденев 1982:3].

Так как причинно-следственные отношения создаются, прежде всего, смысловым соотношением компонентов, соотнесенных с реальностью, то неправомерно определять категорию следствия только как синтаксическую категорию.

Противоположную точку зрения высказала исследователь Л. И. Астрова, которая считает, что в современном русском языке наряду с синтаксическими средствами в репрезентации причинно-следственных отношений участвуют и лексические средства. Отсутствие специализированных грамматических средств, а также наличие союзов, предложно-падежных форм, глаголов и наречий каузального типа позволяет говорить о каузальности как о лексической категории [Астрова 1961].

С этим положением не согласна Ж. Н. Тимофеева, которая отмечает, что «союзы и предлоги, как правило, не способны самостоятельно репрезентировать каузальную ситуацию, в данном случае они могут служить только операторами связи» [Тимофеева 1996:9]. Семантика союзов и предлогов уточняется именно в предложении в результате взаимодействия значений соединяемых компонентов, а также структуры данной конструкции.

Таким образом, специфика функционирования предлогов и союзов не дает оснований рассматривать каузальную связь как чисто лексическую категорию.

Наиболее обоснован взгляд на категорию следствия как функционально-семантическую. Данную точку зрения высказывали А. В. Бондарко, Р. М. Теремова, Л. Е. Хиженкова, Т. А. Ященко и др.

Эти лингвисты считают, что причинно-следственная связь может быть представлена разноуровневыми языковыми средствами. В этом аспекте важное место занимает теория функционально-семантических полей, которая позволяет все разнообразие семантических отношений, возникающих на различных уровнях языковой системы, свести к определенному количеству фактов и вывести определенные закономерности языка в целом.

В соответствии с определением А. В. Бондарко, поле «есть способ существования функционально-семантической категории», о нем можно говорить лишь в том случае, если налицо «факты взамодействия элементов... если реально представлены связи не только однородных, но и разнородных языковых средств, в частности грамматических и лексических»

[Бондарко 1984:40 ].

Главный признак поля – это «наличие у языковых средств, входящих в данную группировку, общих инвариантных семантических функций»

[Бондарко 1984:40], т.е. поле – это совокупность взаимодействующих средств для выражения определенных отношений. Таким образом, поле следствия можно представить как категорию, «имеющую как план содержания, так и план выражения» [Бондарко 1984:101]. План выражения поля следствия представлен системой взаимодействующих разноуровневых языковых средств, а план содержания – инвариантным значением.

Разработка функционально-грамматической типологии конструкций обусловленности (причинно-следственной) на основе функциональносемантических полей позволяет наиболее полно рассмотреть многообразные системные связи и средства выражения этих связей. Тем не менее, мы считаем целесообразным рассматривать категорию следствия со структурно-семантических позиций (рассматривая также и функцию репрезентаторов следственной семантики). С позиций современного подхода в описании синтаксических конструкций данные языковые единицы рассматриваются как структурно-семантическое единство, характеризующееся тесной взаимосвязанностью входящих в него частей. В основу такого подхода легла идея о цельнооформленности и семантико-грамматическом единстве простого предложения, сложносочиненного предложения, сложноподчиненного предложения и бессоюзного сложного предложения, впервые получившая разработку в трудах Н. С.Поспелова [1950].

Данный подход основан на том, что в современном русском языке имеют место случаи, когда одно и то же средство выражает причинноследственную семантику в разных синтаксических структурах и тем самым «обрастает» различными оттенками значений.

Сравним:

1.Он (Молотов) боялся фразерства и поэтому не проповедовал новых идей... (Н. Помяловский. Мещанское счастье);

2.Но Катенька, по моему тогдашнему мнению, больше похожа на большую, и поэтому гораздо больше мне нравится (Л. Н. Толстой. Отрочество);

3. Между тем чувственный образ - весьма активный инструмент влияния на психическое состояние и здоровье человека. И поэтому совсем не безразлично преобладание каких чувственных образов характерно для человека в его повседневной жизни. (Л. П. Гримак. Резервы человеческой психики);

4. Из Москвы телеграммой было приказание Римского под охраной доставить в Москву, вследствие чего Римский в пятницу вечером и выехал под такой охраной с вечерним поездом (М. А. Булгаков. Мастер и Маргарита);

5. Варвара Николаевна подала ей ее и спросила, так ли все носят волосы. Вследствие чего разговор перешел на прически. (Л. Н. Толстой. Отрочество).

Если сопоставить данные примеры, то очевидно, что в первых трех конструкциях репрезентатором причинно-следственных отношений является местоименное наречие поэтому в сочетании с союзами и, а, в последних двух – союз вследствие чего. Причем первое предложение по своей структуре простое осложненное, и следственная связь осуществляется между однородными сказуемыми (боялся...и потому не проповедовал).

Во втором примере следственные отношения репрезентируются между двумя частями сложносочиненного предложения. А третий пример демонстрирует причинно-следственную связь между двумя самостоятельными предложениями в структуре сложного синтаксического целого. Также, если проанализировать примеры 4-5, то очевидно, что в первом случае каузальная связь функционирует на уровне сложноподчиненного предложения, а во втором – на уровне сложного синтаксического целого, хотя маркирована одним и тем же средством.

Таким образом, в соответствие со структурно-семантическим подходом, мы считаем целесообразным рассматривать категорию следствия на всех ярусах языковой системы, а именно на уровне всех тех синтаксических конструкций, которые являются реализаторами ее семантики (простое предложение, простое осложненное предложение, сложносочиненное предложение, сложноподчиненное предложение, бессоюзное сложное предложение, сложное синтаксическое целое).

Причинно-следственное значение – это значение сложного ситуативного типа. Минимальные семантико-синтаксические структуры, выражающие значение обусловленности, двухчастны. Одна часть выражает обусловливающую ситуацию (причина), другая – обусловливаемую (следствие).

Отношения, складывающиеся между ситуативными выражениями в минимальных структурах обусловленности, являются несимметричными, однонаправленными. Данные отношения можно итерпретировать и в терминах подчиненности, зависимости, что часто находит свое выражение в их грамматической маркировке (с помощью подчинительных союзов). Отношения зависимости могут быть грамматически не оформлены, но существовать логически, так как следствие всегда находится в зависимости от причины, породившей его.

Некая семантическая ситуация может рассматриваться в качестве причинно-следственной лишь в рамках двухчастных структур обусловленности. Другими словами, какая-то ситуация (например: он не пришел) в сопряжении с другой ситуацией в рамках макроситуации приобретает особый (причинно-следственный) смысл, которого она не имеет вне макроситуации обусловленности.

Например:

Он не пришел вследствие болезни.

Он заболел, так что сегодня не придет.

Таким образом, макроситуация обусловленности (причинноследственной) характеризуется особым интегративным смыслом, выводимым из сопоставления двух микроситуаций.

Между частями структур обусловленности (микроситуациями) имеется определенное соответствие «смысловой отмеченности» [Евтюхин 1995:11]. Для причинно-следственных структур принцип отмеченности следующий: «это одинаковая, совпадающая отмеченность: отрицательная причина соотносится с отрицательным следствием, положительная причина приводит к положительному следствию» [Евтюхин 1995:12].

Например:

Он заболел, так что сегодня некому работать.

Он выздоровел, так что сегодня есть, кому работать.

Так как смысловая отмеченность есть проявление внутренней связанности и целостности структур обусловленности, то устранение отмеченности (имплицирование) приводит к имплицированию причинноследственной связи между микроситуациями. Вследствие этого приобретает значительную роль маркировка связи. Например, сочетание двух предложений Х ушел домой, У лег спать может быть прочитано как выражение временной последовательности ситуаций или даже простое их перечисление. Использование соответственного специализированного средства делает прочтение однозначным:

Х ушел домой, поэтому У лег спать.

Анализ признака, именуемого смысловой отмеченностью, показывает, что существует отчетливая зависимость между этим признаком и характером использования специализированных формально-грамматических средств, связанных с выражением причинно-следственных отношений.

Явление синтаксической детерминации (причинно-следственной обусловленности) представляет собой одну из составляющих явления изофункциональности. В свете последних исследований можно смело утверждать, что явление детерминации выходит за рамки простого предложения и простирается на все ярусах синтаксиса вплоть до сложного синтаксического целого и текста.

Первоначально теория детерминации представляла собой один из фрагментов теории осложненного предложения [Шведова 1965; Малащенко 1967]. Именно на этой основе сформировалась идея присоставных отношений между конструкциями различной синтаксической протяженности. При рассмотрении влияния детерминации на синтаксическую организацию структур различной сложности было замечено, что в формальной и смысловой организации текста особую роль играют конструкции со значением обусловленности [Теремова 1987]. Это не удивительно – отношения причинно-следственной зависимости лежат в основе структуры мироздания. Любое событие, происходящее или могущее происходить, связано с другими событиями отношениями обусловленности. Соответственно эти отношения эксплицитно или имплицитно, но неизбежно передаются в языковых образованиях, и, в первую очередь, именно в синтаксических структурах.

Основными свойствами причинно-следственных конструкций является их «полипропозитивность, присоставный характер соотношения компонентов (хотя на более высоких уровнях синтаксиса можно говорить не о присоставном, а о приблочном характере связей), и предопределяющий характер детерминирующего компонента» [Леденев 2001:14].

Именно это явление, вместе с явлением детерминации, соединяет язык, узус и живую речь. На верхнем уровне, уровне языка, происходит формирование инвариантной структуры с заданным смыслом. В соответствии с коммуникативной задачей и предполагаемым уровнем языковой компетенции рецепиента эта структура трансформируется в одно из наиболее адекватных языковых образований (узус), которое затем, подчиняясь законам речевой реализации и представлениям коммуниканта о компетенции адресата, адаптируется к реальной ситуации общения (живая речь).

Немаловажную роль в сохранении синтаксического подобия варианта инвариантной структуре играет явление детерминации. Здесь нельзя говорить об изоморфизме, поскольку оно охватывает различные структурные уровни языка и подразумевает лишь сходство форм. Мы также не можем говорить здесь об изосемии, поскольку сходство смыслов не подразумевает подобия передающих их структурных образований. Явление изофункциональности включает в себя отдельные признаки изоморфизма и изосемии, но является более широким понятием, так как при нем наблюдается не просто подобие, а «своеобразная конгруэнтность и смысловой и структурной организации конструкций разных ярусов» [Леденев 2000:26].

Одним из системообразующих факторов языка является отношение подчиненности между его структурами и смысловыми компонентами. По законам изофункциональности эти отношения могут простираться от минимальных образований (сравним: спьяну, сослепу, потому что был пьян, потому что был слеп) до текстовых структур. Что касается отношений равноправия, то они вообще свойственны языковой системе постольку, поскольку они являются средством дополнения основной понятийной структуры какими-либо осложняющими факторами на разных ярусах синтаксиса. Даже на уровне сложносочиненного предложения фактическое равноправие уже не прослеживается, если появляются причинноследственные отношения.

Таким образом, мы считаем целесообразным рассматривать синтаксические конструкции, исходя из того, что отношения подчинения пронизывают всю структуру высшего уровня языка – уровня организации коммуникативных единиц, особенно если речь идет о выражении причинноследственных отношений, так как следствие всегда зависит от причины, породившей его, то есть следствие подчинено причине.

Явление синтаксической изофункциональности относится к числу важнейших системообразующих факторов языка. В общем виде под изофункциональностью можно понимать «реализацию инвариантности синтаксической структуры, обусловленную коммуникативным заданием, компетенцией и обратной связью» [Леденев 2001:15].

Вслед за Ю.Ю.Леденевым мы будем рассматривать изофункциональность как «проявление той или иной единой семантикосинтаксической функции не на одном, а на нескольких ярусах синтаксиса»

[Леденев 2001:9]. В числе наиболее существенных признаков изофункциональности является «проявление общности категорнального значения при сохранении смыслового соответствия и при изменении форм выражения»

[Леденев 2001:9]; иными словами, для изофункциональности характерно проявление единства плана содержания при развитии плана выражения.

Изофункциональность имеет межъярусовую природу и отражает возможности языка в развертывании и свертывании тех или иных синтаксических структур с сохранением их основного содержания.

Например:

Он поранил руку до крови.

Он поранил руку, и поэтому пошла кровь.

Он поранил руку, так что пошла кровь.

Он поранил руку так, что пошла кровь.

Характеризуя сущность категории следствия, уместно ввести такие термины как эксплицитность и имплицитность. В русской лингвистической традиции конструкции с незамещенными синтаксическими позициями имеют длительную историю изучения [Адмони 1964,Колядко 1980, Федосюк 1988, Дуга 2002, Лаврик 2002]. Вместе с тем при наличии большого числа исследований по этому вопросу в современной науке не существует единого понимания самого термина «имплицитность», а также имеются значительные расхождения по вопросу об объеме данного понятия.

Часто имплицитность тесно связывают с импликацией, которой в логике принято называть условное высказывание. Текстовой импликацией называют дополнительный подразумеваемый смысл, вытекающий из соотношения соположенных единиц текста [Арнольд 1982], или дополнительное смысловое или эмоциональное содержание, реализуемое за счет нелинейных связей между единицами текста [Кухаренко 1974]. Текстовая импликация связана с представлениями об имплицитном содержании высказывания. Явления, при которых импликация сопряжена с имплицитностью языкового выражения, могут быть отнесены к области импликационной специфики, включающей использование слов, актуализированные значения которых приписываются им говорящим и доступны слушателю благодаря ситуации [Лисоченко 1992].

Под имплицитностью понимается асимметрия плана содержания и плана выражения, при которой «содержание мысли оказывается гораздо шире своего выражения в языковых единицах» [Колядко 1980:34]. То есть имплицитными конструкции являются при отсутствии вербального выражения одной из частей умозаключения. Соответственно под эксплицитностью понимается симметрия плана содержания и плана выражения, т.е. содержания мысли равно своему выражению в языке, оно выражено вербально.

Считается, что способность языкового знака к имплицитной передаче информации обусловлена тем, что В.Г.Адмони называет «внутренней перспективой речевого ряда, на который наслаивается множество различных значений» [Адмони 1964:47]. Из суждения опосредованным путем, то есть путем умозаключения, может быть получено множество выводов, кроме того, подобное суждение может быть интерпретировано в различных направлениях в зависимости от коммуникативного контекста [Колшанский 1980]. Считается, что импликативные отношения и имплицитность языкового выражения в семантической структуре высказывания являются сопутствующими факторами [Лисоченко 1992].

Наиболее развернутое и максимально полное определение имплицитности, на наш взгляд, дал М.Ю.Федосюк, определяющий имплицитное содержание как «такое содержание, которое, не имея непосредственного выражения, выводится из эксплицитного содержания языковой единицы в результате его взаимодействия со знанием получателя текста, в том числе с информацией, черпаемой этим получателем из контекста и ситуации общения» [Федосюк 1988:11-121].

Наравне с термином «имплицитность» часто используются такие термины, как «эллипсис», «семантический эллипсис», «скрытые смыслы», «подразумевание», «опущенная часть информации», «редукция», «компрессия», «нулевой знак».

Часто для обозначения опущения в структуре или семантике высказывания используется термин «эллипсис». Его определяют как «пропуск в речи или тексте подразумеваемой языковой единицы, структурную неполноту синтаксической конструкции» [Лингвистический энциклопедический словарь 1990:456]. В настоящее время наиболее часто встречаются термины «грамматический эллипсис» и «семантический эллипсис». Отличительной чертой грамматического эллипсиса является структурная недостаточность. Семантический эллипсис характеризуется неполнотой смысловой структуры.

Таким образом, мы приходим к выводу, что имплицитность – это нечто невыраженное, но опознаваемое, нечто такое, что предполагается, подразумевается, вытекает из контекста, а следовательно, вполне очевидное.

Например:

1. А кроме того, что это вы так выражаетесь: по морде засветил.

Ведь неизвестно, что именно имеется у человека, морда или лицо. Так что, знаете ли, кулаками... (М. А. Булгаков. Мастер и Маргарита).

2. Извините меня, пожайлуста, - заговорил подощедший с иностранным акцентом, но, не коверкая слова, что я, не будучи знаком, позволяю себе, но предмет вашей ученой беседы настолько интересен, что...

( М. А. Булгаков. Мастер и Маргарита).

3. Я в тот же вечер отправила свою сестру на Дальний Восток, она спаслась. Так что вы правильно поступаете (А. Рыбаков. Страх).

Во всех вышеприведенных примерах следственный компонент не выражен языковыми единицами, либо выражен, но частично (3). Но имплицитно он присутствует, легко опознаваем, так как, исходя из предыдущего контекста, вполне можно предположить следствие (имеются все исходные посылки, из которых делается вывод):

1...Так что, знаете ли, кулаками (бить по лицу нельзя);

2...но предмет вашей ученой беседы настолько интересен, что (я позволю себе присоединиться к ней);

3... Так что вы правильно поступаете (что уезжаете).

Итак, категория следствия относится к классу событий. В предложениях со следственной семантикой имеются данные о трех событиях: «информация о самой следственной ситуации, которая образуется при взаимодействии двух событий (события – причины и события – следствия) при актуализации результатирующей стороны» [Тимофеева 1996:12]. Отсюда факт полисобытийности и полипропозитивности.

Каузальные отношения можно разделить на два основных типа: объективные и субъективные. При объективных причинно-следственных отношениях казуальная связь устанавливается между предметами и явлениями объективной действительности, а при субъективных причинноследственных отношениях – между мыслительными сущностями. В соответствии с этим Ж. Н. Тимофеева предлагает, рассматривая категории предметного следствия, оперировать понятием «событие», а при толковании субъективных причинно-следственных отношений обращаться к термину «факт» [Тимофеева 1996:12]. И действительно, если речь идет о категориях предметного следствия, то высказывание обязательно соотносится с определенным эпизодом объективной действительности, т.е. причинноследственная связь возникает между двумя событиями, одно из которых порождает другое, (является событием – причиной по отношению к событию – следствию). Термин «событие» здесь наиболее уместен, т.к. «он включает в себя такие понятия как явление, действие, процесс и т.д., – все, что связано с временной локализацией» [Тимофеева 1996:12].

Сам термин «событие», как считает Н. Д. Арутюнова, «обладает троякой локализацией: оно локализовано в некоторой человеческой (единоличной или общественной) сфере, определяющей ту систему отношений, в которую оно входит, оно происходит в некоторое время и имеет место в реальном пространстве» [Арутюнова 1976:52].

Эти три положения являются основополагающими для характеристики предметного следствия. Таким образом, события, связанные причинно-следственной зависимостью, относятся к сфере человеческого взаимодействия, имеют место в определенное время и в определенном пространстве. А следовательно, можно сделать вывод о том, что в языке существуют синкретичные конструкции, допускающие совмещение следственной семантики с определительным, временным или другим обстоятельным значением, что обусловлено самим понятием «событие». Итак, события характеризуются наличием временных рамок, происходят при определенных обстоятельствах и отличаются дескриптивностью (т.е. способностью к детальному описанию).

Все эти признаки не характерны для субъективных причинноследственных отношений, так как при выражении логического вывода объекты реальной действительности «уже не просто фрагменты действительности, а ее логические реконструкции» [Смирнов 1964:23]. В данном случае вся информация интерпретируется самим субъектом высказывания, так как проходит через его мысли. Факт можно охарактеризовать с точки зрения таких категорий как реальность – гипотетичность; утвердительность – отрицательность [Арутюнова 1976].

Высказывания с причинно-следственным значением отражают ситуацию речи, т.е. коммуникативные установки субъекта речи. Сообщаемое включает точку зрения говорящего на наличие причинно-следственной связи.

И поэтому, вслед за Н. Д. Арутюновой и Ж. Н. Тимофеевой, мы подразделяем предложения основания – вывода (следствие представлено как факт) на следующие разновидности: вывод реального действия, вывод оценка, вывод – побуждение. Таким образом, в предложениях с причинноследственным значением позиция говорящего имплицитна, а в предложениях основания – вывода позиция автора высказывания обнаруживается при помощи специальных указателей (личных местоимений, модальных частиц, притяжательных местоимений, вводных и модальных слов).

Суммируя все вышесказанное, можно сделать следующие выводы:

–категорию следствия необходимо рассматривать со структурносематических позиций, так как синтаксические конструкции от словосочетания до сложного синтаксического целого являются способом существования следственной семантики;

–причинно-следственные отношения выявляются не только на уровне эксплицитности, но и имплицитности;

–причинно-следственные отношения с точки зрения семантики можно представить в таком виде: следствие – событие; следствие – факт. Для причинно-следственных отношений событийного характера свойственны такие признаки как временные рамки, обстоятельственная семантика, дескрептивность. А причинно-следственные отношения фактического порядка можно охарактеризовать с позиций реальность – гипотетичность; утвердительность – отрицательность, оценочных параметров и т. д.

§2.КАТЕГОРИАЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ

Категория следствия занимает особое место в системе русского языка. Это обусловлено тем, что в причинно-следственных отношениях выявляется одна из наиболее общих закономерностей языка и мышления, без понимания которой невозможно осмыслить и выразить идеи взаимосвязи явлений, событий и предметов, существующей в природе, а следовательно, и в языке, так как язык является отражением действительности.

Помимо этого, причинно-следственные отношения представляют собой одну из важнейших составляющих значения практически любого текста.

Таким образом, прежде чем приступить к детальному описанию средств выражения причинно-следственной связи в разнообразных синтаксических конструкциях, мы считаем целесообразным рассмотреть категориальную сущность следственных отношений (не только с лингвистических позиций, но и с логико-философских). А потому общая специфика языкового выражения причинно-следственных отношений, всегда заданная конкретными коммуникативными потребностями говорящего, раскрывается нами на фоне широкого философского понимания многоаспектности причинно-следственных связей.

Отвергая упрощенный взгляд на каузальность, в частности, характерное для метафизики противопоставление друг другу причины и следствия, мы будем рассматривать их как компоненты взаимодействия, в котором следствие, определяясь причиной, в свою очередь играет активную роль, оказывая обратное воздействие на причину. П. В. Алексеев и А. В.

Панин также отмечают, что «...понятия причины и следствия оказываются диалектически сопряженными» [Алексеев, Панин 1997:453].

На наш взгляд, в диалектическом единстве находятся не только понятия причина и следствие, но и условие, так как следствие порождается определенной причиной при определенных условиях. Таким образом, можно говорить не о двойственной, а о тройственной взаимосвязи:

ПРИЧИНА

СЛЕДСТВИЕ

УСЛОВИЕ

Следует обратиться к толкованию каузальной связи такой наукой, как философия. Здесь причина и следствие трактуются как категории «отображающие одну из форм всеобщей связи и взаимодействия явлений»

[Философский словарь 1989:531]. Под причиной понимается «явление, действие которого влечет за собой другое явление, называемое следствием» [Философский словарь1989:531]. Однако тут же подчеркивается, что производимое причиной следствие зависит от условий, сопутствующих данным явлениям. Различие между причиной и условием относительно.

Каждое условие в какой-то мере является и причиной, а каждая причина в соответственном отношении есть условие.

Итак, причина и условие находятся в единстве, и, как гласит постулат, «равные причины в соответствующих условиях порождают равные следствия» [Алексеев, Панин 1997:409]. Исходя из этого, можно вывести обратное положение: одна и та же причина при разных условиях порождает разные следствия. Например:

1.Вода нагрелась до такой степени, что вся выкипела;

2. Вода нагрелась до такой степени, что можно заваривать чай.

Можно отметить ряд признаков характерных для причинноследственной связи:

1. Наличие между двумя явлениями, находящимися в каузальной связи, отношения порождения. Причина не просто предшествует следствию во времени, а порождает, вызывает его к жизни, «генетически обуславливает его возникновение и существование» [Алексеев, Панин 1997:408].

2. Отношения генетического порождения обусловливает существование и другого признака: причинно-следственная связь характеризуется «однонаправленностью или временной асимметрией» [Фролов 1989:133].

Это означает, что формирование причины всегда предшествует по времени возникновению следствия, а не наоборот, то есть процесс причинения имеет определенную направленность от того, что есть, к тому, что появится.

Вообще идея симметризма // асимметризма имеет глобальный универсальный общенаучный (а не только собственно лингвистический) характер. В философии с категориями симметрия // асимметрия связывают не только феномен бесконечного развития, но и все важнейшие законы диалектики. Таким образом, «симметрия // асимметрия есть бинарная универсалия, которая позволяет ввести в современное общее науковедение новое концептуальное пространство, значимое как для объяснения все новых и новых явлений природы и искусства, так и для научного поиска и познания в целом» [ Черемисина-Ениколопова 2001:27].

Асимметрия в переводе с греческого означает отсутствие или разрушенность симметрии. Симметрия в широком смысле – инвариантность (неизменность, устойчивость) структуры какого-либо объекта относительно его преобразований, выражающихся в изменении физических условий пространства или времени.

3. Каузальная связь является «однозначной и необходимой» [Фролов 1989:134]. То есть, если причина возникает в строго определенных, фиксированных условиях, то она с необходимостью порождает определенное следствие. Таким образом, причинно-следственная связь носит закономерный характер (при равных условиях и равных причинах).

4.Причинно-следственные отношения характеризуются «пространственной и временной непрерывностью» [Алексеев, Панин 1997:410]. Цепь причинно связанных событий развертывается в пространственновременной сфере. Если причина и следствие существуют в одной точке пространства, то они разделены временным интервалом, и причинная цепь реализуется во времени. Если причина и следствие разделены пространственным промежутком, то такая причинная цепь разворачивается в пространстве. И этот временной или пространственный интервал должен быть заполнен непрерывной цепью событий, связанных между собой причинноследственной связью.

Причинно-следственная связь является фундаментальной, так как на ее основе формируются более сложные виды каузальных отношений, так называемые «цепи причинения» [Фролов 1989:411]. Среди них можно выделить:

1. Односторонние цепи причинения. В них одно и то же явление выступает и причиной и следствием, то есть следствие становится в свою очередь причиной другого следствия. Схематически это можно выразить так:

Влиятельный торгово-ремесленный класс добивался, чтобы его экономическому могуществу соответствовало могущество политическое (причина). В результате политический диктат богатой земельной аристократии был сломлен (следствие и причина). В связи с этим претерпела изменения старинная религия, служившая идеологической основой греческого аристократического государства (следствие) (Л. Г. Емохонова.

Мировая художественная культура).

2. Двулинейные цепи причинения с обратной связью, когда следствие влияет на порождающую его причину; схематически выразим это таким образом.

Например:

Понимание способствует осознанию себя как личности (А. П. Петровский. Психология);

Православие на протяжении веков так воспитало русского человека, что он даже видимо, порывая с верою, не мог отрешиться от привитого народу миросозерцания. ( М. М. Дунаев. Православие и русская литература).

3. Разветвляющиеся цепи причинения, когда одна причина порождает несколько следствий.

Схема этой цепи выглядит следующим образом:

Например:

1. Не будь варваров (причина), он (классический мир) бы жил до сих пор (следствие1) и, наверное, выработал бы себе и новые идеи, и новые стремления, и новые бытовые формы (следствие2 ). (Д. Писарев. Схоластика ХIХ века);

2. Тут в комнату ворвался ветер (причина), так что пламя свечей в канделябрах легко (следствие1), тяжелая занавеска на окне отодвинулась (следствие2),распахнулось окно (следствие3) (М. А. Булгаков. Мастер и Маргарита).

Если толковать каузальность с позиций логики, то здесь под причиной понимается «обстоятельство, добавление которого к имеющимся обстоятельствам вызывает следствие – явление, представляющее собой событие, существование предмета, изменение предмета, возникновение нового свойства у предмета» [Ивлев 1998: 114].

Однако, представляя суждение в некоторой стандартной форме, в логике принято указывать вначале посылку (причину), а потом заключение (следствие), хотя в языковой системе их порядок расположения в структуре предложения может быть произвольным:

Сравним:

Я не пришел на занятия вследствие болезни.

Вследствие болезни я не пришел на занятия.

По мнению ряда лингвистов, предложения, имеющие причинноследственное значение, логически соответствуют умозаключению. Умозаключение, как известно, представляет собой рассуждение, в ходе которого из одного или нескольких суждений (посылок) выводится новое суждение (следствие). Переход от посылки к следствию совершается по правилу вывода. Всякое правильное умозаключение должно удовлетворять условиям: «если его посылки истинны, то должно быть истинным и заключение» [Ивлев 1998:231].

Говоря о взаимоотношениях суждения и факта, можно отметить, что факт коррелятивен суждению, так как факт, как и суждение, получает доступ к действительности не прямо, а опосредованно, факт, как и суждение, является формой человеческой мысли, а не формой действительности. В отличие от суждения, факт представляется только истинной пропозицией.

«Значение истинности на синтаксическом уровне вводит модульная часть предложения» [Тимофеева 1996:17].

Модус ситуации логического вывода состоит из двух звеньев: «исходного пресуппозиционного знания и информации вывода» [Тимофеева 1996:17]. Модальный элемент, вводящий пресуппозиционную информацию, обладает значением достоверности данной информации (известно, общеизвестно и т.д.), модальный элемент, вводящий информацию вывода, может иметь значение уверенности – неуверенности автора в достоверности информации (уверен, предполагаю и т.д.).

В отличие от события, факты полностью оторваны от временной ориентации (они не могут начинаться, продолжаться и заканчиваться), хотя временная отнесенность присутствует внутри них. Поэтому мы полностью согласны с Н.Д.Рыбкой, который утверждает, что «бытийный процесс разворачивается от причины к следствию, а процесс познания идет от следствия к причине» [Рыбка 1962:112].

Категория следствия тесно связана с процессом мышления.

Р.М.Теремова считает, что «...различные формы познавательной деятельности сознания связаны с разграничением двух уровней познания объективной действительности – эмпирическом и теоретическом» [Теремова 1987:28]. На эмпирическом уровне познания говорящий утверждает наличие причинно-следственной связи, характеризующей реальную действительность. Речь идет о реальных предметных отношениях, которые существуют объективно, вне сознания субъекта. На теоретическом уровне познания выявляются скрытые сущности явлений реального мира, причем «причинная зависимость между событиями выявляется на основе определенных логических операций, при активной, творческой роли говорящего лица, вносящего момент оценки связи между событиями» [Теремова 1987:28-29]. Таким образом, на эмпирическом уровне познания идет речь о реальных предметных отношениях вне их отношения к сознанию субъекта, а на теоретическом уровне познания говорящий имеет своим объектом не саму причинно-следственную ситуацию, а рассуждение, размышление по поводу этой ситуации.

Традиционно отмечается в философии гносеологическая связь причинно-следственных отношений с категориями количества и качества. Так, А.П. Шептулин в своей книге «Категории диалектики» пишет: «Познание людьми взаимосвязи количества и качества...подводит их вплотную к выявлению новых моментов всемирной универсальной взаимосвязи – причинности; и вместе с этим к необходимости формирования причины и следствия» [Шептулин 1986:157].

Определенные изменения (количественные и качественные) объекта или явления приводят к новым качественным характеристикам и тем самым служат причиной для возникновения следственных изменений. Это дало основание Ж.Н. Тимофеевой разделить предложения со следственной семантикой на «квалитативно и квантитативно окрашенные» [Тимофеева 1996:31]. В соответствие с этим «причинный компонент квантитативноследственной ситуации содержит количественную характеристику действия, признаков или предметов,... которая заключается в определенной мере количества проявления данных признаков» [Тимофеева 1996:31]. А в сфере действия квалитативно-следственной ситуации «следствие является результатом проявления определенных свойств предмета или признака действия» [Тимофеева 1996:32].

Таким образом, зоны квантитативного и квалитативного следствия формируются наличием следственной семантики, находящейся в зависимости от количественно-качественной характеристики причинного компонента. Мы считаем целесообразным рассматривать качественный и количественный компоненты каузальных отношений в тесной взаимосвязи, а не разделять их, опираясь на один из законов диалектики, который гласит:

«любые количественные изменения неизменно приводят к образованию нового качества» [Фролов 1983:112].

Рассматривая категорию следствия, необходимо затронуть термины «каузативность» и «каузальность». Оба понятия имеют общее происхождение, так как восходят к лат. слову causa (причина). Термины «каузативность» и «каузальность» отражают «общее значение причинности в широком смысле слова, то есть значение обусловленности» [Хазагеров 1999:15]., «... наличие всех обстоятельств, уже имеющихся в данной ситуации до наступления следствия и образующих собой условия действия причины» [Философский словарь 1983:329-330].

Однако, понятия каузативности гораздо уже, чем понятие каузальности. Различие их заключается в том, что «каузальность объединяет весь ряд частных значений, из которых складывается обусловленность: предпосылку, основание, обоснование, подтверждение, доказательство, аргумент, довод, посылку, предлог, стимул, целевую установку и следствие. Каузативность же выделяет из этих обусловленностей только одну подгруппу – целевую установку и стимул» [Хазагеров 1999:15].

Для осмысления причинно-следственных отношений следует рассматривать их в контексте обусловленности в широком смысле слова, то есть как частный случай достаточного основания. В «Русской грамматике»

признак достаточного основания толкуется как «интегрирующее начало, на базе которого в сферу обусловленности включаются такие виды зависимости как условно-следственная, причинная,... и следственная»[Русская грамматика, т.2 1980:678].

Ассоциативный потенциал каузальности довольно широк: «необходимая посылка, предоопределяющий (порождающий) фактор, обоснование, подтверждение, доказательство, довод, прямое или косвенное свидетельство, повод, предлог, стимул и т.п.» [Ляпон 1985:333].

Весь этот круг отношений, то есть так называемое причинное основание предполагает такую связь ситуаций, при которой одна из них оценивается как достаточное основание (причина) для реализации другой (следствия).

Говоря о структурах с условно-следственной семантикой, уместно обратится к понятиям реальность, гипотетичность (ирреальность). Информация, представленная в гипотетическом модальном ключе, обладает нулевым прагматическим эффектом, то есть носит характер желательности, предположительности, тогда как зона реального обладает максимальным прагматическим эффектом.

Сравним:

Дали бы мне вторую жизнь (условие нереально), я повторил бы ее в том же духе (следствие нереально) (Л. Леонов. Русский лес);

Будут места (условие реально) – поедете! (следствие реально) (А.

Рыбаков. Страх).

Итак, исходя из всего вышесказанного, мы можем сделать следующие выводы:

1. Говоря о каузальных отношениях, вычленяемых на эмпирическом уровне познания, мы имеем в виду взаимосвязь трех компонентов: причины, условия и следствия, где причина при наличии определенных условий порождает определенное следствие.

2. Для причинно-следственных отношений характерен ряд признаков, отличающих данный вид отношений от других:

-наличие между причиной и следствием отношения порождения;

-временная асимметрия;

-однозначность и необходимость;

-пространственная и временная непрерывность.

3. На основе причинно-следственной связи формируются более сложные виды каузальной зависимости, так называемые цепи причинения (односторонние, двулинейные, разветвляющиеся).

4. Причинно-следственные отношения тесно связаны с процессом мышления, что выражается в разграничении двух уровней познания объективной действительности (эмпирическом и теоретическом), а значит и следственной семантики (следствие-событие, следствие-факт).

5. Каузальность - это взаимосвязь двух ситуаций: причинной и следственной;

6. Понятиях причина и следствие связаны с понятиями реальность и гипотетичность.

§3. ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ ВОПРОСА О ПРИЧИННОСЛЕДСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЯХ В СОВРЕМЕННОМ

РУССКОМ ЯЗЫКЕ.

В лингвистике изучение причинно-следственных отношений имеет давнюю традицию. Рассмотрение проблемы категории следствия началось еще в ХIХ веке и остается достаточно актуальным до настоящего времени.

Вопрос о следственной семантике и средствах ее выражения в различных синтаксических конструкциях в различное время рассматривали Н.И.Греч, А.Х.Востоков, А.А.Шахматов, В.В.Виноградов, А.Ф.Михеев, Б.Н.Головин, Г.В.Валимова и многие другие исследователи.

Тем не менее, в научной литературе существует единая точка зрения только в понимании сложноподчиненного предложения с придаточной частью следствия, присоединяемой к главной части нерасчлененным1 союзом так что.

Мы считаем, что расчлененный союз употребляется в разных частях предложения.

Все ученые сходятся во мнении, что союз так что является основным репрезентатором следственной семантики (И.И.Греч, В.А.Богородицкий, В.В.Виноградов, В.В.Бабайцева и многие другие).

Что касается остальных синтаксических конструкций (простое предложение, сложносочиненное предложение, сложноподчиненное предложение, местоименно-союзное соотносительное предложение, бессоюзное сложное предложение), то здесь существуют различные подходы и точки зрения.

Мы полагаем целесообразным начать освещение истории вопроса изучения причинно-следственных отношений с простого предложения, т.к.

оно является наименьшей синтаксической единицей, реализующей категорию следствия.

Впервые вопрос о необходимости основательного изучения второстепенных членов предложения, в частности, обстоятельства поставил В.В.Виноградов. Не выделяя среди обстоятельств разряд обстоятельства следствия, он отмечал, что «обстоятельное значение следствия может быть выражено различными синтаксическими конструкциями, образующими синонимический ряд, включающий простые и сложные предложения...»

[Виноградов 1986:14].

В.В.Бабайцева, выделяя обстоятельство следствия, одним из основных его критериев считает конверсионный характер отношений простых предложений со следственной семантикой [Бабайцева 1981]. Опираясь на положение В.В.Бабайцевой о существовании обстоятельств следствия в простом предложении, Н.Д.Рыбка [1984] определяет обстоятельство следствия как член предложения, характеризующийся следующими признаками:

- обстоятельство следствия обозначает событие, порожденное другим событием;

- обстоятельство следствия связано подчинительной связью с противочленом причинной семантики;

- обстоятельство следствия обладает системой средств выражения своего значения, представленной деепричастным оборотом, предложно- падежными формами и синкретичными наречиями.

Способность деепричастий и деепричастных оборотов передавать следственную семантику традиционно отмечалась русскими лингвистами.

Так, В. В. Виноградов писал: «...деепричастие совершенного вида, примыкая к глаголу, облеченному в форму прошедшего времени совершенного вида, и стоя позади него, обозначает действие не предшествующее и даже не одновременное, а как бы непосредственно последующее, являющееся органическим следствием основного действия. Деепричастие в этих случаях обозначает следствие, сопутствующее основному действию, выражает результат, осуществление которого обусловлено совершением основного действия» [Виноградов 1986:38].

Также роль деепричастий в качестве обстоятельства следствия определяет А. К. Федоров, указывая, что это «второстепенные члены предложения, обозначающие добавочное, сопутствующее действие и имеющие значение результата, следствия, вытекающего из основного действия, которое и является его причиной» [Федоров 1972:181].

Соглашаясь в определении роли деепричастия со следственной семантикой в качестве второстепенного члена простого предложения, Н. Д.

Рыбка вносит существенное дополнение, отмечая, что деепричастия следует причислить к группе относительных обстоятельств, противопоставленных сопутствующим обстоятельствам, имеющим значение сопутствующего действия [1984]. Различие между вышеуказанными типами обстоятельств находится в сфере структурно-смысловых отношений и основывается на понятии симметричных и асимметричных взаимосвязей. Доказывая относительный характер обстоятельств следствия, Н. Д. Рыбка [1984] отмечает следующие положения:

1. В простых предложениях с относительными обстоятельствами следствия, в отличие от сопутствующих, трансформация деепричастного оборота в конструкцию с сочинительной связью становится необратимой.

Например:

В темноте вспыхнул огонек сигареты, осветив одутловатое лицо мужчины (А. Иванов. Печаль полей);

В темноте вспыхнул огонек сигареты и осветил одутловатое лицо мужчины.

2. При относительном обстоятельстве видовременное соотношение глагола и деепричастия не имеет ограничений, то есть деепричастие может быть как совершенного, так и несовершенного вида и употребляться при глаголе как совершенного, так и несовершенного вида.

Например:

Публика, сразу подняв отчаянный крик, шарахнулась из кондитерского назад, смяв более не нужного Павла Иосифовича (М. А. Булгаков.

Мастер и Маргарита).

3. Если к обстоятельствам сопутствующего действия, выраженным деепричастным оборотом нельзя поставить семантический вопрос, то к относительным обстоятельствам можно задать вопрос «с каким следствием?»

4. При преобразовании конструкции с деепричастными оборотами в функции относительного обстоятельства в сложноподчиненное предложение деепричастный оборот трансформируется в придаточное следствия, в отличие от сопутствующего обстоятельства, которое преобразуется в главную часть сложноподчиненного предложения.

Например:

Поднявшись с камня, он швырнул на землю бесполезно, как он теперь думал, украденный нож, раздавив флягу ногою, лишив себя воды. (М. А.

Булгаков. Мастер и Маргарита).

...раздавил флягу, так что лишил себя воды.

Исходя из всего вышеизложенного, Н. Д. Рыбка причисляет деепричастия со следственной семантикой к относительным обстоятельствам, полагая, что «действие деепричастия не сопутствует действию глагола, но два действия находятся в необходимой причинно-следственной зависимости» [Рыбка 1984:53].

В лингвистической литературе существуют полярные точки зрения на проблему видового соотношения деепричастий со следственной семантикой. Так, В. В. Виноградов утверждает, что только деепричастия совершенного вида способны обозначать следствие [Виноградов 1986].

А. Ф. Михеев, напротив, считает, что следственную семантику способны выражать не только деепричастия совершенного вида, но и деепричастия несовершенного вида: «Значение следствия выражает только такой деепричастный оборот, который стоит после глагола и обозначает действие, происходящее после основного действия как его естественное порождение – продолжение. Как правило, в таких оборотах употребляются деепричастия совершенного вида, реже – несовершенного» [Михеев 1966:10].

Если вопрос о способности деепричастий и деепричастных оборотов передавать следственную семантику является достаточно изученным и бесспорным, то проблема передачи следственного значения предложнопадежными формами является малоисследованной.

В лингвистике впервые начал трактовать предложно-падежные конструкции как обстоятельства следствия В. М. Никитин. Однако в круг репрезентаторов категории следствия автор включил модель «с + творительный падеж» типа закончить «с хорошим результатом» и т.п. [Никитин 1985], которая, по нашему мнению, не содержит в себе причинного компонента, а значит и компонента следствия.

«Русская грамматика-80» к предложно-падежным конструкциям с причинно-следственными отношениями относит модели: «вследствие + родительный падеж имени существительного» и «на + винительный падеж имени существительного», а форму «до + родительный падеж имени существительного» квалифицирует как форму со значением интенсивности, либо как форму с синкретичной семантикой интенсивности и следствия, в зависимости от синтаксического значения предлога до и от смыслового наполнения двух полнозначных слов, между которыми предлог служит средством связи.

Как отмечает Ю. И. Леденев, «предлог, служа средством связи между двумя полнозначными словами,... испытывает одновременно смысловое влияние обоих связываемых слов. Благодаря такому сложному взаимодействию с подчиняющим и зависимым словом, предлоги особенно первообразные, испытывают на себе влияние разных смысловых и категориальных значений» [Леденев 1988:82].

Итак, рассматривая модель «до + родительный падеж» можно сказать, что традиционным значением предлога до является значение предела, то есть интенсивность действия. Например:

Биться до последней капли крови.

Однако если конструкция включает в себя два события, одно из которых является причиной появления другого, то такая конструкция является синкретичной, так как совмещает значение интенсивности и значение следствия. Например:

Радоваться до слез.

Область каузации представляет огромный интерес с точки зрения «философии грамматики и языковой психологии: каузатив показывает, как носители данного языка проводят разграничение между различными видами причинных отношений, как они воспринимают и интерпретируют каузальные связи между происходящими событиями и действиями людей»

[Вежбицкая 1999:176].

Первые замечания о каузативе и каузативных глаголах мы находим у Ш. Балли и Дж. Лайонза [Балли 1955, Лайонз 1978].

Последующие годы каузатив являлся объектом все более детального изучения многих лингвистов мира. Достаточно пристальное внимание уделял каузативу И. А. Мельчук, который в своих трудах дает типологию каузатива (грамматического и лексического) на материале генетически различных языков. Подчеркивая актуальность исследований каузатива, И. А.

Мельчук отмечает: «Каузативная дериватема встречается в языках практически всех известных языковых семей, что не удивительно, учитывая первоочередную значимость причинно-следственных отношений в человеческой жизни» [Мельчук 1998:379].

Проблеме выражения причинно-следственных отношений в предложениях со специальным предикатом посвящено много работ. А потому в исследованиях структур со специальным предикатом выделяется несколько направлений: логическое [Н. Д. Арутюнова], лексико-семантическое [И.

П. Казимирская, Т. Г. Хазагеров], лексико-грамматическое [А. П. Чудинов, Е. Я. Гордон], функциональное [Г. А. Золотова]. Наличие разных подходов к изучению данной проблемы объясняется сложностью и многоаспектным характером каузальных отношений. Однако, несмотря на разные точки зрения в рассмотрении каузативных глаголов, все лингвисты признают, что к конструкциям со специальным предикатом относятся простые предложения с каузативными глаголами, в лексическом значении которых отражаются причина и следствие.

Также нет единства среди ученых в определении каузативных глаголов. Так, одни ученые называют такие глаголы «глаголами причинноследственных отношений» [Р. М. Гайсина 1981], другие называют такие глаголы «глаголами мыслительных операций» [И. П. Лапинская 1984], третьи – «причинными глагольными связками» [М. В. Всеволодова и Т. А.

Ященко 1988], четвертые – «предикатами причинности» [Т. А. Загребельная 1988], пятые – «причинными релятами» [О. В. Беленькая 1994].

Тем не менее, все лингвисты признают, что конструктивные способности таких глаголов зависят от выражаемого глаголом значения обусловленности и от способности глагола образовывать конструкции, актуализирующие причинно-следственную связь, как со стороны причины, так и со стороны следствия. Причем некоторые каузативные глаголы типа обусловить, спровоцировать, породить, вызвать и т.п. способны образовывать конструкции, характеризующие причинно-следственную ситуацию как в отношении причины, так и в отношении следствия, что свидетельствует о широте их семантического значения. Н. Д. Арутюнова относит подобные глаголы к «двухвалентным глаголам, способным на каузацию одного целостного нерасчлененного события с аналогичным ему событием» [Арутюнова 1976:285].

В теории каузативности дискуссионным является вопрос об объеме группы каузативных глаголов. В его решении существует два подхода. В соответствии с первым (широкое понимание каузативности) к числу каузативных относят все глаголы, требующие прямого объекта, подвергающегося воздействию с целью внести те или иные изменения [Балли 1955, Арутюнова 1976]. В соответствии со вторым подходом (узкое понимание каузативности) к каузативным глаголам относятся только такие глаголы, которые обозначают причинно-следственные отношения между двумя ситуациями [Апресян 1995, Мельчук 1998, Сильницкий 1969, Недялков 1974]. Нам представляется, что наиболее продуктивен второй подход. В этой связи в нашем исследовании мы в первую очередь опирались на работы сторонников второго подхода.

Вопрос о способности наречий выражать следственные отношения до настоящего времени остается достаточно дискуссионным. Так, В.

В.Виноградов несмотря на то, что все же выделяет в качестве средства передачи причинно-следственных отношений немногочисленную группу наречий, «состоящих: 1. Из префикса с- и формы родительного падежа имени (сгоряча, созла, сдуру); 2. Из префикса по- с дательным падежом (поневоле, по тому, по этому)» [Виноградов 1986:312], тем не менее считает, что «развитие разнообразных приемов выражения причинно-следственных отношений в русском языке идет мимо наречий и охватывает преимущественно союзы и предлоги» [Виноградов 1986:313].

«Русская грамматика-80» также не выделяет наречия, образованные префиксальным и префиксально-постфиксальным способом относит к наречиям причины (сгоряча, созла). Подобной точки зрения придерживаются Н. С. Валгина, Д. Э. Розенталь, А. Н. Гвоздев, С. Е. Крючков, Л. Ю.

Максимов).

Однако в лингвистике ряд ученых (А. Ф. Михеев, Р. М.Теремова, В.

М.Никитин, Н. Д.Рыбка) высказали противоположную точку зрения на способность наречий передавать следственную семантику.

А. Ф. Михеев, например, утверждает: «В русской лексике и системе второстепенных членов есть такие наречия и словосочетания, основным значением которых является указание на следствие, достигаемый результат...» [Михеев 1979:360].

Следственные наречия выделяются и В. М. Никитиным, однако автор считает, что такие наречия носят синкретичный характер, так как «показывают материальный характер степени качества или действия и имеют оттенок следствия и состояния» [Никитин 1973:46].

Такие наречия с синкретичной семантикой подобны предложно падежной форме «до + р,п существительного» и совмещают значение интенсивности и следствия.

Например:

На раскаленной докрасна плите пыхтел и отдувался котел с какимто варевом (К.Паустовский. Золотая роза).

На плите раскаленной так, что она стала красной, пыхтел и отдувался котел с каким-то варевом.

Подобные конструкции легко трансформируются в местоименносоюзные предложения, что также служит подтверждением синкретичности семантики.

К синкретичным наречиям со следственной семантикой относятся наречия, образованные от причастий с адъективным значением типа возбуждающе, угнетающе. Следственную семантику подобных наречий отмечает А. Ф.Михеев, считая, что «особую подгруппу наречий результата составляют некоторые наречия, образованные от действительных причастий настоящего времени с суффиксом - уще, - юще. Они указывают какого эффекта, результата достигает действие и к какому состоянию приводит» [Михеев 1989:54].

Таким образом, синкретичные наречия с суффиксами -уще, -юще включают в себя значение степени качества и значение следствия, что доказывается их трансформационными возможностями.

Например:

Его поступок подействовал на всех окружающих угнетающе (А. П.

Чехов. Мертвое тело).

Его поступок подействовал так, что все были угнетены.

Несмотря на то что наречия представленных типов в русском языке немногочисленны, отказывать им в способности выражать следственную семантику, на наш взгляд, неправомерно, так как они обладают событийностью и находятся в каузальной зависимости от компонента причины.

К формально не выраженному средству репрезентации причинноследственных отношений относится передача следственной семантики в блоках однородных сказуемых и однородных определений. Еще А.

Ф.Михеев отмечал, что «в недрах простого предложения между его однородными членами могут складываться причинно-следственные отношения, которые осознаются лишь логически, грамматически же эти отношения, кроме порядка компонентов, ничем не выражены» [Михеев 1966:344].

В свою очередь, авторы «Русской грамматики-80» считают, что отношение обусловленности передается при помощи закрытых сочинительных рядов с синтаксически дифференцированными членами и возникает на основе соединительных отношений, оформленных прибавлением конкретизатора потому, поэтому, стало быть, следовательно [Русская грамматика 1980].

Что касается бессоюзной передачи значения обусловленности, то авторы «Русской грамматики» подчеркивают: «бессоюзные закрытые ряды выражают в основном те же отношения, которые принадлежат союзным рядам» [Русская грамматика 1980:173].

Соединение слов в блоки однородных членов с причинноследственной семантикой носит лексико-семантический характер, так как значение обусловленности создается, прежде всего, смысловыми отношениями компонентов блока. Для данного типа отношений характерна строгая закрепленность следования его компонентов, ибо «...в семантике блоков однородных членов обнаруживаются такие оттенки, которые не позволяют говорить о смысловом равноправии однородных членов..., поэтому, в целом, для блока однородных членов не характерен свободный порядок словофобии» [Бабайцева 1981:13].

Союз так что в качестве репрезентатора причинно-следственных отношений лингвисты трактуют как основное [А. Б.Шапиро, Н. М.Андреева, Н. И.Греч], а некоторые – единственное [В. В.Виноградов, А. А.Шахматов, Л. В.Щерба] средство выражения категории следствия в сложном предложении.

Впервые союз так что в разрозненном виде упоминает Н. И.Греч:

«Так, что выражает следствие, сообразное с силою сказуемого в предыдущем предложении, например: он так глуп, что этого не понимает; мой брат так хорошо учится, что я этому удивляюсь» [Греч 1827:406]. Автор подчеркивал, что противоречивость данных конструкций заключается в выражении наряду со следственным значением семантики степени качества или образа действия.

Говоря о происхождении союза так что, Л. А. Глаголевский считал, что он «сформировался на базе недифференцированного подчинительного союза что», подтверждая это следующими примерами: «Пришло в тупик, что некуда ступить. Починил дед клетку, что и собаки лазят» [Глаголевский 1873:27].

Впервые результативный союз так что встречается в памятниках делового языка конца 17 – начала 18 веков. Условием появления союза так что является «позиция так в конце главного предложения непосредственно перед придаточным, присоединяемым к главному посредством союза что... При этом происходит и некоторое переосмысление всей фразовой перспективы в этом направлении, что, если ранее предложение, присоединяемое к главному посредством союза что, являлось следствием совершения действия каким-то определенным образом (или обладания качеством в какой-то определенной мере), то теперь придаточное предложение, вводимое союзом так что, является следствием того, о чем сообщается в главном предложении в целом». [Бунина 1957:57].

В. А. Богородицский высказываясь о происхождении союза так что, отмечал, что данное средство выражения следственной семантики появилось в результате переразложения в составе сложных предложений. «Слово, прежде принадлежащее главному предложению, с течением времени является принадлежащим придаточному, например: так что, потому что...» [Богородицкий 1935:145].

Если в сложноподчиненном предложении с придаточной частью вводимой союзом так что традиционно отмечается всеми лингвистами следственное значение, то возможность расчлененного союза так что выражать следственную семантику оспаривается многими языковедами. Так, В.

В. Виноградов конструкции с так что и до того, что сначала относил к следственным, а позднее остановился на том, что данные предложения имеют значения образа действия, степени действия и качества, «Русская грамматика –70» также указывала на то, что расчлененный союз так что не способен передавать следственную семантику [725].

В защиту того, что расчлененный союз так, что способен передавать следственную семантику, но осложненную различными смысловыми оттенками выступили А.Б.Шапиро, Р.М.Теремова, С.Е.Крючков, Л.Ю.Максимов, В.В.Бабайцева и другие.

Так, А.Б.Шапиро утверждал: «Сложные предложения, в которых придаточное содержит следствие, результат того, о чем говорится в главном, называются предложениями следствия... Такие придаточные предложения связываются с главным при помощи союза так что... Союз так что может разбиваться на две части, причем так ставится в главном предложении, а что – в придаточном» [Шапиро 1936:38], а от характера и положения соотносительных слов в составе главного предложения зависят различные смысловые оттенки, сопровождающие придаточные следствия, «тем не менее, основным значением в данных предложениях является всетаки значение следствия» [Шапиро 1936:4].

Мы поддерживаем точку зрения, высказанную в работах А.Б. Шапиро, Н.М. Андреевой, В.В. Бабайцевой, и будем рассматривать местоименно-союзные соотносительные предложения как конструкции способные передавать следственное значение, осложненное добавочной синкретичной семантикой.

Таким образом, исходя из всего вышеизложенного, можно сделать следующие выводы:

-следствие является универсальной категорией, которую нужно рассматривать не только с позиций лингвистики, но и с логико-философских позиций, а также в тесной связи с процессом мышления;

-каузальные отношения складывается из тесной связи трех компонентов:

причины, условия и следствия;

-рассматривать категорию следствия необходимо во взаимодействии с понятиями реальность и гипотетичность;

-в лингвистике причинно-следственные отношения следует рассматривать со структурно-семантических позиций, так как синтаксические конструкции от простого предложения до сложного синтаксического целого являются способом существования категории следствия;

-структуры, выражающие причинно-следственную семантику, пронизаны отношениями подчинения, независимо от того, к каким синтаксическим единицам они относятся по своим формальным показателям;

-союз так что является основным репрезентатором следственной семантики, а сложноподчиненное предложение с придаточной частью следствия, присоединяемой к главной части союзом так что, – основным способом существования причинно-следственных отношений;

-союз так что сформировался на базе недифференцированного подчинительного союза что, впервые союз так что встречается в памятниках делового языка конца 17-ого начала 18-ого веков;

-хотя некоторые лингвисты отказывают сочетаниям так, что; до того, что;

настолько, что и т.п. в способности передавать следственную семантику [Виноградов 1986], мы, опираясь на точку зрения, изложенную в работе А.

Б. Шапиро, считаем, что данные сочетания передают синкретичную семантику, то есть значение следствие осложняется значением интенсивности, степени качества или меры количества;

-обособленные обстоятельства, выраженные деепричастиями и деепричастными оборотами, имеют следственное значение, так как два действия (глагол + деепричастие) находятся в необходимой причинно-следственной зависимости. Причем следственную семантику могут выражать как деепричастия совершенного вида, так и несовершенного вида;

-наречия способны находиться в каузальной зависимости с компонентом причины, то есть способны выражать следственную семантику, хотя круг таких наречий весьма ограничен;

-в систему репрезентаторов категории следствия входят предложнопадежные формы. Однако, как правило, они передают синкретичную семантику, то есть значение следствия осложнено другими значениями;

-конструктивные способности глаголов в передаче каузальных отношений зависят от выражаемого глаголом значения обусловленности и от способности глагола образовывать конструкции, актуализирующие причинноследственную связь.

ГЛАВА II. КАТЕГОРИЯ СЛЕДСТВИЯ И ЕЕ РЕАЛИЗАЦИЯ В ПРОСТОМ ПРЕДЛОЖЕНИИ.

В структурно-семантическом отношении причинно-следственные конструкции достаточно разнообразны. Несмотря на то, что в зависимости от их дифференциальных свойств, структуры, выражающие причинноследственную семантику, следует рассматривать на различных уровнях синтаксиса, можно говорить о семантико-синтаксической общности вышеупомянутых структур.

Категория каузальности, объединяющая в себе такие полярные понятия, как причина и следствие, находит свое наиболее полное грамматическое выражение в структуре сложноподчиненного предложения, так как именно здесь реализуется основное свойство причинно-следственных отношений – полисобытийность.

В рамках же простого предложения для причинно-следственных отношений полисобытийность не характерна, так как в простом предложении находит свое выражение только одна пропозиция, а обозначение причины и следствия имеет свои специфические формы.

Причинно-следственные отношения на уровне простого предложения могут выражаться следующими синтаксическими конструкциями:

1) предложно-падежными формами;

2) предложениями со специальным предикатом;

3) предложениями с обособленными обстоятельствами, выраженными деепричастными оборотами;

4) предложениями с обособленными определениями, выраженными причастными оборотами;

5) предложениями с однородными членами (определениями и сказуемыми);

6) наречиями со следственной семантикой.

§1. ПРЕДЛОЖНО-ПАДЕЖНЫЕ ФОРМЫ КАК СРЕДСТВО

ВЫРАЖЕНИЯ СЛЕДСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ.

На уровне простого распространенного предложения репрезентаторами категории следствия являются предложно-падежные образования.

Следует отметить, что предложно-падежные словосочетания с каузальной семантикой сравнительно новое и недостаточно изученное явление в языке.

Предложно-падежные распространители выступают в функции детерминантов, причем, их детерминирующая роль усиливается, если они располагаются в препозиции по отношению к грамматической основе предложения, и ослабевает в других позициях. В качестве этих детерминантов выступают разнообразные предлоги (производные и непроизводные), которые образуют аналитические предложно-падежные формы с именами существительными.

Поскольку некоторые предложно-падежные конструкции со следственной семантикой являются омонимичными вводным словам, то возникают трудности при их дифференциации в структуре простого предложения. Так, «Русская грамматика-80» объединяет в единую лексикосинтаксическую группу предложно-падежные конструкции со следственной семантикой и вводные словосочетания, образующие собой круг субъективно-модальных значений и определяющие «общее эмоциональное отношение к сообщаемому и служащие для выражения субъективного отношения, эмоциональных реакций, оценок самого говорящего» [Русская грамматика-80:233].

Если в вводных словах и сочетаниях «говорящий описывает...свой взгляд на воспринимаемые предметы, явления, события» [Дмитровская 1989:124], то в предложно-падежных конструкциях с оценочноследственным значением субъект-носитель определенного эмотивного состояния не совпадает с основным субъектом действия, что доказывает разное семантическое наполнение омонимичных структур.

Среди предложно-падежных конструкций, выражающих следственное значение, наиболее продуктивной и частотной является модель «до + родительный падеж». Данная предложно-падежная форма является синкретичной языковой единицей, одновременно передающей значение интенсивности и значение следствия, что эксплицируется при трансформации данной конструкции в сложное предложение с придаточной частью со значением меры и степени и со значением следствия, а также при трансформации в сложносочиненное предложение с причинно-следственной семантикой.

Например:

Все тарелки, ложки и вилки были вымыты до блеска (А. Рыбаков.

Дети Арбата).

Сравним:

Все тарелки, ложки и вилки были так вымыты, что блестели.

Все тарелки, ложки и вилки были вымыты, и поэтому блестели.

Следует отметить, что модель «до + родительный падеж» заполняется чаще всего существительными, обозначающими физическое состояние человека (до тошноты, до боли, до ломоты, до икоты), либо существительными, обозначающими психическое состояние человека ( до умиления, до удивительности).

Например:

Глядя на нее, все растрогались до умиления (А. Рыбаков. Страх).

Храбрая женщина, до удивительности похорошевшая, остановилась у зеркала, повела обнаженными плечами, потрогала волосы на затылке и изогнулась, стараясь заглянуть себе за спину (М. А. Булгаков.

Мастер и Маргарита).

На празднике он объелся до тошноты (А. Рыбаков. Страх).

Усиление значения интенсивности в синкретичной структуре «глагол + до + существительное в родительном падеже» происходит, если:

1) данная модель заполняется группой отвлеченных существительных со значением психофизического состояния, например: разозлиться до бешенства, влюбиться до беспамятства, увлечься до самозабвения и т.п.;

2) данная модель заполняется синонимичными или однокорневыми лексемами, например: обезуметь до сумашествия, долежаться до пролежней и т.п.;

3) наблюдается инверсионной порядк следования следственного компонента, например:

Черт его знает как! – развязно ответил рыжий, - я, впрочем, полагаю, что об этом Бегемота не худо бы спросить. До ужаса ловко сперли (М. А. Булгаков. Мастер и Маргарита).

Однако присущая данной форме синкретичная семантика интенсивности и следствия расчленяется с преобладанием следственного компонента, так как модель «до + родительный падеж» реализует значение результата, заложенного в семантической структуре противочлена – глагола со значением изменения состояния.

В качестве противочлена данной конструкции могут выступать следующие префиксальные и постфиксальные глаголы:

1) глаголы с префиксом «до» – со значением «довести до нежелательного состояния с помощью действия, названного мотивирующим глаголом», например: довел до слез, досмеялся до икоты, доспорили до драки и т.п.;

2) глаголы с префиксом «за» – со значением «довести кого-либо до нежелательного состояния посредством действия, названного мотивирующим глаголом», например: замучили до смерти, закормили до тошноты и т.п.;

3) глаголы с префиксом «у» – со значением «довести кого-нибудь до состояния исчерпанности с помощью действия, названного мотивирующим глаголом», например: укачало до тошноты и т.п.;

4) глаголы с префиксом «до» и постфиксом «ся» – со значением «довести себя до неприятных последствий путем интенсивного совершения действия, названного мотивирующим глаголом», например: докурился до одурения, докричался до хрипоты, допился до безобразия и т.п.;

5) глаголы с префиксом «за» постфиксом «ся» – со значением «в течение длительного времени совершая действие, названное мотивирующим глаголом, целиком погрузиться в это действие», например: замечтался до самозабвения, заработался до головокружения и т.п.;

6) глаголы с префиксом «из» и постфиксом «ся» – со значением «дойти до нежелательного состояния, приобрести или утратить определенные качества, способности, привычки в результате длительного или интенсивного совершения этого действия, названного мотивирующим глаголом», например: измотался до бессилия, истосковался до слез и т.п.;

7) глаголы с префиксом «на» и постфиксом «ся» – со значением «действия, названного мотивирующим глаголом, совершенного в достаточной степени или в избытке», например: набегаться до усталости, настрадаться до самоистязания и т.п.;

8) глаголы с префиксом «об» и постфиксом «ся» – со значением «действие, названное мотивирующим глаголом, совершается с излишней интенсивностью, причиняя неприятность», например: облопался до боли в животе и т.п.;

9) глаголы с префиксом «у» и постфиксом «ся» – со значением «дойти до нежелательного состояния в процессе длительного или интенсивного действия, названного мотивирующим глаголом», например: упился до белой горячки и т.п.;

10) глаголы с префиксом «из» и постфиксом «ся» – со значением «дойти до нежелательного состояния, приобрести или утратить определенные качества, способности или привычки в результате частого, длительного совершения действия, названного мотивирующим глаголом», например:

истосковался до слез и т.п.

Следует отметить, что в большинстве представленных конструкций следствие, обозначенное противочленом, имеет отрицательный характер (значение нежелательности), что связано с семантикой глагола, в лексическом значении которого сема изменения состояния в результате чрезмерного нагнетания действия.

Доминирование следственной семантики в предложно-падежной форме «до + родительный падеж» может быть обусловлено интонационным выделением, графическим оформлением которого является «смысловое тире» [Валгина 1983] или же парцелированием конструкции.

Например:

Бить эту фашистскую сволочь, бить, не щадя, не жалея. До смерти! (К. Симонов. Солдатами не рождаются).

- Упрям – до полного изнеможения (А. Левитов. Избранное).

Помимо вышеуказанных предложно-падежных форм можно выделить следующие модели предложно-падежных форм, реализующих следственную семантику. Как отмечает Ю.Ю. Леденев, «по основным особенностям выражения причинно-следственных отношений деление предлогов, оформляющих каузативные детерминантные конструкции, совпадает с их классификацией на непроизводные и производные» [Леденев 2001:116].

Таким образом, можно выделить следующие конструкции:

1. Модель «из + родительный падеж»:

Все это произошло из ненависти к нему (Ю. Шидов. Абрикосовое дерево).

2. Модель «из-за + родительный падеж»:

Крысобоя все провожали взглядом из-за его роста (М. А. Булгаков.

Мастер и Маргарита).

Из-за частичной замены цемента песком бетон начинает крошиться (Аргументы и факты №23 2003).

В лед вода не превращалась только из-за своей солености (Аргументы и факты №32 2002).

Вода была соленая, поэтому в лед она не превращалась.

Цемент частично заменили песком, так что бетон начал крошиться.

3. Модель «от + родительный падеж»:

По комнате волнами распространялось сухое душистое тепло от камина (М. А. Булгаков. Мастер и Маргарита).

Лед потрескивал от мороза (А. Рыбаков. Дети Арбата).

Опустевшие постройки скрипят, стонут от зимних метелей и вьюг (Л. Леонов. Русский лес).

Серпантинные змеи развевались от ветра (Аргументы и факты № 2002).

Был мороз, поэтому лед потрескивал.

Был ветер, так что серпантинные змеи развевались.

4. Модель «с + родительный падеж»:

С общего согласия собрание было перенесено (А. Рыбаков. Дети Арбата).

Все согласились, поэтому собрание было перенесено.

5. Модель «в + винительный падеж»:

В дождь деревеньку затопляло (Комсомольская правда, 16 ноября 2003).

6. Модель «за + творительный падеж»:

Дельта нарастала за счет песка и ила (Комсомольская правда, ноября 2003).

7. Модель «под + творительный падеж»:

Под ударами судьбы он очень изменился (А. Рыбаков. Страх).

Под лучами западного солнца степь быстро выгорает (Ф. Абрамов.

Братья и сестры).

Светили лучи западного солнца, поэтому степь быстро выгорала.

8. Модель «при + предложный падеж»:

При каждом ударе грома он жалобно вскрикивал и закрывал лицо руками (М. А. Булгаков. Мастер и Маргарита).

При слабом освещении колбочки прекращают свою работу (В. Г.

Казаков. Психология).

Было слабое освещение, поэтому колбочки прекратили свою работу.

Таким образом, все вышеуказанные предложно-падежные формы передают значение следствия, что доказывается трансформационными возможностями данных контрукций.

9. Модель «благодаря + дательный падеж»:

Половина бригады не косит благодаря твоим стараниям (М. Шолохов. Поднятая целина).

10. Модель «в силу + родительный падеж»:

Он простил Лизу в силу отеческой слабости (К. Федин. Необыкновенное лето).

Молекулы полученного вещества не распадались в силу своей химической стойкости (Б. А. Воронцов-Вельяминов. Очерки о вселенной).

11. Модель «вследствие + родительный падеж»:

Он был расстроен вследствие спора и зубной боли (Л.Н. Толстой.

Отрочество).

Эллиптические галактики образуются вследствие столкновения двух спиральных галактик (Б. А. Воронцов-Вельяминов. Очерки о вселенной).

12. Модель «в связи + творительный падеж»:

Ей пришлось пережить много волнений в связи с пропиской (А. Рыбаков. Страх).

13. Модель «в виду + родительный падеж»:

Ввиду предстоящей операции он был отпущен (Н. Ляшенко. Боль).

Труднее заметить на Марсе темные пятна ввиду их малой контрастности (Б. А. Воронцов-Вельяминов. Очерки о вселенной).

14. Модель «по причине + родительный падеж»:

Я ничего не увидел по причине занавески (А. Грин. Бегущая по волнам).

В водородно-гелиевых атмосферах Урана и Нептуна по причине низкой температуры аммиак частично вымерз (Б. А. ВоронцовВельминов. Очерки о вселенной).

15. Модель «по поводу + родительный падеж»:

В обществе по поводу этого известия возникла маленькая суета (Н.

Лесков. Сиборяне).

16. Модель «в результате + родительный падеж»:

В результате сильных дождей реки вышли из берегов (Аргументы и факты №24 2002).

В результате движения Североамериканской плиты начнут усиленно таять ледники (Аргументы и факты №31 2001).

Необходимо отметить, что синтаксические особенности детерминантных конструкций на уровне простого предложения всецело зависят от их структуры и средств связи. Основным средством оформления причинно-следственных отношений на уровне простого предложения являются предлоги, причем удельный вес производных предлогов растет с нарастанием степени осложнения предложения.