«РОССИЯ И ЯПОНИЯ: ОТ КОНТАКТОВ К ВЗАИМОДЕЙСТВИЮ ...»

Федеральное Государственное Бюджетное Образовательное Учреждение

Высшего Профессионального Образования

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

(СПбГУ)

На правах рукописи

Афанасьева Людмила Владимировна

РОССИЯ И ЯПОНИЯ: ОТ КОНТАКТОВ К ВЗАИМОДЕЙСТВИЮ

Специальность 24.00.01 – теория и история культуры Диссертация на соискание ученой степени кандидата культурологии

Научный руководитель:

доктор культурологии, А. М. Алексеев-Апраксин Санкт-Петербург – 2014 Содержание Введение……………………………………………………………………..….

ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ КУЛЬТУРНЫХ КОНТАКТОВ МЕЖДУ

РОССИЕЙ И ЯПОНИЕЙ ………………………………………………….. 1.1. Политико-экономические основания российско-японских отношений…… 1.2. Научный и литературно-художественный обмен …………………........ 1.3. Взаимодействие религиозных институтов……………………………....

ГЛАВА 2. РОССИЙСКО-ЯПОНСКИЕ КУЛЬТУРНЫЕ

ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ В СОВРЕМЕННОСТИ……………………….….. 2.1. Состояние политических и экономических связей …………………..... 2.2. Взаимодействие в сфере массовой культуры…………………...………. 2.3. Диалог, заимствование и синтез в сфере искусства…………………... 2.4. Формы мировоззренческого обмена…………………………..……….. Заключение.………………………………………………………………….. Библиография..…………………………………...………………………..... Список опубликованных работ автора………..…………………………

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность исследования обусловлена исторически сложившимся интересом народов России и Японии друг к другу. Взаимной притягательностью несовпадений культурных практик и способов осмысления мира, которые сформировались в соседствующих культурных пространствах. Кроме того, изменения, происходящие в культуре России (в последние четверть века) требуют рассмотрения проблематики контактов с Японией в новой историко-культурной перспективе. Это вызвано, вопервых, переходом России от одной исторической парадигмы и социокультурного уклада к другой, что во многом изменило характер связей между странами, а также привело к рождению новых культурных феноменов. Во-вторых, формированием новых научных подходов к изучению проблем межкультурных контактов. В-третьих, появлением новых данных, документов и источников. Эти важные обстоятельства сегодня позволяют осуществить реконструкцию истории, выявить специфику взаимодействия культур разных по типу, переосмыслить историческую динамику развития межкультурных отношений, по-новому интерпретировать судьбы русских диаспор за рубежом.

В связи с развитием информационных технологий и увеличением глобальных миграционных процессов (пространственных и символических путешествий) актуализируются вопросы самосознания культур и их идентификации. Это открывает возможности для компаративного сравнения и адаптации достижений одной культуры в условиях другой. В отношении русско-японских связей – проблемы недостаточно изученные и раскрытые. Общественное внимание, сосредоточенное на решении спорных политических вопросов между странами, обращает нас к истокам их возникновения, побуждает рассматривать отношения между странами в разных областях, чтобы найти то, что способствовало бы плодотворному взаимодействию в настоящем.

Современная ситуация активного развития взаимодействий между Россией и Японией в культурной жизни отчасти ранжируется нерешенными политическими проблемами (вносящими неопределенность во многие сферы межкультурных отношений). Это обстоятельство свидетельствует о неоднозначного исторического опыта контактов между Россией и Японией;

осуществления анализа перспектив культурных конвенций и взаимно обогащающего сотрудничества; изучения оснований, практик и разумных пределов синтеза (протекающих в режиме глобальной культурной деструкции и экономической абсорбции).

Степень разработанности темы. Исследование проблем культурных взаимоотношения, берет свое начало в трудах западных этнологов и антропологов таких, как Ф. Ратцель, Л. Фробениус, А. Редклиф-Браун и др.

В своих работах они описывают культурные различия между народами, посредством реконструкции истории их развития, миграций и взаимодействий. Проблемами аккультурации занимался У. Бидни, законы культурных механизмов исследовали Л. Уайт, Б. Малиновский, вопросы взаимодействия культур и этносов изучались С. А. Арутюновым, Ю. В. Бромлеем, С. А. Токаревым.

А. М. Алексеева-Апраксина, A. И. Арнольдова, А. Я. Гуревича, Л. М.

Демина, Б. С. Ерасова, С. Н. Еремина, С. Н. Иконниковой, М. С. Кагана, Г.

С. Кнабе, Н. И. Конрада, С. Г. Ларченко, C. B. Лурье, А. В. Осадчего.

В. М. Константинова (им переведены две рукописи о потерпевших кораблекрушение японских моряках, побывавших в России), Э. Я. Файнберг, Л. М. Ермаковой, Ю. А. Жукова, Л. Н. Кутакова, К. Е. Черевко, Накамура Синтаро, В. Г. Гузанова, В. В. Кожевникова, А. Ю. Плотникова, А. А. Басова, А. П. Кузнецова, И. В. Шалиной.

История и развитие русско-японских отношений XX – начала XXI веков отражены в исследованиях И. А. Латышева, В. Э. Молодякова, О. Д. Базарова, В. Н. Елизарьева, В. Н. Еремина, А. В. Иванова, Е. Л. Катасоновой, В. В. Кожевникова, А. А. Кошкина, Ю. Д. Кузнецова, В. В. Кузьминкова, Л. Н. Кутакова, А. А. Мякотина, Д. Б. Павлова, А. Н. Панова, Ю. С. Пестушко, И. А. Сенченко, Б. Н. Славинского, Е. А. Сысоевой, Б. И. Ткаченко, Я. А. Шулатова, Х. Т. Эйдуса, Фудзимото Вакио, Хакамада Сигэки, Инаба Чихару. Экономические русско-японские связи рассматривались такими авторами, как Н. А. Алепко, А. Д. Горохов, А. А. Караиванов, А. И. Кравцевич, М. И. Крупянко, В. Б. Спандарьян, Н. И.

Фокин, Ю. М. Черевко.

Исследованиями в области истории Русской православной Церкви в Японии занимались Д. М. Позднеев, Л. В. Зенина, А. Н. Хохлов, протоирей А. Тыщук, К. И. Логачев, Л. Н. Логачева, Г. Е. Бесстремянная, А. М. Боголюбов, Э. Б. Саблина, Н. А. Суханова, Наганава Мицуо, Накамура Кэнноскэ, Ёсикадзу Накамура.

Много работ посвящено присутствию русских в Японии. Вопросам русской эмиграции в Японии посвящены исследования Г. Д. Ивановой, П. Э.

Подалко, А. А. Хисамутдинова, Г. Ш. Чхартишвили, Кадзухико Савада, Юка Курата. Кроме того, тема японской иммиграции в России представлена в работах Б. С. Белоус, З. Ф. Моргун, Тамура Айка.

В ряде исследований многогранно раскрываются вопросы формирования образа Японии в России и России в Японии, среди них работы К. Беляевой, П. Ф. Воробьевой, А. А. Исаева, В.Э.Молодякова, А. Е.

Куланова, Л. В. Жилиной, А. С. Ложкиной, С. Б. Маркарьян, Ю. Д.

Михайловой, Е. А. Торчинова, Д. В. Петрова, А. А. Поповой, А. И.

Штейнгауз, Вада Харуки, Ёсикадзу Накамура, Игауэ Нахо, Наоко Симацу, Savelli Dany.

Т. П. Григорьева, Л. Д. Гришелева, Т. М. Гуревич, М. Ю. Дубровская (музыка), В. В. Овчинников, Г. Ш. Чхартишвили, А. А. Долин, Е. Л. Катасонова, М. Н. Корнилов (психологич.особенности), А. Н. Мещеряков, Д. Г. Масленниковой, О. О. Розенберг, И. Д. Ладанов, А. А. Накорчевский, С. Б. Маркарьян, Э. В. Молодякова, В. А. Пронников, Е. Л. Скворцова, А. Ю. Синицын, Т. Н. Снитко, Н. И. Чегодарь, Иэнага Сабуро, Осаму Икэно, Р. Д. Льюис, О. Берк, Роджер Дж. Дэвис.

Над изучением художественных традиций японской культуры работали Н. Г. Анарина, С. А. Баева, А. Е. Глускина, Т. П. Григорьева, М. Б.

Ефимов, Н. А. Каневская, Н. И. Конрад, Л. Д. Гришелева, А. С. Коломиец, В. В. Логунова, А. И. Мамонов, Н. С. Николаева, Б. В. Поспелов, А. М. Сулейменова, Н. А. Виноградова, А. А. Долин, М. В. Успенский, Н. И. Фельдман, Н. И. Чегодарь, Р. Н. Юренев, Ая Марути, Ивасаки Акира, Сато Киоко, Сато Тадао.

Взаимодействие и взаимовлияние русской и японской культур освещены в работах К. М. Азадовского, Е. М. Дьяконовой, Р. Г. Карлиной, Кима Рёхо, Накамура Кэнноскэ, Savelli Dany, Brigitte Koyama-Richard (литература); П. П. Клейна, (массовая культура, повседневная жизнь); Н. Д.

Коньшиной (литература, живопись); М. К. Есиповой, Э. Б. Саблиной, И.

Тарасовой, Мория Риса, О. Ивата (балет); Кумадзава Аяко, К. Сиракура (музыка); Л. Д. Гришелевой, И. П. Кожевниковой, Н. А. Коноваловой, Н. Д.

Коньшиной, И. Ю. Ивановой, М. Поповой, Е. С. Штейнер, Уэно Р., К. Хатта (искусство); Н. И. Горбунова, Ю. Стоногиной, Kitamura Yukiko, Savelli Dany, J. Thomas Rimer, (культурная взаимосвязь); П. С. Тумаркина (межкультурная коммуникация); а также Т. И. Корчагиной, Е. Е.

Малининой, Т. А. Юрковой, Такаси Фудзинума. Сравнительному изучению русской и японской культур посвящены работы Ф. Е. Василюка, В. В.

Сидоровой (особенности процессов сознания), О. Ю. Биричевской (сравнительный анализ массовой культуры).

диссертационном исследовании задачи, сделать выводы, высказать свои суждения по поставленной проблеме. Богатый материал дает возможность выявить положительные и отрицательные моменты взаимодействия России и Японии.

Работа опирается также на статистические данные присутствия русских в России и динамики их изменения в зависимости от различных этапов государственного взаимодействия. Несмотря на большой объем исследований посвященных тем или иным аспектам истории взаимодействия культур Японии и России, проблемам филологии и страноведения, приходиться констатировать, что обобщающих культурологических трудов по взаимодействию культур России и Японии сегодня нет. Предлагаемое исследование призвано, в определенной степени, заполнить указанную лакуну, в чем и заключается его основная научная новизна.

Объект исследования: взаимодействие культур.

Предмет исследования: отношения России и Японии.

Цель исследования: выявить и осмыслить культурно-исторические условия, культурные формы, а также специфику культурных контактов между Россией и Японией.

В соответствии с намеченной целью, были поставлены следующие задачи:

Выявить политико-экономические основания отношений между Россией и Японией Проследить историю взаимодействий религиозных институтов Обосновать предположение о динамике развития русско-японских культурных связей Исследовать формы научного и литературно-художественного обмена Обозначить современное состояние политических и экономикотехнологических связей России и Японии Рассмотреть эволюцию форм взаимных рецепций в повседневной и массовой культуре Выявить перспективы взаимодействия культур Источниковедческая база. Для реконструкции истории русскояпонских отношений привлекались законодательные документы и акты, справочные издания, нарративные источники, памятники культуры, статистические данные. К работе над диссертацией привлекался сборник договоров и документов по истории международных отношений на Дальнем Востоке (1842 1925), сборник документов по истории территориального размежевания между Россией и Японией, дневники Архиепископа Николая Японского, дневники, очерки И. А. Гончарова, обозрение Венюкова М., отчеты графа Путянина, записки В. М. Головнина, Н. П. Резанова, путевые заметки В. Махова, П. И. Рикорда, К. Н. Пасьета, отчеты Васкевича П. Ю. и др. Кроме того, автор обращался к таким литературным источникам, как Библиография Японии в 3 томах: 1.

Литература, изданная в России с 1734 по 1917 г.; 2. Литература, изданная в Советском Союзе на русском языке с 1917 по 1958 г.; 3. Литература, изданная в Советском Союзе на русском языке с 1959 по 1973 г.

В исследовании литературно-художественного обмена автор обращался к произведениям изобразительного искусства, театра, литературы, кинематографа, а также к работам эпистолярного жанра. В качестве источников автором привлекались: библиографии, фотоматериалы, гравюры, живописные произведения, а также альбомы и афиши из собраний Центрального военно-морского музея, Восточного отдела Эрмитажа.

Ценными источниками для изучения межкультурных контактов послужили введенные в научный оборот (А. Л. Анисимовым Л. В. Зениным, А. П. Кузнецовым, И. А. Сенченко, Н. Я. Троицкой, Э. Я. Файнбергом К. Юка и др.) материалы фондов Центрального государственного архива военно-морского флота, Российского государственного исторического архива, Института восточных рукописей РАН, Архива внешней политики Российской империи, Российского государственного исторического архива Дальнего Востока, Архива Кафедрального собора Воскресения Христова в Токио. Фонды отечественных и японских библиотек, хранящих ценные архивные материалы и периодику (исследовались газеты «Иокохама Боэки Синпо» и «Дзи Дзи Симпо»). В работе над диссертацией также использовались историко-аналитические работы В. Н. Горегляда, Н. Исии, Т. Кадзухико, Ю. Курата, С. Накамура, Э. Я. Файнберга, А. Н. Хохлова, К. Е. Черевко, W. Amidon, G. A. Lensen Источниками по теории культуры служили труды С. С. Аверинцева, М. М. Бахтина, В. С. Библера, Л. Н. Гумилева, А. Я. Гуревича, М. С. Кагана, Ю. М. Лотмана, Е. А. Торчинова, Г. С. Померанца, Е. Г. Соколова, А. Я. Флиера. На исследовательские подходы оказали влияние работы Р. Бенедикт, Ф. Боас, И. Гердер, Х. Ортега-и-Гассет, Г. Зиммель, М. МакЛюэн, Б. Малиновский, Э. Фром, М. Элиаде. Источником по методологии компаративных исследований послужили работы А. М. АлексееваАпраксина, Т. П. Григорьевой, Е. В. Завадской, А. С. Колесникова, Н. И. Конрада, М. Е. Кравцовой, Д. Мацумото.

Методологическая основа. Диссертация базируется на подходах междисциплинарного культурологического исследования. В основу работы положен принцип историзма, что позволило проанализировать и представить предпосылки, процесс возникновения и этапы развития межкультурных отношений. Компаративистская методология применялась для обнаружения различий и точек соприкосновения рассматриваемых культур; лингвистический и семиотический исследовательские ракурсы позволили выявить трудности в сближении культур, психологический подход способствовал пониманию субъективных механизмов поведения и деятельности носителей конкретной культуры, их индивидуальных и личностных качеств. Системный подход к теме позволил реконструировать панораму культурно-исторического процесса; вскрыть его механизмы и циклические закономерности; объяснить волнообразный характер развития интереса к изучению русской культуры в Японии и японской в России на разных этапах исторического развития.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту:

На протяжении рассматриваемого в диссертации исторического периода политические и экономические отношения определяли характер и направления развития всех сфер межкультурных контактов;

Во взаимодействии религиозных институтов основным препятствием выступало и продолжает выступать несовпадение семантических полей и культурных кодов, что приводит к затруднению во взаимопонимании между представителями разных культур и порождает полиативы при попытке постижения и адаптации Иного;

В ходе взаимного освоения художественных культур литература служила усложнению представлений о мире; музыка и театр – расширению диапазона культурных практик рекреации и самоактуализации;

изобразительное искусство, мультипликация и кинематограф – обновлению культурных форм и выявлению зон сближения между культурами В настоящее время взаимовлияние в повседневной и массовой культуре происходит в пространстве включенности обеих культур в процессы инокультурного опыта В отсутствие мирного договора, отношения между Россией и Японией правительствами российско-японским планом по укреплению и развитию межкультурных связей, а также благодаря активности и энтузиазму японских культурных центров и японско-российских обществ.

Перспективы русско-японских культурных отношений открываются в расширении спектра деятельности уже существующих и создании новых межкультурных объединений, как в Японии, так и в России.

Научная новизна исследования:

в исследовании русско-японских отношений применен комплексный культурологический подход осуществлена интегральная реконструкция истории контактов и взаимодействий между Россией и Японией включений Японии в культуру России и России в культуру Японию институциональном, морфологическом и содержательно-смысловом аспектах выявлены основные тенденции развития межкультурного диалога на современном этапе Теоретическая и практическая значимость работы. Теоретическая значимость проведенного исследования определяется его вкладом в изучение русско-японских культурных связей. Представленный материал и полученные в ходе его анализа обобщения позволяют глубже понять межкультурные отношения в культурно-историческом контексте.

Материалы исследования могут быть использованы для дальнейшего изучения отношений между Россией и Японией. Выводы исследования способствуют целостному пониманию изменений в культуре и выявлению вызывающих их факторов.

Результаты данного исследования могут быть использованы при подготовке общих и специальных курсов по истории культуры, по культуре России и Японии, истории русско-японских отношений, в учебных курсах по компаративистике и политологии. Работа также представляет прикладной интерес для специалистов в туристической сфере и кураторов проектов межкультурного обмена.

Апробация результатов исследования. Материалы исследования были использованы на научно-практических конференциях: «Диалог культур – 2006: Болонский процесс, язык, культура, бизнес», СПб., 2006;

«Средства массовой информации в современном мире», СПб., 2006, «W(EST) – E(AST): Синтез нашего времени», проходившей в рамках Дней Петербургской Философии (Санкт-Петербургский Дом Национальностей, 22 ноября 2013 г.), а также в форме лекций по истории взаимоотношений русской и японской культур в рамках факультативного курса «Японский язык для начинающих», организованного в гимназии № 446 Колпинского района Санкт-Петербурга.

ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ КУЛЬТУРНЫХ КОНТАКТОВ

МЕЖДУ РОССИЕЙ И ЯПОНИЕЙ

Первая глава исследования посвящена реконструкции исторического пути развития отношений между странами, выявлению динамики и режимов контактов между странами, а также анализу основных этапов и направлений межкультурного взаимодействия. Внимание уделяется политико-экономическим основаниям российско-японских отношений, социальному аспекту, формам взаимодействия в области художественной культуры, а также проблемам контактов в религиозной сфере, возможностям и ограничениям мировоззренческого обмена.

1.1. Политико-экономические основания российско-японских отношений.

В данном параграфе выделяются и характеризуются этапы политикоэкономической истории, той прагматической основы, которая обуславливает специфику других сфер межкультурных взаимодействий.

Исследуя отношения русской и японской культур в данной сфере, мы выделяем географический, экономический, исторический и политический факторы, которые в совокупности создали основу взаимодействий между нашими культурами. Таким образом, предпосылки развития русскояпонских отношений мы связываем с формированием русского государства и развитием дальневосточного тихоокеанского региона.

Как известно, внешняя политика Российского государства была направлена на обеспечение внешней безопасности, а также на поиск новых природных ресурсов и торговых партнеров. Это обосновывает ее историческое развитие в южном направлении (к Каспийскому морю) и на Восток, к богатым пушниной и морским зверем местам. Как известно, встрече русской и японской культур предшествовала история включения в состав России обширных территорий, в том числе Западной и Восточной Сибири, Дальнего Востока, Аляски, а также Алеутских островов, прилегающих к побережью Северной Америки.

подталкиваемой мифами и слухами о далеких богатых краях, и поддержке государства, казаки, служилые люди осваивали южные и строительством острогов. В результате этого возникали русские военноадминистративные центры и места торгового обмена, которые со временем превратились в крупные города.

Тобольск, Якутск, Иркутск, Охотск, Нерчинск, Албазинский острог в сосредоточения и отправления дальневосточных экспедиций. В этих административных центрах оформлялись приказы, изготовлялись карты, информация, которую доставляли царскому правительству.

Первым свидетельством о Японии в русской печатной книге «Космографии 1670 г.». В качестве источника сведений о стране было использовано описание Петра Монтануса из книги Марко Поло о его путешествии в Китай. Данные из «Космографии» вызвали интерес у русского правительства, и переводчику посольского приказа Николаю Гавриловичу Спафарию, прибывшему в 1675 г. в Пекин с дипломатической миссией, дано было задание представить описание Японии. Н. Г. Спафарий составил большой труд 1, в котором отдельную главу посвятил «Описанию славного и великого острова Японского и что при нем обретается». Для Спафарий Н. Г. Описания первые части вселенные, именуемой Азией, в ней же состоит Китайское государство с прочими его городы и провинции. Казань, описания географического положения Японии он пользовался картами, как китайскими, так и иезуитскими.

Среди первых упоминаний о японцах связанных с завоеванием Камчатки казаком-землепроходцем Владимиром Васильевичем Атласовым следует назвать донесение Петру Великому. В нем В. В. Атласов упоминет о японце Дэмбее, выброшенном на берег с японского судна и оставленного Атласовым в одном из городов Дальнего Востока. Петр I повелел сибирскому приказу собрать о Японии самые подробные сведения и привезти Дэмбэя в село Преображенское. Встреча Петра I и Дэмбэя состоялась в 1703 году.

Одним из самых важных открытий этого времени был выход к Тихоокеанским водам, что имело для Российского государства большое экономическое и политическое значение. В XVIII веке правительство отправляет научные экспедиции с целью описания и исследования тихоокеанского побережья и Курильских островов. Освоение Курильских островов, начатое в 1711 – 1713 годах казаками атамана Д. К. Анциферова и есаула И. П. Козаревского, по указу Петра I было продолжено исследованием этих территорий геодезистами И. М. Евреиновым и Ф. Ф. Лужиным.

В 1738 и 1739 годах экспедиции М. П. Шпанберга удалось завершить открытие Курильских островов, установить независимость ЮжноКурильских островов от Японии и, таким образом, открыть морской путь в Японию с севера. Курильское население постепенно при движении сборщиков ясака с севера на юг приводилось в русское подданство. На всех картах XVIII века Курильские острова наносились с русскими названиями.

Исследователи отмечают пребывание на Курильских островах во второй половине XVIII века старшины Николая Сторожева (1750 – 1755), экспедиции казачьего сотника Ивана Черного (1766 – 1769), иркутского дворянина И. М. Антипина (1775), команды М. Петушкова, Д. Я. Шабалина (1777, 1778, 1783 – 1785), Г. И. Шелихова (1783 – 1787– побывал дважды), А. Э. Лаксмана (1793), переселенцев под руководством иркутского мещанина В. К. Звездочетова (1795).

Приобретение русскими сибирских и дальневосточных земель историки связывают с тем, что они встретили на своем пути племена, стоявшие на более низком уровне социально-политического развития, народы, у которых не было государственности. На Курильских островах экспедиции также встретили никому не подчиняющиеся племена, поэтому освоение и закрепление за Российским государством Курильских островов и далее открываемых новых земель предполагалось так же, как и территорий Сибири и Дальнего Востока – по принципу «территориальных приобретений» Нового времени, то есть установлением «не принадлежности» земли другому государству, а затем заселением новой территории и хозяйственной деятельностью на ней. Так как России было известно, что японцы находятся под управлением «царя», от российского правительства следовали указания налаживания контактов с ним, имея целью установление торговых отношений.

В 1791 году Екатериной II был издан специальный указ «Об установлении торговых отношений с Японией», а в 1792 году была отправлена в Японию дипломатическая экспедиция под руководством Адама Лаксмана. А. Э. Лаксман доставил на родину трех японцев (Кодаю, Коити и Исокити), потерпевших кораблекрушение у Алеутских островов, предпринял попытку установить торговые связи с Японией и заявить о правах России на Южные Курильские острова. В результате переговоров А.

Э. Лаксман получил лицензию сёгуна на разрешение посещения им гавани Нагасаки. Лицензия сёгуна, привезенная Адамом Лаксманом, послужила в XIX веке: на ней основывались посольства Н. П. Резанова и Е. В. Путятина.

После возвращения экспедиции было принято решение начать заселение Курил на юге. Г. И. Шелихов, основавший первое поселение в Русской Америке, признавал целесообразным использовать близость Курильских островов к Японии для развития с нею торговых отношений.

По его предложению стали заселять некоторые Курильские острова земледельцами, а на острове Уруп создали факторию. «Шелиховская колония» на Курилах, как ее тогда называли, должна была стать базой для торговли с Японией. С 1795 года начинается заселение русскими южных Курильских островов, им предписывалось поддерживать мирные отношения с айнами и использовать их в качестве посредников в торговле с японцами.

В 1799 году была создана Российско-Американская компания, которая должна была не только освоить земли Северной Америки, но и развивать доходные промыслы Дальнего Востока. Эта компания организовывала морские экспедиции, пытаясь вести торговлю с Японией.

Острова Курильского архипелага можно рассматривать центром встречи двух культур. Айны, населявшие Курильские острова, были приняты «под высочайшее покровительство» России. Поскольку «в ходе своих исследований русские первооткрыватели считали остров Эдзо (Хоккайдо) одним из Курильских островов и числили его под последним XXII номером», вероятно, предполагалось и его освоение, что вызвало почувствовавшее угрозу аннексии территорий, которые японцы считали своей. В то же время, следует отметить, что с одной стороны, в Японии в эпоху сёгунов Токугава существовало весьма смутное представление о северных рубежах своей страны. Феодальные власти сёгуната считали, что они являются полновластными хозяевами вообще всего севера, поэтому появление иностранцев на севере вызвало большое беспокойство. В XVIII веке в Японии появился даже специальный термин «синряку», когда речь шла о продвижении русских на Восток. С другой стороны, информация о других странах, проникавшая в Японию, часто содержала в себе идею нападения России на Японию. Поскольку в логике осуществлявшихся в те времена географических открытий и развитием «колониальной» политики сильных держав на карту мира наносились все новые и новые земли, а конкуренция за обладание той или иной экономически выгодной территорией росла. Активно проявлялась деятельность таких торговопромысловых компаний как английская Гудзонбайская (Компания Гудзонова залива), американская Астора и голландская Ост-Индская2.

В целом придерживаясь изоляционной политики (1641 – 1853) правительство Японии допускало ведение торговли лишь с китайцами и голландцами, через которых Япония узнавала информацию о внешнем мире.

Как отмечают исследователи, сведения, поступавшие в «закрытую» страну через голландцев, соответствовали интересам голландского правительства, которое боялось потерять монополию на право торговать с Японией.

В конце XVIII-го века японское правительство получило письмо, которое содержало ложную информацию о готовящемся со стороны России Бенёвским (Бениовским). В 1767 году он участвовал в движении за независимость Польши, сражался против русских войск, попал в плен к казакам, после чего был сослан на Камчатку. Оттуда он бежал на корабле в Европу через Японию. Остановившись в Осима, Бенёвский передал письмо японским властям через директора голландской фактории капитана Фейта.

С этого момента японские власти начали проявлять больший интерес к России и стали собирать сведения о ней через голландцев. Так, появился перевод некоторых глав книги «Прошлое и нынешнее состояние Русской или Московской империи, включая подробную историю России и других Плотников А.Ю. Русская дальневосточная граница в XVIII – первой половине XX века: Двести пятьдесят лет движения России на Восток. – М.: КомКнига, 2007. С. 38.

княжеств». Затем были выпущены работы Кудо Хэйскэ «Сообщения об изучении рыжих айну» или «Размышление о красноволосых эдзо»

(«Акаэдзо фусэцуко») и Хаяси Сихэй «Военные беседы для морской страны» («Кайкоку хэйдан»). В 1792 году после возвращения из России в Японию Дайкокуя Кодаю и Исокити, моряков, потерпевших кораблекрушение и пробывших в России несколько лет, историк Кацурагава Хосю написал книгу «Краткие вести о скитаниях в северных водах» («Хокуса Монряку»). К концу XVIII-го века у японцев сложилось противоречивое мнения о России: как о стране, заинтересованной только в торговле, и как о стране, несущей опасность.

Хотя японские рыбаки уже имели опыт соприкосновения с айнами, поскольку время от времени они вели торговлю на южных Курилах и южном Сахалине, эти земли Японией не были исследованы. Первая официальная экспедиция для исследования «северных ворот Японской империи» была организована японцами только в 1785 году. В 80 – 90-х годах XVIII века власти княжества Мацумаэ и центрального правительства (бакуфу) начали проводить политику вытеснения русских с Южных Курил, поскольку считали их своей территорией. В Хакодате была учреждена специальная канцелярия, где вырабатывались «принципы колонизации Курильских островов и просвещения их жителей».

Японские чиновники, прибывшие на Кунашир, Уруп и на Итуруп запрещали айнам торговать с русскими. В бухте Оито был построен дом под рыбо-промысловую контору. Кресты и стеллы, установленные в подтверждение принадлежности Итурупа Российской империи, были уничтожены. Взамен же установили столбы с надписью «Итуруп – владение великой Японии». «В 1801 году японские чиновники прибыли на остров Уруп, который попытались объявить владением своего государства.

Игнорируя пребывание на нем русских колонистов во главе со Звездочетовым, они установили столб с надписью «Остров, подчиненный великой Японии, пока существует небо и земля».

В 1802 году правление Российско-Американской компании организовало кругосветное плавание по проекту И. Ф. Крузенштерна. В числе выгод плавания было упомянуто и обустройство Курильских островов, где предполагалось основать порт и верфь, а также «положить начало торговли с Японией». Выполнение этой миссии было возложено на одного из учредителей и главного уполномоченного РоссийскоАмериканской компании Н. П. Резанова. Переговоры не дали нужного результата. Более того, Н. П. Резанову было категорически отказано в торговых отношениях и запрещено русским кораблям заходить в японские воды.

Вернувшись на Камчатку, Н. П. Резанов послал в 1806 и 1807 годах находившихся на службе Российско-Американской компании офицеров Н.

А. Хвостова и Г. И. Давыдова на кораблях «Юнона» и «Авось»

ликвидировать японские рыбо-промысловые фактории на Сахалине и на юге Курильских островов, освободить айнов от японской эксплуатации и убедить их в защите русского царя. Тем самым Н. П. Резанов нарушил данные ему канцлером Н. П. Румянцевым инструкции, в которых предписывалось осторожное отношение с японцами.

В 1811 году японцы отомстили русским, взяв в плен капитана В. М. Головнина на острове Кунашир. После возвращения из плена в году он издал дневник «Записки Василия Михайловича Головнина в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 гг. с приобщением замечаний его о японском государстве и народе». В 1830 – 1840-х годах Южные Курилы фигурируют уже как ближайшие к русским владениям японские земли, куда направлялись российские суда в попытках установить торговые и дипломатические отношения с Японией.

Известие о направлении США эскадры Перри ускорило решение правительства Николая I возобновить попытки установления связей с Японией. В 1852 г. была отправлена экспедиция во главе с вице-адмиралом и генерал-адъютантом Е. В. Путятиным, результатом которой явилось заключение первого русско-японского договора «Трактата о торговле и границах» (Симодский трактат), подписанного 26 января (7 февраля) 1855 г.

в г. Симода. На основе Симодского трактата и Договора 1858 года о торговле и мореплавании в Японии были образованы российские консульства и посольство. В нем, в частности, говорилось: «Российское правительство назначит консула в один из двух упомянутых портов – Хакодате или Симода. Русские консулы будут назначены с 1856 года.

Места и дома для консульства будут определены Японским правительством, русские живут в них по своим обычаям и законам».

Установление русско-японских дипломатических отношений выпало на время кардинальных исторически важных изменений, как в России, так и в Японии. В России достигал своей кульминации внутригосударственный кризис, следствием чего явилась реформа 1861 года с отменой крепостного права, а в Японии – распад феодальной империи и сёгуната, вызванное экономическим и финансовым крахом центрального правительства, с одной стороны, и внешнеполитической обстановкой, повлиявшей на прекращение двухвековой изоляции Японии, с другой стороны. Реформы, проводимые в обеих странах, открывали пути для развития взаимовыгодных отношений.

Первые русско-японские дипломатические контакты способствовали открытию дипломатических центров, что явилось основой для последующего взаимодействия культур. В задачи русских дипломатических центров входило установление торговых отношений, обустройство территорий, вопросы аренды земли, строительство зданий консульств, православных церквей, школ, магазинов, выдача виз японским рыбакам, отправляющимся на концессионный промысел к побережьям Камчатки, а также помощь и поддержка соотечественникам, проведение культурных мероприятий.

К концу XIX века – началу XX века русские консульства размещаются в следующих городах Японии: Хакодате, Нагасаки 3, Иокогама, Токио, Кобе, Цуруга, Отару. Первое российское консульство, открытое в г.

Хакодате в 1858 году, работало под руководством И. А. Гошкевича. При нем была построена первая православная церковь. Первым официальным консулом в г. Нагасаки в 1876 году стал дипломат А. Э. Оларовский, после которого работали Рюмин, В. Костылев, А. Гагарин. В. Костылев оставил ценное литературное наследие – исторический научный труд «Очерк истории Японии». Основным японистическим трудом В. Я. Костылева стал «Русско-японский словарь разговорного языка», изданный в СанктПетербурге в 1914 году. В предисловии к словарю В. Я. Костылев пишет:

«…война с Японией показала, как необходимы для нас словари японского языка, а после этой войны сношения с японцами увеличиваются с каждым годом, и русские из-за неимения своих словарей поставлены в крайне невыгодное положение по отношению к японцам, так как в сношениях с ними находятся в зависимости от тех японцев, которые владеют русским языком»4.

документации и разной корреспонденции, привезенной российскими судами, на месте старых строений консульства строились новые, принимались делегации самого высокого уровня, а с 1900 года был открыт сбор пожертвований для постройки православной церкви на территории консульства.

Консульство в Нагасаке официально работало с 1871 г. по 1925 г.; до 1871 г. «с 1866 года в Нагасаки работал почетным консулом (на неофициальных началах) М.Ф.Цивильков, с 1868 года должность нештатного консула исполнял А.Ф.Филлипеус; в 1945 г. здание консульства было разрушено». – См. сайт посольства РФ в Японии. – URL: http://www.russia-emb.jp/embassy/history/nagasaki.html Рыбин В.В. Школа петербургского японоведения (от Дэмбэя до учеников Н.И.Конрада) // К истории петербургской школы японской филологии. Сборник материалов / Сост. К.В.Головина, К.Н.Копылова, В.В.Рыбин. – СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. С. 19.

В г. Иокогама вели работу Е. К. Бюцов, К. Сиверс, в г. Цуруга – Н. Д. Федоров, Д. Д. Киселев, в г.Отару – А. Н. Васильев. В Токио в году была учреждена российская миссия во главе с К. В. Струве, затем представителями России в Японии были А. П. Давыдов, Д. Е. Шевич, М. А. Хитрово, барон Р. Р. Розен, А. П. Извольский, Ю. П. Бахметьев.

В 1908 году первым послом России был назначен гофмейстер императорского двора Н. А. Малевский-Малевич, которого сменил В. Н. Крупенский, а затем Д. И. Абрикосов. Русское посольство в Японии просуществовало дольше всех других учреждений царской России.

В России генеральное консульство Японии находилось в посту Корсаковском (1876 1905) (консул Японии Кузе), первым японским консульством во Владивостоке стало преобразованное в 1907 г. японское коммерческое агентство, в 1909 г. оно получило статус японского генерального консульства, вице-консульство Японии в городе Охе (1925 – 1944), генеральное консульство Японии в г. Александровске-Сахалинском (1925 – 1944).

В 60-х годах XIX века в г. Нагасаки (в р-не Инаса) образовывается русское поселение, которое впоследствии стали называть «русской деревней». В деревне русские моряки на период своего пребывания заключали с японскими девушками брачные контракты. Здесь возникали гостиницы для русских моряков, появлялись заведения русской кухни:

«Ресторан Кронштадт», «Ресторан Плевна». «В 1863 г. в г. Хакодате открылся первый в Японии русский ресторан при гостинице «Россия», основанный П. А. Алексеевым с женой, в 1886 г. – известный и поныне ресторан русской кухни «Готокэн». Такие рестораны, как «Волга», «Калинка», «Балалайка», «Рогожский» и многие другие пользуются популярностью до сих пор» (Аксенов). Объединения русских были и в Токио. Так, еще до революции была создана «Дзай-Нити Россия кё:кай»

(Ассоциация российских граждан в Японии) с послом В. Н. Крупенским в качестве почетного представителя.

гражданская война и установление нового политического строя вызвали эмиграционные движения российских граждан в другие страны, в том числе и Японию. Это стало еще одним этапом взаимодействия русской и японской культур. Исследователь П. Э. Подалко выделяет три этапа формирования русской диаспоры в Японии: 1) конец 1917 – первая половина 1923 года; 2) вторая половина 1923 года – конец 1930-х годов; 3) конец 1940-х – первая половина 1950-х годов5.

«Согласно статистическому отчету Министерства внутренних дел Японии и статистическому ежегоднику Японской империи, количество проживающих в Японии русских эмигрантов достигло апогея в году, когда в стране находилось 886 мужчин и 780 женщин, то есть человек эмигрантов и 15 человек советских граждан. Под термином «русские эмигранты» здесь подразумевались славяне, то есть украинцы, сербы, поляки, чехи, а также проживавшие в Российской империи румыны, евреи и татары» 6.

До сих пор представляет затруднение выявление динамики официальной регистрации во избежание возможных репрессий и высылки из страны» 7. Среди эмигрантов были люди разных сословий:

представители старой интеллигенции, аристократы, министры, военные, крестьяне, купцы и другие. В июле 1918 г. возникла «Нихон Рококудзин кё:кай» (Ассоциация русских в Японии)8.

П.Э.Подалко. Япония в судьбах россиян: Очерки истории царской дипломатии и российской диаспоры в Японии в конце XIX – начале XX века. – М., 2004. С.236.

Кадзухико Савада. Русский вклад // Родина. № 10, 2005. С. 124.

Подалко П.Э. Япония в судьбах россиян: Очерки истории царской дипломатии и российской диаспоры в Японии в конце XIX – начале XX века. – М.: Институт востоковедения РАН: Крафт+, 2004. С. 234.

Там же. С. 316.

Центры русских эмигрантов были сосредоточены на острове Хоккайдо 9, на острове Хонсю в городе Кобэ 10, Хиросиме 11, на острове Кюсю в городе Нагасаки, а также в Маньчжурии и на Южном Сахалине, которые находились в то время под управлением Японии. По словам доктора Е. Н. Аксёнова 12, до революции русские зарекомендовали себя в Японии как деловые, предприимчивые люди. В первую очередь это были сосредотачивались в городе Хакодатэ и других городах севера Японии.

Работали совместно с японцами. Первую волну эмиграции составили эмигранты из Владивостока, а «вторая волна», перемещалась с Сахалина.

каторжники и их потомки. В годы Гражданской войны они двигались на юг Сахалина, а оттуда – в Японию.

производством, открывали свои лавки и преуспевали в производстве, другие работали преподавателями, некоторые даже создавали школы.

Так в 1920-е годы русские торговцы способствовали распространению в Японии европейской одежды. «Мгновенно освоив портняжное мастерство, они неустанно ходили по частным домам, школам, конторам, обмеряли японцев и тут же раскраивали одежду, которую затем отдавали шить складывали в объемистые тюки и, закинув за спину, шли по уже не раз пройденным маршрутам, доставляя товар заказчикам. Кроме этого Согласно П. Э. Подалко, в 1924 году в городе Хакодатэ проживало 50 русских. В 1929 г. была создана организация Хоккайдского общества русских эмигрантов.

В 1916 году здесь проживало 62 русских, в 1918 году официально насчитывалось 52 российских подданных. В 1927 году было учреждено Общество русских эмигрантов города Кобэ, которое помогало соотечественникам, организовывало культурные мероприятия – См. Подалко П.Э. Япония в судьбах россиян: Очерки истории царской дипломатии и российской диаспоры в Японии в конце XIX – начале XX века. – М.: Институт востоковедения РАН: Крафт+, 2004. С. 233.

В Хиросиме в августе 1945 года и ее окрестностях проживало 9 русских эмигрантов. – См. Подалко П.Э.

Япония в судьбах россиян: Очерки истории царской дипломатии и российской диаспоры в Японии в конце XIX – начале XX века. – М., 2004.

Дунаев В. Доктор Аксенов: свидетель ушедшей эпохи / В. Дунаев // Япония сегодня. – 2005. – № 7. С. 20.

приходилось учить японцев не только тому, как носить новую для большинства из них одежду, но и умению шнуровать ботинки, завязывать галстук, прикреплять сменные воротники и манжеты запонками к сорочкам». Русские женщины в Японии занимались продажей Кавабата «Снежная страна» описывалась русская женщина, торгующая косметикой и украшениями для волос.

Одними из наиболее известных предпринимателей-эмигрантов стали Ф. Д. Морозов и М. Гончаров, которые занимались независимо экономического кризиса 1929 – 1931 годах им пришлось вступить в партнерские союзы с японскими промышленниками, но в итоге они потеряли свои фирмы. В дальнейшем Ф. Д. Морозов восстановил кондитерское производство под названием «Валентайн Компани», а затем его дело продолжил сын Ф. Д. Морозова – Валентин Федоровича 14.

М. Гончаров передал управление своей фирмой японскому партнеру и с семьей уехал из Японии. Нужно отметить, что такие производители как Н. Г. Анкудинов, П. Ильин, В. М. Наумов, не поселяясь в Японии, но вели торговлю через филиалы и представительства своих компаний 15.

В начале XX-го века в городе Нагасаки жили политические эмигранты, попавшие в Японию после поражения первой русской революции и в результате русско-японской войны. Социалисты издавали в Японии русскую газету под названием «Воля». Редактором -издателем ее был эсэр В. К. Кадецкий, а печатником – И. Н. Кириллов. Газета выходила с апреля 1906 года и продержалась несколько месяцев.

Там же. С. 20.

В настоящее время фирма Морозовых работает под названием «Космополитан». О Морозовых в Японии написана книга «Косумопоритан-моногатари» («Сказание о «Космополитан»). – См. Штейнер Е.С. Без Фудзиямы: японские образы и воображения. – М.: Наталис, 2005. С. Там же. С.247 – 248.

Русское консульство в Нагасаки было закрыто в 1925 г. В результате атомной бомбардировки города в 1945 году здание было разрушено.

восстановлен Токийский православный собор, разрушенный во время землетрясения 1923 года. В то же время в Кобе силами местного предпринимателя Крайнова (предоставившего участок земли), а также строительство) была построена православная церковь, сохранившаяся до наших дней. Проводились также сборы пожертвований инвалидам, ветеранам войн 16.

существовавших в Приморском крае и Восточной Сибири, было кёрюминкай) 17. У японцев был буддийский центр, они не создавали (как староверы в Японии) сеттльмента, организовывали парикмахерские, прачечные, фотоателье, ювелирные и часовые мастерские, шили одежду, столярничали, держали магазины и гостиницы. Их отличала хорошая организованность и строгая подконтрольность японскому консулу. Все они кёрюминкай» и, согласно его уставу, культивировали в себе дух культурному развитию. К началу второй мировой войны покинули Россию.

См. П. Э. Подалко. Япония в судьбах россиян: Очерки истории царской дипломатии и российской диаспоры в Японии в конце XIX – начале XX века. – М., 2004.

См. Моргун З. Ф. Японская диаспора во Владивостоке (страницы истории) / З. Ф. Моргун // Известия Восточного института Дальневосточного государственного университета. Владивосток: Изд-во Дальневосточного университета, 1996. – № 3. С. 90 – 108.

Следует сказать, что в связи с ухудшением в начале XX века русскояпонских отношений стали проявляться негативные настроения по националистов Утидой Рёхэй было организовано «Общество реки Амур»

(Кокурюкай). Живя долгое время в России и путешествуя по ней, Утида Рёхэй изучил русский язык и владел информацией, которая была востребована военными кругами Японии. Само название «Общество реки Амур» четко указывало, куда были направлены помыслы и действия его членов. Ими была создана одна из первых в Японии школ русского языка.

Морской агент Русин сообщал: «Назначение общества – знакомить японцев с восточно - азиатскими областями России и странами, находящимися под русским влиянием, с целью не упустить каких-либо выгод и побудить японцев на всевозможные прибыльные предприятия в этом районе. В действительности же указанная выше цель сводилась до сих пор к правильно организованному шпионству под видом различных изысканий или изучения условий дел торговых и промышленных предприятий, к ряду печатных изданий статей враждебных, ничем не обоснованных, по адресу России, с намерением восстановить и неприязненно настроить японцев против русских и всего русского.

апогея… изданием брошюры «Гибель России», стремившейся доказать, что Япония в случае столкновения с Россией имеет все шансы на успех и потому должна без промедления вызвать войну. Брошюра была написана в таких резких выражениях, что японское правительство, вообще крайне снисходительное к подобным образчикам гласности (в особенности по адресу России), сочло нужным запретить и конфисковать издание…» 18.

Молодяков В.Э. Россия и Япония: поверх барьеров. Неизвестные и забытые страницы российскояпонских отношений (1899–1929). – М., 2005. С. 64, 66.

С 1902 года в Токио действовало Японско-русское общество иного характера, его работа была направлена на развитие двусторонних отношений. В него входили известные политики, дипломаты, финансисты, аристократы, ученые. Благодаря добровольным пожертвованиям крупных капиталистов и общественных деятелей Японии, Общество выпускало журнал на японском и русском языках. Большую роль в развитии этого общества играл барон Гото Симпэй (1857–1929). Гото Симпэй проявил себя и в области образования, курируя в Японии организацию школ и курсов, где преподавали русский язык, русскую историю и литературу. С целью изучения России по его инициативе был создан Харбинский институт.

Следует отметить, что в 1926 году Японско-русское общество было переименовано в Японско-советское общество и просуществовало до года. «Это общество фактически было полуправительственным. Его президентом стал принц Канъин, председателем – Гото Симпэй, почетным председателем был избран советский полномочный представитель в Японии В. Л. Копп»19. После заключения Портсмутского мира Гото Симпэя назначили управляющим Маньчжурской железной дорогой. Гото видел в России «потенциального партнера в экономическом освоении Дальнего Востока и Маньчжурии и союзника в противостоянии экспансии других держав»20. Он считал, что «для обеспечения политической, экономической и военной безопасности Японии необходимо сочетать укрепление позиций на материке (прежде всего экономических, в силу ее зависимости от природных ресурсов Китая и Кореи) и сотрудничество с Россией на основе принципа раздела сфер влияния, чтобы предотвратить возможные конфликты в будущем… Именно в российско-японском согласии и партнерстве Гото видел гарантию политической стабильности в регионе, которая была необходимым условием его успешного освоения и развития.

Кузьмин М.С. Культурные связи между СССР и Японией // Народы Азии и Африки № 5. – М.: Наука, 1967. С. 133.

Там же. С. 87.

противостоять не только европейской, но и американской экспансии в возможностей»21.

Характеризуя второй этап межкультурных взаимодействий между Россией и Японией в целом, следует отметить, что именно в этот краткий исторический период и в довольно жестких формах (что обеспечило необходимую динамику и полноту контактов) происходило знакомство двух культур. На этом этапе проявились реальные достижения и трудноразрешимые проблемы во взаимном понимании в религиозной, научной и литературно-художественной сферах.

1.2. Научный и литературно-художественный обмен раскрывающие тематику и области взаимного влияния между Россией и Японией в гуманитарной научной сфере, литературе, музыке, живописи, театре.

С началом русско-японских контактов первыми центрами изучения японского языка и культуры в России становятся навигационноматематическая школа в Петербурге (1705 год), а также Японская школа при Академии наук

(с 1736 год). Первыми преподавателями в этих учебных заведениях были японские моряки, потерпевшие кораблекрушения у русских берегов, а также японцы, по воле случая оказавшиеся в России:

рыбаки, торговцы, купцы. Дэмбэй (в 1705 г.), Санима (с 1710г.), Содза и Гондза 22 (с 1736 г.) работали в Петербурге. В связи с отдаленностью СанктТам же. С. 88.

Гондза был первым преподавателем Японской школы, он составил несколько учебных пособий:

«японскую грамматику, введение в японский разговорный язык, разговорник, переведенный на японский язык с русского сочинения Я. А. Коменского «Видимый мир в картинках»», а также первый славянояпонский словарь, составленный при участии руководителя Японской школы А. И. Богданова, в словаре Петербурга от районов, где появлялись японцы, Японская школа при Академии наук была переведена в 1753 г. в Иркутск (в Иркутске начала работать с 1754 г.). Другая школа была основана примерно в 1747 г. в Якутске, в 1754 г. переведена в Илимск, а в 1761 г. объединена с Иркутской школой23. Здесь преподавал Андрей Татаринов, который составил русскояпонский рукописный словарь из 977 русских слов с приложениями японской азбуки каны и разговорник с бытовой лексикой. Последними преподавателями Иркутской школы были Синдзо (Николай Колотыгин) из группы японцев, потерпевших кораблекрушение в 1783 году и Судая Хёбэ (Пётр Киселёв), который был включён в миссию Резанова в качестве переводчика. Иркутская школа была закрыта в июне 1816 г.

Поводом же изучения русского языка в Японии стал приезд в (нынешнего Хоккайдо). С целью начать торговые отношения с Японией, он привез с собой и представил правительству официальные документы, написанные по-русски. В 1808 году сёгунское правительство предписало астроному и библиотекарю Кагаясу Такахаси изучить русский язык 24.

Кроме того, в 1810 году центральным правительством был командирован переводчик голландского языка Садзюро Баба в провинцию Мацумаэ, где жил Головнин, чтобы также учиться у него русскому языку. В результате этого Садзюро Баба составил два руководства по изучению русского языка:

«Орося гогаку сёосэй» («Начальный курс русского языка») и «Робумпоо кихан» («Русская грамматика»). Как отмечает Ясуги Садатоси, «в то время в изучении русского языка помогали японцам, кроме самих русских, представлены многие книжные слова и выражения; до 1985 г. сочинения Гондзы не были предметом научного анализа, в 1985 г. в Японии вышло первое издание словаря, осуществленное одним из ведущих современных японских компаративистов и исследователем русско-японских культурных связей проф.

Мураяма Ситиро, с участием Игэта Садаёси и Косимидзу Норико. – См. Алпатов В. М. Изучение японского языка в России и СССР, М., 1988. С. 7 9.

В школе было 7 учителей-японцев и 15 учеников. К началу же 70-х годов в школе осталось лишь ученика. Уровень их подготовки был низким.

Правительственное учреждение, где занимались изучением и преподаванием иностранных языков, находилось при астрономической обсерватории.

различные сборники русских слов, составлявшиеся со слов японских рыбаков, попадавших случайно на берега Сибири. Некоторые из этих рыбаков посылались местными властями в русские столицы, учились там говорить по-русски, знакомились с русской жизнью и затем отправлялись обратно на родину. Важнейшим из таких сборников является «Канкай ибун» («Очерки заморских стран»), в котором находится интересное описание жизни русских и их обычаев и довольно богатое собрание отдельных слов и выражений, записанных японской «кана». В 1835 году появился первый русско-японский словарь под названием «Россия дзисё»

(«Русский словарь»), составленный Санай Адати.

Последовательное научное освоение Россией Японии и Японией России началось с конца XIX века, в связи с выходом стран на новый этап политических взаимодействий. Первым центром научного изучения Японии становится Петербургский Университет, где преподавание японского языка велось с 1870 года. В начале XX века появляются еще два центра во Владивостоке и в Москве. В Японии основные учреждения, изучающие Россию, сосредотачиваются в городах Токио, Осака, Тенри, Харбине (в то время принадлежавший Японии).

Первым преподавателем с 1870 по 1874 годы в Петербургском университете был японец, состоящий на службе Азиатского департамента Татибана-но Косай (В. И. Яматов) 25. После В. Яматова в университете работали сотрудники японского посольства в Петербурге Ниси Токудзиро (преподавал на факультете до октября 1876 г.), Андо Кэнскэ (с 1881 года до конца 1884)26. С 1888 года изучение японского языка велось без перебоев.

25 февраля 1898 г. на восточном факультете была учреждена кафедра японского языка и японской словесности. На должность преподавателя был назначен японец Иосибуми Куроно (Иосиф Николаевич). Он был И. А. Гошкевич познакомился с ним в Японии и вместе приехал в Россию в 1856 г.

Андо Кэнскэ, ученик Православной Духовной семинарии Японии, систематизировал более 3,5 тыс. книг, подаренных университету японским принцем Арисугава Тарухито.

рекомендован восточному факультету японским посланником в Петербурге Ниси Токудзиро. За период преподавания (1888 – 1918 гг.) Иосибуми составил несколько учебных пособий 27. Среди учеников Куроно Иосибуми были Н. А. Невский и С. Г. Елисеев. Первым русским преподавателем японского языка в 1908 г. стал бывший консул в Японии В. Я. Костылев (1907 – 1908). После него кафедру занимали еще один дипломат – Г. И.

Доля (1909 – 1912) и по совместительству китаист А. И. Иванов (1912 – 1916).

В 1910 г. создается Восточная практическая академия. Многие студенты посещали занятия одновременно в университете и Практической академии, поскольку системы обучения там были различными. В университете велась традиционная филологическая подготовка, основное памятников, разговорный аспект даже не включался в выпускные экзамены.

В Практической академии главным было овладение практическим знанием живого языка.

В 1919 г. восточный факультет университета был закрыт, подготовка общественных наук. В 1920 г. был создан Петроградский институт живых языков (позднее – Ленинградский институт востоковедения им. А.

Енукидзе), в котором основное внимание уделялось практическому овладению современными языками. С 1922 г. японской кафедрой института заведовал Н. И. Конрад, работавший одновременно и в университете. В 1937 г. было воссоздано восточное отделение филологического факультета ЛГУ, после войны преобразованное в восточный факультет. К концу 30-х Он создал русско-японский разговорник «Русско-японские разговоры, с приложением японских пословиц, переведенных на русский язык, и некоторых русских пословиц с переводом на японский язык»

(1894 г.), «Японский алфавит с приложением складов и примеров» (1888 г.), «Введение в изучение японского языка» (1888 г.); «Военный русско-японский толмач и краткий систематический словарь: С применением японск. шрифта «катакана» и «иероглифов»» (1904 г.), при участии В. П. Панаева «Самоучитель японского языка» (1913 г.), «Японскую хрестоматию» (1898 г.). См. Алпатов В. М. История изучения японского языка в России и в СССР. – М., 1988.

годов преподавание всех восточных языков, в том числе и японского, вновь было сосредоточено в университете. Исследования в области языкознания в конце 40-х гг. велись в Ленинграде в Институте востоковедения АН СССР.

С 1950 г. было перенесено в Москву.

Восточный институт во Владивостоке был учрежден 21 октября г., где в 1900 г. была открыта японская кафедра. Преподавание в Институте было ориентировано на овладение разговорным языком и на хорошее знание изучаемой страны, ее реалий. Первый директор Восточного института Алексей Матвеевич Позднеев. В 1906 – 1910 гг. работал в практической академии. В советское время Позднеев преподавал в вузах Ленинграда и Москвы. Он был ученым-практиком и все его публикации по японскому языку имеют практическую направленность. Значительным вкладом Позднеева в японистику следует считать его японско-русский иероглифический словарь.

В дореволюционные годы занятия по японскому языку вели В. М. Мендрин, Н. П. Мацокин и другие, а также преподаватели-японцы:

З. А. Маэда, Мацуда Мамору, Каваками Хидэо. Регулярно издавались языкознанию». В 1920 г. Восточный институт был преобразован в восточный факультет Дальневосточного государственного университета.

С 1922 по 1925 гг. в Институте работал ученик А. М. Позднеева и Иосибуми Куроно Е. Г. Спальвин 28. С 1925 г. он был переводчиком полномочного представительства СССР в Японии. С 1931 г. до конца жизни Спальвин работал в советской администрации Китайско-Восточной железной дороги в Харбине. Е. Г. Спальвин сыграл большую роль в подготовке кадров японистов и по расширению советско-японских В России Спальвин разрабатывал учебные курсы, издавал хрестоматии, пособия по переводу, разговорники, введения в изучение письменности, используя зарубежные материалы.

культурных связей. В 1930 и в 1939 годах университет закрывался по политическим причинам. В 1943 году его переименуют во Владивостокский Дальневосточный государственный университет.

В Москве преподавание японского языка началось с 1922 г. в Московском институте востоковедения им. Н. Нариманова, где в течение нескольких лет кафедрой японского языка заведовал Н. И. Конрад, и работали Н. И. Фельдман, Е. Л. Наврон-Войтинская, С. Ф. Зарубин, М. С. Цын и другие. Институт закрылся в 1954 году, а преподавание восточных языков было переведено в МГИМО МИД СССР, где кафедру японского языка долгое время возглавляла Е. Л. Наврон-Войтинская.

В 1956 году при МГУ был создан Институт восточных языков (в настоящее время – Институт стран Азии и Африки), где преподавали А. Г. Рябкин, Н. Г. Паюсов и другие, а с 1962 г. кафедру японской филологии возглавил И. В. Головнин. С 1950 г. изучение японского языка в Москве начало вестись и в академическом Институте востоковедения, с которым в дальнейшем была связана научная деятельность Н. И. Конрада, в этом институте также начали работать Н. А. Сыромятников, К. А. Попов, несколько позднее – И. Ф. Вардуль. С 1958 г. лингвистические исследования были сосредоточены в Отделе языков института. Основными темами научных исследований была грамматика, с 1950 года – иероглифика.

Становление японистики как области науки о языке в нашей стране в первую очередь связана с именами выдающихся ученых: Е. Д. Поливанова и Н. И. Конрада. Поливанов и Конрад работали отличными друг от друга методами. Как пишет Алпатов, «Поливанов работал почти исключительно на сделанных им самим записях японской речи и почти не имел дела с литературными текстами. Конрад изучал литературный язык по письменным, преимущественно художественным текстам, не занимался полевой работой и данные диалектов привлекал лишь для сравнения. Такое различие научных интересов давало возможность им в своих исследованиях дополнять друг друга и в целом затронуть многие проблемы японистики»29.

Поливанов разработал новую транскрипцию японских слов на основе русского алфавита, которая используется в нашей стране до сих пор. Его исследования в области акцентологии стимулировали акцентологическую деятельность японских ученых, широко развернувшуюся после поездок Поливанова в Японию. Как указывает Мураяма Ситиро, последующие исследования японских акцентологов, особенно Хираяма Тэруо и Киндаити Харухико, работавших уже в послевоенные годы, подтвердили основные выводы Поливанова. Его исследования были уточнены и дополнены.

Поливанов – единственный из отечественных лингвистов-японистов, получивший известность в Японии (Н. А. Невского и Н. И. Конрада там общелингвистические работы, вопросы по которым включены и в экзаменационные билеты студентов. Н. И. Конрад издал переводы «Ходзёки» и др.), создал ряд учебных пособий, был редактором общеизвестного «Большого японо-русского словаря» (1970).

В конце 30-х годов большая часть работавших в то время японоведов была репрессирована (Н. Невский, Д. Позднеев, Е. Поливанов, Н. Овидиев, В. Константинов, Н. Мацокин, П. Ануфриев, А. Клетный, Е. Колпакчи, А.

Глускина и мн. др.), другие были вынуждены заниматься пропагандистской деятельностью вместо научной или сменить область занятий. В результате традиция оказалась прерванной и до 50-х годов научного японоведения в деятельности наших японоведов и других представителей русской Алпатов В. М. История изучения японского языка в России и в СССР. – М., 1988. С. 36.

культуры в Японии, которая играла важную роль во взаимодействии культур. В 1874 – 1876 годах географ, переводчик Л. И. Мечников преподавал математику, русский язык, историю в Токийской школе иностранных языков. В 1899 – 1901 гг. Е. Г. Спальвин обучал русскому языку в школе иностранных языков в Токио 30. В 1919 году Н.А.Невский был преподавателем русского языка в Высшем коммерческом училище в городе Отару на Хоккайдо. Он был первым русским преподавателем в городе Осака. С 1922 года Н. А. Невский работал в Училище иностранных языков (в настоящее время – Университет иностранных языков), а также читал лекции по русскому языку в Киотоском университете 31. В начале 20-х годов Орест Плетнер был зачислен в штат профессорскопреподавательского состава Осакского училища иностранных языков (нынешний Осакский университет иностранных языков), где работал до 1939 года. С 1925 года занимался преподавательской деятельностью в Училище иностранных языков города Тенри. Некоторое время преподавал русский язык в Киотоском университете32.В 1950 году продолжил работу в институтах иностранных языков города Осака и города Кобэ. В 1968 году был награжден японским Орденом Культуры IV степени33. Революционер А. А. Ванновский преподавал русский язык и литературу в университете Васэда. Японовед, переводчик М. П. Григорьев жил в Токио с 1921 по гг. и преподавал русский язык в академии Генерального штаба и в Колониальном институте. Художница В. Д. Бубнова с 1924 по 1954 гг. вела иностранных языков в Токио. С 1929 по 1931 года в Кобэ жила Александра Львовна Толстая, дочь Л. Н. Толстого. Она читала лекции о Л. Н. Толстом, и тоже преподавала русский язык.

в изучении японского языка ему помогал писатель Фтабатэй Симэй.

Там же. С. 32.

Там же. С. 36.

Ермакова Л.М. Вести о Япан-острове в стародавней России и другое. – М.: Языки славянской культуры, 2005. С. 220.

Развитию зарубежного японоведения способствовали С. Г. Елисеев, М. Н. Рамминг. Последний особую роль сыграл в немецком японоведении.

С. Г. Елисеев заложил основы японоведения в Западной Европе и США.

Как пишет В. Э. Молодяков, во время Второй мировой войны к мнению С. Г. Елисеева прислушивался сам главнокомандующий генерал Макартур.

Японовед убедил американцев не бомбить древний японский город Киото 34.

Таким образом, данная сфера взаимодействия русской и японской культур стала основой образования таких наук, как японоведение и русистика.

Становлению русистики в Японии способствовали учебные и специальные учреждения, главными центрами которой были: Токийский Институт иностранных языков 35, в котором изучение русского языка языков36, Тенриский институт иностранных языков 37 и институт ЯпонскоРусского общества в Харбине 38 (на территории Маньчжурии)39.

С ухудшением русско-японских отношений в начале XX-го века повысился спрос на переводчиков в военных ведомствах. Для преподавания стали приглашать выпускников Токийского института 40. И кроме указанных колонизационном университете41, военной академии42, кадетском корпусе, Молодяков В. Э. Россия и Япония: поверх барьеров: Неизвестные и забытые страницы российскояпонских отношений (1899 – 1929). – М.: ООО «Издательство АСТ»: ООО «Издательство Астрель», 2005.

С.105.

В 1926 г. общее количество изучающих русский язык составило 132 человека По данным 1927 г. на русском отделении насчитывалось 51 чел.

По данным 1927 г. на русском отделении училось 27 человек около 50 чел. ежегодно, общее количество на 3 курсах около 140 человек. Кроме того, в Харбине была японская школа с обязательным курсом русского языка, в которой обучаются 200 учащихся.

курсы русского языка были открыты также в Саппоро в 1896 г., которые разрослись до масштабов Училища русского и китайского языков.

Иванова Г.Д. Русские в Японии XIX– нач.XX вв.– М.,1993. С.109.

В 1928 г. количество изучающих русский язык составило около 130 человек По данным 1928 г. количество учащихся – около 30 человек.

По 50 человек.

коммерческих школах. Специалистами в области русского языка считались Фурукава Цунэитиро, Итикава Бункити и Фтабатэй Симэй.

В 30-х гг. японское правительство сосредоточило основное внимание на изучении военно-промышленного потенциала и внешней политики СССР. Ставя своей задачей предотвращение проникновения в Японию направления. «В 30- е годы в Японии ведущими центрами по изучению СССР были МИД, Генеральный штаб и созданные при нем два исследовательских центра – Бюро национального планирования и Центр стратегических исследований, Исследовательский отдел Компании ЮМЖД, Исследовательские функции между ними распределялись следующим образом: МИД сосредоточил внимание на изучении внешней политики Советского Союза, Генеральный штаб и его исследовательские центры Исследовательский отдел Компании ЮМЖД отвечал за сбор информации главным образом по советскому Дальнему Востоку и Сибири. Основными центрами по обучению и подготовке кадров специалистов по СССР для территории Японии, являлись русские отделения Токийской и Осакской школ иностранных языков». Среди неправительственных центров наиболее заметную роль в подготовке специалистов по СССР играл факультет русской литературы университета Васэда в Токио. В конце 20-х – начале 30-х годов факультет стал одним из центров распространения русской классической литературы, а также марксизма в Японии. В Например, в коммерческом училище в Цуруга в 1928 г. было 149 учащихся.

СССР – Япония. К 50-летию установления советско-японских дипломатических отношений (1925–1975).

– М.: Наука, 1978. С. 203.

году по распоряжению правительства факультет был распущен. В период Материалы не публиковались. Общества энтузиастов, изучавшие Россию в Японии, ставили перед собой различные цели: изучить Россию как сильного политического лидера, как экономического партнера и даже как источник духовных ценностей.

Необходимо сказать, что взаимодействие России и Японии связано также с научными организациями, например, с Русским географическим распространения ее в обществе. Связи РГО и японских научных центров сформировались довольно поздно. До начала 1870-х годов переписки и научных обменов не существовало, хотя члены японского посольства в Петербурге еще во второй половине 1860-х посещали некоторые заседания РГО. Двустороннее общение складывалось вначале за рубежом — на международных выставках и лишь в конце 1870-х годов было официально закреплено в Петербурге. В 1879 году Совет общества принял решение включить в состав своих почетных членов президента Японского географического общества — принца Кита-Сиракава-но-Мия. В 1881 году в члены-соревнователи РГО был принят японский посланник в Петербурге — Сакимицу Янагивара. Он способствовал развитию научных связей России и Японии. Такие исследователи как И. А. Лопатин (1839–1909), М. И.

Венюков (1832–1901), А. И. Воейков (1842–1916), А. В. Григорьев (1848– 1908), И. С. Поляков (1847-1887), Н. В. Слюнин (1850–1926), П. И. Полевой (1873–1938) совершали экспедиции в Японию и работали в физикогеографической, топографической, геологической, этнографической областях46.

См. Кучумова Л. Императорское Русское географическое общество – о Японии.

– URL: http://ricolor.org/rz/iaponia/jr/cu/rgo/ (дата обращения: 17. 01. 2014).

Заметные изменения при соприкосновении культур произошли в области литературы, театрального, танцевального, музыкального, изобразительного искусств, а позднее и кинематографа. Успехи в этом направлении культурного диалога связаны с деятельностью переводчиковэмигрантов, среди которых были большей частью образованные люди, передавшие опыт и ценности культуры, в которой выросли. Культуры наполнялись другим содержанием и, таким образом, обогащались.

Большое значение в диалоге культур сыграла литература. Иеромонах Николай (в миру – Иван Дмитриевич Касаткин), который начал свой миссионерский путь в Японии с города Хакодатэ, создал школу переводчиков, познакомившую японцев не только с богословскими книгами, но и с литературными произведениями таких писателей как А.С.Пушкин, Ф.М.Достоевский, Л.Н.Толстой, А.П.Чехов, И.С.Тургенев. Многие японские переводчики русской литературы были воспитанниками духовной семинарии, основанной отцом Николаем. Среди них: Кониси Масутаро (перевел рассказ Л.Н. Толстого «Два старика», повесть «Детство», «Хозяин и работник», в сотрудничестве с писателем Одзаки Коё «Крейцерову сонату»), Сэнума Какусабуро (первым перевел на японский язык роман Л.

Н. Толстого «Анна Каренина»), Сэнума Каё (переводчица произведений А.

П. Чехова), Нобори Сёму (, автор ряда статей о русской литературе, одна из самых известных его работ – «История русской и советской литературы» (1955 г.),переводил произведения таких писателей, как Л. Н. Толстой («Дневник» (1918 г.), «Чем люди живы»

(1921 г.), «Власть тьмы», «Живой труп» (1927 г.), «Воскресенье» (1927 г.), «Кавказский пленник» (1946 г.), М. Горький («На дне» (1910 г.), «Бывшие люди» (1916 г.), «Фома Гордеев» (1929 г.), Н. В. Гоголь – «Ревизор» ( г.), А. И. Куприн («Поединок» (1912 г.), Ф. К. Сологуб («Ядовитый сад»

(1912 г.), В. Г. Короленко («В дурном обществе» (1914 г.), Л. Н. Андреев («В тумане» (1910 г.), «Дни нашей жизни» (1916 г.), «Жизнь человека»

(1929 г.), А. П. Чехов, Ф. М. Достоевский («Униженные и оскорбленные»

(1914 г.), рассказы «Маленький герой», «Честный вор» (1947 г.), Б. К.

Зайцев (рассказ «Тихие зори» (1910 г.), И. С. Тургенев («Песнь торжествующей любви» (1946 г. и многих других)47. Нобори Сёму является составителем учебных пособий: «Нового самоучителя русского языка»

(«Синросияго дзисю кодза»), 1932 г. в пяти томах, «Введения в русский язык» («Росияго нюмон»), 1934 г.48 Ануфриев в своем докладе «О русском языке в Японии» от 7 апреля 1928 г., прочитанном в Обществе Востоковедения при Восточном факультете ДГУ приводит подробный список переводов на японский язык.

Первые переводы литературных произведений русских писателей осуществлялись японцами с помощью языков-посредников и лишь с развитием языкознания переводы начали осуществляться непосредственно с первоисточника. Важно отметить, что если отечественных авторов помимо экзотичности героев и сюжетов восхищал лаконизм японской поэтической формы, то японские переводчики старались передать смысл произведения, облекая его в понятные для себя формы. В результате повесть А. С. Пушкина «Капитанская дочка» в 1883 году была издана под Удивительные вести из России», роман Л. Н. Толстого «Война и мир»

увидевший свет в 1886 году – «Плачущие цветы и скорбящие ивы.

Последний прах кровавых битв в Северной Европе». Для удобства восприятия японские переводчики приспосабливали сюжет к условиям жизни японского народа и ради познавательности и занимательности акцентировали внимание на особенностях русского характера. Переводчица Сэнума Каё в статье «Стиль Чехова и русский стиль жизни» в 1910 году писала, приводя пример рассказа «Альбом»: «…манера русских не См. кн. Конрад Н.И. Запад и Восток. – М.: Наука, 1972.

Саблина Э.Б. 150 лет Православия в Японии. История Японской Православной Церкви и ее основатель Святитель Николай. – М., 2006. С. 85.

скрывать свои чувства выглядит, попросту говоря, довольно глупой.

Японцы часто говорят то, что они вовсе не думают, а вот русские выбалтывают все подряд…В России есть такое выражение – «по правде говоря…», и они в самом деле высказывают вам все, не утаивая ничего.

Чехов изумительно умел описывать такие характеры» 49.

Литература оказывала влияние и на содержание межкультурных связей. Например, накануне русско-японской войны повесть Н. В. Гоголя «Тарас Бульба» вышла в свет под названием «Безрассудная храбрость» и была издана как пособие по изучению врага, а памфлет Л. Н. Толстого «Одумайтесь!» под названием «Трактат Толстого о русско-японской войне»

стал манифестом японских социалистов. При знакомстве с русской литературой японские переводчики, писатели и критики столкнулись с особенностями литературного жанра и своеобразной архитектоникой русских произведений. Востоковед Ким Рёхо отмечает, что, читая многоплановость его романа, что было несвойственно для традиционного японского романа. Один из основателей новой литературы Симадзаки Тосон тщательно составлял схему «Преступления и наказания», план его сюжетного развития, композиции и таким образом учился писать роман нового времени50.

литературовед Ито Сэй в 1968 году выделяет два типа литературных произведений – «линейных», где действие сосредоточивается вокруг главного героя, а остальные персонажи проходят каждый по своей линии, не соприкасаясь друг с другом, и «оркестровых», где жизнь предстает в сложном сплаве судеб многих действующих лиц, а линии героев переплетаются, образуя единое целое. Примером первого типа Ито Сэй Штейнер Е.С. Без Фудзиямы: японские образы и воображения. – М.: Наталис, 2005. С. 241.

Рехо К. Русская классика и японская литература. – М.: Художественная литература, 1987. С. 215.

считает средневековый роман Мурасаки Сикибу «Гэндзи моногатари», а также романы японских писателей традиционалистского направления – Дзюнъитиро; примером второго типа критик выделяет «Войну и мир»

Л.Н.Толстого. По его мнению «линейный стиль» в большей мере отвечает психологическому складу японцев51.

восприятия оказалась поэзия. Известно, что традиционная японская поэзия представлена пятистишиями («танка») и трехстишиями («хайку» или «хокку»), характерными чертами которых являются чередование слогов, музыкальное ударение, выражающееся в понижении и в повышении тона, а также отсутствие рифмы. В связи с этим чрезвычайно сложно было передать всю красоту поэтических строк, поэтому, например, А. С.

Пушкина в Японии узнали в первую очередь как прозаика. Трудности перевода поэзии послужили появлению в 20-х годах XX века новой поэтической формы – свободному стихосложению, в свою очередь, непереводимая гоголевская сатира потребовала дополнить литературный язык «бунго» фольклорной формой «ракуго» (смешные истории, связанные ситуациями), что послужило созданию новой формы литературного языка.

Трудности восприятия сатирических произведений Н. В. Гоголя Ким Рёхо связывает с тем, что хотя в Японии и существовала сатира, но она была под запретом. Лишь вышестоящие имели право смеяться над нижестоящими и над их пороками. Писатель и критик Сугиура Мимпэй писал, что «с древних времен смех означал в Японии непочтительность, и даже незначительная оплошность в этикете строго наказывалась… И после революции 1868 года сохранился запрет на малейшее проявление неуважения к монарху и святыням. В такой среде не могло быть ничего более зловещего, чем смех и сатира. Бывало и так, что человека наказывали только за то, что он смеялся неодобрительно, глядя на самурая или чиновника. На такой почве сатира не может развиваться» 52.

В конце XIX – начале XX века японская интеллигенция делилась на сторонников национальных традиций и сторонников вестернизации, новых идей. В этот период с подъемом демократической деятельности и противоречивые тенденции (проблемы социального неравенства) часть японского общества оказывается восприимчивой к идеям А. М. Горького, которые заключались в прославлении Человека, вере в Человека-Борца, выступающего против самодержавия за личную свободу. В произведениях А. М. Горького часть японской интеллигенции видела свободных людей, сильных духом, стремившихся к другой жизни.

Другого мнения придерживались о А. М. Горьком сторонники индивидуальность человека, как такого. В Японии же, где преобладала концепция группового сознания, способствующая отказу личности от независимости в пользу групповых ценностей, подобный «выпад» был из ряда вон выходящим. Ким Рёхо говорит, что их раздражала «дерзость» и «неумеренность» горьковского героя, посягающего на законы буржуазного общества, и они обвиняли писателя в проповеди бродяжничества. В статье «Гуманизм и роман» (1902) Санкакуро Сюдзин писал: «Его (Горького) безрассудный дух похож на того сумасшедшего, который впадает в безумство в пьяном виде. В его произведениях нет вдохновения истинного гения, стимулом творчества служит ему собственная неудовлетворенность жизнью, поэтому он без конца и пустословит. Горький использует художественную литературу с целью выразить свою звериную философию.

См. подроб. Рехо К. Русская классика и японская литература. – М.: Художественная литература, 1987.

Есть ли на свете другой такой сумасбродный писатель?...» 53. И если А. М.

Горький оказался «выступающим гвоздем», то И. С. Тургенев и А. П. Чехов гармонично входили в пространство японской культуры. Первого японцы высоко оценили за буддийскую созерцательность и безмолвность в описаниях природы, второго – за лаконичность и недосказанность, намек, простоту и финалы, которые созвучны эстетике «моно-но аварэ»

«печального очарования вещей». Ввиду того, что в японской культуре особое место занимает природа, а также эстетизация смерти, интересно рассмотрение японскими исследователями природы как символа смерти в произведениях А. П. Чехова. Символ смерти они видят в белоснежных лепестках вишни. Известно, что в Японии сакура – японская вишня ассоциировалась с жизнью воина-самурая, а падающие лепестки говорили о том, как она кратковременна. А. Н. Мещеряков пишет, что для японцев «цветы сакуры считались обиталищем душ предков. «Любование» же цветением было призвано умиротворить их и обеспечить процветание живущим. Ибо смотреть на цветы – это смотреть на предков, вспоминать их и поминать. И тогда они тоже тебе помогут»54. Переводчик и критик Икэда Кэнтаро в «Степи» находит, что вишня сближена с белыми пятнами смерти:

«…из-под ограды (кладбища) весело выглядывали белые кресты и памятники, которые прячутся в зелени вишневых деревьев и издали кажутся белыми пятнами». В «Вишневом саде» Раневская, глядя в окно на цветущие вишни, восклицает: «Посмотрите, покойная мама идет по саду…в белом платье!». В этой пьесе Икэда находит идею «конца века» 55, когда превращаются в прах прежние ценности.

В восприятии японским обществом русской классики помогало изобразительное искусство. Е. С. Штейнер, говоря об интерпретации текстов чужой культуры, упоминает об иллюстрациях, которые «могут Там же. С. 280.

Мещеряков А. Н. Книга японских символов. Книга японских обыкновений. – М., 2004. С. 48, 49.

Рехо К. Русская классика и японская литература. – М.: Художественная литература, 1987. С. 247.

служить ключом к интерпретации произведения» 56. Роль иллюстраций В. Д. Бубновой к произведениям русских писателей он видит в указании «общего направления ассоциаций и постижения литературного текста» 57.

Известно, что иллюстрации к одному из первых переводов «Капитанской дочки» были выполнены мастером гравюры укиё-э Цукиока Ёситоси. Не имея почти никаких представлений о России, он «изобразил Екатерину Великую58 в виде хрупкой косоглазой японки в современном европейском платье, Гринева – в виде французского генерала с целым иконостасом орденов и звезд и лентой через плечо, а Пугачева – негром с выдающейся верхней губой и курчавыми волосами»59. В. Д. Бубнова напротив ставила себе задачу передать на бумаге образы и дух творений, а также «дать точное изображение типов лица, одежды, убранства дома описанной поры»60.

В свою очередь, художники Д. Д. Бурлюк (и В. Н. Пальмов познакомили Японию с искусством революционной России. Сначала в Токио, а потом в Осака и Киото в октябре 1920 года они организовали крупную выставку картин – 473 картины 27 художников, среди которых были работы К. С. Малевича, В. Е. Татлина, В. В. Каменского.

Д. Д. Бурлюк, как выразитель авангардного искусства выступал в Японии с докладами и лекциями в присущей для него манере. Например, в Правительство Японии видело в русских художниках опасность для японского общества. О реакции правительства нам говорят секретные отчеты полиции, которая следила за ними два года: «…личности не Сто лет русской культуры в Японии / Отв.ред. Громковская Л.Л. – М.: Наука, 1989. С. 242.

Там же. С. 245.

В книге П.Э.Подалко «Япония в судьбах россиян» показаны выполненные в японской манере портреты Петра Великого и Екатерины Великой из книги 1861 г. «Банкоку Банаси» (Страны мира).

Штейнер Е.С. Варвара Бубнова как интерпретатор японского Пушкина // Сто лет русской культуры в Японии Отв.ред. Громковская Л.Л. – М.: Наука, 1989. С. 245.

Кожевникова И.П. Варвара Бубнова, русская художница в Японии. – М.: Наука, 1984. С. 139.

Ноберт Евдаев. Давид Бурлюк в Японии // Искусство. – М., 2007, № 1. С. 80.

сомнительные, но, по меньшей мере, не являются желанными, так как литературные и другие произведения футуристов пользуются большой поддержкой экстремистов. Они могут быть авангардом революции в России, расшатывают основу здоровой культуры своими непонятными произведениями и ухудшают ее. В частности, могут способствовать усилению негативного влияния интеллигентных полузнаек. Поэтому на этих лиц надлежит обращать особое внимание» 62. В то же время нельзя не отметить, что сторонникам пролетарского движения в Японии, созданного под влиянием коммунистических идей, по идеологическому содержанию были близки картины советских художников, представленных в Японии в 1927–1929 гг., а также карикатуры и плакаты. Они отражали острые политические события, социальные явления действительности. Нельзя не воздействие оказали советские карикатуристы и мастера плаката (особенно Д.Моор). Среди революционных графиков-карикатуристов были художники Янасэ Масаму, Мацуяма Фумио, Судзуки Кэндзи, Суяма Кэйити, Куромэ Ики и другие. Большую роль в развитии «движения пролетарского искусства» сыграл Янасэ Масаму (1900 – 1945). В своих карикатурах он создал целую галерею образов политических авантюристов, провокаторов, помещиков. Его карикатуры, относящиеся к 1927 г.: «Гады, появляющиеся накануне Первомая», «Выйдем на улицы», «Есть такая сила», «Защитим Республику Советов». «Пролетарское искусство» в Японии просуществовало не более 10 лет. «Зерна пролетарского искусства, – как сказал художник Судзуки, – рассеялись и дали свои всходы в движении «народной гравюры», возникшем уже после войны». Художники «социального реализма»: Судзуки Кэндзи, Уэно Макото, Иино Нобуя, Мураками Гёдзин, Такидайра Дзиро, также были поклонниками советского искусства. Уэно Макото в 1964 и 1969 годах посещал Советский Союз, а по возвращении домой читал множество лекций об искусстве СССР, выступал с рассказами о своей поездке. В 1969 году он выступил инициатором организации выставки В.Фаворского в Японии, которая прошла с большим успехом. Оно Тадасигэ представлял принципы европейского и национального искусства. В 1962 г. он побывал в Москве, Ленинграде, Хабаровске. Результатом поездки стали картины «Каналы Ленинграда», «Москва. Красная площадь», «Москва.

Кремль» и «Порт Находка» 63.

В русском искусстве исследователи отмечают заимствование «японской линии», например, в иллюстрациях И. Билибина к «Сказке о царе Салтане» (1929), изображающей бочку в волнах, сказывается влияние Хокусая с его «Волна» из серии «36 видов Фудзи», волны в картине «Синдбад-мореход» (1932 г.), у Г. Нарбута (в рисунке книги 1909 г. «Теремок. Мизгирь», иллюстрации к книжке «Игрушки» ( г.) «японское небо», «японский дождь»), у Д. Митрохина в иллюстрации к сказке Р.Г. Густафсона «Баржа», а А. Остроумова Лебедева работала в технике цветной и черно-белой гравюры (образы в гравюрах «Зимка» «Ветки», «Луна», «Подражание Хиросигэ» (1903 г.). Резюмируя выше сказанное можно сделать вывод, что люди оказываются восприимчивыми к элементам культуры, которых в ней не отечественных реформаторов театра и кино, на которых большое впечатление произвели гастроли японской труппы Отодзиро Каваками, впервые прошедшие в Санкт-Петербурге в 1902 году. Искушенных См. подр. Коломиец А.С. Современная гравюра Японии и ее мастера. – М.: Изобразительное искусство, 1974 г.

См. подр. Коньшина Н. Д. Дисс. на соиск. уч. ст. канд.культ. «Влияние японской культуры на литературу и живопись России конца XIX – XX веков. – Саратов, 2006.

«Венецианский купец»). Кстати, из этого исторического сюжета следует, что с японским театральным движением Симпа («новая школа»), синтезирующей приемы Кабуки с элементами западной драмы в СанктПетербурге, познакомились раньше, чем с Кабуки классическим, приезжавшим уже в Ленинград и Москву в 1928, 1935, 1961 и 1987 годах65.

Главным проводником особого творческого переосмысления японских традиций в театральном искусстве был Всеволод Эмильевич Мейерхольд (1874 – 1940). Разрабатывая свою знаменитую биомеханическую систему, он никогда не скрывал, что в своей работе он вдохновлялся японским театром Кабуки. Возглавляя театр В. Ф. Комиссаржевской «в постановках 1906 – 1908 годов — например, в работе над «Балаганчиком» А. Блока и «Шарфом Коломбины» А. Шницлера, — Мейерхольд, по собственному признанию, использовал «японский метод передавать зрителю музыку настроений» и «по-японски легкие застановки и ширмы» 66. Кроме того, известно, что репетируя в 1925 году пьесу А. Файко «Учитель Бубус», он наставлял актеров: «У кого нам можно учиться? Конечно, здесь было бы возможно одно средство. Купить вам всем билеты и отправить вас в Токио или Шанхай…»67. Творчество В. Э. Мейерхольда, его учеников и коллег (А.

Я. Таирова, С. М. Эйзенштейна) показывает, что с одной стороны диалог устремленных к созданию нового – и поэтому он индивидуален и уникален.

Однако, с другой стороны, осуществленный ими синтез стал всеобщим Алексеев-Апраксин А. М. Ориентализм в истории культуры Петербурга // Вестник ЛГУ № 1 (Том 2).

2011, С. 207 – 214.

Суворова А. А. Восточный театр и западноевропейский авангард // Взаимодействие культур Востока и Запада. М., 1987. С. 81.

Мейерхольд В. Э. Статьи, письма, речи, беседы. Часть 2. 1917 – 1939. – М.: «Искусство», 1968. С. 84.

Подр. см. Алексеев-Апраксин А. М. Культурологические подходы к изучению межкультурных контактов. – СПб., 2011.

культурным достоянием, повлияв на современную историю и теорию искусства.

национального театра, обращаются к театрам Европы и России: «После пребывания в Европе режиссер и театральный деятель Хидзиката возвращается домой. По пути он останавливается на неделю в Москве.

Вернувшись в Токио, Хидзиката скажет: «Неделя в Москве мне дала гораздо больше, чем целый год в Европе». Под сильным впечатлением от театральной жизни молодого Советского государства, уже в пути через Сибирь в Японию, у Хидзиката возникает план создания нового театра…» 69. В это время появляется много театральных трупп («Цукидзи сегэкидзё» (Малый театр Цукидзи), «Хайюдза» (Театр актеров), «Мингэй»

(Литературный театр), «Накама» (Кружок товарищей), «Кумо» (Облако) 70, большой интерес проявляют к русскому сценическому искусству и системе К.Станиславского.

Такие произведения как «Ревизор» Н.В.Гоголя, «Воскресенье», «Анна Каренина» Л.Н.Толстого нашли отклик у японцев благодаря театральным постановкам. Так, спектакль по роману ««Воскресенье», поставленный токийским Художественным театром («Гэйдзюцу-дза») в марте 1914 года под руководством Симамура Хогэцу имел грандиозный успех. Толстой завладел умами и сердцами японских почитателей искусства. Вошла в моду прическа «Катюша» (прямой пробор), именем Катюши называли шпильку для волос, расческу, обручальное кольцо, существовала даже игра под этим же названием. Образы Катюши и кающегося дворянина Нехлюдова вошли в японскую художественную литературу. В дополнение Симамура Хогэцу вместе с известным писателем Сома Гёфу сочинил песню Катюши Киоко Сато. Современный драматический театр Японии. М.,1973. С. 20.

См. подр. Киоко Сато. Современный драматический театр Японии. М., 1973.

Масловой, а молодой композитор Накаяма Симпэй написал к ней музыку.

Эта песня в исполнении популярной актрисы Мацуи Сумако, игравшей роль Катюши, вызвала бурю восторгов у публики, она вошла в историю японского театра и музыки. Композитор Накаяма Симпэй вспоминал:

«Песня Катюши быстро разнеслась по стране…Когда наступили летние распространяли там эту песню. Так в течение полугода песня облетела всю Японию..»71.

Балетное искусство в Японии также имеет прямую связь с русской балетной школой. Истоки этого взаимно обогащающего процесса можно отнести к трем концертам солистов Мариинского театра (Е. А. Смирнова и Б. Г. Романова), данных в 1916 году в японском Императорском театре.

Знакомство японцев с высоким балетным искусством продолжилось спустя шесть лет. В сентябре 1922 года в Токио в течение 20 дней выступала труппа Анны Павловой. Помимо Токио артисты показали спектакли в Йокогаме, Киото, Осаке, Кобе, Хиросиме, Фукуоке и Модзи. Кроме небольших балетных этюдов, таких как «Умирающий лебедь», «Стрекоза»

или «Танец снежинок» из «Щелкунчика», артисты представили на суд японских ценителей искусства ряд одноактных балетов: «Шопениану», «Пробуждение Флоры», «Зачарованное озеро». Эти программы поразили зрителей, оказав на просвещенную публику эффект сравнимый с первыми выступлениями в Санкт-Петербурге и Москве театра Кабуки. Судя по отзывам в прессе, японцы ничего подобного ранее не видели. Особенно всех потряс «Умирающий лебедь» постановки М. М. Фокина на музыку К.

Сен-Санса. Гастроли Анны Павловой не просто запомнились, но и оказали большое влияние на деятелей японского традиционного танца. В частности, известно, что крупнейший актёр Кабуки Итикава Энноскэ II вскоре создал танцевальную пьесу «Куродзука», в которой, по собственному признанию, Рехо К. Русская классика и японская литература. – М.: Художественная литература, 1987. С. 159.

творчески применил заимствованный у русских свободный подход к использованию сценического пространства.

Следует отметить, что почву для знакомства японцев с театральными традициями России уже готовили российские эмигрантки Анна Славина и Эллиана Павлова 72. Анна Славина (настоящая фамилия Розвадовская, урожденная Друцкая-Сокольницкая) училась театральному мастерству в Малом театре в Москве. В 1917 году с двумя дочерьми она приехала в Японию и создала там «Театральную труппу Славиной». Впоследствии актриса преподавала в театральной школе кинокомпании «Сетику», директором которой был «отец нового японского театра» Осанаи Каору.

Она обучала молодых японских актёров не только западным танцам, но и – как женщина из высшего общества – светскому этикету. Как мы уже отметили, значительный вклад в развитие балетного искусства в Японии внесла также Элиана Павлова. Скрываясь от ужасов революции и гражданской войны, она в 1920 году эмигрировала в Японию. Первое время работала в качестве преподавателя (давала уроки бальных танцев детям президента компании «Асано сэмэнто») и за умеренную плату арендовала помещение на верхнем этаже здания управления «Асано сэмэнто» в Иокогаме. Там она организовала балетную студию, которую посещало более 30 человек. Известно, что после гастролей Анны Павловой появились и первые энтузиасты, решившие начать серьезные занятия классическим балетом. Благодаря им через несколько лет Элиана уже смогла открыть в Камакуре небольшую балетную школу. Некоторое время она для удобства учеников арендовала также зал в центре Токио, где проводила занятия в утренние часы. Кроме того, в 1925 году Э. Павлова организовала балетную труппу и начала выступать с ней перед публикой в небольшом театре «Хакутёдза» в квартале развлечений в Синдзюку. В 1937 году она приняла Гришелева Л. Д. Русские корни японской балетной школы // Сто лет русской культуры в Японии / Отв.

ред. Громковская Л. Л. – М.: Наука, 1989. С. 334.

японское подданство. В годы войны многих деятелей искусства отправляли выступать перед японскими солдатами. В 1941 году в такую вынужденную поездку поехала и Элиана. В том же году она умерла в Нанкине. Из её школы вышли известные в дальнейшем деятели японского балетного искусства: Эгава Коити, Хаттори Тиэко, Адзума Юсаку, Татибана Акико, Манасэ Тамако, Каитани Яоко, Симада Хироси, Кондо Рэйко, Отаки Айко, Мацуока Мидори, Такаока Мари и другие73.