«ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ В ОБЛАСТИ НАУЧНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ТРУДА И УПРАВЛЕНИЯ ПРОИЗВОДСТВОМ В 20-е ГОДЫ # • ...»

Первую литературную критику централизованного хозяйства дал выдающийся русский экономист, академик РАН П.Б.Струве. По свиде­ тельству известного писателя М.Алданова, Петр Струве "превосходил Плеханова в литературном таланте, а Ленина в образованности" [309, Освободившись от обаяния марксизма еще в начале века, П.Струве стал одним из самых значительных и фозных критиков как самого "вечно живого учения", так и порожденного им социализма, лживого идеологически и бесп^юдного практически [255, с. 162]. Действительно, социализм П.Струве отвергал со всех точек зрения: религиознометафизической, как основанную на материализме ложную идею о "земном рае"; политической, ибо социализм, по его глубокому убежде­ нию, несовместим с политической свободой; наконец, социальноэкономической, поскольку социализм, устраняя экономическую свободу, неизбежно приводит и к понижению уровня народного благосостояния и к полному закрепощению грудящихся единым хозяином - государством [255, с. 162]. Такой строй, считал Струве, может сколько-нибудь продол­ жительное время держаться только на путях насилия. "Тоталитарный ре­ жим" есть совершенно новая в истории "комбинация полицейского госу­ дарства с партийной диктатурой, опирающейся на революционную идео­ логию и демагогию, комбинация насилия и лжи, господство черни, орга­ низованной в партию" [255, с. 162].

Критика Струве социализма и его воззрения на проблему соотно­ шения централизма и свободы наиболее полно и ярко изложены им в ра­ ботах "Размышления о русской революции" (1919) и "Итоги и существо коммунистического хозяйства" (1921). Социшшзм, по мнению Струве, это и есть прежде всего централизованное хозяйство, или, говоря его словами, это доведенный до конца принцип государственного вмешатель­ ства [261, с. 152]. Однако, с другой стороны, тот же социализм одновре­ менно требует равенства людей, то есть проведения эгалитарного прин­ ципа. Между тем, эти принципы, небезосновательно считает ученый, не­ совместимы, "... оба эти начала в своем полном или конечном осущест­ влении про'гиворечаг человеческой природе и оба они, быть может, что еще несомненнее и еще важнее, противоречат друг другу. На основе ра­ венства людей вы не можете организовать производства... Русская рево­ люция потому имеет всемирно-историческое значение, что она есть прак­ тическое опровержение социализма, в его подлинном смысле учения об организации производства на основе равенства людей, есть опровержет ние эгалитарного социализма... ибо эгалитарный социализм есть отрица­ ние двух основных начал, на которых зиждется всякое развивающееся общество: идеи ответственности лица за свое поведение вообще и эконо­ мическое поведение в частности и идеи расценки людей по их личной годности, в частности, по их экономической годности. Хозяйственной санкцией и фундаментом этих двух начал всякого движущегося вперед общества является институт частной, или личной, собственности" [261, Эту исключительно меткую мысль, в соответствии с которой социа­ листическая идея равенства людей антагонистична идее рациональной организации народного хозяйства, предполагающей личную заинтересо­ ванность каждого работника в результатах труда, прежде всего, матери­ альную, и личную ответственность его за добросовестность труда, Струве настойчиво проводит и в другой своей работе. Русский опыт показал, пишет ученый, "что социализм, как обобществление хозяйства, как мыслимый метод наиболее рационального устроения хозяйственной жизни, и социализм, как уравнительный идеал, - несовместимы один с другим. Кто гонится за ypaвнигeльF^ocтью, тот теряет и губит хозяйственность, кто стремится к хозяйственности, тем самым должен отказаться от уравни- ^ ге;п>носги". В этом ученый прозорливо усмотрел "живую трагедию со­ циализма" [262, с. 167].

Несогласие с этой мыслью, выраженное авторами новейшего со­ лидного учебника по истории экономических учений, выглядит недоста­ точно убедительно [119, с.240]. Ни опыт нашей страны, прошедшей раз­ личные стадии социализма, включая "развитую", ни опыт "братских со­ циалистических стран" не только не опровергли тезиса П.Струве, но даже не поколебали его. Столь же верен и другой вывод ученого, в соот­ ветствии с которым материальной основой прогрессирующего движения общества является институт част1юй собственности. И опять-таки репли­ ка в адрес этого утверждения, брошенная авторами упомянутого учебни­ ка, будто "режим смешанной экономики" предпочтительнее, не вполне корректна [119, с.240]. Ибо Струве противопоставлял частную собствен­ ность так называемой общественной, а вовсе не "смешанной экономике", которая, кстати, эффективна именно тогда, когда в ней велик удельный вес как раз частной собственности.

К главным причинам послереволюционного развала экономики ака­ демик Струве относит ликвидацию рыночных отношений, приведшую к "натурально-хозяйственной реакции", а также отмену частной собствен­ ности и хозяйственной свободы, неуклонно подрывавшую производи­ тельные силы, разрушавшую производство и побуждавшую лишь к "проеданию" капиталов, но не к их созданию и приумножению Разрушению, говорит ученый, подверглись все отрасли хозяйства, кроме двух видов производства, получивших "невероятное развитие: пи­ сания бумаг, исходящих и входящих, и печатания бумаги, которой при­ своено хождение в качестве денег" [262, с.157]. Ирония Струве имела под собой серьезные основания. В самом деле, становление централизован­ ной административно-бюрократической системы, накачивавшей эконо­ мику "пустыми" деньгами, происходило стремительно, "поток бумаги и бумаг двигал и двигает колесо советского управления неуклонно разру­ шающимся народным хозяйством России" [262, с. 157].

Весьма скептически оценивает Струве и попытки большевистского режима наряду с централизацией управления и на ее основе осуществить "концеиграцию" производства, "укрупнение" предприятий. Ученый не отрицает наличия внешнего сходства такой "концентрации" с концентра­ цией производства в свободном капиталистическом хозяйстве. "Но стоит только осмыслить эти два процесса, чтобы увидеть их глубочайшее раз­ личие. Укрупнение предприятий в капиталистическом хозяйстве проис­ ходило под давлением роста производительных сил и производства в условиях неограниченной свободы конкуренции - это было результатом гого процесса, который Маркс охарактеризовал как анархию производ­ ства - непременный спутник и необходимое явление буйного роста произвoдитeJн,ныx сил капитализма. Коммунистическое укрупнение произ­ водства, наоборот, есть вынужденное приспособление к всестороннему оскудению народного хозяйства, к недостатку сырья, топлива, рабочей силы, продовольствия и т.д., и т.п." [262, с. 158].

Хозяйственная пустота, перед которой оказалась тотально центра­ лизованная советская экономика, обнаруживается, говорит Струве, не только в области промышленности, сельского хозяйства, транспорта и др., но и в финансовой сфере, ибо в "экономической пустоте не может быть никаких финансов". И в этой сфере большевистский режим являет­ ся наразигарио-хищиическим, поскольку существует за счет прошлого, доведя до мсслыхашюг'о уровня производство бумажных денег и, вместе с тем, с фантастической скоростью проедая золотой фонд, доставшийся ему в наследство от прежней России.

Таким образом, экономическая политика большевиков ввергла страну в жесточайший кризис, острота и масштабы которого позволяют говорить о "невиданном явлении в мировой истории". Отдаленную ана­ логию Струве усматривает в экономической эволюции древнего мира в эпоху упадка Римской импepии,Jpacтянyвшeгocя на столетия. И тут, и там имела место "натурально-хозяйственная реакция". И тут, и там граждане были закрепощены государством, иными словами, и тут, и там правомер­ но говоригь о "безумии власти". "Но коммунистическое безумие, - про­ ш должает Струве,"... отличается от безумия Гамлета, оно ""есть система".

Натурально-хозяйственная реакция древности стихийна и выгекла из це­ лого ряда процессов, и она была их естественным итогом, а не явилась результатом осуществлений какой-либо цельной профаммы или плана экономического устройства. В русском процессе, современниками и жертвами которого являемся мы, дело обстоит иначе. Тут все вытекло из известной программы, из определенной системы, из предвзятой идеи [262,0.160-161].

Почему же русский социалистический эксперимент оказался столь плачевным? - Сочувствующие социалистической идее политики и эконо­ мисты склонны объяснять это вызванными незрелостью общественной Среды огклонсииями большевиков от "чертежей" этой идеи, сводя свою трактовку к формуле "социализм не отвечает за большевизм" [262, C.162J.

Подобный отвод, по мнению П.Струве, не может быть принят без дальнейшего обсуждения. Русский опыт слишком серьезен и глубок для того, чтобы от него можно было бы отделаться таким "чисто историческим от­ водом" [262, е.]63]. Социалистический опыт в России, убежден ученый, не удался не потому, что он был осуществлен в непригодных для опыт­ ной проверки социалистических принципов условиях общественной Сре­ ды, не созревшей для этого, а потому, что сами принципы "несовместимы с нормальной хозяйственной жизнью", и их применение "подрывает про­ изводственную энергию труда, являющуюся основой всякой скольконибудь сложной хозяйственной жизни" [262, с. 163].

Таким образом, сама марксистская теория социализма порочна, ибо она выдвигает, как уже отмечалось, взаимоисключающие идеи и принци­ пы организации нового строя. С одной стороны, отмена частной соб­ ственности и перенесение ее на общественное целое в лице государства и иных общественных союзов обусловливает необходимость централизо­ ванного регулирования всей хозяйственной жизни. В этом - правовой и организационно-технический смысл социализма. С другой стороны, сле­ дует видеть и социально-политическую идею, заключающую в себе цель осуществления социализма в правовом и организационно-техническом смысле, '>ia цель - п установлении возможно большего равенства в поль­ зовании благами между членами общества и в повышении индивидуаль­ ной доли каждого члена. "Эта распределительная цель социализма об­ разует его уравнительную, или эгалитарную, идею", и только она "интересует и вдохновляет массы"; без нее социализм перестает интере­ совать последние [262, с. 165]. Но, как уже говорилось выше, правовая и организационно-техническая сторона социализма находится в вопиющем про1 иворечии с социально-политической стороной.

Что же касается надежд социалистов на формирование у трудящихся новой психологии, отвергающей материальные стимулы и устрем­ ленной на достижение более высокой, чем при капитализме, производи­ тельности труда, то для Струве с самого начала была ясна призрачность подобных ожиданий. И не только для Струве. Все без исключения предсгавители "правого фланга" не принимали всерьез такого рода утвержде­ ния сторонников марксизма. В этой связи особо следует выделить друго­ го российского экономиста, Б.Д.Бруцкуса, не без юмора отмечавшего, что осуществимость надежд социалистов возможна лишь в единственном спучмс если после социалистического переворота люди "претворятся в ангелов" [28, с.63].

Да, говорит Бруцкус, с ликвидацией предпринимателей имевший место в производстве антагонизм между ними и рабочими, естественно, устраняется. Но следует ли ожидать, что с уничтожением частной соб­ ственности в сознании рабочего класса произойдет полное отождествле­ ние его интересов с интересами общества? - Нет, отвечает ученый, такие коренные перемены в психологии трудящихся вряд ли осуществимы, по­ скольку "человек в своей экономической деятельности руководится эго­ истическими мотивами", носящими всеобщий характер. Это не означает, что в социальной жизни вообще нет места альтруистическим чувствам.

Однако последние проявляются людьми, как правило, не в производ­ ственной деятельности, а в высшей творческой работе, в борьбе за нетленные ценности, наконец, в интимной жизни. "Но ошибочно ожидать от людей, чтобы они бескорыстно изо дня в день пекли хлеб, тачали са­ поги или шили платье и даже не для близких, а для дальних, которых они, может быть, не знают и не видят... Спиноза писал свои трактаты из глубокой душевной потребности, он написал бы их и в том случае, если бы ему фозила за это тюрьма, но стекла он, конечно, гранил за вознаI граждение. И я не задену ничьего религиозного чувства, если скажу, что • создатель религии любви за свою проповедь принял крестную смерть, FIO, ccjni O раньше был плотником, то плотничьи работы он исгюлнял за воз­ награждение, - это так, если в нем было человеческое естество" [28, C.74J.

Именгю материальный интерес, являясь универсальным принципом, должен быть в центре любого социально-экономического устройства.

'TojM.Ko огрицая основные законы человеческой природы, можно строить экономическую жизнь, не исходя из указанного положения политической Показав неоправданность и несбыточность ожиданий "громадного подъема производительности народного хозяйства" после октябрьского переворота ("никаких чудес не случилось, но вольно было их ожидать") т [28, С.75], Вруцкус на этом, однако, не поставил точку. В своем дальней­ шем анализе он выдвинул и обосновал положение, согласно которому централизованная организация хозяйства неизбежно будет отличаться "громадным консерватизмом и инерцией" [28, с.65]. Главный корень зла здесь ав1ор усматривает в недооценке роли и значения профессиональ­ ных организаторов экономики, менеджеров, в максимальном офаничемии сиободы и принятии ими управленческих решений. И даже если вообразить себе на посту директора того или иного социалистического предприятия человека с блестящим общим и специальным образованием, с внушительным хозяйственным опытом, то и от такого руководителя не спсдует жда1 ь "той полезной работ!>Г', которую дают менеджеры капита­ Ведь что должен уметь делать искусный организатор? - Прежде все­ го, бережно относиться к основному капиталу, экономить материалы, по­ стоянно искать и находить удачные комбинации капитала и труда, источI НИКИ сырья, подходящие рынки сбыта и т.д., и т.п. И главное - самостоя­ тельно принимать решения. Без всех этих предпосылок производственная струкгура обречена на непродуктивность даже при условии самого усердного и умелого труда рабочих. Подобной высокоответственной роли организагоров огвечает, по Бруцкусу, психология капиталистического предпринимателя. "На него падает риск предприятия, и он первый вмигрмваег ог его успехов. Огсюда громадное напряжение его воли. Его труд никем не нормируется - он определяется потребностями дела"[28, C.76J.

Совершенно иной является психология социалистического органи­ затора. "Здесь он чиновник и не больше" [28, с.76]. Размеры его трудово­ го мознш'раждсния, как правило, не намного превышают заработки рабо­ чих (таковы уж эгалитарные установки в социалистическом обществе) и, следовательно, не должным образом стимулируют организаторский труд.

Риск предприятия в условиях централизованной системы лежит не на нем, он мшю теряет от неудач и почти ничего не выигрывает от успеха.

Поэтому его удел - формальность, для творчества же в области управления эюго явно недостаточно. Здесь остро необходимы такие качества, как энергия, активность, "хозяйский глаз", и когда всего этого нет, "рушатся дома, тонут суда, ломаются станки и разворовываются мате­ риалы". Надо ли говорить, что это утверждение Бруцкуса может быть внесено в перечень (надо сказать, весьма солидный) тех высказываний экономистов либерального направления, которые во всей полноте, без малейн1их отклог1ений подтвердились последующей практикой "построенного" и "развитого" социализма.

Таким образом, доктринерские идеи планово-централизованного yiipaujiemifl, как показали эти экономисты, с самого начала противоречи­ ли логике'нормального хозяйствования. Для разретения этого конфликvd, no их мнению, и потребовалась новая экономическая политика, кото­ рую Струве, например, квалифицировал не иначе, как политику "буржуазных уловок" или "лазеек" [262, с. 166].

Одной из таких уловок явилось признание важности принципов личной заинтсресовагтости в производстве и личной ответственности индивида за свою хозяйственную судьбу, признание, радикально отсгупаюпюс от эгалитарной идеи социализма. Эти "буржуазные принципы", принципы "хозяйственного неравенства" "должны сыграть роль того целигельного возбудителя, того мышьяка, который при правильной дози­ ровке может поднять тонус социалистической хозяйственной жизни, не убив самого социштзма" [262, с. 166].

Отказ от эгалитарной идеи и переход к дифференциальной онлаге груда, но справсдлигюму мнению Струве, детерминирован самой приро­ дой хозяйствования, в соответствии с которой "начало расценки людей по их личной годности есть необходимый двигатель всякой экономи­ ческой деятельности, которого нельзя устранить, не подрывая в корне всей хозяйственной жизни" [262, с. 167]. Об этом же, как мы только что видели, писал и Бруцкус.

Русский опыт показал бесперспективность попыток сопрячь эгалитарнг>1Й, "уравнительный" мотив социализма и его организационнотехнической идеей, или иначе, пафос социализма - с его техникой. Имен­ но русский опыт воочию обнаружил, что организационно-техническая идея социализма "для своего экономически успешного осуществления требует величайшего напряжения буржуазных антиэгалитарных моти­ вов" [262, с. 167].

Однако эта "буржуазная уловка", внесенная коммунистической властью в.хозяйственный строй, по мнению П.Струве, бесплодна, ибо дать буржуазным началам действенную для хозяйства силу нельзя, дозируя их, как сильнодействующие яды. "Фармацевты и лекари коммуни­ стического хозяйства хотят хлеб и молоко применять так, как, быть мо­ жет, имеет смысл применять мышьяк или морфий. Пафос социализма или коммунизма в уравнительности, и буржуазные начала суть начала ино­ родные, разлага!Ощие для социалистического духа, для коммунистиче­ ского замысла, и потому действие этих начал... встречает в социалисти­ ческой психологии многообразные сопротивления, низводящие их полез­ ную работу до минимума" [262, с. 167-168].

Другой подобной "буржуазной уловкой" советской власти Струве называет "свободу торговли", подчеркивая, что на самом деле речь идет лишь о разрешении "изголодавшемуся потребителю покупать у непосредственного производителя", о вынужденной легализации примитивно­ го товарно-денежного обмена [262, с. 169]. Но при этом большевистский режим продолжал поносить торговлю, мечтая о скорейшей гибели рынка т! реставрации прямого продуктообмена.

К этому же ряду уловок Струве относит и концессии, предостав­ лявшиеся иностранным предпринимателям. "Обездолив, истребив и из­ гнав свою национальную буржуазию, коммунистическая власть призывает из-за границы буржуазных варягов... В этой системе концессий об­ наруживаются и крайняя слабость, и глубокий цинизм советской власти.

Это политика двойной измены: циничной измены национальному началу и национальному достоинству и столь же циничной измены социалисти­ ческому идеалу. Системой концессий коммунистическая власть низводит Россию и в 11ациональиом, и в социальном отношении на уровень экзоти­ Надб сказать, что не только П.Струве, но и другие экономисты либерального течения чутко уловили фальшь и непоследовательность НЭПа, справедливо полагая, что коммунистическими руками нельзя строить рыночное хозяйство..Так, Л.Пумпянский, прямо указывал, что вместо радикального пересмотра принципа национализации, НЭП офаничивается пересмотром лишь методов управления государственной промышленностью. Подобно Струве, Пумпянский расценивал переход от доктринального принципа централизации управления, воплощенного в "главках" и "центрах", к принципу сочетания централизма с относитель­ ной хозяйственной самостоятельностью производственно-коммерческих единиц, носителями которого становились "тресты" и "синдикаты", как одну из многочисленных уловок советской власти, а точнее, новой выдумкой российской экономической бюрократии" [212, с.52]. Наши "тресты" так же похожи на промышленные организации, сложившиеся под этим наименованием на западе и органически выросшие из ожесто­ ченной конкуренции, как "карточные домики похожи на железо­ бетонные сооружения" [212, с.52]. И дело не только в искусственности наших трестов, в крайней дезорганизации всей хозяйственной жизни страны, в деформировании рынка и т.д. Дело еще и в том, что во главе трестов стоят назначенные правления, состоящие из коммунистов и "спецов", или, по выражению Ленина, "приказчиков". Этот термин, по мнению Пумпянского, удачно характеризует положение членов правле­ ний трестов. "Но могут ли приказчики вести хозяйство промышленных предприятий, а особенно крупных промышленных объединений?" [212, с.

Конечно, признает Пумпянский, НЭП с его хозрасчетом и децент­ рализацией частично раскрепостил промышленность, ослабил вожжи централизма, но не влил, да и не мог влить в экономику подлинно живую струю. Для этого должна быть создана "нормальная хозяйственнопсихологическая атмосфера", связанная с "радикальным пересмотром принципа национализации" [212, с.55], то есть с возрождением частной собственности и конкурентно-рыночных отношений.

Аналогичные выводы мы находим и у другого представителя рус­ ского либерализма, профессора М.В.Бернацкого, крупнейшего специа­ листа в области финансов.

Восстановление института денежного обращения требует, по его мнению, не формального, а реального "свободного народного хозяйства", ибо только при этой хозяйственной форме деньги выполняют роль свя­ зующего социального элемента между индивидуальными экономически­ ми единицами; без этого фермента или при его разложении следует рас­ пад всего хозяйства в целом. Если же при введении денежного аппарата пытаться сохранить централизованное хозяйство, то подобная попытка неминуемо потерпит фиаско, поскольку в таком хозяйстве присутствие денег не только не нужно, но даже вредно, здесь достаточно "повесток на исполнение трудовых повинностей" и "ордеров" на получение пайка [П, с. 145-146]. Отсюда, отмечал Бернацкий, следует, что эффективное функ­ ционирование денежного аппарата, на который делает ставку НЭП, тре­ бует соблюдения нескольких условий, в частности, принципиальной де­ национализации индустрии и транспорта, отмены монополии внешней торговли, замены химерных планов и отчаянного бюрократизма сообра­ жениями прибыльности, возрождения частно-хозяйственной стихии [11, с. 146-147].

С этой точки зрения судьба денежной реформы, червонца и самого НЭПа внушала Бернацкому серьезные опасения. Он понимал несовме­ стимость требований укрепления денежного аппарата с требованиями решительного сокращения частного сектора хозяйства. "Само собой ра­ зумеется, - писал он, комментируя радость Рыкова по поводу неуклон­ ного падения доли частной торговли, - что борьба с частником равно­ сильна ударам по денежной системе" [II, с. 152]. Либо, заключает уче­ ный, частная стихия и полная хозяйственная свобода агентов рынка, обеспечивающие "здоровье" червонца и денежного обращения, либо более или менее быстрая гюрча денежной системы с перспективой ката­ строфы" [П, с. 153].

Еще более интересны в связи с рассматриваемым вопросом взгляды Б.Д.Бруцкуса. В своих эмигрантских работах [29; 30; 31; 32; 33] Бруцкус, как и Струве, показывает, что истинным генетическим кодом хозяй­ ственной системы социализма является централизованное плановое нача­ ло, неизбежно подминающее под себя и разрушающее "вольный" рынок со свойственной ему конкуренцией, ифой спроса и предложения, сво­ бодным ценообразованием, и что поэтому у НЭПа ие было и не могло быть будущего.

На основе огромного фактического материала Бруцкус доказал, что, хотя НЭП до некоторой степени и активизировал товарно-денежные от­ ношения, но ни в городе, ни в деревне капитализм не только не получил развития, но и не мог его получить, поскольку это "совсем не есть бурьян, который растет в каждом грязном углу. Это очень сложная и нежная ор­ ганизация, и необходимой ее предпосылкой является правовое государ­ ство, и потому только в ее рамках мог развиться капитализм. Но послед­ ний не имеет почвы под диктатурой коммунистической партии, как он не имел почвы под релсимом mypetfKUx султанов (курсив наш - авт.)" [30, С.421].

Действительно, НЭП не отвратил большевиков от главной идеи "научного" социализма - планово-централизованного хозяйства. Так, в • письме Г.М.Кржижановскому, опасавшемуся за судьбу планомерной ор­ ганизации общественного производства, Ленин специально подчеркивал:

"... 1ювая экономическая политика не меняет единого государственного плана и не выходит из его рамок, а меняет подход к его осуществлению" [162, с. 101]. Вождь оказался прав - НЭП не дезавуировал идею единого плана. Зато воплощенная в жизнь плановая идея уничтожила НЭП, и Б.Бруцкус ярко и убедительно эго показал.

Объявив новую экономическую политику при сохранении незыбле­ мых ценностей марксизма - в идеологии и теории: диктатуры "научного" социализма; в политическом строе: диктатуры коммунистической партии;

в экономике: диктатуры централизованного управления, - Ленин и его ^ соратники с самого начала оказались в плену неразрешимого противоре­ чия. Указанные "ценности" органически несовместимы с рыночной эко­ номикой и частным предпринимательством. Ибо если рыночную эконо­ мику оставить действительно свободной, она рано или поздно приведет к коррозии всей "диктаторской триады", к идеологическому, политическо­ му и эко»юмическому плюрализму. Этого правящая элита допустить не могла, а следовательно, она не могла допустить и подлинной экономи­ ческой свободы. Указанное противоречие носило принципиально нераз­ решимый, антагонистический характер (в духе жесткой альтернатив­ ности - "или -или"), оно-то и привело к ликвидации НЭПа и установле­ нию необходимого соответствия между всеми этажами социалистической формации: идеологией, политикой, экономикой.

Следует сказать, что в западноевропейских и американских науч­ ных кругах Бруцкус завоевал себе имя лучшего знатока советского хо­ зяйства. Здесь, пожалуй, уместно привести характеристику, данную авторитетнейшим экономистом мирового масштаба, лауреатом Нобелевской • премии Ф.Хайеком в предисловии к книге Бруцкуса "Экономическое планирование в Советской России" (Лондон, 1935): "Можно по-прежнему поражаться той экстраординарной ясности, с которой он (Бруцкус - авт.) уловил действительно центральные моменты. Вместе с трудами проф.

Л.Мизеса и М.Вебера, вышедшими в Германии несколькими месяцами раньше, эта книга... должна рассматриваться как одно из главнейших ис­ следований, вызвавших нынешние дискуссии об экономических пробле­ мах социализма... Читатель, принимающий во внимание время, когда это было написано, будет снова и снова поражаться исключительному предвидению ее автора и той мере, в которой это предвидение подтвер­ дилось реальными событиями. Не только трагические перемены в экономической политике, произошедшие за это время, но также многие второ­ т степенные события в истории российского эксперимента были четко предсказаны в этих рассуждениях... Мне представляется, что Бруцкус преуспел в освещении истории этого эксперимента больше, чем это сде­ лано было в какой-то известной мне другой работе... Я не колеблюсь от­ нести его труды... к наилучшим образцам актуальной научной литерату­ ры о России сегодняшнего дня" [28, с. 185]. Думается, столь высокой оценки профессор Хайек удостаивал немногих экономистов.

Действительно, Бруцкус дал обстоятельнейшую критику марксист­ ской идеи централизованного планового управления народным хозяй­ ством, способного преодолеть "анархию капиталистического производ­ ства" и "установить такую гармонию между производственной организа­ цией и общественными потребностями, которая в капиталистическом обществе недостижима" [28, с.39].

Однако, сломав чуткий барометр свободных рыночных цен и взвалив на себя непосильную ношу планового управления всей национальной экономикой, социалистическое государство вынуждено обзавестись гро­ мадным учетно-статистическим аппаратом и обязать его априорно опре­ делять всю чрезмерно многоцветную гамму общественных потребностей, в согласие с которыми должно приводиться общественное производство и, следовательно, свёрстываться соответствующий народнохозяйствен­ ный план.

Но возможно ли измерить потребности людей, вычислить перечень необходимых хозяйственных благ? И дело не только в технических труд­ ностях. Как можно априорно вычислить, сколько и какой пищи нужно произвести для населения? Сколько и какой одежды нужно людям? Од­ нако, допускает Бруцкус, пусть уж "мы, мужчины, примирились бы на самой элементарной одинаковой одежде, но могучий инстинкт не позво­ лит женщинам помириться с таким положением... Вправе ли наша рес­ публика даже в том тяжелом положении, в каком она сейчас находится, подавить этот инстинкт? Мы думаем, что нет. Но производством какого количества необходимых предметов республика должна пожертвовать для удовлетворения минимальных потребностей женщин в украшениях: в лентах, в кружевах, в перьях?!" [28, с.46].

Нет, социалистическое государство, даже вооруженное фомадным учетно-статистическим аппаратом, не в силах измерить потребности сво­ их граждан, а следовательно, не может дать надлежащих директив произ­ водству. Но даже не в этом Бруцкус усматривает главный порок плановоцентрализованного управления. Его самая слабая сторона заключается, по мнению автора, "в стремлении централизовать в руках своей бюрокра­ тии все распределительные функции" [28, с.47]. Ведь определив характер и количество благ и услуг, необходимых для удовлетворения потребноJ... - стей, центр должен учесть наличные средства производства и распреде­ лить их между отраслями народного хозяйства и далее - между отдель­ ными предприятиями.

Б.Бруцкусу удалось с неопровержимой достоверностью показать, чго даже в случае самых благих и искренних намерений центра обеспе­ чить cпpaвeдJmвyю связь между результатами деятельности предприятия и его снабжением неизбежен субъективизм и произвол.

Ученый приводит многочисленные факты, подтверждающие этот тезис. Так, Грозненский нефтяной район работал лучше других - и остал­ ся без продовольствия. Астраханские рыбные промыслы, важнейшие в России, - остались без... сетей, а страна - без миллионов пудов рыбы. Та­ ким образом, делает вывод Бруцкус, у социалистического хозяйства, в действительности, "нет никакого механизма для координирования каж­ г дого отдельного производства с народным хозяйством" [28, с.49].

Весь последующий опыт реального социализма не в состоянии по­ колебать этот меткий вывод. Национализировав собственность на сред­ ства производства, социалистическое государство передало в руки бюро­ кратического аппарата собственность на распределительные и перерас­ пределительные процессы, то есть право владения и распоряжения ими.

При этом собственник процесса, в отличие от собственника средств производсгва, присваивает результаты процесса, ничего не вкладывая. По­ этому бюрократия всех мастей и в настоящее время так стремительно разрастается и ни при каких обстоятельствах не отказывается доброволью от этого вида собственности, хотя он крайне разорителен для страны.

Совершенно очевидна, таким образом, историческая правота Б.Бруцкуса, вынесшего свой вердикт, согласно которому "экономическая система, которая не располагает механизмом для приведения произволMff'vfVXtKM ства в соответствие с общественными потребностями, несостоятельна.

Стремясь преодолеть "анархию капиталистического производства", со­ циализм может ввергнуть народное хозяйство в "суперанархию", по сравнению с которой капиталистическое государство являет собой кар­ тину величайшей гармонии" [28, с.50].

И в более поздних своих работах Бруцкус вновь и вновь возвра­ щается к критическому рассмотрению идеи планового хозяйства. Ему удалось доказагь, что разрушение стихийных рыночных регуляторов "является делом очень опасным", поскольку в них заключается "бездна целесообразности, которую даже и осознать не легко, а тем более заме­ нить от разума конструированным механизмом. Общее разрушение в ре­ волюционном порядке автоматических регуляторов экономической жиз­ ни ravrr в себе величайшие бедствия, в этом и лежит причина тех совер­ шенно исключительных катастроф, жертвой которых Россия стала во времени войны" [30, с.429].

Любопытно и другое его положение, в соответствии с которым опасность заключается не только в разрушении автоматических регуля­ торов, и не только в том, что планы чаще всего остаются невыполненны­ ми. "Не менее опасные последствия имеет очень часто и осуществление планов" [30, с.429]. Бруцкус признает несомненными известные успехи планового хозяйства. Но именно в этих успехах он усматривает причины будущего развала народного хозяйства России. "Осуществить планы еще можно, но учесть все неисчислимые, и подчас роковые, последствия осу­ ществляемых планов крайне трудно" [30, с.430]. Трудности усугубляются еще н тем обстоятельством, что в условиях "планового хозяйства" проис­ ходит переплетение экономики и политики. Планы не диктуются и не моI^ гут диктЬваться чисто экономическими соображениями, они формируютС с учетом политических интересов. "И поэтому планы слишком часто и слишком грубо нарушают самочинное развитие экономической жизни к величайшему вреду для народного хозяйства. А в революционные эпохи, когда правительство находится во власти фанатизированных фупп, "плановое хозяйство" представляет сугубую опасность. Не "организованный разум", а "организованное безумие" находит себе тогда отражение в планах" [30, с.430]. Последовавшие десятилетия дали нема­ ло свидетельств "организованного безумия" (хрущевский план "сплошного окукурузивания", брежневско-черненковская программа "поворота рек", горбачевская программа отлучения народа от алкоголя, повлекшая за собой массовое истребление виноградников, и т.д.. и т.п.).

На тему соотношения экономики и политики, хозяйствования и властвования, как уже отмечалось, немало размышлял и П.Струве, сделав­ ший весьма интересные выводы. По его мнению, тотальная централиза­ ция управления, полное удушение экономической и личной свободы при­ вели хозяйство советской России к небывалому упадку, к "призрачному существованию". Но, в то же время, эта централизация и это удушение есть безусловно необходимые условия реального существования и без­ раздельного политического господства коммунистической власти. "Вся сложная система экономических офаничений, свободы передвижения, собс1венности, хозяйственного оборота теперь уже существует не столь­ ко ради экономических и социальных целей данной системы, сколько в силу политической и полицейской необходимости этих ограничений для самой власти" [262, с. 171]. Иными словами, на ином, более прочном хо­ зяйственном фундаменте большевистский режим существовать попросту не может.

Русский коммунистический опыт, заключает Струве, ценен уже хотя бы потому, что он подтверждает социологическую и политическую ис­ тину, гласящую: "Собственность и экономическая свобода есть основа и палладиум личной свободы во всех ее проявлениях, даже наиболее тон­ ких и вершинных" [262, с.171].

Завершая рассмотрение критики централизованной системы хозяй­ ствования, предпринятой выдающимися экономистами, еще раз отметим, что она характеризуется большой глубиной и проницательностью. Эко­ номисты этого направления уже в самом начале 20-х годов убедительно показали, что в рамках жесткой многоярусной централизованной си­ стемы с ее насильственной дисциплиной и репрессивным инструмента­ рием нет места экономической свободе, самостоятельным решениям, предпринимательству, самодеятельности и саморазвитию. Управление, как известно, предгюлагает знание. Для того, чтобы управлять хозяй­ ством огромной страны, центру необходимо учесть и переработать опре­ деленным образом всю экономическую информацию, которая в виде представлений и связей, количественных показателей и параметров со­ держится и циркулирует в обществе. Реально ли это? - Разумеется, нет.

Но, не располагая необходимой информацией, центру нередко приходит­ ся действовать наугад, делая, однако, при этом вид, что он действует сознательно, разумно и целеустремленно.

Отвергая систему хозяйственного централизма и предсказывая ее неизбежную гибель, экономисты либерального направления противопо­ ставляли ей концепцию хозяйственной свободы и рыночного регулирова­ ния экономических процессов. Они не сомневались в преимущественной эффективности либеральной экономики и только в ней видели шанс к спасению России от разрухи. Как отмечал А.Л.Рафалович, лишь предо­ ставление "самого широкого простора частной хозяйственной деятельности, обеспеченной правовой и моральной поддержкой общества, может предотвратить дальнейшее разрушение и гибель страны" {2\6, с,235].

Либералы дружно отстаивали взгляд, согласно которому "слепой" механизм свободной конкуренции выполняет регулирующую функцию намного продуктивнее, нежели "зрячая" система плановоцентрализованного управления, взгляд, как известно, прямо противопо­ ложный марксистским представлениям, обнаруживающим в отмеченной "слепоте" норок. Сегодня этот исторический спор вроде бы разрешен, и разрешен он в значительной мере самой жизнью, которая неопровержимо сви/детельствует о том, что свободная рыночная экономика действительно "работает" лучше, чем экономика, управляемая из единого центра. Лучше - эго, прежде всего, значит, что она способна обеспечить потребителям гораздо более широкий набор товаров и услуг. Экономика, организован­ ная на рыночных принципах, позволяет полностью использовать локали­ зованную информацию, доступную хозяйствующим субъектам только в ус;ювиях автономности и децентрализации.

Но именно это и доказывали русские либералы. Так, в работах П.Струве еще дореволюционного периода можно обнаружить немало вы­ сказываний о фантастичности идеи "полной рационализации цен и все­ целого управления их царством" [258, с.313]. Поскольку ни индивиду­ альный, ни коллективный разум не способен охватить такое обширное поле и не способен все происходящие в нем процессы подчинить единой Уже тогда отечественный ученый сформулировал интересное уче­ ние о хозяйсгвопании, которое он затем развил, находясь в эмиграции.

Ключевыми категориями этого учения явились такие понятия, как хозяй­ ствование, хозяйство, цена, рынок, частная собственность, экономичеекая свобода, возМездность.

Что такое хозяйствование? - По Струве, это понятие чрезвычайно актуальное, обозначающее определенную деятельность людей, их заботу "о гюддержании жизни во всей полноте ее проявлений". Иначе говоря, уточняет ученый, суть хозяйствования "состоит в приобретении, или стяжании, и использовании средств для удовлетворения потребностей, и приюм всех потребностей" [260, с.4].

Струве выделяет два основных типа хозяйствования: "первичное" (натуральное) и "вторичное" (денежно-ценовое) хозяйствования, "Первич1юе" хозяйствование характеризуется отсутствием "естественного" измерения хозяйственных процессов, поскольку здесь не существует никакого единого "наперед заданного мерила" [260, с.5].

"Вторичное" хозяйствование, в противоположность "первичному", являющемуся "простой заботой о поддержании жизни", Струве называет развернутым, или денежно-це1ювым и считает именно его хозяйствоваFrncM "в подлинном и точном смысле" [260, c.5j. Здесь имеют место цена и деньги - признак естественного измерения и измеримости, который "сообщает хозяйствованию определяющий смысл; придает ему особую окраску", явственгю отграничивающую его как от "первичного" хозяй­ ствования, так и "от всей совокупности прочих областей жизни и культу­ ры", таких, как религия, нравствен»юсть, искусство, наука, право.

С категорией "хозяйствование" Струве сопрягает другое по­ нятие - "хозяйство". Ученый справедливо считает неверным имеющее в литера17ре место отождествление этих двух понятий. Под хозяйством Струве разумеет "целенаправленное (телеологическое) волевое единство хозяйствования", предполагающее определенного субъекта воли, дающего направление хозяйствованию, ставящего перед ним те или иные цели, сообщающего ему смысл [260, с.8]. Таким образом, точное понятие • хозяйства конституируется с помощью двух составляющих: хозяйствова­ ния и его носителя - хозяина. При этом, добавляет Струве, для дагнюго "субъективного телеологического единства", каким является хозяйство, безразлично, кто является субъектом (хозяином), или мыслится таковым.

"Существенно лишь то, что все хозяйственные явления и процессы, а также соответствующие им категории и понятия мы тут телеологически относим к некоему субъекту, рассматриваем, обсуждаем и оцениваем с Подобный подход приводит Петра Струве к отрицанию такого син­ тетического понятия, как "народное хозяйство", которое он нередко на­ зывает "гюевдохозяйством". В этом отношении русский ученый солидаризуется с позицией основателя австрийской школы, Карла Менгера, Iti считая, что "народное хозяйство" как реальность существовало бы лишь только в том случае, если бы декларируемое (как это имеет место в писа­ ниях социалистов) наиболее полное удовлетворение потребностей наро­ да, как целого, действительно было целью, и если бы народ в его целост­ ности действительно был бы хозяйствующим субъектом. На самом же деле хозяйствующими субъектами являются руководители (хозяева или их уполномоченные) отдельных единичных и общественных хозяйств; их цель вовсе не состоит в обеспечении потребностей народа как целого, она состоит в обеспечении собственной потребности или потребностей определенных других, физических или моральных, лиц. "Народное хо­ зяйство" не есть одно хозяйство, оно есть "компликация, или, если угод­ но, организм хозяйств (единичных и общественных), но... не одно хозяй­ Трактуя таким образом "народное хозяйство", Струве, по нашему мнению, вслед за Менгером впадает в крайность, ибо его учение "освобождает" экономическую теорию от решения важнейших народно­ хозяйственных, макроэкономических проблем. Оно фокусирует внимание лишь на проблемах единичных хозяйств ("субъективных телеологиче­ ских единств") и их взаимодействиях. Но последуем за его размышле­ ниями далее.

Ученый прекрасно понимал, что робинзонад нет, а в реальной жиз­ ни существует множественность противостоящих друг другу и друг с другом соприкасающихся единичных хозяйств. Отталкиваясь от этого факта, в полном соответствии со своим атомистическим подходом, Стру­ ве ставит и интересно решает важную проблему способов взаимодей­ ствия единичных хозяйств, их сложения в целое. Надо сказать, что эта проблема волновала ученого всегда. Еще в 1900 г. он убежденно заявлял, что главная задача экономической теории состоит "в уяснении принци­ пов, вытекающих из существа хозяйственной деятельности и опреде­ ляющих жизнь отдельных хозяйств, а также в уяснении тех явлений, ко­ торые вытекают из сосуществования и взаимодействия этих хозяйствен­ ных единиц и объективно обусловливаются этим взаимодействием, неза­ висимо от сознания и воли как хозяйствующих субъектов, так и какогонибудь другого субъекта высшего порядка (государства и т.п.)" [256, С.364].

Каковы же, по Струве, способы сосуществования хозяйств? Для от­ вета на этот вопрос ученый обращается к более широкому вопросу: како­ вы способы существования общества, определяемого им, как "сожительство, или сосуществование, людей" [260, с.11]. Этот прием Струве использует потому, что признает хозяйство, экономику важной стороной' многофанной общественной жизни, влияющей на все остальi ные стороны и тем самым - на весь общественный строй. Однако от него не ускользнула и противоположная, еще более существенная зависимосгь, в соогветствии с которой та или иная форма общее!ветюго уст­ ройства сама оказывает сильнейшее влияние на хозяйствование, задает тот или иной его способ, составляет его основу.

Ход мысли Струве логичен. Сформулировав закономерную связь между организацией общества и способом сочетания хозяйств, автор должен был вначале показать различные типы общественного устройства и из них вывести декларируемую обусловленность. Что он, собственно, и сделал. Струве вьщелил следующие способы, которыми какая-либо груп­ па совместно живущих людей (целое) может быть составлена из отдель­ ных индивидуумов (частей).

' • Простая совокупность людей, живущих друг подле друга, но не­ зависимо друг от друга. Это - сумма людей, но еще не общество.

2. Система людей. Это группа не только друг подле друга живущих, но, кроме того, друг с другом связанных и друг на друга воздействую­ щих, следовательно, координированно живущих людей. Такая система людей и есть общество. Несомненно, говорит Струве, в обществе у его отдельных членов вследствие взаимных влияний возникает общая психо­ логия. В частности, возникают такие потребности, которые не могли бы возникнуть, если бы люди жили вне общества. Однако эта общая психоюгия есть следствие существования общества и является лишь одной из сторон обп^ествегиюй жтии, она вовсе не обязательно распространяется на всех членов без исключения. Миллионы людей, связанных не только прямо, но и косвенно друг с другом механизмом рынка, составляют об­ щество, то есть систему людей, хотя последние не знают друг друга, ни­ когда не видели один другого, и отличаются весьма различной психологией.

3- Единство людей. Это группа людей, в которой, помимо взаимной связанности отдельных членов, присущей системе, существует и единый руководящий центр, то есть единая воля. Эта воля формулирует опреде­ ленные цели и подчиняет себе всех членов группы. Единство людей, 1Юэтому, представляет собой не только координацию, но и субординацию людей.

Струве, конечно, не склонен переоценивать практическое значение своего хода мысли, поскольку всегда хорошо понимал, что реальная жизнь неизмеримо богаче и разнообразнее любых теоретических кон­ струкций. Поэтому он сам счел нужным отметить, что все три изло­ женные формы организации социальных фупп есть не более, чем "стилизова1Н1ые идеальные типы", в действителыюсти же существует много переходных форм. Но различать эти типичные формы, - тут же до­ бавляет ученый, - очень важно, так как всякой из них соответствует осо­ бый хозяйственный строй [260, с. 14-15].