«Между логикой и парадоксом: композитор Фарадж Караев ...»

Анализируются приёмы работы композитора с вербальным текстом, трактуемым в качестве саунд-материала, с повышенным вниманием к сонорике слова, его фонетической составляющей, нередко развиваемой по законам чисто музыкальной логики. Данная тенденция характеризует и авторскую работу со стихотворением Э. Дикинсон, интонируемым участниками ансамбля «…a crumb» во время исполнения, и особенности претворения поэтического комплекса монооперы текстов К. Сэндберга, Р.

Грейвза, Ж. Превера, Р. Шара, Д. Унгаретти, С. Вальехо. Л. Ферлингетти, Э.

Э. Каммингса, Н. Хикмета. Музыкальная композиция «Journey to love», «нанизанная» на структурный каркас авторского либретто, следует его изгибам, выстраивая параллельную драматургию, которая реализуется в параметрах тембра, звуковысотности, вокальной артикуляции. Переплетение и наложение параллельных планов порождает и обратное влияние, вследствие чего текстовая форма оказывается вписанной в музыкальную конструкцию циклического типа со вступлением, разделами экспонирования образов, завязки и развития конфликта, лирическим Adagio, репризой и кодой.

Разделы III.5 «Klnge einer traurigen Nacht»: четыре вариации на жанр постлюдии» и III.6 «Vingt ans aprs — nostalgie...»: ещё раз о единстве интонационной драматургии» раскрывают внутреннюю логику звуковой драматургии пьесы для камерного ансамбля «Klnge einer traurigen Nacht»

(«Маленькая музыка печальной ночи») (1989) и Концерта для оркестра «Vingt ans aprs — nostalgie...» памяти А.(e)SCH. и Ed(e)S.D. (2009).

Структурно-композиционный уровень четырёхчастной пьесы «Klnge einer traurigen Nacht», апеллирующей к жанрово-семантическому инварианту постлюдии, соотносится с эстетической концепцией фрагмента, в формальном смысле отрицающей «фабульную» связь частей на основе родства тематизма, — и в образно-смысловом отношении, и с точки зрения внутренней организации, каждая часть пьесы автономна и самодостаточна.

Вместе с тем, в пользу единства художественного пространства композиции свидетельствуют и переходы attacca, и общий эмоциональный колорит музыки, выдержанный в характере окрашенного печалью размышленияпереживания, и замедленная процессуальность образного экспонирования и развития, реализованная в русле драматургии медитативного типа и обусловленная поэтикой тишины — тишины, трактуемой и как контекст, и как компонент (материя) звучания. Типичные «лексемы» жанра — паузы и послезвучия, ферматы и звуковые истаивания al niente, небыстрые темпы, детализированная шкала оттенков p, особые приёмы звукоизвлечения в каждом из разделов пьесы формируют свои риторические формулы, свою логику системного взаимодействия. Четыре конструктивных и драматургических решения, части «Klnge einer traurigen Nacht» отражают разные грани постлюдийного жанра, становясь проекцией, художественным выражением формы постлюдийного мышления.

Единство интонационной драматургии четырёхчастного Концерта для оркестра «Vingt ans aprs — nostalgie...» определяется структурообразующей функцией лейткомплекса тритона, реализуемой в масштабе целостной звуковой формы сочинения: от обеспечения прочных связей внутри серийного ряда — до выстраивания интонационных параллелей между частями. По-новому претворяя классический принцип монотематизма в условиях сонорики, тритон выступает в роли микротемы, из которой рождается, выводится вся музыкальная ткань. Приметой сольного начала служит уже не столько тематический критерий (ибо тематизированы все слои композиции), сколько тот или иной тип изложения, именно в области темброфактуры тематический процесс выявлен ярче всего — здесь возникают и необходимый контраст, и индивидуализированные типы изложения. Тембр становится ведущим параметром более высокого ранга музыкальной интонации.

Помимо интонационного строительства на основе «вариаций на тритон», логика развития всех частей соотносится с концепцией регистрового и тембрового «прояснения» данная конструктивная идея реализована в параллельной драматургии соло и сонорного «фона».

обобщающий и суммирующий проблематику диссертационного исследования на материале Концерта для оркестра и скрипки соло (1999одного из знаковых сочинений Караева недавнего времени. Концерт носит автобиографический характер, фокусируя определённые константы караевского творчества признаки стилевой атрибуции, охватывающие весь спектр параметров композиции и составляющие суть индивидуальной творческой системы композитора.

Основные публикации по теме диссертации:

1. Между логикой и парадоксом: композитор Фарадж Караев. М., 2. Музыка ХХ века: от авангарда к постмодерну: Учебное пособие (в консерватория», 2011. [35, 48 п.л.].

3. Стиль и рефлексия (на материале отечественной симфонии 80-х годов) // Стилевые искания в музыке 70–80-х годов ХХ века: Сб.

статей / сост. и науч. ред. Е. Шевляков.

Ростовская гос. консерватория имени С. В. Рахманинова, 1994.

С. 117–132 [1,5 п.л.].

современной оперы // Научные труды МПГУ имени В. И. Ленина / ред. В. Матросов, А. Киселёв, Г. Стольникова и др.

Прометей, 1995. С. 12–14 [0,3 п.л.].

5. Стабильность драматургической ориентации // Музыкальная академия. 1995. № 3. С. 68–72 [0,5 п.л.].

6. Постигая целостность музыкально-исторического процесса (в соавторстве с Г. Григорьевой) // Музыкальная академия. 1996.

7. Постмодернизм новая стадия самосознания искусства // Введение в культурологию. Материалы по теории и истории художественной культуры. Вып. 1 / отв. ред. В. Яйленко.

Московский гос. горный университет, 1997. С. 43–56 [1,3 п.л.].

8. Проблема самосознания искусства как актуальный аспект анализа // Музыкальное образование в контексте культуры: вопросы истории, тeoрии, психологии, методологии: Материалы научнопрактической конференции. М.: РАМ имени Гнесиных, 1997.

С. 197–206 [1 п.л.].

9. Симфония 60–80-х годов и историческая память жанра // еrqi.

Баку: Бакинская музыкальная академия. 2000. Осень. С. 50 – 54 [0,4 п.л.].

10. «Сверхисторическое» пространство постмодернизма и художественный опус // Musiqi Dnyasi. Баку, 2000. № 3 –4.

С. 174–181 [0,8 п.л.].

11. Фестиваль русского андерграунда в Америке // Музыкальная академия. 2003. № 2. С. 202–204 [0,3 п.л.].

12. К поэтике индивидуального стиля Фараджа Караева // Музыковедение. 2008. № 7. С. 50–55 [0,5 п.л.] 13. Логика парадокса в инструментальном театре Фараджа Караева // Музыковедение. 2009. № 1. С. 24–29 [0,5 п.л.] 14. К портрету Постороннего. Фарадж Караев // Музыкальная академия. 2009. № 3. С. 137–146 [1,3 п.л.] 15. Коммуникативные игры в музыкальном театре Фараджа Караева:

«(K)ein kleines Schauspiel…» и «Посторонний» // Музыка и время.

2010. № 5. С. 10–14 [0,6 п.л.] 16. К теории интертекстуальности: о принципе цитации в творчестве Фараджа Караева // Музыковедение. 2010. № 10. С. 17– [0,5 п.л.] 17. К проблеме Восток Запад в музыке: «Xtb, muam v sur» и «Babylonturm» Фараджа Караева // Музыка и время. 2010.

№ 10. С. 37–42 [0,6 п.л.] 18. Анаграммирование как структурно-смысловой элемент музыкального текста (на материале сочинений Фараджа Караева) // специализированный журнал. 2010. № 2 (7). С. 204–209 [0, п.л.] 19. Топосы тишины в творчестве Фараджа Караева (на материале Постлюдии для фортепиано) // Музыка и время. 2011. № 3.

С. 31–35 [0,7 п.л.]