«ЭВОЛЮЦИЯ ИНСТИТУТА КОМПЕНСАЦИИ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА В РОССИЙСКОМ ПРАВЕ (ТЕОРЕТИКО-ПРАВОВОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ) ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени доктора юридических наук ...»
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА
И ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ ПРИ ПРЕЗИДЕНТЕ
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
На правах рукописи
ВОРОБЬЕВ Сергей Михайлович
ЭВОЛЮЦИЯ ИНСТИТУТА КОМПЕНСАЦИИ
МОРАЛЬНОГО ВРЕДА В РОССИЙСКОМ ПРАВЕ
(ТЕОРЕТИКО-ПРАВОВОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ)
ДИССЕРТАЦИЯ
на соискание ученой степени доктора юридических наукСпециальность 12.00.01– теория и история права и государства;
история учений о праве и государстве
Научный консультант:
доктор юридических наук, профессор Н.И. ПОЛИЩУК Москва –
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ….………………………………………………………………..ГЛАВА I
ВЛИЯНИЕ ОСНОВОПОЛАГАЮЩИХ МИРОВЫХ ПРАВОВЫХ ИДЕЙ
НА СТАНОВЛЕНИЕ ИНСТИТУТА КОМПЕНСАЦИИ МОРАЛЬНОГО
ВРЕДА В РОССИЙСКОМ ПРАВЕ
§ 1. Социально-правовая обусловленность формирования института возмещения морального вреда на ранних этапах становления общества……………………………………………………………….... § 2. Теоретико-прикладные особенности компенсации морального вреда в романо-германской (континентальной) правовой семье... § 3. Характерные черты возмещения морального вреда в семье англосаксонского (прецедентного) прва…………………………………… § 4. Особенности восполнения морального вреда в мусульманской правовой семье………………………………………………………ГЛАВА II
ОБЩЕСТВЕННО-ПРАВОВЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ФОРМИРОВАНИЯ
ИНСТИТУТА КОМПЕНСАЦИИ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА НА РАЗЛИЧНЫХ ЭТАПАХ СТАНОВЛЕНИЯ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА
§ 1. Прототипы института компенсации морального вреда в источниках права Древней Руси ……………………………………….. § 2. Становление и развитие идеи возмещения морального вреда в эпоху самодержавия и абсолютизма в России……………………………… § 3. Политико-правовое регулирование компенсации морального вреда в Советский период нашего Отечества…………………...ГЛАВА III
ОСОБЕННОСТИ ПРИЧИНЕНИЯ И ВОЗМЕЩЕНИЯ МОРАЛЬНОГО
ВРЕДА, СВЯЗАННЫЕ С ПОЛИТИЧЕСКИМ РАЗВИТИЕМ
СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА
§ 1. Депортация как необычный способ причинения морального вреда человеку и гражданину (гражданам СССР и негражданам, находившимся на его территории в годы Второй мировой войны)……….……………………………………………………... § 2. Характерные особенности возмещения морального вреда в период Великой Отечественной войны и послевоенные годы…… § 3. Организационно-правовые формы реабилитации жертв политических репрессий………………………………………………..ГЛАВА IV
СТРУКТУРНЫЙ АНАЛИЗ РЕАЛИЗАЦИИ НОРМ ИНСТИТУТА
КОМПЕНСАЦИИ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА В РОССИЙСКОЙ
ФЕДЕРАЦИИ
§ 1. Теоретико-прикладные аспекты определения объекта и содержания правоотношения по компенсации морального вред при реализации правовых норм института компенсации морального вреда…………………………………………………………….. § 2. Формально-юридические особенности установления субъектов компенсации морального вреда в сфере правового применения норм института компенсации морального вреда………...ГЛАВА V
ИНСТИТУТ КОМПЕНСАЦИИ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА КАК СПОСОБ
ЗАЩИТЫ ОТ ДИСКРИМИНАЦИИ ЧЕЛОВЕКА И ГРАЖДАНИНА В
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
§ 1. Особенности функционирования института компенсации морального вреда в системе международно-правовой защиты прав человека и гражданина от дискриминации……………….. § 2. Современные тенденции развития законодательства Российской Федерации в системе мер правовой защиты прав, свобод и законных интересов человека и гражданина………………….. ЗАКЛЮЧЕНИЕ……………………………………………………………..СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И НАУЧНОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ……………………………………………………………...ВВЕДЕНИЕ
Актуальность темы диссертационного исследования. Современное развитие отечественного законодательства осуществляется с учетом глобальных преобразований, произошедших в различных областях государственной, экономической, политической и социальной жизни страны в конце ХХ столетия. Реформы российского общества вызвали необходимость пересмотра соотношения личностных и государственных интересов в пользу конкретного человека. Закрепленное в Конституции Российской Федерации 1993 г. положение о том, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью, предопределило обязанность государства по их защите, включающей признание и соблюдение прав и свобод человека и гражданина. В случае нарушения этих прав и свобод они подлежат восстановлению соответствующими государственными органами или законными действиями лица, чьи права и свободы были нарушены. Данное обстоятельство, в свою очередь, обусловило рассмотрение по-новому многих концептуальных положений, касающихся вопросов взаимодействия личности и государства в частном и публичном праве.На встрече с региональными уполномоченными по правам человека 16 августа 2012 г1. Президентом Российской Федерации отмечалось, что в стране немало делается для обеспечения законных прав и интересов граждан, поскольку это основная цель всякого государства и исполнительной власти на любом уровне – муниципальном, региональном, общефедеральном. Вместе с тем на решение такого вопроса, весьма существенного для общества, негативно влияет ряд факторов, вызванных, в частности, несовершенством законодательства, формалистским отношением должностных лиц к обоснованным обращениям людей, бюрократией.
См.: Информация о встрече Президента Российской Федерации с уполномоченными по правам человека в субъектах Российской Федерации [Электронный ресурс]. URL: http: // www.kremlin.ru/news/16210 (дата обращения: 19.09.2013).
Количество жалоб граждан на различные нарушения их прав и свобод, поступивших в аппарат Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации в 2012 г., составило свыше 24 тыс. единиц, из которых более 56,7 % вызваны нарушениями личных (гражданских) прав и свобод; в 2013 г. – свыше 22 тыс. единиц, из которых более 59,1 % связаны с нарушением таких прав и свобод1. Совершаемые преступления сопряжены с нравственными и физическими страданиями потерпевших, влекут за собой причинение им морального вреда. Вследствие этого восстановление попранных прав граждан должно реализовываться с учетом категорий социальной справедливости и гуманизма, так как именно сквозь призму данных понятий определяются уровень развития права в целом, его значимость для государства, общества и личности.
В сегодняшних социально-экономических условиях недопустимо субъективное судейское определение размера компенсации морального вреда потерпевшему от преступления, часто носящее формальный характер, неадекватный нарушенным нематериальным благам, как и иным, материальным гражданским правам пострадавшей стороны. Несовершенство судебной практики установления суммы компенсации потерпевшему морального вреда обусловливает: разработку научно обоснованных методик определения степени опасности такого вреда, разумного и справедливого размера его материальной компенсации; отражение в российском гражданском законодательстве других, альтернативных денежной компенсации, способов (форм) возмещения морального вреда гражданам, пострадавшим от преступлений, закрепление в нем права потерпевшего на самостоятельный выбор приемлемой формы компенсации морального вреда, причиненного преступлением. Совершенствование порядка производства компенсационных выплат потерпевшим за причиняемый преступлениями моральный вред будет, с одной См.: Доклад Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации:
за 2012 год [Электронный ресурс]. URL: http: // www.ombudsmanrf.org/doklad/ (дата обращения: 19.09.2013); за 2013 год [Электронный ресурс]. URL: http: // www.ombudsmanrf.org/doklad/7265 (дата обращения: 25.05.2014).
стороны, способствовать минимизации недоверия к органам государственной власти, повышению их авторитета у населения, с другой – являться гарантией защиты конституционных прав и свобод человека и гражданина.
Актуальность темы диссертационного исследования обусловлена и наличием дискуссионных проблем в теоретической и прикладной юриспруденции по вопросам защиты граждан от различных форм дискриминации, детерминируемых насущными практическими потребностями совершенствования механизма правового регулирования в данной сфере общественных отношений. В российской государственной правовой политике защита прав и свобод человека и гражданина от дискриминации сводится в основном к закреплению системы гарантий, не имеющих функционально-генетической связи с институтом компенсации морального вреда. При этом игнорируется тот факт, что любое преступление, в том числе дискриминационное, имеет своим последствием моральный вред, обусловливаемый нравственными или физическими страданиями как отдельного человека, так и общества в целом.
Состояние и степень разработанности темы. Институт компенсации морального вреда является комплексным межотраслевым правовым институтом, связанным с защитой нарушенных прав человека. Однако в науке теории государства и права его становлению и развитию в качестве правового института не уделялось должного внимания.
Отдельные аспекты развития института компенсации морального вреда рассматривали дореволюционные ученые в различных областях знания – Л. С. Белогриц-Котляревский, Н. Е. Белогруд, П. С. Бобровский, С. К. Викторский, М. Ф. Владимирский-Буданов, В. Н. Грибовский, Д. Д. Гримм, И. С. Джабадари, Ф. Ф. Депп, М. В. Духовской, В. В. Есипов, А. А. Жижиленко, Н. О. Иванишев, А. О. Кистяковский, М. М. Ковалевский, Г. Е. Колоколов, В. О. Ключевский, Н. И. Ланге, Н. А. Максимейко, А. С. Максимович, А. В. Малиновский, Н. С. Мансуров, С. М. Моносзон, К. Ю. Миттермайер, Г. Д. Мэйн, Г. Оппенгеймер, И. А. Покровский, А. Н. Попов, Н. Д. Сергиевский, И. А. Сикорский, В. И. Синайский, Д. Г. Тальберг, В. А. Томсинов, Фан ден Берг, Э. Ферри, И. Я. Фойницкий, К. Черри, Г. Ф. Шершеневич, К. Н. Ярош и др.
Исследованию проблем эволюции уголовных наказаний, что позитивно повлияло на реализацию института компенсации морального вреда в России, посвятили свои работы: К. А. Адигюзелов, Ю. М. Антонян, В. Е. Батюкова, С. Боронбеков, А. Д. Бойков, Л. В. Вавилова, О. Н. Ведерникова, С. А. Галактионов, М. Г. Детков, Л. А. Ермакова, В. И. Задорожный, А. М. Зюков, В. В. Иванова, С. М. Иншаков, В. Е. Квашис, П. А. Кошель, Е. Н. Клещина, Я. А. Махарамов, А. А. Меньших, М. А. Мусаев, Н. Мухамедьянов, М. М. Омаров, И. А. Петин, Т. В. Пилюгина, Р. К. Плиско, Н. Рулан, А. С. Смыкалкин, Ю. М. Ткачевский, В. А. Фефелов, Р. Д. Шарапов, М. Д. Шаргородский, Н. А. Шелкопляс, А. С. Шляпочников.
Решением теоретических проблемах развития института компенсации морального вреда в советское время занимались представители различных отраслей права, в частности М. М. Агарков, А. В. Белявский, И. Д. Брауде, К. М. Варшавский, П. П. Гуреев, В. А. Дубривный, А. М. Зейц, С. Н. Малеин, И. С. Перетерский, И. И. Потеружа, В. М. Савицкий, Б. В. Скрипченко, К. Д. Смаков, Б. С. Утевский.
Вопросы современного правового обеспечения реализации института компенсации морального вреда излагаются в работах Е. В. Блинковой, И. В. Бондаренко, Т. П. Будяковой, В. В. Владимировой, А. А. Власова, А. И. Глыбиной, Г. Г. Горшенкова, А. С. Карпикова, В. Э. Козацкой, Д. В. Котова, И. Л. Марогуловой, С. В. Нарижного, О. Г. Полежаевой, О. А. Пешковой, Д. Г. Разинкова, И. А. Сухаревского, Д. П. Чекулаева, А. М. Эрделевского и других авторов.
Исследование института компенсации морального вреда проводилось с учетом положений, содержащихся в научных трудах: А. А. Гусейнова, М. И. Кошелева, Ш. Летурно, Н. Макьявелли, К. Маркса, Ф. Ницше, А. П. Скрипника, Д. Ролза, К. Тацита; социологии – Н. Ф. Бугая, В. Д. Ванюкова, А. Г. Волкова, Л. А. Гордона, Е. П. Загорулько, И. Е. Зеленина, В. Н. Земскова, Э. В. Клопова, В. В. Кондрашина, В. Д. Кузнечевского, С. А. Пистряковой, П. М. Поляна, И. В. Суслова, А. И. Уткина;
психологии – А. Е. Личко, Г. Селье, Ю. А. Шерковина; истории – Б. Д. Грекова, Л. Н. Гумилева, С. Ф. Платонова, Д. Е. Преснякова, В. Е. Шамбарова и др.
Цель исследования состоит в разработке теоретико-прикладных концептуальных положений (элементов) института компенсации морального вреда в российском праве с позиции науки теории государства и права посредством теоретического осмысления его правового регулирования нормами российского законодательства.
Достижение поставленной цели осуществлялось в ходе решения следующего комплекса задач, отражающих логическую последовательность исследования:
– выявление социально-правовой обусловленности формирования института возмещения морального вреда на ранних этапах становления общества;
– проведение анализа теоретико-прикладных основ компенсации морального вреда в романо-германской (континентальной) правовой семье;
– рассмотрение характерных черт возмещения морального вреда в семье англосаксонского (прецедентного) права;
мусульманской правовой семье;
– проведение анализа прототипов института компенсации морального вреда в источниках права Древней Руси;
– раскрытие появления, реализации и развития идеи возмещения морального вреда в эпоху самодержавия и абсолютизма в России;
– определение роли политико-правового регулирования компенсации морального вреда в советский период нашего Отечества;
– рассмотрение депортации как необычного способа причинения морального вреда человеку и гражданину (гражданам СССР и негражданам, находившимся на его территории в годы Второй мировой войны);
– исследование характерных способов возмещения морального вреда в период Великой Отечественной войны и послевоенные годы;
– проведение анализа организационно-правовых форм реабилитации жертв политических репрессий;
– раскрытие теоретико-прикладных аспектов определения объекта и содержания правоотношения по компенсации морального вреда;
– выявление формально-юридических особенностей установления субъектов компенсации морального вреда;
– исследование функционирования института компенсации морального вреда в системе международно-правовой защиты прав человека и гражданина от дискриминации;
– определение современных тенденций развития законодательства Российской Федерации в системе мер правовой защиты прав, свобод и законных интересов человека и гражданина.
диссертационной работы использовались труды отечественных специалистов в сфере защиты нарушенных прав человека с позиции науки теории государства и права – Е. В. Аграновской, А. А. Алексеева, П. В. Анисимова, Ю. С. Бадальянца, С. В. Бошно, А. В. Васильева, А. Я. Гришко, В. М. Баранова, А. А. Бегаевой, В. Г. Графского, Е. Ю. Догадайло, Е. А. Еремеевой, В. И. Засыпаловой, В. Б. Исакова, М. Н. Козюка, С. А. Комарова, Е. В. Кривцовой, И. Н. Куксина, М. Р. Кулиева, И. В. Левакина, Р. З. Лившица, С. А. Лубенниковой, В. П. Лукина, В. М. Малиновской, А. В. Малько, Г. В. Мальцева, С. М. Маркедонова, Н. И. Матузова, Н. Ф. Михайленко, А. С. Мордовца, С. И. Носова, И. В. Плаксиной, Н. И. Полищука, В. Н. Протасова, Т. Н. Радько, Д. Г. Разинкова, Р. А. Ромашова, О. Ю. Рыбакова, Е. В. Середа, А. К. Соболевой, В. В. Сорокина, С. С. Сулашкина, М. С. Супруновой, З. А. Станкевич, А. С. Тагиева, К. Б. Толкачева, Н. А. Фроловой, С. Е. Фролова, А. К. Халифаевой, Р. Л. Хачатурова, О. И. Цыбулевской, В. Е. Чиркина, Т. М. Шамба, Б. С. Эбзеева, А. И. Экимова, А. А. Юнусова, Д. А. Ягофарова, В. И. Якунина и других ученых.
Методологической основой диссертационного исследования является диалектический метод познания, в соответствии с которым становление, развитие и реализация норм института компенсации морального вреда связывается с существованием различных противоречий в праве и обществе.
Применение в исследовании системно-структурного метода позволило рассмотреть становление и современное состояние норм права, сопряженных с компенсацией морального вреда, в их целостности и взаимосвязи. Принцип историзма предопределил рассмотрение развития правовых норм о компенсации морального вреда с учетом исторических событий, способствовавших появлению таких норм в российском праве.
Кроме того, в работе использовались частнонаучные методы исследования: сравнительно-правовой (его применение сделало возможным выявление общих и особенных черт в становлении норм права о компенсации морального вреда в различных правовых системах), формальнологический основе его обоснована взаимосвязь всех выводов диссертационного исследования с представленными в нем данными и обеспечена их непротиворечивость), формально-юридический (в соответствии с ним исследованы связанные с институтом компенсации морального вреда другие юридические нормы на основе их грамматического, логического и систематического толкования), статистический (посредством его применения проведены анализ и сопоставление данных, которые отражают в себе качественные и количественные характеристики правовых явлений, взаимосвязанных с реализацией института компенсации морального вреда).
Источниковедческую базу исследования составили Конституция Российской Федерации 1993 г., международные правовые акты (декларации, конвенции, договоры, соглашения, рекомендации), федеральные конституционные законы, федеральные законы (в том числе Гражданский, Уголовный, Уголовно-исполнительный, Уголовно-процессуальный кодексы Российской Федерации), законы субъектов Российской Федерации, подзаконные нормативные правовые акты (указы Президента Российской Федерации и постановления Правительства Российской Федерации). Были изучены документы судебной практики (акты Конституционного Суда Российской Федерации, Верховного Суда Российской Федерации) и документы международных организаций и органов.
В диссертационной работе использованы российское законодательство дореволюционного периода и законодательство СССР.
Объектом диссертационного исследования является совокупность общественных отношений, возникающих в связи с реализацией правовых норм, регулирующих компенсацию морального вреда.
Предметом исследования стали нормы российского и международного права, регулирующие определение способа, порядка исчисления и назначения компенсации морального вреда в различных отраслях частного и публичного права; а также уровень и состояние разработанности в юридической науке идей о компенсации морального вреда как способе защиты прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в Российской Федерации.
Научная новизна диссертации заключается в разработке с позиции науки теории государства и права теоретико-прикладных концептуальных положений (элементов) института компенсации морального вреда в российском праве, в выработке в соответствии с ними социальноэкономической методики возмещения морального вреда потерпевшему.
Исходя из результатов теоретико-правового анализа зависимости степени опасности морального вреда от медико-правовых характеристик, используемых при определении состояния здоровья человека в случае причинения вреда, а именно тяжести вреда здоровью, предложено законодательное разграничение трех степеней опасности морального вреда соответственно показателям нанесенного вреда здоровью потерпевшего – тяжкого, средней и легкой тяжести.
Всестороннее рассмотрение действующего законодательства относительно возмещения морального вреда позволило автору предложить новую (социально-экономическую) методику определения денежного размера компенсации морального вреда потерпевшему, учитывающую санкции норм права, минимальный размер оплаты труда, среднюю ожидаемую продолжительность жизни в стране.
На основе доктринального анализа представлены выводы, в которых установлены причинно-следственные связи проявлений дискриминации с наступлением неблагоприятных последствий, обусловливающих нанесение морального вреда гражданам, проведена классификация антидискриминационных правовых норм Российской Федерации.
На защиту выносятся следующие основные положения и выводы диссертационного исследования, обладающие элементами научной новизны:
1. Проведенное автором исследование выявило, что на ранних этапах развития общества первоначальными формами возмещения вреда были каннибализм, кровная месть, талион, система денежных композиций, штрафов, выкупов, а также возмещение вреда в натуральной форме. При этом на распространение процедуры возмещения вреда повлияли обычаи, магия, культура, религия, другие социально-экономические факторы, способствовавшие формированию института частной собственности, изменению системы производственных отношений.
Анализ ранних этапов развития института компенсации морального вреда в различных правовых системах показал, что:
– в странах с романо-германской правовой семьей существование прототипов института компенсации морального вреда (месть, поединок, вергельд, применение имущественных взысканий (композиций) вместе с телесными наказаниями) сочеталось с рецепцией норм римского права, приведшей к нормативному закреплению данного института в кодифицированных источниках права, при этом характер вреда обусловливался сословным делением общества;
– правовое регулирование возмещения морального вреда в странах с англосаксонской правовой семьей эволюционируется от закрепленной в обычаях формы (месть) к денежной компенсации, носившей сословный характер (пени, являвшейся средством удовлетворения потерпевшего за его отказ от права мести), использованию примирения как способа заглаживания такого вреда либо как альтернативы денежной компенсации в соответствии с законодательной фиксацией размеров его возмещения;
– предложенной римским частным правом изначальными способами возмещения морального вреда в странах с мусульманской системой права были кровная месть, талион, системы композиций и штрафов, предусмотренные национальным законодательством, примирение с потерпевшим, предполагавшее применение компенсации как в денежном выражении, так и в других материальных формах. Развитие института компенсации морального вреда в мусульманской правовой семье напрямую зависело от культурных традиций и религиозных мировоззрений мусульманского общества.
2. Прообразами процедуры возмещения морального вреда в Древней Руси выступали, по мнению автора диссертации, различного рода наказания гражданского и уголовного характера: частная (кровная) месть, поединок, головничество, вира, продажа, выкуп, поток и разграбление. При этом возмещение вреда строилось на принципе дифференциации ответственности виновного и зависело от социального положения заинтересованных сторон.
Древнерусские источники права, касающиеся вопросов упорядочения компенсации вреда, испытывали влияние церковного православного права, византийского светского и римского права, что способствовало установлению в кодифицированных источниках права государственного механизма возмещения вреда, в том числе морального. Развитие норм о компенсации морального вреда в русском праве было связано с развитием представлений о разграничении различных степеней тяжести проступка, необходимостью учета при определении размера компенсации сословного характера общества, формированием централизованной системы судов.
Частное вознаграждение потерпевших от преступления являлось последствием обвинительного приговора по уголовному делу. В XVI–XVII вв.
использовались различные способы частных взысканий, всецело падавшие на личность виновного (выть – вычет из имущества виновного, выдача головою до искупа – временная отдача несостоятельного ответчика с членами семьи в работу истцу, испрошение прощения обидчиком у обиженного и др.), что связано с формированием представлений о том, что цель наказания – не только карательные меры, но и стремление дать удовлетворение пострадавшему.
Дальнейшее развитие института компенсации морального вреда осуществлялось посредством не только закрепления отдельных составов с подробным определением размера компенсации в различных случаях и установлением мер физического воздействия в качестве санкций, приведшее к формированию массива правовых норм, гарантирующих государственную защиту личных неимущественных прав представителей высших сословий, но и создания процессуальных норм, направленных, в частности, на защиту нарушенных субъективных прав посредством предъявления в суде гражданского или уголовного иска. Эти тенденции привели к законодательному закреплению понятия «бесчестие» (причинение вреда путем нанесения обиды), а доктринальное отграничение обязательства из причинения вреда и преступления обусловило закрепление норм, касающихся вознаграждения за вред, причиненный потерпевшему преступлением, использование которых определялось судом самостоятельно.
Проведенный в ходе диссертационного исследования доктринальный анализ научных воззрений в различных областях юридической науки с конца XVII до начала XX в. позволил сделать вывод о том, что к этому времени сформировались представления о морального вреде и праве пострадавшей от преступления стороны на его возмещение, необратимости преступных последствий такого вида вреда, что обусловило разработку проектов законодательных актов, касающихся вопросов компенсации морального вреда, причиненного потерпевшему преступником.
3. Общественно-политическая обстановка, создавшаяся в Российском государстве вследствие произошедших кардинальных преобразований всех областей жизнедеятельности страны в XX в., в течение длительного времени, по мнению диссертанта, не способствовала эволюционному развитию института компенсации морального вреда во вновь созданной правовой системе, потому как он признавался чуждым правосознанию социалистического общества.
Однако в общественных отношениях эпохи СССР моральный вред присутствовал (как следствие не только совершения уголовных и гражданских правонарушений, но и массового попрания основных прав и свобод советских граждан в результате раскулачивания, репрессий, депортаций, принудительного трудоиспользования людских ресурсов путем обязательной трудовой повинности, мобилизации в трудовую армию специально демобилизованных для этого военнослужащих титульных национальностей военного противника), несмотря на отсутствие легальной дефиниции и исключения этих отношений из сферы правового регулирования.
При отсутствии в советском праве компенсационной функции возмещения морального вреда досрочное освобождение осужденных от отбывания наказания в виде лишения свободы, в том числе лиц, репрессированных в 30– 40-е годы, для участия в боевых действиях в составе штрафных подразделений, а также замена лишения свободы военнослужащим, совершившим уголовно наказуемые деяния, пребыванием в штрафных батальонах (ротах) действующей армии с последующим восстановлением их в правах по окончании назначенного судом срока нахождения в таких воинских частях либо по ранению в бою являются, по мнению диссертанта реабилитацией, рассматриваемой им в качестве одной из первых в СССР правовых форм признания и возмещения морального вреда.
4. Анализ функционирования института компенсации морального вреда, произведенный автором, позволил выявить диалектическую связь категорий «моральный вред» и «компенсация», исходя из чего была сформулирована социально-экономическая методика определения размера компенсации морального вреда потерпевшему. Такая связь категорий «моральный вред» и «компенсация» строится на основе закона единства и борьбы противоположностей, который с динамикой развития общества предопределил и поступательное развитие института компенсации морального вреда. Данные категории представляют собой взаимосвязанные и взаимодействующие стороны единого целого, которым выступает человек, потерпевший, испытывающий на себе последствия морального вреда. При этом категория «моральный вред» рассматривается автором как неблагоприятное последствие, а «компенсация» – способ его минимизации для потерпевшего и защиты нарушенных нематериальных прав и благ человека.
5. Политико-правовая сущность института компенсации морального вреда заключается в отражении и реализации последовательной, стратегически ориентированной политики государства, направленной, в частности, на гармонизацию общественных отношений и стабилизацию социальных процессов в обществе, упрочение доверия населения к органам государственной власти, установление приоритета социальной справедливости, неукоснительное соблюдение прав человека и гражданина, укрепление законности, безопасности и правопорядка.
При определении содержания института компенсации морального вреда следует учитывать его комплексный характер, который, с одной стороны, отражает взаимосвязь различных процессов и явлений, происходящих в обществе на определенном этапе его развития (правовую политику, развитость институтов гражданского общества, уровень правового сознания и правовой культуры населения), с другой – раскрывает многообразие межотраслевых взаимосвязей, обусловленных многоаспектностью данного правового института, характеризующегося нераздельностью целей, задач и методов правового регулирования.
6. Исследуя вопросы применения правовых норм, регулирующих вопросы компенсации морального вреда на общетеоретическом и межотраслевом уровнях, в диссертации дополнительно аргументируется положение о том, что правовые характеристики юридических фактов, порождающих, изменяющих и прекращающих компенсационные правоотношения в различных отраслях права, чрезвычайно многообразны, так как имеют свои, сугубо специфические особенности.
Доказывается позиция, что в нормативно-фактических основаниях возникновения компенсационных правоотношений доминирует частное начало, облеченное конкретными жизненными обстоятельствами, регулируемыми нормами права, которые по воле субъекта приводят в действие юридический механизм компенсации морального вреда.
7. Проведение автором теоретико-правового анализа действующего законодательства сделало возможным выделение в зависимости от объекта посягательства таких видов морального вреда, как:
– непосредственный моральный вред (причиняемый человеку в результате противоправных действий при условии, если лицо впоследствии становится потерпевшим);
– опосредованный моральный вред (наносимый человеку, группе людей в результате совершения противоправных и иных действий, имеющих объектом посягательств нравственные ценности и порождающий дискомфортное состояние людей (переживания, страх, тревогу, негодование);
При этом в различных сферах общественной жизни моральный вред может присутствовать как вред:
– связанный с возникновением неблагоприятных последствий нематериального характера, препятствующих реализации общепризнанных демократических принципов (в политических отношениях);
– сопровождаемый причинением материальных неблагоприятных последствий при национализации, раскулачивании, конфискации (в экономических отношениях);
– наносимый в результате несоблюдения нормативных правовых актов в сфере экологической безопасности (в экологических отношениях);
– связанный с причинением неблагоприятных нематериальных последствий потерпевшему от преступлений против порядка управления или причиняемый неправомерными действиями должностного лица обладающего властными полномочиями (в организационно-управленческих отношениях);
– вызываемый ущемлением прав граждан на свободу совести и свободу вероисповедания;
– обусловленный неблагоприятными психофизическими последствиями для человека в результате совершения в отношении его акта дискриминации.
Автором диссертации отмечается, что в современном обществе достаточно распространен и такой, находящийся за пределами правовой защиты вид опосредованного морального вреда, как вред, который наносится субъектом средств массовой информации, игнорирующей культурные, нравственные, духовные и иные социальные ценности и порождающей у людей ощущение тревоги, беспокойства, переживания, дискомфорта и т. д.
8. Особым видом морального вреда, по мнению диссертанта, является дискриминационный вред, представляющий собой дискомфортное состояние потерпевшего, обусловленное совокупностью неблагоприятных психофизических последствий для человека, вызванных причинением ему нравственных или физических страданий в результате совершения в отношении его акта дискриминации. Такой вред имеет следующие особенности:
– выступает в качестве обязательного признака преступного деяния;
– наличествует при причинении и другого вида вреда, притом он сопряжен с любым вредом и одновременно самостоятелен в причинении;
– может причиняться обществу посредством причинения вреда потерпевшему;
– ставит под угрозу разрыва систему общественных отношений путем нарушения персонифицированных отношений в виде ограничения возможности быть их участником (инвалидность, обострение заболевания, потеря работы или общественного статуса);
– не может проявляться как внешнее физическое изменение в организме человека, поскольку связан с его внутренней стороной, с душевным или психическим расстройством;
– поскольку каждый человек испытывает моральный вред от дискриминации по-разному, то этот вред имеет персонифицированный характер.
В целях предупреждения совершения дискриминационных правонарушений в сфере труда автор диссертации предлагает дополнить ст. 3 Трудового кодекса Российской Федерации таким положением: «Установление незаконных дискриминационных ограничений работодателем или его представителем в тексте объявления о вакансиях на работу является правонарушением, влекущим за собой ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации».
9. Для установления дифференцированных размеров компенсации морального вреда потерпевшей стороне в зависимости от совершенного виновным лицом правонарушения и наступивших вредных последствий, по мнению автора, необходимо внести следующие изменения в действующее законодательство:
– ч. 2 ст. 151 ГК РФ изложить в следующей редакции: «При определении размеров компенсации морального вреда суд принимает во внимание степень вины нарушителя и иные заслуживающие внимания обстоятельства. Суд должен также учитывать степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями лица, которому причинен вред, и данных экспертных оценок, полученных при проведении обязательной судебномедицинской и судебно-психологической экспертизы»;
– ч. 2 ст. 1101 ГК РФ представить в следующей редакции: «Размер компенсации морального вреда определяется судом в зависимости от характера причиненных потерпевшему физических и нравственных страданий, степени вины причинителя вреда в случаях, когда вина является основанием возмещения вреда, а также с учетом данных экспертных оценок, полученных при проведении обязательной судебно-медицинской и судебно-психологической экспертизы».
10. По мнению автора диссертации, необходимо совершенствование положений ст. 151 ГК РФ, направленное на установление степеней опасности морального вреда. В основу их разграничения автор предлагает положить медико-правовые характеристики, используемые при определении состояния здоровья человека в случае причинения вреда, а именно – тяжесть вреда здоровью. Как считает диссертант, при определении степени опасности морального вреда следует иметь в виду, что нематериальные блага подвергаются наибольшему существенному изменению в результате совершения преступления. При построении системы (механизма) определения размера компенсации морального вреда необходимо учитывать характеристики составов преступлений, предусмотренных ст. 111, 112, 115 УК Российской Федерации. Исходя из того что степень опасности морального вреда напрямую связана с состоянием здоровья потерпевшего, целесообразно законодательно установить три степени опасности морального вреда:
– первая степень – при наличии показателей тяжкого вреда здоровью;
– вторая – при наличии показателей вреда здоровью средней тяжести;
– третья степень – при наличии показателей вреда здоровью легкой тяжести.
11. Анализ действующего законодательства, проведенный автором, позволил выявить наличие в нем иных, альтернативных денежной компенсации способов (форм) возмещения морального вреда (примирение с потерпевшим, извинение, опровержение, реабилитация). По мнению диссертанта, предоставление потерпевшему права выбора нематериальных способов возмещения причинения такого вреда будет направлено на защиту его нематериальных благ и неимущественных прав. В этой связи предлагается дополнить ст. 150 ГК РФ частью третьей: «Лицо, в отношении которого был причинен моральный вред имеет право определения способа его возмещения: в виде денежной компенсации, извинения, опровержения, примирения, реабилитации».
12. Необходимость действенной защиты нарушенных прав потерпевших от преступлений, как считает автор исследования, требует не только ее совершенствования, но и создания в стране государственного механизма возмещения вреда посредством образования федерального фонда помощи потерпевшим от преступлений и законодательного регулирования его деятельности.
Идеи функционирования таких фондов нашли свое отражение в Декларации ООН об основных принципах правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью.
Важным звеном в регулировании вопросов ассигнования средств фонда по оказанию помощи потерпевшим должна являться деятельность федеральных служб исполнения наказаний и судебных приставов. Территориальным подразделением Федеральной службы судебных приставов в случае неплатежеспособности осужденного должны направляться материалы исполнительного производства в федеральный фонд для осуществления соответствующих выплат по возмещению потерпевшему вреда, в том числе морального. В отношениях по возмещению преступного вреда, причиненного потерпевшему, фонд будет выступать дополнительным субъектом компенсации, временно выполняющим компенсационную функцию осужденного. Судебный пристав-исполнитель должен уведомить осужденного в письменной форме об изменении процедуры исполнительного производства и возникновении новых обязательственных отношений его с государством, которые будут продолжаться и после отбытия им наказания до полного погашения денежного долга перед государством.
Вследствие этого диссертант предлагает дополнить часть 1 ст. 64 «Исполнительные действия» Федерального закона от 2 октября 2007 г. № 229-ФЗ «Об исполнительном производстве» пунктом 16.1: «В случае неплатежеспособности осужденного компенсировать причиненный им вред потерпевшему судебный пристав-исполнитель направляет материалы исполнительного производства в отношении осужденного в Федеральный фонд помощи потерпевшим».
Для упорядочения системы контроля за возмещением со стороны осужденных денежных средств по имеющимся у них исполнительным листам в рамках уголовного и гражданского судопроизводства автор диссертации предлагает использовать в практической деятельности учреждений, исполняющих наказания, персональные QR-коды осужденных. Их применение даст возможность сотрудникам этих учреждений оперативно получать необходимые сведения о задолженности осужденного перед потерпевшим (при условии, что при сканировании через специальный сканер зафиксированного в личном деле осужденного персонального кода, будет доступна электронная страница банка данных исполнительных производств, размещенного на официальном сайте Федеральной службы судебных приставов).
13. По мнению автора диссертации, структура правоотношений по компенсации морального вреда с позиции теоретико-правового осмысления имеет следующую основу:
– объект компенсации морального вреда потерпевшему выражается в физических или нравственных страданиях, которые причинены гражданину действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающие на принадлежащие ему нематериальные блага, названные в ст. ГК РФ;
– субъектами компенсации морального вреда потерпевшему являются потерпевший; лицо, причинившее моральный вред потерпевшему (вменяемое лицо, способное отвечать за содеянное); конкретный индивид, совершивший правонарушение; лицо, осуществляющее компенсационные выплаты потерпевшему по исполнительному листу, выдаваемому на основании утвержденного судом приговора и т.п.;
– содержанием правоотношения по компенсации морального вреда потерпевшему выступает субъективное право потерпевшего и субъективная юридическая обязанность причинителя вреда. Субъективным правом потерпевшего выступает возможность пользования, требования и притязания к причинителю вреда. Субъективная юридическая обязанность причинителя вреда состоит в обязанности удовлетворить интересы потерпевшего.
Теоретическое и практическое значение исследования. Теоретическая значимость заключается в содержащихся в нем научно аргументированных утверждениях и выводах, дополняющих научные положения теории государства и права о развитии компенсации морального вреда как правового института. В работе раскрыты историко-правовые проблемы, связанные со становлением института компенсации морального вреда в правовых системах.
Сформулированные в исследовании предложения и выводы могут использоваться для дальнейшего совершенствования российского законодательства в области защиты прав человека.
Результаты исследования применимы в учебном процессе высших учебных заведений при преподавании ряда дисциплин, в частности «Теория государства и права», «История государства и права Росси», «История государства и права зарубежных стран» и других, а также в практической деятельности правоохранительных и судебных органов, исправительных учреждениях уголовно-исполнительной системы Российской Федерации.
Степень достоверности и апробация результатов исследования.
Диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры теории государства и права им. Г.В. Мальцева Федерального бюджетного государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации».
Результаты изыскания и теоретические выводы исследования опубликованы в 74 научных публикациях автора, отражающих основное содержание диссертации, общим объемом свыше 110 п.л., в том числе в 18 статьях научных журналов и изданий, рекомендованных ВАК Минобрнауки России для опубликования результатов диссертационного исследования, в 2 статьях зарубежных изданий.
Основные положения и результаты исследования докладывались на международных, всероссийских, региональных и межвузовских научнопрактических конференциях, в том числе: Общероссийская конференция Российской академии юридических наук (г. Москва, декабрь 2003 г.);
Всероссийская научно-практическая конференция «Проблемы кодификации гражданского законодательства в Российской Федерации» (г. Рязань, май 2004 г.);
Международная научно-практическая конференция «Обязательственное право:
актуальные вопросы теории и практики» (г. Рязань, сентябрь 2005 г.);
Всероссийская научно-практическая конференция «Современные социальноэкономические и правовые проблемы отношений собственности в России»
(г. Рязань, октябрь 2005 г.); Международная научно-практическая конференция «50 лет минимальным стандартным правилам обращения с заключенными: опыт, проблемы и перспективы развития» (г. Рязань, октябрь 2005 г.); Межвузовская научно-практическая конференция «Проблемы законодательного закрепления, осуществления и защиты прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации» (г. Тула, май 2006 г.); Всероссийская научно-практическая конференция «Вторые державинские чтения» (г. Москва, ноябрь 2006 г.);
Межвузовская научно-практическая конференция «Роль гражданского законодательства в условиях реформирования уголовно-исполнительной системы: к 15-летию принятия Части первой Гражданского кодекса Российской Федерации и 75-летию Академии ФСИН России» (г. Рязань, ноябрь 2009 г.); Всероссийская научно-практическая конференция «Личность, право, власть в современной России» (г. Кострома, декабрь 2010 г.); Международная научно-практическая конференция «Уголовно-исполнительная система Российской Федерации в условиях модернизации: современное состояние и перспективы развития»
(г. Рязань, ноябрь 2012 г.); Межвузовская научно-практическая конференция «Культура и цивилизация в глобализующемся мире: актуальные социальногуманитарные и правовые проблемы» (г. Коломна, декабрь 2012 г.); Всероссийская научно-практическая конференция «Исполнение судебного решения, как неотъемлемая часть конституционного права на судебную защиту», приуроченная к 20-летию принятия Конституции Российской Федерации (г. Рязань, сентябрь г.); Международная научно-практическая конференция «Современная наука – пенитенциарной практике» (Украина, г. Киев, октябрь 2013 г.); Международная научно-практическая конференция «Концептуальные направления совершенствования правоохранительной системы в свете реализации Стратегии развития Казахстана до 2050 года» (Казахстан, г. Кустанай, октябрь 2013 г.);
Первый российский международный пенитенциарный форум «Преступление, наказание, исправление» (г. Рязань, декабрь 2013 г.); 1-я Международная научнопрактическая конференция «Политика. Власть. Право», посвященная памяти и 79-летию со дня рождения Мальцева Геннадия Васильевича (г. Москва, апрель 2014 г.).
применение в учебном процессе Федерального бюджетного государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования Академии ФСИН России, а также использованы в деятельности Правового управления Государственной Думы Российской Федерации, Аппарата Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, Рязанского областного суда.
проведенного исследования обусловливается использованием в работе современной научной методологии и основополагающих концепций отечественных и зарубежных ученых; научной аргументированностью основных положений и выводов диссертации.
Структура диссертации включает: введение, пять глав, объединяющих четырнадцать параграфов, заключение и список используемой литературы.
ГЛАВА I. ВЛИЯНИЕ ОСНОВОПОЛАГАЮЩИХ
МИРОВЫХ ПРАВОВЫХ ИДЕЙ НА СТАНОВЛЕНИЕ ИНСТИТУТА
КОМПЕНСАЦИИ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА В РОССИЙСКОМ ПРАВЕ
§ 1. Социально-правовая обусловленность формирования института возмещения морального вреда на ранних этапах становления общества Развитие традиций и обычаев, связанных с возмещением морального вреда потерпевшим, имеет глубокие исторические корни. Вероятно, что процедуры по возмещению морального вреда существуют столько же, как и само человечество. Это утверждение мы попытаемся доказать путем анализа причин, оказавших воздействие на наших предков, на основе которых и появились современные методы и формы возмещения морального вреда жертвам преступлений, такие как компенсация в денежном эквиваленте, примирение потерпевшего с преступником в рамках восстановительного правосудия, возмещение ущерба в натуральной форме. В связи с этим попробуем гипотетически выстроить цепочку причин, воздействовавших на мышление людей, общественное сознание и побудивших в них чувства сострадания к потерпевшим и применение мести к преступникам или мер наказания. При этом заметим, что наша концепция субъективна, поскольку мы высказываем свое видение эволюции возмещения морального вреда потерпевшей стороне.На наш взгляд, изучение проблем, связанных с возмещением морального вреда, следует начинать с доклассического или догосударственного общества, то есть первобытнообщественного. В связи с тем что преступность существовала всегда во всех обществах, в том числе при отсутствии писаных уголовных законов, так как она является неизбежным и неистребимым спутником человечества1, именно на ранних стадиях его развития вырабатывались средства реагирования защиты прав потерпевших от преступлений, одСм.: Антонян Ю.М. Почему люди совершают преступления. Причины преступности. М., 2005. С. 5.
ним из которых явилось возмещение вреда. Представляется, что даже без какихлибо особых научных данных и выкладок каждому здравомыслящему человеку очевидно, что человечество с момента своего «появления на свет» и до наших дней не могло и не может жить и нормально функционировать, если в обществе нет действенного регулятора и стабилизатора отношений людей в окружающей их сложной, нередко остроконфликтной среде1. Вот почему на ранней стадии развития человечества и возникли причины, явившиеся зачатками первых процедур возмещения морального вреда. Вместе с этим данное утверждение имеет научную основу, так как описание причин, обусловивших появление процедур возмещения морального вреда, их характеристика нашли свое отражение в работах известных правоведов и антропологов XIX–XX вв., в частности В.Г. Графского, М. Косвена, И.С. Перетерского, Н. Рулана, А.С. Шляпочникова, К. Черри.
Остановимся на характеристике причин появления процедур возмещения морального вреда потерпевшим.
Первоначальной формой возмещения вреда был каннибализм, так как людоедство на ранних этапах развития человечества было единственной формой наказания, доступной человеку, когда он совмещал в себе и потерпевшего, и судью, и карающего мстителя. При все большем укреплении родового быта чувство общности по крови приводило к чувству общности в праве, людоедство как форма наказания и мести в недрах рода или родового союза стало исчезать. Чувствуя себя родными и, следовательно, равными по крови и по праву, члены первобытно-родового союза уже не удовлетворялись животным насилием, как санкцией права, а искали другую, более высшую санкцию в виде воли божества2. Несмотря на это, на раннем этапе развития первобытнообщинного строя одной из главных причин образования мехаСм.: Алексеев С.С. Право на пороге нового тысячелетия: некоторые тенденции мирового правового развития – надежда и драма современной эпохи. М., 2000. С. 11–12.
См.: Джабадари И.С. Смертная казнь в связи с правом наказания.
СПб., 1895. С. 45–52.
низма возмещения вреда было насилие, возникавшее в результате межгрупповой, межобщинной, межплеменной вражды (войны), а также из-за межличностных конфликтов и агрессии. Основу же всего этого составляло зло, которое кроется в подсознании человека, его геноме и может проявляться как осознанно, так и бессознательно.
Как считает А.П. Скрипник, зло, как и стихийные бедствия, болезни, смерть, взаимная вражда, сопутствовало человеческой судьбе изначально.
Развитие происходило через борьбу противоположностей, через противоречия и конфликты. При этом в основе зла доминировали такие аналоги, как враждебность и распущенность, которые были свойственны и насилию. Первый вызван активным стремлением к самоутверждению за счет другого человека и выражается в различных модификациях отрицательного отношения к нему, второй коренится в нежелании сопротивляться внешнему давлению и владеть своими собственными побуждениями.
Проявление враждебности – насилие по отношению к человеку, направленное на то, чтобы отнять у него какие-то блага, подавить его сопротивление, убить, изувечить и т.п. Этой позиции сопутствуют чувства гнева и ненависти.
Наиболее рельефно своеобразие враждебности выражает такое личное качество, как жестокость. Стремление и умение причинить ущерб и страдание другому человеку является следствием враждебного отношения к нему1.
По мнению Н. Рулана, насилие в первобытном обществе опиралось на психологические и социологические факторы (оно в наших генах, оно вписывается в эволюцию человеческого мозга), которые зависят в «основном от степени сплоченности различных подгрупп данного общества: чем выше эта сплоченность, тем слабее проявление насилия. Так, сообщества охотников и сборщиков различных плодов… более сильно выражают общинный характер, нежели сообщества оседлых землевладельцев»2.
См.: Скрипник А.П. Моральное зло в истории этики и культуры. М., 1992. С. 14–19.
Рулан Н. Юридическая антропология. М., 1999. С. 153.
Причинение насилия возможно как одному индивиду, так и группе людей. В первобытном обществе насилие и реакция на него зависели от того, кто его причинял и кому оно причинялось. Если насилие причинялось внутри группы (племени) одному человеку или нескольким, то оно носило внутригрупповой, межличностный характер и было менее опасным для остальных членов общества. Вред, причиняемый внутри племени, мог заглаживаться путем проведения примирительных процедур: публичного извинения, прощения, либо к обидчику применялась такая мера принуждения, как изгнание.
Использование кровной мести в самом племени не допускалось, так как вследствие отношений сотрудничества и коллективного труда соплеменников они считали, что «всякое лишение жизни человека, принадлежащего к тому же племени, того же тотемного знака, и даже животного, чей знак носило племя, является грехом и не должно быть совершенно»1.
В случае если насилие и его последствия затрагивали различные группы, племена людей, то этот вид насилия был более опасным для межплеменных отношений и членов племени. Совершенное извне насилие в отношении членов одного племени или всего отдельно взятого племени могло привести к кровной мести, межплеменной вражде или состоянию войны между племенами. При этом небольшое племя глубокой древности, занимавшееся сбором плодов, охотой, рыболовством, кочевало на значительной территории и лишь изредка вступало в отношения с другими племенами, проживавшими рядом.
В процессе такого соприкосновения при длительном периоде совместного проживания могли возникать конфликты (на почве похищения женщин, убийств и т. д.), приводившие к кровной мести между соседними племенами.
Всюду, где соприкасались два человеческих общества, между ними была возможна война. Однако возможность не есть действительность, и лишь редко племена сталкивались друг с другом. Чужой был врагом, он не охранялся ни обычаем, ни религиозным запретом, поэтому в отношении его все было Шаргородский М.Д. Наказание по уголовному праву эксплуататорского общества. М., 1957. С. 13–14.
дозволено. Чужой охранялся только кровной местью членов его племени.
Убийство чужого, похищение женщин другого племени, нарушение границ влекло за собой кровную месть. Этот обычай был распространен на всем земном шаре. В основе его лежали общественные отношения родового строя1. В рамках этих отношений создавались родоплеменные императивы, которые осуществлялись на базе первичных нормативных оппозиций – «родич – иноплеменник», «друг – враг», «свой – чужой». Первобытная соционормативная сфера, глубоко расколотая, существовала в виде двух совершенно противоположных по своему духу массивов норм поведения – одни из них, отвечавшие целям солидарности, поддержки и взаимопомощи, предназначались для внутригруппового применения, а другие, проникнутые началами недоверия, враждебности и агрессии, определяли отношения родственной группы к тем, кто их окружал, с ними соперничал, находился в недружелюбном соседстве2.
Касаясь отношений людей в первобытном обществе, профессор А.С. Шляпочников считал, что здесь мы сталкиваемся с беспрерывной цепью конфликтов. Столкновения возникали на почве различных, казалось бы, незначительных поводов. Ответом на конфликт служили война и кровная месть, по существу мало отличавшаяся от первой. Всякий вред, нанесенный родовой группе в целом или хотя бы одному из ее членов, рассматривался родом в качестве кровной обиды, за которую как обидчик, так и весь его род мог заплатить только кровью, поэтому реакцией со стороны родовой группы на обиду, то есть на нанесенный в любой форме вред со стороны чужого, служила кровная месть, заключавшаяся в истреблении обидчика и его рода.
Для возникновения кровной мести достаточно было самого ничтожного повода, чтобы началось взаимное истребление, ибо каждый акт мести вызывал контрместь. Таким образом, возникнув, кровная месть длилась годами, переходя из поколения в поколение, пока один из враждующих родов не уничтоСм.: См.: Шаргородский М.Д. Указ. соч. С. 10–11.
См.: Мальцев Г.В. Нравственные основания права. М., 2008. С. 93.
жался целиком, а с ним исчезал и сам объект мести. Не удивительно, что кровная месть явилась основной из причин вымирания целых племен (народов), например, у новогвинейцев пятая часть жителей погибла именно из-за распространенности кровной мести1. Впоследствии обозначенная тенденция явилась одним из определяющих факторов искоренения из круга общественных отношений кровной мести как способа восстановления справедливости.
Необходимо отметить, что на ранней стадии развития первобытнообщинного строя сознание человека не выработало адекватных средств реагирования на причиняемый вред со стороны сородичей. Соответственно и реакция на причиняемый вред могла быть абсолютно неадекватной и несоизмеримой с наступившими последствиями. Кроме того, развязывание междоусобных войн и применение кровной мести, во-первых, связывались с правом сильного (рода, племени); во-вторых, влияли на естественное развитие общества, поскольку происходило самоутверждение сильных племен, захват и освоение ими новых территорий, в том числе вражеских. Большие масштабы территории способствовали увеличению численности и расселению населения, а также обусловливали возникновение власти, так как среди равных выделялся более сильный воин, который мог оказывать воздействие на остальных членов племени. Объединение племен, в том числе вражеских, посредством примирения вело к кровосмешению людей и появлению новых народностей.
В процессе эволюции у людей вырабатывалась физико-химическая способность рефлекторной реакции на любое внешнее раздражение. Пройдя длинный эволюционный путь, эта элементарная реакция приобрела физиологическую и психологическую сложность и далее, вступив в область зоосоциальных отношений, преобразовалась в особый инстинкт защиты от всякого внешнего воздействия, грозящего целости и свободе развития организма. Психическим производным этого эвазивного инстинкта явилась особая эмоция страха2.
См.: Шляпочников А.С. Происхождение уголовного права. М., 1934. С. 9.
См.: Косвен М. Преступление и наказание в догосударственном обществе. М.; Л., 1925. С. 15.
Страх – это нормальная физиологическая реакция любого человека не только на внешние, но и на внутренние его состояния. Так, человек, зная о том, что он умрет или его настигнет смерть, а также если он был свидетелем убийства, начинает испытывать переживания, которые приводят к внутреннему раздвоению личности. С одной стороны, человек внешне живет как будто нормально, а с другой – его мучают воспоминания об умершем или погибшем родственнике, друге. Им начинают двигать фобии, переживания, невротические состояния, приводящие в конечном счете к смене взглядов, интересов, образа жизни или потере ее смысла. Вместе с тем психический уклад примитивного человека претерпевал глубокие изменения. Новые условия приспособления заставляли отказаться от пассивного избегания опасностей и столкновений, требовали не только активного отражения посягательств на его неприкосновенность, но в должных случаях и прямого нападения на врага.
В более сложных социальных отношениях и для более развитой психики восприятие человеком всякого посягательства извне вызывало у него особые переживания и эмоции, для определения которых вполне подходит, за неимением лучшего, славянский термин «обида». Всякое преступление в первобытном обществе представляло собой именно нечто вроде обиды, нанесенной данной группе людей, при этом совершенно независимо от формы, рода, содержания и материального характера чужого поступка. Любое посягательство, например, на неприкосновенность жилища, воспринималось человеком как обида: взломать запоры дома – значит унизить его, совершить кражу его имущества, нанести ему прежде всего личное оскорбление.
Позднее произошло изменение построения психики человека в отношении его реакции на обиду. Она стала восприниматься как факт, не только порождающий негативные последствия для него или социума, но и требующий обязательного мщения. Таким образом, на наш взгляд, происходила перегруппировка ценностей в сознании человека. Если им применялась месть в качестве средства разрешения конфликта, то он считался высокочтимым и внутренне удовлетворенным своим поступком. Если же он отказывался от мщения, то сообщество подвергало его унижению (нравственной казни), человек лишался своих прав, привилегий. Месть при этом становилась атрибутом защиты чести и достоинства, славы и справедливости. Как отмечал М. Косвен, «…дальнейшим преобразованием инстинкта защиты оказывается активно оформленная реакция на «обиду», своеобразный инстинкт мести, глубочайшим образом входящий в плоть и нрав человека, постепенно подчиняющий себе нашего предка и действенно проявляющийся во всех случаях нарушения его неприкосновенности»1.
Различные племена и народности по-разному относились к ритуалу мести, включая ее отрицание. Так, некоторые общества отдавали предпочтение мирным способам урегулирования конфликтов: индейцы зуни (Северная Америка) или мбути (охотники и сборщики плодов Конго) считали истинным человеком того, кто умел избегать ссор. У других (замбийских идембу), наоборот, конфликт занимал важное место в политической и социальной жизни, и они прибегали к возмездию очень часто. Установить какую-либо значительную связь между этими разными отношениями к насилию и биологическими данными людей не представляется возможным, хотя некоторые народы и более воинственны, чем другие. Причину этого, видимо, нужно искать не в их физиологии, а в истории и в системе ценностей, которую они для себя создали2. Вполне вероятно, что наличие этих особенностей было связано с уровнем мышления человека, существовавшими традициями и обычаями.
С развитием общества укреплялась солидарность людей. Если на начальной стадии его эволюции было свойственно лишь матери защищать своего ребенка, то в последующем все члены рода участвовали в патронаже более слабых сородичей (появились определенные формы братства, отцовской См.: Roberts S. Order and Dispute An Inroduction to Legal Anthropology.
N.Y., 1979. P. 54.
и сыновьей опеки и т. п.). Месть также осуществлялась солидарно, поскольку кровные узы умножали силы отдельного человека. При этом кровная месть затягивала конфликт. Инцидент уже не исчерпывался причинением вреда сильным слабому – вражда, сопровождаемая уничтожением обидчиков, могла длиться многие годы1. Солидарность людей зависела не только от их мышления, но и от наличия в обществе права сильного и существования магии. Вероятно, что люди того времени были весьма восприимчивы и подвержены влиянию соплеменников с более высоким статусом: вожди, старейшины, воины, шаманы, жрецы. По всей видимости, и применение самой древней формы возмещения вреда, в том числе морального, зависело от названных факторов, тем более что тогда не было различия вреда, причиненного посредством мести в виде применения физической силы или воздействия на обидчика с помощью магии.
По мнению М.И. Кошелева, в случае причинения имущественного вреда потерпевший прибегал к помощи вредоносной магии, стремясь навлечь на обидчика (обидчиков) кару – не естественным, а сверхъестественным способом умертвить его. С этой целью он сам совершал определенные магические действия либо обращался к услугам известного своим магическим искусством колдуна (шамана). В первобытно-престижных и более поздних (предклассовых) обществах угроза применения вредоносной магии была важным средством обеспечения соблюдения людьми имущественных обязательств по отношению друг к другу. Об этом свидетельствуют данные этнографии2. Шаманы и жрецы выполняли самые различные функции: от лечения до наказания. Они в не меньшей мере, чем кара, укрепляли власть вождя, освящали его приказы, решения, устанавливаемые им порядки объявляли божественной волей. По дошедшим до нас историческим свидетельствам, наиболее мощные системы религиозного воздействия на общественСм.: Иншаков С.М. Зарубежная криминология. М., 2003. С. 1.
См.: Кошелев М.И. Социальный экстремум: философско-социологический анализ. М., 2001. С. 27.
ную жизнь были созданы в IV–III тысячелетиях до н. э. в Древнем Египте, Вавилоне, Индии1.
В некоторых случаях магические приемы употреблялись для установления причин совершенных преступлений и изобличения преступников. Обычно прибегали к гаданию, и «преступник», выявленный таким способом, немедленно подвергался казни. В Африке, у кафров, во французском Конго и в других частях этого материка, где колдовские процессы особенно часты, общая схема судопроизводства выглядит следующим образом. Сразу по наступлении подозрительной смерти собираются родственники покойного, а иногда и все население деревни, после чего «доктор»
выполняет магические операции, которые «должны» указать на виновного.
При этом даже мужественного человека охватывает страх при мысли о том, что выбор падет на него и он менее чем за минуту погибнет как жертва всеобщей ненависти и злобы. Иногда подозреваемый подвергается ордалии, например, он обязан проглотить яд, то есть лица, приготавливающие дозу, могут сами предопределять исход испытания 2. На наш взгляд, магические обряды можно рассматривать одним из средств совершения мести в том случае, если наличествует прямая связь между воздействием магии на обидчика и наступлением последствий, зависящих от ритуальных действий (смерть, возникновение болезни).
В человеческом сообществе, даже на самых ранних стадиях его развития, социально-биологические предпосылки вылились в осознаваемые правила поведения, оказавшиеся связанными с духовными началами жизни человека (религией, мифами, нравами рода и племени, первобытными представлениями о добре, зле, ритуалами). Вследствие этого они приобрели характер требований первобытной морали и одновременно – твердых и жестких первобытных обычаев, своеобразных «мононорм», выражавших требования природной необходимости, суровые условия жизнеСм.: Иншаков С.М. Указ. соч. С. 1.
См.: Антонян Ю.М. Указ. соч. С. 14.
деятельности, сложившиеся нравы сообщества, заповеди предков, предначертания духов и богов1.
В современном обществе многие люди ко всему, что касается магии, относятся скептически и, будучи атеистами, отрицающими все сверхъестественное, связывают проявление нежелательных последствий с чем-то другим, материальным или со случайностью, например, наступления смерти, так как от нее никто не застрахован.
Однако магия все же присутствует в нашей жизни, что подтверждается и наличием таких ее форм, как гипноз, либо гипнотическое заклинание. Известно, что к гипнозу обращаются в медицинской практике, в частности, при лечении людей от наркомании и алкоголизма. Его используют и во время подготовки смертников-«камикадзе», «шахидов» для осуществления террористических актов, а также с целью совершения мошенничества. В руках опытных преступников, владеющих гипнозом самостоятельно или с помощью других лиц, он становится страшным оружием, поскольку посредством его применения они могут заставить свои жертвы делать неосознанные и необоснованные поступки.
Гипнологи считают, что с помощью гипноза можно побудить загипнотизированного к покушению на жизнь другого человека, причинению имущественного ущерба, совершению подлога, лжесвидетельства и даже запрограммированного самоубийства2.
Наглядный пример – пресловутое «цыганское» мошенничество, когда применяется своеобразный «цыганский» гипноз, отмеченный в научной литературе. Как правило, объектами подобного рода преступных посягательств становятся лица, находящиеся в состоянии душевного волнения, нередко связанного с неблагополучным семейным положением. Цыганки, будучи тонкими психологами по природе, легко вычисляют таких людей и добиваются их согласия на гаданье. В ходе его на человека оказывается психологиСм.: Алексеев С.С. Указ. соч. С. 12.
См.: Шарапов Р.Д. Криминальная гипносуггестия: криминологические и уголовно-правовые аспекты // Гос-во и право. 2004. № 11. С. 44–51.
ческое воздействие, в результате которого может возникнуть более или менее длительная амнезия (потеря памяти) и целый ряд психосоматических расстройств, например головная боль, сердцебиение, нарушение сна, общее подавленное состояние. Человек, незнакомый с психофизиологическими механизмами, протекающими в его организме, склонен оценивать это как «сглаз»
или «порчу». Пока потерпевший находится в таком состоянии, его воля настолько ослабевает, что он начинает выполнять те действия, которые ему внушают мошенницы, в частности, отдать им имеющиеся денежные средства или ценности1.
Насильственный гипноз является разновидностью физического насилия, поскольку, несмотря на информационный (психический) способ воздействия, посредством его потерпевший вводится в беспомощное состояние, которое наряду с причинением смерти, вреда здоровью, физических болей и страданий, а также утратой физической свободы рассматривается в качестве физического вреда2.
Что касается гипнотических заклинаний, то к ним, например, в виде молитв, часто прибегают верующие люди. Дело в том, что человеку порою бывает неясен смысл религиозных вероучений, так как многие не знают церковного языка, а отсюда и религиозных канонов, хотя именно в молитве и церковных обрядах, как нам представляется, есть что-то неестественное, неземное, господствующее над людьми. Может быть, это самовнушение, облегчающее человеку жизнь, но это остается загадкой.
Необходимо отметить, что у дикарей было адекватное для магического восприятия мышление, в соответствии с которым они видели в болезнях и смерти злые чары врагов, что неизмеримо расширяло круг применения мести. Подобные представления характерны и для древних аборигенов Австралии, и для многих других народностей, когда всякая смерть здорового человека, за исключением смерти на войне или самоСм.: Ермакова Л.А. Жертвы мошенничества: криминологическая профилактика // Гражданин и право. 2006. № 7. С. 10–16.
См.: Шарапов Р.Д. Указ. соч. С. 44–51.
убийства, ими считалась действием вражеского колдовства, что влекло за собой месть. В таких случаях индивидуальных виновников часто не знали и месть падала на целую группу врагов.
С дальнейшим развитием общества магия (чародейство) становится наказуемым деянием. По мнению Г. Оппенгеймера, чародейство, вероятно, самое первое по времени и более распространенное из всех первобытных преступлений. Причинами тому явились, во-первых, ущемление шаманами власти вождей посредством магической силы и заклинаний, поскольку вожди, как и другие члены племени, были зависимы от магов и прислушивались к их мнению в силу отсутствия иных возможностей, например, узнать свое будущее или излечится от болезней; во-вторых, наличие у людей чувства страха перед тайными силами, которые колдуны могли вызвать, а затем не в состоянии были их остановить или исправить. За причинение осознанного вреда чародейными средствами колдуну полагалась кровная месть или наказание смертной казнью. Даже предсказание смерти у индейцев племени куна влекло за собой такое наказание. Колдуна могли обвинить и наказать за простое заболевание (сглазил, навлек другую чару), за причинение эпидемии или могли отблагодарить за отсрочку дождя либо другие аналогичные благодеяния в нужный момент1.
В римскую древность люди, знакомые с тайным искусством, подвергались казни посредством оставления на растерзание зверей или распятия на кресте. Сами же маги сжигались живьем. Никто не мог иметь у себя магических книг, при обнаружении таковых они подлежали конфискации и сожжению, а их владелец ссылался на остров, людей же низшего звания – казнили. Не только осуществление этой профессии, но и знакомство с нею было воспрещено2.
См.: Оппенгеймер Г. Историческое исследование о происхождении наказания // Новые идеи в правоведении: эволюция преступлений и наказаний. СПб., 1914. С. 1–85.
См.: Графский В.Г. Всеобщая история права и государства. М., 2000.
С. 41.
Однако в последующие периоды в государствах были созданы религиозные учреждения, которые в той или иной мере оказывали определенное воздействие на все социальные процессы, включая криминогенные.
Религиозное воздействие основывалось на том же принципе, что и воздействие кровной мести, но при этом религия расширила до максимума временные границы конфликта, указывая, что его последствия могут настигнуть человека и в загробной жизни. С помощью религии удалось идеально реализовать в сознании верующих принцип неотвратимости наказания, которые уверовали в то, что Бог вездесущ, а кара за совершение проступков, от которой удалось уклониться в этом мире, не минует их и после смерти1. Тем самым развитие религии способствовало усилению власти предержащих, так как нарушение установленных ею законов считалось нарушением божественных заповедей, поскольку такая власть, например, царская, рассматривалась в качестве власти, данной Богом.
Следующим фактором, определившим становление мести одной из форм возмещения вреда жертве преступления, является культура первобытнообщинного строя (этноса) как в целом, так и культура (обычаи) племени в частности. При этом культура имеет различные ступени (стадии) постепенного развития, которые являются продуктами прошлого, играющие определенные роли в формировании будущего, то есть каждый факт находится в зависимости от того, что было прежде, и действует на то, что будет потом. Человеческие действия в большинстве случаев определяются совершенно ясными и естественными причинами. В устройстве общества всегда обнаруживается такая закономерность, которая позволяет оставить в стороне индивидуальные различия и обобщить искусства и воззрения целых народов. Простое сохранение обычаев есть одна сторона перехода от старых к новым и изменяющимся временам. Прогресс и деградация, переживание, оживание, видоизменение и прочее представляют собой связующие нити сложной сети См.: Иншаков С.М. Указ. соч. С. 4.
цивилизации1. В связи с этим напрашивается вопрос, могла ли быть какаялибо культура в данный период вообще? Безусловно, была, так как первобытнообщинный строй – это целая эпоха со своей историей, многое из которой осталось неизвестным. Однако эпоха не могла пройти бесследно, так же как и сама эволюция человечества. Отсюда возникает необходимость рассмотрения этой немаловажной особенности, от которой зависело в дальнейшем развитие правового института возмещения вреда в обществе.
Первоначально общественно-экономическая необходимость мести на низших ступенях социальных отношений получила свое выражение в зарождавшемся особом комплексе идей, составляющих мораль, в силу чего месть стала обязательным долгом всей группы и каждого из ее членов в отдельности2.
Культура родового строя овладевала межиндивидуальной враждой, переориентацией ее вовне, на представителей чужих родов и племен. Здесь она двигалась в направлении, подсказанном природой. Элементы подобной вражды имеются у стадных животных, особенно у низших. Например, появление чужака в колонии крыс вызывает настоящий взрыв агрессивности, незатухаемой долго после того, как «интервент» уничтожен. Пчелы, термиты и муравьи знают членов своей колонии по запаху и тоже убивают любого вторгшегося к ним «инородца». Большинство организованных сообществ сопротивляется иммиграции «чужаков». Правда, у наиболее высокоорганизованных животных отношение к чужим становится терпимее, но у первобытных людей межплеменная вражда достигала, по-видимому, пика своей интенсивности3.
Среди эмоций, которые вызывали в первобытной психике «чужие», явно преобладали негативные тона: страх, гнев, ненависть, обида. При этом культура дополняла отношение к чужому чувством мести, что выражалось в См.: Юнусов А.А. Теоретические проблемы обеспечения прав человека в современной России: монография. Челябинск, 2005. С. 11.
См.: Перетерский И.С. Всеобщая история государства и права: учебник. Ч. 1. Древний мир. Вып. 2. Древний Рим. М., 1945. С. 28.
См.: Скрипник А.П. Указ. соч. С. 31.
стремлении нанести обидчику ответный ущерб: такой же или еще больший.
Подобного рода действиями, особенно когда они из спонтанного проявления чувств превращались в обязательство, субъект принимал на себя роль восстановителя нарушенного порядка. Разрушительный заряд мести многократно возрастал из-за того, что мстили не только за себя, но и за своих сородичей1. В акте кровомщения род действовал как единое целое, даже если реальным мстителем выступало только одно конкретное лицо. В разжигаемых местью войнах старались добиться только успеха, чтобы вражеский род не сумел отомстить в будущем, в частности, уничтожались все мужчины поголовно, вплоть до грудных младенцев2.
В процесс мести вовлекался широкий круг лиц: те, которые мстили, и те, кому мстили. Мстителями выступали не только оскорбленные или их ближайшие родственники, но и другие лица, находившиеся в тех или иных отношениях с ними. Месть падала как на виновных, так и на невиновных, то есть не осознавался принцип индивидуальности ответственности. С точки зрения жертвы, месть считалась обидой, вызывавшей вражду к мстителю и требовавшей возмездия. При этом кровная месть не была соразмерна причиненному обидчику вреду3.
Кровная месть, а также еще более жуткая культурная новация – «охота за головами» были включены в механизм социальной иерархии. Тот, кто не отплатил кровью за кровь, считался недостойным женской любви, уважения сородичей, как был недостоин и у рода воинственных народов тот, кто не убил чужака и не предъявил доказательств своей зрелости и полноценности, например отрезанной головы, ушей, пальцев. Кто не мстил за тяжкую обиду, причиненную ему или членам его семьи, признавался позорным, оскорбляющим божество и нарушающим свой долг по отношению к обществу.
В свою очередь, общество помогало потерпевшему совершить акт возмездия, См.: Гусейнов А.А. Социальная природа нравственности. М., 1974. С. 66.
См.: Косвен М. Указ соч. С. 26–27.
См.: Малиновский А.В. Кровная месть и смертные казни. Томск, 1908.
С. 20–21.
идя войной на обидчика и его род. Частные войны в первичном быту широко практиковались и заменяли суд. Из войн образовались и меры наказания – меры победителя над побежденным. При этом отмщение за смерть родственников являлось самой священной обязанностью, к совершению которой призывался обиженный. В случае ее невыполнения он становился предметом презрения1.
К воинским доблестям относилось и намеренное мучение, что не встречается ни у одного вида животных. Физические мучения, причинявшиеся в отношении пленников, были неестественно жестокими. Например, североамериканские ирокезы, скальпировав пленных, посыпали горячим пеплом их обнаженные черепа. Индейцы гичимеки ради получения удовольствия от пыток, от продолжительной и сладостной мести старались сохранить жизнь своим жертвам как можно дольше, растягивая страдания врага: обрезая один сустав за другим, прижигая раны раскаленным железом, медленно искалывая ножами2.
Обычно истязание мотивировалось соображениями утилитарного толка, к нему прибегали для того, чтобы сломить сопротивление противника и навязать ему свою волю, добиться от него таких действий и признаний, которых он добровольно не сделает. Иногда пытками пользовались без всякой видимой пользы, только ради утоления мести. При этом знание слабых мест и «болевых точек» человека было эффективным орудием господства над ним3.
Однако против внутригрупповой вражды культура обратила силы родовой консолидации. Внутри рода принцип кровной мести не действовал. Тот, кто убил своего сородича, подвергался изгнанию (абреки у горцев Кавказа, изПодробнее об этом см.: Volhard E. Kannibalismus. Stuttgart, 1939. S.
439; Фойницкий И.Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. М., 2000. С. 11–12; Кечекьян С.Ф. Всеобщая история государства и права: учебник. Ч.1. Древний мир. Вып.1. Древний Восток и древняя Греция. М., 1944.
С. 33–34.
См.: Летурно Ш. Прогресс нравственности. М., 2007. С. 88.
См.: Артхашастра / отв. ред. В.В. Струве. М., 1959. С. 242–243.
гои у славян)1. Такие конфликты были крайне редки внутри родовой группы, ибо племя оставалось границей человека как по отношению к чужаку из другого племени, так и в отношении самого себя. Племя, род были священны и неприкосновенны, являлись высшей силой, данной от природы. Но время от времени конфликты все же имели место (измена, отцеубийство, оскорбление родственника и др.), что подрывало установленную дисциплину, поддерживаемую вековой традицией. Родовая группа знала один вид самозащиты в этих случаях – изгнание за пределы группы нарушителя ее дисциплины. У гиляков, проживавших на Сахалине и в низовьях Амура, убийство внутри рода оставалось как бы безнаказанным, потому что кровь сородича проливать было нельзя, но фактически убийца сам удалялся из рода, утрачивая его защиту.
Изгнание из рода происходило по решению всех его членов, которое приводилось в исполнение также коллективно, ибо никакой специальной власти, обладавшей принудительной силой, не было. Изгнание, по мнению М.Д. Шаргородского2, являлось тягчайшей мерой из применявшихся в отношении лиц того же рода. Быть изгнанным из него считалось равносильно смертной казни, так как изгой лишался всякой защиты: любой встречный мог безнаказанно его убить. Основой применения этой меры была дисциплинарная власть рода над своими членами, вытекавшая из самодисциплины родового общества. Непосредственно общественная самозащита рода от нанесения ущерба лежала (как и при кровной мести) в основе «лишения мира», потому как членам рода нельзя было мстить, это были «свои», а не «чужие»3.
В свою очередь, систематическое осуществление кровной мести по правилу «око за око, зуб за зуб» и межгрупповые хозяйственные связи через обязательные взаимные дарения «du ut des» (даю, чтобы ты дал) ввели вражду и агрессивность в более строгие рамки. Обычай кровной мести не защищал личность как таковую, потому что был направлен на охрану совокупной См.: Скрипник А.П. Указ. соч. С. 33.
См.: Шаргородский М.Д. Указ. соч. С. 14.
См.: Шляпочников А.С. Указ. соч. С. 11.
силы рода или же баланса сил в отношениях между родами. В то же время перспектива кровной мести способствовала предотвращению многих инцидентов, поскольку человек рассматривался не сам по себе, а как часть более сильного целого, что и надо было иметь в виду, причиняя вред слабому1. Говоря языком правовой науки, объект посягательства перемещался с человека на родовые отношения. При этом межгрупповые отношения под углом зрения хозяйственной деятельности получали иной вид. Чужеродец-убийца стал восприниматься как лицо, причинившее материальный ущерб, от которого требовали его возместить: либо самим собою (обычай усыновления убийцы), либо какими-то предметами потребления.
Кровная месть как форма возмещения вреда подверглась влиянию культуры, обычаев социальных групп. Происходившие изменения в настроениях последних привели к исчезновению кровной мести как способа разрешения конфликтов либо к снижению его авторитета. Этому есть и несколько другое объяснение, ввиду того что культура повлияла на выработку в обществе ценностей.
Ценности появились в истории человеческого рода как некие духовные опоры, помогающие человеку устоять перед лицом тяжелых жизненных испытаний, рока. Они упорядочивают действительность, вносят в ее осмысление оценочные моменты, отражают иные по сравнению с наукой аспекты окружающей действительности. Ценности соотносятся не с истиной, а с представлением об идеале, желаемом, нормативном; придают смысл человеческой жизни2.
В ценностях проявляются наиболее общие типы отношений между субъектами любого уровня, которыми могут быть и отдельный человек, и любая социальная общность, в частности семья, группа людей, население государства. Данные отношения образуются по поводу тех событий, идей, которые в процессе оценки приобретают положительную или отрицательную значимость. Вследствие этого они могут выступать в качестве носителей соответствующих ценностей: экономических, политических, правовых, моральных, религиозных и др. Ценность представляет собой не только необходимую, но и желаемую цель, которая становится идеалом и тем самым участвует в обратном нормативно-регулирующем воздействии на межсубъектные отношения, а через них и на социальную практику2.
Неограниченную месть сменила ограниченная, в дальнейшем превратившаяся в талион. Однако ограниченная месть, все еще сохранявшая свой безличный характер лишь благодаря установившемуся обычаю, не могла выйти за рамки причинения определенного вреда и дальнейшего примирения племен. Такая форма ограниченной кровной мести у австралийцев племени мукжаревент выглядела следующим образом: если человек одной группы убивал человека другой, то обе стороны встречались в условленном месте и становились друг против друга: племя убитого – с копьями, а племя убийцы – со щитами; племя убитого забрасывало племя убийцы копьями до тех пор, пока не убивало одного человека, что означало завершение мести 3.
Произошедшая трансформация применения института кровной мести вызвала со временем под воздействием общества и существовавших в нем товарообменных отношений необходимость избрания новых способов возмещения вреда. Среди них появился и такой способ возмещения морального вреда, как талион, истоком которого было неписаное право первобытнообщинного строя.
Значение талиона состояло в том, что потерпевшая сторона могла нанести аналогичный вред виновной стороне, то есть действовал принцип «око за око, зуб за зуб». Это подтверждает и транскрипция слова «талион», происходящего от корня «tal», что значит отмерять, взвешивать одинаково, равное.
См.: Выжлецов Г.П. Духовные ценности и судьба России // Социальнополитический журнал. 1994. № 3–6. С. 23.
См.: Шаргородский М.Д. Указ. соч. С. 13.
Сам факт наличия талиона свидетельствует об определенном упорядочении складывавшихся тогда общественных отношений. В свою очередь, многократное применение этого способа возмещения вреда указывает на то, что даже без писаных законов он расценивался людьми и как обычай, и как правовое явление, поскольку обладал свойствами общеобязательности.
Необходимо отметить, что одним из факторов, обусловивших трансформацию кровной мести в талион, была культура социальных групп. Нельзя забывать, что обычаи, установившиеся в обществе, есть следствие развития культуры, эпохи, времени. Для того чтобы обуздать агрессию в обществе, культура связала враждебность с виною. Это явилось нравственным разрешением противоречия между субъектами, интересы которых несовместимы:
врагом становился виновный, тот, кто намеренно причинил вред или страдания. Возникло представление о самостоятельности личности и ее ответственности, а также понятие справедливости как соответствия между виной и возмездием.
Такие изменения в нравах людей были обусловлены распространением частной собственности, имущественным неравенством и социальной мобильностью, которые подорвали систему коллективной ответственности. Род перестал быть спаянным, целостным. Убийство стало осуждаться независимо от того, кем оно было совершено: чужеродцем или сородичем. «Когда члены клана безмолвно отворачиваются от своего сородича-убийцы, представляя возможность клану потерпевшего беспрепятственно совершить акт мести, то в этом отношении уже заключено нравственное осуждение несправедливого убийства»1. В связи с этим талион, наряду с насилием, кровной местью, магией как разновидности мести, можно рассматривать в качестве социокультурного способа возмещения морального вреда жертве. Вместе с тем это говорит и о том, что в период развития первобытнообщинного строя происходили изменения и в психике людей. Данные процессы повлияли на то, что человек стал реально оценивать возможность нанесения ему Скрипник А.П. Указ. соч. С. 43.
вреда, причиненный вред, соизмерять этот вред и его последствия со степенью опасности для себя и окружающих. Кроме того, с появлением в обществе категории «вина» талион как способ возмещения вреда стал применяться только к виновному лицу, а не к отдельно взятой группе людей (семья, племя, сообщество).
С разрастанием племен в них ослабевала связь крови, своеобразной «физической эмблемы и физиологического источника жизни и чувства»1, и обычай «кровь за кровь» стал сменяться выкупом. При этом развитие такого способа возмещения вреда приобрело существенную значимость в период наличия в первобытнообщинном социуме дарообменных отношений. К тому же упрочение власти вожака, способствовавшее наведению определенного миропорядка посредством создания писаных и неписаных правил поведения для членов общества, с одной стороны, показывало силу (авторитет) вождя, с другой – повлекло за собой замену мести компенсационными процедурами.
Власть вожака в некоторой мере еще действовала параллельно с механизмом регулирования на основе кровной мести, но этот параллелизм не был прямым дублированием, поскольку они успешно дополняли друг друга. Месть была ориентирована главным образом на внеродовые отношения, а власть вожака – на внутригрупповые.
Обозначенная тенденция имела свое развитие, связанное с установлением власти. Так, первоначально вожак регулировал отношения в обществе, рассчитывая на собственные силы. Затем он стал опираться на вооруженный отряд. Его запреты стали более императивны, их нарушители подлежали наказанию с большей вероятностью. По мере расширения власти вожака и формирования крупных объединений, включающих в себя несколько родов, месть, действовавшая внутри племени, ослабляла его, поэтому власть вождя стала отрицать ее (на кровную месть в рамках общины накладывался запрет, решение конфликтов брал на себя лидер). Как свидетельствует исторический опыт, при сильной централизованной власти и успешном решении ею конДжабадари И.С. Указ. соч. С. 32.
фликтов кровная месть постепенно исчезла из культуры общения. При слабой центральной власти она оставалась живучей, и в культурах отдельных народов традиции кровной мести весьма сильны и по сей день. Кроме того, анализ соотношения механизмов кровной мести и власти вожака показывает более общую закономерность: при неэффективности принимаемых центральной властью мер защиты людей возникают различные механизмы самозащиты, в том числе противоречащие законам и установлениям общества. В вождистской практике противодействия преступности сложились два важных принципа:
– необходимость постоянного поиска более эффективных мер воздействия, что способствовало формированию системы достаточно разнообразных мер (появились зачатки системности в воздействии на преступность);
– требование экономичности мер воздействия, соответствия затрат на них материальным и физическим возможностям вождя1.
По мнению Н. Макьявелли (Макиавелли), обиды, как правило, причиняли ущерб имуществу, жизни или чести граждан. При кровной обиде более опасна сама угроза, нежели ее осуществление. Именно угрожающий подвергается большей опасности, тогда как исполнившему угрозу бояться нечего, ибо мертвые не помышляют о мести, а живые обычно о нем забывают. Кроме угрозы жизни, чаще всего тревожат людей утрата имущества и бесчестие, поэтому государь должен воздерживаться от таких обид, поскольку «даже у обобранного до нитки всегда найдется нож, чтобы отомстить, и нет такого бесчестия, чтобы у опозоренного не осталось жажды возмездия. Среди наносимых людям оскорблений самым чувствительным является затрагивающее женщин, а за ним следует глумление над личностью»2.
Впоследствии в обществе стал складываться обычай замены кровной мести передачей каких-либо ценных предметов (скота) или еще позднее уплатой денежного вознаграждения семье убитого, так называемая композиСм.: Иншаков С.М. Указ. соч. С. 4.
Макьявелли Н. Государь. М., 2009. С. 351.
ция1. Тем не менее процесс замены мести выкупом совершался очень медленно, так как люди слишком свыклись с применением обычая кровной мести и не могли сразу отказаться от него. Когда начали уже практиковаться выкупы, то на первых порах обидчик не всегда мог рассчитывать на полную безопасность и в случае принятия выкупа; со своей стороны мститель не всегда соглашался получить выкуп, а получивший его нередко считал себя не вполне удовлетворенным и свободным от мести2. Композиции назначались, однако, не за все преступления. Так, за совершение преступлений против устоев общества композиции не допускались, что не исключало одновременно с физическим уничтожением преступника и конфискацию его имущества.
Преступления имущественные, в рассматриваемый период представлявшие значительную опасность для еще не окрепшего института частной собственности, почти всегда влекли за собой наказание, направленное против личности преступника (смертная казнь, членовредительство и др.). Самоуправное освобождение пойманного вора было недопустимо даже за уплату определенной суммы. Как правило, композиции применялись к преступникам лишь за преступления против личности3.