«ЭВОЛЮЦИЯ ИНСТИТУТА КОМПЕНСАЦИИ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА В РОССИЙСКОМ ПРАВЕ (ТЕОРЕТИКО-ПРАВОВОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ) ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени доктора юридических наук ...»

Исламский характер рассматриваемой системы права проявляется прежде всего в том, что ее ядро образуют религиозные нормы, выступающие идейной основой этой системы и обеспечивающие единство регулирующего воздействия на общественные отношения. Дело в том, что в Средневековье ислам оказывал подавляющее влияние на жизнь общества и отдельные части надстройки, в связи с чем исламская религиозная система занимала ведущее место по сравнению с правовой, поэтому в течение длительного времени главным регулятором общественных отношений являлись именно религиозные нормы. К ним непосредственно примыкают и другие виды социальных регуляторов, в частности юридические и нравственные правила поведения, обычаи, притом содержание многих из них имеет сходство с религиозными предписаниями. Совокупность тождественных религиозных, правовых, моральных норм, обычаев и составляет основу исламской системы социально-нормативного регулирования 1. Эта тенденция проявлялась, на наш взгляд, и при создании правовых норм, касающихся вопросов возмещения вреда потерпевшей стороне, в соответствии с основными принципами ислама, изложенными в его первоисточнике – Коране, признанном главной священной книгой мусульман.

Он представляет собой собрание проповедей, обрядовых и юридических установлений, заклинаний, молитв, назидательных рассказов и притч пророка Мухаммеда (около 570–632 гг.), произнесенных им в Мекке и Медине (являясь основателем ислама, Мухаммед в 630–631 гг. был главой первого мусульманского теократического государства в Аравии).

Развитие мусульманского права вплоть до VIII в. большей частью шло казуальным путем (создание нормы права для рассмотрения конкретного случая, с указанием отягчающих и смягчающих вину обстоятельств). Правившие после Мухаммеда «праведные» халифы, в частности Абу Бекр, Омар, Осман и Али (632–661 гг.), как и другие последователи Пророка, при рассмотрении конкретных споров руководствовались Кораном и сунной2.

Вторым по значимости источником исламского права считается сунна (мусульманское священное предание, состоящее из совокупности признанных достоверными хадисов – легенд, рассказов о поступках и изречениях Мухаммеда), сложившаяся в VII–IX вв. Коран и сунна как источники права неизменно остаются носителями божественных откровений, а не кодексами в их строго юридическом понимании. Правоведами исламских стран произведен своего рода «перевод» божественных откровений, которым обязан следовать верующий, в конкретные и детализированные юридические нормы, распространяющиеся на те или иные случаи жизни3, поэтому ими не создано некое новое право, а сформирован шариат (араб. – надлежащий путь) – свод мусульманских правовых и теологических нормативов, провозглашенных См.: Сюкияйнен Л.Р. Мусульманское право. Вопросы теории и практики. М., 1986. С. 42.

См.: Алексеев С.С. Указ. соч. С. 167.

исламом «вечным и неизменным» плодом божественных установлений, содержащихся в Коране и сунне. В то же время эти нормы направлены и на защиту мусульман от неверных – лиц, исповедующих иную веру. Несоблюдение норм расценивается как нарушение религиозных заповедей. Например, отказавшийся от применения указанных в Коране способов возмещения причиненного ему вреда мог быть признан вне закона либо подвергнут строгим мерам воздействия.

Назначаемое за нарушение Корана наказание, если и выносилось от имени государства, в итоге воспринималось божественной карой, так как одной из важнейших задач теократического мусульманского государства (его глава являлся одновременно и религиозным главой) – это исполнение воли Аллаха (в исламе – Бог) на земле.

В целом деяние (преступление), за которым следует наказание, может быть отнесено, согласно мусульманскому уголовному праву, к одной из трех категорий: худдуд, кисас и тазир. Для установления конкретной классификационной категории совершенного преступления используется двойственный критерий, связанный, во-первых, с тем, чьи права нарушаются преступлением, во-вторых, с тем, насколько четко определено наказание, предусмотренное за данное преступление. Соответственно выделяются три группы прав, которые могут быть нарушенными преступлениями: Аллаха, индивида, права Аллаха в сочетании с правами индивида.

Понятие «худдуд» означает пределы «дозволенного и запретного, установленные Аллахом». К преступлениям категории худдуд относятся деяния, за совершение которых наказание точно определено в Коране или сунне. Такое наказание изменению судьей не подлежит. Многие современные исследователи мусульманского права относят к данной категории преступления, направленные только против интересов всей общины («права Аллаха»), совершение которых имеет своим последствием наказания либо однозначно определенные Кораном или сунной, либо нормативно точно установленные судебной практикой «праведных» халифов. Тем не менее вопрос о том, какие преступления следует относить к категории худдуд, остается спорным и в настоящее время. Большинство мусульманских юристов считают, что таких преступлений семь: ересь (вероотступничество), восстание, прелюбодеяние, кража, грабеж, пьянство и клеветничество.

Преступления, входящие в категорию кисас (араб. – равенство, эквивалентность), подлежат возмездию по принципу талиона, то есть наказание, равное по силе преступлению. Данная категория преступлений, так же как и предыдущая, четко определена в Коране и сунне. Этими преступлениями являются те, в результате совершения которых потерпевшему причиняется умышленно или по неосторожности увечье – тяжкое телесное повреждение.

Категория тазир (араб. – исправление, назидание) охватывает деяния, за которые в Коране и сунне не установлено однозначного наказания. В связи с этим правом выбора последнего наделен судья, к тому же в настоящее время преступления такой категории в основном кодифицированы в мусульманском уголовном законодательстве1.

Между тем нормы, содержащиеся в Коране, ориентированы на традиционно установившиеся в мусульманском обществе правила поведения – обычаи, которые предопределяли религиозно-нравственные предписания, в том числе относительно возмещения вреда потерпевшему. Обычаи, в свою очередь, повлияли на формирование системы норм обычного права, основывавшегося на регулировании общественных отношений в соответствии с местными правилами решения правовых вопросов. Не исключено, что многие из них были впоследствии преобразованы в каноническое мусульманское право и религиозные нормы Корана.

По мнению Н.М. Михайленко, мусульманский правовой обычай характеризуется такими признаками, как: повторяемость, спонтанность, обязательность. При этом он выступает в качестве социальной нормы – правила поведения, предписания, безусловного требования (социального императиСм.: Махарамов Я.А. Наказание по мусульманскому уголовному праву:

понятие, цели, виды: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2009. С. 13–14.

ва), обязательность которой определяется самим обществом и в последующем санкционируется его судебными или законодательными органами. Действие, изменение и прекращение обычая зависят от конкретных нравственных, национально-культурных, социально-экономических и исторических условий развития данного общества1.

В Коране и сунне излагаются начала (основные положения) возмездия (мести) в случае убийства и называются иные способы возмещения вреда родственникам убитого, в том числе принятие выкупа за жизнь убийцы (плата за кровь – дийа, то есть пеня), в частности: «Правоверные, закон возмездия установлен вам за убийство: свободный должен умереть за свободного и слуга за слугу и т. д., женщина за женщину, но тот, кому брат его простит, может быть преследуем и принужден к даче удовлетворения согласно тому, что явится справедливость, и пеня да будет возложена на него с гуманностью»

(сура – глава II). «Если кто-либо будет убит несправедливо, то наследники его имеют право просить удовлетворения; но пусть они не перейдут пределов умеренности, предавая смерти убийцу слишком жестким образом или мстя за кровь кому-либо другому, а не тому именно человеку, который убил его»

(XVII).

В Коране закреплен в общем виде принцип талиона, в соответствии с которым, как отмечалось, устанавливались наказания за преступления категории кисас. Так, в нем предписано: «Кто же преступает против вас, – то и вы преступайте против него подобно тому, как он преступил против вас...»

(II, 190/194). «И воздаянием зла – зло, подобное ему» (XLII, 38/40).

Основными преступлениями этой категории являются убийство и телесные повреждения необратимого характера. Убийство считается тяжким грехом и решительно осуждается Кораном: «Кто убил душу не за душу или не за порчу на земле, тот как будто бы убил людей всех» (V, 35/32). Вместе с См.: Михайленко Н.М. Правовой обычай в системе источников права:

опыт комплексного исследования (на примере правовой традиции народов Северного Кавказа): автореф. дис. … канд. юрид. наук. Краснодар, 2009.

С. 26–27.

тем содержится и строгий запрет на совершение противоправного убийства, а также установлено, хотя и в абстрактной форме, суровое наказание за него:

«Не следует верующему убивать верующего, разве только по ошибке... А если кто убьет верующего умышленно, то воздаянием ему – геенна, для вечного пребывания там. И разгневался Аллах на него, и проклял его, и уготовал ему великое наказание!» (IV, 94/92 – 95/93); «И не убивайте душу, которую запретил Аллах, иначе, как по праву» (XVII, 35/33).

В теории мусульманского права считается, что такие общие положения Корана конкретизируются преданиями, содержащимися в сунне, где зафиксирована мера наказания за убийство, которое согласно изречениям Пророка подлежит возмездию в виде «законного» пролития крови. Подобные предписания толкуются мусульманскими правоведами как установление за умышленное убийство точно определенной санкции – смертной казни в качестве наказания, равноценного преступлению.

Наглядным примером принятия к виновному в убийстве других мер воздействия, помимо лишения жизни, может служить приводимый в сунне случай, когда Пророк предложил пострадавшей от убийства стороне выбрать одно из трех решений в отношении преступника – смертную казнь, прощение или принятие от него дийа – выкупа за кровь. Право выбора предоставляется наследникам убитого, поэтому виновный может быть наказан только по их ясно выраженному желанию. Если виновный будет прощен ими, то смертный приговор ему не выносится, а заменяется выкупом за кровь. По мнению правоведов, такая норма закреплена единогласно сподвижниками Пророка, основывавшимися на следующем положении Корана касательно наказания за убийство: «А кому будет прощено что-нибудь его братом, то – следование по обычаю и возмещение ему во благе. Это – облегчение от Господа вашего и милость; а кто преступит после того, для него – наказание болезненное!»

(II, 173/178–174).

Выкуп за кровь при убийстве свободного мусульманина устанавливался традиционным мусульманским деликтным правом в размере 100 верблюдов или в их денежном эквиваленте (1 тыс. золотых динаров или 12 тыс. динаров в бумажных деньгах), тогда как за женщину выплачивалось вдвое меньше. Допускалось, впрочем, прощение преступника и без принятия дийа.

Как полагают многие мусульманские правоведы, прощение виновного в совершении умышленного убийства предпочтительнее его наказания. При этом они ссылаются на несколько абстрактные положения Корана, которые якобы обосновывают возможность освобождения убийцы от ответственности в результате снисхождения к нему со стороны наследников убитого: «А если вы извините, то это – ближе к богобоязненности. И не забывайте благости между собой, – ведь Аллах видит то, что вы делаете!» (II, 238/237); «И устремляйтесь к прощению от вашего Господа...» (III, 127/133); «Но кто простит и уладит, – награда его у Аллаха. Он ведь не любит несправедливых!»

(XLII, 38/40).

Следует отметить, что в случае когда у убитого не было преемников, то право выбора наказания преступнику переходило к правителю, который не мог простить убийцу, но был вправе заменить непрощенному смертную казнь выкупом за кровь1.

При убийстве правоверного по неосторожности пеня уплачивалась членам семьи убитого, если только убийца не освобождался от нее «из милосердия» (сура – глава IV). Когда преступник был не в состоянии ее уплатить, то мести в отношении его не требовалось. Он лишь обязывался поститься непрерывно в течение двух месяцев, после чего становился свободным от мести. Пеня во всех случаях делилась между родственниками убитого в соответствии с положениями о наследовании, изложенными в Коране2.

В правоприменительной практике такие религиозные нормы соблюдались до середины XIX в., например, в Турции убийца никогда не преследовался публичными властями. Ближайшим родственникам разрешалось мстить за убийство своего сородича тогда, когда они считали это необходиСм.: Сюкияйнен Л.Р. Указ. соч. С. 192–193.

мым; если они предпочитали принять плату за кровь, то убийца освобождался от всякой ответственности. Уголовное уложение Турции 1840 г. отменило эту систему денежного вознаграждения и ввело наказание за убийство1.

Религиозные принципы, связанные с возмещением вреда потерпевшей стороне, предусмотрены уголовным законодательством Саудовской Аравии. Так, в 1934 г. размер полного выкупа за кровь в случае умышленного убийства устанавливался в 1 тыс. риалов, тогда как в настоящее время его сумма составляет 45 тыс. риалов. За телесные повреждения различной тяжести предусмотрена выплата потерпевшему определенной части данной суммы.

Нормы мусульманского деликтного права (от лат. delictum – нарушение, вина) применяются в законодательстве Йеменской Арабской Республики (ИАР), в частности, в уголовно-процессуальным кодексе 1979 г. предусмотрены меры наказания, назначаемые за совершение преступлений категорий худдуд, кисас и тазир, а также выкуп за кровь – дийа. С 1976 г. в стране действует закон № 147 об определении такого выкупа за убийство, причинение телесных повреждений и получение производственной травмы. Им установлен размер выкупа (компенсации) при умышленном убийстве, который составляет 60 тыс. риалов, однако если жертвой преступления является женщина, то эта сумма уменьшается вдвое. Подобное по смыслу законодательство применяется в Омане, где в 1984 г. нормативно установлен выкуп при умышленном убийстве мусульманина в размере 5 тыс. риалов, мусульманки – 2,5 тыс. риалов (в случае лишения жизни лица, не исповедовавшего ислама, эти суммы снижаются в три раза)2.

Зарождение обычая кровной мести зависело от историкосоциологических особенностей развития конкретного региона, государства.

Так, обычай кровной мести в Дагестане возник с появлением в VIII в. на его территории аравитян, которые стали проповедовать новую религию – ислам.

См.: Сюкияйнен Л.Р. Указ. соч. С. 203–204.

Быстро распространявшись среди кавказских народов, он, тем не менее, не был принят ими во всей его полноте. Несмотря на жесткий фанатизм аравитян, не терпевших никакого противоречия Корану, народы Северного Кавказа сохранили судопроизводство по адату, в том числе при рассмотрении дел относительно причинения телесных повреждений и совершения убийства1.

До возникновения в конце 20-х годов XIX в. имамата Шамиля адат почти безраздельно господствовал в Дагестане и Чечне в виде разветвленной системы социальных норм, в основе которой лежали местные обычаи большей частью неисламского происхождения2.

У населявших Северный Кавказ народностей существовало множество разнообразных адатов: каждые племя, община, аул и даже семья имели свои особые обычаи и обряды. Адат приобретал силу закона в основном там, где вместе с утверждением ислама проводилась кодификация норм обычного права, составление из традиционно установившихся правил общественного поведения (обычаев – адатов) сборников. Включенные в такие сборники адаты при дальнейшем их правоприменении трансформировались в строго обозначенные законы.

Главным органом образования адатов кавказских горцев являлся третейский (адатский) суд, выносивший свое решение – маслагат, которое применялось по аналогии при разбирательстве последующих подобных дел. Лица, заседавшие в адатских судах, назывались канной (стариками). Эти суды рассматривали споры лишь по заявлениям потерпевших, точно указывавших обидчиков (ответчиков), минуя такие стадии досудебного производства, как возбуждение дела и предварительное следствие3.

См.: Омаров М.М. Убийство по мотивам кровной мести (уголовноправовой и криминологический анализ по материалам Республики Дагестан):

автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2006. С. 9.

См.: Бондарева О.А. Сословный строй и сословное право народов Северного Кавказа в XIX веке: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Краснодар, 2006. С. 16.

См.: Оздамирова Л.М. Адат: источник права чеченцев // История гос-ва и права. 2010. № 23. С. 31–32.

Во времена царской власти (1813–1917 гг.), то есть от начала присоединения Дагестана к России и до конца самодержавия в ней, на почве кровной мести или по другим причинам, которые коренятся в пережитках родового быта, в Дагестане погибало в среднем 600 человек в год1.

Основания применения кровной мести у разных народов, имеющих мусульманскую систему права, были различны.

Кровная месть у кавказских горцев вызывалась оскорблением рода и разнообразными посягательствами на личные и имущественные права. Например, по обычаям горцев Северного Кавказа такие преступления, как: убийство, нанесение раны, насилие в отношении лиц женского пола и даже оскорбление, причиненное побоями, плетью или другим орудием, подлежали мщению.

У абхазцев кровная месть полагалась за отказ невесты или ее родителей от заранее условленного брака, а также за развод, вызванный оскорблениями или беспутством одного из супругов2.

Обычаями осетин устанавливалось, что каждый родственник убитого должен священным долгом мстить смертью убийце и его родственникам.

Похищение женщины наказывалось так же, как и убийство, насилие над женщиной или ее оскорбление оплачивались убийством или ценою крови.

Жестокою обидой считалось убийство собаки прилюдно и высказывание при этом обидчика о том, что он убил ее за принадлежащего к такому-то роду покойника; такая обида очищалась только убийством.

В Осетии кровная месть могла быть вызвана и снятием кем-либо с домашнего очага цепи, на которой подвешивался фамильный котел, и выбрасывание ее за дверь3.

Исследователями действовавшего в Осетии обычного права приводятся и другие поводы для возникновения кровной мести, в частности:

См.: Сайгитов У.Т. Влияние традиций и обычаев на преступность в Рспублике Дагестан // Журн. рос. права. 2004. № 3. С. 43–47.

См.: Малиновский А.В. Указ соч. С. 32.

См.: Ковалевский М.М. Современный обычай и древний закон (обычное право у осетин в историко-сравнительном освещении). М., 1886. С. 32.

– неосторожное убийство или ранение человека из ружья, за что кровомщению подвергались как случайный убийца, так и хозяин оружия;

– причинение смерти или увечья человеку во время скачки, что обусловливало применение кровной мести в отношении и виновного, и хозяина лошади, нанесшей вред;

– убийство вора на месте преступления;

– умышленное и нечаянное убийство, поранение ребенка во время ссоры или игры малолетних детей;

– неосторожное убийство или ранение соплеменника во время стрельбы в деле с неприятелем или на охоте;

– убийство женщиной (девушкой), подвергшейся гнусному насилию, злодея, что считалось причиной для осуществления кровной мести в отношении родственников этой женщины;

– отказ девушки, просватанной хотя бы и в малолетнем возрасте, выйти впоследствии замуж за суженого1.

В соответствии с адатом в Дагестане можно было безнаказанно убить:

кровного врага до примирения; человека, нанесшего бесчестье семейству; объявленного врагом общества в случае нападения его из засады; вора на месте преступления; женщину, застигнутую с любовником; похитителя женщины при его преследовании и др. Такая расплата была возможна лишь при условии, что преступник и пострадавший являлись свободными и мусульманами. В отношении рабов, иноверцев и женщин действовали другие правила2.

Следует отметить, что ограничение кровной мести нашло свое отражение и в писаных законах. Так, в черкесском морально-правовом кодексе «Адыгэ Хабзэ» (XVIII–XIX в.) большинство норм посвящено вопросам мщения, решения которых основывались на принципе обмена и взаимности. Данный акт предусматривает несколько способов прекращения кровной вражды, например:

См.: Мансуров Н.С. Обычный суд у осетин // Каспий. 1894. № 38. С. 130.

См.: Халифаева А.К. Государственные и правовые институты в Дагестане в XIX веке: основные тенденции и изменения: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. Махачкала. 2004. С. 31.

1) убийца, захвативший у самого ближайшего родственника убитого им человека малолетнего сына (от 4 до 9 лет), тщательно оберегал его и воспитывал до совершеннолетия как свое собственное дитя. По достижении этого возраста, снабдив его богатым одеянием, качественным полным вооружением, лучшей верховой лошадью и сбруйной принадлежностью к ней, отправлял к отцу вместе с подарком, состоявшим из нескольких голов рогатого скота и хорошей лошади. Потерпевший, принимая своего сына, не мог не принять такого приношения – знака не только покорности убийцы, но и выражения просьбы о его прощении и изъявления к нему дружбы и уважения со стороны лица, покровительствовавшего убийце. Прощавший взаимно посылал подарок как покровителю убийцы, так и последнему, тем самым становясь его другом. С этого времени они считались как единокровные родственники. Такая норма применялась только в кругу представителей высших сословий;

2) для исполнения обряда примирения человек, в отношении которого была избрана кровная месть, отращивал на голове длинные волосы.

После этого через своих родственников или знакомых он просил у потерпевшего прощения. При его согласии простить обидчика, добивавшегося восстановления мира с ним, его доставляли в дом обиженного, который должен был обрить голову обидевшего, чем выражал примирение. По совершении обряда, дав клятву о вечной дружбе, они становились кровными братьями;

3) убийца, не имея возможности укрыться в аулах одного племени, уходил в селение иного, где отыскивал себе пристанище. Принявший такого человека под свое покровительство брал на себя ходатайство по примирению его с родственниками убитого через соплеменников убийцы, чем вызывал уважение со стороны других1.

См.: Гуков А.С. Институт кровной мести в обычном праве адыгов (черкесов) в конце XVIII – первой половине XIX в. // История гос-ва и права.

2010. № 17. С. 20.

В конце 50-х годов XIX столетия имели место случаи борьбы светской власти с институтом кровной мести. Так, начальником Военно-Осетинского округа Муссой Кундуховым была предпринята попытка изъятия из уголовного кодекса осетин 16 пунктов, касающихся применения кровной мести, и учреждения для борьбы с нею осетинского народного суда. По его мнению, для избежания всякого зла все умышленные и неумышленные убийства должны были подлежать обязательному законному расследованию. За совершение умышленного убийства следовало привлекать виновного к ответственности в согласии с российским уголовным законодательством, равным для всех сословий. Рассмотрение дел о неумышленных убийствах предлагалось отнести к компетенции народного суда, кровомщение в том и другом случае – строжайше запретить, предусмотрев наказание как убийце, так и лицам, принявших в этом участие. Функционирование народного суда на Северном Кавказе длилось лишь до судебной реформы в России 1864 г., когда он был упразднен в ходе повсеместных преобразований суда и судопроизводства на основе Судебных уставов1.

Ограничением применения кровной мести в Дагестане выступал маслиат (араб. – примирение, общее благо) – самобытный третейский (посреднический) способ урегулирования и разрешения конфликтов. Процедуре маслиата при убийствах предшествовали определенные обычаем некоторые формальности, несоблюдение которых влекло за собой запрет на осуществление примирения. Как правило, убийца должен был немедленно покинуть родное селение, становясь одним из людей, которых называли «канлы» – кровники, в противном случае его выгоняли, что предусматривалось адатом каждого племени. В ряде регионов Дагестана были обособленные селения, куда изгонялись канлы. Чаще всего это были неблагоприятные по природно-климатическим и географическим условиям населенные пункты, в частности селения: Кудутль (Къудукь), известное тем, что См.: Зюков А.М. Генезис уголовной этнополитики Российского государства в период X-XXI вв.: монография. Владимир, 2008. С. 155.

лучи солнца проникали туда лишь около трех месяцев в году; Читль, находившееся в глубоком ущелье, откуда виден всего лишь «кусочек» неба.

До 30-х годов XIX в. было принято, что вместе с убийцей покидала свое место проживания вся его семья, а их дом подвергался разрушению, но в последующее время уничтожение жилья канлы стало необязательным. В течение всего периода пребывания в изгнании кровник соблюдал обряд в отношении покойного – не брился, не стриг волос и ногтей, не появлялся в общественных местах, не выполнял хозяйственных работ, вел затворнический образ жизни. Так же поступали и его близкие родственники, а если кто-либо из них побрился или другим своим действием нарушал такой обряд, то пострадавшая сторона без промедления реагировала на эти проявления, воспринимая их как игнорирование себя и даже оскорбление. Достижение маслиата в данном случае становилось проблематичным.

Пока кровник находился в изгнании, посредники из уважаемых людей его племени по ходатайству дальних родственников канлы начинали переговоры о примирении с потерпевшей стороной.

Следующим шагом к достижению маслиата была просьба лиц, участвовавших в переговорах о разрешении присутствия на «тазияте» (место для выражения соболезнования у мужчин) этих родственников канлы, чтобы выразить свое сочувствие пострадавшим. Если с учетом сложившихся обстоятельств такое сближение сторон допускалось, то на этом процедура примирения приостанавливалась. В данной ситуации родственники канлы, в том числе его семья, оказывались в более безопасном положении, нежели убийца (баш-канлы), поскольку теперь именно он становился объектом мщения.

Восстановление потерпевшей стороной мирных отношений с убийцей, если он оставался в живых, могло быть возможным по истечении года после убийства и при согласии всех родственников убитого простить преступника.

Одним из необходимых условий процедуры примирения являлось соблюдение договора о выплате выкупа (дията) в сумме от 100 до 300 руб. При этом он мог оплачиваться не деньгами, а натурой, в частности скотом, земельными угодьями. Кстати, в XIX в. в горных районах Кавказа на 100 рублей можно было купить: две лошади, два мула, десять ослов, три быка, шесть коров, тридцать баранов.

Церемония маслиата проводилась в доме пострадавшего, куда приходили старейшины аула, служители культа, другие уважаемые люди и родственники канлы вместе с ним. Представитель духовенства, как правило, мулла-дибир, выступая перед собравшимися, убеждал их в богоугодности примирения, подчеркивая божественное предопределение случившегося. После этого убийца, подходя на коленях к самому близкому родственнику убитого, вручал ему нож, чем показывал свое полное подчинение его воле – быть в живых или нет. Решение о мирном исходе конфликта считалось безусловным и окончательным, не подлежащим пересмотру, что соответствовало положениям обычного права (адата) и шариата1.

У некоторых народов, например у киргизов, обряд примирения выражался в символической казни убийцы, который совершался следующим образом.

Родственники убитого прибывали к аулу убийцы за получением с него платы.

Для них ставилась отдельная юрта, к которой привязывался черный баран. Прискакав к юрте с флагами и обнаженными шашками, они изрубали его, после чего входили в юрту, ударяя этим оружием в ее верхнюю перекладину. По прибытии к ним родственников убийцы начинались переговоры о выкупе, после оплаты которого в юрту допускали убийцу для участия в обряде: убийца и брат убитого держали концы пестрой веревки, которую разрезал уважаемый всеми человек. С этого момента вражда считалась прекращенной2.

Неоднозначное применение кровной мести обусловливалось сложившимися в мусульманской правовой системе противоречиями в использовании норм как адатов, существовавших у различных народностей, которые См.: Магомедсалихов Х. Маслиат как самобытный способ разрешения конфликтов // Дагестанская правда. 2008. № 104–105. 10 апр.

См.: Малиновский А.В. Указ. соч. С. 97.

исповедовали ислам, так и шариата. Влияние последнего на адаты стало проявляться сразу же с введением ислама. Имамы (главы мусульманских общин) и шейхи (представители высшего духовенства) стремились к полной замене адата шариатом, считавшимся по исламу единственным обязательным для мусульман законом. Но, несмотря на это, адат иногда был более предпочтителен, чем шариат.

Признание шариатом применения кровной мести правом потерпевшей стороны не исключало возможность замены кровомщения денежными композициями, размеры которых дифференцировались в зависимости от тяжести совершенного преступления, социального и имущественного положения потерпевшего. При этом разрешался и такой альтернативный способ возмещения вреда, как талион, следовавший по жестокости применения за кровной местью.

В рассматриваемом праве не только был сформулирован сам принцип талиона, но и детально раскрыто его применение в частных случаях. Вместе с тем здесь содержатся и специальные оговорки, подчеркивающие строгое требование о соблюдении точной меры материального возмездия. Так, если при талировании за причинение увечья орган, который надлежало отнять, уже ранее был потерян, то талион был неприемлем; за отделяемую здоровую руку не принималась больная или парализованная, за здоровый глаз – больной; за отрезаемый здоровый язык не допускалось лишение языка немого виновного, точно так же и наоборот; если одноглазый выбьет оба глаза здоровому, то за один глаз виновный подвергался талиону, а за другой – платил денежное вознаграждение. Право исполнения мести за убийство предоставлялось ближайшему родственнику убитого, наложение же талиона увечьем, где весьма непросто соблюсти необходимую точность размера физического повреждения, поручалось произвести «особому» хирургу. Если он наносил повреждение большее, чем полагалось, то сам подвергался талиону, а за неумышленное повреждение – выплачивал денежное вознаграждение1.

См.: Косвен М. Указ. соч. С. 61.

Талион представлял собой всего лишь право потерпевшей стороны и применялся, в частности, в случае нежелания или невозможности осуществления иной формы удовлетворения потерпевшего или его родственников. Достаточно было отказа одного из них от применения талиона для его обязательной замены.

Запрет на применение талиона как формы возмещения вреда потерпевшему датируется в разных мусульманских странах началом и серединой XIX века. Так, в Алжире в 1814 г. был отменен действовавший кодекс мусульманского юрисконсульта Халила и введен французский – Code Penal.

В Турции отказались от талиона в 1840 г., но в других мусульманских странах он имел место и в начале XX века1.

Использование альтернативных способов замены кровной мести воспринималось в мусульманском мире неоднозначно. Например, арабы считали позорным деянием требование выкупа вместо личной мести, которая у них признавалась величайшей доблестью. Мстителя прославляли в песнях как героя, выполнявшего свой священный долг. При этом месть осуществлялась в отношении не только виновного, но и нередко его невинного родственника, а иногда и лучшего человека племени. Она переходила из рода в род и оканчивалась лишь с истреблением всех родственников виновного2.

Вместе с тем применение альтернативных форм возмещения вреда потерпевшему обусловливалось называемыми в Коране основанием и целью наказания – воздаяние преступнику за причиненное им зло и восстановление этим равновесия в нравственном мире. Кроме того, применение других мер наказания объясняется и тем, что они должны были удерживать человека от совершения преступления, а также восполнять ущерб, понесенный потерпевшей стороной3.

В Дагестане с убийцы и его родственников в пользу наследников убитого взыскивался и алым (тюрк. – взятое), который в отличие от выкупа за кровь (дията) взимался по особой раскладке сразу после убийства. Его величина была См.: Косвен М. Указ. соч. С. 65.

См.: Малиновский А.В. Указ. соч. С. 24.

См.: Фан ден Берг. Основные начала мусульманского права согласно учению имамов Абу ханифы и Шафи. СПб., 1882. С. 55, 129–131.

различной, так как почти в каждом селении устанавливался свой алым. В XIX в.

кровная месть в Дагестане была заменена системой композиций.

Как показывают исследования, чем многолюднее, знатнее и богаче был тухум (род) убитого, тем жестче соблюдались обычаи, связанные с кровной местью, и наоборот, чем сильнее был род убийцы, тем легче совершалось примирение, то есть обычаи ставили возмездие в зависимость от силы и влиятельности фамилии (рода) преступника1.

В целом применение денежных форм возмещения вреда потерпевшему в мусульманском праве нередко основывается на существующих юридических прецедентах, что вызвано невозможностью точного определения величины выплаты. На наш взгляд, это нашло отражение и в законодательных актах, устанавливавших дифференцированные размеры компенсаций, имущественных композиций потерпевшему в зависимости от его пола, социального положения, рода, вероисповедания, а также от тяжести преступления.

Установленные денежные композиции реально отображали сложившуюся систему вассальных отношений, составлявших предмет особой заботы и охраны правящего сословия. При этом оно настойчиво добивалось не только их упрочения под своим верховенством, но и соблюдения пределов признанного, определявшего взаимные права и обязанности. Композиционные выплаты, применяемые за совершенные преступления, имели штрафной характер. Их величина зависела от социального положения пострадавшего, а иногда и от общественного статуса преступника. Причем размеры денежных выплат были большими, что могло приводить к разорению семьи лица, причинившего вред. Это, в свою очередь, являлось сдерживающим фактором, как и институт кровной мести, который был свойствен северокавказским народам2.

Согласно учению арабских имамов Абу Ханифы и Шафи за причиненный преступлением вред с виновного должна была взыскиваться вира – легкая или тяжелая. Легкая исчислялась одной сотней верблюдов или деньгами См.: Халифаева А.К. Указ. соч. С. 31–32.

См.: Бондарева О.А. Указ. соч. С. 20.

в сумме одной тысячи динаров, тяжелая – сотней верблюдов либо деньгами, сумма которых на одну треть была больше, чем при легкой вире.

Тяжелая вира выплачивалась за убийство, совершенное в области Хиджаза или во время священных месяцев, а также членов семьи, состоявших в столь близком родстве с виновным, что брак с ними невозможен, или когда виновный намеревался если не убить свою жертву, то напасть на нее с оружием в руках. За убийство женщины взыскивалась половина виры, неверного – 1/5 ее стоимости1.

Нередко применению денежных форм компенсации вреда предшествовало примирение преступника с потерпевшим, рассматриваемое самостоятельной формой возмещения ущерба последнему. Например, у чеченцев по совершении убийства убийца и его ближайшие родственники обязаны были скрыться с места преступления и не показываться на глаза родственников убитого, пока не последует примирение, которое достигалось через посредников. Согласившись на это, родственники убитого получали от сородичей убийцы оговоренные деньги и скот. Затем по ходатайству посредников и родственников убийцы о его прощении потерпевшей стороной он, приходя с повинной в дом убитого, вносил кровную плату в определенном размере, включавшую в себя оседланную лошадь и другой скот, оружие, одежду и угощение. При этом убийца, сняв шашку и кланяясь в ноги каждого родственника убитого, испрашивал себе прощение2.

Таким образом, применение кровной мести и ее альтернатив как способов возмещения вреда потерпевшей стороне напрямую зависело от сложившихся религиозных, общественных традиций и обычаев мусульманских народностей, которые затем приобретали форму узаконенного права.

Использование различных институтов мусульманского права, в том числе института возмещения вреда потерпевшему, было неоднозначным и носило сословный характер. Так, на Северном Кавказе в начале XIX века оформились основные различия общества, которое характеризовалось раздробленностью соСм.: Фан ден Берг. Указ. соч. С. 134.

См.: Малиновский А.В. Указ. соч. С. 94–95.

циальных групп. Свободное население делилось на два сословия: городские князья – лица, облеченные гражданскими, административными и военными полномочиями; общинники – непосредственные производители материальных благ (крестьяне, ремесленники и др.), которые хотя и были лично свободными, но исполняли ряд обязанностей в пользу правящих слоев общества.

Привилегированное сословие по своей структуре было неоднородно.

Сословными правовыми нормами четко устанавливалась его градация на различные степени. Оно держало в своих руках и судебную власть, вершило суд и расправу. Нормы сословного права регулировали отдельные вопросы уголовно-правовых отношений, семейно-брачного права и определяли обязанности остальной части населения.

Свободные общинники несли регламентированные повинности, среди которых была и обязанность по оказанию помощи владельцу в осуществлении кровной мести, а в случае его убийства – мстить за кровь убитого.

Характерными чертами сословной организации народов Северного Кавказа являлись:

– социальная дифференциация общества, при которой наблюдалось оформление противостоящих друг другу социальных групп в виде патриархально-феодальной знати и крестьянского населения;

– раздробленность на множество степеней и разрядов как представителей знати, так и крестьянства, отличавшегося по имущественному, семейному положению, степенью зависимости от социальной верхушки, что определяло виды и нормы повинностей, которые несли непосредственные производители материальных благ в пользу привилегированных сословий;

– неподвижность границ высших ступеней сословных организаций1.

Первоначально на ранних стадиях развития общества применение потерпевшим мести являлось обязательным для исполнения актом, считавшимся справедливым, а совершивший его был уважаем соплеменниками. Впоследствии ее применение стало альтернативным в результате признания обществом См.: Бондарева О.А. Указ. соч. С. 11–14.

приемлемыми для разрешения конфликта сторон и других имевшихся видов наказания. При этом право осуществления кровной мести соизмерялось родственниками потерпевшего в случае его гибели или ранения с их правом выбора иного наказания, в том числе при неплатежеспособности преступника, а также принятия решения о переходе мести из рода в род.

Обозначенные особенности института кровной мести в мусульманском праве свидетельствуют о его больших многовековых традициях, проявления которых наблюдаются и сегодня. Например, на рубеже нового тысячелетия количество убийств и ранений в Дагестане, совершенных на почве кровной мести, превышало дореволюционный уровень и составляло, по данным за 2001 год, 10–15 % от общего числа зарегистрированных здесь преступлений. В отдельных дагестанских селениях до сих пор существует разный порядок погребения мужчин, защитивших честь рода в форме кровной мести, и тех, кто воздержался от этого.

Однако, продолжая выполнять регулятивную роль функции социального контроля, обычай кровной мести перестал быть если не социально одобряемой, то, во всяком случае, законной формой восстановления социальной справедливости, что позволяет определить его как криминогенный. Теперь кровомщение стало распространяться и на лиц, свидетельствующих против преступников, в частности на участников организованных преступных групп, на лиц, сотрудничающих с правоохранительными органами или отказавших в предоставлении помощи преступной группировке, выплате «дани». Так, в правоохранительной практике довольно часто имеют место случаи, когда отдельные представители дагестанского этноса, осужденные за преступления против личности, освободившись после отбытия 15–20, а то и более лет лишения свободы, оказывались убитыми своими кровниками. Нередко их месть проникает и сквозь затворы учреждений, исполняющих уголовные наказания1.

Обычай кровной мести, сохранившейся хотя и не в первозданном виде в соционормативной культуре некоторых народов России, претерпел значительные трансформации в содержании своего понятия. Это связано с развиСм.: Сайгитов У.Т. Указ. соч. С. 43–47.

тием монотеистических религий (в частности, ислама), со сменой формаций (изменением форм собственности) и политических режимов. Главные преобразования коснулись перечня поводов и способов урегулирования кровной вражды, а также круга кровников и тех, в отношении которых возможно применение обычая кровной мести. Следует согласиться с мнением М.М. Омарова, который считает необходимым законодательное формулирование определения такого обычая для обеспечения единообразного применения уголовного закона1.

Российское общество и государственная власть нацелены на искоренение пережитков устаревших традиций и обычаев в виде кровомщения, существовавших долгое время на Кавказе, так как в современных условиях они стали крайне аморальны, бесчеловечны и негуманны. Вследствие этого политическим руководством страны предпринят ряд кардинальных мер, направленных на минимизацию негативных последствий использования обычая кровной мести, посредством примирения враждующих семей и создания на территории Северного Кавказа примирительных комиссий.

В Чечне и Ингушетии адат кровной мести не смогли искоренить ни царизм, ни Советская власть, несмотря на принимавшиеся меры, в том числе принудительные. Возможно, это обусловлено, в частности, тем, что неуклонное следование древним обычаям и традициям воспринималось местным населением раньше и продолжает оставаться таковым у определенной его части как сохранение своей самобытности.

По оценкам экспертов, в начале 2000-х годов каждая третья семья в Чечне так или иначе была связана с обычаем кровной мести. Иногда кровники не могли примириться в течение нескольких десятков лет.

Для уменьшения количества случаев кровной мести по инициативе первого президента Чеченской Республики Ахмата Кадырова в 2002 г. была создана комиссия по примирению. Ее председателем являлся один из помощников Главы Чеченской Республики, сопредседателем – муфтий (высшее духовное лицо, обОмаров М.М. Указ. соч. С. 11.

леченное правом вынесения решений по религиозно-юридическим вопросам). В состав комиссии также входили: депутаты парламента, представители Духовного управления мусульман, а позднее и члены Общественной палаты республики.

Цель комиссии – примирение находящихся в состоянии кровной вражды чеченских семей.

Работа комиссии велась в тесном контакте с органами власти и правопорядка.

Процесс примирения начинался с работы районных кадиев (кади – судья, единолично осуществляющий судопроизводство на основе шариата), которые при установлении семей, находившихся в кровной вражде, докладывали об этом в комиссию по примирению. Последняя, руководствуясь народными традициями и положениями шариата, приступала к переговорам – сначала с семьей жертвы, а затем – кровника. В случае достижения договоренности о перемирии сторон проводился обряд примирения кровно враждующих семей, который, имея многовековую практику применения, мало изменился. Самые уважаемые члены рода кровника прибывали к месту жительства семьи убитого для испрашивания прощения убийцы. Всю дорогу от окраины села и до самого дома, где жил убитый, родственники убийцы проходили пешком. Сам кровник, одетый в саван или власяницу, шел среди толпы. Когда два клана сходились, посредники, в частности члены комиссии по примирению, призывали обе стороны заключить мир и отказаться от кровной мести. Получив обоюдное согласие на данное предложение, убийцу подводили к старшему по положению в семье погибшего, который обнимал кровника в знак прощения и примирения. При этом глава клана потерпевших мог объявить, что прощенный становится сыном или братом для членов семьи погибшего.

В сегодняшней Чечне кровной мести присущи некоторые особенности.

В частности, при убийстве боевиком сотрудника правоохранительных органов она может распространиться на всех родственников убийцы. Семьи убитых участников вооруженного подполья не могут открыто объявлять кровную месть представителям силовых структур, однако индивидуальные террористические акты с их стороны имеют место1.

17 сентября 2010 г. указом Главы Чеченской Республики Рамзаном Кадыровым образована постоянно действующая комиссия по национальному примирению, которую он и возглавил, исходя из важности проблемы, носящей общенациональный характер. Заместителями руководителя комиссии стали помощник Главы Чеченской Республики и председатель Совета алимов республики. В ее состав были введены и другие уважаемые и авторитетные люди Чечни2.

В это же время по совместному решению Главы Чеченской Республики и муфтия Чечни при Духовном управлении мусульман был создан штаб по сбору информации, касающейся выявления случаев кровной вражды семей и ее прекращения, координации действий комиссии по примирению. В числе основных задач штаба значились и такие, как: создание необходимых условий для примирения враждующих сторон, согласования деятельности районных кадиев, подготовка ежедневных сводок о состоянии работы по урегулированию конфликтов на почве кровной мести для доклада муфтию. Дежурство в штабе, осуществлявшееся круглосуточно в соответствии с графиком, несли по два кадия районов, поддерживая постоянную связь с представителями комиссии3.

С началом работы штаба деятельность комиссии заметно активизировалась.

Так, по данным муфтията ЧР, с сентября 2010 г. до середины октября 2011 г. выявленные 96 случаев кровной вражды закончились примирением сторон. 17 октября См.: Сведения о деятельности в Чеченской Республике комиссии по примирению кровно враждующих семей [Электронный ресурс]. URL: http: // www.grozny-inform.ru/main.mhtml? Part=11&PubID= 07.09.2010); URL: http: // www.kavkaz-uzel.ru/articles/174509/ (дата обращения: 15.03.2011).

См.: Информация Р.Кадырова о создании в Чеченской Республике комиссии по национальному примирению [Электронный ресурс]. URL: http: // www.kadyrov2010.org/2010-03-11/709-2010-09-17 (дата обращения: 08.08.2013).

См.: Информация муфтията Чечни о работе штаба по примирению семей, находящихся в состоянии кровной вражды [Электронный ресурс]:

URL: http: // www. chechnyatoday.com/ content/view/10303/365 (дата обращения:

08.08.2013).

2011 г. в Чеченской республике была упразднена комиссия по национальному примирению, которая выполнила поставленную перед ней задачу. За весь период проводившейся в республике работы по примирению кровно враждующих семей (кланов) выявлено более 450 конфликтов, разрешившихся мирным путем. Решение задач по урегулированию возникающих семейных, бытовых и других конфликтов возложено на руководство муфтията Чечни1.

Работа по примирению кровных врагов проводится и в другом северокавказском регионе – Ингушетии, где она осуществляется примирительной комиссией, председателем которой является заместитель муфтия республики. Свою лепту в создание комиссии внес Глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров, который, собрав февраля 2009 г. представителей враждующих сторон (в Ингушетии насчитывалось 180 семей, находившихся в состоянии кровной вражды), призвал их покончить с бессмысленным насилием; он также обосновал задачи, связанные с необходимостью усиления работы по примирению таких враждующих семей, в частности, и те, которые можно решить совместно с ингушским духовенством. Кровная месть, по его мнению, – «это трагедия не только для пострадавших семей и родов, в которых погиб человек, но и для семей и родов, чей родственник совершил убийство».

Структура и принцип работы примирительной комиссии несколько изменились при руководстве ею муфтиятом. Состав комиссии расширился: в каждом регионе назначены заместители председателя комиссии, представители которой (примерно по семь человек) работают в районах республики. К участию в переговорном процессе комиссией привлекаются родственники враждующих семей, имеющие авторитет в роду и по отцовской и по материнской линии2.

Таким образом, мусульманское право, в том числе в регионах Российской Федерации, несмотря на религиозный характер, стало предусматривать современСм.: Информация об упразднении в Чеченской Республике комиссии по национальному примирению [Электронный ресурс]. URL: http: // www.chechya.

kavkaz-uzel.ru/2011-10-17articles/194226 (дата обращения: 08.08.2013).

См.: Евкуров Ю. Кровная месть – это трагедия… [Электронный ресурс].

URL: http: // www.ingushetia.ru/m-news/archives/011451.shtml (дата обращения:

27.10.2012).

ные формы возмещения вреда потерпевшим посредством примирения враждующих сторон. В связи с чем считаем целесообразным применение процедуры медиации в качестве способа разрешения вопросов о возмещении морального вреда потерпевшим на территории Северного Кавказа. Это обусловливается тем, что на деятельность комиссий по примирению сторон, находящихся в состоянии кровной вражды, в частности, касающуюся урегулирования спорных вопросов по возмещению морального вреда, распространяются положения Федерального закона от июля 2010 г. № 193-ФЗ «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)»1. Названный Закон издан в целях создания правовых условий применения в России альтернативной процедуры урегулирования споров с участием в качестве независимого посредника медиатора, а также возможности его применения при регулировании отношений, связанных с использованием процедуры медиации в спорах, возникающих из гражданских правоотношений. Следовательно лица, принимающие участие в примирении враждующих сторон, могут быть наделены полномочиями медиаторов в рамках ст. 11-16 Закона.

При этом примирение сторон и вопросы материальной компенсации морального вреда в случаях их возникновения должны, на наш взгляд, иметь письменное закрепление, обладающее юридической силой, и таким документом может являться медиативное соглашение, составляемое медиаторами в письменной форме на основании ст. 12 данного Закона.

См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 2010. № 31.

Ст. 4162.

ГЛАВА II. ОБЩЕСТВЕННО-ПРАВОВЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ

ФОРМИРОВАНИЯ ИНСТИТУТА КОМПЕНСАЦИИ

МОРАЛЬНОГО ВРЕДА НА РАЗЛИЧНЫХ ЭТАПАХ СТАНОВЛЕНИЯ

РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА

§ 1. Прототипы института компенсации морального вреда в источниках права Древней Руси История развития института компенсации морального вреда в России уходит в далекое прошлое. Эволюция этого правового института связана с различными периодами развития нашего государства и права. При этом необходимо заметить, что институт компенсации морального вреда существенно отличался по своему содержанию и применению от его состояния и целенаправленности в современном обществе. Прообразами возмещения морального вреда, причиняемого потерпевшим от преступлений, были различного рода наказания гражданского и уголовного характера, такие как частная (кровная) месть, вира, выкуп, головничество, поток, разграбление.

По мнению А.С. Максимовича, «…в жизни славяно-русского народа, на разных степенях его общежития, наказание являлось в трех различных видах, или системах. Древнейшую систему наказаний в России составляли частная месть за преступление и нанесенное оскорбление, и плата вознаграждения, или выкуп за оставление мести; следующую за нею систему наказаний составляли смертная казнь и тяжкие телесные наказания (она может быть названа системой устрашения или публичной мести); наконец, третью систему составляли наказания юридические в тесном значении этого слова»1. Этому способствовало отсутствие четко построенной и выработанной государственной правовой системы.

В Киевском государстве не было разницы между гражданским и уголовным правом, поэтому не имелось различия и в процессе. Более того, в пеМаксимович А.С. Речь об уголовных наказаниях в России. СПб., 1853.

С. 10.

риод раннего феодализма (IX–XI вв.) не существовало и судебных органов как особых государственных учреждений, в связи с чем судебные функции выполняли органы власти как в центре, так и на местах. Суд не отделялся от органов управления исполнительной власти, вследствие чего судьями выступали князья, посадники, волостели1. Такое положение оставалось вплоть до XIX в. в силу отсутствия разграничения системы права на уголовное и гражданское, что не позволяло выделить компенсацию морального вреда в самостоятельный правовой институт.

Первым способом возмещения морального вреда потерпевшей стороне была частная месть, период которой, по мнению Г.Е. Колоколова, преимущественно приходился на догосударственную стадию устройства общества.

В целом, безотносительно к России, первичной формой общественной жизни являлся патриархальный род. И только много позже, когда люди освободились от этой тяготеющей над ними «нравственной юридической единицы», они могли вступать в более широкие объединения, основанные на началах взаимной помощи и круговой поруки2.

Однако необходимо учитывать мнение и других ученых, полагавших, что первобытное (дорюриковское) устройство общественной жизни славян на Руси было общинное, а не родовое. Так, один из авторитетнейших исследователей истории государства и права древней Руси Б.Д. Греков считал, что все народы, в том числе восточнославянская группа, в своем развитии прошли одни и те же этапы. Последняя также пережила период родового бесклассового строя, когда община родовая сменилась «общиной соседской, рядом с которой существовала и большая семья», что происходило в VIII–IX вв., а уже к XI в.

остатки этой эпохи практически исчезли3.

Изначально князья не имели склонности и возможности вмешиваться в общественную жизнь и поддерживать порядок, если к ним не обращалось См.: Смыкалкин А.С. Исполнение наказания в Древнерусском государстве // Рос. юстиция. 2006. № 2. С. 64–65.

См.: Колоколов Г.Е. Уголовное право: курс лекций. М., 1894–95. С. 22.

См.: Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 2004. С. 139.

с такими просьбами само население. Преступление в то время считалось «обидою», за которую должен был отплатить (отомстить) сам обиженный или его род. Человека защищал не князь, а близкие обиженному люди; за убитого мстили отец, братья, дяди, племянники. Обычай «кровной мести» и вообще «мести» был так широко распространен, что признавался законом как нормальное правило. Иначе и быть не могло в обществе, в котором княжеская власть только что возникла, где князь был иноплеменником, окруженным дружиной таких же иноземцев-варягов. Наподобие того, как варяжская дружина со своим конунгом-князем составляла особое сообщество среди славян, последние и сами имели такие же обособленные объединения.

Они жили родами или общинами, в ряде случаев создавали свои дружины и торговые товарищества в городах. Каждый человек, принадлежавший к какому-нибудь сообществу или входивший в него, пользовался защитою рода (общины, дружины, товарищества) и мало надеялся на князя, потому что его власть была еще слаба. Человек, лишенный покровительства своих близких, прогнанный из какого-либо сообщества, становился беззащитным.

К нему никто не мог прийти на помощь, а значит, его можно было убить без всякого наказания (возмездия) за содеянное. Такие отвергнутые обществом лица назывались изгоями.

В языческое время на Руси было лишь одно сословное различие:

деление людей на свободных и несвободных (рабов). Свободные имен овались мужами, а рабы носили название челядь (в единственном числе холоп, раб). Положение последних, очень многочисленных, было тяжко:

они рассматривались как «рабочий скот» в хозяйстве своего господина.

Помимо этого, они не могли иметь собственного имущества, быть свидетелями в суде и самостоятельно отвечать за совершенные ими деяния.

За них ответствовал господин, имевший право на жизнь и смерть принадлежавших ему холопов, которых наказывал по своему усмотрению.

Свободный человек находил себе защиту в своем сообществе, холоп – только у своего господина; когда же тот отпускал его на волю или пр огонял, он становился изгоем, лишаясь всякого покровительства и пристанища 1.

После крушения цементирующей власти родового коллектива необходимое ограничение свободы личности могло обеспечить только иерархическое строение общества, что обусловило зарождение государственности.

Формирование государства являлось не насилием над обществом, а осознаваемой им самим жизненной необходимостью2.

Исторически сложилось так, что Россия как государственно-территориальное образование находится в месте пересечения двух культур – Востока и Запада. Тем самым территориальная обособленность могла прямым образом влиять на распространение (имплементацию) в Древнерусском государстве иностранного права, обычаев и культуры сопряженных государств, несмотря на существование самостоятельного этноса с устоявшимися традициями и культами в сфере религии.

Языческие верования наших предков вообще малоизвестны. Как и все арийцы (народы, принадлежащие к восточной ветви индоевропейской языковой общности), русские славяне поклонялись силам видимой природы и почитали дух предков. Силы природы воплощались у них в личные божества, такие как:

Дажьбог – бог солнца и небесного огня (одно из названий бога солнца – Хорс);

Сварог – бог неба и небесного огня, отец Дажьбога и Сварожича – бога земного огня; Стрибог – бог воздушных стихий (ветра, бурь и т. д.); Велес – «скотий»

бог, покровитель стад и пастбищ; Мать-Земля сырая – божество земли (почитая землю как свою мать, славяне чтили Дажьбога и Велеса, как дедов человеческих); женское божество Мокошь – богиня плодородия.

Названные образы богов не получили у славян той ясности и определенности, как, например, в более развитой греческой мифологии. Внешний культ у славян также был не вполне сложившимся: не было ни храмов, ни См.: Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. Пг., 1917. С. 111–112.

См.: Традиция и русская цивилизация / Д. Володихин, С. Алексеев, К. Бенедиктов [и др.]. М., 2006. С. 63.

особого сословия жрецов. Кое-где на открытых местах ставились грубые языческие изображения божеств (идолов), которым приносились в дар жертвы – предметы или живые существа (убиваемые), чем и ограничивалось идолослужение1.

Восточнославянские боги требовали почитания, как всякие уважающие себя боги, но не человеческих жертв. Совсем другим был балто – скандинавский культ Перуна (по-литовски Перкунаса), бога обновленной языческой религии. С возвеличеванием Перуна, бога войны и громовержца, земля обагрилась кровью человеческих жертв. Этот культ насаждался на Руси только некоторыми киевскими князьями, ориентировавшимися на балтийское язычество. Владимир, будучи также ему привержен, допускал даже убийство своих сограждан в жертву Перуну, не являвшемуся исконно древнерусским богом2.

Однако древних русов нельзя в полной мере считать язычниками. Настоящее язычество – это политеистические верования и обряды, тогда как древние русы верили в бога солнца. Язычниками ими назывались чужестранцы (иноплеменники), говорившие не на их языке, имевшие чуждые им верования, традиции и культуру. Они могут условно признаны язычниками до момента Крещения Руси. Здесь уместно привести слова апостола Павла о язычниках: «…когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их» (Рим. 2, 14–15)3.

С учетом отмеченных религиозных особенностей общества, обусловленных идолопоклонством богам и жертвоприношением в честь их почитания, можно предположить, что культ языческого верования косвенно повлиял на возникновение кровной мести.

См.: Платонов С.Ф. Указ. соч. С. 106.

См.: Гумилев Л.Н. От Руси к России. М., 2006. С. 62; Его же. Древняя Русь и Великая степь. М., 2007. С. 278.

Библия: в рус. пер. М., 2001. С. 1228.

В Х в. восточные славяне были вовлечены авантюристическими дружинами варягов в столкновение с отдаленными странами – Византией и западноевропейским миром. Это нарушило спокойное состояние обычного права двояким образом: усилило разнообразие в понимании юридических норм и принудило привести свои отечественные нормы в соответствие с чужеземными. Отсюда возникли первые приемы законодательства: договоры с иноземцами и рецепция (принятие) чужих законов1.

При всем многообразии культур Древняя Русь воплотила в себе византийскую концепцию развития власти – «симфонию властей», строящуюся по формуле «православие, самодержавие, народность». Впервые эта концепция сформулирована императором Юстинианом в VI в., а была переработана в IX в. Ее смысл заключался в гармоничном воздействии «священства и царства», то есть Церкви и государства. В Русском государстве концепция «симфонии властей» была воспринята после крещения Руси в 988 г. и ее формирование проявлялось в двух взаимосвязанных аспектах.

Исторические условия Византии и Древнерусского государства имели существенные различия. Русь не была централизованным государством, в связи с чем политический идеал Византии не мог быть в полной мере воспринят в Киевской Руси, поэтому «русская симфония» отличалась от «византийской» большей самостоятельностью духовной власти.

Постепенно гармония «священства» и «царства» на Руси нарушилась, так как государство стремилось подчинить себе Церковь, что привело к конфликту во второй половине XVII в. при патриархе Никоне2.

Несмотря на это, Русь являлась независимым государством, с присущими ему традициями, обычаями и менталитетом, что опосредовало поддержание своего миропорядка, усиление самодержавной власти и развитие договорных отношений с Византией и варягами. По этому поводу См.: Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Ростов н/Д, 1995. С. 111.

См.: Новиков О.А. Византийская концепция взаимоотношений церкви и государства: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Владимир, 2008. С. 13, 21–22.

В.Н. Грибовский отмечал, что при составлении договоров принимались в соображения и русские обычаи, но лишь постольку, поскольку они не противоречили стремлению греков наложить узду на первобытные нравы русских 1.

Наличие договорных отношений было необходимо для государства, потому как это приводило и к постепенному уменьшению политического воздействия Византии на Русь, что укрепляло стабильность. С юридической точки зрения возникновение договорных отношений способствовало появлению первых законодательных (правовых) источников, которые впоследствии стали памятниками отечественного права. В течение Х в. киевскими князьями были заключены 4 договора с греками: в 907 и 911 гг. – Олегом, в 945 г. – Игорем, в 971 г. – Святославом. В связи с этим обратимся к характеристике обозначенных договоров с целью выявления правовых норм, обусловленных возмещением причиненного вреда потерпевшему.

Мирный договор Олега 907 г., заключенный им после взятия Константинополя, в подлинном виде не сохранился, а дошел до нас в виде пересказа.

Отсюда можно предположить, что это не отдельный договор, а ряд статей договора 911 г., выхваченных и занесенных летописцем ошибочно2.

Договор 911 г. заключался послами князя Олега для поддержания мирных отношений с греками. Этот договор, считавшийся первым по времени писаным условием между русскими и греками до договора 945 г., кроме статей политического характера включал в себя положения из области частного уголовного и гражданского права. На содержание частного права оказали видимое влияние византийские правовые воззрения, которые дали русичам новое право, проникнутое греческими понятиями3.

Заключаемые договоры с Византией предопределили на уровне соглашений одну из первых правовых систем защиты нарушенных прав славян См.: Грибовский В.Н. Древнерусское право (краткий обзор чтений по истории русского права). Пг., 1915. Вып. 1. С. 16.

См.: Владимирский-Буданов М.Ф. Указ. соч. С. 112.

См.: Грибовский В.М. Указ. соч. С. 15.

путем установления договорных гарантий. Так, в тексте договора 911 г. сказано: «По первому ибо слову, да умиримся с вами, Греками, да любим друг друга от всеа души и изволениа… написанием и клятвою извещаемую любовь непревратну и непостежиму. Тако же и вы Греки, да храните таку же любовь ко князям нашим светлым Русским и ко всем, иже суть под рукою светлаго князя нашего, несоблазну и неприложну воину и во вся лета»1.

Соглашения, установленные на уровне договоров, содержали правовые нормы, связанные с возмещением славянам вреда, причиненного греческой стороной, посредством применения мести к виновному лицу: «Аще кто убьеть Христиана Русин или Христьян Русина, да умреть, идеже аще сотворить убийство. Аще ли убежить сотворивыи убийство, аще есть имовит, да часть его, сиречь, иже его будеть по закону, да возметь ближний убьенаго, а и жена убившаго да имееть, толицем же, пребудеть по закону. Аще ли есть неимовит сотворивыи убой и убежав, да держиться тяжи, дондеже обрящеться, яко да умреть». Так же применялось имущественное возмещение вреда потерпевшему: «Аще ли ударить мечем или бьеть кацем либо сосудом, за то ударение или бьенье да вдасть литр 5 сребра по закону Русскому»2.

Обязанность по возмещению причиненного вреда славянам вызывалась безусловностью выполнения двухсторонних договоров, так как государства брали на себя обязательства по их соблюдению и обеспечению действия. Наряду с правом на возмещение вреда, в договорах указывались основания для этого и его размеры.

Возмещение вреда строилось на принципе дифференциации ответственности виновного, а также зависело от социального положения заинтересованных сторон, участвующих в процедуре возмещения вреда. Такая процедура имела, по всей видимости, публичный характер ввиду принадлежности участников к определенному государственному и религиозному сословию. Обозначенная особенность способствовала установлению государственного механизПамятники русского права. М., 1952. Вып. 1. С. 32.

Грибовский В.М. Указ. соч. С. 15.

ма возмещения вреда, а впоследствии – трансформации аналогичных норм в кодифицированные источники права.

После неудачного похода в 944 г. князя Игоря на Византию им был в 945 г. заключен с нею третий договор, включавший в себя положения договоров 907 и 911 гг. В нем предусматривались статьи по возмещению причиненного вреда потерпевшему, совмещавшие применение к преступнику как личной расправы, так и имущественные санкции: «Если же убьет христианин русского или русский христианина и будет схвачен убийца родичами (убитого), то да будет он убит. Если же убийца убежит, а окажется имущим, то пусть его имущество возьмут родичи убитого. Если же он окажется неимущим и (при этом) он убежал, то пусть его разыскивают, пока не будет найден; если же будет найден, то да будет он убит»1.

В 971 г. князь Святослав был побежден греками, что вынудило его заключить с Византией четвертый мирный договор. Дошедший до нас в полном виде, этот договор не отличается большим объемом своего содержания, так как ограничивается только клятвой князя быть в вечном мире с греками2.

Установление в договорах с греками санкции в виде применения к преступнику мести свидетельствовало о том, что на Руси она была обязательна и воспринималась как должное. Тем самым применение мести, на наш взгляд, является первоначальным способом возмещения морального вреда в развивающемся обществе.

Обратимся к другим историческим фактам, доказывающим существование на Руси мести как способа возмещения морального вреда. Свидетельством этому является летописный рассказ о том, как княгиня Ольга отомстила древлянам за убийство своего мужа князя Игоря. Применение мести за убийство близкого человека считалось священной обязанностью. Месть за родича была по преимуществу подвигом. Тот, кто свято исполнял обязанность мести, являлся героем правПамятники русского права. М., 1952. Вып. 1. С. 35.

Владимирский-Буданов М.Ф. Указ. соч. С. 113.

ды, и чем жестче была месть, тем больше удовлетворения находило себе тогдашнее общество, которое чтило мстителя как достойного родича. Вот почему в предании говорится, что месть Ольги была достойной, а она – мудрейшая из людей, прославляется именно за то, что сумела изобрести достойную месть.

В русской летописи отмечено несколько случаев, когда месть вызывала новую месть, что могло влечь за собой и убийство невинных, которые, однако, так или иначе были связаны с виновным.

Древляне, мстя князю Игорю за притеснения, казнили его в 944 г. За смерть мужа княгиня Ольга сурово им отомстила четырежды, не отличая виновных от невиновных: в первый раз жертвами ее мести стали 20 человек; в третий – погибло 500 человек; сколько их было убито во второй и четвертый раз, летописец не указывает.

Рогнеда, дочь Полоцкого князя Рогвольда, не пожелала выйти замуж за Владимира, тогда он отомстил: убил ее отца и двух братьев, а Рогнеду насильно сделал своей женой. Она пыталась отомстить ему – убить его во сне.

За это Владимир хотел ее казнить, но их сын Изяслав заявил ему, что убийство Рогнеды будет им отомщено.

В княжестве Ярослава в Новгороде находящиеся у него на службе варяги сотворили насилие над новгородцами. Последние избили варягов, за что разгневанный князь иссек новгородцев, не различая правых от виновных.

Киевляне, освободив из неволи князя Всеслава, заставили князя Изяслава бежать из Киева, а двор его разграбили. Мстислав, сын Изяслава, отомстил киевлянам – убил 70 человек, освобождавших Всеслава, некоторых ослепил, других, по словам летописца, без вины погубил.

Князь Олег в 1284 г. убил князя Святослава, брат убитого отомстил убийце и его невинным детям: «После же Александр брат Святослава убил Олега и двух сыновей его малых»1.

Примером существования кровной мести в древней Руси можно считать также историю с Яном, сыном Вышаты, сборщиком дани князя Малиновский А.В. Указ. соч. С. 15, 25.

Святослава. В Повести 1071 г. говорится, что в районе Белоозера объявились два волхва с тремястами своими людьми «убивашета многы жены и именье ихъ отъимашета собе». Белоозерцы жаловались Яну Вышатичу на эти беззакония, который, предварительно выяснив, кто у кого погиб (сестра, мать, дочь), для восстановления справедливости поучал их: «мьстите своихъ». В результате белоозерцы «поимше, убиша я и повесиша я на дубе: отмьсте»1.

По мнению П.А. Кошеля, право мести возникло у древних славян в связи с тем, что любое человеческое действие, причиняющее вред, должно было рассматриваться через призму ответственности частного лица именно перед частным лицом2. Согласно точке зрения В.В. Есипова, вся система древнерусского права была буквально пронизана духом мщения за причиненную обиду или вознаграждением за обиду понесенную3.

Летописец рассказывает, как при князе Владимире I языческая киевская чернь, по наущению бояр и старцев решив отметить человеческим жертвоприношением военные победы княжеского войска, в том числе на западе, в 983 г. убила двух варягов-христиан, отца и сына, за отказ отца отдать своего сына в жертву «богам». Эти свв. Феодор и Иоанн стали первыми и последними мучениками языческой Руси. Но, несмотря ни на что, основные истины христианской веры продолжали распространяться в Киеве. Владимир, имея возможность уяснить смысл христианского культа и его преимущества в сравнении с другими, решил стать христианином и принять святое крещение. О том, где совершалось над ним это таинство приобщения к церкви, как он крестил свой народ, говорится, в частности, в ряде преданий. В одних – указывается, что он крестился в Киеве, в друРусские летописи. Т. 12. Лаврентьевская летопись. Рязань, 2001.

С. 172–173.

См.: Кошель П.А. История наказаний в России. История российского терроризма. М., 1995. С. 8–9.

См.: Есипов В.В. Очерк русского уголовного права. Часть Общая: преступление и преступники. Наказание и наказуемые. М., 1904. С. 64.

гих – местом его крещения называется город Василев (в 35 верстах от Киева); в третьих – утверждается, что он принял крещение в Крыму, в греческом городе Корсуне (Херсонесе).

Спустя сто лет после крещения Руси летописец повествует об этом следующее: пришли к Владимиру сначала волжские болгары, похваляя свое магометанство, затем немцы от римского папы, потом хазарские евреи (иудеи) с проповедью своего закона и, наконец, греческий философ с православным учением. Все они хотели обратить Владимира в свою веру.

Он же, выслушав их, всех отослал прочь, кроме грека, с которым долго беседовал и отпустил с дарами и почестями, но пока не крестился. Владимир, созвав своих советников, рассказал им о приходе к нему проповедников, прибавив, что более всего его поразили рассказы греческого философа о православной вере. Те предложили князю отправить в разные страны своих посланцев, чтобы посмотреть: «кто как служит Богу?» Побывав на востоке, на западе, послы попали в Царьград, где были поражены несказанным благолепием греческого богослужения. Об этом они рассказали Владимиру, добавив, что сами не хотят оставаться более в язычестве, познав православие. Это испытание вер через послов решило дело. Владимир прямо спросил своих советников: «Где крещение примем?» А они согласно ответили: «Где тебе любо». В 988 г. он пошел с войском на Корсунь и осадил этот упорно сопротивлявшийся город. Владимир дал обет креститься, если возьмет его, который действительно взял. Не крестясь еще, он направил своих людей в Царьград к царям-братьям Василию и Константину, грозя идти на них и требуя за себя замуж их сестру Анну. Цари ответили, что не могут выдать царевну за «поганого», то есть за язычника. На это Владимир заявил, что готов креститься. Тогда цари прислали в Корсунь сестру свою и с ней духовенство, которое крестило князя вместе с дружиной и обвенчало его с царевной. Перед крещением Владимир заболел и ослеп, но чудесно исцелился во время самого таинства крещения 1. Оставив византийцам город, по возвращении на Русь он крестил киевлян в Днепре в 988 г. и новгородцев в Волхове в 989 г. В летописи, как видно, объединены в одну повесть ряд преданий, рассказывающих о том, что: во-первых, князю Владимиру предлагали принять свою веру болгары, хазарские евреи, немцы и греки, пришедшие в Киев и жившие в нем, во-вторых, Владимир, не только пребывавший во тьме язычества, но и пораженный физической слепотой, чудесно во время крещения прозрел сразу и духовно, и телесно; в-третьих, для принятия греческой веры Владимир счел нужным осадить греческий город Корсунь, чтобы вместе с ним как бы завоевать и греческую веру, приняв ее рукою победителя (в трудах по истории Древнерусского государства называются иные причины этого похода Владимира – скрепление мира и союза с Византией, в том числе посредством брака с царевной Анной, а также время и место его крещения – 987 г. в Киеве3).

В конце Х в. (988 г.) отношения Руси с Византией привели к принятию русичами христианства (к тому же обращение Владимира в православие было весьма значимым для всех киевлян, поскольку висевшая над каждым из них угроза бессмысленной смерти отпала. За совершенный им поступок, превратившийся в «деяние», его отблагодарили церковь и народ), что произвело настоящий переворот во всех сферах их правовой жизни: обычное русское право во многом прямо противоречило учению о христианской морали и церковного права; с христианством явилась церковь как учреждение внешнее, имевшее свои канонические законы, во многом не приемлемые обычаями русских; наконец, с церковью прибыло множество людей из Византии, образованных и влиятельных, привыкших к своему праву и считавших непригодными для регулирования межличностных и имущественных отношений действовавшие нормы русского права. Такой См.: Платонов С.Ф. Указ. соч. С. 108–109.

См.: Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М., 2007. С. 278, 280.

См., напр.: Пресняков А.Е. Лекции по русской истории. М., 1938. С. 103;

Шамбаров В.Е. Великие империи Древней Руси. М., 2007. С. 559–561.

всеобъемлющий переворот мог бы вызвать полную замену местного права чужим, но благодаря устойчивости русского обычного права он привел только к необходимому усвоению церковного права, к частичной и свободной рецепции некоторых кодексов византийского светского права. Одними из важных заимствованных источников славянского и православного церковного права явились Эклога (законодательный свод) Льва Исаврянина и Константина Копронима (739–741 гг.) и Прохирон (практическое руководство для судей) Василия Македонянина (870–878 гг.).

Сфера действия рецепированного права простиралась в ряде отношений на все гражданское общество (право семейное и некоторые части уголовного) и во всех отношениях на некоторые классы общества («людей церковных»). Для указания пределов непосредственного действия рецепированного права возникли церковные уставы русских князей1. Митрополит и вообще духовенство управляли и судили подчиненных им людей так, как это делалось в греческой церкви, на основании особого сборника законов Номоканона, получившего на Руси в болгарском переводе название Кормчей книги. В этом сборнике заключались церковные правила Апостольские и вселенских соборов, а также гражданские законодательные акты православных византийских императоров2.

Так, в 530 г. византийский император Юстиниан издал закон, по которому все каноны христианской веры признавались одновременно и законами государства, отчего правопорядок только укрепился. В 131-й новелле закона императора недвусмысленно сказано, что теряет силу всякий государственный закон, противоречащий канонам. Проницательные правители понимали, что Священное Писание и решения церковных соборов опережают государственное законодательство и составляют его живую, нравственную основу. В Древней Руси наряду с княжескими уставами и грамотами самое широкое распространение получили номоканоны – сборники права, содержащие в себе как См.: Владимирский-Буданов М.Ф. Указ. соч. С. 114–115.

См.: Платонов С.Ф. Указ. соч. С. 110.

церковные канонические правила, так и постановления светской власти. В результате русское право вбирало в себя чистоту христианских догматов и особенности отечественного русского национального быта1. Тем самым древнерусские источники права подверглись влиянию распространенной в Византии по традиции, шедшей от римской юриспруденции синоптической кодификации, образец, которой был дан Институциями Юстиниана. Начало рецепции римского права в Византии было связано со смертью в III в. римского императора Александра Севера и великого римского юриста Геренния Модестина (345 фрагментов из его произведений, в основном по вопросам частного права, были включены в Дигесты – часть Кодификации Юстиниана).

И.А. Покровский отмечал, что «рецепция римского права была и исторической необходимостью, и фактором прогресса, ибо позволила удовлетворить общеевропейскую потребность в универсальном, общем праве, основанном на индивидуалистических (частноправовых) началах и позволяющем оформлять имущественные взаимосвязи различных лиц независимо от их национальной и государственной принадлежности»2.

На рецепцию римского права в нашей стране оказала влияние иностранная правовая культура, что, по мнению В.А. Летяева, носило в России волновой характер: сначала – византийское (греко-римское) влияние, затем русское правосознание было проникнуто идеей «Москва – третий Рим», в XVIII в. произошла «петровская рецепция западного права». В этом же веке на русское правосознание оказывалось воздействие и теории естественного права. В соответствии с доктриной этого права о просвещенном монархе как субъекте правосознания в русское законодательство попадает содержание и институтов зарубежного права, и целых нормативных актов, то есть возникает явление «культурно-правового космополитизма». В России, как и в других европейских странах, стало уделяться особое внимание кодификационной См.: Сорокин В.В. Право и православие. Барнаул, 2007. С. 259.

Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. Пг., 1917.

С. 25–29.

работе, посредством которой закреплялись не только буржуазные государственно-правовые, но и гражданско-правовые принципы, основанные на многовековой истории естественного права, а также осуществлялось политикоправовое объединение. Долговременное воздействие названных факторов на русское правосознание способствовало удержанию в России интереса к римскому праву как одной из сторон иностранного влияния1.

Однако церковные уставы в правоприменительной практике появились не сразу. Как полагал известный русский историк В.О. Ключевский, «…до половины XI столетия княжескому судье едва ли был и нужен писаный свод законов. Княжеский судья мог обходиться без такого свода по причинам: 1) были еще крепки древние юридические обычаи, которыми руководствовались в судебной практике князь и его судьи; 2) тогда господствовал состязательный процесс, пря, и если бы судья забыл или не захотел вспомнить юридический обычай, то ему настойчиво напомнили бы о нем сами тяжущиеся стороны, которые, собственно, и вели дело и при которых судья присутствовал более безучастным зрителем или пассивным председателем, чем руководителем дела; наконец, 3) князь всегда мог в случае нужды своей законодательной властью восполнить юридическую память или разрешить казуальное недоумение судьи»2.

Светская власть находилась в прямой зависимости от церкви в силу того, что великие князья были сановниками божьими. В связи с этим интересен рассказ летописца о проведении князем Владимиром Святославичем судебной реформы, которая должна была стать ответом государства на разбои. Владимир, следуя нормам русского права, брал с убийц виры – штрафы. Епископы (греки) посоветовали Владимиру наказывать убийц смертью, усилив предварительное расследование («со испытом»). Великий князь последовал их совету, но в результате этого государство лиСм.: Летяев В.А. Рецепция римского права в России XIX – начала XX века (историко-правовой аспект): автореф. дис. … д-ра юрид. наук. Саратов, 2001. С. 24–25.

Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций. Кн. 1. Ростов н/Д, 2000. С. 195.

шилось некоторой части доходов. Тогда русские старцы и епископы (те же или другие – неясно) посоветовали ему вернуться к прежней вире и употреблять ее на приобретение коней и оружия. Владимир согласился с этим и стал придерживаться русского обычая отцов и дедов1. Однако он вновь отверг виры и начал казнить разбойников, но вскоре был вынужден прекратить казни и вернуться к вирам. Вызвано это было тем, что те же «епископы и старцы» опять убедили Владимира в том, что «ожа вира, то на оружьи и на конихъ буди» 2.

Согласно исследованиям Р.Л. Хачатурова применение кровной мести начинает уменьшаться вместе с ослаблением кровных связей в разлагающемся первобытном обществе. Считаясь религиозным долгом, месть соответствовала определенному виду религии: в догосударственной Руси – языческой, в государственной Руси – христианской3.

По мнению Г.Е. Колоколова, постоянное истребление целых родов и семейств («и воссташа род на род»), являвшееся последовательным результатом кровной мести, все-таки вызывало в обществе осознание того, что месть необходимо заменять какими-либо другими средствами. Большинство исследователей абсолютно единодушны в том, что в древних обществах отношение к кровной мести было неоднозначным. Наряду с ее безусловными достоинствами – «процессом обуздания правонарушителей», существовали и достаточно серьезные недостатки – отсутствие спокойствия и чувства безопасности ни в чем неповинных людей.

«И вот мы видим, – пишет Г.Е. Колоколов, – что в случае нанесения вреда, требующего мщения, обиженный уже отказывается от мести, вступая с обидчиком в мировые сделки, по которым последний должен уплатить за См.: Полежаева О.Г. Становление и развитие института возмещения вреда в России (историко-правовое исследование): автореф. дис. … канд.

юрид. наук. Владимир, 2005. С. 10–11.

Русские летописи. Т. 12. Лаврентьевская летопись. Рязань, 2001. С. 124.

См.: Хачатуров Р.Л. Отказ от смертной казни в праве Древней Руси // Смертная казнь: за и против: сб. ст. М., 1989. С. 382.

обиду известную денежную пеню. Такие сделки – «compositiones» – входят постепенно во всеобщее употребление, и месть-самоуправство заменяется, таким образом, системой выкупов или композиций»1.

Почему же церковь продолжала диктовать правителям свои условия, при которых признавалась месть как способ возмещения вреда. На этот вопрос пытался ответить профессор Гейдельберсгкого университета К.Ю. Миттермайер, который полагал, что в уголовном праве древних народов, считая германских, наряду с представлением о возмездии и верованиями в необходимость устрашения, существовало устойчивое представление о некоем негодующем божестве и необходимости примирения с ним посредством наказания виновного лица2.

Церковь имела и твердо очерченную в законодательстве судебную юрисдикцию. Она добилась от киевских князей Владимира I и Ярослава подтверждения тех судебных прав, которыми обладала в Византии, и вместе с тем стремилась к тому, чтобы в круг ее правомочий вошел ряд дел, рассматривавшихся византийскими светскими судами. Следовательно, речь шла о большем расширении церковной юрисдикции, даже по сравнению с Византией. По имеющимся данным, названные князья пошли навстречу церкви. Устав великого киевского князя Владимира II Мономаха содержал более широкий перечень дел, переданных церкви для судебного разрешения (в том числе дела, отданные ей его предшественниками), а именно: Росруст (самостоятельное расторжение брака), Пошибанье (изнасилование), Умыкание (похищение женщин), Урекание (оскорбление словом), Зелейничество (церковная татьба), Пря (спор между мужем и женой о «животе» (имуществе) и пр. В целом со времени принятия Русью христианства русской Церкви была предоставлена двоякая юрисдикция. Она, во-первых, судила всех христиСм.: Колоколов Г.Е. Указ. соч. С. 25.

См.: Миттермайер К.Ю. Смертная казнь. По результатам научных исследований, успехов законодательства и опытов. СПб., 1864. С. 6.

См.: Смыкалкин А.С. Указ. соч. С. 64–65.

ан, духовных и мирян, по некоторым делам духовно-нравственного характера, во-вторых, судила некоторых христиан, духовных и мирян, по всем делам церковным и внецерковным, гражданским и уголовным1.

Представляется, что необходимость дополнительного принятия властью самостоятельных законодательных актов по многим вопросам народного быта вплоть до царствования Петра I отсутствовала. Даже светские суды, а не только церковные, старались применять в своей практике номоканоны.

Применение христианских начал в юридической практике вело к сокращению удельного веса официального насилия и расширению сферы «саморегулирования» общества посредством совестных актов нравственности (Правды), что и было действием настоящего права2.

Впоследствии обозначенные способы возмещения вреда потерпевшей стороне нашли свое отражение в различных редакциях Русской Правды.

Термин «правда» был заимствован из византийского права, так как в Византии считалось, что закон получил свое название от «правды». Значит, логически рассуждая, можно прийти к выводу о том, что Русская Правда означала Русский закон. Принятие этого источника было связано с укреплением на Руси централизованной власти и объединением договорных положений в единый законодательный акт.

Одним из древнейших правовых актов является Краткая Правда (20–70-е годы XI в.), которая являет собой кодекс норм прецедентного права. Всеми этими нормами, видимо, регламентировались отношения в пределах княжеского (позднее и боярского) хозяйства, вынесенного за пределы официальной столицы государства. Возможно, что это и определило название самого памятника – «Правда роськая» (от раннего значения слова «русь» – дружинники). Косвенным подтверждением такого предположения может служить то, что в ряде списков Русскую Правду продолжает Закон Судный людей («людьми» в Древней Руси называли подданных). Не исключено, что именно в княжескоСм.: Ключевский В.О. Указ. соч. С. 195.

См.: Сорокин В.В. Указ. соч. С. 259.

дружинной среде начали складываться новые социальные отношения, не регламентируемые традицией: между самими дружинниками, между дружинниками и «служебной организацией», между князем и слугами, князем и свободными крестьянами-общинниками. Все остальное население Киевской Руси в обыденной жизни, скорее всего, продолжало руководствоваться нормами обычного права, нигде не записанными. О них можно судить лишь по косвенным следам, сохранившимся в Русской Правде. Самым ярким из них является, несомненно, обычай кровной мести, об ограничении которого говорится уже в первой статье Краткой Правды1.

Русская Правда как юридический акт в пространной редакции, включает в себя два самостоятельных памятника, которые объединяют две ее части.

Первая часть написана при великом князе киевском Ярославе Мудром в первой половине XI в., а вторая – во второй половине XI в., составленная в период княжения Ярославичей.

Источниками Русской Правды явились древнерусские обычаи, княжеские уставы и косвенно византийское право. В Правде содержатся положения княжеских уставов: Изяслава – о вире, Владимира Мономаха – о процентах;

из византийского права, вероятно, наличествует статья об ответственности господина за преступления, совершенные его рабом.

Между тем имелись различные теории о происхождении Русской Правды путем заимствования из скандинавского, германского или римского права, которые представляют собой лишь догадки, не имеющие прочной основы и опирающиеся на подобия некоторых правовых положений. Однако такое сходство объясняется не заимствованием, а общностью условий первобытной жизни различных народов2. Но, как бы то ни было, Русская Правда является одним из первых кодифицированных источников древнерусского права, который содержит целый ряд статей, направленных на защиту жизни, См.: Краткая правда. Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники Российской империи: учеб. пособие / И.Н. Данилевский [и др.]. М., 1998.

С. 221–229.

См.: Грибовский В.Н. Указ. соч. С. 32.

здоровья, чести и имущества человека. При воровстве, незаконном пользовании чужой вещью, помимо возмещения имущественного ущерба, устанавливалось особое денежное возмещение «за обиду». Например, в статье 34 пространной редакции Русской Правды говорится, что в случае кражи коня, оружия или одежды, возвращая похищенное, виновный платит собственнику еще 3 гривны за обиду1.

В первом списке Русской Правды (1016 г.) убийца отдавался в полное распоряжение родственников убитого по праву кровной мести2. Постепенно круг родственников сужался. Князь же являлся мстителем безродных, предпочитая за убийство плату (деньги), которая именовалась вирой (системой вир), с заранее установленной шкалой ценностей: голова свободного горожанина или семьянина оценивалась в 40 гривен, за убийство боярина или другого господина взыскание увеличивалось в 2 раза, за убийство раба – уменьшалось до 12 гривен3.

Отсюда видно, что кровная месть теряла свое первоначальное свойство.

Прежде всего это выражалось в ограничении круга возможных мстителей, что связано с превращением родовой общины в соседскую, распадом кровнородственных связей. Таким образом, кровная месть по Русской Правде носила характер переходный – от непосредственной расправы рода к наказанию, налагаемому государственным органом4.

Согласно Русской Правде мстить можно было не только за убийство, но и за другие преступления: нанесение ран, побоев. Потерпевший имел право мстить за себя и близких ему родственников. В первой статье перечисляются мстители родственников при совершении убийства, но список этот примерный, а не исРоссийское законодательство X–XX веков: в 9 т. Т. 1. Законодательство Древней Руси. М., 1984. С. 66.

См.: Попов А.Н. Русская Правда в отношении к уголовному праву. М., 1841. С. 1–32.

См.: Иванишев Н.О. О плате за убийство в древнем русском и других славянских законодательствах в сравнении с германской вирою. Киев, 1840. С. 84.

См.: Максимейко Н.А. Мнимые архаизмы уголовного права Русской Правды // Вестн. Европы. 1905. Март-апрель. С. 127, 148–149.

черпывающий. В этом случае мстили мужчины: нисходящие за восходящих и обратно, в боковых – племянники за дядей и теток, дяди за племянников и племянниц. Кроме того, месть соединялась с судебным разбирательством, предшествовавшим или последующим за актом мщения. Русская Правда упоминает о судебной мести. В статье 2 академической редакции Русской Правды говорится, что окровавленный должен являться в суд для удостоверения преступления и уже только после этого, при желании, он мог мстить1.

Однако месть как способ возмещения вреда, закрепленная в Русской Правде, не являлась ни досудебной, ни послесудебной расправой. Она была уже не самосуд, но и не наказание, являясь внесудебной, но законодательно закрепленной мерой воздействия на преступника, «неким компромиссом официального закона со слишком еще живым обычаем, существующим альтернативно наряду с возможностью выкупа»2.