«ЭВОЛЮЦИЯ ИНСТИТУТА КОМПЕНСАЦИИ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА В РОССИЙСКОМ ПРАВЕ (ТЕОРЕТИКО-ПРАВОВОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ) ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени доктора юридических наук ...»

И.Д. Беляев так пишет по поводу смягчения кровной мести у славян, скандинавов и вестготов: «…убийца мог вступить в договор о выкупе с родственниками убитого, но прежде этого он должен был бежать в пустыню, в дикие леса и только по прошествии 40 дней после убийства мог вступать в переговоры через своих родственников. Если родственники убитого не соглашались на выкуп, то убийца мог снова возобновить свое предложение через год; если и второй раз его предложение отвергалось, то по прошествии года он мог вступить еще раз в переговоры. Но если и на этот раз не было согласия, то убийца лишался всякой надежды выкупить свое преступление»3.

Необходимо отметить и то, что кровная месть постепенно ограничивалась не только ее заменой системой выкупов в принципе, но и сужением круга лиц, как мстящих, так и тех, в отношении которых она осуществлялась. Сокращалось также количество преступных деяний, могущих вызвать реакцию См.: Грибовский В.Н. Указ. соч. С. 102.

Российское законодательство Х–ХХ веков: в 9 т. Т. 1. Законодательство Древней Руси. С. 50.

Беляев И.Д. История русского законодательства. СПб., 1999. С. 77.

мести (таким деянием оставалось только убийство, причем убийство лишь умышленное), и ответных мер мстящего лица (только убийство). Применение мести ограничивалось в пространстве и во времени1.

Французский антрополог-исследователь Р. Вердье полагает, что месть представляет собой двусторонний обмен, вытекающий из возврата оскорбления и перемены ролей оскорбителя и оскорбленного. Отсюда месть перестает быть желанием, которое подавляет и обуздывает закон, а становится нормою, закрепляемой обществом2.

Как считает Н.А. Шелкопляс, существует еще ряд причин, в соответствии с которыми отмирает кровная месть. Одна из них заключается, как уже отмечалось, в появлении имущественного неравенства и расколе монолитного дотоле общества. Класс имущих перестает быть удовлетворенным ставящей всех в равное положение кровной местью, предпочитая выкупать себя3. Эту точку зрения подтверждает и Р.Л. Хачатуров, уточняющий, что такое становится возможным лишь тогда, когда вещи приобретают характер имущества, который можно использовать как эквивалент нанесенному вреду4. Другой причиной является распад родового строя, место которого занимает семья, круг кровных родственников существенно сужается, и, как следствие, месть перестает отвечать требованиям новых общественных отношений. Таким образом, кровная месть исчезает в результате закономерного, объективного процесса общественно-экономического развития5. Однако в ряде государств, например в Чехии и Польше, кровная месть существовала вплоть до XV–XVI вв. См.: Викторский С.К. История смертной казни в России и современное ее состояние. М., 1912. С. 5.

См.: Рулан Н. Указ. соч. С. 173.

См.: Шелкопляс Н.А. Смертная казнь в России: история становления и развития (IX–XIX вв.). Минск, 2000. С. 12.

См.: Хачатуров Р.Л. Указ. соч. С. 382.

См.: Шелкопляс Н.А. Указ. соч. С. 13.

См.: Черниловский З.М. Русская Правда в свете других славянских источников // Древняя Русь: проблемы права и правовой идеологии: сб. науч.

тр. М., 1984. С. 28.

Интересна точка зрения Михалона Литвина на факт отмены кровной мести в Древней Руси, который еще в середине XVI в. отмечал, что за совершение убийства у московитян выносился приговор не по божьему закону (отмщение кровью за кровь), а в виде денежного штрафа («головщины», в белорусских и украинских землях, входящих в состав Великого княжества литовского – «головщизны»). Именно поэтому, как он утверждал, там часто совершались убийства1.

На смену кровной мести, по мнению Ф.Ф. Деппа, на Руси приходит обычай выкупать у обиженного свою вину, имевший следующие особенности:

во-первых, обиженный вследствие сделанного обидчиком предложения соглашается продать принадлежавшее ему право мести, причем продажа зависит только от произвола (своеволия) обиженного, потому как он может и не согласиться на предложение обидчика. Однако пока этот обычай еще не касается обид жестоких, так называемых кровных, за которыми месть продолжает считаться обязанностью обиженного;

во-вторых, данный обычай является общим, беспрерывное применение которого исключает ранний произвол, а также обусловливает установление целого ряда выкупных цен за совершение преступлений не кровных.

В свою очередь, обиды кровные признаются выкупаемыми, но выбор между продажей мести и действительным мщением предоставлен еще воле обиженного;

в-третьих, в конечном итоге произвол, существовавший ранее для обид кровных, совершенно теряется в окончательно утвердившейся системе выкупов или в развивавшейся карательной власти государства2.

В целом Русская Правда закрепила четыре вида денежных наказаний за причинение вреда потерпевшему, которые явились прототипами современной его компенсации: а) головничество, или головщина, б) вира, разделяюСм.: Литвин М. О нравах татар, литовцев и московитян. М., 1994.

С. 80–81.

См.: Депп Ф.Ф. О наказаниях существовавших в России до царя Алексея Михайловича. СПб., 1848. С. 6–10.

щаяся на обыкновенную и дикую, в) продажа, г) урок. Одна часть таких денежных взысканий поступала в пользу лиц, которым нанесены были преступлением обиды или вред, а другая – обращалась в княжескую казну. Доказать достоверно, что и сколько именно из этих выкупов шло в пользу обиженного и в казну князя, пока невозможно.

Головщина, заменившая собою право частной мести, полностью принадлежала истцу, потерявшему через преступление близкого родственника, как следствие выигранного им гражданского иска, и никогда не передавалась князю никакой своею частью. Количество головщины не было определено законом и, вероятно, зависело сначала от взаимного соглашения обиженного с обидчиком, а впоследствии – устанавливалось судом по жалобе обиженной стороны.

Вира, введенная первоначально на тот случай убийства, когда после убитого не оставалось родственников, имевших право преследовать убийцу посредством частной мести, поступала в казну князя как выморочное имущество.

Она раз и навсегда определена была законом: за убийство людина (простого свободного человека), будет ли это русин, гридин, купчина, ябетник, мечник, изгой, или словенин, – 40 гривен; за убийство мужа (боярина) двойная вира – 80 гривен. Общество, составляющее округ (вервь), ручалось за каждого из своих членов в сохранении между ними мира, тишины и спокойствия, и потому, если бы падало на них подозрение в убийстве, то есть когда труп убитого найден в пределах округа и неизвестен был убийца, оно платило так называемую дикую виру по состоянию убитого, а если личность последнего не установлена – 40 гривен. Позднее, когда совсем прекратило действовать право частной мести, вира начала применяться наряду с головничеством, так как не стало лиц, имевших право мстить. С этого времени вира и головничество были взыскиваемы в каждом случае убийства: вира как наказание за преступление поступала в княжескую казну; головничество (частное вознаграждение) отходило в пользу близких родственников или наследников убитого.

Продажа (равнозначное ей выражение: «столько-то за обиду») – это также определенное законом денежное взыскание, которое оплачивалось виновным за нарушение личных чужих прав (кроме убийства) в виде сегодняшних денежных штрафов. Продажа отличалась от виры тем, что последняя взыскивалась лишь за убийство, а она – за все другие нарушения прав.

Количество продажи определялось законом различно, исходя из степени преступления или вины: 1, 3, 12 и 20 гривен (20 гривен считались полувирой).

Урок выплачивался только за материальный убыток, понесенный господином какой-нибудь вещи через преступление. Такое же взыскание назначалось и за убийство несвободных лиц (рабов, холопов). В пользу князя к уроку прибавлялась еще продажа, если повредитель чужой вещи или убийца раба был человек свободный1.

Помимо жесткого установления штрафа в пользу пострадавшего лица, Русская Правда предусматривала возможность частных поединков как способа защиты чести и достоинства человека. Место поединка – «поле»

назначали окольничий и надельщик, которые, равно как судья (боярин) и писец, получали определенную пошлину. Перед началом боя надельщик обозначал выбранное пространство, обнося его веревкою, за что получал плату, носившую название «вязчее» (независимо от пошлины она составляла 4 алтына). Если поединок совершался по причине пожара, убийства друга, похищения или кражи, обвинитель, в случае его победы, мог получить то, о чем просил; окольничему отдавались полтина (50 копеек) и оружие побежденного, писцу – 50 денег (25 копеек), надельщику – полтина.

Все оставшееся у побежденного следовало продать, а вырученную плату – отдать судьям, самого же побежденного подвергали телесному наказанию по мере преступления 2.

Русская Правда, являясь одним из первых правовых актов, урегулировавших вопросы о способах защиты нематериальных благ потерпевшей стороны, на протяжении нескольких веков (в ее пространной редакции) оставаСм.: Максимович А.С. Указ. соч. С. 15–16.

См.: Бобровский П.С. Преступления против чести по русским законам XVIII века. СПб., 1889. С. 16.

лась общим законом, определявшим и принципы отечественного судопроизводства. Даже в XV и XVI вв. суды нередко назначали стародавние виры и «продажи», а также «поток и разграбление» (отобрание всего имущества осужденного и «выбития его вон из земли»). Так, в Двинской уставной грамоте 1398 года одним из основных видов наказания является денежный штраф в пользу пострадавшего или его родственников1.

В сокращенной редакции Русской Правды (Краткая Правда) предусматриваются различные способы возмещения вреда, в том числе применение кровной мести, например: «Аще убиет муж мужа, то мстити брату брата, либо отцу, либо сыну; оже ли не будет кто его мстя, то положити за голову 80 гривен, либо разсудити по муже смотря». Вместе с тем этот вариант редакции Русской Правды содержал и ряд имущественных наказаний, в частности, связанных с денежной компенсацией, потоком и разграблением преступника: «Аще убиет кого у клети или у которой татбы, то убит во пса место; аще его до света удержит, то вести его на княжь двор; а буди люди видели связана, а убиют, то платити гривен»; «Будет стал на разбои, то разбойника люди не платят, то выдадят его всего со женою и детьми на разграбление»2.

Таким образом, проанализировав статьи Русской Правды в аспекте развития института возмещения вреда, можно сделать вывод о том, что этим законом компенсация вреда уже рассматривалась как особый правовой институт. При этом она практически всегда сочеталась с выплатой виры или продажи, то есть являлась не только самостоятельным институтом, но и средством восстановления справедливости со стороны государства для потерпевшего.

В то же время нам импонирует позиция А.С. Смыкалина, который считает, что названная система наказаний носила элементарный характер (поток и разграбление, вира, продажа, урок, головничество), а отсюда и сисСм.: Российское законодательство X–XX веков: в 9 т. Т. 2. Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства. М., 1985. С. 181–182.

Памятники русского права. М., 1956. Вып. 4. С. 197–198.

тема исполнения этих наказаний сводилось в основном к получению денежного или натурального эквивалента нанесенного ущерба, что указывает на ее меркантильность1.

Значимым законодательным актом, включающим в себя различные виды возмещения причиненного вреда потерпевшему, является Судебник великого князя «всея Руси» Ивана III (1497 г.) – сборник законов Русского государства, кодифицировавший нормы обычного права, уставные грамоты, княжеские указы (в том числе Ярослава Мудрого) и т. д. Он сохранился в двух редакциях: в первой – восточно-русской, во второй – западно-русской, известной по списку 1499 г., которая основывается на его первой редакции.

Создание этого свода законов стало важной вехой в развитии государственности в России. Судебником, введшим единые правовые нормы для всей страны, запрещались взятки («посулы») за судопроизводство и ходатайство («печалование»), устанавливались круг компетенции должностных лиц и единообразные судебные пошлины, что было необходимо для создания общегосударственного судебного аппарата. По Судебнику на территории государства могли действовать только суды: великого князя и его детей как высшая судебная инстанция; бояр и окольничих; наместников. Уголовные преступления (разбой, душегубство, повторное воровство, святотатство, поджог) карались смертной казнью, которая вводилась и для заговорщиков.

Вместе с этим Судебником ограничивалась свобода крестьянских переходов от одного землевладельца к другому (с 1497 г. крестьянин мог «отказаться» от хозяина, лишь уплатив все долги и «пожилое» – плату за проживание на земле последнего, и только один раз в году: за неделю до Юрьего дня (26 ноября) и в течение недели после него), что явилось первым шагом к установлению крепостничества в России2.

См.: Смыкалкин А.С. Указ. соч. С. 67.

См.: Всеобщая история России с древшейших времен до конца XVIII века. М., 2008. С. 143–144.

Данный правовой акт предусматривает характерные для феодального общества права-привилегии (дифференциация наказания в зависимости от сословного положения потерпевшего). В нем также отражены попытки церкви добиться эффективных результатов в борьбе с пережитками язычества, прежде всего в семейно-брачных отношениях. Церковь стремилась сосредоточить в своих руках всю полноту репрессивных мероприятий по борьбе с нарушениями нравственности, пользуясь поддержкой княжеской власти. Однако некоторые преступления, караемые, например, в Византии, только чисто церковными наказаниями (покаяние и пр.), в Русском государстве влекли за собой светские уголовные меры воздействия на лиц, совершивших противоправные деяния (денежные пени и т. п.). Наряду с этим за довольно немалую часть имущественных наказаний, назначавшихся преступникам, предусматривалась и выплата в пользу церкви (в основном за преступления в области брачно-семейных отношений), например: «Аже кто умчить девку или насилить, аже боярьская дочь, за срам ей 5 гривен золота, а епископу 5 гривен золота; а меньших бояр гривна золота, а епископу гривна золота; добрых людей за срам 5 гривен серебра, а епископу 5 гривен серебра, а на умычницех по гривне серебра епископу, а князь казнить».

Большинство статей содержат различные наказания по степени тяжести. Наказания, используемые церковью, носили имущественный характер, а наказания, назначаемые князем, связаны с применением казни и, повидимому, были публичны. Причем законодатель не указывает вид казни и порядок ее применения, например, «Аже кто зажьжеть двор, или гумно, или что, иное, епископу 100 гривен, а князь казнить»; «Аже пострижеть голову или бороду, епископу 12 гривен, а князь казнить». Кроме того, в Судебнике имеется всего лишь одна статья, предусматривающая такой вид имущественного наказания, как вира: «Свадебные и заговорные бои и убийство, аже что чинится, и душегубство, платять виру князю со владыкою на полы»1.

Памятники русского права. М., 1956. Вып. 4. С. 259–261.

Дифференцированный подход к применению наказаний прослеживается и в отношении преступлений, совершенных против женского пола. Так, при определении взысканий за обиду женщины различаются сословия: «Аще кто пошибает боярскую дочку или боярскую жену: за сором ей 5 гривен золота, а меньших бояр – гривна золота, а нарочитых людей три рубля; а простой чади – 15 гривен». Аналогичное отличие в наказаниях наблюдается и при оскорблении замужней женщины: за жену великих бояр – 5 гривен золота, меньших бояр – 3 гривны золота, городских людей – 3 гривны серебра, сельских людей – гривна серебра»1.

В Судебнике содержится запрет на выдачу истцу головою вора или разбойника, душегубца, ведомо лихого человека, если он не в состоянии был вознаградить его. В таком случае преступник подвергался казни, из чего видно, что до этого предписания частное удовлетворение потерпевшего занимало первенствующее положение по отношению к наказанию.

Отличительной особенностью этого правового акта является наличие в нем множества статей, направленных против преступлений, посягающих на нравственность.

В целом институт возмещения морального вреда на ранних этапах развития Древней Руси имел самобытный характер, допускавший применение своих правовых способов его восполнения, таких как вира, урок, поток и разграбление. Однако, несмотря на данное обстоятельство, формирование рассматриваемого института было напрямую связано с рецепцией в отечественную правовую систему и культуру римского и византийского права, а также с распространением идей христианства на Руси. Впоследствии это привело к кодификации многих положений, касающихся денежной формы компенсации морального вреда, величина которой обусловливалась сословным положением потерпевшей стороны.

Бобровский П.С. Указ. соч. С. 26–27.

§ 2. Становление и развитие идеи возмещения морального вреда в эпоху самодержания и абсолютизма в России Важным, качественно новым этапом в развитии государственного строя в России явился период утверждения в ней самодержавия и абсолютизма (в XVI–XVII вв. в России было самодержавие – монархическая форма правления государством, осуществлявшегося царем вместе с боярской думой; в XVIII – начале XX вв. в стране установилась абсолютная монархия (абсолютизм), форма правления государством, при которой монарху принадлежала неограниченная верховная власть). В это время русская государственность, уже отражавшая консолидацию значительной части земель Древней Руси, соединенных в один социально-политический организм с помощью сильной власти, с ее постоянно нарастающей централизацией, «самодержавством», все более становилась многонациональной – российской.

Основательно возросшая территория Российского государства в XVI–XVIII вв. требовала упрочения централизованной системы власти, упорядочения управления страной. При этом не все мероприятия, связанные с устройством такой формы государственного правления, как абсолютная монархия, получали массовую поддержку у населения, что обусловливалось и тянувшимся за процессами утверждения полного единовластия царя (первым российским царем стал в 1547 г. Иван IV, с начала 60-х гг. именовавшийся как «Грозный» царь) и централизацией страны тираническим «шлейфом» (в частности: системой экономических, политических и военных мероприятий в 1565-1572 гг. – опричниной, сопровождавшейся репрессиями, опалами, конфискацией имущества и земель, казнями неугодных лиц, террором.

В конечном счете, опричнина способствовала установлению деспотического самодержавия, привела к чрезмерно преувеличенной (гипертрофированной) роли государства и надолго задержало формирование демократических традиций. Такая политика и действия царя не могли не вызвать всеообщего недовольства, возникновения уже к началу XVII в. Смуты в России, потрясшей до основания российское «самодержавство»; реформами Петра I, осуществлявшимися главным образом за счет усиления гнета населения страны, что влекло за собой народные восстания – Астраханское 1705-1706 гг., в Поволжье 1705-1711 гг., Булавинское 1707–1709 гг., жестоко подавленных карательными войсками)1.

Проводившиеся преобразования в области государственного управления вызывали необходимость осуществления соответствующих правовых реформ, которые повышали бы и авторитет верховной власти. Таковым стало, по нашему мнению, законодательное регулирование вопросов возмещения потерпевшим от преступлений вреда, в том числе морального. В рамках правового реформирования создавались общегосударственные юридические акты, в которых прямо предусматривались нормы, касающиеся компенсирования потерпевшим морального вреда, причиненного преступлениями. Можно с уверенностью констатировать, что эпоха абсолютизма, несмотря на имевшие место негативные события в жизни государства и общества, являлась благоприятным промежутком времени для развития института компенсации морального вреда в России. В этой связи обратимся к характеристике памятников права данной эпохи, положительно повлиявших на становление в нашей стране рассматриваемого правового института.

Судебник Ивана IV (1550 г.) утвержден Земским собором 1550 г.

(впервые Земский собор – собрание «всякого чина людей» был созван в г., что свидетельствует о создании института сословного представительства в России, ее превращении в сословно-представительную монархию. На этом соборе была объявлена программа реформ в области центрального и местного управления, суда и вооруженных сил, составленная, как и Судебник, при участии царя его окружением, которое не являясь официальным государственным учреждением, фактически выполняла функции правительства от лица «всей земли», получившее название «Избранная рада»).

См.: Всеобщая история России с древнейших времен до конца XVIII века. С. 174, 363.

Основное его отличие определяется установлением более централизованной системы суда и управления. Основываясь на Судебнике 1497 г., он больше по объему и детальнее (содержит 100 статей вместо 68). Им регламентирован порядок судопроизводства, определены таксы на судебные пошлины, отменены судебные привилегии удельных князей, усилена роль центральных судебных органов, впервые введены санкции для бояр и дьяковвзяточников, ограничены права наместников (непременное участие выборных земских властей-старост и «лучших людей» в наместничьем суде). Кроме того, определено положение холопов, введен запрет на принятие в холопы детей служилых людей, подтвержден Юрьев день и повышены размеры пожилого при переходе крестьян, увеличена власть феодалов над ними, возложением ответственности на землевладельцев за преступления крестьян, что стало очередным шагом по пути крепостничества1.

Судебником предусмотрены различные меры взыскания за бесчестье, причем с ярко выраженной сословной дифференциацией. Вместе с тем эти нормы закона характеризовали право на защиту интересов всех светских сословий.

По данному поводу Н.И. Ланге пишет: «Лай, то есть оскорбление бранными словами, и побои считались нанесением бесчестья, которое оплачивалось деньгами, смотря по человеку. Так, служивым людям, получавшим доходы с кормления или денежное жалованье, а также доводчикам и праведникам назначалась, в удовлетворение за бесчестье, сумма, равная их годовому содержанию, сколько считалось за ними такого содержания по книгам.

Впрочем, дворцовые дьяки получали плату за бесчестье не по присвоенным им окладам, а по усмотрению государей; так, например, Василию Щелкалову, дьяку царя Иоанна Грозного, по его приговору, уплачено 200 рублей за нанесение ему, Щелкалову, оскорбления печатником Михайловым. Из неслужилых людей – большие гости, то есть первостатейное купцы, за лай, и См.: Всеобщая история России с древнейших времен до конца XVIII века. С. 164–169.

побои вознаграждались 50-ю рублями; средние торговые люди, посадские и лучшие боярские – 5-ю рублями, а крестьяне всех наименований – одним рублем» 1.

Названная особенность Судебника отражается, в частности в статье 26, которая гласит: «А безчестие детем боярским, за которыми кормленья, указати против доходу, что на том кормленье доход по книгам, а жене его бесчестья вдвое против того доходу. А которые дети боярские емлют денежное жалованье, и сколько которой жалованья имал, то ему и бесчестье, а жене его вдвое против его жалованья. А дьяком полатным и дворцовым бесчестье, что царь и великий князь укажет, а женам их вдвое против их бесчестья. А гостем большим бесчестья пятьдесят рублев, а женам их вдвое против их бесчестья. А торговым людям и посадцким людям и всем середним бесчестья пять рублев, а женам их бесчестья против их бесчестья вдвое. А боярскому человеку доброму бесчестья пять рублев, опричь тиунов и довотчиков, а жене его вдвое; а тиуну боярскому или довотчику и праведчику безчестья против его доходу, а женам их вдвое. А крестьянину пашенному и непашеиному бесчестья рубль, а жене его бесчестья два рубля. А боярскому человеку молодчему или черному городцкому человеку молодчему бесчестья рубль же, а женам их бесчестья вдвое. А за увечье указывати крестьянину, посмотря по увечью и по бесчестью; и всем указывати за увечье, посмотря по человеку и по увечью»2.

Следует отметить еще одну характерную черту данного законодательного акта. За оскорбление женщины в нем установлена вдвое большая мера материальной ответственности по сравнению с аналогичным наказанием за такую же обиду, нанесенную равному с ней по социальному положению мужчине. Эта норма показывает, что, несмотря на относительно приниженное положение женщины в русском феодальном обществе, госуЛанге Н.И. Древнее русское уголовное судопроизводство (XIV, XV, XVI и половины XVII веков). СПб., 1884. С. 77–78.

См.: Памятники русского права. М., 1956. Вып. 4. С. 197–198.

дарство строго охраняло ее честь и достоинство. Мужчинам выплачивалась двойная сумма установленной таксы только в том случае, если оказывалось, что их подвергали пытке по ложным показаниям на обысках и при этом бесчестили1.

Аналогичные дифференцированные нормы, связанные с возмещением вреда потерпевшему, содержит и Судебник 1589 г. (составлен в царствование сына Ивана IV – Федора Ивановича, при правительстве боярина Бориса Годунова, выдвинувшегося во время опричнины, русского царя с 1598 г. Проводил политику усиления самодержавия и крепостной зависимости крестьян). Его особенностью являются содержащиеся в нем различные способы возмещения вреда имущественного и неимущественного характера, а также возможность их совмещения, предусматривающего сочетание материального взыскания и тюремного заключения, назначаемого по приговору царя. К числу узаконенных сп особов возмещения вреда потерпевшей стороне относятся: поединок, примирение сторон, денежное взыскание (последнее носит компенсационный характер, поскольку не связанное со штрафной санкцией, оно и не обращалось в казну государства).

Хотя законодатель открыто не называет моральный вред в качестве преступного последствия, но признаки его причинения в Судебнике имеются. Так, в нем есть нормы, которые за совершение в отношении потерпевшего убийства, бесчестия устанавливают повышенный размер компенсации денежного возмещения вреда в зависимости от пола, возраста, социального положения и доброго имени человека, например, «А побьютца на поле в пожеге или в душеубийстве, разбое или татьбе и на убитом исце иск да праити да окольничему на убитом полтина, да за доспехи убитого 3 рубля, а дьяку 8 алтын 2 деньги, а надельщику полтина, да ему же взявшего 4 алтына без двух денег» (ст. 17). И далее: «А безчестие детям боярским, за которыми кормчие, противо доходу, что на См.: Ланге Н.И. Указ. соч. С. 78.

кормление по ним вдвое» (ст. 41); «Боярскому человеку доброму безчестия пять рублев, опричь тиунов и доводчиков, а женам их вдвое» (ст. 48);

«А доброму крестьянину, которой торгует, или деньги и рожь взаймы дает, или в волосте его назовут добрым человеком, бесчестия ему три рубля, а жене его вдвое» (ст. 52); «А судье бесчестия пять рублев, а жене его вдвое» (ст. 55)1.

Названные судебники появились во 2-й половине XVI века, однако путем обычая и частных приговоров содержащиеся в них правила, вероятнее всего, применялись на практике гораздо ранее и не составляли нечто новое2.

В 1645 г. при царе Михаиле Федоровиче (избран Земским собором русским царем в 1613 г., первый из рода Романовых. В 1619 г. из-за болезни предоставил управление страной отцу – Федору Николаевичу Романову (патриарх с 1608-10 и с 1619) до 1633 г., затем боярам) постановления о бесчестии были изменены относительно торговых людей суконной сотни, а именно: лучшим из них за бесчестие назначалось 15 рублей, среднему человеку – 10, а молодчему – 5 рублей. За ранения и увечья присуждалось такое же денежное взыскание, количество которого всякий раз определялось по усмотрению судей, принимавших при этом во внимание, согласно требованиям закона, не тяжесть раны (увечья), а звание лица, которому она была нанесена.

Весьма значимым для истории права XVI–XVII вв. являлось то обстоятельство, что названные правовые памятники содержали положения о сформировавшемся праве потерпевшего по возмещению ему причиненного вреда, предусматривающие и различные способы его обеспечения в зависимости от вида преступления, тяжести наступивших последствий и способности преступника возместить вред, нанесенный пострадавшей стороне.

По общему правилу, как отмечал Д.Г. Тальберг, право иска было личное, принадлежащее потерпевшему от преступления, но в случаях неумышПамятники русского права. М., 1956. Вып. 4. С. 415–420.

ленного убийства крестьянина частное вознаграждение выплачивалось «тому, у кого он человека убил», то есть помещику, выступавшему таким образом гражданским истцом.

Частное вознаграждение потерпевших от преступления вообще являлось последствием обвинительного приговора по уголовному делу, но не всегда. В некоторых случаях, например при побеге виновного, удовлетворение потерпевшего предшествовало суду и наказанию виновного. Все так называемые нерешительные приговоры, имевшие место в розыске в случае противоречия доказательств и отсутствия собственного признания подозреваемого, влекли за собой частное вознаграждение. Так, если обыск «лихует» обвиняемого, а с пытки последний не повинится, то он заключался пожизненно в тюрьму (до Государева указа) и платил выть.

Кроме «выти» (определенный вычет из имущества виновного для удовлетворения потерпевшего), в XVI–XVII вв. были известны и другие способы частных взысканий, которые всецело падали на личность виновного. Сюда прежде всего относится выдача головою до искупа, что было весьма распространенной формой гражданских взысканий в рассматриваемый период истории нашего права. Суть ее заключалась во временной отдаче несостоятельного ответчика в работу истцу. Такое несвободное состояние продолжалось до тех пор, пока обвиняемый (ответчик) не отрабатывал определенного денежного взыскания. Выдача головою как одна из мер гражданских взысканий применялась только к лицам низших сословий. Перед выдачей истец давал письменное поручительство в том, что он не убьет и не изувечит переходившего к нему должника. Вместе с ним следовали его жена и дети. Заработная плата лицам, отрабатывавшим долг, таксировалась: мужчинам – 5 рублей, женщинам – 2,5, детям свыше 10 лет – 2 рубля в год.

По Судебнику 1589 года выдача головой имела место не только в делах гражданских, но и в уголовных, производившихся розыском: «А не будет у которого татя столько остатков, чем истцово заплатити, ино его бив кнутьем, да истцу в его гибели выдати головою, на правеж, до искупа». Жена и дети виновного, знавшие о хранении в доме похищенного имущества, в случае несостоятельности («а будет бедны и заплатите нечим») отдавались истцу головой, «покаместа отработаются», причем работа женщины оплачивалась «по полутретья рубли».

По иску потерпевшей от преступления стороны убийца подлежал выдаче с женою и детьми, иногда и со всем имуществом, вместо убитого. Этот способ взыскания, применявшийся в случаях неумышленного убийства, касался исключительно лиц несвободного состояния. Крестьянин или «боярский человек», совершивший неумышленное убийство (в драке, пьяным делом), выдавался, после наказания кнутом, с женою и детьми потерпевшему, то есть тому, «у кого он человека убил». Потерпевший мог отказаться принять убийцу вместо убитого, и тогда он или получал пятьдесят рублей с того, «у кого тот убийца служит» (в случае убийства между боярскими людьми), или выбирал любого из числа крестьян, принадлежавших помещику убийцы, взамен убитого1.

По мнению Н.Д. Сергиевского, целью наказаний, влиявших на образование карательных мер, являлось стремление дать удовлетворение пострадавшему, умиротворить его. Отсюда – испрошение прощения обидчиком у обиженного и система денежных штрафов в пользу пострадавшего, занимавшая видное место в праве XVII века, по наследию от древнейших эпох, когда эта цель была преобладающей перед всеми другими2.

В правовых актах этого периода содержалось множество штрафов разных наименований в пользу пострадавшего, основанием которых служил как вред материальный – личный и имущественный, так и вред духовный. Размеры их определялись в некоторых случаях в цифровой величине или посредством общего критерия.

Обозначенные особенности нашли законодательное отражение в Соборном уложении 1649 г., принятом во время царствования Алексея Михайловича (русского царя с 1645 г., известен в российской истории как «ТишайCм.: Тальберг Д.Г. Указ. соч. С. 26–30.

Cм.: Сергиевский Н.Д. Наказание в русском праве XVII века. СПб., 1887.

С. 21.

ший» – сын царя Михаила Федоровича. Осуществлял политику неуклонного усиления центральной власти) Земским собором 1648–49 гг. Уложение (юридически оформило крепостное право, самодержавный строй, установило порядок судебных процессов, систему наказаний и др.) завершало процесс кодификации российского права, так как являлось сводом всех действовавших правовых норм (967 статей, объединенных в 25 глав). Почти на два столетия оно определило параметры правовой системы государства и правового статуса личности.

Помимо комплекса норм по государственному управлению, Уложение установило четкие нормы судебного (процессуального) права (гл. X «О суде») и сложную классификацию преступлений (см., например, гл. II «О государьской чести и как его государъское здоровье оберегать», гл. IV «О подпищикех, которые печати подделывают», гл. V «О денежных мастерех, которые учнут делати воровские деньги»). В нем явно прослеживается не только сословный характер наказания по многим видам преступлений (например, гл.

VII «О службе всяких ратных людей Московского государства»), но и его индивидуальность.

Уложение предусматривало, в частности, уголовное наказание в виде причинения вреда здоровью преступника по аналогии нанесенного вреда потерпевшему. При этом наказание было смешанным, сочетавшим в себе и денежную компенсацию за физический вред потерпевшему, например: «…за такое его надругательство ему тоже учинити; да на нем же взять из вотчин его и из животов тому, над кем он такое надругательство учинит, будет за отсеченную руку – 50 руб.; а будет отсечена нога, и за ногу 50 рублей; а за нос и за ухо и за глаз по тому же за всякую рану по 50 руб.» (ст. 10, гл. 22)1.

Всякого рода преступные деяния против чести, совершаемые как словом, так и действием, с включением «боя и ран» до нанесения тяжкого телесного повреждения, влекли за собою уплату так называемого «бесчестья»

или «бесчестья и увечья». Размер бесчестья определялся весьма подробно, Бобровский П.С. Указ. соч. С. 49.

сообразно общественному положению оскорбленного и отчасти самого виновного. Его величина устанавливалась от одного до 400 рублей или в сумме, соразмерной получаемому оскорбленным денежному жалованию – «против их окладов, что кому государева денежного жалования». Женам полагалось бесчестья «против мужа окладу вдвое», «дочерям девкам» – «против отцова оклада вчетверо», сыновьям не верстанным – «против отцова оклада в половину». В тягчайших случаях размер бесчестья увеличивался: вдвое, втрое и вчетверо. Хотя в Уложении четко обозначены случаи взыскания такого умноженного бесчестья, на практике не всегда ими руководствовались. Например, в 1674 г. некто Александр Протасьев заплатил Ивану Хрущеву бесчестье вчетверо за то, что прошиб ему кирпичем голову, тогда как на основании статьи 2 главы 3 Уложения ему полагалось уплатить бесчестье вдвое1.

При нанесении бесчестья обиженная сторона могла требовать наказания виновному батогами или в виде денежного штрафа по окладу содержания, получаемого оскорбленным от государя. Если обиженный был женат, то обидчик должен заплатить за поругание чести его жены двойную сумму оклада. Так, оскорбленному, имевшему в год 15 руб. содержания, обидчик выплачивал 15 руб. и 30 руб. – за оскорбление его жены, то есть 45 рублей2.

Проявлявшееся при самодержавии стремление монаршей власти к наивысшей степени централизации государственного управления в России – абсолютизму, осуществлено Петром I (русский царь с 1682 г., самостоятельно правил с 1689 г. Как империя Россия оформилась к началу 20-х годов XVIII в., что официально было зафиксировано присвоением Сенатом в октябре 1721 г. Петру I титула «Император»). Абсолютная власть монарха (обосновывалась им «всенародными пользой и нуждами»), закрепленная законодательно, прежде всего в Воинском уставе См.: Сергиевский Н.Д. Указ. соч. С. 274–275.

См.: Бобровский П.С. Указ. соч. С. 114.

(1716 г.), поддерживалась мощным госаппаратом, регулярной армией, подчиненной государству церковью. Реформирование им всех областей государственной и частной жизни осуществлялось с учетом военных принципов. На страже исполнения его законов и регламентов, имевших силу и значение военных уставов, стояли разветвленные сыскные и карательные органы, система фискалитета (тайного доносительства), военно-уголовные законы. На этом этапе абсолютизм был неразделим с полицейским государством.

Законодательная и судебная система была существенно преобразована. При этом Петр I выступал, как и ранее, верховным законодателем. Сенату (высший орган государства с 1711 г., наделенный полномочиями по управлению центральными учреждениями, губерниями, высшими судебными и административными функциями, и др.) были приданы только законосовещательные функции. Положения Соборного уложения 1649 г. и других правовых актов, изданных предшественниками Петра I, были им значительно дополнены и изменены введением в действие целого ряда кодексов в различных областях деятельности, военных уставов, системы актов, касающихся государственного строя, правового статуса населения (в частности, Табель о рангах 1722 г.), гражданского, уголовного, процессуального права1.

Правила о взыскании за бесчестье в общих чертах действовали и в XVIII в., дополненные при Петре I нормами об оскорблении чести в воинских и Морском уставах и в манифесте Екатерины II «О поединках», а затем в большинстве перешли в отдел «О вознаграждении за обиды личные имуществом» Свода законов Российской империи2.

Морской устав от 13 января 1720 г. включает охранительные нормы, связанные с защитой нарушенных нематериальных прав при осуществлении См.: Всеобщая история России с древнейших времен до конца XVIII века. С. 364–368.

См.: Свод законов Российской империи. Т.10. Законы гражданские.

Ч. 1. СПб., 1835. С. 104.

морской службы. Однако направленность защиты была различной в зависимости от должности и воинского звания: императорского величества, высших начальников, офицеров, унтер-офицеров. Так, книга V «О штрафах»

имеет главу I «О злоумышленных против его императорского высочества, и о противящихся командирам своим, или кто оных поносить будет», в ст. которой «Кто против Его Величества хулительными словами или препятствием Его намерению или презрением указа погрешит» содержится такая санкция за оскорбления императорского величества: «Кто против Его Величества Особы хулительными словами погрешит, Его действа и намерение препятствовать или указ презирать или непристойным образом о том разсуждать будет: оный имеет быть живота лишен». В ст. 5 «Кто вышним начальника предосудительными словами их чести говорить будет» предусматривается ответственность за совершения преступления против чести вышестоящего начальника: «Когда Адмирала и прочих вышних начальников бранными словами поносить и предосудительные слова, их чести касающиеся, говорить будет: тот имеет телесным наказанием наказан быть, или живота лишен, по силе вины»1.

Глава XIII «О возмущении, бунте и драке» содержит нормы, устанавливающие дифференцированные денежные санкции при нарушении нематериальных благ потерпевшего. Размер денежной компенсации зависел от офицерского звания и денежного довольствия. Например, положения ст. «Ежели Офицер офицера будет бить руками, или тростию» называют следующие условия совершения преступления, при наступлении которых полагалась выплата потерпевшему: «Ежели Офицер товарища своего дерзнет бить руками, или тростию на берегу: тот будет лишен чина на время, и повинен будет заплатить тому обидимому, против его жалованья на полгода, больше или меньше, по разсмотрению воинскаго суда. А ежели кто на корабле сие учинит: тот лишен будет чина, и написан в матрозы на такое время, как в суде определено будет, и столькож повинен будет тому обидимому заПамятники русского права. М., 1961. Вып. 8. С. 490.

платить, как выше писано». Положения ст. 100 «Ежели унтер-офицер унтерофицера ударит» наряду с денежной компенсацией предусматривают и телесные наказания: «Ежели унтер-офицер унтер-офицера ударит палкою или иным чем, кроме какого ружья или ножа: тот посажен будет в железа на дни, и тому обидимому заплатит вычетом из его жалованья, по силе вины и разсмотрению Командирскому; а ежели рядовой: тот будет наказан кошками у шпиля»1.

Нормами главы XIV «О поносительных письмах, браны и ругательных словах» предусмотрена ответственность за нарушение чести и достоинства посредством компроментирующих писем и брани, в частности: ст. 103 «Кто какой пасквиль сделает» предписывает – «Кто пасквили или ругательные письма тайно сочинит, и тако тем кому безчестие учинит, оному надлежит наказание такое учинить, что было довелось тому, про кого он писал, ежелиб он в том виноват был»; ст. 104 «Кто про кого станет говорить к повреждению чести» устанавливает денежную компенсацию из жалования обидчика – «Ежели Офицер о другом чести касающияся, или поносныя слова будет говорить, дабы тем его честное имя обругать и уничтожить: оный имеет перед обиженным и перед судом обличать свои слова и сказать, что он солгал, и сверх того лишен будет полугодоваго жалованья, из которого половина обидимому, другая в гошпиталь, и тож время служить в рядовых. Ежели же виноватой по суду прощения просить не захочет: то лишен будет своего чина вовсе»; ст. 105 «Кто кого с сердца выбранит» наряду с христианским прощением предусматривает компенсацию – «Ежели кто другаго не одумавшись с сердца или не опамятовясь бранными словами выбранит: оный перед судом у обиженного христианского прощения имеет просить; и ежели гораздо жестоко бранил: то сверх того наказанием денежным наказан будет»2.

Артикул (устав) воинский от 26 апреля 1715 г. включает в себя правовые нормы, гарантирующие государственную защиту личных неимущестПамятники русского права. М., 1961. Вып. 8. С. 514.

Памятники русского права. М., 1961. Вып. 8. С. 514–515.

венных прав потерпевшего. При этом не дается общеправовая характеристика потерпевшего лица, однако, исходя из текста различных статей им могли быть государь, вышестоящий офицер и обычный солдат.

Глава третья Артикула «О команде, предпочтении и почитании вышних и нижних офицеров, и о послушании рядовых» содержит ст. 19, в которой определено наказание в виде четвертования в случаях совершения не только насильственных действий против монарха, но и его оскорбления – «Есть ли кто подданный войско вооружит или оружие предпримет против его величества, или умышлять будет помянутое величество полонить или убить, или учинит ему какое насильство, тогда имеют тот и все оныя, которыя в том вспомогали, или совет свой подавали, яко оскорбители величества, четвертованы быть, и их пожитки забраны».

В то же время ст. 20 предусматривает отдельную санкцию в виде смертной казни посредством отсечения головы за оскорбление государя хулительными словами и непристойным рассуждением – «Кто против его величества особы хулительными словами погрешит, его действо и намерение презирать и непристойным образом о том разсуждать будеть, оный имеет живота лишен быть, и отсечением главы казнен».

Санкция ст. 22 содержит охранительную норму о защите нематериального права при посягательстве на честь и достоинство фельдмаршала или генерала, закрепляет альтернативную санкцию в виде телесного наказания или смерти: «Кто фельтмаршила или генерала бранными словами поносить, или в компаниях и собраниях протчих предосудительные слова их чести касающиеся, говорить будет, тот имеет телесным наказанием наказан быть, или и живота лишен» 1.

Наряду с законодательными санкциями за совершение преступлений, посягающих на нематериальные блага, правовые акты Петра I содержали нормы, направленные на предупреждение совершения в армии обиды. Так, Российское законодательство X–XX веков: в 9 т. Т. 4. Законодательство периода становления абсолютизма. М., 1986. С. 331– 354.

еще до принятия воинского Артикула, в 1706 г. был издан Указ «О порядке принесения жалоб военнослужащими и запрещении коллективных челобитий». Положения ст. 64 Указа предусматривают норму, запрещающую нанесение обиды в отношении офицеров и солдат: «Который офицер драгуну или солдату иной роты какую обиду учинит и тому бить челом о том капитану своей роты, чтоб он за него об ево обиде донес полковнику, а мимо капитана отнюдь полковнику не бить челом. А буде капитан о том полковнику не донесет, тогда мочно и полковнику бить челом своего офицера, что он об обиде его не донес полковнику. Ежели кто из драгун или солдат в обиде похочет бить челом на полковника своего или в протчих вышних офицерах на кого, и те бы писали и подавали челобитные всякой своим именем в своей обиде, а не от своего полку, и про иных своих братьи обид и тех челобитных не приписывать, и не токмо от всего, но и по два человека и более в одних челобитных о разных обидах не писатца» 1.

Манифест «О поединках», изданный 21 апреля 1787 г. Екатериной II Алексеевной (российская императрица с 1762 по 1796 гг. Урожденная Софья Фредерика Августа, немецкая принцесса Анхальт-Цербстская. Пришла к власти, свергнув Петра III с помощью гвардии. При ее правлении: значительно окрепло русское абсолютистское государство; усилилось угнетение крестьян; проведены реформы центрального и местного управления, судебной системы; законодательно закреплены сословный строй, привилегии дворян, частная собственность; принимались меры по расширению системы образования; введены бумажные деньги – ассигнации, и др. В преобразовательной деятельности придерживалась положений философии французских просветителей), явился универсальным правовым актом, сочетающим в себе материальное и процессуальное законодательство при регулировании вопросов, связанных с защитой чести и достоинства потерпевшей стороны. В его преамбуле сказано, что издается он в отношении дворянства с целью охраны чести родов и лиц на времена настоящие и буВоенные уставы Петра Великого: сб. док. М., 1946. С. 64.

дущие, соразмерно прежним заслугам, нынешним и «впредь от потомства их надежно ожидаемым».

В положениях статей 1-5 Манифеста установлены запреты на совершение поединка при наличии умысла в собственном деле сделаться судьей, при вынутом оружии. Запрещено вызывать на драку (поединок) словом, письмом или пересылкою; давать согласие на вызов. Не допустимы брань или попреки в отношении лица, повиновавшегося закону, не вышедшему на поединок. Помимо того, предусмотрены нравственные правила, которыми следует руководствоваться в жизни: «1. Не делай другому, что не хочешь, чтоб тебе сделано было. 2. Справедливый человек не оскорбляет, не обижает. 3. Благородная душа не поносит, не поклепит. 4. Великодушный человек прощает и самым поведением своим оправдается» 1.

Статьи 8-16 дают юридические толкования терминов «оскорбление», «обида» и называют различные виды и роды последней. Так, «оскорбление или обида есть: буде кто кого вредит в праве или по совести, как то: порочит, поклепит, пренебрежет, уничижит или задерет» (ст. 8). При этом выделены виды обиды: с намерением (ст. 9), словами (ст. 12), письмом (ст. 13), действием (ст. 14), тяжкая, то есть причиненная: в общенародном месте – храме Божием, Дворце Императорского Величества; в присутственном месте, когда обиженному нанесена обида во время отправления своей должности, при лицах, власть имеющих, во многолюдном собрании или обществе; при нанесении обиды отцу или матери чадом; хозяину или хозяйке служащим; начальнику подначальным; власть имеющего подвластному; ударом рукою или орудием в опасное место, по лицу или голове (ст. 16). Наряду с видовой квалификацией обиды приведена и родовая: словом, письмом, действием2.

Кроме материальных норм, Манифест содержит и процессуальные, направленные, в частности, на защиту прав посредством предъявления в суде гражданского или уголовного иска в случаях нанесения обиды. Так, Законодательство Екатерины II. М., 2001. Т. 2. С. 855.

См.: Законодательство Екатерины II. М., 2001. Т. 2. С. 856–857.

при тяжкой обиде потерпевшим мог быть подан иск уголовный, при другой – гражданский (ст. 18). Вместе с тем приводятся и альтернативы исковой форме восполнения нарушенного нематериального права – примирение сторон (ст. 21, 26), лишение права на иск при нанесении обидчику равной обиды (ст. 24). В документе обозначены также ограничивающие нормы, например: ст. 30 запрещает подчиненному вызывать на драку своего начальника; ст. 31 не допускает выход начальника на драку; ст. 32 не позволяет подданным и в России живущим, прежде всего благородному дворянству, военнослужащим или служившим, самовластно дракою брать удовлетворение; ст. 33 исключает возможность самовольного нахождения подданных и в России живущих, прежде всего благородного дворянства, военнослужащих или служивших, при драке (поединке) или способствования этому1.

Статья 46 указывает условие применения наказания к лицам, обоюдно решившим окончить ссору скрытной дракой: «Буде кто с кем согласится ссору кончить дракою или поединком, не выбрав посредников, то за пренебрижение посредничья примирения в чести и безчестии, обоих выгнать из службы, из общества дворянства исключить и не терпеть в беседах и собраниях, разве добровольно отдадутся суду под стражу и в суде докажут, что не суть злодеятели или ослушники закона»2.

В ст. 51 Манифеста (предпоследней) дается наставление подданным России и лицам, находящимся на ее территории: «Увещеваем и п овелеваем подданным нашим и всем в Российской империи находящимся и живущим людям всякого чина и состояния: 1. Жить мирно. 2. Почтение отдавать каждому принадлежащее и повиноваться начальству и власти, над ним поставленной. 3. Каждому стараться предупредить н едоразумения, ссоры, споры и прения, кои могут довести до огорчения.

4. Буде кто кому окажет неудовольствие или принесет жалобу за его слова или поступки, то сие чинить без вспыльчивости и огорчения при посредниках; ответчик же жалобщику имеет дать при тех же посредн иках все нужныя объяснения без вспыльчивости и огорчения, чтоб с обеих сторон оказано было законное послушание и почтение к власти законодательной» 1.

В юридической теории и судебной практике XIX в. созрели необходимые предпосылки для легализации термина и правового института «моральный вред» в нормах российского права. Определение термина «бесчестье», сформулированное в действовавших Законах гражданских, уже не удовлетворяло ни теоретиков права, ни практикующих юристов. Редакционная комиссия по составлению Гражданского уложения в первоначальном издании Законов гражданских (1832) дала следующее определение: «Денежное вознаграждение, определяемое судом гражданским в удовлетворение за обиду, когда она не есть беда тяжкая, подлежащая суду уголовному, называется бесчестьем» (ст. 380)2.

Данная формулировка в общем виде повторяет ст. 16 и 18 Манифеста «О поединках»3. Отсылочный характер нормы ст. 380 и ее неконкретность послужили основанием для Редакционной комиссии при издании Законов гражданских (1841) к разъяснению основного понятия этой статьи (в издании 1841 г. – ст. 556). Бесчестье раскрывалось как вознаграждение или творение пострадавшего за обиду, включающую также вред, хотя и не имущественный, а нравственный4. Тем самым в российском гражданском законодательстве впервые появился термин «нравственный вред». Однако такое толковаЗаконодательство Екатерины II. М., 2001. Т. 2. С. 862–863.

Будякова Т.П. Индивидуальность потерпевшего и моральный вред.

СПб., 2005. С. 11.

См.: Моносзон С.М. О происхождении ст. 644–682 и 684–689 Свода законов гражданских // Труды слушателей юридической семинарии / Московский городской народный университет им. А.Л. Шашевского. М., 1913.

С. 18–19.

См.: Законы гражданские (Свод законов. Т. X. Ч. 1, изд. 1900 по прод.

1906, 1908, 1909) с разъяснениями правительствующего Сената. 4-е изд. / сост. И.М. Тютрюмов. СПб., 1913. С. 522.

ние бесчестья уже являлось существенной новацией для российского гражданского законодательства, что не входило в задачи, поставленные перед Редакционной комиссией императором Николаем I. В последующих редакциях закон определял бесчестье как платеж за обиду (ст. 667 в более поздних изданиях Законов гражданских)1.

Позиция Редакционной комиссии, выраженная в издании Законов гражданских 1841 г., тем не менее пользовалась поддержкой судебной практики.

Например, Комиссия по составлению проекта Гражданского уложения отмечала, что еще в 1842 году в одном из решений Уголовного кассационного департамента указывалось, что под бесчестьем следует понимать вместе с обидой и неимущественный вред, производимый ею2. Такое объяснение термина закрепилось не только в судебной практике, но и в теории российского гражданского права. В частности, В.И. Синайский рассматривал бесчестье как причинение вреда потерпевшему посредством нанесения личной обиды или оскорбления3.

В дальнейшем возмещение вреда стало регулироваться Гражданским уложением от 21 марта 1851 г.4 В нем встречаются лишь отдельные аналоги института компенсации морального вреда, которые не охватывают все случаи его причинения. Так, ст. 667–670 предусматривают взыскание платежа в пользу потерпевшего от обиды или оскорбления от 1 до 50 рублей взамен уголовного наказания. Однако в Уложении нет норм, устанавливающих компенсацию морального вреда за причинение ущерба здоровью, совершение убийства, что, видимо, ставило потерпевшего или его родственников в См.: Гражданские законы (Свод законов. Т. X. Ч. 1) по решениям правительствующего Сената. 15-е изд., испр. и доп. СПб., 1884.

См.: Гражданское уложение. Проект Высочайше учрежденной Редакционной Комиссии по составлению Гражданского уложения. Кн. 5. СПб., 1899.

С. 628.

См.: Синайский В.И. Русское гражданское право (пособие к изучению т. X, Ч. 1 Законов гражданских и сенатской практики). Киев, 1892. С. 303.

См.: Полное собрание законов Российской империи. Собр. 2-е. XXVI.

Отд-е. 1. 1851. СПб., 1852. С. 210–224.

затруднительное положение ввиду недопустимости денежных выплат за нанесенные им страдания.

С.М. Моносзон отмечал, что учение о непосредственном причинении вреда и убытков, заложенное в основу Закона от 21 марта 1851 г. «О вознаграждении за вред и убытки, причиненные преступлением или проступком», в рамках действующего Гражданского уложения сыграло весьма большую роль в русском праве. В нем предусматривалась градация ответственности по степени вины и последствий преступления.

Например, в случаях причинения кому-либо телесного повреждения или смертоубийства виновный должен был возместить, во-первых, все непосредственно вызванные его деянием особые расходы (на лечение, уход за больным, погребение убитого), во-вторых, расходы на содержание семейства больного во время болезни. Кроме того, если в результате преступного деяния наступала инвалидность или смерть потерпевшего, виновный обязывался: при инвалидности – обеспечить существование потерпевшего и его семейства «сколько это позволяет ему собственное состояние» (по решению суда), в случае смерти – предоставить семье погибшего (родителям, жене и детям) «достаточное и, по возможности, приличное по состоянию его семейства содержание» (по усмотрению суда и соразмерно с имуществом виновного), но только тогда, «если убитый содержал собственными трудами своих родителей, жену и детей» и они не имеют других средств содержания или же эти средства недостаточны (ст. 657–871)1.

В связи с этим представляется, что установление законодательством середины XIX в. компенсации за моральный вред, причиненный пострадавшему преступлением, которая предусматривалась не всеми уголовно наказуемыми статьями, обусловливалось частичным недоверием общества в лице законодателя к развитию данного института в России. Принятию этого Закона способствовала деятельность М.М. Сперанского, который впервые в российском законодательстве выделил гражданское право См.: Моносзон С.М. Указ. соч. С. 39–54.

в отдельную отрасль, отграничив обязательства от причинения вреда преступлением.

В Уложении «О наказаниях уголовных и исправительных» (1845 г.) содержится ряд норм, касающихся вопросов вознаграждения за вред, причиненный потерпевшему. В частности, в ст. 59 говорится о том, что виновные в преступлении, причинившем кому-либо убытки или вред, сверх наказания, к которому присуждаются, обязаны вознаградить за этот вред или убыток из собственного имущества, в точном соответствии с постановлением суда1. Такое положение было сохранено и в Уложении 1903 г.2, но в нем, как и в предыдущем, не указывалось, за какие именно уголовные преступления назначается вознаграждение за вред. Данный вопрос решал суд, назначавший постановление о выплате потерпевшему вознаграждения виновным лицом. При этом не было разделения вреда на виды, а его дифференциация заменялась одним термином – вред от преступления. В целом уголовное законодательство конца XIX–начала XX в. было справедливым по отношению к потерпевшему. В нем хотя и были определенные недостатки, отмеченные выше, но оно напрямую касалось вопросов вознаграждения за вред, причиненный от преступления, в отличие от действующего в настоящее время уголовного законодательства России.

Помимо уголовно-правового установления компенсации вреда, причиненного преступлением, в 1900 г. в России был опубликован проект Гражданского уложения, в котором предусматривалось право суда по своему усмотрению назначать денежную сумму за нравственный вред, причиненный телесным повреждением, в случаях лишения свободы или нанесения оскорбления, а также при изнасиловании «девицы, обольщенной обещанием на ней жениться». Однако этот документ был подвергнут активной критике со стороны юристов (Г. Верболовский, Я.К. Городский, П.Н. Гуссаковский, См.: Свод законов уголовных. Кн. 1. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. СПб., 1866. С. 14.

См.: Уголовное уложение 1903 г. СПб., 1903. С. 4–5.

К.П. Змирлов и др.) по причине неохваченности многих видов правонарушений, совершение которых также причиняло моральный вред потерпевшему.

При этом высказывались негативные мнения по поводу возмещения морального вреда, в частности, денежными средствами из-за невозможности объективного установления размера его компенсации1.

Одним из противников материальной компенсации морального вреда был Г.Ф. Шершеневич, считавший, что «нужно проникнуться глубоким презрением к личности человека, чтобы внушить ему, что деньги способны дать удовлетворение всяким нравственным страданиям. Переложение морального вреда на деньги есть результат буржуазного духа, который оценивает все на деньги, который считает все продажным»2.

По большому счету, дореволюционный законодатель не препятствовал возмещению неимущественного вреда о чем свидетельствует, в частности ст. проекта Гражданского уложения 1910 г., в которой подчеркивается, что каждое лицо охраняется законом от насилий, обид и всяких иных противозаконных посягательств на личную его неприкосновенность, честь, свободу, имя или имущество3. В связи с этим С.А. Беляцкин отмечает: «Пусть даже законодатель не задавался серьезно мыслью о нематериальном вреде, а сосредоточивал внимание, главным образом, на имущественном ущербе ввиду большинства случаев именно такого ущерба. Но раз закон не выразил категорического веления по этому предмету, он, по меньшей мере, развязал руки практике»4.

Впоследствии Сенат развил теорию возмещения нематериального вреда в связи с увечьем, истолковывая понятие такого вреда, как всякий вред, См.: Сухаревский И.А. Компенсация морального вреда в уголовном судопроизводстве: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Краснодар, 2003. С. 10.

Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. М., 1912. Вып. 3. С. 83.

См.: Гражданское Уложение 1910 г. Кн. 1. Положения общие: проект Высочайше учрежденной Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения (с объяснениями, извлеченными из трудов Редакционной комиссии) / под ред. И.М. Тютрюмова. М., 2007. С. 37.

Беляцкин С.А. Возмещение морального (неимущественного) вреда.

М., 1997. С. 44–45.

всякое зло, которым подвергся потерпевший. Из этого следует, что законодатель автоматически относил категорию морального вреда к общей трактовке вреда, видимо, исходя из того, что «…в сущности, механизм психических потрясений имеет такой же соматический характер, как и непосредственные физические повреждения на организм человека» 1.

И.Я. Фойницкий полагал, что «обида, нанесенная человеку, чувствуется им как вторжение в сферу его личности, как оскорбление его полноправия, и это чувство вызывает рефлекс в виде оплаты за обиду в период мести. Мало-помалу грубые первоначальные формы смягчаются, и оплата перестает быть делом непосредственного рефлекса, подчиняясь указаниям совести, которая как продукт чувственный стороны человеческой природы, умеренной общежитием, создает для человека правила деятельности; отсюда – нравственность, справедливость. Таким образом, грубое чувство боли от обиды сменяется моральными правилами совести, требующими пропорциональности между обидой и оплатой» 2. По этому поводу А.О. Кистяковский писал: «Независимо от общественного вреда преступление причиняет вред частному лицу. Нравственная часть вреда и нередко часть его материальная бывают невознаградимы. Преступление нередко причиняет такой вред и такие убытки, которые вполне могут быть материально вознаграждены, если же нет, то, во всяком случае, материальное вознаграждение за вред и убытки может хотя бы отчасти уменьшить бедствия и несчастье, причиненные преступлением»3.

По мнению А.А. Жижиленко, говоря о возмещении вреда, как об институте, выполняющем определенные отличные от других институтов функции, необходимо иметь в виду следующее. Этот институт может быть использован в качестве одного из средств борьбы с преступностью, что иногда и бывает, поскольку имеются указания на возмещение вреда в уголовных кодексах, где, Белогриц-Котляревский Л.С. Учебник русского уголовного права. Киев;

СПб.; Харьков, 1903. С. 197.

Фойницкий И.Я. Указ. соч. С. 12.

Кистяковский А.О. Элементарный учебник общего уголовного права.

Т. 1. Общая часть. Киев, 1875. С. 407.

однако, речь идет лишь о вреде, причиняемом преступным деянием. Некоторые уголовные кодексы отводят в своей структуре известное место и вознаграждению за вред и убытки, причиненные преступлением, например Уложение о наказаниях уголовных и исправительных (ст. 59–64), другие, в частности, Уголовное уложение 1903 г., – не вносят в текст своих определений, упоминая лишь о возмещении вреда, происходящего от преступного деяния. В целом идея общего предупреждения, несомненно, присуща возмещению вреда, так как сознание человека о том, что он, в случае неправильного обогащения, обязан будет возместить вред, причиненный его действиями, должно являться для него побудительной причиной отказа от совершения противоправных поступков. В связи с этим наказание и возмещение вреда не должны противопоставляться друг другу, поскольку одно из этих понятий лишь дополняет другое, образуя вместе с ним одно целое1.

Обязательства, возникающие вследствие правонарушения, а также обязательства по вознаграждению за причиненный вред и убытки, принадлежат, с одной стороны, к обязательствам имущественным и определяются началами юридических отношений об имуществе и ценностях, с другой – к области уголовного права и устанавливаются в соответствии с его положениями. Вопрос, в чем может состоять нарушение имущественных интересов и в чем должно состоять вознаграждение за их нарушение, решается по началам имущественных юридических отношений; вопрос же о том, кто должен возмещать нанесенный вред и убытки и в какой мере, разрешается по самому существу дела или на основании начал тех же имущественных юридических отношений, когда нарушение признается проступком или преступлением. Если нарушение не является преступлением или проступком, то и в этом случае обязательство вознаградить См.: Жижиленко А.А. Наказание: его понятие и отличие от других правоохранительных средств. Петроград: «Правда», 1914. С. 508–519.

за вред и убытки ничем не отличается от обыкновенных обязательств, кроме способа своего происхождения или установления1.

При этом нельзя игнорировать нравственный элемент в том вреде и убытках, которые причинены преступным посягательством. Отрицание его значения привело бы судебную практику к результатам, не согласующимся с интересами потерпевшего, для обслуживания которого и создан институт гражданского иска в уголовном судопроизводстве. Но нельзя также предполагать, что субъективные моменты, заключающиеся в чувствах и ощущениях, могут быть переводимы на деньги, или иную материальную мерку. Поэтому ввиду невозможности их игнорирования, необходимо признать, что суды должны принимать этот вред во внимание при оценке вреда материального, и во взаимном сочетании того и другого искать основания для определения той меры, в которой, по обстоятельствам данного дела, надлежит вознаградить потерпевшего в пределах свободы действий, предоставленных законом суду2.

Таким образом, проводимые в Российской империи научные исследования в различных областях юридической науки с конца XVII до начала XX в. свидетельствуют о существовании института морального вреда, праве пострадавшей от преступления стороны на его возмещение и необратимости преступных последствий этого вида вреда, что обусловило разработку законодательных актов, касающихся вопросов компенсации морального вреда, причиненного потерпевшему преступником. Кроме того, мировое сообщество в конце XIX в. обращало повышенное внимание на недостаточную защиту государством потерпевшего от преступления. Так, на состоявшемся в 1895 г.

в Париже международном тюремном конгрессе констатировалась необходимость применения более действенных мер для вознаграждения потерпевшего См.: Кавелин К.Д. Права и обязанности по применению к русскому законодательству. М., 2003. С. 359.

См.: Устав уголовного судопроизводства. Систематический комментарий. Вып. 1. Ст. 1–84. М., 1915. С. 52–53.

за причиненные ему преступлением вред и убытки1. Однако реализация планов по дальнейшему развитию института компенсации морального вреда в России еще долгое время была невозможной вследствие произошедших кардинальных политико-правовых изменений, обусловивших нецелесообразность его юридического существования в стране.

См.: Устав уголовного судопроизводства. Систематический комментарий. Вып. 1. Ст. 1–84. М., 1915. С. 16.

§ 3. Политико-правовое регулирование компенсации морального вреда в Советский период нашего Отечества Сложная политическая ситуация, сложившаяся в Российском государстве в начале XX века, во многом предопределила развитие института компенсации морального вреда в отечественной правовой системе. Россия как государство в своей истории претерпевала многочисленные перемены, вызванные изменением политической обстановки в обществе. Произошел его раскол, стала иной политическая надстройка, возник социальный кризис как последствие провальной для России Русско-японской войны (1904–1905 гг.), ускорившей начало буржуазно-демократических революций (1905-1907 гг.) и в феврале 1917 г., неудачной Первой мировой войны (1914–1918 гг.).

Катастрофическое состояние России было обусловлено и социальными конфликтами, изменившими не только политические взгляды людей, их культуру и правовые установки, но и форму политического и государственного устройства страны.

Российское самодержавие не смогло преобразоваться в действительную конституционную монархию, решить проблемы внутренней и внешней политики. Вследствие этого царь Николай II был вынужден отречься от престола 2 марта 1917 г. и впоследствии растрелен в июле 1918 г. со своей семьей в Екатеринбурге по решению президиума Уральского областного совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. Россия находилась в состоянии смуты, нищеты, голода и гибели сотен тысяч наших соотечественников. Временное правительство, взявшее на себя бремя управления государством в такой ситуации, не справилось с этой задачей. В результате Великой Октябрьской социалистической революции, совершенной в России под руководством большевиков, была образована Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика (РСФСР). По стране «шел» дух коммунизма, но общество, не готовое к столь новым изменениям, не могло полностью смириться с идеями социализма, что привело к Гражданской войне 1918– 1920 гг.

Возникшая ситуация не могла не затронуть интересы и права людей.

Население желало социальных изменений, которые хоть как-либо улучшили бы его состояние и уровень жизни. Произведенные на тот момент в стране преобразования были косвенно направлены на людей. Свидетельством этому является принятие Советской властью в 1917 г. первых декретов: «О мире» и «О земле», которые воплощали в себе основные идеи социализма, связанные с равенством людей и их возможностей, возобладанием социального начала над производственным, уничтожением частной собственности и обеспечением господства общественной собственности1.

На наш взгляд, принимавшиеся в это время советской властью нормативные акты лишь способствовали развитию и поднятию авторитета социализма, что не давало гражданам в полном объеме реализовывать свои права и правовую свободу.

Для утверждения своего господства не только в стране, но и в мире в 1922 г. Советами образовывается на территории бывшей Российской империи новое, первое в истории социалистическое общенародное государство – Союз Советских Социалистических Республик (СССР), провозгласившее свои идеи, порядки, правовую и политическую системы. Наряду с этим Советская власть должна была показать и укрепить свое преимущество перед устоями прошлого, что могло быть достигнуто посредством мощной партийной идеологии, ломкой старых основ общества. Чтобы люди поверили в силу, правоту и незыбленность коммунистических идей, нужна была система устрашения в виде политического насилия, внедряемого в общество. В этих целях началась борьба со взглядами, противоречившими замыслам советской власти, за изменение настроения общества и обращение его к новому порядку. Но вначале нужно было искоренить пережитки прошлого – религию и институт частной собственности.

Почему же религия, которой следовали люди, встала на пути социализма?

Потому что в России она исповедовалась повсеместно, так как являлась одной См.: Лившиц Р.З. Теория права. М., 1994. С. 24–25.

из основных форм общественного сознания. Безусловно, это не устраивало власть, тем более факт восстановления сана Всероссийского патриарха (5 ноября 1917 г. на Всероссийском церковном соборе Патриархом Московским и всея Руси был избран митрополит московский Тихон – в миру Вас. Ив. Белавин)1 как символа единовластия в православной церкви, в то время когда только недавно была свергнута единоличная власть монарха в стране. При этом нельзя было не учитывать и то обстоятельство, что в сознании православной части населения России коронование царствовавших монархов (церемония возложения короны на единовластного государя и возведения его на престол, являвшейся традиционной на Руси по форме и месту проведения – Успенский собор Московского Кремля, насчитывавшей четыре столетия, в ходе которой представителями высших православных священнослужителей совершались торжественный чин венчания и таинство миропомазывания на царство) твердо ассоциировалось с ниспосланием на помазанника божественной благодати, которому от самого Господа Бога вручалась царская власть над народом2.

Кроме того, церковь могла оказывать воздействие на взгляды и настроения людей в отношении производившихся преобразований, к тому же она заявляла, что покушение на весь строй ее жизни несовместимо с принадлежностью к православной церкви и навлекает на виновных кару вплоть до отлучения от нее. Это нашло подтверждение при проведении в жизнь декретов Совета народных комиссаров (СНК) РСФСР от 27 октября 1917 г.

«О земле» и от 20 января 1918 г. «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», которыми провозглашалась свобода совести и верований, религия признавалась частным делом граждан, церковь отделялась от государства и школа от церкви, а ее земли и имущество объявлялись народным достоянием3. Когда в 1918-1919 гг. набатный звон церковных колоколов разСм.: Советский энциклопедический словарь. М., 1980. С. 987, 1344.

См.: Ирошников М.П., Процай Л.А., Шелаев Ю.Б. Последний российский император Николай II. СПб., 1992. С. 25, 27, 35.

См.: Декреты Советской власти. Т. 1. М., 1957. С. 17–20; Собрание узаконений РСФСР. 1918. № 18. Ст. 263.

давался по всей России, по сведениям Высшего церковного совета, произошло 1414 беспорядков, в которых, по данным председателя Верховного трибунала РСФСР Н.В. Крыленко, были убиты 138 коммунистов1.

Вместе с тем рабоче-крестьянское правительство видело в реквизиционной церковной собственности, в том числе в крупных монастырских поместьях и миллионном состоянии ее казны, одно из средств материального укрепления Советской власти.

Борьба с частной собственностью необходима была для того, чтобы подчинить массы, упразднить классовое неравенство посредством проведения коллективизации (насильственного обобществления деревни) и раскулачивания, что способствовало упрочению новой власти, а также являлось одним из источников финансирования индустриализации.

Развитие института возмещения морального вреда в СССР во многом зависело от названных политических перемен в стране. Однако создание новой советской правовой базы в послеоктябрьский период не оказало должного содействия в становлении рассматриваемого института. Так, в 1917 г., был разработан проект закона «Об обязательственном праве», в котором предусматривалась ответственность за нравственный вред практически во всех договорных отношениях и лишь в некоторых деликтах. Последнее обстоятельство, конечно же, являлось недостатком этого проекта. К сожалению, происходившие изменения в России сделали невозможным его принятие по объективным причинам2. Институт возмещения морального вреда стал считаться «чужим» в советской правовой системе, поскольку признавался ею западным.

Буржуазный характер института морального вреда обычно обосновывался тем, что только в буржуазном обществе совесть и честь могли оцениваться в См.: Крыленко Н. В. За пять лет (1918–1922). Обвинительные речи по наиболее крупным процессам, заслушанным в московском и Верховном революционных трибуналах. М.; Пг., 1923. С. 67–69.

См.: Пешкова О.А. Ответственность и защита при причинении вреда неимущественным правам и нематериальным благам граждан и юридических лиц: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Волгоград, 1998. С. 7.

деньгах и продаваться. Резко критиковал предложения о возмещении морального вреда А. Зейц, возражения которого сводились к тому, что идея возмещения морального вреда по своей сущности является буржуазной, а потому – чужда советскому правосознанию. По его мнению, охрана неприкосновенности личности составляет цель уголовного, но не гражданского права. Повреждение здоровья может лишь тогда служить основанием для гражданско-правовых притязаний, когда оно создает для потерпевшего имущественный ущерб 1.

Противники признания института компенсации морального вреда в нашем гражданском праве аргументировали это его несовершенством, ссылаясь на исследование К. Маркса о возможности несовпадения между величиной стоимости и ее денежным выражением. Он считал, что некоторые вещи, сами по себе не являющиеся товаром (например, совесть, честь), могут стать для их владельцев предметом продажи и, благодаря своей цене, приобретать товарную форму. Вследствие этого вещь формально может иметь цену, не имея стоимости2. Авторы, выступавшие против компенсации морального вреда, полагали, что только в буржуазном обществе и буржуазном праве честь и совесть гражданина могут оцениваться деньгами, а нарушение чести и достоинства – влечь за собой денежную компенсацию, выражающуюся в возмещении морального вреда3. Следует заметить, что исследование К. Маркса было посвящено не проблеме морального вреда, а иному вопросу. Кроме того, никто из сторонников признания морального вреда не предлагал введения денежной компенсации за нарушение чести и достоинства гражданина социалистического общества. Речь шла о других случаях удовлетворения морального вреда4.

Вместе с тем в марксистской этике признание человека высшей ценностью считается сердцевиной гуманизма и необходимым условием общечелоСм.: Зейц А.М. Возмещение морального вреда по советскому праву // Еженедельник сов. юстиции. 1927. № 47. С. 1465–1466.

См.: Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т. 1. Кн. 1:

Процесс производства капитала. М., 1932. С. 56.

См., напр.: Шершеневич Г.Ф. Указ. соч. С. 83.

См.: Малеин С.Н. Возмещение вреда, причиненного личности. М., 1965. С. 12.

веческих норм нравственности. Это, в свою очередь, означает и признание таких основных прав человека, как право на жизнь, здоровье, счастье, свободу, труд, удовлетворение материальных и духовных потребностей, справедливость, равенство. Уважать, гарантировать и охранять человеческое достоинство – значит уважать и охранять основные жизненные права человека, обеспечивать достойные его условия жизни, относиться к нему как к высшей ценности1.

Против юридического признания морального вреда выдвигались и некоторые другие положения непринципиального характера. Так, высказывались опасения, что допущение исков о возмещении морального вреда породит у потерпевших соблазн использовать факт причинения морального вреда для извлечения из него некоторого источника дохода, повлечет за собой сутяжничество, а суд не везде и всегда сможет оказать этому достаточное сопротивление2.

По мнению О.А. Пешковой, несмотря на отсутствие в то время возможности денежного удовлетворения морального вреда, причиняемого гражданам преступлениями, в цивилистической литературе высказывались различные суждения по вопросу его компенсации, которые можно свести к трем точкам зрения:

1) компенсация морального вреда принципиально недопустима;

2) допустима в широком объеме, независимо от того, причинен ли при этом потерпевшему имущественный вред;

3) позволительна в ограниченных случаях – при нанесении вреда неимущественным отношениям и нематериальным благам как основной способ защиты этих прав и благ, а также как дополнительный способ защиты прав граждан в случаях причинения имущественного вреда, обусловленного деликтными обязательствами3.

См.: Белявский А.В. Во имя чести. М., 1988. С. 8.

См.: Варшавский К.М. Обязательства, возникающие вследствие причинения другому вреда. М., 1929. С. 43–44.

См.: Пешкова О.А. Указ. соч. С. 8.

Однако в отечественной судебной практике 20-х годов иногда встречались иски с требованием возмещения морального вреда, которые, как правило, не подлежали удовлетворению1. А.В. Белявский также отмечает, что в 20-е – начале 30-х годов в суды еще поступали иски о возмещении ущерба вследствие причинения нравственных страданий, но они, разумеется, отвергались. Например, брошенная мужем женщина требовала, чтобы тот уплатил ей за бесчестье. Другая предъявила иск, в котором просила выплаты трамвайным депо определенной ею суммы (5 тыс. руб.) в покрытие душевной боли, вызванной потерей ноги в результате несчастного случая. Суд обеим отказал2.

Между тем многие ученые не могли обойти стороной данную правовую проблему, так как моральный вред существовал в действительности, а последствия его порой бывали невосполнимы для потерпевшего. В связи с этим среди ученых в области не только гражданского, но и уголовного и уголовно-процессуального права велись острые дискуссии об определении морального вреда. Это является доказательством тому, что именно в то время, когда институт компенсации морального вреда не признавался на законодательном уровне, ученые все-таки проводили научно-исследовательскую работу по его изучению и возможности законодательной трактовки.

За юридическое признание морального вреда одним из первых в советской литературе высказался Б.С. Утевский, который считал возможным возмещение как имущественного, так и морального вреда. По его мнению, формальным основанием для решения вопроса об удовлетворении морального вреда являлась ст. 44 УК РСФСР (1926 г.), предусматривавшая возложение на осужденного обязанности «загладить вред», и ст. 403 ГК РСФСР (1922 г.), согласно которой возмещению подлежал не только имущественный вред, но и «вред, причиненный личности». Поскольку понятие личности охватывает духовную, моральную сферу человека, постольку право должно учитывать, прежде всего, моральный вред, причиненный личности. Удовлетворение моСм.: Малеин Н.С. О моральном вреде // Гос-во и право. 1993. № 3. С. 32–39.

См.: См.: Белявский А.В. Указ. соч. С. 152–153.

рального вреда не противоречило бы и ст. 410 ГК РСФСР (1922 г.), так как моральный вред – это один из видов вреда, причинением которого не может быть восстановлено прежнее состояние.

Б.С. Утевский исходил из того, что моральный вред, причиненный преступлением, часто более чувствителен для потерпевшего, чем вред имущественный.

Иногда преступление, не нанося потерпевшему никакого имущественного вреда, «коверкает всю его жизнь», вызывает тяжкое нравственное страдание, которое ничем не компенсируется. Им признавалось, что моральный вред, заключающийся в нравственном или физическом страдании, сам по себе, как таковой, не может быть возмещен и восстановлен за деньги, что, однако, не отрицает его компенсации в какой-либо форме, в том числе денежной. Размер последней должен определяться в каждом конкретном случае не по принципу эквивалентности, а исходя из особенностей дела, степени и характера морального вреда, имущественного положения потерпевшего и причинителя. Такое решение вопроса не противоречило бы законодательству и правосознанию, поскольку денежная компенсация морального вреда не исключает для обвиняемого уголовного наказания и потому не может рассматриваться как возможность «откупиться» от наказания1.

Аналогичная точка зрения по вопросу о возмещении морального вреда была высказана И.Д. Брауде2.

В 1939 г. вопрос о возмещении морального вреда был вновь поднят М.М. Агарковым. Им было предложено следующее его решение – допущение компенсации морального вреда в определенных, указанных в законе случаях.

Например, если затронута честь гражданина, то денежная компенсация морального вреда не может иметь места, поскольку в этом случае его возмещение противоречило бы достоинству гражданина и общественному социалистическому правосознанию. Не дает также права на возмещение причиненного вреда здоровью, выразившегося в неизгладимом обезображивании лица, См.: Утевский Б.С. Возмещение неимущественного вреда как мера социальной защиты // Еженедельник сов. юстиции. 1927. № 35. С. 1083–1084.

См.: Брауде И.Д. Возмещение неимущественного вреда // Революционная законность. 1926. № 9–10. С. 12–14.

не повлекшем за собой утраты трудоспособности. В то же время такое повреждение здоровья иногда сильно влияет на психику потерпевшего, уменьшает его возможности не только в общении с людьми, но и в получении образования, решении проблемы трудоустройства и др.

Когда в результате увечья наступает полная утрата зрения, паралич (или иное серьезное повреждение здоровья), то даже самое полное возмещение потерпевшему его заработка, расходов на лечение и уход могут не позволить ему изменить свои жизненные условия настолько, чтобы скрасить постигшее несчастье, заменить те радости, которые он имел, другими. Благо, которого лишился потерпевший, в частности, зрения, не подлежит количественному сравнению с благом, которое он может обеспечить себе денежной компенсацией (например, возможность заниматься музыкой). Однако при возмещении морального вреда эквивалентности и не требуется.

Имея в виду подобные случаи, М.М. Агарков предлагал ввести в гражданское законодательство правило, согласно которому «в случае, если повреждение здоровья потерпевшего влечет для него длительные страдания или лишения, суд может обязать ответственное лицо уплатить потерпевшему, помимо возмещения за имущественный вред, еще дополнительное возмещение в размере, определяемом судом. При этом суд может обязать уплачивать дополнительное возмещение в виде прибавок к периодическим платежам в возмещение утраты трудоспособности»1.

В научной литературе советского времени практически не рассматривались проблемы о законодательном регулировании определения размера компенсации морального вреда потерпевшей стороне. Вопросы о возмещении неимущественного вреда, анализа существа проблемы часто подменялись «фразеологическими упражнениями», невольно отталкивавшими тех, кто хотел бы найти правильное решение.

Агарков М.М. Обязательства из причинения вреда // Проблемы социалистического права. 1939. № 1. С. 73.

В более поздних научных работах также встречалось подобное. Их авторы высказывали предложения по формулировке понятия морального вреда, но при этом мало кто выдвигал идеи по определению размера его компенсации потерпевшей стороне, предложений по соответствующему изменению советского гражданского законодательства. Так, по суждению одних ученых, моральный вред – это ущерб, причиненный душевному состоянию человека и выражающийся в его душевных переживаниях и нравственных страданиях 1. С точки зрения В.М. Савицкого и других ученых, моральный вред есть не причинение нравственных страданий вообще, а причинение их в процессе такого посягательства на личность, ее честь и достоинство, последствия которого образуют один из элементов состава преступления (оскорбление, клевета и т. п.) 2.

По мнению Б.В. Скрипченко, моральный вред – это совокупность основанных на нормах права и морали нравственных, волевых и иных нематериальных отрицательных изменений, объективно происшедших или реально возможных у определенного лица в результате совершенного преступления3.

И.И. Потеружа, характеризуя моральный вред, отмечал, что такой «вред заключается в особо неблагоприятном моральном и психическом состоянии гражданина вследствие посягательства на его честь, достоинство и проставление в опасность его жизненно важных прав и интересов»4.

Представляется, что имевшаяся противоречивость во взглядах ученых по решению данной проблемы накладывала в какой-то степени отрицательСм.: Дубривный В.А. Потерпевший на предварительном следствии в советском уголовном процессе. Саратов, 1966. С. 8; Гуреев П.П.

Защита личных и имущественных прав. М., 1964. С. 85.

См.: Савицкий В.М., Потеружа И.И. Потерпевший в советском уголовном процессе. М., 1963. С. 7; Смаков К.Д. Некоторые вопросы предварительного расследования. Фрунзе, 1965. С. 38.

См.: Скрипченко Б.В. Потерпевший от преступлений. Владивосток, 1974. С. 179.

Потеружа И.И. Потерпевший в советском уголовном процессе:

дис. … канд. юрид. наук. М.; Минск, 1960. С. 3.

ный отпечаток на развитие института компенсации морального вреда, поскольку не было выработано четкой устоявшейся позиции как вообще по поводу возможности его компенсации, так и по определению морального вреда в частности.

В свою очередь, бездействие института компенсации морального вреда в СССР зависело и от уровня правовой культуры общества. Безусловно, марксистско-ленинская теория внесла свой вклад в человеческую и правовую культуру, кардинально изменив менталитет российского общества и его прежние устои. Вместе с тем сама правовая культура социалистического общества – это элемент его общей культуры, представляющий собой специфический способ человеческого существования в правовой сфере: методы правового регулирования общественных отношений, формы взаимодействия их субъектов, социально-психологическое отношение последних к явлениям правового порядка1.

Таким образом, многие дореволюционные идеи, например, о многогопартийности, частной собственности, существовавшие ранее в праве и в правовой культуре, оказались просто мертвыми. К их числу относился и институт компенсации морального вреда, так как сама фактическая процедура его компенсации потерпевшей стороне не была приемлема в советском обществе, а значит, и в советской правовой культуре – составляющего элемента общества и общественных отношений в целом. В связи с этим компенсация морального вреда рассматривалась как пережиток прошлого, как существовавший когда-то правовой обычай, связанный с защитой нарушенных прав граждан.

Несмотря на данное обстоятельство, термин «моральный вред» законодательно впервые был использован в Уголовно-процессуальном кодексе РСФСР 1960 г., где в статье 53 говорилось: «Потерпевшим признается лицо, которому преступлением причинен моральный, физический или имущественный вред».

Уголовный кодекс РСФСР 1960 г. в качестве одного из видов наказания предуСм.: Аграновская Е.В. Правовая культура и обеспечение прав личности. М., 1988. С. 12–15.

сматривал возложение обязанности загладить причиненный вред (ст. 32), не указывая при этом вид вреда, который будет заглаживать преступник потерпевшему. Исходя из приведенного уголовно-процессуального определения потерпевшего, этим вредом мог быть и моральный вред, причиненный преступлением. Кроме того, в уголовном законе отсутствовала статья, предусматривающая способы заглаживания вреда, в связи с чем можно предположить, что таким способом могла стать компенсация морального вреда потерпевшему. Термин «моральный вред» был по аналогии закреплен при определении статуса потерпевшего ст. 248 Кодекса об административных правонарушениях РСФСР 1984 г. Следовательно, административное, уголовное и уголовно-процессуальное законодательство того времени, в отличие от гражданского, имело прогрессирующее развитие в отношении института возмещения морального вреда.

Гражданский кодекс РСФСР 1964 года не исправил это положение.

В нем лишь было сказано, что он «регулирует имущественные и связанные с ним неимущественные отношения» (ст. 1), ничего не упоминая о моральном вреде. Только в 1990 г. в Законе «О печати и других средствах массовой информации», наряду с употреблением термина «моральный вред», говорилось и о возможности его материальной компенсации1.

Общая норма для компенсации морального вреда впервые была установлена Основами гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик, принятыми Верховным Советом СССР 31 мая 1991 г. и вступившим в действие на территории Российской Федерации с 3 августа 1992 г. Статья 131 Основ гласила: «Моральный вред (физические или нравственные страдания), причиненный гражданину неправомерными действиями, возмещается причинителем при наличии его вины. Моральный вред возмещается в денежной или иной материальной форме и в размере, определяемом судом независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда». Кроме того, было раскрыто и содержание термина «моральный вред» – «физические или нравственные страдаСм.: Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1990. № 26. Ст. 492.

ния». Аналогично определяется моральный вред и ст. 151 Части 1 Гражданского кодекса Российской Федерации (введена в действие с 1 января 1995 г. Федеральным законом от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ «О введении в действие Части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»)1, но в ней значительно уменьшен перечень объектов, при посягательстве на которые возможна денежная компенсация моральных страданий.

В силу отсутствия в советское время полного государственного внедрения института морального вреда в правовую систему, заменить компенсаторную функцию возмещения морального вреда, по мнению А.В. Белявского, могла публичная реабилитация, а более того, осуждение клеветника. Этим самым торжествовала бы справедливость, что давало пострадавшему достаточное моральное удовлетворение – возмещались его переживания либо заглаживалось испытываемое чувство мести. Вместе с тем в данных случаях могла возникнуть и необходимость материального возмещения причиненного вреда. В капиталистическом мире достоинство человека давно оценивалось деньгами, уважение к нему соизмерялось с его банковским счетом, на чистоган переводились самые высокие чувства, в том числе честь, вследствие чего там и была узаконена денежная компенсация за унижение, оскорбление, подрыв репутации.

Подобная компенсация практиковалась и в дореволюционной России.

При этом уже нельзя было требовать других наказаний для обидчика. На практике такие случаи приводили к явным издевательствам над личностью обиженного. Например, нанесший личную обиду мог ее компенсировать потерпевшему трехрублевым штрафом, а иногда прибавлял ему еще столько же и рассчитывался с ним оплеухой перед лицом торжествующего правосудия.

Нередко подвыпившие купцы платили официантам за то, что «мазали» им лица горчицей. Заносчивый офицер мог ударить «человека», заплатив ему потом по суду десятку – цену за унижение2.

См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1994. № 32.

Ст. 3301.

См.: Белявский А.В. Указ. соч. С. 152–153.