«СТРАТЕГИИ ИСТОРИЧЕСКОЙ СТИЛИЗАЦИИ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ПЕРЕВОДЕ (на материале англоязычной художественной литературы XVIII-XX вв.) ...»

Фразеология – прекрасный источник для переводчиков-стилизаторов, поскольку это сокровищница любого языка и неисчерпаемый источник речевой экспрессии. Свойства фразеологизмов в языковой системе таковы, что они могут сохранять архаичные формы, слова и структуры, некогда существовавшие в языке как элементы его словаря и синтаксиса, а затем утратившие свою самостоятельность, но функционирующие в речи в составе фразеологизмов. Поэтому фразеологизмы не только обогащают язык перевода, но одновременно поддерживают в читателе ощущение старины.

Являясь частью современного языка, фразеология сохраняет следы предыдущих этапов развития лексического и грамматического уровней языка. В первом случае участие во фразеологизмах устаревших слов ощущается сразу: легок на помине, как зеницу ока. Грамматические архаизмы, участвующие в организации плана выражения устойчивых словосочетаний, на первый взгляд, менее заметны. Наиболее полно во фразеологических единицах получают отражение устаревшие формы склонения имен существительных. Так, во фразеологизмах сохранились некоторые архаичные падежные формы имен существительных, например, прибавить шагу; с глазу на глаз, ни слуху ни духу, без году неделя. В устойчивых оборотах отражаются не только морфологические архаизмы, но и древние формы синтаксической связи между словами. Примером такого существительного.

разговорных оборотов («дать маху», оплошать, рад-радешенек, хватил через край, песенка спета, знал как облупленную, остаться в дураках, водить за нос, заварить кашу, хватило ума) снижает высокопарность архаизированных отрывков, придает им старинное, но не возвышенное звучание.

вышедших из современного языка, но понятных читателю, таких как сделать/возвратить/отдать визит, иметь удовольствие/несчастье, сделать партию, воздать сторицей, помимо прочего является украшением стилизованного во временном аспекте произведения. В образных фразеологизмах, как и в зеркале, отражается история и многовековой опыт духовной деятельности народа, его нравственные ценности, религиозные воззрения и верования. Некоторая часть фразеологизмов имеет яркую национальную специфику, их необходимо избегать в переводе: во всю ивановскую;, мамаево побоище; несолоно хлебавши; бить рублём.

При отборе варианта перевода следует учитывать стилистическую окраску фразеологических оборотов. Разговорные фразеологизмы употребляются преимущественно в обиходно-бытовой речи и имеют грубовато-сниженный стилистический оттенок: вынь да положь, шишка на ровном месте, крутить хвостом, книжные – свойственны по преимуществу письменной речи и обычно придают ей оттенок приподнятости и торжественности: учинить расправу, стереть с лица земли, в мгновение ока и.т.д.

Г. Синтаксические средства исторической стилизации Как и при передаче других устаревших средств оригинала в переводе, заключается не в подборе соответствующих архаичных синтаксических последовательного переводческого отбора в языке перевода образовалась система. В такой системе языковые средства стилизации одного уровня не преобладают над другими и не контрастируют друг с другом по стилю / колориту или временной принадлежности. Например, использование архаичной лексики в абсолютно современном синтаксисе вряд ли сможет обеспечить иллюзию исторического правдоподобия, точно также как конструкциях нарушает образ изображаемой эпохи.

выразительности», говорил Н.М. Любимов (Любимов Н.М., 1987: 155). К сожалению, переводчики часто пренебрегают синтаксическим средством стилизации текста, предпочитая ему лексику. Тем не менее, исключение из художественное правдоподобие. Самыми распространенными средствами синтаксической архаизации, по нашим наблюдениям, являются: на уровне словосочетания – использование местоимения в постпозиции по отношению к существительному (рука твоя, отец мой), на уровне предложения – инверсия в группе подлежащее-сказуемое, типа: отвечала она ему, грозили действительности более широка по своему составу.

Помимо порядка слов, арсенал синтаксических архаизмов включает формы и конструкции, вытесненные из современного языка более продуктивными типами, например, безличная глагольная конструкция предложения, типа помнится, думается вместо помню, думаю или причастные обороты там, где современный русский язык предпочтет придаточное (могущая последовать опасность вместо опасность, которая могла последовать; часто хаживавший к нему в Париже вместо который часто приходил к нему в Париже).

Учет фактора коммуникативной ситуации и нормы языка перевода при фильтровании синтаксических средств требует того, чтобы архаичные синтаксические конструкции, которые воспринимаются сегодняшним читателем как неграмотная речь, не попали в текст перевода. Однако если выбор стилистического ориентира переводчика пал на достаточно удаленную эпоху, допустимо использование очевидно архаичных синтаксических средств. Например, в соответствии с нормой современного литературного языка, деепричастие может употребляться только при подлежащем, обозначающим субъект действия. Однако для синтаксиса ряда выдающихся писателей середины XVIII в. было характерно свободное, не связанное с подлежащим употребление деепричастий. У А.Н. Радищева читаем: «Лежа в кибитке, мысли мои обращены были в неизмеримость мира» («Путешествие из Петербурга в Москву», гл. «Любани»); «Совершив мою молитву, ярость вступила в мое сердце» (там же). Введение таких конструкций в текст перевода целесообразно в случае, если изображаемая эпоха значительно отстоит от современной по времени, а текст оригинала стилизован автором целостно (в частности, несогласованное деепричастие использовал М.Л. Лозинский при переводе «Жизнеописания Бенвенуто Челлини»).

Среди других архаичных синтаксических средств можно назвать типичное для послепетровских времен порядка слов в придаточном предложении (рамочную конструкцию): «воспоминание о прошлой чумной смертности, скорбной для всех, кто ее видел или другим способом познал», «совсем так, как огонь охватывает сухие или жирные предметы, когда они конструкция, при которой зависимые от существительного формы других существительных со всеми относящимися к ним словами ставятся впереди определяемого имени: «Буду я самолично тебя благодарить за все твои дружеские мне в бытность здесь одолжения» (письмо Бибикова к Фонвизину, 16 апреля 1774 г.) (примеры из книги В.В. Виноградова, 1982).

синтаксической формы на фоне современных лексики может привести к тому, что читатель припишет переводчику или автору плохое владение родным языком.

2.5. Типология текстов и стратегия исторической стилизации Вряд ли подлежит сомнению, что тексты, при переводе которых стоит задача исторической стилизации, неоднородны по своему составу. Описав различные факторы, которые должны приниматься во внимание при стратегии исторической стилизации, имеет смысл предложить типологию текстов на основе фактора дистанции времени как ключевого для исторической стилизации. Именно она позволяет, как нам представляется, выработать рекомендации, которые могут лечь в основу программы составляющей».

2.5.1. Типы текстов составляющая». Тексты неархаичные и неархаизированные, при переводе которых переводчик не сталкивается с временными сдвигами и не осуществляет исторической стилизации, рассматриваться не будут. Строго говоря, такой тип текста представляет скорее идеальный, нежели реальный вариант, поскольку время не статично, в языке постоянно появляются новые слова и понятия, а другие переходят в разряд устаревших, а, кроме того, реальность автора редко совпадает с первичной предметной ситуацией. Тем не менее, мы полагаем, что при отсутствии ситуации включенного изображения иной эпохи/культуры, незначительной временной дистанцией между временем написании можно пренебречь. Обозначим такие тексты без компонента другого времени как Т0.

Говоря о проблеме исторической стилизации в переводе, специалисты в области перевода и литературоведы традиционно подразделяют тексты на две группы: 1) написанные в отдаленную эпоху и 2) тексты с авторской исторической стилизацией, единогласно полагая, что различия в стратегии перевода определяются наличием в одних текстах архаичного, а в других – архаизированного языка. Перевод таких текстов классифицируют на диахронический и синхронический соответственно, забывая о том, что архаизированный текст может быть написан в эпоху, отличную от современной.

Типология «архаичный – архаизированный» выглядит не вполне полной и отвечающей задаче выработки рекомендаций по выбору стратегии исторической стилизации. Плодотворной представляется мысль отечественного литературоведа С. Л. Львова о том, что следует дополнить несколько упрощенное толкование понятия «историческая дистанция» в переводе (что мы и сделали, добавив ранее понятие «иллюзия дистанции времени») и каждый раз сопоставлять намерения автора оригинального художественного произведения прошлого и его язык (что мы намерены осуществить, предложив новую классификацию типов текстов). (Львов С.Л., 1967). Литературовед называет три случая историзма, с которыми может столкнуться читатель:

1) «архаичность языка является следствием того, что само произведение написано давно и что язык такого произведения воспринимается как архаический, независимо от намерения автора» (в качестве примера приведен роман Гриммельсгаузена «Симплициссимус»);

2) «не архаичность языка, на основе норм которого создано произведение, а намеренное архаизирование языка как стилистический прием, как результат осознанного стремления автора» (здесь примером может служить исторический роман Алексея Толстого «Петр Первый»);

3) «относительная архаизированность языка как стилистический прием автора накладывается на архаичность языка того времени, к которому относится произведение» (примером чему может служить «Гец фон Берлихинген» И.В. Гете).

Переводя сказанное на термины, более привычные для переводоведения, определим эти ситуации так:

1) время написания оригинала значительно дистанцировано от времени выполнения перевода, тогда как авторская стилизация отсутствует.

Тексты, подпадающие под такой случай, Р. Лефер предлагал называть архаичными, их перевод мы называем диахроническим (Лефер Р., 1994: 242). Обозначим их как Т1 (со временем тексты Т0 переводят в 2) автор оригинала сознательно прибегает к приему исторической стилизации и перевод выполняется в эпоху написания оригинала. Это современные архаизированные тексты (там же, с. 242), а их перевод называется синхроническим. Назовем этот тип текстов Т2;

3) автор оригинала сознательно прибегает к исторической стилизации и время написания оригинала значительно дистанцировано от времени выполнения перевода. Такие тексты можно назвать архаичными и одновременно архаизированными, а их перевод можно описать как диахронический перевод архаизированного текста. Такие тексты выделим в тип Т3.

Полагаем, что принадлежность текста к типу Т1, Т2 или Т3 определяет выбор стратегии при исторической стилизации. Предполагаемые стратегии для Т1, Т2, Т3 вытекают из обсуждения в первой главе, где были изложены точки зрения теоретиков перевода и дан анализ практики.

2.5.2. Стратегия исторической стилизации, предлагаемая для текстов типа Т Исходя из обзора, приведенного в первой главе, стратегией исторической стилизации при переводе архаичных текстов является умеренная модернизация. Положение о том, что тексты прошлых эпох нельзя воссоздавать в их полной историчности, подтверждает переводческая практика. Вступив на путь архаизации, переводчик и авторские намерения не передаёт, и жизнь читателям перевода усложняет. Попытка осуществить перевод на «старинном» языке своей культуры, которым переводчик не владеет естественно, обречена на провал, поскольку искусственность такого перевода будет сквозить если не в каждой фразе, то на каждой странице. В уже упомянутой нами книге «После Вавилонского столпотворения» Дж.

Стайнер рассказывает об опытах французского философа Эмиля Литтре (Littr) (1801-1881) и немецкого поэта и переводчика Рудольфа Борхарта (Borchardt) (1877-1945) по переводу «Божественной комедии» на устаревшие французский и немецкий языки соответственно. Переводы не полюбились читающей публике и были восприняты как причуда филологов. Одним из английских переводчиков, который на практике попытался воссоздать язык оригинала во всей его древности и в той же архаичности был Фрэнсис Ньюман (1805-1897). Ньюман полагал, что переводчик обязан сохранять каждую особенность оригинала, и чем эта особенность более необычна, тем больше стараний переводчик должен проявить (Cohen, J.M., 1962: 24). При переводе «Илиады» Гомера он попытался использовать настолько много саксонско-норманских слов, насколько возможно было отыскать в разных источниках. Ньюман создал своего рода искусственный дискурс на различных уровнях – в лексике, синтаксисе и стихосложении. Количество архаических средств в ньюмановской «Илиаде» было столь высоко, что текст перестал быть понятен, и автору пришлось снабдить его двухстраничным глоссарием с переводом слов на современный язык.

Современники Ньюмана резко осудили перевод. Венути цитирует обозревателя издания «The National Review» тех времен, по словам которого, вымученный искусственный английский язык создал у читателя представление о вымученном и искусственном стиле древнегреческого, тогда как в этом Гомера упрекнуть никак нельзя (Venuti L., 1995: 123-125).

Перевод, подобный описанному, игнорирует прагматические задачи перевода и, прежде всего, задачу обеспечить современному читателю то же эмоциональное восприятие текста, которое было у читателя оригинала.

Текст перевода создается для современного читателя, а поэтому должен быть написан на понятном ему языке. Тот аргумент, что фундаментальной особенностью художественного текста является его самодостаточность, направленность на самое себя (Р.О. Якобсон называл эту особенность эстетической функцией) не должен пониматься превратно как означающий, что переводчик должен переводить текст ради текста (Якобсон Р.О., 1975).

Художественный текст только тогда имеет эстетическую ценность, когда его стиль, понимаемый как звучание или строй слова, способен восприниматься как эстетический объект, то есть волновать, радовать, возмущать и т.д.

Непонимание смысла текста, к которому ведет употребление чрезмерно устаревших форм, просто не позволит читателю «окунуться» в текст и сформировать к нему какое-либо эстетическое отношение. Этим, в частности, можно объяснить существование внутриязыкового перевода, при котором переводчик осуществляет перевод с родного древнего/старого языка на современный родной язык (перевод романов Сервантеса на современный испанский язык, перевод «Слова о полку Игореве» с древнерусского на современный русский язык) с целью вновь открыть для читателя эстетическую ценность произведения.

К сожалению, даже внутриязыковой перевод не способен обеспечить читателю абсолютно равноценный текст без потерь и компромиссов. Это парадоксально и красочно доказывает Х.Л. Борхес в своем рассказе «Пьер Менар, автор Дон Кихота» (1938), повествующем о стремлении вымышленного им писателя Пьера Менара «переписать» роман Сервантеса, но при этом не сочинить второго «Дон Кихота» – ибо «это было бы нетрудно – но именно того «Дон Кихота». Дерзновенный замысел состоял в том, чтобы «создать несколько страниц, которые бы совпадали с написанными Мигелем де Сервантесом». Первый метод, о котором подумал Менар, заключался в том, чтобы «хорошо изучить испанский, возродить в себе католическую веру, сражаться с маврами или турками, забыть историю Европы между 1602 и 1918 годами...». Но такой путь был отвергнут как слишком легкий. Надо было остаться Пьером Менаром – человеком ХХ в. – и все же прийти к «Дон Кихоту». Результат кропотливой и мучительной работы Менара, на первый взгляд, превзошел все ожидания. Ему удалось создать текст, который слово в слово повторил текст Сервантеса, однако, при ближайшем рассмотрении оказалось, что он бесконечно более богат по содержанию. В книге Менара, хотя она и совпадала слово в слово с написанным Сервантесом, содержалось отражение собственного духовного опыта интерпретатора – человека новой эпохи. Попытка воссоздать произведение в его историчности и точности не увенчалась успехом.

Причина заключалась том, что, по словам Дж. Стайнера, «нет двух таких исторических эпох, социальных классов и культур, которые выражали бы мысли с помощью одинаковых слов и синтаксиса» (Steiner G., After Babel, 1998: 47).

Переводчик, желающий создать точную «копию» подлинника, может выбрать верные в историческом плане слово, грамматическую форму или оборот, но он и современные ему читатели не смогут абстрагироваться от позднейшей истории слов, а поэтому прочтение произведения будет неизменно отличным от первого прочтения. Как указывал С.В. Петров (Петров С.В., 1967: 229), «…впечатление современников оригинала за давностью лет обычно нельзя бывает восстановить, да и не нужно, ибо, читая, например, Ломоносова или Сумарокова, читаем мы их как люди ХХ века, а не ХVIII». Даже если переводчик найдет подходящее в хронологическом плане слово-эквивалент, описанные в произведении предметы и явления при чтении перевода будут включены в современный контекст. А значит, выбранные им средства будут восприниматься как антиквариат, которым в эпоху создания и первоначального прочтения произведения они не были (Steiner G., 1998: 47). В этом заключается еще одна причина ложности «археологического» подхода к переводу отдаленного произведения.

Философским обоснованием модернизирующего принципа перевода текстов, написанных в отдаленные эпохи, может послужить теория герменевта Х.-Г. Гадамера. Немецкий ученый указывал на то, что «переводчик должен переносить подлежащий пониманию смысл в тот контекст, в котором живет данный участник беседы», и «…это вовсе не означает, что переводчик искажает смысл, который имел в виду другой собеседник». Напротив, смысл должен быть сохранен; но, поскольку понимать его будут в контексте нового языкового мира, то выражен он должен быть иначе. (Гадамер Х.-Г., 1988: 447).

По мнению Х.-Г. Гадамера, задача переводчика – сообщить произведению искусства не современность, а одновременность (Gleichzeitigkeit) в том смысле, в котором понимал это слово датский философ С. Кьеркегор (1813–1855). «Одновременно» у Кьеркегора означает настолько всесторонне и взаимосвязанно опосредовать то, что не совмещается с человеком во времени, чтобы оно тем не менее познавалось и доподлинно воспринималось как нечто вполне современное, а не во временном отстоянии (Х.-Г. Гадамер, 1988: 173). В этом, по нашему мнению, и заключается квинтэссенция временной стилизации текстов первого типа: создать текст вновь для современного читателя и при этом передать его смысл и дух. Именно это значение мы вкладываем в понятие адекватной модернизации.

Опровержение архаизации в чистом виде как метода перевода текстов прошлых эпох не означает отрицание этого принципа как такового, в том числе при переводе текстов этого типа. Перевод художественного текста, написанного в отдаленном прошлом, должен быть выполнен так, чтобы передать дух времени, поэтому модернизирующий принцип при переводе таких текстов должен сочетаться с архаизацией, которой, однако, отводится меньшее место. Соотношение архаизации и модернизации всегда будет зависеть от прогнозируемых ожиданий конечных адресатов. Переводчик Д. Коуин рассказывает, что при выборе стратегии перевода лирики каталонского поэта начала XV в. Аузиаса Марка, группа переводчиков вначале была склонна использовать модернизацию в целях дать автору аудиторию в англоязычной культуре. Однако более глубокое рассмотрение творчества поэта в контексте литературы показало, что важнее было передать особенности индивидуального стиля этого чрезвычайно своеобразного для своей и мировой литературы автора, что в конечном итоге определило бльшую архаизацию, нежели предполагалось сначала (Keown D., 1996).

Если, переводя средневекового английского поэта, мы будем лишь осовременивать текст, то создадим различие между эстетическим восприятием современного английского и русского читателя. Читатель языка оригинала уже в самом языке ощутит аромат прошлого, и его восприятие получит особую окраску. А от русского текста, лишенного архаизмов, читатель подобного впечатления не получит. Покажется странным, если средневековый текст зазвучит по-русски как вполне современный, поэтому одна лишь модернизация не обеспечит оптимального варианта перевода. Сплошная архаизация при переводе будет, однако, еще большей фальсификацией, поскольку может быть приписана читателем внутренней потребности автора оригинала в архаизации.

Модернизация при переводе текстов такого рода должна быть умеренной и не отрицающей необходимость передачи исторической «патины». Резкая же модернизация всегда затрагивает тематический уровень текста, и надо помнить, что она прямо связана с использованием анахронизмов – реалий, несовместимых с временной обстановкой оригинального произведения. Такой тип модернизации всегда приводит к адаптации – более вольному виду интерпретации текста, чем перевод, поэтому противоречит требованиям адекватного перевода. Кроме того, резкая модернизация вызовет у чуткого читателя чувство недоверия к аутентичности текста, датированного более ранним столетием:

“ …некоторые читатели, без сомнения, самые чуткие, будут поражены эффектом несоответствия между языком, их языком, и «экзотическим» миром (другим пространственно-временным контекстом), к которому этот язык оказался «привязан» и в котором даже используется. Отсюда возникает проблема восприятия и появляется первый аргумент прагматического характера в пользу архаизированного перевода: применяя его, мы избегаем эффекта несоответствия”. (Lefere R., 1994: 243) Эксперимент Дж. Холмса с переводом рондо Шарля Орлеанского, полностью модернизировавшего поэтический текст на всех его уровнях (приведен ранее в первой главе), при всем своем остроумии по определению не может считаться переводом и даже не производит впечатления верности оригиналу. Текст воспринимается как принадлежащий другой эпохе лишь только в том случае, если читатель текста воспринимает языковую форму выражения как не вполне современную. Так же как смысл слов «вчера» и «близкий» зависит от времени и места, когда и где соответственно они используются, так и описанная в тексте эпоха и культура должна соотноситься с языковой формой выражения.

Впечатление о возрасте оригинала создается не скрупулезным и точным копированием языка прошлой эпохи, а несколькими штрихами (Н.М. Любимов). По меткому замечанию А. Андрес, И. Левого и ряда других исследователей, стилизация при переводе отдаленных произведений сродни стилизации театральной: она условна или иллюзионистична. Сегодня для того, чтобы у театрального зрителя возникло ощущение какой-либо далекой исторической эпохи, достаточно двух-трех характерных деталей:

довольно полосатой будки, чтобы зритель почувствовал себя в России Павла I. Но при этом необходимо, чтобы все то, что находится на сцене, кроме этой будки, не вступало в противоречие с таким ощущением, не мешало бы ему, не разрушало бы сценической иллюзии (А. Андрес). Те же законы действуют и в переводе художественной литературы: две-три приметы старины (характерный архаизм, инверсия, словосочетание, освященное для русского читателя дорогой реминисценцией) придают тексту желаемый колорит, но только в том случае, если иллюзию достоверности не разрушают явные анахронизмы, средства иного стиля или с иным национальным колоритом.

«Переводчик должен быть невидимым», как верно отметил Л. Венути, и искусственность его ремесла не должна слишком бросаться в глаза.

Умением переводчика быть невидимым восхищался и Н.В. Гоголь, который в письме к В.А. Жуковскому писал: “Переводчик поступил так, что его не видишь: он превратился в такое прозрачное стекло, что кажется как бы нет стекла”. Если переводчик обладает уникальным стилизаторским талантом, который позволяет ему воссоздавать произведение во всем его своеобразии для современника языка перевода и ничем себя не выдать, то такой переводчик может позволить себе бльшую архаизацию текста. Перевод «Жизни Бенвенуто Челлини», в котором М.Л. Лозинский, вопреки всеобщей критике, осуществил целостный подход к стилизации, сегодня признается жемчужиной стилизаторского искусства. Несмотря на то, что этот перевод был выполнен в далеком 1931 году, до сих пор ни один переводчик не решился взяться за новый перевод, видимо, сознавая невозможность создать лучший вариант.

Исходя из сказанного выше, стратегией перевода текстов типа Т является умеренная модернизация, предполагающая сохранение исторического своеобразия оригинала. Полагаем целесообразным назвать такой подход «адекватной» модернизацией, поскольку он, с одной стороны, ориентирован как на сохранение нюансов оригинала, а с другой – на воссоздание текста для новых условий прочтения. Признак «адекватная», кроме того, требует учета других релевантных факторов при осуществлении стратегии для достижения адекватности перевода в целом.

2.5.3. Стратегия исторической стилизации, предлагаемая для текстов типа Т сознательно прибегают к приему исторической стилизации и перевод которых выполняется в эпоху написания оригинала. Единодушно отмечается, что такой вид архаизации требует воссоздания в переводе.

Среди причин называется фактически только одна, но очень важная:

необходимость отражения авторской архаизации как элемента авторского намерения.

Стратегией перевода архаизированных текстов может быть только архаизация. Это положение не вызывает никаких споров среди переводчиков и теоретиков перевода, однако полагаем необходимым внести несколько дополнений. Во-первых, переводческая архаизация должна быть адекватной:

при ее осуществлении переводчику не следует забывать о том, что аудиторией является современник. Архаизация всегда направлена на сохранение исторического своеобразия оригинала, но адекватная архаизация одновременно направлена на преобразование текста в соответствии с потребностями новой аудитории. Это требование к архаизации вытекает из требования к переводу быть адекватным, то есть удовлетворять духу оригинала, с одной стороны, и духу современности, с другой стороны. Вовторых, полагаем, что при осуществлении архаизации важно учитывать характер авторской стратегии (условная / целостная).

В принципе, когда в литературе и переводе речь идет об авторской стилизации, ее не принято разделять на целостную и условную: под авторской стилизацией большинство людей понимают скрупулезную работу автора по воссозданию языка прошлого (как раз такой характер стилизации В.К. Ланчиков предложил называть целостным). Тем не менее, не только «писатель-археолог», а любой писатель, изображающий прошлую эпоху, пусть даже не ставящий своей целью достижение точности языка прошлого, проводит временню стилизацию. Так или иначе, он задумывается о недопустимости современной лексики и о необходимости использования если не архаизмов, то наверняка историзмов, а это стилизация, хотя и условная.

По нашему мнению, следует отойти от понимания авторской стилизации как обязательно целостной и фундаментальной работы по восстановлению прежних состояний языка. Разделение авторской стилизации на условную и целостную представляется очень важной задачей в предпереводческом анализе, поскольку характер авторской стилизации должен оставаться неизменным при перенесении текста в координаты иной культуры.

Условная авторская стилизация всегда поверхностная, выборочная, так как основана на иллюзионистском принципе использования ряда типичных черт на общем нейтральном фоне, тогда как целостная авторская стилизация характеризуется бльшим охватом и бльшей точностью в выборе средств.

Разница между двумя авторскими подходами к стилизации становится очевидной, если сравнить, например, историческую стилизацию в двух романах авторов ХХ столетия – Дж. Фаулза «Любовница французского лейтенанта» и «Обладать» А. Байетт. Стилизация Дж. Фаулза условна: текст, описывающий викторианскую эпоху, написан в целом современным языком.

Хотя использование архаизмов в тексте довольно широко, писатель то и дело намеренно разрушает впечатление достоверности отступлениями более умудренного опытом современника. Условный характер стилизации вполне соответствует задаче писателя отразить взгляд – порой весьма насмешливый – современника на викторианскую эпоху. Обдумывая замысел романа, писатель адресовал самому себе следующий «меморандум»: «Ты не пишешь ничего такого, о чем викторианские романисты забыли написать, но, может быть, нечто такое, о чем кто-то из них написать не сумел... Роман должен как-то соотноситься с “сейчас” писателя, поэтому не пытайся притворяться, будто живешь в 1867 году. Или сделай так, чтобы читатель точно знал, что это притворство». (Фаулз Джон, 2002: http://magazines.russ.ru/inostran/2002/1/ faul.html (доступ на 12.10.2006)). Дж. Фаулз комментирует описываемые в романе события с точки зрения современных знаний, иронически сопоставляет различные временные пласты. Он знает то, о чем не могут знать его герои; он ссылается на Фрейда, Сартра, Брехта, тогда как его герои – на Дарвина и Теннисона; прошлое и настоящее Дж. Фаулза – это будущее его героев, отмечает А. Долинин (Долинин А., 1985: 16).

Несмотря на игру с читателем, писатель старается дать аудитории правильное представление о викторианской эпохе и ее реалиях. Однако при работе над языком произведения, важнее передачи реальности для автора было соответствие изображаемого тому образу, который сложился у читателя задолго до написания романа. Вот что писал сам Фаулз о своей стилизаторской работе: «Что касается одежды, манеры общения, исторического фона и всего такого прочего, то для того, чтобы писать о годе, нужно просто найти кое-какие исторические источники. Однако, работая над диалогами, я очень скоро попадаю впросак, потому что настоящая разговорная речь 1867 года (насколько ее можно "услышать” в книгах того времени) слишком близка к нашему теперешнему языку и вовсе не звучит для нас как диалог прошлого века. Очень часто она не согласуется со сложившимся у нас психологическим портретом викторианской эпохи:

диалоги получаются недостаточно чопорными, недостаточно эвфемистичными и тому подобное… поэтому мне приходится чуточку “подтасовывать”, выбирая самые характерные клишированные и архаические (даже по нормам 1867 года) элементы разговорной речи. Такая “подтасовка”, диктуемая самим характером романа, отнимает больше всего времени».

Сказанное подтверждает высказанную выше мысль о том, что для мастера стилизации (автора и переводчика) действительно при осуществлении стратегии важным оказывается соотносить изображаемое с тем образом изображаемого, который закрепился в его собственной культуре.

Стилизация А. Байетт в романе, напротив, целостна. На страницах романа параллельно в двух временных планах разворачиваются две истории – двух филологов, современников читателя, и двух поэтов-викторианцев.

Два молодых литературоведа пытаются разгадать тайну найденного ими черновика письма, принадлежащего полузабытому поэту Викторианской эпохи и адресованного неизвестной женщине, которая, как впоследствии оказывается, была великой поэтессой. Тайна двух героев-поэтов становится известной из их писем и дневников, стилизованных А. Байетт под язык викторианской эпохи с поразительной достоверностью. Письма героев словно процитированы, а не написаны автором в ХХ веке. Такое правдоподобие достигается автором скрупулезностью в воспроизведении примет викторианского стиля на всех уровнях языка. Того же эффекта достигают переводчики романа В.К. Ланчиков и Д.В. Псурцев, которые осуществили сложную задачу воссоздания языка отдаленной эпохи при необходимости ориентироваться одновременно на язык родной литературы прошлого и на язык переводов произведений викторианской эпохи.

Достоверно изображая ту или иную эпоху, переводчик не может не учитывать прецеденты перевода писателей, описывающих ту же эпоху, поскольку представление современных читателей о прошлом иной культуры основано прежде всего на том, что им известно из переводов.

Как нам представляется, характер исторической стилизации оригинала нельзя менять в переводе. Если стилизация в оригинале условна, то и переводческая стилизация должна быть условна, если же авторская стилизация целостная, то и переводчик должен приложить усилия для целостного изображения языка. Несоблюдение этого принципа исказит авторский замысел, а значит лишит текст адекватности.

В современных текстах с условной авторской стилизацией язык произведения современный, а стилизация ограничивается лишь «штрихами», напоминающими читателю, что речь идет о прошлой эпохе. Такими «штрихами» чаще всего выступают лексические архаизмы или порядок слов, так как они – простейшее средство историзации. Цель авторской условной стилизации – создать впечатление нахождения в той реальности, а не воссоздать ее в точности. Для сохранения этого впечатления при переводе важно не разрушить его использованием очевидных модернизмов – слов, возвращающих читателя к современной действительности.

Как видно, задача автора архаизированного текста с условной стилизацией во многом совпадает со стилизаторской задачей переводчика устаревшего в языковом плане текста: и тот и другой творят для современного читателя, но если и пытаются вызвать у него ощущение присутствия в прошлой эпохе, то с помощью ограниченного числа архаизмов и недопущения новейших слов. Средства архаизации не ассоциируются у читателя с какой-либо конкретной эпохой, то есть носят «вневременной» характер. Как и в театре, где постановщик может намеренно разрушить образ, используя неологизм или аллюзию или продемонстрировав зрителю атрибут современной жизни, автор текста может намеренно разрушить образ. При желании автора вести игру с читателем (то перенося его в прошлое, то возвращая в настоящее), стратегия переводчика меняется соответствующим образом – при общей умеренной архаизации допускаются языковые средства современной эпохи.

Современные тексты с целостной авторской стилизацией характеризуются стилизацией под язык конкретной эпохи прошлого. В отличие от условной стилизации, для данного типа стилизации характерны, во-первых, яркий контраст с языком современности (автора) и, во-вторых, значительное языковое правдоподобие. Целостная стилизация требует от автора немалых творческих усилий и большого таланта – совсем не каждый писатель обладает способностью настолько хорошо чувствовать язык прошлого, чтобы свободно писать на нем. Это объясняет, почему так мало произведений, полностью стилизованных автором целостно. Часто целостная стилизация касается лишь части текста, а стилизованная прошлая эпоха описана на фоне нестилизованной современной. Не редок и такой случай: целостная стилизация присутствует только в прямой речи, поскольку то, что произнесено в прямой речи должно как можно больше походить на язык прошлой эпохи, при этом авторское описание может быть нейтрально в языковом плане.

Переводчику, вслед за автором, нужно убедить читателя, что перед Соответственно степень архаизации текста (количество архаизирующих средств), ее масштабы (задействование различных уровней языка) и достоверность (соответствие реальному языку того времени) должны быть несоизмеримо бльшие, чем при условной стилизации.

Выбор эпохи-ориентира при переводе будет зависеть от контраста между живым языком автора и языком стилизации, от фактора «времени в культуре». Способствовать накоплению знаний о языке прошлой эпохи могут, прежде всего, изучение литературы тех лет на родном языке и научных материалов по проблемам истории и стилистики русского языка.

Кроме того, при осуществлении целостной архаизации переводчик может столкнуться с тем, что любая крайность, даже в стремлении к верности, чревата нежелательными последствиями. Неукоснительное соблюдение принципа целостности не должно стать археологическим подходом к языку, который всегда выглядит назойливо и неестественно. Переводчика, осуществляющего целостную архаизацию можно сравнить с музыкантомвиртуозом, играющим сложную старинную мелодию на народных музыкальных инструментах.

При переводе текстов Т2 могут встречаться осложненные случаи, среди которых, в частности, изображение в тексте оригинала нескольких эпох, стилизованных в историческом плане автором. Их перевод требует особой переводческой чуткости, но укладывается в общие принципы.

Примером такого рода осложнений может служить четырнадцатый эпизод второй главы «Улисс» (1922) Дж. Джойса «Быки Солнца», в котором автор осуществляет стилизацию под различные этапы английского литературного языка – от древности до современности – и в частности под слог англосаксонских хроник, произведений Мэлори, Мандевилля, Дефо, Свифта, Филдинга, Карлейля, Диккенса и других писателей. Строго говоря, это стилизация на грани между исторической и подражательной стилю конкретного автора. В любом случае, ее адекватный перевод в координаты нашей культуры требует стилизации под различные этапы развития русского языка и, возможно, индивидуальные авторские стили. Это и попытались сделать российские переводчики С. Хоружий и В. Хинкис, познакомившие российского читателя с романом Дж. Джойса:

Часть 2, Эпизод 14 «Быки Солнца» Джеймс Джойс. «Улисс» Пер. James Joyce. Ulysses 14: Oxen of the С.Хоружий, В.Хинкис, «Избранное» (тт.1Sun 2). М., «Терра», 1997.

Universally that person's acumen is Всегда и повсюду того человека разумение весьма esteemed very little perceptive concerning недалеким полагают во всяческих предметах что whatsoever matters are being held as most сведущими из смертных наиболее признаются profitable by mortals with sapience endowed полезными для изучения коему то неведомо чего to be studied who is ignorant of that which самые искушенные в учености и особливого the most in doctrine erudite and certainly by почитания достойные за драгоценное убранство reason of that in them high mind's ornament высокого их ума неизменно придерживались когда deserving of veneration constantly maintain утверждали единодушно что при одинаковых when by general consent they affirm that прочих обстоятельствах процветание державы other circumstances being equal by no наивернейше свидетельствуется не блеском и exterior splendour is the prosperity of a пышностью а более мерою того сколь растут nation more efficaciously asserted than by the дани приносимые заботам о деле продолжения и measure of how far forward may have умножения рода каковое терпя ущерб составляет progressed the tribute of its solicitude for that корень всех зол при успешном же совершении proliferent continuance which of evils the сугубый являет знак нескудеющего original if it be absent when fortunately благоволения властительныя натуры.

present constitutes the certain sign of omnipollent nature's incorrupted benefaction.

The man that was come into the house then Муж пришедый в дом глагола к сиделице и spoke to the nursing woman and he asked her вопроси ю о здравии тоя жены яже тамо бе и how it fared with the woman that lay there разрешения ждаше. И сиделица восприявши рече in childbed. The nursing woman answered яко тая жена ныне три дни кряду муки терпяше him and said that woman was in throes now яко рожеству зело люту быти обаче ныне конец full three days and that it would be a hard уже приблизися. И рече еже виде рожества многа birth unneth to bear but that now in a little it но ни едино тольми жестоко бысть яко сия жены.

would be.

To be short this passage was scarce by Коротко сказать, помянутая дистракция достойную when Master Dixon of Mary in Eccles, возымела резолюцию, и посем Диксон магистр, goodly grinning, asked young Stephen what что от Марии Экклской, с приятностию was the reason why he had not cided to take разсмехнувшись, полюбопытствовал, из каковых friar's vows and he answered him obedience резонов юный Стивен не восприя иноческие in the womb, chastity in the tomb but обеты, и на то последний отвечал так: послушание involuntary poverty all his days. во утробе, целомудрие же во гробе, а бедность аще He was a kind of sport gentleman that went Он был весьма разбитной господинчик, строил из for a merryandrew or honest pickle and what себя рубаху-парня да валял дурака, и когда belonged of woman, horseflesh, or hot заходило дело о женщинах, лошадях или о свежем scandal he had it pat. To tell the truth he was скандальчике, случался он всегда тут как тут. По mean in fortunes and for the most part правде говоря, состояние его было скудным и hankered about the coffeehouses and low время он проводил большей частью по taverns with crimps, ostlers, bookies, Paul's трактирам и по кофейням в компании men, runners, flatcaps, waistcoateers, ladies вербовщиков, кучеров, тунеядцев, посыльных, of the bagnio and other rogues of the game or подмастерьев, жучков со скачек, девок уличных with a chanceable catchpole or a tipstaff often и бордельных и прочей избранной публики, а at nights till broad day of whom he picked иной раз просиживал и ночь напролет с up between his sackpossets much loose подвернувшимся сыщиком иль судейским, What is the age of the soul of man? As Каков имеет возраст душа человеческая? Коль she hath the virtue of the chameleon to скоро прирожден ей хамелеонов талант менять change her hue at every new approach, to be оттенки свои при всякой перемене окрест, быть gay with the merry and mournful with the радостною с веселыми, печальной с поникшими, downcast, so too is her age changeable as her ужели не зрим, что и возраст ее столь же All off for a buster, armstrong, hollering Из хором Хорна хором дернули все дерябнуть, down the street. Bonafides. Where you slep взявшись за руки, горланя на всю округу. По las nigh? Timothy of the battered naggin. правилам, путников и поздней обслужат. Где Like ole Billyo. Any brollies or gumboots in нынче дрых? Тим Гнутая Кружка. Друг ситный. А Как видно из приведенных выше отрывков, важнейшей задачей переводчиков при передаче намеренной стилизации в данном отрывке было сохранение целостности авторской стилизации и того контраста между эпохами, который представил читателю автор. При этом не важно, переводчиком в качестве стилистического ориентира, эпохе, выбранной автором для стилизации. Важно, чтобы представление читателя языка перевода об изображаемом было приближено к представлению читателя оригинала.

современных текстов является архаизация, которую мы определили бы не просто как умеренную, а как адекватную (то есть оптимальную). Признак обеспечивающих его адекватность. Учет предметной ситуации и фактора дистанции времени (в данном случае иллюзии дистанции времени) не позволит переводчику изменить характер целостной или условной авторской коммуникативных ситуаций в их взаимосвязи не позволит переводческому подходу быть радикальным архаизирующим или модернизирующим.

Одновременно, учет национального колорита исключит при фильтровании слова с неуместным русским колоритом, а учет нормы языка и нормы искажающие смысл оригинала, соответственно.

2.5.4. Стратегия исторической стилизации, предлагаемая для текстов типа Т архаизированные тексты, авторы которых сознательно прибегают к дистанцировано от времени выполнения перевода. Понятие «существенной»

или «значительной» разницы во времени (как и в пространстве) не отличается строгой научностью, хотя широко применяется теоретиками, исследующими проблему перевода произведений, написанных в отдаленную В.С.Виноградов, когда «времення дистанция … становится значительной, экстралингвистические характеристики соответствующих эпох различаются коренным образом». (Виноградов В.С. 1997: 55).

Пожалуй, третий тип текстов является самым сложным. Он сложен тем, что вынуждает переводчика одновременно столкнуться со всеми сложностями, которые таят в себе типы 1 и 2. С первым типом текстов тип Т3 роднит наличие естественно возникшей дистанции времени, а со вторым типом текстов – присутствие в тексте иллюзии дистанции времени, созданной автором (в отрывках текста или на всем пространстве текста). Из первой характеристики типа следует необходимость общей адекватной модернизации устаревшего языка оригинала, из второй – необходимость адекватной архаизации при переводе архаизированных частей текста.

Докажем данное положение.

Решая вопрос о том, какие из проявлений дистанции времени целесообразно отразить в переводе, переводчик вновь прежде всего должен ответить на вопрос о том, какие из них входили в авторский замысел. В момент написания текста естественный авторский язык совпадал с языком современной автору действительности, поэтому различие между нестилизованным языком автора и языком современности нельзя приписывать замыслу автора. Напротив, различие между естественным языком автора и языком, стилизованным им во временном аспекте, входит в авторское намерение. Как неоднократно было замечено, переводческая стилизация ставит своей целью воссоздание авторского замысла, тогда как в случае естественного устаревания ограничивается передачей впечатления или, иначе, созданием «патины». В связи с этим можно утверждать, что в текстах этого типа целесообразно воссоздать лишь контраст между стилизованным автором языком и языком современности (то есть осуществлять архаизацию), тогда как контраст между современным языком и естественным языком автора воссоздавать не следует (то есть осуществлять модернизацию). Различие между естественным языком автора и языком современности можно лишь слегка подчеркнуть, создав впечатление историзма первого, что, впрочем, входит в задачи адекватной модернизации.

Сказанное не означает, что при переводе текста данного типа следует прибегать к модернизации и архаизации в равной мере. Необходимо понимать, что соотношение модернизации и архаизации будет зависеть от того «объема» авторской стилизации, которая присутствует в тексте.

Например, если автором во временном плане стилизована только прямая речь, то архаизация должна коснуться только прямой речи, в других же частях основным принципом будет адекватная модернизация.

Как и при переводе текстов Т2, при исторической стилизации архаичных и одновременно архаизированных текстов важно учитывать характер стилизации. Еще раз продемонстрируем разницу в условном и целостном подходе к стилизации, на этот раз сопоставив произведения рассматриваемого третьего типа, например, сравнив стилизованные во временном плане романы В. Скотта (первая половина XIX в.) и роман У. М. Теккерея «История Генри Эсмонда» (The History of Henry Esmond, Esq.) (1852). Метод стилизации В. Скотта характеризуется употреблением ограниченного набора устаревших слов, грамматических форм и синтаксических конструкций разных эпох, тогда как Теккерей стремится к максимально достоверному изображению и к точности в деталях. Для достижения этой цели Теккерей внимательнейшим образом штудировал исторические сочинения, знакомился с мемуарами и перепиской исторических деятелей, читал газеты и журналы той эпохи, которую описывает в своем романе – Англии конца XVII – начала XVIII в. Исследуя творчество писателя, Е.Ю. Гениева отметила: «В реконструкции прошлого он не позволяет себе неточностей Скотта, поэтому стилизация (присущая и романам Скотта) в «Генри Эсмонде» носит качественно иной характер. Это стилизация реалистического типа, основывающаяся в немалой степени на конкретности и достоверности деталей». Даже форма мемуаров была выбрана для романа неслучайно: этот жанр был очень популярен в XVIII веке. У. Теккерей даже насыщает прозу лексическими и грамматическими архаизмами, воспроизводит стиль и манеру мемуаристов XVIII века: их неторопливую обстоятельность повествования, прерываемую моральными сентенциями, часто использует латинские цитаты и прибегает к сравнениям с мифологическими и библейскими персонажами. Движимый желанием создать полную иллюзию принадлежности романа той эпохе, У.

Теккерей настоял, чтобы первое издание «Генри Эсмонда» набиралось старым шрифтом. (Гениева Е. Ю., 1983: 346). Естественно, что передача своеобразия авторского метода стилизации (в данном случае целостного) должна входить в задачу переводческой стилизации, что и осуществила переводчица Е.Д. Калашникова в работе над данным произведением.

Язык авторской стилизации условного типа не ассоциируется у современного читателя исходящего языка с какой-либо конкретной эпохой (носит «вневременной» характер), но в целом «выглядит» устаревшим.

Соответственно, вслед за авторским замыслом временная стилизация в переводе должна быть условной. Условная авторская стилизация всегда умеренна, а архаизирующие средства могут принадлежать различным эпохам прошлого. Надо, тем не менее, помнить, что в целом язык стилизации должен казаться старше авторского естественного языка, если таковой в тексте отдельно представлен, так как это контраст, входящий в авторское намерение.

Целостность предполагает достоверную стилизацию под язык конкретной эпохи прошлого. Это то свойство стилизации, которое неизменно сохраняется при транспозиции текста в иное языковое и временное окружение, так как является сутью авторского метода.

Целостность стилизации в оригинале определяет переводческую установку на целостную архаизацию, которая в отличие от «поверхностной» условной архаизации затрагивает все уровни языка и текста, создавая у читателя ощущение погружения в прошлую эпоху.

Итак, стратегией исторической стилизацией при переводе текстов третьей группы является сочетание адекватной (оптимальной) модернизации при переводе архаичных частей оригинального текста и адекватной (оптимальной) архаизации при переводе архаизированных отрывков оригинала, причем характер архаизации диктуется характером авторской стилизации.

2.6. «Алгоритм» действий переводчика при осуществлении стратегии исторической стилизации Под «алгоритмом» действий переводчика мы понимаем некую обобщенную, абстрактную модель действий переводчика, которая описывает последовательность действий при осуществлении стратегии исторической стилизации. На первоначальном этапе процесса перевода текстов с «историческим компонентом» (этап предпереводческого анализа) переводчик стоит перед выбором стратегии исторической стилизации, поскольку достижение этой цели является важнейшим условием общей адекватности перевода такого рода текстов. Переводчик определяет тип текста и в дальнейшем может руководствоваться описанными стратегиями.

В процессе перевода в соответствии с выбранной стратегией исторической стилизации находит конкретные способы ее реализации. Предлагаемые стратегии перевода – адекватная модернизация для Т1, адекватная архаизация для Т2 и совмещение адекватной модернизации для перевода архаичных частей оригинального текста и адекватной архаизации для перевода архаизированных отрывков оригинала в Т3 – во многом определяют, каковы будут конкретные переводческие соответствия архаичным элементам оригинала. Так, если переводчик имеет дело с текстом нейтральными аналогами и только некоторые из них будут переданы с помощью архаичных аналогов. Если перед переводчиком текст Т2, то, напротив, большинство архаичных элементов текста будут переданы с помощью архаичных средств, а некоторые из них заменены нейтральными аналогами. При переводе текстов Т3 архаичные элементы текста, устаревшие в ходе времени, будут переведены нейтральными средствами, а стилизованные автором отрывки – архаичными средствами.

Требование адекватности, предъявляемое ко всем предлагаемым последовательный отбор – фильтрование из всех возможных переводческих фильтрование соотносится с верным стилистическим ориентиром и предупреждает неоправданные буквализм и вольность, а также появление модернизмов и анахронизмов (как следствие принятия во внимание дистанции времени), слов с контрастирующей стилистической окраской (благодаря учету нормы языка и перевода), устаревших слов с русским национальным колоритом (благодаря фактору национального колорита);

исключается и нарушение авторского замысла (благодаря учету предметной ситуации). В результате осуществления такого целостного и системного подхода текст перевода может претендовать на адекватность.

Мы говорим об идеальной модели действий переводчика; однако, мы отдаем себе отчет в том, что не существует «алгоритма», единого для всех переводчиков, и подходящего для всех возможных типов текста. Более того, мы допускаем, что работа части переводчиков (в том числе хороших и даже лучших) может носить преимущественно интуитивный характер. Тем не Независимо от степени осознанности действий переводчика, при наличии определенной профессиональной квалификации и литературного таланта, эти действия в конечном счете носят целенаправленный характер, соотносящийся с априорной целенаправленностью действий автора по созданию текста (авторской интенцией)1. Поэтому можно утверждать, что текст перевода как система свершившихся выборов переводчика может Эта целенаправленность действий автора вытекает из общей целенаправленности деятельности.

рассматриваться как воплощение той или иной стратегии перевода. В талантливом и адекватном переводе, таким образом, стратегия стилизации присутствует де-факто; отсутствие целенаправленности и системности в действиях переводчика (такие случаи также возможны) означает, что стратегия стилизации отсутствует.

Наша гипотеза заключается в том, что при сравнении нескольких вариантов одного и того же текста в лучшем из переводов будет обнаружено наличие де-факто той стратегии, которая рекомендована нами для соответствующего типа текста.

Действия автора оптимального перевода необязательно будут полностью соответствовать предлагаемой стратегии (погрешность реализации модели), но в целом их совокупность должна четко тяготеть к предложенной идеальной модели.

ВЫВОДЫ ПО ВТОРОЙ ГЛАВЕ

1. Стратегия перевода в целом и стратегия исторической стилизации в частности определяется рядом факторов, учет которых позволяет достичь цели перевода – адекватности. Такими факторами являются норма языка, норма перевода, литературная традиция, национальный колорит, дистанция времени, первичная коммуникативная ситуация, вторичная коммуникативная ситуация и предметная ситуация.

2. Стратегия исторической стилизации является главной частью стратегии перевода текстов с «историческим компонентом», а осуществление оптимальной исторической стилизации – важнейшее условие достижения адекватности при переводе таких текстов.

3. Стратегия реализуется посредством целенаправленного и носящего системный характер отбора языковых единиц различных языковых уровней (лексических, грамматических, синтаксических). В ходе этого отбора (фильтрование) переводчик пропускает все варианты перевода через «фильтры» первичной и вторичной коммуникативной и предметной ситуаций, национального колорита, переводческих и литературных норм, фактора времени в культуре. Игнорирование одного из факторов неизбежно приведет к ошибкам в исторической стилизации и переводе в целом.

4. Условный характер стилизации допускает незначительное в количественном плане использование архаизирующих средств, которые могут принадлежать широкому эпохальному срезу – от эпохи-ориентира вплоть до эпохи, узнаваемой читателем за современную. Целостная стилизация требует большей точности в выборе архаизирующих средств и большего количества средств, отсылающих читателя к прошлой эпохе.

5. Арсенал средств исторической стилизации включает историзмы, собственно-лексические, лексико-семантические, лексикословообразовательные, орфоэпические, лексико-морфологические архаизмы, устаревшую или устаревающую фразеологию, синтаксические устаревшие переводческого отбора в языке текста перевода образуется система, в которой языковые средства стилизации одного уровня не преобладают над другими и не контрастируют друг с другом по стилю / колориту или правдопоподобия описываемой эпохи.

6. Языковым фоном для исторической стилизации должна служить система современного переводчику языка. Она заложена в структуре текста перевода как основа, от которой переводчик может отклониться в область исторических форм выражения. Переводчику следует отбирать и вводить в текст преимущественно такие устаревшие средства, которые, будучи семантически прозрачными для современного читателя, вместе с тем еще сохраняют живые связи со словоупотреблением прошлых эпох.

исторической стилизации – для текстов с «историческим компонентом», при предложена типология. Адекватный перевод текстов каждого из типов требует своей стратегии.

8. Тип Т1 включает архаичные тексты. Их перевод требует умеренно модернизирующего подхода с оглядкой на историческую специфику оригинала (адекватной модернизации), поскольку архаизация как главный принцип нарушила бы прагматические задачи перевода и приписала бы тексту такого типа характеристики, которыми он не обладал в эпоху создания и первоначального прочтения.

Необходимость воссоздать предметную ситуацию требует от переводчика выбора архаизации в качестве основного принципа стилизации, а необходимость следования авторскому замыслу предполагает соответствие характеру авторской стратегии (условная / целостная). Переводческая архаизация должна быть адекватной: при ее осуществлении переводчику не следует забывать о том, что аудиторией является современник.

10. Тип Т3 включает архаичные и одновременно архаизированные тексты. С первым типом текстов (Т1) эту категорию текстов роднит наличие естественно возникшей дистанции времени, а со вторым типом (Т2) – присутствие в тексте иллюзии дистанции времени, созданной автором (в характеристики следует необходимость общей адекватной модернизации устаревшего языка оригинала, из второй – необходимость адекватной, архаизированных частей текста.

11. Обязательный признак «адекватная» в той или иной предлагаемой стратегии исторической стилизации требует учета релевантных факторов при осуществлении стратегии для достижения адекватности перевода. Учет предметной ситуации и фактора дистанции времени (или иллюзии дистанции времени) не позволит переводчику изменить характер авторской коммуникативных ситуаций в их взаимосвязи не позволит переводческому подходу быть радикальным архаизирующим или резко модернизирующим.

Одновременно, учет исходного национального колорита исключит из переводческих вариантов слова с неуместным русским колоритом, а норма языка и норма перевода – варианты, искажающие язык перевода и смысл оригинала соответственно.

12. Стратегию следует определять в двух аспектах. Стратегия де-юре – это идеальная абстрактная модель системы действий переводчика; стратегия де-факто – это наличие в действиях переводчика целенаправленности и системности (пусть и подсознательных, интуитивных). Если эти две ключевые характеристики присутствуют в переводе, то стратегия реализована на практике и будет тяготеть к той или иной стратегии абстрактной модели.

СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ПЕРЕВОДОВ ПРОИЗВЕДЕНИЙ

В этой главе мы намерены проверить предложенные рекомендации на практике, а также проверить гипотезу, сформулированную в конце второй главы. Для этого будет рассмотрено не менее одного произведения каждого типа текстов и несколько переводов того же произведения. Для решения поставленной задачи встанем на позицию критика перевода, проанализируем конкретные избранные переводческие варианты с точки зрения их адекватности и попробуем определить ту стратегию, которой дефакто придерживался переводчик (и придерживался ли он стратегии вообще), чтобы выяснить, тяготеет ли лучший из переводов к идеальной стратегии.

Ввиду ограниченного объема изложения, невозможно представить анализ множества текстов и их переводов. Поэтому, проанализировав целый ряд текстов с «временной составляющей» (их список приведен в конце), приведем выборочно анализ текстов перевода и рассмотрим наиболее типичные отрывки из текста оригинала на каждый из предложенных типов (Т1, Т2 и Т3) и его переводов.

3.1. Анализ переводов текстов типа Т Для подробного анализа был выбран роман Ш. Бронте «Джейн Эйр» и два его перевода. Мы относим текст к типу Т1: время написания оригинала значительно дистанцировано от времени выполнения перевода, авторская стилизация отсутствует. Книга увидела свет в 1847 г. и описывает то же время. Сравниваемые с оригиналом переводы являются диахроническими по отношению к оригиналу; перевод В.Н. Станевич относится к середине XX в., перевод И.Г. Гуровой вышел на полвека позже – в 2000 году.

Хотя при исследовании временной стилизации нас интересует прежде всего устаревание языка, нельзя забывать, что отдаление времени написания оригинала от момента нового прочтения вызывает не только временные сдвиги, но и культурные: читатель XXI века наверняка воспримет роман иначе, чем воспринимал его современник Ш. Бронте – читатель XIX века.

Язык романа понятен и легок для читателя наших дней, несмотря на то что отличается от современного языка как в лексическом, так и в синтаксическом планах. Например, предложения намного длиннее, что типично для XIX века. Там, где в современном языке между предложениями стояла бы точка, в романе нередко стоят запятые, двоеточия и точки с запятой:

‘My attention was now called by Miss Smith desiring me to hold a skein of thread: while she was winding it, she talked to me from time to time, asking me weather I had ever been to school before, weather I could mark, stitch, knit, etc;

till she dismissed me, I could not pursue my observations on Miss Scratcherd’s movements.’ (c. 45) или “Our clothing was insufficient to protect us from the severe cold: we had no boots, the snow got into our shoes and melted there; our ungloved hands became numbed and covered with chilblains, as were our feet: I remember well the distracting irritation I endured from this cause every evening, when my feet inflamed; and the torture of thrusting the swelled, raw and stiff toes into my shoes in the morning...”(c. 50) Большое число слов в романе сегодня воспринимаются как книжные (ignominy, retaliation, apparel, fervid, morrow, ire, azure, repast), некоторые – как архаизмы. Среди последних встречаются, например, (1) собственно лексические: bourne (с. 374); for aught I know (с. 136); ere long (с. 12);

apothecary (с. 19); (2) лексико-словообразовательные: at the age of one-andtwenty (с.118); (3) лексико-семантические: soon possessed myself of a volume (с.3); consumption в значении «туберкулез» (She was not, I was told, in the hospital portion of the house with the fever patients; for her complaint was consumption, not typhus… (с.67); handsome по отношению к женщине: I know that had I been a sanguine, brilliant, careless, exacting, handsome, romping child… (с. 11) (также сс. 78; 85; 136); allow в значении admit (“But you are passionate, Jane, that you must allow: and now return to the nursery… (30);

лексико-морфорлогические: you came on me (с. 106), if any are come (с.74).

Тексту также свойственны историзмы. Это, прежде всего, названия профессий, одежды, предметов быта (pelisse (с.33); bonnet (с.33); surtout (с.52); false front (с. 55)).

Сопоставим отрывки из переводов В.Н. Станевич и И.Г. Гуровой с оригиналом, чтобы рассмотреть, как решается в них проблема исторической стилизации.

(1) "Where the dickens is she!" he continued. "Lizzy! Georgy! (calling to his sisters) Joan is not here: tell mama she is run out into the rain – bad animal!" (с.5) – Куда к чертям1 она запропастилась? – продолжал он. – – Лиззи! Джоржи! – позвал он сестер. – Джоаны нет здесь. Скажите мамочке, что она убежала под дождик. Экая гадина! (перевод В.Н.

Станевич, с.5) – Куда, прах ее побери она подевалась? – Лиззи! Джоржи! – позвал он сестер. – Джоан тут нет! Скажите маменьке, что она убежала под дождь, дрянь этакая! (перевод И.Г. Гуровой, с.8) Сопоставление отрывков свидетельствует о том, что И.Г. Гурова придает переводу легкий налет историзма, но при этом в своей стилизации опирается на систему современного русского языка. Впечатление старины достигается благодаря введению в текст устаревшего обращения «маменька»

и устаревшего фразеологического оборота «прах побери». В.Н. Станевич не стилизует текст под речевой узус прошлой эпохи. Слово «мамочка» и «дождик» из уст героя-грубияна Джона проигрывает по сравнению с более употребительным в ту эпоху «маменька» и, что важнее, резко контрастирует с образом героя и одновременно с ругательствами «к чертям» и «гадина» в том же высказывании. Такой выбор языковых средств делает стиль неоднородным и разрушает эффект правдоподобия.

Подчеркиванием одной линией нами обозначаются уместные устарелые и устаревающие слова, а все слова, вызывающие контраст с изображаемым – пунктирной. Выделенные жирным шрифтом слова соответствуют переводческим вариантам, отмеченным подчеркиванием в сопоставляемом отрывке/отрывках.

(2) "You must enclose the advertisement and the money to pay for it under a cover directed to the editor of the Herald; you must put it, the first opportunity you have, into the post at Lowton; answers must be addressed to J.E., at the post-office there; you can go and inquire in about a week after you send your letter, if any are come, and act accordingly." (с.74) «Запечатай текст объявления и деньги в конверт и адресуй издателю «Вестника»; отнеси его при первой возможности на почту в Лоутон; адрес для ответа дай «до востребования, Лоутонское почтовое отделение, на имя Дж.Э.». Ты можешь пойти туда справиться примерно через неделю после того, как пошлешь письмо. Если получишь ответ, в соответствии с ним и будешь действовать» (перевод В.Н. Станевич, с. 70).

Тебе надо поместить объявление и деньги в уплату за него в пакет, а его адресовать редактору «Вестника» и при первой же возможности снести его в Лоутон на почту. Ответы пусть адресуют Д.Э. до востребования в лоутоновскую почтовую контору. Справишься о них через неделю, и если получишь какое-нибудь предложение, то решишь, что тебе делать»

(перевод И.Г. Гуровой, с.89).

Впечатление старины присуще любому архаичному текстy априори как описывающему прошлую эпоху, и это впечатление В.Н. Станевич, как нам представляется, могла создать в тексте перевода с помощью менее современных слов и выражений. Так, И.Г. Гурова предпочла переводческие варианты «почтовая контора» вместо «почтовое отделение» и «снести»

вместо «отнести» и выдержала текст в одном стилистическом ключе, хотя и не использовала иные средства из богатого арсенала средств стилизации.

Буквальная передача устарелого синтаксиса английского предложения (включая пунктуацию) в переводе В.Н. Станевич не создает эффекта старины в языке перевода, а лишь затрудняет чтение. Хотя точка с запятой часто встречается у русских писателей XIX века, использование этого пунктуационного знака сегодня ограничено синтаксическими условиями (осложненность предложения) и стилистической принадлежностью текста к официально-деловому и научному стилям (Валкина Н.С., 2001). Если при переводе текста с авторской целостной стилизацией использование пунктуации в качестве средства стилизации возможно и целесообразно, то в переводе текста типа Т1 обыкновенный читатель увидит в такой пунктуации скорее нарушение нормы, нежели примету старины.

(3) Women are supposed to be very calm generally: but women feel just as men feel; they need exercise for their faculties, and a field for their efforts, as much as their brothers do; they suffer from too rigid a restraint, too absolute a stagnation, precisely as men would suffer; and it is narrow-minded in their more privileged fellow-creatures to say that they ought to confine themselves to making puddings and knitting stockings, to playing on the piano and embroidering bags.

Предполагается, что женщине присуще спокойствие; но женщины испытывают то же, что и мужчины; у них та же потребность проявлять свои способности и искать для себя поле деятельности, как и у их собратьев мужчин; вынужденные жить под суровым гнетом традиций, в косной среде, они страдают совершенно так же, как страдали бы на их месте мужчины. И когда привилегированный пол утверждает, что призвание женщины только печь пудинги да вязать чулки, играть на рояле да вышивать сумочки, то это слишком ограниченное суждение (перевод В.Н.

Станевич, с.90) Считается, что женщины, как правило, очень спокойны, но женщины чувствуют точно так же и точно то же, что и мужчины, применение своих способностей и поле для деятельности им необходимы не менее, чем их братьям. Они страдают от навязанных им слишком жестких ограничений, от абсолютной застойности жизни совершенно так же, как страдали бы на их месте мужчины. И какая узость со стороны этих привилегированных счастливцев утверждать, будто женщинам положено ограничиваться приготовлением пудингов, штопкой чулок, игрой на фортепьяно и вышиванием кошелечков (перевод И.Г.Гуровой, с. 113).

Некоторые из использованных отрывке В.Н. Станевич словосочетаний придают тексту иное, чуждое тексту, идеологическое звучание (суровый гнет традиций, косная среда). Религиозное «brothers» (братья) заменено переводчицей на понятие другого рода – «собратья». Предложение «И когда пол утверждает, что…, то это слишком ограниченное суждение» в переводе В.Н. Станевич построено с нарушением нормы языка перевода. Буквальная передача пунктуации, как уже было сказано выше, не позволяет решить никаких стилистических задач. В своем переводе В.Н. Станевич использует несколько средств исторической стилизации («да» вместо «и», «совершенно так же» вместо «точно так же»). Перевод И.Г. Гуровой также написан современным языком с легким оттенком старины (будто вместо что, положено вместо нужно), но не содержит отмеченных выше ошибок.

(4) "I have an answer for you – hear it. I have watched you ever since we first met: I have made you my study for ten months. I have proved you in that time by sundry tests: and what have I seen and elicited? In the village school I found you could perform well, punctually, uprightly, labour uncongenial to your habits and inclinations; I saw you could perform it with capacity and tact: you could win while you controlled. In the calm with which you learnt you had become suddenly rich, I read a mind clear of the vice of Demas:- lucre had no undue power over you. (с. 357) – У меня есть для вас ответ, выслушайте его. Я наблюдаю за вами с первой минуты нашей встречи и достаточно изучил вас в течение десяти месяцев.

За это время я подвергал вас различным испытаниям. И что же я увидел и установил? Ваши занятия в сельской школе доказали мне, что вы можете хорошо аккуратно и добросовестно выполнять работу, даже не соответствующую вашим привычкам и склонностям; я убедился, что вы обладаете необходимыми способностями и тактом; вы добились своего, потому что настойчиво шли к цели. Вы спокойно учились жить. И внезапно к вам пришло богатство. Я угадал в вас душу, чистую от грехов Демоса; жадность осталась вам чуждой (перевод В.Н.Станевич, с. 340).

– У меня есть для тебя ответ. Выслушай его. Я наблюдал тебя с первого дня твоего появления у нас. Десять месяцев я изучал тебя. Устраивал тебе бесчисленные испытания и проверки. И что же я увидел, к каким выводам пришел? В деревенской школе я убедился, что ты способна хорошо, добросовестно, не жалея сил исполнять работу, противную твоим привычкам и склонностям. Я увидел, что ты выполняешь ее умело и с тактом, завоевывая тех, кем руководишь. В спокойствии, с каким ты приняла известие о своем внезапном богатстве, я узрел дух, чистый от порока Димаса – злато не пробуждало в тебе алчности (перевод И.Г.Гуровой, с.

426) Перевод данного отрывка – слов священника Риверса – выполненный В. Станевич, отличает канцелярит, чуждый тексту оригинала. Неуместными кажутся слова «обладать необходимыми способностями», «установил», «не соответствующий привычкам» в речи священника, для которой в оригинале характерна одновременно возвышенность слога (с многочисленными цитатами из Библии) и простота обращения к его братьям и сестрам. Слово «установил» в значении «выяснил, обнаружил» является для текста анахроничным (в словаре В.И. Даля среди значений слова на такой смысл не указывается, анализ русской литературы соответствующей эпохи это также подтверждает). Фраза «Ваши занятия ….» звучит слишком официально и словно вырвана из современной характеристики на сотрудника. Ее громоздкий синтаксис свидетельствует о том, что переводчица буквально переносит строй английского предложения на русский язык и не различает особенности устной и письменной речи. Неуместным кажется и обращение Риверса к Джейн на «вы», поскольку как священнику ему, вероятно, более пристало обращение к окружающим на «ты», тем более что в данном случае его собеседник – одного с ним возраста, положения и приходится ему родственницей.

Перевод И.Г.Гуровой лишен неуместных штампов, характеризуется бльшим единством стиля и применением более старых слов и книжных противоречащий, известие вместо новость, узреть вместо увидеть, старославянского архаизма «злато» оправдано в данном отрывке, поскольку в реплике священника этот архаизм не окрашен русским национальным колоритом.

(5) Adele, too, would be dressed: though I thought she had little chance of being introduced to the party that day at least. However, to please her, I allowed Sophie to apparel her in one of her short, full muslin frocks. For myself, I had no need to make any change; I should not be called upon to quit my sanctum of the schoolroom; for a sanctum it was now become to me, – "a very pleasant refuge in time of trouble." (с. 144) Адель тоже потребовала, чтобы ее одели. Я считала, что едва ли она может надеяться на то, что ее позовут к гостям в этот же день. Однако, чтобы доставить девочке удовольствие, я разрешила Софи нарядить ее в одно из ее пышных коротких кисейных платьиц. Мне переодеваться было незачем: я знала, что не покину сегодня то убежище, каким являлась для меня классная комната. А она была теперь «приятным убежищем в часы тревог» (перевод В.Н.Станевич, с. 138).

Адель же пожелала надеть свой лучший наряд, хотя я полагала, что она вряд ли будет представлена обществу – и уж во всяком случае, не в первый день. Однако, чтобы доставить ей удовольствие, я разрешила Софи облачить ее в кисейное платьице с пышной короткой юбочкой. Самой мне прихорашиваться нужды не было. Мне не придется покидать мое надежное убежище – ибо классная комната стала моим тайным убежищем, спасительным подспорьем в дни тревог (перевод И.Г.Гуровой, с. 171).

Перевод И.Г. Гуровой смотрится выигрышнее в силу того, что язык звучит естественнее для романа XIX века. В частности, переводчица использует книжную лексику, как: пожелать вместо захотеть, полагать вместо считать, наряд вместо одежда, представлять обществу вместо позвать к гостям, облачить вместо одеть, и т.д. Тем не менее, книжное устарелое слово «ибо», которое, с одной стороны, является чересчур архаичным (архаизмом-анахронизмом), и, с другой стороны, широко используется в новейшее время в газетно-публицистическом стиле, диссонирует с описанием того, как дамы готовятся к приезду гостей и в частности со словом «юбочка» несколькими строками ранее. Кроме того, вариант перевода английского short, full muslin frock – «платьице с пышной представление о наряде героини. Словосочетание «короткая юбка/юбочка»

предпочтенный В.Н. Станевич, не вызывает ложного представления о длине наряда героини.

(6) For shame! for shame!" cried the lady's-maid. "What shocking conduct, Miss Eyre, to strike a young gentleman, your benefactress's son! Your young master."

(стр. 7) – Какой срам! Какой стыд! – кричала камеристка. – Разве можно так недостойно вести себя, мисс Эйр? Бить молодого барина, сына вашей благодетельницы! Ведь это же ваш молодой хозяин! (перевод В.Н. Станевич, с. 7) – Стыдно! Стыдно! – вскричала камеристка. – Какое мерзкое поведение, мисс Эйр, – ударить молодого джентльмена, сына вашей благодетельницы!

Вашего молодого хозяина! (перевод И.Г. Гуровой, с. 11) Хотя слово «барин» и относит текст к прошлой эпохе, согласно толково-словообразовательному словарю (Т. Ф. Ефремовой; М.: «Русский язык», 2000), оно является исключительно российской реалией, следовательно не должно использоваться при воссоздании английской действительности. Используя это слово в переводе, В.Н. Станевич переносит русскую реалию на чужую почву. Задача воссоздания эффекта старины, как нам представляется, не может решаться за счет нарушения других факторов перевода. И.Г.Гурова сохраняет национальное своеобразие оригинального слова.

(7) “Heathens and savage tribes hold that doctrine, but Christians and civilised nations disown it.” (с.48) ------------------------- (опущение в переводе В.Н. Станевич) Эту доктрину исповедуют язычники и дикие народы, но христиане и цивилизованные нации ее отвергают (в переводе И.Г. Гуровой, с. 58).

I can so clearly distinguish between the criminal and his crime; I can so sincerely forgive the first while I abhor the last…(c. 49) ------------------------------ (опущение в переводе В.Н. Станевич) Я столь же ясно отличаю преступника от его преступления, сколь искренне прощаю первому, питая отвращение ко второму (в переводе И.Г. Гуровой, с.60).

Данные отрывки представляют собой примеры опущений в переводе В.Н. Станевич. Хотя перевод и создавался в советскую эпоху, когда на религиозную тему рассуждать было непозволительно, наука о переводе, как нам представляется, не оправдывала практику опущений целых предложений. Хотя недостатки подобного рода не связаны напрямую с исторической стилизацией, они имеют ту же причину, по которой в переводах произведений с «исторической составляющей» по ошибке оказывается много современных слов – фактор вторичной коммуникативной ситуации получает доминирующее значение над предметной ситуацией.

Итак, сопоставление отрывков оригинала и перевода выявило следующие особенности перевода В.Н. Станевич:

1) в целом отсутствие архаизмов;

2) присутствие слов и словосочетаний, относящихся в иной эпохе (анахронизмов);

3) буквализм;

4) опущение предложений;

5) канцелярит без определенного стилистического намерения;

6) использование слов, стилистически контрастирующих с речевой характеристикой героя.

Удивительно, но практическая работа В.Н. Станевич расходится с ее теоретическими принципами. В частности, в статье «Некоторые вопросы перевода», вышедшей в сборнике «Мастерство перевода», переводчица яро критикует «существовавшую в тридцатых-сороковых годах… [XX в.] тенденцию навязывания русскому языку чуждых ему иноязычных форм синтаксиса и лексики, а отсюда и все неизбежные последствия такого пренебрежения: грубая калька, формалистическое эстетство, канцелярщина, мертвечина и в результате извращение содержания и стиля целого ряда шедевров зарубежных классиков» (Станевич В.Н., 1959: 50). Призывая к свободе от буквализма («переводчик идет не от слова, а от смысла и через смысл» (там же, с. 68)), а также к целостному и творческому подходу («необходим анализ художественного текста» (там же, с. 52)); он [переводчик] должен не только представлять себе народ, эпоху, историю творчества … автора, он должен изнутри ощутить ход его идей, строй его стиля (там же, с. 48), «нужно переводить не выстроенные в линейку слова, а …комплексы, создавать творческие эквиваленты» (там же, с. 69), переводчица сама оказалась во всех ловушках, о которых предупреждала других.

Переводчица указывает на опасность использования слов, лишь недавно вошедших в словарный состав языка, на их преходящий характер:

«Как много новых слов создала Великая Октябрьская революция, и сколько слов вышло из употребления, так как исчезли условия, которые они выражали, а содержание иных переродилось, сузилось, расширилось. И всегда можно найти те явления в общественной жизни, которые изменили то или иное значение слова» (там же, с. 56). Тем не менее, некоторые из используемых В.Н. Станевич словосочетаний имеют чуждое тексту идеологическое звучание (суровый гнет традиций, косная среда, собратья).

Учитывая, что перевод В.Н. Станевич написан современным языком, практически не содержит архаизмов, можно заключить, что переводчица не ставила перед собой задачи языковой временной стилизации. Тем не менее, переводческая установка исключительно на модернизацию как принцип перевода связана с игнорированием важнейших факторов перевода – предметной ситуации, первичной коммуникативной ситуации и дистанции времени. Игнорируя устаревание языка оригинала, переводчица, видимо, не сознает, что тексту перевода отдаленного по времени произведения не может быть чуждо историческое своеобразие. Представление об историзме произведения читатель получает априори уже из знания об эпохе его написания. Эффект старины тексту сообщают и реалии прошлого, большинство из которых переводчики, включая тех, которые придерживаются модернизирующего принципа, в переводе чаще всего передают.

В частности, историзмы в приведенных отрывках из перевода В.Н.

Станевич (камеристка (с.7); экипаж (с. 77) и.т.д.) и старинные обращения (сударыня), употребление которых мотивировано и верно, подчеркивают эффект несоответствия явно современных переводческих вариантов изображаемому. Сказанное означает, что явно современные слова в тексте перевода рядом с историзмами вызывают контраст, препятствует возникновению целостности в системе переводческих вариантов.

Одновременно использование слов, ассоциирующихся у читателя с иной культурой (барин (с.7), барыня (с.14)), в переводе В.Н. Станевич нарушает впечатление о культурном своеобразии оригинала.

предложений, непродуманные речевые характеристики, свидетельствует об игнорировании переводчицей факторов нормы перевода и нормы языка, но их анализ выходит за пределы данного исследования.

Рассмотренные выше недостатки свидетельствуют об отсутствии у переводчицы стратегии исторической стилизации. Чтобы говорить о наличии стратегии, переводческие решения, как указывалось во второй главе, должны отражать учет ключевых факторов перевода, только в этом случае они будут носить целенаправленный, последовательный и системный характер, а варианты перевода будут образовывать целостную систему без контрастов и противоречий, которой, к сожалению, не удалось достичь В.Н.

Станевич.

Перевод И.Г.Гуровой отличается от перевода В.Н. Станевич в выгодную сторону. Он, как и предыдущий перевод, выполнен для современного читателя, современным языком, но с учетом исторического контекста и с намерением воссоздать дух описываемой эпохи. Заметна ориентация на язык классики, на постоянные явления в языке. С целью достижения эффекта старины, переводчица прибегает к стилизации с помощью разнообразных языковых средств стилизации:

1) историзмы (дилижанс, камеристка (с. 172); кастелянша (с.79), будуар (с.147), камердинер (с.188);

2) собственно лексических архаизмов (юдоль (с.59), вежды (с.154), лекарь (453), препона (с.287), пенаты (с.226);

3) лексико-семантические архаизмы (людская (с.173) в значении «помещение для прислуги на барском дворе»; не умела найти (с.423) в значении «не могла»);

синонимичного слова современного языка только словообразовательным элементом, чаще всего суффиксом (борение (с.395), распознал (с.426), речения (с.440));

5) лексико-морфогические: моя… Совесть, мой рассудок восстать на меня (стр. 333), бежите меня (с.313);

6) устаревшие фразеологические сочетания (возвращать визиты (с. 133), иметь удовольствие (с.99), полагать себя счастливым (с. 379));

именительном падеже (вместо творительного) в функции именной части сказуемого после глагольной связки «быть» в прошедшем времени (Она была еще совсем ребенок (с. 104)); архаичный порядок слов в предложении (Полная тоски, спускалась я по лестнице (с. 337)).

Перевод в целом свободен от модернизмов и других анахронизмов, вызывающих у читателя ассоциации с конкретной более поздней эпохой, за исключением нескольких неточностей. К примеру, переводчица использует слово «куафер» (с.66), которое в XIX веке существовало в языке как манерный провинциализм1. Редкий переводчик способен осуществить историческую стилизацию так, чтобы ни одна языковая форма в тексте перевода не была анахроничной. Временная удалённость обманывает чувства точно так же, как удалённость в пространстве: издалека расстояния Уже в «Горе от ума» Софья говорит «прихмахер» (1822-24).

между предметами кажутся не такими уж значительными, а промежуток в четверть века воспринимается как один день.

Тем не менее, как подтверждают примеры, в переводе есть определенный баланс в соотношении средств языковой стилизации разного представляют сложности для понимания и ограничены по числу, лексика в основном вневременная, а воспринимающихся как примета современности языковых средств И.Г.Гурова тщательно избегает.

Конкретные переводческие варианты, таким образом, складываются в этом переводе в единую систему, где нет стилистического контраста.

исторической стилизации. Исходя из того, что, во-первых, осуществленная переводчицей стратегия умеренная и, во-вторых, текст перевода передает временное своеобразие оригинала и воссоздает текст для современного читателя, а также учитывает другие факторы перевода, эту стратегию вполне можно соотнести с адекватной модернизацией, рекомендованной нами для текстов типа Т1.

Ввиду ограниченного объема изложения, исключительно кратко проанализируем два последних перевода известного романа Дж. Остин «Pride and Prejudice» – «Гордость и гордыня» (И.Г. Гуровой) и «Гордость и предубеждение» (А. Грызуновой). Целесообразно исследовать именно их, поскольку, интересно определить, будет ли отлична стратегия исторической стилизации И.Г. Гуровой при переводе этого текста типа Т1, и потому, что перевод А. Грызуновой являет собой совершенно иной подход. Роман был впервые издан в 1813 г. Переводы, которые мы намерены рассмотреть, вышли в 2005 г. и в 2008 г. соответственно.

Сопоставим некоторые отрывки:

(1) …and the morning after the assembly brought the former to Longbourn to hear and to communicate.

"You began the evening well, Charlotte," said Mrs. Bennet with civil selfcommand to Miss Lucas. "You were Mr. Bingley's first choice."

"Yes; but he seemed to like his second better."

"Oh! you mean Jane, I suppose, because he danced with hertwice. To be sure that did seem as if he admired her—indeed I rather believe he did – I heard something about it – but I hardly know what – something about Mr. Robinson."

… а потому наутро барышни Лукас явились в Лонгборн, дабы послушать и поболтать.

– Ты замечательно открыла вечер, Шарлота, – молвила г-жа Беннет со всей любезностью самообладанья. – Тебя господин Бингли выбрал первой.

– Да, но второй выбор, ему, очевидно, понравился больше.

– А – ты, вероятно, про Джейн, потому что он танцовал с нею дважды. Что ж, сие и впрямь наводило на мысль, будто он ею восхищен… вообще-то я полагаю, так оно и было… что-то я такое слыхала… не припомню… что-то касательно г-на Робинсона (перевод А. Грызуновой, с.38-39).

… и наутро после ассамблеи первые поспешили в Лонгборн слушать и говорить.

– Шарлота, ты прелестно открыла вечер, – сказала миссис Беннет с нарочитой любезностью. – Ведь мистер Бингли пригласил тебя самой первой!

– Да, но его второй выбор ему как будто понравился больше.

– А, полагаю, ты думаешь о Джейн, потому что он протанцевал с ней два раза. Да и правда, могло показаться, будто он ею восхищен; я даже почти уверена, что так оно и было… я что-то такое слышала.. но, право, не совсем поняла… что-то о мистере Робинсоне. (Перевод И. Гуровой, с.28) Перевод А. Грызуновой содержит архаизмы, которые воспринимаются как чересчур архаичные (сие, молвила). Слово «сие», наряду со словами такового, коего, ибо, поелику и т.п., в силу своей очевидной архаичности вызывало споры еще в 30-е XIX века1. Слово «молвила», кроме того, является народно-поэтическим и не подходит тексту перевода по своей стилистическому окраске. Одновременно текст содержит буквализм (любезность самообладания), вызывающий у читателя недоумение.

Ярым противником явно устаревших слов был О.И. Сенковский, который даже опубликовал «Резолюцию на челобитную сего, оного, такового, коего, вышеупомянутого, вышереченного, нижеследующего, ибо, а потому, поелику, якобы и других причастных к оной челобитной, по делу об изгнании оных, без суда и следствия, из русского языка» (журнал «Библиотека для чтения», 1835. Т. 18. Отд. VI).

Сохраняется курсивное выделение, которое свойственно оригиналу.

Однако если норма английского языка допускает курсив для логического выделения того или иного слова, то в русском языке это не является нормой.

Архаизация коснулась и орфоэпии (танцовал, самообладанье), что отражает не вполне верный подход к стилизации. Как указывалось во второй главе, стилизация в текстах, отдаленных от современного читателя по времени, не может осуществляться с использованием орфоэпических архаизмов: слова с устаревшим написанием в тексте перевода (выполненным, естественно на современном языке) придают тексту ненужную искусственность и никак не соотносятся с авторским замыслом. Такой прием мог бы быть, однако, уместным при переводе, например, писем.

Перевод И.Г. Гуровой содержит меньшее число архаизирующих средств (выбор ему как будто понравился, наутро, право), но их выбор вернее. В отрывке практически не встречается явно старинных слов. Тем не менее, в переводе есть неточность: слово «ассамблея» относит читателя к иной эпохе. «Ассамблеей» назывались балы при Петре I. Слово встречается у А.С. Пушкина в стилизованном романе «Арап Петра Великого»: «По окончании работы Петр спросил Ибрагима: “Нравится ли тебе девушка, с которой ты танцевал менуэт на прошедшей ассамблее?”» Однако в «Евгении Онегине» читаем: Служив отлично благородно,// Долгами жил его отец,//Давал три бала ежегодно//И промотался наконец.

(2) The apothecary came, and having examined his patient, said, as might be supposed, that she had caught a violent cold, and that they must endeavour to get the better of it; advised her to return to bed, and promised her some draughts.

Прибыл аптекарь и, обследовав пациентку, сообщил, как и предполагалось, что та подхватила сильнейшую простуду и нужно попытаться оную одолеть; посоветовал Джейн вернуться в постель и посулил микстур (перевод А. Грызуновой, с.52).

Приехал аптекарь и, осмотрев больную, объявил, как и можно было ожидать, что она очень сильно простудилась и следует принять надлежащие меры. Рекомендовал ей лечь в постель и обещал прислать микстуры (перевод И.Г. Гуровой, с.48).

Перевод А. Грызуновой звучит неестественно, поскольку содержит явно современные слова и обороты (обследовав пациентку; как и предполагалось; подхватила сильнейшую простуду); рядом с явно архаичным (оную одолеть). Выражение «та подхватила сильнейшую простуду и нужно попытаться оную одолеть» звучит комично, поскольку в нем соседствует фразеологический оборот «подхватить простуду» и чересчур архаичное выражение «нужно оную одолеть», порядок слов в котором делает его еще архаичнее. Слово «сулить», хоть и звучит архаичнее, чем «обещать», но не уместно в словах автора, поскольку является просторечным. Перевод И.Г. Гуровой умеренно архаичен и не содержит контраста. Хотя выражение «принять надлежащие меры» может показаться канцеляризмом прошлого века, его использование удается обнаружить в литературе конца XVIII – начала XIX вв. и далее вплоть до нашего времени.

признательностию пиры и угощеньи разного рода, ничто не препятствовало, с другой – примечать неустройства и к исправлению их принимать надлежащие меры. [Долгоруков И.М. Повесть о рождении моем, происхождении и всей моей жизни, писанная мной самим и начатая в Москве, 1788-го года в августе месяце, на 25-ом году моей жизни (1788Часть 4 / 1799-1806]).

(3) Mrs. Bennet said only, "Nonsense, nonsense!" "What can be the meaning of that emphatic exclamation?" cried he.

– Ерунда, полная ерунда!

– Что разумеете вы под сим эмфатическим восклицанием, – вскричал он.

(перевод А. Грызуновой, с.30) – Вздор! Вздор!

– Что означает столь горячее восклицание? – вскричал мистер Беннет (перевод И.Г. Гуровой, с.13) А.Грызунова, вводит в перевод двух коротких реплик три слова различных эпох. Так, слово «ерунда» еще в 30-40гг. XIX в. использовалось исключительно в значении «дрянь». Н. А. Некрасов, включив слово ерунда в речь дворового человека в «Петербургских углах», сопровождает его подстрочным примечанием: «Лакейское слово, равнозначительное слову — дрянь» (В.В. Виноградов, 1994). В позднейшее время слово стало употребляться в литературном языке в своем современном значении чушь, чепуха, белиберда, вздор, дичь.

Слово «сей», как указывалось выше, в 30-е гг. XIX в. считалось уже архаичным. Слово «эмфатический» вошло в язык только в XX веке.

Единственным удачно выбранным средством исторической стилизации в этом отрывке является книжное слово «разумеете». Слово «вздор» в переводе И.Г. Гуровой кажется весьма удачным, поскольку придает тексту налет старины.

(4) "By all means," cried Bingley; "let us hear all the particulars, not forgetting their comparative height and size; for that will have more weight in the argument, Miss Bennet, than you may be aware of. I assure you, that if Darcy were not such a great tall fellow, in comparison with myself, I should not pay him half so much deference. I declare I do not know a more awful object than Darcy, on particular occasions, and in particular places; at his own house especially, and of a Sunday evening, when he has nothing to do."