«ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ Л.М. ВЕККЕРА: НА ПУТИ К ЕДИНОЙ ТЕОРИИ ПСИХИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ МАТЕРИАЛЫ НАУЧНОГО СИМПОЗИУМА, ПОСВЯЩЕННОГО 90-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ Л.М. ВЕККЕРА 21–22 ОКТЯБРЯ 2008 ГОДА ОТВЕТСТВЕННЫЕ РЕДАКТОРЫ М.А. ...»

Не оценивая степень реалистичности и обоснованности подобных прогнозов, отметим, что все они предрекают психологической науке большое влияние на человечество, но связывают это влияние не с доминирующими в ней сейчас направлениями, а с изучением головного мозга. Такая перспектива развития предполагает постепенное «испарение»

не только гуманитарной составляющей психологии, подобное постепенному отмиранию философских заменителей естественных наук, сопровождавшему их развитие, но и «испарение» квазиестественнонаучной составляющей самой естественнонаучной парадигмы, опору последней на исследования физиологического субстрата психических процессов, а не на сомнительные корреляции между их феноменологическими проявлениями.

Автор данного прогноза предрекает и то, что станет возможным развитие телепатических способностей, коммуникация посредством которых потеснит средства массовой информации.

Обрисованная перспектива может круто изменить облик психологии, особенно в сочетании с тенденцией в ее развитии, которую ряд исследователей называет «практическим поворотом» ([Polkinhorne, 1994] и др.).

М. Розенцвейг на основе опроса психологов из разных стран пришел к выводу: «Одна из главных закономерностей в развитии психологии во многих индустриальных странах, наблюдаемая с 1950-х годов, состоит в росте психологической практики в области здравоохранения и сервиса при относительном упадке традиционных академических исследований» [Rosenzweig, 1992, p. 32]. Розенцвейг подчеркивает, что эта закономерность, которую он тоже называет «поворотом к практике» (shift to practice), проявляется в самых различных странах – в США, Австралии, Канаде, Финляндии, Германии, Норвегии, Португалии и Испании [Там же, p. 33].1 При этом практическая составляющая психологии тоже не остается неизменной, а переживает, говоря словами К. Гергена, «технологическое продвижение» [Gergen, 1994], т. е. переход от «мягких» и дающих неопределенные результаты психологических ноу-хау, таких как психоанализ, к более «жестким», допускающим тиражирование и приносящим более однозначные, «механические» результаты психологическим технологиям.

Можно предположить, что так называемые «фундаментальные технологические исследования» [Наука и общество…, 2000], объединяющие возможности фундаментальной и технической науки, со временем займут видное место и в психологии, послужив основой новой «технологической» парадигмы, в рамках которой противостояние естественнонаучной и гуманитарной составляющей психологии будет попросту лишено смысла, как лишено смысла противопоставление физической составляющей телевизора или холодильника способам их использования или тем ощущениям, которые эти бытовые приборы у нас вызывают. Соответственно, есть основания связывать перспективы примирения естественнонаучной и гуманитарной парадигм, а значит, и объединения психологии, с развитием только нарождающейся, но открывающей многообещающие перспективы технологической парадигмы.

Перспектива парадигмального синтеза в психологии открывается и в связи с распространяющимися в ней новыми методологическими настроениями, в частности с новым пониманием причинности. Постмодернистскому узакониванию различных взглядов на природу психического, разнообразных подходов к его изучению и объяснению, как в равной мере адекватных, пришли на смену пост-постмодернистские настроения, выразившиеся, в частности, в стремлении, узаконив разноОн также предостерегает, что в результате нарастания этой тенденции мы рискуем получить «психологию без науки» [Там же, p. 37].

образие подходов к познанию психики, попытаться их интегрировать.

Один из магистральных путей такой интеграции видится в комплексном понимании психологической причинности как не сводимой к какой-либо одной категории причин – феноменальных, нейрогуморальных, социальных или каких-либо еще, а представляющей собой их взаимоналожение – суперпозицию [Юревич, 2006]. Как подчеркивает Г. Готлиб, психологическая причинность – это совместное действие различных структурно–функциональных отношений, а психологическое объяснение должно принимать во внимание взаимные влияния, проходящие через все уровни – гены, нейроны, поведение и среду [Gottlieb, 1997].

Действительно, комплексные психологические объяснения, которые позволили бы преодолеть свойство нашей феноменологии, обусловленное описанным Л.М. Веккером фундаментальным свойством человеческой психики – восприятием продукта, а не субстрата психических процессов, и охватить всю «фундаментальную психологическую триаду»

когниции, эмоции и волю [Веккер, 1998], а не только ее отдельные фрагменты, могли бы послужить одним из главных средств интеграции естественнонаучной и гуманитарной парадигм.

Перечисленные тенденции в развитии психологической науки дают основание предположить, что она отнюдь не обречена на извечное противостояние естественнонаучной и гуманитарной парадигм, которые при определенном взгляде на психологическую реальность могут выглядеть не только не антагонистичными, но и, в терминах Куна, вполне «соизмеримыми» друг с другом и друг в друге нуждающимися.

ЛИТЕРАТУРА

Арефьев П.Г. Российские интеллектуальные элиты в компьютерных сетях: проблемы интеграции в структуру глобального взаимодействия // Социальные науки в постсоветской России. М., 2005.

С. 262–301.

Веккер Л.М. Психика и реальность: Единая теория психических процессов. М., 1998.

Гусельцева М.С. Культурная психология и методология гуманитарных наук // Вопросы психологии. 2005. № 5. С. 3–18.

Ионин Л.Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие. М., Климов И.А. Социальный состав и профессиональные ориентации российских обществоведов // Социальные науки в постсоветской России. М., 2005. С. 203–227.

Леонтьев Д.А. Личность как преодоление индивидуальности: основы неклассической психологии личности // Психологическая теория деятельности: вчера, сегодня, завтра. М., 2006. С. 134–147.

Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М., 1984.

Марцинковская Т. Д. Междисциплинарность как системообразующий фактор современной психологии // Методологические проблемы современной психологии. М., 2004. С. 61–81.

Мироненко И.А. Континуум или разрыв? // Вопросы психологии.

2006. № 6. С. 106–111.

Наука и общество на рубеже веков. М., 2000.

10.

Степин В.С. Теоретическое знание. М., 2000.

11.

Юревич А.В. Объяснение в психологии // Психологический журнал.

12.

2006. № 1. С. 97–106.

Юревич А.В. Психология и методология. М., 2005.

13.

14. Gottlieb G. Synthesizing Nature-Nurture: Rrenatal roots instinctive behavior. Manhwah, 1997.

15. Hargens L. Using the literature: Reference networks, reference contexts, and the social structure of scholarship // American sociological review.

2000. Vol. 65. P. 148–163.

16. Gergen K.J. Toward a Postmodern Psychology // Psychology and Postmodernism / Ed. by S. Kvales. London, 1994. Р. 17–30.

17. Granet M. The Tao // Theories of society. Vol. II. New York, 1961.

P. 1098–1101.

18. Masterman M. The nature of a paradigm // Criticism and the growth of knowldge. Cambridge, 1970. P. 33–61.

19. Pinel J. P. Biopsychology. Boston, 1993.

20. Polkinhorne D.E. Postmodern Epistemology of Practice // Psychology and Postmodernism / Ed. by S. Kvales. London, 1994. Р. 146–165.

21. Price D. de S. Little science, big science. New York, 1963.

22. Ritchie-Calder L. The next billion years start now // The future. New York, 1976. P. 206–214.

23. Rosenzweig M.R. What is psychological science // International psychological science: Progress, problems, and prospects. Washington, 1992.

Tele-interviews // European Psychologist. 2000. № 2.

24.

25. The next twenty-five years of technology: opportunities and risks // 21-st century technologies: promises and perits of dynamic future. OECD,

СИМУЛЬТАННОСТЬ И СУКЦЕССИВНОСТЬ

МУЗЫКАЛЬНОГО ОБРАЗА

В теории Л.М. Веккера спатиальные (пространственные) характеристики описываются на примере симультанного зрительного образа, а темпоральные (временные) свойства рассматриваются на примере слухового образа, обладающего свойством сукцессивности. По И.М. Сеченову, слуховой анализатор, с его низкой инерционностью точнее других определяет время. Известно, что именно левое полушарие обеспечивает функцию сукцессивного способа переработки информации. В нейропсихологии долгое время речевые функции локализовали в левом, а неречевые (в частности, музыкальные) – в правом полушарии. Возникает вопрос: неужели музыка, обладающая сукцессивными (ритмическими, метрическими) характеристиками, обеспечивается только правым полушарием?

Действительно, у больных с поражением правой височной области часто нарушено пение, возникают различного рода амузии. Тем не менее уже во второй половине ХХ в. высказываются мнения о левополушарном способе обработки информации при восприятии музыки профессиональными музыкантами. Более поздние нейрофизиологические исследования подтверждают выводы о дополнительной активизации левополушарных слуховых зон у профессиональных музыкантов, в то время как немузыканты демонстрируют только правополушарный способ обработки музыкального материала. В отечественной психологии И.А. Левочкина (1994) обнаружила корреляцию высокого уровня музыкальных способностей с большим количеством связей в левом полушарии. Исследование взаимосвязи когнитивных стилей и музыкальности также находит свое отражение в современной литературе. В работах Г.А. Голицына, О.Н. Даниловой, B.C. Каменского, В.М. Петрова (1990) по предложенному варианту измерения были выделены композиторы с декстральным (к примеру, Чайковский, Скрябин, Шуман, Дебюсси) и синистральным (Бах, Прокофьев, Стравинский) когнитивным стилем. В нашем исследовании было обнаружено, что высшее музыкальное образование (а соответственно, и более высокий уровень музыкальности) чаще встречается у лиц с шизоидным типом характера, в психологической структуре которого наблюдается синистральный модус мышления.

Таким образом, получается, что формированием музыкального образа занимается не только правое полушарие, большую роль играет также и левое полушарие. Здесь можно отметить, что и не все свойства речи обеспечиваются одной гемисферой. Для больных с поражениями правой височной области мозга характерно нарушение просодических характеристик речевой деятельности. Собственная речь таких больных лишена выразительности, модуляций, интонационного разнообразия.

В научной литературе все чаще стали появляться работы, посвященные изучению локализации различных музыкальных способностей в той или иной гемисфере. Существует предположение, что правая височная область ответственна за восприятие мелодического движения, громкости аккордов и тембра, за различение длительности тонов, в то время как левое полушарие включено в музыкальный образ при восприятии знакомых песен. В.В. Суворова (1989) показала, что способность звуковысотного различения связана преимущественно с функционированием левого, а тембровых и динамических качеств – правого полушария.

Другие исследователи полагают, что темпоральные музыкальные структуры, такие как ритм, обеспечиваются левой, а чувство интервалов и определение высоты тона – правой гемисферой. Эти данные подтверждаются наблюдениями отечественных нейропсихологов. Они отмечают, что явления аритмии могут наблюдаться не только при правосторонних, но и при левосторонних височных очагах (у правшей).

Вышеизложенный материал ясно показывает, что различные параметры музыкального образа обеспечиваются разными полушариями.

Предполагается, что за симультанные характеристики (такие как интонация, высота звука, контур мелодии) отвечает правая гемисфера, а сукцессивными параметрами (метрическое, ритмическое чувство) оперирует левое полушарие. Однако именно такое разделение остается спорным, так как не все исследования это подтверждают. Тем не менее уже становится понятным, что изучение музыкального образа должно проходить в рамках дифференциации его характеристик и отнесения их локализации к той или иной гемисфере.

ДИНАМИКА ИЗМЕНЕНИЯ ОБРАЗА ПСИХИЧЕСКОГО СОСТОЯНИЯ

Психическое состояние играет важную роль в жизнедеятельности человека, оно тесно взаимосвязано с другими психическими явлениями.

Опыт переживания состояния фиксируется в памяти человека в виде образа. А.О. Прохоров отмечает, что подобно тому, как возникает и закрепляется предметный образ в процессе восприятия, образ психического состояния формируется и закрепляется во время переживания индивидом данного состояния. Процесс формирования образа состояния может быть описан следующим образом: происходит превращение внутренних ощущений в представления, с последующей их вербализацией и рефлексией; в итоге образ состояния навязывается нашему уму как бы изнутри, а не извне.

Образ психического состояния, фиксируясь в сознании, образует следы памяти, поэтому его можно рассматривать как представление, которое не является предметным, а, скорее всего, чувственным. Итак, образ психического состояния предстает перед нами в трех аспектах: как образ актуального состояния, переживаемого в данный момент; как образ пережитого состояния, т. е. образ памяти, представления; как образ желаемого состояния, который формируется в результате имеющегося опыта, т. е.

несет в себе элементы образа памяти. При использовании этих трех аспектов, становится возможным процесс регуляции состоянием.

Наше исследование было направлено на изучение специфики изменения образа психического состояния в динамике времени в недельных и месячных интервалах. Исследование проводилось со студентами второго курса факультета психологии КГУ (45 человек). В первый день они оценивали свое актуальное состояние, затем еще дважды оценивали то же состояние с недельным интервалом и один раз через месяц. Использовался опросник «Рельеф психического состояния», разработанный А.О. Прохоровым и включающий самооценку сорока показателей состояния, входящих в четыре блока:1) психические процессы, 2) физиологические реакции, 3) переживания, 4) поведение.

Для обработки были взяты те фоновые состояния, которые испытывались большинством студентов: спокойствие, заинтересованность, сонливость. В результате проведенного качественного анализа средних значений по каждому из показателей было обнаружено, что образы данных состояний характеризуются четырьмя различными типами динамики: 1) рост значений в недельные интервалы и резкий их спад через месяц; 2) варьирование значений в пределах значений фонового состояния; 3) равномерное снижение значений; 4) повышение значений во всех временных интервалах.

Образ состояния «спокойствие» характеризуется в основном первым типом динамики (60% показателей). Образ состояния «заинтересованность» – вторым типом динамики (50% показателей). Образ состояния «сонливость» – третьим типом динамики (50% показателей).

Также в результате анализа было обнаружено, что некоторые показатели в динамике времени устойчиво сохраняют свои характеристики, т. е. в разных временных срезах имеют одинаковые значения. В большей степени такая особенность выражена в образе состояния «заинтересованность» (60,5% показателей). В данном случае можно говорить о том, что образ состояния «заинтересованность» в динамике времени репродуцируется без особых изменений в оценке показателей. Возможно, это связано с тем, что на оценку первоначально испытываемого состояния влияло текущее состояние заинтересованности у испытуемых.

В результате статистического анализа было выявлено следующее: все три состояния представлены в сознании в основном блоками переживания и поведения, т. е. именно эти факторы в большей степени обусловливают фиксацию данных состояний в сознании и дают возможность репродуцировать их образ. Мы объясняем это тем, что сам факт переживания состояния и его отражение в поведении более поддаются рефлексии, осознанию в силу тесной связи с эмоциональной сферой человека.

В заключение можно сказать, что динамика изменения образа психического состояния имеет свою специфику в зависимости от самого переживаемого состояния. Образ каждого состояния имеет свой ключевой тип динамики. Кроме того, образ психического состояния, как и представления, репродуцируется в измененном виде.

ПСИХИЧЕСКОЕ ЯВЛЕНИЕ КАК ИНВАРИАНТ

В психологии достаточно популярна идея применения геометрических инвариантов. Вспомним в связи с этим В.С. Мерлина, Ж. Пиаже, Л.М. Веккера, В.В. Белоуса.

Л.М. Веккер предлагал соотнести стадии формирования перцептивного образа с геометрическими инвариантами: топологическим, проективным, аффинным, подобия и метрическим.

На наш взгляд, понятие инвариант можно применить ко всем психическим явлениям. (Это понятие зародилось в математике и в общем виде означает свойство оставаться неизменным при каких-либо преобразованиях.) Организм человека (или животного) находится в так называемой вероятностной, «ускользающей» среде, которую для адаптации к ней человек должен так отразить, чтобы она выглядела стабильной, инвариантной.

Для успешной адаптации организму необходимо стабилизировать себя, окружающую среду и свое местоположение в среде. В соответствии с этим у него сформировались три сферы психики: эндопсихика, экзопсихика и мезопсихика. Каждая из сфер формирует свои инварианты. Проиллюстрируем сказанное на нескольких примерах.

Экзопсихика. 1. Ощущение. Инвариант – общая совмещенная часть множества раздражений одного типа рецепторов. На любой чувствительный орган воздействует множество стимулов, но ощущения вызывают только те, которые: а) действуют одновременно на несколько рецепторных клеток, б) воздействуют синхронно, в) превышают пороговые значения по своей интенсивности. 2. Восприятие. Инвариант – общая совмещенная часть раздражений более чем одного типа рецепторов (инвариантная часть нескольких инвариантов). Это совмещение «качеств», создаваемых разными модальностями. Для возникновения восприятия необходимо, чтобы «срабатывали» несколько сенсорных модальностей синхронно. Инвариантной будет в этом случае общая, совмещенная часть раздражений, поступающих по разным каналам. Если для возникновения ощущения достаточно одной сенсорной модальности, то для восприятия нужно как минимум две. В этом случае появляется возможность отражать такие свойства предметов и явлений, для отображения которых нет соответствующих рецепторных клеток, т. е.

объединение (совмещение) сенсорных модальностей позволяет резко увеличивать информативность сенсорной системы. 3. Представление.

Инвариант – общая совмещенная часть «продуктов» отдельных восприятий одного и того же объекта, т. е. совмещение в одном образе разных проекций этого объекта. Поскольку невозможно видеть один и тот же объект сразу со всех сторон, то для этих целей природе приходится использовать «следы» разных восприятий и после этого их совмещать, получая более точный инвариант. Отсюда и свойства представления – бледность, фрагментарность, мерцание и т. п. Восприятие способно дать инвариант подобия. 4. Воображение. Инвариант – общая совмещенная часть нескольких представлений. По этой причине результатом такого совмещения может быть образ предмета, не существующего в реальности. 5. Словообразование. Инвариант – общая инвариантная для нескольких людей (минимум для двоих) часть индивидуальных восприятий и представлений. Происходит совмещение образов объектов, выполняющих одну и ту же функцию, с последующим их обозначением звуком, знаком и т. п.

Эндопсихика. 1. Состояние. Инвариант – общая совмещенная часть совокупности ГП (генетических программ), запускаемой наличной ситуацией. Состояния создают психический фон, канву, являются индикатором отношения «субъект–среда». 2. Эмоции (базовые). Инвариант – для каждой базовой эмоции инвариантом является совмещенная часть нескольких ГП, запускаемых доминантой в среде. Такой инвариант отражен, отчужден, осознан и обозначен. Эмоция – это отраженное отношение. 3.

Чувства. Инвариант – общая совмещенная часть базовых эмоций.

Мезопсихика. 1. Мышление. Инвариант – «сырьем» для мышления являются готовые инварианты – образы и символы. Мышление – это процесс и продукт поиска устойчивых (еще более устойчивых, чем готовые инварианты, образы и символы) отношений между элементами и отношениями в окружающей среде. 2. Речь. Инвариант – общая часть слов, составляющих высказывание и формирующих смысл. 3. Воля.

Инвариант – совмещенная часть информации, пришедшей из эндо- и экзопсихики, позволяющая совершить поступок.

Таким образом, понятие инвариант позволяет упорядочить психические явления, делая их совокупность более обозримой, позволяя проводить экспериментальные исследования, отвечающие принципу повторяемости.

К ВОПРОСУ ОБ АУДИАЛЬНОМ ПЕРЦЕПТИВНОМ ОБРАЗЕ

В общей психологии все свойства перцепта и закономерности перцептивной деятельности рассматриваются на примерах зрительного анализатора, или в визуальной модальности. Тогда как данные о слуховом, аудиальном перцепте отсутствуют. Только в теории Л.М. Веккера выстраивается темпоральная ось перцепта и имеются общие наметки относительно проблемы образа восприятия в слуховой модальности, а в качестве такого перцепта предлагается слово. Так существует ли аудиальный перцепт? Какие примеры такого перцепта мы можем привести, а затем экспериментально исследовать?

Можно ли взять за такой образ восприятия отдельный звук? Но звук вполне соответствует определению сенсорного образа, отражающего отдельное свойство среды. Значит, надо искать такие феномены звуковой среды, которые подходили бы под дефиницию перцепта. Следовало бы учесть и известные свойства перцептивного образа (в концепции Веккера именуемые «вторичными», специфицирующими образ данного уровня): предметность, целостность, константность, обобщенность (категориальность), селективность, апперцептивность, культуроспецифичность (историчность). Ранее мы применяли такой методологический прием при решении вопроса о количестве видов чувств человека, обосновывая идею, что если сенсорных модальностей у человека одиннадцать или более, то перцептивных модальностей у человека только три – визуальная, аудиальная и кинестетическая.

Можно предположить, что кроме слова под такие перцептивные свойства попадают лейтмотив, аккорд, ритмическая структура музыкального образа.

В самом деле, лейтмотив выделен из фона, т. е. звуковой среды, как единая целостная структура (предметность), где выпадение одного или нескольких элементов не нарушит единого звучания (целостность). Он не меняется и узнается даже при изменении октавы или тональности (константность), испытывает влияние эмоций, желания услышать знакомый мотив в малоструктурированном шуме (селективность и апперцептивность), культуроспецифичен (в разных культурах приняты разные мелодические гармоники, которые подвержены историческому развитию).

Аккорд явно целостен (выпадение из трезвучия среднего звука все же позволит опознать квинту, терцию или октаву, хотя полнота звучания пострадает). Константность его также очевидна, как и в лейтмотиве (не нарушается его характер при исполнении на разных октавах). Предметность аккорда несколько спорна, а селективность, апперцептивность и историчность совсем сомнительны, поскольку консонантность его звучания определяется физикой звука (Пифагор) и физиологией слуха (Г. Гельмгольц).

Ритм предметен, так как при привычности устойчивых ритмических структур (музыкальные ритмы и размеры, стихотворные размеры и ритмы – явная апперцептивность и историчность) даже случайное их возникновение в шуме выделяет их из фона. Он обладает определенной целостностью. Как известно, в поэтике выпадение икта (ударнобезударного сочетания) в стихотворной строке не только не нарушает размерность стиха, но и дает эстетические эффекты. Но константность ритма спорна.

В слове перцептивные свойства соблюдаются в более явной форме, чем в музыкальных единицах.

Возможно, не все перцептивные свойства, описанные на визуальном образе восприятия, могут соблюдаться в аудиальном перцепте (или не на всех его видах) из-за его одномерности (зрительный перцепт двухтрехмерен). Тогда придется выделять облигатные перцептивные свойства и факультативные, уточняя заодно и сам список этих свойств (сейчас он очень сильно варьирует в разных учебниках по общей психологии).

Не исключено, что в полноте соблюдения всех перцептивных свойств аудиального перцепта есть и эволюционно-генетические закономерности.

Например, ритм является старейшим музыкальным явлением в филогенезе (ноогенезе), как полагают очень многие исследователи (А.А. Формозов, С.Н. Бибиков, И.И. Ашмарин). Ритмико-ударные инструменты, как известно, в археологии появились ранее тональных, резонаторных. В онтогенезе чувство ритма также созревает раньше остальных музыкальнозвуковых феноменов (Д.К. Кирнарская, Н.И. Киященко, К.В. Тарасова), а чувство гармонии появляется позже чувства ритма как в ноогенезе (В.Б.

Иорданский), так и в онтогенезе (Л.А. Ильина).

Таким образом, в аудиальной модальности (слуховом анализаторе) понятие перцепта не теряет смысла, хотя и требует своей более тщательной методологической разработки и экспериментального исследования, чем это было сделано гештальтистами для визуального образа восприятия.

ОСОБЕННОСТИ ПОДХОДА Л.М. ВЕККЕРА К РЕШЕНИЮ

ПРОБЛЕМ ИНТЕГРАЦИИ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ

Л.М. Веккер один из первых может быть причислен к разработчикам идей системности такого уровня, который открывает возможности дальнейшего продвижения современной психологии по линии интеграции, что определяет методологическую ценность этих идей.

Особенность методологической ситуации в период разработки единой теории психических процессов заключалась в том, что в распоряжении психологов был так называемый «методический» вариант системного подхода, выводивший целостность психического на основе методов установления множественных связей между его компонентами.

Однако особенности рассматриваемых Л.М. Веккером компонент и их взаимосвязей были таковы, что оказывались шире возможностей данного типа системного описания и, тем самым, намечали пути преодоления его границ. Имеется в виду выделение Львом Марковичем вслед за гносеологическим парадоксом психики онтологического парадокса субъекта, суть которого заключается в неустранимости субъектности из актов отражения, в двойственной отнесенности психических состояний к «телу» и «душе». К его постановке, насколько можно судить, привело осознание недостаточности гносеологических схем для создания целостного описания психического.

Решение данной задачи и, тем самым, преодоление онтологического парадокса субъекта, требовало изначально обратиться к самой системной реальности, взять ее в качестве предмета исследования, что и могло задать ход системного анализа. У Льва Марковича это выражено следующим образом: «системой оказывается только такое целостное множество взаимодействующих между собою элементов, которое силами этого взаимодействия реально выделено из окружающей среды именно в качестве отдельного образования». Таковую он видит в иерархической системе субъекта как носителя психических процессов и свойств, самым общим свойством отношений в форме реального взаимодействия между элементами которой является пространственно-временная организация. Будучи мерой реальной взаимосвязности элементов системы, пространственно-временная организация выступает и наиболее обобщенным условием соотносимости, «взаимной упорядоченности двух множеств состояний и, соответственно, двух систем» в предельной абстракции – субъекта и объекта, что является онтологическим основанием преодоления гносеологического парадокса психики.

Следствием изменения хода системного анализа (от целого как реально функционирующей системы к раскрытию взаимодействий между образующими ее составляющими) явилась возможность достичь интеграции теоретико-информационного, теоретико-системного и теоретико-деятельностного подходов. В отличие от предпринимавшихся К.К. Платоновым, А.В. Брушлинским, К.А. Абульхановой-Славской, А.Г. Асмоловым и др. попыток интеграции научного знания, интегративный эффект у Льва Марковича не приводил ни к унификации объединяемых подходов, ни к поглощению одной теории другой, ни к их эклектике, а возникал как результат их «взаимно дополняющей конвергенции». Он был обеспечен выделением именно такой характеристики систем, как их пространственно-временная организация, что открывало возможность непротиворечивого соотнесения универсальных и высокоспецифических признаков, принадлежащих разным уровням иерархии системы, которые изучаются разными подходами. Это придавало интегративному эффекту характер не однородный, одноуровневый, а иерархический. В силу этого каждая теория и ее основные понятия заняли в единой общетеоретической категориальной сетке свое определенное место и могли вступать в непротиворечивые отношения друг с другом, а сама обобщающая теория приобретала контуры иерархической системы более высокого уровня организации по отношению к исходным. Несмотря на предварительный, по оценке самого Л.М. Веккера, характер итогов его теоретических изысканий, обобщения его теории, с одной стороны, показывали и обосновывали разноуровневость системного знания, реализуемого разными подходами, с другой же, задавали единственно возможное направление преодоления дезинтегрированности психологии. Оно достижимо через усложнение системности психологического знания, что, в свою очередь, определяется характером той реальной системы, которая выделяется в качестве предмета познания.

Позже эта логика была вскрыта и обоснована в историко-системном подходе В.Е. Клочко, показавшем, что в движении психологии по линии усложнения уровня и форм системного подхода выявляются внутренние тенденции развития науки.

ПЕРЕНОС ВЕРБАЛИЗОВАННЫХ ОПЕРАЦИОНАЛЬНЫХ

СМЫСЛОВ ИЗ СИТУАЦИИ В СИТУАЦИЮ

И ПРОБЛЕМА ПОНИМАНИЯ

В смысловой концепции мышления О.К. Тихомирова процесс решения задачи понимается как формирование, развитие и сложное взаимодействие операциональных смысловых образований разного вида и уровней (вербализованные и невербализованные операциональные смыслы, ВОС и НОС). Операциональные смыслы, возникающие по ходу решения задачи, определяют избирательность и направленность исследовательской деятельности. Одним из важных источников усиления избирательности поисковой деятельности по мере решения данной задачи является перенос смысла. Специфика переноса НОС состоит в сокращении поиска.

Большая переносимость и активная роль ВОС в организации дальнейшего протекания поиска предполагалась, но не исследовалась.

Феномен переноса ВОС изучался нами посредством выявления их особенностей в процессе выбора лучшего хода в связанных (позиции A и A2 или B1 и B2, где вторая позиция – продолжение первой после одного хода за каждую сторону) и несвязанных позициях (позиции B1и A или A1 и B2) у шахматистов разной квалификации и возраста.

Обнаружено, что перенос ВОС из одной ситуации в другую, связанную с ней, зависит от позиции, квалификации и возраста субъектов. Эти факторы и определяют форму переноса. Разные формы переноса связаны с изменением определенных показателей объема, структуры и глубины ВОС в связанной позиции. Одной из форм переноса ВОС в связанную позицию может выступать снижение в ней числа нулевых ходов (планов за одну из сторон) и повышение повторов других ходов, что тесно связано с феноменом переобследования и развитием ВОС. На материале чтения было показано, что переобследование, возврат к какимлибо местам текста с точки зрения новых знаний помогает его пониманию и осмыслению. У шахматистов до 40 лет перенос ВОС может проявляться в повышении разветвленности поиска. Разветвленность определялась как соотношение числа вариантов в сумме с подвариантами к числу вариантов. Рассматривая подварианты какого-либо варианта, субъект, по сути дела, изменяет или углубляет какую-то часть варианта.

В когнитивной психологии варьирование рассматривается как одна из общих метапроцедур понимания и играет значительную роль в процессах решения задач и в художественном творчестве.

У наиболее квалифицированных шахматистов перенос смысла может быть связан с уменьшением числа названных элементов, увеличением процента ядерных, наиболее часто обследуемых, элементов в общем числе названных элементов и снижением времени решения, с уменьшением (либо ростом, в зависимости от типа позиции) среднего и максимального числа называний одного элемента.

В связанной позиции по сравнению с аналогичной изолированной может быть меньше повторов базовых ходов (переобследований основных направлений поиска, задаваемых первым ходом, т. е. ходомкандидатом). С другой стороны, и это зависит от характеристик задачи, изолированная позиция может терять свое качество изолированности, так как характеристики ВОС в ней могут значимо не отличаться от характеристик ВОС связанной позиции.

О переносе ВОС можно сказать словами Н.А. Бернштейна, что это повторение без повторения. Всякий раз субъект пытается решить задачу выбора лучшего хода наилучшим образом. Перенос ВОС, задавая направление поиска, оказывается связанным не просто с повторением каких-то предвосхищений. Происходит широкое использование и преобразование результатов вербального поиска в последующих ситуациях, в результате чего предыдущие и последующие ситуации для субъекта объединяются, с одной стороны, в определенные смысловые группы, с другой стороны, включаются все новые взаимодействия фигур. Перенос ВОС самым непосредственным образом связан с их преобразованием и развитием.

Итак, перенос ВОС в связанную позицию характеризуется повышением избирательности и дальнейшим развитием поиска в глубину и выступает фактором не только сокращения поиска, но осмысления и понимания.

СТРУКТУРА ЭМОЦИЙ В ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ ОЦЕНКЕ

ЗВУКОВОГО ФРАГМЕНТА

Л.М. Веккер считал, что вся трудность изучения эмоций заключается в том, что эмоциональные процессы составляют средний класс триады психических процессов, поэтому «изучены гораздо хуже, чем структура и механизмы когнитивных процессов и процессов психической регуляции деятельности, располагающихся по краям спектра психических процессов». Также «резко выраженная "размытость" усиливается еще и тем, что в интегральной структуре субъекта переплетены и взаимно замаскированы разные пласты иерархической системы, начинающейся с элементарных эмоций, общих у человека с животными, а завершающейся высшими формами интеллектуальных и нравственных чувств человека. Эта слитность разноуровневых слоев с особой остротой требует стратегии, специально направленной на разведение субъективных и объективных компонентов психических процессов (в данном случае эмоций), их общих и частных форм, целостных и частичных проявлений, исходных и производных уровней» [Веккер, 1981].

Цель данной работы – проверка гипотезы о существовании связи между пониманием и эмоциональной оценкой звукового фрагмента человеком. Под термином «понимание» мы подразумеваем постижение содержательной стороны звукового фрагмента. Для нас особенно важна была субъективная оценка, опираясь на которую человек определяет источник звука, что предполагает предметную соотнесенность звукового фрагмента. В ином случае, звук предметно не соотнесен, испытуемый не может идентифицировать его источник. В эмоциональную оценку входят недифференцированные эмоциональные оценки и дифференцированные эмоции.

Процедура исследования проходила следующим образом. Испытуемому в звукоизолированной, затемненной камере предъявлялся один звуковой фрагмент, после прослушивания которого ему через переговорное устройство экспериментатор задавал вопросы «Направленного интервью», с помощью которых выяснялось, что услышал испытуемый, и уточнялись различные аспекты услышанного звука. Ответы испытуемого дословно фиксировались экспериментатором в журнале. Все речевые высказывания в дальнейшем подвергались контент-анализу. Суть контент-анализа состояла в классификации высказываний по следующим категориям: понятен или не понятен звуковой фрагмент; положительная эмоциональная оценка, отрицательная эмоциональная оценка и нейтральная эмоциональная оценка.

Далее испытуемый оценивал звук по шкалам методики «Семантический дифференциал в оценке звуковых фрагментов», разработанной В.А. Садовым, Н.Г. Шпагоновой. Для обработки мы использовали шкалу «Эмоция радости», в которую вошли следующие пункты: радостный – тоскливый, веселый – грустный, счастливый – горестный, торжествующий – унылый, радостный – печальный, мажорный – минорный, и шкалу «Интегральная эмоциональная оценка звука»: неприятный – приятный, пугающий – расслабляющий, отталкивающий – привлекающий, некомфортный – комфортный, утомительный – неутомительный, раздражающий – успокаивающий, нежелаемый – желаемый, неблагоприятный – благоприятный.

Через некоторое время испытуемому предъявлялся следующий звук.

Всего испытуемый прослушивал 9 звуковых фрагментов: три естественных звука (мяуканье кошки – 995 мс, звук падающей капли – 203 мс, удар топора по дереву – 505 мс), их реверсивные и тональные модификации.

По итогам исследования были сделаны следующие выводы:

1. При понимании звукового фрагмента возникает положительная, а при непонимании – отрицательная эмоциональная оценка. В случае, когда испытуемый с легкостью определяет звуковой фрагмент, он удовлетворен, и звуковой фрагмент оценивается как положительный, а если он не может определить, что именно звучит, то испытывает дискомфорт, раздражение и дает звуку отрицательную эмоциональную оценку.

Таким образом, в очередной раз подтверждается такая эмпирическая характеристика эмоций, как двузначность.

2. Не обнаружено связи между пониманием звукового фрагмента и возникновением эмоций радости, печали. Данный вывод может говорить в пользу того, что элементарные чувства удовольствия и неудовольствия, включенные в недифференцированную эмоциональную оценку, находятся на одном уровне эмоциональных процессов, а дифференцированные эмоции – на другом и по-разному связаны с пониманием звукового фрагмента. Например, если человек понимает звук, т. е.

определил источник, в силу вступает не реакция на сам звук, а отношение к источнику звука.

О ТРАНСЛЯЦИОННОЙ ФУНКЦИИ ОБРАЗНОЙ СФЕРЫ

ЧЕЛОВЕКА

Психологическое наследие Л.М. Веккера вносит вклад в психологию вторичных образов, в частности, в изучение непосредственных отношений человека к объекту, отображенному в образе. Речь идет о связях когнитивных и эмоциональных процессов.

Изучение переживания образного опыта открывает новые грани соотношения в образе чувственно-конкретного и абстрактно-понятийного.

Эмоциональный компонент образного опыта играет важную роль в осуществлении трансляционной функции (ТФ) образной сферы человека (ОСЧ). Именно переживание образов помогает актуализации материала, неявного в обычных состояниях сознания. ТФ – функция, связанная с «переводом в пространство переживаний» человека некоей информации о мире и самом себе. Вторичные образы как элементы ОСЧ – «трансязыковый механизм», обеспечивающий полноту полимодальной переработки информации от происходящего в объективной и субъективной реальностях. Вторичные образы различных классов, имея особенности трансляции материала в сознание, выступают инструментом глубинного отражения и переживания в образе материала, нерефлексируемого в обычных состояниях сознания. Переживание образов является элементом механизма «канал–контакта» субъекта с глубинными аспектами внутреннего мира и с многомерно-многоуровневой реальностью человеческого бытия.

Целостное рассмотрение образного опыта с точки зрения его переживаемости, осознаваемости и понимаемости человеком раскрывается феноменологически-герменевтическим подходом (ФГП). ФГП, исходя из непосредственной данности человеку его внутреннего опыта, подчеркивает значение изучения «вторичного образа как объекта переживания и понимания». В развитии подхода особое значение имеет духовное измерение бытия и его отражение ОСЧ. Изучение того, как духовное начало в человеке, мир идеальных объектов и духовных смыслов отражается в ОСЧ, является актуальной проблемой психологии. Уловление смысла в переживании образа дает дополнительные возможности исследования отражения духовных измерений бытия, неявных аспектов окружающего мира, сфер идеальных объектов (философскомировоззренческого, религиозного порядка и т. п.). Переживание духовных измерений – это встречи внутреннего мира человека с областями трансперсонального, трансцендентального опыта, с религиозномифологическим символизмом, а также с видениями, воспринимаемыми как божественные откровения об объектах высшего идеального бытия.

ФГП предполагает анализ того, что собой представляет образ в качестве события внутреннего мира и как он переживается и понимается человеком как некая сущность. Такая постановка проблемы требует изучения онтологического статуса ОСЧ, анализа образного явления, как имеющего самоценностное бытие. Вторичный образ не только отражает характеристики внешнего и внутреннего миров, но и является регулятором в самых различных аспектах жизнедеятельности. По аналогии с «перцептивным событием» (В.А. Барабанщиков) можно ставить вопрос о событии внутреннего мира на уровне вторичного образа как о субъективно целостном эпизоде внутреннего образного опыта (как результата – завершенное «образное послание», – так и процесса – фрагмент «потока образов»).

Среди взаимосвязанных аспектов, раскрывающих онтологический статус образного опыта, подчеркнем аксиологический аспект: ОСЧ должна более глубоко рассматриваться и в плане переживания ценностных отношений, участвующих в регуляции жизнедеятельности человека. Сознание пристрастно (А.Н. Леонтьев) – оно есть всегда оценкаотношение, «работающее» на личностный смысл. За аксиологией вторичного образа стоит переживание его личностью в связи со смыслами, придаваемыми отражаемой действительности, с отношениями человека к содержанию конкретных образных событий во внутреннем мире. Вторичный образ можно понимать, как способ существования возникающих при взаимодействии человека с миром оценочных отношений – субъект-объектных, субъект-субъектных: в ретроспективном, оперативном, проспективном планах (и в плане отношений человека к собственному внутреннему миру). Вторичный образ – это «наглядная/полимодальная упаковка» указанных форм отношений субъекта.

Образ выступает динамическим «слепком», фиксирующим валентность отношений субъекта. Это подчеркивает значение изучения проявлений образа как «переживаемой полимодальной картинки».

ИЗОМОРФНОСТЬ ОБРАЗА И МЫШЛЕНИЯ

В ТВОРЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПРОФЕССИОНАЛА

Одной из важных заслуг Л.М. Веккера является построение шкалы уровней организации информационных процессов, объединяющей общим принципом изоморфизма нервные и психические сигналы. Изоморфизм требует взаимно однозначного соответствия функций или отношений, попарно связывающих элементы множества-сигнала и множества-источника. На основании выделенного принципа была разработана шкала, в соответствии с которой специфические различия нервных и перцептивных процессов определяются, по мнению Л.М. Веккера, местом, которое эти структурные единицы психики занимают на шкале изоморфизма. Структурная специфичность перцептивного уровня психической информации объективно проявляется в том, что целостные, предметные образы задают программы действий не в виде жесткой последовательности движений, а в виде целостного семейства вариантов траекторий, включенных в структуру перцептивного пространства.

Особенно важным является вывод о том, что именно этот факт включает в себя предпосылку, создающую на высших уровнях психики альтернативные варианты свободного выбора.

Актуальный умственный образ того или иного конкретного события или ситуации (т. е. образ того, как человек воспринимает, осмысливает, понимает и объясняет происходящее) образует основу ментальной репрезентации в профессиональной деятельности. Психологическая сущность умственных образов состоит в множественной идентификации индивидом себя самого и своих партнеров в рамках, заданных ситуацией и поставленной целью, а также в последующей реактивной трансформации образов под влиянием осмысления динамики взаимодействия, изменений параметров решаемой ситуации.

В проведенных нами исследованиях (М.М. Кашапов, Ю.В. Скворцова, Т.В. Огородова, С.А. Томчук и др.) установлено, что как на стадии допрофессиональной и профессиональной подготовки, так и в процессе Работа выполнена при поддержке РГНФ (проект № 07-06-00279а).

осуществления практической деятельности существует «проблемное поле», связанное с ментальной репрезентацией. Так, Т.В. Огородовой выявлено, что психологические характеристики творческого мышления учащихся различных профильных классов имеют разноуровневое и полиструктурное содержание. Творческое вербальное мышление учащихся профильных классов, в сравнении с общеобразовательными, отличается разнообразным набором характеристик образного мышления. Например, особенностью учащихся педагогического профиля является изоморфность вербальных и невербальных (образных) компонентов в структуре творческого мышления.

В исследовании образных характеристик творческого мышления профессионала, проведенном С.А. Томчук, установлено, что мышление задает концептуальный уровень чувственному отражению, в силу чего активно воздействует на эмоциональную и образную память. Обосновано, что в музыкальном и педагогическом мышлении преподавателей общеобразовательных школ наблюдаются сходные тенденции: динамика развития от ситуативного типа педагогического мышления к надситуативному проецируется на динамику развития музыкального мышления от эмоционально-ценностного уровня к духовно-ценностному. А прошлый опыт в музыкальном мышлении используется двояко: с одной стороны, актуализируются знания из области теории музыки, а с другой – всплывают образы ранее пережитых психологических ситуаций.

В. Скворцовой установлено влияние занятий с преподавателями вузов по решению педагогических ситуаций на совершенствование их педагогического мышления. Обнаружены связи между уровнем метакогнитивной активности и результативными характеристиками педагогического мышления. Компоненты, в том числе и образные, и стратегии метапознания, включаясь в процесс профессионального педагогического мышления, определяют (посредством сознательного и бессознательного регулирования) эффективность обнаружения и разрешения педагогической проблемности. Следовательно, освоение новой информации или роли предполагает момент отчуждения, отстранения, образного абстрагирования. Чтобы осмыслить и понять какой-либо образ, «войти в него», нужно уметь посмотреть на него с неожиданной стороны, удивиться. В процессе визуализации образов происходит их кататимное переживание. Специалист, обладающий ярко выраженным образным мышлением, стремится к самостоятельному решению как профессиональных, так и жизненных задач, поскольку позитивный образ мысли активизирует творческий саморазвивающийся потенциал.

ГЕНЕЗИС СУЖДЕНИЯ О ВРЕМЕНИ

КАК ПОКАЗАТЕЛЬ ПЕРЕХОДА ОБРАЗ-МЫСЛЬ

Согласно Л.М. Веккеру, между двумя разными уровнями – образным и мыслительным, объединенными общим принципом организации психики, имеет место переходное звено с промежуточным характером и неопределенной структурой. На такой переходной стадии предметное действие, не подвергаясь еще регулирующему воздействию мысли, выступает средством ее формирования.

В своем исследовании мы предположили, что можно фиксировать не только процессы, происходящие в переходном звене, но и переход через рубеж образ–мысль с помощью генеза категории «время» в сознании.

Для подтверждения гипотезы мы обратились к суждениям о времени детей и младших подростков. Мы предъявляли им наборы словстимулов, соответствующих трем направлениям в познании времени:

1) представления о длительности (метрические свойства);

2) пpедставления о последовательности (топологические свойства);

3) представления для оpиентиpовки во времени.

Результаты проведенного исследования показали, что в сознании детей 3–4 лет большинство суждений об этих свойствах основаны на сенсорно-перцептивных образах (операндах), отражающих собственные моторные движения, связанные с перемещением тела в пространстве.

Структурной единицей суждения детей 3–4 лет являются образы, которые, на наш взгляд, представляют собой уровень «оречевленной перцепции» и не выражают понятийные обобщения. По Веккеру, обозначение отдельного образа отдельным словом, реализуя акт называния, составляет существенную предпосылку мышления, но не возводит этот образ в ранг собственно мысли. Анализируя характеристики метрических свойств времени детьми 6–7 лет, мы имеем дело как с «оречевленной перцепцией», выраженной в двучленном предложении, так и с более сложными суждениями, структурными элементами которых являются операнды – первичные (сенсорно-перцептивные) и вторичные (представления), выраженными в трехчленных предложениях, в которых с помощью операторов связываются и соотносятся операнды. Изучая дальнейшее развитие представлений о длительности у детей, можно отметить, что изменяются как операнды, с помощью которых дети 10– 11 лет характеризуют слова-стимулы, так и применяемые ими операции мышления. Видно, что дети 10–11 лет используют операнды, выраженные глаголом, что напоминает «оречевленную перцепцию» 3–4 летних детей, но, опираясь на возрастающий индивидуальный опыт и развитие когнитивных структур, большинство детей этого возраста подчеркивают, что одни и те же виды деятельности можно выполнять с различной продолжительностью во времени: быстро, медленно и долго. На примере генезиса метрических свойств времени в сознании детей (с 3 до 11 лет) мы наблюдаем процессы, происходящие в «переходном звене», когда перцептивный уровень с его характеристиками уже существует, при этом предметное действие выступает средством формирования мысли, а мыслительный уровень в его собственных зрелых формах еще отсутствует.

Изучая генезис категории «время» в сознании, мы можем акцентировать внимание на гетерохронности процесса ее познания. Этот феномен особенно ярко проявляется на примере более позднего формирования представлений о последовательности относительно представлений о длительности. У нас есть основания связывать феномен генезиса представлений о последовательности с переходом «образ–мысль», причем в формировании этих представлений главная роль отведена оператору, а в формировании суждений о длительности важную роль играют операнды, которые отражают процессы, происходящие в «переходном звене». И как только сформируются операторы, которые соотносят операнды в сознании, происходит этот известный «скачок», который совершает познание на рубеже, разделяющем образ и мысль.

Формирование категории «время» у детей одной возрастной группы, отражает разные уровни понимания, что в свою очередь может свидетельствовать о прогрессирующей или регрессирующей стадии актуального развития.

ОЦЕНКА РАЗНОУРОВНЕВЫХ СТРУКТУР КОГНИТИВНЫХ

И МЕТАКОГНИТИВНЫХ СПОСОБНОСТЕЙ

КАК ИНТЕГРИРОВАННЫХ СВОЙСТВ ИНТЕЛЛЕКТА

Структурно-интегративный подход к оценке когнитивных способностей и интеллекта (Л.М. Веккер, М.А. Холодная и др.) за последние деРабота выполнена при поддержке РГНФ (грант № 08 06 00355а).

сятилетия получил свое развитие в методическом плане, в частности, в аспекте психодиагностики и обработки данных. Здесь обнаруживаются два основных направления реализации принципов данной методологии, первый из которых – это поиск и разработка способов интегративной диагностики интеллектуальных способностей в деятельности, в феноменологии их естественного проявления, а второй – это применение достаточно разработанного за более чем уже сто лет аппарата тестирования в классическом психометрическом варианте, но с изменением схемы обработки данных, ориентированной на выявление взаимосвязей между различными структурами когнитивных способностей, интервальными параметрами когнитивных процессов. Таким образом, меняя схему обработки данных с классических линейных моделей на математическую оценку целостных паттернов свойств или структур, исследователь получает возможность перейти от унитарного и факторного подхода к структурному (структурное моделирование уравнениями регрессии) или комплексному, интегративному подходу (выявление паттернов свойств на основе нечетких логических правил).

Например, анализ различных психометрических данных на основе методологии нечеткой логики, которая уже зарекомендовала себя как в области техники, так и в области решения прогностических задач в экономике, медицине, социологии, позволяет не только строить прогностические модели индивидуальной интеллектуальной эффективности, но и определить интеллект как систему нечетких множеств когнитивных и метакогнитивных параметров. Эти нечеткие множества, с одной стороны, проявляются в целостных паттернах свойств, обеспечивающих эффективность интеллектуального функционирования, а с другой стороны, эти паттерны свойств достаточно динамичны по своему характеру, поскольку мягкость, нечеткость различных интервальных пересечений когнитивных функций позволяет им достаточно гибко проявляться в пределах определенной структуры. В целом методология нечеткой логики, применяемая к моделированию индивидуальной интеллектуальной эффективности, позволяет реально операционализировать принцип интеграции как базовый в становлении разноуровневых психических структур и меняет не только процедуры оценки, но и содержание категории интеллекта.

В ряде эмпирических исследований, выполненных нами с применением моделирования на основе нечеткой логики и проведенных с целью выявления и оценки целостных паттернов сложно-структурированных и дифферецированных свойств, нами использованы положения Л.М. Веккера об интеллекте как целостной интегрированной системе, основанной на внутренних связях когнитивных единиц между собой.

Выявлено, что связи когнитивных единиц в форме психометрических параметров, характеризующих когнитивные и метакогнитивные способности, отличаются высокой степенью дифференцированности, проявляющейся в интервальных, взаимопереходящих нечетких множествах. Данные нечеткие множества построены нами с использованием модели Сугено пакета Matlab по результатам измерения структур креативности, психометрического интеллекта, различных параметров когнитивных стилей и имплицитного обучения. Множества выявленных внутридифференцированных связей являются статистическими предикторами индивидуальной интеллектуальной эффективности и представляют собой целостные паттерны свойств. Важной характеристикой таких паттернов является то, что изменение одного из параметров влечет за собой изменение всех других в пределах определенного нечеткого множества, что характеризует гибкость и разнообразие проявлений реальной интеллектуальной эффективности в форме достижений и вместе с тем достаточную устойчивость и определенный уровень стабильности интеллекта как интегрированного пересечения различных когнитивных функций.

Таким образом, математико-статистическая операционализация интегративного подхода позволяет не только описать закономерности функционирования интеллекта как целостной системы, но и прогнозировать индивидуальную интеллектуальную эффективность в пределах возможностного диапазона достижений.

ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ ОБОБЩЕНИЕ

КАК ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ МЕХАНИЗМ СИНЕСТЕЗИИ

Несмотря на возросший в последнее время в разных областях знания интерес к проблеме синестезии, можно отметить отсутствие единого представления о механизмах, лежащих в основе этого явления, и общей теоретической базы, позволяющей систематизировать достижения различных подходов. Наличие большого количества разнородных работ отечественных и зарубежных авторов свидетельствует не только об интересе к проблеме, но и о том, что она недостаточно исследована и что по-прежнему остаются мало изученными многие аспекты.

При изучении синестезии по сей день смешиваются самые разнородные явления: феномен непроизвольного возникновения образов определенной модальности при стимуляции другой модальности, например явление цветного слуха (С.В. Кравков, А.Р. Лурия; S. Baron-Kohen, R. Cytowic); общезначимые сопоставления, зафиксированные в обыденном языке в виде метафорических сравнений, т. е. описание переживаний одной модальности на языке другой модальности; механизм, с помощью которого разнородные объекты соотносятся между собой и который обеспечивает взаимосвязь и группировку различных характеристик стимула в факторы оценки этого стимула (Сh. Osgood, L. Мarks).

Остается открытым вопрос, являются ли все перечисленные разнородные явления, наделяемые одинаковым термином, проявлением одного и того же механизма или это явления принципиально различной природы.

Наше исследование углубляет и развивает представления о синестезии как о некой разновидности когнитивной способности, механизме категоризации, имеющем определенную внутреннюю внемодальную структуру, которая организует образы объектов окружающего мира и формирует субъективное пространство индивида. Такой вид синестезии присущ всем людям без исключения и не является какой-либо специфической способностью или аномалией. Данный вид синестезии является глобальным процессом, связан с семантическими структурами, носит универсальный характер, который может проявляться в таких более частных феноменах, как образование синестетических метафор и т. п.

Помимо физических характеристик стимулов (модальноспецифических) этот механизм выделяет в них универсальные «факторы» (Осгуд, Суси, Танненбаум, Петренко, Яньшин), которые становятся элементами «языка», кодом этого способа категоризации. На этом «языке» происходит первичная оценка объектов. К особенностям этого кода, по представлениям вышеперечисленных авторов, прежде всего нужно отнести то, что он заключается не в предметной оценке, а связан с эмоциональным отношением к стимулу, т. е. воспринимаемый объект первоначально подвергается эмоциональной оценке и встраивается на ее основании в «глубинное» семантическое пространство субъекта на основании не физических, а некоторых синестетических характеристик.

Нами проведено несколько циклов исследований по интермодальному сходству стимулов разной модальности на качественно отличающемся материале: изучались сочетания цвета и геометрической формы, цвето-музыкальные соответствия, соответствия музыкальных отрывков и графических рисунков, музыкальных отрывков и рисунков эмоциональных состояний, а также их вербальных обозначений. Во всех исследованиях было показано, что объекты, которые воспринимаются (оцениваются), как субъективно сходные или эквивалентные, характеризуются общностью семантических оценок, и в частности, характеризуются близостью эмоционально-оценочных свойств, т. е. являются сходными на эмоциональном уровне. Причем в качестве стимулов выступал наряду со смысловым максимально неозначенный материал, и был получен один и тот же механизм обобщения.

Доказано существование интермодальных характеристик, имеющих эмоциональную основу и присущих всем ощущениям, с помощью которых главным образом происходит однозначное эмоциональное опосредование и возникновение субъективного ощущения сходства. Эти характеристики носят амодальный характер, зафиксированы в понятиях языка и связаны с базовым, глубинным уровнем категоризации, в основе которого, по-нашему мнению, лежит механизм эмоционального обобщения. Полученные экспериментальные данные свидетельствуют о том, что существует возможность выделения рядов эквивалентных свойств ощущений разных модальностей, связанных с общими характеристиками всех ощущений, главными из которых являются интенсивность и качество. Операциональным аналогом этих характеристик на семантическом уровне являются идентичные для групп стимулов разной модальности кластерные и факторные структуры.

ПОИСК УНИВЕРСАЛЬНЫХ ТЕРМИНОВ

ДЛЯ ПСИХОФИЗИОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

Психофизиологическую проблему можно сформулировать как проблему перевода описания объекта исследования – человека – из одной системы терминов в другую, перевода физиологической терминологии в психологическую. В последнее время распространена идея создания единой терминологии описания как психических, так и физиологических процессов. В качестве такой терминологии предлагается системное описание психических и физиологических процессов. В частности, предлагается следующее утверждение: «Психические процессы есть системные процессы, проходящие в физиологическом носителе, субстрате». Это утверждение не совсем правомочно, так как единство форм описания объектов не говорит о единстве их сущностей. Тем не менее, с нашей точки зрения, возможно построение психофизиологической теории, основанной на терминах, описывающих как психику, так и субстрат – ее носитель.

При решении этой проблемы неизбежно возникает проблема подбора подобных терминов. Надо сказать, что отдельные шаги в этом направлении были сделаны вне данной формулировки задачи. Например, в теории психических процессов, разработанной Л.М. Веккером, говорится об иерархии психических процессов. При этом решение психофизиологической проблемы предлагается как переход от нижних уровней иерархии (нейрофизиологические процессы) к верхним (психические процессы). Понятие «иерархия» относится к терминологии теории систем, и такое решение вписывается в указанный выше подход.

Другим кандидатом для включения в систему единых терминов описания субстрата и психического является термин «сложность». Одним из его преимуществ является то, что в настоящее время разработаны способы его операционализации. Современные методы обработки временных рядов позволяют оценивать сложность наблюдаемых физиологических процессов, например сигнала электроэнцефалограммы (ЭЭГ). Сложность психических явлений в какой-то степени также поддается количественной оценке. В связи с этим термин весьма перспективен для использования в психофизиологической теории. В настоящее время накоплен экспериментальный материал, показывающий, что между сложностью сигнала ЭЭГ и сложностью психических процессов и/или соответствующих поведенческих реакций существует неразрывная связь. Например, как психическая, так и поведенческая сложность увеличивается по мере взросления ребенка. Сложность его ЭЭГ также увеличивается с возрастом. Поведенческий репертуар человека, испытывающего отрицательные эмоции, несколько ограничивается. В различных исследованиях, в том числе и в нашем, показано, что сложность сигнала ЭЭГ в этом случае уменьшается, а при решении сложных задач сложность сигнала ЭЭГ увеличивается.

СООТНОШЕНИЕ «ВРЕМЕНИ» И «ПРОСТРАНСТВА»

В ПСИХОЛОГИИ ВОСПРИЯТИЯ

Как известно, в гносеологическом плане понятия «время» и «пространство» представляют разные формы существования бытия. В онтологическом же плане «пространство» и «время» составляют единый пространственно-временной континуум.

Менее известно (не всегда рефлексируется), что человеческое мышление не способно непосредственно осмысливать время, не обращаясь к пространственным образам, отношениям и понятиям. Действительно, когда мы говорим о «времени», то имеем в виду такие явления, как «длительность», «изменение», «динамичность», «процесс», «процессуальность». Но представляем-то мы их и описываем как изменение пространственных свойств и отношений, т. е. опосредствуя «время» и его «изменение» пространственными представлениями и отношениями (декартова система координат, метод срезов (Л.М. Веккер, Б.Ф. Ломов)).

«Пространство» в психологии восприятия выступает двояко. С одной стороны, это «пространственность» окружающего мира как объект восприятия, с другой – базовая категория мышления, предопределяющая построение объекта исследования процессов восприятия. Но в последнем качестве «пространство» имеет разные смыслы. Так, представители классической психологии (структурализм Вундта и др.) опираются на абсолютный характер пространства (кстати, и времени тоже), т. е. независимость свойств от объектов, его заполняющих; гештальтпсихологи – на относительный характер пространства, т. е. зависимость его свойств от объектов, его заполняющих, – физикально-абсолютная и физикально-относительная парадигмы (В.И. Панов). В рамках экологического подхода к восприятию Дж. Гибсоном (1988) постулируется непосредственная данность окружающего пространства как среды обитания и, как следствие, зависимость воспринимаемых ее пространственных свойств от способа восприятия, обусловленного особенностями жизнедеятельности данного вида биологического существа.

В деятельностной парадигме восприятие пространства порождается в деятельности и опосредуется перцептивным действием или свойствами субъекта этого действия (Леонтьев, Величковский, Зинченко, Вергилес).

Несмотря на различия, указанные парадигмы объединяет неявное требование сохранения тождественности (изоморфизма) воспринимаемых пространственных отношений объекту восприятия. Но уже в концепции оперативности психического отражения Д.А. Ошанина (1999) показано, что пространственность объекта восприятия непосредственным образом зависит от предметного действия, необходимым условием осуществления которого выступает функциональная деформация (искажение) пространственных свойств объекта восприятия. А в трансцендентальной психологии восприятия А.И. Миракяна (1999; 2004) необходимым условием и принципом порождения пространственности является именно анизотропное искажение воздействий, принимаемых рецепторным пространством (полем). Из этого следует, что в зависимости от структурно-процессуальной анизотропности отражательной системы пространственная и временная составляющие объекта восприятия будут вычленяться в непосредственном восприятии по-разному, и потому на этом уровне психического отражения они имеют относительный характер. Кроме того, в рамках того же подхода В.И. Козловым (под руководством А.И. Миракяна) было обнаружено, что порождение ощущения длительности является вторичным по отношению к порождению ощущения пространственности. Возможно, это объясняет, почему наше мышление осмысляет «время», опосредуя его пространственными образами, отношениями и понятиями.

Итак, соотношение «времени» и «пространства» в психологии восприятия характеризуется наличием противоречий между:

гносеологической обособленностью понятий «пространство» и «время» на уровне абстрактно-логического мышления и онтологическим единством «пространства–времени» окружающего мира как объекта непосредственного восприятия;

принципом сохранения тождественности (изоморфизма) и принципом необходимости искажения пространственных отношений в процессе непосредственного восприятия;

необходимостью использовать понятие «время» для описания и изучения процессуальности непосредственного восприятия и его опосредованностью в нашем мышлении пространственными образами, отношениями и представлениями.

Таким образом, наличие указанных противоречий говорит о необходимости методологического обоснования использования понятий «пространство» и «время» в исследованиях непосредственного восприятия пространства и времени.

ВОСПРИЯТИЕ ПОРЯДКА СОБЫТИЙ КАК ПРОДУКТ

«СКВОЗНЫХ» ПСИХИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ

Психологические исследования восприятия времени насчитывают более чем столетнюю историю, на протяжении которой используемые в Работа выполнена при поддержке РФФИ (грант № 08-06-00171a).

этой области методы и объяснительные понятия поразительно мало изменились. Время рассматривается как самостоятельный объект отражения, для восприятия которого, однако, у человека не существует специализированных анализаторных систем. Восприятие длительности и последовательности событий по-прежнему во многих случаях описывается и объясняется через продолжительность физиологических процессов, связанных с возникновением образа. Анализируя сложившуюся в этой области ситуацию, Л.М. Веккер указывал на возможную альтернативную концепцию исследований в области восприятия времени, опирающуюся на представление о психическом времени как необходимом компоненте психических процессов и на представление об особой связи так называемых «сквозных», или «универсальных» психических процессов (памяти, внимания, воображения, речи) с психическим временем.

Современные исследования такого аспекта психического времени, как восприятие порядка событий, начинают постепенно переориентироваться в сторону этой возможной альтернативной концепции, все больше раскрывая его связь с вниманием и кратковременной памятью. Так, существующие модели восприятия порядка множественных зрительных событий (Reeves, Sperling; Bowman, Wyble) описывают порядок событий как функцию активации следов зрительной кратковременной памяти. Если репрезентация объективно более позднего события в зрительной кратковременной памяти человека оказывается сильнее, чем репрезентация более раннего, то возникает иллюзия восприятия порядка событий – временное смещение. В качестве одного из основных факторов, определяющих силу репрезентации события в зрительной кратковременной памяти человека, авторы называют степень внимания, которая была уделена этому событию на стадии кодирования в кратковременную память. Таким образом, предполагается, что хотя осознание порядка событий человеком и осуществляется при помощи механизмов зрительной кратковременной памяти, воспринимаемый порядок оказывается предопределен уже на стадии кодирования в память.

Полученные результаты показали, что список факторов, определяющих воспринимаемый порядок, не ограничивается интенсивностью внимания, а включает в себя более широкий временной контекст воспринимаемых событий, требования перцептивной задачи, стоящей перед субъектом, и влияния со стороны схем, хранящихся в долговременной памяти. Поскольку ряд из перечисленных факторов может оказать свое действие только после того, как кодирование всех поступивших элементов в кратковременную память уже завершено, мы пришли к выводу, что воспринимаемый порядок событий является продуктом интеграции информации непосредственно в рабочей памяти, а не предопределен на стадии кодирования в нее. Таким образом, проведенное исследование позволило показать, что восприятие порядка событий, следующих друг за другом в пределах кратких временных интервалов, является продуктом интеграции разноуровневых психических процессов, а также продемонстрировать справедливость положения Веккера о том, что «восприятие времени невозможно исследовать без учета памяти, которая органически включена в процесс воспроизведения времени».

ПРОБЛЕМА ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ КОГНИТИВНЫХ

И МЕТАКОГНИТИВНЫХ ФЕНОМЕНОВ

Встречаясь с незнакомой задачей или проблемой, некоторые учащиеся действуют импульсивно и начинают решать ее бессистемно.

Другие даже не приступают к действиям, потому что у них нет ни стратегий, ни представления о том, что делать. Такие ученики постоянно испытывают чувство неудачи, возникающее не из-за отсутствия мотивации, а по причине того, что у них нет стратегии выполнения задачи.

При развитой способности справляться с поставленной задачей у таких учеников отсутствует способность организовать собственную когнитивную деятельность.

В настоящее время психология познавательных психических процессов привлекает к себе внимание многих исследователей и является достаточно популярной категорией исследований. Вместе с тем метакогнитивное направление до сих пор представляется многим психологам непроходимой и непонятной областью, представляющей интерес, скорее, для теоретиков, чем для психологов-практиков. Поэтому мы выделили отдельный аспект, необходимый для понимания взаимоотношения между когнитивными и метакогнитивными процессами.

Дж. Флейвелл, Э. Браун, Г. Уэллман считают, что умственные процессы не только воспринимаются субъектом познания, но и могут стать предметом специального рассмотрения и обсуждения. Флейвелл определил метапознание как способность анализировать собственные мыслительные стратегии и управлять своей познавательной деятельностью.

Работа выполнена при поддержке РГНФ (проект № 08-06-00300а).

Многочисленные исследования отечественных и зарубежных авторов позволили выделить следующую тенденцию: у людей с более выраженными метакогнитивными способностями познавательная деятельность протекает более успешно (Е.Ю. Савин, М.А. Холодная, P. Biryukov, A.L. Brown и др.). Студенты с высокой учебной успеваемостью проявляют хорошие учебные навыки и характеризуются позитивной установкой, низкой тревожностью, способностью концентрироваться и хорошо перерабатывать информацию. Они высоко замотивированы и направляют свои усилия на собственные цели.

Дж. Флейвелл (1979) отмечает, что метакогнитивное знание может не отличаться от когнитивного, и принципиальная разница между ними заключается в цели использования информации. Аналогичных взглядов придерживается R.H. Kluwe (1982): информация, хранящаяся в долговременной памяти, может быть представлена как на когнитивном, так и на метакогнитивном уровне. На когнитивном уровне хранимое событие представляет собой знание об «области реальности», например, знание математики, социальных отношений и т. п. Когнитивные стратегии используются, чтобы помочь индивиду достичь конкретной цели (например, понимания текста). Метакогнитивные знания представляют собой сведения, полученные в результате контролирования процессов отбора и использования информации, которые применяются для регулирования психических процессов.

Как отметил Л.М. Веккер, вторичные и производные психические образования по мере своего развития приобретают функции программирования и регулирования деятельности, а по отношению к определенным отдельным ее актам эти производные, вторичные психические структуры становятся начальными пусковыми звеньями. Метакогнитивные процессы координируют и регулируют деятельность познавательных психических процессов и относятся к числу «вторичных». Следуя этой логике, любые знания или стратегии можно считать метакогнитивными, если они активно используются в качестве стратегических, служат субъекту для гарантии достижения цели (например, использование стратегии самоопроса, чтобы оценить понимание текста). Напротив, знание своих собственных когнитивных характеристик и особенностей задачи без опоры на эту информацию в процессе интеллектуальной деятельности нельзя назвать метакогнитивным. Говоря о метакогнитивных стратегиях, R.H. Kluwe (1982) утверждает, что применяемая стратегия может быть когнитивной или метакогнитивной в зависимости от цели ее использования.

Подытоживая вышесказанное, подчеркнем, что особенностью метакогнитивного опыта является его способность как предшествовать, так и следовать за когнитивной деятельностью. Также заметим, что поскольку когнитивные и метакогнитивные стратегии тесно переплетаются и зависят друг от друга, любая попытка исследовать один без признания другого не сможет обеспечить адекватную картину.

РОЛЬ ИССЛЕДОВАНИЙ Л.М. ВЕККЕРА В ИЗУЧЕНИИ

КОМПЕНСАТОРНЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ СЛУХА И ОСЯЗАНИЯ

На протяжении многих десятилетий в специальной психологии и тифлопедагогике велась острая дискуссия о компенсаторных преимуществах слухового и осязательного восприятия в условиях утраченного зрения. Большая часть специалистов склонялась к тому, что при слепоте основной компенсаторный эффект достигается за счет работы слухового анализатора. Доказывалось это тем, что слуховые ощущения, так же как и зрение, дистантны. Кроме того, слуховое восприятие напрямую связано с формированием речи, что давало основание относить его к категории высших форм перцепции в сравнении с осязанием. Эти аргументы носили в основном умозрительный характер, но имели совершенно определенные практические последствия. Так, на протяжении многих лет обучение слепых детей строилось на основе исключительно слухового метода, что способствовало избыточному формированию вербальных представлений об окружающей действительности, существенно сужая и без того бедный чувственный опыт незрячих. Кроме того, в дефектологии долгие годы бытовало искаженное понимание идей гиперкомпенсации А. Адлера, согласно которому потеря зрения автоматически должна приводит к повышению слуховой чувствительности у незрячего. Сказанное способствовало неверному пониманию содержания и направления коррекционно-воспитательной работы в школах для незрячих детей.

Комплексное исследование осязания, проведенное Л.М. Веккером, Б.Ф. Ломовым и А.В. Ярмоленко под руководством Б.Г. Ананьева, результаты которого были опубликованы в коллективной монографии «Осязание в процессе познания и труда» в 1959 г., убедительно подтвердили гипотезу И.М. Сеченова, высказанную за сто лет до этого, об общности структуры перцептивных действий в сфере осязания и зрения.

Было показано, что активное осязание способно отражать много общих со зрением характеристик предметного мира. Важным было и то, что экспериментально удалось доказать – при нарушение зрения изменяется не абсолютная слуховая чувствительность, как думали раньше, а дифференциальная. И происходит это не автоматически, а в процессе предметной деятельности незрячего. Именно в исследованиях осязательного восприятия Л.М. Веккера еще раз нашла подтверждение идея Б.Г.

Ананьева о том, что сенсорные феномены не корректно относить к категории низших психических явлений. Они обладают собственной сложной структурой и так же культурно-исторически детерминированы и знаково опосредованы, как память, внимание и мышление.

Структура сенсорной организации нормального человека, впервые описанная Б.Г. Ананьевым, состоит из зрительно-тактильнокинестезического ядра и оптико-вестибулярной установки. Благодаря исследованиям Л.М. Веккера был раскрыт характер компенсаторной перестройки сенсорной организации в условиях нарушенного зрения. В процессе предметной деятельности у незрячего формируется тактильнокинестезически-слуховое ядро при кинестетико-вестибулярной установке. Таким образом, длительный спор о преимущественной компенсаторной роли слуха или осязания в условиях слепоты был экспериментально решен в пользу последнего. Это позволило существенно перестроить процесс обучения и воспитания детей с нарушенным зрением в соответствии с принципами полисенсорности, реорганизовать содержание и методы коррекционной работы с ними.

ФОРМИРОВАНИЕ ВТОРИЧНОЙ МОДЕЛИРУЮЩЕЙ СИСТЕМЫ

КАК ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ МЕХАНИЗМ РЕШЕНИЯ

МЫСЛИТЕЛЬНОЙ ЗАДАЧИ

Психологический механизм, ответственный за отыскание решения мыслительной задачи, представляет собой построение вторичной моделирующей системы (термин В.А. Успенского). Она не присутствует в готовом виде до начала процесса решения и формируется по его ходу в виде системы связанных между собой значений элементов проблемной ситуации, соединенных помимо естественного языка средствами какойлибо другой знаковой системы (например, алгебраического уравнения).

Это приводит к возникновению дополнительных – «вторичных» значений, отсутствующих в начале решения, которые постепенно оказываются связанными в единую структуру и определенными друг через друга.

Таким образом, оказываются реализованными возможности, заложенные в тексте задачи. Сложившись в рамках мыслительного процесса, вторичная моделирующая система начинает играть в нем организующую и управляющую роль, координируя и направляя ход решения. Такая система все строже и последовательнее «подсказывает» возможные способы действия, помогая различать осмысленные и ошибочные шаги.

Собственно в ее построении и заключается основной шаг к решению, которое также оказывается определенным в рамках этого складывающегося целого. Понятно, что вся эта конструкция получается до некоторой степени условной – опирающейся на определенные допущения (например, когда принимается за х расстояние между городами А и Б или скорость первого поезда и т. п.).

Становление вторичной моделирующей системы в ходе решения хорошо описывается метафорой «карты/территории» Кожибского– Бейтсона.

Центральную роль в процессе формирования вторичной моделирующей системы в ходе решения задачи играют интеллектуальные инварианты (например, схемы, общие понятия, противоречия и т. п.). Эти психологические конструкты обеспечивают фиксацию и репрезентацию значимых элементов проблемной ситуации и отношений между ними в форме, удобной для оперирования решателем.

Применение инварианта (или обнаружение его в учебной задаче, куда он предусмотрительно «заложен» ее авторами) – устойчивый культурный способ решения мыслительных задач.

Функциональная необходимость построения и эффективность вторичной моделирующей системы в рамках процесса решения связаны с тем, что совместное использование двух знаковых систем позволяет построить значения еще неизвестных частей проблемной ситуации. Понятно, что возникающая система вторичных значений никак не нарушает феномена творческой задачи, поскольку не несет готового ответа и даже способа его получения, а лишь функциональные требования, которым он должен соответствовать.

Для проверки изложенных теоретических представлений был проведен ряд экспериментальных исследований.

Одна из экспериментальных серий была связана с доказательством реального существования интеллектуальных инвариантов. В качестве экспериментального материала были использованы задачи из школьного курса алгебры. Как показал теоретический анализ, инвариантом для этого типа задач выступает понятие функции (y = f(x)). При этом данная структура выступает не формой обобщения, а именно способом организации и представления содержания проблемной ситуации.

Поскольку непосредственное предъявление инварианта в эксперименте невозможно, с опорой на методику Я.А. Пономарева (1958) была разработана специальная процедура, учитывающая, что если инвариант имеет место, то задачи, предложенные для решения и упорядоченные в соответствии с его логикой (строением) независимо от своего содержания, будут решаться более успешно, чем те же задачи, предъявленные в случайном порядке. Порядок задач будет «подсказывать» определенный способ решения, который и обеспечит более высокую успешность. Более того, границы подобного положительного переноса должны быть независимы от степени сложности или алгебраической формы решения задачи (линейного или квадратного уравнений). Это сильный вариант предсказания, формулируемого на основании обсуждаемой теоретической модели. Альтернатива состоит в том, что перенос будет происходить в рамках лишь одного типа задач (например, только «линейных»).

Совокупность задач, в границах которых должно иметь место подобное повышение успешности решения, получило название «семейства».

Полученные экспериментальные данные свидетельствуют о значимом влиянии порядка предъявления задач, составляющих семейство, на успешность их решения, что является аргументом в пользу реального существования интеллектуальных инвариантов, постулируемых предложенной теоретической моделью.

ЗАВИСИМОСТЬ ВРЕМЕННОЙ СТРУКТУРЫ ВНИМАНИЯ

ОТ УРОВНЯ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ

В своих работах Л.М. Веккер рассматривает внимание «как эффект конвергенции интегративной функции психического пространствавремени и речевого действия».

Замысел проводимой нами серии экспериментальных исследований – проверить ряд гипотез о механизме мигания внимания (МВ) и эффекте превосходства слова (ЭПС), проявляющегося в нем, через смещение границ обоих этих эффектов за счет введения лексических единиц разного уровня.

С точки зрения единой теории психических процессов Веккера, решаемая нами задача может быть рассмотрена как измерение временного интервала внимания, в течение которого последовательность представлена как целостность, и демонстрация изменчивости этого интервала в зависимости от речевых действий (или проявление в феноменах внимания неоднородности временной структуры психики).

Изучаемые нами феномены относительно недавно привлекли внимание психологов. Феномен «мигания внимания» описан в 1992 г. (Shapiro et al., 1992) и состоит в закономерном снижении продуктивности выполнения второй задачи после правильного решения первой при временном интервале между ними порядка 200–600 мс. Задачи предъявляются в условиях быстрого последовательного появления зрительных стимулов.

Стандартные условия получения эффекта мигания внимания (МВ), воспроизведенные нами на первом этапе исследования, состоят в следующем. С помощью компьютерного тахистоскопа в центре экрана, последовательно сменяя друг друга, предъявляются 10 букв, на 100 мс каждая. Испытуемым дается инструкция: назвать букву белого цвета и сказать, была ли в ряду буква Х. В контрольном условии дается только задача обнаружения буквы Х. Буква Х предъявлялась в половине рядов.

Она могла быть белой буквой или занимать одну из шести позиций после белой буквы.

Полученный стандартный эффект мигания внимания состоял в том, что эффективность решения второй задачи в экспериментальной серии (в условиях интерференции со стороны первой задачи) снижалась по сравнению с контрольной серией (где первой задачи не было) на позициях +1, +2, +3 и +4 относительно белой буквы (т. е. в течение 400 мс).

Эффект превосходства слова (ЭПС) в данном случае заключается в том, что эффект мигания внимания, весьма устойчивый к варьированию используемых стимулов и вариантов задачи, исчезает, если предъявляемые последовательно буквы образуют слово. Методически проконтролирована возможность догадки о буквах.

Современные исследования МВ описывают механизмы феномена в терминах этапов обработки информации, рассматривая нижние временные границы феномена как неизменные.

Мы предполагаем, что за ЭПС стоит использование испытуемыми иной стратегии чтения предъявляемого побуквенно стимульного материала, т. е. переструктурирование временных единиц обработки информации. Это дает нам иное понимание и самого МВ. МВ можно рассматривать как проявление границ временных единиц обработки информации, а накладываемые им ограничения считать не абсолютными, а относительными, задаваемыми используемыми стратегиями, например, в случае чтения, стратегиями речевых действий, размерами лексических единиц (чтение «по буквам» или «по словам»).

В нашем исследовании мы предъявляли три типа стимулов: слова, псевдослова (набор букв, похожий на слова) и не-слова (набор согласных) и два типа инструкций (чтение «по буквам» или «по словам»). Таким образом, мы сталкивали два фактора: прошлый опыт (слова – элемент прошлого опыта, а псевдослова, не-слова – нет) и стратегию чтения.

По нашей общей гипотезе, стратегия чтения будет определяющей для модуляции МВ, прошлый опыт – нет, т. е. МВ будет иметь место при инструкции «читать по буквам», не будет – при инструкции «читать по словам» (из-за ЭПС) и не будет зависеть от типа материала (слова, псевдослова, не-слова).

Предварительные данные показывают, что стратегия является определяющей для слов и псевдослов (подтвердилась гипотеза о роли стратегии) и не является таковой для не-слов. При инструкции отчитываться «по буквам» мы получили МВ, т. е. подтвердилась гипотеза о несущественной роли прошлого опыта в чистом виде. Для не-слов мы имеем совместное влияние фактора стратегии и опыта.

ЭФФЕКТ ПРЕВОСХОДСТВА СЛОВА

И ИНТЕГРАЛЬНЫЕ ПСИХИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ

К числу сквозных психических процессов Л.М. Веккер (1998) относил такие интегративные процессы, как внимание и речь, указывая на то, что «организация процессов внимания... является эффектом конвергенции общих, исходных закономерностей структуры психического времени и психического пространства и более частных закономерностей организации речевых процессов, на основе которых осуществляется избирательная активность и произвольная регуляция актов внимания».

Устанавливая, таким образом, связь между функционированием внимания и речевыми процессами и относя к последним не только слуховые, но такРабота выполнена при поддержке РФФИ (грант № 08-06-00171a).

же зрительные и тактильные «образы слов», Веккер задает один из возможных векторов исследования внимания – изучение его в связи с речевой регуляцией и языковым опосредствованием познания.

В рассмотрении проблемы внимания Веккер отталкивается от детального анализа классических работ В. Вундта и отмечает стремление Вундта установить связь временной и пространственной структур сознания с организацией актов внимания, неоднократно подчеркивая выявленную еще в то время органическую взаимосвязь характеристик внимания с закономерностями организации психического пространства и психического времени. Ярким примером подобного рода организации является полученный в конце XIX в. в лаборатории Вундта Дж.М. Кеттеллом эффект превосходства слова – повышение скорости/успешности опознания отдельных букв в составе слова. Этот эффект был переоткрыт на другом классе задач спустя 80 лет, а в начале XXI в. вновь привлек интерес исследователей в контексте проблемы нисходящей регуляции процессов обработки зрительной информации. Процессы нисходящей регуляции (или синтеза «сверху–вниз» в терминах Веккера), насквозь пронизывающие ход человеческого познания, важно осмыслить в свете единой теории психических процессов. В частности, Веккер указывает, что широко понимаемая речевая регуляция выступает как средство расширения объема внимания, которое достигается за счет «укрупнения величины соответствующих информационных единиц». К речи же как к собственно психическому процессу относятся «образы словесных кодов», взаимодействующие с разными уровнями когнитивных, эмоциональных и регуляционно-волевых процессов и осуществляющие интеграцию как внутри этих классов, так и между ними. В этом случае возможным механизмом эффекта превосходства слова как укрупнения структурных единиц зрительного восприятия будет «переход временных последовательностей в непрерывно-целостные симультаннопространственные схемы». Особенно актуально обсуждение этого гипотетического механизма в отношении ошибок восприятия и зрительного внимания в условиях быстрого последовательного предъявления зрительных стимулов и предъявления с маскировкой.

В работах последних лет психологи и нейрофизиологи активно ищут и обнаруживают эффекты превосходства слова в широком спектре задач на опознание зрительных изображений в затрудненных условиях восприятия, например, при латеральной и метаконтрастной маскировке. С использованием регистрации вызванных потенциалов головного мозга показано, что слово оказывает влияние на опознание отдельных букв в его составе на ранних этапах обработки зрительной информации. В наших исследованиях установлено, что принадлежность отдельных зрительных стимулов-букв к слову влияет на организацию зрительного внимания как в условиях быстрого последовательного предъявления зрительных стимулов, вызывающих эффект «мигания внимания», так и в задачах пространственного зрительного поиска. Эффекты объединения отдельных букв в слова в этих классах задач представляют собой примеры соответственно временной и пространственной организации психики, закономерности которых, по Веккеру, органически связаны с природой внимания. Мы предполагаем, что подобные эффекты можно обнаружить и в других типах задач на внимание, за исключением отдельных феноменов, не связанных с решением определенной задачи в отношении целевых, например, феномена «слепоты, вызванной движением», для которого эффекта превосходства слова не наблюдается.

Таким образом, предположительно эффекты превосходства слова связаны с активной организацией познающим субъектом своей перцептивной деятельности и представляют собой следствие сквозной интеграции познания.

ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ АЛЬТЕРНАТИВА

В ПСИХОФИЗИЧЕСКОЙ ПРОБЛЕМЕ

В своих работах Л.М. Веккер неоднократно обращался к поиску адекватного «материала» для психических структур (1974). Основная сущность онтологической альтернативы в области психофизической проблемы, как писал он, состоит в том, будет ли материалом психического физическая реальность, или этот материал будет признан свойством принципиально иной в своих атрибутах нематериальной субстанции.

Сам Веккер решает для себя эту онтологическую альтернативу в пользу материалистической парадигмы. Адекватным материалом для построения психической структуры, по его мнению, являются состояния физического взаимодействия нервного субстрата мозга с внешним объектом, т. е. такие состояния субстрата, которые несут на себе прямую печать свойств отображаемого объекта. Но «печать свойств внешнего объекта»

принципиально не изменяет сам субстрат, т. е. «состояние субстрата» не есть нечто отличное по своей природе от «самого субстрата».

Веккер неоднократно подчеркивал «неформулируемость» характеристик психических процессов на физиологическом языке. Непонимание того, что психическое и физиологическое – это разные реальности, «инокачественные», несводимые друг к другу, еще встречается в психофизиологической и психологической литературе. Нельзя вывести «инокачественность» характеристик психических явлений из характеристик, лежащих в их основе видов нервной активности: психическое свойство не может быть понято как следствие пусть даже «определенным образом» организованного физико-химического процесса. Как, чем (или кем) эта «цепочка когерентных нейронных разрядов» преобразуется в психический образ, чувство страха, радости или научное открытие?