«ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ Л.М. ВЕККЕРА: НА ПУТИ К ЕДИНОЙ ТЕОРИИ ПСИХИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ МАТЕРИАЛЫ НАУЧНОГО СИМПОЗИУМА, ПОСВЯЩЕННОГО 90-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ Л.М. ВЕККЕРА 21–22 ОКТЯБРЯ 2008 ГОДА ОТВЕТСТВЕННЫЕ РЕДАКТОРЫ М.А. ...»

Рис.1 Определение и основные принципы концепции Совладающего Интеллекта [Либина, 1994–2008] Представление о триаде когнитивных, эмоциональных и регуляционноволевых психических процессов [Веккер, 1998] легло в основу дифференциации когнитивных, эмоциональных и поведенческих стратегий.

Как защитные, так и совладающие стратегии взаимодействия человека со сложными жизненными ситуациями в предлагаемой классификации рассматриваются в контексте трех модальностей эмоциональной, когнитивной и поведенческой, качественно отличающихся друг от друга.

Эмоциональные совладающие стратегии включают в себя направленные на разрешение актуальной затруднительной ситуации усилия эмоционального характера. Когнитивные совладающие стратегии включают в себя направленные на разрешение актуального затруднения усилия когнитивного характера. Поведенческие совладающие стратегии включают направленные на разрешение актуальной затруднительной ситуации усилия регуляционно-волевого характера.

Соответственно защитные стратегии являются противоположностью совладающих. Эмоциональные защитные стратегии включают в себя отклоняющиеся от разрешения актуального затруднения усилия эмоционального характера. Когнитивные защитные стратегии включают в себя усилия когнитивного характера, отклоняющиеся от разрешения актуального затруднения. Поведенческие защитные стратегии включают отклоняющиеся от разрешения актуальной затруднительной ситуации усилия регуляционно-волевого характера.

Направленность совладающих и защитных стратегий: на себя, на других, на предмет. Разработанная в рамках концепции Совладающего Интеллекта универсальная классификация совладающих и защитных стратегий, выступает в качестве инструмента для психологического анализа сложного процесса взаимодействия человека с собой, другими и миром. Как отмечалось выше, под стратегией понимается вектор направленности усилий человека, имеющих отношение к затруднительной ситуации и конечному результату ее разрешения. Вектора, отображающие направленность усилий, в разрабатываемой классификации являются функциональными компонентами [Анохин, 1975; Волков, Микадзе, Солнцева, 1987]. В данном случае имеется в виду феномен, называемый в исследованиях отечественных психологов установкой или направленностью личности. В работах западных психологов соответственно используются термины сфокусированность (focusing) при изучении психических процессов, а также установка (attitude) или ориентация (orientation) при анализе личности.

Особый интерес для целей нашей работы представляет разработанная В.М. Мясищевым, Л.С. Божович и М.С. Неймарк классификация основных векторов направленности или сфокусированности человека на других, на себя и на предмет активности (дело). Социальная (на других), личностная (на себя) и предметная (на дело) направленность отражается как в специфике организации жизнедеятельности человека в целом, так и в специфике разрешения возникающих на его жизненном пути затруднений.

Три разновидности направленности личности на других, на себя и на предмет активности – взяты в качестве оснований для дифференциации векторов направленности защитных и совладающих стратегий. В сфокусированных на себя стратегиях усилия человека направлены на самого себя. Соответственно, стратегии, сфокусированные на других, образованы социально направленными усилиями. Сфокусированные на дело стратегии образованы усилиями, направленными на предмет активности. Направленные на себя, других или предмет активности усилия совладающего характера служат цели разрешения актуального затруднения. В случае защиты направленные на себя, на других или на предмет усилия отклоняются от цели разрешения затруднения.

Интенсивность совладающих и защитных стратегий: активные и пассивные. Показатель интенсивности взаимодействия человека с объективной и субъективной реальностью послужил основанием для дифференциации активных и пассивных стратегий. Согласно Веккеру, интенсивность и модальность, вместе с пространственно-временной структурой психических процессов, относится к разряду универсальных оснований функционирования психики [Веккер, 1998]. Интенсивность характеризует универсальную энергетическую специфичность психических процессов, тогда как модальность имеет отношение к их качественной специфичности.

Таким образом, интенсивность в разрабатываемой нами классификации способов взаимодействия человека со сложными ситуациями является одним из универсальных параметров. Измерение уровня интенсивности этого взаимодействия отражается в различении активных и пассивных стратегий. Следует подчеркнуть, что показатель интенсивности характеризует «универсальную энергетическую специфичность» как совладающих, так и защитных стратегий.

Оценка эффективности функционирования процесса разрешения сложных жизненных ситуаций. В концепции Совладающего Интеллекта интегрирующим показателем эффективности или успешности процесса совладания с жизненной трудностью считается субъективная оценка степени удовлетворенности полученным результатом, дающая о себе знать в удовлетворенности человека жизнью, собой и взаимоотношениями с другими.

П.К. Анохин рассматривает весь процесс построения поведенческого акта в качестве сложной функциональной системы [Анохин, 1975; 1978]. Функциональная система «представляет собой законченную единицу деятельности любого живого организма и состоит из целого ряда узловых механизмов, обеспечивающих логическое и физиологическое формирование поведенческого акта» [Анохин, 1978, с. 113].

';

Для оценки успешности процесса разрешения сложных жизненных ситуаций, понимаемого в качестве функциональной системы, и оценки эффективности используемых человеком стратегий, нами введены такие понятия, как полученный эффект или конечный результат. Согласно Анохину, «каждый поведенческий результат, большой или малый, неизбежно формируется по принципу функциональной системы» [Там же, с. 101]. В модели Совладающего Интеллекта результат разрешения человеком затруднения и его оценка являются заключительным элементом универсальной классификации совладающих и защитных стратегий.

Понимание сложного процесса взаимодействия человека с миром в качестве функциональной системы позволяет оценивать успешность или неуспешность использования каждой из стратегий по результативности, модальности, направленности и интенсивности усилий, прилагаемых человеком в процессе разрешения жизненных трудностей. Эффективность или успешность процесса совладания, понимаемого в качестве целостного психологического процесса разрешения сложных жизненных ситуаций, оценивается на основе удовлетворенности человека жизнью, собой и взаимоотношениями с другими.

Классификация совладающих и защитных стратегий по единым основаниям. В рамках концепции Совладающего Интеллекта разработана универсальная классификационная схема, позволяющая производить дифференциацию стратегий по четырем основаниям по характеру организации усилий человека в процессе разрешения затруднения, по ведущей модальности, вектору направленности усилий и их интенсивноcти (табл. 1).

Универсальная классификация совладающих и защитных стратегий в концепции Совладающего Интеллекта Предложенная схема может служить основой для разработки бланка регистрации стратегий в консультативной практике и выделения экспериментальных показателей при решении исследовательских задач. В зависимости от специфики организации предпринимаемых человеком усилий, выделяется 36 базовых (18 совладающих и 18 защитных) стратегий поведения, для выявления которых использовались специально разработанные нами «Методика диагностики совладающих и защитных стратегий» [Либина, 2003] и «Опросник диагностики Совладающего Интеллекта», одновременно с русскоязычной версией созданный на английском языкe и названный Coping Intelligence Questionnaire (CIQ,) [Libin, 2008]. Выявление предпочитаемых личностью стратегий является основным экспериментальным показателем эмпирического этапа исследования Совладающего Интеллекта, рассматриваемого подробно в наших работах [Либина, 2008].

Созданная на единой концептуальной основе универсальная классификация совладающих и защитных стратегий позволяет исследовать феномены совладания и защиты по одним и тем же основаниям: (1) специфика организации предпринимаемых человеком усилий относительно конечного результата; (2) модальность; (3) направленность; (4) интенсивность – являющимися универсальными основаниями функционирования психики. Независимо от масштаба ситуаций и их степени сложности, в векторах стратегий отражается специфика организации усилий человека относительно конечного результата, модальность прилагаемых усилий, их интенсивность и направленность.

В созданной на основе концепции Совладающего Интеллекта универсальной классификации различается совладающий и защитный способ организации взаимодействия человека с возникшим затруднением, дифференцируемые между собой относительно конечного результата.

Параметры второго уровня позволяют различать стратегии трех модальностей, отражающие специфику предпринимаемых человеком усилий когнитивных, эмоциональных и поведенческих, стратегии трех векторов направленности на других, на себя, на предмет, а также стратегии двух уровней интенсивности, отражающие либо активный, либо пассивный характер взаимодействия человека со сложной жизненной ситуацией.

ЛИТЕРАТУРА

1. Анохин П.К. Философские аспекты теории функциональной системы. М., 1978.

2. Анохин А.П. Очерки по физиологии функциональных систем. М., 1975.

3. Божович Л.И. Личность и ее формирование в детском возрасте. М., 1968.

4. Веккер Л.М. Психика и реальность: Единая теория психических процессов // Под общ. ред. А.В. Либина. М., 1998.

5. Волков А.М., Микадзе Ю.В., Солнцева Г.Н. Деятельность: структура и регуляция. М., 1987.

6. Либин А.В. Дифференциальная Психология. М., 2008.

7. Либина А.В. Стратегии совладания со сложными ситуациями в изучении индивидуальных различий // Природа психических процессов.

Пермь, 1994.

8. Либина А.В. Совладание с кризисами и сложными жизненными ситуациями. Чтобы не осталась женщина одинокой. / Под общ. ред.

А.В. Либина. М., 1995.

9. Либина А.В. Индивидуальные различия в стратегиях разрешения человеком сложных жизненных ситуаций: Автореф. канд. дис. М., 2003.

10. Либина А.В. Совладающий интеллект: успешное разрешение жизненных проблем. М., 2008.

11. Неймарк М.С. Психологическое изучение направленности личности: Автореф. докт. дис. М., 1972.

12. Павлов И.П. Лекции о работе больших полушарий головного мозга. М., 1952.

13. Carver C.S., Scheier M.F., Weintraub J.K. Assessing coping strategies: A theoretically based approach // J. of Personality and Social Psychology, 56 (2). 1989. Р. 267–283.

14. Freud A. The ego and the mechanisms of defense. London, 1937.

15. Freud S. The ego and the id. New York, 1923; 1960.

16. Hartmann H. Ego Psychology and the Problem of Adaptation. New York, 1958.

17. Lazarus R.S., Folkman S. Stress, appraisal, and coping. New York, 1984.

18. Solovey P., Mayer J.D. Emotional intelligence. Imagination, Cognition and Personality, 9. 1990. Р. 185–211.

19. Libin E. Coping Intelligence: Integrated Approach to Coping with Life Difficulties. Moscow, 2008.

ИЕРАРХИЧЕСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ И НАПРАВЛЕНИЯ

ИНТЕГРАЦИИ КОГНИТИВНЫХ ПРОЦЕССОВ

В поиске общих закономерностей и «сквозных» характеристик организации различных психических процессов Л.М. Веккер опирался, в частности, на представления о вертикальной иерархической пространственно-временной организации психических явлений и двунаправленности интегративных потоков – «снизу» и «сверху» – как в структуре отдельно взятого психического явления, так и при объединении разных когнитивных структур в целостную систему интеллекта.

В данной статье представлены экспериментальные данные, полученные нами в исследованиях, выполненных на психофизиологическом и психолого-педагогическом уровнях, которые, с нашей точки зрения, могут быть не только добавлены в экспериментально-доказательную базу единой теории психических процессов Веккера, поскольку имеют непосредственное отношение к пониманию общих принципов осуществления интегративнообобщающих влияний, но и уточняют некоторые ее положения.

Сначала представим полученные результаты в концептуальном виде.

Первая система экспериментальных данных, полученных нами в психофизиологическом исследовании, свидетельствует о том, что сенсорно-перцептивная обработка даже такого простейшего зрительного раздражителя, как кратковременные вспышки маленьких ламп на панели перед испытуемым, в наших опытах осуществляется одновременно на разных уровнях иерархической организации зрительной системы.

При повышении степени обобщенности зрительного стимула (по пространственному признаку) в его анализ вовлекаются более высокие иерархические уровни зрительной системы, обеспечивающие более сложную его обработку.

Общий смысл наших результатов подтверждает представление о разноуровневости обработки любого, даже очень простого сенсорноперцептивного стимул-объекта. По сути, это же стремился доказать Веккер по отношению к многоуровневости психологической структуры понятий, приводя результаты экспериментов А.М. Грункина, Н.В. Иевлевой, М.А. Холодной [1, 2]. В этих экспериментах от испытуемых требовалось зарисовать образы, возникающие у них при восприятии словстимулов разной степени обобщенности, получены убедительные доказательства одновременной разноуровневой представленности отражаемого в данном понятии содержания – от конкретно-образного до абстрактно-символического и образно-ассоциативного.

Благодаря работам Веккера и его сотрудников, установлен факт наличия образных пространственно-временных компонентов в иерархической структуре концепта как одной из «сквозных» характеристик организации психологической структуры любого понятия, каким бы обобщенным оно ни было. Совокупность данных о разноуровневости обработки не только высокоорганизованных концептуальных единиц, но даже простейших непосредственных раздражителей дает основания считать, что обоснованный Веккером принцип вертикальной иерархической организации концептов является одним из общих принципов системной организации как психических явлений разной сложности, так и интеллекта в целом.

Вторая система экспериментальных данных проясняет вопрос об эффективности направления интеграции когнитивных процессов в целостную структуру интеллекта – синтеза «снизу вверх» или синтеза «сверху вниз».

Одним из важных положений единой теории психических процессов Веккера является принцип двунаправленной интеграции когнитивных структур в целостную систему интеллекта. Веккер акцентировал важную роль нижележащих уровней, на которых протекают элементарные, но базовые процессы; уровней, содержащих конкретно-чувственный опыт и включенных во все высшие уровни когнитивных процессов, вплоть до абстрактно-понятийных структур. Эффективность работы когнитивных структур в целом, отмечал Веккер, детерминируется как влияниями «снизу», т. е. полнотой включения достаточно простых процессов, осуществляющихся на нижележащих уровнях, так и влияниями «сверху», т. е. развитием и степенью актуализации наиболее обобщенного концептуального уровня.

Подчеркивание Веккером роли и значимости в осуществлении целостной отражательной деятельности мозга нижележащих иерархических структурных уровней позволяет преодолеть достаточно укоренившееся в психологии представление о полной подчиненности низших уровней высшим, о передаче ими существенной части своих первоначальных функций надстраивающимся над ними центрам, об их незначительном влиянии на функционирование познавательной структуры в целом.

Какое же направление синтеза оказывает наиболее сильное интегрирующее влияние на работу когнитивной структуры? Признавая необходимость завершения интеграции «снизу», Веккер считал, что ведущую роль здесь все-таки играет интеграция «сверху», осуществляющаяся под регулирующим воздействием вышележащего, концептуального, уровня, который вносит во все нижележащие структуры свою форму организации. Однако полученные нами в психолого-педагогическом эксперименте результаты ясно и весьма убедительно показали, что более сильное интегрирующее влияние оказывают воздействия «снизу», а максимально эффективно когнитивная структура работает при одновременной актуализации интегрирующих воздействий «снизу» и «сверху».

Что касается общего метода двух наших исследований, то при изучении процессов, протекающих на разных уровнях организации когнитивных структур, мы, чтобы выявить собственные характеристики каждого уровня и изучить интегрирующие влияния, поступающие с иерархических уровней, так же, как и Веккер, осуществляли «разведение»

разных иерархических уровней в изучаемой познавательной структуре.

Такую специальную стратегию изучения роли разных уровней в организации познавательных процессов Веккер назвал методом «абстрагирующей “экстирпации” высших уровней».

В нашем первом исследовании разведение иерархических уровней в структуре зрительного анализатора достигалось путем перевода взора испытуемого с одной фиксационной точки на другую и соответственным изменением пространственного положения зрительных вспышек.

Во втором исследовании разведение нижележащих и вышележащих иерархических уровней в целостной вербально-смысловой когнитивной структуре мы достигали с помощью предъявления простейших вербальных заданий на семантическое дифференцирование, активизирующих преимущественно нижележащие уровни данной когнитивной структуры (синтез «снизу вверх»). Активизация же вышележащего, концептуального, уровня (неизбежно приводящая в то же время к активизации всей когнитивной структуры в целом, включая и нижележащие уровни) достигалась при осуществлении мыслительной деятельности высокого уровня обобщенности: понимание главной мысли художественного произведения (синтез «сверху вниз»).

Опишем полученные нами экспериментальные данные.

Нейрофизиологическая основа разных уровней обобщенности сенсорно-перцептивных образов. Основываясь на вышеприведенных положениях теории Л.М. Веккера, можно заключить, что разная степень обобщенности понятий должна в своей материальной основе иметь уровневую пространственно-временную организацию соответствующих корковых мозговых зон: чем выше уровень обобщенности стимулобъекта, тем более сложные по своей структурно-функциональной организации иерархические уровни корковой зоны вовлекаются в обработку его содержания.

Задача исследования состояла в выявлении вклада разных иерархических уровней корковой зоны зрительного анализатора в обработку раздражителей, осуществляющуюся в координатах сетчатки (низкий уровень обобщенности) и координатах зрительного поля (высокий уровень обобщенности).

Изучались следовые изменения возбудимости в ограниченных пунктах зрительного анализатора при дифференцировании испытуемым количества одновременно вспыхивающих маленьких ламп с помощью разработанного в школе Е.И. Бойко метода тестирующего стимула (Н.И. Чуприкова, Т.Н. Ушакова, М.М. Власова, А.М. Раевский). Суть метода состоит в выявлении уровня возбудимости в локальных пунктах зрительной коры, создаваемого предшествующим, кондиционирующим, раздражителем с помощью измерения времени двигательной реакции на приходящий к тем же пунктам коры второй, тестирующий, раздражитель.

Базовый эксперимент, который в разных сериях модифицировался в соответствии с конкретными задачами исследования, состоял в следующем. Перед испытуемым на расстоянии 50–60 см находилась панель, на которой были расположены 16 маленьких ламп (44). После предупредительного сигнала испытуемый фиксировал взором точку в центре панели и помещал указательный палец правой руки на ключе, расположенном справа от нее, а указательный палец левой руки – на ключе, расположенном слева от панели. Через 2,5 с после предупредительного сигнала вспыхивали либо одна, либо две лампы, а через некоторый интервал времени снова либо одна, либо две лампы. Согласно инструкции, при вспышке пары ламп, независимо от их местоположения, испытуемый должен как можно быстрее нажимать на ключ слева левой рукой, а при вспышке одной лампы нажимать на ключ справа правой рукой.

Время двигательной ответной реакции (ВР) регистрировалось с помощью электронного миллисекундомера с точностью до 0,001 с. Временной интервал между первым и вторым зрительными раздражителями в течение каждой серии опыта оставался постоянным, но в разных сериях менялся от 600 мс до 15 с.

В этих условиях опыта были выявлены два следовых эффекта – облегчающий и тормозный. Облегчающий эффект имел место в одноименных последовательностях раздражителей «одна лампа–одна лампа»

и «пара ламп–пара ламп» и проявлялся в заметном укорочении ВР на второй раздражитель, когда он подавался на ту же (те же) лампу (лампы), что и первый раздражитель, по сравнению с ВР на второй раздражитель в такой же последовательности, но в случаях его подачи на другие, не загоравшиеся в составе первого раздражителя лампы.

Тормозный эффект наблюдался в разноименных последовательностях раздражителей «одна лампа–пара» и «пара–одна лампа»: когда второй раздражитель включал лампу, только что вспыхивавшую в качестве (в составе) первого раздражителя, то ВР на второй раздражитель увеличивалось по сравнению с ВР на второй раздражитель, составленный вспышками ранее не загоравшихся ламп.

Не обсуждая здесь психофизиологические механизмы этих следовых эффектов [3, 4], отметим, что в данной базовой форме эксперимента мы выявляли изменение возбудимости определенного участка зрительного анализатора, начиная от сетчатки и заканчивая различными зонами затылочной коры – первичной, проекционной, и вторичной, гностической.

Поэтому наблюдаемые следовые эффекты в данных условиях эксперимента можно рассматривать как результаты интегрированной обработки пространственно-временных характеристик раздражителей обоими иерархическими уровнями зрительной системы.

Для выявления собственных характеристик каждого из этих уровней необходимо было их «развести», т. е. нужно было сделать так, чтобы в одном случае зрительные афферентации поступали бы преимущественно к нижележащим – проекционным участкам зрительного анализатора, а в другом случае – через разные проекционные пункты к одним и тем же вышележащим гностическим пунктам. Этого мы достигли, используя методический прием, состоящий в переводе взора испытуемого с фиксационной точки в центре панели после восприятия первого раздражителя и осуществления соответствующей двигательной реакции на другую фиксационную точку, расположенную на панели слева. При таком направлении взора испытуемый воспринимал второй раздражитель и совершал соответствующую двигательную реакцию.

Для выявления характера обработки зрительных афферентаций на проекционном уровне вслед за перемещением взора на столько же перемещалось влево местоположение вспышек, составляющих второй раздражитель. Поскольку местоположение раздражителя, подающегося на втором месте данной последовательности, относительно точки фиксации взора после его перевода не изменилось, то, согласно принципу топической организации проекционных полей зрительной коры, можно считать, что зрительная афферентация, несмотря на вспыхивание объективно других ламп, поступила к одним и тем же корковым пунктам проекционной зоны. Изучение интегрирующего влияния гностической области зрительной коры осуществлялось по схеме базового эксперимента, но с переводом взора испытуемого после осуществления первой реакции, вследствие чего зрительные афферентации каждый раз поступали к разным проекционным пунктам, но, как мы полагаем, к одним и тем же пунктам гностической зоны.

Признаком раздражителя, последействие которого при разной степени его обобщенности изучалось на разных иерархических уровнях зрительного анализатора, явился пространственный признак – местоположение вспышек в той или иной системе координат. Согласно инструкции, испытуемый должен был реагировать в зависимости от количества вспышек и независимо от их положения на панели, поэтому для испытуемого местоположение вспышек всегда субъективно выступало как обобщенный признак. Однако каждое конкретное восприятие стимулобъекта осуществлялось одновременно в его индивидуальной специфичности (не только количественных, но и пространственных характеристик) и в достаточной мере обобщенно, когда пространственный признак не определяет исполнительские двигательные реакции. Но именно местоположение вспышек обусловливало появление облегчающего и тормозного следовых эффектов. Таким образом, можно говорить об одновременной представленности в первичном сенсорно-перцептивном образе разных уровней обобщенности воспринимаемого единичного объекта. Об этом же свидетельствуют результаты экспериментов А.М. Грункина и М.А. Холодной [2].

Низкий уровень обобщенности пространственного признака в наших опытах был обусловлен конкретной адресацией зрительных афферентаций к одним и тем же участкам сетчатки и проекционной мозговой зоны, что можно рассматривать как обработку данного признака в его конкретном выражении на одном из нижележащих уровней в пространственно-топических координатах сетчатки. Более высокий уровень обобщенности признака местоположения вспышек имел место при поступлении зрительных афферентаций по разным проекционным путям вследствие изменения пространственных координат, но интегрирующихся в одних и тех же вышележащих структурах зрительного анализатора – пунктах гностической зоны. Это мы рассматриваем как более обобщенную обработку данного признака в координатах объективного пространства зрительного поля.

Результаты показали (табл. 1), что оба следовых эффекта имеют место и в проекционных структурах зрительного анализатора, и в гностической зоне. Однако они заметнее в более сложноорганизованных гностических нервных структурах, интегрирующих потоки афферентаций в координатах объективного пространства.

Следовые изменения возбудимости в последействии пространственного менее обобщенного и более обобщенного компонента простого Следовые Интервал между первым и вторым раздражителями, с Проекц.зона:

тормозный щий тормозный *Числовые данные (в %) представляют собой отношение среднего ВР на вторые раздражители, имеющие общие лампы с первыми раздражителями последовательности, к среднему ВР на вторые раздражители, не имеющие общих ламп с первыми раздражителями.

В эксперименте удалось показать, что переработка даже такой простейшей информации, получаемой при дифференцировании вспышек одной и двух ламп, осуществляется не на одном, а на иерархически организованных уровнях зрительной системы в соответствии со степенью обобщенности пространственной характеристики данного стимулобъекта. Это подтверждает мнение Веккера о том, что считать, что процесс обработки простой информации протекает только на одном уровне элементарных информационных процессов, является заблуждением вследствие затруднений в разведении уровней обобщенности.

Как же объяснить большую выраженность следовых изменений возбудимости при обработке более обобщенного признака?

Обсуждая принципы организации понятий, Веккер развивал мысль о том, что каждый из уровней обобщенности имеет свой не только количественно-информационный, но и энергетический эквиваленты. При повышении уровня обобщенности стимула, т. е. при перемещении вверх по иерархическим уровням, в его обработку вовлекаются более сложные нервные структуры, что требует большей степени энергетической мобилизации. В наших экспериментах энергетические траты осуществлялись не только на различение количества вспышек, но и на экстренное подавление следовой повышенной возбудимости неадекватных для вызова нужного двигательного ответа нервных образований, т. е. энергия расходовалась на выполнение работы по осуществлению интегративной деятельности мозга.

Более сложная обработка местоположения вспышек в координатах объективного пространства сопровождалась возрастанием уровня активации, большими сдвигами локальной возбудимости, повышением энергетических затрат на их преодоление, о чем свидетельствуют бльшие значения соответствующих ВР, которые, по Веккеру, являются энергетическим показателем мыслительной деятельности.

Эффективность способов синтеза «снизу» и «сверху» в интегральную вербально-смысловую когнитивную структуру. Разработка представления о вертикальной иерархической организации психических явлений закономерно ставит вопрос о направлении путей интеграции различных функциональных уровней в единую когнитивную структуру.

Согласно гипотезе Л.М. Веккера, такие пронизывающие и объединяющие разные уровни интеллектуальной системы связи идут в обоих направлениях: «снизу вверх», т. е. от сенсорно-перцептивного уровня к концептуальному, и в противоположном направлении – «сверху вниз».

Придавая важное значение в обусловливании эффективности работы когнитивной структуры степени развития и полноте включения в перцептивные или мыслительные процессы ее нижележащего уровня (влияние «снизу»), Веккер считал, что эффективность целостной системы интеллекта определяется все же уровнем и полнотой актуализации вышележащего, концептуального регулирования.

Ниже мы приведем данные, которые свидетельствуют о том, что нижележащие уровни интеллектуальной структуры играют существенную интегрирующую роль.

Начало этому направлению нашей работы было положено в исследовании на младших школьниках гипотетически выделенных нами двух иерархических уровней в системе вербально-смысловых процессов: вышележащего уровня, функция которого заключается в выявлении вербальных обобщенно-логических отношений, в частности, в смысловой обработке текстового материала, и нижележащего уровня, функция которого состоит в осуществлении наиболее простых, но одновременно являющихся базовыми, когнитивных операций, связанных с семантической обработкой слов.

Для изучения особенностей развития вышележащего уровня вербально-смысловой структуры был использован метод выделения главной мысли в небольших художественных текстах. В качестве одного из наиболее простых базовых процессов, осуществляющихся в данной когнитивной структуре, выступило дифференцирование значений пары слов по семантическому признаку.

Мы выявили важную закономерность, состоящую в том, что те испытуемые, которые лучше выделяли главную мысль, показывали и более короткое время семантического дифференцирования (r = –0,461, p < 0,05). Если же испытуемый плохо выделял главную мысль, то достоверной связи обнаружено не было. Таким образом, мы эмпирически «нащупали» связь между иерархическими уровнями когнитивной структуры, свидетельствующую о степени ее интегрированности, результатом чего является более или менее адекватный смысловой синтез.

Эти результаты поставили вопрос о направлении интегрирующих воздействий: что же оказывает наиболее эффективное влияние на работу всей когнитивной системы – развитие в первую очередь концептуального уровня или нижележащего уровня базовых семантических процессов [5]?

Для ответа на этот вопрос были сформированы две группы испытуемых из учащихся II класса, показавших плохое понимание главной мысли художественных текстов, т. е. с низким развитием вербальносмысловой структуры (эксперимент под нашим руководством проведен Т.М. Матковской). С испытуемыми одной группы, которую мы условно назвали «Главная мысль» (ГМ), было проведено 20 занятий по 45 мин., на которых учеников учили выделять главную мысль в ходе анализа литературного текста под руководством учителя. С испытуемыми другой группы («Семантическое дифференцирование» – СД) также в течение 20 занятий в этот же период выполнялись только специально подобранные упражнения на быстроту и точность дифференцирования значений слов по категориальному признаку. До начала и после окончания экспериментальной работы учащимся обеих групп в качестве диагностических предлагались одни и те же четыре художественных произведения для выделения их главной мысли и одни и те же задания на скоростную классификацию значений слов.

Полученные результаты (табл. 2) показали, что: 1) независимо от того, к какому уровню непосредственно адресуются когнитивные воздействия, возникает системное возбуждение всей вербально-смысловой структуры. Оно проявляется в более или менее заметном улучшении понимания главной мысли и сокращении времени семантических дифференцировок у испытуемых обеих групп; 2) более мощное воздействие на функционирование всей вербально-смысловой системы оказывают влияния, исходящие с ее нижележащих уровней: при воздействии на концептуальный уровень понимание главной мысли улучшилось в 1, раза, а семантическое дифференцирование, осуществляемое нижележащими уровнями, – в 1,17 раза. При непосредственной же адресации к базовым процессам семантического дифференцирования эффективность их осуществления повысилась в 1,33 раза, а понимание главной мысли улучшилось при этом в 1,45 раза. Это позволяет сделать вывод, что степень развития именно нижележащих уровней вербально-смысловой структуры выступает как системообразующий фактор, обусловливающий ее четкую, устойчивую, хорошо иерархизированную структурную организацию.

Результаты выделения главной мысли и время выполнения скоростного семантического дифференцирования второклассниками Однако наиболее эффективно развитие вербально-смысловой структуры осуществляется в условиях взаимодействия разнонаправленных потоков возбуждений с нижележащих и вышележащих ее уровней. В другом эксперименте (выполненном под нашим руководством Е.А. Шантыковой) с учащимися III класса не только проводилась работа по формированию умения осуществлять вербально-смысловую обработку художественного текста с целью выделения его главной мысли, но и развивались различные виды вербально-смысловых операций (тонкое семантическое дифференцирование, обобщение и классификация значений слов, конкретизация и упорядочивание понятий). В результате школьники экспериментального класса (ЭК) не только стали лучше осуществлять смысловую обработку текста (в 1,69 раза, а в контрольном классе (КК) – в 1,11 раза), но у них существенно повысилась школьная успеваемость: за II–III четверти учебного года средний балл в ЭК повысился с 3,66 до 4,10 (p < 0,001), а в КК он снизился с 3,80 до 3,60. Кроме того, по наблюдениям учителей, уже к концу II четверти ученики ЭК стали намного лучше понимать научные тексты на уроках природоведения, стали лучше решать математические задачи. Особенно заметные изменения произошли у учащихся в написании изложений.

Все учащиеся ЭК стали лучше передавать содержание текста, отражая наиболее существенные моменты, правильнее строить предложения, точнее употреблять слова в соответствии с их значением.

Эти результаты побудили нас к дальнейшей экспериментальной проверке в практике школьного обучения теоретического представления о структурно-функциональной организации когнитивных структур.

В цикле специальных работ нам удалось показать, что, реализуя найденную закономерность, т. е. развивая базовые психологические процессы, протекающие на нижележащих структурных уровнях, у младших школьников существенно улучшаются и другие их школьные умения – навык чтения, умения решать уравнения и текстовые задачи.

Наши данные позволяют утверждать, что содержательное обоснование Л.М. Веккером единых принципов организации психических процессов имеет не только важное общепсихологическое значение, но и оказывается эффективным в практическом плане совершенствования частных методик обучения младших школьников.

ЛИТЕРАТУРА

Веккер Л.М. Психические процессы. Т. 1, 2. Л., 1976.

Веккер Л.М. Психика и реальность: единая теория психических процессов. М., 2000.

Локалова Н.П. Особенности высшей нейродинамики на разных иерархических уровнях системы в условиях разной структурированности зрительного поля // Психология высших когнитивных процессов / Под ред. Т.Н. Ушаковой, Н.И. Чуприковой. М., 2004. С. 96–109.

Локалова Н.П. О нейрофизиологическом механизме инвариантности перцептивного образа // Вопросы психологии. 1975, № 2. С. 81–90.

Локалова Н.П. Организация вербально-смысловой когнитивной структуры // Вопросы психологии. 2000. № 5. С. 72–86.

ЗНАЧЕНИЕ ИССЛЕДОВАНИЙ Л.М. ВЕККЕРА

В РАЗРАБОТКЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМ

ДИЗОНТОГЕНЕЗА

Изучая общие закономерности психического развития в онтогенезе, Б.Г. Ананьев и его многочисленные ученики проявляли особый интерес к психологическим проблемам нарушенного развития. Еще в 1950-е годы работы соратников Б.Г. Ананьева, В.Н. Мясищева, А.В. Ярмоленко и его учеников Л.М. Веккера, Б.Ф. Ломова, Е.Ф. Рыбалко и других были посвящены изучению особенностей перцептивного, интеллектуального и личностного развития у лиц с дефектами анализаторов, с нарушениями центральной нервной системы и психическими заболеваниями. Фундаментальные исследования сотрудников кафедры общей психологии были отражены в коллективной монографии «Осязание в процессах познания и труда», изданной в 1959 г. под редакцией Б.Г.

Ананьева. В этой работе впервые был представлен комплексный подход к анализу перцепции с учетом трех взаимосвязанных факторов, определяющих индивидуальное развитие личности: функционального, операционального и мотивационного. В этой работе также были изложены данные экспериментально-психологических исследований сенсорноперцептивных процессов не только у здоровых, но и у лиц с сенсорными дефектами (слепота, глухота и слепоглухонемота). В разделах, подготовленных А.В. Ярмоленко и Л.М. Веккером, было убедительно доказано, что дефекты сенсорного развития при периферической слепоте, глухоте и слепоглухоте резко ограничивают функциональные возможности ребенка, препятствуют образованию сложных перцептивных систем и задерживают весь ход онтогенетического развития. Почти полвека прошло с выхода в свет данной монографии, но актуальность изложенных в ней исследований несомненна и сегодня.

Изучение дизонтогенетического (аномального) развития в психологии имеет длительную историю. Первые экспериментальные работы в этом направлении были проведены еще в конце ХIХ в. В 1930-х годах Л.С. Выготским были изложены методологические основы изучения аномального развития ребенка. Подавляющее большинство исследований по данной проблеме проводились в основном в плане изучения отдельных психических процессов и функций у детей с умственной отсталостью и с нарушениями анализаторных систем. Несмотря на обилие эмпирических исследований в рамках специальной психологии, на сегодняшний день остается много неразрешенных теоретико-методологических и практических проблем в области психологии дизонтогенеза, имеющих важное значение для общей и клинической психологии.

Б.Г. Ананьев и его ученики четко понимали особое значение этих проблем для теории и практики психологической науки, подчеркивая, что изучение психических процессов и функций при нарушенном развитии позволяет глубже проникнуть в механизмы нормального развития.

Еще в работах Ж. Пиаже (1969) на основе онтогенетического анализа развития восприятия у ребенка была показана стадиальность формирования образа восприятия у здорового ребенка, которая продвигалась от топологии, через проективные свойства к метрическому варианту.

Л.М. Веккер на основе многочисленных экспериментальных данных убедительно продемонстрировал поэтапный характер формирования образа восприятия в условиях помех от максимальной свернутости пространственных параметров стимула в ощущении до полного соответствия образа и стимула (метрический инвариант). Были выделены следующие этапы:

1. Аморфная вариативная структура замкнутого контура.

2. Выделение резких сдвигов кривизны.

3. Грубое воспроизведение общей формы при нарушениях пропорций и углов.

4. Адекватное воспроизведение формы.

Кроме этих этапов Веккер выделяет еще этап незамкнутого контура, который редко обнаруживается в условиях восприятия, но проявляется при снятии внутренних помех (симультанирование образа) и при восприятии в тактильной модальности. Веккер соотнес этапы формирования образа с иерархической матрицей уровней изоморфизма как общего принципа упорядоченности сигнала относительно источника. Так, первый этап (аморфное пятно и мерцание формы) является выражением топологического изоморфизма. На этапе выделения сдвигов кривизны отмечается тенденция к сохранению прямолинейности, что является выражением проективного изоморфизма. На этапе грубого воспроизведения формы сохранение параллельности линий при нарушении пропорций и углов составляет сущность аффинного изоморфизма. Этап адекватного воспроизведения формы есть выражение изоморфизма подобия.

В многочисленных исследованиях зарубежных и отечественных психологов онтогенеза формирования восприятия у детей было показано, что в возрасте 34 лет ребенок способен различать предметы на базе топологических признаков, дифференцируя замкнутую форму от открытой. Позже формируется различие криволинейных и прямолинейных форм (проективный изоморфизм). Адекватное воспроизведение параллельности углов, величины и формы формируется у детей значительно позже. Совпадение фаз перцептогенеза, тщательно проанализированных Веккером, с динамикой формирования образа восприятия в онтогенезе особенно наглядно проявляется в стадиях формирования детского рисунка [Кершенштейнер, 1914; Gesell, 1932; Выготский, 1967;

Комарова, 1970 и др.]:

Первая стадия бесформенные каракули (дотопологический уровень).

Вторая стадия аморфная структура замкнутого контура (топологический изоморфизм).

Третья стадия символическое изображение (проективный изоморфизм).

Четвертая стадия выделение общей формы при несоблюдении пропорций и величины (аффинный изоморфизм).

Пятая стадия адекватное воспроизведение формы (изоморфизм подобия).

Шестая стадия адекватное воспроизведение формы, величины и пропорций предметов (метрический вариант).

Научные интересы Веккера не ограничивались изучением особенностей гностических процессов при нормальном психическом развитии.

Исследования этапов и механизмов перцептогенеза, проведенные под его руководством, были направлены на анализ особенностей осязательного восприятия у школьников с детским церебральным параличом.

Существенных нарушений тактильных и кинестетических порогов ощущения у детей с ДЦП не было выявлено. Авторы обратили внимание на значительные трудности в процессе «синтезирования осязательных сигналов и последовательной развертки образов восприятия», а при графическом изображении фигур у них наблюдались трудности воспроизведения метрических характеристик предметов и «застревание на уровне топологичских характеристик» [Веккер, Владимирова, Бровар, Михайлова, 1971].

Особый интерес представляет анализ особенностей каждого из этапов в отдельности, в частности, в условиях изучения динамики формирования образов восприятия у детей с нарушениями в развитии, особенно при задержанном развитии и в случаях умственной отсталости.

Нами было проведено сравнительное исследование динамики формирования осязательных и зрительных образов восприятия у детей с церебральным параличом, с задержкой психического развития и с умственной отсталостью [Мамайчук, 1978]. Было выявлено, что перцептивные действия и образы восприятия формируются у дошкольников с церебральным параличом в значительно более замедленном темпе, чем у их здоровых сверстников. Определяющую роль в их формировании играет уровень умственного развития ребенка. Тяжесть нарушений моторных функций, в результате которых происходит рассогласование сенсорных и исполнительных действий, препятствуют развитию графических изображений воспринимаемых предметов. Анализ рисунков показал, что больные дети «застревают» на этапе топологического изоморфизма.

Полученные данные указывают на то, что в обоих генетических рядах как при нормальном, так и при аномальном развитии, закономерности генезиса восприятия имеют единую детерминацию. Особый интерес представляют промежуточные этапы формирования образов восприятия при нормальном и аномальном развитии. Причем при аномальном развитии можно проследить динамику формирования психических процессов, которая протекает в более замедленном темпе, особенно при умственной отсталости и задержанном развитии.

Предложеные Веккером методологические принципы и подходы к анализу перцептогенеза имеют важное значение не только при изучении онтогенеза перцептивных процессов, но и дионтогенеза, т. е. при нарушении психического развития.

В наших дальнейших исследованиях на модели сравнительного анализа зрительного и осязательного восприятия мы попытались проследить их структурно-динамические характеристики у детей с различными типами нарушений психического развития. Своеобразие и структура психического дефекта оказывают специфическое влияние как на содержательные, так и на динамические характеристики сенсорноперцептивной деятельности.

Как уже отмечалось выше, при психическом недоразвитии (умственная отсталость) определяющим негативным фактором является недоразвитие обобщения, анализа и синтеза воспринимаемых сигналов, что отражает недоразвитие операциональных механизмов перцепции.

При задержанном развитии церебрально-органического генеза трудности пространственного анализа и синтеза препятствуют формированию адекватного образа восприятия, а при других формах задержки психического развития (соматогенная, психогенная, конституциональный инфантилизм) наблюдаются нарушения динамических характеристик восприятия.

При поврежденном развитии, когда у ребенка вследствие тяжелого заболевания мозга наблюдается распад сформированных ранее высших психических функций, наблюдается нарушение как структурных, так и динамических характеристик восприятия.

При дефицитарном развитии (периферические нарушения зрения, слуха, двигательных функций) недоразвитие восприятия обусловлено ограниченными функциональными возможностями ребенка, в частности, в первую очередь страдают «директивные факторы восприятия», которые отражают жизненный опыт, потребности, эмоциональные установки личности ребенка.

Особый интерес представляет анализ особенностей восприятия у детей с искаженным развитием вследствие раннего детского аутизма, что проявляется в недоразвитии не только динамических характеристик восприятия, но и его структуры. Наблюдаемая у детей с аутизмом сенсорная доминантность проявляется в тенденции к восприятию аффективно значимых стимулов, в ущерб восприятию других. Это проявляется в специфике модальности восприятия. Гиперчувствительность к сенсорным стимулам способствует своеобразному развитию избирательности восприятия. Недоразвитие предметности, целостности восприятия у них в значительной степени обусловлено не только артистическими тенденциями, но и церебрально-органической недостаточностью.

У детей с дисгармоничным развитием негативное влияние на формирование восприятия оказывает неадекватная установка, что может способствовать формированию искаженных и фрагментарных образов восприятия [Мамайчук, 2000; 2003; 2007].

Многоуровневая иерархическая организация сенсорноперцептивных функций при нарушенном развитии требует не только тщательного системно-структурного анализа, но и онтогенетического анализа. Только такой методологический подход, предложенный и используемый Ленинградской психологической школой под руководством Б.Г. Ананьева и его учеников Л.М. Веккера, Б.Ф. Ломова, Е.Ф. Рыбалко и других, позволит глубже раскрыть механизмы и динамику психических процессов не только при нарушенном, но и нормальном развитии.

ЛИТЕРАТУРА

Веккер Л.М. Психические процессы Т. 1. Л., 1974.

Веккер Л.М., Бровар А.В., Владимирова Н.М., Михайлова И.А. О соотношении структурных и статистических характеристик образов восприятия разной степени константности // Вопросы психологии 1971. № 1. С. 28–35.

Выготский Л.С. Воображение и творчество в детском возрасте. М., 1967.

Кершенштейнер Г. Развитие художественного творчества ребенка / Пер. с нем. М., 1914.

Комарова Т.О. Формирование графических навыков у дошкольников. М., 1970.

Мамайчук И.И. Гаптическое и зрительное восприятие у детей при нарушениях интеллекта и моторики: Автореф. канд. дис. Л., 1978.

Мамайчук И.И. Психология дизонтогенеза и основы психокоррекции. СПб., 2000.

Мамайчук И.И. Психологическая помощь детям с проблемами в развитии. СПб., 2001.

9. Мамайчук И.И Помощь психолога детям с ранним детским аутизмом. СПб., 2007.

10. Ананьев Б.Г., Веккер Л.М., Ломов Б.Ф., Ярмоленко А.В. Осязание в процессах познания и труда. М., 1959.

11. Gezell A. The mental growth of the preschool child. – New York. 1932.

ОБРАЗНЫЕ КОМПОНЕНТЫ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ

ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ТЕОРИИ Л.М. ВЕККЕРА

В теории психических процессов Л. М. Веккера образы органически входят в состав интеллектуальной деятельности человека на всех ее уровнях, включая высшие формы понятийного отражения действительности. Льву Марковичу удалось показать, что эти неуловимые компоненты мысли не бледные тени на периферии человеческого мышления, а живой материал, входящий в плоть интеллектуальных процессов и сообщающий им энергию и динамизм.

Являясь ярким представителем Ленинградской (СанктПетербургской) психологической школы, Веккер развивал в своих исследованиях традиции этой школы, заложенные его учителем Б.Г. Ананьевым, всегда подчеркивавшим значение сенсорноперцептивной организации в развитии человека. Одна из наиболее известных и законченных исследовательских программ Б.Г. Ананьева была посвящена изучению чувственного познания, его места и роли в онтогенезе индивидуальности. Он обращал особое внимание на то, что сенсорно-перцептивные процессы, будучи отражением объективной действительности и регуляторами деятельности, относятся к коренным феноменам жизнедеятельности, связанным с глубокими слоями целостной структуры развития личности [2, с. 51].

Положение о включении образных компонентов в состав высших мыслительных процессов было достаточно необычным для того времени. Хотя тезис о «чувственной ткани» сознания поддерживался многими отечественными психологами, однако экспериментально образы в мышлении изучались, в основном, лишь в контексте генетического развития интеллекта как стадия более низкого порядка (по сравнению с понятийной), а также при рассмотрении художественного творчества, где отрицать наличие их было бы просто невозможно.

Во второй половине ХХ в. в области исследований мышления наметились и в дальнейшем стали активно развиваться две характерные тенденции.

1. Появились экспериментально установленные факты, которые свидетельствовали о влиянии образов на продуктивность мышления не только в художественном творчестве, но и в других видах деятельности – обучении, научном творчестве, инженерной деятельности.

2. Наметилась интеграция в изучении образного и понятийного мышления, которые ранее рассматривались как самостоятельные области исследования. Предметом эмпирического исследования становятся закономерности взаимодействия разных уровней организации мыслительных процессов.

Многие ученые, обращаясь к анализу состава умственной деятельности, приходили к выводу, что человеческое мышление насыщено элементами образного опыта, значение которого не только не уменьшается, но и возрастает при переходе к высшим формам творческой активности человека. Достаточно вспомнить замечательное исследование Жака Адамара, обратившего внимание на роль образов в возникновении научных идей. Эти «живучие и внезапно появляющиеся» образные компоненты мысли выполняют, по его мнению, важную синтезирующую функцию, позволяющую единым взором охватить все элементы рассуждения [1]. Можно назвать и целый ряд отечественных психологов, уделявших специальное внимание роли образов в умственной деятельности человека (В.П. Зинченко, Н.И. Жинкин, Л.Л. Гурова, Л.Б. Ительсон, Н.Д. Скороспешкина и др.).

К моменту оформления основных теоретических положений своей концепции Веккер уже располагал достаточным количеством эмпирического материала, свидетельствующего о пространственно-предметной структурированности мысли. Целенаправленные теоретические исследования позволили ему дать определение мышлению как «процессу непрерывно совершающегося обратимого перевода информации с собственно психологического языка пространственно-предметных структур (и связанных с ними модально-интенсивностных параметров), т. е. с языка образов, на психолингвистический, символически-операторный язык, представленный речевыми сигналами» [6, c. 134].

Следует отметить, что теоретико-методологические поиски Веккера всегда опирались на конкретные экспериментальные исследования, которые охватывали широкий диапазон его научных интересов и создавали надежную базу для обоснованного выдвижения основных идей его концепции. Эти исследования были выполнены его учениками (А.М. Грункиным, В.В Лоскутовым, Л.В. Меньшиковой, М.В. Осориной, М.А. Холодной и др.) и содержали ценные эмпирические данные о различных сторонах интеллектуального поведения человека. Одной из таких экспериментальных площадок, на которой активно велось изучение интеллектуальной деятельности студентов в контексте теории Веккера, был Новосибирский государственный технический университет (НГТУ). Существенной особенностью организации экспериментальных поисков в этом крупнейшем в Сибири техническом вузе было сочетание фундаментальных научно-исследовательских и прикладных разработок, которые развивались в тесном контакте психологов и преподавателей.

Процесс подготовки инженерных кадров создавал разнообразные возможности для проверки теоретических положений Веккера в условиях реального учебного процесса, направленного на формирование инженерного мышления студентов.

Уже первые исследования, проведенные в НГТУ, показали значение невербального интеллекта как ведущего компонента, обеспечивающего успешность овладения предметами технического профиля: была обнаружена прямая корреляция успеваемости студентов по дисциплинам технического профиля с уровнем невербального интеллекта и отсутствие такой связи с уровнем вербального интеллекта [12, 13]. Эти результаты свидетельствовали о том, что образный опыт в структуре индивидуального интеллекта студента играет важную роль в обеспечении эффективного усвоения знаний в техническом вузе.

С целью исследования когнитивных механизмов, обеспечивающих взаимодействие разных форм представления информации в процессе мышления, нами была разработана специальная серия методик, позволявших изучать интеллектуальную продуктивность испытуемых в зависимости от степени использования вербальных и образных средств.

Структурный анализ, выполненный с помощью этих методик, дал возможность в лабораторных условиях получить важные данные об особенностях координации вербальных и невербальных компонентов в процессе решения различных задач. Оказалось, что успешность выполнения заданий во многом определяется степенью развития психических механизмов, обеспечивающих активное и гибкое взаимодействие разных уровней репрезентации условий задачи в сознании студентов. Таким образом, результаты лабораторных экспериментов нашли подтверждение при изучении обнаруженных феноменов в естественных условиях учебной деятельности студентов.

Разнообразные примеры координации вербальных и пространственных компонентов можно наблюдать, например, при решении физических задач. В серии исследований, выполненных нами совместно с С.И. Мещеряковой, были выявлены и описаны пространственные компоненты в составе понятийных структур интеллекта студентов в процессе работы с математическими моделями физических явлений [14].

Исследования в естественных условиях решения студентами задач по физике показали, что успешность выполнения разного рода заданий определяется способностью использовать в рассуждении пространственные элементы (образы разной степени обобщенности – чувственнонаглядные и символические). Взаимодействие элементов образного опыта с вербальными компонентами оказывало существенное влияние на эффективность когнитивных схем при работе с математическими моделями физических явлений [12, 13, 14].

Результаты, полученные при обработке экспериментального материала с помощью метода таксономии, свидетельствовали о том, что способность совершать переходы между разноуровневыми слоями образного и вербального опыта является самым информативным признаком при выделении типов индивидуального интеллекта [12].

Экспериментальные данные, полученные в наших исследованиях, позволяют утверждать, что пространственные компоненты в мышлении выполняют определенные информационную, структурную и энергетическую функции, сообщая дополнительные возможности интеллектуальной деятельности. В частности, включение чувственно-наглядных образов в категориальную систему значений способствует дополнительной активации интеллекта, привлекая эмоциональный контекст переживаний, тесно связанных с актуализацией образного опыта человека.

Чувственно-сенсорный опыт внутри понятийной структуры – это своего рода «огонь, мерцающий в сосуде», который сообщает живую силу мышлению человека.

В связи с этим Л.М. Веккер писал: «Включаясь в принцип организации понятийного мышления и вместе с тем уходя к сенсорным корням интеллекта, язык симультанных пространственно-предметных структур служит посредствующим звеном, через которое все нижележащие когнитивные структуры вплоть до сенсорных втягиваются в "информационный насос" концептуальной системы» [6, с. 330].

Веккер обращал внимание на то, что распространенное отождествление логико-символической и собственно психологической структур мысли создает впечатление о том, что не только пространственновременные характеристики, но и модальность «исчезают» при переходе к мыслительному уровню отражения. На самом же деле эмпирические данные показывают, что расширение и универсализация по мере продвижения по уровням обобщенности создают не безмодальность, а полимодальность и интермодальность мысли [6, c. 55]. При этом отмечалось, что при переходе к мышлению наблюдаются определенные модификации модальности, связанные:

со свободным переводом разных модальностей на язык каждой из них, что создает свойства полимодальности и интермодальности мысли;

с объективацией модальных характеристик, в основе которой лежит перевод информации на язык тех модальностей, которые сохраняют свойства источника информации в максимально инвариантном и, следовательно, объективном виде.

Веккер высказал гипотезу о том, что особая роль в этом процессе принадлежит тактильно-кинестетической модальности. Эмпирические исследования показывали, что тактильно-кинестетические образы, будучи генетически исходной базой всех остальных образов, в определенном диапазоне сохраняют инвариантными не только пространственновременные, но и модальные характеристики объекта. Трансформация других видов модальностей в тактильно-кинестетическую при переходе через рубеж «образ–мысль», по предположению Веккера, может повышать объективность воспроизведения носителя информации, т. е. самого объекта.

Интересно, что эта идея в какой-то мере совпадает с предположениями, высказанными в более поздних работах другими исследователями. В частности, Ф.Е. Василюк, развивая теорию А.Н. Леонтьева и рассматривая многомерную структуру образа сознания, подчеркивает особую роль чувственной ткани, которая является внутренней составляющей образа, его «живой плазмой» и осуществляет в нем функцию интегрирования всех компонентов (предметной отнесенности, значений, смыслов, знаков). При этом он отмечает, что «чувственная ткань по своему способу существования в сознании есть переживание, непосредственное внутрителесное чувствование» [5]. Василюк не делает предположений о модальности этих переживаний, склоняясь к тому, что они, скорее полимодальны, но несомненно то, что, если речь идет о внутрителесных переживаниях, кинестетические ощущения в силу своей природы играют очень существенную роль в организации этих переживаний.

В своей модели сознания В.П. Зинченко наряду с рефлексивным слоем (значениями и смыслами) выделяет бытийный слой (биодинамическую ткань движения и чувственную ткань образа) [8]. По его мнению, между биодинамической и чувственной тканью существуют достаточно сложные взаимоотношения. Они обладают свойствами обратимости и трансформируются одна в другую. Зинченко делает предположение о том, что «развернутое во времени движение, совершающееся в реальном пространстве, трансформируется в симультанный образ пространства, как бы лишенный координаты времени» [8, c. 25].

Одной из ведущих в процессе осуществления движений, как известно, является кинестетическая модальность, и именно через нее биодинамическая ткань движения наиболее естественным образом может трансформироваться в чувственную ткань образа. Можно также предполагать, что, согласно гипотезе Веккера, сквозная связующая роль тактильно-кинестетической модальности при переходе через рубеж «образ–мысль» сохраняется. В одной из последних своих работ В.П. Зинченко прямо говорит о том, что именно викарные действия, совершаемые с собственными нереализуемыми вовне моторными программами, обеспечивают динамику внутренних форм слова, образа и действия [9], что тоже, как нам кажется, подтверждает положение Веккера о важной роли кинестетической модальности в организации процесса мышления.

При этом Лев Маркович особо подчеркивал, что модификация пространственно-временных и модальных характеристик образа при переходе к мысли во многом зависит и от субъективных характеристик человека, отражающих эгоцентричность его индивидуальной системы отсчета.

Чувственная ткань, пронизывающая мышление, несомненно несет отпечаток индивидуальных особенностей сенсорно-перцептивной организации каждого человека, что определяет вклад каждой модальности в создание полимодальных и интермодальных ментальных образований.

Но на самых глубинных уровнях мышления, где сплетаются воедино значения, образы, смыслы, переживания и действия, на первый план в организации полимодальных комплексов выходят, по-видимому, наиболее обобщенные тактильно-кинестетические ощущения и чувствования, о которых писал Веккер. Это то самое «теплотепло» или «холоднохолодно», или ощущение верного или неверного направления движения мысли, которое лежит в основе интуиции. Ж. Адамар описывал эти смутные чувства-ощущения, отличающие математиков от тех, кто не обнаруживает математических способностей, следующим образом:

«...это интуитивное чувство математического порядка, которое позволяет нам угадать гармонию и скрытые соотношения» [1, c. 137].

Вопрос о трансформации модальности образа на разных уровнях обобщенности в контексте его связей с другими компонентами интеллектуальной деятельности в последнее время привлекает все большее внимание психологов. Веккер вслед за своим учителем Б.Г. Ананьевым был одним из первых в отечественной психологии, кто четко обозначил контуры этой проблемы в теории интеллекта и предложил свое решение. У каждого человека в течение жизни складывается особый баланс познавательных процессов, на основе которого вырабатывается специальная система субъективных «кодов» (средств субъективного представления действительности).

Исследование индивидуальных особенностей интеллектуальной деятельности студентов, проведенное нами, показало, что способность включать пространственные компоненты в процесс мышления и координировать их с вербальными элементами развита у них неодинаково.

Известно, что любая учебная информация проходит сквозь призму категориальной сетки индивидуальных значений и «присваивается» лишь в том случае, если находит внутренний отклик в образно-эмоциональном опыте субъекта. Появление образно-эмоциональных компонентов ослабляет жесткие родо-видовые связи и сообщает дополнительные степени свободы. Происходит как бы уменьшение размерности семантического пространства и переход к более емким пространственновременным обобщениям.

В концепции понятийного мышления, разрабатываемой М.А. Холодной, последовательно проводится мысль о том, что «…хорошо сформированная и эффективно работающая понятийная структура характеризуется включенностью чувственно-сенсорного опыта, т. е. представленный в содержании понятия объект переживается испытуемым через некоторое множество дифференцированных по интенсивности чувственно-сенсорных впечатлений. Его недостаточная включенность значимо снижает отражательные возможности понятийной структуры, но, что характерно, и чрезмерная его выраженность в тенденции отрицательно сказывается на продуктивности работы понятийной структуры» [19, с. 192].

Дальнейшее изучение динамики когнитивных функций студентов технического вуза в ходе проведенных нами лонгитюдных исследований показало, что в вузе в условиях стихийно протекающего учебного процесса механизм координации образных и вербальных элементов опыта развивается у студентов довольно слабо: наблюдается формирование преимущественно словесно-логической стороны интеллекта и при этом недостаточное развитие его образных глубинных основ, в том числе визуальных схем разной степени обобщенности [12, 13].

Этот вывод определил направление дидактических разработок, которые раскрыли прикладное значение теории Л.М. Веккера в образовательном пространстве вуза: в НГТУ преподавателями совместно с психологами был разработан комплекс методов обучения и отдельных дидактических приемов применительно к вузовским дисциплинам, в основе которых лежала идея о необходимости формирования механизма координации пространственных и вербально-символических компонентов интеллектуальной деятельности.

Существенной особенностью этих новых подходов была ориентация не только на повышение эффективности усвоения отдельных дисциплин, но и на развитие интеллектуальных ресурсов студентов, а также формирование основных инженерных умений и навыков средствами особой организации учебного материала, отражающей обнаруженные в исследованиях психологические закономерности умственной деятельности студентов. Следует отметить, что эффективность системы обучения студентов инженерным умениям, основанной на теоретикометодологических положениях концепции Веккера, была доказана в ряде диссертационных исследований, выполненных в НГТУ [4, 10, 11, 15, 17, 18].

Теорию Л.М. Веккера отличает выраженный антропологический подход к рассмотрению ментальной природы человека. В своих работах он четко обозначил переход от «человека ощущающего» к «человеку мыслящему, переживающему и действующему» в контексте его жизненных обстоятельств. При этом подчеркивалось, что анализ закономерностей организации психических процессов может быть абстрагирован от исследования целостной личности человека только в определенном и относительно ограниченном диапазоне. В частности, мышление должно рассматриваться с учетом закономерностей эмоциональных, регуляционно-волевых и сквозных интегративных процессов – памяти, воображения, внимания и речи.

В последние годы в исследовании психических процессов и явлений все больше наблюдается смещение акцента с гносеологических проблем на онтологические. Соответственно проблема образного опыта и его использования для повышения интеллектуальных ресурсов и творческой активности человека приобретает новое жизненное значение. Онтологический подход к исследованию психических процессов заставляет рассматривать их как события, в которых субъект привносит в воспринимаемую действительность свое содержание, наделяет ее смыслом и ценностями. Особое значение начинают играть не столько поиск и прием полезной информации, сколько ее интерпретация – включение в смысловые контексты или семантические поля воспринимающего субъекта. В.А. Барабанщиков отмечает: «Чувственная данность как бы упакована в многокачественный полифункциональный элемент опыта, благодаря которому в каждый момент времени человек ориентируется и в мире, и в себе самом» [3, с. 10].

Онтологический контекст образного опыта, «упакованного» в глубине внутреннего мира человека, поднимает проблему возможностей и условий его актуализации. Рассмотрение этой проблемы тесно связано с рассмотрением законов функционирования памяти человека.

Одной из первых моделей памяти, в которой образному опыту человека было отведено особое место, была теория двойного кодирования А. Пайвио. Он выдвинул гипотезу о существовании двух частично независимых подсистем долговременной памяти, одна из которых предназначена для оперирования образной, а другая – символической информацией. Пайвио считал, что символическая подсистема организована иерархически и приспособлена для последовательных информационных процессов, а образная подсистема организована по пространственновременному принципу и предназначена для синхронных, интегративных процессов. Исследования Пайвио показали, что, оперируя в рамках образной системы (при работе с конкретными высказываниями), человек как бы сразу «видит» смысл ситуации. При анализе абстрактного высказывания в рамках символической системы ему требуется время для того, чтобы провести интерпретацию грамматических конструкций [21].

Роль образного опыта в развитии человека невозможно понять без обращения к его автобиографической памяти. В явлениях автобиографической памяти проявляется особое состояние сознания, связанное с переживаниями несомненной достоверности актуализируемого опыта и «субъективного путешествия во времени».

Э. Тульвинг подобные переживания относил к состояниям автоноэтического сознания [20]. Как пишет В.В. Нуркова, «человек обладает широчайшим "каталогом", доступных ему эпизодов прошлого. Эти эпизоды представляют собой "живые картины" событий, в которых запечатленная информация репрезентируется полимодально (зрительный образ, тактильные ощущения, запахи, вкус, звуки)» [16, с. 220]. Эти образы прошлого хранят в себе историю жизни человека, причем значимость отдельных из них не всегда понятна сразу. Нуркова отмечает, что в памяти есть эпизоды, которые, как мины замедленного действия, в определенный момент могут неожиданно взорваться и превратиться в роковую для человека историю. Во всех этих типах воспоминаний тесно переплетены чувственные образно-эмоциональные, словесные и смысловые компоненты. Память представляет собой огромный резервуар образно-эмоционального опыта человека, который способен «оживлять», насыщать энергией, жизненной силой и смыслом то, что происходит в настоящем. Но не все люди умеют адекватно использовать этот ресурс. Эта проблема нашла отражение в большинстве психотерапевтических подходов, которые по-разному расставляют в ней свои акценты.

Онтологические координаты задают многомерное психологическое пространство, в котором образный опыт индивидуальности должен рассматриваться в тесной связи с его смысловой и семантической интерпретациями. Организация рефлексии играет одну из ведущих ролей в активизации координаций внутри системы образного опыта человека, его переживаний, значений и смыслов. Одним из средств такой организации рефлексии может быть, в частности, ведение дневника, который создает условия для актуализации образного опыта и исследования его интерпретаций.

Изменение ракурса рассмотрения проблемы образного опыта человека (переход от гносеологического анализа к онтологическому) глубже раскрывает отдельные положения теории Веккера и вводит в нее новые контексты. Рассматривая закономерности трансформации пространственных и модальных характеристик образных компонентов при переходе к высшим формам интеллектуальной активности и их органическую связь с ними, Веккер подчеркнул значение чувственносенсорного опыта как важного ресурса творческой активности и жизнеспособности человека. Ему удалось создать оригинальную концепцию, включающую анализ механизмов интеграции различных психических компонентов в познавательной деятельности, которая имеет важное прикладное значение. В частности, она является теоретическим основанием в исследовании вопроса о формировании и использовании образного опыта студентов не только как средства активизации их интеллектуального поведения в вузе, но и как средства развития их индивидуальности.

ЛИТЕРАТУРА

Адамар Ж. Исследование психологии процесса изобретения в области математики. М., 1970.

2. Ананьев Б.Г. О проблемах современного человекознания. М., 1977.

3. Барабанщиков В.А. Контуры онтологической концепции восприятия // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2007. Т. 4, № 3. С. 4–26.

4. Бессонова В.Н. Творческая самостоятельная работа студентов как средство формирования профессиональных умений: Автореф. канд.

дис. Л., 1986.

5. Василюк Ф.Е. Структура образа // Вопросы психологии. 1993. № 5.

6. Веккер Л.М. Психические процессы. Мышление и интеллект. Т. 2.

Л., 1976.

7. Веккер Л.М. Психика и реальность: единая теория психических процессов. М., 1998.

8. Зинченко В.П. Миры сознания и структура сознания // Вопросы психологии. 1991. № 2. С. 15–36.

9. Зинченко В.П. Плавильный тигль Вильгельма Гумбольдта и внутренняя форма слова Густава Шпета в контексте проблемы творчества // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2007. Т. 4, 10. Ксенчук Е.В. Роль образных компонентов мышления в процессах решения задач: Автореф. канд. дис. Л., 1984.

11. Кучина Т.В. Деятельность педагога по формированию у студентов общеинженерных умений и навыков: Автореф. канд. дис. Л., 1984.

12. Меньшикова Л.В. Образные компоненты в мышлении: Автореф.

канд. дис. Л., 1974.

13. Меньшикова Л.В., Скок Г.Б. Психологическая служба в вузе. М., 14. Мещерякова С.И., Меньшикова Л.В. Об участии образных компонентов в процессе работы с математическими моделями физических явлений // Психология технического творчества. М., 1973. С. 28–33.

15. Мещерякова С.И Акмеологические основы обучения методу моделирования: Автореф. докт. дис. Л., 1986.

16. Нуркова В.В. Память // Общая психология / Под ред. Б.С. Братуся.

М., 2006.

17. Селиванова Э.Б. Роль образных компонентов в формировании общеинженерных знаний, навыков и умений: Автореф. канд. дис. Л., 18. Скок Г.Б. Формирование специальных конструктивных умений инженера при обучении алгоритмам в курсе физики: Автореф. канд.

дис. Л., 1973.

19. Холодная М.А. Психология интеллекта: Парадоксы исследования.

Томск; М., 1997.

20. Tulving E. Origin of Autonoesis in Episodic Memory // The nature of Remembering. Washington, 2001.

21. Paivio A. Mental Representations. New York, 1986.

ПРОСТРАНСТВЕННАЯ ПУЛЬСАЦИЯ МЕНТАЛЬНОГО ОБРАЗА

И ЕЕ ПРОЯВЛЕНИЯ В ДЕТСКОМ ФАНТАЗИРОВАНИИ

Задача этой статьи состоит в том, чтобы рассмотреть некоторые закономерности работы «языка образов», а также его взаимодействие со словесным языком в процессе такой специфической и в то же время универсальной ментальной деятельности, как фантазирование. В качестве объекта исследования мы выбрали один из наиболее простых и базовых типов фантазирования. Будучи онтогенетически одним из самых ранних (формирующимся в младшем дошкольном возрасте) и сохраняющимся в психической жизни взрослых, он является удобной моделью для рассмотрения некоторых важных особенностей внутрипсихической «работы с образами». Кроме того, этот материал позволяет обсудить значимые теоретические вопросы, связанные с пониманием глубинного смысла понятия «язык образов», столь важного в концепции Л.М. Веккера о двуязычной природе мышления. Хотя это понятие можно считать почти общепринятым, нередко обнаруживается, что его используют, скорее, как фигуру речи. Важно разобраться в том, почему язык образов Л.М. Веккер называет именно языком, концептуально уравнивая его с языком словесным. В чем проявляется его «языковость»? Наверное, в том, что язык образов обладает набором основных функций, присущих всякому языку. Это традиционно выделяемые номинативная, регуляторная и коммуникативная функции. Рассмотрим их применительно к языку образов.

Номинативная функция языка реализуется через основной способ представления информации в системе этого языка. Информация должна быть представлена как данность в воспринимаемой наблюдателем форме. Универсальным способом внутрипсихического предъявления информации обладателю психики является ее оформление в виде образа ощущения или восприятия, если нечто здесь и сейчас воздействует на его органы чувств, или же в виде образа представления, если информация актуализируется, извлекаясь из внутренних источников.

Кажущаяся пестрота и внешнее разнообразие способов организации информации на языке образов не мешает настоящему аналитику, каковым был Веккер, уловить общие принципы построения этого языка.

Одним из важных научных достижений Веккера было вычленение набора основных параметров, присущих любому психическому образу.

Это пространственные, временные, модальные и интенсивностные характеристики образов, на основе которых можно сравнивать информационную организацию образных структур разных типов, находящихся на разных фазах своего становления, оценивать объем, качество и степень обработки запечатленной в них информации [Веккер, 1974].

Пространственно-временные характеристики Веккер не случайно называет первыми в этом перечне. Действительно, психическая картина внешнего мира и нашего собственного тела, а также представляемые образы, в которых мы воплощаем для себя содержание наших фантазий и мыслей, организованы на основе принципов пространства и времени, разворачивающихся из переживания движения. Психическая геометрия по природе своей кинестетична. Недаром в XIX в. язык образов называли «языком форм» в противоположность словесно-знаковому «языку имен».

Далее мы еще вернемся к анализу пространственной организации психического образа. Здесь же необходимо коснуться проблемы модальности, также тесно связанной с номинативной функцией языка образов. Модальность образа и его отдельные модальные характеристики являются выражением специфики «психической плоти» образа, т. е.

качественных особенностей той психической ткани, из которой он соткан. Разная модальность видов этой ткани, в свою очередь, обусловлена тем набором сенсорных анализаторных систем, которыми оснащено тело человека. Веккер всегда делал акцент на том, что приходящие извне сигналы на входе в анализатор обязательно перекодируются на язык нервных кодов, а чтобы стать фактом психической жизни, они должны трансформироваться в психический образ. Модальные характеристики образа являются выражением того, образный язык какой анализаторной системы был ведущим в процессе его построения. Считается, что образы ощущений мономодальны, восприятия – полимодальны, в представлениях памяти могут быть воспроизведены все виды модальностей первичных образов. Даже ментальные образы, иногда кажущиеся амодальными, несут в себе отголоски ведущей модальности, привычно избираемой субъектом.

Благодаря работам Б.Г. Ананьева, учеником которого был Веккер, традиция Лениградской–Петербургской психологической школы отличается углубленно-внимательным отношением к сенсорной сфере человека и культуре чувственного познания. Б.Г.Ананьев был единственным автором среди советских психологов, который в своем фундаментальном труде «Теория ощущений» [Ананьев, 1961] посвятил по одной главе каждому из одиннадцати видов ощущений, имеющихся у человека.

Опираясь на его работы, можно сказать, что термин «язык образов» – это общее название для совокупности одиннадцати видов образных языков разных модальностей, которые могут включаться в процесс формирования любого образа. В принципе, ситуация здесь аналогична тем случаям, когда мы употребляем термин «словесно-знаковый язык», используя его как родовое понятие по отношению к совокупности словесных языков (родного и иностранных) и различных символически-знаковых языковых систем, обычно имеющихся в распоряжении человека.

Теперь кратко рассмотрим регуляторную функцию образного языка.

Основным постулатом общей психологии ХХ в. является утверждение о том, что именно психический образ является регулятором движений и действий. Известный российский физиолог Н.А. Бернштейн показал, что в пятиуровневой иерархии управления движениями только нижний уровень А (рубро-спинальный), заведующий треморами, является допсихическим. Для всех вышележащих этажей необходимо психическое регулирование [Бернштейн, 1997]. Напомним, что второй уровень В управляет движениями, разворачивающимися в системе координат собственного тела. Это эго-центрированная система управления, для которой внешний мир существует как пустое пространство, где присутствует только живое движущееся тело субъекта, проживающее себя через напряжение своих мышц и формирующее пространство вокруг через траектории своих движений, склонных к плавному и ритмичному повторению. Ведущей афферентацией, т. е. управляющим фактором, здесь являются кинестетические (двигательные) ощущения. Для нас крайне важно то, что психическая регуляция начинается с использования проприоцептивного двигательного образа. Во-первых, именно с него начинается построение структуры пространства, во-вторых, кинестетика оказывается первым, исходным образным языком, через который живое тело начинает психически познавать свое устройство и способы реализации себя вовне.

Следующий уровень С управляет предметными действиями в пространстве. Здесь появляется тема внешнего по отношению к живому телу инакого объекта (то, что не-Я), тема целеполагания, тема начала и конца действия, всегда «упирающегося» в объект. Отсюда вытекает необходимость психического отражения объекта и пространства внешнего мира, в связи с чем приобретают значение дистантные ощущения. У людей ведущими афферентациями становятся зрение и слух, фиксирующие внимание на объектах вовне.

Последние уровни D и Е Бернштейн считал сугубо человеческими.

Уровень D управляет смысловыми предметными действиями, разворачивающимися в соответствии с культурными и ментальными программами.

Уровень Е, высший, управляет всеми видами символических действий (говорение, чтение, письмо, рисование, театрализация и т. п.), где используются символически-знаковые языковые системы разных видов. Этот уровень всегда оречевлен и предполагает обязательное использование двух типов психических языков – образного и словесно-знакового.

Коммуникативная функция образного языка прежде всего состоит в обеспечении внутрипсихической коммуникации: психика работает только с материалом, представленным в образной форме. Поэтому язык образов используется как базовый на всех уровнях и во всех сферах психической жизни личности. В частности, неосознаваемый и даже вытесненный из сознания материал может быть представлен на образном языке сновидения, расшифровка которого приводит к пониманию того, что одна из личностных структур хочет сообщить другой. Обычно образный язык, будучи интрапсихическим, доступен постороннему наблюдателю косвенным путем, через внешние проявления в движениях, действиях и поступках, которыми он управляет. Поэтому такой важный вклад в психическую жизнь человека привносит освоение словесного языка, становящегося столь необходимым на втором году жизни. Формируясь как внешняя речь и постепенно интериоризируясь, словесный язык в паре с образным, который составляет его базис, обеспечивает межличностную и аутокоммуникацию, передачу всех аспектов культурной традиции в пространстве и времени. В психической жизни взрослого человека оба эти языка активно взаимодействуют, осуществляя высшие формы психической деятельности. При этом они постоянно развиваются и совершенствуются. Онтогенетические закономерности развития словесной речи изучены достаточно хорошо в сравнении с тем, как мало и фрагментарно мы знаем о разных аспектах функционирования и культурном развитии языков образной сферы человека. Трудности изучения во многом связаны с тем, что язык образов, будучи базовой формой презентации психической информации, недоступен для прямого наблюдения извне и отчасти неуловим для интроспекции самого носителя психики.

При этом образный язык обладает удивительным свойством, обсуждение которого Веккер начал еще в своей первой крупной работе, посвященной осязанию [Ананьев, Веккер, Ломов, Ярмоленко, 1959], – это феномен проекции. Его суть состоит в том, что процесс психической деятельности и его результат – психический образ – оказываются пространственно разнесены: процесс происходит в теле, а психический образ проецируется и размещается во внешнем по отношению к телу пространстве, там, где находится объект. Занимаясь изучением механизмов формирования тактильного образа, Веккер построил оригинальную концепцию, объясняющую возникновение феномена проекции применительно к образам ощущения и восприятия [Осорина, 2008а]. Несколькими десятилетиями позже тема проекции возникла в зарубежной психологии уже в связи с образами представлений, поскольку пространство внешнего мира человек использует обычно и как экран, куда он постоянно проецирует образы представлений памяти и своих фантазий. Так, в 1960–1980-е годы многочисленные исследователи невербальных коммуникаций занимались видеозаписями визуальных взаимодействий людей в процессе диалога. Было выяснено, что они представляют собой динамичные перемещения взора то на партнера, то на «пустое» пространство рядом с ним, где говорящий сосредоточивал внимание тем чаще и дольше, чем сложнее была тема разговора, требовавшая активной работы с психическим содержанием, которое человек проецировал в эту зону как на внутренний экран, вынесенный, однако, во внешнее пространство [Argyle, 1975]. Таким образом, происходит параллельная работа с двумя планами реальности: отслеживание внешних событий социального мира (поглядывание на партнера) и активные действия в собственном психическом мире, существующем для субъекта в том же пространственном поле. Переход из одного плана в другой мгновенно происходит благодаря переключению внимания, что осуществляется при помощи движений глаз и может быть отслежено посторонним наблюдателем. Внешним признаком того, что партнер не «здесь», а «улетел в свое», является сосредоточенность и легкая остекленелость его устремленного в пространство взора.

В 1970–1980-е годы Ричард Бэндлер и Джон Гриндер, создатели NLP, обнаружили, что пространственное расположение той зоны, которую человек выбрал местом своего психического экрана, может раскрыть то, с образами какого типа и какой модальности он работает в данный момент в своей внутрипсихической сфере, парадоксально проецируемой всеми людьми во внешнее поле. В частности, для работы с ментальными образами визуальной модальности люди используют верхнюю кромку своего поля зрения, причем у праворуких левая ее сторона служит местом проекций визуальных представлений памяти, а правая сторона – представлений воображения.

Важно отметить, что описанная выше способность одновременно удерживать два плана реальности, несколько разнеся их перед собой и переключаясь от одного к другому, является постепенно формирующимся сложным навыком. Чем менее совершенна система психической регуляции и чем меньше коммуникативного опыта, тем более вероятно, что человек сможет удержать только один план, обычно внешний. Например, оказался в неожиданной ситуации и – забыл, зачем пришел; увидел партнера и от сильного впечатления ничего не смог сказать, потому что не удалось собраться с мыслями. Впечатляющие события внешнего плана доминируют и мешают параллельному конструированию содержания психического плана, не подпитываемого извне, как образ восприятия, и строящегося только на основе внутренних ресурсов. В связи с наличием такой проблемы у незрелой психики особенно интересен тот способ фантазирования с опорой на реальность, который станет предметом нашего анализа.

В течение многих лет я собирала и записывала интервью с людьми разного возраста о том, как и по какому поводу они фантазировали, особенно в детстве. Такие интервью дали около ста человек в возрасте от трех до восьмидесяти лет. В этом обширном материале выделяется постоянно встречающийся практически у всех людей, по-видимому, универсальный тип фантазирования, который нас интересует. У детей между тремя и четырьмя годами он присутствует в уже сформированном виде, и они способны об этом рассказывать. Кратко опишем его на типичном примере.

Ребенок сидит за едой, которая ему не очень нравится. Глядит в тарелку, возит там ложкой и начинает представлять, что это море с затонувшими лодками и кораблями (нарезанные овощи на дне тарелки с супом), запутавшимися водорослями (вареная зелень), что его ложка, как подводная лодка, может бередить этот подводный мир, меняя события.

Ситуация, провоцирующая ребенка на фантазирование, обычно такова: ребенок спокоен; у него есть время (его не торопят); он предоставлен самому себе (действия другого человека не мешают ему сосредоточиться на «своем»); ему скучновато (ничего нового и интересного в данный момент не происходит); объект-стимул в своем обыденнопредметном виде для ребенка не притягателен.

Объектами, стимулирующими такие фантазии, очень часто оказываются емкости с чем-то: тарелка с едой; таз с водой, где что-то находится;

лужа с сором на дне; бочка с водой или природный водоем, где живут мелкие существа (головастики, водяные жуки, рыбки и т. п.). Это может быть ямка или рельеф почвы, на который ребенок смотрит с близкого расстояния, где есть мелкие объекты, которые можно превратить в персонажей фантазийного мира – травинки, комки и песчинки, насекомые. Это могут быть отверстия в почве или стене, проемы, окошечки, которые ребенок трактует как ходы в «иные» пространства. Внутри собственного дома такими объектами-стимулами (причем постоянными) дети часто выбирают пятна (на полу, стене, потолке), трещины, элементы рисунка на обоях, картины на стене, прикроватные коврики.

Эти ситуации интересны для психолога тем, что здесь мы имеем типичный для детей случай, когда образ восприятия реального объекта (например, тарелки с супом) и фантазийный образ представления (море с затонувшими кораблями) пространственно наложены прямо друг на друга. Для взрослых более характерно строить фантазийный образ в относительно нейтральном пространственном поле, не занятом значимыми предметами, поскольку взрослым не так нужна визуальная поддержка со стороны реального объекта.

Теперь проанализируем особенности пространственной и смысловой организации детского фантазийного образа, где можно выделить несколько важных черт.

Внешние границы образа предмета-стимула, данного ребенку в восприятии, и границы фантазийного образа совпадают. Проще говоря, ребенок ловко помещает подводный мир в тарелку с супом. Отметим, что стремление удержать символическое пространство фантазийного творчества в четко обозначенных видимых рамках, за пределами которых простирается реальный мир, очень характерно для детской игры, особенно групповой, где границы игрового пространства всегда специально оговариваются.

Итак, фантазийный мирок накладывается поверх и строится на основе реального, совпадая в своих границах с границами объекта-стимула. При этом структурные элементы реального объекта и их внешние качества используются ребенком как предметные опоры, на основе которых создаются виртуальные герои фантазийного пространства (например, вареные овощи становятся затонувшими кораблями разных видов).

В содержательном плане фантазийный мир создается благодаря работе механизма символизации, когда каждый предметный элемент поновому символически интерпретируется. Он получает новый смысл и новое наименование: разрезанные пополам плоские кругляши морковки становятся лежащими на боку лодками, более крупные куски картошки – большими кораблями, ложка, которая может погружаться и всплывать, – подводной лодкой, управляемой ребенком и т. п. Пространственные отношения между предметными элементами трактуются как внешнее выражение событийных и психологических отношений между героями фантазийного мира. Такая символическая интерпретация, создающая содержательно-смысловой план фантазийного пространства, осуществляется при помощи словесного «языка имен».

Однако исключительно важные превращения видимого мира в процессе создания пространства фантазийных событий совершаются на базовом психическом языке – языке образов.

Здесь происходит кардинальное преобразование реального пространства в психологически отличающееся от него фантазийное поле путем изменения его масштабности: все маленькое в реальности становится большим в фантазии – в тарелке теперь умещается море. Ребенок как будто под микроскопом рассматривает символически выделенное поле, приближает его к себе, своим вниманием и психической энергией насыщая и укрупняя до необходимых сознанию размеров то, что в жизни мало. Этот механизм целенаправленного, хотя обычно бессознательного, изменения масштабности назовем пространственной пульсацией ментального образа.

Важно подчеркнуть, что величина – это наиболее подвижная и позднее всего формирующаяся характеристика образа восприятия. На веккеровской шкале уровней изоморфизма психического образа реальному объекту метрический инвариант, предполагающий точное отображение размеров предмета, является последней ступенью построения образа [Веккер, 1974].