«МЕДИАЦИЯ КАК МЕХАНИЗМ РЕАЛИЗАЦИИ ЦЕЛИ ГРАЖДАНСКОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА ...»

См.: Жилин Г.А. Соотношений целей и принципов гражданского судопроизводства // Тенденции развития цивилистического процессуального законодательства и судопроизотнесения этих категорий в разряд задач, позволим себе усомниться в аргументации таких конечных выводов. Так, например, то, что справедливость, согласно последним исследованиям большинства процессуалистов относится к принципам гражданского процессуального права1, совсем, на наш взгляд, не означает, что категория «справедливость» не может быть использована законодателем в качестве определения цели судопроизводства как «справедливой защиты права».

Анализ научных комментариев к рассматриваемым статьям АПК и ГПК РФ приводит нас к выводу о весьма поверхностном изучении проблемы в научной среде, лишь только обозначающей ее, но не исследующей в достаточной мере всю глубину коллизии.

Так, комментируя ст. 2 АПК РФ, Г.А. Жилин практически отождествляет цели и задачи2. Такая позиция представляется весьма спорной по следующим основаниям.

Во-первых, как следует из его смысла, автор не усматривает особой разницы между целями и задачами судопроизводства, говоря о том, что названные неверно, по его мнению, в статье задачи есть по сути целевые установки разного уровня. Представляется, что цели и задачи не могут выступать отражением друг друга, пусть даже и при их некорректном текстуальном отражении в нормах закона, так как имеют разную правовую природу и назначение. В этой связи сложно согласиться с дальнейшим рассуждением автора о том, что «… задача может сама на определенном этапе выступать в качестве цели». Более состоятельной и логичной представляется мысль по этому поводу Л.А. Грось, который считает, что судопроизводственные задачи являются «… предпосылками указанных … целей»3.

водства в современной России: материалы Международной научно-практической конференции. Саратов, 2009. С. 191.

См.: Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации / под ред. Г.А. Жилина. М., 2003. С. 6 (автор комментария главы – Г.А. Жилин).

Комментарий к Гражданскому процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный, научно-практический) / под ред. М.А. Викут. М., 2003. С. 20 (автор комментария главы – Л.А. Грось).

Г.А. Жилин, как представляется, не до конца определился в этом вопросе, отождествляя практически цель и задачи1. При таком понимании цели и задач разница между необходимостью использования двух разных термином совершенно не понятна. Безусловно, что задача – это средство достижения цели и то, что цель – результат, спорить нет необходимости. Но, то, что и задача, и цель могут выступать как цель на промежуточных «этапах» судопроизводства, согласиться сложно. По меньшей мере такое положение вещей противоречит законам логики, так как то, что является средством, не может быть результатом. Кроме того, автор противоречит сам себе, ведя речь о цели судопроизводства (т.е. по сути о конечном результате всей процессуальной деятельности, и, допуская между тем, что его (этого самого судопроизводства) цель может быть достигнута «на отдельных этапах».

При таком положении вещей следует отчасти согласиться с мнением А.А. Богомолова о том, что процессуальная цель и процессуальная задача, хотя и взаимосвязанные, но все-таки разные процессуальные категории: первая – необходимый и желаемый результат процессуальной деятельности, вторая – требование, посредством соблюдения которого достигается указанный результат2. Еще Гегель отмечал, что выполнение задачи есть определенный способ реализации цели3.

И.Л. Петрухин замечает, что «… цель – это результат познания действительных потребностей системы, «идеальная модель будущего», к которой следует стремиться, а задача – это требование (предложение) установить искомые данные на основе исходных данных путем нахождения нужного алгоритма»4.

См.: Жилин Г.А. Цели гражданского судопроизводства и их реализация в суде первой инстанции: автореф. дис. в виде научного доклада … д-ра юрид. наук. М., 2000. С. 6.

См.: Богомолов А.А. Процессуальные гарантии правильности и своевременности рассмотрения и разрешения гражданских дел: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Саратов, 2004. С. 11.

См.: Интернет-конференция. Вопрос № 30. URL: http: // www. garant.ru (дата обращения: 15.01.2014).

Петрухин И.Л., Батуров Г.П., Морщакова Т.Г. Теоретические основы эффективности правосудия. М., 1979. С. 56 (автор главы – И.Л. Петрухин).

А.М. Гребенцов, рассматривая место задач судопроизводства в системе арбитражного процессуального права, делает вывод об их значимости для определения поведения участников судопроизводства, а также выносимого судебного решения1.

В таком контексте понимания вопроса получается, что цель гражданского судопроизводства (защита прав, свобод и интересов) должна быть достигнута посредством правильного и своевременного рассмотрения и разрешения дела, т.е. суд при таком понимании вопроса должен эти задачи выполнить, в противном случае цель, как таковая, не будет достигнута. Причем, правильность рассмотрения и разрешения дела понимается в теории и правоприменительной практике исключительно как синоним вынесения законного и обоснованного судебного решения.

Дореволюционные российские исследователи расходились в своих суждениях по рассматриваемому вопросу. Так, В.А Рязановский связывал цель гражданского судопроизводства с достижением материальной истины, т.е. по сути, с вынесением судом законного и обоснованного решения2.

В современной процессуальной литературе также можно найти подобное «узкое» понимание рассматриваемого вопроса. Так, в частности Ю.А. Попова, прямо указывает, что «… отправление правосудия – это основная, главная задача гражданского судопроизводства»3.

Представляется, что такое восприятие цели гражданского судопроизводства и задач как средства ее достижения не соответствует в настоящий период европейской концепции правосудия в целом и гражданского судопроизводства в частности, так как не отражает ее общей тенденции, направленной на использование разнообразных примирительных процедур в качестве одной из приоритетных задач национального гражданского судопроизводства.

См.: Гребенцов А.М. Развитие хозяйственной юрисдикции в России. М., 2002. С. 128.

См.: Рязановский В.А. Единство процесса: учебное пособие. М., 2005. С. 34.

Попова Ю.А. Интеграция судопроизводственных отраслей современного права России (цивилистический аспект) // Гражданское судопроизводство в изменяющейся России:

сборник статей / под ред. О.В. Исаенковой. Саратов, 2007. С. 17.

Если трактовать ст. 2 ГПК РФ буквально, то при таком подходе законодателя суд вынужден именно рассматривать и разрешать дело по существу, все время «оглядываясь» на своевременность разбирательства, чтобы достичь цели судопроизводства. На наш взгляд, именно здесь коренится одна из серьезнейших проблем отечественного судопроизводства в целом и правосудия в частности, а именно качество выносимых судебных решений, оспариваемых и отменяемых в дальнейшем в суде второй инстанции. Представляется, что при правильном формулировании цели и задач судопроизводства у суда появится законодательное обоснование того, чтобы не только формально рассмотреть и разрешить дело в рамках судопроизводства, но и приложить реальные усилия к примирению сторон.

В этой связи представляется, что прав был Е.В. Васьковский, говоря о том, что «… верховной и конечной целью гражданского процесса является не установление материальной правды, а осуществление материальных гражданских прав»1.

А.М. Нехороших полагает, что задачи выступают в качестве плана действий по достижению цели, а посему позволяют ее конкретизировать2. Полагаем, что данное замечание не лишено практического смысла. Действительно, если даже при закрепленной в настоящий момент цели судопроизводства – защите прав – допустить расширение его задач путем дополнения пунктом о примирении, можно с уверенностью говорить что реализация цели приобретет именно более «конкретное» средство.

Указанный вопрос нашел свое отражение в научной дискуссии последних лет. Так, Э.М. Мурадьян прямо говорит, что уже ныне действующее законодательство ориентирует суд на отказ от гипертрофированного судебного См.: Васьковский Е.В. К вопросу о значении признания в гражданском процессе // Право. 1915. № 2. С. 361.

См.: Нехороших А.М. К вопросу о конечной цели цивилистического процесса / Тенденции развития цивилистического процессуального законодательства и судопроизводства в современной России: материалы международной научно-практической конференции. Саратов, 2009. С. 337.

императивного начала, и предлагает добросовестным участникам процесса иные подходы, соответствующие началам автономии воли, свободы соглашений участников как гражданских, так и иных правоотношений. Далее автор, рассуждая о сущности судебной власти в гражданском судопроизводстве, указывает на то, что все большую популярность приобретают альтернативные, отчасти деформализованные процедуры, в которых судья участвует не столько как носитель властных полномочий, сколько как лицо нейтральное, обличенное доверием сторон, нейтральный участник, объективный, неподкупный компетентный специалист, публичный деятель с кристальной репутацией1.

Представляется, что применительно к судье подобное определение его роли в гражданском судопроизводстве несколько натянуто и отчасти противоречит отдельным принципам гражданского процессуального права (в первую очередь независимости судей и гласности судебного разбирательства). Однако это не означает, что рассуждения указанного автора неверны.

Просто с учетом внедрения в гражданское судопроизводство института медиации эти общие тенденции по изменению гражданского процесса в сторону «примирительного» правосудия теперь должны быть воплощены, на наш взгляд, именно в функциях медиатора.

В таком контексте понимания изменения процессуального законодательства дальнейшие выводы Э.М. Мурадьян приобретают стройный и последовательный вид. В частности, следует вполне согласиться с ее выводом о том, что единственный знак властных полномочий судьи в примирительных или согласительных процедурах состоит в том, что судьей удостоверяется итоговый документ, которым опосредуется частное соглашение сторон. При этом судья выполняет удостоверительную функцию, но подтверждение праСм.: Мурадьян Э.М. Суд и стороны: горизонталь судебных отношений. О мягкости судебной власти // Концепция развития судебной системы и системы добровольного и принудительного исполнения решений Конституционного Суда РФ, судов общей юрисдикции, арбитражных, третейских судов и Европейского суда по правам человека: сборник научных статей. Краснодар; СПб., 2007. С. 212.

вомерности соглашения не дает оснований рассматривать участие в ней судьи как деятельность по осуществлению правосудия.

Т.В. Овчаренко связывает целесообразность применения примирения с судейским усмотрением, основываемом на поведении сторон и категории дела1. Уточняя акценты, А.Н. Кузбагаров замечает по этому вопросу, что это может увидеть только судья и поэтому не следует его исключать хотя бы как «усмотрителя, рекомендателя» возможного примирения сторон2. Е.И. Носырева делает вывод о том, что примирительная деятельность судьи на данном этапе развития должна быть ограничена созданием благоприятных процессуальных условий для обеспечения примирения сторон3.

С учетом того, что процедура медиации является новеллой процессуального законодательства, полагаем, что при решении вопроса о соотношении степени и характера участия судьи и медиатора при проведении процедуры посредничества, в первую очередь следует руководствоваться принципами гражданского процессуального права. В этой связи, исходя из конструкции норм современного законодательства, регулирующего медиацию в судопроизводстве, как представляется, только лишь правоприменительная практика даст верный ответ о степени и сути участия судьи при проведении медиации.

В.В. Ярков, рассуждая о правосудии в нашей стране, предлагает рассматривать в качестве одного из способов решения проблемы его доступности так называемую «приватизацию» отдельных видов правоприменительной деятельности. Указывая, что отдельные сферы правоприменения уже фактически «приватизированы» (в первую очередь имея в виду третейское разбирательство и нотариат) либо находятся на грани того (например, система исполнительного производства), он констатирует, что собственно «приватизаСм.: Овчаренко Т.В. Указ. раб. С. 8.

См.: Кузбагаров А.Н. Примирение сторон по конфликтам частноправового характера.

СПб., 2010. С. 222.

См.: Носырева Е.И. Примирение сторон в стадии подготовки дела к судебному разбирательству // Актуальные проблемы гражданского процесса: сборник статей / под ред.

В.А. Мусина. СПб., 2002. С. 188.

ция» в судебной сфере вряд ли возможна, поскольку правосудие – важнейшая государственная функция. Вместе с тем ученый замечает, что даже в рамках государственного судопроизводства отдельные «… виды деятельности (например, экспертиза, представительство и прочее) осуществляются на частноправовой основе»1.

Полагаем в контексте сказанного, что введение института медиации в государственное судопроизводство как проявление частноправового начала в полной мере должно будет соответствовать измененной цели судопроизводства, что, в свою очередь, ни в коей мере не будет противоречить возможности реализации функции правосудия в суде как варианту развития судопроизводства.

В этой связи особенно очевидной становится нелогичность конструкции норм процессуального законодательства по рассматриваемому вопросу.

Так, и ГПК РФ (ст. 148), и АПК РФ (ст. 133) указывают на то, что одной из задач стадии подготовки дела к судебному разбирательству выступает примирение сторон. Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении от 24 июня 2008 г. № 11 «О подготовке гражданских дел к судебному разбирательству» разъяснил, что «… каждая из задач подготовки дела к судебному разбирательству, перечисленных в статье 148 ГПК РФ, является обязательным элементом данной стадии процесса»2.

По мнению Д.Г. Фильченко, примирение сторон на данном этапе представляет собой реальную альтернативу судебному разбирательству3.

Как известно, цель подготовки дела как самостоятельной стадии судопроизводства — обеспечение выполнение его задач в целом, о чем прямо укаЯрков В.В. Цели судопроизводства и доступ к правосудию // Проблемы доступности и эффективности правосудия в арбитражном и гражданском судопроизводстве: материалы Всероссийской научно-практической конференции. М., 2001. С. 77.

См.: Российская газета. 2008. 2 июля.

См.: Фильченко Д.Г. Проблемы доступности правосудия при подготовке дел в арбитражном процессе // Актуальные проблемы гражданского права, гражданского и арбитражного процесса: в 2 ч. Ч.2: Гражданский и арбитражный процесс / под ред. Е.И. Носыревой, Т.Н. Сафроновой. Воронеж, 2002. С. 100.

зано в ч. 2 ст. 133 АПК РФ, а также вытекает из смысла ч. 1 ст. 147 ГПК РФ.

Таким образом, согласно доктрине гражданского процессуального права, стадия подготовки дела к судебному разбирательству носит вспомогательный, обслуживающий характер1. Получается, что, выполняя поставленную задачу в рамках подготовки дела, суд, примиряя стороны, должен решать задачи по правильному и своевременному рассмотрению и разрешению дела по существу2, достигая в идеале конечной цели судопроизводства – защиты прав, свобод и интересов.

Однако такая конструкция норм ГПК РФ о возможности достижения цели гражданского судопроизводства уже на стадии подготовки дела имеет один существенный пробел, а именно то, что решая задачу примирения в стадии подготовки, судья не обеспечивает выполнение такой задачи всего судопроизводства, как правильное рассмотрение и разрешение дела, так как эти две задачи включают совершенно разные механизмы реализации. Правильно и своевременно разрешить дело для судьи означает в первую и главную очередь в современной правоприменительной практике вынести законное и обоснованное решение, в то время как примирить стороны – значит найти взаимоприемлемый для них вариант защиты их спорного права.

Д.И. Бекяшева, анализируя новеллы законодателя, касаемые подготовительной стадии процесса, констатирует присутствие в рамках подготовительной стадии некоторых подготовительных действий, не имеющих «подготовительную целевую направленность»3. Таким образом, автор ставит вопрос о необходимости изменения подхода к пониманию значения стадии подготовки для всего гражданского судопроизводства, в первую очередь с точки зрения достижения его цели.

См.: Скуратовский М.Л. Подготовка дела к судебному разбирательству в арбитражном суде первой инстанции. М., 2007. С. 3.

См., например: Голошвили Г.А. Своевременное рассмотрение дел в суде и процессуальные средства его обеспечения: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Тбилиси, 1988. С. 15.

Бекяшева Д.И. Подготовка дела к судебному разбирательству и ее значение на современном этапе развития гражданского процессуального права // Арбитражный и гражданский процесс. 2012. № 3. С. 19.

В итоге своих рассуждений Д.И. Бекяшева предлагает включить примирение сторон в формулировку цели подготовки дела к судебному разбирательству и сформулировать задачу по ее достижению1.

Думается, что, обоснованно ставя вопрос о несовпадении цели и задач стадии подготовки дела к судебному разбирательству в рамках действующего процессуального законодательства, Д.И. Бекяшева приходит к выводу, который, скорее, позволяет приспособить действующие нормы процессуального законодательства к теории гражданского процессуального права, чем раскрывает истинное положение вещей.

Рассуждая по этому поводу, И.И. Черных вполне логично замечает, что цель – примирить стороны при подготовке дела к судебному разбирательству – несколько расходится с функциями суда в данной части судопроизводства2.

В этой связи весьма спорными представляются суждения по данному вопросу, высказанные А.В. Чекмаревой. Так, она заявляет, что «…цель подготовки дела к судебному разбирательству — примирение сторон или (курсив наш. – М.Н.) обеспечение правильного и своевременного рассмотрения и разрешения дела». Использование автором в цитируемом фрагменте союза «или», употребляемого в русском языке для соединения однородных членов предложения, находящихся в отношениях взаимоисключения3, позволяет сделать единственно возможный вывод о том, что автор полагает, что в рамках подготовки дела к судебному разбирательству возможны две взаимоисключающие цели. Таким образом, А.В. Чекмарева утверждает, что при подготовке дела следует либо «примирять» стороны, либо готовиться к рассмотрению и разрешению дела по существу. Полагаем, что здесь игнорируется то См.: Бекяшева Д.И. Примирение сторон – цель стадии подготовки дела к судебному разбирательству // Российская юстиция. 2012. № 3. С. 39.

См.: Черных И.И. Значение подготовки дела к судебному разбирательству // Новеллы гражданского процессуального права: материалы научно-практической конференции, посвященной 80-летию М.С. Шакарян. М., 2004. С. 66.

См.: Чекмарева А.В. Задачи подготовки гражданских дел к судебному разбирательству в свете информационного обеспечения участников процесса // Арбитражный и гражданский процесс. 2013. № 1. С. 29.

главное, ради чего, собственно, и происходит как подготовка дела, так и само судебное разбирательство. А главное, как мы уже отмечали, есть не что иное, как защита нарушенного или оспариваемого права лица. В этой связи представляется, что предложенное указанным автором понимание цели подготовки дела будет противоречить как собственно сущности цели стадии подготовки дела к судебному разбирательству в частности, так и сущности цели гражданского судопроизводства в целом.

Полагаем в этой связи, что правильным вектором в совершенствовании норм о подготовке дела будет, как это не парадоксально, изменение не столько гл. 14 ГПК РФ, как его ст. 2. Если мы включим в указанную статью пункт о примирении сторон как о задаче судопроизводства, то нормы о подготовке при их незначительном редактировании придут в соответствие с процессуальной теорией. Так, указанные изменения со всей очевидностью приведут к корректировке ч. 1 ст. 147 ГПК РФ. В частности, полагаем, что следует заменить неоправданно сужающее определение цели подготовки дела к судебному разбирательству слова «правильного и своевременного рассмотрения и разрешения дела», следующие за словами «для обеспечения», на более точное выражение — «выполнения задач гражданского судопроизводства».

При таком положении вещей понимание цели подготовки как обеспечение задач судопроизводства в целом, на наш взгляд, в полной мере будет соответствовать конечной цели судопроизводства – защите прав, свобод и интересов. Выполнив задачу по примирению, стоящую в рамках подготовки дела, судья в этом случае автоматически обеспечивает выполнение этой же задачи всего судопроизводства и в конечном итоге достигает указанной цели гражданского судопроизводства, которая должна быть дополнена не просто как «защита», а именно как «справедливая защита».

Как обоснованно разъяснил Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении № 11, «… в результате примирения сторон цели гражданского судопроизводства достигаются наиболее экономичным способом». Таким образом, подобное положение вещей будет, кроме всего прочего, способствовать реализации принципа процессуальной экономии, так как закон не уточняет, что достигнуть цели судопроизводства необходимо именно на стадии судебного разбирательства, а не при его подготовке.

При такой постановке вопроса изменение цели судопроизводства и задач как способа ее достижения с учетом реального внедрения примирительных процедур в целом и медиации в частности видится насущно необходимым. Именно по такому конструктивному пути реформирования развивается, например, гражданское процессуальное законодательство Литвы. В частности, как отмечают литовские ученые-процессуалисты, «цель гражданского процесса – защита материальных субъективных прав лиц, чьи права и законом охраняемые интересы нарушены или оспариваются, а также быстрейшее восстановление правового мира между тяжущимися (курсив наш. – М.Н.)»1.

При изложенной цели судопроизводства примирение сторон как задача стадии подготовки дела к судебному разбирательству выглядит весьма убедительно.

Полезно в этой связи заметить, что в большинстве стран с романогерманской правовой системой ядром и основой правовой системы, определяющей ее ценностные ориентиры, является не что иное, как мораль, задающая «… общий ценностный минимум»2.

Представляет интерес в контексте к сказанному позиция С.А. Курочкина. В частности, он заявляет, что для конфликтов, возникающих в сфере гражданского оборота, целью разрешения (урегулирования) становится увеличение благосостояния участников спора. Далее он говорит, что эффективность системы гражданского судопроизводства для разрешения спора сторон определяется целесообразностью применения судебного разбирательства для Веливис С., Вишинскис В. Создание современного гражданского процессуального права Литвы // Теоретические и практические проблемы гражданского, арбитражного процесса и исполнительного производства: сборник научных статей. Краснодар; СПб., 2005. С. 426.

Аболонин В.О. Справедливый гражданский процесс: иллюзия или реальность? О роли морали и нравственности при разрешении гражданских дел // Арбитражный и гражданский процесс. 2008. № 3. С. 3.

данного конкретного случая, ad hoc. В этом аспекте эффективность определяется как соотношение результата и затрат на его получение. Соответственно основными факторами, определяющими для сторон выбор той или иной формы (точнее механизма. – М.Н.) защиты права, становятся размер спорного требования и расходы, которые сторонам необходимо понести для разрешения дела1. Представляется, что примирение при помощи медиации как нельзя лучше будет соответствовать такому пониманию развития эффективности судопроизводства в нашей стране.

В.В. Грязева, говоря об эффективности защиты судом нарушенных или оспоренных прав, свобод и интересов, т.е. об эффективности достижения цели судопроизводства, рассматривает данный вопрос через его функции.

В частности, она указывает, что реализация цели судопроизводства осуществляется через его функции, представляющие собой направленную деятельность суда и всех участников процесса, регламентированную гражданскими процессуальными нормами. Далее она выделяет следующие функции гражданского судопроизводства: разбирательство (рассмотрение и разрешение дела по существу); пересмотр судебных постановлений; исполнение правоприменительных (юрисдикционных) актов2.

Подобный подход к определению реализации целей судопроизводства представляется, на наш взгляд, вполне обоснованным, но не достаточно полным. В энциклопедической литературе под функцией понимается обязанность или круг деятельности3. В таком понимании выделение в качестве функций судопроизводства только трех его институтов, определяемых в доктрине как стадии гражданского судопроизводства, будет весьма поверхностСм.: Курочкин С.А. О некоторых вопросах повышения эффективности системы гражданского судопроизводства // Тенденции развития цивилистического процессуального законодательства и судопроизводства в современной России: материалы Международной научно-практической конференции. Саратов, 2009. С. 281.

См.: Грязева В.В. К вопросу об эффективности рассмотрения дела судом апелляционной инстанции // Теоретические и практические проблемы гражданского, арбитражного процесса и исполнительного производства: сборник научных статей. Краснодар; СПб., 2005. С. 282.

URL: http://ru.wikipedia.org/wiki (дата обращения: 15.04.2014).

ным, так как круг деятельности и обязанности суда как органа, осуществляющего судопроизводство, будет гораздо шире. Например, не только в рамках того же судебного разбирательства дела, но и при подготовке дела к нему суд может осуществить правосудную функцию, вынеся решение, а может достичь цели судопроизводства, не прибегая к правосудию в его буквальном понимании, утвердив достигнутое сторонами медиативное соглашение, которое по своей сути может быть весьма далеким от требований законного и обоснованного судебного решения.

Именно в контексте достижения цели судопроизводства сквозь призму конкретных интересов отдельного субъекта гражданских процессуальных отношений понимается вопрос процессуальных функций отдельными исследователями. Б.И. Пугинский дает следующее определение: «Функция – это некоторый результат воздействия правового средства на соответствующие участки социальной действительности, обусловленные спецификой этого средства, способами его применения субъектами»1.

В.Н. Щеглов под процессуальной функцией понимал «… всю совокупность процессуальных действий того или иного субъекта гражданского процесса, обеспечивающих достижение той цели, к которой стремится данный участник рассмотрения дела»2.

Г.А. Жилин уточняет по этому вопросу, что функция направлена не только на достижение цели, но и задач3.

Таким образом, в рамках того же разбирательства дела конкретный субъект может достичь цели судопроизводства в зависимости от его понимания своего интереса на данный момент, реализовав, например, функцию достижения примирения путем права на отказ от иска либо на использование процедуры посредничества.

Пугинский Б.И. Основные проблемы гражданско-правовых средств: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. М., 1985. С. 22.

Щеглов В.Н. Субъекты судебного гражданского процесса. Томск, 1979. С. 5–17.

См.: Жилин Г.А. Субъекты целевых установок гражданского судопроизводства и их процессуальные функции // Журнал российского права. 2000. № 1. С. 17.

В упомянутом комментарии АПК РФ Г.А. Жилина, на наш взгляд, имеется еще одно весьма принципиальное противоречие, влияющее на понимание сути цели и задач судопроизводства. Оно заключается в том, что автор в начале цитаты говорит о наличии так называемой «конечной цели» судопроизводства, в то время как в конце ее речь идет о цели как о «необходимом и желаемом результате осуществления правосудия». Представляется, что отождествлять, как следует из текста комментария, такие понятия, как «судопроизводство» и «правосудие», не совсем корректно.

Не случайно, касаясь данного вопроса, М.В. Немытина вполне обоснованно замечает, что несмотря на то, что в современном отечественном и международном праве правосудие широко используется как тождественное справедливому разбирательству, термин «правосудие» применительно к России следует употреблять крайне осторожно. Лучше, по ее мнению, в этом случае вести речь о судоустройстве и судопроизводстве, их принципах и институтах1.

Как это не парадоксально, но некоторые ученые-процессуалисты в конце прошлого века полагали, что понятие «гражданское судопроизводство» в науке гражданского процессуального права еще не сформулировано2.

Большая часть современных исследователей, говоря о гражданском судопроизводстве, имеют в виду процедуру рассмотрения и разрешения судами гражданских и иных дел, урегулированную нормами процессуального законодательства, т.е. по сути о правоприменительной деятельности3. Подобный подход уходит своими корнями в советский период. Так, К.С. Юдельсон, См.: Немытина М.В. Модели правосудия: некоторые подходы // Теоретические и практические проблемы гражданского, арбитражного процесса и исполнительного производства: сборник научных статей. Краснодар; СПб., 2005. С. 62.

См.: Цихоцкий В.А. Теоретические проблемы эффективности правосудия по гражданским делам. Новосибирск, 1997. С. 76.

См., например: Чечина Н.А. Избранные труды по гражданскому процессу. СПб., 2004. С. 635; Исаенкова О.В., Демичев А.А. Гражданское процессуальное право России:

учебник / под ред. О.В. Исаенковой. М., 2009. С. 16; Гражданский процесс: учебник / под ред. А.Г. Коваленко, А.А. Мохова, П.М. Филиппова. М., 2010. С. 3 (авторы главы – А.А. Мохов и П.М. Филиппов).

рассуждая о гражданском судопроизводстве, вел речь о «… регулируемой системой гражданско-процессуальных норм деятельности судебных органов, заключающейся в рассмотрении и разрешении гражданских дел»1.

Возникает вполне закономерный вопрос о месте отдельных глав и разделов процессуального законодательства в системе гражданского судопроизводства, например разд. V и VI ГПК РФ, в которых в буквальном смысле не регулируется рассмотрение и разрешение гражданских дел. Однако это не означает, что этот раздел лежит вне правового поля действия гражданского судопроизводства, если определиться с тем, что судопроизводство и правосудие — не тождественные понятия.

В этой связи по поводу сущности указанных разделов в структуре ГПК РФ высказаны две диаметрально противоположные точки зрения. В частности, Н.А. Громошина и С. А. Курочкин утверждают, что деятельность суда в рамках норм, помещенных законодателем в эти разделы, есть не что иное, как правосудие, так как суды здесь применяют нормы материального права2.

На наш взгляд, более предпочтительна точка зрения Е.И. Носыревой о том, что в рамках производства указанных разделов ГПК РФ, судом правоприменение в буквальном смысле не осуществляется, следовательно, говорить о правосудии оснований нет3.

С учетом сказанного убедительным представляется более широкое понимание гражданского судопроизводства, которое сформировалось в научной среде еще в середине прошлого века4.

Юдельсон К.С. Советский гражданский процесс. М., 1956. С. 7.

См.: Громошина Н.А. О признаках правосудия, правоприменении и видах гражданского судопроизводства // Судебная защита прав и охраняемых законом интересов граждан и организаций: сборник статей. М., 2009. С. 47; Курочкин С.А. Об особенностях участия государственных судов в отношениях, возникающих в связи с арбитражным разбирательством гражданских дел // Арбитражный и гражданский процесс. 2008. № 3. С. 23.

См.: Носырева Е.И. О функциях суда первой инстанции при рассмотрении гражданских дел / Российское правовое государство: Итог формирования и перспективы развития:

в 5 ч. Ч. 2: Гражданское, гражданское процессуальное и арбитражное процессуальное право/ под ред. Ю.Н. Старилова. Воронеж, 2004. С. 141.

См., например: Клейнман А.Ф. Советский гражданский процесс. М., 1964. С. 8.

Ю.А. Попова определяет гражданское судопроизводство как деятельность судов общей и арбитражной юрисдикции в рамках единой процессуальной формы с определенными особенностями1. А.Т. Боннер делает упор на том, что это форма принудительного осуществления нарушенных и (или) оспоренных прав2. Такое понимание судопроизводства представляется не соответствующим его современному пониманию в связи с усилением в нем диспозитивного начала.

Занимаясь исследованием рассматриваемого вопроса, С.К. Загайнова, на наш взгляд, приходит к несколько непоследовательным выводам3. Так, она указывает, что «гражданский и арбитражный процесс», с одной стороны, и «гражданское судопроизводство», с другой стороны, можно определить как форму и содержание. Далее, по ее мнению, гражданский и арбитражный процесс – это урегулированные соответственно нормами гражданского процессуального и арбитражного процессуального права действия и правоотношения, складывающиеся между судом и другими участниками процесса при рассмотрении и разрешении гражданских дел. При таком раскрытии указанных категорий совершенно неясна разница, отличающая термин «процесс» от доминирующего в научной литературе понятия «судопроизводство», приведенного выше. Также С.К. Загайнова указывает, что современное гражданское судопроизводство в соответствии с его конституционным значением следует рассматривать как одну из форм правосудия по гражданским делам, которая реализуется в рамках гражданского и арбитражного процессов, являясь их содержанием.

См.: Попова Ю.А. Судопроизводство по делам, возникающим из публично-правовых отношений (теоретические проблемы). Краснодар, 2002. С. 53.

См.: Боннер А.Т. Маркс о соотношении материального прав и процесса // Правоведение. 1978. № 4. С. 31.

См.: Загайнова С.К. Гражданское судопроизводство: современный взгляд на проблему // Концепция развития судебной системы и системы добровольного и принудительного исполнения решений Конституционного Суда РФ, судов общей юрисдикции, арбитражных, третейских судов и Европейского суда по правам человека: сборник научных статей.

Краснодар; СПб., 2007. С. 197.

Не вдаваясь в научную дискуссию о едином или раздельном понимании гражданского и арбитражного судопроизводства, позволим себе заметить, что норма ст. 118 Конституции РФ, к которой корреспондирует нас автор, не использует термин «форма» применительно к соотношению понятий «судопроизводство» и «правосудие».

В таком контексте понимания гражданского судопроизводства правосудие представляется, на наш взгляд, более узкой правовой категорией. Осуществляя судопроизводство, суд может и не осуществить в буквальном смысле правосудия по целому ряду как субъективных, так и объективных причин (например, оставление искового заявления без рассмотрения вследствие повторной неявки сторон, не просивших о рассмотрении дела в их отсутствие, в судебное разбирательство). Означает ли подобная ситуация, что цель судопроизводства не достигнута? Действующее процессуальное законодательство подвигает нас дать утвердительный ответ на данный вопрос, так как цель – защита прав и свобод – не достигнута. Однако если посмотреть на проблему со стороны изменения цели судопроизводства в сторону ее более широкого понимания, можно говорить о ее достижении. Ведь неявка истца (если она не вызвана объективными причинами, например, болезнью) в процесс говорит в большинстве случаев о том, что его субъективная заинтересованность в рассмотрении и разрешении данного дела (т.е. в разрешении его материально-правового спора с ответчиком) отпала либо потеряла смысл и, следовательно, состояние его материального права, предположительно нарушенного или оспариваемого ответчиком, его вполне на данный момент устраивает, равно как и устраивает оно, по всей видимости, и ответчика, который при ином положении вещей мог бы воспользоваться предоставленными ему средствами процессуальной защиты. Таким образом, нет спора – нечего и защищать, т.е. защита в несколько ином виде, но была осуществлена.

Учитывая появление в процессуальном законодательстве норм о медиации, необходимость изменения цели судопроизводства видится весьма насущной именно для побуждения всех субъектов судопроизводства, и в первую очередь суда и сторон, к достижению реальной защиты прав и свобод тяжущихся уже на стадии подготовки дела к судебному разбирательству или в самом судебном разбирательстве, не дожидаясь вынесения законного и обоснованного (но не всегда справедливого) судебного решения и иногда маловероятного его исполнения в рамках исполнительного производства.

Очевидным для отечественного гражданского судопроизводства становится факт того, что «… постановление судебного решения не является самоцелью. Лица, защищающие свои нарушенные права, нуждаются не в декларированном судебном решении или констатации факта нарушения, а в реальной защите своих прав»1.

Так, например, касаясь вопроса эффективности немецкого права, регулирующего вопросы исполнения судебных решений, П. Гиллес под словом «эффективность» понимает в первую очередь «… выполнение судебноисполнительными органами вменяемых обязанностей в соответствии с определенными законами, с наименьшими затратами и в кратчайшие сроки»2.

М.С. Шакарян также подчеркивала, что «… эффективность правосудия зависит в основном не от суда, а от деятельности судебных приставовисполнителей»3.

Подобного мнения придерживается и Ю.В. Ширвис, высказываясь о том, что важнейшей задачей совершенствования судебной системы «… является повышение эффективности правосудия. Смысл эффективности можно Вишинскис В., Веливис С. Реформа исполнительного процесса в Литве // Теоретические и практические проблемы гражданского, арбитражного процесса и исполнительного производства: сборник научных статей. Краснодар; СПб., 2005. С. 444.

Гиллес П. Система принудительного исполнения судебных решений по гражданским делам согласно немецкому праву, оценка эффективности принудительного исполнения, а также анализ его проблем // Концепция развития судебной системы и системы добровольного и принудительного исполнения решений Конституционного Суда РФ, судов общей юрисдикции, арбитражных, третейских судов и Европейского суда по правам человека:

сборник научных статей. Краснодар; СПб., 2007. С. 187.

Шакарян М.С. Проблемы доступности и эффективности правосудия в судах общей юрисдикции // Проблемы доступности и эффективности правосудия в арбитражном и гражданском судопроизводстве: материалы Всероссийской научно-практической конференции. М., 2001. С. 61.

определить как обеспечение реальной защиты права в минимально возможные сроки»1. О.В. Жукова вполне обоснованно связывает также доступность правосудия с его эффективностью2.

Следует поддержать высказанное в литературе мнение о том, что изменение процессуального законодательства в данном направлении (внедрения примирительных процедур. – М.Н.) «… соответствовало бы также воплощению идеи справедливого судебного процесса в процессуальной «ткани» закона.

В идеале обе спорящие стороны должны быть удовлетворены результатом процесса или, как минимум, тем, что они действительно смогли реализовать все предусмотренные законом средства защиты своих интересов. Идея правосудия, не сводимого исключительно к властной правоприменительной деятельности суда, а понимаемого как процессуальное сотрудничество суда и сторон (курсив наш. – М.Н.) … имеет перспективы законодательного развития.

Идеальное ее воплощение в конкретном процессе (в стадии судебного разбирательства) – это урегулирование спора о праве самими сторонами под контролем суда, действительно стремящегося и обязанного стремиться (курсив наш.

– М.Н.) к тому, чтобы подвигнуть стороны на поиск путей такого урегулирования, конечно, в пределах правовых возможностей (в частности, с учетом природы права и допускаемых материальным законом способов его реализации»3.

Интересен в этом плане современный опыт Литвы, где в качестве задачи судопроизводства предусмотрена в том числе и задача по уменьшению Ширвис Ю.В. Вопросы оптимизации деятельности системы арбитражных судов // Концепция развития судебной системы и системы добровольного и принудительного исполнения решений Конституционного Суда РФ, судов общей юрисдикции, арбитражных, третейских судов и Европейского суда по правам человека: сборник научных статей.

Краснодар; СПб., 2007. С. 405.

См.: Жукова О.В. Обеспечение доступности правосудия процессуальной регламентации субъектов кассационного обжалования // Теоретические и практические проблемы гражданского, арбитражного процесса и исполнительного производства: сборник научных статей. Краснодар; СПб., 2005. С. 85.

Сахнова Т.В., Шишмарева Т.П. О судебных процедурах в цивилистическом процессе или к вопросу о дифференциации процессуальной формы // Теоретические и практические проблемы гражданского, арбитражного процесса и исполнительного производства: сборник научных статей. Краснодар; СПб., 2005. С. 60.

нагрузки судебных приставов1. Думается, такая задача в полной мере может рассматриваться как одно из средств справедливой защиты прав, свобод и интересов.

Именно в таком же контексте по рассматриваемому вопросу высказывается и М.А. Фокина. Так, она утверждает, что главное «… социальное назначение правосудия по гражданским делам – обеспечение надлежащего осуществления субъективных прав и законных интересов»2.

Другое дело – реализация функции правосудия по гражданским делам.

Здесь речь, по нашему мнению, следует вести в первую очередь о реальной государственной судебной защите, т.е. исполнении вынесенного и вступившего в законную силу законного, обоснованного и справедливого судебного решения, если это касается вопроса осуществления правосудия в рамках гражданского и арбитражного судопроизводства (напомним, что есть еще вопрос осуществления правосудия в рамках уголовного судопроизводства, имеющий, на наш взгляд, существенную специфику).

Еще до принятия действующего процессуального законодательства, В.Ф. Яковлев озвучил мысль о том, что защита субъективного права невозможна, если, во-первых, выносимое судебное решение заведомо неисполнимо и, во-вторых, если оно длительно не исполняется3.

В таком же контексте высказывается и Н.А. Рассахатская, подчеркивая что «… относительно защиты права эффективность будет достигнута лишь при придании судебному акту свойства реальной исполнимости»4.

Вишинскис В., Веливис С. Указ. раб. С. 445.

Фокина М.А. Судебный контроль и процессуальное сотрудничество в доказывании по гражданским делам // Теоретические и практические проблемы гражданского, арбитражного процесса и исполнительного производства: сборник научных статей. Краснодар;

СПб., 2005. С. 202.

См.: Яковлев В.Ф. Вступительная статья // Проблемы доступности и эффективности правосудия в арбитражном и гражданском судопроизводстве: материалы Всероссийской научно-практической конференции. М., 2001. С. 10.

Рассахатская Н.А. Проблемы специализации гражданско-процессуальной деятельности // Проблемы доступности и эффективности правосудия в арбитражном и гражданском судопроизводстве: материалы Всероссийской научно-практической конференции.

М., 2001. С. 212.

Поддерживая такое восприятие выполнения цели судопроизводства, Г.А. Жилин уже применительно к действующему процессуальному законодательству также указывает на то, что «… исполнение судебных актов непосредственно связано с правосудием и цель судопроизводства (точнее именно правосудия. – М.Н.) не может считаться реализованной, если решение суда осталось неисполненным»1.

В этом же направлении рассуждает и В.В. Черкасов. Он, в частности, отмечает, что «… массовое неисполнение решений судов общей и арбитражной юрисдикции в сфере гражданско-правовых отношений сводит на нет эффективность судебной защиты, подрывает авторитет судебной власти, создает питательную среду для разрастания криминальной юстиции»2.

Еще более категорично высказываются по данному вопросу В.В. Ярков и С.Е. Устьянцев. В частности, они утверждают, что важнейшим «… залогом успешного и эффективного правосудия является гарантированная возможность принудительного исполнения вынесенного судебного акта. Без выполнения этой функции деятельность судов не достигает своей цели и будет лишена смысла»3.

Схожее понимание отечественными учеными-процессуалистами правосудия уходит своими корнями в дореволюционную эпоху развития гражданского процессуального права. Так, касаясь рассматриваемого вопроса, К.И. Малышев писал, что «… признание прав судом без восстановления их не может составлять еще правосудия»4.

Жилин Г.А. Своевременность защиты прав в гражданском судопроизводстве // Теоретические и практические проблемы гражданского, арбитражного процесса и исполнительного производства: сборник научных статей. Краснодар; СПб., 2005. С. 47.

Черкасов В.В. Судебные гарантии конституционного права на информацию // Концепция развития судебной системы и системы добровольного и принудительного исполнения решений Конституционного Суда РФ, судов общей юрисдикции, арбитражных, третейских судов и Европейского суда по правам человека: сборник научных статей. Краснодар; СПб., 2007. С. 319.

Ярков В.В., Устьянцев С.Е. Актуальные проблемы исполнительного производства // Теоретические и практические проблемы гражданского, арбитражного процесса и исполнительного производства: сборник научных статей. Краснодар; СПб., 2005. С. 291.

Малышев К. Курс гражданского судопроизводства: в 3 т. СПб., 1879. Т. 3. С. XI.

Подобной позиции придерживаются в современный период как Конституционный Суд РФ, так и Европейский суд по правам человека в своих многочисленных постановлениях1.

В этой связи следует также согласиться с высказанным в процессуальной литературе мнением о том, что право «… не может считаться действующим, если предписания правовых норм не реализуются участниками правовых отношений»2.

При таком понимании правосудия следует признать утратившими актуальность взгляды Р.Е. Гукасяна на место правосудия в государственной системе. Он, в частности, предлагал рассматривать правосудие в качестве промежуточного этапа вмешательства государства в частноправовые отношения между законотворчеством и принудительным исполнением судебного решения3.

Справедливости ради отметим, что свое понимание правосудия Р.Е. Гукасян высказывал еще в советский период, когда гражданское судопроизводство и правосудие существенно отличались от современной концепции их понимания. Тем более малоубедительным выглядит вывод о сущности правосудия, сформулированный в современный период П.А. Поповым: «Правосудие – это главная и исключительная функция гражданского судопроизводства, осуществляемая в стадии судебного разбирательства судом как органом судебной власти путем рассмотрения и разрешения гражданского дела по суКак отмечают исследователи, такое понимание реальной защиты права было, например, изложено в Постановлении ЕСПЧ по делу «Хорсби против Греции». В нем, в частности, отмечалось, что право на суд, гарантированное ст. 6 Конвенции, стало бы «… иллюзорным, если бы правовая система государства позволяла, чтобы окончательное, обязательное судебное решение оставалось не действующим в ущерб одной из сторон»: Цит по:

Туманов В.А. Европейский суд по правам человека. Избранные решения: в 2 т. М., 2000.

Т. 2. С. 248. Базовым или «пилотным» для Российской Федерации постановлением в этой области стало широко известное постановление ЕСПЧ от 7 мая 2002 г. № 59498/00 по делу «Бурдов против России».

Головин В.В. Практические аспекты исполнимости и исполняемости судебных решений // Концепция развития судебной системы и системы добровольного и принудительного исполнения решений Конституционного Суда РФ, судов общей юрисдикции, арбитражных, третейских судов и Европейского суда по правам человека: сборник научных статей. Краснодар; СПб., 2007. С. 150.

См.: Гукасян Р.Е. Избранные труды по гражданскому процессу. М., 2008. С. 462.

ществу и постановления законного и обоснованного решения по делу и обеспечивающая выполнение задач и целей гражданского судопроизводства»1.

Сложно представить, что без реального исполнения вынесенного решения суда, как это отмечается в работах большинства исследователей, можно обеспечить достижение цели гражданского судопроизводства. Кроме того, как быть при таком подходе к вопросу, например, с реально исполненным определением суда об утверждении мирового соглашения, заключенного сторонами не в стадии судебного разбирательства? По смыслу цитаты в этом случае функция правосудия не была реализована, однако полагаем что это не так.

Представляется, что рассмотренные взгляды отечественных исследователей на составляющие эффективности правосудия верны лишь только с формальной точки зрения при буквальной трактовке цели судопроизводства.

Если же взглянуть на проблему более широко, с учетом глобального правопонимания категории «эффективность», то следует признать, что внедрение в судопроизводство новых целей и задач, связанных со «справедливой защитой» и использованием в качестве средства достижения таковой, в том числе и примирения, будет в большей мере соответствовать международным стандартам эффективного судопроизводства.

Анализируя взгляды современных исследователей на определение сущности правосудия, уместно будет констатировать один важный и принципиальный факт, а именно то, что достаточно широко воспринятое в среде ученых определение правосудия как «… разновидности оказания государством обществу услуг для поддержания социального порядка, гармонии и содействия экономическому и социальному развитию путем разрешения правовых споров»2, в настоящее время не нашло своего подтверждения ни в нормотворческой деятельности, ни в научных исследованиях.

Попов П.А. Указ. раб. С. 9.

См., например: Каллистратова Р.Ф. Доступность и эффективность правосудия в проектах ГПК и АПК // Проблемы доступности и эффективности правосудия в арбитражном и гражданском судопроизводстве: материалы Всероссийской научно-практической конференции. М., 2001. С. 100.

В этой связи необходимо отметить, что современное определение правосудия в целом и его цели в частности в научной литературе освещено неоднозначно.

Так, О.В. Исаенкова связывает правосудие с деятельностью суда по устранению препятствий в реализации гражданских прав и ликвидации последствий правонарушений1.

Н.М. Чепурнова полагает, что правосудие является самостоятельной формой судебной деятельности, осуществляемой только судебной властью по обслуживанию и защите интересов человека и гражданина2.

А.А. Мохов и П.М. Филиппов определяют правосудие как метод «… реализации правоохранительной функции государства»3.Следует оговориться, что такое определение правосудия вряд ли является достаточным и всесторонним. Как справедливо отметила в свое время А.К. Кац, правоохранительная функция государства осуществляется не только государственными судами, но и определенными общественными организациями по поручению государства4.

Думается, что представленные определения правосудия, как минимум, не позволяют нам увидеть различии между судопроизводством и правосудием.

Как резонно отмечает А.В. Цихоцкий, такое понимание правосудия оставляет без внимания его функциональную роль в государственном механизме5.

Кроме того, при подобном понимании правосудия неясными становятся различия между судом и иными юрисдикционными органами, также способными «превратить спорные правоотношения в бесспорные» (речь здесь См.: Исаенкова О.В., Демичев А.А. Указ. раб. С. 15.

См.: Чепурнова Н.М. Судебный контроль в Российской Федерации: проблемы методологии теории и государственно-правовой практики. Ростов н/Д, 1999. С. 62.

Гражданский процесс: учебник / под ред А.Г. Коваленко, А.А. Мохова, П.М. Филиппова. 2-е изд., доп. и перераб. М., 2010. С. 1 (авторы глав – П.М. Филиппов и А.А. Мохов).

См.: Кац А.К. Основные положения проблемы осуществления правоохранительной функции в области гражданских правоотношений // Краткая антология уральской процессуальной мысли: 55 лет кафедре гражданского процесса Уральской государственной юридической академии / под ред. В.В. Яркова. Екатеринбург, 2004. С. 111.

См.: Цихоцкий А.В. Указ. раб. С. 50.

можно вести в первую очередь о деятельности такого юрисдикционного органа, как третейский суд).

В этой связи, несмотря на высказанное в науке мнение о возможности расширительного толкования функции правосудия применительно к деятельности негосударственных органов1, более состоятельной является позиция исследователей о невозможности включения третейского разбирательства в публичную государственную систему правосудия. Иное будет нарушать положения Конституции РФ2.

В.В. Ефимова заявляет, что общепризнанными признаками правосудия являются: осуществление правосудия специальным органом государственной власти – судом; рассмотрение и разрешение в судебном заседании спорных правовых вопросов; осуществление правосудия в установленной законом форме3. Думается, что и это определение правосудия далеко от совершенства и не раскрывает всей сущности этого правового понятия. Взять хотя бы второй признак, выделяемый автором – рассмотрение и разрешение в судебном заседании спорных вопросов. При таком понимании правосудия не ясно, как быть, например, с судебным приказом, выносимым без судебного заседания, или с делами особого производства, где, как известно, не разрешаются спорные вопросы.

В научной среде высказано мнение о том, что, так как в судопроизводстве по установлению юридических фактов суд не применяет материальноправовые нормы, то такую деятельность нельзя назвать правосудием. Полагаем в этой связи, что рассматривать функцию правосудия следует более широко и всесторонне, не вычленяя тот или иной его признак. По этой же приСм., например: Клеандров М.И. Экономическое правосудие в России: прошлое, настоящее, будущее. М., 2006. С. 32.

См., например: Носырева Е.И. О функциях суда первой инстанции при рассмотрении гражданских дел // Российское правовое государство: Итог формирования и перспективы развития: в 5 ч. Ч. 2: Гражданское, гражданское процессуальное и арбитражное процессуальное право/ под ред. Ю.Н. Старилова. Воронеж, 2004. С. 136.

См.: Ефимова В.В. Судебная истина // Проблемы гражданской юрисдикции в свете нового законодательства: сборник научных статей молодых ученых. Саратов, 2003. С. 69.

чине сложно согласиться с мнением П.М. Филиппова о том, что процессуальная форма как дифференцирующий признак должна служить основным критерием при решении вопроса относится ли деятельность того или иного органа к правосудию или нет (взять хоты бы рассмотрение и разрешение спора в третейском суде, где разбирательство происходит в специфической процессуальной форме)1.

Не вполне обоснованным представляется также попытка определения правосудия максимально обобщенно, без учета конкретных механизмов реализации цели судопроизводства. Такая позиция, в частности, высказывается С.К. Загайновой, полагающей, что все процессуальные действия в рамках судопроизводства направлены на «достижение главной цели правосудия (курсив наш. – М.Н.) – восстановлению права» 2. Полагаем, что ошибочный общий вывод о сущности правосудия в приведенной цитате основывается на традиционной, как мы выяснили, ошибке, заключающейся опять-таки в подмене понятий «цель правосудия» и «цель судопроизводства».

В этой связи Н.И. Авдеенко еще в советский период было высказано вполне аргументированное мнение по рассматриваемому вопросу, в частности, обращалось внимание на ошибочность отнесения каждого процессуального действия суда к осуществлению правосудия3.

М.И. Клеандров, рассуждая о правосудии, в том числе указывает, что его можно охарактеризовать как способ осуществления государственной власти, точнее ее судебной власти. Правосудие, как это следует даже из написания этого слова, состоит из двух частей: право и суд. Далее автор указывает, что судопроизводство и судоустройство являются неотъемлемыми компонентами поняСм.: Филиппов П.М. Проблемы теории судебной защиты: автореф. дис. …д-ра юрид.

наук. Л., 1988. С. 13.

Загайнова С.К. Судебные акты в механизме реализации судебной власти в гражданском и арбитражном процессе. М., 2001. С. 47.

См.: Авдеенко Н.И. Механизм и пределы регулирования воздействия гражданского процессуального права. Л., 1969. С. 50.

тия «правосудие»1. Полагаем, что все-таки не судопроизводство и судоустройство будут неотъемлемой частью правосудия, а как раз наоборот, правосудие не может существовать вне рамок судопроизводства и судоустройства.

Л.А. Прокудина, высказываясь за определение правосудия через признаки, рассматриваемые обязательно в совокупности, кроме указанных В.В. Ефимовой, выделяет еще такие признаки правосудия, как: а) разрешение с помощью правосудия как частных, так и публичных конфликтов; б) достижение результата при осуществлении правосудия в виде вынесения законного и справедливого акта2.

Хочется заметить, что если ориентироваться на данные статистики, свидетельствующие о количестве обжалуемых судебных актов, а также о количестве отмененных судебных решений, то по логике указанного автора в этом случае деятельность суда, рассмотревшего и разрешившего дело и вынесшего по нему решение, признанное вышестоящей инстанцией «незаконным и несправедливым», не подходит под названные ею же признаки правосудия и не может быть признана таковой. Полагаем, что такое понимание правосудия вполне соответствует современной концепции защиты прав и свобод человека. Только реальная защита, основанная на добровольном либо принудительном исполнении судебного решения, может свидетельствовать о достижении цели гражданского судопроизводства в целом и правосудия по конкретному делу в частности. Таким образом, говорить о правосудии можно только после восстановлении нарушенного или оспариваемого права, свободы и законного интереса.

Сложность единого определения понятия «правосудие» обусловлена еще и тем, что это понятие используется также в рамках уголовного судопроизводства, где имеет существенную специфику3.

См.: Клеандров М.И. Указ. раб. С. 15.

См.: Прокудина Л.А. Правосудие как способ разрешения правового конфликта // Российский судья. 2010. № 8. С. 5.

Подробнее о правосудии в уголовном судопроизводстве см.: Бозров В.М. Современные проблемы российского правосудия по уголовным делам в деятельности военных суТак, рассматривая данный вопрос с позиции уголовно-процессуального права, Х.Д. Хачароев выводит следующее универсальное, на его взгляд, понятие правосудия: «Правосудие – это система политико-правовых отношений, норм, идей, взглядов и понятий, реализуемых в процессуальных формах деятельности его субъектов по расследованию преступлений, разрешению конституционных, гражданских, административных и уголовных дел, исполнению наказания в целях достижения социальной справедливости, охраны законных прав, свобод и интересов личности, общества и государства, обеспечения законности, борьбы с преступностью, ее ограничения нейтрализации»1. Отметим, что автору в данном определении удалось сконцентрировать многие общие черты правосудия. В то же время можно объяснить, что в связи с объектом исследования указанного автора (уголовные процессуальные отношения), в определение правосудия не включен такой существенный момент, как необходимость не только «разрешить дело», но и реально восстановить право, т.е. исполнить вынесенное решение (примечательно в этой связи, что исполнение уголовного наказания автор включает в сущностное определение правосудия).

Игнорирование различай между судопроизводством и правосудием нередко можно найти даже в постановлениях высших судебных инстанций.

Так, определяя сущность права на судебную защиту, Конституционный Суд РФ отметил, что это право «… реализуется через совокупность различных процессуальных средств, обеспечивающих справедливое правосудие и эффективное восстановление нарушенных прав граждан»2. По нашему мнению, наличие «различных процессуальных средств» как раз позволяет оптимально добиться цели судопроизводства, например, прибегнув к услугам посредника, восстановить нарушенные права именно «эффективно».

дов (вопросы теории и практики). Екатеринбург, 1999. С. 230; Лобанова Л.В. Преступления против правосудия: теоретические проблемы классификации и законодательной регламентации. Волгоград, 1999. С. 15.

Хачароев Х.Д. К вопросу о понятии и сущности правосудия // Российская юстиция.

2012. № 4. С. 59.

См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 10 декабря 1998 г. № 27-П «По делу о проверке конституционности части второй статьи 335 УПК РСФСР в связи с жалобой гражданина М.А Баронина // СЗ РФ. 1998. № 51. Ст. 6341.

Осуществление правосудия, как это верно отмечается в литературе, «… является монополией государства, а данную функцию непосредственно выполняют независимые судьи»1. Однако при таком понимании функции правосудия в случае его смешения с судопроизводством, примирению в его буквальном понимании как диспозитивной деятельности сторон, в нынешней редакции как ГПК РФ, так и АПК РФ, необходимо отвести скорее лишь формальную роль, свидетельствующую о выполнении Российской Федерацией взятых на себя обязательств перед ЕСПЧ.

В этой связи реформирование законодательства в данном направлении должно осуществятся с учетом интересов не только сторон, но и всех субъектов гражданских процессуальных отношений, в том числе и суда. И.В. Решетникова по этому поводу говорит следующее: «Для того чтобы судьи были ориентированы на примирение сторон, необходимо формирование мотивации для развития и расширения примирения. Только при наличии мотивации судья будет заинтересован проводить работу по примирению сторон, обучаться методике примирения»2.

Конечно, нельзя говорить об исключительности употребления термина «справедливость» только применительно к судопроизводству. Безусловно, реальное исполнение судебного решения имеет под собой в том числе и элемент справедливости. Как вполне обоснованно замечает Э.М. Мурадьян, правосудие — «… деятельность исключительно законная, но нетерпимая к шаблону, формализму, убивающему суть и смысл отношений и ценностей, оберегаемых правом и обществом»3.

Гарнелиене Л., Вишинскис В. Независимость судебной власти в Литве // Концепция развития судебной системы и системы добровольного и принудительного исполнения решений Конституционного Суда РФ, судов общей юрисдикции, арбитражных, третейских судов и Европейского суда по правам человека: сборник научных статей.

Краснодар; СПб., 2007. С. 121.

Решетникова И.В. Культивирование идеи примирения // Российский судья. 2010.

№ 4. С. 31.

Мурадьян Э.М. Суд и стороны: горизонталь судебных отношений. О мягкости судебной власти // Концепция развития судебной системы и системы добровольного и принудительного исполнения решений Конституционного Суда РФ, судов общей юрисдикции, арОднако эта справедливость, как представляется, будет, скорее, категорией общественного восприятия конечной цели правосудия, в то время как справедливость применительно к цели судопроизводства должна оцениваться в первую очередь с позиции частных интересов обеих сторон.

В таком аспекте высказанное мнение о том, что «… правосудие есть органичное движение норм материального права в процессуальном пространстве в интересах человека с целью достижения справедливости»1, опять-таки, на наш взгляд, следует понимать как раз в смысле достижения цели судопроизводства различными процессуальными средствами (собственное место среди которых должна занять медиация).

Косвенное подтверждение нашей позиции в данном вопросе находим в исследовании Г.А. Жилина. В частности, по его мнению, «… не могут быть достигнуты цели гражданского судопроизводства при своевременном, но неправильном разрешении дела по существу. Даже в случае пересмотра судебного постановления по такому делу и исправления судебной ошибки отрицательные последствия ее для достижения этих целей очевидны»2. Таким образом, достижение справедливости при вынесении судебного решения, а при определенных обстоятельствах даже и при его исполнении весьма условно.

В этой связи очевидным становится факт, что если правосудие и судопроизводство являются различными правовыми категориями, то и цели их должны определяться по-разному, и, следовательно, комментируя ст. АПК РФ, равно как и ст. 2 ГПК РФ, речь нужно вести все-таки соответственно о цели арбитражного и гражданского именно судопроизводства.

Одним из немногих авторов, которые обратили внимание на поднятую нами проблему, является А.М. Нехороших, который в одной из своих работ приходит к выводу о том, что «… конечной целью правосудия является подбитражных, третейских судов и Европейского суда по правам человека: сборник научных статей. Краснодар; СПб., 2007. С. 206.

Немытина М.В. Указ. раб. С. 65.

Жилин Г.А. Цели гражданского судопроизводства и их реализация в суде первой инстанции. М., 2000. С. 24.

держание правопорядка путем применения охранительных норм права, а конечной целью судопроизводства является достижение истины по делу путем установления действительного правоотношения между сторонами в целях правильного применения охранительных норм права»1.

При всей позитивности самого факта признания разных целей у правосудия и судопроизводства выводы автора представляются небезупречными по следующим основаниям. Во-первых, исходя из доктринального положения о том, что во главу угла защиты права ставятся, прежде всего, права и свободы человека и гражданина, которые определяют смысл, содержание и применение законов, говорить о поддержании правопорядка как цели правосудия вряд ли обоснованно. Правопорядок есть категория публичного права, в то время как согласно Конституции РФ защита должна быть предоставлена для охраны частных интересов сторон. В этой связи, думается, уместнее говорить о «реальной» защите как цели правосудия. Во-вторых, касательно истины как цели судопроизводства, полагаем, что истина, как цель судопроизводства породит как чрезмерное ее усмотренческое трактование судейским сообществом, так и неминуемое продолжение дискуссии в научной среде о сущности этой самой истины (какая она должна быть при достижении цели – объективная, юридическая, судебная и т.п.). Кроме того, в конце цитаты мы видим противоречие, состоящее в том, что истина (т.е. цель судопроизводства) является лишь промежуточным результатом, так как она нужна не сама по себе, а лишь для достижения другой (полагаем, уже окончательно конечной) цели судопроизводства – правильного применения охранительных норм права. При таком понимании цели судопроизводства опять во главу угла встает вопрос о первичности частных интересов сторон при реализации цели судопроизводства.

Нехороших А.М. К вопросу о конечной цели цивилистического процесса // Тенденции развития цивилистического процессуального законодательства и судопроизводства в современной России: материалы Международной практической конференции. Саратов, 2009. С. 341.

Следует отметить, что этот вопрос является объектом научной дискуссии уже более 100 лет. Так, еще дореволюционные процессуалисты не смогли найти к нему единого подхода. Целая группа авторов целью гражданского процесса считала справедливость и вытекающую из нее истину1, другие исследователи – осуществление материальных и гражданских прав, а также охрану и восстановление публично-правового порядка2, третьи – установление действительного правоотношения между сторонами и внушение этим уважения к закону и суду, укрепление правопорядка и способствование правильному развитию гражданского оборота 3, четвертые – разрешение споров и водворение спокойных правоотношений4.

В этой связи следует не согласиться с высказанным в литературе мнением о том, что защита права, т.е. цель гражданского судопроизводства, согласно действующему процессуальному законодательству своим функциональным назначением имеет обеспечение и восстановление правопорядка и предупреждение правонарушений5.

Исходя из европейского понимания правосудия и судопроизводства, видится несколько иная цель современного отечественного судопроизводства, напрямую связанная не с истиной, а со справедливостью как конечным результатом судопроизводства.

Требует также дополнительного разъяснения упоминание Г.А. Жилиным о различных уровнях целевых установок. Полагаем, что цель, выступая единым ориентиром всего гражданского судопроизводства, может и должна быть согласно нормам действующего процессуального законодательства одного уровня, а именно при ее достижении лицо должно получить защиту своего нарушенного или оспоренного права. Разница правового регулирования цели гражСм.: Азаревич Д.И. Правда в гражданском процессе // Журнал гражданского и уголовного права. 1888. Кн. 1.

См.: Васьковский Е.В. Указ. раб.

См.: Рязановский В.А. Указ. раб. С. 12.

См.: Малинин М. Теория гражданского процесса. Одесса, 1881. С. 17.

См.: Ведяхин В.М., Шубина Т.Б. Защита права как правовая категория // Защита гражданских прав: проблемы методологии: сборник статей семинара. Саратов, 2002. С. 54.

данского и арбитражного судопроизводства, таким образом, должна состоять только в субъектном составе участников, получающих эту самую защиту.

Итак, мы полагаем, что в качестве одного из промежуточных тезисов нашего исследования можно выдвинуть положение о необходимости изменения цели как гражданского, так и арбитражного судопроизводства, добавив к уже имеющейся «защите» прав и свобод весьма принципиальное и важное указание на «справедливую» защиту. Кроме того, чтобы цель современного отечественного гражданского и арбитражного судопроизводства (а она, повторимся, по нашему мнению, должна быть единой) в полной мере соответствовала международным стандартам правосудия, на которое в соответствии с принятыми обязательствами Российской Федерации оно и должно равняться, в качестве значимых должны быть установлены критерии «реальности»

«эффективности» и «доступности» справедливой защиты прав. Именно «доступная, справедливая, эффективная и реальная защита прав и свобод»

должна быть предложена всем нуждающимся субъектам в качестве цели судопроизводства, которая должна достигаться посредством более современных задач, в том числе связанных и с использованием примирительных процедур и в первую очередь — медиации.

Как отмечает М.Ш. Пацация, анализируя значение ратификации для Российской Федерации Конвенции о защите прав человека и основных свобод, очевидно, что с 1998 г. правосудие, осуществляемое в Российской Федерации в рамках гражданского и арбитражного судопроизводства, будет подвергаться критической оценке при наличии нарушения норм Конвенции и Протоколов к ней, а также положений, сформулированных ЕСПЧ, направленных на защиту прав физических и юридических лиц, в том числе и на право на доступ к справедливому (курсив наш. – М.Н.), беспристрастному, осуществляемому в разумные сроки правосудию, что, в конечном счете, и определяет эффективность правосудия»1.

Пацация М.Ш. Указ. раб. С. 59.

Именно достигнув такой цели, можно будет с уверенностью сказать, перефразировав слова И.М. Зайцева, что, такая деятельность в рамках судопроизводства будет иметь самостоятельную ценность «… в целом и на каждой его стадии»1.

Отдельно следует определиться с положениями пп. 4 и 5 ст. 2 АПК РФ и аналогичными положениями ст. 2 ГПК РФ, которые, на наш взгляд, совершенно необоснованно обозначают в качестве так называемых промежуточных или факультативных целей судопроизводство2. Представляется, что то, чему способствует судопроизводство, не может определяться как его цель, так как этот процесс происходит объективно в ходе осуществления самого судопроизводства по причине соответствующего нормативного его регулирования.

Т.В. Соловьева говорит по этому поводу, что гражданское судопроизводство «… должно способствовать укреплению законности, предупреждению правонарушений, воспитанию граждан в духе неукоснительного соблюдения и исполнения российских законов»3. Представляется, что указанным правовым категориям должно способствовать не само судопроизводство (т.е.

не то, как протекает конкретное рассмотрение и разрешение дела), а конструкция норм ГПК РФ в целом и касательно принципов в частности, которая позволяет при любом развитии конкретного дела в суде в том числе объективно способствовать «укреплению законности» и далее по тексту.

Как совершенно правильно отмечается в литературе, цели и задачи цивилистического правосудия достигаются в первую очередь с помощью принципов соответствующей отрасли права4.

Зайцев И.М. Процессуальные функции гражданского судопроизводства. Саратов, 1990. С. 55.

См., например: Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации / под ред. Г.А. Жилина. М., 2003. С. 7 (автор комментария главы – Г.А. Жилин).

Соловьева Т.В. Указ. раб. С. 6.

См.: Афанасьев С.Ф. Принципы гражданского процессуального права // Принципы российского права: общетеоретический и отраслевой аспекты / под ред. Н.И. Матузова, А.В. Малько. Саратов, 2010. С. 642.

Еще А.А. Мельников обращал внимание на то, что принципы гражданского процессуального права, а следовательно, и судопроизводства, обеспечивают выполнение задач судопроизводства1. По Г.А. Жилину принципы играют подчиненную роль по отношению к целям судопроизводства2.

Вместе с тем в науке существует и иная точка зрения, согласно которой цели и принципы находятся на одном уровне в системе правовых понятий.

Между ними существует не вертикальная, а горизонтальная связь, поскольку цель определяет направление процессуальной деятельности, а принципы выступают способами (методами) ее осуществления3.

Представляется в этой связи, что проявление сущности и содержания правовых принципов вообще и гражданских процессуальных принципов в частности, гораздо шире и не заканчивается только их, безусловно, огромной ролью в достижении цели судопроизводства.

В частности, именно организационно-функциональные, или судоустройственные принципы (осуществление правосудия (именно правосудия, но не судопроизводства) только судом; независимость судей; равенство перед законом и судом; гласность судебного разбирательства и пр.), определяют ту степень организации отечественного судопроизводства, которая позволяет говорить о его влиянии на укрепление законности и правопорядка, профилактику правонарушений, формирование уважительного отношения к суду и прочие значимые побочные элементы объективного воздействия судопроизводства на общественные отношения в целом. Для реализации такого воздействия имеется достаточно механизмов, закрепленных в нормах процессуального законодательства. Так, как верно отмечает Г.Л. Осокина, одним их См.: Абова Т.Е., Гуревич П.П., Добровольский А.А. и др. Курс советского гражданского процессуального права: в 2 т. Т. 1: Теоретические основы правосудия по гражданским делам. М., 1981. С. 132 (автор главы – А.А. Мельников).

См.: Жилин Г.А. Конституционные основы правосудия по гражданским делам и его эффективность // Проблемы доступности и эффективности правосудия в арбитражном и гражданском судопроизводстве: материалы Всероссийской научно-практической конференции. М., 2001. С. 272.

См., например: Демидов И.Ф. Понятие принципов уголовного процесса // Курс советского уголовного процесса. Общая часть. М., 1989. С. 139.

таких механизмов воздействия на укрепление правопорядка и предупреждения нарушений выступает вынесение судом частных определений1.

Задача правильности и своевременности рассмотрения и разрешения гражданского дела позиционируется в научной литературе, на наш взгляд, слишком традиционно, с большой долей преемственности позиций еще советской эпохи, когда, заметим, вместо «своевременности» законодатель использовал понятие «быстрота судопроизводства»2.

Так, рассуждая на эту тему, Е.А. Борисова указывает, что правильность и своевременность дела «… означает правильное применение и толкование судом норм материального права, регулирующих спорное правоотношение, соблюдение норм процессуального права, определяющих порядок гражданского судопроизводства в установленный законом срок»3.

Похожую точку зрения по данному вопросу отстаивает Г.А. Жилин.

В частности, он пишет: «Правильное рассмотрение и разрешение дела соответствует понятию законности в судопроизводстве, а своевременность означает соблюдение установленных сроков при совершении процессуальных действий»4.

В этой связи не ясна разница между понятием «правильность», раскрываемым Е.А. Борисовой, и понятием «справедливость», определяемым Г.А. Жилиным, который считает, что: «справедливость в правосудии обеспечивается на основе правильного установления фактических обстоятельств дела, их верной юридической оценки, правильного истолкования и применения нормы, которая всегда действует в системе других норм»5.

См.: Осокина Г.Л. Гражданский процесс. Общая часть. М., 2003. С. 81.

Подробнее об этом см.: Мишутина Э.И. Справедливость судебных решений в гражданском судопроизводстве: аксиологический подход // Арбитражный и гражданский процесс. 2011. № 2. С. 22–24.

Борисова Е.А. Концентрация процесса как принцип гражданского (арбитражного) процессуального права // Теоретические и практические проблемы гражданского, арбитражного процесса и исполнительного производства: сборник научных статей. Краснодар;

СПб., 2005. С. 156.

Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный) / под ред. Г.А. Жилина. М., 2003. С. 6.

По сути «правильность» по Е.А. Борисовой и «справедливость» по Г.А. Жилину есть не что иное, как вынесение судом законного и обоснованного (заметим опять, но не справедливого) судебного решения.

Как верно замечает Н.А. Подольный, рассматривая уголовное судопроизводство, справедливость приговора не может быть сведена к его законности и обоснованности. Она (справедливость) выступает как нравственная оценка в глазах общества, так как через требование справедливости приговор, выносимый судом, оценивается обществом через систему нравственных ценностей1. Думается, что сказанное в полной мере можно отнести и к вынесению судебного решения в рамках гражданского судопроизводства.

Полагаем, что в этой связи именно понятие правильности рассмотрения и разрешения дела в большей мере соответствует действительному положению дел в правоприменительной практике, в связи с чем, именно эта задача и должна в том числе определяться как одно из средств достижения цели судопроизводства.

Как следствие при таком понимании данного вопроса мы не можем согласиться с высказанной Э.И. Мишутиной точкой зрения о том, что правильность выражает такие гражданские процессуально-правовые ценности, как истина и справедливость2.

В связи с последними изменениями законодательства уклон выполнения задачи своевременности рассмотрения и разрешения дела сводится исследователями к соблюдению судьями так называемого «разумного» срока судопроизводства, заимствованного отечественной правовой доктриной из соответствующей практики ЕСПЧ3.

См.: Подольный Н.А., Урявин Д.А. Справедливость – критерий правосудности // Российский судья. 2011. № 1. С. 32.

См.: Мишутина Э.И. Цели, задачи гражданского судопроизводства и правовые ценности: соотношение понятий // Конституционные основы гражданского судопроизводства: современное состояние и пути совершенствования: сборник научных статей / под ред. О.В. Исаенковой, М.Ю. Лебедева. Саратов, 2011. С. 47.

Так, за период с 1998 по 2009 г. включительно ЕСПЧ установлены нарушения требований Конвенции в 754 решениях, принятых против Российской Федерации, среди котоКак замечает А.А. Богомолов, под своевременностью следует понимать «… требование по совершению процессуальных действий в рамках предусмотренных процессуальным законом либо установленных судом сроков и по упорядочиванию гражданских процессуальных отношений во времени в целях обеспечения рассмотрения и разрешения гражданских дел в предусмотренные процессуальным законом сроки» 1.

И.В. Воронцова напрямую связывает рассмотрение и разрешение дела судом в разумный срок с критерием справедливости правосудия 2.

Т.В. Соловьева отмечает, что наряду с правильным рассмотрением и разрешением дел своевременность обеспечивает защиту нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов субъектов процесса» 3.

Подобное восприятие действующих задач гражданского судопроизводства представляется правильным и обоснованным, в связи с чем их изменение не представляется необходимым и обусловленным какими-либо причинами. Однако это не означает, что отпадает насущная необходимость для расширения задач гражданского и арбитражного судопроизводства, в первую очередь в сторону интегрирования такого института, как примирение сторон.

рых 437 – в связи с нарушением права на справедливое судебное разбирательство и 107 – в связи с длительностью рассмотрения дела (исполнения решения) (см.: Статистика на официальном сайте ЕСПЧ. URL: www. echr. Int / NR / rdonlyres (дата обращения: 15.01.2013).

Богомолов А.А. Указ. раб. С. 7.

См.: Воронцова И.В. Справедливость как задача гражданского судопроизводства и требование, предъявляемое к решению суда // Юрист. 2011. № 23. С. 20.

Соловьева Т.В. Указ. раб. С. 18.

ГЛАВА II. МЕДИАЦИЯ КАК МЕХАНИЗМ РЕАЛИЗАЦИИ

ЦЕЛИ ГРАЖДАНСКОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА

«примирение», «примирительные процедуры» и «медиация»

Итак, определившись с тем, что медиация в рамках гражданского судопроизводства есть по своей правовой сути не что иное, как механизм реализации цели (которая в перспективе, как нами было обосновано, должна быть уточнена законодателем) современного российского гражданского (в широком смысле) судопроизводства, полагаем необходимым выявить его сущностные составляющие. Такими составляющими, напрямую связанными с его процессуальной природой, по нашему мнению, выступают как вопросы, связанные с определением типа или вида взятой законодателем за основу процедуры посредничества (медиации), с учетом имеющейся классификации таких процедур в зарубежном правовом пространстве, так и многочисленные частные процессуальные вопросы правового регулирования проведения указанных процедур в рамках судебного разбирательства, а именно соотношение следующих понятий: «конфликт» и «спор» в контексте того, что в судах рассматриваются и разрешаются дела по правовым спорам, в то время как в рамках примирительных процедур и при помощи медиации в частности стороны урегулируют традиционно в первую очередь именно конфликт; «примирительные процедуры» и «посредничество»; возможность медиатора знакомиться с материалами дела и вытекающий отсюда вопрос об определении его места в структуре субъектов гражданского процессуального отношения;

«мировое соглашение» и «медиативное соглашение».

Следует обратить внимание, что ни Федеральный закон «О медиации», ни действующие нормы процессуального законодательства не могут дать исчерпывающего ответа ни на один из поставленных вопросов.

Одним из самых «пробельных» вопросов, практически никак не урегулированных в отечественном процессуальном законодательстве, на наш взгляд, является вопрос о соотношении понятий «примирение», которое традиционно известно отечественному правовому пространству, и «медиация», являющаяся новеллой Федерального закона от 27 июля 2010 г. «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)» (в ред. от 23 июля 2013 г.) (далее – ФЗ «О медиации»), а также как следствие вопрос о виде или типе выбранной отечественным законодателем процедуре посредничества (медиации). Между тем ответы на эти вопросы имеют, как представляется, не только огромное теоретическое значение, но и практическое, так как могут повести практику применения процедуры медиации по тому или иному пути развития в связи с неясным законодательным регулированием.

Следует обратить внимание на то, что законодатель с принятием Федерального закона «О медиации» не учел высказывавшиеся в литературе замечания о невозможности и недопустимости использования на законодательном уровне для русскоязычного обозначения такой процедуры, как посредничество, английским словом медиация (mediation)1. Указанное игнорирование данного научно обоснованного предложения породило, на наш взгляд, большое количество как теоретических коллизий, так и практических пробелов.

Как известно, примирение предусмотрено рядом норм действующего процессуального законодательства (ст. 133, 138 АПК РФ, ст. 148 ГПК РФ) именно как самостоятельный институт. Отметим также, что в АПК РФ примирение определяется не как отдельный самостоятельный способ урегулирования спора, а как обобщенное понятие всех примирительных процедур 2.

Более того, при разработке действующего АПК РФ изначально в его тексте содержались положения о такой примирительной процедуре, как посредниСм., например: Носырева Е.И. Альтернативное разрешение гражданско-правовых споров в США: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. М., 2001. С. 59.

См.: Захарьящева И.Ю. Примирительные процедуры в арбитражном процессуальном законодательстве 1990–2002 годов // Проблемы гражданской юрисдикции в свете нового законодательства: сборник научных статей молодых ученых / под ред. А.И. Зайцева, Т.А. Савельевой. Саратов, 2003. С. 236.

чество. Вместе с тем АПК РФ не раскрывает ни понятие «примирение», ни понятие «примирительные процедуры», а также не содержит разъяснение или перечень иных примирительных процедур.

По справедливому замечанию В. Некрошюса, «… в иерархии целей судебного производства лидирующую позицию занимает цель примирения сторон, а разрешение дела по существу и принятие решения должны трактоваться как второстепенные цели и применяться лишь тогда, когда примирить стороны уже невозможно»1.

Следует признать, что арбитражная практика также придает примирению большое значение, реально определяя его как цель арбитражного судопроизводства2.

О примирении сторон как одной из функций судебных органов упоминалось в Уставе гражданского судопроизводства 1864 г. В частности, мировой судья был обязан принимать меры для примирения сторон и только в случае неуспеха приступал к вынесению решения3. Примирение с участием конкретного посредника было известно еще древнему русскому праву4. Так, А. Куницын, в частности, писал: «… Посредники с древних времен присутствовали в судах новгородских. Временем и насилием сие установление могло быть ослаблено, или вовсе уничтожено; но в 1385 году оно было исправлено, или торжественно восстановлено»5.

Некрошюс В. Цели гражданского процесса: установление правды или примирение сторон? // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2005. № 4.

СПб., 2006. С. 12.

См., например: Постановление Федерального арбитражного суда Поволжского округа от 21 апреля 2005 г. № А55-4820/04-45. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс»

См.: Борисова Е.А. Общая характеристика гражданского судопроизводства по Уставу гражданского судопроизводства от 20 ноября 1864 года // Законодательство. 2005. № 2. С. 18.

Подробнее об этом см.: Каменков В.С. История и понятие посредничества в хозяйственном судопроизводстве Беларуси // Арбитражный и гражданский процесс. 2010. № 9.

С. 40-44; Зипункова Н.Н., Зипункова Ю.Н. Идея примирения в истории российского гражданского процесса (законодательное закрепление и доктринальное обоснование) // Арбитражный и гражданский процесс. 2011. № 9. С. 10–14.

См.: Куницын А. Историческое изображение древнего судопроизводства в России.

СПб., 1843. С. 27.

Соотношение понятий «примирение» и «медиация» представлено в нормах ч. 6 ст. 1 ФЗ «О медиации», в которых содержится противоречивое указание о том, что его положения, т.е. по сути то, что связано с процедурой медиации, «… не применяется к отношениям, связанным с оказанием судьей или третейским судьей в ходе судебного или третейского разбирательства содействия примирению сторон, если иное не предусмотрено федеральным законом». С.В. Лазарев трактует такое редакционное изложение как свидетельство реализации в законе частной модели медиации1, что, как представляется, неминуемо должно означать размежевание медиации и судопроизводства.

Схожие, но более абстрактные конструкции по данному вопросу имеются в нормах международного права, а именно в ч. 9 п. «а» ст. 1 Типового закона Комиссии ООН по праву международной торговли «О международной коммерческой согласительной процедуре» (далее – ТЗ ЮНСИТРАЛ)2, где сказано, что его нормы не применяются в том числе и к случаям, когда судья или арбитр в ходе судебного или арбитражного производства пытается содействовать урегулированию спора, и ст. 3 Директивы 2008/52 Европейского парламента и Совета Европы (далее Директива ЕС 2008/52), где подчеркивается, что процедура медиации вообще не должна включать в себя усилия, предпринимаемые судом, стремящимся урегулировать спор в рамках судебных процедур, затрагивающих соответствующий спор.

Таким образом, можно предположить, что отечественный законодатель уточняет позицию международного регулирования данного вопроса путем указания на то, что речь в данном случае (невозможности применения процедуры медиации) должна идти именно о содействии судьи примирению сторон в ходе государственного судопроизводства, о чем, впрочем, буквально не упоминают международные источники.

См.: Лазарев С.В. Вопросы интеграции частной медиации в арбитражном процессе // Третейский суд. 2012. № 4. С. 143.

См.: Типовой закон ЮНСИТРАЛ «О международной коммерческой согласительной процедуре» и Руководство по принятию и применению. ООН, Нью-Йорк, 2004. URL: http:

// www.uncitral.org / uncitral / ru / uncitral_texts.html (дата обращения: 15.04.2014).

На первый взгляд, может показаться, что такое противопоставление примирения, которому содействует судья в ходе судопроизводства, и медиации, к которому судья не имеет никакого отношения, вполне оправданно и соответствует как реализации принципов диспозитивности и независимости судей, так и добровольной основе медиации. Однако представляется, что противопоставление этих двух понятий в данном контексте не в полной мере будет отвечать действительному положению вещей. При такой законодательной трактовке соотношения рассматриваемых понятий можно поспорить с утверждением А.Ибрагимова о том, что «медиация – это метод примирения»,1 так как в указанном утверждении будет присутствовать нарушение законов логики, потому что медиация и примирение – понятия, как минимум, не тождественные по смыслу, вкладываемому законодателем.

По этой же причине сложно, на первый взгляд, согласиться с мнением А.Н. Кузбагарова, который утверждает, что посредничество «… выполняет частную (подчиненную) функцию в таком правовом явлении, как примирение сторон по конфликтам частноправового характера и соотносится как частное и общее (родовое)2. Следует отметить, что такое нормативное противопоставление медиации и примирения несколько противоречит исследованиям в этой сфере зарубежных специалистов, относящих их к одной группе так называемых консенсуальных процедур3.

Как отмечают исследователи (в частности Ю.Г. Богатина и Т.К. Примак)4, все модели альтернативных процедур принято разделять на две группы – модель «создание благоприятных условий» и «определяющая» модель. При См.: Ибрагимов А. Медиация как способ разрешения коммерческих споров // Судебная защита прав инвесторов: сборник научных статей. СПб., 2010. С. 143.

См.: Кузбагаров А.Н. Посредничество как способ урегулирования конфликта (спора) частноправового характера // Народовластие и право в условиях формирования гражданского общества: материалы Международной научной конференции. Курск, 2006. С. 148.

См., например: Riskin L., Westbrook J. Dispute Resolution and Lawyers. West Publishing Co, 1987. P. 5.

См.: Богатина Ю.Г. Альтернативные способы разрешения споров // Арбитражная практика. 2006. № 6. С. 23; Примак Т.К. Альтернативные средства разрешения конфликтов // Мировой судья. 2010. № 10. С. 9.

таком делении указанных процедур авторы относят как посредничество, так и примирение, именно к модели «создание благоприятных условий»

(facilitative model), в рамках которой нейтральная сторона создает все возможные условия для заключения мирового соглашения.

С такой позицией авторов согласиться можно, но с уточнением, что примирение, понимаемое в рамах его трактовки в отечественном законодательстве, не ограничивается участием в нем третьей, нейтральной стороны и заключением исключительно мирового соглашения.

Здесь будет уместно обратить внимание на разный смысл, который вкладывается в рассматриваемое понятие «примирение» в отечественном процессуальном законодательстве и международном его регулировании. Так, отмечается, что «… в мировой практике примирение (от англ. conciliation), так же как и посредничество, представляет собой переговоры между сторонами с участием независимого третьего лица – примирителя – с целью устранения имеющихся разногласий и споров»1. Таким образом, получается, что в международном правовом регулировании – «примирение» – это в первую очередь альтернативный способ урегулирования правового спора наряду с посредничеством и прочими схожими процедурами.

Основой разграничения рассматриваемых процедур служит различие в личности и роли посредника. Так, в немецкой процедуре примирения посредником, как правило, выступает лицо, обладающее определенным авторитетом и признанием со стороны общества, в то время как в медиации речь идет главным образом о специалисте, обладающем профессиональными познаниями в области управления конфликтами и специальными техниками их урегулирования2.

В отечественной литературе также высказывается точка зрения о том, что в примирении и медиации мало общего даже с точки зрения базового См., например: Коннов А.Ю. Понятие, классификация и основные виды альтернативных способов разрешения споров // Журнал российского права. 2004. № 4. С. 14.

Beck L. Mediation und Vertraulichkeit. Frankfurt am Main, 1989. S. 34.