«ПРИ ГРАНТОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ ФОНДА РУССКИЙ МИР (РОССИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ) ДОНБАСС В ГУМАНИТАРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ РУССКОГО МИРА Материалы творческого конкурса молодых учных Настоящее издание является благотворительным и ...»

История Великой Отечественной войны включает в себя не только хронику стратегических военных операций и освободительной деятельности Красной Армии и советского народа, но также жизнь значительной части населения СССР на оккупированной территории. При этом проблема выживания миллионов советских граждан, оказавшихся в условиях оккупации и воочию увидевших гитлеровский «геноцид», напрямую соприкасается с проблемой коллаборационизма, ибо зачастую при помощи местных предателей и «добровольных помощников» нацисты утверждали свой «новый порядок» на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, западных регионах России. Этот «новый порядок» утверждался путем насилия применительно к гражданскому населению, однако данное насилие не всегда было физическим, но имело также национально-культурные проявление – прежде всего, в виде разжигания местных национализмов, которые пропаганда Геббельса и «восточное министерство» Розенберга использовали для манипуляции населением и его разобщения по национальному признаку. Целью этой иезуитской политики, которую гитлеровцы проводили при активном участии коллаборационистских организаций, было создание определенной социальной опоры оккупационного режима, а также навязывание народу чуждых ему ценностей, чтобы воспрепятствовать консолидации масс для сопротивления оккупантам. Ставка на местные национализмы в СССР к концу войны обернулась для Третьего рейха провалом, однако за время оккупации эта политика сумела причинить населению немало проблем. Ведь, помимо экономической эксплуатации и постоянной угрозы физического уничтожения, советские граждане также подвергались расовой и национально-культурной дискриминации, которую внедряли коллаборационисты при поддержке нацистом. Этот феномен «оккупационного национализма» до сих пор не изучен детально, однако имеющиеся источники позволяют определить для него «надлежащее» место в политике «нового порядка» на территории СССР.

Характерной чертой «национальной» политики нацистов было культивирование ненависти к русскому народу, языку и культуре, противопоставление соседних народов «имперской Москве», якобы угнетавшей эти народы вплоть до их «освобождения» немцами. Именно русский язык как средство межнационального общения и соответствующей идейной коммуникации стал одним из главных «препятствий» в национально-культурной политике оккупантов и их пособников. Соответственно, борьба с «русификацией» и «азиатским варварством» Москвы становилась первоочередной задачей нацистов и пособничавших им националистических организаций в Прибалтике и Белоруссии, на Украине и Кавказе. В оккупированных регионах России эта политика корректировалась с учетом использования русского национализма в ипостаси власовского движения, а на Дону - казачьего, однако в большинстве захваченных нацистами областей русофобия наряду с антисоветизмом (антикоммунизмом) стала идеологической платформой для соответствующего обоснования «нового порядка».

Одним из инициаторов проекта «украинизации» оккупированной русско-культурной Украины стал идеолог НСДАП Альфред Розенберг, который возглавил министерство рейха «по оккупированным восточным территориям» и отличался определенной лояльностью к украинским националистам. На секретном совещании «по проблеме Востока» 20 июня 1941 г. Розенберг заявил: «Русский язык теперь снова играет решающую роль в украинских учреждениях. Все украинцы, которые так или иначе придерживались идеи автономии, были сотнями сосланы на Урал и в Сибирь. Русские сегодня господа на Украине. Этим определяется цель для Германии: свобода украинского народа. Это непременно следует принять в качестве программного политического пункта» [19]. Гитлеровцы действительно играли на стремления бандеровцев к «самостийности», однако так и не позволили ОУН создать хотя бы видимость суверенитета после оккупации Украины. Тем не менее, ресурс национализма Розенберг стремился использовать для разжигания русофобии, чтобы сделать украинское население идеологически близким и управляемым. Как заявил рейхсминистр, «это большая разница, привлеку ли я через несколько лет 40 миллионов человек к добровольному сотрудничеству или вынужден буду за каждым крестьянином поставить по солдату» [20].

Эта политика получила сво развитие сразу же по установлению нацистской оккупационной администрации на Украине. Так, в секретной инструкции Розенберга Эриху Коху от 18 ноября 1941 г. было отмечено: «Русский язык, что на данном временном этапе представляет собой необходимое средство коммуникации, подлежит постепенному вытеснению. Обучение на русском языке на территории расселения украинцев не разрешается. В районах со смешанным населением при выборе кандидатов в сельское и районное правления надлежит отдавать предпочтение украинцам, а не русским» [21]. Под «украинцами» подразумевались коллаборационисты, хотя «самостийные»

устремления ОУН гитлеровцы стремились всячески пресекать, применяя порой даже репрессии. Но противопоставлять украинский язык и национализм русскому языку и культуре нацисты не прекращали. Рейхскомиссариат «Украина» 2 февраля 1942 г. даже издал специальную директиву «Об использовании языков в Украине», которая регламентировала: «Официальным языком немецких учреждений является немецкий. Указы, предназначенные для всего населения, издаются на двух языках - немецком и украинском. Официальный язык украинских учреждений – украинский. Использование русского допускается лишь в случаях, когда преобладающее большинство население является русскоязычным… Задача состоит в дальнейшем расширении в меру создания для этого предусловий украинскому языку как официальному. В районах с преобладающим украинским населением языком обучения является украинский» [22]. Немцы и украинцы объявлялись в оккупационной прессе чуть ли не «братскими народами» (хотя, конечно, с соблюдением субординации), а мифическое «вековое немецко-украинское единство» противопоставлялось «московскому империализму».

Американский исследователь украинского национализма Джон Армстронг так описывал символическую «украинизацию», которую проводили националисты совместно с нацистами: «Повсюду на оккупированной Украине, за исключением этнически смешанного Донбасса, администрация говорила лишь на немецком и украинском. Хотя известно, что чиновники, которые в административной деятельности пользовались предписанными языками, часто переходили на русский, как только выходили из своих кабинетов, а иногда даже писали сообщения и распоряжения на этом языке – с переводом на украинский, - знание русского считалось престижным. То же самое можно сказать о широком распространении национальных символов, которые запрещались при советской власти, например сочетание голубого и желтого цветов; оно появилось на униформе полиции, в качестве знамен, украшавших административные здания, даже на трамваях». [23] Помимо языковой «украинизации» и смены символов, в рейхскомиссариате «Украина» развернулась кампания «украинизации» школ – сеть среднего образования была превращена в инструмент германофильской и националистической пропаганды. Издававшаяся в Киеве газета «Украинское слово» 5 ноября 1941 г. разъясняла своим читателям: «Украинская национальная школа, что строится на принципах воспитания молодого поколения на здоровых националистических основах, требует новых форм работы, новой методологии в преподавании всех дисциплин. Гнилой советский «интернационализм» и позорный сталинский «демократизм», что составлял альфу и омегу коммунистической морали, должен уступить место привитию чувства национального достоинства и общечеловеческой морали, свойственной каждому порядочному человеку». [24] Политика фашистской «украинизации» активно претворялась в жизнь с самого начала оккупации восточных областей Советской Украины. И в этой долгосрочной кампании гитлеровцы всемерно использовали ресурс украинского коллаборационизма – национализма. Так, в Донбассе издавался ряд газет на украинском языке, в которых наряду с приказами немецкого командования и местных властей помещались материалы националистического содержания. В этих информациях, статьях и т.д. не было прямой агитации ОУН Бандеры или ОУН Мельника, это была, если применить такой термин, «оккупационная версия украинского национализма», однако несомненно, что она развивалась не без помощи бандеровцев и мельниковцев, внедрявшихся в оккупационные органы по приказу своего руководства. При этом характерно, что «оккупационный украинский национализм» пропагандировала в том числе и русскоязычная газета «Донецкий вестник», которая выходила тиражами в несколько десятков тысяч экземпляров, чтобы препарировать приказы немецких властей и постулаты «оккупационного национализма» для русского и русскоязычного населения Донбасса. Аналогичные функции выполняли открытые немцами «украинские театры» и различные «культурные учреждения», в которых коллаборационисты прославляли «новый порядок» и обосновывали необходимость «украинско-немецкой дружбы». Заметим, что не все коллаборационисты, пропагандировавшие «оккупационный национализм», являлись этническими украинцами, среди них можно найти немало русских фамилий. Однако на территории рейхскомиссариата «Украина» русский национализм в духе РОА Власова особо не поощрялся (к примеру, в фондах Государственного Архива Донецкой области можно найти всего несколько власовских листовок, а также документов о присутствии власовских солдат в регионе). Ангажированные при рейхскомиссариате «Украина», коллаборационисты, независимо от своей этнической принадлежности, должны были ретранслировать ту идеологическую политику, какую проводило гитлеровское оккупационное руководство.

Сошлемся на характерные примеры нацистско-националистической пропаганды. Так, газета «Донецкий вестник» в номере за 20 ноября 1941 г.

разместила статью «Немецкий национал-социализм и европейские народы», где говорилось: «Среди украинского народа действует украинский национализм, который в борьбе за освобождение Украины понес уже столько тяжелых кровавых жертв, и которого так панически боялись все враги Украины». Тот же «Донецкий вестник» 29 марта 1942 г. опубликовал заметку «Украинский герб», где читателям разъяснялось: «Герб Украины – трезубец.

Знак трезубца первоначально был немецким родовым и дружинным знаком… Со временем этот знак стал государственным гербом Украины. Во времена большевиков был строго запрещен, но втайне продолжал являться символом стремлений националистов-украинцев. Теперь Германия возвратила гербу его почетное значение, и он вновь стал славным украинским гербом». А теперь сравним эти пропагандистские тезисы донецкой оккупационной прессы с указаниями краевого провода ОУН Бандеры за июнь 1941 г.:«1.Украинским национальным флагом является флаг цветов синего и желтого (синий вверху, желтый внизу), цвета и их порядок установлены решением Украинской государственной – Украинской Центральной Рады, которое обязательно всем украинцам, когда не будет другого решения Украинской государственной власти в будущем… 3.Украинским национальным гербом является Трезубец в оформлении Украинской Центральной Рады (Трезубец Владимира Великого). Украинским национальном гимном является «Ще не вмерла Україна». [25] Как видим, полное совпадение: ведь гитлеровцы тоже позволяли вешать желто-синие флаги вместе со знаменем Третьего рейха, портреты Шевченко ставить рядом с портретами Гитлера, а петлюровскую «Ще не вмерла Україна» преподносили населению как «национальный гимн». Да и самого Петлюру оккупанты вместе со своими прислужниками не забывали.

Например, газета «Константиновские вести», издававшаяся на украинском языке, в номере от 23 мая 1942 г. поместила на передовице статью «Личность великой силы» и большой черно-белой фотографией Петлюры. Автор статьи, некий Митрофанов – «сотник Украинской Вспомогательной Сотни» (полицай, одним словом) – с пиететом обращался к «вождю»: «Батьку наш! Под флагом желто-голубым не раз водил ты на бой с врагом нас – детей своих».

И далее верный «сын» Петлюры взывал уже к своим единомышленникам:

«Но вот – час наступил! Смотри на батьку, еще не все погибли в тюрьмах и шахтах сибирских, дети твои не опустили голов, не сложили рук!». Все эти воззвания, надо полагать, должны были пробудить «национальное сознание»

среди населения Донбасса, чтобы последнее лояльно воспринимало немецкофашистскую оккупацию, как «освобождение от Москвы». Вот почему наряду с пропагандой «оккупационного национализма» коллаборационистская пресса усиленно прививала населению германофильство, преклонение перед Третьим рейхом и его фюрером. Выходившая на украинском языке «Мариупольская газета» в номере от 23 декабря 1941 г. опубликовала статью «Германия и Украина. Обзор исторических взаимоотношений». В этом опусе говорилось: «Германия возродилась в такой силе и могуществе, как никогда, и как раньше ее поражения были неудачами Украины, так теперь ее успехи стали победой украинского народа. Его будущее и его свободное культурное развитие теперь обеспечены. Рука об руку с немецким народом, под предводительством его Вождя Украина может идти спокойно навстречу своему будущему». И подобных пропагандистских агиток за время оккупации Донбасса в 1941-1943 гг. было множество.

Таким образом, родство оккупационного национализма» с интегральным национализмом ОУН вполне очевидно - кроме славословия в адрес Бандеры или Мельника, все остальные постулаты, в том числе обязательный рефрен «о союзе с Великой Германией», были полностью идентичны пропаганде оуновцев. Тем более что сами бандеровцы и мельниковцы, как уже говорилось, активно участвовали в оккупационной администрации. Сошлемся на характерный пример: в Днепропетровске руководящие должности заняли бандеровцы Олийниченко (голова управы) и Регей (заместитель), которые с разрешения немцев даже пользовались печатью с надписью «Украинская держава – территориальная администрация Днепропетровска». [26] А вот что говорилось о задачах подобных органов в инструкции оккупационных властей «Об отношении военных частей к украинскому населению»: «Созданные украинские национальные местные управления или районные управления не должны рассматриваться как самостоятельные управления или уполномоченные высших властей, а как доверенные для связи с немецкими военными властями, задача которых состоит в том, чтобы исполнять распоряжения или в случае необходимости разъяснять их населению». [27] Итак, гитлеровцы в ряде случаев довольно снисходительно относились к бандеровцам, допуская их в местную администрацию и даже позволяя немного играться в «державность». Заметим, что это происходило в Днепропетровске (националисты называли город «Сичеслав»), совсем рядом с Донбассом. Поэтому вполне понятно, что бандеровцы рассчитывали на аналогичное отношение к себе со стороны гитлеровцев и на донецкой земле, куда эмиссары ОУН прибыли осенью 1941 г.

История соприкосновения украинского национализма с обществом Донбасса восходит к началу ХХ века, когда в условиях кризиса Российской империи тогдашние «украинские сепаратисты» - «мазепинцы», субсидируемые спецслужбами Австро-Венгрии и кайзеровской Германии, пытались отделить Малороссию от Россию и создать «соборную Украину». Идеологи украинского сепаратизма претендовали не только на Малороссию, но и на приграничные донецкие, донские, кубанские, курские, белгородские и воронежские земли, рассматривая их в качестве исконно украинских территорий. В результате революционных событий 1917 г., когда в Киеве образовалась Украинская Центральная рада, эти идеологические претензии приобрели прямой территориальный и политический характер. Центральная рада и сформированное ею правительство – Генеральный секретариат – фактически отказались подчинять Временному правительству Российской республики и предпринимали меры сепаратистского характера, самовольно включив в свою юрисдикцию территории Харьковской, Екатеринославской, Херсонской и Таврической губерний. Екатеринославская губерния в 1917 г. включала в себя территорию Днепровско-Донецкого бассейна и была важнейшим промышленным центром на Юге России. В своем III Универсале от 7 ноября 1917 г. Центральная рада провозгласила «Украинскую народную республику» (УНР) и задекларировала включение в не всех смежных губерний (даже частей Курской и Воронежской губерний), обещая их жителям «национально-персональную автономию». К осени 1917 г. положение в России оказалось критическим, и начатая Центральной радой «украинизация» от военных частей до делопроизводства вызвала серьезную оппозицию со стороны русскоязычных регионов Юга России (в современной терминологии – Восточной Украины). Большевистское руководство Донбасса, возглавляемое Федором Сергеевым (Артемом) решило противостоять сепаратизму Центральной рады и форсировало процесс самоорганизации Советов Донбасса при сохранении их связи с российским советским правительством. В результате территориальные претензии киевского правительства УНР были отвергнуты, и в феврале 1918 г. образовалась Донецко-Криворожская Советская республика в составе Российской Федерации. Возглавляемое Артемом (Сергеевым) правительство ДКР сумело в сложнейших условиях революции и социальноэкономического кризиса, начавшейся гражданской войны и иностранной интервенции решить текущие проблемы жизнеобеспечения ДонецкоКриворожского бассейна и организовать временное сопротивление интервентам. В конкретно-историческом отношении Донецкая республика Артема стала формой самоопределения и защиты русско-культурного общества Донбасса от экспансии украинского национализма. При этом ДКР являлась неотъемлемой частью РСФСР, сохраняя экономические, политические и военные связи с центральным советским правительством. В результате сепаратного договора Центральной рады с Германией и Австро-Венгрией территория ДКР была оккупирована смешанными частями германских и австровенгерских войск, поскольку части Красной Гвардии Донкривбассейна уступали превосходящим силам интервентов. После изгнания австро-германских оккупантов и упрочения Советской власти на Украине руководство Донкривбассейна во главе с Артемом начало активное восстановление социально-экономической сферы Донбасса. Шахтерский край стал «всероссийской кочегаркой» и промышленным «сердцем» на юге Советской России. [28] Стоит отметить, что лишь по воле центрального руководства партии большевиков и при поддержке украинских «национал – коммунистов» (Николай Скрыпник) Донецко-Криворожская республика была ликвидирована, а е территория передана от РСФСР в состав Украинской ССР. Таким образом, Донбасс стал частью Украины в результате административнотерриториальных переделов, предпринятых советским правительством в политических целях – в качестве уступки «национал - коммунистам» в руководстве Украинской ССР, а также в рамках задекларированной политики «коренизации» и «украинизации», развернувшейся в начале 1920-х годов. Эксперимент с «украинизацией» Донбасса и других русско-культурных областей Советской Украины в итоге завершился провалом, но его проведение в течение 1920-30-х годов формализовало трансформацию населения Малороссии и Юга России в украинский народ в современном значении данного термина.

Оформилась административная территория Украинской ССР, был разработан литературный украинский язык. Вместе с тем насильственная ассимиляция русско-культурного населения, проводимая в рамках «украинизации», так и не привела к отказу от традиционной идентичности. Ко времени Великой Отечественной войны союзное руководство пресекло националистические уклоны среди номенклатуры Украинской ССР и ликвидировало «национал – коммунизм» как явление (яркий пример – устранение Н. Скрыпника из республиканского руководства в 1933 г., приведшее к его самоубийству). В г. в Украинской ССР было введено обязательное изучение русского языка, и в итоге искусственная «украинизация» была свернута, так и оставшись экспериментом по созданию «национальной по форме и социалистической по содержанию» украинской республиканской культуры. Донбасс, несмотря на присоединение к Советской Украине, оставался в союзно-республиканском подчинении и развивался как ведущий промышленный регион СССР, сохраняя свою традиционную русскоязычность. В 1920-30-е годы Донецкий бассейн окончательно приобрел интернациональный характер, превратившись в «плавильный котел» различных национальностей, хотя русские и восточные русскоязычные украинцы оставались преобладающими по численности группами на территории Донбасса.

Таким образом, вступив в соприкосновение с украинским национализмом в эпоху революции и гражданской войны, а затем, испытав на себе эксперимент «украинизации», Донбасс как культурно-историческое сообщество вс же не воспринял попыток изменить объективно сложившуюся краевую самобытность. Образование Донецко-Криворожской республики стало первым в истории Донбасса проявлением регионального самосознания и официальным утверждением региональной самодостаточности. После издания Центральной радой III Универсала, где содержались посягательства на территорию Екатеринославской губернии, областной комитет Советов рабочих и солдатских депутатов Донецкого и Криворожского бассейнов на пленарном заседании 16-17 ноября 1917 г. принял специальную резолюцию, где говорилось: «…Наиболее выгодной в настоящее время для пролетариата и демократии формой самоопределения Украины является не отделение е, а широкая политическая автономия в этнографических границах, определяемых в конечном счете плебисцитом. Областной комитет констатирует, что Универсал проникнут в известной мере сепаратистскими стремлениями, грозящими экономическому единству России.… Вместе с тем ОблКом констатирует, что как самый Универсал, так, в частности, и определение границ провозглашаемой им республики установлены без предварительно произведенного плебисцита». Областной комитет Донкривбассейна потребовал проведения референдума «за оставление всего Дон - Кривбассейна с Харьковом в составе Российской республики, с отнесением этой территории в особую, единую административно-самоуправляющуюся область». Для осуществления этих целей предполагалось созвать в Харькове Южно-Русскую конференцию всех Советов бассейна. [29] Хотя современная украинская историография старается предать забвению феномен ДКР и под влиянием новейших политических процессов на Украине трактует республику как проявление «сепаратизма», японский исследователь истории Донбасса Гироаки Куромия дат противоположное объяснение причин создания республики: «Киевский национализм побудил Донбасс отделиться от Украины. Чтобы противостоять созданной в Киеве Центральной Раде, которая в январе 1918 г.

провозгласила независимость Украины, в феврале 1918 г. самая промышленно развитая восточная часть Украины и промышленный район Дона образовала Донецко-Криворожскую Советскую Республику со столицей в Харькове». [30] По вопросу самоопределения Донецкого бассейна между лидером донбасских большевиков Артемом (Сергеевым) и представителем ЦИК Украины, «национал – коммунистом» Н. Скрыпником возникла полемика на IV съезде Советов Донкривбассейна 30 января 1918 г. Конечно же, Н. Скрыпник хотел подчинения Донбасса Украине, тогда как Артем в ходе споров так аргументировал позицию донецкой стороны: «Мы не разбиваем ни единой федеративной республики, не покушаемся на национальные интересы Украины, мы не собираемся создавать независимой республики. Разве мы собираемся вести особую таможенную политику и пр.? Мы хотим связаться со всей страной… Сепаратисты не мы, а вы. Почему вы стремитесь к Киеву? Потому, что Советская республика не по национальному признаку для вас более крепкий орех, чем национальная». И далее Артем заявил: «Наш район – самый революционный на Юге, и он сделал кое-что для Киева. Но ему предстоит сделать кое-что не только для Киева, но и для Юго-Востока». [31] Данное выступление Артема чрезвычайно интересно, поскольку раскрывает подоплеку его противостояния с украинскими «национал – коммунистами» в лице Н. Скрыпника, а также разъясняет сущность ДКР. Прежде всего, из слов Артема совершенно ясно, что «национал – коммунисты» обвиняли руководителей ДКР в «сепаратизме», стремясь подчинить Донбасс своему администрированию, тогда как Артем стремился остаться в составе России и предлагал строить Украинскую ССР в качестве административного образования, а не национальной республики. Отстаивая необходимость сохранения ДКР как формы самоорганизации Донбасса и расширения его экономической интеграции в рамках единого советско-российского государства. Лейтмотивом выступления Артема является утверждение о первичности для Донбасса всероссийских интересов и региональных интересов Юго-Востока, которые – как явствует из контекста – различаются с интересами «Киева» (украинского республиканского центра). Примечательно также применение Артемом – почти за столетие до сегодняшних дней – термина «Юго-Восток», что указывает на совершенно ясное осознание тогдашней элитой Донбасса своей региональной идентичности и корпоративности. К сожалению, нынешняя элита Донецкой области, в отличие от своих исторических предшественников, далеко не всегда вспоминает об интересах Донбасса и Юго-Востока, предпочитая практиковать «всеукраинскую» риторику и сервилизм в отношении официального Киева, представители которого по-прежнему боятся «сепаратизма».

К началу Великой Отечественной войны Донбасс представлял собой довольно «проблемный» регион для украинских националистов, являясь одним из бастионов русской культуры на территории Украинской ССР. Колонизация Донбасса, его «украинизация» и превращение в часть задуманной националистами «Украинской самостийной соборной державы» (УССД) были нелегким делом. Однако «вожди» ОУН, следуя своей экспансионистской и волюнтаристской доктрине, предприняли такую попытку. Создание «походных групп» ОУН и направление их на Восток Украины стало первым шагом к практическому осуществлению «украинизации» этих территорий.

Обе фракции ОУН (бандеровцы и мельниковцы) в своих программных документах, принятых накануне агрессии против СССР, заявляли о претензиях на территорию Советской Украины и русско-украинского пограничья. В перечень земель, подлежавших националистической колонизации, конечно же, входил и Донбасс. В директиве бандеровцев «О едином генеральном плане повстанческого штаба ОУН» от 22 декабря 1940 г. было отмечено:

«Мы должны захватить в свои руки военные пункты и ресурсы Донбасса, морские порты, увлечь за собой молодежь, рабочих, крестьян и армию. Мы должны ударить везде и одновременно, чтобы разбить врага и рассеять его силы. Украинское военное восстание на всех украинских землях, на всех советских территориях, чтобы довести до полного развала московскую советскую тюрьму народов». [32] Вчитываясь в эти заявления бандеровской ОУН, можно лишний раз удивляться иррациональному стремлению националистов к завоеванию Советской Украины и уничтожению Советского государства. Во-первых, обе фракции ОУН по своей численности и военнотехническим возможностям не могли в открытую воевать против СССР; даже имея материальную поддержку нацистской Германии, националисты в лучшем случае могли организовать террористические проявления и развязать партизанскую войну на советской территории. Во-вторых, не поддается разумной логике беспочвенная вера активистов ОУН в саму возможность предоставления им завоеванной советской территории завоевателямигитлеровцами, ведь еще в начале 1920-х годов была издана и поручила распространение доктринальная книга Гитлера «Моя борьба», где вполне конкретно описывались планы по колонизации украинских земель Германией.

Тем не менее, накануне нападения на Советский Союз, являясь всего лишь агентурой, а не «союзниками» Третьего рейха, националисты строили широкие империалистические планы создания будущей «украинской державы». апреля 1941 г. ОУН Андрея Мельника приняла «Меморандум о целях украинского националистического движения Провода украинских националистов». В мельниковском программном документе, как и в бандеровском, декларировалась будущая колонизация Востока: «Целью Организации Украинских Националистов (ОУН) является восстановление независимой, суверенной украинской державы на заселенной украинским народом территории между Дунаем, Карпатами и Каспийским морем… Форма будущей державы будет обусловлена с одной стороны соответствующим времени авторитарным руководством, которое опирается на историческую традицию Украины, с другой стороны широким сословным и муниципальным самоуправлением». [33] Как видим, ОУН Мельника намеревалась распространить свою власть вплоть до Каспия, причем ими планировалась авторитарная форма «украинской державы». Между тем современные украинские историки и политики, реабилитирующие ОУН – УПА, пытаются представить данное движение как демократическое, чуть ли не боровшееся за «права человека». В меморандуме ОУН Мельника вполне конкретно определялась и будущая граница «украинской державы»: «Провод украинских националистов также требует южные части Воронежского и Курского уездов, которые заселены преимущественно украинцами. Тогда государственная граница, которой домогаемся, будет проходить от Старого Оскола прямо на восток до города Камышин на Волге и далее вниз по Волге до Каспийского моря. На юговостоке Кавказские горы и места поселения кавказских племен создадут границу украинского жизненного пространства на Северном Кавказе». [34] Можно снова провести аналогии между экспансионистскими планами Гитлера в отношении СССР – России и устремлениями националистов к расширению «украинского жизненного пространства». Развивая эти положения, меморандум ОУН Мельника оговаривал и судьбу современного Донбасса:

«Земли, что будут освобождаться в южной Украине, на среднем Дону и на нижней Волге, будут заселены селянами из аграрных перенаселенных частей Галиции и Центральной Украины, но в основном вынужденными переселенцами, которые будут возвращаться из северной России и колонистами из Сибири. Возвратиться должны, в частности, украинцы из так называемого «Зеленого Клина», территории между Амуром, Уссури и Тихим океаном и, таким образом, эта дальневосточная территория может быть освобождена для японской сухопутной колонизации. Перемещение восточной границы будущей украинской державы до Волги и Каспийского моря вызвано геополитической необходимостью и потому включено Проводом украинских националистов в его политическую программу как территориальное требование». [35] Итак, ОУН Мельника планировала заселение южных земель Украины и России «своими» колонистами, в том числе за счет перемещения из России репрессированных и депортированных лиц украинской национальности.

Обобщая планы обеих фракций ОУН относительно колонизации земель от Дуная до Каспия, можно сделать вполне обоснованный вывод, что накануне Великой Отечественной войны украинский интегральный национализм наметил собственный «крестовый поход на Восток», что логично вписывался в общую схему немецко-фашистской агрессии, однако содержал значительные «коррективы» в пользу создания «украинской державы» как автономного прогерманского буфера. И в бандеровском, и в мельниковском планах территория Донбасса рассматривалась как объект националистической колонизации, причем ОУН Мельника даже планировала заселить Донбасс колонистами из Галиции. Надо полагать, что заселение донецких земель галичанами предполагалось как средство «украинизации» Донбасса как «русифицированного» региона.

Следует отметить, что ещ в 1939 г. на Востоке Украины существовали отдельные разрозненные группы ОУН, которые вели работу среди молодежи.

Областными управлениями НКВД УССР эти группы были ликвидированы. В июле 1939 г. УНКВД Ворошиловградской области была вскрыта и обезврежена националистическая молодежная организация «Черная лента», которая распространяла антисоветские листовки и готовила террористические акты в отношении партийно-советских органов. [36] Определенное соприкосновение жителей Донбасса с бытовым украинским национализмом произошло в 1939-1940 гг., когда после присоединения Западной Украины к УССР на донецкие шахты были направлены тысячи переселенцев украинской, польской и еврейской национальности. Как показывают опубликованные автором документы Сталинского обкома КП(б)У, перевод мигрантов с Западной Украины на работу в Донбасс сопровождался проявлениями межрегиональных и национально-культурных противоречий: среди прибывших переселенцев имели место факты антисемитизма, непонимания с местными жителями. Затем началось массовое дезертирство переселенцев с шахт обратно на Западную Украину, причем некоторые «вредные элементы» среди самих переселенцев специально организовывали массовый невыход людей на работу. В итоге местные власти начали репрессировать дезертиров, вопрос об этом обсуждался на даже уровне ЦК Компартии Украины. [37] Активная фаза националистической колонизации Донбасса началась только после оккупации региона германскими войсками – осенью 1941 г.

Именно в этот период на донецкую землю прибыли эмиссары ОУН, которые создали так называемое «подполье» и при этом вполне легально устроились служить в оккупационную администрацию. С этого же времени берет сво начало миф об «антифашистском подполье» ОУН в Донбассе. Так, соратник Бандеры по руководству ОУН Ярослав Стецько в изданных на Западе мемуарах утверждал: «Донбасс, заполненный раскулаченным крестьянством, … был в глубине своей души украинский, антироссийский. …Некоторое количество автохтонных русских, не упоминая других, нерусских меньшинств, включались в антинемецкую и антибольшевистскую акцию ОУН… Донбасс становился действительно украинским. Программа ОУН ему соответствовала в общих своих зарисовках…». [38] Так формировалась пропагандистская картинка бандеровской «украинизации» Восточной Украины.

Главным творцом мифа о бандеровском подполье в Донбассе выступил Евген Стахив, который возглавлял областной «провод» ОУН во время оккупации, являлся членом Центрального «провода» бандеровцев. Брат Е. Стахива Владимир Стахив был одним из соратников Бандеры в ОУН по «иностранным делам», вел переговоры с германским руководством. После войны Евген Стахив эмигрировал в США и со временем стал тиражировать получивший затем известность миф о тождественности донбасского подполья ОУН и знаменитой «Молодой гвардии» в Краснодоне. Стахив утверждал, что «молодогвардейцы», описанные в романе Александра Фадеева, на самом деле были бандеровцами, а сама организация была не советской, а националистической. В независимой Украине мифология о бандеровском подполье в Донбассе стала востребованной, и Евген Стахив продолжил популяризацию своих воспоминаний, причем с каждым разом «вспоминал» вс новые «подробности» о своей «освободительной борьбе» времен оккупации. Брат подпольщицы «Молодой гвардии» Нины Минаевой Владимир Минаев издал отдельную книгу, в которой вступил в заочную полемику со Стахивым и подробным образом проанализировал и сопоставил различные утверждения Стахива из его мемуаров и интервью, что позволило неоднократно уличить Стахива во лжи и фальсификации фактов. [39] Тем не менее, Евген Стахив не прекратил рекламировать сенсационные «открытия» о донбасском подполье ОУН, которое якобы вело борьбу «на два фронта». Небезынтересно отметить тот факт, что Евген Стахив упоминается как агент американской разведки в издании Высшей школы КГБ СССР им. Ф.Э. Дзержинского с грифом «Совершенно секретно» за 1963 г., где говорится: «В 1960 году Польшу посетили по заданию американской разведки главари ЗП УГВР Евгений Стахив и Дмитрий Старусь. Они встречались с рядом националистически настроенных украинцев в Польше, в их записных книжках были адреса лиц, проживающих на Украине». [40] Таким образом, глава донецкого подполья ОУН Бандеры, член «Заграничного Провода Украинской головной вызвольной рады» Евген Стахив оказался ещ и американским агентом. Можно логично предположить, что разработка мифа о бандеровском подполье в Донбассе и националистическом происхождении «Молодой гвардии» была инициирована не только активом ОУН, и но и американской разведкой – в качестве идеологического продукта «холодной войны», который оказался востребованным и актуальным уже в независимой Украине.

В 2004 г. в Киеве вышла книга Е. Стахива «Последний молодогвардеец» со вступительной статьей известного украинского «письменника» и «национал-патриота» Дмитра Павлычко, озаглавленной «Выдающийся борец за украинскую государственность и демократию» - так высоко Дмитро Павлычко оценил вклад Е. Стахива в борьбе за «незалежность» Украины. [41] В своих мемуарах Стахив, естественно, представил официальную бандеровскую версию действий ОУН в Донбассе и постарался максимально очернить советское партизанское и подпольное движение в регионе. «За два года немецкой оккупации мы на Донбассе вообще не встретили ни одного приверженца Сталина», - так заявил Стахив на страницах своей книги. [42] Примечательно, что рассказ Евгена Стахива о его деятельности в Донбассе представляет собой в основном гиперболизированные воспоминания, местами с изложением отдельных эпизодов в приключенческом духе (ловкие проходы через полицейский контроль и т.д.). Стахив сообщает о ряде участников донецкого бандеровского подполья, однако вовсе не упоминает о коллаборационизме местной сети ОУН с нацистскими оккупантами: так, нет ни слова об «украинской вспомогательной полиции», которая пособничала гитлеровцам в борьбе с советскими партизанами и в уничтожении мирного населения.

Иными словами, воспоминания Стахива прямо противоречат даже данным нацистско-националистической оккупационной прессы Донбасса, правду можно читать лишь между строк, да и то местами. В целом же писания Стахива – это противоречащая фактам националистическая пропаганда, облеченная в форму автобиографии и поставленная в конкретно-исторический контекст. Правда, Евген Стахив вс же признает факт сотрудничества ОУН с фашистской Германией во время агрессии против СССР и приводит следующую версию конфликта между гитлеровцами и бандеровцами после Акта июня 1941 г.: «Факт есть факт. Мы хотели – не только националисты, а все украинские политические направления – идти с немцами, ибо считали, что немцы одолеют Советский Союз, и на его развалинах встанет самостийная украинская держава. Итак, зачем ныне врать, что это был антинемецкий акт? Просто его не согласовали с немцами, и потому немцы были злые, что их обошли, и через пять дней арестовали Стецько, отпустили, а 15 сентября снова арестовали. Гитлер дал приказ арестовать членов ОУН по всей Украине, и тогда схватили массу людей – во Львове, в Станиславе, Коломые, Киеве, Днепропетровске, Кривом Роге, Бердичеве и заточили в концлагеря. Я считаю, что именно с этих событий берет начало украинсконемецкая война, война ОУН против гитлеровской Германии. Ту войну не мы объявили – они объявили нам. Они нас арестовывали, нам пришлось укрываться,, бежать в подполье и начать освободительную борьбу». [88] Касаясь вопроса об идеологии ОУН, Стахив отметил: «Конечно, программа у нас была тоталитарная. ОУН стояла на принципе монопартийной системы проводника. Но мы не могли открыто об этом говорить». [43] В другой своей работе Стахив подробно развивает эти тезисы и фактически признат фашистский характер украинского национализма: «Донцов, а вслед за ним и руководство ОУН считали, что главный урок поражения национальноосвободительной борьбы и утраты государственной независимости, а также той реальной ситуации, в которой после этого оказался украинский народ, диктует необходимость отказаться от «гнилой демократии» и приступить к созданию авторитарной организации, способной реализовать идею самостийной и соборной Украины. …Именно под влиянием националфашистской идеологии и практики в ОУН сформировался культ вождя и партии, авторитарные принципы внутрипартийной жизни и крайне нетерпимое отношение к инакомыслящим. Эти идеологические принципы имели решающее влияние и на внешнеполитическую ориентацию ОУН на Третий рейх, как на единственную реальную силу в борьбе за реализацию основного е постулата – возродить независимую и соборную Украинскую державу».

[44] Таким образом, даже интерпретируя все основные события в бандеровском ключе, Евген Стахив вс же не смог отрицать общего коллаборационизма ОУН, как и реакционной сущности самой организации. Правда, Стахив делает оговорку, что после контакта с Востоком Украины местная структура ОУН «демократизировалась» и отказалась от лозунга «Украина для украинцев».

В своих последующих сенсационных интервью Евген Стахив продолжал обрисовать мифологическую «антифашистскую борьбу» донецкого подполья ОУН: «Я был в Донбассе с февраля 1942-го до лета 1943-го. Там я организовал украинское национальное подполье под сине-желтым флагом. Я имел там свои ячейки от севера до юга в Славянске, Краматорске, Константиновке, Горловке, Ясиноватой, Волновахе и Мариуполе, а также в Красноармейске на западе и до Ворошиловграда (Луганска) на востоке. Случайно один из наших молодых людей Володька Кузельский... он ездил со мной из Мариуполя в Горловку, где у меня был большой чемодан антинемецкой и антисоветской литературы, на велосипеде... Я ему этот чемодан отдал, чтобы он отвез его в Мариуполь. Он начал работать в Сталино в подполье.

Он ездил велосипедом аж до Луганска…». [46] Эпизод с велосипедом является довольно примечательным в изложении Стахива, поскольку уличает его либо во лжи, либо в сотрудничестве с гитлеровцами, поскольку оккупационная администрация вела тщательный учет транспорта на подведомственной ей территории. Достаточно привести в пример приказ Волновахской районной управы от 4 июля 1942 г.: всем бургомистрам подотчетных ей сельских:

управ, начальникам районной полиции и старшим полицейским. Этот документ гласит: «В соответствии с распоряжением военно-полевого коменданта от 14 мая с.г. о регистрации велосипедов, срок которой истек 30 июня 1942 г., Волновахская районная управа обязывает Вас проверить наличие регистрационных справок у владельцев велосипедов, независимо от того, используются они или нет. В случае обнаружения не зарегистрированных велосипедов, немедленно произведите изъятие установленным порядком с указанием в акте № и марку велосипеда, и акт на изъятие велосипеда направить немедленно в финансовый отдел Рай-управы. Финансовому отделу прекратить регистрацию велосипедов, а изъятые принять на хранение для передачи комендатуре». [47] Итак, оккупационная администрация вела строгий учет даже велосипедов, и систематическое (не единичное) передвижение на велосипеде по занятой гитлеровцами территории Донбасса могло осуществляться только с ведома оккупационных властей. Кроме того, по всему Донбассу были расставлены посты «украинской вспомогательной полиции», германских, итальянских, румынских войск. Беспрепятственно кататься на велосипеде по оккупированному Донбассу соратники Евгена Стахива из ОУН могли только в одном случае – если они сотрудничали с оккупантами, что, впрочем, признает в своих мемуарах и сам Стахив. К тому же бандеровцы имели непосредственное отношение к организации и деятельности «украинской вспомогательной полиции».

Выше цитированный Гироаки Куромия пишет в своей работе: «Сначала в Сталино появилась ОУН – М (сторонники А.Мельника, лидера одной из ветвей ОУН). Они организовали полицию при городской администрации, созданной во время оккупации русскими. Националисты ввели в форму полицейских украинский герб – трезубец – и желто-синюю повязку. Под украинским гербом они исполняли самые жестокие немецкие приказы». [48] В создании вспомогательной полиции активное участие принимали не только члены ОУН (м), но и ОУН (б). Факт причастности бандеровцев к работе «украинской полиции» признает даже официальный бандеровский историк Лев Шанковский, выпустивший в 1958 г. в Мюнхене книгу о деятельности «походных групп» ОУН (б) в юго-восточных областях Украины. Понятно, что Л.

Шанковский довольно тенденциозно описал «освободительную борьбу» бандеровцев на Востоке, в том числе и в Донбассе, однако он не стал отрицать, что «оживленная пропагандистская деятельность» националистического подполья «имела также большое влияние на действия местной вспомогательной администрации и полиции, которые постепенно очень быстро украинизировались». [49] Правда, Л. Шанковский старался переложить ответственность за коллаборационизм с гитлеровской оккупационной администрацией на представителей русского населения, утверждая, что большинство служащих полиции и других чиновников были русскими. Однако, не отрицая наличия в Донбассе коллаборационистов русской национальности, вс же следует констатировать, что украинские националисты сыграли ключевую роль в создании системы оккупационной администрации. Вот что говорится об этом в ориентировке 2-го Управления НКГБ СССР от 28 августа 1944 г.:

«В целях распространения своего влияния в восточных областях УССР оуновцы всячески пытались захватить руководящие посты в аппаратах местных самоуправлений, устранить из этих аппаратов лиц русской и других национальностей, а также украинцев, отрицательно относящихся к националистам… Как правило, все оуновские организации в восточных областях УССР возглавлялись оуновцами, прибывшими из западных областей Украины, и строились по структуре ОУН, действующей в этих областях». [50] Насаждая повсюду «своих» людей, националисты старались максимально охватить административные должности и полицию, чтобы распространить свое влияние в регионе. По данным НКВД СССР, в Ворошиловграде (Луганске) активными националистами являлись городской голова Ганчин, начальник административного отдела городской управы Яковлев, управляющий имениями области Давыдов, его заместитель Добовенко, начальник биржи труба Собокарь, начальник полиции Журак. [51] В справке начальника Управления НКГБ по Сталинской (Донецкой) области секретарю ЦК КП(б)У Н.С. Хрущеву от 30 ноября 1943 г. сообщаются следующие данные о создании бандеровской организации в регионе: в конце 1941 г. в Сталино из Западной Украины прибыла группа националистов во главе с неким Болгарским, который сформировал областной «провод» ОУН. Донецкие бандеровцы считали русских врагами № 1, а немцев врагами № 2 и вели соответствующую пропаганду. [52] В указанной справке НКГБ говорится: «По районам Сталинской области были созданы значительные формирования «ОУН». Установлено, что в г. Мариуполе организация «ОУН» насчитывала до 300 человек; в г. Краматорске – 120 чел.; в г. Славянске – 80 чел.; в г.

Красноармейске – свыше 50 чел.; в г. Макеевке – 60 чел.; в Марьинке – чел.; в Ольгинке – 30 чел. и т.д.». [53] Таким образом, бандеровцы создали определенную сеть своей агентуры на территории Сталинской области и взяли в свои руки часть управленческих должностей в местной оккупационной администрации. Что бы ни говорили сами бандеровцы или официальные украинские историки о нацистских репрессиях против донецкого подполья ОУН, можно категорически утверждать, что в течение всего периода оккупации Донбасса активисты использовали свое положение в коллаборационистской администрации и полиции для осуществления своих антисоветских задач. При этом украинские националисты, на словах борясь «на два фронта», в действительности не вели антифашистской борьбы, но, состоя на службе в гитлеровской администрации и полиции, участвовали в карательных акциях против советских партизан и в репрессиях против мирного населения. К примеру, оккупационная газета «Снежнянский вестник» (г. Снежное Сталинской области) в номере от 2 июля 1942 г. сообщала читателям, что «украинской вспомогательной полицией Снежнянского района, в контактной работе с германскими военными властями, выявлены и ликвидированы партизанские группы, оперировавшие в Снежнянском и Чистяковском районах…».

После этого сообщения о «подвигах» полицаев шел список расстрелянных партизан – всего до 40 человек. [54] Впоследствии, когда арестованного УНКГБ руководителя ОУН в Ольгинском районе Сталинской области Антона Ястремского спросили, почему он расправлялся с советскими людьми, которые боролись с немцами, тот ответил: «…Украинские националисты считают своим основным врагом советскую власть, поэтому, используя свое служебное положение при немцах, мы активно вели борьбу со всякими советскими проявлениями. Проводя репрессии по отношению к советским гражданам, я выполнял обязанности члена ОУН». [55] Таким образом, находившиеся в Донбассе украинские коллаборационисты совершенно сознательно сотрудничали с гитлеровскими оккупантами ради реализации их главной цели – борьбы с Советской властью, е представителями и сторонниками, как врагами «украинской самостийной соборной державы». Взаимоотношения между националистами и гитлеровцами, конечно, были конкурентными: бандеровцы стремились к большей «самостийности» и к большему охвату оккупационного бюрократического аппарата, гитлеровцы же пытались ограничить влияние активистов ОУН на администрацию и полицию.

И вс же и бандеровцы, и гитлеровцы, имея общего врага – Советское государство, Красную Армию, партизан и подпольщиков, скрыто враждебное гражданское население – определенно «нуждались» в совместном сотрудничестве, хотя оно и не было равноправным. С учетом всех имеющихся исторических фактов сегодня бессмысленно отрицать, что бандеровское подполье в Донбассе пособничало оккупантам.

Однако же попытки представить донецких националистов «освободителями Украины» не прекращаются. Яркий пример – изданная в 1996 г. в Киеве «История Юго-Восточной Украины», автор которой, некий донецкий «краевед» Петро Лаврив представил националистический вариант региональной истории Донбасса, уделив место в том числе пресловутому «антифашистскому подполью» ОУН Бандеры. Следуя мемуарам Евгена Стахива, Петро Лаврив заявил в своей книге, что бандеровцы якобы имели массовую поддержку со стороны населения Донбасса. В работе П. Лаврива говорится:

«Украинское подполье поддерживали также в Сталино и Гришином татары, в Мариуполе – греки. С ними солидаризовались кавказцы из Сталино. местных организаторов привлекли к борьбе с оккупантами почти 200 активистов и 250 соучастников, которые укрывали подпольщиков, печатные машинки и листовки, и даже оружие. Приязненно относились к самостийническому движению по крайней мере 10 тысяч донбассовцев». [56] Нужно отметить, что пропагандистский опус Петра Лаврива был издан на средства необандеровской организации «Украинского Конгрессового Комитета Америки» (УККА), а тираж книжки составил 70 тыс. экземпляров, причем издание презентовалось как «благотворительное» и распространялось бесплатно.

Сам же миф о десяти тысячах донецких сторонниках ОУН, восходящий к Евгену Стахиву, получил большое распространение в националистической литературе, хотя доказательств данному утверждению не существует. В Донбассе весь актив ОУН Бандеры насчитывал максимум несколько сотен человек, в лучшем случае цифру в 10 тыс. сторонников бандеровцев можно условно принять во внимание, если учесть, что внедренные в оккупационную администрацию и полицию бандеровцы действительно могли влиять на деятельность последних. Участники вспомогательной полиции и других коллаборационистских организаций, не будучи националистами, но косвенно подчиняясь бандеровцам, руководившим ими, могут условно рассматривать как потенциальный коллаборационистский резерв ОУН, но с существенной оговоркой – верховное управление и теми, и другими осуществляли гитлеровцы.

Если же исходить из реального количества именно кадровых членов ОУН, а не коллаборационистов «украинской полиции» и т.д., то миф о десяти тысячах донецких сторонниках ОУН, безусловно, является грубой фальсификацией.

Интересной иллюстрацией «освободительной борьбы» украинских националистов в Донбассе содержит «Справка о произведнных разрушениях и зверствах немецко-фашистских захватчиков на территории Горловского района в период его временной оккупации». В этом документе упомянут конкретный активист ОУН, характеризуемый как нацистский пособник: «Горонескуль Петр Васильевич, работал преподавателем в Горловке, украинский националист. С приходом немецких оккупантов добровольно поступил на службу в СД, занимался вербовкой агентуры, через которую выявлял скрывающихся коммунистов, партизан и советских граждан, проводящих работу против немецких властей. Он также был тесно связан с организацией украинских националистов. Следственное дело на него было отправлено в УНКГБ». Рядом с Горонескулем упоминается еще один украинский коллаборационист: «Гуляев Сергей Андреевич, добровольно поступил в полицию, а потом добровольцем в украинский отряд, и за хорошую работу был выдвинут командиром взвода полиции. Работая в полиции, Гуляев занимался арестами и избиением советских граждан. В июне 1942 года он был направлен для подготовки и переброски в тыл Красной Армии по выполнению задания немецкого командования. Следственное дело закончено и передано в УНКГБ». [57] Итак, налицо конкретные доказательства причастности представителей ОУН в Донбассе к преступлениям немецко-фашистских захватчиков против мирного населения. И примеры их деятельности как нельзя лучше подтверждают сообщение бандеровского летописца Л. Шанковского о «большом влиянии» оуновцев на местную администрацию и полицию. Заметим, что именно в Горловке находился подпольный штаб ОУН Бандеры в Донбассе. Дела Горонескуля и Гуляева, как указано в цитированной справке, были переданы в Управление НКГБ по Сталинской области – следовательно, должны храниться в архиве Донецкого областного управления СБУ.

Помимо участия в гитлеровской оккупационной администрации и вспомогательной полиции, члены ОУН в Донбассе занимались организацией «украинской армии» - коллаборационистского формирования, создаваемого гитлеровцами на Востоке Украины с целью содействия войскам вермахта в борьбе с Красной Армии, а также для выполнения полицейских функций на оккупированной территории. Вербовка «добровольцев» зачастую происходила в лагерях для советских военнопленных, которых гитлеровцы подвергали антисоветской и националистической обработке, а зачастую просто принудительно включали в «украинскую армию» под угрозой голодовки или расстрела. Региональным центром вербовки «добровольцев» стал Мариуполь, где находился «добровольческий штаб», который руководил процессом организации этих коллаборационистских частей.

Изученные и опубликованные автором документы Государственного Архива Донецкой области, касающиеся вопроса об организации и деятельности в регионе «украинской армии», показывают, что данное формирование создавалось при прямом участии украинских националистов, с применением принудительных методов вербовки. При этом «украинские добровольцы»

участвовали в карательных экспедициях против советских партизан. За «борьбу против большевизма» служащие «украинской армии» получали денежное и продовольственное обеспечение для себя и своих семей. [58] Подробные сведения об организации «украинской армии» на территории Днепропетровской области и Донбасса содержит сообщение начальника 4-го Управления НКВД СССР Павла Судоплатова (легендарный советский разведчик, лично ликвидировавший в 1938 г. в Роттердаме главаря ОУН Евгена Коновальца) от 5 декабря 1942 г. [59] В документе говорится: «С февраля месяца 1942 года немцы приступили к формированию «добровольческой украинской национальной армии». В этих целях они предварительно произвели переучет всех военнообязанных с 19 до 45 лет. Набор «добровольцев» в украинские части производился в райцентрах военными отделами, а формирование происходило в городах Кременчуг, Кривой Рог, Днепропетровск, Сталино и Мариуполь. Вербовка «добровольцев» в украинскую армию производилась путем вызова в военный отдел военнообязанных, где им предлагалось «добровольно» вступить в «украинскую национальную» армию и при этом объявлялось, что последняя будет защищать только интересы Украины. Отказавшихся почему либо вступать «добровольно» в армию, немцами рассматривались, как неблагонадежные, арестовывались и отправлялись в специальные концлагеря, имеющиеся в г.г. Кременчуге и Днепропетровске.

Для подготовки командных кадров в г.г. Кривом Роге и Днепропетровске организовывали офицерские школы. Курсанты в этих школы набирались из украинских националистов, быв. командиров Красной Армии. Преподавательский состав в школах состоит из немецких офицеров-инструкторов. Обучение рядового состава «украинской армии» производится уже выпущенными из школы офицерами – украинцами, под наблюдением немецких офицеров.

Дисциплина введена палочная.… Наиболее надежные «украинские части», сформированные из петлюровских элементов, немцами используются для борьбы с партизанами…. Украинские националисты разъезжали по селам и агитировали крестьян вступать в «свою» армию, которая будет защищать их же интересы». Таким образом, создаваемая гитлеровцами при прямом содействии ОУН коллаборационистская «украинская армия» должна служить орудием Третьего рейха в войне против СССР, а на местах использовалась в карательных акциях против советских партизан, дублируя функции «украинской вспомогательной полиции».

Таким образом, украинское националистическое подполье в Донбассе было напрямую связано с немецко-фашистским оккупационным режимом, его местной администрацией и военизированными формированиями (вспомогательной полицией и армией). ОУН в Донбассе, как и по всей Украине, была причастна к преступлениям гитлеровских оккупантов против мирного населения и принимала определенное организационное участие в общей войне фашистской Германии против СССР. Более того, находившиеся в Донбассе украинские националисты открыто признавали Советскую власть своим главным врагом, оправдывая целями борьбы с ним даже сво участие в оккупационных учреждениях гитлеровцев. Доказательств реальной, а не листовочной, антифашистской борьбы ОУН в Донбассе не имеется, тогда как компрометирующих националистов фактов достаточно. Миф об «украинском освободительном движении» в Донбассе является тенденциозной и целенаправленной исторической фальсификацией и связан с современными попытками возрождения неофашизма на Украине и в Донбассе в частности.

Достаточно вспомнить, что в «оранжевую» эпоху предпринимались демонстративные акции националистического характера, направленные на популяризацию ОУН – УПА и создание положительного образа бандеровцев в шахтерском крае. Автор был очевидцем ряда подобных мероприятий, организаторами которых являлись представители радикальных и в то же время маргинальных для Донбасса националистических сил, которые действовали при поддержке тогдашней «оранжевой» власти. Так, в феврале 2008 г. в Донецке была проведена пропагандистская выставка СБУ «УПА: История непокоренных», в ходе которой презентовались стенды с тенденциозно изложенной историей ОУН – УПА, фотографиями Бандеры, Шухевича и других «вождей» националистического движения. В мае 2009 г. эта же выставка была представлена в Донецке вторично, но уже не с такой «помпой», что, вероятно, было вызвано негативным отношением донецкой общественности к первой выставке. Затем 14 октября 2008 г. на бульваре Пушкина в Донецке состоялся «фестиваль повстанческих песен», на котором исполнялась одиозная бандеровская песня «Лента за лентою» и прославлялись «герои» из УПА.

Спустя год, 18 октября 2009 г. в Донецке состоялся несанкционированный митинг в честь ОУН – УПА, проведению которого на этот раз уже воспрепятствовала милиция. Те же националистические силы, что пытались навязать населению Донбасса культ «героев» ОУН – УПА, зимой – весной 2009 г.

организовали пропагандистскую политическую кампанию по переименованию Донецкого национального университета – ведущего учебного учреждения региона и Востока Украины – в честь известного украинского националиста, диссидента Василя Стуса.

В течение 2006-2007 гг. Донецкий областной совет и Донецкий городской совет неоднократно принимали обращения к президенту Украины, Кабинету министров и Верховной Раде с осуждением попыток реабилитации ОУН – УПА, пропаганды национализма и фальсификаций истории. [60] Центральная «оранжевая» власть все подобные обращения, направляемые из всех регионов Юго – Востока, сознательно игнорировала, продолжая насаждать украинский национализм в гуманитарной политике. 29 марта 2011 г. Донецкий областной совет принял обращение к народным депутатам Украины с предложением принять законы о предотвращении и противодействии пропаганде нацизма и фашизма на Украине. В своем обращении Донецкий областной совет подчеркнул: «Развитие событий в последние годы показывает, что потенциальная угроза возрождения неофашизма становится реальностью. Особую тревогу вызывает переход националистов от слов к действиям – организация неофашистских маршей, расправы над памятниками, которые происходят на территории всей Украины, в том числе и в Донецкой области. Эти действия граждане Украины, в том числе наши избиратели, считают оскорбительными, направленными на пропаганду насилия и межнациональной розни, раскалывают общество и несут угрозу существованию Украины». [61] Таким образом, проблема эскалации радикального украинского национализма в Донбассе получила официальное признание со стороны органов местного самоуправления. Остатся надеяться на практическую реализацию местными властями конкретных мер по профилактике проявлений национализма и сохранению общественного согласия в Донбассе.

Завершая настоящий обзор деятельности украинских националистов на Востоке в Донбассе, следует отметить, что «украинизация» стала характерной чертой проводимой нацистами «гуманитарной» политики. Искоренение русского языка из общественной жизни, искусственное противопоставление друг другу русской и украинской культур, создание демонизирующего образа России стали повседневной практикой оккупационного режима, который создали нацисты и обслуживали националисты. Функционеры обеих фракций ОУН (Бандеры и Мельника) оказывали активную помощь немецкофашистским колонизаторам в борьбе с «русификацией» Восточной Украины и Донбасса. Повсеместно насаждалась «мова», хотя в действительности предлагаемое ими язычие скорее являлось галицким диалектом и значительно отличалось от литературного украинского языка, разработанного в Советской Украине. Примечательно, что на местах «украинизация» проводилась националистами, в чьих руках по согласованию с германскими властями находилась оккупационная пресса, учебные учреждения, низший и средний бюрократический аппарат. Однако инициаторами и кураторами проводимой «украинизации» являлись даже не «вожди» ОУН, а рейхсминистр «оккупированных восточных территорий» Альфред Розенберг и нижестоящие функционеры Третьего рейха. 13 января 1942 г. А. Розенберг издал распоряжение «Касательно использования языков в Украине», которое регламентировало порядок насаждения украинского языка и вытеснения русского в рейхскомиссариате «Украина». В распоряжении А. Розенберга говорилось:

«Официальным языком украинской администрации является украинский язык. Это касается как внутренних межведомственных связей, так и общения с населением через общие официальные сообщения или отдельные постановления… Русский язык наряду с украинским надлежит использовать при служебном общении немецких учреждений и украинской администрации лишь там, где подавляющее большинство населения разговаривает на русском языке (в больших городах, в промышленных округах Донбасса, а также в областях, размещенных возле восточной границы бывшей советской Украины). Нужно и далее постепенно способствовать использованию украинского языка как официального, как только будут созданы для этого соответствующие условия». Как видно из указаний А. Розенберга, рейхсминистр вс-таки отдавал себе отчет в невозможности полного игнорирования русского языка и даже выделил Донбасс среди других русскоязычных регионов Советской Украины, рекомендуя постепенную «украинизацию» в этих местах.

Одновременно А. Розенберг предписал обязательное изучение украинского языка как в украиноязычных, так и в русскоязычных областях, причем наметил следующий способ «украинизации» русскоязычных регионов: «Украинизация русских областей в рейхскомиссариате «Украина» проводится путем заселения украиноязычного и выселения русскоязычного населения, так что благодаря политике украинизации украинский язык постепенно вытеснит русский». [62] Помимо этого, рейхсминистр Востока особо подчеркнул необходимость тотальной «украинизации» оккупационной прессы: «Газеты и другая печатная продукция должны принципиально издаваться на украинском языке». [63] Итак, «украинизация» русско-культурных областей Украины, то есть и Донбасса тоже, по плану А. Розенберга означала банальную депортацию русскоязычного населения и замену е украиноязычным – видимо, как более лояльным Третьему рейху. В этом реакционном плане рейхсминистра фашистской Германии можно увидеть сходство с меморандумом ОУН Мельника от 14 апреля 1941 г., в котором планировалась колонизация территории современного Донбасса переселенцами из Галиции. Кроме того, можно провести ряд аналогий с сегодняшними лозунгами украинских националистов, которые также требуют от русских и русскоязычных оставить территорию Украины («чемодан – вокзал – Россия» и т.д.). Также стоит заметить акцент А. Розенберга на «украинизации» прессы как основного инструмента нацистской пропаганды на оккупированной территории, который предназначался для соответствующего идеологической обработки русскоговорящего населения восточных областей. Продолжая данную политику, 6 июня 1942 г.

А. Розенберг издал для рейхскомиссариатов «Остланд» и «Украина» относительно изучения языков местного населении. В приказе отмечалось: «В рейхскомиссариате «Украина» изучение украинского языка считается обязанностью тамошних служащих гражданской администрации. Русский язык в этих областях ни в коем случае не должен иметь поддержку». [64] Таким образом, русский язык лишался «поддержки» со стороны Третьего рейха, тогда как украинский язык должен был играть разъединительную, дезинтеграционную функцию в смешанном русско-украинском обществе Украинской ССР. Вообще с первых же месяцев фашистской оккупации Украины А. Розенберг старался проводить политику провокации розни между русским и украинским народами, культивировать среди украинцев германофильства и русофобии. В связи с этим уместно привести директивы А. Розенберга о ведении пропаганды на Украине от 16 декабря 1942 г., которые предписывали: 1. Необходимо разжигать ненависть к Москве – и не только к большевизму, который является виновником нынешнего ужасающе бедственного положения страны, - но и ненависть ко всему великорусскому вообще, против которого Украина боролась во времена Хмельницкого и позднее вместе с Карлом XII. 2. Необходимо разбудить воспоминания о голодоморе миллионов, о двадцатилетней непрерывной борьбе большевиков против украинских селян, которые были когда-то сознательными собственниками».

[65] Как видно из цитированного документа, нацистский идеолог А. Розенберг был одним из первых, кто сформулировал основные «каноны» фальсификации совместной российско-украинской истории, определив такие «символические» сюжеты, как «союз» Украины со шведским королем Карлом XII или голод 1930-х годов. Здесь нельзя не отметить полного совпадения нацистских пропагандистских планов, сформулированных рейхсминистром Востока, с исторической риторикой современных украинских националистов.

Можно не сомневаться, что гуманитарная политика «оранжевого» режима, спекулировавшего на проблеме голода 1930-х годов и т.д., буквально повторяет пропагандистские мифы нацистских колонизаторов.

Однако осуществить запланированную «украинизацию» русскокультурных областей Восточной Украины и Донбасса нацистским идеологам и ОУН не удалось. Вопреки всем принимаемым мерам (принудительный перевод делопроизводства, прессы и преподавания в школах на украинский язык, непрекращающаяся антисоветская и русофобская пропаганда, насаждение «украинских», то есть националистических и прогерманских, кадров), большинство русскоязычного населения Востока не отказалось от своей идентичности. Несмотря на перевод большинства оккупационных газет в Донбассе на украинский язык, гитлеровцы вынуждены были издавать в Сталино русскоязычный «Донецкий вестник», где на русском языке публиковались статьи антисоветского, националистического и антисемитского содержания. Даже бандеровцы признавали, что листовки на украинском языке не встречают интереса у русскоязычного населения и потому писали их на русском языке. В документе ОУН о положении в восточно-украинских землях (апрель 1943 г.) содержатся следующие рекомендации на этот счет: «Для изготовления листовок и обращений к народу обязательно привлечь творческий, но местный (восточно-украинский) элемент, ибо окончательно нужно избавиться от чисто ГАЛИЦКИХ И ОПОЛЯЧЕННЫХ СЛОВ И ВЫРАЖЕНИЙ, что встречаются в каждой листовке, брошюре или книге. Местному простому люду обязательно нужно говорить о его мыслях и его собственном горе, его желании и задаче его собственным, а не чужим (или с чужой примесью) ЯЗЫКОМ». [66] Данное признание ценно тем, что показывает непопулярность националистической идеологии среди русско-культурного населения Востока, которое воспринимало бандеровцев именно как выходцев из Галиции, как чуждый элемент. В послевоенной брошюре некий А. Ковач (очевидно, националист-эмигрант) в таких выражениях писал о трудностях «украинизации» Востока Украины и Донбасса: «Высокий процент русских и жидов в важнейших центрах Украины придавал им чисто русский характер.

Душителями украинской национальной жизни была русская интеллигенция и чиновничество, что занимали руководящее положение в культурноадминистративной жизни порабощенной Украины. В украинском народе этот антиукраинский элемент прозвали «украиножерами» или «черносотенцами». Не случайно русский большевизм для свержения Украинской Народной Республики в 1918-1920 гг. нашел себе «союзников» среди рабочих Донбасса под руководством Ворошиловых, так называемых «красногвардейцев», а Деникин комплектовал свои «добровольческие отряды» из русского мещанства и сельских помещиков». [67] Итак, Донбасс в представлении украинских националистов – это «антиукраинский» и «черносотенный» край, который имеет «чисто русский характер» и враждебен для украинского национализма. В цитированном пассаже А. Ковача важно признание автором русского характера Донбасского края, а также упоминание о сопротивлении Донбасса в 1918-1920 гг. проекту «Украинской народной республики» (УНР), который представляли Центральная рада и затем Директория Симона Петлюры. Таким образом, в своей брошюре А. Ковач невольно подтвердил исконный русско-культурный характер шахтерского края и факт сопротивления Донецко-Криворожской республики украинскому национализму. Ещ одной важной информацией работы А. Ковача является упоминание об издании националистами русскоязычных листовок: «На Донбассе, где украинские рабочие ужасным способом русифицированы, пришлось издавать прессу на русском языке, проводя в ней украинскую национальную линию. Подпольная Организация Украинских Националистов-революционеров в своих печатных изданиях обращалась к рабочим Донбасса также на русском языке». [68] Но даже русскоязычная пропаганда украинского национализма, обращенная к русскоязычным же украинцам – жителям Донбасса не снискала ОУН популярности в регионе. Тоталитарная идеология украинского национализма, коллаборационизм его представителей с нацистскими оккупантами, отсутствие реальной борьбы националистов против оккупационного режима, антисоветский характер националистической пропаганды не могли расположить население Донбасса к этому движению. Даже современный украинский историк, один из ведущих деятелей «украино-центристской» историографии Анатолий Кентий констатировал: «Если большинство населения на Востоке позитивно воспринимало критику нацистской оккупации, то ему трудно было понять одновременно враждебное отношение бандеровских эмиссаров к СССР, вооруженные силы которого несли в это время основную тяжесть борьбы с нацизмом». [69] Националистическая пропаганда, заметил А. Кентий, не могла истолковать населению оккупированной Украины пассивный характер деятельности ОУН и активный характер советского антифашистского сопротивления: «В условиях нацистской оккупации и постоянно возрастающих репрессий, украинскому народу трудно было постичь, почему призывы к борьбе за создание украинской державы не связываются с необходимостью решительного сопротивления оккупантам, почему на площадях и улицах городов, других населенных пунктов нацисты вешают коммунистов, которых националистическая пропаганда выставляла врагами Украины. На эти вопросы население не находило удовлетворительного ответа от ОУН». [70] Современные идеологические последователи ОУН – УПА и связанная с ними конъюнктурная историография и по сей день не могут представить внятные и конкретные доказательства «антифашистской борьбы» украинских националистов, включая и «подполье» ОУН на Востоке, которое по сравнению с советским антифашистским подполье слишком массово и «презентабельно» было представлено во вспомогательном аппарате гитлеровской оккупационной администрации.

Такова была политика фашистской «украинизации» Восточной Украины и Донбасса. Если внимательно проанализировать языковую «украинизацию», проводимую в годы Великой Отечественной войны нацистами и оуновцами, нельзя не заметить явной аналогии форм и методов принуждения русскоговорящего населения к отказу от своей традиционной языковой культуры и идентичности. И в период гитлеровской оккупации, и в постсоветский период на Украине практиковалась насильственная «украинизация» русскоязычного населения, без всякого учета мнения данного населения, якобы «русифицированного», а желает ли оно «украинизироваться» или же предпочитает сохранять свою русско-культурную идентификацию. Вместо этого применялись чисто административные методы «украинизации», проявлявшиеся в принятии комплекса мер по принуждению русскоговорящих граждан переходить как минимум в официальных учреждениях, а как максимум и в быту, на украинский язык, вернее, на его галицкое наречие. Помимо собственно административной «украинизации», проводилась широкомасштабная националистическая и русофобская пропаганда, цель которой состояла в дискредитации русского языка и русской культуры, России как страны и русских как народа перед русскоговорящими украинцами, побуждение последних добровольно отречься от своей традиционной идентификации. Подобные тенденции, наверное, могут вписываться в логику режима нацистской оккупации, тем более что нацистский порядок был осужден мировым сообществом по итогам Второй мировой войны. Однако применение подобных же методов «украинизации» в современной Украине, начиная с 1992 г. и по сегодняшний день, не могут не вызывать озабоченности у всех демократически мыслящих граждан. Русскоязычное население Востока Украины и Донбасса уже претерпело подобные гуманитарные «эксперименты» во время гитлеровской оккупации. Стоит задуматься над сегодняшними процессами дискриминации русского языка в независимой Украине, ведь вопрос функционирования русского как родного языка для большинства населения Донбасса и Востока сохраняет свою актуальность и в начале XXI века.

Русский язык является неотъемлемой частью и ярчайшим, нагляднейшим проявлением великой русской культуры, которая отражает оригинальную самобытность русского народа, и давно уже превратилась в транснациональную культуру по своему существу. Русский народ создал поистине «великий и могучий» язык, что превратился в необходимое средство социальной и межнациональной коммуникации на всей территории, определяемой ныне понятием «Русский мир». Русский – это не только язык великого народа, создавшего свою самобытную цивилизацию и государственность, народапротектора, берущего на себя высокую историческую ответственность за судьбы других народов, исторически проживающих совместно с русскими. В современных условиях информационного общества русский язык на всм пространстве бывшей Российской империи и СССР является языком бытового общения, языком науки и культуры, без него невозможны гуманитарное и техническое развитие, прогресс литературы и искусства. Наконец, без знания и понимания литературного русского языка невозможно постичь смысл самого Русского мира как цивилизации и культурно-исторического феномена.

Конечно, и два других восточнославянских языка – украинский и белорусский – также несут на себе отпечаток древнерусского язычия и в чем-то сохраняют самобытность старорусской культуры. Гармоничное развитие трех восточнославянских языков должно способствовать единению трех восточнославянских народов, тогда как искусственное противопоставление указанных языков друг другу, тем более – насильственное угнетение какого-либо из них лишь препятствует их естественному генезису, провоцирует противостояние и раскол между частями, по существу, одного культурного комплекса.

Затрагивая «языковой вопрос» на III Ассамблее Русского мира ( г.), глава Русской Православной Церкви Святейший Патриарх Кирилл подчеркнул: «Чтобы понять роль русского языка, надо иметь ясное представление о его генезисе. Хотел бы напомнить, что русский язык тоже стал плодом совместных усилий людей разных национальностей. Он возник как средство общения между разными народами. Поэтому необходимо прилагать усилия по сохранению и распространению этого общего достояния… Однако, высоко ценя роль русского языка, мы не должны забывать и о различных коренных языках Русского мира: об украинском, белорусском, молдавском и о прочих. Они обогащали и продолжают обогащать многоликую культуру Русского мира. Кроме того, они не раз оказывали прямое влияние на развитие общерусского языка… Они могли бы существовать наряду с центрами русской культуры или быть их органической частью, но ни в коем случае одно не должно создаваться в противовес другому как некая конфронтационная площадка, потому что все эти культуры есть органические части единой культуры Русского мира». [71] Остатся лишь сожалеть, что после развала СССР в ряде постсоветских государств, в том числе на Украине, развернулась целенаправленная кампания по искоренению русского языка из информационной сферы и общественной жизни, которая в течение двадцати постсоветских лет не только не прекращается, но временами приобретает вс более циничные и русофобские очертания. Проблема защиты, сохранения и развития русского языка и русской культуры на пространстве бывшего СССР является своеобразным тестом для сообщества Русского мира – способно ли оно отстоять свою традиционную идентичность, противостоять бешеной гуманитарной колонизации.

Дискриминация русского языка и, соответственно, его носителей – русско-культурных граждан разных национальностей давно уже стала составляющей компонентной гуманитарной и общественно-политической жизни в независимой Украине. Вот уже почти ровно двадцать лет русский язык и русская культура подвергаются в «самостийной» Украине унижениям и гонениям. Проживающие в республике этнические русские воспринимаются в лучшем случае как люди второго сорта, нежелательный элемент или «пятая колонна» Москвы, «российские оккупанты». Восточные русскоязычные украинцы рассматриваются как, с одной стороны, «жертвы» российскоимперской и советской русификации, а с другой – как «изменники украинского национального дела» и чуть ли не «пособники» тех же «российских оккупантов». Само российско-украинское двуязычие, традиционно сформировавшееся на Украине, трактуется как однозначно негативное явление. Фактически украинское государство, сделав западно-украинский национализм эрзацем тоталитарной государственной идеологии, проводит политику насильственной «украинизации» едва ли не половины собственных граждан, пытаясь отнять у них традиционную православную веру, правдивую историю, родной язык и исконную идентичность.

Пожалуй, наибольший цинизм данной ситуации заключается в том, что нынешняя «самостийная» Украина создавалась в 1991 г. под лозунгами российско-украинского равноправия и двуязычия. Тот же Леонид Кравчук, ставший из Первого секретаря ЦК КПУ и Председателя Президиума Верховного Совета Украинской ССР первым президентом «незалежной» Украины, публично обещал, что русские будут жить на Украине лучше, чем в России, а евреи – лучше, чем в Израиле. Будучи кандидатом в президенты Украины в 1991 г., Л. Кравчук даже издал специальное обращение «К русским соотечественникам», в котором обещал: «Я буду делать вс, от меня зависящее, для полного удовлетворения политических, экономических, социальных и духовных запросов русского населения, для государственной защиты его законных интересов. Ни в коем случае не будет допускаться насильственная украинизация русских. Любые попытки дискриминации по национальному признаку будут решительно пресекаться. Гарантирую вам сохранение полнокровных, беспрепятственных связей с Россией и другими суверенными государствами бывшего Союза, возможность поддержания свободных контактов с родственниками и друзьями за пределами Украины». [72] Однако все эти обещания Л. Кравчука и последующих украинских президентов, желавших заручиться поддержкой миллионов русских избирателей накануне выборов, так и не были выполнены. Сразу же после установления независимости от союзного центра на территории Украинской ССР началась насильственная «украинизация», которая уже к середине 1990-х годов достигла значительных «результатов». Хотя принятый еще в 1989 г. Закон Украины «О языках в Украинской ССР» гарантировал официальное использование в республике русского языка и устанавливал его статус как языка межнационального общения на территории Украины, в реальности русский язык превратился во второстепенный по сравнению с «державной мовой». Примечательно, что закон «О языках в Украинской ССР» и сегодня является частью действующего законодательства Украины, но его нормы фактически не исполняются. Между тем, подтверждая действие закона «О языках в Украинской ССР», ещ 1 ноября 1991 г.

Верховным советом республики была принята «Декларация прав национальностей Украины», которая гарантировала обеспечение всех национальнокультурных потребностей жителей республики. В статье 3 Декларации говорилось: «Украинское государство обеспечивает своим гражданам право свободного использования русского языка. В регионах, где проживает компактно несколько национальных групп, наравне с государственным украинским языком может функционировать язык, приемлемый для всего населения данной местности». [73] Декларация прав национальностей до сих пор остается частью действующего законодательства Украины, однако о национальном равноправии украинские власти всех мастей вспоминают разве что для популизма. Точно так же украинским государством игнорируются соответствующие «гуманитарные» статьи Большого договора о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между Украиной и Российской Федерацией от 31 мая 1997 г., хотя межгосударственный договор имеет даже большую юридическую силу, чем национальное законодательство. Согласно статье 12 Большого договора 1997 г., «Высокие Договаривающиеся Стороны обеспечивают защиту этнической, культурной, языковой и религиозной самобытности национальных меньшинств на своей территории и создают условия для поощрения этой самобытности. Каждая из Высоких Договаривающихся Сторон гарантирует право лиц, что принадлежат к национальным меньшинствам, … свободно выражать, сохранять и развивать свою этническую, культурную, языковую или религиозную самобытность и поддерживать и развивать свою культуру, не испытывая каких-либо попыток ассимиляции вопреки их воле. …Высокие Договаривающиеся Стороны способствуют созданию равных возможностей и условий для изучения украинского языка в Российской Федерации и русского языка в Украине, подготовки педагогических кадров для преподавания на этих языках в образовательных учреждениях и предоставляют для этой цели равноценную государственную поддержку». [74] Таким образом, Украина как государство взяла на себя международные обязательства по развитию русского языка и русской культуры на своей территории, обязавшись не допускать принудительной ассимиляции проживающих на Украине русских. В статье 24 Большого договора 1997 г. отдельно говорится о гарантиях русскоязычного телерадиовещания на Украине: «Стороны совместно разрабатывают и реализуют взаимовыгодные программы развития материально-технической базы телевидения и радио, в том числе спутникового вещания, обеспечивают на паритетной основе организацию теле- и радиопередач, в Украине – на русском языке, в России – на украинском языке». [75] В 1990-е годы фактически единственным российским телеканалом, имевшим прямое вещание на Украине, являлась бывшая Первая программа Центрального телевидения СССР – Всероссийская государственная телерадиокомпания «Первый канал «Останкино» (с 1995 г. «Общественное российское телевидение» - ОРТ). Однако уже во время второго президентского срока Л. Кучмы российские телеканалы на Украине были вытеснены в сеть кабельного телевидения. Но «оранжевые» власти развязали борьбу даже с кабельным российским телевидением, не говоря уже о вытеснении русскоязычного вещания на центральных украинских телеканалах. Аналогичная дискриминация русского языка произошла и в кинотеатрах – все зарубежные кинокартины «оранжевая» власть обязала дублировать на украинский язык, игнорируя мнение русскоязычных зрителей.

«Оранжевая революция» и последовавшие за ней события в гуманитарной политике Украины стали апогеем «украинизации», стартовавшей в 1990е годы. На рубеже 2004/2005 гг., согласно исследованиям Института социологии НАН Украины, треть населения страны считала русский родным языком, 36% общались на нем в семье, и 21% семей были двуязычными, а половина населения выступала за официальный статус русского языка [76]. Однако «оранжевые» националисты развернули новую кампанию насильственной «украинизации», результатом чего стало умышленное нарушение прав русскоязычного населения и подавление русского языка, что было отмечено в резолюции II Всеукраинского съезда депутатов советов всех уровней в г. Северодонецк 1 марта 2008 г. [77]. Как было заявлено на съезде, на Украине уничтожено более 3 тыс. школ; если в 1991 г. в школах с русским языком обучения находилось 3 млн. 268 тыс. учащихся, то в 2007 г. около 400 тыс.

[78]. Вторым съездом в Северодонецке была одобрена специальная «Декларация прав русской культуры и культур других народов Украины». [79] Тем не менее, как ни прискорбно, все заявления второго Северодонецкого съезда так и остались декларативными и не получили реализации в практической плоскости. «Белая книга насильственной украинизации», о которой в числе прочего говорилось на съезде, так и не создана по сей день, хотя материалов для не было и есть предостаточно. Тем временем «оранжевые» власти фактически саботировали Европейскую хартию региональных языков, зато разработали проект «концепции государственной языковой политики в Украине», ограничивающий русский язык и права его носителей якобы в интересах «титульной» нации [80]. Правовой нигилизм украинских властей был отмечен даже в рекомендациях верховного комиссара ОБСЕ по делам национальных меньшинств (август 2009 г.), который призвал украинское государство расширить возможности развития русского языка [81]. Неприглядные факты вытеснения русского языка из общественной жизни, науки, образования, культуры, средств массовой информации, судопроизводства, наряду с националистической фальсификацией истории, были отмечен в послании Президента Российской Федерации Дмитрия Медведева к Виктору Ющенко от августа 2009 г. [82].

Следует отметить, что даже после прихода к власти в январе – феврале 2010 г. политических оппонентов «оранжевых» - Партии регионов и е лидера Виктора Януковича дискриминационное положение русского языка на Украине не претерпело существенных изменений. Большая часть националистических введений «оранжевого» режима продолжают по инерции сохраняться в гуманитарной сфере Украины и в настоящее время. Положение с русским языком – лишь одно из наиболее наглядных и ощутимых. Как заявила в 2010 г. президент Украинской ассоциации преподавателей русского языка и литературы, доктор филологических наук Людмила Кудрявцева, на Украине до сих пор не отменены 78 дискриминационных указов по отношению к русскому языку, которые ограничивают его применение. [83] По данным Л. Кудрявцевой, в сфере образования Украины сохраняется дискриминация русского языка, происходит ползучая «украинизация» образовательных учреждений, при этом чиновники сознательно способствуют сокращению русскоязычного обучения. [84] Достаточно добавить, что в русскоязычной Донецкой области русских школ всего 176, а украинских 390, кроме того, есть 514 школ с обучением на двух языках, но из них 360 украинских школ с русским классом; таким образом, в области больше 83% школ или полностью украиноязычные, или украиноязычные с русским классом. [85] В связи с этим довольно показательна реакция действующей власти Украины, которая обещала своим избирателям государственный или как минимум региональный статус русского языка. Так, в ходе телеэфира 25 февраля 2011 г. президент Виктор Янукович признался, что еще не изучал предложенный рядом депутатов законопроект о языках на Украине, при этом сославшись на невозможность упрочения статуса русского языка на данный момент. В своем выступлении В. Янукович заявил: «...Я рекомендую вам учить украинский язык, говорить на нем. И это будет нормально. Как и вы должны учить иностранные языки. И я советовал своим внукам, чтобы они учили украинский язык, свободно на нем говорили, пели на нем… Мы живем на Украине, на ее земле…». [86] Надо полагать, это был ответ президента В. Януковича своим русскоязычным избирателям, которые голосовали за него на президентских выборах 2010 г. в противовес националистическим кандидатам.

Стоит заметить, что подобную же «языковую» риторику («мы живем на Украине – значит мы украинцы, должны говорить по-украински» и т.д.) в свое время использовали предшествующие президенты Украины Л. Кравчук, Л.

Кучма и В. Ющенко. Утверждения о проблемах повышения статуса русского языка в конкретный момент, о необходимости «единства нации» и недопущения «раскола страны» постоянно присутствовали в выступлениях украинских президентов на «языковую» тему.

Касаясь вопроса о нерешенности проблемы русского языка на Украине и причинах игнорирования данной проблемы именно теми украинскими политиками, которые получили поддержку со стороны русско-культурного населения, автор хотел бы сослаться на мнение одного из ведущих деятелей Партии регионов. Председатель Луганского областного совета, сопредседатель Гуманитарного украино-российского совета Валерий Голенко ещ в 2009 г., выступая на конференции по «языковой» проблеме, высказал следующее видение причин е игнорирования (текст выступления ввиду его актуальности приводится с минимальными купюрами): «…Все мы – все, кому небезразлична судьба русского языка в Украине, русской культуры – позволили превратить эту тему во многом в дежурную, а временами и вовсе в разменную монету для разного рода политиканов. Являясь членом Партии регионов, у которой тема защиты русского языка, признания его вторым государственным является одним из важнейших положений программы партии, я вынужден признать: в политической сумятице, имеющей место в стране в последние годы, наша политическая сила практически ничего не сделала для реального воплощения лозунга в жизнь.

Этот вопрос и мной, и другими членами партии поднимался неоднократно. Ответ был стандартным: еще не время! У нас нет большинства в парламенте, необходимого для решения вопроса такого масштаба, зато есть насущные дела борьбы за власть… Вс это, наверное, правильно. Но хотел бы напомнить от имени луганчан и своим вышестоящим партийным товарищам, и … бывшим партнерам по коалиции 2006 года из Коммунистической партии, что тогда была возможность если не признать русский вторым государственным, то постараться дать ему особый статус в регионах, вернуть ему более широкое применение в общественной, культурной и экономической жизни страны. Для этого не требуется конституционное большинство. Но, повторюсь, интересы текущего момента превалировали, до таких тем руки не доходили.

И сегодня есть желающие поторговать принципами. Опять повторюсь: русский как второй государственный – это не лозунг выборной кампании, а основное положение партийной программы регионалов. Именно на нем во многом базируется то внимание, которым наделяет нас избиратель.

А он не собирается прощать ни двурушничества, ни предательства, ни игнорирования своих интересов «на время». В какую бы красивую обертку это ни заворачивали!

Нам же в последнее время некоторые партийные генералы регулярно предлагают принципами поступиться – якобы ради того, чтобы создать новую коалицию, способную взять власть, объединиться, так сказать, ради спасения Украины… И почему спасение Украины должно базироваться на русофобстве – выполнении прямого заказа Запада при открытом презрении того же Запада к судьбе нашей страны? Какого бы ранга не был политик, призывающий к этому, но избиратель его на такие шаги не уполномочивал, и этот избиратель вряд ли поддержит тех, у кого нет чести и совести исполнять то, что ранее было обещано!». [87] Такова современная политическая конъюнктура, препятствующая полноценному признанию русского языка украинским государством и его свободному развитию на всей территории Украины, прежде всего в традиционных русско-культурных регионах. Пока же проблема русского языка остатся нерешнной и отодвинутой на задний план, будет продолжаться насильственная «украинизация», которая по своим формам и методам вс больше напоминает свои коллаборационистские образцы оккупационной эпохи. Вот почему осмысление фашистской «украинизации» середины ХХ века приобретает особую актуальность в тревожных реалиях общественной жизни Украины начала XXI века. Новейшая «украинизация» заставляет проводить определенные параллели между нацистской и современной «украинизацией», поскольку в обоих случаях очевидна идеологическая и институциональная роль украинского национализма в данном процессе.