«Василий Ершов Рассказы ездового пса Василий Ершов Это книга рассказов-иллюстраций: о нелегкой летной работе, о задачах, об ошибках, о принятии решений, о стихии, о проблемах, просто о хороших людях. Все это было со ...»

А если для человека вся жизнь заключена в одной его трудовой деятельности, если помимо нее он и не мыслит себя… значит, надо такую деятельность по возможности продлить. Многие летчики стремятся летать как можно дольше. Их страшит вероятность оказаться за бортом летной работы. И они тщательно берегут здоровье, свой рабочий инструмент, настраиваются на стайерский темп деятельности - и добиваются в этом достаточно серьезных результатов.

Нина Васильевна - одна из таких пилотов. Она строго следит за своим здоровьем.

Физическая культура, обязательная русская баня, спокойный образ жизни, мудрость возраста - все это вывело нашу героиню в самые первые ряды летных долгожителей. А уж долгожительниц - и сравнить ее не с кем. Она одна такая. Любому летчику, да и не только летчику, ставлю ее в пример. И как старое выдержанное вино с возрастом только набирает силу и улучшает вкус, так старый летчик является носителем опыта, который с годами, отлежавшись, приобретает качество драгоценности.

Что из того, что стала хуже реакция, рассеивается внимание, слабеет зрение - это все неизбежно. Но эти признаки старости компенсируются тем, что мудрый человек побывал в тысячах ситуаций, он ЗНАЕТ КАК, в отличие от молодого, который еще не испытал и побаивается неизведанного.

Нина Васильевна Литюшкина за свои двадцать, с хор-рошим хвостиком, тысяч часов в воздухе испытала и переварила в себе столько, что нынешней летной молодежи-то не снилось. Да, времена нынче другие, другие правила игры… но Воздух-то один! И крепкие крылья Женщины-пилота до блеска им отполированы. Они не дрогнут ни в какой ситуации:

не тот у Литюшкиных характер! И в огромном багаже летного опыта Нины Васильевны всегда найдется случай, момент, ситуация, которая подскажет, как действовать нынче.

Нет износа старому воздушному лайнеру Ту-154. Нет износа и старой летчице, изучившей этот прекрасный лайнер во всем его разнообразии, сложности и мощи. Только на нем Нина Васильевна пролетала двадцать семь лет… и дальше летает, и дай Бог подольше.

Лучики морщинок в уголках глаз - это не признак старости, нет. Это Божья награда пожилой Летчице за верность Небу. Такие лучики надо заработать - и очень долгими тысячами часов, вглядываясь в бескрайние небесные глубины.

Когда я смотрю на прекрасные женские руки, спокойно сжимающие вытертый до блеска штурвал, слышу уверенные команды, чувствую реакцию стотонной махины на тонкие движения - я хочу целовать эти руки, руки Женщины, руки Пилота. Красота этих рук не в силе, не в умении - хотя все это есть в полной мере - но, главное, красота этих рук - в беззаветной любви к Небу. И при новой встрече я снова поцелую эти руки. Они этого достойны.

Красноярская школа летного мастерства и сейчас еще хранит коллективный опыт полетов в сложных метеоусловиях, накопленный за долгие годы освоения сибирского Севера. Несмотря на то, что в наши дни правила игры меняются, основой безопасности полетов все равно остаются мастерство, слетанность и здравый смысл, которыми красноярцы всегда отличались.

Родной для меня Норильск. Заходим лютой зимой, кругом полярная ночь, и сполохи полярного сияния трепетной занавесью прикрывают Северный Полюс.

Звезды вокруг нас; тонкий серпик месяца почти не освещает сплошной слой облаков под самолетом. Но в его неверном свете все-таки видно, как несется под нас неровная верхняя кромка облачной вуали. Вскочили в темноту… выскочили… несется в лоб темный бугор… мрак… мрак. Багровые отблески маячка периодически подсвечивают туманную темноту.

Вывалились: внизу справа море огней - это город. Над трубами Надежды огромные хвосты дыма, тянутся на северо-восток. Правильно: ветер давали юго-западный, приличный.

Снос на посадке будет влево, нос машины - вправо; значит, огни полосы увижу в районе левой стойки фонаря кабины.

Вижу слева марево огней над перроном Алыкеля. Подходим к третьему развороту… шасси… закрылки 28… Экипаж работает.

Что-то странно: огни вроде видно, а видимость дают четыреста, по огням девятьсот, минимум погоды. Предел. Ну, поземок… Ветер ведь пятнадцать метров в секунду… и минус сорок один! Не очень жарко, прямо скажем.

Норильский поземок надо знать. Посадочная полоса в начале своем вроде как бугорком, мы это называем "Норильский пупок". Ветер дует справа сбоку и поднимает на бугорке этот поземок, плотным слоем, высотой где метр, где полтора. Под ним прячется бетон полосы, и на какой высоте надо заканчивать выравнивание самолета, знает только опытная пилотская задница. Это орган, обладающий шестым, седьмым и всеми остальными чувствами. Если она у пилота есть - это от Бога; если нет… лучше бросить и уйти. Правильно говорят старики про талантливых пилотов: "у него в заднице гироскоп с тремя степенями свободы".

Для тех у кого гироскоп слабенький, созданы правила типа: выравнивать самолет, принимая верхнюю границу поземка за поверхность ВПП.

Ага. А потом с этой высоты машину ронять об полосу. Надежно. Но… от удара гироскоп из задницы напрочь может вылететь.

Эти уроки далеко позади. Это еще на Ил-14 в семидесятые годы я так учился садиться… да хорошие учителя - низкий им поклон - таки вставили мне хороший гироскоп и хорошо его раскрутили. До сих пор держит ось.

Я знаю, как. В Алыкеле пришлось садиться не одну сотню раз, и его пупок - как мой собственный. Мы его оближем.

Справа сидит очередной второй пилот, которому надо передать опыт. Поэтому я оговорил все нюансы еще наверху, а сейчас, по мере приближения к земле, я комментирую с показом руками. Вот смотри, как ЭТО делается.

Тут еще добавилась снежная взвесь какая-то, и видимые было издалека огни полосы размылись и затянулись кисеей, потом кашей, потом плотной занавесью, а потом мы вновь вскочили в облачка - а до полосы-то три километра.

Я спокойно держу стрелки и веду учебный процесс. Обращаю внимание человека на то, что сейчас главное, объясняю тенденции, комментирую мои команды и реакцию самолета.

Посадка на пупок означает, что полоса набежит своим уклоном под колеса быстрее, чем обычно, а значит, надо начать выравнивать пораньше. Я еще раз напоминаю бортинженеру, что режим работы двигателей будем убирать попозже, строго по моей команде, и, скорее всего, так: " 78, 75, пла-авно малый газ".

На высоте принятия решения мы выскакиваем перед торцом, носом вправо; огни полосы проецируются где-то за стойкой фонаря… таки снос! Короткий взгляд на приборы: все как вкопанное - ну и замри.

Огни полосы размыты, это скорее светлые пятна над туманом. Вот где-то между ними прячется подстерегающий нас пупок, и я его таки оближу.

- Торец, пятнадцать! Десять! Пять!

Я чуть подтягиваю штурвал. Чуть-чуть. Самолет загружен хорошо, правильно, центровка нормальная, нос не тяжелый и не легкий.

- Три метра! Три! Два! Два!

Ага: машина идет параллельно бетону, теряя скорость, но еще держится, благодаря режиму двигателей, который я не убираю. Подо мной марево клубящегося поземка; пятна огней уходят в стороны и назад, но это - краем глаза. Заодно видно и крены, тоже краями глаз.

Пупок где-то под нами. Сейчас бетон начнет потихоньку уходить вниз: перелом рельефа кончился. Если ничего не делать, пролетим еще немного и хлопнемся. Но я делаю то, что ввергает в ужас второго пилота: чуть-чуть толкаю штурвал от себя.

- Что Вы делаете? - лепечет он.

- Облизываю… Режим 78! 75! Пла-авно малый… - и машина еле слышно цепляет колесами за бетон. Мы обогнули пупок на минимальной высоте, и падать просто неоткуда.

Гироскоп помог.

Катимся в косом поземке, и кажется… ой, чего только не покажется, если не распустить взгляд по пространству, не выключить напрочь фары и ориентироваться только по проявившимся вдруг боковым огням полосы. В темноте же того поземка не видно, и сразу восстанавливается ориентация в пространстве.

Перед рулежной дорожкой на перрон снова включаю фары, и тут же кажется, что едем боком влево назад… - Учись, парень, пока я еще жив. И не переживай: через полгода и ты научишься.

Был полет на Сахалин в апреле. Так получилось, что нужна была проверка техники пилотирования недавно утвержденному в должности пилота-инспектора Игорю Окуневу, хорошему, перспективному молодому летчику. Проверяющих рангом выше меня в этот день на базе не нашлось, и слетать с ним в Южно-Сахалинск, записать эту, по сути, формальную проверку, доверили мне. Как летает Окунев, я знал еще, когда он раньше попадал ко мне в экипаж вторым пилотом. Каков уровень его грамотности, я убедился, когда мы вместе с ним в ЛШО занимались разработкой какой-то технологии полетов на Ту-154. И вот, после перерыва, вновь сидим рядом в пилотской кабине: он слева, я справа.

Мне было интересно наблюдать, как растут люди в профессионализме. Сам много сил приложил, чтобы тот профессионализм у молодых был завязан на здоровом честолюбии мастера, на осознании своего достойного места в этой жизни, на умении показать товар лицом. Я сам это умею, и нынче с удовольствием приглядываюсь, как работает молодой пилот-инспектор с командирского кресла.

Ну - от зубов отскакивает. Мой опытнейший экипаж, слетанный за период более десяти лет, охотно выполняет команды, и полет проходит легко. Это тот случай, редкий, кстати, когда проверяющий не является инородным телом в кабине. Это - Капитан. Путь его далеко вперед, а "Тушка" - уже пройденный этап.

Полет как полет. Ночь прошла, Хабаровск позади, солнце в глаза, чуть засасывает в дрему, но уже скоро снижение. И тут погода в Южно-Сахалинске начинает ухудшаться:

белая мгла… Видимость близка к минимуму, заряды в тылу прошедшего циклона насыпали позднего снега на полосу, коэффициент сцепления ухудшился до предела, перрон чистят, а полосу пока нет. Ждут нашей посадки, чтобы быстренько закрыться и сгрести тающий снег с бетонки.

Весеннее южное солнце нестерпимо слепит, закрылись от него шторками, надели темные очки. Скоро войдем в облачность, кисеей расстелившуюся внизу, там потемнеет.

Но не тут-то было. Эта кисея, взвесь, из которой тут и там торчат низкие вершины весенней кучевки, полна снега. Она и есть снег, она из него состоит, и каждая снежинка сверкает на солнце яркой точкой; сквозь скопище этих точек, объединенных в одну сияющую, бьющую в глаза люстру, нам заходить.

А внизу белое поле девственно-чистого снега. Он покрыл все, и нет темных пятен, чтобы зацепиться глазу. Нет теней в этом размытом ослепительном пространстве. Не видно фонарей подхода, огни высокой интенсивности не просматриваются, свет вокруг равен им по силе, контраста нет. Прибор у синоптиков выдает цифры видимости на полосе, подходящие нам для захода, но и эти цифры на пределе.

Предпосадочная подготовка - критерий мудрости капитана. Как он расставит приоритеты, как распределит роли в экипаже, какие нюансы выделит, какие факторы учтет?

Мне это все профессионально интересно. Прислушиваюсь: да он практически повторяет то, что я всегда в таких условиях говорю. Это - школа. И я рад за молодого коллегу, которому после меня и моих ровесников нести и приумножать наш общий опыт дальше.

Но ты ж покажи и руками… Мне в таких условиях, как старшему на борту, предстоит решить нелегкую задачу. При слепом заходе, то есть, когда пилотирование практически до земли будет производиться по приборам, а посадка буквально на ощупь, вне четкой видимости бетона, кто-то должен подстраховать пилота, осуществляющего активное управление самолетом, от случайного крена перед касанием. Ибо крен, допущенный в последние секунды и не замеченный пилотом, может сбить точное направление движения самолета и увести его центр тяжести в сторону крена. А это уже не исправить на пробеге, и пробег пойдет под углом к полосе - и за обочину. Хоть как ты там тормози одной тележкой шасси, хоть как выворачивай колеса передней ноги - они пойдут юзом. И - по фонарям!

Вот и надо решить: или взять пилотирование в свои руки и садиться, надеясь, что мой огромный опыт позволит приземлиться без крена, что проверяемый подстрахует, или доверить посадку ему, а самому, не пытаясь искать землю на приземлении, держать по приборам без крена до касания. И потом: какая ж это проверка, когда на самом сложном этапе проверяющий загодя отбирает управление?

Ну, давай, Игорь! Я на твое мастерство надеюсь.

А на нашей памяти был такой случай. Командир эскадрильи, уважаемый, опытнейший пилот, отец родной, проверял, скажем так, не очень выдающегося капитана. И пришлось садиться на заметенную свежим снегом полосу, да еще в снегопаде. Комэска, зная средние способности проверяемого, не очень-то ему доверял; поэтому землю искали оба. И на выравнивании, когда все внимание командира эскадрильи было обращено на то, каким темпом подводит тяжелую машину к земле его подопечный, тот допустил крен. Проследить по авиагоризонту и исправить этот незначительный, пару градусов, крен было некому. В результате посадка-то получилась мягкой, но машину понесло на фонари обочины; потом удалось снова выскочить на полосу.

Инцидент. Кто виноват? Конечно, старший на борту. Благородный комэска принял всю вину на себя: неправильно распределил обязанности в экипаже, что привело к инциденту, угрожающему безопасности полетов. А как порядочный человек - подал рапорт на пенсию.

И ушел, хотя все знали, что снял его с летной работы проверяемый капитан.

Игорь заходит по приборам. Спокойно держит директорные стрелки в центре прибора, скорости как влитые, курс - все строго, все стабильно. Команды негромкие, но отчетливые, газами не сучит, обороты постоянны - не заход а образец. Ну, ясное дело, старается. Кто со мной летает, все стараются. Это не хвастовство. Был не один случай, когда проверяющие высокого ранга записывались ко мне, официально - вроде как меня проверить, а сами просили штурвал: "я слетаю?" А после посадки, переминаясь, просили у меня, рядового капитана, замечания по их полету. Чего ж мне теперь-то стесняться своего авторитета. Этим гордиться надо. И Игорь Окунев так же старается показать мне свое мастерство.

Здесь нет никаких человеческих интриг, подковерной возни, подхалимажа, тонких нюансов унюхивания настроения начальника, ходов, комбинаций и прочего мусора человеческих отношений, широко практикуемого среди наземных людей. Здесь тебя проверяет стихия, а рядом сидит старший брат твой, и ты горд показать ему, как ты умеешь ЭТО делать. И ты счастлив, что легко можешь справиться, что ты - Мастер. И я, тоже Мастер - мы понимаем друг друга.

Красноярская школа работает. И ничегошеньки не видно вокруг - одна яркая белая темень. Слепящий мрак. И мы - иголочка на ладони стихии - уверенно ползем к торцу полосы. Как долго тянутся эти минуты… Звонок дальнего маркера, размеренный отсчет штурманом высоты и скорости, редкие команды капитана. Лицо спокойно и сосредоточенно. Руки на штурвале… Руки на штурвале надо видеть. В длинной цепи взаимосвязи рецепторов, осмысления, анализа, реакции, принятия решения - и это все за секунду! - руки пилота - конечный исполнительный механизм. И от того, как воздействуют они на штурвал, зависит жизнь. И как же прекрасны чуткие руки пилота, и какое же наслаждение любоваться незаметными со стороны, но так понятными профессионалу точными движениями, когда кажется, что руки просто спокойно сжимают рукоятки, а машина летит сама.

- Сама летит? - Игорь отпускает штурвал. - Летит, - утверждает он и снова спокойно кладет руки на рога.

Ну, молодец. Раскован. Мастер, язви его… Экипаж работает вдохновенно. Каждому из моих ребят доводилось не раз летать с другими капитанами, есть с кем сравнить. Тут - сплошное удовольствие. И тон команд домашний. Свой человек.

Тем временем на полосе заканчивается суета машин. Самолет было уже вошел в глиссаду, как дернулась на приборе курсовая стрелка: какая-то машинка, сруливая с полосы, попала в зону курсового маяка. Дальше стрелки спокойны: нам подготовили все условия для посадки.

За бортом море света. Подходит высота принятия решения; я украдкой поглядываю за приборную доску, вперед: там белая мгла.

Игорь спокойно ведет машину к земле. Он уверен: раз стрелки в центре, скорости стабильны, обороты двигателей постоянны - куда она денется. Это - уверенность мастера, сотни и сотни раз убеждавшегося, что такая последовательность действий, такой ход обстоятельств захода приведут машину точно на полосу.

На высоте принятия решения, где-то метрах на семидесяти над землей глаз ухватывает какое-то движение под нами. Не всмотришься, не разберешь, просто края глаз улавливают перемещение. Это называется "контакт с наземными ориентирами установлен". И если бы прокурор спросил, видел ли я землю, я бы поклялся, что видел. Только вот ориентироваться по приближению той видимой земли, как к ней идет самолет, я бы не смог. В белой мгле это невозможно, и не нужно, и вредно. Надо просто идти и идти по приборам, а увидев краем глаза это перемещение окружающего пространства на вопрос штурмана "Решение?" ответить:

- Садимся. - И дальше вести машину по стрелкам, ожидая, что вот-вот впереди вплывут в поле зрения зеленые огни торца полосы.

Они и вплыли, неестественно близкие и неожиданно не такие, как представлялось в мозгу. Слишком широко, бледно - и без ожидаемого серого бетона за ними. Просто зеленые огни поперек курса на белом фоне.

А дальше на этом белом тянулась пологим зигзагом серая полоса, прочищенная от снега одной-единственной машиной; и на сером периодически просматривалась белая осевая линия.

Вот грамотный руководитель полетов: успел-таки напоследок прогнать машинку по бетонке, хоть неровно, но указав нам направление, и чтоб было за что ухватиться взгляду на выравнивании. Вот почему были у нас помехи при входе в глиссаду. Ай, спасибо, братУмница!

У меня хватает опыта одновременно видеть и работу проверяемого, и поглядывать за креном. Но кренов нет - Мастер и есть Мастер. Невесомая посадка чуть подхваченного в последнюю секунду самолета, реверс… Я контролирую выдерживание капитаном направления на пробеге, работу тормозов, управление передней ногой… Класс.

Развернулись, порулили к перрону. Строгие линии следов нашего пробега шли точно по осевой линии. Ну что тут скажешь.

Я вот здесь и сказал то, что человек заслужил.

Столкновения самолетов в воздухе происходили с рождения авиации; происходят они и по сей день. Люди удивляются: ну, ладно еще, автомобили на перекрестке дорог. Жизнь заставила установить светофоры, а до них были регулировщики с жезлом. Да нынче и просто на дороге такая давка машин… Но небо-то огромное! Дорога широкая, можешь выше, ниже, стороной обойти, разойтись… разве сравнить с городским движением.

Оно-то поначалу и было так: увидел в воздухе аэроплан - от греха подальше, потянул за палочку, проволочка натянулась, повернула руль, и твой аппарат тихонько себе отворотил в сторонку. Аппараты, сотворенные из палочек-веревочек и полотна, парили над землею в пределах видимости. Век еще не вступил в гонку за скорость в воздухе.

А нынче? Как ты заметишь крошечный самолетик в бескрайнем небе, да еще против солнца, или в ночной темноте, или в облаках, да еще несущийся со скоростью пули. Как сможешь оценить, кто кому наперерез, проскочит-не проскочит, выше-ниже, успеешь-не успеешь… Каким усилием искривить траекторию полета, хватит ли запаса по перегрузке, успеют ли просто среагировать исполнительные механизмы?

Пришлось воздушное движение упорядочить. Ввели границы воздушных трасс.

Организовали контроль их пересечения. Разработали и внедрили систему интервалов.

Создали службу диспетчеров, оснастили ее чуткой аппаратурой, связью. Кровью жертв написали законы. И теперь полет воздушного судна зажат в такие рамки - и в пространстве, и во времени, - что кажется, полностью исключена возможность столкновений.

Нет, не исключена. Воздушный транспорт, как, впрочем, и любой другой, есть прежде всего сфера повышенной опасности. Летать - опасно. Как, впрочем, опасно использовать любой вид транспорта. Все дело - в степени опасности. Ведь и в спорте тоже так: травм и опасности для жизни больше не в боксе или парашютизме, а в теннисе, регби, футболе, на велосипеде. Потенциально большую опасность люди обставляют более сложной и надежной системой мер безопасности. И в этой системе летать на самолете гораздо, во много раз безопаснее, чем не только ездить на автомобиле, а и даже чем ходить пешком по городу.

Вероятность наступить на банановую корку - "упал - очнулся - гипс" - гораздо, многократно опаснее для человека, чем сесть пассажиром в самолет. И по абсолютным цифрам полеты на самолетах - самые безопасные. Ну, гибнет в авиакатастрофах сотня-другая людей в год да, трагедия. А сколько просто убивается на гололеде? А в такси? От гриппа больше умирает. Это - вроде как и не трагедия. Хотя смерть в авиакатастрофе - мгновенна и нечувствительна.

Летчик понимает, что работа его опасна, как это понимают и моряк, и шофер.

Вырабатывается профессиональное чувство опаски и готовности; человек научается зажимать это чувство в себе и тщательно отделять его от панического страха за жизнь (чем, кстати, грешит достаточное количество пассажиров воздушного транспорта). Постоянная готовность к борьбе за жизнь превращается в профессиональный навык, редкостный, кстати, в офисах, навык. Когда от страха у иных возникает паралич воли, летчик справится с ним быстрее. Руки сработают автоматически - результат долгих тренировок.

Но среагировать мало. Надо еще и строго дозировать действия органами управления, иначе со страху можно резким маневром и самолет сломать. Даже ставят специальные тугие пружинные загружатели, чтоб если с перепугу и хватанешь судорожно руля, то твое действие ушло бы на борьбу с пружиной, а рулю досталось немножко… и самолет уцелел.

Нет, время диктует другие меры безопасности, отличные от простого реагирования пилота. Это целая система управления воздушным движением. И хотя в этой системе роли реакции пилота уделено достаточно внимания, все же, учитывая нервную перегрузку в полете, надо вводить умную автоматику, которая заранее подскажет, какого руля куда судорожно хватануть. Жаль только, что весь авиационный прогресс, касающийся безопасности полетов, приходит к нам с Запада, и опирается он на само собою понятные истины… понятные на Западе, человеку с западным менталитетом.

Так было с пресловутым типом авиагоризонта, основного прибора, по которому пилот определяет пространственное положение машины в условиях вне видимости линии естественного горизонта. Один тип авиагоризонтов - "вид с самолета на землю". Это когда на приборе нарисован неподвижный силуэтик самолета, а относительно него накреняется линия горизонта: чтобы ты, сидя в том самолете и накреняясь вместе с ним, и с тем силуэтиком, видел как бы естественный горизонт и представлял, что вокруг тебя накреняется огромный мир. Так просто казалось американцам, и они протолкнули идею на весь мир.

А у нас, россиян, свое видение мира. Наш авиагоризонт представляет "вид с земли на самолет". Мы "видим" свой полет как бы со стороны. Не Земля вращается вокруг меня, а я, как бы из космоса, наблюдаю себя, вращающего "бочку" относительно Земли. Такой образ полета позволяет, образно говоря, не закружиться голове. В соответствии с таким образом полета и создан наш отечественный авиагоризонт: линия искусственного горизонта нарисована на приборе неподвижно, а относительно нее качается силуэтик самолета.

Если на американском для того, чтобы определить крен, возникший в горизонтальном полете, приходится сначала "вжиться в образ", что это ж "не горизонт наклонился", а "я относительно горизонта"… то на русском надо просто, увидев, что силуэтик самолета накренился, штурвалом выровнять его, а тем временем решать свою задачу полета. И ни во что вживаться не надо.

Может быть, пример из житейской практики поездок по железной дороге поможет читателю понять логику восприятия движения по двум различным системам авиагоризонтов.

Вот сидит человек и смотрит в окно вагона на стоящий рядом вагон другого поезда. Он ждет отправки своего. Он представляет, что вагон тронется сюда, вперед.

И вдруг… его вагон поехал назад! Но через несколько мгновений до человека начинает доходить: оказывается, это тронулся вперед соседний поезд, а из вагона кажется, что поехал назад ты, а ты еще стоишь.

Чтобы понять, какой поезд куда поехал, приходится сопоставить несколько представлений о своем положении в пространстве. И "вжиться в образ" своего движения.

Вот так пилотируют по американскому авиагоризонту. Ты не думай, а реагируй, как если бы пространство поехало относительно тебя, кажется американскому конструктору. А русский человек должен видеть всю картину вокзала и движения обоих поездов как бы сверху - и тогда ему все понятно: я, маленькая букашка в огромном пространстве, движусь относительно его, огромного, вот так. Русский авиагоризонт работает по принципу: сквозь окно соседнего поезда я вижу неподвижный вокзал. И кто из нас первый тронется с места и в какую сторону поедет, я увижу в момент страгивания, без "вживания в образ", потому что у меня есть к чему привязаться сразу, изначально.

Сколько сломано копьев в спорах… Сколько произошло катастроф только из-за того, что пилот в критической ситуации "вживался" в образ полета, терял на это пару-тройку драгоценных секунд… и когда до него тот "образ" доходил, было уже поздно что-то делать.

Сколько нервов потрачено нашими выдающимися авиационными психологами в битвах с дубинноголовыми производителями авиационных приборов, с "кабинетными летчиками"… Слава Богу, дошло. Тридцать лет воевали! Таки сдвинулось.

Я пролетал тридцать пять лет. Десять тысяч часов я налетал на самолетах с авиагоризонтами "русской" системы и десять тысяч на "Ту", где стоит "американский" прибор. И так и не привык быстро на него реагировать. Всегда приходится раздумывать пару секунд и "вживаться". А на Ан-2, Ил-14 и Ил-18 я просто реагировал на крен, без затей - и моментально. И при этом очень хорошо представлял себе движение моего самолета маленькой иголочки - относительно огромного неба. И как практический летчик я только и могу сказать: это ж каким умным дураком надо быть… Русский летчик привык опираться прежде всего на здравый смысл. Американский, как мне кажется, - на слепое исполнение вдолбленных правил.

И вот на Западе придумывается система, предупреждающая пилота об опасном сближении с другим самолетом в воздухе. Она сама определит степень опасности и подскажет пилоту в какую сторону хватануть. И тому, встречному-поперечному - тоже подскажет, одновременно. Молча реагируй, хватани руля, только самолет резким движением случайно не сломай. И разойдетесь. А на земле сидит диспетчер - еще одно звено той же системы, живой человек. Он может ошибиться и дать не ту команду. И американский пилот, следуя вдолбленному правилу, послушается не диспетчера, а выполнит команду прибора. А русский… русский будет искать здравый смысл и оценивать ситуацию.

И, следуя здравому смыслу русского менталитета, скорее выполнит команду живого человека, чем новой для него, не совсем еще понятной, чуждой системы предупреждения.

Может, вот поэтому и произошла катастрофа над Боденским озером?

Не все однозначно в летных законах. Я привел два примера, вроде бы противоречащих друг другу. Ну, вот еще. Когда, уйдя на пенсию, я от скуки стал подлетывать на компьютерном флайт-симуляторе на разных типах самолетов, американских, кстати, с пресловутыми авиагоризонтами… да бог с ними, - меня поразила простота решения задач с помощью автопилота на американских самолетах.

Если наш отечественный автопилот, почти на любом типе самолета, представляет довольно неуклюжую и сложную систему, со сложным пультом управления, рассчитанную на непрерывную связь руки и рукоятки (ввел в разворот - вывел из разворота, перевел в набор - вывел из набора в горизонтальный полет, нажал кнопку удержания высоты), то американский на удивление прост. Окошко с цифрами, ручка изменения этих цифр. Набрал цифру курса - самолет сам войдет в разворот, довернет до той цифры, выйдет из разворота и будет удерживать тот курс. Набрал цифру высоты - самолет будет стремиться занять высоту согласно цифре - и удерживать ту цифру. Набрал цифру заданной вертикальной скорости автопилот будет снижать машину с этой вертикальной. Разница в том, что на нашем автопилоте, когда в запарке тебе задали эшелон, ты переводишь самолет в набор и следишь, следишь, следишь, чтоб не проскочить. Когда ввел в крен, курс начинает меняться, и ты следишь, следишь, следишь, чтоб не проскочить. И пока ты приспособишься точно переводить из набора или снижения в горизонт с целью выдержать по прибору стрелку на цифре заданной высоты - уйдет масса времени и внимания. Потом, конечно, приходит умение… но оттого и сложен наш самолет, оттого и требует экипажа в четыре человека.

Пока мы гуртом решаем задачи простого пилотирования при помощи автопилота (а точнее, боремся с автопилотом и приспосабливаемся к нему), американский экипаж из двух человек свободно решает задачи воздушного движения, причем, гораздо более сложные на Западе, чем у нас в Сибири, и решает их гораздо быстрее и эффективнее.

Столкновения самолетов, как известно, чаще всего происходят при изменении до того стабильных параметров полета. Шел ты, шел, и если уж попросил более высокий эшелон так и ты, и диспетчер зорко должны следить за пересечением встречного эшелона.

Просчитывается время, интервалы… такая задача решается легко.

А если тебе дали занимать высший эшелон, а встречному разрешили снижение - где, на какой высоте вы разойдетесь? А если по пути перекресток? А если диспетчеру срочно надо покинуть рабочее место, а сменный за спиной не успел вникнуть в "картинку"? А если его отвлекли? А если на этом перекрестке пересекается целый пучок трасс? А если в районе грозовая деятельность? Таких "если" в сложнейшей и ответственнейшей работе диспетчеров воздушного движения в любое время - выше крыши. А рабочий инструмент один: микрофон.

По моему пилотскому разумению работа диспетчера есть самая что ни на есть мужская; это братья наши в авиации, как и технари. А ведь среди диспетчеров немало и женщин… Рабочие качества диспетчера: ответственность, способность к предвидению, быстрому анализу ситуации и расчетам в уме, интуиция и чутье, пунктуальность, эрудиция, решительность, оперативность, умение руководить, чувство хозяина неба - все это роднит небесных ездовых псов с нашими небесными проводниками-диспетчерами.

Но… ошибаются все.

Как мне не хватало в полетах именно такого вот свойства автопилота: запоминать заданную ему высоту, занимать ее и выдерживать. Каюсь, были случаи, проскакивал заданный эшелон. К счастью, встречных-попутных бортов поблизости не было. После посадки шел на вышку, объяснялся, извинялся… Иной раз - прощали, иной - катили телегу.

Обидно было, когда, в увлечении учебным процессом, на снижении, в момент, когда у ученика начинал получаться трудный элемент полета, вдруг весь экипаж хором кричал "Высота!" - и… проскочили… А за спиной ведь пассажиры. Хватанешь штурвал… только крякнешь. Хорошо, если по ходу надо было снижаться и дальше, но под руководством уже другого диспетчера… они там, может, рядом сидят… доложишь заданную высоту (хотя уже проскочил ее) - диспетчер отпускает на связь с преемником. А тот, понимая ситуацию, дает дальнейшее снижение. И инцидент исчерпан.

К старости у меня все больше и больше стало рассеиваться внимание, все больше и больше шероховатостей я допускал, не имея сил удерживать в одном узле и пилотирование, и учебный процесс, и решение задач воздушного движения. Как-то проскочил в Сочи эшелон, и хоть в зоне было вообще пусто, ретивый диспетчер раскрутил инцидент. И я понял: это последний звоночек. Может, это была одна из последних капель, переполнивших чашу принятия решения об уходе с летной работы. Не хватает внимания - надо уйти вовремя.

Слишком велика ответственность, а возможности человека постепенно исчерпываются.

Диспетчеры тоже живые люди. Знаю немало случаев, когда "сводили" самолеты в воздухе, в то время как задача диспетчера - развести самолеты подальше.

Еще со времен полетов на Ил-14 запомнилась картинка. Над Большой Муртой, что севернее Красноярска, снижались мы в кучевых облаках, снижались по команде диспетчера, днем, и вдруг в разрыве из-под нас высунулся громадный и страшно близко видимый фюзеляж Ил-18. Он был так близко, что отчетливо видны были заклепочные швы на обшивке; диски винтов, подсвеченные прорвавшимся сквозь разрыв лучом, напоминали циркульные пилы… Впечатление - как будто сидишь на спине у гигантской акулы… Ужас сковал тело. Мы прекратили снижение, отвернули, опасаясь влететь в спутный след огромного лайнера, и он величаво скрылся в облаках.

Диспетчер нервно вызвал нас… и осекся. Воцарилась тишина. Через минуту, видимо, убедившись, что метки на экране разошлись, и взмокнув всем телом, диспетчер хриплым голосом отпустил нас на связь с подходом… и ждал реакции. Мы промолчали о сближении:

всем все понятно.

Был случай, когда пермский диспетчер как-то дал одному нашему борту временно встречный эшелон (в исключительных случаях это допускается, диспетчеры знают в каких), а потом в силу каких-то обстоятельств упустил из внимания. А навстречу шел другой красноярский борт. Когда диспетчер опомнился, борты разошлись на одном эшелоне так близко, что, как шутя рассказывал потом в курилке капитан Зальцман, он разглядел в кабине встречного борта спящего за штурвалом капитана Бреславского.

Говорят, тот диспетчер потом приезжал к ним замаливать грехи. И обошлось будто бы это ему не меньше двух ящиков водки. Не знаю, я при этом не присутствовал. Но твердо усвоил верность неписаного закона штурманов: нельзя строго выдерживать высоту заданного эшелона. Хоть на двадцать метров, а ниже или выше. Их это и спасло, может быть.

А что: иной раз летишь в ясном небе, а навстречу борт идет столь точно, что, не дай бог, на одной высоте… Может, и правда: а если бы у нас у всех были эти, американские автопилоты, что выдерживают высоту строго по цифре… А вы говорите, небо просторное… Инцидент-то раскрутился отчего. В одном из этих экипажей летел штурман, который очень любил себя. Ну вот просто любил себя и все. Он, бывало, проснется на полчаса раньше экипажа, уходит в ванную и долго, с любовью бреет лицо. Потом натирает и умащивает его благовониями… целый портфель этого добра возил с собой. Так вот, когда он случайно увидел мелькнувший под носом в непосредственной близости от себя, любимого, встречный борт, нервы его не выдержали, и он заорал в эфир как мартовский кот. Я бы промолчал. Достаточно представить, что пережил тот несчастный диспетчер еще за пультом, когда метки сошлись… и уже не успеешь! Такой урок обычно - на всю жизнь.

И все равно, вероятность таких ошибок все-таки невелика. Как в любом серьезном деле, существует контроль, и контроль над контролем, и перекрестный контроль. И везде присутствует человеческий фактор. Никуда его не денешь. Идут процессы обучения и смены кадров, сидят за пультами стажеры, и диспетчер-наставник, такой же живой человек и такой же старик, как и я, может ошибиться или где-то не удержать в памяти узел решения всех задач сразу.

Но цена ошибки… Пепел Днепродзержинска должен всегда стучать в сердца диспетчеров.

Там, в Днепропетровской зоне, за пультом управления полетами как раз присутствовал стажер, и была передача ответственности, и были накладки, и минутная потеря бдительности, в то время, когда на перекрестке один Ту-134 снижался, а другой набирал высоту. В этой сложной динамической коллизии спеклись в один огненный ком судьбы и экипажей, и диспетчеров, и полутора сотен пассажиров, в их числе - ташкентской футбольной команды "Пахтакор"… Помню еще случай в районе Магдагачи, что на китайской границе. Обходили грозы, а так как вблизи Госграницы обход разрешен только вглубь страны, то я использовал мощь Ту-154 и запросил 12100, чтобы вылезти выше грозы и не уходить с трассы. Ночь стояла темная, освещаемая только сполохами молний. Грозы светились по всей округе - где дальними зарницами, где бело-голубым, а под нами - багровым заревом внутри отвесной туманной глубины. Машина резво набирала эшелон; мы выскочили из верхней кромки, засверкал чистый звездный небосвод. И только я перевел в горизонт, как мимо пронеслись длинным тусклым рядом светящиеся иллюминаторы встречного борта. Мгновение, вспышка молнии - и пустота.

Никто не проронил ни слова. Откуда идет борт, как попал на встречный эшелон, не имело смысла спрашивать. Диспетчер, решая сложную задачу разводки бортов, где-то допустил промашку. Бортов на связи было много, в эфире стоял гвалт, нам надо было приступать к снижению в Благовещенске… махнули рукой… обошлось, проскочили.

Я не представляю, как решают свои задачи диспетчеры, работающие на сложнейшем переплетении воздушных трасс Европы, там, где Альпы, и границы, и такие же грозы, и плотное, немыслимое для России движение воздушных судов в набитом самолетами воздухе.

Но - решают. Не знаю, дождемся ли мы такого же интенсивного воздушного движения у себя в России. Я-то, уж точно, не доживу.

Сотни тысяч людей висят сейчас, вот в эту секунду, над нашей планетой. Они доверили свои жизни профессионализму пилотов и молятся о том, чтобы не дрогнула рука. Так пусть помолятся и за тех, кто днем и ночью проводит лайнеры по сложным небесным трассам - за братьев моих воздушных, диспетчеров.

Этим мудреным словом обозначается понятие: удобно ли работать экипажу в кабине.

Как расположены органы управления, хорош ли обзор, легко ли читаемы приборы, удобны ли кресла и т.п.

В отличие от большинства современных автомобилей кабины самолетов отличаются друг от друга столь значительно, что диву даешься: ну и фантазия у конструкторов!

Сядь в любой автомобиль - и везде все одинаково. Руль, педаль газа, педаль тормоза, ну, два варианта рычага коробки передач, подрулевые переключатели, панель приборов, панель отопителя… сел, за минуту-две ознакомился - и поехал.

Самолет, конечно, сложнее автомобиля. Разные аэродинамические схемы, разное количество и расположение двигателей; в зависимости от этого - разные системы механизации крыла, расположение и схема шасси, разные системы управления… Все это требует установки в пилотской кабине совершенно различных органов управления: рычагов, кнопок, тангент, выключателей, секторов, вентилей - и прочая, и прочая. И для контроля над работой всех этих агрегатов и систем требуются совершенно различные приборы, а значит, различное расположение пультов и приборных досок. И все агрегаты и приборы включаются целыми рядами выключателей, которые надо разместить под рукой.

Короче, зайдя первый раз в кабину экипажа, посторонний человек останавливается в растерянности: как много всего… и как во всем этом разбирается экипаж… и - зачем все это? Неужели нельзя обойтись без такого - та-акого! - количества?

Оборачивается так, что и нельзя. Я попробую рассказать, для чего в кабине нужно это многообразие и как оно реализуется конструкторами, а заодно, как мы оцениваем эти хитроумные задумки. Может, буду немного субъективен… да простят меня люди несогласные.

Ну, понятное дело, главное в кабине - штурвал. Это понятно любому. Пилотское сиденье, а перед ним на специальной штурвальной колонке установлен этот заветный предмет. И перед другим пилотским сиденьем установлен такой же. Тронь один - шевельнется и другой;

они связаны, понятно, чтобы в любую секунду один пилот мог помочь, подхватить, подстраховать другого, не вставая с места.

Внизу, под ногами, две широких подножки… или педали… а на них еще что-то пристроено. Нажми одну вперед - вторая откачнется назад. И под ногами правого пилота синхронно шевельнутся соответствующие педали-подножки.

Такие органы управления - единственно общие для всех, самых разных типов самолетов.

И на вертолетах, кстати, тоже. Потому что управление летательным аппаратом любого типа осуществляется вокруг трех осей: тех самых геометрических "икс, игрек и зет". Движение штурвала от себя-на себя вызывает подъем и опускание носа; поворот рогов штурвала влевовправо - создание кренов; нажатие педали влево-вправо - поворот носа в соответствующую сторону.

Есть самолеты, где вместо штурвала на полу кабины установлена ручка, качая которую вперед-назад и влево-вправо, пилот управляет машиной; но это на пилотажных самолетах и вертолетах, очень чутких к управлению. А тяжелым самолетом лучше управлять при помощи большого и громоздкого штурвала, не требующего миллиметровой точности, но достаточно тяжелого, чтобы избежать резких движений при управлении инертной машиной.

На самых современных тяжелых самолетах, начиненных компьютерной автоматикой, смелая конструкторская мысль решилась установить на боковом пульте с подлокотником небольшой чуткий джойстик - уменьшенную до предела ручку управления. В кабине такого самолета комфортнее, нет мешающего громоздкого штурвала. Но движения джойстиком должны быть ювелирными. Педали, правда, и на таком самолете остаются, потому что они очень необходимы на разбеге и пробеге: с их помощью выдерживается прямолинейное направление вдоль оси взлетной полосы. И на этих педалях установлены небольшие педальки тормозов колес шасси. Обжимая их, вместе или раздельно, пилот изменяет тормозные силы на правых и левых колесах, а значит, может маневрировать при рулении на земле, либо остановиться. Поэтому при движении по земле, на взлете и на посадке ноги его стоят на больших педалях-подножках, двигают их и могут одновременно и дать большую педаль, и подтормозить маленькой педалькой.

Руление по земле - процесс сложный. Для управления поворотом колес передней, "рулевой" ноги шасси применяется специальный штурвальчик. Он устанавливается в удобном месте под рукой. "Удобное место под рукой" представляется каждому конструктору совершенно по-разному; поэтому штурвальчик этот, или рычаг с грибком, или еще какой-то подобный орган расположен то на основном штурвале, то на штурвальной колонке, то на боковом пульте, а то и вовсе его нет, а поворот ноги осуществляется большими педалями.

Еще одно общее, что объединяет все самолеты, это расположение на приборной доске каждого пилота основных пилотажно-навигационных приборов. Их всегда минимум пять:

авиагоризонт, указатель скорости, вариометр, указатель высоты, компас. Для пилотирования в сложных метеоусловиях, вне видимости земли, этих приборов достаточно.

По авиагоризонту определяется пространственное положение самолета: крен, подъем и опускание носа относительно горизонта. По указателю скорости определяются, в частности, минимальная скорость, ниже которой самолет может свалиться, и максимальная, превысив которую, можно довести самолет до разрушения от скоростного напора. По указателю скорости выдерживают ту скорость, на которой в данных условиях производится снижение перед посадкой. Если ее превысить, самолет не успеет потерять подъемную силу в расчетной точке приземления, перелетит и выкатится.

По вариометру выдерживают необходимый темп набора высоты или снижения вертикальную скорость. По указателю высоты выдерживают высоту полета.

По компасу выдерживают направление полета.

Эти основные приборы расположены в центре приборной доски в таком порядке, который, согласно изысканиям ученых-психологов, позволяет охватывать их одним взглядом и тратить наименьшее время на считывание показаний.

Русские приборы, еще со времен их изобретения и до наших дней, в основном выполнены по одной, хорошо воспринимаемой взглядом, простой схеме: круглый черный циферблат, а на нем редкие белые деления и цифры; стрелки тоже белые. Днем эти приборы отлично видны, не утомляют глаз пестротой, их показания легко читать. Ночью, подсвеченные ультрафиолетовым излучением, фосфорические стрелки и шкалы особенно ясно воспринимаются. Но учеными доказано (в основном, самим себе и своим коллегам), что ультрафиолет вреден, а лучше красная подсветка. А другими учеными доказано, что лучше - белая. И на одних самолетах стоят ультрафиолетовые излучатели, на других мрачно-красный свет, на третьих - явно недостаточно-белый. Добавишь освещение приборов, чтобы хоть видно было, что там они показывают, появляются блики на лобовом стекле, мешающие на посадке.

Чтобы не было бликов, над приборной доской устанавливается козырек. На кромке козырька налеплено всяких световых табло, самых важных - чтобы, значит, в глаза бросалось, если табло вдруг засветится, и сразу принимались меры. Если в полете сбоку изза спины на какое-либо из этих табло упадет солнечный луч, можно ошибочно посчитать, что красное табло горит. Так я раз чуть не запаниковал, когда в щель упал луч прямо на табло "Пожар".

Иностранные приборы отличаются от наших; об отличиях авиагоризонтов я уже писал.

Видимо, учитывая менталитет иноземных летчиков, иноземные конструкторы налепили на простой указатель скорости массу разноцветных индексов, указывающих разные границы скоростей и значительно ухудшающих восприятие из-за рассеивания внимания. Для особо умных добавлен еще дополнительный указатель скорости в виде выскакивающих цифр в окошечке.

Это примерно как умные немцы делают стрелковое оружие. На их пистолетах наворочено всяких рычажков, предохранителей и кнопок - в расчете на то, что пунктуальный немец выполнит все строго по инструкции и выстрелит не в себя, а в цель. А наш ТТ имеет предохранитель - зубчик на курке. Чуть потянул курок на себя, он встал на зубчик - и хоть бросай его на бетон, хоть что делай - не выстрелит. А надо выстрелить взведи курок полностью и жми на спусковой крючок.

Я привожу пример со стрелковым оружием потому, что, на мой взгляд, в нем сконцентрирована вся квинтэссенция психологии и эргономики: ничего лишнего, отвлекающего внимание в момент стресса. И авиационный прибор должен быть устроен по такому же принципу: запомни цифру и выдерживай ее. А желтый, синий, зеленый индексы, секторы, красная черта, еще одна красная черта… это уж для особо одаренных… Практика показывает, что одну цифру запомнить можно, а по индексам… пусть они сами летают.

Новшество - приборы электронные. Вроде они и выразительные, ясные, четкие. Но душа у меня к ним не лежит. Особенно к тем, где ради экономии места соединены воедино разные указатели: путаешься в них.

Из аналогичных древних русских приборов запомнился трехстрелочный указатель температуры, давления масла и давления топлива. Там три стрелки на круглом приборе стоят в виде перевернутой буквы "Т": один взгляд - и ясно, что все в норме. А как только "Т" изменило конфигурацию - значит, один из показателей не в норме, тогда уж отсчитай показания стрелки по его шкале и прими меры.

Еще новшество: попытка как-то так расположить индексы на приборе, чтобы они складывались в картинку, какую пилот увидел бы, если бы видна визуально была посадочная полоса. Эти жалкие потуги разбиваются о суровую реальность. Пилот должен "вжиться" в образ якобы видимого из кабины пространства, создаваемый при помощи хитрых черточек.

А значит - потерять на это драгоценные секунды. Моя практика протестует: я привык к круглым стрелочным приборам - и хоть кол на голове теши, к другим привыкаю с усилием и внутренним сопротивлением.

Один из важнейших пилотажных приборов - вариометр, показывающий вертикальную скорость, в частности, скорость приближения к земной поверхности. В норме при заходе на посадку должно быть 4 метра в секунду, тогда, чтобы погасить эту вертикальную скорость перед касанием о бетон, надо начать выравнивать машину на высоте 6-4 метра. Если вертикальная перед приземлением будет 7, то выравнивать надо уже не на 6 и даже не на 10.

а метров на 15 над землей; если же вертикальную скорость перед торцом полосы допустить до 10 м/сек, то дай бог успеть погасить ее, начав выравнивание машины с 30 метров.

Кинетическая энергия ведь пропорциональна квадрату скорости.

Так вот, вариометр - очень важный прибор, и требования к нему у пилотов строгие:

показания его должны быть легко читаемы и безусловно понятны. И во все времена он представлял собой круглый черный циферблат с горизонтальной - справа налево - стрелкой белого цвета, стоящей против цифры "ноль". И если стрелка поднялась на 90 градусов вверх, то это - набор высоты со скоростью 15 метров в секунду, а вниз - снижение таким же темпом. Редкие, через 5, цифры, нечастые, хорошо видимые деления ценой 1м/сек. И у нас, и у американцев были одинаковые приборы. По ним ту вертикальную скорость легко выдерживать, чуть, на миллиметры пошевеливая штурвальной колонкой от себя и на себя.

На скоростных высотных самолетах на случай экстренного, максимально допустимого снижения (допустим, при разгерметизации на высоте или при пожаре) потребовалось установить еще один, аварийный вариометр больших вертикальных скоростей, до метров в секунду. Когда судорожно сдернешь газы, выпустишь шасси и интерцепторы и начнешь падать к родной земле - быстрее, быстрее! - обычный вариометр крутанет три круга, и попробуй, определи, что же он показывает: снижение или набор. Аварийный же прибор отградуирован крупнее, и его стрелка установится где-то на 75 м/сек, и я буду стремиться по этому прибору выдерживать вертикальную скорость снижения как можно большей - ибо в этом мое спасение.

Так вот, умные конструкторы на самом большом "Боинге", 747-м, прилепили указатель вертикальной скорости на самой боковой границе командно-пилотажного прибора - в виде махонького зелененького индекса, черточки, величиной с булавочную головку… ну, со спичечную. И эта зеленая точка должна дать информацию о важнейшем параметре полета!

А чуть превысишь вертикальную скорость - эта точка и вообще скрывается за краем шкалы.

Ну… умники, что еще сказать.

А может, я слишком самоуверен? Может, мне что-то непонятно в принципах пилотирования этого огромного четырехсоттонного лайнера? Может, мой ездовой менталитет не приемлет чего-то, само собой разумеющегося в среде моих американских коллег?

Ну, не можем же мы принять душой, что в Иране, или в Афганистане делают лепешки из саранчи. А те иранцы не могут понять, как это - употреблять в пищу свинину, поганое для них мясо. Так и с вариометром. Может, американские летчики определяют вертикальную скорость по другим признакам? Может, им и вообще на нее начхать? А может, этот лайнер вручную и вовсе не пилотируют? Автоматике вариометр не нужен, у нее свои датчики, она на них ориентируется.

Но не дай же ж бог, откажет автоматика… Не справится же пилот по той зеленой рисочке, грохнет машину об полосу.

Высотомеры тоже самые разнообразные. Есть двухстрелочные, они показывают километры и сотни метров, каждые отдельной стрелкой, как часы. Есть однострелочные, но с окошком, в котором видны цифры сотен метров, а стрелка показывает километры Есть в футах, есть в метрах. Есть радиовысотомеры, показывающие точную высоту над рельефом;

особенно они важны над торцом полосы - и до касания. Это по показаниям радиовысотомера штурман диктует мне: "Десять, пять, три, два, два, метр, метр, касание, снова два, два… воспарили… Коз-зел!" В училище на Як-18А делал петлю Нестерова, и на отвесном пикировании, краем глаза наблюдая, как быстро вращаются стрелки высотомера, вдруг… потерял малую, километровую стрелку. Выпала из поля зрения. А большая отсчитывала: 600, 500, 400… Как потянул ручку на себя - в глазах потемнело! Выхватил машину в горизонт… и когда кровавая мгла схлынула с глаз, увидел "потерянную" стрелку: она показывала тысячу, а большая триста метров. Тысяча триста! А мне показалось, земля рядом… Молод был, неопытен, внимание распределять не умел.

Как, оказывается, важно суметь в приборе учесть психологию пилотского восприятия, сделать прибор не только удобочитаемым, но и исключающим двоякое толкование его данных.

Компаса понавыдуманы вообще - самых разных систем и дизайна. И цифры в окошечке, и стрелка в виде самолетика, и вращающаяся круговая шкала, и мелкие деления, и крупные, и задатчики курса, и кремальеры всякие, и… Много систем индикации курса, много. Но к компасам взгляд как-то приспосабливается легче, потому что курс, то есть направление полета, меняется плавно. Пока самолет выполнит тот разворот, успеешь разобраться, что куда перемещается, и отсчитаешь, и по мелким делениям скоро научишься тот курс выдерживать, долго и точно. Потому что полет - это и есть долгое и точное выдерживание курса. Это и на морских кораблях так. Только на флотском компАсе (ударение обязательно на "а" - в знак уважения к морякам) раньше были не градусы, а румбы, и рулевой за штурвалом выдерживал в течение всей вахты, допустим, "зюйд-вест", а пилот выдерживает курс двести пятнадцать градусов. Там - тридцать два румба, а у нас - триста шестьдесят градусов. Раз у самолета скорость выше, чем у корабля, то при ошибке в пару градусов можно очень быстро упороть за пределы трассы… а потом прикатит телега.

Приборов много. Все они помогают пилотировать в сложных условиях, и чем более всепогодный самолет, тем, как считает конструкторская мысль, должно быть больше установлено на нем циферблатов. Поэтому на моем Ту-154 установлено аж шесть указателей скорости и шесть указателей высоты - не многовато ли на экипаж из четырех человек? Зато уж - на все случаи жизни.

Кроме приборов есть еще указатели работы разных систем самолета. Остановлюсь на одной из самых жизненно важных - противопожарной. Она должна давать информацию как можно более достоверную: что горит, где горит, горит ли вообще или сигнал ложный, сработала ли автоматика тушения. Кроме того индикация должна подталкивать перепуганного летчика к правильной последовательности действий удобно расположенными органами управления.

Пожар на самолете - это страшно. Это сильнейший стресс, парализующий волю и мышцы. Поэтому на наших тренажерах наизусть отрабатываются действия по скорейшему тушению. По скорейшемуМгновенному! Не успел подумать - руки сами сделали. Да только иной раз сделали… и не то.

А конструктор снисходительно говорит: да нечему там гореть. Горит топливо, а не железо. Перекрой топливо - через полминуты оно само погаснет.

С одной стороны, вроде и правильно. И куда спешить. Тем более что когда первая очередь системы пожаротушения автоматически, по сигналу пожара, сработает, а двигатель не остановлен (так вот задумано умными конструкторами), пожарный кран не перекрыт и топливо под давлением несколько десятков атмосфер бьет из негерметичного трубопровода струей чуть не в руку толщиной… пожар, естественно, не гаснет. Тут бортинженеру полагается привести в действие следующую очередь вручную. А там - ряд ламп-кнопок; при нажатии каждая загорается, что означает срабатывание очереди. А лампы-кнопки расположены в ряд: три - по одной на каждый двигатель, а четвертая - для тушения пожара в отсеке вспомогательной силовой установки, маленького четвертого двигателя, который на земле обеспечивает кондиционирование кабины и другие потребности; причем, стоит эта лампа-кнопка первой в ряду. И вот же психология человеческая: в условиях сильнейшего стресса никак не получается из четырех кнопок: "отсек ВСУ", "двигатель No1", "двигатель No 2", "двигатель No 3" - выбрать без ошибки именно ту. Вот здесь эргономика приобретает весомость гильотины.

У Ильюшина, видать, другие психологи-эргономисты. Там подумали-подумали да и сделали мнемосхему. "На дурака". Над головой на потолочной панели нарисовали самолет, а на каждом его двигателе установили индикаторы и органы управления противопожарной системой. И когда загорится общее табло "Пожар", подними голову и против горящей лампы на мнемосхеме включи тумблер. И все. Не ошибешься.

Ибо там конструкторы понимают: когда внезапно рявкнет сирена или загорится табло "Пожар", летчик на секунду становится дураком. Ну, так устроен человек вообще. И пока он ту секунду дурак - подскажи ж ему просто и толково. Ну, как кнутищем по заднице!

Вот и думаешь себе. А что, если бы высоколобые и оч-чень об себе понимающие, самолюбивые наши КБ - да взяли и сели за стол переговоров. И выработали соглашение, конвенцию эдакую. Взять все лучшее, оправдавшее себя за сто лет эксплуатации летательных аппаратов, и установить стандарт. Лучший пульт автопилота. Лучший пульт управления противопожарной системой. Лучший компас. Лучший авиагоризонт. Лучшее кресло. Все лучшее стандартизировать - и никогда больше не отступать от лучшего в угоду амбициям или еще каким корпоративно-конъюнктурным интересам. Как в автомобилях.

Потому что за амбициями можно проглядеть угрозу безопасности полетов.

И вот, с другой стороны, раз уж такая эргономика, летчик должен сделать над собой усилие, и как в каменном веке, невзирая ни на что - отработать как положено.

Он так и работает. Сидя в тесной кабине Ту-134, бортмеханик каждый раз действует согласно требованию Руководства по летной эксплуатации, где черным по белому написано:

прежде чем приступить к выполнению полета, ознакомься с расположением органов управления на данной машине.

Даже не на данной модификации. Именно - на этой машине, номер 46615-й. Ибо, если зайдешь в кабину машины номер 46851-й, там все переключатели установлены по-другому.

Эргономика до Ту-134 вообще не дошла. По мере усовершенствования конструкции и оснащения самолета новым оборудованием, КБ, махнув рукой на удобство, щедрой рукой рассыпало по всем свободным уголкам приборных досок и пультов что куда влезет. И экипажи чешут репу. Чешут, но таки летают. Больше ж не на чем. И штурман на одной машине сидит в стеклянном носу, на другой - в проеме входной двери в пилотскую кабину, а на третьей - и вообще стоит. Негде приткнуться.

Сделали модификацию Ту-154М под полеты без штурмана. То радиолокатор стоял на козырьке приборной доски в центре, чтоб и штурман, и пилоты могли, повернув его к себе, заглянуть в выдвижное голенище. Так раз без штурмана - давай поставим два! Каждому пилоту! А куда? Да… под мышку. В левый нижний угол, в правый нижний угол. А голенище - зачем оно? Убрали.

И теперь на этих нескольких несчастных машинах пилоты в яркий день не могут определить грозу по своим индивидуальным локаторам: блики не дают. А так как эту авантюру - летать на сложнейшем Ту-154 без штурмана - быстро запретили, то штурман летает… без локатора. Ну не выгонять же второго пилота с кресла. Да и не увидишь же ничего с того пилотского кресла. Изворачивайся, как в каменном веке.

Это вам не в "Мерседесе". И даже не в "Москвиче". Это - острие прогресса человечества:

Большая Авиация.

Перестройка планового социалистического хозяйства бывшего Советского Союза не была подготовлена никаким образом. Правили страной большевики, они же и о перестройке объявили. И начался развал хозяйства. Где до основанья, где постепенно. Но все шло именно по такому пути: старое - на слом, а новое пусть зарождается из первозданного хаоса. Долго ли тот хаос создать.

Но люди-то остались прежние, и мышление у них осталось таким же, как у нескольких поколений народа, живущего без понятия о собственности. Народ этот приворовывал. И если не было чувства хозяина, то уж чувство "крантика" точно было. Найти свой "крантик" на теплом боку родины-мамы, в закромах ее - это было престижно, но, естественно, не афишировалось. И детей надо было пристроить "на крантик" - так обеспечивалось благосостояние будущего поколения, так формировался его менталитет… если, конечно, отбросить в сторону треск официоза. Официозу поддавалась аморфная масса наивняка. Но люди с деловой закваской, которых немалое число есть в любом народе, мыслили прагматично и не собирались дожидаться, когда их накормит внук писателя Гайдар, не стучали кастрюльками по асфальту, не тратили время на баррикадах и презирали слово "дай!" Они предпочитали брать сами - как берет свое хищник… пусть мелкий. Пока мелкий… Теперь-то мы уже видим, кому что удалось… не вдаваясь в подробности, за чей счет.

Как мне кажется, огромная масса чиновничества встретила перестройку, потирая руки.

Люди эти выросли на документах, знали их силу, и они прекрасно понимали, что наступают новые времена, новые законы, и можно будет применить свои знания не на благо государственной машины - какая там еще машина - а на благо своего "крантика".

Как только начался развал - а об этом унюхивают прежде всего в кругах, близких к самым верхам, там у людей не носы, а целые хоботы - масса чиновников высокого ранга стала продумывать схемы распределения ролей в разрешительной системе. Самое важное в мутной воде - это найти направление, которое будет в перспективе обрастать законами. И такое направление определилось.

Раз начинается новая, свободная, хищная жизнь, надо будет брать с кого-то пример, как же эту жизнь обустроить. У кого большой опыт регулирования отношений в конкурентной борьбе? Какой новый способ наведения порядка в сложной системе отношений?

Естественно, кинулись за опытом в Европу, Америку. Мы ж тоже хотим "капитализьму"!

Поучите нас, диких!

Нам снисходительно дали понять, что орду цивилизуют сертификационными требованиями. Все должно - вот так вот сразу! - соответствовать стандартам. Хочешь получить лицензию - будь добр, приведи свою деятельность в соответствие с сертификационными требованиями.

Вот он - крантик! Вот - образец! В Люксембурге нормы вон какие - давайте и у нас установим и будем требовать такие же, в нашей разваленной стране. А так как никто, в нищете нашей, не сможет сходу засоответствовать, потому что потребуются большие деньги, чтобы соответствовать стандарту, - то люди станут искать лазейки. И придут к нам. А мы к тому времени распределим крантики. И денежки потекут. Сколько дашь послабления ("временно, конечно… мы понимаем…") - за столько и заплатят. И пока, временно, станут соответствовать. А мы чуть прикрутим крантик, люди завертятся и побегут к нам за консультацией. Ну, интеллектуальный труд стоит недешево - а вы как хотелиПовертятсяповертятся - и таки заплатят… а куда денешься. Выкрутятся.

По такой схеме сейчас работает множество фирм. И, как мне думается, наше Министерство Гражданской авиации прошло точно такой же путь.

Развал единого Аэрофлота произошел стремительно и на множество осколков.

Предприимчивые авиаторы поначалу обрадовались свободе и стали организовывать свои авиакомпании. И вроде бы сначала что-то получалось. Но только свобода и бесконтрольность обернулись ростом катастроф, где основной причиной фигурировал человеческий фактор. Озабоченность безопасностью полетов, конечно, росла. Да только на государственном уровне дальше общих деклараций дело не пошло - портфели бы разделить… зато оживились те, кто в свое время потирал руки. Ситуация плавно поворачивала в сторону укрупнения авиакомпаний, а значит, этот процесс уже можно было брать в умелые чиновничьи объятия.

Курс ясен: малые компании надо как-то убрать, сохранив видимость закона. И дело тут не в объективной неспособности малых авиакомпаний обеспечить безопасность полетов, нет. Дело в переделе собственности. Процесс укрупнения, конечно, объективный: крупные хищники пожирают мелких, а для этого лоббируют законодателей… это всем известно. Но чтобы без шума… И умелые люди тут же сориентировались в нужном направлении.

Создаются сертификационные центры. Вообще, центров всяких расплодилось. Главное получить лицензию на право деятельности и сертификат соответствия. И деятельность пошла. И - скорее, скорее! Пока сохраняется монополия - крантик золотой. Как появились конкуренты, крантик серебреет, бронзовеет… а потом можно его и вообще бросить и на накопленном капитале основать новое дело.

Я как раз и вынужден работать с крантикодержателями. Судьба моя после ухода с летной работы на землю сложилась вот так.

Не ругайте меня, пожалуйста, как писателя, уважаемые продвинутые молодые читатели.

То, что у меня "мать-земля" уж очень "сыра", а "Волга впадает в Каспийское море", что для вас само собой разумеется - для меня стало открытием на старости лет. Я ведь больше летал над крантиками, чем стоял к ним в очереди. А теперь на земле я этим делом занимаюсь.

Кушать же что-то надо.

Моя родная авиакомпания, в которой пролетал 30 лет, принадлежит крепкому Хозяину, который уже может и не обращать внимания на такие мелочи, как долг авиакомпании сто миллионов рублей в Пенсионный фонд для выплаты добавки к пенсии таким как я и мои изработавшиеся коллеги. Ну, и нет той добавки; так, мелочь плещется в общем котле, раздели который на всех - получится каждому только на клок сена из общей кормушки.

Государству, как мы понимаем, на нас наплевать, а к Хозяину - уважение. А помельче рангом авиакомпания задолжала - так приехала комиссия по продлению Свидетельства эксплуатанта и сказала: не заплатите в Пенсионный фонд должок - и не продлим Свидетельство. Пришлось вывернуть карманы и заплатить.

А в моем случае - и не сказала комиссия Хозяину ничего, не осмелилась, молча продлила. И на долг тот, сто миллионов жалких рублей, два года снова можно внимания не обращать. Пусть его растет, накапливается. Пенсионеры обойдутся.

Главное, чем мощнее авиакомпания, тем более наплевательски она относится к "отработавшим газам". Мелкие-то компании - платят. Да только какой с них навар. А долги больших компаний составляют сотни миллионов рублей.

Пока правители страны не заставят крепких Хозяев исполнять закон об обязательных отчислениях в Пенсионный фонд, чтобы обеспечить достойную старость излетавшимся летчикам, пока не придет прокурор и не пригрозит всерьез - Хозяин и не будет торопиться платить. Оно ему надо.

Это вам, молодые продвинутые ребята, кто родился и жил уже без Ленина в сердце, без пионерских линеек, комсомольских собраний и демонстраций власть предержащим своего единства и беззаветной преданности - вам в этой жизни очевидны те истины, к которым мы, старики, приходим, нажив кровавые раны на сердце.

Я понимаю: новое не остановить. Да и не сильно-то хочется. Я не хочу партсобраний. Но жаль терять те лучшие качества, которые все-таки отличают советского человека от буржуа, рассматривающего весь мир, во всем его разнообразии, только через копейку.

Мутная вода далеко еще не отстоялась. В ней набирают силу страшные монстры… но мы об этом мечтали двадцать лет назад. Или не об этом?

Сообразительные чиновники, учуяв, что скоро будет востребована законодательная база еще прошлых лет - всякие приказы, указания, другие распорядительные документы, которые ведь никто не отменял, - тут же сориентировались, и быстренько сгребли с полок министерств старые пыльные папки с тысячами этих самых документов. Теперь они их продают за немалые деньги. И то: спрос велик. Причем, это ловля рыбы, не вставая с постели, прямо из аквариума. Одной рукой разослать по подчиненным подразделениям приказ "Во исполнение Указания от 03 07 1979 г. No…" - а другой рукой показать недешевый DVD-диск, где среди тысяч подобных можно отыскать то самое "Указание от…" Выгодный бизнес. Прям на босу ногу. И хотя суть этого сиюминутного приказа пустая, "повторно изучить" - имитация бурной деятельности налицо. И диски приходится покупать.

А где ж ты найдешь то замшелое указание, на повторное изучение которого "во исполнение" требуют - к сроку! - дать обязательный отчет. И на местах бурно имитируют деятельность проверяющие: "А поч-чему не выполнены требования Информации No…?" Этим людям тоже надо что-то кушать.

Главным документом любой авиакомпании, по образу и подобию прогрессивного Запада, является теперь Руководство по производству полетов данной авиакомпании, РПП.

Это такой фолиант (а то и два), заглянув в который, любой проверяющий может узнать, кто, чем, каким образом в этой компании занимается и как осуществляется контроль над тем, кто, как и чем там занимается. При этом оговаривается: это ваш внутренний документ, можете вносить туда что хотите, вам по нему работать. Прокурор, если что, спросит именно по пункту РПП, и там должен быть ответ.

Ну, если уж вы говорите, что РПП - внутренний документ авиакомпании, то какое ваше телячье дело до наших собачьих нужд. Да мы, в общем-то, с зарождения российской, а потом советской гражданской авиации, работаем по тоненьким книжечкам, которые были едины на весь Советский Союз, одну шестую часть света. Книжечки эти удобочитаемы, их знают чуть не наизусть все авиаторы. В те времена, когда у нас в стране все авиапредприятия были одно целое, они работали по одному порядку, по одним правилам.

Вы же эти книжечки утверждали, вы их подписывали, вы требовали безусловного их исполнения, вы старались не изменять сильно правил деятельности Аэрофлота… вы и сейчас их не отменили. И ведь выработавшаяся за несколько десятилетий в нашей стране система безопасности полета, лучшая в мире по надежности, простоте, удобству применения и контроля - она же и сейчас действует!

Но полезла наша гражданская авиация со свиным рылом в калашный ряд. А примите-ка нас в ваши международные тусовки. А поучимся-ка мы у вас, Европы, а паче Америки, как нам дальше-то летать. Политика… куда денешься.

Поучимся у итальянских сапожников, как русские лапти плести.

А на Западе все - через адвоката. Там иначе уже нельзя. Там, пардон, если на унитазе обнаружат бактерию, то уже на него и не сядешь: нормам не соответствует.

Поэтому, давайте-ка, Ваньки, чтоб тут у нас в Европах - по РПП работали. Чикагскую Конвенцию знаете? Подписали? Так вот, во исполнение пункта 5 Приложения 3 к параграфу 12 Дополнения No 14508578 от… будьте любезны внести изменения в свои РПП… И т. д. и т.п.

Раз у нас в стране еще остался старый багаж организации полетов, раз есть какие-то федеральные авиационные органы - так не лучше ли было бы под их эгидой сохранить единые правила работы для всех авиакомпаний, дав возможность при этом иметь и свои особенности каждой из них? Пусть останутся те, не отмененные Наставления, по которым, по существу, и работают все. Ведь все эти РПП - мертвые документы. В практической деятельности моей, твоей, его - они неприменимы. Ну, не буду же я копаться в тысячестраничном документе, чтобы найти то, чем я занимаюсь, за что несу ответственность и т.п. Я, как пилот, за нужными мне сведениями полезу скорее в Руководство по летной эксплуатации моего самолета, в Наставление по производству полетов, которое знаю назубок, в свою должностную инструкцию, на худой конец - и сделаю это оперативно, и воспользуюсь этими сведениями вовремя.

А мне говорят: твоя должностная инструкция, кроме того, что она лежит на твоем рабочем столе, есть еще у твоего начальника штаба и в отделе кадров. Но она есть и в РПП и вот там ты ее и читай. И выжимки из Руководства по летной эксплуатации есть в РПП… вот: ограничения по скоростям, по боковому ветру… компоновка пассажирских кресел… Пользуйтесь! Вот вам на борт экземпляр РПП… ну, урезанный, ну, в части касающейся.

На хрена мне эти сведения в РПП? Какой частью они меня касаются? Я их и так знаю. Я за их знание отвечаю. Для кого они засунуты в это РПП?

Ну, создайте единый образец РПП для всех авиакомпаний. Чтоб там едино для дядипрокурора были сформулированы наши правила. Чтоб он у любой компании спрашивал пакет одинаковых технологий работы и учитывал особенности каждой компании, оговоренные отдельно.

Нет. Кочуют, правятся, утверждаются по сертификационным центрам содранные друг у друга, скомпилированные, слепленные из ломтей РПП, только логотип - другой компании, другие названия: вместо ООО стоит ОАО, вместо "Кишмишавиа" - колонтитул "Лесоповалавиа"… вглядеться повъедливее - где-то проскакивает и "Кишмиш"… Люди все в деле, бегают, суетятся, доказывают, защищают пункты… Да полистайте, полистайте этот увесистый том. Попытайтесь найти необходимое. Не найдете. Я уж вплотную этим занимаюсь - и то, блуждаю, блуждаю по оглавлениям… А сколько повторений! А сколько словоблудияКого мы обманываем?

Ладно, иноземные авиакомпании, вынужденные с рождения авиации вариться в собственном соку, летающие как кому бог на душу положит, мечтающие, кстати, чтоб всем им работать и летать по каким-то единым стандартам, - они за долгие годы сумели создать сообщество, ИКАО это, и верхом совершенства результатов их объединения стало: чтоб все имели РПП. И правда, им так легче работать. У них уже давно сформировался пласт правового мышления, у них мощнейшая судебная система… там охотно судятся! Там в инструкции к микроволновой печке на полном серьезе можно найти пункт о том, что нельзя в микроволновой печи, марка такая-то… сушить кошек! И вот люди этой страны, привыкшие к инструкциям и оговоркам на каждый мыслимый и немыслимый случай, и додумались до таких Руководств!

Ну, давайте и мы включим в РПП пункт о том, что бортоператор воздушного судна, кроме того, что он назначается на должность самим Генеральным директором, а в полете подчиняется самому командиру воздушного судна - и боже упаси никому другому, - еще и обязан при погрузке перемещаться по грузовому отсеку воздушного судна строго по установленному и оговоренному в РПП маршруту и обязательно на четвереньках.

А что: это же наш внутренний документ, нам по нему работать. Нам, может, так удобно.

У нас, в огромной и некогда передовой авиационной державе, вполне способной обеспечить свой народ авиаперевозками на пространстве в 10000 километров от Львова до Чукотки, в процессе развития гражданской авиации выработались свои правила - гораздо, на порядок проще, чем на Западе - но с таким же высоким уровнем безопасности. Так может, обернуться к авиационным нуждам нашей страны лицом?

Ага. Командует авиацией министр связи… или транспорта… или того и другого вместе… А контора авиации, вернее, агентство, нет, служба федеральная… надзора…ютится там у них на задворках. В шести комнатах, в полуподвале. Занимается надзором. За развалом. Центры утверждает.

Вот так теперь приходится работать нашим новоиспеченным авиакомпаниям. Этих Приложений к параграфам… этих дополнений… голова кругом. Книжкой РПП в авиакомпании занимаются специально обученные люди: инженеры по сопровождению. И сопровождают, и пекутся, и холят. Мертвый документ.

Надо нанимать штат. Надо вкладывать средства. Приложения к Конвенции требуют, чтобы на лаптях были обязательно застежки со стразами, от самого Фаберже. И не иначе.

А то в Европу не пустят.

Ладно, давай хоть в Иран, там пока еще застежек не требуют. Дома-то нищета, летать некому, заработков нет, штат кормить нечем, топливо дороже, чем за границей. А в Иране пока паломников в Мекку хватает, доллар идет, керосин дешевый, саннорма… впрочем, какие там саннормы - до упора и выше! По сто посадок в месяц! Давай, ездовые псы, работай! А мы тут… в штате… с бумагами… одно общее дело… прикроем… Авиакомпании, зажатые в тиски между сертификационными требованиями и необходимостью заработать больше денег, чтобы те требования выполнить, вынуждены нарушать, где только можно. Иначе не выжить. В нашей стране - не выжить.

Нет речи о развитии. Ни у одной, даже самой богатой компании нет такого количества денег, чтобы работать в соответствии с Поправками к Конвенции, с параграфами, пунктами, подпунктами - и с требованиями интерпретаторов этих параграфов. А значит, наша российская авиация в тупике. Спроса на новые экономичные самолеты нет: денег таких никак не заработать; приходится приобретать подержанные иномарки, химичить с запчастями, ресурсом… один бог, а вернее, дьявол знает все хитросплетения.

А нет спроса - нет и предложения. И наша авиационная промышленность тоже в тупике.

И она заламывает бешеные цены за запчасти: надо как-то выжить.

И вы, пассажиры наших авиакомпаний, чувствуете на себе, что расходы авиаторов велики. И не хотите летать: ведь дорого, черт возьми!

Вот чем оборачивается наше политическое стремление быть причисленными к сонму объединенных в то ИКАО авиакомпаний. Там, в том ИКАО - диктует Америка. И результат успешного заманивания нас в калашный ряд налицо: тупик. Мы им - не конкуренты. Что и требовалось. Мать-земля таки сыра… Скоро по России русские летчики будут летать, ведя связь только на английском.

Вернее, на американском. Во всем мире же так летают.

Так душат наши авиакомпании. И первыми погибают слабейшие. РПП стоит одинаково дорого и для огромной авиакомпании, и для владельца двух-трех самолетов. Он, этот несчастный владелец двух развалюх, и разоряется первым. А остальные норовят уже под крылышко богатого Хозяина. А богатые Хозяева, с улыбками на лицах, норовят перегрызть друг другу глотку. Все логично: это капитализм.

Читатель пишет мне: "В разгаре перестройки взялся я создать авиапредприятие сельхозавиации. Бился-бился, вложил средства… потом начался передел собственности… милиция мне не защита… отступился. Теперь на взлетной полосе растет картошка…" Но надо же что-то делать. Никто ж не против сертификации и лицензирования нашего анархического хозяйства. Тот, кто берется делать дело, должен быть подготовлен, всерьез, без дураков. Он должен пройти тестирование или как там ни назови проверку; он должен иметь государственный документ, дающий право деятельности. Тогда сообщество цивилизованных бизнесменов сможет организовать взаимодействие в цивилизованном виде и на общую пользу.

Но требования должны быть разумны. На все случаи жизни документально обставиться обтекателями невозможно. Справок на все случаи не напасешься. Общество всегда использовало прежний опыт, и очевидные истины уже не требовали доказательной базы.

Мне кажется, в частном случае, РПП должно быть руководством, как производить ПОЛЕТЫ.

И не надо включать в него права, обязанности и ответственность мелкого клерка, оговаривая это тем, что он напрямую влияет на безопасность полетов. У нас все на нее влияют. Все.

Я считаю, что руководящий документ все-таки должен разрабатываться прежде всего не для прокурора - чтобы прикрыть возможно большее число задниц, а для исполнителя - как руководство к действию. И пакет необходимых для деятельности документов не должен быть непосильным финансовым бременем для авиакомпании. Но в нашей стране пока все не так.

Надо бы опомниться, как-то объединить все наши авиакомпании в наше, русское сообщество, аэрофлот эдакий. И по единым законам, по единым документам работать.

Загрузить нашу федеральную надзорную группу работой, а не надзором. Возвести ее в должный ранг. Вернуть реальные права региональным управлениям. Да, по сути, вернуться к старому. Получив по морде уроком развала прежнего Аэрофлота, утереться и сделать выводы.

Но, видать, к этому никто не готов. Это ж снова строить надо, а не рушить.

Пока нечего мнить о перспективах развития. Вся эта суета - верчение червей в выгребной яме на задворках цивилизации. И когда рассматриваешь прозу авиации под таким вот углом, кажется, надо быть уж очень экзальтированным человеком, чтобы видеть в авиации романтику.

А ведь находятся еще такие. И пока они среди нас есть, Авиация будет жить. Ибо суть Авиации - не бизнес, а стремление Человека в Полет. Стремится он в небо - будут полеты.

Не станет таких людей - все ваши РПП станут тем… чем они по сути и являются:

макулатурой.

Новое словечко в моем лексиконе: симмеры. Кто они такие? Что это за явление? Почему о них стоит писать?

Посторонний человек, мельком услышав, что это - люди, летающие на компьютерном флайт-симуляторе, отмахнется: а - эти прыгалки-стрелялки… Особенно отмахнется профессионал-программист:

- И не уговаривайте меня! Я-то изнутри знаю! Да примитивизм это! Да не стоит профессионалу даже сравнивать эти игрушки с серьезными вещами! Баловство, не обольщайся!

Я - обольстился. Дело было после моего ухода с летной работы, и дети, побаиваясь, что я, как и многие из списанных пилотов, затоскую по штурвалу, купили для меня диск с программой "Майкрософт флайт-симулятор 2002".

Когда я сел впервые за эту "прыгалку", поразило огромное количество работы, выполненной компанией Майкрософт для претворения в жизнь игрушки типа "а полетай-ка на самолетике". Двадцать три тысячи аэродромов по всему миру, полтора десятка различных самолетов, и даже вертолет… сладко заныло сердце. Я с детства неравнодушен к вертолетам, и в летное училище-то поступал на вертолеты, да судьба распорядилась так, что окончил училище на самолете.

И погоду-то на нем можно устанавливать: нижний край облачности, ветер, видимость… посадочные системы работают… стрелочки… И зима-лето, снег, трава, день, ночь, рельеф… А дай-ка, попробую… Пока разобрался на кнопочках клавиатуры… нет, не то: нужен этот… как его… джойстик, прости господи… Игрушка на старости лет… Ну, набрался стыда, купил этот джойстик, продвинутый, сказал продавцу: "чтоб на самолете летать", - тот выбрал мне, и неплохой… Когда все это заработало, когда маленькая "Цессна" послушно завертелась в моих пилотских руках, когда пошло дело - меня стало не оторвать от компьютера.

И ведь повидал я, напробовался этих тренажеров, и ведь проклял их в свое время за неадекватность, за глупую борьбу с железом вместо решения задач, и понимал, что, допустим, мягко посадить Ту-154 на нашем тренажере невозможно - да и задачи такой не ставится - только до торца держишь стрелки… А тут - можно добирать, и земля приближается… и покатился… А - давай-ка попробую полетать на этом компьютере в сложняке. Стал устанавливать малую видимость, низкую облачность, и когда на посадке впереди плавно проявилась цепочка огней, а потом вплыл зеленый торец полосы… сердце как маслом облилось.

От реализма восприятия пот ручьем тек из подмышек. А сколько вариантов! Да на это всей жизни не хватит… Ну, была и ложка дегтя: все-таки по тангажу уж очень шустры самолеты, так не бывает:

уж сильно резко нос поднимается-опускается вслед за ручкой управления. Но я же пилот, приспособился, пристрелялся, плавнее, плавнее… По сравнению с самолетом, конечно, явно не хватает того прекрасного ощущения, когда чуть потянешь ручку на себя, а снизу, под сиденье, под задницу, тебя берет огромная сила - и вжимает в кресло, и несет вверх… Но это, пожалуй, самое ощутимое неудобство, самое большое отличие от реального полета; остальное - мелочи.

Несмотря на то, что большинство, абсолютное большинство реальных пилотов относится к любого вида тренажерам, мягко выражаясь, с предубеждением, а выражаясь по-человчески - со злобным раздражением, а значит, искать союзников среди моих летающих коллег не приходится, я все еще не оставил надежды как-то привлечь их внимание к флайтсимулятору.

Как старый пилот-инструктор, освоившись, я сделал вывод: на ЭТОМ можно и постороннего человека постепенно научить тому, чем занимается в воздухе реальный летчик. Выработать у человека рефлексы пилота. Научить его управлять машиной, прежде всего, по приборам. То есть, сразу, с самого начала, приучить не к примитивному, еще с тридцатых годов, долблению "капот-горизонт-скорость", а к грамотному использованию авиационно-пилотажных приборов для точного выдерживания параметров полета.

И тут представилась реальная возможность: научить полетам постороннего человека. Но об этом чуть позже.

Освоив "Цессну", я осмелел и стал облетывать один тип самолета за другим. В принципе они и не отличались особо в пилотировании. "Боинги" вообще были доведены Майкрософтом до предельной простоты пилотирования и наиболее адекватны, за исключением непомерно инертного 747-го. А вот с вертолетиком "Bell" пришлось помучиться. Но я таки научился на нем висеть! Сбылась детская мечта… Уж полетал я на нем по всей нашей матушке-Земле. Ах, хорошая машина вертолет! Теперь-то я еще более зауважал нелегкий труд моих коллег-вертолетчиков и где-то, самую малость, начал понимать, какое это на самом деле тончайшее искусство. Тончайшее! Но вертолеты - тема отдельного разговора.

Тем временем, вышла новая версия флайт-симулятора, 2004 года, с другими самолетами, с более тонкими, лучше прописанными картинками окружающей местности.

Я стал осваивать и эту "игрушку". Пожилой, шестидесятилетний человек, я проникся уважением и к игрушке, и, особенно, к тому огромному труду, что вложили в нее майкрософтовские программисты.

Весь этот период написанная в рейсах "на коленке" книга "Раздумья ездового пса" отлеживалась в ящике, я от нечего делать правил ее по мелочам, не зная, каким боком подкатить к издателям, а главное, не имея достаточного количества денег на это предприятие. По совету молодых и продвинутых ребят, выложил ее на сайте моей авиакомпании, чему мое командование любезно не препятствовало. Да и то: реклама-то хорошая.

Пошли отзывы в Интернете, и хорошие, и восторженные, и нелицеприятные. Мне, как начинающему автору, было, конечно, лестно. Практические доброжелатели вокруг заводили разговоры об авторском праве, о том, что я мог бы на книге заработать, а упустил возможность, и теперь любой желающий… Да и бог с ними с заработками: миллионером с этого все равно не станешь, а душа болела за смену - я ж для молодежи писал! Ну, вроде читают… Желающие скачивают себе… И тут вышли на меня симмеры.

Я и понятия не имел, какая огромная армия людей мечтает о полетах. Ведь далеко не всем желающим удается реализовать свою мечту, по тем или иным причинам. А недосягаемые самолеты манят. И люди готовы на большие жертвы, чтобы хоть попробовать… да для них попасть в кабину реального самолета - праздник жизни!

Компания Майкрософт учуяла тут золотую жилу. Россия в этой области безнадежно, навсегда отстала, поэтому американцы распространили новую "прыгалку" по всему миру. И в нашей стране она тоже обрела популярность.

Продвинутая компьютерная молодежь, быстро разобралась в заумных комментариях заокеанского пилота-инструктора Рода Мачадо. Неудачный, некомпетентный перевод "перлов" моего заокеанского коллеги вызывает у меня смех сквозь слезы: понять, что же надо делать с органами управления в самый сложный момент, практически невозможно. Я, пилот, с трудом понял, что означает "усилить заднее давление" после пролета торца полосы.

Оказывается, так дословно переводится "взять ручку управления на себя". Ну, желающие научиться летать прислушались к советам наших летчиков и таки научились летать методом "тыка". Возникли интернетовские сообщества, где оживленно обсуждались прелести и недостатки, теория и практика; добывались и выкладывались для всеобщего пользования инструкции, наставления и руководства по летной эксплуатации. Организовались целые школы, где более опытные (и даже практические пилоты) обучали новичков азам и нюансам теории и практики полета.

Надо сказать сразу, ребята эти, в первую очередь, умные. А значит, среди них набралось достаточное количество талантливых программистов, загоревшихся идеей: на общей базе заморского флайт-симулятора (то есть, имитатора настоящего полета) создать несколько моделей наших, отечественных лайнеров, скооперировав усилия и используя всю мощь интернетовского общения.

Это бескорыстные подвижники Авиации. Их любовь, мечта, организованность, интеллект, братство - помогли создать такие модели. А из принципа, чтоб все как в жизни, были созданы симуляторы, по возможности повторяющие все операции и процедуры, начиная от запуска и кончая ведением связи - в реальном времени. Если Майкрософт не озадачивался такой идеей и любой самолет его сразу включается в игру уже с запущенными двигателями, то у наших от запуска до взлета проходит реально пять-восемь минут. Зато какой кайф - самому запустить двигатели как бортинженеру, настроить приборы как штурману, вырулить как пилоту… Особенно удачным, хорошо проработанным, получился проект Ту-154Б-2. Его создатели и приверженцы объединились в отдельное сообщество. Объединенными усилиями таких вот сообществ были разработаны и внесены в симулятор "картинки" нескольких отечественных аэропортов, которые оставили далеко позади американский ширпотреб. И если Майкрософту нужна выгода, если этой фирмой движет корысть, то в нашем случае людьми двигало сложное и прекрасное чувство, состоящее из желания доказать свой талант, сделать на базе заокеанского ширпотреба свою "конфетку", переплюнуть примитивные заморские модели, дать в руки своему брату-симмеру максимально приближенный к действительности виртуальный лайнер - и все это задарма, со всем размахом души, свойственным россиянину.

А тот флайт-симулятор, на котором в свое время начинал летать я, они с легким презрением называют "дефолтным". Для первоначального обучения азам полета - сойдет… Но этого мало. Интернет позволяет организовать полеты от пункта до пункта в режиме реального времени, реальной, не выдуманной погоды, с передачей от реального диспетчера реальному диспетчеру, из зоны в зону, с ведением связи по всем правилам, с реальным воздушным движением (они говорят "траффиком")… короче, заранее договорившись, организуется эдакая "Вальпургиева ночь" полетов, где виртуальные летчики в полетах по реальным маршрутам обходят реальные грозы по виртуальному радиолокатору… Но, ввиду моей малой компьютерной грамотности, я не могу в подробностях описать, как может человек, овладевший теорией и виртуальной практикой полета, совершать игрушечный полет, совершенно как настоящий.

Я до 60 лет имел очень слабое понятие о компьютере, а тем более, об Интернете, не понимал, какие же задачи можно с помощью того "телевизора" решать. Я, фигурально выражаясь, умножал и делил "в столбик". Я и сейчас еще имею недостаточные навыки в технике работы с "компом". Я только-только научился "кликать" мышкой и с трудом печатаю на "клаве" двумя пальцами. Но о возможностях компьютера я за эти четыре года представление составил. Возможности эти - беспредельны.

И вот нашли меня симмеры. Состоялась ошеломившая меня встреча. Два взрослых мужчины, стоя передо мной чуть не как пионеры перед Маршалом, сначала осыпали мою книгу комплиментами, а потом предложили стать - ни много, ни мало - вроде как летчикомиспытателем их новейшей компьютерной модели Ту-154Б-2, созданной обществом фанатических любителей именно этой - и никакой другой машины. Моя книга, хвалебный гимн "Тушке", была как бальзам на их израненные любящие сердца. Нас свела вместе великая любовь к этой великолепной красавице-машине.

Кстати, попробуйте сравнить дизайн автомобилей разных стран, разных известных фирм - с нашими отечественными средствами передвижения по дорогам. Говорить тут нечего.

А теперь попробуйте сравнить наши отечественные самолеты с самолетами зарубежного производства. Тут говорить есть о чем. Почему-то наши советские самолеты - красивы.

Каждый имеет свое неповторимое лицо, гармоничные пропорции и прекрасно смотрится в любом ракурсе. А зарубежные против наших, иной раз, ну, просто уродливы.

Правильно подметил на форуме кто-то из любителей авиации: как стали делать самолеты с помощью компьютера, так они - что импортные, что наши - стали одинаково безлики… и некрасивы. Бездушный компьютер, отучивший конструкторов в муках творчества искать невыразимые, счетной машине недоступные эстетические пропорции, фигурально выражаясь, кастрировал чувственное начало авиастроительного искусства.

Беседа наша продолжалась, и, как я подметил, профессиональный язык, терминология, знание Руководства по летной эксплуатации выдавали в моих собеседниках опытных летчиков. Каково же было мое изумление, когда они признались, что один из них - шахтер, а другой - врач-нейрохирург… Тут у меня выпал глаз. Да наши летчики, как мне кажется, не знают и десятой доли… Стоп! О знаниях реальных летчиков - ни слова! Профессиональные летчики знают все то, что необходимо знать, и, кроме того, знают, что именно из огромного количества навязываемой нам информации можно… пропустить мимо ушей. Любители же, а, тем более, фанатики - учат чуть не наизусть все, что могут найти. Для них все, что связано с авиацией - священно. Поэтому их багаж, может быть, и перегружен лишним. Но они знают! Да еще как!

Встреча тронула меня. Во-первых, я нашел тех благодарных читателей, для кого писал.

Вернее, нашли-то они меня. Благодарные читатели уже было начали хором обсуждать в Интернете трогательное и пространное письмо ко мне с приглашением быть почетным участником их форума… Пришлось упредить развитие смущающих меня и не заслуженных мною событий, срочно выйти на форум самому, поблагодарить за добрые слова и за доверие. Во-вторых, гордый этим доверием, в трепете душевном, я согласился попытаться облетать проект и, по мере обнаружения несоответствий реальным параметрам, давать комментарии по флайт-симулятору моего любимого самолета. Любовь всегда конструктивна: у меня к тому времени уже был установлен на работе компьютер достаточной мощности, и туда эти ребята загрузили всю разработанную их сообществом (теперь и моим сообществом!) авиационную начинку.

Открыв симулятор Ту-154, я поразился проработанности деталей. Полеты вызвали у меня яркое чувство явного превосходства и над американскими моделями, и над официальным тренажером КТС-154. Это была высокая степень реализма. Очень высокая.

Ряд замечаний я высказал; было обсуждение… короче, началась интересная полоса в моей пенсионной жизни, которая продолжается и теперь. Ох, и талантливые же эти ребята!

Тем временем моя книга получила достаточную огласку и обсуждалась на многих авиационных форумах. Ребята организовали мне в Интернете он-лайн конференцию по книге, и целую ночь я отвечал на многочисленные вопросы участников форумов. В результате обсуждения кто-то бросил клич: сброситься на издание моей книги, которая в результате этой акции станет вроде как народным достоянием.

За шесть недель сумма была собрана по миру, перечислена на мой счет, я договорился с молодыми издателями, вложил и немалые свои деньги, и через месяц, в начале августа, кубометр книг в пачках лежал у меня в квартире.

Такого хода событий я не ожидал. Все что угодно - но чтобы люди просто так отдали дяде деньги, и немалые, чтоб получить взамен книжечку с автографом автора… Я посчитал своим долгом, в знак признательности за доброе дело, поименно перечислить всех участников этой благородной акции на последней странице.