«ЛИНГВОСТАТИСТИЧЕСКИЕ КОРРЕЛЯТЫ СПОНТАННОСТИ В КОМПЬЮТЕРНО-ОПОСРЕДОВАННОМ ДИСКУРСЕ (НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОЯЗЫЧНОГО ЧАТА) ...»

Государственное образовательное учреждение высшего

профессионального образования «Российский государственный

педагогический университет имени А. И. Герцена»

На правах рукописи

УДК 81'33:81'32

ЧУХАРЕВ Евгений Михайлович

ЛИНГВОСТАТИСТИЧЕСКИЕ КОРРЕЛЯТЫ СПОНТАННОСТИ

В КОМПЬЮТЕРНО-ОПОСРЕДОВАННОМ ДИСКУРСЕ

(НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОЯЗЫЧНОГО ЧАТА)

Специальность: 10.02.21 — прикладная и математическая лингвистика

ДИССЕРТАЦИЯ

на соискание учёной степени кандидата филологических наук

Научный руководитель —

Научный консультант — доктор филологических наук, доктор филологических наук, профессор профессор Лариса Николаевна БЕЛЯЕВА Андрей Александрович ХУДЯКОВ Санкт-Петербург

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

Глава I. Спонтанная компьютерно-опосредованная коммуникация как объект доказательного лингвистического исследования

1.1 Общие замечания

1.1.1 Экспериментальные методы в лингвистике

1.2 Компьютерный канал связи в естественно-языковом общении............. 1.2.1 Модель компьютерно-опосредованной коммуникации

1.2.2 Психологические и нейрофизиологические аспекты клавиатурного набора

1.2.3 Типология компьютерно-опосредованной коммуникации.............. 1.3 Феномен спонтанности при компьютерно-опосредованной коммуникации

1.3.1 Компьютерно-опосредованная коммуникация в рамках оппозиции устной и письменной речи

1.3.2 Взаимодействие механизмов формальной и содержательной переработки речи

1.3.3 Спонтанность и её объективирующие показатели

1.4 Выводы по главе I

Глава II. Рефлексы спонтанности речетворчества в локальной структуре компьютерно-опосредованного дискурса

2.1 Общие замечания

2.2 Компьютерно-опосредованная коммуникация в свете когнитивнодискурсивной парадигмы

2.2.1 Дискурс компьютерно-опосредованной коммуникации.................. 2.2.2 Компенсация коммуникативных помех в компьютерноопосредованном дискурсе

2.2.3 Составляющие локальной структуры дискурса

2.2.4 Семиозис предикатных выражений и высказываний в компьютерно-опосредованном дискурсе

2.3 Формирование экспериментального корпуса чатов

2.3.1 Принципы построения корпусов компьютерно-опосредованной коммуникации

2.3.2 Технологическая платформа JustChat.ru

2.3.3 Процедура эксперимента и материал исследования

2.4 Разметка корпуса

2.4.1 Обеспечение достоверности разметки корпуса

2.4.2 Токенизация

2.4.3 Орфографическая нормализация

2.4.4 Морфологическая разметка

2.4.5 Разметка предикатных выражений

2.5 Эмпирическая верификация модели семиозиса

2.5.1 Статистический анализ интервалов между нажатиями на клавиши

2.5.2 Анализ функционирования внепропозициональных дискурсивных операторов

2.6 Выводы по главе II

Заключение

Список использованной литературы

Словари

Глоссарий

Приложение 1. Фрагмент размеченного корпуса

Приложение 2. Частотный список внепропозициональных дискурсивных операторов

ВВЕДЕНИЕ

Развитие информационных и телекоммуникационных технологий в последние десятилетия привело к широкому распространению компьютерно-опосредованной коммуникации — естественно-языкового общения людей посредством компьютерных технологий, использующих алфавитноцифровой канал связи. К последним, в частности, относятся электронная почта, системы мгновенного обмена сообщениями, виртуальные чаткомнаты, веб-форумы и проч.

Компьютерно-опосредованная коммуникация допускает общение в режиме, приближенном к реальному времени, создавая тем самым условия для спонтанного речетворчества. Изучение спонтанной речи (vs. речи подготовленной) представляется наиболее целесообразным для исследования латентных механизмов порождения речи. Гипотетические модели указанных механизмов создаются, в частности, в русле когнитивнодискурсивной парадигмы, объясняющей различные дискурсивные (речевые) явления особенностями психических процессов (познания и мышления, порождения и восприятия речи). Термином «дискурс» объединяются все виды использования языка, рассматриваемые с точки зрения как динамического процесса речевой деятельности, так и результатов этой деятельности, то есть высказываний и их совокупностей [Кибрик А. А. 2003].

Когнитивно-дискурсивные модели речемыслительных процессов часто не получают адекватной эмпирической верификации. Процедуры проверки лингвистических гипотез разрабатываются в рамках доказательно-экспериментального подхода, который основывается на точных методах лингвистической статистики. Для повышения объективности исследования лингвостатистические параметры определяются для репрезентативных корпусов — совокупностей речевых продукций, хранимых и обрабатываемых в электронном виде. Применение вычислительной техники позволяет в ряде случаев исключать обращение к интроспекции лингвистаисследователя в качестве единственного критерия истинности, проверять гипотезы на больших массивах языковых данных, а также повышать скорость их обработки [Герд 2005: 101].

Таким образом, актуальность темы настоящей диссертационной работы продиктована, во-первых, высокой популярностью компьютерноопосредованной коммуникации во всех сферах общественной жизни, вовторых, насущными потребностями прикладного языкознания (в частности криминалистической лингвистики), связанными с объективной дифференциацией спонтанной и подготовленной речи, в-третьих, необходимостью эмпирической верификации гипотетических моделей ненаблюдаемых (латентных) речемыслительных процессов.

Теоретической базой исследования послужили положения таких отраслей языкознания, как:

корпусной и компьютерной (инженерной) лингвистики — об адекватности репрезентативных корпусов в качестве базы для эмпирической проверки лингвистических гипотез (А. Н. Баранов, Л. Н. Беляева, А. С. Герд, В. П. Захаров, Р. Г. Пиотровский, С. Ханстон);

когнитивно-дискурсивной лингвистики — о связи дискурсивных (речевых) феноменов с когнитивными (мыслительными) процессами (Н. Н. Болдырев, Т. А. Клепикова, Е. С. Кубрякова, А. А. Худяков);

теории смысла — о несводимости смысла высказывания к сумме значений языковых знаков, в форме которых осуществляется данное высказывание (А. А. Худяков, Е. А. Шингарёва);

теории дискурса — о том, что структура дискурса определяется особенностями процессов его порождения (А. Г. Гурочкина, В. И. Карасик, А. А. Кибрик, Л. Поланьи, Ю. С. Степанов, У. Чейф);

нейролингвистики — о принципиальных различиях в характере переработки информации в мозгу человека и компьютерных системах (Т. В. Черниговская).

Целью работы является верификация гипотетической модели речемыслительной деятельности в ходе спонтанной компьютерноопосредованной коммуникации на основе анализа лингвостатистических параметров дискурса.

Сформулированная цель диктует постановку и решение следующих задач:

установление возможности спонтанной компьютерноопосредованной коммуникации и объективирующих показателей, в которых проявляется спонтанность речетворчества;

выявление коммуникативных помех, создаваемых алфавитноцифровым каналом связи, оценка их влияния на эффективность коммуникации и анализ способов их компенсации;

выбор гипотетической модели, описывающей ненаблюдаемые процессы речемыслительной деятельности при порождении высказываний в ходе компьютерно-опосредованной коммуникации;

формирование и лингвистическая разметка корпуса, фиксирующего спонтанный компьютерно-опосредованного дискурс и включающего психолингвистическую информацию;

определение статистических параметров, описывающих лингвистические и психолингвистические рефлексы спонтанности, для эмпирической верификации выбранной гипотетической модели речемыслительной деятельности.

Объектом исследования является спонтанный компьютерноопосредованный дискурс.

Предмет исследования — статистические параметры, характеризующие лингвистические и психолингвистические рефлексы спонтанности.

Основная гипотеза исследования — особенности латентного процесса порождения речи объективируются косвенными показателями, фиксируемыми на материале корпуса спонтанного компьютерноопосредованного дискурса (H0). Для проверки данной гипотезы в работе подвергаются верификации следующие вспомогательные утверждения:

спонтанность коммуникации не зависит напрямую от формы речи, следовательно, компьютерно-опосредованная коммуникация может быть спонтанной (H1);

коммуникативные помехи, возникающие при компьютерноопосредованной коммуникации вследствие особенностей используемого канала связи, успешно компенсируются в условиях спонтанного общения (H2);

лингвостатистические параметры спонтанного компьютерноопосредованного дискурса согласуются с моделью латентного процесса порождения речи (H3).

Основным материалом исследования является размеченный корпус спонтанной коммуникации в русскоязычном чате объёмом более 68 тыс.

словоупотреблений, сформированный в ходе проведённого автором психолингвистического эксперимента и содержащий речевые продукции 36 испытуемых — носителей русского языка.

Исследование эмпирического материала проводится в работе при помощи ряда методов, основными из которых являются моделирование, лингвистическое наблюдение с последующим теоретическим обобщением полученных результатов, лингвостатистический анализ текста (дискурса), лингвистическая разметка корпуса, лингвистический эксперимент, психолингвистический эксперимент. В работе также широко применяются методы информационных технологий и математической статистики.

На защиту выносятся следующие положения.

В рамках компьютерно-опосредованной коммуникации продуктивное спонтанное общение возможно. Спонтанность проявляется в паузах хезитации (колебания при порождении речи), определяемых как увеличение интервалов между последовательными нажатиями на клавиши. На основании продолжительности интервала различается хезитация двух типов:

лексическая, связанная с единицами типа орфографического слова, и сегментная, связанная с речевыми отрезками большей протяжённости.

С точки зрения локальной структуры компьютерноопосредованный дискурс организуется как последовательность предикатных выражений (языковых знаков, номинирующих онтологические ситуации) и внепропозициональных дискурсивных операторов (сегментов дискурса, не обладающих пропозициональным значением).

Паузы сегментной хезитации связаны с границами и семантическими вершинами предикатных выражений.

Дискурсивные операторы не обладают собственным пропозициональным значением, однако участвуют в формировании смысла высказывания.

Научная новизна результатов исследования заключается в следующем:

впервые сформирован размеченный репрезентативный корпус спонтанного русскоязычного компьютерно-опосредованного дискурса, содержащий сведения об интервалах между последовательными нажатиями на клавиши;

разработана и впервые применена в лингвистическом исследовании оригинальная методика, позволяющая обосновать надёжность разметки корпуса;

разработан и впервые экспериментально апробирован оригинальный статистический критерий дифференциации двух типов хезитации в спонтанной компьютерно-опосредованной коммуникации;

впервые верифицирована на эмпирическом материале гипотетическая модель речемыслительной деятельности, полученная путём обобщения теории семиозиса простого предложения для предикатных выражений различных типов.

Теоретическая значимость результатов исследования заключается в том, что:

создана методика выбора лингвостатистических критериев для проведения лингвистических экспертиз в отношении компьютерноопосредованной коммуникации;

разработана и апробирована методика эмпирической верификации гипотетических моделей, позволяющая минимизировать влияние субъективного фактора на результаты проверок;

разработана и обоснована процедура экспертной графематической и семантической разметки корпусов компьютерно-опосредованной коммуникации;

установлены графематические, морфологические, семантические и паралингвистические особенности спонтанного компьютерноопосредованного дискурса.

Достоверность и научная обоснованность теоретических и практических результатов исследования обеспечивается использованием в качестве методологической базы когнитивно-дискурсивной парадигмы, предполагающей последовательное дедуктивно-гипотетическое моделирование речемыслительных процессов с опорой на речевой материал, и доказательно-экспериментального подхода, позволяющего объективно верифицировать выдвинутые гипотезы. В работе применяется предложенная автором методика, состоящая в обязательной строгой оценке надёжности всех лингвистических решений, принимаемых исследователем с обращением к собственной языковой интуиции. В основе процедуры обеспечения надёжности лежит привлечение независимых экспертов к анализу части материла. Таким образом, в ходе работы получены достоверные оценки надёжности лингвистической разметки корпуса, на основании которой сделаны основные выводы исследования. В качестве параметра, численно оценивающего степень достоверности результатов, выбран коэффициент надёжности К. Криппендорфа.

Практическая значимость результатов диссертационного исследования определяется возможностью их использования в прикладных лингвистических исследованиях и разработках, направленных на совершенствование систем компьютерно-опосредованной коммуникации, уточнение лингвостатистических критериев дифференциации спонтанной и подготовленной речи, моделирование речемыслительной деятельности человека в лингвистических автоматах.

Рекомендации об использовании результатов диссертационного исследования. Результаты исследования могут использоваться при выборе лингвостатистических критериев для проведения лингвистических экспертиз в отношении компьютерно-опосредованной коммуникации. Созданные в ходе работы над диссертацией модули экспериментального веб-чата JustChat.ru, в том числе предназначенные для сбора и анализа психолингвистической информации, графематической разметки и проч., могут найти применение в практических системах поддержки компьютерноопосредованной коммуникации. Кроме того, результаты исследования могут быть использованы при чтении лекционных курсов, проведении практических и семинарских занятий и руководстве курсовыми работами по таким дисциплинам, как информационные технологии в лингвистике, грамматика русского языка, лексикология русского языка, психолингвистика.

Апробация результатов исследования состоялась на международных конференциях и интеллектуальный мир человека»

(г. Архангельск, март 2004 г.), «Филология и культура» (г. Тамбов, октябрь 2005 г.), «Континуальность и дискретность в языке и речи» (г. Краснодар, октябрь 2007 г.), «Прикладная лингвистика в науке и образовании»

(г. Санкт-Петербург, март 2008 г.), Международных конгрессах по когнитивной лингвистике (г. Тамбов, сентябрь 2006 г. и октябрь 2008 г.), конференции «Герценовские чтения: иностранные языки» (г. Санкт-Петербург, май 2008 г.), научно-практическом семинарае «Корпусная и компьютерная лингвистика» в Институте лингвистических исследований РАН (г. СанктПетербург, май 2008 г.), а также на семинарах центра лингвистических исследований Архангельского государственного технического университета и заседаниях кафедры прикладной лингвистики Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена.

Объём и структура диссертации.

Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы, включающего 174 наименования, в том числе 65 на иностранных языках, и глоссария.

К диссертации прилагается фрагмент размеченного корпуса (Приложение 1) и частотный список внепропозициональных дискурсивных операторов (Приложение 2). Общий объём работы составляет 211 страниц печатного текста: основное содержание работы изложено на 181 странице, и 30 страниц занимают приложения.

Во введении даётся общая характеристика работы: определяются объект и предмет исследования, обосновывается актуальность, формулируются основная цель и необходимые для её достижения конкретные задачи, основная и дополнительные гипотезы, описывается материал и называются основные методы исследования, указывается теоретическая база, излагаются положения, выносимые на защиту, определяется научная новизна, теоретическая и практическая значимость полученных результатов, даются рекомендации по их использованию.

В главе I «Спонтанная компьютерно-опосредованная коммуникация как объект доказательного лингвистического исследования» излагается исходная аксиоматика доказательно-экспериментальной парадигмы; определяются понятия «компьютерно-опосредованная коммуникация», «спонтанность»; исследуются технологические, психологические и нейрофизиологические особенности компьютерно-опосредованной коммуникации, обусловленные используемым каналом связи; проверяется гипотеза о том, что компьютерно-опосредованная коммуникация может проявлять признаки спонтанности.

В главе II «Рефлексы спонтанности речетворчества в локальной структуре компьютерно-опосредованного дискурса» определяется понятие «компьютерно-опосредованный дискурс» и устанавливается его место в системе понятий когнитивно-дискурсивной лингвистики; обосновывается выбор гипотетической модели латентных операций, реализуемых в речемыслительной деятельности человека при компьютерно-опосредованной коммуникации; описывается психолингвистический эксперимент, в ходе которого были получены речевые продукции, составившие корпус компьютерно-опосредованного дискурса; излагаются принципы и методы многоуровневой разметки корпуса; формулируется критерий обнаружения и дифференциации феноменов хезитации различных типов; приводятся результаты статистического исследования рефлексов спонтанности в локальной структуре компьютерно-опосредованного дискурса.

В заключении в обобщённой форме излагаются результаты исследования.

СПОНТАННАЯ КОМПЬЮТЕРНО-ОПОСРЕДОВАННАЯ

КОММУНИКАЦИЯ КАК ОБЪЕКТ ДОКАЗАТЕЛЬНОГО

ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

Под о б ъ е к т и в а ц и е й связной речи в работе понимается физическая реализация продуцентом экспонентов языковых знаков (фонация, письмо, набор на клавиатуре). Наблюдение за объективацией спонтанной речи (как правило, устной), осуществляемой одновременно с порождением высказываний, вносит существенный вклад в моделирование латентных процессов речемыслительной деятельности человека. Компьютерноопосредованная коммуникация представляет интерес для лингвиста не только как относительно недавно возникший и развивающийся в настоящее время способ естественно-языкового общения людей, но и как новый материал, позволяющий пролить свет на структуру и функционирование механизмов речемыслительной деятельности, которые недоступны непосредственному наблюдению.

Тот факт, что компьютерно-опосредованная коммуникация использует письменную по своей природе знаковую систему, но в то же время характеризуется рядом признаков, свойственным устной речи, позволяет многим исследователям констатировать феномен её «двойственной устнописьменной природы» (ср. [Collot 1996; Day 1996; Yates 1996; Hrd af Segerstad 2002; Литневская 2005] и др.). Данный феномен может получить двоякую интерпретацию. С одной стороны, можно предположить, что в условиях компьютерно-опосредованной коммуникации механизмы, отвечающие за объективацию устной и письменной речи, работают совместно и интерферируют, то есть влияют друг на друга (гипотеза H1.1). С другой стороны, может оказаться, что какая-либо интерференция при реализации речемоторной программы отсутствует, а устно-письменный характер коммуникации обусловлен особенностями содержательных (а не формальных) операций над порождаемым сообщением (гипотеза H1.2).

Если верна гипотеза H1.1, то при компьютерно-опосредованной коммуникации имеют место две объективации: предварительное проговаривание («про себя» или вслух) набираемого высказывания и собственно клавиатурный набор. Даже если обе объективации осуществляются почти одновременно, то набор на клавиатуре характеризуется гораздо меньшей степенью спонтанности, чем фонация, и опосредующие общение компьютерные системы оказываются дополнительной преградой, «закрывающей»

и без того узкие «окна», сквозь которые можно наблюдать процессы речемыслительной деятельности [Патологии речемыслительной деятельности… 2005: 3].

Если же верна гипотеза H1.2, то спонтанность речетворчества представляет собой параметр, не зависящий напрямую от физической природы канала связи, таким образом, компьютерно-опосредованная коммуникация принципиально может не уступать в спонтанности непосредственному устному общению (что согласуется с гипотезой H1). При этом, однако, следует определить условия, при которых эта коммуникация становится продуктивной (то есть эффективной и удобной), выявить те косвенные объективирующие показатели, которыми в данных условиях проявляется спонтанность, а также исследовать способы компенсации коммуникативных помех, обусловленных алфавитно-цифровым каналом связи.

Теоретическому обоснованию сформулированных гипотез и описанию психолингвистического эксперимента, позволяющего сделать выбор между ними, посвящена первая глава настоящей работы. Вначале на основе анализа имеющихся публикаций даётся рабочее определение компьютерно-опосредованной коммуникации как объекта лингвистического исследования, обозначаются подходы к её классификации и приводятся необходимые сведения о психологических и нейрофизиологических аспектах клавиатурного набора как способа объективации знаков.

В качестве методологической базы используется современная д о к а з а т е л ь н о - э к с п е р и м е н т а л ь н а я п а р а д и г м а, в соответствии с которой верификация гипотетических моделей проводится в два этапа. Начальный шаг — эпистемологическая проверка — заключается в оценке состоятельности модели на основании следующих трёх критериев (перечисленных здесь в порядке убывания приоритета): внутренней непротиворечивости, исчерпывающего характера (полноты описания) и простоты. Второй шаг — эмпирическая проверка — представляет собой изучение пригодности модели исходя из того, насколько хорошо она объясняет или предсказывает вновь открытые объекты и явления внешнего мира [Пиотровский 1999: 11–18]. В арсенале средств эмпирической проверки гипотетических моделей важное место занимают собственно лингвистический и психолингвистический эксперимент (см. ниже раздел 1.1.1).

Помимо основного эксперимента, организованного и проведённого автором диссертации, в настоящей главе широко привлекаются опубликованные в литературе данные других экспериментальных исследований. Если особо не указано иное, описания экспериментов и выводы по их результатам, приведённые в цитируемых публикациях, признаны автором достаточно убедительными.

1.1.1 Экспериментальные методы в лингвистике Как известно, экспериментальное исследование состоит в создании «для изучаемого объекта (или явления, или процесса) таких условий, которые позволяют контролировать оказываемые на него воздействия. При этом внешние воздействия на объект так или иначе ограничиваются, контролируются, благодаря чему можно абстрагироваться от воздействия одних факторов, чтобы определить, какие изменения вызывает действие других, непосредственно интересующих исследователя» [Юдин 2006: 222].

Основы теории собственно л и н г в и с т и ч е с к о г о э к с п е р и м е н т а были заложены Л. В. Щербой, который обратил внимание на то, что при изучении живых языков (в отличие от мёртвых) недостаточно вывести языковую систему (словарь и грамматику) из зафиксированных текстов, необходимо также проверить эту абстрактную систему на новых фактах. Два различных пути такой проверки соответствуют двум типам лингвистического эксперимента: п о л о ж и т е л ь н о м у и о т р и ц а т е л ь н о м у. При положительном эксперименте, «сделав какое-либо предположение о смысле того или иного слова, той или иной формы, о том или ином правиле словообразования или формообразования и т. п., следует пробовать, можно ли сказать ряд разнообразных фраз (который можно бесконечно множить), применяя это правило. Утвердительный результат подтверждает правильность постулата» [Щерба 1974: 32]. Отрицательный эксперимент заключается в предъявлении информанту некоторого неправильного речевого сегмента, в котором предлагается найти и исправить ошибку. Наконец, возможен третий (не выделенный Л. В. Щербой) вид лингвистического эксперимента — а л ь т е р н а т и в н ы й эксперимент, заключающийся в том, что информант определяет тождество или нетождество предлагаемых речевых отрезков [Леонтьев 2005: 79].

Таким образом, в лингвистическом эксперименте языковая интуиция информантов используется для верификации моделей языковой системы (языкового стандарта), при этом структура речемыслительной деятельности человека и динамика мыслительных процессов, лежащих в основе порождения и восприятия речи, не исследуется.

Для решения последней задачи служит п с и х о л и н г в и с т и ч е с к и й э к с п е р и м е н т, являющийся основным методом психолингвистики, «унаследованным» от психологии и состоящим в «организации целенаправленного наблюдения, когда по плану исследователя (экспериментатора) частично изменяется ситуация, в которой находятся участники эксперимента (испытуемые)» [Леонтьев 2005: 73].

В психологии и психолингвистике принято делить экспериментальные методики на п р я м ы е и к о с в е н н ы е. В случае использования прямых методик регистрируемые изменения непосредственно отображают исследуемый феномен. Так, методика вербального ассоциативного эксперимента позволяет получать непосредственную информацию о структуре внутреннего лексикона испытуемых, то есть о тех познавательных процессах, которые лежат в основе ассоциирования. В случае косвенных методик выводы делаются опосредованно, на основании связей между разными свойствами одних и тех же психических процессов и между свойствами разных психических процессов. Например, в методике семантического радикала О. С. Виноградовой и Н. А. Эйслер для выводов об отношениях слов во внутреннем лексиконе использовалось сочетание условнорефлекторной методики и регистрации сосудистых реакций испытуемых [Там же: 75]. Наиболее частым параметром, применяемым в косвенных экспериментальных методиках в психолингвистике, является л а т е н т ное в р е м я (длительность процессов). Другими параметрами могут быть количество или характер ошибок, переключение внимания, паузы и задержки при производстве высказываний, объём и прочность запоминания и др. [Там же: 78].

Кроме того, экспериментальные методики в психологии (и психолингвистике) можно разделить на методики « п р е д ъ я в л е н и я с т и м у л о в » и методики « п о г р у ж е н и я в с р е д у ». Методики первого типа состоят в предъявлении испытуемым ряда заранее разработанных стимулов и наблюдении ответных реакций. Второй тип методик связан с созданием определённой экспериментальной среды и изучением поведения в ней испытуемых. Исследования показывают, что методики второго типа позволяют «изучать более широкий класс феноменов и зависимостей»

[Крылов 2007: 111], поскольку испытуемые менее ограничены в своих действиях. Применительно к психолингвистическому эксперименту «погружение в среду» означает моделирование условий, максимально приближенных к реальной коммуникативной ситуации.

Особо отметим, что среди приёмов психолингвистического эксперимента важное место занимает интроспекция, которая «при массовом опросе информантов становится столь же надёжным объективирующим показателем, каким является, например, изучение внешнего поведения»

[Верещагин 1968: 26–27]. При этом, однако, возникает опасность, связанная с антиномией языка и идиолекта, которая делает крайне сомнительным перенос наблюдений, полученных в ходе эксперимента с одним человеком или небольшой группой испытуемых, на язык в целом [Патологии речемыслительной деятельности… 2005: 3]. Предельный случай, когда эксперимент подменяется собственными интроспективными наблюдениями самого исследователя, становится объектом справедливой критики [Сонин 2005].

Возможности экспериментальных методик в доказательных лингвистических исследованиях существенно расширяются применением вычислительной техники, позволяющей исключить обращение к интроспекции лингвиста-исследователя в качестве единственного критерия истинности, проверять гипотезы на больших массивах языковых данных, а также повысить скорость их обработки [Герд 2005: 101]. Методы экспериментальной лингвистики в значительной степени базируются на методах математической статистики, «поскольку общепризнанным в настоящее время является тот факт, что с теоретической точки зрения все закономерности на любом уровне языка — от фонетики до семантики — имеют статистический характер» [Там же: 99–100] (ср. также [Abney 1996]).

Определив общее методологическое направление доказательного исследования, проводимого в рамках настоящей диссертационной работы, мы можем перейти к дефиниции основных понятий и изложению исходной аксиоматики, для чего вначале рассмотрим общую модель процесса коммуникации.

1.2.1 Модель компьютерно-опосредованной коммуникации Модель (схема) к о м м у н и к а ц и и как процесса передачи информации от отправителя получателю через зашумлённый канал связи была впервые предложена К. Э. Шенноном для описания технических систем связи (рис. 1).

Отправитель информации Р и с у н о к 1. Модель коммуникации [Shannon 1963: 34] Согласно этой модели, в ходе акта коммуникации о т п р а в и т е л ь и н ф о р м а ц и и продуцирует с о о б щ е н и е или последовательность сообщений, которые должны быть доставлены получателю. П е р е д а т ч и к обрабатывает сообщение некоторым образом и формирует на его основе с и г н а л, пригодный для передачи по каналу связи. Под к а н а л о м понимается среда, через которую сигнал проходит от передающего устройства к приёмному, при этом в процессе передачи сигнал может быть искажён ш у м о м (помехами). П р и ё м н и к обычно осуществляет операцию, обратную производимой передатчиком, то есть реконструирует сообщение из принятого сигнала. П о л у ч а т е л е м называется человек (или аппарат), для которого предназначено сообщение [Shannon 1963: 33– 34].

И. В. Арнольд справедливо указывает [Арнольд 1981], что, хотя К. Э. Шеннона интересовала передача несемантической информации в кибернетических системах, предложенная им модель связи подходит и для описания естественно-языкового общения, если должным образом установить аналогию между этапами схемы в том и другом случае и их специфику. Так, например, И. В. Арнольд интерпретировала эту модель применительно к стилистике декодирования, изучающей коммуникацию посредством художественных текстов [Там же: 26–27].

Поскольку в рамках настоящей работы мы будем интересоваться общением в форме спонтанного разговора, рационально интерпретировать модель К. Э. Шеннона следующим образом. В качестве передатчика и примника удобно рассматривать механизмы речемыслительной деятельности коммуникантов, осуществляющие взаимные преобразования между невербальным представлением знаний в мозгу человека1 и естественноязыковым кодом. Тогда отправитель сообщения — это невербальное мышление адресанта, включающее его «базу знаний», из которой извлекается некий фрагмент, подлежащий «передаче» адресату. Слово «передача» взято в кавычки, так как по каналу связи реально передаётся естественноязыковой сигнал (экспоненты языковых знаков), а само мыслительное содержание не покидает пределов черепной коробки [Архипов 2008].

В последние десятилетия приобрёл популярность особый режим естественно-языкового общения людей, при котором передача сигнала опосредуется специфическим каналом связи — компьютерными системами и сетями. Такой режим получил в англоязычной литературе очевидное наименование «computer-mediated communication», калькой с которого является русскоязычный термин « к о м п ь ю т е р н о - о п о с р е д о в а н н а я к о м м у н и к а ц и я » и его варианты: «опосредованное компьютером общение» [Войскунский 1990], «компьютеро-опосредованное общение»

[Круглов 2000], «коммуникация при посредничестве компьютера» [Коваль 2005: 18]. Изменение канала связи позволяет ожидать появления в нём новых видов помех, для компенсации которых будет происходить вынужденная адаптация приёмного и передающего устройств (то есть речемыслительной деятельности коммуникантов). Изучение такой адаптации в части её психолингвистических и собственно языковых рефлексов представляет несомненный интерес и будет выполнено в главе II.

Исследование особенностей языка компьютерно-опосредованной коммуникации можно было бы отнести к предметной области компьютерной лингвистики, однако на сегодняшний день последняя занимается реаПоложение о невербальном характере мышления является общим местом современной науки. Обзор работ, посвящённых этому вопросу, см., например, в [Попова 2002: 19–36 ; Худяков 2000: 43–47].

лизацией компьютерных систем, оптимизирующих отдельно взятые функции языка, в то время как назначение систем поддержки компьютерноопосредованной коммуникации состоит в обеспечении общения в целом в условиях удалённости коммуникантов [Коваль 2005: 17–18].

Анализ публикаций выявил наличие нескольких трактовок понятия «компьютерно-опосредованная коммуникация», наиболее широкая из которых охватывает практически все способы использования компьютерных технологий, включая приложения статистического анализа, системы удалённого проведения измерений и программы финансового моделирования.

Г. Санторо аргументирует такую точку зрения тем, что почти любое применение компьютерных программ так или иначе связано с обменом информацией (то есть коммуникацией) между людьми (цит. по [Thurlow 2004: 15]).

В русле другой традиции под компьютерно-опосредованной коммуникацией понимается спектр технологий, содействующих общению людей и интерактивному обмену информацией через компьютерные сети (включая электронную почту, дискуссионные группы, группы новостей, чат, мгновенные сообщения и веб-страницы) [Barnes 2003: 4]. При этом для обозначения работы человека с компьютерными программами, напрямую не связанными с поддержкой общения людей, резервируется термин видеть, что даже под такое, более узкое определение компьютерноопосредованной коммуникации попадает большинство современных видов телематических услуг, в частности, телеконференции, при проведении которых звук и видеоизображение оцифровываются компьютерами в режиме реального времени и, как правило, передаются по каналам связи глобальных сетей, в том числе Интернета. Тем не менее, в этом случае компьютер не оказывает преобразующего воздействия на характер естественноязыкового общения, так как его присутствие в цепочке обработки и передачи информации является «прозрачным» для коммуникантов. Данное положение было подтверждено в экспериментальном исследовании. Перед небольшими группами испытуемых ставилась задача, решение которой требовало активного обмена вербальными сообщениями. Анализ результатов, полученных для групп, общавшихся непосредственно, то есть «лицом к лицу», и групп, участники которых находились на расстоянии трёхсот миль друг от друга и общались посредством системы видеоконференцсвязи, не показал существенных различий в характере и эффективности взаимодействия [Anderson 2006].

Поэтому, как правило, исследователи концентрируют внимание на изучении наиболее интересной разновидности компьютерноопосредованного общения, именуемой в англоязычной литературе «textесть based computer-mediated communication» (то «компьютерноопосредованная коммуникация, основанная на использовании текста»).

При этом имеется в виду преимущественное использование алфавитноцифрового (plain text) представления информации в компьютерных системах, опосредующих естественно-языковую коммуникацию: каждой букве, цифре или специальному символу ставится в соответствие определённый номер в кодовой таблице, хранимый и передаваемый в одном или нескольких байтах (аналогичный принцип положен в основу телеграфной связи).

Заметим, что к алфавитно-цифровому представлению могут добавляться элементы форматирования (шрифтового и цветового выделения, выравнивания абзацев и проч.) и разметки (например, гипертекстовой — см. ниже), а также мультимедийные включения (изображения, звукозаписи, видеофрагменты и тому подобные). В этом случае правильнее говорить о сложном (обогащённом) тексте (rich text vs. plain text).

В рамках лингвистической работы терминологическое сочетание «компьютерно-опосредованная коммуникация, основанная на использовании текста» нельзя признать удачным, поскольку термин «текст» традиционно употребляется в языкознании в иных, специальных значениях (ср.

[Гальперин 1981: 18; Тураева 1986: 11; Каменская 1990: 14–15; Бубнова 1991: 86; Чернявская 2006: 68]). Поэтому в нашей работе мы используем термин «компьютерно-опосредованная коммуникация», что позволяет не уточнять, соответствуют ли реплики коммуникантов понятию «текст».

Канал связи, используемый для компьютерно-опосредованной коммуникации, характеризуется следующими двумя технологическими особенностями:

опосредованностью компьютерными сетями;

использованием компьютерной консоли (клавиатуры и монитора) для объективации и рецепции сообщений.

Как правило, для компьютерно-опосредованной коммуникации используются персональные компьютеры, подключённые к Интернету или закрытой (корпоративной) сети, построенной на аналогичных принципах, — интранету. В то время как для сеанса телефонной или телеграфной связи необходимо наличие между абонентскими устройствами отдельного — выделенного или коммутируемого — канала (упрощённо, пары проводов), при передаче данных в современных компьютерных сетях этого не требуется: одни и те же каналы используются для обмена информацией между многими парами устройств. Это достигается приёмом коммутации и маршрутизации пакетов: передаваемая информация представляется в цифровом виде и делится на порции (пакеты), которые и передаются по каналам связи. Каждый пакет содержит информацию об отправителе и получателе, в соответствии с которой промежуточные устройства в сети (коммутаторы и маршрутизаторы) передают пакет друг другу «по цепочке» до тех пор, пока он не достигнет адресата. Для обеспечения гибкости и преодоления разнородности технологий используется многоуровневый подход, состоящий в формализованном описании взаимодействия сетевых компонентов на различных уровнях при помощи иерархической системы стандартов (стека протоколов). Эталонной моделью взаимосвязи открытых систем определяется семь независимых уровней: физический, канальный, сетевой, транспортный, сеансовый, представительский и прикладной [Zimmermann 1980; Олифер 2002: 66–76].

Подобная организация сетевого взаимодействия оказала важное влияние на развитие компьютерно-опосредованной коммуникации. Вопервых, открытость и децентрализация телекоммуникаций привела к повышению их надёжности и доступности, а также обеспечила масштабируемость: по принципам модели взаимосвязи открытых систем может быть построена как небольшая локальная вычислительная сеть дома или офиса, так и распределённая глобальная сеть, каковой является Интернет. Последний даёт возможность принимать участие в компьютерноопосредованной коммуникации всё возрастающему числу людей. Фактическая иррелевантность геополитических границ способствует межкультурным контактам и является одним из катализаторов объединительных процессов в обществе. Помешать коммуникации в новых средах невозможно, но можно понять, что и почему там происходит и чем определяется конкретный вид общения [Беляева 2001: 121]. Во-вторых, многоуровневая организация взаимодействия сетевых устройств, предоставляя разработчику программного обеспечения требуемый уровень абстракции, упрощает реализацию новых прикладных протоколов, в том числе для поддержки компьютерно-опосредованной коммуникации.

Можно согласиться, что в настоящее время наблюдается смена парадигм в области информационных технологий, характеризующаяся переходом к коллективной распределённой переработке информации. Программное обеспечение, разрабатываемое в рамках новой парадигмы, не распространяется в виде дистрибутивных пакетов для локальной установки на персональные компьютеры, а предоставляется в режиме телематических сервисов, качество которых тем выше, чем большее количество людей их использует. Часть интеллектуальной работы, необходимой для оказания информационной услуги, перекладывается при этом на самих потребителей, а задача сервиса сводится к консолидации получаемых данных и предоставлению возможности воспользоваться продуктами работы «коллективного интеллекта» [O’Reilly 2005].

Подобные идеи стали появляться вместе с возникновением первых гипертекстовых систем (В. Л. Эпштейн называет их «антропоцентрическими» на том основании, что основным «решателем» задач в них является человек, а не компьютер, как это принято в прочих, «алгоцентрических»

информационных системах [Эпштейн 1998: 15–16]), и сейчас они доказывают свою продуктивность в большом числе приложений. Безусловно, в рамках новой парадигмы системам поддержки компьютерноопосредованной коммуникации отводится главенствующая роль.

Перейдём теперь к рассмотрению второй из указанных выше технологических особенностей компьютерно-опосредованной коммуникации, обусловленной использованием компьютерной консоли для объективации и рецепции сообщений.

1.2.2 Психологические и нейрофизиологические аспекты Сообщения, отправляемые участниками компьютерноопосредованной коммуникации, как правило, набираются на компьютерной клавиатуре (аналогичной клавиатуре пишущей машинки), а получаемые — считываются с экрана монитора. Чтение с экрана, по-видимому, значительно не отличается от чтения с листа бумаги: по крайней мере, в экспериментах по изучению восприятия письменной речи эти два способа чтения полагаются взаимозаменяемыми (см., например [Shallow Processing… 2006]). Набор на клавиатуре, в свою очередь, по ряду признаков близок к письму от руки: оба навыка служат объективации письменной речи, приобретаются в сознательном возрасте и осваиваются только путём длительной тренировки [Gentner 1983: 233–234]. Тем не менее, они обнаруживают и ряд существенных отличий. Во-первых, в двигательной реализации пары последовательных нажатий на клавиши могут участвовать совершенно независимые группы мышц (в том числе на разных руках), в то время как при письме работают преимущественно одни и те же мышцы и сухожилия [Grudin 1983: 261]. Во-вторых, нажатия на клавиши с точки зрения производимого эффекта носят дискретный характер: буква может быть либо напечатана, либо нет — tertium non datur; рукописные же буквы различаются по размеру, положению, качеству исполнения [Gentner 1983: 234].

В-третьих, скорость набора на клавиатуре может быть очень высока, достигая в отдельных случаях 1000 знаков в минуту. Средний интервал между нажатиями при этом составляет порядка 60 мс, приближаясь к времени передачи нервного импульса от спинного мозга к периферии. Понятно, что имеют место также и интервалы существенно меньше среднего. Кроме того, даже у людей, обладающих более низкой общей скоростью набора, встречаются интервалы между последовательными нажатиями менее 60 мс. Ускоренная киносъёмка машинописи показала, что пальцы рук находятся практически в постоянном движении и начинают перемещаться к цели ещё до того, как напечатаны несколько предыдущих букв [Rumelhart 1982: 4, 6]. При письме от руки, напротив, в каждый момент времени выписывается только одна буква.

Данные нейролингвистики свидетельствуют о том, что в клавиатурном наборе и письме от руки задействованы различные мозговые структуры. Так, в литературе [Boyle 1987] описан случай квалифицированной машинистки С. Е., в значительной степени утратившей способность к машинописи после перенесённого левостороннего инсульта. При том, что она могла достаточно хорошо говорить, понимать устную речь, писать от руки и читать, тексты, набранные ею на клавиатуре пишущей машинки, в некотором роде напоминали речевые продукции пациентов, страдающих афазией Вернике. С. Е. демонстрировала интактную силу нажатий, пластику движений, скорость и ритм, однако примерно в 35% слов допускала опечатки, делавшие практически невозможным понимание напечатанного.

Проведённые эксперименты позволили установить, что проблема коренилась в утрате С. Е. соматосенсорной обратной связи. При сознательном подключении визуального контроля к побуквенному набору текста количество ошибок резко уменьшалось, однако в такой же мере страдала и скорость, причём сама С. Е. характеризовала такой способ набора как крайне неестественный. С другой стороны, письмо от руки в условиях отсутствия зрительного контроля обнаруживало столь же высокий процент ошибок, что и при машинописи.

Действительно, как показывают эксперименты с медикаментозной анестезией рук, мозг способен управлять мелкими движениями пальцев и в отсутствие соматосенсорного контроля, однако для своевременного обнаружения и устранения ошибок, возникающих при исполнении моторных команд, необходима опора на периферическую обратную связь [Bendetti 1993: 361–364]. Постоянный же визуальный контроль движений пальцев при наборе связан с огромной дополнительной нагрузкой на нервную систему, поэтому его сознательно устраняют при обучении машинописи [Шахиджанян 1992: 31].

Итак, во время машинописного набора механизм переработки информации функционирует таким образом, чтобы обеспечивать соматосенсорный контроль одновременных движений нескольких пальцев (в том числе на разных руках). Модель такого механизма, предложенная Д. Э. Румельхартом и Д. А. Норманом [Rumelhart 1982], основана на предположении о том, что хорошо автоматизированные движения (в частности, движения пальцев при наборе) программируются посредством так называемых д в и г а т е л ь н ы х с х е м. Для того чтобы схема была активирована и реализована в движении, должны выполниться определённые условия. Схемы взаимосвязаны в том смысле, что активация одной схемы может повлечь за собой активацию или, напротив, торможение других схем.

Согласно этой модели, первым блоком переработки информации является анализатор, на вход которого поступают сигналы в виде орфографического облика подлежащих набору слов. Основная задача анализатора состоит в том, чтобы разбить слова на отдельные буквы и затем активировать соответствующие двигательные схемы для набора каждой из букв.

Вторым блоком является собственно множество двигательных схем, каждая из которых при активации инициирует движение пальца к своей цели.

При этом уровни активации устанавливаются таким образом, чтобы пальцы оказались над соответствующими клавишами в нужные моменты времени. Третий блок — система ответного реагирования — реализует обратную связь, отслеживая положение каждого пальца с тем, чтобы фактическое нажатие было осуществлено именно в тот момент, когда палец находится над требуемой клавишей. В рамках модели опечатки трактуются как следствие искажения (зашумления) уровней активации. Данная модель получила подтверждение в имитационном эксперименте, результаты которого были сопоставлены с корпусом объективных данных [Rumelhart 1982].

В пользу реальности двигательных схем свидетельствует также эмпирически установленная зависимость времени моторной реакции от пространственной локализации стимулов. Так, при предъявлении визуального образа буквы в левой или правой части зрительного поля нажатие на клавишу одноимённой рукой оказывалось быстрее, чем в случае, когда нажатие производилось другой рукой [Logan G. D. 2003].

Исследования показывают, что продолжительность задержки между последовательными нажатиями клавиш сильно зависит от пары набираемых символов. В целом же распределение интервалов приближённо описывается нормальным законом [Gentner 1983: 243]. Поскольку параметры этого распределения оказываются достаточно стабильными и индивидуальными, они могут характеризовать «клавиатурный почерк» человека, что находит применение в качестве динамического метода биометрической идентификации личности [Иванов 2000; Guven 2003; Gunetti 2005].

При обучении профессиональной машинописи ритмичность набора (выражающаяся в выравнивании интервалов между нажатиями) вырабатывается специальными упражнениями [Шахиджанян 1992: 41].

Итак, хотя при наборе на клавиатуре задействован тот же исполнительный механизм (руки), что и при письме, двигательные схемы обеспечивают существенное увеличение скорости объективации сообщений и оптимизацию интервалов между нажатиями на клавиши. Соматосенсорный контроль реализации моторной программы освобождает зрительный анализатор для одновременного считывания информации с экрана или другого визуального носителя. Единицей набора на клавиатуре является не отдельная буква, а как минимум орфографическое слово. Скорость набора на клавиатуре, более низкая по сравнению с фонацией, может быть коммуникативной помехой в условиях компьютерно-опосредованной коммуникации.

Определение компьютерно-опосредованной коммуникации как объекта лингвистического исследования не будет полным без установления оснований её типологии. Поиску таких оснований будет посвящён следующий раздел работы.

1.2.3 Типология компьютерно-опосредованной коммуникации Понятие компьютерно-опосредованной коммуникации может интерпретироваться в двух взаимосвязанных контекстах: в «инструментарном» — как компьютерные и телекоммуникационные технологии, опосредующие общение людей, и в «социальном» — как сам процесс такого опосредованного общения [Розина 2003]. Понятно, что в рамках лингвистического исследования предпочтительно расставить акценты таким образом, чтобы в фокусе внимания оказалась естественно-языковая коммуникация, а не технические средства, используемые для её поддержки.

Тем не менее, классификация разновидностей (жанров) компьютерно-опосредованной коммуникации, основанная на технологическом («инструментарном») критерии, достаточно распространена в лингвистических работах и исходит из используемых систем: программного обеспечения и протоколов прикладного уровня. На этом основании выделяются:

электронная почта — распределённая децентрализованная система, позволяющая отправлять электронные сообщения как одному, так и нескольким получателям;

списки рассылки, основанные на электронной почте — системы, в которых выделяется специальный адрес электронной почты, и сообщения, поступающие на этот адрес, тиражируются на все адреса, включённые в список рассылки;

веб-форумы и группы новостей — системы, позволяющие публиковать сообщения, которые становятся доступными всем участникам обсуждения;

чат-комнаты — системы, позволяющие обмениваться репликами в режиме, приближенном к реальному времени: сообщения, вводимые участниками чат-комнаты, почти мгновенно отображаются на экранах всех «присутствующих» в той же комнате собеседников (описание такой системы, разработанной для целей настоящего исследования, см. в разделе 2.3.2);

системы мгновенного обмена сообщениями (instant messenger, IM) — системы, позволяющие пользователям отправлять друг другу короткие сообщения, доставляемые также в приближенном к реальному времени режиме;

многопользовательские ролевые игры, обозначаемые англоязычными аббревиатурами MUD (multi-user dungeon / dimension) и MOO (MUD object oriented) — игры, участники которых могут «перемещаться» в виртуальном пространстве, состоящем из «комнат» и «выходов», при этом они могут взаимодействовать как с объектами, существующими внутри игры, так и с другими игроками;

Всемирная паутина (World Wide Web, WWW) — распределённая децентрализованная система, в рамках которой создаются и просматриваются веб-сайты и домашние страницы, ведутся электронные дневники — блоги (англ. blog из weblog) и проч. [Barnes 2003: 4–12].

Рассматривая подобного рода классификации, нужно иметь в виду, что одна и та же технология может использоваться для организации существенно различных видов общения. Обратное тоже верно: идентичные способы коммуникации могут поддерживаться различными технологиями.

Например, электронная почта может использоваться для обмена короткими репликами в стиле чат-комнаты (ср. функцию «Почтовый чат», реализованную в популярном почтовом клиенте «The Bat!»); сообщения, отправленные по IM-системе, при непосредственной недоступности адресата могут быть сохранены на сервере и доставлены при ближайшем выходе получателя на связь (аналогично тому, как работает электронная почта);

доступ к одной и той же виртуальной дискуссии часто возможен как по электронной почте через список рассылки, так и в режиме веб-форума или группы новостей (ср. сетевую службу «Google Groups»).

Другим критерием, на основании которого большинство авторов различают способы осуществления компьютерно-опосредованной коммуникации, служит синхронность общения (см., например [December 1996: 426;

Crystal 2002: 11; Barnes 2003: 35]). Будем понимать под с и н х р о н н о с т ь ю характеристику канала связи, состоящую в котемпоральности (cotemporality) и одновременности (simultaneity). Котемпоральн о с т ь имеет место, если реципиент получает сигналы почти мгновенно, то есть примерно в то же время, когда их объективирует отправитель сообщения (иными словами, задержка в канале субъективно мала). О д н о в р е м е н н ы й характер коммуникации определяется дуплексным режимом канала связи, то есть возможностью одновременно передавать и принимать сигналы (например, участник устного разговора tte--tte может слушать своего собеседника и одновременно выражать своё отношение мимикой или жестами). Коммуникация, обладающая только свойством котемпоральности, но не одновременности, называется к в а з и с и н х р о н н о й, лишённая обоих указанных свойств — а с и н х р о н н о й [Hrd af Segerstad 2002: 29] (ср. также аналогичную трихотомию синхронности — квазисинхронности — асинхронности у К. Дюршайд [Drscheid 2003: 44–45]).

Можно согласиться с тем, что никакая разновидность компьютерноопосредованной коммуникации не проявляет синхронности в той же степени, в которой она присуща непосредственному устному общению, так как в любом случае при наборе и отправке сообщения имеет место некоторая задержка [Hrd af Segerstad 2002: 59]. Технологически, максимального приближения к синхронности позволяет достичь приём разделения экрана на две части (split-screen): одна часть используется для ввода и редактирования собственных сообщений, в то время как в другой побуквенно отображаются реплики собеседников по мере их набора. Однако в экспериментальном исследовании, проведённом канадскими психологами, было продемонстрировано, что такой способ общения обладает более низкой эффективностью за счёт отсутствия эксплицитных средств маркирования мены коммуникативных ролей [Hancock 2001]. Поэтому большее распространение в повседневной практике получила квазисинхронная компьютерно-опосредованная коммуникация; для её обозначения в рамках настоящей работы будем использовать термин ч а т.

Другой подход к классификации современных систем коммуникации вообще и систем компьютерно-опосредованной коммуникации в частности основан на объединении их в две группы. К системам первой группы — м а с с о в о й к о м м у н и к а ц и и — относятся средства массовой информации (радио, телевидение, печатные издания), предназначенные для доведения информации до многих членов общества, а также системы, решающие обратную задачу — сбора различного рода сведений от членов общества (например, опросы общественного мнения, аплодисменты). Основным признаком систем массовой коммуникации служит то, что в рамках этих систем два отдельных индивидуума не могут установить обособленный обмен информацией между собой. Системы второй группы — м е ж л и ч н о с т н о й к о м м у н и к а ц и и — позволяют отдельным индивидуумам установить обособленный (от других членов общества) обмен информацией. К числу таких средств относятся личные беседы, почтовая связь, телефон и тому подобное [Каменская 1990: 14].

Легко видеть, что указанная дихотомия применима и к системам компьютерно-опосредованной коммуникации. Так, массовое общение осуществляется посредством создания гипертекстов и навигации в гипертекстовом пространстве. Г и п е р т е к с т представляет собой нелинейный текст2, состоящий из обычных линейных (то есть читаемых подряд) фрагментов (гипертекстовых документов), связанных так называемыми гипертекстовыми ссылками (гиперссылками) — ассоциативными связями, при помощи которых читатель может переходить к другим фрагментам гипертекста [Эпштейн 1998; Потапова 2002: 270–274]. Коммуникация посредством гипертекстов характеризуется асинхронностью и асимметричностью коммуникативных ролей: деятельность создателя и реципиента гипертекста носит принципиально различный характер, отличаясь, впрочем, от деятельности автора и читателя традиционной литературы [Потапова 2002:

275–280; Дедова 2005].

Другая разновидность компьютерно-опосредованной коммуникации, соответствующая межличностному «некомпьютерному» общению, реализуется в чатах, форумах, электронной почте и проч. Такая коммуникация может проявлять признаки синхронности (квазисинхронности) и характеризоваться регулярной меной ролей коммуникантов.

Данный вид компьютерно-опосредованной коммуникации обладает лингвистическими особенностями, характерными как для устной, так и для письменной речи. Указанный феномен будет подробно рассмотрен в следующем разделе.

Об определении понятия «текст» см. раздел 2.2.1 настоящей работы.

1.3 Феномен спонтанности при компьютерно-опосредованной 1.3.1 Компьютерно-опосредованная коммуникация в рамках оппозиции Парадоксальное положение об интеграции устной и письменной речи в рамках компьютерно-опосредованного общения находит отражение во многих работах. Так, изучая речевую деятельность в ходе компьютерных конференций, А. Е. Войскунский делает заключение о гибридной устно-письменной природе компьютерно-опосредованной коммуникации.

«Имеется в виду следующее: в сообщениях, генерируемых партнёрами по опосредованному компьютером общению, обнаруживаются характеристики, свойственные как письменной, так и устной речи» [Войскунский 1991:

142]. К аналогичным выводам приходит Е. И. Галяшина, обобщая прикладной опыт, накопленный отечественной криминалистической лингвистикой. По её мнению, компьютерно-опосредованная коммуникация представляет собой «новую форму диалогического письменного общения, которая по многим своим свойствам близка к устной форме, а иногда и прямо смыкается с ней» [Галяшина 2003: 81]. Прежде чем перейти к анализу устно-письменной природы компьютерно-опосредованной коммуникации, следует рассмотреть соотношение устной и письменной речи в лингвистической традиции, которая оказывается достаточно противоречивой и неоднозначной.

На протяжении веков материалом языкознания были образчики письменной речи, служившие основой теоретических обобщений, источником иллюстраций и доказательной базой лингвистического исследования. Устная же речь при всём её разнообразии и функциональной значимости фактически игнорировалась, а результаты, полученные в ходе изучения письменных текстов, по умолчанию распространялись на область устной речи, на язык вообще, как если бы устная и письменная речь обладали признаками качественного изоморфизма и функциональной тождественности.

На необходимость преодоления этой однобокости указывали многие лингвисты ещё в XIX в., однако полномасштабные исследования устной речи начались лишь в XX в. [Худяков 2005: 78–79].

Накопив достаточные эмпирические данные относительно обеих форм речи, к 1980-м годам исследователи стали отмечать неоднозначный, многофакторный характер различий между ними. Так, в отечественной лингвистике велась и продолжает вестись дискуссия об истинных основаниях дифференциации устной и письменной речи и их отношении к речи разговорной. Сам факт наличия двух существенных разновидностей речевой деятельности не вызывает сомнения: типичными продуктами первой являются хорошо отредактированные, композиционно оформленные и стилистически выверенные письменные тексты, в то время как вторая реализуется, как правило, в спонтанных непринуждённых устных диалогах. Оказывается, что эти два варианта речи противопоставлены по целому ряду параметров:

по материальной форме, или физической природе манифестирующей субстанции знаковой системы (графическая vs. звуковая);

по возможностям ретроспективной коррекции порождаемых речевых сегментов;

по реестру паралингвистических и экстралингвистических средств, дополняющих вербальный сигнал;

по первичности в филогенезе (то есть в истории языков) и онтогенезе (то есть в языковом развитии отдельных носителей) [Бубнова 1991:

6].

Однако у лингвистов отсутствует единое мнение о том, какой из признаков является определяющим в разграничении двух обозначенных способов (или вариантов) осуществления речи, а также о самой природе этого различия [Бубнова 1991: 6]. Существующие точки зрения можно объединить в три группы. Первая группа представлена исследователями, утверждающими, что разговорная речь обслуживается иной языковой системой, нежели кодифицированный литературный язык письменных текстов. Материальная форма (устная или письменная) при этом полагается вторичным признаком, а в качестве главного отличительного критерия разговорной речи называется её неподготовленность [Земская 1981] или неофициальность, приводящая к пренебрежению языковыми нормами [Скребнев 1985]. Представители второго направления признают функциональностилистический характер различий между двумя способами осуществления речи, в качестве ведущего дифференцирующего параметра выделяя непринуждённость разговорного стиля общения [Сиротинина 1983]. Наконец, третья группа исследователей называет основной оппозицию устной и письменной формы речи, которая и определяет особенности порождения высказываний, наблюдаемые, прежде всего, по своим синтаксическим проявлениям [Бубнова 1991; Лаптева 2003; Худяков 2005: 78–88].

В зарубежных работах 1980-х годов высказываются мнения о том, что между устной и письменной речью не существует чёткой границы.

Так, например, В. Онг заявляет о феномене конвергентной устнописьменной культуры и вводит термин « в т о р и ч н а я устность»

(secondary orality) для обозначения устной коммуникации с использованием специальных технических средств (телефона, телевидения, радио, разнообразных электронных технологий). Часто эти технические средства опираются на письменную коммуникацию, таким образом, «вторичная устность» оказывается производной по отношению к письменности. В качестве примера можно привести организацию телевизионных выпусков новостей, когда работающий в студии диктор озвучивает подготовленный письменный текст, незаметно читая его со специального технического устройства — телесуфлёра [Ong 1982].

В авторской концепции П. Коха и В. Остеррайхера [Koch 1985] термины «устная речь» и «письменная речь» употребляются по меньшей мере в двух значениях. С одной стороны, они могут обозначать среду, в которой репрезентируются сигналы, и в этом случае противопоставление носит чёткий дихотомический характер. С другой стороны, они могут указывать на д и к т у с (der Diktus) высказывания, к которому авторы относят языковые и структурные признаки, проявляющиеся в прототипической устной (непринуждённый диалог) и письменной (художественная литература) речи. Оппозиция устности / письменности в такой трактовке представляется нечёткой, градуальной: диктус конкретного высказывания может совмещать в различных пропорциях признаки, свойственные прототипу устной и письменной речи.

Среди отличительных особенностей к о н ц е п т у а л ь н о й у с т н о с т и (konzeptionelle Mndlichkeit), то есть устности во втором понимании, называются:

языковые средства (паратаксис, неполные предложения, анаколуфы, разговорные выражения, ассимилированные и редуцированные формы, использование частиц и междометий и проч.);

условия общения (пространственная и личная близость коммуникантов, привязка к ситуации и внеязыковой деятельности, диалогичность, спонтанность, свободное развитие темы и проч.);

речевые стратегии (низкая плотность информации и упрощённость её подачи, отсутствие планирования высказываний и проч.) [Op. cit.].

Указанные положения находят подтверждение в эмпирическом исследовании Д. Байбера [Biber 1988], посвященном изучению лингвостатистических особенностей двадцати трёх жанров устной и письменной речи на английском языке. Факторный анализ совместной встречаемости разноплановых лингвистических явлений в корпусах текстов позволил выделить шесть так называемых «текстуальных измерений», интерпретируемых следующим образом:

информативное vs. аффективное речепроизводство;

нарративные vs. ненарративные цели;

эксплицитная vs. ситуационно-обусловленная референция;

явное выражение убеждений;

абстрактная vs. неабстрактная информация;

уточнение сведений в реальном времени.

Д. Байбер заключает, что вариативность использования языковых средств в обеих формах речи не позволяет говорить о чётко определяемой границе между ними, и всякие попытки прямо противопоставить их на основе параметров лингвистической статистики обречены на внутреннее противоречие [Op. cit.].

Исследователями компьютерно-опосредованной коммуникации неоднократно предпринимались попытки применить обозначенные выше критерии разграничения устной и письменной речи к анализу своего объекта. В частности, предлагается, оставляя введённый В. Онгом термин «вторичная устность» за техническими средствами типа телефона и телевидения, называть письменную компьютерно-опосредованную коммуникацию, осуществляемую в синхронном режиме, « т р е т и ч н о й у с т н о с т ь ю » (tertiary orality). Данное положение подкрепляется следующей аргументацией: «сходство между сетевой коммуникацией в реальном времени и устным взаимодействием настолько сильно, что такие среды в действительности представляют собой конвергенцию устности и письменности» [Day 1996: 294] (перевод наш. — Е. Ч.). Многие языковеды в настоящее время считают неоспоримым, что некоторые разновидности компьютерно-опосредованной коммуникации (особенно чат) подходят, в терминологии П. Коха — В. Остеррайхера, под определение формально письменной, но концептуально устной коммуникации [Spitzmller 2005: 33;

Литневская 2005: 48].

В пользу гибридного устно-письменного характера компьютерноопосредованной коммуникации свидетельствуют и эмпирические данные.

В частности, метрики Д. Байбера были применены к корпусу англоязычных компьютерных конференций. Выяснилось, что последние обнаруживает лингвистические особенности, традиционно ассоциируемые как с письменной, так и с устной формой речи. Коммуникативные жанры, к которым компьютерно-опосредованная коммуникация оказывается наиболее близкой, включают публичные интервью, служебную корреспонденцию и личные письма [Collot 1996: 21].

В другом статистическом исследовании корпус компьютерных конференций сопоставлялся с корпусами устной (London-Lund) и письменной (Lancaster-Oslo/Bergen) речи на основании таких метрик, как отношение тип / экземпляр, лексическая плотность, частота использования личных местоимений и модальных глаголов. По первым двум метрикам, интерпретируемым как текстуальные аспекты коммуникации, компьютерноопосредованное общение занимает промежуточное положение между устным и письменным (ближе к письменному). Две последние метрики, отражающие модальность коммуникативной среды, выявляют существенное отличие компьютерно-опосредованной коммуникации как от устной, так и от письменной формы речи [Yates 1996].

Аналогичные данные были получены в исследовании корпусов различных жанров компьютерно-опосредованного общения (электронной почты, чатов, IM-систем и текстовых сообщений в сетях сотовой связи) на шведском языке. В ходе исследования было установлено, что свойства устной речи в большей степени проявляют те разновидности компьютерно-опосредованного общения, при которых сообщения передаются в синхронном (квазисинхронном) режиме и редактируются в полях ввода ограниченной длины [Hrd af Segerstad 2002].

Поскольку феномен интеграции устной и письменной форм речи в рамках компьютерно-опосредованной коммуникации фиксируется на материале различных языков, он носит универсальный характер и может быть объяснён с психолингвистических позиций.

1.3.2 Взаимодействие механизмов формальной и содержательной Гибридный устно-письменный характер компьютерноопосредованной коммуникации допускает двоякую психолингвистическую интерпретацию. Можно сформулировать следующие две гипотезы, являющиеся альтернативными друг другу:

в условиях компьютерно-опосредованной коммуникации механизмы, отвечающие за объективацию устной и письменной речи, работают совместно и интерферируют, то есть влияют друг на друга (H1.1);

при реализации речемоторной программы в ходе компьютерноопосредованной коммуникации отсутствует интерференция между устной и письменной речью; гибридный характер коммуникации обусловлен особенностями содержательных (а не формальных) операций над порождаемым сообщением (H1.2).

Для проверки выдвинутых гипотез обратимся к эмпирическим данным.

Так, в пользу гипотезы H1.1 косвенно свидетельствует интересное наблюдение, сделанное при анализе характера опечаток на материале достаточного репрезентативного корпуса (1,3 млн знаков). Одной из обнаруженных тенденций явилась ошибочная взаимная замена фонетически близких сегментов, что дало повод предполагать проговаривание «про себя» набираемого текста [Logan F. A. 1999: 1762].

В онтогенезе письменная речь возникает гораздо позже устной, причём если «устная речь усваивается чисто практически, „живым прилаживанием“ к речи взрослых, а её артикуляция ещё долго остаётся неосознанной, то письмо уже с самого начала является осознанным актом, произвольно строящимся в процессе специального сознательного обучения»

[Лурия 2002: 13]. При формировании навыка письма в школе важную роль играет умение расчленять речевой поток на отдельные звуки, для чего используется проговаривание вслух записываемых слов, которое со временем заменяется шёпотной речью, а затем переходит в сокращённое «внутреннее слышание». Экспериментально подтверждено, что блокирование артикуляции у младших школьников приводит к резкому снижению скорости и качества письма [Там же: 16, 40]. У взрослых носителей языка, в остаточной степени владеющих письмом, как мы увидим, картина иная.

Изучению влияния посторонней речевой кинестезии на понимание и запоминание звучащего вербального сообщения были посвящены эксперименты А. Н. Соколова. Испытуемые слушали тексты, зачитываемые вслух экспериментатором, и параллельно, в зависимости от экспериментальной серии, повторяли заученное стихотворение или вели устный порядковый счёт. Такого рода артикуляционные помехи препятствовали восприятию текстов, однако со временем, по мере формирования у испытуемых речемоторного автоматизма, влияние помех уменьшалось. Это дало повод предполагать, что «затруднения при слушании речи возникают здесь не столько в силу занятости речевого аппарата самого по себе, сколько в силу недостаточной автоматизированности его занятости» [Соколов 1967: 87].

Как известно, в психологии под автоматизированной деятельностью ( а в т о м а т и з м о м ) понимается такая деятельность, которая осуществляется ненамеренно, неосознанно и без концентрации внимания [Kellogg 2003: 102]. Согласно одной из психологических теорий внимания — р е с у р с н о й м о д е л и, предложенной Д. Канеманом, — существует общий предел ресурсов человека при совершении умственной работы, причём эти ограниченные ресурсы могут быть достаточно свободно распределены между одновременно осуществляемыми деятельностями. Любая, даже очень хорошо автоматизированная задача, требует определённого объма внимания, однако этот объём существенно меньше, чем в случае выполнения неавтоматизированной деятельности. Поэтому интерференция появляется даже тогда, когда два вида деятельности не задействуют общих механизмов восприятия или ответа, при этом степень интерференции зависит от той нагрузки, которую вызывает каждая деятельность, то есть от требований, предъявляемых ею к усилию и вниманию. Например, если идущего человека попросить произвести в уме сложную арифметическую операцию, он, скорее всего, остановится, чтобы сосредоточиться на новой ресурсоёмкой задаче, хотя ходьба является очень хорошо автоматизированной деятельностью [Канеман 2006].

Как демонстрируют опыты А. Н. Соколова, по мере формирования автоматизма степень интерференции, вызванной перераспределением ресурсов внимания, уменьшается вплоть до пренебрежимо малой величины.

При выполнении конкурентных заданий, связанных с переработкой вербальных сообщений, однако, может наблюдаться и иной вид интерференции, который оказывается принципиально неустранимым. В опытах И. Н. Горелова испытуемым предлагалось одновременно воспринимать зрительно и на слух тексты разного типа — как одинаково организованные ритмически (стихотворения одной метрики), так и ритмически несовпадающие, но одинаковые по числу слогов и общей длине. В таких условиях испытуемые не могли успешно справиться с заданием, то есть ни один из текстов не усваивался (не мог быть впоследствии пересказан). Таким образом, при попытке воспринять содержание двух вербальных сообщений, поступающих по разным каналам одновременно, неизбежно возникает интерференция. И. Н. Горелов полагает, что причиной интерференции является использование одной и той же кодовой системы для содержательной переработки устной и письменной речи. В другой серии экспериментов машинистки высокой квалификации, владеющие слепым десятипальцевым методом набора, успешно перепечатывали визуально предъявленный текст, не вдумываясь в его содержание, и одновременно, не снижая темпа печати, беседовали с экспериментатором на бытовые темы. Отсутствие интерференции указывает на то, что, во-первых, компоненты речемыслительного механизма, отвечающие за содержательные и формальные манипуляции с сообщением, относительно автономны, и во-вторых, механизмы подготовки и реализации моторных программ в устной и письменной формах речи также функционируют независимо [Горелов 2007: 39–41].

Итак, формальная переработка речевого сообщения, воспринимаемого зрительно и объективируемого путём клавиатурного набора, может совмещаться с содержательным устным общением, то есть экспериментальные данные свидетельствуют в пользу гипотезы H1.2. Возникает вопрос, верно ли обратное: возможно ли одновременное успешное осуществление содержательной компьютерно-опосредованной коммуникации и формальных операций над устной речью? Для ответа на этот вопрос можно предложить эксперимент, являющийся «зеркальным отражением» опытов И. Н. Горелова и состоящий в предъявлении испытуемым через наушники аудиозаписи дикторской речи, которую следует повторять вслух с субъективно удобным отставанием от диктора (shadowing), одновременно ведя непринуждённый диалог в чате. Однако, подобно тому, как для успешной перепечатки текста при одновременном устном общении требуются хорошо автоматизированные навыки, повторение вслух звучащей речи также представляет трудности для большинства людей [Kellogg 2003: 39] и требует специального обучения (в частности, такой навык вырабатывается при помощи ряда упражнений в ходе подготовки синхронных переводчиков [Латышев 2001: 118–119]). Полагая, что данные, полученные от испытуемых, не прошедших предварительной тренировки, лучше отражают процессы, происходящие при реальном общении в чате, мы упростили процедуру проведения эксперимента.

Исследование3 проводилось в отдельном помещении. Экспериментальная установка состояла из трёх персональных компьютеров, объединённых в локальную сеть: один компьютер с подсоединённым к нему микрофоном использовался для цифровой аудиозаписи устной речи испытуемого, при помощи двух других была организована коммуникация испытуемого с экспериментатором в чате. В ходе беседы испытуемому задавался ряд несложных вопросов («Как Ваши дела?», «Как пройти к столовой?», «Много ли у Вас сегодня работы?», «Идёт ли на улице дождь?» и подобные). В качестве конкурентного формального задания вместо ретрансляции звучащей речи испытуемому предлагалось вести порядковый устный счёт. В эксперименте приняло участие 8 мужчин в возрасте от 25 до 40 лет Автор выражает признательность Д. В. Кутнякову за помощь в проведении эксперимента.

(в среднем 31,3 ± 5,7 года4), специалистов в области информационных технологий. Во всех случаях выполнение обоих заданий объективно было успешным и происходило без сбоев. В отличие от опытов А. Н. Соколова, где успешность совмещения заданий достигалась по мере тренировки, в нашем эксперименте она наблюдалась безо всякой предварительной подготовки. Это можно объяснить бытовым характером общения, а также возможностью испытуемых самостоятельно выбирать темп счёта, скорость чтения с экрана и набора на клавиатуре. В ходе ретроспективного опроса испытуемые отмечали наличие субъективных затруднений, связываемых с необходимостью сознательного контроля двух параллельных операций.

Такая относительная интерференция объяснима в рамках ресурсной модели внимания Д. Канемана (см. выше).

Будем, таким образом, считать установленным, что механизмы восприятия и реализации устной и письменной речи у взрослых носителей языка могут работать одновременно, не вызывая интерференции, при условии, что содержательная переработка вербального сообщения осуществляется при выполнении только одного из двух конкурентных заданий. Это свидетельствует в пользу гипотезы H1.2. Тогда объяснение тому факту, что компьютерно-опосредованная коммуникация проявляет лингвистические признаки, традиционно приписываемые обеим формам речи, следует искать в параметрах функционирования речемыслительных механизмов, отвечающих за содержательную сторону генерации вербальных сообщений.

Важнейшим из таких параметров является спонтанность речепорождения, не зависящая от формы речи, что согласуется с гипотезой H1. Обсуждению феномена спонтанности будет посвящён следующий раздел.

Здесь и далее средние значения приводятся в виде ± s, где — среднее арифметическое, s — стандартное отклонение.

1.3.3 Спонтанность и её объективирующие показатели С п о н т а н н о с т ь как характеристика речетворческого процесса противопоставляется п о д г о т о в л е н н о с т и. Ясно, что степень подготовки речевого высказывания может варьировать от совершенной спонтанности до воспроизведения вербального сообщения по памяти или его формальной ретрансляции (например, в случаях зачитывания текста, письма под диктовку, перепечатки рукописи на пишущей машинке и аналогичных). Промежуточные положения в континууме «спонтанность — подготовленность» занимают изложение прочитанного текста, речь за суфлёром, стереотипная речь по шаблонному тексту в типичной ситуации, обдуманная речь по заранее составленному плану, заполнение бланка по образцу и так далее.

Объективная диагностика степени спонтанности либо подготовки речевых высказываний возможна по ряду качественных лингвистических признаков и набору статистических метрик, успешно применяемых в практике проведения судебных лингвистических экспертиз [Галяшина 2003: 95–98].

Спонтанность речетворчества может определяться следующими двумя факторами: вариабельностью информационного фокуса и гибкостью глобального контроля [Herrmann 1995]. Под и н ф о р м а ц и о н н ы м ф о к у с о м понимается фрагмент знания, являющийся особенно выделенным (активированным) в рабочей памяти для использования в процессе порождения речи, под г л о б а л ь н ы м к о н т р о л е м — общая стратегия порождения высказываний на протяжении всей ситуации общения, то есть вплоть до достижения коммуникативных целей.

Вариабельность информационного фокуса может быть обусловлена следующими обстоятельствами:

говорящий получает новую важную информацию о своём партнёре или коммуникативной ситуации;

говорящий порождает выводные знания, которые помещаются в информационный фокус (экстремальный случай наблюдается при патологическом непостоянстве темы);

собственная речь говорящего вызывает у него ассоциации, получающие дальнейшее развитие (например, каламбур на основе только что произнесённой фразы).

Гибкость глобального контроля понижается в следующих случаях:

дословное воспроизведение вербальной информации;

схематизированная коммуникация (например, инструкции о маршруте движения);

несхематичная, но формализованная коммуникация, основанная на ограничительных конвенциях.

Вариабельность информационного фокуса, как правило, способствует более гибкому глобальному контролю при порождении высказывания, однако такая зависимость не носит обязательного характера. Например, спонтанный рассказ о каком-либо определённом событии характеризуется устойчивостью информационного фокуса (предмет повествования остаётся неизменным) и гибкостью глобального контроля (не продуманная заранее стратегия изложения может модифицироваться по ходу производства речи). Обратную картину представляет профессиональная коммуникация работника билетной кассы, обнаруживающая жёсткий глобальный контроль (стереотипные коммуникативные стратегии) и высокую подвижность информационного фокуса (в зависимости от конкретных запросов клиента).

Предполагается, что общение, характеризующееся гибкостью глобального контроля и/или вариабельностью информационного фокуса, удобнее осуществлять в устной форме, в то время как для коммуникации, обладающей противоположными характеристиками, более подходит письменная форма речи. Такое тяготение, однако, не является облигаторным, поэтому противопоставление устной и письменной речи с точки зрения выделяемых параметров не носит взаимоисключающего характера [Herrmann 1995].

Из изложенного следует, что, по сравнению с асинхронным общением, синхронная (квазисинхронная) коммуникация создаёт гораздо более благоприятные условия для подвижности информационного фокуса и гибкости глобального контроля, поэтому особенности спонтанной компьютерно-опосредованной коммуникации удобно изучать на материале чата.

В то же время мы не можем принять точку зрения, согласно которой спонтанностью характеризуются исключительно синхронные виды общения (ср. [Wilde 2002: 18]).

В ходе подготовки высказывания отправитель может опираться на промежуточные объективации, не отправляемые получателю по каналу связи ( ч е р н о в и к и ). Нелинейное редактирование текста, сопровождающееся перестройкой его композиционной структуры, множественными вставками, исключениями и заменами речевых сегментов различной протяженности, как правило, требует использования черновиков. Можно говорить о черновиках письменных, устных и даже «мысленных» (осуществляемых во внутренней речи [Галяшина 2003: 59]). Важность «мысленного черновика» при подготовке письменной речи подтверждается наблюдениями за возникновением данного навыка в онтогенезе, то есть в процессе обучения письму в начальной школе. Если в устной речи ребёнок «выпаливает слова и фразы, едва приходящие ему в голову, нимало не заботясь о необходимости какого бы то ни было редактирования извергающегося из него потока слов» [Лобок 1996: 42], то при письме возникает необходимость в тщательном мысленном редактировании записываемого текста и удержании в памяти придуманного порядка слов. Если бы пишущий не удерживал в памяти подлежащую записи фразу, то «каждый перерыв в письме нарушил бы нужную последовательность и каждая пауза приводила бы к разрушению замысла» [Лурия 2002: 18].

Данные положения находят эмпирическое подтверждение в ходе опытов, проводимых с помощью так называемой «процедуры тройной задачи», суть которой сводится к следующему. В эксперименте выполнение основного вербального задания периодически прерывается конкурентным стимулом; при этом объективно оцениваются когнитивные усилия (по времени реакции на стимул) и фиксируется характер мыслительных процедур в момент прерывания (путём направленной ретроспекции испытуемого). Результаты подобных исследований, проведённых рядом психологов, подтверждают, что операции подготовки порождаемых в письменной форме высказываний особенно требовательны к объёму рабочей памяти, используемой, среди прочего, для хранения «мысленных черновиков»

[Ресурсы рабочей памяти… 2005]. Заметим, что достаточно полные «мысленные черновики» становятся необходимыми при низкой скорости объективации речи. Если же высказывания реализуются во внешней речи достаточно быстро (со скоростью нормальной фонации), то промежуточные объективации во внутренней речи могут быть ограниченными или вообще не использоваться.

Если исходить из того, что акт порождения речи в самом общем виде состоит из а) л а т е н т н о г о п р о ц е с с а генерации языковых знаков, предшествующего объективации, и б) собственно объективации языковых знаков, в форме которых осуществляется высказывание [Верещагин 1968:

19], тогда можно принять, что спонтанность заключается в наложении во времени латентного процесса и процесса объективации, а в случае подготовленной речи эти два этапа генерации высказывания разделяются, хотя бы частично, неким промежутком времени.

О спонтанном характере речепорождения можно судить по косвенным объективирующим показателям, особенно по э л е м е н т а м х е з и т а ц и и ( к о л е б а н и я ), появление которых в речевой цепочке определяется незавершённостью латентного процесса к моменту начала объективации высказывания. Так, к явлениям, манифестирующим хезитацию при порождении устного высказывания, относятся вставные элементы, продление звуков слова, добавление лишних звуков, повторы слов, заикания, фрагментация слов, самоисправления, метатекстовые комментарии говорящего, а также невербальные средства [Гармаш 1999: 11–16].

Наиболее частотными элементами колебания являются п а у з ы хезитации (в аналогичном значении употребляется также термин «зияние» [Верещагин 1968: 29]) — периоды отсутствия звука в ходе объективации высказывания, возникающие в том случае, когда говорящий «прерывает речь при затруднениях в планировании, контроле и коррекции высказывания или текста» [Гармаш 1999: 10]. Паузы хезитации дают время для подготовки очередной порции планируемого высказывания или контроля и коррекции ранее сказанного и обычно сопровождают все остальные элементы колебания. Принципиальная полифункциональность пауз затрудняет определение их хезитационной природы [Там же: 10]. Заполнение паузы хезитации так называемыми вставными элементами позволяет более уверенно дифференцировать их от пауз иного рода [Ладыженская 1985].

На основании психолингвистического принципа согласованности коммуникативного намерения говорящего с действием языковых законов все паузы, возникающие в устной речи, делятся на два вида:

обязательные, то есть присутствующие в любом высказывании, осуществляемом в форме данного предложения (в частности, это может быть обусловлено языковыми законами);

необязательные, появление которых зависит в большей степени от говорящего.

Необязательные паузы, в свою очередь, подразделяются на:

преднамеренные, обусловленные ситуативно и психологически;

непреднамеренные — паузы хезитации [Александрова 2004: 5].

Таким образом, паузы хезитации отличаются от других необязательных пауз тем, что продуцент речи допускает их ненамеренно, вынужденно.

Паузы хезитации являются одной из манифестаций более общего явления приостановки деятельности при столкновении с ситуацией неопределённости, когда для осуществления следующего шага необходимо произвести акт выбора. Продуцент спонтанной речи одновременно с объективацией продолжает принимать три вида решений. Во-первых, это содержательный (концептуальный) выбор, который может быть полностью невербальным или соотноситься с «ключевыми словами», выступающими в качестве семантических ориентиров и существующими вне каких-либо синтагматических связей. Второй тип принимаемых решений связан с выбором синтаксической структуры, наличие которой совершенно необходимо для порождения связной речи. Наконец, говорящий выбирает конкретные слова для наполнения синтаксической структуры в соответствии с семантическим планом. Все три типа выбора — содержательный, синтаксический и лексический — сопряжены с задержками, которые и проявляются паузами хезитации [Goldman-Eisler 1968: 32].

Важность лексических решений при порождении спонтанной речи была подтверждена в эксперименте, продемонстрировавшем, что паузы хезитации чаще возникают перед полнозначными лексемами, чем перед служебными словами. С другой стороны, при воспроизведении чужой речи, когда выбор лексических единиц предопределяется вербальным стимулом, паузы обнаруживаются преимущественно на границах предложений [Martin 1967].

Гипотезу о том, что паузы хезитации предшествуют объективации отрезков высказывания с повышенной информационной насыщенностью, можно верифицировать в психолингвистическом эксперименте по угадыванию. Методика, изначально предложенная К. Э. Шенноном для определения энтропии английского печатного текста, получила развитие в нескольких вариантах, известных как полная и сокращённая программа индивидуального угадывания, коллективное угадывание, угадывание по методу Колмогорова. Все эти варианты предполагают определение вероятности правильного угадывания информантами (n+1)-й буквы на основе знания предшествующих n букв сообщения [Пиотровский 1975: 127–148;

Piotrowski 2005: 860–865].

Ф. Голдман-Эйслер модифицировала методику для угадывания целых словоупотреблений. В исследовании на материале английского языка испытуемым предъявлялся релевантный контекст записанного разговора, и затем предлагалось угадать первое и последующие слова исследуемого предложения. На угадывание каждого слова давалась одна минута, по истечении которой испытуемому сообщался правильный вариант. Если испытуемый верно называл слово, то процедура прекращалась до исчерпания лимита времени. Предварительным опытом было установлено, что для достоверной оценки энтропии на уровне слов достаточно получить данные от шести хорошо образованных и владеющих языком информантов: объединённое множество различных догадок к шестому информанту достигало насыщения.

Стимульным материалом для основных экспериментальных серий послужило двенадцать предложений различной длины и структуры, порождённых в спонтанной устной речи, содержащих в общей сложности 348 слов и 60 пауз хезитации. Критерии отбора материала для эксперимента заключались в грамматической правильности и логической непротиворечивости. Экспериментом было установлено, что паузы в большинстве случаев предшествуют словам с низкой вероятностью появления, что согласуется с указанной гипотезой [Goldman-Eisler 1968: 34–44].

Справедливости ради отметим, что естественная речь достаточно регулярно фиксирует нарушение основных логических законов [Худяков 2003], а слабооформленные и аграмматичные конструкции представляют собой характерное для неподготовленной речи явление [Лаптева 2003:

119]. Таким образом, обозначенным жёстким критериям селекции стимульного материала соответствует настолько малая часть спонтанно порождаемых высказываний, что вряд ли можно говорить о репрезентативности подобной выборки.

В другой работе было подвергнуто проверке предположение о том, что частота появления в речи пауз хезитации, заполненных вставными элементами, определяется характером предметной области: увеличение разнообразия способов языкового кодирования одного и того же концептуального содержания должно приводить к повышению вероятности возникновения паузы хезитации. Понятно, что предметная область естественных наук допускает меньшую вариативность языкового выражения по сравнению с общественно-гуманитарным циклом научных дисциплин (ср., например, отсутствие синонимов для терминов molecule, atom, ion и достаточно богатые синонимические ряды для affection, class, structure, prejudice, beauty, style). Материалом исследования послужили 47 университетских лекций по различным дисциплинам. Обнаружилось, что при чтении лекций по естественным наукам возникает в среднем 1, паузы в минуту, по общественным дисциплинам — 3,84 паузы в минуту, а по гуманитарным предметам — 4,85 паузы в минуту. При непринуждённой беседе на темы, не связанные с преподаванием своей дисциплины, все группы лекторов демонстрировали примерно одинаковое количество заполненных пауз хезитации в минуту (4,99–5,28) [Speech Disfluency… 1991]. В то же время, как свидетельствуют эмпирические данные, распределение элементов хезитации в устной речи не зависит от степени знакомства говорящего с предметом речи [Merlo 2004].

Экспериментально установлено также, что при устном общении коммуникант учитывает информацию о паузах хезитации в речи собеседника для определения степени его уверенности или знания ответа на вопрос [Brennan 1995]. На релевантность элементов хезитации для слушающего указывают результаты исследования вызванных потенциалов головного мозга в ходе восприятия спонтанной устной речи. Так, эффект N400, наблюдаемый при обнаружении слова с малой контекстно-обусловленной вероятностью появления, оказывается менее выраженным, если произнесению такого слова предшествует заполненная пауза [Corley 2007]. На материале компьютерно-опосредованной коммуникации было также продемонстрировано различие в восприятии сообщений в условиях, когда реципиент высказывания может отслеживать динамику набора сообщения продуцентом (синхронная коммуникация), и когда он не обладает такой возможностью (квазисинхронная коммуникация) [Zhou 2007].