«Томас Мор, Томмазо Кампанелла Утопия. Город Солнца При неоднократном и внимательном созерцании всех процветающих ныне могу клятвенно утверждать, что они представляются не чем иным, как неким богачей, ратующих под именем ...»

Томас Мор, Томмазо Кампанелла

Утопия. Город Солнца

При неоднократном и внимательном созерцании всех процветающих ныне

могу клятвенно утверждать, что они представляются не чем иным, как неким

богачей, ратующих под именем и вывеской государства о своих личных в

измышляют и изобретают всякие способы и хитрости, во-первых, для тог

удержать без страха потери то, что стяжали разными мошенническими хитр

затем для того, чтобы откупить себе за возможно дешевую плату работу и т

бедняков и эксплуатировать их, как вьючный скот. Раз богачи постановил государства, значит, также и от имени бедных, соблюдать эти ухищре становятся уже законами.

Томас Мор Предисловие Эти два сочинения, «Утопия» Томаса Мора и «Город Солнца» Томмазо Кам просятся под одну книжную обложку. Хотя сочинение Кампанеллы было нап столетие спустя после сочинения Мора («Утопия» написана в 1516 г., а «Город итальянской версии – в 1602 г., в латинской – в 1614 г.), но оба они принадле культурной эпохе – эпохе Возрождения. Эпоха пронизала эти сочинения ед гуманизма и социальности (см.: Штекли А.Э. «Город Солнца»: утопия и наука 1978. С. 43–63).

Особенно важно подчеркнуть следующий момент. Своеобразие эпохи В состоит в том, что она мыслит себя возрождением античной культуры, пре философии. Если говорить конкретно об авторах «Утопии» и «Города Солнц осознают себя продолжателями философского дела Платона (428 или 427– н. э.) – дела создания проекта идеального общества и государства. Нельзя н что выступивший позже Кампанелла находится, несмотря на фигуру умолча поводу, в зависимости от Мора, но и при всем том видит совершенное общес иначе, чем Мор (см.: Панченко Д.В. Кампанелла и «Утопия» Томаса Мора // социалистических учений. Сб. ст. М.: Наука. С. 241–251), Существенней, однак объединяет образы «наилучшего государства» (выражение Мора) в сочине Кампанеллы не просто зависимость взглядов второго от взглядов первого из большее, а именно то, что перекрывает различия, делает их различиями вну Речь идет о единстве, проистекающем из принадлежности образов с государства у Мора и Кампанеллы к общему типу с тем идеальным государ которого представил Платон в своем диалоге-трактате «Государство». Этот об и Кампанеллы как продолжателей дела Платона тип представлений об идеал и государстве суть коммунистическая утопия.

При этом Т. Мор и Т. Кампанелла, стремясь быть более последова коммунистами, чем Платон, действие принципа общественной собственности заменить частную собственность, распространяют из высших социальных сло каковых у Платона выступают правители (философы) и стражи (воины), на в Тем самым вместе с всецелым проведением принципа общественной собс «наилучшем государстве» они предполагают и всеобщность действия в н социального равенства.

Надо сказать, что объединяет «Утопию» и «Город Солнца» еще то, что знач идей каждого из этих произведений оплачена высокой ценой: трагическо творцов. Т. Мор был казнен за верность своим убеждениям, разошедшимся королевской власти (Мор, будучи авторитетным политиком, опасным для отказался от мнения о предпочтительности сохранения в Англии кат противоположность принятию англиканства, так как с католицизмом о возможность более благоприятной для страны и народа социальной политики за подготовку восстания против испанского владычества в Калабрии, с которы перспективу не только национального освобождения, но и установления соци в духе строя «Города Солнца», почти тридцать лет подряд, а в общей слож тридцати трех лет, провел в тюремных застенках испанских властей, страда пыток и ужасных условий заключения. Одновременно с испанцами К преследовала папская инквизиция, расценившая его творчество как ересь и его к пожизненному заточению. Только чудом, благодаря случайному обстоятельств, Кампанелла избежал казни и вышел на волю в конце жизн Солнца» он говорит, имея в виду самого себя, о Философе, способном доказыв своим взглядам, а значит, и верность их самих, даже путем испытания пыткой. Солярии, т. е.

граждане Города Солнца, – пишет Кампанелла, – «неоспоримо доказывают, свободен, и говорят, что если в течение сорокачасовой жесточайшей пытки, одного почитаемого ими философа враги, невозможно было добиться от него единого словечка признания в том, чего от него добивались, потому что он р молчать, то, следовательно, и звезды, которые воздействуют издалека и мя заставить нас поступать против нашего решения» (Кампанелла Т. Город Солн во Академии наук СССР. 1947. С. 114). Впрочем, и в этом отношении – в отн высокой, до готовности к пожертвованию жизнью, меры верности коммунист и убежденности в ее истинности, Мор и Кампанелла наследовали Платону, к буквально рисковал жизнью, пытаясь убедить тирана Дионисия, а затем – младшего в необходимости осуществить на Сицилии учение об идеальном государстве.

Именно идущая от Платона через Мора и Кампанеллу литературная и ф традиция коммунистической утопии ближе, чем какие-либо иного рода пре совершенном и желательном устройстве общества, подводит к философс обоснованному К. Марксом и Ф. Энгельсом проекту будущего общества. Ближ марксистский проект, как и проекты названных утопистов, являе коммунистическим проектом. В той форме, какую коммунистическому проек общества придали классики марксизма, это уже не утопия, не «место, кото практически воплощаемый и воплощающийся, вопреки всем преградам, тип общества.

Сейчас, когда после поражения реального социализма в СССР и восточностранах процесс становления коммунистической формации переживает к нащупываются новые пути и обновленные формы воплощения коммунистичес реальность, интерес к утопиям Мора и Кампанеллы будет обостряться, Есл недавно они вызывали едва ли не исключительно академический интерес, ра только в качестве примеров истории утопической мысли, то сейчас они буд многим читателям и за пределами академической сферы, поскольку стимули поиска ответов на злободневные вопросы о дальнейших судьбах реальног коммунизма и в нашей стране, и в мире.

Думается, что нет непроходимой границы между утопией и наукой. Позначительные произведения утопической мысли, к которым, безусловно «Утопия» Т. Мора и «Город Солнца» Т. Кампанеллы, сохраняют свою актуально значения для научной социальной футурологии. Особенно в такой перелом истории, как нынешний, они способны и удовлетворять интерес широкого вместе с тем, питать научную мысль о перспективах социального развития содержания утопий, соотнесение их с нынешней реальностью дают импул стороны, для подтверждения истинности определенных положений научно теории становления общества социальной справедливости, а, с другой сторо иных положений теории ставят под вопрос.

С этой точки зрения мы бы обратили внимание на центральную идею коммунистических утопий Мора и Кампанеллы – идею о необходимости замены частной соб общественной, а также еще на две остро звучащие в современной действите тему судьбы религии (шире – веры) и тему гендерных (социально-половых) будущем обществе.

Необходимость отмены частной собственности и введения общей со диктуется стремлением к достижению социальной справедливости и благополучия. Соглашаясь в этом с Платоном, главный герой «Утопии» М Гитлодей говорит, что он «твердо убежден в том, что распределение средств р справедливым способом и благополучие в ходе людских дел возможн совершенным уничтожением частной собственности; но если она остане наибольшей и наилучшей части человечества навсегда останется горькое бремя скорбей. Я, правда, допускаю, что оно может быть до известной степе но категорически утверждаю, что его нельзя совершенно уничтожить» (Мор Т с лат. А.И. Малеина. М.-Л.: Изд-во Академии наук СССР. 1947. С. 92). Общее благ определяется справедливостью. Как считают Мор и Кампанелла, справедлив первую очередь заключаться в том, чтобы все способные к труду люди труди меру своей способности на общее, а, значит, и на свое благо. При таком усло сокращенного трудового дня (до 6 часов по Мору или до 4 часов по Кампанел достаточно для обеспечения изобилия материальных благ. В «Утопии» об э «Так как все они (утопийцы – В. М.) заняты полезным делом и для выполне достаточно лишь небольшого количества труда, то в итоге у них получаетс всем» (Мор Т. Утопия… С. 119–120). Освободившееся же от труда время люд тратить на обретение благ духовных – на приобщение к искусствам и наукам.

Идея возможности всеобщего благополучия, материального изобилия ос справедливом общественном строе, не была выдумана Мором и Кампанеллой Платоном. Потенциально она содержалась уже в первобытно-мифо представлениях о вселенском, а вместе с тем – и социально-коллективн космосе, утверждающемся в борьбе со вселенским беспорядком – хаосом.

мифологемой становления космоса из хаоса предполагается органичес индивидуального и коллективного, социального и вселенского начал в человеческом общежитии и сознании. Научные реконструкции первобытно показывают, что экономическим основанием органического слияния индивид была примитивная жизнеобеспечивающая экономика. Распределение и потре к жизни осуществлялось по принципу удовлетворения самых необходимы потребностей – но потребностей каждого индивида, независимо от ег производство и от его статуса. Строй коллективной жизни характеризовался индивидов, поскольку социальное неравенство в жизнеобеспечивающе попросту не могло иметь места. В общем, это был строй первобытного ко родоплеменной демократии.

справедливости не могут быть особой темой. Они совпадают с представления космическом и социальном порядке. Его удержание и воспроизводство было и само собой разумеющимся образом человеческой жизни. Тема справедливо качестве особой темы, стремление к справедливо устроенному обществу поя когда социальная справедливость становится проблемой, то есть когда социальный порядок, встроенный мифологическим сознанием во вселенс Несправедливость обнаруживается вместе с возникновением строя классово Естественно, что оставшийся в прошлом строй первобытного коммунизма и приобретает при этом идеализированный вид, выступает в образе «золот древнегреческом обществе впервые с особенной силой поставил проблем справедливости поэт Гесиод, живший еще в 8–7 вв. до н. э. Начальную эпоху людей золотое», будто бы изобильно вознаграждавшееся природой за спр труд, совершавшийся вольно, лишь по желанию, Гесиод противопоставляет ему эпохе упадка, к которому живущее поколение «железных людей» приве ими несправедливости. На последующих этапах развития общества народ «размещает» образ справедливого общества в будущем времени. Наприме Аристофана «Женщины в народном собрании» революционерка Праксагор план коммунистического переустройства общества, заявляет, что в несправедливости («обманы и кривды») останутся в прошлом, когда «по ст жили законам».

Причем народное сознание не только в эпоху античности, но и в последу развития строя классового неравенства, своим ожиданием будущего спр изобильного общества и своей уверенностью в реальности его существован месте и времени, продолжает оставаться почвой и побудительным фактором литературных коммунистических утопий. Примером могут послужить народ на родине Т. Мора, в Англии, о «Стране Коккейн» (англ. cockaygne от др. – ирланд кухня, сладкий пирог и т. п.), оформленные, в частности, в 14 веке в фольклорн этой поэме есть такие строки о мифологическо-коммунистическом Коккейн Мортон А.Л. Английская утопия. Пер. с англ. О.В. Волков. М.: Ин. лит-ра. 1956. С. 20):

День постоянно, нет места ночам, Ссор и споров нету, поверь!

Живут без конца, не зная смерти, В одежде и в пище нет нехватки, У мужа с женой не бывает схватки… Все вместе у всех – у юнцов, стариков, У кротких, у смелых, худых, толстяков.

Очевидно, что источником утопий Мора и Кампанеллы являлись н «Государство» Платона и иные литературно-утопические произведения, но ка до них, как и у других авторов коммунистических утопий после них, но также надежды на осуществление справедливого устройства жизни вместо стр неправды.

Таким образом, история свидетельствует, что идея справедливого о общества, устроенного на коммунистических началах, – это не плод прожекте а изначальная, глубоко укорененная социокультурная традиция.

Но, скажут нам, разве от этого философская утопия не остается все-таки утопией, изображением не существующего а, может быть, и вовсе не сбыто Разве не ясно, что главная идея коммунистического проекта Мора и Кампанел всеобщая трудовая занятость окажется достаточным источником обществен обнаружила свою несостоятельность? Потребовалось более, чем три века по более, чем два века после Т. Кампанеллы, чтобы сложились условия – нет осуществления их проекта – а для того лишь, чтобы К. Маркс смог научно пост об осуществимости в будущем строя всеобщего труда и изобилия. Научноанализ приводит К. Маркса к выводу, что и в 19 веке изобилие по-коммунистич таким образом, чтобы каждый, трудясь по способностям, получал по потребно не осуществимо. Чтобы это стало возможным, необходимо не только введение труда, но и создание ряда других важных предпосылок.

Маркс так излагает свой вывод: «На высшей фазе коммунистического общ того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребн когда вместе с всесторонним развитием индивидуумов вырастут и производит все источники общественного богатства польются полным потоком, – лишь будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общ написать на своем знамени: «Каждый по способностям, каждому – по пот (Маркс К., Энгельс Ф. Критика Готской программы // Маркс к. и Энгельс Ф.

второе. М.: Гос. изд-во политической литры. 1961. С. 20).

Этой высшей фазе, как подчеркивает Маркс, предшествует, однако, фаза замена частной собственности собственностью общей («общественной») трудовая занятость не могут обеспечить осуществление принципа р материальных благ по потребностям каждого. На этой – социалистической коммунистический строй еще не развился на собственной основе, а только капиталистического общества с его господством частной собственности, осуществлено лишь распределение по труду: то же самое количество т производитель благ дает обществу в одной форме, он получает обратно в дру же. С. 18). Естественно, что распределение по труду противостоит во обеспечения социального равенства. Люди различаются физическими и способностями, интенсивностью труда, размером семьи и пр., Поэтому: «При р и, следовательно, при равном участии в общественном потребительном фонде на самом деле больше, чем другой, окажется богаче другого и тому подобно 19). Общество, только выходящее из капитализма, «во всех отношениях, в эко нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого обще которого оно вышло» (Там же. С. 18). И именно такого типа общество стало с на свершающимся фактом мировой истории.

Но когда же в таком случае свершится возникновение коммунизма как реальной возможности которого убеждены утописты, облекшие народные ч справедливости и изобилия в философски продуманные литературные фо спросят нас вновь – сам Маркс, и последующая история реального соц отодвигают осуществление коммунизма в неопределенное будущее? О социализм потому и есть фаза коммунистического строя, что вместе с социализмом на сцену истории вступает и реальный коммунизм. Не в отвлеченном, а в самом конкретном смысле. В смысле образования в социалистической страны общественных фондов потребления, которые удовлетворение, по крайней мере, всех минимально необходимых потр материальных благах каждому индивиду, а, кроме того, – полное удо потребностей каждого в образовании, охране здоровья, материнства и детств не тотально, а частично проведенный коммунистический принцип распр потребностям, независимо от способностей и жизненных обстоятельс действовать с самого начала вступления на путь реального движения к комм обществу, развивающемуся на собственной основе. Так это и было на роди социализма – в России-СССР, а так же в бывших социалистических восточностранах, так это и есть в странах, продолжающих развивать социалистичес странах, вступающих на путь социализма.

Причем эта коммунистическая черта социализма настолько привле притягательна для народных масс, что и в капиталистических обществах пр имитируя под напором масс стремление к социальной справедливости, вынуж к перераспределению некоторой части общественного богатства в пользу на слоев населения и расширять доступность некоммерческого сектора в медицинском обслуживании и др. Упомянем хотя бы такой яркий пример времени как борьба президента и Демократической партии США за всеобщее страхование.

Авторы коммунистических утопий, следовательно, правы в своей уве осуществимости принципа распределения общественного богатства по каждого члена общества, хотя и неправы в том, что он сразу может быть тотально, во всей полноте.

Впрочем, известным оправданием этого заблуждения может, думает убеждение в поразительной живучести и страшной социально-разрушительно собственности, так что она, на их взгляд, должна быть уничтожена сразу и п противном случае она погубит все блага, которые способна обеспеч собственность, сколь бы эти блага не были изобильны. Как говорится в «Ут только есть частная собственность, где все мерят на деньги, там вряд л возможно правильное и успешное течение государственных дел; иначе при правильным то, что все лучшее достается самым дурным, или удачным то, что очень немногим, да и те получают (надо бы добавить: с их точки зрения) достаточно, остальные же решительно бедствуют». (Мор Т. Утопия… С. 90). И каждый на определенных законных основаниях старается присвоить себе ско каково бы ни было имущественное изобилие, все оно попадает немногим; а о его между собою оставляют прочим одну нужду» (Там же. С. 90–91; см. также:

211; Кампанелла Т. Город Солнца… С. 37).

Предостережение коммунистов-утопистов о демонической силе частной с звучит в наше время как нельзя уместно. Несмотря на то, что в современн частная собственность («частная собственность на средства производст опосредована глобально-корпоративными отношениями она, как подчеркивае современный социальный мыслитель А.А. Зиновьев, остается главным ми (Зиновьев А.А. Главное мировое зло – это частная собственность (Интер Щегловой) // Экономическая и философская газета. 2006. № 7). В социалис обществе «родимые пятна капитализма», о которых говорил К. Маркс регенерировать подобно раковым опухолям. Маркс, конечно, понимал, ч социализма – это сложный процесс изживания унаследованных от капитализм но, надо отдать должное коммунистам-утопистам: они задолго до Маркса и чем он, предощутили страшную антикоммунистическую хватку частной со Успех социалистического развития, очевидно, должен измеряться как раз т продвигается тотализация действия принципа распределения по потребност опыта нынешнего кризиса социализма под углом зрения, задаваемым чтение «Города Солнца», не может не наводить на мысль об одной из, может быт причин разрушения социалистического строя в СССР и восточно-европейс Происходивший здесь динамичный рост общественных фондов потреблен стимулировал рост разрушительной силы частной собственности и денег ка вместо того, чтобы ограничивать их разрушительную силу посредством государственного регулирования взаимоотношений форм собственности. Н что из этого опыта строителями справедливого общества будет извлечен урок.

Перейдем теперь к другой из намеченных к рассмотрению актуа современности тем в утопиях Т. Мора и Т. Кампанеллы – теме религии.

Оба автора коммунистических утопий не мыслят совершенное общество Это не удивительно, так как оба они священники и теологи. Правда, Кампан папской инквизицией в ереси (у него обнаружили и вменили в вину, в следующие мнения: «все существующие монашеские ордена не являются н вечное спасение возможно и без крещения» – см.: Штекли А.Э. «Город Солнца наука… С. 41). Впрочем, если бы они признались, что разделяют с гражданами государств их религиозные взгляды, то оба заслужили бы, наверное, еще боль в ереси, чем то, которое уже имел Кампанелла. Но оба дистанцируются от не религий, принятых в утопических государствах, предъявляя себя как б христиан. Так, Мор изображает рассказчика об Утопии и его спутников ч христианскими миссионерами, от которых утопийцы узнали «про имя Хрис учение, характер и чудеса» и т. п., так что в итоге, как говорится в «Утопии количество их перешло в нашу религию и приняло омовение святой вод Утопия… С. 193; выделено мной – В. М.). А Кампанелла о своих соляриях, держ европейской точки зрения весьма диковинной религии, сообщает, что они, т «всячески восхваляют благочестивых христиан и особенно превозносят (Кампанелла Т. Город Солнца… С.62). Конечно, именно в вопросе о религии, о которого было в их время крайне рискованным, авторы утопий не могл искренностью заявить свою позицию. Но нужно учесть и то, что сам жа предполагает необходимость изображения явлений культуры, отличных от у Но раз сами авторы – европейцы, и раз они религиозны, то их религия – хр Думается, нет оснований не считать искренними заверения Мора и Кампанел они верующие христиане. Не искренни они в другом – в том, что предъя церковной цензуре вполне ортодоксальными христианами. Очевидно, что н они хотели бы, чтобы христианство было реформировано в том духе, в ка предстает в их совершенных государствах – иначе не зачем было бы городит огород утопий. Другое дело, что очень не просто понять, каков же тот тип рел видится каждому из них в качестве достойного образца для реформирования христианства.

Многое становится понятнее в утопиях Мора и Кампанеллы, как мы уже зн соотнесении с утопией Платона. Но в данном случае бросается в глаза, что свя того, что можно было бы отнести к тематике религии, в «Государстве» Платон такого рода тематика мало затрагивается в платоновской утопии. Тем не ме она все же затрагивается, видно, что замыслы религиозной реформы у Мора могут быть навеяны Платоном.

Платон живет в период упадка традиционной греческой мифологии. Он, к мыслители классической античности, критически относится к образам бог Гесиода и других мифопоэтов. Естественно, что он считает образы олимпи несоответствующими принципу справедливого общества и задачам воспит идеального государства. Поэтому их культ надо, по его убеждению, признать для государства, а произведения мифопоэтов, изображающих богов так, слов недостатки и слабости, подобные человеческим (коварство, разжиган колдовство, лживость, чревоугодие, трусливость и др.), в идеальном госуд запретить. Боги должны отождествляться и быть причиной не зла и неспра исключительно блага и справедливости. (Платон. Государство. 364 b – 367 a; др.). Однако боги благи лишь потому, что являются функциями демиурга – бо космос из материального вселенского хаоса по образцу блага, являюще идеальным началом. Демиург, как предполагается по умолчанию, это ни в ко Зевс, стоящий во главе олимпийского пантеона, ибо для Платона Зевс олимпийцев, скомпроментированных мифо-поэтами. Но демиург – это и не б ибо он не личность. Демиург – личность только в условном, ироническом смы созданного Платоном, по его признанию, правдоподобного мифа (Тимей, 29 e же демиург – безличная мировая сущность, творческая потенция блага мирового идеального начала. То есть, демиург – это, что называется, «филос категория философская, а не религиозная, хотя и выступающая в псевдорели Недаром в платоновском «Государстве» не упоминается ни о каком религио Всем, что относится к осуществлению идеи блага, занимаются не священники философы. Стоит также упомянуть, что в диалоге «Государство» Пла воплощающим эманации блага, уподобляет – скорее по аналогии, чем по отож Солнце (VI, 508 a – 509 c), а в примыкающем к «Государству» диалоге «Тимей»

планеты и звезды (38 b – e).

В христианскую эпоху богословы из тех, кто хотел бы подтянуть взгляд взглядам, преобразующим христианство, стали толковать платоновскую демиурга как образ бога в смысле монотеизма, т. е. в религиозном смысле. П была натяжка, следование Платону в представлениях о боге с такой позиции колебанием между философией и религией. В христианскую же эпоху п уподобление Солнца, а также планет и звезд богам было истолковано – вопр сам он проводил уподобление скорее по аналогии, а не в плане отождествлен смысле отождествления небесных тел с божествами, т. е. истолковано астрол астрологическом углом зрения следование «религии» Платона ведет к двойст – с одной стороны, вера предстает как религия: вера в бога-творца, с другой – вера в творческие силы самой природы – Солнца, планет, звезд. Вот эта та дво философская и религиозная, религиозная и языческая, проистекающая из хр христианской эпохи толкования «религии» в идеальном государстве Платона, прослеживается, на наш взгляд, и в тех верованиях граждан утопически которые Мор и Кампанелла называют религией (религиями). Конечно, по-свое из этих государств.

Мор изображает религиозную ситуацию в Утопии как отличающуюся разнообразием. Есть здесь религии почитания как бога Солнца, Луны, отдел какого-либо выдающегося человека. Есть также секты, в одной из которы существование бессмертной души у животных, а в другой – не скорбят об ум ожидающего их души, как уверены адепты, загробного блаженства. Правда, каким божествам поклоняются члены этих сект. Но если не говорить о х которое, как отмечалось, тоже нашло здесь своих приверженцев после ра европейцев, то все остальные религии эволюционируют в сторону признани всех почитаемых в каждой из религий существ «одна и та же природа, божест величию которой соглашение всех народов усвояет первенство над всем» (Мо 192). Эта постепенно возникающая общая религия превосходит другие р Состоит она в вере в «единое высшее существо», создавшее Вселенную и обла провидения, т. е. управляющее ходом дел в мире. Все утопийцы называют существо Митрою. (Там же.).

Имея в виду преемственность утопических взглядов Мора с утопией Плат поклонников Солнца, Луны и планет правомерно квалифицировать как языче поклонения выдающемуся человеку – как аналог обожествления Христа, как, с религию, переходную к тому же типу, что и христианство. Таким образом ситуация многообразия религий двойственна: языческая и религиозная. Моде многообразия религий и сект в сторону общей религии Мору мог служи становления христианства. Возникающая в Утопии общая религия, как и хрис очевидно из сказанного выше, – монотеизм. Но избавит ли этот религиозны религиозную ситуации в Утопии от прежней двойственности? Нет, что видн ему утопийцами, т. е. Мором, имени – Митра. Митра – это божество индо происхождения, связанное с дружественностью, договором, согласием и светом. (Имя Митра – др. – инд. Mitr, авест. Mira означает: «дружба, договор Следовательно, Митра – бог Солнца, а вера в него – языческая. Не случайн вольно или невольно признавая двойственный характер утопийской религии, «Утопии» замечает: «Утопийцы признают, что созерцать природу и затем вос дело святое и угодное богу» (С. 200). Но, кстати, ведь и положение в христиа тоже двойственно: христианскую религию на всем протяжении ее су сопровождает язычество, так что именно в этом смысле говорят распространенном в христианских странах двоеверии. Замечательно еще символизирует своим именем дружественность и согласие – Мор подчерк межрелигиозных отношениях в Утопии царят мир и согласие, закрепленн установленным еще основателем этого государства Утопом.

Если в обрисованной Мором духовной ситуации в Утопии трудно об двойственность по линии «религия / философия», то в изображенном Кампан Солнца она с очевидностью двойственна и по данной линии, и по линии язычество». Солярии с того момента, как бежали будто бы из Индии, спасая завоевателей-монголов, решили в основанном ими городе Солнца «вести образ жизни общиной» (Кампанелла Т. Город Солнца… С. 37). Название именование верховного правителя – Солнце, как уместно предположить, явля на Митру у Мора и/или, как и у Мора восходит к платоновскому уподоблению С Но верховного правителя «на нашем языке» следует назвать Метафизиком. То Солнца религия и философия находятся в нерасторжимом двуединстве. Что является религией, религиозным монотеизмом подобно христианству, об этом дает нам ясно понять сам автор «Города Солнца», когда упоминает, что среди множества великих законодателей, пророков, божеств солярии имеют и изображе Подчеркнув, что солярии презирают только Магомета «как вздорного и законодателя», автор устами главного героя книги Морехода, продолжает почетнейшем месте увидел я образ Иисуса Христа и двенадцати апостолов глубоко чтут и превозносят, почитая их за сверхчеловеков» (Там же. С. соляриев одновременно является языческим почитанием природы, после все ранее – очевидно. Эта вера вся пронизана астрологией: не только Солнце, но звезды выступают здесь как обожествляемые природные существа, как объек (Собственно астрологические сюжеты «Города Солнца», если в них решаю читатели, доставляют им возможность крепко поломать голову).

Отдельно скажем о разряде священников и их функциях в Утопии и в гор Сословие священников и там, и там очень немногочисленно, В Утопии св выбирает народ и притом, как и других должностных лиц, тайным го Малочисленность священников соответствует коммунистическому принци трудовой занятости. Она составляет контраст положению дел в христианско восклицает: «какую огромную и какую праздную толпу представляют свящ называемые чернецы!» (Мор. Утопия… С. 115). Тщательность подбора св оправдана тем, что они и сами должны отвечать высоким моральным тре помимо отправления обрядов богослужения, быть блюстителями нравов в воспитателями детей как нравственно ответственных и достойных граждан Утопии священники следят еще за тем, чтобы утопийцы не свирепство побежденных, и вообще стараются умиротворить воюющие стороны. В го священники тоже играют важную роль во время военных конфликтов. Поско никогда не нападают, но всегда побеждают агрессоров, их священник миротворческую миссию, убеждают противника отказаться от войны и лишь вразумления врага объявляют ему войну.

Как оценить трактовку коммунистами-утопистами роли религии в со обществе? Как известно, в классическом марксистском коммунизме религия т главным образом, иллюзорно-идеологическая форма сознания, несовместим жизни в будущем обществе. Предполагается, что по мере его развития и р религия будет отмирать, уступая место научно-рациональным формам сознания. (См., напр.:

К. Маркс, Ф. Энгельс, В.И. Ленин о религии. М. 1975. С. 5—20).

Однако, как видно по многим приметам, к настоящему времени все яснее что классическая марксистская трактовка религии требует пересмотра. Все-т своей сути есть не иллюзорно-идеологическая, а мировоззренческая форма с как таковая она является не выражением интересов отдельных социальн формой духовного отношения человека (независимо от того, каков его социал миру. Другое дело, что в классовом обществе господствующие классы стрем той или иной мере им удается – подчинить институт религии, церковь гос инструменту своего господства. Но это является принуждением религии к несвойственной ей по ее сути функции. Религия как мировоззрение является, формой массового, народного сознания, составляющей одну из двух сторо народного мировоззрения – веры либо в Бога, либо в самопорождающую силу называемое «язычество»). И поскольку религия вместе с язычеством, это, п формы народного мировоззрения, постольку есть достаточные осно предположения, что они столь же вечны, сколь вечно сознание народов, к субъектов истории. Предметной областью науки является эмпирически окружающий мир, предметной областью веры – религии и «язычества», как и но только по-особому, выступает чувственно не доступный мир в целом, реальность. Связь между этими предметными областями науки и веры являе неоднозначной. Теперь уже хорошо известен тот факт, что вполне успеш осуществлять научную деятельность как ученыеатеисты, так и учены религиозные убеждения. Так что, вероятно, правильно было бы думать, чт обществе, преодолевающем классовые антагонизмы, вместе с развитием наук не преходящий характер религии, а то, что преходящим является анта конфликтный характер отношений веры и религии, религии и веры. (Подробн предложенной здесь трактовки религии см.: Мархинин В.В. Народное миро философия // Сборник научных трудов СурГУ. Гуманитарные науки. Сургут. Из 2006. С. 105–117).

С точки зрения изложенной только что позиции представления Т. М Кампанеллы о духовной ситуации и роли религии в коммунистическом обще взгляд, вовсе не ретроградны. Напротив, их изображение духовной ситуации обществе следует, думается, признать прозорливым взглядом в будущее. За что в изображенной ими духовной ситуации выявляется структура двойстве образований: двуединство веры и философии и внутри веры – двуединств язычества (веры в Бога и веры в Природу). Ведь все эти духовные формообраз в их противоположности и единстве, являются вечными формами духо человечества.

Главное, на наш взгляд, что объясняет причастность веры – во всяк христианской веры, каковую в первую очередь, пусть и иносказательно, и и коммунисты-утописты – к поискам справедливого общества, это то, что это ми культивирующее безусловным образом вечные моральные нормы. Нормы, име в том числе и общезначимый, т. е. независимый от того, верит ли человек Природу. То, что христианство является народным мировоззрением, сод культивирующим нравственные нормы, а нравственность не может не справедливости, внутренним для него образом предполагает и его коммун тенденцию и его мощный социально-освободительный потенциал. В этом думаем, надо позитивно оценивать нравственно-воспитательную роль священ как ее видят в коммунистическом обществе Т. Мор и Т. Кампанелла. Не можем теперешним опытом конфликтов на межэтнической и межконфессиональн оценить также идею Т. Мора о необходимости воспитания и поддержа государства предельной веротерпимости и согласия в отношениях между религиями.

Обратимся, наконец, к третьей из намеченных к рассмотрению тем утоп Кампанеллы – к гендерной теме, теме социальных отношений полов и ос женщины.

Коммунистам-утопистам принадлежит та заслуга, что именно это тече первым выступило с обоснованием равенства способностей женщин и соответственно, с идей социального освобождения женщины путем у социального равенства полов.

Самым первым теоретическим «феминистом», выступившим за много феминизма – движения женщин за свои права (оно начинает формироватьс явился Платон. Платон обосновал равенство женщин мужчинам по природе – способностям, с той, правда, оговоркой, что «женщина во всем немощнее (Государство, пер. А.Н. Егунов. V, 455 d – e). Но равенство полов может осуществ в совершенном обществе. Условием социального равенства мужчин и женщин соответствие характера отношений полов требованиям единства обществ достояний в идеальном государстве. Этим требованиям, как убежден Платон установление общности жен и детей в высших стратах, особенно среди стражей.

Странно усматривать в выдвижении Платоном принципа общности же мизогинию (с греч.: ненависть к женщинам) (см.: Жеребкин С. Гендерная про философии // Введение в гендерные исследования. Ч. I. Харьков, СПб. 2001). В формула общности жен – это общность жен и мужей. Что же – обвинять мизантропии? Принцип общности жен это, конечно, не что иное, как именно о осуществления равенства полов.

Брачные отношения между женщинами и мужчинами, поскольку они занимаются вместе общим делом, устанавливаются естественным образом любовному влечению. Кроме того, как считает Платон, правители должн направлять брачные выборы, чтобы они отвечали цели совершенствования породы в идеальном государстве. Дети не должны знать родителей, рас государство. (Там же. 458 с – 460 d). Не можем не заметить, что установлению взаимному любовному влечению противоречит своего рода евгеника (гре породистый) – воздействие на выбор брачных пар со стороны государства, потому, что это воздействие – тайное.

С высоты прошедшей после Платона истории мы не можем согласиться требованием совершенного общества должна быть общность жен и детей семья, пусть и с фактическими отступлениями от ее принципа, выдержа многовековой историей и ей, думается, нет предвидимой альтернативы при условии, что род человеческий не пожелает завершить свою историю самоубийством свидетельствует история, как раз господство отношений частной собственн тем фактором, который скрепляет семью насильственно путем превращени предмет, принадлежащий собственникумужчине. Так что в результате провозглашаемая как священный принцип, фактически постоянно наруша порядком (Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государ К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. второе. М, 1961. С. 34–85).

И если Платон не прав в отвержении моногамии в пользу общности жен и прав в самом существенном: в том, что необходимым основанием брачно-сем является взаимное эротическое влечение мужчины и женщины. Платон моногамии общность жен лишь потому, что еще не мог знать, что единств обретенная человечеством в ходе истории индивидуальная любовь, вопреки ее, а потому деструктивной силе частной собственности, способна сохранит институт, необходимый для воспроизведения человеческого рода и существов Впрочем, Платон всячески подчеркивает, что как раз идея общности жен и проекте идеального полиса, как в плане полезности, так и в плане возмож установления, является особенно уязвимой для критики и признается, что «сомнения и поиски», что положение его шаткое и ужасное (V, 450d – 451a). В Платона извиняет то, что в этом пункте он и сам не претендует больше, чем доказательности предположение.

В оправдание же евгеники Платона можно сказать, что элементы ев государственной политики приемлемы, они вошли и в современную на заключения брачных союзов. Например, согласно законодательству некоторы вступающие в брак, обязаны проходить медицинское обследование и сообща состоянии здоровья. Это говорит о прозорливости и известной персп соответствующей мысли Платона. В общем, если бы евгенические меры государством не тайно, а в сотрудничестве с лицами, вступающими в брачны бы осложняло – может быть, правомерно осложняло, но не попирало бы и любовный выбор. В таком случае мы бы одобрили евгеническую позицию Пла же нам остается лишь сожалеть, что она не такова.

Т. Мор и Т. Кампанелла, вероятно, считая, что это уже хорошо сделано Пл находят нужным обосновывать равенство природных задатков и способнос мужчин. Женщины, как само собой разумеющееся, принимаются равными по с мужчинам. И в Утопии, и в городе Солнца они занимаются всем, чем занимаютс ремеслом, сельским хозяйством, военным делом, искусством. Женщины священниками. Мор и Кампанелла, вероятно, в отличие от Платона предпол условиях, позволяющих развивать способности, женщины не во всех занят немощнее мужчин. Наши утописты считают, что женщины останутся слаб физических занятиях и в соответствии с этим предлагают занимать их требующих тяжелой физической нагрузки. Из сочинения Кампанеллы видно что с его точки зрения в благотворных социальных условиях, по крайней мере занятиях женщины могут даже превзойти мужчин. Например, в городе Со наверное, по указанной причине является исключительно женским делом, хо барабанах женщины не играют (Кампанелла. Т. Город Солнца… С. 47).

возвышением женщин Кампанелла связывает грядущие перспективы человеч сообщает Мореход – открыватель города Солнца, «говорят, что женское нач плодотворно в небе и над ними (т. е соляриями – В. М.) начинается господ устойчивых сил. Откуда и понятно, что в этом веке начало преобладать правл (Там же. С. 111).

Интересно, что Т. Мор и Т. Кампанелла, развивая идею гендерного р совершенном обществе, реализуют каждый одну из двух возможностей платоновской утопии в видении того, какую форму должны иметь брачные отношения. Мор ста отношения в зависимость, прежде всего, от взаимной любви, Кампан направляемого государством отбора партнеров с целью улучшения человеческой породы.

Взаимная любовь, благодаря которой возникает брачный союз в Ут предполагается Мором, должна иметь индивидуально-личностный, искл характер. Это особенно хорошо видно из одного примера из жизни утопийцев законодательству, в случае, когда один из супругов оказывается ул прелюбодеянии, другой освобождается от брачных обязательств по о изменившему лицу и волен вступить в новый брак. Либо пострадавший суп любовь так сильна, что он хотел бы сохранить супружество, должен будет виновной стороной страшное наказание – отдачу в рабство (Мор Т. Утопия… (Заметим, что рабство в Утопии – это не определение социального класс уголовного наказания). Само существование прецедентов, подобных упомяну что брак утопийцев основывается, как правило, на сильной индивидуальн привязанности. И поэтому Мор вместо платоновской общности жен видит в государстве моногамную форму брака, но притом, что брак освобожден от вли собственности и основан исключительно на индивидуальной взаимной любви иное, чем Платон, время и благодаря этому оказывается способным разгля достойную перспективу в развитии брачных отношений.

Но Мор не отвергает полностью и роль евгеники в брачных отношениях действует обычай: перед вступлением в брак жених в присутствии пожилой с осматривает обнаженную невесту, а невеста в присутствии пожилого обнаженного жениха. Будущие супруги должны знать, нет ли у партнер физических недостатков, чтобы с должной ответственностью принять о решение вступать или не вступать в брак (Там же. С. 165–166). То есть Мор став на должное место, отводит ей роль, лишь подчиненную индивидуально-любовному выбору.

Кампанелла, хотя и выступил позже Мора и, по всей вероятности, знал е вопроса, тем не менее, не только не отказался от платоновской идеи е государственной политики, но и придал ей решающую роль в брачных утопического общества. Евгенической политикой в городе Солнца руковод языке соляриев, Мор или, «на нашем языке», Любовь, один из трех соправ верховном правителе Солнце. «Ведению Любви, – уточняется в книге Кам подлежит, во-первых, деторождение и наблюдение за тем, чтобы сочетан женщин давало наилучшее потомство. И они издеваются над тем, что мы, заб об улучшении пород собак и лошадей, пренебрегаем в то же время породой (Кампанелла Т. Город Солнца… С. 36). Руководители, так сказать, на местах подходящих для улучшения породы брачных партнеров и организуют их бр соблюдая определенный ритуал и сообразуя время соития с астрологически советом врача (Там же. С. 52–53). То, что ведомство, руководящее порядко отношений, возглавляет соправитель Любовь, говорит о том, что Кампане невозможного: чтобы сама евгеника была любовной. Кампанелла не счит совершенного государства любовь между мужчиной и женщиной должна вовсе. Но такая любовь, как он готов допустить, должна выражаться вожделении, а в дружбе – радостном общении, дарении цветов, подношении с С. 59). Возможно, здесь у Кампанеллы сказывается влияние куртуазного понимания любви. Но этот идеал тем более обнажает безлюбовность организуемых брачных союзов. Надо признать, что в представлениях о браке в обществе Кампанелла, в отличие от Мора, развивает не перспективную тенде Платона, а, напротив, усугубляет ее потенциальную ретроградность, с непонимании особой ценности для развития рода человеческого феномена ин половой любви мужчины и женщины.

Впрочем, в представлениях Кампанеллы о должном состоянии брачных отн на наш взгляд, и моменты, отвечающие потребностям гендерного и в целом о прогресса. Они связаны с этикой брачно-половых отношений.

И Мор, и Кампанелла считают неприемлемой с точки зрения интересов супружескую неверность в половых отношениях. Мор считает, что в идеально супружеская измена должна жестоко караться законом – вплоть, как мы у отдачи виновника в рабство.

У Мора забота о соблюдении заповеди «не прелюбодействуй» мотивирует закрывать глаза на прелюбодеяние значит ослаблять семью, единств обеспечивается единство государства. Мы понимаем эту позицию Мора та основы семьи будут в должной мере обеспечивать прочность семьи и государ дополнении их строгой половой дисциплиной.

У Кампанеллы также измена брачному партнеру, определенному государ коем случае не допускается» (другое дело, что в городе Солнца нет строги поскольку у соляриев практически нет преступлений, так что, видимо, нет и измены). Мотивом для строгого недопущения внебрачных половых связей также считает защиту блага государства. Но у Кампанеллы, в соот прокламируемой им евгенической политикой, особый акцент ставится на не сохранения рода, рождения здорового потомства. Наверное, законодательное адюльтера, как предлагается Мором, это чрезмерное требование, но нравственной нормы верность супружескому союзу и осуждение адюльтера очень актуальны в наше время и будут актуальны в будущем, особенно если речь идет о бе половых связях, угрожающих, как предупреждал еще Кампанелла, сохр человеческого и здоровью потомства. С этой же точки зрения актуально осуждение Т. Кампанеллой содомии, т. е. иначе гомосексуализма (Кампанел Солнца… С. 52). Особо актуально это осуждение в свете получившего довол признание в современной гендерной теории мнения, что борьба за л гомосексуализма смыкается с борьбой за эмансипацию женщин. Призна гомосексуалистов и легализация гомосексуальных «браков» уже произошли Запада. Думается, что совершенно прав автор «Города Солнца», что гомосе «извращение общественного порядка», ведущее к вырождению человечес отношения к решению проблемы женской эмансипации легализация гомосе имеет. Ибо социальное освобождение женщин состоит в установлени социальных прав и возможностей совместно мужчин и женщин, в том числ других в сфере брачных отношений, а не отдельно прав мужчин и отдельно бесплодных в своей отдельности.

В предисловии у нас была возможность рассмотреть только некот коммунистических утопий Т. Мора и Т. Кампанеллы, продолжающих основанную великим Платоном. Читая «Утопию» и «Город Солнца», мы сможем вникнуть и во многие другие темы, которые в наши дни получают новое звучание, откр грани поиска справедливого общества. Чтение этих произведений, тем более обложку одного тома, обязательно становится интеллектуальным приключен событием.

В.В Мархинин Томас Мор. Утопия. Золотая Книга, столь же полезная, как забавная, о наилучшем устройстве государства и новом острове Томас Мор шлет привет Петру Эгидию! [1] Дорогой Петр Эгидий, мне, пожалуй, и стыдно посылать тебе чуть не сп книжку о государстве утопийцев [2], так как ты, без сомнения, ожидал ее ч месяца, зная, что я избавлен в этой работе от труда придумывания; с другой нисколько не надо было размышлять над планом, а надлежало только перед Рафаила, который я слышал вместе с тобою. У меня не было причин и тру красноречивым изложением, – речь рассказчика не могла быть изысканной, т экспромтом, без приготовления; затем, как тебе известно, эта речь исходила который не столь сведущ в латинском языке, сколько в греческом, и чем передача подходила бы к его небрежной простоте, тем она должна была бы истине, а о ней только одной я в данной работе должен заботиться и забочусь.

Признаюсь, друг Петр, этот уже готовый материал почти совсем избавил м ибо обдумывание материала и его планировка потребовали бы немало талан доли учености и известного количества времени и усердия; а если бы п изложить предмет не только правдиво, но также и красноречиво, то для выпо меня не хватило бы никакого времени, никакого усердия. Теперь, когда исчез за которых пришлось бы столько попотеть, мне оставалось только одно – пр слышанное, а это было уже делом совсем нетрудным; но все же для выпо «совсем нетрудного дела» прочие дела мои оставляли мне обычно менее че количество времени. Постоянно приходится мне то возиться с судебными проц я веду, другие слушаю, третьи заканчиваю в качестве посредника, четвертые правах судьи), то посещать одних людей по чувству долга, других – по д пожертвовав вне дома другим почти весь день, я остаток его отдаю своим бл то есть литературе, не оставляю ничего.

Действительно, по возвращении к себе надо поговорить с женою, поболт потолковать со слугами. Все это я считаю делами, раз это необходимо выпол хочешь быть чужим у себя в доме). Вообще надо стараться быть возможно отношению к тем, кто дан тебе в спутники жизни или по предусмотрительно или по игре случая, или по твоему выбору, только не следует портить их ласко снисходительности из слуг делать господ. Среди перечисленного мною уходя годы. Когда же тут писать? А между тем я ничего не говорил о сне, равно который поглощает у многих не меньше времени, чем самый сон, – а он погл половину жизни. Я же выгадываю себе только то время, которое краду у сна и его мало, но все же оно представляет нечто, поэтому я хоть и медленно напоследок закончил «Утопию» и переслал тебе, друг Петр, чтобы ты п напомнил, если что ускользнуло от меня.

Правда, в этом отношении я чувствую за собой известную уверенность и хо обладать умом и ученостью в такой же степени, в какой владею своей памятью настолько полагаюсь на себя, чтобы думать, что я не мог ничего забыть.

Именно, мой питомец Иоанн Клемент [3], который, как тебе известно, бы нами (я охотно позволяю ему присутствовать при всяком разговоре, от которо для него какая-либо польза, так как ожидаю со временем прекрасных плодов которая начала зеленеть в ходе его греческих и латинских занятий), привел м смущение. Насколько я припоминаю, Гитлодей [4] рассказывал, что Амауротск который перекинут через реку Анидр [6], имеет в длину пятьсот шагов, а говорит, что надо убавить двести; ширина реки, по его словам, не превышает Прошу тебе порыться в своей памяти. Если ты одних с ним мыслей, то согл признаю свою ошибку. Если же ты сам не припоминаешь, то я оставлю, к именно то, что, по-моему, я помню сам. Конечно, я приложу все старание к то моей книге не было никакого обмана, но, с другой стороны, в сомнительны скорее скажу невольно ложь, чем допущу ее по своей воле, так как предпочит честным человеком, чем благоразумным.

Впрочем, этому горю легко будет помочь, если ты об этом разузнаешь у сам или лично, или письменно, а это необходимо сделать также и по другому з которое возникло у нас, не знаю, по чьей вине: по моей ли скорее, или по твоей, или по вине самого Рафаила. Именно, ни нам не пришло в голову спросить, ни ему – сказ части Нового Света расположена Утопия. Я готов был бы, разумеется, ис упущение изрядной суммой денег из собственных средств. Ведь мне довол одной стороны, не знать, в каком море находится остров, о котором я распространяюсь, а с другой стороны, у нас находится несколько лиц, а в особ человек благочестивый и по специальности богослов, который горит и стремлением посетить Утопию не из пустого желания или любопытства по новое, а подбодрить и развить нашу религию, удачно там начавшуюся. Для выполнения этого он решил предварительно принять меры к тому, чтобы ег папа и даже чтобы его избрали в епископы утопийцам; его нисколько не затр этого сана ему приходится добиваться просьбами. Он считает свяще домогательство, которое порождено не соображениями почета или выгоды, а благочестием.

Поэтому прошу тебя, друг Петр, обратиться к Гитлодею или лично, если ты удобно сделать, или списаться заочно и принять меры к тому, чтобы в наст сочинении не было никакого обмана или не было пропущено ничего верного.

лучше показать ему самую книгу. Ведь никто другой не может наравне с ни какие там есть, ошибки, да и сам он не в силах исполнить это, если не прочт написанного мною. Сверх того, таким путем ты можешь понять, мирится ли это сочинение написано мною, или принимает это неохотно. Ведь если он описать свои странствия, то, вероятно, не захотел бы, чтобы это сделал я: во в я не желал бы своей публикацией о государстве утопийцев предвосхитить цвет и прелесть новизны.

Впрочем, говоря по правде, я и сам еще не решил вполне, буду ли я вооб книгу. Вкусы людей весьма разнообразны, характеры капризны, природа степени неблагодарна, суждения доходят до полной нелепости. Поэтом счастливее, повидимому, чувствуют себя те, кто приятно и весело жи удовольствие, чем те, кто терзает себя заботами об издании чего-нибудь, мо принести пользу или удовольствие, тогда как у других вызовет отвр неблагодарность. Огромное большинство не знает литературы, многие п Невежда отбрасывает как грубость все то, что не вполне невежественно отвергают как пошлость все то, что не изобилует стародавними словами нравится только ветошь, большинству – только свое собственное. Один нас что не допускает шуток; другой настолько неостроумен, что не переноси некоторые настолько лишены насмешливости, что боятся всякого намека укушенный бешеной собакой страшится воды; иные до такой степени непосто одобряют одно, а стоя – другое. Одни сидят в трактирах и судят о талантах стаканами вина, порицая с большим авторитетом все, что им угодно, и продер за его писание, как за волосы, а сами меж тем находятся в безопасности и, ка греческой поговорке, вне обстрела. Эти молодцы настолько гладки и выб сторон, что у них нет и волоска, за который можно было бы ухватиться. Кром люди настолько неблагодарные, что и после сильного наслаждения л произведением они все же не питают никакой особой любви к автору. О напоминают этим тех невежливых гостей, которые, получив в изобилии бо наконец, сытые уходят домой, не принеся никакой благодарности пригласивш затевай теперь на свой счет пиршество для людей столь нежного вкуса, столь настроений и, кроме того, для столь памятливых и благодарных.

А все же, друг Петр, ты устрой с Гитлодеем то, о чем я говорил. После, одн будет полная свобода принять по этому поводу новое решение. Впрочем, поко писания, я, по пословице, поздно хватился за ум; поэтому, если это согласуетс Гитлодея, я в дальнейшем последую касательно издания совету друзей и, твоему.

Прощайте, милейший Петр Эгидий и твоя прекрасная супруга, люби меня п я же люблю тебя еще больше прежнего.

Беседа, которую вел выдающийся муж Рафаил Гитлодей, о наилучшем государства, в передаче знаменитого мужа Томаса Мора, гражданина и викон британского города Лондона У непобедимейшего короля Англии Генриха, восьмого с этим имене украшенного всеми качествами выдающегося государя, были недавно н спорные дела [7] с пресветлейшим государем Кастилии Карлом.

Для обсуждения и улаживания их он отправил меня послом во Фландрию спутника и товарища не сравненного мужа Кутберта Тунсталла [8], которог всеобщей радости, король назначил начальником архивов. В похвалу ему я не но не из боязни, что дружба с ним не будет верной свидетельницей моей ис потому, что его доблесть и ученость стоят выше всякой моей оценки; затем слава и известность его настолько исключают необходимость хвалить его, что я, по пословице, стал бы освещать солнце лампой.

Согласно предварительному условию, в Бругге встретились с нами пр государя, все выдающиеся мужи. Среди них первенствовал и был главою губе а устами и сердцем посольства был Георгий Темзиций [9], настоятель собор красноречивый не только в силу искусства, но и от природы. К тому ж превосходным знатоком права и выдающимся мастером в ведении перегово своему уму, равно как и постоянному опыту. После нескольких встреч мы н полному согласию по некоторым пунктам, и потому они, простившись с нами несколько дней в Брюссель, чтобы узнать волю их государя. А я на это время, по требованию обстоятельств, отправился в Антверпен.

Во время пребывания там наиболее приятным из всех моих посетителе Эгидий, уроженец Антверпена, человек, пользующийся среди сограждан боль и почетом и достойный еще большего. Неизвестно, что стоит выше в этом ученость или нравственность, так как он и прекрасный человек, и высокообр тому же он мил со всеми, а к друзьям особенно благожелателен, любит и относится к ним так сердечно, что вряд ли найдешь где другого человека, ко было бы сравнить с ним в отношении дружбы. Он на редкость скромен, боле ему чужда напыщенность; ни в ком простодушие не связано в такой мере с бл Речь его весьма изящна и безобидно остроумна. Поэтому приятнейшее общен в высокой степени сладостная беседа в значительной мере облегчили мне тос домашнему очагу, по жене и детям, к свиданию с которыми я стремился тревогой, так как тогда уже более четырех месяцев отсутствовал из дому.

Однажды я был на богослужении в храме девы Марии, который является и зданием, и всегда переполнен народом. По окончании обедни я собирался гостиницу, как вдруг случайно вижу Петра говорящим с иностранцем, близки старости, с опаленным от зноя лицом, отпущенной бородой, с плащом свесившимся с плеча; по наружности и одежде он показался мне моряком. З Петр тотчас подходит и здоровается. Я хотел ответить ему, но он отводит ме сторону и спрашивает:

– Видишь ты этого человека? – Одновременно он показывает на того, к говорившим с ним.

– Я собирался, – добавил он, – прямо отсюда вести его к тебе.

– Его приход был бы мне очень приятен, – ответил я, – ради тебя.

– Нет, – возразил Петр, – ради тебя, если бы ты знал этого человека. Нет никого на свете, кто мог бы рассказать столько историй о неведомых людях знаю, что ты большой охотник послушать это.

– Значит, – говорю, – я сделал неплохую догадку. Именно, сразу, с первог заметил, что это – моряк.

– И все-таки, – возразил Петр, – ты был очень далек от истины. Правда, он морю, но не как Палинур [10], а как Улисс-Одиссей, вернее – как Платон [11].

Рафаил – таково его имя, а фамилия Гитлодей – не лишен знания латыни, а г знает превосходно. Он потому усерднее занимался этим языком, чем римским посвятил себя философии, а в области этой науки, как он узнал, по латыни н ничего сколько-нибудь важного, кроме некоторых сочинений Сенеки и Цицер братьям имущество, которое было у него на родине (он португалец), он посмотреть на мир примкнул к Америго Веспуччи и был постоянным его спутн последующих путешествиях из тех четырех, про которые читают уже пов последнем не вернулся с ним. Ибо Рафаил приложил все старание и добилс быть в числе тех двадцати четырех, кто был оставлен в крепости у грани плавания. Таким образом, он был оставлен в угоду своему характеру, более странствиям по чужбине, чем к пышным мавзолеям на родине. Он ведь постоя следующие изречения: «Небеса не имеющих урны укроют» [12] и: «Дорога к отовсюду одинакова» [13]. Не будь божество благосклонно к нему, такие обошлись бы ему очень дорого.

В дальнейшем, после разлуки с Веспуччи, он с пятью своими товарищами по крепости объездил много стран, и напоследок удивительная случайность занесла его на Тапробану [14] ; оттуда прибыл он в Каликвит [15], где нашел, кстати, корабли португальцев и в конце концов неожиданно вернулся на родину.

После этого рассказа Петра я поблагодарил его за услужливость, именно – заботу о том, чтобы мне насладиться беседой с тем лицом, разговор с кото надеялся, будет мне приятен. Затем я поворачиваюсь к Рафаилу. Тут пос приветствий и обмена теми общепринятыми фразами, которые обычно го первой встрече лиц незнакомых, мы идем ко мне домой и здесь в саду, у скамейке, покрытой зеленым дерном, начинаем разговор.

Рафаил рассказал нам, как после отъезда Веспуччи он сам и его товарищи, крепости, начали малопомалу, путем встреч и ласкового обхождения, прио расположение жителей той страны. В результате они не только жили безопасности, но чувствовали себя с ними по-приятельски; затем они вошли расположение к одному государю (имя его и название его страны выпали у ме Благодаря его щедрости, продолжал Рафаил, как сам он, так и его товарищ изобилии продовольствие и денежные средства, а вместе с тем и вполн проводника. Он должен был доставить их – по воде на плотах, по суше на другим государям, к которым они ехали с дружескими рекомендаци многодневного пути Рафаил, по его словам, нашел малые и большие густонаселенные государства с отнюдь не плохим устройством.

Действительно, под экваториальной линией, затем с обеих сторон вверх и почти на всем пространстве, которое охватывает течение солнца, лежат обши высохшие от постоянного жара; в них повсюду нечистота, грязь, предметы им облик, все сурово и не возделано, заселено зверями и змеями или, наконец менее дикими, чем чудовища, и не менее вредными. Но по мере дальнейшего все мало-помалу смягчается: климат становится менее суровым, почва – привлекательной от зелени, природа живых существ – более мягкой. Наконец открываются на большие и малые; в их среде постоянные торговые сношения по суше и по мо между ними и соседями, но даже и с племенами, живущими в отдалении.

По словам Рафаила, он имел возможность осмотреть многие стран направлениях потому, что он и его товарищи весьма охотно допускались на вс снаряжавшийся для любого плавания. Он рассказывал, что корабли, виденны странах, имели киль плоский, паруса на них натягивались из сшитых листьев из прутьев, в иных местах – из кож. Далее находили они кили заострен пеньковые, наконец – во всем похожие на наши. Моряки оказались достаточно знании моря и погоды.

Но, как он рассказывал, он приобрел у них огромное влияние, сообщив им у магнитной иглы, с которой они раньше были совершенно незнакомы и потом привыкали к морской пучине, доверяясь ей без колебаний не в иную пору, как т Ныне же, крепко уповая на эту иглу, они презирают зиму. Результатом этого я их беззаботность, чем безопасность; поэтому можно опасаться, как бы та вещ их мнению, должна была принести им большую пользу, не явилась, в неблагоразумия, причиной больших бедствий.

Слишком долго было бы излагать его рассказы о том, что он видел в кажд это и не входит в план настоящего сочинения и, может быть, будет передано месте. Особенно полезным будет, конечно, прежде всего знакомство с теми п мудрыми мероприятиями, которые он замечал где-либо у народов, живущих в благоустройстве. Об этом и мы расспрашивали его с большою жадно распространялся охотнее всего. Между тем мы оставили в стороне всяки чудовищах, так как это представляется отнюдь не новым. Действительно, на [16], и Целен [17], и пожирающих народы Лестригонов [18] и тому п бесчеловечных чудовищ можно наткнуться почти всюду, а граждан, воспитан и разумных правилах, нельзя найти где угодно.

И вот, отметив у этих новых народов много превратных законов, Рафаи стороны, перечислил немало и таких, из которых можно взять примеры для заблуждений наших городов, народов, племен и царств; об этом, как я сказа упомянуть в другом месте. Теперь я имею в виду только привести его рассказ учреждениях утопийцев, но предварительно все же передам тот разговор, кот как бы путеводной нитью к упоминанию этого государства.

Именно Рафаил стал весьма умно перечислять сперва ошибки наши и тех всяком случае, очень многочисленные с обеих сторон, а затем мудрые и бл распоряжения у нас, равно как и у них. При этом он излагал обычаи и учрежд народа так, что казалось, будто, попадая в какое-либо место, он прожил там всю жизнь.

Тогда Петр в восхищении воскликнул:

– Друг Рафаил, почему ты не пристроишься при каком-либо государе? Я убе вполне угодишь каждому из них, так как в силу такой своей учености и такого людей ты способен не только позабавить, но привести поучительный прим советом. Вместе с тем таким способом ты сможешь отлично устроить и собст оказать большую помощь преуспеянию всех твоих близких.

– Что касается моих близких, – возразил Рафаил, – то я не очень волнуюсь и считаю, что посильно выполнил лежавший на мне долг по отношению к н будучи не только вполне здоровым и бодрым, но и молодым человеком, я между родственниками и друзьями свое имущество. А обычно другие отступ только под старость и при болезни, да и тогда даже отступаются с трудом, буд более удержать его. Думаю, что мои близкие должны быть довольны этой мое не будут требовать и ждать того, чтобы ради них я пошел служить царям.

– Не выражайся резко! – заметил Петр. – Я имел в виду не служить царям, а услужить им.

– Но это, – ответил Рафаил, – только один лишний слог по сравнению с служить.

– А я, – возразил Петр, – думаю так: как бы ты ни называл это занятие, и является средством, которым ты можешь принести пользу не только тесному обществу, а также улучшить свое собственное положение.

– Улучшится ли оно, – спросил Рафаил, – тем путем, который мне не по сер теперь я живу так, как хочу, а я почти уверен, что это – удел немногих порфиро мало таких лиц, которые сами ищут дружбы с владыками, и разве, по-твоем большой урон, если они обойдутся без меня или без кого-либо мне подобного?

Тогда вступаю в беседу я:

Друг Рафаил, ты, очевидно, не стремишься ни к богатству, ни к могу разумеется, человека с таким образом мыслей я уважаю и почитаю не менее, ч из тех, кто обладает наивысшим могуществом. Но, как мне кажется, ты поступ достоинством для себя и для твоего столь возвышенного и истинно философс постараешься даже с известным личным ущербом отдать свой талант и усерд обществу; а этого ты никогда не можешь осуществить с такой пользой, как ес советником какого-либо великого государя и, в чем я уверен, начнешь в надлежащие честные мысли. Не надо забывать, что государь, подобно н источнику, изливает на весь народ поток всего хорошего и дурного. Ты же вс большой житейской практики, явишься превосходным советником для всяко благодаря твоей совершенной учености и даже без всякой учености бла многосторонней опытности.

– Друг Мор, – ответил Рафаил, – ты дважды ошибаешься: во-первых, в отно во-вторых, по сути дела. У меня нет тех способностей, которые ты мне прип если бы они и были, то, жертвуя для дела своим бездействием, я не принес пользы государству. Прежде всего все короли в большинстве случаев охотн время только военным наукам (а у меня в них нет опытности, да я и не желаю благим деяниям мира; затем государи с гораздо большим удовольствием, г заботятся о том, как бы законными и незаконными путями приобрести себе но нежели о том, как надлежаще управлять приобретенным. Кроме того, из вс королей нет никого, кто действительно настолько умен, чтобы не нуждат другого, однако каждый представляется самому себе настолько умным, ч одобрять чужое мнение. Впрочем, есть исключение: советники льстиво и ни потворствуют каждому нелепому мнению лиц, пользующихся у государя влиянием, желая подобной лестью расположить их к себе. И, во всяком случ так устроено, что каждому нравятся его произведения. Так и ворону мил ег обезьяне люб ее детеныш.

Поэтому, если в кругу подобных лиц, завидующих чужим мнениям и пред собственные, кто-нибудь приведет факт, вычитанный им из истории пр замеченный в других странах, то слушатели относятся к этому так, как будто их мудрости подвергается опасности и после этого замечания их сочтут кругл если они не сумеют придумать чего-нибудь такого, чем можно опорочить чуж Если других средств нет, то они прибегают к следующему: это, говорят он нашим предкам, а мы желали бы равняться с ними в мудрости. И на успокаиваются, считая, что подобным замечанием прекрасно себя защитил великая опасность получится от того, если кто в каком-либо деле окажется предков. А между тем всему, что ими удачно установлено, мы с полным сп предоставляем существовать. Но если по какому-либо поводу можно придума благоразумное, то мы тотчас страстно хватаемся за этот довод и цепк установленного ранее. С подобными высокомерными, нелепыми и капризными я встречался неоднократно в других местах, а особенно однажды столкну Англии.

– Скажи, пожалуйста, – спрашиваю я, – так ты был в нашей стране?

– Да, – ответил он, – и провел там несколько месяцев после поражени англичан в гражданской войне против короля, которая была подавлена без избиением. В это время я многим обязан был досточтимому отцу Иоанну Но архиепископу Кентерберийскому и кардиналу, а тогда также и канцлеру Англ друг Петр (я обращаюсь к тебе, так как Мор знает, что я имею в виду сказ уважение столько же своим авторитетом, как благоразумием и добродетель был средний, но не согбенный от возраста, хотя и преклонного. Лицо внушал не страх. В обхождении он был не тяжел, но серьезен и важен. У него появл желание слишком сурового обращения с просителями, впрочем без вреда для этим испытать, какою находчивостью, каким присутствием духа обладает смелости их, но отнюдь не связанной с нахальством, он находил большое удов как это качество было сродни и ему самому, и он признавал такого человека п служебной деятельности. Речь его была гладкая и проникновенная.

превосходным знанием права, несравненным остроумием, на редкость дивной выдающиеся природные качества он развил учением и упражнением.

Король вполне полагался на его советы; в мою бытность там находило в государство. С ранней юности, прямо со школьной скамейки, попал он ко двор жизнь среди важных дел и, постоянно подвергаясь превратностям судьбы, с великих опасностей приобрел большой государственный опыт, который, бу таким образом, нескоро исчезает.

По счастливой случайности я присутствовал однажды за его столом; тут мирянин, знаток ваших законов. Не знаю, по какому поводу он нашел удобны обстоятельной похвалы тому суровому правосудию, которое применялось в отношению к ворам; их, как он рассказывал, вешали иногда по двадцати на од Тем более удивительным, по его словам, выходило то, что, хотя незн меньшинство ускользало от казни, в силу какого-то злого рока, многие все занимались разбоями. Тогда я, рискнув говорить свободно в присутствии кардинала, заявил:

«Ничего тут нет удивительного. Такое наказание воров заходит з справедливости и вредно для блага государства. Действительно, простая к огромный проступок, чтобы за него рубить голову, а с другой стороны, ни одно является настолько сильным, чтобы удержать от разбоев тех, у кого нет ник способа снискать пропитание. В этом отношении вы, как и значительная час свете, по-видимому, подражаете плохим педагогам, которые охотнее бьют уч учат. В самом деле, вору назначают тяжкие и жестокие муки, тогда как го следовало бы позаботиться о каких-либо средствах к жизни, чтобы никому н столь жестокой необходимости сперва воровать, а потом погибать».

«В этом отношении, – отвечал тот, – приняты достаточные меры, существу существует земледелие: ими можно поддержать жизнь, если люди сами не пр дурными».

«Нет, так тебе не вывернуться, – отвечаю я. – Оставим, прежде всего, те возвращается домой калеками с войн внешних или гражданских, как недавн битвы при Корнуэлле и немного ранее – после войн с Францией. После потери ради государства и ради короля убожество не позволяет им вернуться к прежним занятиям, а возраст – изучить новые. Но, повторяю, оставим это, так как войны проис известные промежутки времени. Обратимся к тому, что бывает всякий день.

Во-первых, существует огромное число знати: она, подобно трутням, жи трудами других, именно – арендаторов своих поместий, которых для увелич стрижет до живого мяса. Только такая скупость и знакома этим людям расточительным до нищеты. Мало того, эти аристократы окружают себя та толпой телохранителей, которые не учились никогда никакому способу пропитание. Но стоит господину умереть или этим слугам заболеть, как выбрасывают вон. Хозяева охотнее содержат праздных, чем больных, и час умершего не в силах содержать отцовскую челядь. И вот они усиленно голо начинают усиленно разбойничать. Действительно, что им делать? Когда в с поизносят несколько платье и поизносятся сами, то подкошенных болезнью лохмотьями не соблаговолят принять благородные и не посмеют крестьяне.

прекрасно знают, что человек, деликатно воспитанный среди праздности и на шпагой на боку и со щитом в руке, привык только хвастливо бросать горды соседей и презирать всех по сравнению с собою, а отнюдь не пригоден для заступом и мотыгой за скудное вознаграждение и скромный стол верно служить бедняку».

На это мой собеседник возразил:

«А нам, однако, надо особенно поддерживать людей этого рода; в них ведь более возвышенного и благородного настроения, заключается, в случае если войны, главная сила и крепость войска».

«Отлично, – отвечаю я, – с таким же основанием ты мог бы сказать, что ради войны надо поддерживать и воров, от которых, несомненно, вы никогда не избавитесь, пока у вас будут эти дворовые. Почему, с одной стороны, разбойникам не быть вполне расторопными солдатами, а с другой, солдатам – самыми отъявленными трусами из разбойников, – до такой степени эти два занятия прекрасно подходят друг к другу. Впрочем, этот порок, несмотря на свою распространенность у вас, не составляет, однако, вашей отличительной особенности: он общий у всех почти народов. Так, что касается Франции, то ее сверх этого разоряет другая язва, еще более губительная: вся страна даже и во время мира (если это можно назвать миром) наполнена и осаждена наемными солдатами, призванными в силу того же убеждения, в силу которого вы признали нужным держать здесь праздных слуг.

Именно, эти умные дураки решили, что благо государства заключается в том, что оно должно иметь всегда наготове сильный и крепкий гарнизон, состоящий главным образом из ветеранов: эти политики отнюдь не доверяют новобранцам. Поэтому им приходится искать войны даже и для того, чтобы дать опыт солдатам и вообще иметь людей для резни; иначе, по остроумному замечанию Саллюстия [20], руки и дух закоченеют в бездействии.

Франция познала собственным бедствием, насколько гибельно содерж такого рода, а с другой стороны, то же доказывают примеры римлян, карфаге и вообще многих народов. Постоянные войска всех этих народов уничтожил поводам не только их владычество, но поля и даже самые города. В какой сте это не вызывается необходимостью, видно хотя бы из следующего: даже и солдаты, вполне от молодых ногтей закаленные в боях, при столкновени призывными не могут слишком часто похвастаться победами. Впрочем, я не распространяться об этом в вашем присутствии, чтобы не оказаться льстец думать, чтобыу и вас праздные телохранители аристократов внушали больш вашим городским ремесленникам или простым и грубым земледельцам, кроме разве как те из них, кто по своему телосложению не отличается особой физической силой и чья бодрость надломлена имущественными недостатками. Поэтому нет никак опасаться, что эти сильные и крепкие физически люди (ведь только удостаиваются развращенного внимания аристократии), теперь слабеющие или в занятиях чуть ли не женских, станут недостаточно мужественны, е подготовку для жизни в полезных ремеслах и мужских трудах. Во всяком отнюдь не представляется полезным для государства содержать на случай в вас никогда не будет без вашего желания, беспредельную толпу людей так вредят миру, о котором, во всяком случае, надо заботиться гораздо больше, чем о войне.

Впрочем, это не единственная причина для воровства. Есть другая, наскол более присущая специально вам».

«Какая же это?» – спросил кардинал.

«Ваши овцы, – отвечаю я, – обычно такие кроткие, довольные очень немно говорят, стали такими прожорливыми и неукротимыми, что поедают даже разоряют и опустошают поля, дома и города. Именно, во всех тех частях кор добывается более тонкая и потому более драгоценная шерсть, знатные арист некоторые аббаты, люди святые, не довольствуются теми ежегодными процентами, которые обычно нарастали от имений у их предков; не удовлетв что их праздная и роскошная жизнь не приносит никакой пользы обществу даже и вредит ему. Так вот, в своих имениях они не оставляют ничего для па все под пастбища, сносят дома, разрушают города, делают из храмов свины милые люди обращают в пустыню все поселения и каждую пядь возделанн будто и без того у вас мало ее теряется под загонами для дичи и зверинцами.

Таким образом, с тех пор [22] как всего один обжора, ненасытная и жес отечества, уничтожает межи полей, окружает единым забором несколько ты выбрасывает вон арендаторов, лишает их – или опутанных обманом, или насилием – даже их собственного достояния или, замучив обидами, вынужда его. Во всяком случае, происходит переселение несчастных: мужчин, женщин сирот, вдов, родителей с малыми детьми и более многочисленными, чем домочадцами, так как хлебопашество требует много рук. Они переселяются привычных и насиженных мест и не знают, куда деться; всю утварь, стоящую н если бы она могла дожидаться покупателя, они продают за бесценок при н сбыть ее. А когда они в своих странствиях быстро потратят это, то что им ост как не воровать и попадать на виселицу по заслугам или скитаться и ни Впрочем, и тут, как бродяги, они попадают в тюрьму за свое праздное хожде ведь не нанимает их труд, хотя они самым пламенным образом предла хлебопашеству, к которому они привыкли, нечего делать там, где ничего н достаточно одного овчара или пастуха вообще, чтобы пустить под пастбище надлежащей обработки которой под посев требовалось много рук.

От этого также сильно поднялась во многих местах цена на хлеб. Мало шерсть возросла в цене настолько, что покупать ее стало совершенно не п бедным людям, занимавшимся приготовлением из нее одежды, и потому бо них от дела должно переходить к праздности. Дело в том, что после умнож бесчисленное количество овец погибло от чумы, как будто этот мор, послан был отмщением свыше за алчность их владельцев, хотя справедливее было б гибель на собственные головы владельцев. Но если даже количество овец си то цена на шерсть все же нисколько не спадет, потому что если продажу ее монополией, так как этим занято не одно лицо, то, во всяком случае, это – олиг Ведь это дело попало в руки немногих и притом богатых людей, котор необходимость не вынуждает продавать раньше, чем это им заблагор заблагорассудится им не раньше, чем станет возможным продать, за заблагорассудится. Та же причина вызывает одинаковую дороговизну и прочи и даже в тем большей степени, что с разрушением поместий и сокращением х нет лиц, которые бы заботились о приплоде. Упомянутые богачи не выращив ни телят, но, купив их в других местах за дешевую цену, они откармливают пастбищах и перепродают дорого. Позволяю себе думать, что все неудо положения дел еще не ощущается. Именно, до сих пор эти лица создают доро только там, где продают его. Но когда они будут вывозить его с места покуп быстрее, чем он может рождаться, то и там также запас его будет мало-помал и здесь по необходимости недостаток его будет очень ощутителен.

Таким образом, ненасытная алчность немногих лиц обратила в гибель ваше самое, от чего он казался особенно счастливым. Эта дороговизна хлеба служ того, что каждый отпускает от себя возможно большее количество чел спрашивается, на что, как не на нищету или – к чему можно легче склонить натуры – на разбой?

Далее, к этой жалкой нищете и скудости присоединяется неуместная роск и у слуг знати, и у ремесленников, и почти что у самих крестьян, одним сло сословий заметно много чрезмерной пышности в одежде, излишняя роскошь посылают прямо на разбой своих поклонников, после предварительног опустошения их кошельков, все эти харчевни, притоны, публичные дома публичные дома в виде винных и пивных лавок, наконец, столько бесчестных карты, стопка [24], большие и малые мячи, диск?

Уничтожьте эти губительные язвы, постановите, чтобы разрушители фер или восстановили их, или уступили желающим восстановить и строить. Обуз производимые богачами, их своеволие, переходящее как бы в их монопол меньше дармоедов. Верните земледелие, возобновите обработку шерсти, почетным делом! Пусть с пользой занимается им эта праздная толпа: те, ког бедность сделала ворами, или те, кто является теперь бродягами либо праздн то есть в обоих случаях будущие воры. Если вы не уврачуете этих бедствий станете хвастаться вашим испытанным в наказаниях воровства правосудием внушительным, чем справедливым и полезным. В самом деле, вы даете лю воспитание, портите мало-помалу с юных лет их нравственность, а пр достойными наказания только тогда, когда они, придя в зрелый возраст, сове деяния; но этого можно было постоянно ожидать от них, начиная с детства. Р так, вы делаете что-нибудь другое, кроме того, что создаете воров и одн караете?»

Во время этой моей речи упомянутый правовед сосредоточенно приг возражению. Он решился прибегнуть к тому обычному способу рассужде большим старанием повторяют доводы противника, чем отвечают на возражатели вменяют себе в заслугу прежде всего свою хорошую память.

«Ты, конечно, – начал он, – сказал красиво; но легко догадаться, что ты и который мог скорее кое-что слышать об этих делах, чем иметь о них какиесведения; это я и выявлю в немногих словах. Именно, прежде всего я перечис твои доводы; затем покажу, в каких пунктах ты ошибся в силу незна обстоятельств; наконец, разобью и опровергну все твои положения. Так в согласно обещанию, с первого, ты, как мне показалось, в четырех пунктах…»

«Молчи, – перебил кардинал, – раз ты начинаешь так, то собираешься от немногих словах. Поэтому мы освободим тебя в настоящее время от этого тяго Но сохраним за тобою такую задачу целиком во второй вашей встрече; ее мн было бы устроить завтра, если ничто не помешает ни тебе, ни Рафаилу. А пока я очень охотно услышал бы от тебя, почему ты не признаешь нужным кара высшей мерой наказания и какую кару за него, более полезную для общества, сам; ведь и ты также не признаешь воровство терпимым. А если теперь воровать, несмотря на смерть, то, раз устранен будет страх ее, какая сила, какой страх может отпугнуть злодеев: смягчение наказания они, пожалуй, истолкуют как п приглашение к злодеянию?»

«Во всяком случае, всемилостивейший владыка, – отвечаю я, – по моем совершенно несправедливо отнимать жизнь у человека за отнятие денег.

человеческую жизнь по ее ценности нельзя уравновесить всеми благами мир говорят, что это наказание есть возмездие не за деньги, а за попрание спра нарушение законов, то почему тогда не назвать с полным основанием это в высшею несправедливостью? Действительно, нельзя одобрить, с одной сторо Манлия [25] законы, повелевающие обнажать меч за малейшее нарушение с другой стороны, порицания заслуживают и стоические положения, при прегрешения до такой степени равными, что, по их мнению, нет никакой раз убийством человека и кражей у него гроша; а на самом деле между этими пре рассматривая их сколько-нибудь беспристрастно, нет никакого сходства и запретил убивать кого бы то ни было, а мы так легко убиваем за отнятие ничт денег. Если же кто-нибудь стал бы толковать это так, что данное повел запрещает убийство во всех случаях, кроме тех, когда оно допускается ч законами, то что же мешает людям точно таким же образом согласиться м допустимости разврата, прелюбодеяния и клятвопреступления? Бог отнял жизни не только другого, но и себя самого; так неужели соглашение людей об друга, принятое при определенных судебных условиях, должно иметь такую освобождать от применения этой заповеди сто исполнителей, которые без вс божия уничтожают тех, кого велел им убить людской приговор? Не будет ли данная заповедь божия правомочной только постольку, поскольку допуст человеческое? В результате люди таким же образом могут принять общее по том, в какой мере следует вообще исполнять повеления божий. Наконец, и з [26], несмотря на все его немилосердие и суровость (он дан был против раб упрямых), все же карал за кражу денежным штрафом, а не смертью. Не будем в новом законе милосердия [27], где бог повелевает, как отец детям, он пре больший произвол свирепствовать друг против друга.

Вот причины, по которым я высказываюсь против казни. А насколько нел гибельно для государства карать одинаково вора и убийцу, это, думаю, изве Именно, если разбойник видит, что при осуждении только за кражу ему грози опасность, как за уличение еще и в убийстве, то этот один расчет побуждает того, кого при других обстоятельствах он собирался только ограбить. Дей случае поимки опасность для него нисколько не увеличивается, а при убийс уменьшается, так как с уничтожением доказчика преступления можно им надежду скрыться. Поэтому, стремясь чересчур сильно устрашить воров, мы п к уничтожению хороших людей.

Что же касается обычного дальнейшего вопроса, какое наказание може подходящим, то ответить на это, по моему мнению, несколько легче, чем наказание может быть еще хуже. Зачем нам сомневаться в пользе того спо злодеяния, который, как мы знаем, был так долго в ходу у римлян, весьма управлении государством? Именно уличенных в крупных злодеяниях они п каменоломням и рудникам, держа их, кроме того, постоянно в кандалах.

Впрочем, в этом отношении я ни у одного народа не нахожу лучшего поря какой я наблюдал и заметил, путешествуя по Персии, у так называемых поли это – народ не маленький и вполне разумно организованный. За исключе платимой им ежегодно персидскому царю, он в остальных отношениях управляется по своим законам. Живя далеко от моря и будучи почти со окружены горами, они довольствуются плодами своей земли, отнюдь ни в чем сами нечасто посещают других, нечасто и посещаются; по старинному на обычаю, они не стремятся к расширению своих границ, которые в их теперешн защищены от всякого несправедливого посягательства горами и плат могущественному властелину. Вполне свободные от военной службы, они жив блестяще, сколько благополучно, и скорее счастливо, чем пышно и славно; да их известно только ближайшим соседям.

Так вот, у полилеритов пойманные при краже возвращают утащенное х государю, как это обычно делается в других местах: по мнению этого народ столько же прав на украденную вещь, как и у самого вора. Если же вещь проп оценки стоимость ее выплачивается из имущества воров, остальное же отдае женам и детям, а сами воры осуждаются на общественные работы. Если сове не осложнено преступлением, то похитителей не сажают в тюрьму, избавляю и они свободно и беспрепятственно занимаются общественными работам преступники уклоняются от них или производят их слишком вяло, то их наказывают кандалами, сколько поощряют ударами. Работающие усердно оскорблений; только ночью, после поименного счета, их запирают по каме постоянного труда, их жизнь не представляет никаких неприятностей. Пит скудно: работающие для государства – на казенный счет, в других случаях Иногда траты на них собираются путем милостыни; хотя это путь очень н однако, в силу присущего данному народу милосердия, он дает результат, л другого; в других местах назначаются для этого известные общественные д местах для этой потребности устанавливают определенный поголовный нал некоторых местностях преступники не исполняют никаких общественных раб или иное частное лицо нуждается в наемных рабочих, оно нанимает на рынке за определенную плату, несколько дешевле по сравнению со свободным чел того, раба за его леность позволяется наказать бичом.

В результате эти люди никогда не бывают без работы, и, помимо зарабо содержание, каждый вносит еще нечто в государственную казну. Все вмест отдельности одеты они в один определенный цвет, волос им не бреют, а немного выше ушей, одно из которых слегка подрезают. Друзья могут давать питье и платье надлежащего цвета; но дать деньги считается уголовным пре для дающего, так и для получающего; не менее опасным является для челов получать по какой бы то ни было причине монету от осужденного, равно ка называют осужденных) запрещается касаться оружия. Каждая область различ особой отметкой, бросить которую, считается уголовным преступлением показаться вне своих пределов и вести какой-либо разговор с рабом дру Замысел бегства является столь же опасным, как и самое бегство. За соуч решении рабу полагается казнь, свободному – рабство. С другой стороны назначены награды: свободному – деньги, рабу – свобода, далее, обоим безнаказанность за соучастие; таким образом, приведение в исполнение дурн ни в каком случае не может доставить большую безопасность, чем раскаяние в нем.

Законы и порядки насчет воровства таковы, как я сказал. Легко можно виде они человечны и удобны. Гнев проявляется настолько, чтобы уничтожить пор остаются в целости и встречают такое обхождение, что им необходимо стать остальную часть жизни искупить все то количество вреда, какое они причинили раньше.

Далее, не может быть никакого опасения за то, что они вернутся к преж Мало того, путешественники при своем отправлении куда-либо считают себя безопасности, когда их проводниками являются именно эти рабы, ко неоднократно меняют в каждой области. Действительно, для совершения р видят ни в чем никакой подмоги: руки у них безоружны, деньги явятся тольк злодеяния, в случае поимки кара наготове, и нет абсолютно никакой надежды бы то ни было. В самом деле, как сделать незаметным и скрыть свое бегст нисколько не похожему платьем на остальных? Разве только уйти голому?

случае беглеца может выдать его урезанное ухо. Но, наконец, может, пожалу опасение, что они вознамерятся составить заговор против государства. Как нибудь отдельная округа может возыметь такую надежду, не опросив и н предварительно рабов многих областей! Они не только лишены возможнос заговоры, но им нельзя даже собраться вместе побеседовать и обменяться п тут же надо признать, что они бесстрашно вверят своим сотоварищам такой о котором, как известно, опасно, а выдать его будет очень выгодно. С другой с из рабов отнюдь не лишен надежды на то, что если он будет послушен, скро доказательства своего стремления исправиться в будущем, то он може условиями рассчитывать на обратное получение свободы; это и делается нескольких лиц из уважения к их терпеливости».

Вот что я сказал и прибавил, что не вижу основания, почему бы этот образ мог принести и в Англии гораздо большие плоды, чем та справедливость, превозносил упомянутый правовед. Тогда этот последний заметил:

«Никогда ничего подобного нельзя установить в Англии, не подвергая величайшей опасности».

При этих словах он покачал головою, скривил презрительно губы и зам присутствовавшие охотно согласились с его словами.

Тогда кардинал заметил:

«Нелегко угадать, будет ли это иметь успех или нет, раз не сделан предварительного опыта. Но если по произнесении смертного приговора г отложить казнь, то можно применить обычай полилеритов, уничтожив заповедных мест [29] ; и вот тут, если результат дела докажет его пользу, прав ввести это установление; в противном случае заслуженная казнь тех, кто у осуждению, будет так же полезна для государства и так же справедлива, к была совершена ранее; между тем опасности от этого не может быть никако по-моему, подобный образ действия можно было бы со значительным успехом к бродягам, а то в отношения их мы до сих пор не добились никаких результа на издание многочисленных законов».

Как только кардинал сказал это, все наперерыв осыпали похвалами его мы раньше, в моих устах, отнеслись с пренебрежением; особое же одобрение зас бродягах, так как это была его собственная прибавка.

Не знаю, не лучше ли умолчать о том, что произошло далее, так как это был все же я расскажу: эта было недурно и имело некоторое отношение к настоящей теме.

Случайно тут стоял один блюдолиз, который, по-видимому, хотел строи дурака, но, притворяясь таковым, был очень близок к настоящему. Шутки его старался насмешить, были настолько плоски, что сам он вызывал смех гораздо слова. Но иногда все же у него вырывалось нечто совсем неглупое, что мог правильность поговорки: «При частой игре добьешься и выигрыша». Именно, один из гостей сказал, что я в своей речи говорил о надлежащих мерах против воров, карди бродягах, и теперь государству остается только позаботиться о тех, кого дов болезнь или старость и сделала их непригодными к труду для снискания себ Тогда упомянутый блюдолиз заметил:

«Позволь мне, я и это устрою правильно. Я страстно желаю удалить куда-н долой людей этого рода. Они мне сильно и часто надоедали своим требов сопровождаемым жалобными воплями, но никогда все же причитания их не успеха, чтобы вытянуть у меня монету. Выходило как-то всегда одно из двух хотелось давать, или даже и нельзя было, так как не было ничего. Поэтому теп умнее; когда они видят, что я иду, то не тратят своего труда и пропускаю совершенно не ждут ничего от меня, как будто бы я был священником. Так в закон, чтобы всех этих нищих разместить и распределить по бенедиктинским сделать из них так называемых монахов-мирян, а женщинам я велю стать монахинями».

Кардинал улыбнулся и одобрил это как шутку, а другие приняли ее и всерьез.

Но замечание о священниках и монахах сильно развеселило одного из эти ученого богослова, так что он и сам захотел пошутить, хотя в общем был свирепости.

«Но и в этом случае, – заметил он, – ты не отделаешься от нищих, если не по нас – монашествующей братии».

«Да это уже предусмотрено, – ответил паразит. – Ведь кардинал прекрасно о вас, когда выносил постановление о задержании и привлечении к работе бр то и есть главные бродяги».

При этих словах все взглянули на кардинала и, заметив, что он не отрицае охотно подцепили это замечание, все, кроме монаха. Он (что и не уди пораженный такой колкостью, пришел в негодование и до того раскипятилс удержаться от ругательств: он назвал противника негодяем, подлецом, к сыном погибели, приводя вместе с тем страшные угрозы из Священного писания.

Тогда шут вошел в свою роль всерьез и почувствовал себя вполне как дома.

«Не гневайся, добрый брат, – ответил он, – сказано в Писании: «В терпе овладеете душами вашими» [30].

На это монах (приведу его подлинные слова) ответил:

«Я не гневаюсь, висельник, или, по крайней мере, не грешу, и псалмопев „Гневайтесь и не согрешайте“ [31].

Затем, в ответ на мягкое внушение кардинала удержать свои страсти, монах заметил:

«Я говорю, как должен, по доброму усердию. Ведь у святых людей было доб отсюда и сказано: „Усердие по доме твоем съело меня“. И в церквах поют: «Н кто смеялся [32], когда в храм тот направлялся», усердие плешивого почуяли, вероятно, и этот насмешник, шут, грубиян».

«Ты, – ответил кардинал, – поступаешь, может быть, с наилучшими побуж поступишь, по-моему, еще благочестивее, во всяком случае разумнее, если п так, что не будешь вступать в смешное состязание с человеком глупым и смешным».

«Нет, владыка, – ответил тот, – я не поступил бы разумнее. Ведь сам Соломон говорит: „Отвечай глупому по глупости его“ [33], как я теперь и делаю и указываю ему яму, в которую он упадет, если не побережется как следует. Ведь е насмешники над Елисеем, который был только один плешивый, почувство плешивого, то насколько сильнее почувствует это один насмешник над мног среди которых есть много плешивых? И вдобавок у нас есть папская булла, п осмеивающие нас подлежат отлучению».

Кардинал, увидев, что этому не будет конца, отослал кивком головы паразита и свел удачно разговор на другую тему, а затем немного спустя встал из-за стола и занялся делами своих подчиненных, отпустив нас.