«Л.В. Куликова МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И ПРИКЛАДНЫЕ АСПЕКТЫ На материале русской и немецкой лингвокультур КРАСНОЯРСК 2004 1 ББК 81 К 90 Печатается по решению редакционно-издательского совета ...»

регулируется другими правилами, не всегда соотносимыми с собственной привычной логикой. Речь идет, например, об арабах и бедуинах (кочевых арабах). Арабская пословица гласит: «Я – против моего брата; мой брат и я – против двоюродного брата; мой двоюродный брат, мой брат и я – против других». Это значит: тот, кто был сначала моим братом, может оказаться в следующий миг, при ином стечении обстоятельств – моим злейшим врагом (цит. по: Maletzke, 1996: 32).

Как отмечает Г. Кельман, главной особенностью такой системы является факт усиления социальной солидарности только в ситуациях оппозиционного плана (мы – они) и понимание всех альянсов как временных, не имеющих длительной перспективы (Kelman, 1967). Данный принцип «меняющихся лояльностей» лучше объясняет многие политические и общественные события на Ближнем Востоке, чем принятая в европейском контексте система координат (ingroup – outgroup).

Завершая понятийно-семантические размышления о сущности категорий «чужой», «чужеродность/инаковость», обратимся вновь к картине пребывания в чужой культуре.

Покидая свое привычное, родное окружение, человек погружается в незнакомую, привлекающую своей новизной и необычностью, но одновременно и тревожную среду. Чужой в гостевой культуре, он воспринимает её жителей чужаками. В то же время в глазах местных он сам чужой, также таящий в себе непредсказуемость и, возможно, потенциальную опасность.

В связи с этим утверждением Малетцке обращает внимание на феномен гостеприимства, согласно которому гостя встречают, опекают, охраняют. Закон гостеприимства действует во многих странах, но не повсеместно. Автор анализирует это явление следующим образом.

Гостеприимство рассматривается как культурный продукт, относящийся к тем традициям, которые смягчают изначальные, не всегда положительные человеческие импульсы ради мирного сосуществования. С точки зрения психологического подхода, гостеприимство определяется как ограниченные во времени социальные отношения. В этом контексте данный феномен понимается как попытка обязать гостя не причинять зла культуре, в которой он пребывает. Ещё одно объяснение возвращает нас к архаичному образу мышления. По античным преданиям, боги часто появлялись в человеческом обличье, поэтому никогда нельзя было знать, не предстаёт ли в образе незнакомого чужого переодетое божество. Разумным считалось обходиться с ним хорошо (Maletzke, 32).

Итак, междисциплинарный анализ ключевых понятий теории и практики межкультурного взаимодействия чужой/чужеродность позволяет сделать следующие основные выводы:

чужой всегда существует в оппозиции к своему/родному;

чужой не является объективной категорией, поскольку представляет собой субъективную интерпретацию новой, необычной реальности;

чужое всегда воспринимается неоднозначно: с одной стороны, оно таит в себе угрозу, так как неизвестно и непонятно; с другой – в чужом всегда содержится новое и поэтому привлекательное, расширяющее кругозор и мировоззрение;

в основе чужеродности лежит взаимозаменяемость перспектив;

преодоление чужеродности/инокультурности происходит на основе изменения ожиданий, редукции неопределенности и освобождения от неуверенности, благодаря которым индивид постепенно достигает уместности своего поведения, имеющего результатом смягчение стресса и адаптацию к новым культурным условиям.

2.2.3. Межкультурная адаптация и понятие Ситуация «чужой за границей» рассматривается культурантропологами, психологами, интеркультуралистами в контексте модели культурного шока, сопровождающего период межкультурной адаптации (приспособления) человека к новой культурной среде.

При этом под адаптацией понимается основанный на личностных изменениях процесс достижения совместимости с чужой культурой и восстановление нарушенного при столкновении с ней равновесия между личностью и её ближайшим окружением (ср.: Maletzke, 1996:

160). В теории МКК наряду с термином культурная адаптация используется понятие аккультурация для обозначения процесса вхождения индивида в новую культуру и её освоение. Кроме того, адаптационный процесс интерпретируется некоторыми авторами как процесс активной межкультурной трансформации личности (Kim/ Ruben, 1988; Dahl, 1998; Леонтович, 2002). За исключением нюансов, эти термины, с нашей точки зрения, обозначают одно и то же сложное психологическое состояние, свойственное человеку, вступающему в длительный контакт с чужой культурой, и результат этого трансформационного процесса.

Данные эмпирических наблюдений и исследований показывают, что период приспособления к новой культурной реальности наполнен чередой положительных и отрицательных эмоций. Наиболее известной концепцией, передающей состояние индивида при вхождении в чужую культуру, считается поступенчатая модель культурной адаптации К. Оберга (Oberg, 1960), дифференцирующая четыре основных стадии в процессе аккультурации. Первая фаза, обозначаемая как «медовый месяц» (так же как фаза эйфории или туристическая), характеризуется позитивным восприятием действительности. Чужая культура привлекает новизной, даже восхищает. Люди, которые утверждают, что они не испытывали трудностей во время своего пребывания в другой стране, как правило, находились в ней с кратковременным туристическим или деловым визитом. Их общение с чужой культурой как раз и ограничилось мягким «медовым месяцем».

При более продолжительном соприкосновении с культурной чужеродностью начинается второй период адаптации, постепенно окрашивающий чувства и эмоции в негативные тона. Культурные различия становятся слишком явными и раздражающими, появляются проблемы в общении, возможны конфликтные ситуации. Усвоенные в процессе инкультурации в рамках своей культуры, ценностные ориентации и способы поведения не «состыковываются» с новой реальностью. Временно наступает кризисный этап. Если человек не в состоянии справиться с этой стадией, он, скорее, уедет из страны либо будет пытаться убежать от реальности, общаясь преимущественно со своими земляками и жалуясь им на жизнь.

Высокая мотивированность приезжего и стремление интегрироваться в новое социальное окружение способствуют возвращению чувства оптимизма и уверенности. Эта фаза пребывания за границей характеризуется как фаза восстановления.

Нормализация физического и морального самочувствия, конструктивное восприятие культурно обусловленных различий свойственны для четвёртого этапа – этапа приспособления (нормализации).

Визитёр дистанцируется от своего негативного опыта и начинает понимать, насколько это возможно, гостевую культуру. Специалистами отмечается при этом, что конструктивная адаптация не ведёт к потере личностной и культурной идентичности индивида, тогда как при «ложном» приспособлении возможны либо полный отказ от своих культурных норм и традиций, либо агрессивное отношение к новой культуре (ср.: Moosmller, 1996: 284).

Наряду с представленной выше «поступенчатой» схемой аккультурации, в основе которой лежит идея линейно направленного поступательного развития, когда различные фазы встречаются и преодолеваются только один раз, существует также представление о спиралевидном адаптационном процессе как модели «адаптивной трансформации» (Kim, 1988). Спираль, говоря метафорически, движется вверх, символизируя с каждым витком новое качество в межкультурном приспособлении. При этом общее движение состоит из многократно повторяющихся горизонтальных витков влево (стресс, негативные переживания) и вправо (позитивные эмоции). В этой модели отрицательные и положительные моменты не закреплены за каким-то определенным этапом аккультурации. Они не преодолеваются раз и навсегда, а имеют тенденцию к повторению в режиме чередования: преобладает то чувство потерянности и неудовлетворённости, то ощущение «вживания» и комфортного самочувствия. Поскольку спираль слегка наклонена вправо, то по мере продвижения вверх интенсивность стресса уменьшается, а адаптация усиливается.

Достаточно известна также модель межкультурной адаптации, учитывающая три психологических составляющих: ориентационную ясность, поведенческую уместность и минимальный уровень притязаний личности (Grove, Torbirn, 1985; цит. по: Herbrand, 2002). В указанной модели, по аналогии с вариантом К. Оберга, процесс аккультурации подразделяется на четыре фазы. На первом этапе контакта с инокультурной действительностью в сознании индивида ещё сильны каноны собственной культуры. Лишь многократные недоразумения заставляют задуматься об их относительности и сомнительности привычных ориентиров в рамках нового окружения.

Для второй фазы характерна потеря ориентационной ясности и даже дезориентация. Усвоенные когнитивные структуры не соответствуют актуальным событиям, а поведенческая уместность не удовлетворяет минимальный уровень притязания. Лишь постепенно личность начинает, «пробираясь сквозь дебри новой культуры», осознавать контекст этой культуры и выстраивать другую ориентационную систему и поведенческие стратегии. Этим отмечена третья фаза пребывания «среди чужих».

На завершающем, четвёртом, этапе адаптации восстанавливается субъективная стабильность личности, ориентационная ясность и поведенческая уместность явно превышают уровень минимальных притязаний.

Однако чаще всего проблемы, которые возникают в ходе освоения чужой культуры, рассматриваются исследователями в контексте модели «кривой межкультурной адаптации»

(Gullahorn/ Gullahorn, 1963). Данная концепция, включая все уже названные фазы приспособления к новому окружению, представляет течение или ход аккультурации в виде W-образной диаграммы, передающей реакцию личности на незнакомую действительность. При этом модель волнообразной линии учитывает также период реадаптации, когда успешно адаптировавшиеся в новом культурном пространстве визитёры, возвращаясь на родину, часто испытывают «шок возвращения».

медовый месяц Кризисная точка процесса аккультурации, или пик негативного опыта, наступившего от столкновения с новой культурой (во всех перечисленных моделях – это вторая фаза), обозначается в специальной литературе термином культурный шок*, реже – «шок перехода», «культурная утомляемость» (Стефаненко, 2000: 281), «стресс аккультурации» (Berry, 1997), а также «коммуникативный шок» (Стернин, 2003: 9). Не следует отождествлять это явление с шоком в общем понимании слова как резкую неожиданную реакцию на проявление экстремальных факторов. Культурный шок наступает в результате длительного, неявно выраженного стрессогенного воздействия новой культурной среды на личность. «Культурный шок – это шок от нового.

Гипотеза культурного шока основана на том, что опыт новой культуры является неприятным или шоковым частью потому, что он неожидан, а частью потому, что он может привести к негативной оценке собственной культуры» (Furnham, Bochner, 1986; цит. по: Лебедева, 1999: 193). В этой связи интересно мнение итальянской переводчиДанный термин был введён в парадигму межкультурных исследований американским антропологом К. Обергом в 1960 г.

цы**, прозвучавшее на конференции в Москве: «Я прошла процесс "обрусения". Меня уже раздражает итальянская культура, хотя и русская продолжает раздражать».

Большинством авторов состояние культурного шока рассматривается в контексте психологических изменений индивида. Существует также подход, интерпретирующий культурный шок в меньшей степени как психологический феномен, а скорее как следствие недостатка компетенции, необходимой для эффективной коммуникации с чужим культурным окружением» (Salacuse, 1992).

Культурный шок сопровождается, как правило, напряжёнными усилиями в «переработке» новых впечатлений; чувством изолированности и даже отверженности; путаницей в ролевых ожиданиях, ценностных ориентациях и в собственной идентичности; удивлением и дискомфортом из-за невозможности эффективно взаимодействовать со своим новым окружением (Oberg, 1960; цит. по: Bochner, 1983:

168). Возникает так называемый когнитивный диссонанс (Leon Festinger) – неприятное ощущение, при котором личность начинает осознавать несоответствие между собственным поведением и поведением окружающих.

Проявляться состояние шока может по-разному: в общей тревожности, бессоннице, депрессии, преувеличенном внимании к бытовым повседневным вещам, в приступах апатии или агрессивности. Его интенсивность и длительность зависят, как отмечается в разных источниках, от личностных качеств индивида (например, экстраверт адаптируется легче, чем интраверт), ситуативных факторов, степени различий между контактирующими культурами, от предварительной подготовки к пребыванию в другой стране.

В контексте первых разработок теории межкультурной адаптации (60 – 70-е годы) культурный шок рассматривался только с негативной стороны, как болезненное состояние человека. Позднее (с 80-х годов) клинический акцент сменился на позитивный подход, суть которого – в восприятии шока аккультурации не как неизбежного зла, а как источника для личностного роста, расширения ценностной и поведенческой палитры и повышения способности к адаптации в новых ситуациях (ср.: Triandis, 1994). Согласно позитивной концепции, культурный шок должен оцениваться как нормальная реакция, как часть обычного процесса аккультурации. Более того, эмпирическая очевидность показывает, что пережившие культурный стресс в дальнейшем Сальмон Коварски Лаура, университет г. Болонья (Италия). В связи с профессиональной необходимостью часто бывает в России.

эффективнее взаимодействуют с новым окружением, чем те, кто, казалось бы, избежал этого состояния (Kim, 1988: 57; Kealey, 1989).

По аналогии с культурным шоком в некоторых публикациях анализируется лингвистический шок (напр., Белянин, 1995). В этом случае речь идёт о сиюминутной, кратковременной реакции на языковое явление, вызывающее у одного из партнёров по межкультурному общению удивление, смущение и даже смех. Коммуникация между представителями двух или более культур осуществляется всегда либо на языке одного из коммуникантов, либо на языке-посреднике (linqua franсa). В этом случае эффект неадекватного восприятия языкового факта возникает всякий раз, когда нейтральное по значению слово иностранного языка омонимично слову родного языка, имеющему другое (например, неприличное или комическое) значение.

Способность к адаптации рассматривается исследователями как одна из составляющих межкультурной компетентности личности. Под этим понимается комплекс социальных навыков и способностей, при помощи которых человек успешно осуществляет общение с партнёрами из других культур как в бытовом, так и профессиональном контексте (Рот, Коптельцева, 2001: 17*). В работах, посвящённых этому аспекту, на основе эмпирических данных выделяются некоторые факторы, способствующие или затрудняющие процесс аккультурации.

К чертам характера, облегчающим приспособление к новым культурным условиям, относят: терпимость к (неоднозначным) межкультурным ситуациям (Ambiquittstoleranz), открытость, экстравертность, способность к эмпатии, любознательность, самокритичность. Негативно влияют на адаптацию негибкость характера (ригидность), несамостоятельность, преклонение перед авторитетами (ср.: Moosmller, 1996: 281).

Результаты некоторых исследований свидетельствуют также о том, что чем легче и успешнее человек проходит стадию аккультурации, тем лучше его достижения в профессиональной сфере (Cui, Awa, 1992). Названные авторы наблюдали процесс межкультурной адаптации 74 американских менеджеров, работавших в Китае. При этом в качестве моментов, оказывающих положительное влияние на вхождение в чужую культуру и, соответственно, на эффективность трудовой деятельности были выделены следующие: присутствие семьи менеджера, наличие опыта зарубежной работы, прохождение предварительного межкультурного обучения. Менее успешно адаптировались американцы, либо не состоящие в браке, либо оставившие свои семьи По: Dinges, 1983; Martin, 1993; Moosmller, 1996.

в США, не имеющие опыта работы в другой культуре и не прошедшие подготовительных межкультурных тренингов.

Межкультурное обучение, направленное на формирование межкультурной компетентности, считается одним из главных способов подготовки к встрече с чужой культурой.

В связи с тем, что каждая культура имеет свой облик и комплекс дистинктивных (дифференциальных) признаков возникает закономерный вопрос: можно ли говорить об универсальной системе межкультурного обучения, способствующего адаптационному процессу в той или иной конкретной культуре? По мнению исследователей, поразительное сходство многих проявлений аккультурации в условиях разной культурной специфики позволяет выделять общие подходы и методы для формирования основ межкультурной компетентности*.

В заключение подчеркнём, что в основе межкультурной адаптации лежит коммуникативный процесс. Как собственная культура познаётся в процессе инкультурации через взаимодействие с членами своего культурного окружения, так и конструктивное освоение новой действительности происходит в результате активного общения с носителями чужой культуры.

2.3. МОДЕЛИ КУЛЬТУРНОЙ ВАРИАТИВНОСТИ

Современные теоретические и практические исследования в области межкультурной коммуникации так или иначе опираются на концепции культурных моделей трех авторов: теорию основных (первичных) информационных систем Э. Холла (Hall, 1959); теорию ценностных ориентаций культуры Ф. Клакхона и Ф. Стродбека (Kluckhohn, Strodbeck, 1961); а также систему культурных измерений Г. Хофстеде (Hofstede, 1997). Разработанные данными авторами категории культурных различий на основе привлечения культурантропологических, философских и психологических знаний, а также положений теории коммуникации являются сегодня наиболее пригодными и релевантными для прогнозирования и анализа межкультурного общения.

Одной из самых известных и популярных моделей межкультурного обучения считается модель Милтона Беннета (Bennet, 1986). Модель содержит шесть ступеней обучения, отражающих процесс продвижения обучающихся от этноцентрических взглядов (первые три ступени) к этнорелятивистским позициям (последние три ступени).

2.3.1. Коммуникативная модель культуры Основные параметры, или первичные информационные системы (Primary Message Systems)*, определяющие специфичность каждой культуры, были рассмотрены Э. Холлом в 1959 году в его известной книге «The Silent Language». Согласно представленной им типологии в любой культуре выделяются десять значимых разновидностей человеческой деятельности, которые коренятся в биологической природе человека и являются своего рода системами информации:

общение;

социальная организация людей (включая иерархию отношений);

обеспечение условий жизни (от удовлетворения первичных потребностей до экономического устройства целого государства);

сексуальные отношения (гендерные роли);

отношение к пространству (территориальность);

представления о времени (темпоральность);

учеба (обучение – передача знаний);

защита (способы и умения защиты своей группы);

использование материальных ресурсов (артефактов).

Из десяти перечисленных категорий только первая включает в себя вербальную коммуникацию (язык), все остальные являются формами невербальной коммуникации. Признавая язык важнейшим средством общения, Холл тем не менее считал, что 90% всей информации передается невербально. Обозначив десять параметров культурной модели, американский исследователь разрабатывал в основном четыре из них:

время (представления о времени);

пространство (отношение к пространству);

иерархия социальных отношений;

общение.

Восприятие и осознание времени – существенный компонент этнического сознания, структура которого отражает ритмы и темпы развития той или иной социально-культурной системы. Каждая культура, по Холлу, имеет свой «язык» времени. В значительной мере он является неосознанным, им пользуются, не обращая на него внимания.

Это часто является причиной перенесения своего понимания времени Анг. 10 Primary Message Systems: 1. interaction, 2. association, 3. subsistence, 4. bisexuality, 5. territoriality, 6. temporality, 7. learning, 8. play, 9. defense, 10.

exploitation (Hall, 1959, 95).

на отношение к нему представителей других культурных групп, что нередко вызывает недоразумения в межкультурном общении.

Понятийно-семантический «инвентарь» времени как культурно обусловленной категории образуют, по Холлу, следующие составляющие: жизненный ритм культуры, временная перспектива, деление времени.

Ритм, который определяется им как основной элемент жизни, либо объединяет людей, либо изолирует их. Это связано с тем, что в одних культурах ритм жизни достаточно высокий, в других, наоборот, медленный. Представители разных культур с различными жизненными ритмами с трудом приспосабливаются друг к другу. Холл приводит примеры «асинхронного» взаимодействия представителей немецкой, японской и французской сторон, имеющих разные ритмы жизни и испытывающих в связи с этим определенное чувство непонимания и дискомфорта при общении. Стремление организовывать деятельность в едином ритме является важной предпосылкой успешного межкультурного сотрудничества, идет ли речь о проведении конференции, совместном управлении предприятием, обслуживании технических установок или коммерческих сделках.

В современной промышленной цивилизации с достаточно скоростным ритмом жизни в большинстве стран, особенно в больших городах, планирование времени является основой всей деятельности.

Планирование определяет приоритеты, связывает, интегрирует события, их первоочередность и значимость. В немецкой культуре, как подчеркивает Холл, принято строго придерживаться составленных планов. Изменения, особенно внезапные, вносят хаос и вызывают отрицательную реакцию. Календарный план (Terminplan) для немецких менеджеров представляет собой своего рода «священную корову».

Подобное жесткое планирование времени свойственно, по мнению Холла, большинству культур западного мира.

Культурные различия в представлениях людей о времени проявляются также в их отношении к пунктуальности. Во многих странах пунктуальности придается большое значение, например, в странах Западной Европы, особенно в Германии, также в Северной Америке.

Своевременное появление ожидается, согласно договоренности, к назначенному времени. Типичным для этих стран является существование так называемой градации опозданий и подходящая форма извинений для каждой ее ступени. Однако само по себе опоздание в разных культурах воспринимается неоднозначно. В Латинской Америке, Южной Европе и на Ближнем Востоке пунктуальность скорее считается исключением, чем правилом. Опоздание на 45 минут не представляется странным, и, соответственно, ему придается совсем не такое значение, как, например, в Германии. Японцы придерживаются пунктуальности только в отношениях с европейцами. Между собой этого правила чаще всего избегают.

В производственной сфере большую роль играет предварительное время, необходимое для урегулирования или достижения договоренностей. Так, Холл пишет, что в разных странах по-разному планируется количество времени, необходимое для подготовки какого-либо события, для написания доклада, своевременного определения даты заседания или отпуска и т. д. В некоторых культурах предварительный минимальный срок до назначения деловой встречи составляет две недели. В арабских странах этот срок значительно короче, поскольку за такой период сама дата встречи или события может быть забыта, здесь достаточно иметь в запасе два дня. Анализируя разницу длительности предварительного времени в Германии, Франции и Японии, исследователь делает вывод, что в немецкой культуре оно самое длительное. При этом подчеркивается зависимость этого времени от значительности мероприятия и от статуса участвующих сторон. Здесь предварительное время можно расценивать как индикатор. Оно тем короче, чем важнее событие и выше ранг встречающихся. В отличие от немцев, французы, японцы не так строги в регламенте и договоренностях. Они скорее будут независимо от предварительного плана посвящать себя той проблеме или тем людям, которые находятся перед ними здесь и сейчас.

Скрытым сигналом, несущим в себе определенную информацию, считается в некоторых культурах время ожидания. В Германии обычно не принято ждать, например, в приемной. Если такое случается, это интерпретируется как знак неуважения или плохой организации дела. В связи с межкультурными контактами Холл подчеркивает, что данное проявление темпоральности не следует оценивать в соответствии с собственным, принятым в родной культуре представлением о времени, поскольку это прямой путь к недоразумению, так называемому «конфликту» культур. Время ожидания в разных культурах имеет свои границы. В некоторых речь чаще всего идет не о желании обидеть гостя, а скорее о существующих в той или иной стране правилах, нормах. Так, в Латинской Америке, на Ближнем Востоке ожидание иногда затягивается на целый день или даже на неделю. Однако это не имеет значения экстраординарного события, имеющего какой-либо скрытый подтекст, например, негативное отношение к партнерам.

Возможно, хозяева просто заняты очень срочным на данный момент делом или их отвлекают семейные обстоятельства, и это считается более важным, чем соблюдение договоренности (и вынужденное ожидание партнерами).

Многочисленные наблюдения восприятия времени в различных культурах позволили Холлу выделить еще один существенный аспект темпоральности: временная перспектива. Согласно выводу американского антрополога, разные страны имеют различающиеся временные перспективы, ориентированные на прошлое, настоящее или будущее. Так, он относит страны Ближнего и Дальнего Востока к культурам с ориентацией в прошлое; латиноамериканские страны определяются им как ориентированные частично на прошлое, но и на настоящее; в США преобладают перспективы настоящего и близкого будущего. В Федеративной Республике Германия большое внимание уделяется прошлому – не случайно многие публикации и выступления предваряются историческими экскурсами. Часто это вызывает критическую реакцию у зарубежных партнеров (например у французов), заинтересованных в быстрейшем и плодотворном разрешении проблемы или сделки. Японцы, по мнению Холла, имеют глубокие корни в прошлом, однако твердо стоят в настоящем, заглядывая при этом в будущее.

Основополагающим выводом Холла о концептуальном различии использования времени в разных культурах является его вывод о существовании, несмотря на большую вариативность, двух основных способов деления времени и, соответственно, двух типов систем времени. Культуры, в которых люди обычно концентрируются на выполнении только одного дела в один отрезок времени, Холл называет монохронными. Тенденция выполнять несколько дел одновременно свойственна культурам с полихронной системой времени. Данная микроперспектива культурно обусловленного отношения ко времени рассматривается как одна из существеннейших составляющих культурной теории Холла и давно стала стандартным репертуаром всех учебников и монографий по межкультурной коммуникации (Roth, 1999/2000: 31).

Монохронная система времени представляет собой противоложность полихронной. В культурах с монохронной темпоральностью, в которых четко распределяются приоритеты, обычным и нормальным считается сосредоточенность в определенный промежуток времени только на одном деле, большое внимание уделяется планированию и пунктуальности. Люди в монохронных культурах строже соблюдают правила интимности, с большой долей уважения относятся к частной собственности, стараются быть независимыми друг от друга. Поскольку они предпочитают заниматься одномоментно только одним видом деятельности, отдавая ей все свое внимание и силы, им приходится как бы отгораживаться от ближайшего окружения. Можно представить такого человека в закрытом помещении, куда нет доступа другим. Соответственно, люди «монохронного» типа отрицательно реагируют на вмешательство и помехи.

Монохронному использованию времени соответствует представление о времени как о линейной системе, подобной прямой линии, с событиями, следующими строго друг за другом. Холл сравнивает в этом случае время с прямой улицей, по которой люди спешат в будущее или оглядываются назад. Страны, в которых доминирует такой способ распределения времени, относятся к нему как к вещественной ценности («Время – деньги»). При данном подходе время можно экономить, тратить попусту, терять, нагонять, ускорять, то есть его можно осязать. Монохронная система времени типична для большинства промышленных западных стран. Такая система господствует в Германии, в США. Японцы, как уже упоминалось, в общении с иностранцами ведут себя, подобно представителям монохронной культуры.

Между собой они в большей степени полихронны.

Стремление и привычка заниматься одновременно несколькими делами или проблемами свойственна людям из стран с полихронной системой времени. Для них более значимы межличностные, человеческие отношения, чем соблюдение планов, графиков, договоренностей, которые могут быть в любой момент изменены или пересмотрены в зависимости от обстоятельств и значимости личностных связей.

Повестка дня на разного рода конференциях и заседаниях, как правило, не является в полихронных культурах постоянной величиной, которой следует придерживаться, что часто служит причиной недоразумений и недопонимания, когда сталкиваются представители из разных временных систем. Пунктуальности здесь также не придаётся большого значения. Наибольшую ценность представляют родственные и дружеские отношения, приоритетные по сравнению с общественными и служебными. Люди с полихронным представлением о времени более гибкие, чем «монохронные», достаточно спокойно относятся к тому, что их прерывают, и сами часто отвлекаются от дела.

Они всегда владеют новой информацией, поскольку, во-первых, любопытны, во-вторых, имеют большой круг общения, в том числе на рабочем месте. Полихронному использованию времени соответствует представление о нем либо как о циклической, либо как об эпохальной системе (в другой терминологии – событийное время). К типичным «полихронным» культурам относятся страны Латинской Америки, Ближнего Востока и государства Средиземноморья.

Приведенная далее таблица демонстрирует основные тенденции в поведении людей, относящихся к культурам с разными способами деления времени:

«Монохронное» поведение «Полихронное» поведение Очередность выполнения дел (одно Одномоментность выполнения дел дело делается за другим) (несколько дел выполняются одновременно) Сосредоточенность на одном деле Допустимость отвлечения от дела, его Идентификация с выполняемым по- Идентификация с семьёй, друзьями, Обязательность выполнения планов Необязательность соблюдения договоренностей Пунктуальность как норма поведения Непунктуальность как норма деятельности Вовлеченность в дело, приоритет обязательств Растворяемость в межличностных отношениях, предпочтение интересов Восприятие времени как материальной ценности Отношение ко времени нематериально, как к вечно существующей данности Общение людей из разных культур в значительной степени обусловлено, по мнению Холла, различиями в их представлениях о времени. Как правило, представители групп с доминирующим полихронным или монохронным использованием времени в лучшем случае испытывают в процессе взаимодействия удивление, в худшем переживают неудовольствие и стресс. Возможность избежать подобного конфликта заложена в понимании разницы и перестройке сознания на терпимое восприятие другого подхода к организации времени.

Темпоральность как категория, детерминированная культурой, рассматривалась американским культурантропологом в тесной связи с двумя другими выделенными им первичными информационными системами, а именно – общением и организацией социальных отношений. Анализ общения и поведения людей из разных систем времени привел его к выводу о наличии как минимум двух вариантов коммуникативных стратегий, то есть способов обмена информацией между людьми. По Холлу, все культуры подразделяются на культуры с низким контекстом и культуры с высоким контекстом*, согласно разнице в степени информированности участников коммуникации.

В высококонтекстных культурах (high-context-culture) людям необходимо лишь незначительное количество дополнительной информации, для того чтобы хорошо понимать происходящее и ориентироваться в событиях, так как плотность существующих здесь неформальных информационных сетей позволяет им практически всегда быть информированными. Под высокой плотностью информационных сетей подразумевается постоянное тесное общение между членами семьи, родственниками, друзьями, коллегами и т. д., что даёт возможность людям в этих культурах «аккумулировать» большое количество информации. Высокая зависимость коммуникации от контекста, характерная для многих восточных культур, а также для Франции, Испании, Италии, сосуществует с полихронным типом использования времени.

В противоположность высококонтекстным культурам в культурах с низким контекстом роль неформальных сетей информации невелика, поскольку представители таких культур достаточно жестко разделяют сферу своего личного мира от служебного и от других аспектов повседневной жизни. Как следствие, они плохо или недостаточно информированы и часто нуждаются в детальной дополнительной информации, приступая к новому. К низкоконтекстным Холл относит прежде всего Германию. Культура Северной Америки сочетает в себе, по его мнению, средний и низкий контексты. В странах со слабой сетью информационных сетей преобладает монохронное деление времени.

Для демонстрации разницы поведения людей в культурах с низким и высоким контекстами Холл приводит пример работы двух служащих, принимающих клиентов в своих бюро. Первый принимает посетителей по очереди, одного за другим. В этот период времени он не отвечает на телефонные звонки и не звонит сам; всю информацию получает только от немногочисленной клиентуры, с которой он вынужден общаться, и, разумеется, из служебной документации, которую он, как правило, читает за закрытыми дверями. В другом случае, когда речь идет о представителе высококонтекстной культуры, в бюро предпринимателя без ограничений и особого порядка входят и выходят люди. Он часто прерывает разговор в связи с телефонными звонАмериканский термин контекст определяется в немецкой теории МКК как «плотность информационных сетей» (Dichte der Informationsnetze).

ками, получая срочную информацию от коллег или передавая её сам.

Очевидно, что во втором примере человек постоянно окружен поступающей к нему информацией, то есть находится в ситуации «высокого» контекста. Общение, организация совместной деятельности между представителями этих двух типов культур могут оказаться достаточно проблематичными. К одной из важных коммуникативных стратегий в связи с этим Холл относит умение адекватно «дозировать»

информацию, учитывая специфику той страны и культуры, которая является партнером по сотрудничеству. Необходимость эта особенно актуальна в случаях с рекламным бизнесом.

Межкультурные вариации систем коммуникации проявляются также в отношении темпа распространения информации, что в сочетании с контекстностью культуры Холл рассматривает как единое целое. Высокая скорость распространения информации характерна для полихронных культур, к которым относятся Япония, Россия, Франция и некоторые другие страны Южной Европы. В северо-европейских странах, особенно в Германии, где люди, образно говоря, отгораживаются от окружающего мира, скорость распространения информации невысока. Напомним, что речь идет в данном случае о монохронных культурах с низким контекстом.

Значительное место в концепции культурной грамматики Э. Холла занимает разработка категории пространства. Американский культурантрополог является основоположником специальной дисциплины – проксемики, изучающей роль пространства в человеческом поведении.

Существуют культуры, как указывает Холл, в которых пространству уделяется значительное внимание, для других эта категория менее существенна. В некоторых обществах большую роль играет ориентация по сторонам света. Для народов, живущих в горных районах, слова «высоко» и «низко» наполнены особым смыслом. Для жителей равнинной местности они имеют совсем другое значение. На Западе люди воспринимают сами объекты, для японцев важны расстояния между ними.

Согласно концепции Холла можно определить, по меньшей мере, четыре аспекта использования людьми пространства, и это использование варьируется от культуры к культуре:

личное пространство;

ориентация в пространстве;

межличностная дистанция;

организация пространства.

Каждому человеку необходимы собственные, в зависимости от ситуации изменяющиеся границы, сохраняющие его личное пространство. Вторжение в личную зону воспринимается, как правило, негативно. Не случайно известная английская пословица утверждает:

«Мой дом – моя крепость». Американцы используют двери как сигнал своей доступности или потребности к уединению. Открытые двери являются знаком расположенности к общению; закрытые, соответственно, указывают на желаемую дистанцированность. Приватный объем пространства оберегается не только отдельными лицами, но и группами людей. В США считается неукоснительным правилом соблюдение невидимой границы вокруг двоих или троих беседующих людей. Небольшая дистанция, отделяющая их от остальных, служит своего рода защитой их личностной сферы.

Холл считает, что немцы воспринимают личное пространство как продолжение своего Эго, а Эго у немцев очень чувствительно, поэтому они всеми средствами стремятся оградить свою персональную территорию. Иллюстрируя это утверждение, исследователь приводит следующий пример. Во время Второй мировой войны немецких военнопленных расселяли в лагере по четыре человека в камере. При малейшей возможности, используя любой подручный материал, каждый из них пытался отгородить свое пространство. В немецких бюро двери, как правило, закрыты, что свидетельствует о стремлении к приватности и желании работать без помех. Открытые двери, по мнению Холла, действуют на немцев как признак халатности и беспорядка. Вообще, как обобщает учёный, в северо-европейских культурах, которым присущи невысокая плотность информационных сетей (низкий контекст) и слабые связи между людьми, каждый человек бытует как бы в «воздушном шаре», объём и стенки которого оберегают физическую и социальную территорию личности.

Своеобразные представления о пространстве имеют жители Средиземноморья. Представители этих культур живут намного плотнее друг к другу, чем в странах Северной Европы и в США. Это можно наблюдать в жилых кварталах, в переполненных автобусах, станциях метро, кафе и других людных местах. Разумеется, подчеркивает Холл, исключения составляют дворцы и виллы богатых.

Культурно-специфические различия проявляются также в способности людей ориентироваться в пространстве. В качестве примера чуждого американцам типа пространственного ориентирования Холл описывает способность эскимосов находить дорогу на огромной заснеженной территории, где, как кажется иностранцам, нет ни малейших опознавательных пунктов. Однако у эскимосов существует определенный набор природных знаков, помогающих им не сбиваться с пути. Это касается прежде всего качества ветра, для обозначения которого у них имеется как минимум двенадцать понятий, включая его направление, запах и т.д.

Согласно теории проксемики, в разных культурах по-разному структурируется и пространство межличностного взаимодействия.

Это проявляется как в символике «языка тела» (жесты, прикосновения), так и в способах персонализации пространства. Холл выделяет четыре дистанционные зоны, подразумевая под этим дистанцию в общении по отношению к другому человеку или группе лиц:

интимная дистанция (от полуметра до непосредственного телесного контакта);

зона личного общения (до одного метра); это расстояние позволяет обмениваться рукопожатием, похлопывать друг друга по плечу;

социальная дистанция (от двух до трёх метров), характерная для ведения деловых разговоров;

зона публичного общения (более трёх метров), типичная для ситуации общения в режиме оратор – публика.

Описанные Холлом дистанции межличностного общения естественны для большинства американцев, немцев и англичан. Однако латиноамериканцы, греки, французы общаются, как правило, на более близком расстоянии. В связи с этим участники коммуникативного процесса, представляющие разные типы культур, часто безуспешно пытаются найти комфортную зону общения друг с другом. Чтобы избежать вторжения в своё личное пространство, собеседники из США в разговоре с латиноамериканцами нередко увеличивают дистанцию за счет любых вспомогательных средств, например письменного стола. Администрация одного из конных клубов в Сан-Паулу, где часто организуются различные приемы для представителей зарубежных фирм, была вынуждена после ряда несчастных случаев сделать выше и укрепить перила терассы. Проблема возникла в связи с особенностями пространственной организации общения между бразильцами и американцами. Первые, стремясь к проявлению чувства близости, уместного для коммуникативного поведения в бразильской культуре, «наседали» на своих партнёров по разговору. Американцы же, согласно норме, принятой в американской культуре, пытались воспрепятствовать вторжению в свою «интимную дистанционную зону», постоянно отстраняясь от собеседника. В результате они опирались на перила и падали спиной вниз (ср.: Knapp, 1988). Для описания подобных ситуаций в специальной литературе используется термин латиноамериканский вальс (Rumpel, 1988).

В азиатских культурах, а также в некоторых случаях, как замечает Холл, и на Западе регуляция межличностного пространства зависит от статусного уровня участников коммуникации. Подчёркивание своего более высокого социального положения проявляется в «соблюдении дистанции» по отношению к подчиненным или людям другого социального класса. Расстояние в общении между преподавателями и учениками, характерное для стран Азии, также значительнее, чем в американских и европейских, поскольку учитель является представителем более высокой касты, и уважительность по отношению к нему выражается прежде всего в уважении его личного пространства.

В разных культурах существуют свои представления и образцы в организации пространства. Организационный фактор имеет широкий и пёстрый спектр форм проявлений, распространяется и на городское планирование, и на строительство домов, и на внутреннее устройство помещений. По этому поводу Холл приводит следующие примеры.

Американские города закладываются, как правило, на основе простого прямоугольного проекта, позволяющего быстро и легко ориентироваться в таком городе. В связи с этим жители США испытывают обычно трудности в европейских городах, построенных совсем по другому принципу. В доме западного образца каждое помещение имеет собственное функциональное назначение: кухня, столовая, гостиная, спальня, кабинет. Многие предметы мебели и украшения подходят поэтому только для определенной комнаты и неуместны для других. При этом европейцы склонны расставлять мебель вдоль стен, оставляя свободным центральное пространство помещений.

В традиционном японском доме все комнаты, как правило, являются многофункциональными, а стены между ними не являются постоянными. Японцы охотно обустраивают и эксплуатируют середину комнаты и акцентируют внимание не на стенах и перегородках, а на пространстве между объектами. Японские садовники, стремясь компенсировать объективный недостаток территории, мастерски используют искусство визуального увеличения пространства.

Организация пространства отражает также отношения иерархии.

В разных культурах для выражения отношений господстваподчинения существуют свои пространственные сигналы. По наблюдениям Холла, верхние этажи зданий в Германии обычно отводятся руководящим работникам. Сотрудникам фирм, пользующимся наибольшим уважением, предназначены угловые офисы. Во Франции, наоборот, контроль осуществляется из центра, поэтому руководитель сидит, как правило, в центральном бюро. В Японии управляющий предпочитает находиться среди своих коллег в одном большом помещении, чтобы не чувствовать себя изолированным от производственного процесса. В США, если в офис приходит работать новый человек, все члены коллектива должны переставить свои столы так, чтобы освободить место новичку. В таком поведении символически выражается готовность принять человека в группу. Во Франции новому сотруднику достаётся, как правило, невыгодное положение стола, гденибудь в углу помещения. У американца, желающего работать на французскую фирму, такое пространственное размещение может вызвать чувство изолированности от коллектива и ощущение недружелюбия.

Таким образом, учёт культурно обусловленных различий пространственной организации общения может способствовать преодолению недоразумений, возникающих, в том числе и на этой основе, при взаимодействии представителей разных культурных групп.

Итак, согласно основным положениям концепции культурной грамматики Э. Холла все параметры культурных систем, включая темпоральный фактор, контекстность культуры, отношение к пространству, представленные в этом разделе, специфичны, как и языки разных народов. В совокупности с вербальными способами каждый из этих элементов участвует в коммуникации, несёт в себе информацию, более значимую по Холлу, чем языковой код. Изучение «скрытых» сигналов разных культур является, по мнению Холла, необходимым основанием для разрешения проблем, возникающих в процессах межкультурного общения.

Очевидно, что данная теория модели культуры облегчает понимание и объясняет культурные различия, несмотря на высокую степень её генерализации (обобщения), поскольку индивидуальные особенности конкретных участников коммуникативного процесса и конкретные условия ситуации общения могут не соответствовать «стандартному» варианту. Однако основные выводы Э. Холла можно рассматривать как прогнозы на поведение представителей той или иной культуры в условиях межкультурной коммуникации.

2.3.2. Теория ценностных ориентаций Наряду с концепцией Э. Холла основополагающее значение для обоснования идей МКК имеет теория ценностных ориентаций американских культурантропологов Ф. Клакхона и Ф. Стродбека (Kluckhohn, Strodbeck, 1961). Авторы теории определили ценностные ориентации как «сложные, определенным образом сгруппированные принципы, придающие стройность и направленность разнообразным мотивам человеческого мышления и деятельности в ходе решения общих человеческих проблем» (цит. по: Лебедева, 1999: 129).

Проанализировав значительное число культур, Ф. Клакхон и Ф. Стродбек сформулировали три исходных тезиса своей концепции:

1. Существует лишь ограниченное количество общечеловеческих проблем, решением которых вынуждены заниматься люди всех времен и народов.

2. Решение каждой проблемы возможно только на основе небольшого набора вариантов.

3. Каждое общество отдаёт предпочтение своему варианту решения, определяя этим культурно-специфичную иерархию ценностей, несмотря на то что сумма всех потенциально возможных решений доступна каждой культуре.

На основе этих предположений американские исследователи выделили пять фундаментальных проблем-вопросов, на которые ищет ответы любая культура, выбирая тем самым собственные ценностные ориентиры: 1. В чём сущность природы человека? (human nature orientation). 2. Каковы отношения между человеком и окружающей средой? (man-nature orientation). 3. Что значит время в жизни человека?

(time orientation). 4. Какова направленность человеческой деятельности? (activity orientation). 5. Какие отношения связывают людей между собой? (relational orientation).

Каждый из пяти блоков проблем оперирует, по Клакхону и Стродбеку, тремя основными категориями: хорошо, плохо, нейтрально. Это наглядно отражено в таблице.

Челове- человек – человек человек – человек изначально ческая источник зла нейтрален это смесь положителен способен не спосо- способен не спосо- способен не спосоизменить- бен к из- изменить- бен к из- изменить- бен к изся менениям ся менениям ся менениям ловек – окружающий Деятель- Направленность Направленность Направленность на акность на бытие на внутренний рост тивное созидание Взаимо- Линей- Колатеральность (со- Индивидуализм ду людьми Представленные в таблице ценностные ориентации не существуют отдельно, каждая сама по себе, а являют собой комплекс взаимозависимых компонентов, определяющий ценностную иерархию каждой культуры.

Перейдём к раскрытию содержания сформулированных американскими учёными проблемных вопросов.

Природа человека допускает три варианта: считается, что люди могут быть добрыми, злыми (скверными, порочными) или представлять смесь доброго и злого. Это деление, однако, небезоговорочно, поскольку люди характеризуются не только как хорошие или как скверные, но и по их способности изменяться в ту или иную сторону.

В связи с этим авторы теории выделяют шесть возможных основ человеческой сущности: 1. Люди злы (порочны), но подвержены изменению. 2. Люди злы и не поддаются изменению. 3. Люди ведут себя нейтрально по отношению как к добру, так и ко злу. 4. Люди представляют собой смесь доброго и скверного. 5. Люди добры, но могут измениться. 6. Люди добры и не склонны к изменению в худшую сторону.

Согласно такому подходу, несмотря на его абстрактность и обобщённость, можно прогнозировать соответствующие стратегии поведения в ходе взаимодействия представителей разных культур и пытаться вырабатывать приемлемые решения для плодотворного, неконфликтного сотрудничества. Например, руководство фирмы, имеющей филиал в другой стране, будет планировать там свою деятельность в зависимости от преобладающих человеческих качеств работников. Так, акцент будет делаться либо на жёсткий контроль за выполняемой работой, либо на свободу личности и ответственность, либо на обучение и развитие персонала и т.д.

В отношениях к окружающей среде (к природе) Клакхон и Стродбек выделяют три основных, известных ещё из истории философии, вариации: подчинение природе, гармония с природой и покорение природы. Тип отношений, когда человек слепо покоряется природе, характерен, по мнению авторов, для испано-американской культуры (Юго-Запад США). Господство природной стихии, беззащитность перед болезнями и смертью воспринимаются там как неизбежные факты существования. Подобная ориентация доминирует и сегодня в культурах с преимущественно сельскохозяйственным укладом жизни.

Примером гармоничных форм отношений – человек – природа – являются традиционные культуры Китая и Японии, где отсутствует противопоставление между человеческой жизнью и миром природы.

Присущие японцам чувство общности с природой, культ обожествления природы имеют глубокие корни.

В промышленных странах Европы и в США преобладает подход на завоевание природных сил, которые должны быть подчинены человеку и служить ему. С этой точки зрения покорение рек, гор, борьба с болезнями, продление жизни являются доступными людям деяниями.

Категория времени и временная ориентация народов и культур являются, по мнению Ф. Клакхона и Ф. Стродбека, одним из ключевых вопросов человеческого бытия. В представленной выше концепции «культурной грамматики» Э. Холла речь шла о микроперспективе обусловленного культурой отношения ко времени (полихронныемонохронные культуры). Макроперспектива, согласно ценностной теории, заключается в ориентации культур на прошлое, настоящее или будущее. Авторы теории подчёркивают, что в реальности все страны и народы живут, постоянно сталкиваясь с этими тремя временными направлениями. Однако в каждой культуре один тип времени доминирует над остальными, только одна ориентация во времени занимает верхний ранг в ценностной иерархии. Культуры с преимущественной ориентацией на прошлое высоко ценят традиции, уважают семейные связи, чтят предков, как, например, китайцы и японцы.

Большинство европейских стран, прежде всего Великобритания, также придают прошлому большое значение, бережно относятся к истории. В противоположность этому ориентированные на будущее культуры имеют «короткую» историческую память. В таких обществах к ним прежде всего причисляют США, высоко ценят изменения, прогресс, а прошлое воспринимают как устаревшее и отсталое. Культурные системы, ориентированные на настоящее, обращают сравнительно мало внимания на прошлое и на то, что может произойти в будущем. Так, например, испанцы в США, страны Латинской Америки и Африки живут по принципу «здесь и сейчас».

Человеческая деятельность рассматривается американскими культурантропологами в контексте трёх её основных ориентаций: бытие (being), становление или внутренний рост (being-in-becoming), делание или активное созидание (doing).

Направленность на бытие проявляется в спонтанном выражении того, что заложено в каждой личности. Развитие здесь вряд ли будет иметь место. Достаточным является уже просто само существование.

Смысл жизни при таком подходе не зависит от свершённых дел. В качестве примера исследователи ссылаются на Мексику.

Ориентация на становление содержит в себе компоненты развития, но в основном это касается цельных, собранных личностей.

Внутренний рост при таком варианте считается главным предназначением человека. Образцом могут служить монахи западного типа с их стремлением к духовной гармонии в постоянном общении с Богом и пренебрежением материальных благ.

Доминантно западной направленностью является активное созидание. Оно занимает одно из первых мест в ценностной иерархии культуры США, согласно принципам которой деятельность человека должна быть очевидной и измеряемой. В рамках данной ориентации развивается тенденция соперничества, соревновательной борьбы.

Приоритеты в выборе видов человеческой деятельности представителей разных культур обусловливают и различия в их поведении и отношении к работе. Большинство европейцев и американцев, которым свойственно заниматься активным созиданием, не боятся лично взяться за дело в случае возникшей необходимости. Однако существует целый ряд обществ, в которых физическая деятельность считается показателем низкого статуса. Личность, занимающая высокую социальную позицию, потеряла бы свой статус, своё «лицо», непосредственно подключившись к работе. Прежде всего это касается стран Азии, где богатство и бедность измеряются, в первую очередь, возможностью заставить трудиться на себя других (Weggel, 1989). Значительные культурно-специфические различия в поведении, подтверждающие теорию ценностных ориентаций, выявлены между мексиканцами, направленными на бытие, и американцами, очевидными «деятелями». При возникших проблемах в отношениях среда – человек мексиканцы скорее изменят свои действия, а американцы попытаются изменить среду. При этом американцы будут стараться справиться сами, а мексиканцы обратятся за помощью к другим (Лебедева, 1999: 130).

В структуре социальных отношений Ф. Клакхон и Ф. Стродбек выделяют три варианта, на основе которых люди могут строить свои авторитарность, коллатеральность/социальная направленность, индивидуализм. Примером линейной ориентации может служить английская аристократия. Суть подобных отношений заключается в социально-биологической данности структур, таких как семья, клан, род, поколение, и в их непрерывности, постоянстве. Родившиеся лидерами, правящими должны сохранить своё положение. При коллатеральном принципе поддержания отношений люди чувствуют себя погруженными в многочисленные социальные связи и системы. Групповые интересы превалируют над личностными. Цель таких отношений – не поддержание родословных преимуществ, а комфортное существование в группе, её распространение и увеличение. Такова направленность социальных отношений у индейцев, в японских фирмах, где идентификация с группой, коллективом ценится превыше всего. Индивидуалистическая направленность как форма ценностной ориентации типична для промышленных стран. Доминантой такого рода отношений является автономность личности, независимость от группы, приоритет индивидуальных целей над групповыми интересами.

Несовпадение ценностных стратегий, определяющих отношения человека с социумом, стимулирует в процессах межкультурного взаимодействия конфликтные ситуации, вызывает недоумение. Например, менеджер американской торговой фирмы, работающий в её японском филиале, с целью мотивации японских сотрудников обещал наградить наиболее успешного из них семейной путёвкой за границу.

К его большому удивлению данное вознаграждение не заинтересовало работников филиала. Причина возникшего недоразумения объясняется разницей направленности социальных отношений в двух культурах. С точки зрения американского индивидуализма, каждый служащий работает прежде всего на собственный успех. Подобный стимул руководства в американском обществе был бы воспринят адекватно. В противоположность этому в японской культуре очень сильно стремление к групповой идентификации. (Известная японская пословица: «Вылезший гвоздь следует забить»). Чтобы добиться желаемой производительности, менеджер должен был предложить вознаграждение всему отделению японской фирмы. Боязнь потерять своё лицо как члена коллектива более всего стимулировала бы сотрудников на достижение наилучшего результата (ср.: Knapp, 1998).

Краткий обзор теории ценностных ориентаций американских культурантропологов Ф. Клакхона и Ф. Стродбека позволяет говорить о её значимости и актуальности для межкультурных сравнений и анализа процессов межкультурного общения. Безусловно, разработанная исследователями культурная модель не является исчерпывающей, поскольку любая попытка категоризовать и систематизировать ценностные установки является весьма сложной задачей. Кроме того, очевидно, что положения этой теории имеют относительный и несколько абстрактный характер. Современные исследования показывают, например, что многие культуры имеют двойственную временную ориентацию. Выделение параметров культурной специфики и их сравнение представляется более обоснованным только на конкретной паре или группе культур. Тогда можно делать выводы о степени выраженности в определённой культуре той или иной ценностной ориентации. Однако, несмотря на некоторую гипотетичность и обобщённость модели Клакхона и Стродбека, она, наряду с концепцией Холла, предлагает на принципах культурного релятивизма основу для осмысления культурных различий, возможность понимания того, как вообще происходит пересечение разных культурных кодов.

2.3.3. Параметрическая модель культуры Культура – это чаще всего источник конфликтов, а не синергии.

Теоретические выводы классика межкультурной коммуникации Э. Холла, идеи американских антропологов Ф. Клакхона и Ф. Стродбека получили в некотором роде своё продолжение и подтверждение в результатах эмпирического исследования социального психолога из Голландии Г. Хофстеде (Hofstede, 1997). В рамках данного сравнительно-культурного исследования изучались производственно-ориентированные ценностные представления сотрудников мультикультурной корпорации IBM более чем в 50-ти странах мира. Коррелятивно-статистическому и факторному анализу подверглись анкет, составленных на 20-ти языках. Материал анкет охватывал следующий круг вопросов: удовлетворение от выполняемых рабочих процессов; восприятие и оценку производственных требований; проблемы личностной мотивации и целеустановок в профессиональной сфере; общие представления работников о производственной деятельности; сведения о демографической ситуации. Конкретные результаты обработки полученных данных позволили автору эксперимента сделать выводы, в основе своей сходные с выводами Холла, Клакхона и Стродбека. Все человеческие сообщества сталкиваются с решением основополагающих проблем. Эти проблемы существовали всегда и будут иметь место до тех пор, пока существует человечество.

Таковыми являются неравенство в обществе, групповая солидарность, неопределённость будущего, проблема удовлетворения потребностей и проблема гендерных ролей. Для решения этих основополагающих проблем каждое общество находит собственные возможности, даёт свои ответы, передающиеся от поколения к поколению. Найденные решения являются этичными и разумными с точки зрения каждой отдельной культуры, но не всегда понимаются как таковые в других культурах. Хофстеде относит эти вопросы к области основных ценностей общества, являющихся душой, сущностью национальных культур. Но эта сущностная основа только тогда становится очевидной, когда происходит столкновение с другой культурной действительностью (ср.: Hofstede, 1997: 7). При этом, как подчеркивает автор исследования, он сознательно избегал при изложении данных опроса хотя бы имплицитного указания на то, что культура X лучше, чем культура Y, или наоборот, поскольку оценивание «лучше – хуже» возможно только внутри одной культуры. Субъективное восприятие того, что хорошо, а что плохо, по мнению Хофстеде, в разных культурах разное.

В предисловии к изданию своей книги голландский исследователь приводит яркий пример культурно обусловленной субъективности восприятия окружающего мира. Купленные им в разных странах три карты мира, имея однотипный дизайн, кардинально различаются местоположением материков. На карте классического типа (классической с точки зрения европейца Хофстеде. – зам. авт.) Европа и Азия привычно располагаются в центре, Южная и Северная Америка – на Западе, Азия – на Востоке. Подобное изображение отражает явное европоцентричное мировоззрение. На второй карте, приобретённой на Гаваях, в центре лежит Тихий океан, сместив влево Азию и Африку, вправо обе части Америки. Европа крошечным пятнышком распознатся высоко в левом углу. Географическая перспектива по-Гавайски определяет Восток на Западе и наоборот. Третья карта, привезённая из Новой Зеландии, подобна второй, однако в перевёрнутом виде, с ног на голову: Юг – на Севере, Север – на Юге. Европа, соответственно, расположена глубоко внизу справа. Бессмыслено, отмечает Хофстеде, говорить о правильности той или иной карты. Поскольку Земля круглая, изображение правильно на каждой из них и любое место на её поверхности может быть расположено в центре. Карты лишь отражают восприятие народа, страны, ощущающих себя, как правило, сердцевиной мира.

Итак, результаты эмпирических исследований голландского социопсихолога подтвердили идеи теоретиков о существовании основных проблем человечества, своеобразно решаемых каждым народом.

Однако Хофстеде разработал свою параметрическую модель, по которой возможно сопоставлять системы ценностей национальных культур. На основе данных проведённого анкетирования, используя также выводы американских авторов (Inkeles, Levinson, 1969)*, им были выделены четыре культурных измерения (параметра), значительным образом определяющих поведение людей в производственной сфере и дающих ответы на главные вопросы человеческого бытия. При этом под измерением Хофстеде понимал аспект культуры, который можно соотнести (сравнить) с подобным в других культурах (Hofstede, 1997:

17). Таковыми являются дистанция власти, коллективизм/индивидуализм, терпимость к неопределенности и степень социальной дифференциации полов (в работе Хофстеде этот параметр называется фемининность/маскулинность, в более поздних публикациях некоторые авторы определяют его как соревновательность).

2.3.3.1. Дистанция власти Параметр дистанция власти отражает особенности отношения людей к неравенству в обществе, существующему в разной мере выРезультаты практического исследования Г. Хофстеде, как отмечал он сам, соответствуют основным выводам американских учёных, социолога А. Инкелеса и психолога Д. Левинсона, опубликованным ими в 1954 г. В работах этих авторов определялись несколько факторов, формирующих ценностные ориентации в обществе: отношение к авторитетам, отношения между обществом и индивидом, представления о преобладании гендерных ролей в обществе, способы разрешения конфликтов, включая способность контролировать агрессию, и выражение чувств.

раженности в каждой стране. Этот аспект культурных различий определяется Хофстеде как степень приемлемости подчинёнными неравномерного распределения власти в различных общественных структурах той или иной страны. Основными структурами общества считаются семья, школа, место работы и т.д. (ср.: Hofstede, 1997: 32).

Дистанция власти – это своего рода эмоциональная дистанция, разделяющая нижестоящих и вышестоящих членов коллектива. При этом величина дистанции зависит как от ценностных представлений простых работников, так и от отношения к власти руководящих лиц.

Факторный анализ данных опроса сотрудников IBM разных национальностей позволил рассчитать «индекс дистанции власти» для каждой из стран, в которых проводилось исследование. На основе этого показателя определялась позиция страны на своеобразной шкале, отражающей величину дистанции власти, типичную для данной страны: от нулевого индекса для культур с малой дистанцией до индекса 100 и выше для обществ с большой дистанцией власти (параметр «дистанция власти» – позиционирование стран) (Приложение 2).

Несмотря на то что расположение стран на шкале носит не абсолютный, а относительный характер, оно наглядно показывает разницу в ценностных ориентирах большого количества стран, касающуюся неравномерности распределения власти. Согласно комментарию Г. Хофстеде, в странах с малой дистанцией власти степень зависимости подчинённых от управленческих кадров невелика. Предпочитается консультативный стиль общения, то есть принятие решений происходит, как правило, на консультативной основе, когда принимаются во внимание мнения сотрудников. В культурах такого типа нет большой эмоциональной дистанции между работниками и начальством, руководитель всегда доступен. Подчинённый вправе противоречить власти, не соглашаться с её мнением (Hofstede, 1997: 32). Как видно из таблицы, к странам с небольшой дистанцией власти относятся Австрия (наименьший индекс), Швеция, Швейцария, Великобритания, Германия, Голландия, США. При этом следует отметить расхождения в величине индексного показателя между названными странами, что свидетельствует о некоторой разнице в восприятии общественного неравенства и в этих культурах.

В странах с большой дистанцией власти, согласно исследованию Хофстеде, констатируется высокая степень зависимости нижестоящих от власть имущих. Неравенство и ярко выраженная социальная иерархия считаются неотъемлемой частью общественной организации.

Соответственно, эмоциональная дистанция между подчинёнными и облечёнными властью велика, принимается авторитарный или патриархальный стиль управления. Возражения или выражение недовольства своему начальству – явления практически исключённые. Культуры подобного типа – азиатские, арабские и африканские страны, большинство латиноамериканских стран, а также Франция, Греция и Испания в Европе (Hofstede, 1997: 31, 32).

Измерение «дистанция власти» как аспект культурной вариативности проявляется на разных уровнях общественной жизни: прежде всего в семье, затем – в образовательном учреждении, в производственной сфере, на государственном уровне. Г. Хофстеде рассматривает в связи с этим ценностные установки основных ролевых пар общества, определяющие их восприятие неравенства. В странах с разной дистанцией власти по-разному строятся отношения между родителями и детьми, преподавателями и обучающимися, управленцами и подчинёнными, государством и его гражданами.

Первые ценностные ориентиры формируются у человека, как правило, в семье. В обществах с большой дистанцией власти нормой отношений в семье считается подчёркнутое уважение к родителям и старшим родственникам, от детей требуется всемерное послушание.

Развитие независимости детей не поощряется даже в более старшем возрасте. В культурах с малой дистанцией власти, наоборот, дети воспринимаются как равноправные члены семьи, особенно по мере взросления. Главной целью родителей при этом является воспитание самостоятельности и личной ответственности у детей. Наличие своего мнения, выражение несогласия с мнением родителей рассматриваются как норма поведения.

Семейный стиль общения почти автоматически переносится на другую социальную сферу. В учебной аудитории взаимоотношения родители – дети повторяются на ролевой паре преподаватели – ученики. Смена парадигмы взаимодействия может произойти только в случае, если ребёнок из одной субкультуры (например, из страны или из семьи, в которой культивируется властный подход) начинает обучение в условиях другой субкультуры (как правило, университетское образование характеризуется во многих странах малой дистанцией власти).

В культурах, где дистанция власти велика, преподаватель воспринимается как непогрешимый авторитет, определяющий пути интеллектуального развития учеников или студентов. Хофстеде определяет статус учителя в отношениях такого типа как своего рода гуру*. Входящий в аудиторию преподаватель обязательно приветствуется стоя.

Он не подлежит критике, возражения, даже оправданные, могут повлечь за собой отрицательные последствия для обучающегося. Весь Важная персона (из санскрита).

учебный процесс сконцентрирован на учителе, и качество обучения зависит в большей степени от личности учителя.

В культурах с малой дистанцией власти от преподавателя ожидается внимательное отношение к инициативе ученика, который рассматривается как равноправный партнёр в учебном процессе. Поощряются дискуссии, независимые суждения, умение высказывать собственное мнение, даже критика в адрес преподавателя. Коммуникация между обучающимися и обучаемыми имеет при таком подходе двустороннее направление, что обеспечивает эффективность обучения. В целом, вся система образования в обществах с небольшой дистанцией власти строится на стремлении к независимости и самостоятельности. Поэтому успехи учащихся определяются, прежде всего, их собственными стараниями и усилиями.

Существенные различия в странах с разной дистанцией власти проявляются и в области производственных отношений.

Члены общества с большой дистанцией власти рассматривают существующее неравенство как естественное, данное от природы.

Общение нижестоящих и вышестоящих на социальной лестнице строится по принципу жёсткой иерархии. Властью обладает ограниченное число людей, пользующихся достаточным количеством привилегий. Высокий статус сопровождается, как следствие, внешней атрибутикой. Например, шеф крупного предприятия пользуется обычно дорогим автомобилем, живёт в особых условиях, получает высокую заработную плату и т.д. Простые рабочие имеют часто очень низкий уровень образования и, соответственно, редко доступ к нему. Существует огромная разница в оплате труда между руководством и сотрудниками. В отношении к начальству подчинённые могут испытывать полярные чувства. Внешне к руководителю, как правило, проявляются подчёркнутое уважение и зависимость, тогда как внутренне сотрудник испытывает иногда полное неприятие и отторжение.

В культурах с малой дистанцией власти естественным считается равноправие членов общества. Имеющая место иерархия представляет собой формальную организацию ролевых функций с чисто прагматическими целями. При этом нормальным является смена ролей, т. е.

выдвижение рядового сотрудника на должность руководителя, и наоборот. Подчинённые часто имеют хорошее образование и достаточно высокую заработную плату. Подчёркивать привилегии и статусное положение в обществах с небольшой дистанцией власти считается неприличным.

Ещё один пример отношения к неравенству, приводимый Хофстеде, касается пары гражданин – государство. По мнению исследователя, особенности этих взаимоотношений проявляются с очевидностью в новостных программах любой страны. В культурах с большой дистанцией власти власть рассматривается как фундаментальная общественная данность, решающая, что плохо, а что хорошо. Вопрос о её легитимности не имеет значения, и закон определяет сама власть.

Хофстеде отмечает, что это утверждение, безусловно, не имеет письменного оформления, но отражается в поведении как власть имущих, так и простых граждан государства. Существующие в подобном обществе ценностные установки ориентируют на негласное признание того, что в мире должен быть определённый порядок неравенства, в котором каждый имеет своё место.

В странах с малой дистанцией власти господствует мнение, что возможна только легитимная власть и только закон вправе решать, что плохо или хорошо. С точки зрения такого подхода, общественное неравенство, если его невозможно избежать, должно регулироваться политическими средствами с целью обеспечения равных прав всем, независимо от статуса. В данной интерпретации власть, благосостояние и статус не обязательно выступают как составляющие единого целого.

В культурах с небольшой дистанцией власти приветствуется обратное. Примером может служить министр, добирающийся до места работы на трамвае или метро. Главными достоинствами руководителя считаются его знания и профессиональная компетентность. Скандалы, связанные с членами общества, наделёнными властью, означают в такой социальной организации обычно конец политической или государственной карьеры.

События последних лет в разных странах (отход от диктаторского режима в Испании, распад СССР и т.д.) могли бы свидетельствовать о заимствовании или копировании культурами с большой дистанцией власти норм и принципов культур с малой дистанцией власти. Действительно, процессы глобализации и культурной динамики определяют лицо сегодняшнего мира. Однако, по мнению Хофстеде, экспорт идей из одной страны в другую без учёта культурно-ценностного контекста, породившего эти идеи, а также традиционного уклада принимающей культуры часто порождает реакцию отторжения и неприятия новаций. В ситуации, приведённой им в качестве примера, говорится о рабочем греческого предприятия, испытавшем чувство недоумения и даже раздражения в ответ на вопрос своего шефа о том, сколько времени ему потребуется для выполнения некоторой работы. С точки зрения подчинённого из культуры с большой дистанцией власти, подобные вопросы относятся к компетенции руководителя, который сам должен определить количество необходимого для поручения времени (ср.: Hofstede, 1997: 52 – 55).

Данная Хофстеде характеристика отношений в обществах с разной дистанцией власти представляет собой, по его мнению, конструкт идеального плана. Все примеры явно тяготеют к одной или другой крайности. В реальности большинство культур имеют особенности того и другого типа, находясь где-то в середине континуума. Кроме того, голландский исследователь делает гипотетические выводы об истоках различий в восприятии социального неравенства. В отношении параметра «дистанция власти» им выдвигается предположение о существовании взаимосвязи между ценностными установками современного общества и его историческими корнями (Там же: 55 – 57).

Основным критерием деления культур в их отношении к власти и неравенству является, по мнению Хофстеде, принадлежность к языковой группе. Речь идёт о романских и германских языках. Страны романской языковой группы* принадлежали в глубоком прошлом Римской империи (сюда можно причислить также государства Латинской Америки как бывшие колонии Испании и Португалии). Как части великой централизованной империи эти страны подчинялись единому центру в вопросах военной, культурной, политической жизни, что, возможно, обусловило своеобразие их взглядов на власть и в последующей истории.

Области Европы с германоязычным населением** существовали веками абсолютно обособленно, подчиняясь лишь своему местному правителю, что мало способствовало развитию идей о строгом иерархическом устройстве общественной жизни.

К факторам, объясняющим разницу дистанции власти в различных культурах, относят также географические масштабы страны (чем больше площадь, тем ниже индекс), численность её населения (чем больше население, тем выше индекс) и уровень благосостояния (чем благополучнее страна, тем ниже индекс).

2.3.3.2. Индивидуализм/коллективизм Параметр индивидуализм/коллективизм выделяется Г. Хофстеде как второе глобальное измерение национальных культур. На основе собственных данных и исследований других авторов голландский социолог констатирует, что преобладающее число людей в мире живёт в обществах, в которых интересы группы ставятся выше интересов индивидуума. Такие общества определяются им как коллективистские.

При этом Хофстеде подчёркивает, что данный термин не имеет в контексте культурных различий политических коннотаций, поскольку Сегодняшние Испания, Португалия, Италия, Франция и т. д.

Сегодняшние Германия, Англия, Голландия, Дания, Норвегия, Швеция.

речь идёт не о государственной власти по отношению к личности, а о влиянии группы на личность. В культурах подобного типа человек с рождения интегрирован в замкнутые, устойчивые «мы-группы», которые поддерживают его в течение всей жизни, в обмен на безоговорочную лояльность к группе.

Меньшая часть населения на планете живёт в так называемых индивидуалистских обществах, в которых цели и интересы индивида приоритетны по сравнению с целями и интересами группы. Для таких культур характерны свободные социальные связи. Нормой является забота каждого прежде всего о себе и своём непосредственном окружении.

Анализ анкетных данных, полученных в рамках исследовательского проекта Г. Хофстеде, позволил определить для каждой страны, участвовавшей в опросе, её позицию по отношению к параметру индивидуализм/коллективизм. При этом наиболее высокий индекс свидетельствует о ценностных ориентациях членов общества на индивидуалистский образ жизни, низкий – на приверженность коллективистским принципам (Приложение 3).

Сравнив показатели двух культурных измерений (дистанция власти, индивидуализм/коллективизм), Хофстеде пришёл к выводу о том, что они находятся в обратной корреляции друг к другу. Это значит, что страны с большой дистанцией власти (высокий индекс), как правило, представляют собой коллективистские культуры (низкий индекс); и наоборот, страны с малой дистанцией власти являются в большей степени индивидуалистскими культурами. Подчёркивая данную тенденцию, автор сравнительно-культурного эксперимента отмечает также случаи исключений. Например, Франция и Бельгия, европейские государства со средней дистанцией власти, имеют ярко выраженную приверженность индивидуализму как типу социальных связей.

Прослеживая характерные сферы проявления параметра индивидуализм/коллективизм, Хофстеде вновь обращается к основным общественным структурам: семье, образовательным институтам, производственным организациям, государству.

Следующий обзор представляет значимые различия в поведении представителей индивидуалистских и коллективистских культур, отражающие разные уровни отношений (ср.: Hofstede, 1997: 78 – 100).

Основные различия в обществах разного типа Коллективистские культуры Индивидуалистские культуры Большая семья и «мы-группы» как Нуклеарная (малая) семья и собственпреобладающий тип ное «Я» определяют тип социальных Явное противопоставление «мы – Дифференциация «Я»-идентичностей свои» – «они – чужие» на основе индивидуальных качеств Принадлежность к группе – основ- Личные достижения являются основной признак самоидентификации ным признаком самоидентификации Мышление с детства строится на Осознание своего «Я» с детских лет «мы»-категориях Высоко ценятся соблюдение гар- Высоко ценятся собственное мнение и монии в группе и уклонение от личная точка зрения конфронтации в общении Процесс коммуникации обусловлен Процесс коммуникации обусловлен высоким контекстом низким контекстом, предпочитается Проступки отдельных членов груп- Нарушение правил и проступки связапы грозят потерей «лица» для всей ны с чувством вины и потерей самогруппы уважения Главный механизм социального Вина как основной регулятор поведеконтроля – стыд (культуры стыда) ния (культуры вины) Цель воспитания – получение гото- Концепция воспитания заключается в вых знаний, позволяющих стать формировании навыков самостоятельполноценным членом коллектива ного обучения, приветствуется постоили группы янное повышение квалификации Диплом об образовании расценива- Свидетельства об образовании подчёрется как «пропуск» в высокоста- кивают степень индивидуального успетусные группы ха и профессиональной ценности Рекомендации знакомых или род- Кадровые вопросы регулируются на ство играют большую роль при ре- основе предписаний и объективных шении кадровых и производствен- критериев кандидатов на должность ных вопросов Межличностные отношения ценят- Выполнение поставленной задачи преся выше, чем дело валирует над личными взаимоотношениями Преобладают коллективные мне- Ценятся самостоятельность в суждениния и решения ях и индивидуальная инициатива Доминирующая роль государства в Ограниченная роль государственного Низкая доля валового националь- Высокая доля валового национального ного продукта на душу населения продукта на душу населения Государство контролирует средства Свободная пресса массовой информации Приоритет идеологии равенства Доминирует идеология личностной Мир и гармония в обществе счи- Саморазвитие индивидуальности кажтаются его высшими достижениями дого является целью общественного Как и в отношении аспекта «дистанция власти», Хофстеде предлагает свою гипотезу происхождения различий культур по параметру индивидуализм/коллективизм (Hofstede, 1997: 100 – 104).

Основным фактором, определяющим это измерение, выступает, по мнению Хофстеде, уровень благосостояния общества. Чем выше уровень материального благосостояния, тем вероятнее наличие индивидуалистских тенденций в данной культуре. Таким образом, от экономического развития страны во многом зависят ценностные установки её населения.

Кроме экономического фактора, исследователь выделяет географические и исторические моменты, возможно повлиявшие на ориентированность разных культур либо на коллектив, либо на индивида.

Учёт категорий индивидуализма/коллективизма и объяснение на их основе различий в поведении представителей разных культур имеет очевидное значение для прогнозирования процессов межкультурного общения.

2.3.3.3. Маскулинные/фемининные культуры* Третье культурное измерение своей параметрической модели Хофстеде определил как «маскулинность/фемининность». Этот аспект его классификации связан не с биологическими различиями между мужчинами и женщинами как абсолютной категорией, а соотноЭто термины Г. Хофстеде. В отечественных публикациях встречаются обозначения мужественность/женственность (Кочетков В.В., 2002. – С.

251); высокосоревновательные/ низкосоревновательные культуры (Бергельсон М.Б., 2001); культуры с женским и мужским началом (Персикова Т.Н., 2002. – С. 50).

сится с выполнением ими типичных для каждого общества социальных ролей. Соответственно, маскулинные, или «мужские», культуры характеризуются исследователем как общества с высокой степенью ролевой дифференциации полов, члены которого ориентированы на достижение успеха, конкуренцию, материальное благополучие. В фемининных, или «женских», культурах степень ролевой дифференциации полов выражена не ярко. Основными ценностями являются семья, качество жизни, человеческие взаимоотношения (ср.: Hofstede, 1997: 110 – 113). Кратко можно сказать, что в рамках этого параметра речь идёт о желаемом в каждой культуре типе поведения: приоритетности уверенности и решительности или нерешительности и умеренности.

Возможность межкультурного недоразумения при встрече представителей разных видов культур Хофстеде описывает на примере общения голландских и американских служащих. Для первых (относящихся к культуре с женским началом) нормой является скромное, сдержанное, невызывающее поведение. Подобная подача себя вызывает обычно недоверие и сомнение в профессиональной компетентности со стороны американских работодателей, что чревато для голландцев отказом в приёме на работу. В свою очередь, самоуверенное, напористое, открытое поведение американцев (в обществе которых преобладают ценности мужской культуры) оставляет негативное впечатление у голландцев (Там же: 108).

Хофстеде подчёркивает, что понятийная пара маскулинность/фемининность имеет относительный характер, поскольку черты мужского поведения иногда проявляются в поведении женщины, и наоборот, характерные для женщин качества присущи некоторым мужчинам. Кроме того, само понимание традиционности мужских и женских ролей не является универсальной величиной и может поразному восприниматься в различных культурах. Однако основная тенденция социального репертуара мужчин и женщин в современных сообществах позволяет говорить о разнице ценностных ориентаций культур по этому принципу.

Согласно рассчитанной величине индекса по культурному измерению маскулинность/фемининность расположение стран на шкале выглядит следующим образом: самый низкий индекс – показатель феминистских тенденций, самый высокий индекс – маскулинных тенденций (Приложение 4).

Величина индекса данного культурного параметра соотносится, по мнению Хофстеде, не только с культурами стран, но и с определёнными профессиями. Не удивительно, что профессии, ориентированные на соревновательность, достижение максимального успеха, большие прибыли, карьерный рост, завоевание авторитета и признания (например, учёные, инженеры, предприниматели, менеджеры, руководители высшего уровня и др.), чаще считаются мужскими. При этом честолюбивые женщины, исповедующие подобные ценности, как правило, являются представителями «мужских» культур. Традиционный уклад многих культур привносит, однако, свои коррективы в распределение профессиональных ролей. Так, в бывшем Советском Союзе большинство врачей и учителей – женщины; в Бельгии профессия стоматолога считается женской; в Пакистанских бюро в должности секретарей сидят мужчины; в Голландии санитарами работают, в основном, тоже мужчины; на Филиппинах не редкость женщина, исполняющая руководящую функцию, и т.д.

Приоритет «мужских» или «женских» качеств в обществе регулирует поведение его членов, что, прежде всего, отражается в семейном укладе. Воспитание мальчиков и девочек в так называемых маскулинных культурах направлено на формирование независимости, честолюбия, успешности, результативности. Здесь ценятся сильные, способные личности.

В так называемых фемининных культурах больше внимания уделяется воспитанию скромности, умению сотрудничать, взаимопомощи. Стремление выделиться производит негативное впечатление. Эта черта отчётливо проявляется в поведении школьников. Приводя пример, Хофстеде вновь сравнивает культуры Голландии и США. Лучший ученик в классе голландской школы вызывает насмешки со стороны большинства, поэтому нормой считается «быть середнячком». В ученической среде культивируется дух сотрудничества и добрых бесконфликтных отношений. В американских школах нормой является борьба за лидерство, состязательность как форма человеческого взаимодействия.

Параметр маскулинность/фемининность отражает также культурные различия в восприятии значимости труда в жизни человека. Отношение к работе в обществах мужского типа определяется чаще девизом: «Жить, чтобы работать», – в обществах женского типа более популярен подход: «Работать, чтобы жить». Представители этих культур придерживаются, соответственно, разных коммуникативных стилей при решении производственных вопросов. В странах с маскулинными тенденциями преобладает конкретный, наступательный, даже агрессивный стиль общения. Взаимоотношения строятся на основе соревновательности, проявления индивидуальности. Решения принимаются, как правило, единолично. В фемининных культурах предпочтение отдаётся компромиссному общению, нахождению консенсуса, совместному преодолению проблем.

Доминирование мужских или женских социальных ролей в обществе определяет, по мнению Хофстеде, и направления в экономике.

Промышленно развитые маскулинные культуры особенно конкурентоспособны в области тяжёлой индустрии и в сфере химического производства. Сильные стороны фемининных культур – сфера обслуживания, например, консультативные услуги и транспорт, а также сельское хозяйство. Однако параметр маскулинность/фемининность (в отличие от индивидуализма/коллективизма) никак не соотносится с уровнем экономического развития страны: богатые и бедные страны существуют как среди «мужских», так и среди «женских» культур.

Рассматриваемое культурное измерение влияет в значительной степени и на государственные приоритеты. Маскулинные ценности определяют, как правило, стратегии, направленные на создание сильного производительного государства, поддержку расходов на вооружение в ущерб экологическим программам, борьбу с бедностью и т.д.

Такие страны отличаются низким уровнем толерантности в решении международных проблем, пытаясь жёсткими силовыми действиями преодолевать любые конфликты на международной арене (вспомним события в бывшей Югославии и Ираке, санкционированные руководством США). Целью фемининных обществ является государство общего блага. Соответственно, в этих странах развивается система социальной защиты для всех слоёв населения, большое внимание уделяется вопросам экологии, предусматриваются бюджетные отчисления для поддержки экономически бедных народов. Политика компромиссов в международных делах предпочитается политике агрессии.

В целом, ценностные ориентации у мужчин и женщин во всех сферах жизни в «мужских» культурах жёстче, чем в «женских».

Для межкультурного общения важное значение имеет знание особенностей поведения в производственных отношениях и возможных государственных стратегий в решении проблем на международном уровне, детерминированных культурными различиями по параметру маскулинность/фемининность.

2.3.3.4. Терпимость к неопределённости (избегание неопределённости*) Четвёртый аспект культурных особенностей, выявленный Г. Хофстеде на основании статистических данных, отражает степень тревожности (боязливости) членов общества по отношению к неясным, незнакомым ситуациям. Эмоциональное восприятие людьми неТермин Г. Хофстеде (Hofstede, 1997. – С. 152).

ожиданных, непредсказуемых событий определяется параметром «терпимость к неопределенности». Культуры дифференцируются в зависимости от того, как их представители реагируют на неопределённость и какую стратегию преодоления неопределённости выбирают. При этом правила и нормы, принятые в одной культуре, могут не соответствовать стратегиям избегания опасности в другой, что часто вызывает недопонимание и раздражение в межкультурном общении.

Страны, в которых непредусмотренные события и ситуации принимаются как должное и поведение строится на основании конкретных обстоятельств, Хофстеде относит к категории культур с высокой терпимостью к неопределённости (или со слабым избеганием неопределённости). Как правило, в таких культурах необычное, неясное воспринимается всего лишь как странное.

В странах с низкой терпимостью к неопределённости (или сильным избеганием неопределённости) неожиданные ситуации и незнакомые люди вызывают эмоциональное беспокойство, дискомфорт.

Для таких культур характерно кредо ксенофобии – чужое считается опасным. В подобных обществах огромное значение имеют определённость, структурированность, долгосрочное планирование.

Рассчитанный по результатам опроса индекс культурного измерения «терпимость к неопределённости» отражает ценностные различия у сотрудников корпорации IBM в разных странах. Меньшая величина индекса свидетельствует о высокой терпимости к неопределённости, и наоборот, больший индекс соответствует слабой терпимости к неопределённости (Приложение 5).

Данное позиционирование стран отличается от предыдущих трёх, демонстрируя свои национальные особенности по четвёртому параметру. Наибольшей тревожностью и стремлением к предотвращению стрессовых ситуаций отличаются латиноамериканские, романские и средиземноморские культуры. Немецкоязычные страны (Германия, Австрия, Швейцария) занимают среднее положение в данной иерархии. США, Великобритания, северные европейские государства и большинство азиатских стран, за исключением Японии и Кореи, имеют тенденцию терпимого отношения к неизвестному будущему и незапрограммированным ситуациям. Германия и Великобритания, совпадая в аспектах «дистанция власти» и «маскуллиность/фемининность», незначительно расходясь по степени индивидуализма, наибольшее различие показывают по параметру «терпимость к неопределённости».

Это культурное расхождение ярко проявляется, по личному опыту Хофстеде, в учебной деятельности немецких и английских учащихся.

Немецкий учебный процесс характеризуется точным целеполаганием и чёткими учебными планами, детально продуманными заданиями и структурированностью учебных ситуаций. Учителя воспринимаются здесь как эксперты, знающие ответы на все вопросы. Научная компетентность преподавателя оценивается по «академичности» его стиля.

Большинство немецких студентов считают, что если он говорит «простым» языком и его объяснения легко понять, то это сомнительно и, возможно, ненаучно. Британские учащиеся предпочитают, как правило, спонтанные учебные ситуации, без чётко сформулированных целей и без строгого плана. На занятиях приветствуется дух творчества и оригинальности. Преподаватель не обязательно должен знать правильные ответы на все вопросы. Считается, что материал учебников и лекций должен быть изложен доступным для понимания языком (ср.:

Hofstede, 1997: 166 – 167).

Различия между культурами в их отношении к неопределённости определяют, в первую очередь, поведение представителей этих культур в сфере производства. В обществах с низкой терпимостью к неопределённости очень высоко стремление к формализации жизни и, соответственно, отношений на рабочем месте. Здесь большое значение придаётся законам, письменным правилам и инструкциям, которые регулируют права и обязанности как работодателей, так и наёмных работников. Кроме того, существует множество внутренних правил, норм и ритуалов, обеспечивающих стабильность и надёжность производственного процесса. Такая структурированность существования позволяет людям максимально избегать случайностей. Их поведение на рабочем месте Хофстеде характеризует как поведение людей упорных, активных, работающих с полной отдачей сил, ценящих время, но консервативных, беспокойных и часто даже агрессивных.

Эмоциональная потребность представителей культур с низкой терпимостью к неопределённости в строгом соблюдении законов и предписаний реализуется, как правило, в пунктуальности и точности. Примером тому может служить Германия, в которой, как известно, графики движения автобусов и поездов поддерживаются максимально точно, снижая тем самым степень беспокойства и стресса у населения.