WWW.DISS.SELUK.RU

БЕСПЛАТНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА
(Авторефераты, диссертации, методички, учебные программы, монографии)

 

Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 6 |

«A.A. Dregalo, J.F. Lukin, V.I. Ulianovski Northern Province: Transformation of Social Institution Monograph Archangelsk Pomor University 2007 2 Федеральное агентство по образованию Государственное образовательное ...»

-- [ Страница 1 ] --

Federal Agency of Education

Pomor State University named after M.V. Lomonosov

Master of Business Administration (MBA)

A.A. Dregalo, J.F. Lukin, V.I. Ulianovski

Northern Province:

Transformation of Social Institution

Monograph

Archangelsk

Pomor University

2007

2 Федеральное агентство по образованию Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Поморский государственный университет имени М.В. Ломоносова»

Высшая школа делового администрирования А.А. Дрегало, Ю.Ф. Лукин, В.И. Ульяновский Северная провинция трансформация социальных институтов Монография Архангельск Поморский университет УДК 316.334.3 (470.1/.2) ББК 60. Д Рецензенты: доктор социологических наук, профессор филиала Всероссийского заочного финансово-экономического института в г. Архангельске О.В. Овчинников;

доктор философских наук, профессор международного «Института управления»

Г.В. Иойлева Печатается по решению редакционно-издательского совета Поморского университета Дрегало, А.А.

Д 730 Северная провинция: трансформация социальных институтов: монография / А.А.

Дрегало, Ю.Ф. Лукин, В.И. Ульяновский; Поморский гос. ун-т им. М.В. Ломоносова. – Архангельск: Поморский университет, 2007. – с. – ISBN Книга является первой отечественной монографией, излагающей концепцию анализа локальной социальной среды в связи с происходящими в стране трансформационными процессами. Центральное место занимают особенности социальной среды северной провинции, состояние социальных институтов региона накануне реформ, анализ социальных процессов в доминантных социальных институтах, исследование изменений социальных отношений в период реформ, выявление угроз социальной безопасности региональной общности, анализ коррупции как вида неформальных отношений, проекция теории сетевого общества на конкретный социальный объект. Монография основана на мониторинге общественного мнения, осуществленного авторами в 1989–2007 годах.

Теоретико-методологический анализ проблемы выполнен в русле научного направления Поморского государственного университета имени М.В. Ломоносова «Северное регионоведение в современной регионологии» (руководитель – доктор исторических наук, профессор Ю.Ф. Лукин).

Монография предназначена для широкого круга читателей, преподавателей, аспирантов, а также студентов вузов, обучающихся по специальностям «Регионоведение», «Государственное и муниципальное управление», «Менеджмент организации», «Философия», «Политология», «Социология». Книга может представлять интерес для бакалавров менеджмента, магистров, слушателей Президентской программы подготовки управленческих кадров «Менеджмент в бизнесе», программы «Мастер делового администрирования (МВА)» и др.

The book is the first Russian monograph stating the concept of the local social circumstances in connection with the ongoing in Russia transformation processes. The key subjects of the monograph are as follows: the peculiarities of the Northern province social conditions, the regional social institutions state on the eve of reforms, an analysis of the social processes in the dominant social institutions, a research of the social relations changes in the time of reforms, a disclosure of social security threats to regional community, an analysis of venal practices as a category of informal relations, the projection of network society theory on a certain social object. The monograph is based on monitoring of the public opinion fulfilled by the authors in 1989–2007.

Methodological-theoretical analysis of the problem carried out according to Lomonosov Pomor State University line of investigation which is «Regional Management in the Modern Regionology» (research manager – Y. Lukin, history PhD, professor).

The monograph is intended for a wide circle of readers, teachers, post-graduate students and students trained in such specialties as «Regional Management», «State and Municipal Administration», «Organization Management», «Philosophy», «Political Science», «Sociology». The book may be of interest to Bachelors of Management, holders of a master's degree, students of the Presidential training programs of the administrative staff "Management of Business", "Master of Business Administration (MBA) and others.

Издание выполнено при финансовой поддержке РГНФ и администрации Архангельской области «Социальный потенциал региона», проект № 05–03– Введение

Глава 1. Северная провинция как социокультурный феномен

1.1. Урбанизация и провинциализм северных территорий

1.2. Северные территории как особая социальная среда

Глава 2. Кризис социальных институтов накануне реформ

2.1. Социальные институты: сущность и особенности

2.2. Экономические институты, бизнес

2.3. Политические институты, государство

2.4. Социум. Институты гражданского общества

Глава 3. Изменение социально-политических отношений в период реформ

3.1. Возрождение многопартийности в конце ХХ века

3.2. Общественные объединения как институт гражданского общества

Глава 4. Трансформация институтов социальной сферы

4.1. Социальные угрозы реформам и разрушение социальных структур организаций........ 4.2. Трансформация института семьи

4.3. Модификация института образования

Глава 5. Коррупция в северной провинции 5.1. Коррупция как социальное явление и социальный институт 5.2. Причины и условия, порождающие коррупцию

5.3. Особенности бытовой коррупции: социологический анализ

5.4. Особенности коррупции в сфере предпринимательства и бизнеса

5.5. Политические и социально-экономические последствия коррупции

5.6. Основные направления противодействия коррупции в России

Глава 6. Региональный социум: сетевой анализ

6.1. Социальные сети и становление неформальных отношений

6.2. Рождение бизнес-сообщества, деловые кланы

6.3. Политические кланы

6.4. Человеческий и социальный капитал.

6.5. Реализация приоритетных национальных проектов

Заключение

CONTENTS

Introduction Chapter 1. Northern Province as a Sociological and Cultural Grain Phenomenon 1.1. Urbanization and Provincialism of the Northern Territories 1.2. Northern Territory as a Particular Social Environment Chapter 2. Social Institute Slump on the Eve of Reforms 2.1. To the Social energy release key 2.2. Economic Institute, Business 2.3. Political Institute, State 2.4. Society. Civil Society Institutes Chapter 3. The Changer of the Social and Political Relations 3.1. The rebirth of the Multi-party System at the End of the XX Century 3.2. Public Community as a Civil Society Institute Chapter 4. Transformation of the Social Institute Framework 4.1. Threats of Social Reforms and the Destruction of the Social Pattern of Organization 4.2. The Transposition of the Family Institute 4.3. Improvement of the Education Institute Chapter 5. Venality in the Northern Province 5.1. Venality as a Social Phenomenon and Social Institute 5.2. Venality Roots: Reasons and Circumstances 5.3. Features of the Private Life Venality: Sociological Analysis 5.4. Venality Peculiarities in Entrepreneurship and Business Fields 5.5. Political and Socio-economic Consequences of the Venality 5.6. Major Trends of Venality Counteractions in Russia Chapter 6. Regional Society: Network Analysis 6.1. Social System and the Making of Informal Relationships 6.2. The Birth of Business-communities and Business Clans 6.3. Political Clans 6.4. Human and Social Capital 6.5. Realization of Priority-driven National Projects Conclusion Любой здравомыслящий человек, проследив историю России за минувший век, придет к выводу, что источником имевших место социальных катастроф является кризис отношений между обществом, властью и бизнесом, вылившийся в социальные потрясения и революции 1905, 1917, 1985, 1991 годов.

В этом «бермудском треугольнике» – общество-власть-бизнес – растворились многие надежды россиян на лучшую долю. Улетучились и иллюзии революционеров всех мастей относительно спасения страны и переустройства мира. Осталась лишь «пена» утопающей в роскоши и пороках новой элиты, не осознающей пока опасности для всех россиян наступающей очередной социальной грозы.

Инстинкт самосохранения и природная склонность к оптимизму побуждают нас снова и снова обращаться к социальным коллизиям последних десятилетий. Хочется понять, не осталось ли хотя бы в зародыше той благодати, которая способна напрячь наши физические и духовные силы на то, чтобы вырваться из бесовского круга, в котором с добердяевских времен находится Россия.

Зададимся вопросом, почему даже в конце минувшего столетия, настрадавшись от всего пережитого, начав новые реформы, мы снова и снова наступаем на одни и те же грабли? «Русские боролись не за свободу, а за волю. Свобода требует рационального отношения к действительности, соотнесения своих интересов с интересами общества, понимания ответственности перед обществом, другими людьми и государством. Свобода требует признания прав личности, желания и умения защищать и отстаивать эти права. В связи с этим право понимается как мера свободы человека. Воля – это состояние безвластия, или стремление избавиться от власти, выйти за пределы закона и права… Русское сознание вращается в таких противоположностях: закон – право силы, правда – сила добра. Отсюда и раскол между властью и обществом, их взаимное существование в противоречии»1.

Кризис 1991 года завершил период стихийной либерализации, начавшейся еще в 1985 году в политике, идеологии, частично в экономике тем, что народ понял: надо менять все. На что? На рынок, который сам решит все проблемы. На рубеже веков, когда созрел очередной кризис, все поняли, что дикий рынок к добру не приведет. Только государство способно остановить экономическую анархию. «Пока Россия, особенно провинция, угрюмо молчит. Градус социального протеста, слава Богу, невелик… Однако подспудный потенциал протестных настроений растет. Недавние социологические исследования говорят о том, что уже более 60% населения готовы в случае ущемления их прав принять участие в акциях протеста. Похоже, что школа “монетизации”, шум процесса над Олегом Щербинским, уроки Южного Бутова и обманутых вкладчиков “Социальной инициативы” не прошли даром. У народа отрастают зубы. И отнюдь … не золотые»2.

Создаваемая сегодня так называемая вертикаль власти все чаще рассматривается как очередная панацея от всех бед, но и такой подход уже вызывает сомнения. Хотя бы потому, что нынешняя власть всех уровней коррумпирована до такой степени, что ее «творчество» вызывает у граждан разочарование, неверие в то, что она способна обеспечить стабильность и устойчивое развитие, спасти российское общество от очередного кризиса.

Между тем мировой опыт свидетельствует: только три основные силы – общество, бизнес и власть, – объединившись, способны преодолеть любой кризис. В одиночку никакая из сил этого не сделает.

Проблема сегодня состоит в противоречии, а нередко и в перманентном конфликте между тремя двигателями общественного развития – гражданским обществом, бизнес-сообществом и властью, имеющими часто разные интересы. Исследовать эти интересы, найти точки их сопряжения, разработать механизмы взаимодействия, бизнес-сообществ – это одна из самых актуальных на сегодня научных задач.

Шабунин Д. Мы сегодня еще более разобщены // Учительская газета. –- 2002. – № 11.

Костиков В. Зубы для пролетариата // Аргументы и факты. – 2006. – № 40. – С. 10.

Данной проблемой занимаются многие исследователи, научные центры. Оригинальность данной работы состоит в том, что объектом исследования избран конкретный регион, где накоплен индивидуальный опыт субъекта федерации в сохранении и развитии социального капитала, получаемого за счет оптимизации отношений между институтами гражданского общества, бизнессообществом и властными структурами. Кроме того, представляемая читателю работа ориентирована не просто на типичный регион страны, а на северную провинцию, где реформы носили особый характер. Результаты исследований этого пространства обогащают наши представления о проблеме и путях ее решения.

Методами исследования были избраны многолетние мониторинговые социологические исследования общественного мнения, целевые анкетные опросы, формализованные интервью, фокусгруппы, включенные наблюдения, экспертные опросы, сравнительный анализ и синтез.

Авторы выражают признательность коллегам – сотрудникам кафедры философии Северного государственного медицинского университета, кафедры философии и социологии Севмашвтуза – за участие в многолетних исследованиях, благодаря которым стало возможным создание данной книги. Особую благодарность авторы выражают коллегам, сотрудничество с которыми позволило на разных этапах исследования получать методологическую поддержку: Л.Л. Рыбаковскому – руководителю центра демографии ИСПИ РАН, С.В. Туманову – руководителю Центра социологических исследований МГУ, Г.А. Сатарову – руководителю Фонда ИНДЕМ. Самая большая благодарность – многим тысячам интервьюеров и респондентов, которые принимали участие в исследовании на разных этапах работы в те или иные отрезки времени.

Северная провинция как социокультурный феномен Современную Россию можно характеризовать как полиэтнический, многоконфессиональный социум, главными особенностями которого являются необъятное холодное северное пространство, убывающая с космической скоростью численность населения, неравномерность эволюционного развития регионов, урбанизация и провинциализм. В социокультурном плане в России сосуществуют два уклада. Первый характерен для столичных городов-мегаполисов – Москвы, СанктПетербурга, второй охватывает отечественную глубинку, зачастую называемую российской провинцией.

Развитые в информационно-экономическом отношении российские территории совсем близко подошли к информационному поликультурному обществу постиндустриальной стадии развития по Д. Беллу, или «третьей волне» по Э. Тоффлеру,. Для Сибири же и Дальнего Востока, некоторых других северных территорий актуальным остается их первичная индустриализация, развитие дорожной сети и другой инфраструктуры. «Регионализация в России в конце ХХ века проходила в условиях тяжелейшего экономического и социально-политического кризиса, социотрясения, аномии. Единое экономическое пространство страны оказалось разорванным, в регионах нарастали настроения сепаратизма, процессы дезинтеграции. Все регионы выживали в одиночку, кто как мог и умел. Реальная дифференциация субъектов Российской Федерации углубилась не только в экономике, но и в социальной сфере»1.

«Различия между социально-экономическими условиями жизни в отдельных регионах столь велики, что правомерно говорить не об одной России, а о ее множествах», – считает академик, секретарь отделения экономики РАН Д. Львов. Если в 1988 году, то есть еще в советские годы, разрыв по величине национального дохода на душу населения между отдельными регионами был уже достаточно велик и составлял 11 раз, то 10 лет спустя, в 1998 году разрыв между наиболее богатыми и наиболее бедными по уровню душевого потребления регионами составил уже 20 раз2.

Коэффициент дифференциации доходов, характеризующий степень социального расслоения и определяющийся как соотношение между средними уровнями денежных доходов 10% населения с самыми высокими доходами и 10% населения с самыми низкими доходами, в среднем по Российской Федерации составлял в 2003 году 14,3 раза. В 2004 году разрыв увеличился до 15 раз, в Архангельской области он составлял 10,7; в Ненецком автономном округе – 14; в Тюменской области – 20,6; а в Москве – 44 (в 2003 году – 51,8)3. Здесь проявляется одна закономерность: чем выше уровень социально-экономического развития, чем богаче регионы, тем выше уровень социального расслоения. В дотационных регионах российской провинции уровень расслоения может быть даже ниже, чем в среднем по России.

В итоге приходится констатировать, что единой России по уровню развития экономики, уровню жизни населения сегодня, действительно, нет, а есть реальные существенные различия между регионами, субъектами федерации. Существуют серьезные различия между федеральными округами, макрорегионами Российской Федерации.

Важной особенностью развития северных территорий России является неравномерность их индустриального освоения. Здесь интенсивно развивается добыча многих полезных ископаемых, нефти и газа, алмазов, золота, никелевых руд, но слабо развита их переработка. С экономической точки зрения индустриальное освоение северных территорий невыгодно и затратно. Производимая Лукин Ю.Ф. Глобальный социум самоуправляемых общин. монография. Архангельск, 2006. – С. 155.

Львов Д. Парадокс бережливости (о стратегии долгосрочного развития экономики России) // Предпринимательство. – 2000. – № 2. – С. 20.

Регионы России. Социально-экономические показатели. 2004: Стат. сб. – М., 2004. – С. 162–163; Регионы России. Социально-экономические показатели. 2005: Стат. cб. – М., 2006. – С. 160–161.

на «северах» продукция и услуги крайне дорогие, неконкурентоспособные. Повсеместно отсутствует инфраструктура. Создание нормальных условий для жизнедеятельности людей, обеспечение их энергией, теплом, питьевой водой, благоустроенным качественным жильем, социальными учреждениями образования, здравоохранения сопряжено со значительными трудностями. В 1930– 1950-е годы освоение Крайнего Севера в СССР велось на основе использования дешевого, рабского труда заключенных ГУЛАГа (Воркута, Дудинка, Норильск, Колыма и т.д.); затем на энтузиазме и героизме молодежи, комсомольцев, готовых осваивать целину, Сибирь, строить БАМ, все, что угодно. Это время ушло безвозвратно в прошлое, и в начале ХХI века со всей остротой встала проблема нового индустриального освоения северных территорий. Мурманск, Архангельск, Воркута, Норильск и другие индустриальные узлы – всего лишь редкие цепочки огней при виде сверху, когда часами летишь на самолете в этом огромном северном холодном и безжизненном пространстве.

Ставка при освоении северных территорий делается, в первую очередь, на добычу и использование углеводородного сырья, в том числе на Европейском Севере России; на создание комплекса по геологоразведке, добыче, переработке, хранению, транспорту и перевалке углеводородного сырья; на диверсификацию направлений поставок углеводородного сырья и продуктов их переработки на внутренний и внешний рынки; на развитие новых центров нефтегазовой промышленности на Северо-Западе России, в том числе на побережье Северного Ледовитого океана и шельфе арктических морей; на развитие производства и поставок сжиженного природного газа; на комплексное развитие транспортной и портовой инфраструктуры для поставок углеводородов на внутренний и внешний рынки1.

Что касается Северо-Востока и востока страны, то он малонаселен и освоен значительно хуже, чем Европейский Север. Приоритетным здесь становится не переход к постиндустриальной стадии, информационному обществу, как это происходит в Москве, Санкт-Петербурге, Самаре, Нижнем Новгороде, а первичное индустриальное освоение большинства пустующих территорий.

По мнению губернатора Красноярского края А. Хлопонина, «большая часть регионов элементарно не прошла этапа первичной индустриализации и развития инфраструктуры. У нас в стране правее Новосибирска нет ни одного города миллионника. У нас во всей Сибири проживает 20 миллионов, в то время как в Европейской части России – основная часть населения страны. Поэтому Красноярский край сегодня, как и вся Сибирь, должен развиваться по принципу крупных промышленных предприятий, крупных стратегических проектов, таких, например, как Нижнее Приангарье.

Это комплексный проект с принципиально новыми подходами, моделью государственно-частного партнерства, где государство развивает инфраструктуру, а бизнес запускает крупные индустриальные проекты. Развитие экономики услуг, малого и среднего бизнеса, инноватики, формирование в регионах мощных финансовых центров и бирж – все это может и должно возникнуть только после прохождения этапа первичной индустриализации и формирования на востоке страны новых крупных добывающих и перерабатывающих производств. Но мы, безусловно, должны держать курс на формирование в России 20 заметных в глобальном масштабе мегаполисов, и 7-8 из них вырастут в Сибири и на Дальнем Востоке. Для страны мегаполисы – это каркас развития современной экономики. Просто Восток объективно придет к этому немного позже»2.

Таким образом, северная провинция весьма неоднородна по своему составу и развитию. Более 20 субъектов Российской Федерации можно с полным основанием отнести к северной провинции. К северной провинции в историческом ракурсе мы относим территории Российского Севера, включающие бывшую Архангельскую губернию (современные Архангельская и Мурманская области, республика Коми), Северный край в 1929–1937 годах, Архангельскую область в 1937-2007 годах, включающую территорию Ненецкого автономного округа, и другие субъекты Российской Федерации.

Провинция является предметом исследования различных научных дисциплин. Обычно под провинцией понимают местность, территорию страны, удаленную от крупных центров. В истории Минпромэнерго начинает работу над программой освоения ресурсов углеводородного сырья СЗФО // ИА REGNUM. – 2001. – 21 января.

Хлопонин А. В России начинается безумное количество интересного // Известия. – 2005. – 22 декабря.

России в 1719–1775 годах провинция обретала статус административно-территориальной единицы в составе губернии. В свою очередь провинция делилась на доли и дискреты. При Петре I губернии имели провинции, уезды. Провинциальным называли все, что относилось к провинции, а к провинциалам относили жителей губернии, уезда, захолустья, живших не в столице. Провинция воплощала сельскохозяйственный облик страны, патриархальные нравы империи. Особый менталитет, хранящий истинные традиции народа, воплощенные в жизненном коллективном пространстве, составляет особенность северной провинции.

Провинция представлена малыми историческими городами, несущими в своей культуре неспешный образ жизни уходящей эпохи; городами индустриальными, возникшими в большинстве своем как монопрофильные города; и городами – музеями, старинными городами, выполняющими не столько экономическую, сколько духовную нагрузку, сохраняющими национальное культурное наследие.

Рассмотрим некоторые специфические особенности русской провинции XIX века. В то время преобладали малые города с населением до 15 тыс. чел.1 Подавляющим большинством городов Российской империи были уездные образования. Положение их было незавидным, так как многотысячные соседи притягивали больше внимания правительства и являлись бесспорными политическими, культурными и социально-экономическими центрами страны.

Проблема дифференциации городов России нуждается в уточнении. В конце XIX века прослеживается четкая разница между столицами (Петербург и Москва) и остальными городами. В 1897 году русская провинция состояла из 35,8% городов с выраженными административными, военными и аграрными функциями; 63,7% составляли более крупные города с развитой промышленностью, финансовой сферой, торговлей и системой транспорта; и лишь 0,5% русских городов были центрами с высоким сервисом и культурой2. В XIX веке всем российским городам были присущи черты сельских поселений, даже столица давно имела прозвище “большой деревни”. Причиной такой “рурализации” были сельские поселения, являвшиеся частью города. Они характеризовали облик большинства русских городов: одноэтажный дом, палисадник, хозяйственный двор, сад, огород. Так Москва к 1960 году поглотила 5 городов, 12 поселков городского типа, 150 сел и деревень3.

Городская культура стала показателем общественной жизни, но не стоит ассоциировать социокультурный процесс двух прошлых столетий только с активностью столиц и крупных региональных центров. Л.В. Кошман замечает, что русская культура – одна из самых провинциальных в Европе из-за территориальной протяженности России, ее огромных пространств с хозяйственноэкономическими и национальными особенностями. Поэтому урбанизация и провинциализм – явления, неразрывно переплетенные в отечественном социальном пространстве.

Общепризнано, что уникальную региональную социальную общность северной провинции, определило расселение поморов, исповедовавших самобытную форму жизни, с высоким уровнем коллективного сознания, тягой поморов к объединению во имя общих интересов, для взаимной помощи. Российский Север издавна является интернациональным регионом, в котором сочетаются черты славянской, угро-финской и восточной национальных культур. В настоящее время в Архангельской области проживают представители более 70 национальностей. Терпимость северян, отсутствие в городах межнациональных конфликтов является характерной чертой региона. Открытость северных территорий, которым всегда были характерны свободные экономические, промысловые и информационные контакты с российскими регионами и зарубежьем, определили особенности культурных процессов на Севере.

Если обратиться к анализу административно-территориального деления регионов Российской Федерации, то на 1 января 2005 года в России насчитывалось 89 субъектов Российской Федерации, Кошман Л.В. Город в общественно-культурной жизни // Очерки русской культуры XIX века. – Т. 1: Общественно-культурная среда. – Изд-во Моск. ун-та, 1998. – С. 19.

См.: Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начала XXв.): В 2 т. – СПб.: «Дм.

Буланин», 2000.

Лаппо Г.М. Сельские черты российской урбанизации и влияние миграций «село – город» // Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен. – М.: ОГИ, 2001. – С. 132–133.

включавших 1099 городов, 1461 поселок городского типа, 24 373 сельских администраций, включая сельские советы, волости, округа1. В это число входили: 2 мегаполиса (Москва и СанктПетербург), доля населения которых, в составе общей численности городского населения России составляет 12,3%; 7 городов с населением 1 млн. и более, что составило 9% от численности населения России; 21 город с численностью населения от 500 тыс. до 1 млн. чел. (13,7% от всего городского населения); 132 города с населением от 100 тыс. до 500 тыс. чел, (27,5%); 936 городов с населением менее 100 тыс. чел., что составило 37,5% от общей численности населения России.

Удельный вес городского населения в общей численности населения России на конец 2004 года составил 73%, а сельского – 27%.

Советский период унифицировал социально-политическую значимость городов. В 1982 году в СССР была принята следующая классификация нестоличных городов: до 20 тыс. чел. – малый город, 20 – 100 тыс. чел. – средний город, 100 – 250 тыс. чел. – большой, более 250 тыс. чел. – крупный2. В соответствии с утвержденными нормативами (СНиП 2.07.01–89) городские поселения в зависимости от численности населения подразделяются на малые – до 50 тыс. чел., средние – от 50 до 100 тыс. чел., большие – от 100 до 250 тыс. чел., крупные – от 250 до 1 млн. чел., крупнейшие – свыше 1 млн. чел. Таким образом, к провинции следует отнести всех жителей нестоличных городов.

Традиционно мегаполисы воспринимаются как носители постиндустриального уклада жизни, передовой культуры, остальные города рассматриваются как носители традиционной культуры, синтеза досоветской и советской культурных традиций. Истина К. Маркса, о том, что город всегда эксплуатирует деревню, в полной мере может быть в настоящее время распространена на взаимоотношения мегаполисов и провинции. Проведенные нами и ведущими научными центрами социологические исследования свидетельствуют о том, что Россия остается не только экономически, но и духовно, психологически разорванным социальным пространством. В условиях регионализации объективно обостряются противоречия между центром и регионами. Определенную роль в сохранении имеющейся социальной дистанции между столицей и провинцией является придание столице особого административно – территориального статуса субъекта Федерации.

Социокультурные характеристики отличны для городов разных типов российской провинции. В провинции выделяется две группы городов – малые исторические города и города индустриальные, копирующие столичный образ жизни. Следует отметить, что на рубеже XIX–XX веков все города (и даже столица) имели черты сельских поселений. Лишь торговый оборот и демографические характеристики определяли величину города. На рубеже XIX–XX вв. провинциальные города олицетворяли Россию. Им были присущи такие черты как малочисленность населения, традиционность сельского облика построек, родство душ горожан в решении общих проблем. Остротой отношений, многообразием конфликтов и культурными тенденциями издавна характеризовались многолюдные индустриальные города; но, как типичным представителям провинции, им свойственна местная политика, особые социальные ценности.

Таким образом, жизнь провинциальных городов России олицетворяет национальные традиции, сформировавшиеся в конце XIX – начале XX века. В этот период процесс урбанизации формирует городской облик промышленной России, где сочетаются индустриальные столичные гиганты и многочисленные города с монопрофильной промышленностью. Не без участия провинциальных городов произошли многие цивилизационные катаклизмы отечественного социокультурного пространства: промышленный переворот, подготовка и проведение революции, смена власти, утверждение диктатуры пролетариата, индустриализация и т.д. Провинция всегда являлась социальной базой для нововведений и экспериментов правительства.

Социально-территориальная общность северной провинции имеет ярко выраженные социально-психологические характеристики, прослеживающиеся при комплексном изучении идеологической и материальной среды в исторической динамике. Важнейшей особенностью северной проРегионы России. Социально-экономические показатели. 2005: Стат. сб.– М., 2006. – С.18.

Куцев Г.Ф. Новые города. – М.: Мысль, 1982 – С. 53.

винции было развитие самоуправления1, сохранение старообрядчества, многих пластов русской культуры, безвозвратно утраченных в других русских землях по объективным причинам (войны, нашествия, пожары, разорение и т.п.).

Можно отметить ряд факторов, оказавших более или менее заметное влияние на эволюцию жизнедеятельности в Поморье.

1. Природно-географические:

огромные пространства, дающие ощущение свободы, вольности, легкости;

суровый климат, требующий коллективных, общинных, артельных усилий в борьбе за выживание;

красота и величие северной природы, способствующие развитию духовности, открытости, ответственности северян;

богатые биологические, минерально-сырьевые ресурсы, водные системы Севера, создающие благоприятные возможности для укрепления экономических основ местного самоуправления.

2.Социокультурные:

новгородская колонизация Подвинья, Заонежья, Приморья и других земель, принесшая не только более высокий уровень культуры, но и заложившая традиции вечевой демократии, общинного самоуправления;

отсутствие крепостного права и наличие социально-экономических возможностей для жизнедеятельности;

достаточно высокий уровень артельного, общинного, монастырского, городского самоуправления;

более позднее формирование земских органов управления (1917–1919 гг.) и упрочение советской власти только после февраля 1920 года;

затянувшее становление структур местного самоуправления в 1990-е годы.

Из истории известно, что славяне селились преимущественно у рек и озер и всегда отличались умением плавать по рекам. Реки кормили и поили их, поили, служили средством сообщения.

Наши предки называли Северную Двину матушкой-кормилицей. Система рек и волоков, расположенная к северо-востоку от Новгорода Великого, открывала предприимчивым новгородцам путь в Белое море через Северную Двину и ее притоки, именно поэтому они стали первыми основателями русских поселений в Поморье. Эти поселения предназначались для поставки местных продуктов речного, морского и лесного промыслов на новгородский рынок. Поморы издавна самостоятельно выходили через устье Северной Двины в Белое море и, проявляя смекалку и настойчивость, прокладывали пути на острова Северного Ледовитого океана – Новую Землю, Грумант (Шпицберген), а также в Мангазею. Поморы самостоятельно открыли путь в Западную Европу. Через Беломорье Русь общалась со всем Западом, а в XVII веке на архангельском рынке сосредоточилась почти вся «заморская» торговля Русского государства.

Огромны природные богатства Поморья, велики его биологические ресурсы. Поморы рождаются с ощущением внутренней свободы, они дышат ею, несут ее от природы. Ведь русский север не знал татарского ига, нашествия наполеоновских или гитлеровских армий, здесь не было крепостного права. Природа поставила поморов лицом к лицу с суровой зимой, бездорожной осенью и бурной, полноводной весной. Они чувствовали мощные разливы рек, безудержье ледоходов, хаос метелей и смертельную опасность морских штормов.

Поморы научились во всем идти до конца и не бояться смерти; может быть, поэтому души северян полны доброты, спокойствия и величия. Северянам присущи религиозность, отзывчивость и чуткость ко всему значительному и совершенному Из ничего создают они чудесное, одним топором поставят избу или церковь, из одной струны извлекут и грусть и удаль. В каждой северной провинциальной деревне были свои художники, сказители, умельцы. Русский Север – это чистый родник древнего и самобытного искусства. Тихие озера, полноводные могучие реки, бескрайние леса, переливы северного сияния – все это питало вдохновение народных мастеров и воплощалось в произведениях, подлинной русской культуры – См.: Лукин Ю.Ф., Попов М.В. Местное самоуправление в Двинской земле // Экология Северной Двины. – Архангельск, 1999. – С. 24–40.

песнопениях, рукоделиях, архитектуре. На Холмогорской земле родились и выросли Михайло Ломоносов, скульптор Федот Шубин (Шубный), купцы Баженины, на Пинеге – святые Иоанн Кронштадтский и Артемий Веркольский, писатель Федор Абрамов, сказительница Марфа Кривополенова. Емецк дал целый пласт ученых и поэтов (Николай Рубцов и др.), Верхняя Тойма – родина поэтессы Ольги Фокиной. Люди северной провинции живут, опираясь на могучую культуру.

Работа, вера, слово, песня, чувство ответственности за все, что происходит вокруг, – все это в совокупности своей составляет образ жизни населения Поморья1. Современный менталитет северян, безусловно, трансформируется под влиянием уже тех появляющихся новых факторов, которые присущи другой исторической эпохе, начавшейся с конца ХХ – начала ХХI столетия. Можно отметить, что менталитет многих поколений северян, складывавшийся под влиянием природноклиматических условий, особенностей их жизни и восприятия окружающего мира, оказал заметное влияние на развитие местного самоуправления, формирование образа жизни населения. Субъектами самоуправления всегда выступают люди, и от их качеств, социального поведения и взаимодействия зависит устойчивость и продолжительность самоуправленческих начал, имеющих геннородовое происхождение. В разных проявлениях и формах самоуправление всегда существовало на Севере России. Община, артель, опора на собственные силы позволяли поморам выстоять в трудные времена. Становление местного самоуправления, появление и функционирование муниципальных образований, новых самоуправ-ляемых общин, территориальных органов самоуправления (ТОСов), развитие социальной экономики происходит сегодня не на пустом месте. Имеется мощный пласт социокультурных информационных ресурсов, многовековой опыт освоения северной ойкумены.

В социокультурном развитии России XIX–XX веков можно выявить две основные тенденции.

Во-первых, рост крупных индустриальных центров, который наметился еще со времен промышленного переворота в конце XIX века. Во-вторых, разноликость провинции, появление городов разных типов: больших и малых, характеризующихся разной численностью населения, площадью, инфраструктурой. Специфика субкультуры северной провинции сочетает смешение стилей сознания и поведения, где есть и бурная динамика развития индустриальных центров, и замедленная размеренная жизнь непромышленных городов.

Поселенческая структура северной провинции весьма специфична и отражает очаговый характер освоения северных территорий. Поселения расположены по берегам рек, морей, озер – естественных транспортных путей. Социокультурное пространство северной провинции обусловлено своеобразием природных условий конкретной территории, спецификой социальной инфраструктуры и жизнедеятельности городского населения, самостоятельной производственной структурой, территориальными органами управления.

Большинство городов северных территорий России можно назвать типичной провинцией, для которой не характерен процесс копирования столичного образа жизни. Эти города имеют между собой общие черты, схожую историю и традиции, что заметно по данным «Памятных книжек» городов Российской империи, воспоминаниям путешественников по Северному краю2.

Спецификой северной русской провинции можно считать географические названия. Топонимика северных земель составляет особую характеристику социального пространства провинции.

Присутствие названий водоемов в именах городов говорит о важности водных артерий в жизни горожан. Свидетельством тому названия Онега, Новодвинск, Северодвинск, Вельск (от названия р.

Вель), Мезень, Сольвычегодск (от названия р. Вычегда). Промысловая деятельность жителей так же отразилась в названии городов. Например, жители Сольвычегодска развивали соляные варницы у озера Соленого.

На удаленность расположения (провинциальность) городов указывают версии толкованияназваний некоторых городов: так Каргополь в переводе с финского языка означает «медвежья сторона». Название «Няндома» связано с обозначением одноименной возвышенности и склона. Таким См.: Экология Северной Двины. – Архангельск, 1999. – С. 29–30.

См.: Россия это сама жизнь. Свидетельства иностранных путешественников, дипломатов, политиков, мыслителей о нашей Родине / Авт.-сост. Р.А. Балакшин. – М.: Скан-Рус, 1999. – 176 с.

образом, топонимика северной провинции является визитной карточкой городов, заочно представляя образ города, поскольку именем человек, или город, наделяется не случайно, оно отражает его характер.

Население северной провинции представляет собой региональный социокультурный феномен. Отмечая самоценность Российского Севера В.В. Ануфриев и другие авторы подчеркивали, что житель северной глубинки является носителем заповедной русской национальной культуры, которая формировалась в плотном инокультурном окружении. Он же – компонент регионального менталитета, воплощенный в образе помора – человека сильного, артельного, бескорыстного, умного и находчивого, вольнолюбивого, беззаветно любящего свою родину1. В результате влияния факторов культуры у поморов сложились специфические черты характера, особый психический склад, отличный от остальных жителей Северо-Запада и средней полосы. Каждый северянин ощущает себя частью историко-культурного феномена – северной провинции, где почитается труд и творческая взаимосвязь людей с природой. Их архетипические характеристики несут в себе особое мироощущение, основанное на суровом, реальном взгляде на мир, чувстве собственного достоинства, уважении человека другой национальности, гостеприимстве, щедрости, общинности.

Провинциалы переживали все кризисы страны, сохраняя традиционные для нации ценности.

В переломные периоды общество спасал дух коллективизма, способность сообща решать трудности.

Реалии XX века изменили ситуацию, определив рост индустриальных центров Советской России. Отдаленные от столицы территории перестали быть захолустными, приобрели градообразующее и промышленное значение. Периферийный город, как правило, является спутником крупного промышленного соседа или сельскохозяйственным поселением, исторически сохранившим статус города. Государство со второй половины XX века начало уделять должное внимание проблемам развития городов. Все города, в том числе районные центры, имели планы комплексного социального и экономического развития. Стремительные процессы урбанизации проходили в условиях неравномерного экономического, социального и культурного развития различных типов поселений. В многочисленных райцентрах СССР разместились новые промышленные предприятия или филиалы ведущих заводов военно-промышленного комплекса страны, научные центры. В сложившейся ситуации, с одной стороны, уровень образования, профессиональноквалификационные и другие характеристики провинциалов значительно опережали степень развития материальных факторов производства, в результате чего возникали серьезные потери, связанные с недоиспользованием потенциала рабочей силы. С другой стороны, внедренные новые производства не всегда соответствовали профессиональным возможностям, образовательному уровню населения. Идея создания полифункционального социалистического города была ведущей на протяжении 1970–1980-х годов. Провинциальные города при одном – двух предприятиях сравнивались со «спальными вагонами», которые необходимо превратить в многоотраслевые центры с вузами, библиотеками, театрами, куда будут стремиться приехать жить и работать из других мест 2.

Некоторые города- новостройки, периферийные в начальной стадии своего развития, стали центрами советской культуры и народного хозяйства.

По характеру экономической базы иерархия городов представлена тремя типами. В первую группу входят города с относительно развитой и крупной экономической базой (областные, промышленные центры), вторую группу составляют города с небольшой экономической базой (районные центры), третья группа объединяет города различных типов (новостройки, военные, научные города, ЗАТО (закрытые территориальные образования) и т.д.).

Среди малых городов можно выделить различные по целевому назначению города: с преобладанием сельскохозяйственной направленности; города – оборонные объекты; города – туристические и рекреационные центры и т.п.

Отмеченную типологию провинциальных городов можно рассмотреть на примере Архангельской области, где чередуются исторические, культурные центры (Архангельск, Каргополь), См.: Ануфриев Б.В. Феномен культуры Русского Севера. – Архангельск: Изд-во Поморского ун-та, 1996.

Борщевский В.М., Успенский С.В., Шкаратан О.И. Город. Методологическая проблема комплексного социального и экономического планирования. – М.: Наука, 1975. – С. 39.

индустриальные новые города (Северодвинск, Коряжма, Новодвинск), малолюдные райцентры (села и поселки городского типа – Красноборск, Двинской Березник, Верхняя Тойма) и сравнительно более крупные райцентры городского типа (Вельск, Котлас, Няндома). Для культурного развития северной провинции определяющими являются малые города с невысоким уровнем социально-экономического развития, но богатыми историческими и культурными традициями, сформировавшимися на базе природно-этнических особенностей территории, – Мезень, Шенкурск, Онега. В целом северная провинция испытывает те же трудности, что и другие регионы страны, но развитие Архангельской области отличается самобытностью, опорой на собственный экономический потенциал и на свойственный северянам дух коллективизма.

Крупные города Северной провинции представлены областным центром Архангельском и городами северодвинской агломерации – малым городом Новодвинском и большим городом Северодвинском, в которых проживает около половины всего населения области. На юге области расположены города Котлас, Коряжма, Сольвычегодск.

Малые и средние города северной провинции отличаются разбалансированностью градообразующей среды, дефицитом инвестиций, ограниченностью бюджетного финансирования. Эти поселения уступают большим городам и областному центру в уровне благоустроенности жилья, развитости сферы обслуживания, материальной культуры и др. В этом отношении северная провинция ничем не отличается от остальной России.

Россия сегодня – это страна малых городов. Свидетелями исчезающего прошлого можно назвать малые города. Материалы Всероссийской переписи населения 2002 года свидетельствуют о том, что количество городов численностью до 50 тыс. чел. увеличилось на 59 поселений по сравнению с 1989 годом, так как некоторые городские поселения были преобразованы в города, многие включены в состав более крупных городов. На сегодняшний день в Российской Федерации преобладают малые города с населением до 50 тыс.чел. (768 городов, или 70% от общего числа), но в них проживает только 17% горожан страны. В среднем население одного такого города, составляет 22 тыс. чел.

В конце XX века усилилась столичная форма урбанизации, произошло умножение копий центра. Сегодня столичный образ жизни существует не только в Москве, но и в городах с самыми разными градообразующими факторами, разной историей. У крупных индустриальных центров, где представлены самые разные отрасли промышленности, уровень для реализации культурного потенциала социума намного выше, чем у монофункциональных городов.

Современная ситуация в провинциальных отечественных городах поражает своей парадоксальностью. На наш взгляд, столица в последнее время в нравственном аспекте уступает малым городам, но выигрывает в разнообразии типов и форм культуры, ее потенциала, ресурсного обеспечения. С одной стороны, самоценность провинциальной культуры, стабильность провинциального бытия, близость к природе оказываются ценнее инноваций и динамичности столицы. С другой стороны, провинциальность все сильнее проявляется в образе жизни, связанному с алкоголизмом и маргинализацией населения, нередко жестокостью нравов, проистекающих от безысходности и однообразия. Отец Сергий (Дмитриев), настоятель церкви Серафима Саровского в поселке Соминка считает, что до революции в России оплотом православия была сельская местность. Сегодня, наоборот, село стало безбожным, а очагами веры стали большие города. Православие превратилось в религию образованных людей, как в первые века христианства на Руси. Это историческое явление еще ждет своего исследователя1. Особенности современного городского образа жизни проявляются в росте конфликтности в городе, появлении страхов у горожан. Чего боятся люди больше всего на свете? До недавнего времени ответ на этот вопрос был достаточно предсказуемым: «Лишь бы не было войны». Какие бы трудности не возникали, как бы плохо люди не жили, самое страшное для них – это война, смерть близких людей, бессилие что-либо изменить, безысходность. Все остальное можно преодолеть, пережить. Это защитная реакция русского человека в ответ на социальные катаклизмы, бесконечные реформы, кровавые «пролетарские» революции и войны ХХ века.

Соколов-Митрич Д. Унесенные верой // Известия. – 2007. – 6 февраля.

Существуют различные причины для возникновения городских фобий. В 1993 году 22% россиян заявили социологам из ВЦИОМА, что больше всего на свете они опасаются действий власти.

В 2004 году был получен тот же результат. Возможный произвол властей пугает в равной степени всех – мужчин и женщин независимо от их образования и доходов. Ответы на вопрос «Чего вы больше всего боитесь?» в 2004 году распределились следующим образом:

потери близких – 48%.

войны, массовых репрессий – 42%.

старости, болезни, беспомощности – 27%.

произвола властей – 22%.

физического насилия – 14%.

гнева Божьего, страшного суда – 9%.

собственной смерти – 7%.

ничего не боюсь – 8%.

В 1993 году потерять близких боялись больше половины россиян, а в 2004 году – немногим меньше 48%. Ничего не боятся в этой жизни 8% россиян, в 1993 году их было 4%. Количество тех, кто вообще ничего не боится, выросло не за счет появления «героев», а за счет молодежи в возрасте 18-23 лет и поколения от 70 лет и старше. Молодежь больше других групп боится войны и массовых репрессий. За 11 лет количество людей, опасающихся нищеты, выросло с 28% до 34%.

Это не страх голода и холода, а страх потери своего статуса. Положение представителей среднего класса еще очень зыбко, они боятся «упасть»1.

В опросе, который провели специалисты исследовательского агентства «Евразийский монитор» и Ассоциации региональных социологических центров, изучались репрезентативные группы населения 15 российских городов. Больше всего россияне, по данным этого исследования, боятся болезней, потери близких и покушений на имущество. Те же страхи преследуют и жителей европейских городов.

Особенностью менталитета наших соотечественников является то, что готовясь к ударам судьбы, мы рассчитываем не на власть, а главным образом на себя, свои возможности и поддержку близких (81% респондентов). На президента и другие органы власти надеются – 26%; на Бога – 26%; на общество – 10%. Больше других горожан на власть надеются москвичи (44%) и население Вологды (39%), на общество – население Казани (14%). На Бога уповают в трудную минуту 43% опрошенных воронежцев и 35% москвичей (табл. 1)2.

О т вет ы р осси ян на воп р о с «Чего боят ся жи т ели больши х гор од ов Ро сс и и ?»

Восемь процентов россиян ничего не боятся // Известия. – 2004. – 19 февраля.

Игнатьева Ю. Чего боятся жители больших городов? // Известия. – 2006. – 2 августа.

Примечание. Сумма превышает 100%, т.к. допускался выбор нескольких вариантов ответа Впрочем, нашлись и отчаянные на российской земле. Жители Великого Новгорода – прародины отечественной демократии и внешней торговли – почти ничего не боятся. Меньше 30% опрошенных новгородцев опасаются за жизнь и здоровье, в том числе и вследствие преступных посягательств. Страх за собственное имущество гложет здесь всего 7% респондентов. Боязнь одиночества, тюрьмы и тому подобных угроз – на уровне статистической погрешности. Таким же бесстрашием отличаются жители Мурманска и северной столицы. В Санкт-Петербурге процветает уверенность в завтрашнем дне: 44% респондентов смотрят в будущее с оптимизмом.

Москвичи очень опасаются эпидемий и стихийных бедствий – того, чего здесь практически не бывает. Вероятно, здесь сказывается повышенный интерес москвичей к работе СМИ, уделяющим в последнее время все больше внимания землетрясениям, цунами, птичьему гриппу и тому подобным бедствиям. Зато техногенные катастрофы и гибель людей в транспортных авариях – опасность вполне реальная. Эксперты признают, что 60% инженерных сетей в Москве выработали свой ресурс и находятся на грани разрушения. Вытекающая из труб вода вымывает грунт и создает подземные пустоты. Бороться с этими проблемами в столице планируется с помощью планомерного ремонта инженерных коммуникаций, повышения требований к качеству строительства, а также мониторинга за состоянием городского хозяйства.

Социальные конфликты среди других страхов россиян занимают в России седьмое место (28%), а в Москве – второе (51%). Видимо, Москва является более «конфликтным» городом, чем все остальные российские города. Более, чем жители других городов, москвичи боятся социальных катастроф (революцию лучше пережидать в провинции) и одиночества. На первый взгляд, эта фобия иррациональна при высокой плотности населения. Однако, по мнению психологов, в суете мегаполиса тоска по родственной душе ощущается острее, чем в пустыне.

Среди других страхов, актуальных для обитателей крупных мегаполисов, уверенно лидирует боязнь стать жертвой теракта. Терроризм стал общемировой болезнью, не миновавшей практически ни одного уголка земного шара. В Москве – это взрывы жилых домов на улице Гурьянова и на Каширке, трагедия в вагоне метро между станциями метро «Автозаводская» и «Павелецкая», взрывы на «Рижской», в подземном переходе на «Пушкинской» и Тушинском аэродроме, множество более мелких инцидентов, когда террористические атаки по счастливой случайности обходились без человеческих жертв. В столице России реализуются мероприятия под общим лозунгом:

«“Антитеррор” – основа городской программы “Безопасность Москвы”». Обеспечивается безопасность оборонных предприятий и других объектов повышенной опасности, усиленно охраняются бензозаправки, газораспределительные станции, транспорт, источники питьевой воды, тепло- и электростанции, социальные объекты – школы, больницы.

Еще один из самых распространенных страхов большого города – боязнь нападения. Социологические опросы показывают, что с ощущением опасности своих улиц, парков и подъездов живет добрая половина городских обитателей. В Москве создается уникальная система видеонаблюдения за общественными местами, не имеющая аналогов в мире. В подъездах муниципальных домов появились камеры слежения, благодаря чему количество квартирных краж уменьшилось почти вдвое (особенно это заметно в районах, прилегающих к вокзалам, где кражи были настоящим бедствием). Вскоре система «Большого Брата» будет действовать не только в подъездах и дворах, но и в метро – через два года во всех вагонах метрополитена планируется установить скрытые камеры, сигнал с которых будет по радио передаваться в службу наблюдения при УВД на столичном метрополитене. Подобные мирные средства борьбы с преступниками доказали свою эффективность во всем мире. Одна мысль о том, что недремлющее механическое «око» следит за ними, способна удержать многих потенциальных хулиганов от нарушения закона. Впрочем, одной техникой решено не ограничиваться. В городах создаются народные дружины и общественные пункты охраны порядка, способные стать средством общественного контроля за безопасностью.

Остаются актуальными экологические проблемы, которые невозможно в настоящее время свести только к защите природы от воздействия человека. Защищать необходимо и природу от человека, и человека от природы, и человека от человека, и региональный социум от посягательств криминала. Человека от тюрьмы тоже защищать надо. В мае 2006 года в систему Федеральной службы исполнения наказаний входило 1198 учреждений. Из них следственных изоляторов по всей стране насчитывалось210. Все остальное – колонии для содержания мужчин, женщин и малолетних преступников. Всего в России в неволе содержалось 850 тыс. чел. Около 180 тыс. из них были осуждены за убийства1.

Зная страхи россиян, нетрудно сделать прогноз о самых важных потребностях населения, определить его социальные, демографические группы и вести в этих направлениях профилактическую деятельность. В предупреждении социальных конфликтов велика роль социальноменеджерского подхода, роль средств массовой информации, социальной рекламы. Самым же главным является реализация стратегических задач по упрочению стабильности, уверенности в завтрашнем дне, борьбе с нищетой и бедностью, за повышение качества жизни, благосостояния всех россиян на уровне государства, региональных социумов, муниципальных образований, самоуправляемых общин, организаций всех типов.

В провинции социальный конфликт может быть менее выражен, но не становится от этого менее драматичным. Причина общей городской напряженности – социальное расслоение общества, элементарная зависть, конфликтность отношений. В крупных городах понятие богатства становится чем-то абстрактным. С богатыми редко соприкасаются в быту, общении остальные горожане. Малые города более, чем крупные страдают от зависти к соседям, которых все хорошо знают, которые стали жить чуть-чуть получше, чем другие, имеют свой маленький бизнес, стабильный заработок, которые более удачливы, работящи, меньше пьют. Им завидуют те, кто не сумел найти себя в этот сложный период социальных и экономических потрясений.

Однако и в крупных городах среди бизнес-элиты «никто никому не друг, потому что все в той или иной степени конкурентны». По мнению Аркадия Вольского, помимо жесткой конкуренции существуют такие явления, как тривиальная зависть, недоброжелательство. Эти «ядовитые цветы»

могут расцвести где угодно – даже в семейных отношениях. Нередко антипатия, раздражение, взаимные колкости выплескиваются на поверхность, создают напряженную атмосферу2.

Что делать? Надо просто не завидовать другим, не заниматься глобальнымипроблемами, а начинать с себя, своей семьи, своего жилья, подъезда, улицы, города. С понимания того, что «нам здесь жить». Мы не можем изменить ситуацию, но можем изменить свое отношение к ней. Если в России каждый человек прекратит заниматься «спасением мира», это будет очень сильная страна.

Изменение ментальности, позитивное поведение, переход от государственного патернализма к заботе о самом себе, к заботе о своих близких и родных требуют много времени и душевных сил от каждого российского гражданина как в провинции, так и в столичных мегаполисах.

Различия между городами разных типов проявляются в экономическом, административнополитическом, культурном и социально-демографическом планах. Спорным остается вопрос о преобладании качественного различия как крупнейших, так и малых городов. Уровень финансовоэкономических возможностей выше у крупных центров, но степень гуманистичности более выражена в провинции. Впрочем этот тезис нуждается в солидном подкреплении материалами социологических исследований, сравнительного анализа данных о состоянии преступности в центре и провинции.

Жизнь провинциальных городов позволяет сформулировать ряд не всегда однозначных положений. Малые города населяют традиционные для России категории населения, обладающие разносторонними потребностями, но, к сожалению, с ограниченными возможностями их реализации. Тем не менее, в малых городах еще остались необходимые ресурсы, собственный кадровый потенциал, профессиональная структура работников. Многообразные социальные отношения, в том числе общинные, родственные, соседские, этнические, являются ключевым компонентом провинциального пространства.

И если терпимость, уравновешенность, пассивность, солидарность являются типичными чертами основной массы населения малых провинциальных городов, то творческая социальная акКаллиома Л. Директор Федеральной службы исполнения наказаний Юрий Калинин: «Человека от тюрьмы защищать надо» // Известия. – 2006. – 25 мая.

Вольский А.: Я никогда никому не позволил бы себя переиграть // Известия. – 2007. – 7 февраля.

тивность, креативность отдельных горожан – редкая черта провинциального социума. В малых городах может не быть ярко выраженной поляризации нравов. Подобные характеристики напоминают отношения в большой семье: в малом городе почти все могут знать друг друга в лицо, не откажут в помощи в случае необходимости. Однако патриархальные отношения уходят, если уже не ушли в прошлое. Социокультурный облик провинциального города трансформируется, к сожалению, далеко не в лучшую сторону.

Сохранить сельские и малые городские населенные пункты российской глубинки, сберечь позитивные традиции в культуре, социальных отношениях, стремиться их развивать – не в этом ли состоит главное назначение провинции? Существуют ли для этого необходимые социальнодемографические, экономические, культурные факторы? С экономической точки зрения если в провинции нет нефти, газа, полезных ископаемых или других конкурентных преимуществ, то ждать крупных финансовых инвестиций в развитие бессмысленно. О внутренних ресурсах говорить сложно. Их наличие или отсутствие в каждом населенном пункте во многом зависит от того, что было сделано ранее, что осталось дееспособным. Развитие культуры, туризма, промыслов и других перспективных направлений во многом сдерживается отсутствием соответствующей современной инфраструктуры, большими расстояниями между населенными пунктами, отсутствием стабильного спроса на предлагаемые услуги.

Главное сегодня – сохранить сельские населенные пункты российской глубинки. Сберечь свои истоки, стремиться их познать – в этом заключается значение провинции. Обобщая характеристику социокультурного пространства северной провинции, следует отметить высокую степень участия провинциальной городской среды в формировании общенационального облика страны.

Традиционно для характеристики северных территорий используют природно-климатические показатели. Особенности социальной среды за редким исключением не раскрываются. Северные территории – это особый тип средового пространства, где проявляются особые отношения: индивидуально-личностные, социальные, национально – этнические, экономические, природноресурсные, административно-правовые, политические. Социальная среда включает в себя окружение человека, общественные, материальные и духовные условия его существования. Воспроизводство социальных связей и отношений, социальных институтов, социальной структуры существенным образом предопределяет социальный потенциал территории. Особенности социальной среды Европейского Севера России в определяющей мере связаны с государственной политикой, которая осуществлялась в течение последнего столетия. Не претендуя на полное описание этой политики, выделим две наиболее важные по своим социальным последствиям для северян государственные акции.

Первая – превращение северных территорий в гигантскую резервацию для размещения на ней явных и мнимых преступников, а также неугодных для властей лиц и их семей. Массовое строительство исправительно-трудовых лагерей на Севере началось сразу после Гражданской войны, и оно было связано не с индустриализацией, а началом массовых репрессий. Достаточно назвать Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН). Согласно данным Государственного архива общественно-политических движений Архангельской области, с 1923 по 1928 год число заключенных на Соловках возросло с 2, 5 тыс. до 22 тыс. чел1.

Задача «ликвидации кулачества как класса», провозглашенная Сталиным в декабре 1929 года, одобренная на заседании Политбюро 30 января 1930 года, а затем узаконенная постановлением ЦИК и СНК от 1 февраля 1930 года, положила начало массовому принудительному переселению людей. В справке ГУЛАГа о выселенном в 1930–1931 годах кулачестве указывалось, что за это время было отправлено на спецпоселение 381 026 семей общей численностью 1 803 392 чел.

http://lenta.ru/russia/| 2003/11/07/solovki/ География мест «кулацкой ссылки» огромна: Урал, Западная и Восточная Сибирь, Якутия, Дальневосточный край, Казахстан, Нижегородский край, Башкирия, Средняя Волга, Ленинградская область и др. Большая доля переселенцев – «кулаков» пришлась на Северный край – семья, в общей сложности насчитывающая более 150 тыс. чел. (табл. 2)1.

Сосланные крестьянек до 1934 года назывались спецпереселенцами, в 1934 –1944 годы – трудпоселенцами, с 1944 года – спецпоселенцами. Численность их в стране сохранялась примерно на уровне 1–1,3 млн. чел., несмотря на то, что в 1932 – 1940 годы смертность переселенцев составила 389 521 чел. 2.

На 1 апреля 1941 года численность трудпоселенцев на Европейском Севере составила: в Архангельской области – 36 181 чел., Коми АССР – 17 492 чел., Вологодской области – чел., Мурманской области – 15 336 чел., Карело-Финской ССР – 9977 чел. В 1940 году появился новый контингент спецпереселенцев – «польские осадники и беженцы». Осадники – это переселенцы из Польши, в основном бывшие военнослужащие польской армии, объявленные «злейшими врагами трудового народа». Осадники и беженцы из оккупированной гитлеровцами Польши вместе с семьями были депортированы в Сибирь, Казахстан, Поволжье, Урал, на Север СССР. Из 559 чел. в Архангельскую область было депортировано 50 944 чел.; в Коми АССР – 18 772 чел.; в Вологодскую область – 13 357 чел. Во время Великой отечественной войны депортация распространилась на целые народы: из Поволжья, с Краснодарского и Ставропольского краев, Тульской, Саратовской, области, Украинской ССР и других мест – 949 829немцев; с Северного Кавказа – 282 чеченца, 134 178 ингушей, 68 327 карачаевцев, 37 406 балкарцев и 6556 др. национальностей;

228 392 чел. из Крыма, в том числе 183 155 крымских татар; 94 955 чел. из Грузии; 91 919 калмыков. О жестокости проведенной акции свидетельствует Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948 года «Об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдаленные районы Советского Союза в период Отечественной войны». Согласно этому Указу, выселенные во время войны на спецпоселение остаются в этом статусе навечно. За побег с места поселения полагалось наказание – 20 лет каторжных работ.

По состоянию на 1 января 1949 года в СССР насчитывалось 2 300 223 спецпоселенца. Из этого числа в Коми АССР находилось 31 315 чел. (немцы –11 042чел., «власовцы» – 8219 чел., бывшие кулаки – 7102 чел., «оуновцы» – 4088 чел., жители Литвы – 864 чел.); в Архангельской области – 16 869 чел. (немцы – 11 375 чел., «оуновцы» – 4506 чел., «власовцы» – 988 чел.); в Вологодской области – 10 363 чел. ( немцы – 9520 чел., «оуновцы» – 843 чел.); в Карело-Финской ССР – 7564 чел. («власовцы» – 5925 чел., осужденные по Указу от 2 июня 1948 г. – 1639 чел.); в Мурманской области – 3887 чел. (бывшие кулаки – 2094 чел., «власовцы» – 1793 чел.). В состав спецпереселенцев входили дети (до 16 лет), которых в марте 1949 года насчитывалось 786 351 чел.

Земсков В.Н. Спецпоселенцы (по документации НКВД-МВД СССР) // Социологические исследования. – 1990.

– № 11.

Дубровина И.А. Котласская пересылка в начале 30-х годов ХХ века // Проблемы истории репрессивной политики на Европейском Севере России (1917–1956 гг.): Тез. докладов Всероссийской научной конференции. – Сыктывкар, 1993.

Кроме государственного силового переселения людей специфическим миграционным фактором, определившим социальный облик северного региона, стала массовая «гулагизация» территории (табл. 3)1.

Заметим, что во время переписи 1937 года возникла сложность в подсчете лиц, находившихся на трудпоселении. Дело в том, что в соответствии с Конституцией СССР от 5 декабря 1936 года трудпоселенцы были объявлены полноправными гражданами, и значительная часть их учитывалась как обычные свободные люди. Но позже режим в отношении трудпоселенцев ужесточился, и они учитывались как спецконтингент НКВД. В Архангельской области суммарная численность осужденных, содержавшихся в лагерях, колебалась от 93 351 человека на 1 января 1939 года до более чем 130 тыс. чел.2 Переселенцы и заключенные составляли до четверти всего населения.

В первой половине XX века духовное своеобразие северо-западного городского социума во многом определяли политические ссыльные 1930-х годов. Репрессированная интеллигенция сыграла огромную просветительскую роль в жизни северной провинции. Создание ГУЛАГа отразилось на стабилизации демографической ситуации, интенсивности промышленного освоения региона. Именно в те годы была создана техническая база Архангельска: строительство Архангельского целлюлозно-бумажного комбината (АрхЛаг), судостроительного завода (завод № 402)3.

Таким образом, спецпереселенцы и лагерный контингент в 1930–1940-е годы стали составлять опасную для социализации населения «критическую массу», которая взрывала складывавшуюся веками систему социальных связей, отношений, социальных структур и институтов в регионе.

Переселение людей в огромных масштабах явилось бесконтрольным разбазариванием рабочей силы, ее уничтожением. Ведь значительная доля работников не сразу включалась в производительный труд. Большинство использовалось не по специальности. Условий для воспроизводства рабочей силы просто не существовало.

Исследования историков свидетельствуют: «Из всех регионов страны через Вятку… прибывают по железной дороге в Котлас первые массовые этапы. Гужевые этапы шли из центральных и южных районов через Вологду. С прибытием ссыльных начинается строительство бараков… Примитивные сооружения 1930 г. впоследствии получили название «макариховских». Они были без пола, потолка, кровля из еловых веток. Типичная судьба раскулаченной семьи: прибытие в товарных вагонах в Котлас; ожидание этапа в лагере Макариха; этапирование на баржах вниз по Двине или вверх по Вычегде; высадка в необжитых местах; работа по строительству спецпоселков, дорог, на лесозаготовках и лесосплаве; смерть детей, стариков, больных; побег из спецпоселка»4.

Земсков В.Н. Об учете спецконтингента НКВД во Всесоюзных переписях населения 1937 и 1939 гг. // Социологические исследования. – 1991. – № 2 – С. 75.

Упадышев Н.В. История исправительно-трудовых лагерей в Архангельской области. 1937–1953: Автореф. дис.

… канд. ист. наук. – Архангельск, 2002. – С. 19.

Гаппасова Ю.С. Репрессированная интеллигенция в социокультурном пространстве Северного региона в 30-е годы XX века // Социокультурное пространство: традиции и инновации, глобальное и региональное измерение: Материалы X Соловецкого форума / Отв. ред. Ю.Ф. Лукин. – Архангельск; Соловецкие острова, 2001. – С. 345.

Дубровина И.А. Котласская пересылка в начале 30-х годов ХХ века // Проблемы истории репрессивной политики на Европейском Севере России (1917–1956 гг.): Тез. докладов Всероссийской научной конференции. – Сыктывкар,1993.

Исследователи подчеркивают, что «судьба высланных и фактически брошенных на произвол судьбы людей ужасна. В бараках, даже по официальным данным, на человека приходилось 0,1 кв.

м (площадь меньше гробовой). При почти полном отсутствии питания наблюдалась колоссальная смертность, особенно среди детей. Так, в Архангельске только за март и 10 дней апреля из 8000 детей заболело 6007 человек, умерло 587. В Северо-Двинском округе на 12 апреля умерло 784 человека, из них детей – 634. В Вологодском округе только за 12–13 апреля умерло 164 человека»1. Социальные связи – родственные, этнические, территориальные, экономические – были разрушены.

Фактор предельной экстремальности условий жизни предопределял доминирование биологических инстинктов в отношениях между переселенцами и местным населением. Переселенец, как свидетельствуют исследования, воспринимался местным, и без того скудно обеспеченным населением как «лишний рот». Обострялась социальная конкуренция, которая ухудшала общественную атмосферу.

Местное население в Северных регионах страны испытывало негативное социальнопсихологическое воздействие ГУЛАГа. Через обслуживающий персонал, расконвоированных, освобожденных и оставшихся на поселении узников передавался местному населению зловещий призрак издевательств, унижения и смерти. Согласно официальным документам, штат военизированной охраны исчислялся из расчета 7% от численности лагерного населения. Охранники, члены их семей не могли не знать, что, например, в Беломорско-Балтийском лагере содержалось на 1 января 1939 года 86 567 заключенных. (Из них 29 706 чел. числились контрреволюционерами. В это число входили осужденные за шпионаж – 10 017, за террор – 1855, за диверсионную деятельность – 440, за измену Родины – 26 и др.2 Местное население не могло не знать и об условиях содержания осужденных.

Смертность например, в самом страшном 1942 году в Каргопольском ИТЛ достигла 20,08%, в Ягринском – 36,03%, в Северо-Двинском – 16,87%, в Кулойском (с февраля 1942 г. Березниковском) – 48,68%, в Онежском – 54,17%. В лагерях до войны существовало 24 нормы «котла», в т.ч.

«штрафной», «этапный», «детский», «больничный», «цинговый» и т.д. Однако на содержание одного заключенного тратилось 7 руб. 75,3 коп., включая расходы на содержание администрации лагеря и охраны. Во время войны ситуация обострилась до крайности, что и повлекло за собой небывалый мор узников.

Не менее страшными для узника были лагерные нравы и межгрупповые отношения. Исследователи этой проблемы на материалах, касающихся содержания военнопленных, показывают, что плен является серьезным испытанием для психики человека3. К сожалению работ, посвященных анализу социально-психологических отношений, в системе которых жили узники ГУЛАГа, пониманию закономерностей формирования и мотивации поведения, отношений с охраной и особенно с местным населением, крайне мало. Отметим, что, наряду с известными формами физического воздействия на узника, в лагерях отрабатывались модели психического давления: раздавались «красные и рогожные знамена», организовывалась «острая реакция основных масс лагерников на попытки враждебных элементов снизить темпы и дискредитировать строительство, общественная ярость против шептунов, лодырей и нытиков». При этом руководство ориентировалось на «трудовые коллективы» – «опору в деле проведения различных мероприятий по укреплению производственной и лагерной дисциплины». Надо ли удивляться, что эти методы были широко освоены в практике управления кадрами? В последующие годы на «великих стройках социализма», они вошли в повсеместную практику.

Перенасыщенность северных территорий спецпереселенцами, узниками лагерей негативно сказалась на социализации нескольких поколений. Еще живы свидетели, которые вспоминают о Воробей А.П..Раскулаченные и спецпереселенцы в Северном крае в 1930–1931 гг. // Проблемы истории репрессивной политики на Европейском Севере России ( 1917–1956 гг.): Тезисы.докладов Всероссийской научной конференции. – Сыктывкар: Сыктывкарский ун-т, 1993. – С. 11.

Гулаг в Карелии: Сборник документов и материалов. – Петрозаводск, 1992. – С. 161, 185.

Хорошкевич А.Л. «Беломорско-Балтийский канал им. тов. Сталина». Незавершенная монография по истории канала и русского Севера (1932–1935/6 гг.) // Европейский Север: история и современность; Тезисы докладов всероссийской науч. конференции / Отв. ред. А.И. Афанасьева. – Петрозаводск, 1990. С. 51.

своих странных детских играх в охранников и заключенных, где были конвои с собаками, лагерные тревоги, баржи с переселенцами.

Многие из заключенных после освобождения осели в местах дислокации лагерных подразделений, что повысило их удельный вес среди местного населения. Социокультурные и демографические процессы стали протекать под воздействием лагерной субкультуры, социальнопсихологических факторов межгрупповых отношений девиантной среды. Как отмечают исследователи, лагерный жаргон, привычки и традиции неуклонно проникают в культуру и образ жизни северян. Передаваясь из поколения в поколение, они разъедают и вытесняют вековые устои поморского уклада жизни. Особенно подверженной традициям уголовно-преступного мира оказалась молодежь. В значительной степени наследием лагерной системы объясняется существование многих пороков нынешней действительности, таких как рабская психология, неумение, а порой и нежелание хорошо работать, пьянство, сквернословие, неуважение человеческого достоинства, высокий уровень преступности.

Вторая государственная акция, разрушительная по своим последствиям для развития социальной общности региона, – сверхинтенсивное освоение природных ресурсов, не адекватное адаптационным возможностям природы, человека и социума. Этот процесс включает периоды восстановления народного хозяйства, коллективизации и индустриализации (1921–1941 гг.), послевоенного восстановления хозяйства (1945–1949 гг.) и продолжения индустриализации (1950–1985 гг.

Освоение природных ресурсов Европейского Севера в советское время было значительно более интенсивным, чем в начале ХХ века, и оно сопровождалось опасными для общности и последующих поколений издержками.

Накануне Первой мировой войны на территории Архангельской и Вологодской губерний насчитывалось всего 134 промышленных предприятия, на которых было занято 22 тыс. рабочих.

Подавляющее большинство (80%) было сосредоточено в лесной и деревообрабатывающей промышленности. Стремительный рост численности рабочих произошел в конце 20-х годов. В 1928/ г. на заготовках и вывозке леса в Северном крае работало 193,5 тыс. чел., в лесной промышленности Карелии – 30 тыс. рабочих. Рассмотрим социальные истоки формирования рабочего класса в этих регионах.

Во-первых, рабочий класс, особенно ведущей лесной промышленности Севера, на первых порах формировался в основном из местных крестьян и «отходников». В середине 20-х годов из 68,5 тыс. крестьянских хозяйств Архангельской области лесозаготовками занимались 12 тысяч. По другим данным, накануне первой пятилетки на лесозаготовках Архангельской губернии ежегодно было занято в среднем 35-40 тыс. крестьян. В 1930 году на лесозаготовках Северного края (он существовал до 1936 года, в его состав входила территория нынешних Архангельской, Вологодской областей и Республики Коми) использовался труд 100 тыс. сезонников и только 6 тыс. постоянных рабочих. Подобная картина наблюдалась не только в лесной отрасли. Так, в 1928 году в Мурманской губернии насчитывалось всего 102 фабрично- заводских рабочих, тогда как только в торговом порту работало 2 тыс. сезонных грузчиков. Крестьянский уклад жизни не вписывался в условия промышленного производства, что порождало массу проблем. Участие в лесозаготовках, сплаве, рыбной путине, горнорудном промысле было для сезонных рабочих делом временным, нередко принудительным. Часто, например в разгар сплава, сезонные рабочие покидали работу и расходились по деревням. «Местные сплавщики с Ругозерского сплава (Карелия. – Авт.) поголовно все уходят на сенокос. Меры, предпринятые местной властью, не помогают»1. Хотя лесозаготовки и сплав являлись источником пополнения семейного бюджета, сезонные работы мало привлекали местных крестьян. Моральные стимулы не могли компенсировать издержек, связанных с невыносимыми условиями труда и быта работников.

В 1930-е годы на Севере возродилось известное с ХIII века так называемое отходничество – выезд определенных групп трудоспособного населения на сезонные работы в другие районы страны с целью получения достойного заработка. Практика показала, что «отходники», выезжавшие на Киселев А.А. Формирование рабочего класса на Европейском Севере СССР в годы социалистической индустриализации // Вопросы истории Европейского Севера: Межвузовский научный сборник. – Петрозаводск, 1974. – С.

55.

сезонные работы на Север, организовывались в бригады по профессиональному или родственному принципу. Они показывали в 1,5-2 раза выше производительность труда, чем местные рабочие и получали соответственно большую зарплату1. Последнее обстоятельство вызывало неоднозначную реакцию у местного населения. Определения «рвачи», «хапуги» и т.п. прочно вошли в язык общения между местным и приезжим населением. И, основания для того были: «отходники» порой стремились подыскать выгодные объекты, вступать в неформальные отношения с должностными лицами хозяйственных организаций, незаконно нанимать на работу местных механизаторов и т.д.

Такие действия вступали в противоречие с действовавшими тогда социальными нормами.

Во-вторых, Европейский Север с 1930-х годов стал местом массового наплыва рабочих, прибывавших по «организованному набору». В то время на Севере при преобладавшей доле ручного труда масштабы освоения природных богатств потребность в рабочих была столь велика, что она не могла быть обеспечена местными крестьянами и «отходниками». Более того, индустриальное производство требовало определенной квалификации рабочих, достаточного опыта, дисциплины труда, что не всегда обеспечивали сезонно работавшие крестьяне. Лозунгом дня стала задача формирования постоянных кадров. Постановление ЦК ВКП(б) (по докладу Северного краевого комитета партии от 25 декабря 1929 г.) обязывало хозяйственные организации в целях доведения механизации лесозаготовок в 1930/31 годах до 40-50% создать во всех леспромхозах постоянные кадры лесных рабочих. Это постановление не было выполнено, хотя в пределах Северного края у всех лесозаготовляющих организаций было 12 145 человек постоянного кадра, но качественный уровень и социальный подбор этого кадра во многих случаях не соответствовали своему назначению, многие рабочие по окончании зимнего сезона заготовок покинули работу, и леспромхозы остались на летнее время со значительно уменьшенным количеством постоянных рабочих. На 1931/32 год «постоянный кадр» был определен в 37 тыс. чел. которые распределялись следующим образом: Севлес – 21 000; Комилес – 6000; ВОЛТ (НКПС) – 8000; Мосгортоп – 1000; Нижлес – 600; Волголес – 100; Архдровотдел – 200. При плане заготовок леса 25 млн. кубометров по рубке и 26,5 млн. кубометров по возке общая потребность в рабочей силе была определена в 216 000 чел.

(на все виды работ) и 89 000 лошадей. Величина «постоянного кадра» составляла 17% от общей численности рабочих2.

Задача формирования постоянных кадров в лесной отрасли на Европейском Севере не была решена до конца 1930-х гг. При задании довести численность постоянных рабочих до 30 000 человек в 1939 году имелось в наличии всего 20 000 человек. Вместе с тем через предприятия проходило огромное количество людей, завербованных в различных трудоизбыточных районах страны.

Оставались же на Севере немногие. На предприятиях была чрезмерно высокая текучесть кадров, что отнюдь не способствовало формированию социальных связей. Психология временщика отражалась на отношениях между рабочими, между рабочими и представителями хозяйственных организаций, власти, между местным населением и прибывшими по организованному набору.

Причинами того, что рабочие не «закреплялись» на Севере, были неудовлетворительные условия труда, быта, досуга. План по строительству жилья как правило не выполнялся. В бараках семейные рабочие жили стесненно, часто вместе с одиночками. Например, в Важском лесопункте треста Онегалес сообщалось: «…большинство рабочих постоянного кадра проживает в настолько маленьких комнатушках, что в них можно поставить лишь одну кровать, члены семей спят на полу. В Тарзинском мехлеспункте заняты под жилье все сушилки, прибывающие рабочие по нескольку дней не имеют жилья. На участке №3 рабочие в числе 80 человек вынуждены были спать в течение октября месяца на голых топчанах, так как не оказалось соломы для набивки матрацев»3.

Задержка зарплаты, крайне низкий уровень медицинской помощи, скудное питание – все это подробно зафиксировано в архивных документах.

Кремляков В.А., Кремлякова Л.В. Отходничество // Население и трудовые ресурсы: Справочник / Сост. А.Г.

Новицкий. – М.: Мысль, 1990. – С. 172.

Макаренко А.И. За постоянные кадры лесных рабочих. – Архангельск: Северное краевое изд-во, 1932. – С. 13.

Кабко Г. О недостатках организационной и партийно-массовой работы на лесозаготовках // Большевистская мысль. – 1939. – № 21–22. – С. 48–50.

Система «организованного набора» рабочих не обеспечивала вербовку квалифицированных, опытных кадров, способных в условиях Севера повысить уровень механизации и обеспечить высокую производительность труда. В 1929 году Карелии был выдан наряд на вербовку 5650 сплавщиков из других областей. Десятки вербовщиков не смогли решить проблему кадров. Например, вербовщик Желлеса завербовал в Велико-Лукском округе партию рабочих в 50 человек, а из них доехали до места только 18. Привозная рабочая сила не оправдывала расходов.

Известно, что предприятие представляет собой социальную организацию, являющуюся микросредой и институтом социализации индивида. Она осуществляет важные социальные функции. Если эта социальная организация имеет в своем основании чуждых друг другу работников, случайные связи, то ожидать нормального функционирования ее не приходится. Об эффективности предприятий Европейского Севера как социальных организациях можно судить по составу рабочих. Типичное предприятие – Усть–Ваенгский механизированный леспромхоз – в 1937 году насчитывал 426 кадровых рабочих: 115 были из местных, 103 – из завербованных в Куйбышевской области и 208 – из трудпоселенцев. Всего в начале 1938 года в леспромхозах Архангельской области было 23 тыс. постоянных рабочих, столько же планировали завербовать за пределами области. Из 12 734 архангельских сплавщиков в июле 1939 года только 2774 работали постоянно, на сплав были привлечены 6397 сезонников и 3563 заключенных1.

В-третьих, Европейский Север впитал в себя и многочисленные так называемые «общественные призывы». Их представители качественно отличались от рабочих, прибывавших на Север по вербовке: комсомольским возрастом, большей дисциплинированностью, уровнем образования, наличием квалификации, мотивацией труда, романтизмом. Их отличала и большая общность цели – комсомольские призывы осуществлялись для решения конкретных задач государственной важности, что повышало социальный статус работника. С помощью общественных призывов, родившихся еще в 1930-е годы, на Европейском Севере были построены десятки объектов, известных на всю страну. Приезд молодежи на Север придал импульс развитию демографической структуры, положительному изменению образовательного пространства, росту уровня квалификации рабочих.

В-четвертых, на кадровой ситуации сказалась такая форма организованного переселения как направление на работу специалистов по окончании обучения в высших учебных заведениях. Без выпускников Ленинградских, Московских и других ведущих вузов страны, а также без опытных профессионалов невозможно было бы создать ведущие предприятия Европейского Севера, такие как РГЦАС (Российский государственный центр атомного судостроения), Архангельский и Мурманский морские порты, целлюлозно-бумажные комбинаты, железные дороги, организовать добычу угля, нефти, газа, полиметаллов, освоить Северный морской путь, создать современную социально-бытовую инфраструктуру. В социальном отношении специалисты сыграли важную роль в развитии трудовых коллективов.

В-пятых, на социальную ситуацию в регионе повлияли многочисленные военные гарнизоны. Они не были изолированны от местного населения. Жены военнослужащих принимали активное участие в развитии образовательной сферы, торговли, здравоохранения, быта, культуры. Дети военнослужащих учились вместе с местными ребятами. Контакты местного населения с военнослужащими и их семьями благотворно влияли на развитие региональной среды.

Таким образом, в регионе Европейского Севера в течение жизни трех поколений сливались три условных мощных миграционных потока. Первый – спецпоселенцы, заключенные. Второй – «отходники», местные сезонные рабочие, завербованные. Третий – молодежь общественных призывов, выпускники вузов, направленные на работу руководители и специалисты, военнослужащие и их семьи. Первый поток мигрантов отличался крайне низким уровнем грамотности. В марте года среди взрослых спецпоселенцев было 0,6% с высшим образованием, 4,3% – со средним, 71,0% – сначальным и 24,1% неграмотных. Низкой была и профессиональная подготовка. Предельно высоким оставался уровень социальной депривации. Спецпоселенцы и заключенные по понятным причинам не могли проявлять толерантность по отношению к власти, подчас настороженно отноКиселев А.А. Из истории формирования рабочих Европейского Севера СССР в годы индустриализации (1926– 1941 гг.) // Рабочие Северо-Запада РСФСР в период строительства социализма: Сб. научных трудов. – Ленинград,1979.

Петрозаводск,1990. С. 12-13.

сились они и к местному населению. Второй поток мигрантов, более пестрый по своему составу, сильнее чем первый, был заинтересован в заработке. Он отличался относительной толерантностью к власти. «Отходники» при этом имели достаточно высокий уровень сплоченности и профессиональной подготовки. Третий поток мигрантов отличался относительно более высоким уровнем квалификации, профессиональной подготовки, образования, лояльностью к власти и местному населению.

Все три миграционных потока, сливаясь, образовывали специфическую, противоречивую смесь культур – этнической, привнесенной спецпереселенцами; лагерной субкультуры, пришедшей с заключенными и бывшими военнопленными; рурализированной культуры сельских жителей; урбанистической культуры горожан, профессиональной культуры специалистов и военнослужащих. Эта смесь культур предопределяла специфику формирования и функционирования социальных связей, социальных отношений, социальных общностей, социальных организаций.

2.1. Социальные институты: сущность и особенности Давно замечено, что расщепление атомного ядра – детская забава по сравнению с постижением тайны общественной жизни. Если бы нам удалось понять и обратить на пользу человеческому сообществу энергию взаимодействия людей, то полученный синергетический эффект в разы увеличил бы качество жизни, навсегда уничтожив нищету, войны, социальные конфликты, множество болезней. Известная экономистам кривая производительных возможностей при выборе альтернативных целей – масла или пушек – изменилась бы в пользу продукта питания.

Социологическая мысль в течение веков выстраивала модель общества, в которой фиксировались элементы, связи, отношения, определяющие вектор общественного развития. И хотя единства в понимании социума нет, человеческая мысль выделила формы жизнедеятельности людей, позволяющие приблизиться к адекватному отражению социального бытия. К таким формам относят социальные институты.

Термин «институт» вначале использовался в юриспруденции для обозначения совокупности норм, регулирующих правовые отношения. Институциями в Древнем Риме называли пособия для юристов, дающие обзор действующих законов частного права. Основоположники социологии О.

Конт и Г. Спенсер выделяли особые формы социальной организации, которые позже были названы социальными институтами. К числу таких форм О. Конт относил семью, кооперацию, церковь, государство. Институциональный анализ общества наибольшее распространение получил в англоамериканской социологии.

Одним из первых понятие социального института дал американский социолог Торстейн Веблен. В «Теории праздного класса» (1899)он утверждает, что эволюция общества – это процесс естественного отбора социальных институтов, реакция на стимулы, которые создаются внешними изменениями. Под социальными институтами авторы понимали «формы организованных человеческих отношений с целью установления общей воли» (Л. Баллард); «набор правил и норм, определяющих поведение личности» (Д. Хоманс); «системы идей, обычаев, ассоциаций и инструментов, регулирующих деятельность людей» (К. Панунзио); «групповые цели» (Дж. Фейблеман).

Польский социолог Я. Щепаньский в работе «Элементарные понятия социологии» предложил четыре толкования термина «социальный институт»:

определенная группа лиц, осуществляющих совместно деятельность;

определенная организация людей, которая выполняет комплекс функций от имени всей группы;

учреждения и средства деятельности, которые регулируют поведение членов группы;

некоторые социальные роли, особенно важные для группы.

При этом автор предложил собственное определение социальных институтов, как «системы учреждений в которых определенные люди, избранные членами групп, получают полномочия для выполнения определенных и безличных функций ради удовлетворения индивидуальных и общественных потребностей и ради регулирования поведения других членов групп»1.

Жизнеспособность каждого социального института прежде всего определяется структурой личности. Разнообразие ее потребностей может быть удовлетворено только при участии человека в разных социальных институтах. Кроме того, на устойчивость социального института влияет рациональное разделение труда, оптимальная его организация. Каждый из социальных институтов имеет свою цель (функцию). Условиями достижения цели любого из социальных институтов как минимум являются(по Я.Щепаньскому:

четкое определение цели и круга выполняемых действий;

Щепаньский Я. Элементарные понятия социологии. – М., 1969. – С. 97–99.

рациональная организация деятельности;

поддержание престижа и сохранение доверия;

бесконфликтное включение в глобальную систему институтов.

В современной отечественной социологии под социальным институтом понимается совокупность норм, предписаний и требований, связанных с определенной организационной структурой, посредством которых общество контролирует и регулирует деятельность людей в наиболее важных сферах общественной жизни. Общество можно рассматривать как множество социальных институтов – социальных подсистем, организованных для удовлетворения потребностей людей.

Выделяют пять фундаментальных, важных для всех людей потребностей: потребность в воспроизводстве человеческого рода, потребность в безопасности и социальном порядке, потребности материального существования, потребности в передаче знаний и жизненного опыта и духовные потребности. Последним соответствуют пять основных социальных институтов общества – институт семьи и брака, политические институты, экономические институты, институты образования, институт религии. Становление социальных институтов носит исторический характер, и закрепление сложившейся практики или области социальных отношений в виде закона или социальных норм носит название «институционализация». В рамках выделенных социальных институтов развиваются такие социальные институты как собственность, государство, политические партии, церковь, трудовые организации, учреждения образования и воспитания, наука, средства массовой информации и др.

В отечественной традиции исследования социальных институтов наблюдаются две тенденции. Первая – игнорирование институционального анализа как порождения буржуазной социологии. Вторая – предельно расширенное толкование социальных институтов.

Нет необходимости доказывать, что обе тенденции в изучении рассматриваемых форм общественной жизни либо упрощают, либо размывают и усложняют понимание предмета. При всем многообразии подходов к пониманию сущности социального института вырисовывается ядро данного феномена, в котором различают: во-первых, устойчивые социальные общности, складывающиеся в процессе взаимодействия людей; во-вторых, элементы организационной структуры, обеспечивающие стабильность социальной системы; в-третьих, регуляторы отношений и взаимодействий людей, позволяющие относительно лучше удовлетворять их личные и общественные потребности.



Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 6 |
Похожие работы:

«Министерство образования и науки Республики Казахстан Институт зоологии П.А. Есенбекова ПОЛУЖЕСТКОКРЫЛЫЕ (HETEROPTERA) КАЗАХСТАНА Алматы – 2013 УДК 592/595/07/ ББК 28.6Я7 Е 79 Е 79 Есенбекова Перизат Абдыкаировна Полужесткокрылые (Heteroptera) Казахстана. Есенбекова П.А. – Алматы: Нур-Принт, 2013. – 349 с. ISBN 978-601-80265-5-3 Монография посвящена описанию таксономического состава, распространения, экологических и биологических особенностей полужесткокрылых Казахстана. Является справочным...»

«А. Новиков ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ Публицистическая полемическая монография МОСКВА 2008 УДК 7456 ББК 7400 Н 73 Новиков А.М. Н 73 Постиндустриальное образование. – М.: Издательство Эгвес, 2008. – 136 с. ISBN 5-85449-105-2 Человечество резко перешло в совершенно новую эпоху своего существования – постиндустриальную эпоху. Что вызвало и вызывает коренные преобразования в политике, экономике, культуре, в труде, в личной жизни каждого человека. В связи с этим перед системой образования во...»

«Межрегиональные исследования в общественных науках Министерство образования и науки Российской Федерации ИНО-центр (Информация. Наука. Образование) Институт имени Кеннана Центра Вудро Вильсона (США) Корпорация Карнеги в Нью-Йорке (США) Фонд Джона Д. и Кэтрин Т. Мак-Артуров (США) Данное издание осуществлено в рамках программы Межрегиональные исследования в общественных науках, реализуемой совместно Министерством образования и науки РФ, ИНО-центром (Информация. Наука. Образование) и Институтом...»

«АКАДЕМИЯ НАУК СССР КОМИССИЯ ПО РАЗРАБОТКЕ НАУЧНОГО НАСЛЕДИЯ АКАДЕМИКА В. И. ВЕРНАДСКОГО ИНСТИТУТ ИСТОРИИ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ И ТЕХНИКИ АРХИВ АН СССР ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ ВЕРНАДСКИЙ В.И. ВЕРНАДСКИЙ Труды по всеобщей истории науки 2-е издание МОСКВА НАУКА 1988 Труды по всеобщ ей истории науки/В. И. В ернадский.- 2-е и з д.- М: Наука, 1988. 336 С. ISBN 5 - 0 2 - 0 0 3 3 2 4 - 3 В книге публикуются исследования В. И. Вернадского по всеобщей истории науки, в частности его труд Очерки по истории...»

«Муромский институт (филиал) Владимирского государственного университета Указатель литературы, поступившей в библиотеку Муромского института в 2009 году Библиотека МИ Муром 2010 г. УДК 019.911 У 42 Указатель литературы, поступившей в библиотеку Муромского института в 2009 г. – Муром: Библиотека МИ ВлГУ, 2010. – 74 с. Составители: Библиотека МИ ВлГУ © Муромский институт (филиал) Владимирского государственного университета, 2010 4 СОДЕРЖАНИЕ ОБРАЗОВАНИЕ. СОЦИАЛЬНАЯ РАБОТА ИСТОРИЯ. КУЛЬТУРОЛОГИЯ....»

«ПРАЙС-ЛИСТ 2011 • УЧЕБНИКИ И УЧЕБНЫЕ ПОСОБИЯ • УЧЕБНЫЕ ИЛЛЮСТРИРОВАННЫЕ ПОСОБИЯ (АЛЬБОМЫ) • ЭЛЕКТРОННЫЕ АНАЛОГИ ПЕЧАТНЫХ ИЗДАНИЙ • КОМПЬЮТЕРНЫЕ ОБУЧАЮЩИЕ ПРОГРАММЫ • ВИДЕОФИЛЬМЫ • СЛАЙДФИЛЬМЫ • ПЛАКАТЫ • ХУДОЖЕСТВЕННАЯ И НАУЧНО-ПОПУЛЯРНАЯ ЛИТЕРАТУРА • УЧЕТНАЯ ДОКУМЕНТАЦИЯ • НОРМАТИВНАЯ, УЧЕБНО-ПРОГРАММНАЯ И МЕТОДИЧЕСКАЯ ДОКУМЕНТАЦИЯ • МЕТОДИЧЕСКИЕ ПОСОБИЯ, РЕКОМЕНДАЦИИ, УКАЗАНИЯ • ПРИМЕРНЫЕ УЧЕБНЫЕ ПЛАНЫ И ПРОГРАММЫ Москва ФГОУ УМЦ...»

«МИНИСТЕРСТВО КУЛЬТУРЫ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ Государственное образовательное учреждение Санкт-Петербургский государственный университет кино и телевидения Е.И. Нестерова МЕТОДОЛОГИЯ ЭКСПЕРТНОЙ КВАЛИМЕТРИИ И СЕРТИФИКАЦИИ СИСТЕМ КАЧЕСТВА В КИНЕМАТОГРАФИИ С.-Петербург 2004 г. 2 УДК 778.5 Нестерова Е.И. Методология экспертной квалиметрии и сертификации систем качества в кинематографии.- СПб.: изд-во Политехника,2004.с., ил. Монография посвящена формированию системного подхода к решению проблем...»

«Министерство образования и науки Российской Федерации Федеральное агентство по образованию РФ Владивостокский государственный университет экономики и сервиса _ ОБЕСПЕЧЕНИЕ КОНКУРЕНТОСПОСОБНОСТИ РЫБОХОЗЯЙСТВЕННЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ (методологический аспект) Монография Владивосток Издательство ВГУЭС 2009 ББК 65.35 О 13 ОБЕСПЕЧЕНИЕ КОНКУРЕНТОСПОСОБНОСТИ РЫБОХОО 13 ХОЗЯЙСТВЕННЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ (методологический аспект) / авт.-сост. А.П. Латкин, О.Ю. Ворожбит, Т.В. Терентьева, Л.Ф. Алексеева, М.Е. Василенко,...»

«В.М. Фокин ТЕПЛОГЕНЕРАТОРЫ КОТЕЛЬНЫХ МОСКВА ИЗДАТЕЛЬСТВО МАШИНОСТРОЕНИЕ-1 2005 В.М. Фокин ТЕПЛОГЕНЕРАТОРЫ КОТЕЛЬНЫХ МОСКВА ИЗДАТЕЛЬСТВО МАШИНОСТРОЕНИЕ-1 2005 УДК 621.182 ББК 31.361 Ф75 Рецензент Доктор технических наук, профессор Волгоградского государственного технического университета В.И. Игонин Фокин В.М. Ф75 Теплогенераторы котельных. М.: Издательство Машиностроение-1, 2005. 160 с. Рассмотрены вопросы устройства и работы паровых и водогрейных теплогенераторов. Приведен обзор топочных и...»

«Российская академия наук Кольский научный центр Мурманский морской биологический институт Н. М. Адров ДЕРЮГИНСКИЕ РУБЕЖИ МОРСКОЙ БИОЛОГИИ к 135-летию со дня рождения К. М. Дерюгина Мурманск 2013 1 УДК 92+551.463 А 32 Адров Н.М. Дерюгинские рубежи морской биологии (к 135-летию со дня рождения К. М. Дерюгина) / Н.М. Адров; Муман. мор. биол. ин-т КНЦ РАН. – Мурманск: ММБИ КНЦ РАН, 2013. – 164 с. (в пер.) Монография посвящена научной, организаторской и педагогической деятельности классика морской...»

«Министерство образования и науки Российской Федерации Амурский государственный университет Биробиджанский филиал РЕГИОНАЛЬНЫЕ ПРОЦЕССЫ СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ Монография Ответственный редактор кандидат географических наук В. В. Сухомлинова Биробиджан 2012 УДК 31, 33, 502, 91, 908 ББК 60 : 26.8 : 28 Рецензенты: доктор экономических наук, профессор Е.Н. Чижова доктор социологических наук, профессор Н.С. Данакин доктор физико-математических наук, профессор Е.А. Ванина Региональные процессы современной...»

«Н. А. ЧИСТЯКОВА ЭЛЛИНИСТИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ ЛИТЕРАТУРА, ТРАДИЦИИ И ФОЛЬКЛОР ЛЕНИНГРАД ИЗДАТЕЛЬСТВО ЛЕНИНГРАДСКОГО УНИВЕРСИТЕТА 1988 ББК 83.3(0)3 468 Р е ц е н з е н т ы : засл. деятель науки Молд. ССР, д-р филол. наук, проф. Н. С. Гринбаум, канд. филол. наук, доц. Е. И. Чекалова (Ленингр. ун-т) Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Ленинградского университета Чистякова Н. А. Ч 68 Эллинистическая поэзия: Литература, традиции и фольклор. — Л.: Издательство Ленинградского...»

«1 МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ НОВГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ ЯРОСЛАВА МУДРОГО РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ ЕСТЕСТВЕННЫХ НАУК ЕВРОПЕЙСКАЯ АКАДЕМИЯ ЕСТЕСТВЕННЫХ НАУК ОБЩЕСТВО ГЕРОНТОЛОГОВ КАЗАХСТАНА С. А. САЛЕХОВ ПСИХОЭМОЦИОНАЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИОННО-ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ОЖИРЕНИЯ Монография ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД - АЛМАТЫ УДК 613.25...»

«МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСТИТЕТ ЭКОНОМИКИ, СТАТИСТИКИ И ИНФОРМАТИКИ (МЭСИ) КАФЕДРА УПРАВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ РЕСУРСАМИ КОЛЛЕКТИВНАЯ МОНОГРАФИЯ ИННОВАЦИОННЫЕ ТЕХНОЛОГИИ УПРАВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ РЕСУРСАМИ Москва, 2012 1 УДК 65.014 ББК 65.290-2 И 665 ИННОВАЦИОННЫЕ ТЕХНОЛОГИИ УПРАВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ РЕСУРСАМИ: коллективная монография / Под редакцией к.э.н. А.А. Корсаковой, д.с.н. Е.С. Яхонтовой. – М.: МЭСИ, 2012. – С. 230. В книге...»

«ИНСТИТУТ БЛИЖНЕГО ВОСТОКА Ю.С. Кудряшова ТУРЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКИЙ СОЮЗ: ИСТОРИЯ, ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ Москва 2010 Научное издание Ю.С. Кудряшова ТУРЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКИЙ СОЮЗ: ИСТОРИЯ, ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ М., 2010. 364 стр. Ответственный редактор к.э.н. А.Н. Голиков Монография посвящена европейскому направлению внешней политики Турции; в ней рассмотрен весь комплекс политических, экономических, идеологических, религиозных и культурологических проблем, которые на...»

«ЦИ БАЙ-ШИ Е.В.Завадская Содержание От автора Бабочка Бредбери и цикада Ци Бай-ши Мастер, владеющий сходством и несходством Жизнь художника, рассказанная им самим Истоки и традиции Каллиграфия и печати, техника и материалы Пейзаж Цветы и птицы, травы и насекомые Портрет и жанр Эстетический феномен живописи Ци Бай-ши Заключение Человек — мера всех вещей Иллюстрации в тексте О книге ББК 85.143(3) 3—13 Эта книга—первая, на русском языке, большая монография о великом китайском художнике XX века. Она...»

«Современная генетика MODERN GENETICS Francisco J. Ayala John A. Kiger, Jr. University of California, Davis SECOND EDITION Ф. АЙАЛА, Дж.КАЙГЕР генетика Современная В трех томах Том 1 Перевод с английского канд. физ.-мат. наук А. Д. Базыкина под редакцией д-ра биол. наук Ю. П. Алтухова МОСКВА МИР 1987 ББК 28.04 А37 УДК 575 Айала Ф., Кайгер Дж. Современная генетика: В 3-х т. Т. 1. Пер. с англ.:-М.: А37 Мир, 1987.-295 с, ил. Учебное издание по генетике, написанное известными американскими учеными...»

«Чегодаева Н.Д., Каргин И.Ф., Астрадамов В.И. Влияние полезащитных лесных полос на водно-физические свойства почвы и состав населения жужелиц прилегающих полей Монография Саранск Мордовское книжное издательство 2005 УДК –631.4:595:762.12 ББК – 40.3 Ч - 349 Рецензенты: кафедра агрохимии и почвоведения Аграрного института Мордовского государственного университета им. Н.П. Огарева; доктор географических наук, профессор, зав. кафедрой экологии и природопользования Мордовского государственного...»

«ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ УЧЕБНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЦЕНТР ПО ОБРАЗОВАНИЮ НА ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОМ ТРАНСПОРТЕ ФИЛИАЛ ФЕДЕРАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО БЮДЖЕТНОГО ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ “УЧЕБНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЦЕНТР ПО ОБРАЗОВАНИЮ НА ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОМ ТРАНСПОРТЕ” в г. Новосибирске ПРАЙС-ЛИСТ 2013 • УЧЕБНИКИ И УЧЕБНЫЕ ПОСОБИЯ • УЧЕБНЫЕ ИЛЛЮСТРИРОВАННЫЕ ПОСОБИЯ (АЛЬБОМЫ) • ЭЛЕКТРОННЫЕ АНАЛОГИ ПЕЧАТНЫХ ИЗДАНИЙ • КОМПЬЮТЕРНЫЕ ОБУЧАЮЩИЕ ПРОГРАММЫ • ВИДЕОФИЛЬМЫ СЛАЙД-ФИЛЬМЫ • • ПЛАКАТЫ •...»

«А. А. ХАНИН ПОРОДЫ-КОЛЛЕКТОРЫ НЕФТИ И ГАЗА И ИХ ИЗУЧЕНИЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО Н Е Д Р А Москва 1969 УДК 553.98(01) Породы-коллекторы нефти и г а з а и и х изучение. Х А Н И Н А. А. Издательство Недра, 1969 г., стр. 368. В первой части к н и г и освещены теоретические и методические вопросы, связанные с характеристикой и оценкой пористости, проницаемости и насыщенности пустотного пространства ж и д к о ­ стью и газом. Особое внимание уделено видам воды в поровом пространстве п р о д у к т и в н ы х...»




























 
2014 www.av.disus.ru - «Бесплатная электронная библиотека - Авторефераты, Диссертации, Монографии, Программы»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.