«РОССИЯ И МИР ГЛАЗАМИ ДРУГ ДРУГА: ИЗ ИСТОРИИ ВЗАИМОВОСПРИЯТИЯ В ы пуск вт орой 042(02)1 Ответственный редактор: к.и.н. Голубев А. В. Редколлегия издания: к.и.н. Голубев А.В., д.и.н. Невежин В.А., д.и.н. Нежинский Л.Н., ...»

Русские выражали также готовность сотрудничать с ф ранцуз­ ской администрацией. «Русские незамедлительно ответили своим согласием на просьбу местных властей оказать помощь националь­ ной гвардии в обеспечении общественной безопасности и предос­ тавить для этой цели свои патрули, тогда как англичане дали на подобную просьбу очень общий ответ. Последние, также как и пруссаки, демонстрируют исключительное недоверие, что вызывает шутки русских»25.

Самым ярким примером дружественной политики русских стал следующий эпизод: «Во время проведения военного смотра русской части, стоявшей в Мобеже, контроль над городом был полностью доверен французскому населению, которое высоко оценило этот акт доверия»26.

В изложенных ситуациях, также как и в фактах активного уча­ стия русских офицеров и генералов в сборах материальных пожерт­ вований в пользу неимущих27, французы могли усматривать черты политики Александра I, уделявшего большое внимание установле­ нию позитивных отношений между его подчиненными и населени­ ем Ф ранции28. Однако участие русских военных в празднованиях местных праздников и карнавалов29 являлось более непосредствен­ ным свидетельством дружественного настроя русских (даже если учитывать, что на это, вероятно, все-таки требовалось согласие к о ­ мандования).

Н аконец, самое большое впечатление на французов произвело то, что русское офицерство свободно владело французским языком.

В источниках подчеркивается огромное практическое значение этого явления, намного облегчавшего контакты и реально способ­ ствовавшего их улучшению30.

«Контроль над округом перешел к русским с 1 января 1816 го­ да. К счастью, их командиры свободно изъясняются по-ф ранцузски, и, поэтому, мы смогли понять друг друга»31. Неизвестный ав­ тор другого отчета сообщает о «французском» духе и настрое рус­ ских офицеров, их интересе к Ф ранции32.

Итак, представляется возможным говорить о том, что в период непосредственной встречи французов с русскими военными в 1814гг. в сознании первых происходил процесс проверки обоб­ щающего архетипа, наличием которого и характеризовалось пред­ ставление побежденных о победителях. Этот архетип можно услов­ но назвать архетипом «превосходства-отсталости». Будучи постав­ ленными перед фактом военного поражения, французы оставались убежденными в собственном превосходстве на культурно-бытовом уровне по отношению к противнику.

Анализ особенностей образа русских, складывавшегося в созна­ нии французского народа в 1814-1818 гг., дает практический мате­ риал не только для подтверждения общей идеи о существовании архетипических представлений народов друг о друге и об их важной роли в процессе обновления и конкретизации взаимных представ­ лений. Процессы формирования французского общественного м не­ ния о русских иллюстрируют также и механизмы проверки основ­ ной идеи архетипа.

С одной стороны, о наличии и сути последнего могут свиде­ тельствовать хотя и новые, но все же вполне укладывающиеся в рамки архетипа представления. В данном случае, новые впечатле­ ния французов о распространенности у русских воровства, их обы­ чае устраивать бани и т.д. подтверждали, по мнению побежденных, их мнение о «варварстве» победителей.

С другой стороны, наличие архетипа может быть подтверждено и «от противного» — в случае противоречия реального опыта сте­ реотипному представлению. Этот вариант проиллюстрирован эм о­ циями удивления, вызванными несоответствием случаев дисципли­ нированного поведения солдат, фактов образованности русского офицерства, дружественного настроя русского командования образу В заключение обзора особенностей восприятия русских ф ран­ цузским населением в 1814-1818 гг. необходимо отметить еще один его аспект, который не требует столь же подробного обоснования но который сыграл важную роль в формировании отнош ения ф ран­ цузов к русским.

Во-первых, выше уже упоминалось такое явление как отсутст­ вие прецедентов стычек на националистической почве между французами и русскими. Представляется возможным считать что данный факт свидетельствует о такой важной для взаи м н ого’вос­ приятия особенности, как отсутствие, с одной стороны, вековой национальной вражды между французами и русскими, и с другой стороны, старых военных «счетов», извечных споров по территоритарингии)ОПРОСаМ (ПОДОбНЫМ’ напРимеР> вопросу об Эльзасе и ЛоВо-вторых, при всей своей обременительности период оккупа­ ции должен был рано или поздно закончиться. И лиш ь чрезвычай­ ные события могли вновь привести представителей далекой России на французскую землю.

Подобные аспекты позиции русских особенно были заметны на фоне других участников коалиции победителей. По м нению ф ран­ цузского населения, пруссаки, как и австрийцы, уходя, обязательно должны были предпринять попытку прихватить ту или иную часть французской территории. Кроме того, близость Австрии, Пруссии и Англии заставляла французов опасаться готовности этих соседей воспользоваться в своих интересах малейшей слабостью Ф ранции одобная объективная ситуация (всячески подкрепленная выш е­ упомянутой специальной политикой русского командования) долж­ на была иметь большое значение для морального состояния ф ран­ цузского населения и для формирования его более дружественного отнош ения к русским военным.

Итак, процессы складывания новых впечатлений и проверки уже сложившихся представлений побежденных о победителях про­ исходили в рамках общего архетипического восприятия русских французами как представителей далекой варварской страны. Эта особенность во многом повлияла на настроение французского на­ рода, которое отличалось большей терпимостью, некоторой снис­ ходительностью по отношению к допускавшимся со стороны побе­ дителей злоупотреблениям, как к неизбежным и закономерным проявлениям «варварства».

Кроме того, тот факт, что подобные злоупотребления русскими их положением в оккупированной стране не был вызван нацио­ нальной ненавистью к французам, а имел скорее сию минутный характер, обусловленный послевоенной ситуацией, способствовал формированию более дружественного отнош ения французского населения к русским военным. Важную роль в этом сыграл, конеч­ но, и интерес самих русских к Ф ранции33.

’ Таким образом, можно констатировать наличие нетрадиционных аспектов, характеризовавших отношения победителей и побежден­ ных в период пребывания русского оккупационного корпуса на тер­ ритории французского государства в первые годы Реставрации.

1 Andre R. L'occupation de la France par les Allies en 1815 P., 1924. P. 51.

2 См. статьи H.Наумовой, Ж.Клоза, М.Бланпена, Ж.Ф Буланже в. Les occupations en Champagne-Ardenne: 1814-1944. Reims, 1996; Andre R. Op.

cit Ниииевский О Э Культурно-бытовые аспекты пребы вания русских войск в Париже в 1814 году / / Актуальные проблемы истории русской культуры. М., 1991; и др.

4 Главным образом это были следующие департаменты: А рденны, Верхняя М арна, М арна, Мерт, Мез, М озель, Северный 5 Archives N a tio n a ls de France (далее - A NF). Le rapport du Sous-Prefet.

D epartem ent des Ardennes. Arrondissement Vouziers. Le 3 mars 181/.

6 A NF. Le rapport du commissaire special du Ministiire de la Police Generale.

Le 6 novembre 1818. Dossier 9901. Fond 7.

7 A NF. Le rapport du commissaire special du MinistHre de la Police Uenerale.

Le 10 aost 1818. Dossier 9899. Fond 7.

8 См. в частности, подробное описание неприглядной стороны пребыва­ ния’ русских войск на территории Франции: Clause G. Les Russes dans la M arne en 1814 et de 1815 a 1818 / / Les occupations en ChampagneArdenne: 1814-1944. R eim s,1996. P. 23-50.

9 A NF. Le rapport du Sous-Prefet. Departem ent du N ord. Arrondissement 10 A N F La lettre du commissaire special de police en service extraordinaire.

D epartem ent du Nord. Cambrai. Le 30 mars 181:7, Dossier 9901. Fond 7.

11 A N F Le rapport du commissaire special de police en service extraordinaire.

D epartem ent du Nord. Sedan. Le 30 mai 1817. Dossier 9899. Fond 7.

12 A NF Le rapport du Sous-Prefet. Departem ent du Nord. Arrondissement d'Avesnes. Le 9 mars 1817 (?). Dossier 9899. Fond 7.

13 Dumas Ch. Les Cosaques a Montdidier. Episode de 1invasion de 1814. r., 14 Цит. n o 6 Rosset A.-M. Un sincle d'histoire de France par l'estampe 1770Collection de Vinck. Inventaire analytique. T.V. Restauration et les 15 A N. °LfT rapport du Sous-Prefet. Departem ent du N ord. Arrondissement 16 ANF. Le rapport № 64 du commissaire special du Ministere de la Police Generale. Le 30 mars 1817. Dossier 9901. Fond 7.

17 ANF. Le rapport № 89 du commissaire special de police en service extraordinaire. Departement du Nord. Sedan. Le 30 mai 1817. Dossier 1 ANF. Le rapport № 71 du commissaire special du Ministere de la Police Generale. Le 30 mars 1817. Dossier 9901. Fond 7.

19 ANF. Le rapport du Sous-Prefet. Departement du Nord. Arrondissement Douai. Le 2 mars 1817. Dossier 9899. Fond 7.

20 Радожицкий И. Походные записки артиллериста с 1812 по 1816 год. М., 1835. Ч. III. С. 45. См. подробнее результаты исследования особенностей восприятия Франции русскими в 1814-1818 гг., осуществленного авто­ ром настоящей статьи: Губина М.В. Мемуары русских офицеров (1814гг.): впечатления о Франции или стереотипы о России / / Материа­ лы международной конференции студентов и аспирантов по фундамен­ тальным наукам «Ломоносов». Вып. 3. М., 1999. С. 226-228; Она же.

Русская армия во Франции. 1814-1818 гг. Роль стереотипа в восприятии реальности / / Текст в гуманитарном знании. Материалы межвузовской научной конференции. М., 1997 С. 100-108; Она же. Франция в вос­ приятии русских военных. Эволюция стереотипов / / Россия и мир гла­ зами друг друга: из истории взаимовосприятия. Вып. 1. М., 2000 С 136См., например: Kabakova G. Mangeur de chandelles. L'image du cosaque au XIX siHcle / / Sous la direction de K.Dmitrieva. Transferts culturels triangulaires. France-Allemagne-Russie. P., 1996. P. 207-230.

22 ANF. La lettre du commissaire special de police. Departement des Ardennes.

Mezinres. 16 novembre 1818. Dossier 9899. Fond 7.

23 Cm.: Corbel Ch. А Гиге des nationalismes. L'opinion fran3aise face a I'inconnue russe (1799-1894). P. 1967; Lortholary A. Le mirage russe en France au XVIIIe sincle. P., 1948.

24 ANF. La lettre du Prefet. Sans date (1817-1818?). Departement du Nord.

Dossier 9902. Fond 7.

25 ANF. Extrait d'un rapport. Departement des Ardennes. Mezinres. Le octobre 1817. Dossier 9899. Fond 7.

26 ANF. Le rapport № 70 du commissaire special de police. Le 30 mars 1817.

Dossier 9901. Fond 7.

27 Cm.: ANF. Le rapport du Sous-Prefet. Departement des Ardennes.

Arrondissement de Rhetel. Le 19 mars 1817. Dossier 9899. Fond 7. Много­ численные свидетельства подобных фактов с упоминанием конкретных сумм пожертвований содержатся в других документах. См., например, сообщение о 1000 франков, собранных офицерством одного полка:

ANF. La lettre № 64. Departement du Nord. Arrondissement d'Avesnes.

Landrecy. Le 30 mars 1817. Dossier 9901. Fond 7.

28 Cm.: Andre R. Op. cit. P. 8, 17, 144.

29 Cm.: ANF. Le rapport du Sous-Prefet. Departement du Nord. Arrondissement d’Avesnes. Le 1 mars 1817. Dossier 9899. Fond 7.

30 Cm.: ANF. Extrait d'un rapport. Departement des Ardennes. Mezinres. Sans date. Dossier 9899. Fond 7.

31 ANF. Le rapport du Sous-Prefet. Departement des Ardennes. Arrondissement de Vouziers. Le 3 mars 1817. Dossier 9899. Fond 7.

32 Cm.: ANF. Extrait d'un rapport. Departement des Ardennes. Mezinres. Le octobre 1817 (?). Dossier 9899. Fond 7.

33 См. по этому вопросу публикации автора, указанные в сноске 20.

лагавшеи осуществление «освободительной миссии» Америки Представители англосаксонской школы рассуждали о цивилизатор­ ском долге. Популярные журналы того времени «Independent»

«Outlook», «Century», «H arper’s Weekle», «North American Review»

были полны статей, в которых давалось обоснование империализма с точки зрения выполнения демократических обязательств К он­ гресс и исполнительная власть начали поднимать вопрос о правах человека во внеш ней политике, а внимание общества оказалось сфокусированным на революционных движениях и политических изменениях за рубежом. Подобные настроения находили обоснова­ ние как в экспансионистских установках, так и в идеологии прогрессизма, сочетавшей призывы к реформам внутри республики с осознанием ответственности за распространение принципов свобо­ ды и демократии в других странах5. Можно согласиться с мнением американского историка Н.Сола о том, что на восприятие амери­ канцами российской действительности оказывали влияние два ф ак­ тора: негативное отношение к царизму и бюрократии и вера в тор­ жество «американского пути» в масштабах всего мира В Соединенных Штатах заговорили о революционных переме­ нах, грядущих в России, в связи с тремя событиями второй поло­ вины 1У114 г.: убийством министра внутренних дел В.К.Плеве, в целом охарактеризованным прессой как акт справедливого возмез­ дия, назначением его преемником П.Д.Святополка-М ирского предложившего учредить выборный законодательный орган; состо­ явш имся в Москве съездом земцев, выступавших за введение пред­ ставительной формы правления и провозглаш ение гражданских прав. По другую сторону Атлантики складывалось впечатление что огромная империя готова двинуться по пути конституционализма и сделать шаг в сторону западного парламентарного строя8. С этого времени в Америке начал обсуждаться вопрос о «русской револю­ ции», увлечение которой достигло своего пика в первые месяцы следующего года. Одной из причин прореволю ционной риторики кип* е!ТЦИЯ амеРИканского общества на К иш иневский погром г Никогда прежде проявление антисемитизма в России не вызывало за океаном такого единодушного общественного осужде­ ния. шквал публикаций в периодике с резкой критикой и обвине­ ниями в подстрекательстве в адрес царского правительства10, не­ сколько десятков массовых митингов протеста по всей территории страны (крупнейшие из них прошли в Балтиморе, Н ью -Й орке, Ф и­ ладельфии и Новом О рлеане)11, сбор подписей под петицией про­ теста на имя Николая II, организованный «Независимым орденом

РАЗМЫШЛЕНИЯ АМЕРИКАНЦЕВ

ционных событий в России начала XX в ’ “ еН|8 4 °3аН°в укописный архив / / Роман-газета. XXI век. 1999.

Kvkvmih И. Нервная самодеятельность и поиски свободы / / Независимая гплета. 1999. 23 сентября. С. 4.

Гиппиус 3. Дневники. Т. 2. М., 1999. С. 623.

Калпкозович Б Д.С.Мережковский и А.М.Ремизов в восприятии и худо­ жественном сознании Юзефа Чапского / / Przeglad Rusycystyczny.

R o c z n ik XXVI1 (1994). Szeszyt 1-2 (65-66). Warszawa, 1994. S. 32.

Гиппиус 3. Опыт свободы. М., 1996. С. 43.

Шпнов В. Из области современных настроений. I. Апокалиптики и об­ щественность / / Весы. 1905. № 6. С. 37-38.

Михайлов М.В. Л.Троцкий о Мережковском / / Д.С.Мережковскии.

В доходном доме потомка древней аристократической семьи из Ьизантии князя Мурузи, построенном на Литейном проспекте А.Сереоряковым в 1878 г., до того, как супруги Мережковские устроили здесь свой литературный салон, жили старший сын А.С.Пушкина, генералмайор А.Пушкин, писатель Н.Лесков, а после бегства Мережковских, в 1921 г именно здесь Н.С.Гумилев организовал «Дом поэтов». В этом же доме двадцать лет прожил будущий нобелевский лауреат И.Бродский (Овсянников Ю. Три века Санкт-Петербурга. М 1997. С 229-230).

Розанов В. Рукописный архив / / Роман-газета. XXI век. 1999. № 6. С. 84.

Сергей Дягилев и русское искусство. Статьи открытые письма интер­ вью. Переписка. Современники о Дягилеве. В 2-х т. М 1987. 1. 11. С.

26. См. также: Лайман А. История русского символизма. М., 1998. С.

Бялокозович Б. Указ. соч. С. 38.

СОВЕТСКИЙ СОЮЗ И ВНЕШНИЙ МИР:

ГОСУДАРСТВЕННЫЕ И ОБЩЕСТВЕННЫЕ

ИНСТИТУТЫ В КАЧЕСТВЕ КАНАЛОВ

ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ КУЛЬТУР

Среди движущих сил развития культуры может доминировать одна из двух групп причин - внутренние или внешние. Это дом и­ нирование зависит от особенностей конкретной культуры, позво­ ляющ их отнести ее к культурам закрытого или открытого типа. На разных стадиях развития, видимо, могут проявляться разные сторо­ ны культуры и степень открытости может меняться.

Характер взаимодействия культур может быть одной из типо­ логических черт культур и цивилизаций. Ц ивилизация, стремящ ая­ ся к сокращ ению связей с внеш ним миром, на данном этапе носит закрытый характер, который определяет и ряд других черт культу­ ры политический авторитаризм, ксенофобию и т.п. Ц ивилиза­ ция, имеющая тенденцию к расширению и развитию связей с внеш ним миром, носит открытый характер, что влияет на ее поли­ тическую структуру, носящую в этом случае скорее демократический характер.

Взаимодействие культур может быть даже способом существо­ вания культуры открытого типа. Это относится в первую очередь к культурам, сложившимся на «перекрестках цивилизаций», на территориях, пограничных с двумя и более цивилизациями.

Результатом взаимовлияния культур может быть трансформация культуры, проявляющаяся в разных формах - это может быть усвое­ ние заимствованных черт чужой культуры, другой формой является отталкивание, когда отрицание каких-либо продуктов чужой культу­ ры становится движущей силой изменений в собственной. Еще од­ ним результатом взаимодействия культур может стать поглощение одной культурой другой.

Таким образом, взаимодействие культур играет важную, а по­ рой и определяющую роль в жизни человеческих сообществ' что и вызывает необходимость изучения этого явления. Одним из первых этапов такого изучения является определение каналов взаимодействия культур.

Под каналами взаимодействия культур в настоящей работе по­ маются конкретные проявления регулярных контактов культур в педеленных областях и в стабильных организационных формах.

Гпеди областей контактов можно выделить три: обмен идеями, об­ мен материальными предметами и технологиями; перемещ ения июлей представляющих разные культуры, в ареалы иной культуры.

А в качестве основных организационных форм в настоящей работе ассматриваются государственные и общ ественные институты.

На рубеже 1920-1930-х гг. во взаимоотнош ениях Советского Союза с внеш ним миром можно выделить явления и институты, относящиеся ко всем трем областям контактов культур, что позво­ ляет рассмотреть и конкретные каналы их взаимодействия.

Среди обмена идей можно, в частности, выделить переносы идей коммунизма, фашизма, сионизма и филологического экум е­ низма, научный обмен.

Научный обмен СССР с внеш ним миром, как и больш инство каналов взаимодействия в 1920-1930-е гг., контролировался руково­ дством ВКП(б). Так, вопрос о направлении на Всемирный конгресс историков в норвежскую столицу Осло в 1928 г. неоднократно об­ суждался на заседаниях секретариата и оргбюро Ц К ВКП(б). 2 мар­ та решение об участии ученых из С СС Р в работе конгресса принял секретариат, 5 марта - Оргбюро. Почти через два месяца, 24 апре­ ля, речь заш ла уже о составе делегации, кроме того, обсудили и планы предстоящих выступлений ученых-историков1. Но под к о н ­ тролем партийного руководства находились международные кон ­ такты не только исторической науки. Органы Ц К ВКП(б) таким же образом решали и вопрос о поездке на международный конгресс делегации специалистов по социальной гигиене.

Для регулярных контактов в области распространения идеи коммунизма в 1920-е гг. государством был создан целый ряд меж дународных организаций: Коммунистический интернационал, Профинтерн, Крестинтерн, Коммунистический интернационал м о­ лодежи, Интернационал инвалидов «У.А.С.», даже Спортинтерн должен был напоминать о коммунизме3. Атеистическая составляю­ щая коммунистической идеологии распространялась через Интер национал пролетарских свободомыслящих, на заседания его испол­ кома в Австрии в 1928 г. выезжали представители центрального совета Союза безбожников СССР4. Деятельность многих из перечисленных организаций уже являлась предметом исследований и в данном случае их пропагандистскую деятельность рассматривать нет необходимости.

Можно упомянуть и о существовании Международного бюро пропав традициях времени филателистов также использовали для международной коммунистической пропаганды. 1 января 1925 г был образован Филателистический интернационал. Одним из усло­ вии членства в нем было владение языком эсперанто12 Членом Ф илинтерна в 1927 г. стал писатель М аксим Горький, добавивш ий филателию к своим многочисленным коллекциям - картинам старинному оружию, редким медалям, предметам искусства Китая, Я понии, Персии, С иам а13.

Сворачивание НЭПа, изъятие средств у населения путем м но­ гочисленных займов, полупринудительного членства в массовых негосударственн ы х общественных организациях, а также насаждеие уравнительной психологии и общее снижение ж изненного уровня жителеи С С СР подрывали социальную базу коллекционер НКВД вынес решение о ликвидации ВОФ, но это реш ение не было осущ ествлено14. Против многих филателистов возбуждают У л о в ­ ные дела. Так, основатель Курского отделения ВОФ В.ВЛевитский был арестован в 1931 г., во время обыска у него было изъято 79 листов ™ /п г п ™ Филателистической переписки. Постановлением колегии ОГПУ коллекционер был осужден на 10 лет за участие в контр­ революционной организации и антисоветскую агитацию и вскоре пов лагерях. А в Орле в 1937 г. был арестован по обвинению в шпионаже член ВОФ К.Э.Фрейденберг1 В 1938 г. деятельносГсйщ е ства замирает. Уцелевшие филателисты прекращают не только между­ народные контакты, но и контакты внутри страны. Так пресекается и этот канал взаимодействия культур.

апп Традиционным каналом взаимодействия в материальной сфере является международная торговля. В 1920-1930-х гг. внеш няя тор­ говля оставалась монополией государства и осуществлялась нарко­ матом внеш ней торговли (НКВТ) и отдельными предприятиями получившими лицензии НКВТ.

Начало форсированной индустриализации потребовало резкого увеличения закупок промышленного оборудования за рубежом а значит, и роста экспорта. Проблема была реш ена получением эк с­ проприированного при сплошной коллективизации крестьянского продовольствие и сырье составляли более 90% стоимости ывоза из 90 млрд. рублей, полученных за вторую половину экспорт. Однако уже в 1932 г. этот источник иссяк, и объемы и м ­ порта соответственно падают, резко сужая канал взаимодействия культур в экономической сфере.

Внешняя торговля Советского Союза находилась под присталь­ ным вниманием партийного руководства, что придавало ей политипованный характер. Так, в начале 1929 г. ареной борьбы стал вог О закупке за рубежом еврейского ритуального блюда мацы, особы м Р в е н и е м Совета труда и обороны СССР от 22 февраля ^029 г Постановляется закупать мацу за границей. Однако секретариат ПК ВКП(б) 25 марта решает пересмотреть вопрос и о б щ а е т с я в По пмтбюро ЦК с предложением отменить постановление СТО. На засепянии Политбюро 28 марта о вопросе докладывали секретарь ЦК „к п (б) В М Молотов и народный комиссар внешней и внутренней ^Ггонли СССР А.И. Микоян. Высший партийный орган страны при­ нимается решение: «Признать возможным дать разрешение при уплате иялютной пошлины, установленной наркомторгом».

Особое место в системе международной торговли занимает продажа оружия. В 1920-е гг. Советский Союз поставлял вооруже­ ние ряду стран - Турции, Германии, Китаю... Эта торговля велась с учетом военно-стратегических интересов страны и исходя из за­ дач коммунистической экспансии. В конце 1920-х гг. невозмож­ ность мировой революции обозначилась вполне определенно, начале 1930-х бывшие союзники стали противниками, что застави­ ло сократить военное сотрудничество.

Обмен товарами сочетался со встречными финансовыми пото­ ками Для их регулирования создается сеть советских банков за гра­ ницей. Созданием этого канала взаимодействия занимался Внеш­ торгбанк СССР под контролем партийного Руководства Так, представлению Внешторгбанка, секретариат ЦК ВКП(б) 1 8 м а я 1928 г утверждает состав правления Эидобанка в столице Фр ции20. А в Лондоне в конце 1920-х гг. действовал Фили^ Москов­ ского народного банка. В октябре 1928 г. секретариат ЦК ВКЩ б) пересмотрел состав правлений целого ряда заграничных ба« ™ в_ Другим каналом экономического взаимодеиствия кул сфера совместного производства. Она была организована в СССР через систему концессий, возглавляемую Концессионным комите­ том ВСНХ, образованным 30 июня 1922 г. постановлением С Н А в следующем году был создан Главный концессионныи коми^ тет23 который в 1925 г. возглавит проигравшии борьбу за власть в стране Л.Д.Троцкий. Концессионные комиссии имели свои пред­ ставительства за рубежом, в частности, в Берлине. период целый ряд иностранных концессионеров, в том числе крупных как «Лена Голдфилдс», начал промышленное строительст^во в СССР. После сворачивания НЭПа и огосударствлени экономики иностранная собственность была реквизирована,^ ^ декабря 1937 г. был упразднен и давно изжившии себя к тому вре мени Концессионный комитет24. Таким образом в 1930-е гг. этот к взаимодействия с внешним миром был полностью перекрыт.

Еще один канал производственного взаимодействия создавал™ Ш О Зх " СОЮ ЗОВ СеЛЬСГ ° ЗЯЙСтаеННЫХ кооперативов Г т е ч е З 1920-х гг. действовала Лондонская контора Союза Союзов. Состав 192Я1гРСКЦИИ утвер^ ался паРтийным руководством. Так, 25 мая 1928 г. секретариат ЦК ВКП(б) утвердил членом дирекции Лондон скои конторы члена правления Цементотреста А М Лашевича^ г л а Г с с Т Ме^НГЛА еЙСТВ° ВаЛа Компания «Лимитед-Лондон» во возглавил'М Я М Парижскую контоРУ Союза Союзов в 1928 г возглавил М.Д.М есич, чья кандидатура была утверждена 24 августа на заседании секретариата ЦК ВКП(б) " Л " ? * 1 ° бЛаСТЬЮ контактов культур является перемещение юдеи. Здесь имеется несколько каналов взаимодействия- миграи И~ Ц ДЫ’ СВЯЗаННЫе С РабОТОЙ’ УЧеб0Й’ культурными связями Канал демографического взаимодействия культур в виде пото­ ка людей, меняющих постоянное место жительства, в 1920деиствовал неравномерно. Пик массовой эмиграции из Советской России пришелся на начало 1920-х гг., когда родину покиГ™ МЛН' Человек’ а в последующий период базы и усло­ вии для массовой эмиграции из СССР не существовало Легальную ничных11 па К° НТроЛИровало 0 Г П У через механизм выдачи загра ничных паспортов, а нелегальная пресекалась путем организации режима охраны границы. Для иммиграции в Советский Союз на против, на рубеже 1920-1930-х гг. сложились относительно благо приятные условия: НЭП создал более респектабельный облик стракризис 1929 ГеЗ У ггеЛ ^ СССР пол™ внешнеполитическая пропаганда властей СССР подталкивали иностранцев к приезду в нашу страну В Со ветском Союзе появляются американские, н е м е ц ^ е ™ а н ™ Р бочие, инженеры, в частности, из английской компании «МетроственныеВппеяпС> ’ ИН°^ТраНЦЫ создают образцовые сельскохозяйхарактеш и неРм ™ ' Впр° Чем’ иммиграция не носила массового эмиграции п о л н и т ь убыль населения в результате H * PeM“ пеРемещения людей для выполнения профессиоТ к С Х R33HHOCT т ^ РГаНИ30ВЫВаЛ наР°дны й комиссариат труда (НКТруд). В начале 1928 г. руководство наркомата создает в Берли­ не заграничное представительство своего подразделения - Центоо S стаз было ™о ” ЗШаЧрегулярных обменов артистическими просьбе НКТрудаВв ЖС“ ' ТСГ Г ; : ™ Н К т " о Г Д феврале 1928 СОЮ” " и о постоянном предстаЕвропы По пассматривался на заседании секретариата ЦК В К П (б)28.

В К -хе инстанция решала вопрос о зарубежных гастролях ГосударЛ Л « р е й с к о го театра.,6 марта,928 г. было разрешено ирои,м и связана и работ» междуорганизаций. В 1920-е гг. был создан И нтернационал Работников просвещ ения. Связи с ним поддерживала комиссия внешних снош ений ВЦСПС. В 1928 г. готовился V конгРе“ ^ ” ' тернапионала просвещ енцев в Лейпциге и с ек р етар и атЦ К В К П * т он и ро вал направление в Германию советской делегации.

Юшал взаимодействия в виде учебных связей также действовал гтмческий университет трудящихся Востока (КУ ^ Китая им.Сунь Ятсена, Коммунистическии университпуляш ихся S Г и и о н а л ь н ь 'х меньшинств Запада и др. В отдельных случаях и советские граждане получали образование за р у б е ж о м ^ ^ с т н о с т и а Англии стажировался будущий академик П.Л. Капица, р е ш а л и Англию и студенты - в 1928 г. студенческая делегация из трех че ловек была направлена на национальный конгресс сою за^англииского студенчества. Разрешение о поездке было получено от секре тариата ЦК ВКП(б) 9 марта 1928 г. по просьбе коммунистическ фракции ВЦСПС. Для научной стажировки за РУбе^ н ап Ра™ в 1928 г. и слушатели 4-го курса Института красной профессуры.

В 1930-е гг этот канал взаимодействия прекратил свое сущес В частности,. 1936 г. закрывается Университет наннональны* меньшинств, в конце десятилетия КУТВ.

Культурные связи можно рассматривать как еще од взаимодействия культур. Одной из основных области являлось Всесоюзное общество культурных связей Р ницей (ВОКС) созданное в 1925 г. и возглавлявшееся на первых порах сестрой Льва Троцкого и женой Л. В.Каменева Ольгои Давь ^ довной Каменевой. Одной из задач организации было РаспР °с^ _ нение отечественной культуры. Как писала глава организации пол преду СС С Р в Китае Л.М.Карахану: «Культурный обмен с Китаем может нам обещать очень немного... Предстоит ^ ь ^ р т р е г е р с к а я работа в Китае»32. Через ВОКС в П екинскии лялись преподаватели русского языка, одним из УчаствоС.М.Третьяков, написавший о поездке популярную Увало общество и в организации культурноипрограм м ы лляин странцев, посещавших СССР. Так, уже в 1925 г.

знакомили китайского генерала Ху Ханмина с достопримечательно стями М °сквы, впоследствии для подобной работы было создано бюро по приему иностранцев33. В начале 1930-х гг. организуются торые способствовали созданию улучшенного образа страны за Pv бежом_ Организовывало общество и обмен различных организаций ГГГВ0 К С ° РГаНИ30ВЫВаЛ и выезды представителей культуры из СССР за рубеж, как писал секретарь И.В.Сталина Борис Бажанов У ВОКС за рубежом имелись свои опорные базы в виде об ществ «Друзей новой России». В конце 1920-х гг. встал вопрос о ! ^ ИНаДс о Г ЛЬН° СТИ ЭТИХ ° бществ’ и начать Решили с переименомаптя’ совместное заседание Оргбюро и секретариата ЦК ВКП(б) марта 1929 г. были приглашены О.Д.Каменева и Э.Ротштейн а в обсуждении вопроса приняли участие Г. И. Петровский от И сполко­ ма Коминтерна, заместитель заведующего агитационно-пропадистского подотдела ЦК Б.Ольховский и Криницкий. Участни­ ки совещ ания «предложили ВОКСу установить новое название Друзей новой России” и провести работу по ускоренному пере­ именованию этих обществ», при этом было замечено, что следует «считать нецелесообразным переименование их в “Общества друзей ССР, так как это наименование присвоено обществам создан­ Партийное руководство контролировало и многие вопросы льтурного обмена. В частности, им енно секретариат Ц К ВКП (б) решал вопрос об участии организаций кинематографистов в межвыставке кинематографистов 1928 г. в Голландии (ГаiQ ?« r добное Решение принимается секретариатом 23 апреля 928 г. и в отнош ении участия драматургов из С ССР в Берлинском международном совещании драматических писателей Советский Союз в 1920-1930-е гг. участвовал во многих междугштизации °Коасн3аЦИ^ С В ЧаСТН0СТИ’ в работе Международной ор­ ганизации Красного Креста, и в 1928 г. на XIII международную онференцию направляется делегация Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца. Этот вопрос многократно рассмат­ ривался в Оргбюро ЦК ВКП(б) (2.01.1928, 15.10.1928) и секретариате центрального комитета (21.09.1928)38.

Ключевую роль в контроле над каналами взаимодействия куль­ тур играли в 1920-1930-е гг. руководящие органы ВКП(б) И менно их реш ения определяли характер внеш них связей Советского Сою ­ за. Символично в этой связи звучит формулировка 8-го пункта п о ­ вестки дня Оргбюро ЦК ВКП(б) от 28 декабря 1928 г, Ю мероГИЯХ по улучшению п огранп олосы.» приходит. р * », К О * заключить, что канм ы взаимодег^ ВКщ б ), сокращаются и сужаютболее полным к о н т р о л е м ^ о в о д ^ т а ^ ^ ’ ^ позволяет подтаер.

1930-е гг.

1 См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 113. Д. 602, 617.

ЦХДНИ ВО. Ф. 9353. Оп. 2. Д. П-19.385.

Там же. Д. 26427. J1. 267. ^ Советский филателист. Соp:iintern 1926 N° 5. С. 36.

Советский коллекционер, issss-sssssssstss^L Коржихтс Т.П. Извольте бить ' ” Г “ е* “ ^ рИр0ва„ „ Ы для обмена с Там же. JI. M B.Барышникою, ^ Ф ^ емпнера,^^ К.Познера, С.А.МураКемпиеоа С ^ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 113. Д. ЫU. пабоче-крестьянского правиСобрание узаконений и распоряжении рабоче кР См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 113. Д. 593.

РГАГЛ и Т М ^ ™ ™ Н Я>^997Jec °,С КреТарЯ Сталина. Кривицкий В

«МИРОВАЯ РЕСПУБЛИКА» ИЛИ «ЗАКРЫТОЕ

ОБЩЕСТВО»: СССР В 1920-30-е ГОДЫ В публицистике и историографии последних лет советское об­ щество особенно применительно к периоду 1930-50-х гг., часто именуется «закрытым». Одни авторы формулируют это достаточно безапелляционно, говоря, в частности, об «информационной бло­ каде»1. Другие подчеркивают, что «административно-чиновничья система особые старания прилагала для изоляции общества от со­ бытий и явлений, происходивших в зарубежном мире». Третьи отмечают лиш ь создание предпосылок «закрытого общества».

История знает действительно закрытые общества (классический пример - Япония эпохи сегуната), однако С С СР в те годы поддер­ живал дипломатические, торговые, культурные отнош ения со многими странами. Советские граждане выезжали за рубеж, в СССР существовала достаточно многочисленная (20-30 тыс. чело­ век) иностранная колония. Более того, господствующая идеология претендовала на «всемирность», особенно в первые послереволю ционные годы. Впрочем, и накануне Второй мировой войны в официальной пропаганде подчеркивалась перспектива превращ е­ ния С ССР в «мировую республику»4. Существовала развернутая инфраструктура, специально предназначенная как для революци он ной деятельности и пропаганды5, так и для расш ирения оф ици­ альных культурных, научных и общественных связей с заграницей С другой стороны, на Западе многие интеллектуалы левого толка воспринимали СССР именно как прообраз «новой цивилизации», могущий служить образцом для всего мира. Так, книга видных анг лийских социологов С. и Б.Вебб, вышедшая впервые в 1935 г., на зывалась «Советский Союз - новая цивилизация?», причем вопро­ сительный знак, содержавшийся в заглавии, снимался всем содер­ жанием книги7. Подобные представления активно поддерживались советской пропагандой. Уже поэтому определение «закрытое» на первый взгляд представляется преувеличением.

реотипы с ярко выраженной политической окраской вами, образ немца, англичанин* кРаскои. Другими елопример, в фольклоре, в значительной^?’ заф"ксиРованный, наГермаиии, Великобритании, Польши место России в мире; революция 1905 г " Пп° В° Му взглянУть на изменения в политическом гтпо последовавшие за ней ное формирование «образа врага» в лице н е м ц ^ и ЦеЖИаправлеи~ к концу войны - стихийные нп ^ немцев и их союзников, а ные антисою знические и даже х о т я ^ Д° 0таточно Распространенпрогерманские настроения. ’ РаЗД° меиьшей степени, лолитического режима, в T O O - S o T n ^ ^ * * ™ т01ал||таР""'> жимы данного типа отлми^п ' Режим, как и все реОН стремился ко н тр о л и р овав 1 3 * ° С° бенностям и- Во-первых, также эмоции и мысли населения ' вТ * ™ И™ ИНЫС действия> но обладают способностью создавать т я ?РЫХ’ подобные режимы Одним из основных средств достижения^этог” ^ 01^ ПоддеРж кУция общества или его значительной чяг™ являлась мобилизаЦели, имеющей общенациональное з н а ч е н и й Д° С™ ЖеНИЯ единой тесную связь с проц” ссам и°пш !!1 аРНЫХ режимов Указывают на их „ сознание. В частности, он снособство.ал консервации мифон ™ ттлпя сознания на который опирался.

логическо общенациональной цели, способствующей его легиВ Гпии сталинский режим выдвигал программу качественного тимизации, вкиючаюшую индустриализацию, преобраобновления стр, и культурную революцию. В сущности Х ш естю х™ В п е ч е м " ' эти п оследстння „одернилании проявились ЛИШ о а Г тличие ot^ реяшмов*авторитарных, тоталитарны*. режим не маться как некая реальность, имеюш „но« жизни (в том чисвполне практическое значение для повседн ж изни рабочей Денции в развитии. Для подобной трактовки есть некоторые"™ ^ догматизании и мифологизации марксистского у ч е н и П п о Г Г " ^ вала росту ксенофобии, ставшей на несколк™ Г способствостной характеристикой советской Ппп„ Десятилетии сущноизоляционистская доминанта главенствует'Г нач^е^стГ '' советского общества и рилп, „ начале становления существования. Изоляционизм ^ ВЛяется на последнем этапе его ^ И И мТстеИ с Т м °ДН0Й В0ЙНЫ Д° СТИГаеТ (заинтересованного Т ч Т т н о с т Г Г с о Г ™ ^ ^ НС госудаРства помимо официальных) конин™ совета™ фажлаи с РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 85. Д. 288. Л. 22.

Спецхран и историческая наука в Советской России в 19А)-1930-е годы / / Отечественная история. 2000 No 2 С РГАСПИ. Оп. 87. Д. 198. Л. 159.

Там же. Оп. 85. Д. 171. Л. 37-38.

Там же. Д. 551. Л. 143.

Там же. Л. 2.

Там же. Л. 178, 180, 184.

Там же. Ф. 88. On. 1. Д. 588.

Куликова ГБ. СССР 1920-1930-х гг. глазами известных представителей Запада / / Отечественная история. 2001. № 1.

Соловьев А.Г Тетради красного профессора. 1912-1941 гг. / / Неизвестная Россия. XX век. Кн. IV. М., 1994. С. 187.

1922-1952. М., 2000. С. 89. Бюро международного книгообмена (точнее октябре” 9к Иг Пример такого анализа можно найти в воззвании, подброшенном во время съезда советов в Славяно-Сербском районе Донецкой губернии и составленном, вероятно, кем-то из представителей сельской интелли­ генции: «Германия,^ несмотря на то, что она побежденная, все же про­ мышленность в ней дает 90-95% довоенной производительности и это все покупается населением, значит производительность есть, есть и по­ купательская сш ос^н ость, страна любая при таких условиях может процветать» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 87. Д. 199. Л. 69). См. также дневниК 1990‘е годы: Р Мысли и заметки. Дневник UU П ГГ’ Н ew Review “ Новый журнал. К н.189. 1992; Шити И И. Дневник великого перелома (март 1928 - август 1931). Paris, 1991.

Fla корме времени: интервью с ленинградцами 1930-х гг. СПб., 2000. С.

Вернадский В.И. Из писем разных лет / / Вестник АН СССР. 1990. № 5.

Week-end в Болшево или еще раз «вольные» письма академика 1ппоB^PH^ CKoro / / Минувшее: Исторический альманах. № 23. СПб.

1990. С. 319.

39 ДВП СССР. Т. X. М., 1965. С. 528.

Цит. по: Шишкин В.А. Указ. соч. С. 102.

Чугров С. В. Идеологемы и внешнеполитическое сознание / / Мировая экономика и международные отношения. 1993. № 2. С. 40.

42 Пальгунов Н.Г. Тридцать лет. (Воспоминания журналиста и дипломата).

43 Партий но-политическая работа в Красной Армии: Документы. Июль 1929 г. — май 1941 г. М., 1985. С. 80.

44 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 85. Д. 444. Л. 114.

45 ГАРФ. Ф 5283. On. 1. Д. 100. Л. 119.

46 См - ВОКС в 1930-1940-е годы / / Минувшее: Исторический альманах.

14. М., СПб., 1993. С. 317-318.

47 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов 48 См.: СЗ СССР. 1935. № 5. Ст. 36 б.

49 Блюм А.В. За кулисами «Министерства правды». Тайная история совет­ ской цензуры. 1917-1929. СПб., 1994. С. 44-45.

50 О деятельности Главлита подробнее см.: Зеленое М.В. Указ. соч.

^ Цензура в царской России и Советском Союзе. Материалы конферен­ 52 Цит. по: Общество и власть: 1930-е годы. Повествование в документах.

53 Цензура в царской России и Советском Союзе... М., 1995. С. 9.

54 Там же. С. 10.

55 История советской политической цензуры... С. 36.

56 Там же. С. 298.

57 Там же. С. 65-67, 10, 313.

58 Там же. С. 311.

59 Там же. С. 326.

60 Цит. по: Совершенно секретно. 1990. № 8. С. 12.

61 ЦГАУР. Ф. Р -195. Оп 6. Д. 54. Л. 60-61.

62 История советской политической цензуры... С. 319.

63 Невежин В.А. Синдром наступательной войны. Советская пропаганда в преддверии «священных боев», 1939-1941 гг. М., 1997. С. 45.

64 Невежин В.А. Там же; ЦАОДМ. Ф. 3. Оп. 50. Д. 75. Л. 38.

65 Цит. по: Шишкин В.А. Указ. соч. С. 159.

66 СУ РСФСР. 1927. № 49. Ст. 330.

67 История советской политической цензуры... С. 86.

68 См.: Измозик В С. Первые советские инструкции по перлюстрации / / Ми­ нувшее: исторический альманах. 21. СПб., 1997. С. 162-164.

69 См- Izmozik VS. Voices from the Twenties: Private Correspondence Intercepted by the OGPU / / The Russian Review. Vol. 55. April 1996. P.

70 ЦАОДМ. Ф. 3. On. 50. Д. 16. Л. 117-119.

71 ВОАНПИ. Ф. 1858. On. 2. Д. 940. Л. 56; ЦЦНИУР. Ф. 16. On. 1.

72 См.: Общество и власть... С. 182-183.

73 Об ограничениях, существовавших в этом отношении до революции, см.: Мэтьюз М. Ограничения свободы проживания и передвижения в Советском Союзе (до 1932 г.) / / Вопросы истории. 1994. № 4. С. 26-27.

74 См.: Павлова И В. Указ. соч. С. 44.

75 История советской политической цензуры... С. 422.

76 РГАСПИ. Ф. 17. On. 85. Д. 345. JI. 50.

77 Павлова И.В. Указ. соч. С. 44-45.

78 Лгабеков Г. Секретный террор. М., 1998. С. 12.

™ Сталинское Политбюро в 30-е годы. Сборник документов. М., 1995. С. 70.

Протоколы Политбюро, относящиеся, в частности, к поездкам за гра­ ницу советских ученых, собраны и опубликованы В.Д. Исаковым. См • Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б) - ВКП(б) 1922М., 2000.

81 Сталинское Политбюро в 30-е годы... С. 72.

82 ^ дш и я наук в Решениях Политбюро ЦК РКП(б) - ВКП(б)... С. 97, uJni Б Судьба Александра Улановского / / Вопросы истории.

1995. № 9. С. 158; Старков Б.А. Запад глазами сотрудников ОГПУ / / Россия и Запад. Сборник статей. СПб., 1996. С. 205.

Улановские Н. и М. История одной семьи. М., 1994. С. 102. Любопытно, что подобного, т.е. прямо противоположного желаемому, результата иногда достигала и западная пропаганда, неадекватно освещавшая си­ туацию в СССР. Немецкий журналист писал в 1925 г.: «Когда иностра­ нец приезжает в Россию и вместо ужасающих картин, рисуемых этой пропагандой, находит нормальную жизнь, то он бывает так удивлен, что закрывает зачастую глаза на все отрицательные стороны русской жизни». Цит. по: Кузьмин М.С. Деятельность партии и советского государства по развитию международных научных и культурных связей Сталин ИВ. Соч. М., 1955. Т. 13. С. 121.

Соловьев А.Г. Указ. соч. С. 178.

Материалы февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года / / Вопросы истории. 1993. № 9. С. 26-27.

История советской политической цензуры... С. 68-69.

Лельчук B.C., Пивовар Е.И. Менталитет советского общества и 1993°№*6 П Г (К ПОСТан° вке пР°блемы) / / Отечественная история.

См.. Россия победоносная. Беседа с Исааком Макбрайдом / / Ино­ странная литература. 1987. № 11. С. 189.

Иоффе А.Е. Международные связи советской науки, техники и куль­ туры. М., 1975. С. 89.

См.: Мэтьюз М. Указ. соч. С. ДВП СССР. Т. XI. М., 1965. С. 256- СЗ СССР. 1934. № 45. Ст. 358.

Советское руководство. Переписка. 1928-1941 гг М 1999 С СЭ СССР. 1935. № 58. Ст.476.

Образцы таких отчетов см.: ВОКС в 1930-1940-е годы / / Минувшее.

Исторический альманах. № 14. М.-СПб., 1993; «Основная цель его приезда...» Отчеты сотрудников ВОКСа о пребывании в СССР деятелей науки и культуры Великобритании. 1934-1936 гг. / / Исторический ар­ РГАСПИ. Ф. 77. On. 1. Д. 817. JI. 6.

Там же. Ф. 17. Оп. 125. Д. 11. Л. 1.

ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 3. Д. 749. Л. 130.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 11. JI. 39. См. также: Невежин В.А. Совет­ ская политика и культурные связи с Германией (1939-1941 гг) / / Оте­ чественная история. 1993. № 1. С. 29.

РГАСПИ. Ф. 88. On. 1. Д. 998. Л. 46.

103 См.: Проезжая по Московии: Россия тов. М., 1991; Россия и Запад. Формирование внешнеполитических сте­ реотипов... Гл. 1.

1 4 ДВП СССР. Т. XII. м., 1967. С. 50.

105 Треппер Л. Большая игра: Воспоминания советского разведчика.

106 Блейк О. Московские будни - 1937 / / Коммунист. 1991. № 3. С. 93.

107 Девис Р, Хлевнюк О.В. «Развернутое наступление социализма по всему фронту»’ / / Советское общество: возникновение, развитие, историче­ ский финал. Т. 1. От вооруженного восстания в Петрограде до второй сверхдержавы мира. М., 1997. С. 136-137.

108 Война Германии против Советского Союза. Документальная экспози­ ция города Берлина. Каталог. Berlin, 1992. С. 183-184.

109 Подробнее об этом см.: Россия и Запад. Формирование внешнеполити­ ческих стереотипов... С. 145-168.

110 Бережков В.М. Как я стал переводчиком Сталина. М., 1993. С. 262.

111 Подробнее см.: Голубев А.В., Яковенко ИГ. Запад глазами русских (межвоенный период) / / Россия и современный мир. 1997. № 1. С. 119Зиновьев А.А. Русская судьба, исповедь отщепенца. М., 1999. С. 196.

1,3 Ларин О. Тогда меня звали Вольдемар и Вилли / / Новый мир. 1995. № 114 Зубкова Е Ю. Общество, вышедшее из войны: русские и немцы в году / / Отечественная история. 1995. N9 3. С. 95; Она же. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945-1953. М., 1999.

КРЕСТЬЯНСКАЯ РОССИЯ

В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ И ЗАПАДНОЙ

РУСИСТИКЕ 1980-90-х ГОДОВ:

К ПРОБЛЕМЕ МЕЖНАЦИОНАЛЬНЫХ

АРХЕТИПОВ

Поиск причин, смысла и сути масштабного кризиса в совре­ менной России относит читателя в прошлое, к началу XX в., знако­ вой вехой которого стала популярная некогда книга земского врача А.И.Ш ингарева «Вымирание деревни» (1907 г.) Знаковое название отметило, однако, лиш ь преддверие процес­ са, печальным эхом отозвавшееся в конце столетия, метой которого уже стало историческое, устами и сутью самой жизни сделанное признание в неперспективности «замены» исконной крестьянской и помещичьей, аграрной России на некую «другую» Россию, заме­ шанную на совсем иного рода смыслах и реалиях и, по сути, отрек­ шуюся от своего деревенского прошлого, но так и не получившую — по-настоящему - какого-либо иного статуса и предназначенья. «Ре­ волюции и войны, колоссальные сдвиги в жизни страны внесли су­ щественные изменения в дальнейшие (по сравнению с 1907 г., когда была опубликована вышеупомянутая книга. - Л.Б.) судьбы крестьян­ ства. И как бы мы не относились к этим событиям и переменам в одном, видимо, большинство сойдется во мнении: и спустя многие годы мы вновь констатируем факт вымирания деревни... Дров здесь наломали за 100 лет порядочно, начиная со Столыпина. Затем аграр­ ная революция, коллективизация, послевоенные реформы, освоение целины, строительство агрокомбинатов, ликвидация так называемых неперспективных деревень и т.д. Формулы счастья менялись, а число несчастных и обездоленных росло. Одно лишь оставалось неизмен­ ным: неуклюжесть, неумение, некомпетентность руководства, адми­ нистрирование и насилие. Что это: рок для России? Закономерный вопрос из разряда «проклятых», поднятый еще русской деревенской прозой в 1960-80-х гг. Один из его аспектов открывал для читателя вопиющее несоответствие между исконной крестьянской ментальностью, в традиционной России во многом зависящей от природных циклов и сезонных временных периодов, от земледельческой практики, и — насильственно насаждавшимися командными методами хозяйствования. Россия крестьянская, со своей традиционной, ныне уже «несовременной», «отсталой» муд­ ростью (оказавшейся в деревенской прозе уделом бабушек-кресть­ янок, извечных хранительниц многовековых ценностей народного самосознания) все более уступала место «новой», отрекшейся от себя России, в которой возможно стало затопление родных селений (которые уже можно теперь назвать родными пепелищами — неда­ ром одной из ментальных мет середины 80-х гг. стало название повести В.Распутина «Пожар»), разрушение исконных русских де­ ревень, прозванных «неперспективными» с легкой руки «новато­ ров» от науки, разворот северных рек, и т.д. Процесс, обернувший­ ся многими бедами в «роковых» 1990-х гг.

«Мы тако на земле и от земли жить можем»2, — вздыхали ас­ тафьевские герои-крестьяне еще в повествовании, посвященном экспериментам «кукурузной эпопеи» хрущевских времен. Пору­ ш енные заливные луга стремительно стали запахиваться, пашни под исконными клеверами стали готовить под «какие-то бобово­ чечевичные культуры»3. Картины массового безголового разрушения в уральской деревеньке Выдрино не относятся к явлениям сугубо внешнего порядка: по сути, речь идет о пренебрежении к исконному крестьянскому опыту и практике, к ментальным устоям и традициям жизни в соединении с землей-кормилицей, содружестве с братьями меньшими и окружающими людьми. В нынешнее время все более появляются свидетельства укорененного в сознании новых россиян небрежного, уничижительного отношения к крестьянину и деревне — в особенности укрепившегося в период репрессий и раскулачивания, во времена массовой миграции в города.

Одним из таких свидетельств, к примеру, стала публикация в 1990-х гг. ранее не известных архивных дневниковых записей и произведений Федора Абрамова, входящих ныне в разряд «задер­ жанной» литературы.

В приложениях к недавно опубликованному рассказу «Белая лошадь» писатель особо подчеркивает собственную былую подав­ ленность из-за своего крестьянского происхождения (из середня­ ков) в 30-е гг., период борьбы с «двойной природой мелкого бур­ жуа, крестьянина». В записях от 18 октября 1967 г. и 10 июня 1968 г. Абрамов вспоминает о случавшихся в 30-х гг. издевательст­ вах над его крестьянским происхождением даже со стороны интел­ лигентных однокурсников-студентов: «Больше всего Рогинский дони­ мал меня тем, что издевался над моим крестьянским происхождением.

Он имитировал мой окающий говор северянина, при всяком случае обыгрывал мою двойственную природу середняка, мою деревенскую неполноценность... Да, я, крестьянский сын, не чувствовал себя хозяи­ ном жизни... Найдутся, конечно, теоретики, которые будут доказывать, что я ошибаюсь, что это частности моей частной биографии, отнюдь не типичные для советского юношества той поры. Да, но я то все это испытал на собственной шкуре»4.

Закономерен тот резонанс, который вызвала публикация «за­ держанных» произведений писателя и сопровождавших их дневни­ ковых записей на Западе — в начале и середине 1990-х гг. делавшего попытку вновь вернуть Россию, возродить ее подлинное, не замут­ ненное идеологами и подцензурными страхами, лицо. К числу по­ добных попыток относится осуществление фундаментального англо-русско-американского научного проекта, результатом которого стала в 1997 г. американское издание коллективного труда «Жизнь и творчество Федора Абрамова», в который вошли статьи ведущих российских и западных русистов. Идентифицирующей темой сбор­ ника стала реабилитация крестьянского образа России со всеми его особенностями, преимуществами и недостатками, слабостями и нежданной силой.

Каковы же основные тенденции к «реабилитации» этого образа, наметившиеся в данном и ряде других западных научных изданий историко-литературного и общеисторического характера?

Одна из основных заключается, на мой взгляд, в обращении к первоосновным, архетипическим понятиям, его составляющим. К примеру, К. Парте в статье «Проза Федора Абрамова: деревня, спа­ сенная в памяти» выводит на первый план — как особую иденти­ фицирующую всю деревенскую прозу черту — уникальный образ де­ ревни, складывающийся в творчестве Абрамова на основе локального образа «малой родины», реальной автобиографической деревни, где проходило детство и отрочество будущего писателя, а также в представ­ лении о людях из его прошлого, настоящего и будущего, которые со­ ставляют собирательный образ крестьянского рода, и, наконец, образа детства как необходимо входящего (или связанного с ним) в образ де­ ревни, во многом автобиографический5.

Впрочем, о сопряжении образов крестьянского босоного детст­ ва и деревни в русском литературном и историческом самосозна­ нии еще пойдет речь впереди. Здесь же хотелось бы отметить ма­ лость и узость употребляемого термина «образ», когда речь идет о фундаментальных, основополагающих категориях национального менталитета — в особенности крестьянского. Очевидно, исследова­ тельский поиск здесь должен идти вглубь, к таким ментальным праосновам и матричным формам, как, к примеру, архетип.

И действительно, отрешившись от сугубо литературного мате­ риала обратимся на миг к такому «нейтральному» и универсально­ му жанру, как, скажем, кино, одним из принципов которого явля­ ется поиск наиболее эффективных коммуникативных моделей и форм воздействия на национальное бессознательное.

Историк Г.Кнабе, обращаясь к творчеству режиссера Тарков­ ского, находит его внутреннее единство не в некоей абстрактно­ умозрительной «идее» или «призыве», но в мотиве дома (созвучном, кстати, и образной системе Абрамова и других «деревенщиков»), как лирически переживаемого архетипа внутреннего культурного пространства: «Само воздействие фильмов Тарковского основано на том, что архетип дома, воды дремлют в подсознании читателя и оживают в художественной ткани картины. Язык архетипов отчет­ ливо выступает здесь как язы к культуры»6. Британский исследова­ тель Д.Гиллеспи в статье «Россия и Запад в фильмах Андрея Тар­ ковского» ссылается на высказывание режиссера о главенстве в его творчестве архетипической темы «корней», связанной с сельским домом, деревней. История России, древняя и современная, вопло­ щ ена через воссоздание глубинных ментальных архетипов и симво­ лов, выходящих к общечеловеческой природе крестьянского менталитета7. Так, в киноверсии истории Андрея Рублева распятие на кресте происходит не на Святой Земле, а в Средневековой Руси, зимой, и сам Христос одет, как русский крестьянин.

В кратком очерке о книге «Деревня» (Рассказы для юношества о сельской природе и сельском быте. СПб., 1859) Н.Добролюбов, весьма критически оценив ее недостатки, противопоставляет, в по­ зитивном плане, английский роман о Робинзоне Крузо, как бы приравнивая литературно-ментальную модель острова у Дефо рус­ скому изображению деревни, представленному в одноименном сборнике: «Вот, например, Робинзон Крузо: тут и роман и естест­ венная история, если хотите»8. М алоприметная, казалось бы, част­ ность в обширном творчестве критика, между тем, далеко не так случайна, как кажется. Она отражает некую общую тенденцию не только русской, но и общемировой мысли в поиске архетипической модели национального характера.

В поисках методологических подходов к изучению националь­ ного характера особенно важен поиск архетипической модели (по историко-культурным источникам). К примеру, американские уче­ ные в качестве такой модели американского характера предлагают модификацию английского литературного героя, знаменитого Ро­ бинзона Крузо Даниэля Дефо. Точнее, Крузо, «скрещенного» с ре­ ально существовавшим национальным архетипом колониста, пио­ нера и первопроходца, старинного землепашца, высадившегося не­ когда на огромный «остров» Америка и освоившего огромные про­ странства новых земель. Аналог — если искать его в русской исто­ рии и культуре — очевиден. Это тот же самый первопроходец, ко­ лонист, пришедший, скажем, на первозданные и дикие земли С и­ бири и тяжким трудом освоивших их, это старинный землепашец, в вольном размахе заселивший некогда беспредельные пространст­ ва центральной России, но, начиная с XV-XVI вв., во многом утра­ тивший свой вольный статус, перейдя в состояние оседлости, «прикрепленности» к земле. Наряду с изображением «вольных людей»

(т.е. неприкрепленных, «гулящих» крестьян) в таком «новом» со­ стоянии он появляется в классической и последующей литературе, задавая архетипический спектр образа русского землепашца, внут­ ренне сопряженный с возрастной дихотомией мировых архетипов (ср., к примеру, дихотомию старик-ребенок). Вспоминается Луке­ рья («Живые мощи»), Хорь и Калиныч («Записки охотника») И.Тургенева, Матрена («Матренин двор») А.Солженицына, Кате­ рина Петровна («Последний поклон») В.Астафьева, Дарья («Про­ щание с Матерой») В.Распутина и другие образы, в которых перво­ зданная духовная чистота (русская идея безгреховности) сочетается с житейской умудренностью, сопричастностью к многовековому опыту предков.

Пример, однако, показателен и в другом плане. Едва намечен­ ное Добролюбовым уподобление внутреннего пространства «остров-деревня», которое спустя века отзовется известным распутин­ ским образом Матеры — острова с деревушкой на нем, отражает некую важную ментальную «матрицу» в национальном сознании и бессознательном, однако мало выявленную и лиш ь косвенно рас­ смотренную. Действительно, о Деревне как таковой в аналитиче­ ских трудах написано мало, специфика этого национального (и мирового) комплекса мало выявлена. О чем обычно идет речь? К примеру, даже в недавней книге М.М.Громыко «Мир русской де­ ревни» речь идет о природе земледелия, о крестьянском мире и его нравственном кодексе, степени образования крестьянства, его нра­ вах и обычаях, о крестьянских праздниках и особенностях жизни крестьянской молодежи. Тем не менее собственно в деревне как особом архетипическом комплексе говорится лиш ь номинативно, как о чем-то само собой разумеющемся, т.е. как о среде обитания9.

И это типично для всех исследований, которые обычно посвящ ены не деревне, но именно крестьянству10. Очевидно, одна из причин кроется в недооценке самого феномена Деревня, исконно в рус­ ской жизни связанного не только с крестьянской, но и дворянскопомещичьей культурой, образом жизни и мировидения. Разруше­ ние этого комплекса в начале XX в., а также процессы раскулачи­ вания и затем уничтожения так называемых «неперспективных» дере­ вень в 1960-70-х гг. подвели своеобразную историческую черту, обо­ значив в то же время и новую необходимость изучения уже во многом разрушенного, но оставшегося в национальной памяти, архетипа - в частности и в особенности, в художественной литературе.

Сравнивая значение Деревни во французком и русском обще­ стве, К. Парте отмечает ее огромное значение (для обеих стран) как стабилизирующего фактора, традиционалистского комплекса обес­ печивающего постоянное культурное воспроизводство. Она приво­ дит мнение М. Льюина о Деревне как «живой клеточке сельского общества в России», отмечая, что, к сожалению, о Деревне очень мало еще написано. М.Льюин справедливо предупреждает, что «ес­ ли мы не проникнем в суть этого феномена, исчезнет нечто очень важное для понимания сельского общества. Возможно, и для по­ нимания России в целом. Именно внутри Деревни были сосредото­ чены основные созидающие силы - семейно-родовая система доб­ рососедские отнош ения взаимоподдержки, различные трудовые процессы, ценностно-социальные иерархии и т.п. - которые под­ держивали огромный материал сельской цивилизации и питали формировали, подчас блокировали Россию»11.

Перечень монографий, появившихся в 1990-х гг в России и на Западе и обозначивших интерес к проблемам русской деревни (хотя и, главным образом, крестьянской), можно дополнить опублико­ ванной в 1988 г. и вызвавшей ш ирокий резонанс статьей К М яло а и другие Работы появились и как своеобразный ответ на про­ цессы уничтожения российских деревень, и как противодействие укоренившемуся за годы советской власти презрительно­ уничижительному отношению к деревне, к так называемому «идиотизму деревенской жизни». Происходящая переоценка цен­ ностей не могла сказаться и в появлении необходимости в новых предметах исследования - в частности, не исследованного до сих пор ментального и литературного феномена Деревня.

Парадокс неосмысления Деревни как литературного (менталь­ ного), исторического архетипа в исконно аграрном российском об­ ществе поразителен. Действительно, если обратиться к литературо­ ведческим и литературно-критическим трудам по истории русской литературы, то обычно они включают в себя рассмотрение образа «крестьянского мира», «картин народной жизни», изображений природы и т.п. Деревня здесь в лучшем случае выступает как жиз­ ненный фон для действий и размышлений героев - т е это именно место действия, и ничего более. Как ни странно, даже если само понятие выведено в заглавие, то никакого разбора «образа деревни»

почему-то не возникает — возможный целостный анализ распадает­ ся на «крестьянскую тему», анализ отдельных описаний деревен­ ского быта и нравов и т.п. Во многом здесь «срабатывал» и стерео­ тип восприятия деревни как чего-то убогого и низкого, от чего н е­ обходимо отречься как от национального позора. Но существовали, особенно в советской критике, и идеологические установки на борьбу с «лакировкой» действительности, «лубочностью», «идеали­ зацией патриархальности» и т.д. Очевидно, срабатывал и менталь­ ный эффект «железного занавеса», т.к. Деревня как исконный на­ циональный архетип, сложившийся в аграрной дореволю ционной России, развивался в насыщенном компаративном поле, входя че­ рез художественную литературу в широкие интертекстуальные свя­ зи с другими национальными культурами.

1990-е гг. поставили перед многими исследователями — в част­ ности, русской литературы советского периода - вопрос о путях вхождения последней в лоно литературы мировой и, следовательно, об определении идентификационных точек, универсальных литера­ турных моделей, через которые пролегают эти пути и формируются те или иные межлитературные общности.

Одна из возможных типологических моделей ~ на уровне лите­ ратурного архетипа — была предложена американским литературове­ дом Р. Кое в книге о литературном образе Детства13.

Использование универсальной онтологической модели Детство позволило исследователю осуществить компаративный анализ про­ изведений более ста авторов (в том числе и русских) и выстроить одну из магистральных линий в развитии общемирового литератур­ ного процесса. С общетеоретической точки зрения, здесь можно говорить об «архетипе теоретического мыш ления»14, т.е. об архетипическом знании как о подлинно фундаментальном, ориентиро­ ванном на исследование основополагающих, первоосновных явле­ ний, определяющих развитие литературного процесса и природу литературы.

Ряд современных англо-американских исследователей находит много общего между типологической моделью (архетипом) Детство и изображением деревни в русской литературе, объединяя их в л и ­ тературный архетип «деревенского детства». К примеру, как утвер­ ждает русская «деревенская проза» и ее англо-американские иссле­ дователи, смысл и значение архетипа «деревенского детства» надо искать не столько в срезе конкретно-исторической действительно­ сти, сколько в сфере ментальных ориентаций, отличающихся, как мы знаем из опыта французской историографии, склонностью к очень медленному изменению (в особенности, по мнению Jle Гоф­ фа, это относится к крестьянскому мышлению). Архетип «дере­ венского детства», во многом альтернативный идеологизированным моделям, которые появились в раскрестьяненной России совет­ ского периода, оказался весьма устойчивым, с ментальной точки зрения, еще и потому, что в него входит универсальный, близкий и понятный каждому человеку компонент слияния с природой, про­ тивный всяческому насилию и политико-экономическому прессингу:

«В конце концов, пастораль детства и кошмар коллективизации могут сосуществовать в каноне деревенской прозы», которая уважительно относится к историческому и публицистическому материалу, но не за счет поэзии и “магии” детства... В целом, русские деревенщики пред­ ставляют подлинную сказку своих ранних лет, а не провозглашенную Горьким “суровую сказку”»15.

Как отмечает К. Парте и ряд других англо-американских иссле­ дователей «деревенской прозы», представленный ими малый мир села весьма и весьма близок, по своей ментальной структуре и са­ мой уютной малости своей, хронотопу (архетипу) детства. Те же «магические границы» (Р. Кое, К. Парте) замыкают в охранный круг малое пространство воспоминаний обо всем безвозвратно ушед­ шем, но еще живом в родовой памяти; то же приоритетное значе­ ние обретают локальные смыслы и порождения творческой ф анта­ зии, которые имеют смысл и понятны только внутри узкого круга посвящ енных, но не в массовом сознании большого мира. И менно эта творческая раскованность, способность к вольному смещению смысловых норм и составляет основное условие модели «счаст­ ливого детства» как подлинного.

Так или иначе, роль архетипа Детства, как и Д еревни, в рус­ ской литературе трудно переоценить. Являясь одним из основных в национальной модели развития, эти архетипы одновременно стано­ вятся универсальными «точками», идентифицирующ ими русскую литературу с мировой, и составляющими, в своей меж националь­ ной природе, особую область добра, света и красоты. Говоря слова­ ми Р. Кое, Детство, как и Деревня, «давно превратились в незави­ симые историко-литературные модели со своими собственными внутренними правилами, условиями и структурой». Они обуслов­ лены, главным образом, поиском глубинных первооснов человече­ ского существования, «сути внутренней человеческой природы в том виде, в каком она вошла в память о первичном жизненном опыте на самых ранних стадиях человеческого бытия»16.

Деревня как «сквозная» модель, принадлежащая к разряду «длинных линий» историко-литературного процесса, входит в общеархетипическую структуру и обладает всеми основными свойст­ вами ментального и историко-литературного архетипа. Безусловно, в связи с глубинной укорененностью в российском менталитете, архетип Деревня обладает высокой степенью типологической п о­ вторяемости, от Пуш кина (и даже ранее) и вплоть до современной «деревенской прозы» определяя развитие русской литературы XIXXX вв. В ряд его основных компонентов входят сущностные архе­ типы «мудрого старика/старухи», «дитяти», «матери земли», опреде­ ляя типологию героя. Излюбленной героиней становится мудрая крестьянка/крестьянин, хранительница/хранитель вековых цен но­ стей. В типологической паре с ней, знаменуя архетипическую идею возрождения, непрерывности бытия, часто выступает ребенок (дворянско-помещ ичье, крестьянское дитя); либо появляется образ просвещ енного дворянина (позднее интеллигента), внутренне близкого крестьянам. Излиш не говорить о постоянном присутствии и большой роли природной символики, центральное место в общей картине которой занимает архетип «матери земли».

Параметрические доминанты архетипа включают мотив утра­ ты и поиск самоидентичности, тоску по прошломуностальгические мотивы и т.п., что является достаточно универсальными чертами и русской и западной классики.

Возьмем, к примеру, практически неизвестное в России иссле­ дование компаративного характера «Хемингуэй и Тургенев. П риро­ да литературного влияния» М.Уилкинсона. В творчестве и амери­ канского, и русского классиков он находит такие сходные черты, как «пафос и тоска по прошлому» — точнее, по тому представле­ нию об удаленной на эстетическую дистанцию и, следовательно, эстетизированной действительности прошлого, «которого, может быть, никогда не существовало»17. В сущности, — добавим мы, ссы ­ лаясь на опыт М.Бахтина, — речь опять же идет об использовании весьма распространенного в мировой литературе принципа «исто­ рической инверсии», локализующего «в прошлом такие категории, как цель, идеал, справедливость, совершенство, гармоническое состояние человека и общества и т.п.»18. Собственно, «пафос и тоска по прошло­ му, которого, может быть, никогда не существовало», — это «чувство утраты», воплощенное у Тургенева в образе опустевшего родового до­ ма, «дворянского гнезда» (ср. значение родового дома как ведущего хронотопа «деревенской прозы» и т.п.)19.

Как неоднократно отмечалось в мировом литературоведении, история утраты и обретения идентичности является основой всей литературы. Этот вопрос присутствовал в западной литературе по крайней мере со времен Руссо и Французской революции. В таком культурном контексте человеческая жизнь и движение к самоопре­ делению несут в себе критику общества, в котором человек нахо­ дится. Точка зрения, возникш ая давно. Она включает в свое поле влияния и индивида, отчужденного от социального контекста (и, следовательно, не способного полностью реализовать себя), и и н ­ дивидуальную духовность, отделенную от естественной окружаю­ щей среды, и «человека опоздавшего», который полуосознанно пы ­ тается обрести какое-то более возвышенное, более целостное про­ шлое, — «возможно, никогда не существовавшее»20.

Уже из приведенных цитат выкристаллизовывается сущностная модель развития или архетип, имеющий универсальный характер и присущий мировой литературе в целом. Отметим, что выведена эта модель не только из теоретических постулатов М.Бахтина, но и из вполне конкретного разбора американским литературоведением творчества американского и русского классиков, а также феномена «деревенской прозы». Отметим и то, что данная модель или литера­ турный архетип имеет также сугубо ментальную природу, п ри нци­ пиально антиидеологичен и основан на чувстве и интуитивных ориентациях. Суть модели состоит в поиске самоидентичности, ко­ торый неизбежно связан с критикой современного общества и вы­ зван острым чувством потери гармонии, целостности, идеала и необ­ ходимости преодолеть возникшую трещину отчуждения от социаль­ ной и естествено-природной среды. В результате все основные и н ­ тенции сходятся в едином целеполагании - поиске идеала в про­ шлом, удаленном на эстетическую дистанцию, и локализации в нем (точнее, в его образе) идеалов, цели, представлений о совершенстве, гармонии, красоте и т.п. В сущности, это все тот же универсальный архетип «потерянного рая».

Определяя темпоральную природу архетипа Д еревня, особо от­ метим ее циклический характер, основанный на сезонной смене природных циклов с их неизменной повторяемостью и строгим порядком чередования. Специфический ритм, который зиждится на философской основе извечного возрождения и непрерывности ж изни, придает модели развития архетипа сущ ностно-онтоло­ гический характер.

Пространственная специфика архетипа особенно важна: Д ерев­ ня, как правило, обладает, в первую очередь, пространственными характеристиками, выступая как особый традиционный русский мир, для которого свойственен специфический ж изненны й уклад, обычаи и ритуалы, нравственные и религиозные представления (феномен «двуеверия», генезис которого складывается из христиан­ ских языческих корневых основ) или же фатализм: как отмечает американский историк Р.П айпс, «подлинной религией русского крестьянства был фатализм»21. Конечно, по сравнению, скажем, с европейским и литературными пасторальными изображениями, Д е­ ревня в русской литературе и менталитете обладает своими особен­ ностями, во многом обусловленными феноменом крепостничества и страданиями крестьянства. Тем не менее, значение Деревни в русской литературе и менталитете (несмотря на порой излишнюю идеализацию, порой излишнюю разоблачительность и сгущение темных красок) трудно переоценить.

Один из признаков архетипичности этого образа проявляется в его постоянной связи с понятиями «родина», «родное». Рассматри­ вая феномен русской деревни, К.Парте отмечает его сопряжение с понятием «малая родина»; Деревня в ее соотношении с Детством часто получает в литературном сознании эпитет «родная». Обращ а­ ясь к очерку В.Тендрякова «День на родине» (1964), К.Парте под­ черкивает, что понятие и слово «родина» здесь используется для обозначения родной деревни писателя, где он родился и провел первые годы ж изни22 — мотив, возникаю щ ий еще в пуш кинском архетипе. Примечательно, что «История села Горюхина» начинает­ ся с обозначения конкретной даты и места рождения героя, сразу определяя упомянутое в заглавии сельское место как его родину.

К. Парте в подглаве «Деревня» характеризует ее как архетип внут­ реннего пространства, обладавший, согласно изначальным верова­ ниям и поэтическим представлениям русского народа, охранными свойствами: «границы деревни традиционно обладали и магиче­ ской, и социальной силой. В русском фольклоре выход за грани­ цы порога деревенского дома или деревни в целом — делало че­ ловека уязвимым перед злыми духами, которые могли навредить ему и даже убить»23. Каждая деревня как бы представляет собой маленькую, отдельную от других родину — «малую родину», ей в высшей степени присуще «лица необщье выраженье». Деревня как в мертвую Э лладу, в руины лучш его и велико варваров, я за гуннов, я за русских уЮшее пояснений. Перед П ризнание кРаснореЧИВ° е ’ инствующего патриотизма, захванами не просто проявлени прежде всего стремление к разрушению т„„а в своем розовом ким оно „о ™ а„ Г о л ^. ' с п с к т и м Р1 К ы л Г ч ' Т° ° На 6“ Ла насгояшей ""«ночкой. Перб ский» ^ Беж)И ПриВеденного фрагмента. Во-первых, эпитет «японЯ нимом н™ неизменно окрашен отрицательно и является синоимом ненатурального и фальшивого. В рецензии на книгу расскаписательницы Нины Петровской (она известна историей траги ческой любви, связавшей ее с Белым, потом с Брюсовым) Трой которых сами называют себя «куклами» и насыщают свою жизнь с ^ Г Г " ЗТРИбУТаМИ’ БеЛЫЙ НС без сарка™ а пишет: Х я п Г А т о Ы и С * ’- " а”" ° ВЯТаЯ ЛЮб0ВЬ>> (книга называлась «Sanctus Далее. «Японским пейзаж ее творчества сбивается часто на Аблеухок И3 ЖУРНЗЛа дамских мод>>23- Неудивительно, что Николай Леонида Андреева, но у него это ужас от воины вообще, от ма вого убийства людей. У Белого носители ужаса конкретно не опре­ делены, но это не проявление японофобии, а м е т а ф и з и к и страх перед «новыми монголами», которые теперь приняли Ноги и Ояма. Стихией абсолютного зла выступает Восток и в «Пе тербурге» в двух своих ипостасях: «японско-монгольской» и «туранской» (я остановлюсь на первой). Нетрудно заметить что обе они - как и роман в целом - откровенно мифологичны. Н о здесь необходимы уточнения по существу. ^ Во-первых, именно Белый и его лучшии роман наглядно д е ­ монстрируют мифологичность образа Японии в русской Ч ^ т у р русском сознании рубежа веков - как сказочной страны самураев^и гейш, так и «желтой опасности». И в этой своей мифологичности образы типологически идентичны, как по сути один Во-вторых, миф не есть продукт чистого вымысла и хУ ^ с т венного воображения. Стоит обратится к класси ч ескои ^Д и алектике мира» А.Ф.Лосева (называвшего себя последователем Соловьева и принадлежавшего к младшему поколению эпохи Брюсова и Белого), в которой постулируется: «М иф не есть выдумка или ф и к ­ ция»; «существует особая мифологическая истинность»; наконец, «с точки зрения самого мифического сознания ни в коем случае нель­ зя сказать, что миф есть фикция и игра фантазии»27. Так что образ Японии не «придуман» Белым, но «провиден» им: на основании его знании о реальной Японии (не столь уж скудных - Белый был энциклопедистом) и общего понимания того, что он называл «мировой мистерией».

«Петербург» - это конгломерат мифов, большинство которых тем не менее однозначно соотносится с реалиями текущей полити­ ческой, идеологической и социальной жизни России 1904-1905 гг.

и с реалиями города Петербурга, причем оба этих ряда «пере­ секаются» («Медный Петр» - «политический» символ тлетворного европейского влияния и «видимый», узнаваемый символ создан­ ного им мистического, «искусственного» города). Мифы образуют единую цепь: переживаемые Россией потрясения имеют источни­ ком проигранную войну, а конечным результатом - револю цион­ ную катастрофу; война проиграна не только в военном, но в м ис­ тическом отнош ении; в основе революции лежит провокация заго­ вор дьявольских сил, а не просто людей; эта провокация имеет «восточное» происхождение и антихристианский характер (именно это объединяет «монголов» и «туранцев»); наконец, населивш ие невскую столицу «злые тени» (один из вариантов заглавия рома­ на) призраки убитых японцев, живущие теперь особой, абсолют­ но потусторонней и абсолютно сатанинской жизнью.

Последнее указание - именно оно процитировано в начале этой тьи елый из окончательного текста романа убрал, вероятно, не желая связывать себя злободневностью («Петербург» был опубликован в ‘913 г., т.е. через восемь лет после описываемых событий) и одно­ значностью трактовки ключевого образа. Впрочем, появились эти строки в печати при жизни и, разумеется, с согласия автора - в статье его друга, критика и историка литературы Р.В.Иванова-Разумника о разных редакциях «Петербурга», в которой использованы черновые рукописи и варианты романа. Белый не дезавуировал такую трактовку а скорее дал понять, что считает ее одним из возможных вариантов. Но этот вариант — исходный авторский.

Белый продолжает и развивает мифы Соловьева. Это «Солнце»

приравниваемое даже к Христу (по верному замечанию JI.К Д олго­ полова, это «главный идеальный символ» романа28), - соловьевское «Солнце Любви». Это «буддизм» - как враг христианской религии и Ш иш нарфнэ Г° 2 РИ1СеТ т е ч е Г т а Г в обратном порядке... И просто фамилия невозможна, и ни^ еГ° связанной у Белого с силами оказались «именитыми японскими, гостей» в реальном осенью 1905 г. никаких «именитых яп^ Х Петербурге не было и быть не могло. Это и есть «особая гическая истинность», о которой писал Лосев в романе) до «японских денег». Сти™ ^ „ е о к а н т и а н е ц Н иколай, сановник Аполлон Аблеухов, его «Восток проник в самое террорист Дудкин, семейство Лихутин 4 реакцией и с терросердце России, объединился и с ристами. Создалась, по мнению > ^пением В атмосферу ш еточных видений, призраков, дстллеи быта прочие внешне - проявлением этого Востока в ы с т у п а е т " Ч > логическая, но в то же время белоишоочно у'ишь^ ПерераВ заключение остается сказать ещ е об » „азы ваебатывая и сокращая «Петербург» в начале 1920-.

мая «берлинская» редакция), Белый убирает из него почти все упо­ минания о Японии. Дело даже не в том, что они утратили злобо­ дневность: Белый перестраивал, переориентировывал роман — с осуждения революции (к которой вольно или невольно п ри­ равнивался «монголизм») на ее приятие, пусть в другой форме и в другом качестве. «Кошмарному каменному сну монголизма»

(выражение Р.В.И ванова-Разумника) пришлось потесниться, но абсолютное большинство читателей и друзей автора тем не менее отдали предпочтение «старому» «Петербургу».

Бытование образа Я понии в русском сознании и русской куль­ туре конца XIX - начала XX в. в целом сводимо к двум крайно­ стям: прекрасной, сказочной стране художников и красавицгейш — и коварной, агрессивной островной империи, угрожающей христианству и европейской цивилизации. Такой же двойственный образ сложился и в Европе в течение второй половины XIX в., но там «страна вееров» и хронологически, и содержательно пред­ шествовала призраку «желтой опасности». В России же оба образа возникли и проявились практически одновременно, а катализато­ ром этого процесса стала русско-японская война.

Образ Японии в России рассматриваемого периода (как и в Ев­ ропе) был исходно мифологичен, но это было вызвано не только и не столько недостаточностью знаний о реальной Японии, сколько осо­ бенностями мышления и творчества основных его создателей. Это от­ носится к обеим ипостасям образа и не противопоставляет, но по су­ ществу объединяет их, как две стороны медали.

Если образ Я понии как страны художников, гравюр укиё-э и гейш возник в России исключительно под влиянием Европы и ев­ ропейской моды, то русский образ Японии как врага надо признать соверш енно оригинальным. Был он и в Европе, но там он остался достоянием «желтой прессы» и бульварной беллетристики в самом пошлом своем выражении, в то время как в России он вырос в гло­ бальный миф. Как страшный призрак нашествия новых монголов рисовалась Япония наиболее выдающимся писателям и мыслите­ лям того времени, новаторам и законодателям вкусов. Русская и н ­ теллектуальная элита Серебряного века создала уникальный, непо­ вторимый миф о Я понии, имевш ий для нее гораздо большее значение, чем было принято считать потом. Не исследовав его, мы не сможем в полной мере оценить ее богатое и многогранное наследие.

Лунин Н.Н. Японская гравюра / / Аполлон. 1915. № 6-7. С 1.

фрагмент ранней редакции романа «Петербургу Цит. по: Иванов-Разумник Р В Вершины. Александр Блок. Андрей Белый. Пг., 1923. С. 14^-140.

Молодяков В.Э. Образ Японии в Европе и России второй половины XIX - начала XX века. М.-Токио, 1996.

Подробнее см.: Молодяков В.Э. Геополитика Валерия Брюсова / / Биб­ лиография. 1993. № 3; Он же. Историософия и политика. Валерии Брюсов о Востоке / / Общественные науки и современность. 1994. № Молодяков В.Э. Япония и русский символизм (отражение и в л и я н и е )// Вестник МГУ. Востоковедение. 1990. № 2; Он же. Концепция «Д^ух Востоков» и русская литература Серебряного века / / Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. Т. 49. 1990. № 6 ; Он же. ' > вестно’ что Спафарий, стремясь составить преде о японцах, пользовался не только европейской, но и к и ­ тайской литературой, выспрашивал китайцев. Как же представлял Николай Спафарий японцев? «Обычаи их и письмо тожде с китай­ ским, однакожде они люди свирепи суть»2.

Следующим информатором стал потерпевш ий кораблекруш е­ ние японский купец Д эмбэй. Во время одной из экспедиций якут­ ский казачий атаман Владимир Атласов узнал, что в селении на реке Иче живет человек, попавший в плен к камчадалам, которого называют «русаком». Атласов разыскал этого «русака». Им оказался японский купец Д эмбэй из Осаки. 1 ноября 1701 г. Сибирский приказ предписал якутским властям отправить Д эмбэя «со всяким поспеш ением и обережью» в Москву. 8 января 1702 г. в селе Пре­ ображенском Д эм бэя принял лично Петр I. Рассказ Д эмбэя о Я по­ нии разочаровал Петра, развеяв миф о «горе золота», закрепив­ шийся в воображении европейцев благодаря описаниям М арко П о­ ло. В то же время Д эмбэю, несмотря на его обходительность и при­ ветливость, не удалось поколебать представления о японцах, как о людях свирепых.

Первая «встреча» России и Японии произошла лишь в конце XVIII в. В 1735 г. в Японию снаряжается экспедиция Шпанберга.

Поскольку достоверных сведений о Японии у русского правительства было немного, Ш панберга снабдили инструкцией, в которой, в част­ ности был такой пункт: «Если на Камчатке имеются японцы, потер­ певшие кораблекрушение, вернуть их в Японию... дабы своею друж­ бою перемогать их застарелую азиатскую нелюдимость»*.

22 мая 1793 г. четыре судна вышли с Камчатки, и 16 ию ня «Ар­ хангел Михаил», «Надежда» и «Болыиерецк» увидели северо-восточное побережье острова Хонсю. Вскоре произош ла встреча с оби­ тателями острова.

«Японцы среднего и маленького роста. Одежда напоминает та­ тарскую. Ходят они босиком, панталонов и кальсонов не носят.

Бреют волосы от макушки до лба. На затылке волосы собирают в пучок. Есть японцы, которые носят плоские большие ш ляпы, сде­ ланные из травы и подвязывающиеся шнурком под подбородком, но есть и такие, которые не носят шляп, а подвязывают голову кус­ ком материи. Среди японцев имеются белокожие, но большинство смуглых. Глаза маленькие, волосы черные, усы носят с изгибом вниз»5 — докладывал о японцах Ш панберг.

Это первое непосредственное впечатление от Я понии во м но­ гом предопределило ее дальнейшее восприятие русским обществом.

Оказавшись значительно более эмоциональным, чем любой «ин­ форматор», пользующийся вторичными сведениями, Ш панберг де­ лает первый шаг в направлении выработки представления о я п о н ­ цах. Пытаясь объяснить свое впечатление от них, он использует уже имею щ ийся стереотип, причем тот, который базируется на чув­ ствах нелюбви и пренебрежения (татары). Впечатления Ш панберга ложатся в основу исходного представления о Японии. Ни путеше­ ствие Головина, ни исследования отечественных ориенталистов, по сути дела, не смогли его переломить6.

«...Синяя верхняя кофта, с ш ирокими рукавами и халат, туго обтянутый вокруг поясницы и ног. Халат держится ш ироким п оя­ сом. А еще? Еще ничего; ни панталон, ничего. Обувь состояла из синих коротких чулок, застегнутых вверху пуговкой. Между боль­ шим и следующим пальцем шла тесемка, которая прикрепляла к ноге соломенную подошву. Это одинаково, и у богатых, и у бед­ ных. Голова вся бритая, как и лицо, только с затылка волосы под­ няты кверху и зачесаны в узенькую, коротенькую, как будто отруб­ ленную косичку, крепко лежавшую на самой маковке»7. Это - опи­ сание японцев, сделанное И.А.Гончаровым в 1853 г., во время экс­ педиции Ефима Васильевича Путятина (1852-1855)8.

Между тем, И.А.Гончаров знал о японцах гораздо больше Ш панберга. В своих воспоминаниях он не только упоминает авто­ ров книг о Я понии, но и полемизирует с ними, говорит об обычаях и традициях японцев, которых сам не видел, но знает о них из книг (например, харакири)9. Членов экспедиции тщательно инст­ руктировали. Были даже «подготовлены статистические данные по Японии (в двух томах) на японском языке и дан их перевод на рус­ ский язык и пояснения к иероглифам»10.

Для уяснения поставленного вопроса — насколько русское об­ щество было знакомо с Я понией и вообще с Дальним Востоком, — роман «Фрегат “ Паллада”» имеет большое значение. Это взгляд не специалиста, ученого, исследователя, а именно обывателя. Но это «обывательское» сочинение содержит комплекс идей, высказанных ненарочито и мимоходом, которым предстоит укрепиться в умах и предопределить наше отношение к Японии и японцам на самых разных уровнях.

Прежде всего, Гончаров выдвигает свою версию происхождения японцев: «японцы и китайцы близкая родня между собою... Веро­ ятно, и те и другие вышли из одной колыбели, Средней Азии, и, конечно, составляли одно племя...»11. При этом Я пония многое унаследовала из Китая, в том числе и «младенчески-старческую цивилизацию с тою же системою отчуждения...». Однако на данном этапе по сравнению с китайцами «японцы народ более тонкий, и, пожалуй, более развитой: и немудрено - их вдесятеро меньше нежели китайцев»12.

Пассажи об общности происхождения дальневосточных наро­ дов у Гончарова являются как бы возражением Кемпферу, который «выводит же японцев прямо откуда бы вы думали? от вавилонского столпотворения!»13.

В отечественной ориенталистике эта идея довольно быстро ста­ ла само собой разумеющейся, истиной, не нуждающейся в допол­ нительных доказательствах. Формируется очень интересный подход к Дальнему Востоку. Во-первых, настойчиво выражается идея об общности Японии, Китая, Кореи (а затем Манчжурии, Бурятии и т.д.). Значит, подход к этим странам, отнош ения с ними должны строиться на одних и тех же принципах. И, несмотря на то, что мы очень быстро на практике осознаем разницу между Я понией и К и ­ таем, выити за рамки идеи об особых «правилах» отнош ений с «Востоком» не смож ем14.

Во-вторых, сначала в виде как бы случайных оговорок, затем все настойчивее высказывается мысль об общности дальневосточ­ ных народов и «Азии», уже вошедшей в состав Российской им пе­ рии. Эта идея породит множество разнообразных концепций - н а ­ чиная от «культурной миссии» России на Востоке и кончая утвер­ ждением, что значительное количество народов Дальнего Востока готово «поклониться Белому Царю».

Другая мысль, которую мог бы извлечь заинтересованный чита­ тель из сочинения И.А.Гончарова - это представление о японцах как о людях недалеких и несколько трусоватых.

™ Яй м ^ ЗГЛЯНеШЬ И ра3° ЧаруеШься! Некоторые ф изиономии до крайности глуповаты... улыбаются и приседают: что-то чрезвычай­ но странное - не то мужчины, не то женщ ины; хотя носят по две шпаги, но трусливы и раболепны, учтивы и мягки, пальца, однако класть в рот нельзя: лукавы и злопамятны... Во всем застарелое младенчество, наивная глупость в важных жизненных и государстенных вопросах и мудрость в пустяках; лицемерие, скрытность ребячество, юбки, косички и поклоны... И те и другие подозрительны, недоверчивы»15.

Заметим, что, открывая Японию для себя практически впервые русскии обыватель имеет уже довольно определенное исходное представление о японцах. Оно включает «исторически сложивш ее­ ся» представление об их «свирепости» и «азиатской нелюдимости»

с одной стороны, и возникш ее по принципу замещения подобным (татары, китаицы, Средняя Азия и т.д.) представление об «азиат­ ской» трусости и глуповатости, с другой стороны. Гончаров, конеч­ но, далек от прямых высказываний о расовой неполноценности японцев и китайцев (между тем, именно в этом направлении раз­ вивают свои построения иностранные ориенталисты 30-40-х гг.

XIX в.). Однако, его «портрет» японцев как нельзя более способст­ вует предвзято негативному отнош ению к народам Дальнего Восто­ ка. Буквально через несколько лет - такое же отнош ение к ним по­ явится в публичном выступлении синолога В.П.Васильева.

Постепенно негативное и презрительное отнош ение к японцам и, несколько в меньшей степени, к китайцам и корейцам станет своего рода «нормой».

Еще один значимый момент в наблюдениях Гончарова - это заметки о «военной мощи» Японии: «пушки: в одном месте три, с развалившимися станками, в другом одна вовсе без станка — как страшно! Наши артиллеристы подозревают, что на этих батареях есть и деревянные пушки... Солдаты! Нельзя ничего выдумать противоположнее тому, что у нас называется солдатом. Они, от старос­ ти, едва стояли на ногах и плохо видели. Седая косичка, в три во­ лоса, не могла лежать на голове и торчала кверху; сквозь редкую косу проглядывала лы сина цвета красной меди»16.

М нение о том, что у японцев нет ни малейшего опыта ведения военных действий с европейцами, ни военной техники, ни соответ­ ствующих знаний подтверждается последующими авторами (на­ пример, В.Костылевым в «Очерке истории Японии». СП б., 1888).

Постепенно это становится очередной аксиомой, и никакие воен­ ные обзоры, ни разведывательные данные, сообщающие о перевоо­ ружении Я понии, не могли поколебать сложившегося стереотипа.

Вот, в общих чертах, тот круг взглядов и идей относительно Японии, который сложился в русском обществе во второй полови­ не XIX в. Н асколько можно, однако, распространять взгляды од­ ного человека, даже такого замечательного, как И.А.Гончаров, на все русское общество?

Об этом можно судить по удивительной популярности самого романа «Фрегат “ Паллада”» и предшествовавших ему журнальных публикаций.

Первые донесения и отзывы в связи с плаваньем на фрегате были опубликованы в январском номере «Морского сборника» за 1855 г. Затем появляются отдельные очерки («Ликейские Острова») в «Отечественных записках» (1855. N° 4), а с мая 1855 по август 1857 г. публикуются «Главы из дневника»17. В 1857 г. выходят в виде сброшюрованных оттисков некоторые очерки, а глава «Рус­ ские в Японии» даже вышла отдельной книгой. Н аконец в 1858 г выходит роман «Фрегат “ Паллада”». Однако окончательно текст сложился позднее - при изданиях 1870 и 1886 гг. (таким образом временная экстраполяция совершенно обоснованна - перед нами не взгляд на Я понию 50-х годов XIX в. в чистом виде, а осмысле ние дорожных впечатлений уже в 80-е гг.). осмысле Книга сразу приобрела удивительную популярность: как отмев своих воспоминаниях Г.Н.Потанин, «“Палладу” раскупили чуть ли не в месяц, и через год потребовалось второе издание»

1862 1 8 7 ^ 1 Ш Г, ° Г Р° Ва КНИГЗ ВЫДерЖаЛа пять изДаний: в 1858, располагал более возобновлять ее издание... Но ему с разных сто­ рон заявляют, что обыкновенный спрос на нее в публике не пре кращается и что, сверх того, ее требуют воспитатели юношествГ и Следующий этап развития представлений о Я понии связан с активизацией политики России на Дальнем Востоке. О сновным р дметом интереса был именно Д альний Восток. Китай, Корея и Япония привлекли внимание лишь постольку поскольку. Ни кульГ ’ Г ТРадпЦИИ Японии не привлекали самостоятельного внимаедения 06 истории, культуре, психологии япониев Л Г - ц в в русской публицистике этого времени носят вторичный и в л ^ ш е м случае, компилятивный характер, являясь лиш ь повторением известных сведений с той нлн „ной авторской оценкой № ™ М0Мент в подходах к Дальневосточной политике России уже наметились два направления - «культурное» и «силовое» Для сторонников первого направления (например, для Ж Бадмаева Э. Ухтомского) проблема Дальнего Востока становится проблемой национальной самоидентификации по принципу: Р о с с и я - Восток Исходя из этой предпосылки, авторы говорят о сходности культур' о симпатиях народов Дальнего Востока к России, об их Л л а и и и « п о л о н и ть ся Белому Царю». Сторонники другого подхода” мер, И.Левитов, И.Сикорский) вначале предлагают рационалистачески. концепции продвижения России „а Дадвннй В осГ к пример проведение железной дороги на Д альний Восток, приобревьшабот^ССИеИ НезамеРзающего п°Рта и т.д.), а затем переходят к выработке различных концепций «желтой опасности».

90-е гг. XIX в., наконец, в общественном сознании начинает­ ся разделение Японии и Китая. Китай и Корея воспринимаются как ( Z Z ДРУЖеСТВеННЫе Росс™> сходные с «российской Азией»

( урятами, монголами и т.д.), тяготеющие к союзу с «Белым Ц а­ рем» и в то же время - слабые, нуждающиеся в руководстве и опе­ ке Япония же представляется государством не столько сильным, сколько враждебным, причем не только России, но и всему Д аль­ нему Востоку. Надо признать, что такое отнош ение к Я понии во многом объяснялось ее агрессивной внеш ней политикой, но, дума­ ется, для обывательского сознания гораздо большее значение имел 27 апреля 1891 г. в порт Нагасаки вошел военный кораоль «Азов», на борту которого находился наследник русского престола Николай Александрович. Среди сопровождавших престолонаслед­ ника был знаток Дальнего Востока, князь Э.Э.Ухтомский. После торжественной встречи и протокольных визитов, 11 мая Николай со свитой отправились осматривать озеро Бива. Когда торжествен­ ная процессия пересекала город Оцу, человек по имени Цуда Сандзо выхватил из ножен меч и, целясь в голову, ранил наследника.

Раны оказались в двух местах — на виске и на затылке. Позабыв об этикете, Н иколай отпрыгнул в сторону и скрылся в одном из бли­ жайших домов. Став императором, Николай II не любил вспом и­ нать об этом случае, но определенная неприязнь к Я понии у него сохранилась навсегда.