«ЯЗЫКОВОЕ ОБРАЗОВАНИЕ СЕГОДНЯ – ВЕКТОРЫ РАЗВИТИЯ Материалы III международной научно-практической конференции-форума 20 апреля 2012 года Екатеринбург, Россия Екатеринбург 2012 УДК 372.881.1 (063) ББК Ч 426.81 Я 41 к.п.н., ...»

Термин «концепт» является сложным, многомерным научным феноменом и потому не имеет однозначного определения на современном этапе развития науки о языке. Сейчас концепт исследуется в рамках двух основных направлений – это когнитивный и лингвокультурологический подходы.

Представителями первого направления (А. П. Бабушкин, Н. Н. Болдырев, Е. С. Кубрякова, И. А. Стернин, Е. В. Рахилина, В. З. Демьянков и др.) под концептом понимается единица ментальных или психических ресурсов нашего сознания и той информационной структуры, которая отражает знания и опыт человека; оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона, © Кузина Ю.В., концептуальной системы и языка мозга, всей картины мира, отраженной в человеческой психике [Кубрякова 1997: 90]. По мнению З. Д. Поповой и И. А. Стерина, концепты – это идеальные сущности, которые формируются в сознании человека из непосредственного чувственного опыта, прямого контакта с предметами, из мыслительных операций человека с другими концептами, из языкового общения, например в образовательном процессе, из самостоятельного изучения и усвоения значений языковых единиц.

Чувственный образ кодируется в сознании единицами универсального предметного кода и становится главным компонентом концепта – его ядром. Вокруг ядра с течением времени возникают новые слои – концептуальные признаки. Таким образом, концепт увеличивается в объеме, претерпевает изменения [Попова, Стернин 2007: 31].

Важен также тезис о том, что никакой концепт не выражается в речи полностью, так как:

1) концепт – это результат индивидуального познания, а индивидуальное нуждается в комплексе средств для своего полного выражения;

2) концепт не имеет жесткой структуры, и поэтому его невозможно выразить полностью;

3) не представляется реальным зафиксировать все языковые репрезентации концепта.

Анализом концептов в лингвокультурологическом направлении занимаются такие учёные, как Ю. С. Степанов, Н. Д. Арутюнова, В. И. Карасик, Г. Г. Слышкин. Концепт в этом направлении рассматривается и анализируется как единица культуры, а вся культура понимается как совокупность концептов и отношений между ними. По мнению Ю. С. Степанова, концепт – это «сгусток культуры в сознании человека»; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. С другой стороны, концепт – это то, посредством чего человек – рядовой, обычный человек – сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее [Степанов 1997: 45].

трёхкомпонентен и состоит из основного, актуального признака, дополнительного (или нескольких дополнительных) признаков и этимологического признака, запечатлённого во внешней словесной форме [Cтепанов 1997: 52]. Учёные – представители лингвокультурологического направления – особо подчёркивают наличие в структуре лингвокультурного концепта ценностной составляющей, поскольку культура детерминирует концепт, а в основе культуры лежит именно ценностный принцип [Карасик 2002: 35].

Таким образом, лингвокультурный концепт – это ячейка культуры в ментальном мире человека [Там же, 38].

Для описанных выше подходов общими являются следующие положения:

концепт является ментальным образованием, единицей сознания.

концепт характеризуется социокультурной обусловленностью концепт находит своё выражение в языке Различие данных подходов в следующем:

в когнитивном направлении внимание исследователей сосредоточено на познавательной сущности концепта, а в лингвокультурологическом – на его культурно-исторической значимости разнится видение роли языка в формировании концепта:

когнитивное направление рассматривает язык как непосредственный способ вербализации концепта, лингвокультурологическое направление отводит языку второстепенную роль в качестве вспомогательного средства.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. — Волгоград: Перемена, 2002. — 477 с.

Кубрякова Е. С. Краткий словарь когнитивных терминов / Е. С. Кубрякова, В. З. Демьянков, Ю. Г. Панкрац, Л. Г. Лузина / Под общ.

ред. Е. С. Кубряковой. — М.: Изд-во МГУ, 1997. — 245 с.

Попова З. Д., Стернин И. А. Когнитивная лингвистика. — М.: АСТ: Восток — Запад, 2007. — 314 с.

Степанов Ю. С. Концепт // Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. Опыт исследования. — М.: Школа "Языки русской культуры", 1997. — С. 40–76.

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ THEORETICAL BASIS FOR

ПРИМЕНЕНИЯ КОНЦЕПТУ- APPLYING THE

АЛЬНОГО АНАЛИЗА В ИС- CONCEPTUAL ANALYSIS IN

СЛЕДОВАНИИ ХУДОЖЕСТ- RESEARCH OF FICTION

ВЕННОГО ТЕКСТА

Аннотация. Рассматривается воз- Abstract. Possible ways and theoможность и теоретические осно- retical basis for applying of the conвания использования концепту- ceptual analysis concerning research ального анализа при исследова- of fiction are discussed.

нии художественного текста.

Ключевые слова: концепт, когни- Keywords: concept, cognitive apтивный подход, лингвокультурологи- proach, lingvocultural approach, ческий подход, концептуальный ана- conceptual analysis.

лиз.

Сведения об авторе: Кузина Юлия About the Author: Kuzina Yulia Викторовна, ассистент кафедры анг- Viktorovna, assistant of the Chair of Место работы: Уральский государст- Place of employment: Ural State венный педагогический университет. Pedagogical University.

Контактная информация: 620017, г. Екатеринбург, пр. Космонавтов, 26, к. 379.

e-mail: [email protected].

Художественный текст является объектом исследования целого ряда гуманитарных наук: лингвистики, семиотики, литературоведения, философии, культурологии. В течение последних десятилетий появились многочисленные работы, связанные с вопросом о границах текста, с проблемой соотношения текста и составляющих его элементов, с исследованием проблемы текста и контекста, а также отношения текста и воспринимающей его аудитории. Можно говорить о трёх основных подходах к изучению художественного текста: с точки зрения теории литературы (литературоведческом), семиотики искусства (семиотическом) и теории языка (лингвистическом), каждый из подходов определяется тем, какие аспекты текста интересуют исследователя [Михайлов 2006: 24]. Главное для дисциплин лингвистического ряда – текст как единица языка, текст как речь или как формальный © Кузина Ю.В., результат акта говорения. Внутри данных подходов сформировались различные направления. Так, в рамках лингвистического подхода направлением, предложившим новый взгляд на природу языка и текста, стала когнитивная лингвистика.

В основе когнитивной лингвистики лежит понимание о языке как об одном из средств доступа к сознанию человека [Попова, Стернин 2007: 19]. Когнитивное направление в лингвистике исходит из понимания языка как основного средства выражения знаний о мире (ванн Дейк, Т. Виноград, Ю. Н. Караулов, Е. С. Кубрякова, Т. М. Николаева, Б. А. Серебрянников и др.). Естественный язык понимается и рассматривается как неотъемлемая часть когнитивной системы, обеспечивающей познавательную и мыслительную деятельность человека. Ключевым понятием когнитивной лингвистики является концепт – глобальная единица мыслительной деятельности, единица сознания [Там же]. Каждый концепт является неким «сгустком»

знаний о мире, принципиально важных для человека. Система концептов образует картину мира, которая отражает понимание реальности.

Термин «концепт» является сложным, многомерным научным феноменом и потому не имеет однозначного определения на современном этапе развития науки о языке. Антропологическая ориентация современной лингвистики предопределяет междисциплинарный статус категории концепта, который исследуется в рамках двух основных направлений в изучении концепта – это когнитивный и лингвокультурологический подходы.

Представителями первого направления (А. П. Бабушкин, Н. Н. Болдырев, Е. С. Кубрякова, И. А. Стернин, Е. В. Рахилина, В. З. Демьянков и др.) под концептом понимается единица ментальных или психических ресурсов нашего сознания и той информационной структуры, которая отражает знания и опыт человека; оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга, всей картины мира, отраженной в человеческой психике [Кубрякова 1997: 90]. По мнению З. Д. Поповой и И. А. Стерина, концепты – это идеальные сущности, которые формируются в сознании человека из непосредственного чувственного опыта, прямого контакта с предметами, из мыслительных операций человека с другими концептами, из языкового общения, например в образовательном процессе, из самостоятельного изучения и усвоения значений языковых единиц. Чувственный образ кодируется в сознании единицами универсального предметного кода и становится главным компонентом концепта – его ядром. Вокруг ядра с течением времени возникают новые слои – концептуальные признаки. Таким образом, концепт увеличивается в объеме, претерпевает изменения [Попова, Стернин 2007: 31].

Важен также тезис о том, что никакой концепт не выражается в речи полностью, так как:

1) концепт – это результат индивидуального познания, а индивидуальное нуждается в комплексе средств для своего полного выражения;

2) концепт не имеет жесткой структуры, и поэтому его невозможно выразить полностью;

3) не представляется реальным зафиксировать все языковые репрезентации концепта.

Хотя именно благодаря тому, что концепт вербализуется в языке и имеет телесно-знаковую составляющую, он представляет важность для лингвистов. Рассматриваются концепты лексические, фразеологические, синтаксические. Рассматриваются и объединения концептов – целые лексико-семантические, лексикофразеологические, лексико-грамматические и синтаксические поля.

Итак, предметом когнитивной лингвистики является изучение соотношения семем, их сочетаний, нашедших выражение в языке, со сферой концептов [Там же: 27].

Анализом концептов в лингвокультурологическом направлении занимаются такие учёные, как Ю. С. Степанов, Н. Д. Арутюнова, В. И. Карасик, Г. Г. Слышкин. Концепт в этом направлении рассматривается и анализируется как единица культуры, а вся культура понимается как совокупность концептов и отношений между ними. По мнению Ю. С. Степанова, концепт – это «сгусток культуры в сознании человека»; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. С другой стороны, концепт – это то, посредством чего человек – рядовой, обычный человек – сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее [Степанов 1997: 45].

Культурный концепт – это многомерное смысловое образование, в котором выделяются ценностная, образная и понятийная стороны [Карасик 2002: 31]. При таком понимании термина «концепт» роль языка второстепенна, он является лишь вспомогательным средством. По мнению Ю. С. Степанова, культурный концепт трёхкомпонентен и состоит из основного, актуального признака, дополнительного (или нескольких дополнительных) признаков и этимологического признака, запечатлённого во внешней словесной форме [Cтепанов 1997: 52].

Учёные – представители лингвокультурологического направления особо подчёркивают наличие в структуре лингвокультурного концепта ценностной составляющей, поскольку культура детерминирует концепт, а в основе культуры лежит именно ценностный принцип [Карасик 2002: 35].

Таким образом, лингвокультурный концепт – ячейка культуры в ментальном мире человека [Там же: 38].

Два описанных выше подхода, занимаясь концептами, сходны в рассмотрении концепта как ментальной сущности, единицы сознания.

Общим для этих подходов является также утверждение о социокультурной обусловленности и языковом выражении концепта.

При этом подходы разнятся, поскольку в когнитивном направлении внимание исследователей сосредоточено на познавательной сущности концепта, а в лингвокультурологическом – на его культурноисторической значимости, расхождение обусловлено также разным видением роли языка в формировании концепта.

Представители обоих направлений отмечают, что существуют как универсальные, так и специфические, национальные культурные концепты, присущие тому или иному этносу. Н. Д. Арутюнова полагает, что концепт формируется в результате взаимодействия национальных традиций и фольклора, религии и идеологии, жизненного опыта и образов искусства, ощущений и системы ценностей [Арутюнова 2005: 49]. По словам Ю. Д. Апресяна, свойственный языку способ концептуализации мира отчасти универсален, отчасти национально специфичен [Апресян 1995: 39].

С. Г. Воркачёв считает, что концепт как единица коллективного знания отмечен этнокультурной спецификой [Воркачёв 2001: 70].

Таким образом, можно говорить о национальной специфичности концептов.

Национальная специфика концептов проявляется в различиях между одноимёнными концептами в разных национальных культурах, а также наличии уникальных концептов, свойственных только одной культуре.

В свете когнитивной парадигмы художественный текст рассматривается как сложный знак, который выражает знания писателя о действительности, воплощенные в его произведении в виде индивидуально-авторской картины мира. Кроме того, текст художественного произведения является продуктом культуры, к которой принадлежит автор, в созданных им словесных образах находят отражение ценности, присущие данной культуре. Известно, что в процессе перевода художественного произведения концептуальная система переводчика взаимодействует с концептуальной системой автора, в результате чего структура концептосферы (совокупности всех концептов) исходного текста и структуры отдельных концептов модифицируются под влиянием субъективного опыта переводчика и воздействием переводящей культуры.

Соответственно, производя концептуальный анализ художественного текста и его перевода, можно выявить базовые национальнокультурные и индивидуально-авторские концепты автора и переводчика, установить сходства и различия их структурной организации.

Концептуальный анализ художественного произведения позволяет получить данные для последующего моделирования концептосфер исходного текста и его перевода и сопоставления на этой основе структуры языкового сознания автора и переводчика.

Лингвисты все чаще говорят о концептуальном анализе как о новом формирующемся методе лингвистических исследований, который как интегративный метод предполагает одновременное использование инструментария разных филологических и гуманитарных дисциплин – лингвистики, литературоведения, культурологии, психологии и др. В настоящее время существуют различные методики обнаружения концептов и репрезентации их содержания. По словам Е. С. Кубряковой, концептуальный анализ – это отнюдь не какой-то определенный метод экспликации концептов, а соответствующие работы объединены только некоторой относительно общей целью, а что касается путей ее достижения, то они оказываются разными [Кубрякова 2004: 317–318].

При концептуальном анализе используются разные методы, но общий принцип исследования заключается в том, что после выбора ключевого слова, наиболее полно отражающего концепт, нужно обращатиться к языковому материалу. Источниками языкового материала могут быть разговорная речь, художественный текст, словари или даже комплекс источников. Ключевое слово должно быть связано с лексемами, представляющими поле концепта, общими семами. После сбора языкового материала проводится анализ его семантики, выявляется содержание концепта. После этого происходит возвращение к семантике ключевого слова и дополнение ее новыми данными, то есть собственно моделирование концепта. Концептуальный анализ следует отличать от семантического анализа слова. По утверждению Е. С. Кубряковой, несмотря на наличие некоторых точек соприкосновения между целями и задачами концептуального и семантического анализа, их конечные цели являются разными. Семантический анализ связан с разъяснением слова и направлен от единицы языковой формы (лексемы) к семантическому содержанию, а концептуальный анализ — от единицы смысла (понятия, образа, концепта) к языковым формам их выражения, а в итоге – к знаниям о мире [Кубрякова 2004: 321].

Как отмечает Л. Г. Бабенко, одним из перспективных направлений концептуального анализа является использование его при исследовании семантической организации художественного текста [Бабенко 2004: 107].

Л. Г. Бабенко предлагает методику концептуального анализа, которая предполагает выявление набора ключевых слов текста, определение базового концепта (концептов) этого пространства и описание обозначаемого ими концептуального пространства [Бабенко 2004: 121].

Первым шагом является выделение ключевых слов художественного текста. Ключевые слова – один из важных текстообразующих факторов. Т. А. Позднякова даёт следующее определение: «Ключевые слова – это слова, приобретающие в тексте художественного произведения новые, контекстуально обусловленные значения, аккумулирующие авторские мысли, идеи» [Позднякова 1999: 112].

И. В. Арнольд выражает общепринятое мнение, что семантически, тематически и стилистически наиболее существенными являются повторяющиеся в тексте значения, выступающие в необычных сочетаниях [Арнольд 1971: 8].

Процесс концептуализации, осуществляемый на материале художественного текста, обладает спецификой, поэтому возникает сложность выделения ключевых слов художественного текста. Каждое литературное произведение уникально, так же, как и его автор, поэтому ключевые слова в художественной литературе отражают индивидуально-авторский способ концептуализации мира, несут мировоззренческую и социокультурную нагрузку.

Критерием выделения ключевых слов являются следующие признаки: повторяемость, необходимость, концептуальная и образная значимость. Кроме того, исключение ключевых лексических элементов из художественного текста приводит к распаду этого текста как эстетически организованного целого. Часто ключевые слова встречаются в сильной позиции текста (заглавие, эпиграф, начало и конец текста, начало и конец главы). Ключевые слова могут объединяться в парадигму, отражающую субъективный взгляд автора на изображаемые события и героев. Данная парадигма соответствует концептуальной установке автора произведения.

Л. Г. Бабенко предлагает следующий алгоритм комплексного концептуального анализа художественного текста [Бабенко 2004: 111]:

1. Выделение предтекстовых пресуппозиций, важных для формирования концептуального пространства текста: время его создания личность автора и его творческая судьба и прочие экстралингвистические параметры 2. Анализ семантики заглавия и его семантического радиуса в тексте.

3. Проведение психолингвистического эксперимента с целью выявления набора ключевых слов текста.

4. Выявление повторяющихся слов, сопряженных парадигматически и синтагматически с ключевыми словами. Определение ключевого слова текста – лексического репрезентанта текстового концепта.

5. Анализ лексического состава текста с целью выявления слов одной тематической области с разной степенью экспрессивности.

6. Описание концептосферы текста, предусматривающее обобщение всех контекстов, в которых употребляются ключевые слова – носители концептуального смысла, с целью выявления характерных свойств концепта: его атрибутов, предикатов, ассоциаций, в том числе образных.

7. Моделирование структуры концептосферы, т. е. выделение в ней ядра (базовой когнитивно-пропозициональной структуры), приядерной зоны (основных лексических репрезентаций), ближайшей периферии (номинативно совмещенных и ассоциативно-образных репрезентаций) и дальнейшей периферии (субъектно-модальных смыслов).

По нашему мнению, данный алгоритм может быть использован в качестве основы для выделения базовых национально-культурных и индивидуально-авторских концептов текста оригинала сказочной повести Л. Ф. Баума «Удивительный волшебник страны Оз», её перевода С. Белова и литературной обработки А. М. Волкова с целью последующего установления сходств и различий в структурной организации концептов, а также моделирования концептосферы художественного произведения, его перевода и его художественной интерпретации. Концептосфера же выступает в качестве модели языкового сознания и структуры мышления непосредственно Л. Ф. Баума, переводчика С. Белова и А. М. Волкова, который творчески подошёл к обработке оригинального текста и не только перевёл его, но и привнёс авторские элементы. Сопоставление смоделированных концептосфер позволит сделать выводы о сходствах их мировосприятия, а также различиях, обусловленных национально-культурными факторами.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Апресян Ю. Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания // Вопросы языкознания. – 1995. – № 1. – С. 37-67.

Арнольд И. В. Тематические слова художественного текста // Иностранные языки в школе. – 1971. – № 2. – С. 6–12.

Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений (Оценка, событие, факт). – М.:

Наука, 2005. – 338 с.

Бабенко Л. Г. Филологический анализ текста. Основы теории, принципы и аспекты анализа: Учебник для студентов вузов. – М.: Академический Проект, 2004. – 464 с.

Воркачев С. Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // НДВШ. – 2001. – № 1. – С. 64–72.

Карасик В И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. – Волгоград:

Перемена, 2002. – 477 с.

Кубрякова Е. С. Краткий словарь когнитивных терминов / Е. С. Кубрякова, В. З. Демьянков, Ю. Г. Панкрац, Л. Г. Лузина / Под общ.

ред. Е. С. Кубряковой. – М.: Изд-во МГУ, 1997. – 245 с.

Кубрякова, Е. С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира / Е. С. Кубрякова. – М.: Языки славянской культуры, 2004. – 560 с.

Михайлов Н. Н. Теория художественного текста. – М.: Академия, 2006. – 224 с.

Позднякова Т. А. Некоторые способы франкоязычного описания русской культуры // Проблемы культурной адаптации текста: Тезисы докладов международной научной конференции. – Воронеж, 1999. – С. 110–115.

Попова З. Д., Стернин И. А. Когнитивная лингвистика. – М.: АСТ: Восток–Запад, 2007. – 314 с.

Степанов Ю. С. Концепт // Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. Опыт исследования. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. – С. 40–76.

РОЛЬ ИНТЕРТЕКСТА В SPEECH ACTS OF

ИНТЕРПРЕТАЦИИ РЕЧЕВЫХ A. FURSENKO AND NICK GIBB

ПОСТУПКОВ А.А. ФУРСЕНКО И THROUGH

НИКА ГИББА INTERTEXT

INTERPRETATION

Аннотация. Статья посвящена рас- Abstract. The article presents analysis смотрению интертекстуальных мо- of ‘intertext2 in relation to intertext делей «текст2, интерпретирующий within the receiving text’ model, текст1 в принимающем тексте» в common for educational reform coverмедийных публикациях, посвящен- ings in media-discourse. The article ных проблематике реформы образо- looks into discreditation potential, вания. В работе представлена харак- ‘password’ discursive function and теристика роли интертекстов в реа- culture-conditioned specificity of these лизации стратегии дискредитации, inclusions. The provided conclusions определена парольная функция и are of tentative character.

лингвокультурная специфика подобных включений. Выводы, представленные в работе, носят предварительный характер.

Ключевые слова педагогический дис- Keywords: pedagogical discourse, inкурс, интертекст, речевая агрессия, tertext, speech aggression, allusion, аллюзия, реформа образования. educational reform.

Сведения об авторе: Макеева Свет- About the Author: Svetlana Olegovna лана Олеговна, кандидат филологи- Makeyeva, Candidate of Philology, ческих наук, доцент, зав.кафедрой Associate Professor of the Chair of Место работы: Уральский государст- Place of employment: Ural State Pedaвенный педагогический университет. gogical University.

Контактная информация: 620017, г. Екатеринбург, пр. Космонавтов, 26, к. 379.

e-mail: [email protected] С благодарностью коллегам из Самарского государственного университета, с признательностью В.Д. Шевченко за чудесный подарок, за продуктивную идею подхода к исследованию интерференции Речевое поведение ключевых фигур политических, социальноэкономических и культурных реформ неизбежно вызывает резонансные дискурсивные практики, реализующие как референтивную, так и оценочную функции. «Эхо-тексты», темой которых является © Макеева С.О., интертекстуальное включение – фрагмент программного заявления руководителя или общественного деятеля, равно представлены и в поэтическом, и в бытовом, и в деловом дискурсе. В медиадискурсе «эхо-тексты» составляют значительную часть общего корпуса, причем их удельный вес зависит от тематической отнесенности публикации.

Тема образовательной и педагогической деятельности неотделима от явления интертекстуальности, т.к. цитация, комментирование и адаптация «текста в тексте» к уровню восприятия читателя является одной из базовых практик педагогического дискурса. В данной статье мы ограничиваемся рассмотрением интертекстуальных моделей «текст2, интерпретирующий текст1 в принимающем тексте» – т.е.

центонность в медийных публикациях, посвященных проблематике реформы образования. Анализ «эхо-текстов», интерпретирующих речевые поступки Фурсенко и Ника Гибба, министров образования России и Великобритании, призван решить следующие задачи:

а) определить роль интертекста2 в реализации тактик речевой агрессии либо комплимента на уровне принимающего текста;

б) установить, насколько интертексту2 присуща парольная функция;

в) выявить лингвокультурную специфику использования подобных включений.

Обратимся вначале к англоязычному корпусу примеров, которые для российских учителей представляют определенный лингвострановедческий интерес.

Ник Гибб, министр образования Великобритании с 2010 г, года прихода к власти консерваторов, проводит реформу школьного образования, реакция на которую в британском обществе крайне неоднозначна. Суть проводимой им реформы – отход от утилитарного узкопрофильного подхода, возврат к традиционным ценностям образования, усиление гуманитарного и естественно-научного цикла, возврат к жесткой дисциплине, большая свобода учителей в выборе и применении дисциплинарных санкций (вплоть до телесных наказаний). Попытка возврата к традиционной, викторианской школьной практике, дисциплине и Диккенсу, не вызывает отторжения педагогической общественности, тяготеющей к догме – скорее настороженность и недоумение. Моделирование речевого портрета Ника Гиббса идет по умеренно-конфронтационному сценарию; предпочтение отдается специфическим тактикам диффамации, основанным на композиционно-стилистическом потенциале включения одного текста в другой, его экспрессивного потенциала в рамках другого текста. Данная специфика в какой-то мере вызвана выбором прецедентного высказывания министра, спровоцировавшего атаку на его профессиональный статус:

“Every child ought to read a Dickens novel by the age of 11…They should know who Miss Havisham is … should know a few facts about fiction”.

Сходство ситуаций, эксплицированных в репрезентирующих их тестах:

а) высказывание министра, подчеркивающего значение фактологического компонента образования и творчества Диккенса;

б) высказывание персонажа Диккенса – Гредграйнда, получившего эпонимическое переосмысление в английской лингвокультуре – учитель-педант, приверженец дисциплины и фактологического подхода к содержанию образования – приводит к ряду интертекстуальных включений из романа Ч. Диккенса «Тяжелые времена»:

« …what could be more relevant than the opening of the appropriately-titled Hard Times, with Mr Gibb taking the place of Mr Gradgrind?:

“NOW, what I want is, Facts. Teach these boys and girls nothing but Facts. Facts alone are wanted in life. Plant nothing else, and root out everything else. You can only form the minds of reasoning animals upon Facts: nothing else will ever be of any service to them. This is the principle on which I bring up my own children, and this is the principle on which I bring up these children. Stick to Facts, sir!”». Фоновое знание сюжета произведения подталкивает читателей к определенному набору выводов в отношении характеристики профессиональной деятельности министра и ее последствий, являетесь не менее эффективной тактикой диффамации, чем навешивание ярлыков.

В следующем примере внимания заслуживает аллюзивное включение: The Schools minister Nick Gibb has great expectations of Britain's 11-year-olds, singling out Charles Dickens' classic as one of the books all children should read before they leave primary school. В данном примере обыгрывается заголовок другого произведения Ч. Диккенса – «Great Expectations», вызывая череду ассоциаций с наивным, недалеким и эгоцентричным Пипом, чьи ожидания строились на неверных посылках.

Одной из традиционно выделяемых «мягких» конфронтационных тактик при моделировании речевого портрета является употребление в одном контексте стилистически неоднородных единиц, чаще всего сниженной, разговорной лексики (См. [2]). Данная тактика присутствует и в нашем случае, но под влиянием интерферирующего художественного дискурса Диккенса преимущественно отмечаются случаи включения книжной лексики в нейтральный текстовой отрезок: With his penchant for old-fashioned discipline in schools – complete with strict uniform policies and rules that pupils should stand when teachers enter the classroom – it was never likely to be long before Nick Gibb provoked the ire of the profession. Представленный пример имеет ироническое звучание, на уровне подтекста подчеркивая «старомодные» взгляды Гибба.

Филологические пристрастия Ника Гибба, определенная непоследовательность его взглядов нашли отражение в одном из немногих случаев метафорической репрезентации деятеля: The Minister of State for Schools is that oxymoron: a Conservative modernizer.

Для педагогического дискурса в целом и его конфронтационнополемического подтипа в частности, характерно «сопоставление когнитивных моделей, передаваемых в них ситуаций и референтов, с целью проведения параллелей между похожими ситуациями, имевшими место в различные культурно-исторические эпохи», т.е. унисонный тип отношений [Шевченко 2010 : 36]. Данный прием широко используется при диффамации министра образования Великобритании:

«Nick Gibb is living in the nineteenth century, pre 1880.

Here's what a well-known Headteacher stated in a lecture in my old village in January 1880:

The rev. gentleman went on to show the danger in the present educational policy of our country of cramming rather than opening the intellect of our youth, and concluded with a warm appeal to the young men and women present to become thinkers, and thus general benefactors of their village and nation.

Современная ситуация в образовании получает негативную интерпретацию в силу сходства с ситуацией 1880 г., что свидетельствует об отсутствии поступательного движения в школьной политике.

You see the Victorians had worked out that their education system wasn't fit for Victorian England, and yet we have the unsuccessful early Victorian model foisted on schools as some sort of solution for 21st century Britain.»

В заключение отметим специфику реализации тактики «смыслового уничтожения высказываний оппонента» Как правило, в данном случае в оценке речи отчетливо прослеживается оценка коммуникативных постулатов качества, количества, релевантности и модальности. В нашем случае нивелируется новизна, оригинальность высказываний Гибба, причем инструментом выступает опять же интертекст. Рассмотрим следующий пример:

«The education minister’s attack on the “got to have it now culture” was made weeks after Lord Sacks, the Chief Rabbi, criticised the selfishness of the consumer society.

He said the iPad and iPhone products sold by Apple helped contribute to a culture of egotism, because of their emphasis on personal ownership.

“The values of a consumer society really aren’t ones you can live by for terribly long,” the Chief Rabbi said.

“The consumer society was laid down by the late Steve Jobs [the founder of Apple] coming down the mountain with two tablets, iPad one and iPad two, and the result is that we now have a culture of iPod, iPhone, iTune, I, I, I.”. На первый взгляд приведенная ниже объемная цитата служит подтверждением правоты министра, но место текстового включения (финальная сильная позиция) и введение обстоятельства времени ‘weeks after’ подводят читателя к мысли, что министр образования в сущности не сказал ничего нового и оригинального.

Отдельного рассмотрения заслуживает реакция «эхо-текстов» на ужесточение дисциплины в школах. Программное заявление министра сопровождается интертекстуальным включением «The Bible says:

“Spare the rod and spoil the child”». Данное высказывание давно и прочно вошло в паремиологический фонд языка и в ряде случаев вводится как комментарий в принимающем тексте: Dickensian though it may seem spare the rod and spoil the child. Актуализация первичного источника может объясняться функциональным потенциалом мифологических интертекстов – «cоциально-регулятивной функцией, объясняющей происхождение и особенности социального устройства и предписывающей членам общества определенный тип социального поведения» [Шевченко 2011 : 16]. Соположение мифологического интертекста с интертекстом1 выполняет мелиоративную функцию, оправдывая крайние меры, предложенные министром Великобритании.

Текстовая репрезентация Ника Гибба the Conservative Schools minister // the minister of Education from the Tories свидетельствует об актуализации дифференциального признака «выразитель интересов определенной политической партии», «министр, проводящий предсказуемую политику». В подавляющем большинстве случаев адресант дистанцируется от негативных суждений и выводов, позволяя читателю устанавливать определенные связи между предметнореферентными ситуациями, объединенными за счет общих мотивов и тем.

Переходя к русскоязычному корпусу примеров, иллюстрирующих интересующую нас интертекстуальную модель, предложим краткую зарисовку «экстралингвистического фона».

А. А. Фурсенко, министр образования и науки Российской Федерации с 2004 года, в течение 8 лет проводит реформы, вызывающе резкое отторжение широких кругов общественности. Первую волну негодования вызвала реформа русского языка, коснувшаяся ударений в словах общего употребления, проведенная А.А. Фурсенко. Еще большее возмущение вызвало введение единого государственного экзамена в качестве обязательного для выпускников российских школ. Суть проводимой реформы – попытка сделать российское образование ближе к западному, вводя только тестовые системы контроля знаний. Первые экзамены в данном формате, проведенные в российских школах, вызвали возмущение педагогической общественности, страх и неприятие среди обучающихся.

Отсутствие существенных расхождений в реакциях респондентов, относящихся к педагогическому сообществу, и респондентов вне корпоративной группы может свидетельствовать о следующем: Фурсенко, как прецедентное имя, приобретает лингвокультурный статус.

Уместно отметить, что «интернет-среда приводит к опосредованности коммуникации, «подразумевающей … анонимность и безопасность речевых партнеров (вследствие их физической непредставленности), их равный статус, … что способствуют снятию целого ряда социокультурных и психологических ограничений, обычно налагаемых на речевое поведение в несетевой коммуникации в целях снижения (канализации) агрессии и предотвращения конфликта» [2]. «Эхотексты» в интернет-среде, интерпретирующие программные высказывания А. А. Фурсенко, характеризуются высокой конфронтационностью – задействован практически весь известный набор тактик речевой агрессии. В условиях целенаправленной дискредитации Фурсенко и его реформ российская интертекстуальная модель приобретает следующую специфику:

а) текст1 (программное заявление министра) вводится в принимающий текст как аллюзия, а не интертекстуальное включение; так, например, многочисленные случаи языковой игры, связанные с намеренным искажением фамилии министра, обыгрыванием звукового состава, внутренней формы – ФУрсенко // ФурсЕнко // фУрсенко // ФурсенкО, выполняют функции отсылки к довольно невнятному пояснению министра «Если не знаете, как ставить ударение в слове, нужно подобрать к нему синоним – слово со схожим произношением». «Мена имени», помимо выполнения парольной функции, осуществляет смысловое уничтожение любого нового заявления министра (что ожидать от человека, способного на подобную безграмотность).

Имплицитной маркированностью обладает заглавие статьи «Педагогическая поэма с сокращениями», посвященной судьбе ЧГПУ и других педагогических вузов, оказавшихся под угрозой закрытия. А.А.

Фурсенко не раз тепло отзывался о литературном и педагогическом наследии А.С. Макаренко, что подталкивает читателей к сопоставлению педагогического наследия двух деятелей со схожими фамилиями.

б) в русскоязычном дискурсе сильнее выражена хронологическая доминанта [Шевченко 2011 : 21], показателями которой являются языковые средства, обозначающие личности и события, относящиеся к прошлому, причем тема ПРОШЛОЕ, как правило, отличается положительной оценочной заряженностью, тема НАСТОЯЩЕЕ получает негативную интерпретацию; таким образом, текст1 и текст2 вступают в контрастивные отношения, усиливая полемическую заряженность статьи: На излете своей жизни, в 1882 году, Иван Тургенев написал это почти молитвенное и удивительно точное по смыслу стихотворение в прозе. Помните? … в последнее десятилетие «тягостные раздумья», равно как и «отчаяние при виде всего, что совершается дома», считаются не просто неуместными, но и кощунственными…// Когда-то великого Гете спросили, какой недостаток в человеке он считает самым страшным. Автор Фауста задумался и сказал: “Деятельное невежество”. Те, кто сейчас занимается реформами, этим качеством сполна обладают2.

в) интертекст2 в оппозиции к интертексту1 (вводимом в принимающий тест в сокращении либо как аллюзия, что позволяет осуществить настройку на семиотическую общность с читателем) поддерживается рядом интертекстуальных включений, развивающих посылку интертекста2 на уровне импликации либо аналогии. Помимо эффекта субъективной градации, обилие цитат, диссонирующих с высказываниями министра, создают зрительный дисбаланс между аргументом и контраргументом, приглашая читателя присоединиться к В ответ на заявление А.А. Фурсенко, что «в области науки, в отличие от образования, еще мало сделано»

мнению авторитетного большинства: подготовка «квалифицированного потребителя» давно и надежно поставлена на поток в системе американского образования. И это привело к тяжелейшему кризису, по поводу которого еще в 2005 году сделал твердое заявление самый богатый американец Билл Гейтс. Пытаясь на заседании конгресса американских губернаторов проанализировать успехи и неудачи американского образования, Билл Гейтс прямо заявил, что с переходом на «прикладную систему образования», главной целью которой является подготовка потребителя, американская школа фактически умерла. Ибо, выпускники её больше не способны на создание самостоятельного интеллектуального продукта. Мишель Фуко сказал:

тоталитаризм заставляет жить, а демократия разрешает умирать. Как говорил Марк Твен: "Если мой сосед съел курицу, а я не съел ничего, то в среднем мы оба съели по пол курицы" г) Унисонный тип отношений интертекста1 и 2 используется для негативной интерпретации миссии прототипа речевого портрета.

Данный эффект достигается частичным совпадением семантического наполнения, а также совпадением прогнозируемых последствий интертекста1 и интертекста2 – цитате из выступлений одиозных исторических личностей, ср.: "Для ненемецких народов Востока высшее образование должно быть отменено, вполне достаточно и четырёхлетних школ. В этих школах их обучат простому счёту, скажем, до пятисот, написанию имени и вдолбят необходимость послушания немцам, а также быть порядочными и добросовестными ребятами.

Учить их читать совсем необязательно". (Генрих Гиммлер) // Образование опасно. Достаточно если они смогут считать до ста.

Лучше всего допустимо такое образование которое готовило бы полезных для нас слуг. Всякий образованный человек — это будущий враг (Мартин Борман)4.

Таким образом, даже поверхностный обзор медийных публикаций, имеющих структуру «текст2, интерпретирующий текст1 в принимающем тексте» и посвященных проблематике реформы образования, позволяет сделать рад любопытных наблюдений:

Исходная цитата А.А. Фурсенко «Недостатком советской системы образования была попытка формировать человека-творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить квалифицированного потребителя».

В ответ на заявление А.А. Фурсенко: «Реформа высшего образования давно назрела. Количество вузов года за четыре сократится где-то процентов на 20 — путем реорганизации и объединения. И никто от этого не потеряет».

1. интертекст2 в преобладающем большинстве случаев является сигналом конфронтационной позиции автора, причем его диффамативный потенциал неограничен (развенчание притязаний, навешивание ярлыков и пр.);

2. интертекст2 не выполняет парольную функцию; эта роль осуществляется интертекстом1 (программное заявление министра). Степень развернутости (дословное цитирование) свидетельствует о дистанцировании, о нейтральной позиции адресанта, аллюзивный способ бытования интертекста1 реализует функцию определения «своего круга», причем свой круг может быть шире границ профессионального сообщества (деятелей образования);

3. и в англоязычном, и в русскоязычном дискурсах основной выступает хронологическая дискурсивная доминанта; при этом движение по оси времени в АЯ дискурсе репрезентируется как «возврат в прошлое» и обладает умеренной негативной окраской. В РЯ движение по временной оси приобретает выраженную негативную контаминацию: «приближение к точке катастрофы, за которой культурное наследие прошлого будет утеряно».

К лингвокультурной специфике реализации интересующей нас интертекстуальной модели можно также отнести следующие моменты:

англоязычные медийные публикации свидетельствуют об интерференции художественного и публицистического дискурса, проявляющейся на семантическом, ситуативном и интермедиальном уровне (кадры из фильмов по мотивам романов Ч.Диккенса, портрет писателя). Русскоязычная модель напоминает джазовую композицию, где интертекст2 заимствуется из далеких друг от друга сфер, реализуя в первую очередь функцию создания противоречия;

в русскоязычном дискурсе интертекст2 является поддерживающим приемом осуществления речевой агрессии; функцию смыслового уничтожения интертекста1 берет на себя принимающий текст.

Отметим, что в отличие от А.А. Фурсенко в России, Ник Гибб в Великобритании не является прецедентным именем. Насколько переход к статусу прецедентного имени скажется на реализации модели «текст2, интерпретирующий текст1 в принимающем тексте», покажет будущее.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Воронцова Т.А. Речевая агрессия: коммуникативно-дискурсивный подход: Автореф. дис. … докт. филол. наук. – Челябинск, 2006. – 43 с.

Усачева О.Ю. Конфликтный диалог в Интернете (на материале политических форумов) URL: http://www.dialog-21.ru/Archive/ 2005/UsachevaO/UsachevaO.htm (дата обращения 4.10.11).

Шевченко В.Д.. Теория интерференции дискурсов: монография. – Самара: Изд-во «Самарский университет, 2010. – 212 с.

Шевченко В.Д. Интерференция дискурсов в англоязычной публицистике: Автореф. дис. … докт. филол. наук. – Санкт-Петербург, 2011. – 39 с.

АДЕКВАТНОСТЬ ПЕРЕВОДА ADEQUACY OF THE PROPER

ИМЕН СОБСТВЕННЫХ NAMES TRANSLATION IN

НА МАТЕРИАЛЕ СКАЗКИ RUSSIAN VERSIONS OF

VENTURES IN WONDERLAND» WONDERLAND» BY L. CARROLL

В КОНТЕКСТЕ ЭКСПЕРИМЕН- IN THE CONTEXT OF

ТАЛЬНЫХ ДАННЫХ EXPERIMENTAL DATA

Аннотация. В статье рассматривается Abstract. In this article the matter of the вопрос об адекватности перевода adequacy of the proper names translaимен собственных и приводятся ре- tion is considered. There are results of зультаты психолингвистического psycholinguistic experiments aimed at эксперимента, направленного на вы- identifying the components of the adeявление компонентов адекватности quacy of the names translation.

перевода имен.

Ключевые слова: имя собственное, Keywords: proper name, an adequate адекватный перевод, эксперимент. translation, the experiment.

Сведения об авторе: Никулина Алексан- About the Author: Nikulina Alexandra, a дра Николаевна, студент очного отделе- Master’s Degree student, Institute of Phiния магистратуры «Педагогическое об- lology, Cultural and Cross-cultural Comразование», Институт филологии, куль- munication, Ural State Pedagogical Uniтурологии и межкультурной коммуни- versity.

кации, УрГПУ.

Научный руководитель: Supervisor: Gridina T.A, Doctor of PhiГридина Т. А., доктор филологических lology, Professor, Head of the Chair of наук, профессор, зав. кафедрой общего General Linguistics and the Russian Lanязыкознания и русского языка УрГПУ. guage, Ural State Pedagogical University.

Контактная информация: 620017, г. Екатеринбург, ул.Щербакова 7, кв. e-mail: [email protected] Мы занимаемся проблемой перевода ИС с английского языка на русский на материале сказки Л.Кэрролла и сопоставительным анализом перевода ИС на русский язык отечественными переводчикамиписателями. В данной статье коснемся только одного аспекта перевода – адекватности.

Актуальность темы обусловлена активным интересом к проблемам перевода вообще и к проблеме перевода имен собственных в частности. За последнее время особенно проявился интерес к функционированию ИС в художественных произведениях.

Следовательно, вопрос о функциональной адекватности ИС в исходных текстах и переводных текстах становится особенно важным.

© Никулина А.Н., Что такое адекватный перевод?

Вопрос адекватности перевода является чрезвычайным на сегодняшний день. Наука пытается выработать это понятие, сделать его менее расплывчатым и более конкретным, но достичь этого пока не удается по ряду причин: субъективность мнений, невозможность следовать одной методике и установленным константно правилам перевода. В самом общем понимании, будем называть адекватным перевод тот, который соответствует оригиналу и выражает те же коммуникативные установки. Главное для нас – идейное соответствие автору.

Дать оценку переводу весьма проблематично, т.к. наука не может оперировать понятиями «хорошо», «плохо». Поэтому мы для себя обозначили те самые основные критерии определения адекватности перевода, которые будут отвечать следующим принципам:

1. Сохранение грамматической близости к оригиналу (имеется в виду сохранение гендера персонажа, возможность учесть категорию определенности // неопределенности, личности // безличности), 2. Умение переключать культурные регистры (сохранить англомонархические реалии), 3. Соответствие идейному замыслу Кэрролла (имеется в виду сохранение авторской языковой игры, его системы образов, колорита ономастического пространства), 4. Ориентированность на читателя-ребенка.

Особенности трансляции ИС в разных версиях перевода Нами были выбраны наиболее популярные переводы сказки, а именно переводы В.В. Набокова, Н.М. Демуровой, А. Кононенко, Н. Старилова, Б.В. Заходера.

По данным сопоставительного анализа перевода ИС мы смогли выявить основные стратегии перевода общего характера, объединяющие переводчиков, и личные, подчеркивающие идеостиль каждого автора. Так можно говорить о том, что русские переводчики Кэрролла стремились передать особую образность сказок Кэрролла, своеобразие его эксцентрических нонсенсов, сохранить его систему образов. Н.Набоков пытается добиться этого эффекта, перекладывая английскую сказку на русскую почву, А. Кононенко пытается в своем переводе гармонизировать соотношения «русского» и «английского», Н.М. Демурова ревниво пытается передать колорит Англии, реалии жизни автора и отразить в своем переводе всю глубину кэрроловской фантазии и ее истоки. Б.В. Заходер старается в большей степени адаптировать сказку к детям: имена должны быть самое главное веселые, задорные, причудливые с легко считываемой семантикой и коннотацией. Н. Старилов, придерживаясь тенденции к буквализму, переводит дословно, главное – четкое и буквальное соответствие оригиналу.

Эксперимент Так возникает совершенно справедливый вопрос: какой же перевод можно считать более адекватным, удачным? Для более объективного ответа на него мы провели ассоциативный направленный психолингвистический эксперимент, в котором студентам, изучающим англ.яз., предлагалось выбрать из ряда переведенных имен более удачное, по их мнению, и объяснить свой выбор. К данному ряду переведенных имен прилагалась краткая характеристика персонажа, дословный перевод слова по словарю Мюллера и контекст, в котором наиболее ярко это имя функционировало. Можно было давать свой перевод имени.

В эксперименте участвовали 24 респондента.

Проанализировав данные эксперимента, мы пришли к следующим выводам. Респондентом наиболее всего были важны следующие факторы при выборе имени:

соответствие характеристике персонажа, дословность перевода, т.е. максимальная точность перевода, положительные звуковые ассоциации, т.е. благозвучие имени.

Популярность выбора именно таких объяснений натолкнула нас на мысль, что они могут быть связаны с общей тенденцией к дословному переводу, невнимательность к контексту, т.к. очень редко встречались ответы типы «сохранить игру слов, каламбур» и т.д. в таких сложный случаях респонденты чаще всего выбирали буквальный перевод. В случаях, где вариантов перевода было множество, чаще выбирался либо наиболее приятно звучащий, либо самый популярный благодаря фильму Тима Бертона «Алиса в стране чудес». Таким образом, наибольшее предпочтение читатели отдают именам, переведенным Стариловым, переводчиком-буквалистом, на втором месте Демурова, далее Набоков, Заходер, Кононенко.

Благодаря данному эксперименту мы смогли выяснить, какие техники перевода легче всего воспринимаются читателями, осознаются ими и воспринимаются. Конечно, на первом месте буквальный перевод, но ему не уступают место и принцип фонетического соответствия, т.е.транскрипция.

Эти исследования помогли нам сделать вывод: для читателя адекватный перевод ИС – это такой вариант, значение которого легко и быстро считывается читателем за счет его прямого значения и приятной звуковой оболочки. Но тем не менее, имена, переводимые с учетом игры слов и задумкой автора, всегда вызывали одобрение респондентов, положительное восприятие. Чтобы угадать и почувствовать задумку Кэрролла нужно знать его текст в оригинале и в переводе, только в таком случае читатель может адекватно оценить имя.

Часто сама игра скрывается в контексте, в сюжете или в характеристике персонажа, а имя является лишь ключом, который открывать нам дверь в мир кэрролловской фантазии.

Еще одно важное положение: определить понятие «адекватный перевод» невозможно объективно, сумев учесть все множество факторов и аспектов перевода, но тем не менее, если выдвигать на передний план критерий 1. Сохранение грамматической близости к оригиналу (имеется в виду сохранение гендера персонажа, возможность учесть категорию определенности // неопределенности, личность // безличность), скорее адекватным переводом нужно считать работу Старилова и Кононенко.

2. Умение переключать культурные регистры (сохранить англомонархические реалии – Демурова или переложить текст на русскую культуру – Набоков).

3. Соответствие идейному замыслу Кэрролла (имеется в виду сохранение авторской языковой игры, его системы образов, колорита ономастического пространства), Набоков и Демурова.

4. Ориентированность на читателя-ребенка. – Заходер и Набоков.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Демурова Н.М. О переводе сказок Кэрролла. – Режим доступа:

http://lib.guru.ua/CARROLL/carrol0_10.txt Елифёрова М. Гендер сказочных и мифологических персонажей англоязычной литературы в русских переводах. – Режим доступа:

http://warusa.livejournal.com/9188.html.

Еромолович Д.И. Имена собственные на стыке языков и культур. – М., 2001.

Комиссаров В.Н. Общая теория перевода. – Режим доступа:

http://www.classes.ru/grammar/113.komissarov_obshaya_teoriya_perevod a/html/1_4.html Мюллер В. Новый англо-русский словарь / под ред. М.М.Маковского.

– М., 2003.

Екатеринбург, Россия

МЕТАФОРИЧЕСКОЕ METAPHORICAL

ОЛИЦЕТВОРЕНИЕ PERSONIFICATION OF SEASONS

ВРЕМЕН ГОДА В ИДИОСТИЛЕ IN THE POETIC IDIOSTYLE OF

И. КНАБЕНГОФА I. KNABENHOF

Аннотация. В данной статье мы рас- Abstract. The author of the article disсматриваем случаи метафорического cusses the role of the metaphorical perолицетворения времен года в дискур- sonification in the works by I. Knabenсе современного российского поэта hof, a modern Russian poet, belonging to Ключевые слова: метафорическое Keywords: metaphorical personification, олицетворение, концепт, метафора, concept, metaphor, metaphorical model.

метафорическая модель.

Сведения об авторе: Овешкова Анна About the Author: Oveshkova Anna Николаевна, кандидат филологиче- Nikolayevna, Candidate of Philology ских наук, доцент, доцент кафедры (Ph.D.), Associate Professor of the Engанглийской филологии и сопостави- lish Philology and Comparative Linguisтельного языкознания. tics Department.

Место работы: Уральский государст- Place of employment: Ural State Pedaвенный педагогический университет. gogical University.

Контактная информация: 620017, г. Екатеринбург, пр. Космонавтов, 26, к. 368.

e-mail: [email protected].

Метафора – это один из наиболее ярких признаков, характеризующих художественный текст. Олицетворяющая метафора, в которой метафорический сдвиг дополняется персонификацией, – не исключение.

Материалом для данной статьи послужили контексты с олицетворяющей метафорой, полученные методом сплошной выборки из поэтических произведений И. Кнабенгофа (всего около 340 произведений, среди них стихи, тексты песен, поэмы). Мы считаем целесообразным включение текстов песен в исследовательский материал, основываясь на утверждении Ю.М. Лотмана о том, что на типологической лестнице жанров песня занимает положение между разговорной речью и «классической поэзией» [Лотман 1996: 35 – 36].

Стоит отметить, что в дискурсе И. Кнабенгофа метафорическое олицетворение весьма распространено, он широко использует его в самых разнообразных контекстах:

© Овешкова А.Н., птиц смеющееся солнце (Еще один день).

Так, в примере (2) объекту неживой природы – солнцу – с помощью метафорических олицетворения и эпитета приписываются антропоморфные черты. Особенно же в контексте произведений данного автора распространено придание антропоморфных и зооморфных характеристик временам года. Олицетворяющая метафора, перенося свойства человека или животного на абстракции или материальные объекты, проявляется в валентности компаранта (олицетворяемого слова):

(3) Моя зима попросилась в гости и осталась ночевать до вторника (Сам не знаю).

В контексте (3) валентность олицетворяемого слова сходна с валентностью слова «человек», так как сочетается с глаголом речи (проситься), свойственным людям.

Как полагает В.П. Москвин, олицетворение – это наделение предметов, растений, явлений природы свойствами людей (добавим – и свойствами животных) [Москвин 2007: 498]. Несомненно, что времена года относятся к явлениям природы. Четыре сезона осмысляются поэтом в двух направлениях: 1) как события, циклически повторяющиеся во времени, и 2) как события, следующие одно за другим, т.е. время в этом случае интерпретируется как линейное поступательное движение. В первом случае поэт не выходит за рамки того чувства времени, которое выработалось у человека в процессе восприятия изменений в окружающем его мире:

Я снова буду разговаривать об этом (Игрушки).

Во втором случае времена года в поэзии автора символизируют жизненные циклы человека – эта особенность фрагмента авторской картины мира, как и общеязыковой, объясняется значительной степенью антропоцентричности картины мира вообще. Говоря о временах года, мы полагаем, что в дискурсе И. Кнабенгофа весна символизирует детство, лето – юность, осень – зрелость, зима же, однако, в отличие от европейской традиции [Юкина, Эпштейн 1979: 199 – 204] не всегда символизирует смерть. Таким образом, повседневный опыт существования в то или иное время года используется для осмысления явлений иного порядка, что обусловлено метафоричностью процессов мышления человека [Лакофф, Джонсон 1990: 392].

Всего нами было выделено 53 случая метафорического олицетворения времен года (зима, 31 контекст; весна, 10 контекстов; лето, контекстов; осень, 7 контекстов). Анализ выборки дал довольно интересные результаты. Так, около 59% примеров представляют собой метафорическое олицетворение самого холодного времени года – зимы, при этом только к данной лексеме имеется очень широкий ряд ассоциатов – метель, снег, пурга, холод, мороз и пр., которые также подвергаются метафорическому олицетворению:

(Страховка прибежища).

В то же время в анализируемом материале нам не встретилось ни одного контекста, в котором ассоциаты лексем лето, осень подвергаются метафорическому олицетворению, да и ассоциатов к ключевым словам концептов ВЕСНА, ЛЕТО, ОСЕНЬ нами было выделено очень мало:

Рассмотрим случаи метафорического олицетворения применительно к описанию весны. Как видно из контекста (7), ассоциатом к лексеме ВЕСНА у И. Кнабенгофа выступает существительное «девочка», т.е. мы можем говорить об актуализации метафорической модели ВЕСНА = ЧЕЛОВЕК, а точнее, ВЕСНА = РЕБЕНОК, т.е. в этом случае концепт является смежным концепту ДЕТСТВО, концепты тесно переплетаются. Интересно также отметить, что песня «Уходит весна» является завершающим треком (безусловно, сильная позиция) в сольном альбоме И. Кнабенгофа «Детство». Весна – это ребенок, весна – это радость:

И облака вдруг соберутся в грозовые тучи дней, Контекст (8) позволяет интерпретировать время как линейный феномен – глаголы «исчезать», «уходить», «уносить», употребленные в несовершенном виде, создают ощущение бесконечности происходящего:

Детство – это пора игр, веселья, это время, когда счастье переполняет просто оттого, что попрыгал по лужам:

По лужам бодро прыгал (Просветление).

Весна в дискурсе И. Кнабенгофа – это развернутый антропоморфный образ:

Как известно, иногда олицетворение маркируется заглавной буквой, т.е. с помощью графических средств; в дискурсе И. Кнабенгофа только слово Весна выделено таким образом, что свидетельствует о важности места, занимаемого этим понятием в картине мира автора:

Обогреет и накормит Весна-Лимита (Лимита).

Итак, центральный образ весны в анализируемом материале рисуется как вечно юная девчонка, которая забегает лишь ненадолго – в начале она – почти зима, а в конце – уже лето; весна – почти неуловимое время года – именно таким образом разворачивается метафорическое олицетворение в контексте (14). Метаморфозы тяжелым грузовиком и белой птицей изображают весну как нечто, чему невозможно противостоять, как живое существо, движущееся с большой скоростью (глаголы лететь, бежать):

На обочинах отдыхая белой птицей Весны.

Под проливным дождем стоять я буду во дворе, Эпитет белой, по нашему мнению, служит описательным средством первого месяца этого времени года – когда снег еще растаял не полностью, он еще лежит на обочинах. Но весна мимолетна, и вот она «летит в свое завтра» и превращается в лето:

Авторский анимистический метафорический эпитет рыжую, вероятно, указывает на такую важную черту определяемого, как солнечность. Однако солнце ярче всего светит все же летом:

Слепящего полудня жара (Последний день лета).

В этом контексте эпитет яркий представляет собой пример синестезии – а точнее, синестетической метафоры, которая основывается на уподоблении объектов, «восприятие которых производится по разным каналам сенсорики» [Москвин 2007: 695]. Звук (слуховое восприятие) уподобляется краскам/цвету (зрительное восприятие). Лето, как и весна (т.е. юность, как и детство), – это тоже довольно краткий период времени:

Нами было выделено всего 5 случаев метафорического олицетворения этого времени года. Анализ контекстов позволяет говорить об актуализации той же самой метафорической модели ВРЕМЯ ГОДА = ЧЕЛОВЕК:

Не опаздывай обратно, лето, до свидания, пока!

Прогуляйся да вернись, к нам во двор поторопись!

Ты друзей не забывай, до свидания, гуд бай!

То же самое можно сказать и о метафорическом олицетворении осени – в контексте (20) это время годы выступает в образе музыканта или композитора:

И скажет: «Только романс! Я права?» (Ту-ту-туру).

Быстрый ход времени (т.е. детства и юности) замедляется – наступает зрелость. Осень у поэта ассоциируется с романсом, и это неслучайно. Романс – это небольшое вокальное произведение лирического характера; так и осень напоминает об ушедшем времени – может быть, о лете (или юности). Осень – это время грусти и тоски, время сожалений о несбывшихся мечтах и рухнувших надеждах:

Текстопорождающая функция метафоры (см., например, [Харченко 2009: 23]) олицетворения ярко проявляется в стихотворении «Ту-ту-туру»: начальная метафорическая модель ВРЕМЯ ГОДА = МУЗЫКАНТ/КОМПОЗИТОР/ПЕВЕЦ развертывается следующим образом. Зима – это всего лишь интро (или интродукция) к тысячекапельной народной песне весны; лето – это веселый панк-рок и блатная песня, осень же, как мы отметили выше, – это время романса.

Основной особенностью метафорического олицетворения зимы является наделение этого времени года не столько антропоморфными, сколько (преимущественно) зооморфными характеристиками (что мы подробно рассмотрели в нашей предыдущей работе [Овешкова, Старкова 2012]):

В качестве вывода хотелось бы отметить, что метафорическое олицетворение является одним из ряда средств актуализации метафорических моделей с исходными понятийными сферами «человек» и «животное», т.е. с помощью антропоморфных и зооморфных образов.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры: сборник: пер. с анг., фр., нем., исп., польск. яз. / Вступ. ст.

и сост. Н.Д. Арутюновой; общ. ред. Н.Д. Арутюновой и М.А. Журинской. – М.: Прогресс, 1990. – С. 387 – 416.

Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. – СПб.: «Искусство – СПб», 1996. – 848 с.

Москвин В.П. Выразительные средства современной русской речи.

Тропы и фигуры. Терминологический словарь. – Изд. 3-е, испр. и доп.

– Ростов н/Д: Феникс, 2007. – 940, [1] с.

Овешкова А.Н., Старкова Д.А. Образ зимы сквозь призму времени в современной русской поэзии (на материале произведений И. Кнабенгофа). – 2012. В печати.

Харченко В.К. Функции метафоры: Учебное пособие. Изд. 3-е. – М.:

Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. – 96 с.

Юкина Е., Эпштейн М. Поэтика зимы / Вопросы литературы. – 1979.

– № 9. – С. 171 – 204.

Петров М.В., Шустрова Е.В. Petrov M.V., Shustrova E.V

КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ CONCEPTUAL

МЕТАФОРЫ «ЗДАНИЕ» И METAPHORS «BUILDING» AND

«СПОРТ» В КАРИКАТУРЕ «SPORT» IN THE CARICATURE

НА БАРАКА ОБАМУ OF BARACK OBAMA

Аннотация. В статье исследуются Abstract. The article studies political политические карикатуры на дейст- caricatures of Barack Obama and conвующего президента США и входя- ceptual metaphors «BUILDING» and щие в них концептуальные метафоры «SPORT» presented in this graphic Ключевые слова: карикатура, кон- Keywords: Barack Obama, caricature, цептуальная метафора, фрейм, conceptual metaphor, frame, slot.

слот.

Сведения об авторе: Петров Максим About the Author: Petrov Maxim Вадимович, студент 4 курса Инсти- Vadimovich, an undergraduate student тута иностранных языков, Уральский of the English Department, Institute of государственный педагогический Foreign Languages, Ural State Pedaуниверситет. gogical University.

Шустрова Елизавета Владимировна, Shustrova Elizaveta Vladimirovna, доктор филологических наук, до- Doctor of Philology, Professor of the цент, профессор кафедры кафедры Chair of Translation Theory.

перевода и переводоведения.

Место работы: Уральский государст- Place of employment: Ural State Pedaвенный педагогический университет. gogical University.

Контактная информация: 620017, г. Екатеринбург, пр. Космонавтов, 26, к. 462.

e-mail: [email protected], [email protected] Карикатура – как рисунок, изображающий кого-либо в намеренно преувеличенном, смешном, искаженном виде – в политической коммуникации используется примерно с XIII века до нашей эры.

А. В. Дмитриев [1996] связывает рождение политической карикатуры с появлением знаменитого рисунка, изображающего Рамзеса III, играющего с антилопой в шашки. Несомненно, что политическая карикатура – как один из основных видов графики – употребляется давно, но все же как особый вид искусства он начал приобретать особое значение лишь во второй половине XIX века [Ворошилова 2007: 75].

В настоящее время карикатура чаще воспринимается «как значимый источник данных о взаимоотношениях между людьми, политическими событиями и властью» [Будаев, Чудинов 2006: 132].

Карикатуры включают в себя как графику, так и текст. Также © Петров М.В., Шустрова Е.В., следует отметить, что графика в карикатуре доминирует, а текст сведен к минимуму. Являясь особой формой проявления мыслеобраза, карикатуры могут выступать источником концептуальных метафор.

Целью данной работы является выявление фреймо-слотовой структуры концептуальных метафор «ЗДАНИЕ» и «СПОРТ» в карикатуре на президента Барака Обаму.

Материалом настоящего исследования послужили карикатуры, созданные американцами на Барака Обаму и размещенные на американских сайтах [см., например, http://cartoonistgroup.com, http://pritchettcartoons.com и др.].

В качестве методики описания метафорической модели мы придерживаемся теории А. П. Чудинова и выделяем следующие фреймы и составляющие их слоты:

1. Фрейм «Виды спорта»

Слот 1.1. Баскетбол Слот 2.1. Строительство Слот 2.1. Разрушение Дадим определения понятиям фрейм и слот.

Фрейм – это представление обычной ситуации в виде набора слотов. Каждый слот представляет некоторый тип информации, релевантный для описываемого фрагмента действительности [Прокопьева 2006: 38].

Слот – это элемент ситуации, который включают какую-то часть фрейма, какой-то аспект его конкретизации [Чудинов 2003: 71].

Перейдем непосредственно к рассмотрению самих концептуальных метафор.

1. Фрейм «Виды спорта»

На данной карикатуре Барак Обама изображен в образе игрока – баскетболиста. Как мы знаем, баскетбол относится к командным видам спорта, но на данном изображении президент выступает как единственный игрок, в руках которого находится мяч. Судя по данной карикатуре, можно сказать, что мяч символизирует власть, и эта власть находится в руках Барака Обамы. Поскольку он изображен один, можно предположить, что он может действовать в одиночку в принятии каких либо решений. Судя по его улыбке, он доволен своим положением и властью. Но, если мы обратим внимание на само тело Барака Обамы, то мы увидим что части тела непропорциональны: голова значительно больше всех других частей, что слегка высмеивает президента. Здесь используется так называемая метафора дегуманизации и преуменьшения [см. подробнее: Edwards, 1995].

На данном изображении можно увидеть Барака Обаму, принимающего участие в боксе. Но следует подчеркнуть, что он принимает только пассивное участие и находится за пределами ринга. Можно также отметить, что он выступает в роли зрителя, хотя и одет в форму боксера. А в то время другие политики жестоко борются друг с другом. Обратите внимание на надпись, которую озвучивает Барак Обама «Don’t stop now» – «Не останавливайтесь сейчас», т.е. продолжайте бороться. И судя по улыбке президента, ему доставляет удовольствие смотреть на сражающихся политиков.

Рассмотрим следующий фрейм.

2. Фрейм «Здание»

Эта карикатура показывает, что Брак Обама хочет построить новые заводы производства ядерного оружия. Надпись на карикатуре дает нам понять, что Белый дом является бесполезным местом, где можно построить заводы ядерного производства.

Перейдем к следующему слоту данного фрейма На карикатуре политик спрашивает Барака Обаму, готов ли он помочь ему разрушить США. Здесь лексема «ruin» – «разрушать» несет негативную коннотацию. Также следует обратить внимание на надпись на Белом доме « For rent» – «Сдается внаем». А мы сдаем в аренду только для того, чтобы получить деньги. Данная карикатура показывает Барака Обаму с неприглядной стороны, поскольку на данном изображении можно увидеть разрушения, бедноту. Все это результат его политики.

Здесь Барак Обама выступает в роли водопроводчика, который говорит, что деньги рабочих будут распределены по всей стране.

«Welfare state» – «государство всеобщего благосостояния (с системой социального обеспечения, бесплатным обучением)». Но в то же время мы видим, что не все деньги попадают в корзину для благосостояния, а это значит, что часть денег используется для других целей, либо вовсе они тратятся неразумно. Внимание следует обратить на механизм, который буквально высасывает деньги их кармана семьи. Еще один значимый элемент – это образ водопроводчика, сантехника. Дело в том, что английская лексема «plumber» имеет ряд устойчивых переносных значений, одно из которых – любовник. Использование этого образа применительно к президенту США должно подчеркнуть, с одной стороны, половую распущенность, а с другой – напомнить о традиционном для многих афроамериканцев занятии тяжелым, грязным физическим трудом. Эти намеки вновь носят выраженную отрицательную маркированность.

В своем обзоре мы продемонстрировали только часть проанализированного материала. Помимо концептуальных метафор здания и спорта, нами были исследованы другие метафоры в карикатуре на Барака Обаму. В их число входят: танцевальная метафора, милитарная метафора, театральная метафора и многие другие.

Анализ данных концептуальных метафор позволяет сделать следующие выводы:

При создании образа Барака Обамы большую роль играют стереотипные восприятия афроамериканца в американском обществе, в частности как человека, склонного к распущенной половой жизни, занимающегося низкооплачиваемой работой, неумеренного в еде, предпочитающего определенные музыкальные жанры. Одновременно карикатуры дают следующие негативные характеристики президента:

неспособность управлять страной, скудные лидерские качества и т.д.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Будаев Э. В., Чудинов А. П. Метафора в политическом интердискурсе: монография /Урал. гос. пед. ун-т. – 2-н изд., испр. и доп. – Екатеринбург, 2006. – 213 с.

Ворошилова М. Б. Креолизированный текст в политическом дискурсе:

Политическая лингвистика. – Вып. 3(23). – Екатеринбург, 2007. – С. 73–78.

Дмитриев А. В. Социология юмора: Очерки / РАН Отд. Философии, социологии, психологии и права. – М., 1996. – 214 с.

Прокопьева А. А. Сопоставительное исследование метафорических моделей в русскоязычных и англоязычных романах В.В. Набокова:

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук /Урал. гос. пед. ун-т. – Екатеринбург, 2006. – 260 с.

Чудинов А. П. Метафорическая мозаика в современной политической коммуникации: Монография /Урал. гос. пед. ун-т. – Екатеринбург, 2003. – 248 с.

Edwards J.L. Wee George and the seven dwarfs: Caricature and metaphor in campaign ’88 cartoons // INKS. Cartoon and Comic Arts Studies. – 1995. – Vol. 2. – № 2.

http://cartoonistgroup.com http://pritchettcartoons.com

МЕТАФОРИЧЕСКОЕ МОДЕЛИ- METAPHORICAL MODELLING

РОВАНИЕ КОНЦЕПТА OF THE CONCEPT «ALIEN»

«ЧУЖОЙ» В РАМКАХ ДИХО- WITHIN THE DICHOTOMY

NOVEL «THE BRIEF WONDROUS

РОМАНЕ ДЖУНОТА ДИАЗА

LIFE OF OSCAR WAO»

«THE BRIEF WONDROUS LIFE

BY JUNOT DIAZ

Аннотация. В статье рассматривается Abstract. In this article the matter of метафорическое моделирование кон- metaphorical modeling of the concept цепта «чужой» в романе Дж. Диаза «alien» in the novel «The brief wonThe brief wondrous life of Oscar drous life of Oscar Wao» by J. Diaz is Wao», написанном на спанглише. considered.

Ключевые слова: концептуальная Keywords: conceptual metaphor, diметафора, дихотомия «свой – чу- chotomy «one’s own – alien», жой», спанглиш, литература на Spanglish, literature in Spanglish.

спанглише.

Сведения об авторе: Питолин Данил About the Author: Pitolin Danil VicВикторович, ассистент кафедры Пе- torovich, Assistant of the Chair of ревода и переводоведения Translation Theory.

Место работы: Уральский государст- Place of employment: Ural State Pedaвенный педагогический университет. gogical University.

Контактная информация: 620017, г. Екатеринбург, пр. Космонавтов, 26, к. 459.

e-mail: [email protected] Предлагаемая статья посвящена изучению метафорического моделирования концепта «чужой» в романе Дж. Диаза «The Brief Wondrous Life Of Oscar Wao». Методика данного исследования основана на теории концептуальной метафоры Дж. Лакоффа и М. Джонсона и теории метафорического моделирования (Н.Д. Арутюнова, Е.С. Кубрякова, А.П. Чудинов), которые обеспечивают выделение основных метафорических моделей.

Концепт «чужой» является частью метафорической диады «свой – чужой», представляющейся одной из базовых бинарных оппозиций в языковой картине мира. Рассматриваемая нами концептуальная диада «свой – чужой» относится к базисным моделям ценностной картины мира. В архаической модели мира члены «своей» социальной группы («люди») противопоставлялись «чужим» («не людям»). С развитием общественного сознания группа «не людей», или «чужих», приобретает статус социальной [Васильева 2001: 5].

© Питолин Д.В., Выделяя социальный характер концептуальной диады «свое – чужое», Ю.С. Степанов отмечает, что она «в разных видах пронизывает всю культуру и является одним из главных концептов всякого коллективного, массового, народного, национального мироощущения» [Степанов 2004: 126]. Кроме того групповые социальные понятия «друг – враг» (варианты: «свои – чужие, «мы – они») предшествуют становлению категории личностной идентификации – «я» [Поршнев 1977: 95; Кон 1978: 128].

Концептуальная диада «свой – чужой» служит универсальным принципом концептуализации реальности. Она может выступать макрокоррелятом действительности, трансформируясь в прочие биполярные категории. Она может расширяться до доменов географического пространства согласно принципу трансформаций по аналогии, выработанному в структурной антропологии: свое – дом – ферма – поле – отдаленное [Leach 1964: 36].

В целом, исследования оппозиции «свое – чужое» в русле лингвокультурологической проблематики позволяют сделать наиболее обобщенные выводы о ее универсальных или обусловленных национальной спецификой свойствах, статусе в различных культурах, связи с другими концептуальными диадами (M. Bamberg 2004, J. Fabian 1996, А.Н. Серебренникова 2005, Ю.С. Степанов 2004, Т.В. Цивьян 2005 и др.). Мы изучаем конкретное языковое оформление концептуальной диады «свой – чужой» на материале дискурса, написанного на спанглише – нового объекта контактной лингвистики.

Кроме рассмотрения теоретических основ необходимо обратиться и к истории Спанглиша как явления контактной лингвистики.

Регулярные контакты носителей английского и испанского языков происходят уже не один век, тем не менее, интерес к спанглишу, как к результату этих контактов возник относительно недавно. Прежде считалось, что смешение данных двух языков в речи носит несистемный и индивидуальный характер и спанглиш как целостное лингвистическое явление не рассматривался. В последней четверти XX века на волне возникшего интереса к афроамериканскому варианту английского языка внимание учёных привлёк и спанглиш. О статусе этого языкового явления высказывались различные мнения. Некоторые исследователи называют спанглиш самостоятельным языком [Stavans 2001], другие, напротив, считают его проявлением неграмотности отдельных людей [Бетансос Паласиос 2001]. Однако наиболее адекватным представляется мнение о спанглише как об интерязыке [Franco, Solorio 2007].

Неопределённость статуса спанглиша как явления не помешала развитию целой культуры, отражённой в нём. Как следствие возник массив литературы, написанной на смеси языков, которая была оценена не только культурологами и лингвистами как материал для исследований, но и литературными критиками. Особенно стоит выделить эссеиста журнала The New Yorker Джунота Диаза и его дебютный роман «Thee Brief Wondrous Life Of Oscar Wao», получивший Пулитцеровскую премию по литературе в 2007 году.

Действие романа происходит поочерёдно то в Доминиканской Республике, то в США, что повторяет биографию автора. Одна из центральных линий романа связана с попытками главного героя определить «своё» и «чужое» в мире. Это тем более сложно, что иммигрировав, семья перестала быть «своими» на родине и осталась «чужими» в Штатах.

Главный герой романа представлен читателю типичным нёрдом, очевидно, именно из-за этого концепт «чужой» в романе в первую очередь выражен различными образами фантастической литературы.

Её образы как нельзя лучше подходят для передачи концептуальной диады «свой – чужой», так как именно в этом жанре максимально ярко разделены плохие и хорошие, свои и чужие. И борьба между ними и составляет традиционный сюжет подобных книг. Само название восходит к цитате из комикса о приключениях Фантастической Четверки, а выдержка из этого произведения является одним из эпиграфов романа.

Образ супермена глубоко интегрирован в массовую культуру и сознание жителей США. В повествовании силы, противостоящие главным героям, настолько могущественный, что представляются антагонистом известного супергероя. Like Superman in Dark Knight Returns … he needed to survive Coldbringer, so did our Beli resolve out of her anger her own survival. Как Супермен в Возвращении Тёмного Рыцаря…, который должен был пережить удар Приносящего Холод, так и наша Бели решила использовать свою злость для того, чтобы выжить.

Однако наибольшее количество метафор относится к фантастической реальности произведений Дж. Р. Р. Толкиена. Так как его произведения были написаны под сильным влиянием скандинавских мифов, персонажи легко могут быть дифференцированы по принципу: друг – враг, свой – чужой, что характерно для мифологических сюжетов. Глава доминиканской диктатуры Рафаэль Трухильо строит в своей стране подобие Мордора — фантастической страны-цитадели зла. Homeboy dominated Santo Domingo like it was his very own private Mordor. Мужик господствовал над Санто-Доминго будто это был его личный Мордор. Сам же диктатор предстаёт в образе мистического правителя сил зла – Саурона. Hiding your doe-eyed, large-breasted daughter from Trujillo, however, was anything but easy. (Like keeping the Ring from Sauron). Спрятать от Трухильо свою пышногрудую дочь с наивным взглядом было нелёгкой задачей. (Как спрятать от Саурона Кольцо Всевластия) Также как и в мире Средиземья, за всеми существами страны следит его всевидящий Глаз. His Eye was everywhere. Его Око было повсюду. В этих мирах тоталитарного контроля, абсолютной власти, неоправданной жестокости даже жалость принимает противоестественные формы. Главного героя романа Диаза жалеют не из человеколюбия или сочувствия, а лишь брезгливо. Аналогично относились некоторые персонажи Толкиена к Голлуму – герою, влачившему жалкое существование, чьи воля и разум были порабощены. The capitan took Gollum-pity on him and only punched him a couple of times. Капитан сжалился над ним как над Голлумом и только пару раз ударил.

Помимо развёрнутой аналогии с системой образов романов Толкиена автор не обошел вниманием культовый фантастический сериал «Сумеречная Зона». В книге присутствует развернутая метафора, обращающая читателя к одному из самых известных эпизодов сериала. В этом эпизоде целый город управляется мальчиком-телепатом, который жестоко карает любое инакомыслие. Жители даже в мыслях обязаны одобрять его поступки. В эпизоде сериала зрителя ужасает не столько жестокость ребёнка, который ведётся себя как избалованный мальчишка, но не монстр, а слабость и пассивность всех взрослых города. Даже в критических ситуациях их воля парализована страхом наказания, страхом ужасного «кукурузного поля». Так доминиканцы предают и доносят не под пытками или угрозой насилия, а испытывая ужас перед «тем самым мальчиком». In some ways living in Santo Domingo during the Trujillato was a lot like being in that famous Twilight Zone episode that Oscar loved so much, the one where the monstrous white kid with the godlike powers rules over a town that is completely isolated from the rest of the world, a town called Peaksville. The white kid is vicious and random and all the people in the "community" live in straight terror of him, denouncing and betraying each other at the drop of a hat in order not to be the person he maims or, more ominously, sends to the corn. В некотором смысле жизнь в Санто-Доминго во времена малыша Трухильо была похожа на знаменитый эпизод «Сумеречной зоны», который так любил Оскар, где белый мальчишка, монстр, обладающий божественным могуществом, управляет изолированным от мира городком Пиксвилль.

Этот злой и неуправляемый белый парнишка держит в страхе всё местное население. Люди при первом удобном случае предают и доносят друг на друга, лишь бы не быть тем, кого он искалечит или, ещё хуже, отправит в кукурузное поле.

Кроме ярких, типичных для американской культуры, иногда карикатурных фантастических образов, Диаз прибегает к использованию более традиционных образов сверхъестественного и непознанного. Практически для любого человека темнота в с непознанным. В произведении Диаза темнота – это не просто отсутствие света, но Тьма. She was in the grips of the Darkness, passed through her days like a shade passes through life. Тьма схватила её и, словно тень, преследовала всю жизнь. Также к данной категории стоит отнести использование автором сравнения с христианским адом, как традиционным мистическим образом метафизического зла. The first time he heard the term moronic inferno he knew exactly where it was located and who were its inhabitants.Когда он впервые услышал словосочетание ад идиотов, он уже знал, где это находится и кто его обитатели.

Особое место в романе занимает этническое противостояние жителей США и Латинской Америки. В первую очередь отторжение направлено на само государство. В связи с этим власти США представляются латиноамериканцам в крайне мрачных тонах, где «паршивые преступники» – одна из их самых мягких характеристик. In her mind the U.S. was nothing more and nothing less than a pas overrun by gangsters, putas, and no-accounts. В её представлении США были не более и не менее чем страной, управляемой гангстерами, шлюхами и недоумками. Как и все латиноамериканцы, жители Доминиканской Республики не забывают и о самом популярном прозвище американцев, доставшемся всей стране в наследство от победивших в Гражданской войне северян. And who knows what might happen to the girl among the yanquis?

И кто знает, что может случиться с девочкой среди этих янки. Более того, отрицательное отношение метафорически переносится на всех людей, ярко выраженной европеоидной расы. Автор, как представитель народа, который многое перенёс, бравирует перед благополучными соседями умением стойко и безропотно сносить все удары судьбы. That's white people for you. They lose a cat and it's an allpoints bulletin, but we Dominicans, we lose a daughter and we might not even cancel our appointment at the salon. Вот например, белые,, они теряют кошку и тут же объявляют её в розыск по все стране, но мы, доминиканцы, мы можем потерять дочь и даже не отменить посещение салона красоты. Доминиканцы не принимают до конца соплеменников, живущих в США, за «своих». Возвращаясь на родину, иммигранты слышат шепот страны, говорящей, что им здесь не место. … after he refused to succumb to that whisper that all long-term immigrants carry inside themselves, the whisper that says You do not belong. … после того как он отказался поддаться этому шёпоту, который звучит в головах всех иммигрантов, повторяющему «тебе здесь не место»… В романе автор говорит и о чуждости пришельцев в Америке, однако описание неумения латиноамериканцев вписаться в общество в Штатах носит зачастую лишь легкий, иронический характер. but a Puerto Rican goth, that was as strange to us as a black Nazi. Но гот пуэрториканец, – это так же неестественно как чёрный нацист.

Говоря же серьезно, Диаз описывает представителей добра противоположными общепринятым стереотипам. Любое отхождение от образа типичного американца равнозначно положительной оценке. Every day he watched the "cool" kids torture the crap out of the fat, the ugly, the smart, the poor, the dark, the black, the unpopular, the African, the Indian, the Arab, the immigrant, the strange, the feminino, the gay – and in every one of these clashes he saw himself. Каждый день он видел как «клёвые» детки мучают жирных, уродливых, умных, бедных, латиносов, чёрных, непопулярных, африканцев, индусов, арабов, иммигрантов, странных, женоподобных, геев – и в каждой из этих жертв этих стычек он видел себя.

Так как в романе описываются события времен диктатора Трухильо, то и политические метафоры занимают определенное место в повествовании. Само положение людей в стране и государственный курс, направленный на изоляцию жителей от внешнего мира, назван Банановым Занавесом, по аналогии с Железным Занавесом в странах социалистического лагеря...the Failed Cattle Thief sealed the country away from the rest of the world-a forced isolation that we'll call the Pltano Curtain. Этот коровий вор-неудачник силой отгородил страну от остального мира, мы назвали эту изоляцию «Банановым занавесом».

Также используются термины широкого политического контекста.

Районы города поделены уже не только административно, но и этнически, а массовые переселения не просто процесс переезда, но вторжение и захват. Me and Lola were living up in the Heights, separate apartments – this was before the whitekids started their invasion. Мы с Лолой жили в отдельной квартире в Хайтс, ещё до вторжения белых деток.

Особняком в романе стоит понятие «pariguayo», выработанное самими доминиканцами еще в начале XX века во время первой американской оккупации Доминиканской Республики. Его можно приблизительно перевести как «наблюдатель на вечеринке». Дело в том, что американские военные во время первой оккупации Доминиканской Республики 1916 – 1924 годов посещали вечеринки и праздники доминиканцев, но лишь наблюдали за порядком, а не участвовали в веселье. Местным жителям такое поведение казалось крайне странным, абсурдным, и вызывало многочисленные насмешки. Позднее так стали называть любого аутсайдера, неуютно чувствующего себя на вечеринке. The pejorative pariguayo, Watchers agree, is a corruption of the English neologism "party watcher”…Who goes to a party to watch? Thereafter, the Marines were pariguayos – a word that in contemporary usage describes anybody who stands outside and watches while other people scoop up the girls. The kid who don't dance, who ain't got game, who lets people clown him – he's the pariguayo. Уничижительное определение «pariguayo», как подтверждают Смотрящие, – это искаженный английский неологизм «наблюдатель на вечеринке»… Кто ходит на вечеринку, чтобы смотреть? Морпехи были«pariguayo», а затем слово стало использоваться в современном языке как определение человека, который стоит в стороне и смотрит, пока другие клеят девушек. Парень, который не танцует, который не крут, который позволяет выставлять себя клоуном – он и есть «pariguayo». Доминиканцы справедливо полагают, что на празднике все должны веселится, и любой, кто поступает иначе, выглядит «белой вороной».

Таким образом, анализ способов метафорического моделирования концепта «Чужой» в романе Дж. Диаза «The Brief Wondrous Life Of Oscar Wao» представленный в данной статье показывает, что в рассматриваемом романе из-за выбранного стиля повествования большое значение имеют образы из сферы-источника «фантастика», что является стилистической особенностью данного романа, в общем не характерной для творчества автора. Другие же концепты, такие как «этнос», «сверхъестественное» и «политика», несмотря на неординарность сюжета, традиционны для всей литературы на спанглише. Основные сферы, репрезентирующие концепт «Чужой», остаются неизменными, вне зависимости от сюжета или автора. Данные сферыисточники представляются нам универсальными для этой языковой общности.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Кон И. С. Открытие «я». – М.: Политиздат, 1978. – 336 с.

Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. М.: Наука, 1977. – 211 с.

Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры.: Изд. 3-е, испр. и доп. – М.: Академический проект, 2004. – 992 с.

Betanzos Palacios O. El espaol en Estados Unidos: problemas y logros. II Congreso Internacional de la Lengua Espaola. Valladolid, Espaa, 2001.

URL: http://www.cervantes.es/congresosdelalengua.es/default.htm Franco J. C., Solorio T. Baby-Steps Towards Building a Spanglish Language Model – UTEP Technical Departmental, 2007 – 11 p.

Leach E. Anthropological Aspects of Language: Animal Categories and Verbal Abuse // New Directions in the Study of Language / Ed. E. H. Lenneberg. – Cambridge: MIT Press, 1964. – P. 34–40.

Stavans I. Impulsor del spanglish desafa a profesores, traductores y lingistas. Second Seminar on the Transatlantic Dimension of the Spanish Language. Nueva York, 2001. URL: http://www.casadellibro.com/palabra

ОСОБЕННОСТИ АРГОТИЗМОВ SPECIAL FEATURES OF

В РАССКАЗЕ ARGOTIC PHENOMENA IN THE

А.И. СОЛЖЕНИЦЫНА STORY BY A.I. SOLZHENITSYN

«ОДИН ДЕНЬ «ONE DAY OF

ИВАНА ДЕНИСОВИЧА» IVAN DENISOVICH»

Аннотация. В статье описываются Abstract. The article describes features особенности арготизмов и средства of the argotic phenomena and means of их выражения в художественном their expression in the fiction, gives the тексте, представляется тематическая thematic classification of argot based классификация арго, основанная на on a material of story by А.И. Солженицына Ключевые слова: арготизмы, худо- Keywords: argotic phenomena, fiction, жественная литература, функции functions of the argot, thematic groups, арго, тематические группы, экс- expressiveness.

прессивность.

Сведения об авторе: Ускова Анна About the Author: Uskova Anna Игоревна, аспирант кафедры англий- Igorevna, postgraduate of the Chair of ского языка факультета иностранных Englich Language faculty of Foreign Место работы: Воронежский Госу- Place of employment: Voronezh State дарственный Педагогический Уни- Pedagogical University.

верситет.

Контактная информация: 394028, г. Воронеж, ул. Туполева, д. 24, к. 89.

e-mail: [email protected].

Арго как закодированный язык, создающийся внутри определенной социальной или профессиональной группы характеризуется употреблением слов, которые являются эмоционально-экспрессивным выражением того, что стилистически нейтрально обозначается общенародными словами [Береговская 1997: 65] Анализ фактического материала показал, что в художественном тексте арго выполняет ряд функций:

1) социальной характеристики героя;

2) создания колорита, обстановки людей «дна»;

3) воссоздания определённой эпохи, определённого времени;

4) для экономии языковых средств, особенно в тех случаях, когда для арготизма нет эквивалента в литературном русском языке.

© Ускова А.И., Арготическая лексика в произведениях А.И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», «Один день Ивана Денисовича» представлена следующими тематическими группами:

1. Структурные подразделения мест заключения: БУР – барак усиленного режима, внутрилагерная тюрьма, зона – площадь, огороженная для содержания заключенных, ШИзо – лагерный карцер;

2. Тюремная иерархия а)среди заключенных: пахан – вождь блатных, блатной вор уголовник, ведущий жизнь по воровскому кодексу, шестерка – мелкий вор, исполняющий приказания других преступников; б) среди правоохранительных органов: ВОХРА – лагерная полувоенизированная охрана, вертухай – надзиратель;