«Медиа- и информационная грамотность в обществах знания Москва 2013 УДК 008:004 ББК 78.07 М42 Издание подготовлено при поддержке Министерства культуры Российской Федерации и Федерального агентства по печати и массовым ...»

налами, усвоение знаний человеком, генетическая кодировка размножения клеток – насколько правомерно объединять все это под одним названием «информация»? Однозначного ответа на данный вопрос пока нет.

Понятие медиа. Выше мы уже зафиксировали наметившийся переход от концепций массовой коммуникации к концепции медиакоммуникации. Теория массовой коммуникации давала весьма расплывчатый ответ на то, что такое медиа. В научной литературе и в России, и в других странах в качестве синонимов, на наш взгляд, не вполне правомерно употреблялись такие слова, словосочетания, аббревиатуры, как: СМИ, СМК, медиа, массмедиа и др.

Медиакоммуникация предполагает наличие внешнего по отношению к человеку технического средства. Именно эту идею и отражает термин «медиа»

латинского происхождения. Media – множественное число от слова medius, имеющего довольно широкий семантический круг, центральное значение которого переводится как «находящийся посреди, средний, срединный». Среди десятка других значений слова medius выделим следующие: «промежуточный», «общий, общественный, общедоступный», «двусмысленный, неопределенный», «посреднический, выступающий посредником»57. Делая акцент на слово «медиа», мы акцентируем посредническую роль средств коммуникации, их общедоступность и неоднозначность.

В нашем контексте медиа – это технические средства коммуникации. Они могут быть предназначены как для межличностного, так и для личностногруппового или массового уровней. Чтобы выделить последний, добавляют либо слово «массовый», либо, в сокращенном варианте, корень «масс». Тогда получается либо выражение «средство массовой коммуникации» (СМК), либо слово «массмедиа». В научной литературе, к сожалению, нередко происходит смешение этих терминов – «медиа», СМК, «массмедиа». На самом деле, синонимы здесь лишь «массмедиа» и СМК. Понятия же «медиа» и СМК, «медиа» и «массмедиа» соотносятся как целое и часть. Всякое СМК (массмедиа) суть медиа, но не всякое медиа суть СМК (массмедиа), поскольку существуют немассовые формы медиа.

Еще большая путаница наблюдается при попытке сопоставить термины «средства массовой коммуникации» (СМК) и «средства массовой информации» (СМИ). здесь нельзя не вспомнить долгую дискуссию по этому вопросу в России, которая длится уже почти полвека. В 1960–70-е годы, когда средства массовой информации СССР понимались прежде всего как инструмент политической пропаганды и широко использовался термин «средства массовой информации и пропаганды» (СМИП), многие отечественные исследователи придавали особое значение термину «средства массовой коммуникации»

(СМК), почему-то видя в нем некое гуманистическое начало, альтернативное Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь. – М.: Русский язык, 1986. – С.477.

пропагандистскому. Оппозиция «антигуманное пропагандистское/гуманистическое» сменилась к концу 1980-х годов противопоставлением термина «средства массовой информации» (СМИ) термину «средства массовой коммуникации» (СМК) уже без пропагандистского налета. В тот период термин «средства массовой информации» (СМИ) понимался как категория социогуманитарного характера и противопоставлялся техническому термину «средства массовой коммуникации» (СМК), где слово «коммуникация»

интерпретировалось как синоним слова «связь». Возникла семантическая оппозиция «гуманитарное/техническое».

Новый поворот в понимании терминов СМК и СМИ возник в конце 1980-х – начале 1990-х годов. В этот период в СССР разрабатывался закон «О средствах массовой информации», вступивший в силу в 1991 году. Тогда обратили внимание на фундаментальное свойство СМИ – периодичность выхода. Газета и журнал не будут считаться таковыми, если не будут выходить периодически. Этим же свойством – периодичностью – обладают и радио, и телевидение. Такое понимание нашло свое отражение в последней редакции Федерального закона РФ «О средствах массовой информации», где в Статье 2 приводится следующее определение: «под средством массовой информации понимается периодическое печатное издание, радио-, теле-, видеопрограмма, кинохроникальная программа, иная форма периодического распространения массовой информации»58. здесь же устанавливается норма регулярности, начиная с которой некоторое издание становится средством массовой информации – издание должно быть периодическим и выходить не реже, чем раз в год. В законе, правда, ничего не сказано о средствах массовой коммуникации. Но из общетеоретических построений и дефиниции, данной в законе о СМИ, следует, что СМК и СМИ соотносятся как целое и часть: всякое СМИ суть СМК, но не всякое СМК суть СМИ, поскольку СМИ – периодические СМК, а кроме них, существуют многочисленные апериодические формы, например, выпущенные разовыми массовыми тиражами книги, брошюры, аудио- и видеозаписи, плакаты, интернет-сайты без периодического обновления и т.п. Таким образом, толкование термина «средства массовой коммуникации» вновь обрело социогуманитарную направленность. В связи с появлением новых интерпретаций СМК и СМИ для обозначения технико-технологической стороны процесса стали употреблять термин «средства связи» или «средства телекоммуникации», правда, лишь применительно к радио, телевидению, а затем к Интернету.

Если пересечь два выделенных основания – количество людей, которое охватывает то или иное средство коммуникации, и свойство периодичности, – то получается следующая картина. Мы сталкиваемся с недостаточно закон РФ «О средствах массовой информации» // Сайт «закон прост». http://www.

zakonprost.ru/zakony/o-smi [проверено 12.02.2013].

разработанной терминологией в русском языке, которая описывает лишь три ситуации. Во-первых, это массовая периодическая коммуникация, для которой есть название используемых средств – это средства массовой информации (СМИ). Во-вторых, это массовая коммуникация в целом, как в ее периодическом, так и апериодическом сегменте, для которой используемые средства – это средства массовой коммуникации (СМК) или массмедиа. Втретьих, это любая форма медиакоммуникации в целом для любого количества людей, периодическая и апериодическая, для которой используемые технические средства называют средствами коммуникации (СК) или медиа.

Исследователи, занимавшиеся информационной грамотностью, похоже, не интересовалась тонкостями, отмеченными в предыдущих абзацах, поскольку не опирались на концепцию массовой коммуникации и ее средств. Компьютеры, как правило, не рассматриваются ими как средства массовой коммуникации, а Интернет и вовсе воспринимается как метасреда, где возможны и массовые, и немассовые формы коммуникации. Поэтому термин «медиа»

в этом контексте воспринимается иначе. Он скорее ассоциируется со словом «мультимедиа», указывающим на возможность семиотических комбинаций при создании и размещении материалов в Интернете, когда письменные и печатные формы текста сочетаются со звуковыми элементами, фотографиями, рисунками и видеозаписью на единой цифровой платформе.

Подведем итоги. Итак, теоретико-методологические платформы двух педагогических направлений – медиаобразования (медиаграмотности) и информационной грамотности, – обнаруживающих тенденцию к сближению, различаются довольно сильно, поскольку имеют различный генезис. И поиск общей, объединяющей теоретической платформы не праздная задача. На каких основаниях возможно объединение? Краткий анализ, представленный выше, позволяет увидеть, по меньшей мере, два теоретических направления, которые могут быть положены в общую основу. Это, во-первых, семиотика (или семиология) – наука о знаках и знаковых системах, одинаково интересная как медиаобразованию, так и направлению информационной грамотности.

Во-вторых, это концепция коммуникации, понимаемая в социогуманитарном контексте как процесс смыслового взаимодействия. Произойдет ли органическое соединение двух педагогических направлений на единой теоретической основе, покажет будущее.

Проблема интеграции информационной Что такое медиаграмотность и информационная грамотность и почему они стали востребованы?

Информационное общество открывает для человека невиданные ранее возможности доступа к информации и знаниям. В то же время оно несет многочисленные риски и опасности. В условиях колоссальных объемов противоречивой и разнородной информации людям становится все труднее ориентироваться, получать и перерабатывать информацию. Мощь современной информационной технологии порождает опасность манипулирования сознанием и поведением человека, угрожает дегуманизацией. Поэтому современный человек должен владеть особым видом грамотности – медиа- и информационной грамотностью.

значительный вклад в решение проблемы медиа- и информационной грамотности вносят ИФЛА и ЮНЕСКО. Они объединяют и координируют усилия специалистов из разных стран, продвигают лучший опыт решения проблем медиаграмотности и информационной грамотности.

По инициативе ИФЛА и ЮНЕСКО проведены многочисленные конференции и совещания, изданы руководства и пособия по информационной и медиаграмотности. В результате совместных усилий в международный оборот были введены четкие определения понятий «медиаграмотность» и «информационная грамотность».

Медиаграмотность – это способность Информационная грамотность – это • понимать роль и функции СМИ; • выражать свои информационные потребности;

• критически анализировать и оценивать медиаконтент; • находить и оценивать качество • использовать СМИ для демократического участия, межкультур- • хранить и извлекать информаного диалога и обучения; цию;

• производить собственный меди- • осуществлять эффективное и аконтент (самостоятельно созда- этическое использование инвать медиапродукты); формации;

• владеть информационно-комму- • применять информацию для соникационными технологиями и здания знаний и обмена ими.

другими медиаумениями.

(Грюнвальдская декларация по информационной грамотности и медиаобразованию, 1982 год) образовании на протяжении всей Почему возникла необходимость интеграции медиаграмотности и информационной грамотности?

Каждое из этих двух понятий отражает какое-то одно отличительное свойство, связанное со спецификой используемой информационной технологии или вида информации.

Овладение информационной грамотностью предполагает знание разнообразных видов документальных информационных ресурсов, включая как традиционные печатные документы, так и документы в электронной форме.

Доминирующим компонентом таких документов является текст. Освоение медиаграмотности базируется на специфических объектах – медиатекстах, в качестве которых выступают сообщения, изложенные в любом виде и жанре медиа (газетная статья, телепередача, видеоклип, фильм и пр.), предназначенные для одновременного зрительного и слухового восприятия. Медиатексты отличаются тем, что в них значительная роль отводится изображениям, зрительным образам или визуальному ряду. Работа с медиатекстами требует владения специальными методами анализа: контекстный анализ, структурный, сюжетный, автобиографический, анализ медийных стереотипов, персонажей медиатекстов и др. (Федоров 2010). Общим компонентом, объединяющим информационную грамотность и медиаграмотность современного человека, являются компьютерная грамотность и навыки работы с информационно-коммуникационными технологиями, способность критически оценивать информацию, независимо от формата ее представления: письменного или устного, традиционного или электронного, визуального или словесного.

Долгое время понятия медиаграмотности и информационной грамотности рассматривались независимо друг от друга, параллельно. Ими занимались представители разных специальностей – учителя, преподаватели колледжей и вузов, библиотекари, медиапедагоги, журналисты.

Однако современный человек живет в единой, синкретичной информационной среде, использует многообразные виды информации и самые разные информационные технологии. Чаще всего отделить, «разорвать» их невозможно, так тесно они переплелись. Поэтому и потребовалось новое обобщающее понятие – медиа- и информационная грамотность. Поэтому ЮНЕСКО и ИФЛА взяли курс на интеграцию медиа- и информационной грамотности.

В чем заключается смысл новых инициатив ИФЛА и ЮНЕСКО?

ЮНЕСКО и ИФЛА выдвинули идею интеграции двух понятий и предложили синтезировать их в единое целое – «медиа- и информационная грамотность». Схематично продвижение идеи интеграции медиа- и информационной грамотности можно представить следующим образом. ЮНЕСКО и ИФЛА проводят международные встречи, форумы и конференции, на которых вырабатывается концептуальная основа интеграции двух видов грамотности. Эти концепции находят отражение в принимаемых декларациях, манифестах, рекомендациях и т.п. На основе международных документов ЮНЕСКО и ИФЛА инициируют разработку учебных пособий и руководств.

В свою очередь, эти учебные пособия позволяют практически реализовать идею интеграции двух видов грамотности – с их помощью становится возможна организация массового обучения людей, прежде всего молодежи, медиа- и информационной грамотности.

Назовем важнейшие международные встречи, конференции и форумы, посвященные идее интеграции медиа- и информационной грамотности и прошедшие в разных регионах мира.

Первое Совещание международной г. Бангкок 4–6 ноября группы экспертов по проблемам (Таиланд) 2010 года разработки индикаторов медиа- и информационной грамотности грамотности экспертов по вопросам адаптации (Россия) 2011 года учебной программы ЮНЕСКО по медиа- и информационной грамотности для преподавателей информационной грамотности в библиотеках и за их пределами (EMMILE) грамотность в обществах знания»

На этих форумах в ходе совместной работы ИФЛА и ЮНЕСКО были приняты документы, отражающие концепцию интеграции медиа- и информационной грамотности:

• План поэтапных действий на период с 2010 по 2013 год по внедрению системы индикаторов медиа- и информационной грамотности в государствах-членах ЮНЕСКО (г. Бангкок, Таиланд, 4–6 ноября 2010 года);

• Фесская Декларация о медийной и информационной грамотности (г. Фес, Марокко, 15–17 июня 2011 года);

• Рекомендации ИФЛА по медийной и информационной грамотности (приняты на заседании Правления ИФЛА в Гааге, Нидерланды, 7 декабря 2011 года);

• Московская декларация о медиа- и информационной грамотности (Москва, 24–28 июня 2012 года).

Как трактуется новое интегративное понятие «медиа- и информационная грамотность»?

В рекомендациях ИФЛА по медийной и информационной грамотности сказано, что в состав медийной и информационной грамотности входят знания, способности и навыки, необходимые для того, чтобы дать ответ на вопросы:

• Когда и какая информация требуется?

• Где и каким образом получить эту информацию?

• Как организовывать и объективно оценивать информацию?

• Как этично использовать информацию?

В рекомендациях ИФЛА медийная и информационная грамотность трактуется как:

• фундаментальное право человека в постоянно развивающемся цифровом, взаимозависимом глобальном мире, • условие социальной активности человека в современном информационном обществе / обществе знаний, • условие сокращения информационного (цифрового) разрыва, • база для реализации целей Декларации тысячелетия ООН и Всемирного саммита по информационному обществу.

В числе важнейших отличительных особенностей медийной и информационной грамотности рекомендации ИФЛА называют следующие:

• ориентация на все типы информационных ресурсов: устных, печатных и цифровых, • выход за рамки ИКТ, • включение обучения, критического мышления и поведенческих навыков в пределах и вне профессиональных и образовательных границ, • связь с обучением на протяжении всей жизни.

Рекомендации ИФЛА содержат раздел, адресованный правительствам и организациям, в котором предлагается:

• признать медийную и информационную грамотность и обучение на протяжении всей жизни ключевыми составляющими развития базовых способностей, необходимых для аккредитации всех образовательных и подготовительных программ;

• повысить медийную и информационную грамотность работников образовательной, библиотечной, информационной, архивной, медицинской сфер и служб социальной помощи;

• ввести предмет «Медийная и информационная грамотность» в программы обучения в течение всей жизни;

• включить медийную и информационную грамотность как дисциплину в основное и дополнительное образование информационных специалистов, преподавателей, администраторов, чиновников.

Важный вклад в развитие представлений о медиа- и информационной грамотности внесла Московская декларация, в которой дается следующее определение: «Медиа- и информационная грамотность – это совокупность знаний, установок, умений и навыков, которые позволяют получать доступ к информации и знаниям, анализировать, оценивать, использовать, создавать и распространять их с максимальной продуктивностью в соответствии с законодательными и этическими нормами и с соблюдением прав человека. Медиа- и информационно грамотный человек может использовать различные средства, источники и каналы информации в личной, профессиональной и общественной жизнедеятельности».

Учебная программа ЮНЕСКО по медиа- и информационной грамотности для преподавателей и проблемы ее внедрения в России Важной инициативой ЮНЕСКО по интеграции медиа- и информационной грамотности явилось издание на английском языке в 2011 году учебной программы по медиа- и информационной грамотности для преподавателей.

Работа над Программой была начата в 2008 году и осуществлялась международной группой экспертов в области медиа- и информационной грамотности. Она подготовлена в духе преемственности с Грюнвальдской декларацией по медиаобразованию (1982) и Александрийской декларацией об информационной грамотности и образовании на протяжении всей жизни «Маяки информационного общества» (2005).

Как отмечает в предисловии к данной программе Я. Карклинс, заместитель Генерального директора ЮНЕСКО по коммуникации и информации, «Программа имеет новаторский характер: во-первых, она опирается на современные тенденции конвергенции радио, телевидения, Интернета, газет, книг, электронных архивов и библиотек на общей платформе и впервые представляет единый подход к медиа- и информационной грамотности; во-вторых, она создана с учетом потребностей учителей для интеграции в официальную систему их подготовки. Тем самым она выступает в роли катализатора процесса, который должен охватить миллионы молодых людей и способствовать развитию их способностей» (Media and Information Literacy Curriculum for Teachers, p. 11).

Цель Программы не только вооружить учителей компетенциями в области медиа- и информационной грамотности, но и дать знания по технологии их трансляции среди обучаемых.

Во введении к программе ее авторы (К. уилсон, Э. Гриззл, Р. Туазон, К. Акьемпонг, Ч. Чун) подчеркивают, что ими предпринята попытка объединить две разные области: медийную грамотность и информационную грамотность под общим «зонтичным» термином «медиа- и информационная грамотность»:

«От индивидуального значения каждого термина мы перешли к общему понятию, сочетающему в себе элементы как медийной, так и информационной грамотности» (Media and Information Literacy Curriculum for Teachers, p. 18).

Если информационная грамотность, отмечают авторы, характеризует важность доступа к информации, ее оценки и этичного использования, то медийная грамотность делает акцент на способности понимать функции медиа, оценивать качество выполнения этих функций и вступать в рациональное взаимодействие с медиа для самовыражения.

Программа создана с учетом потребностей педагогов с тем, чтобы в дальнейшем быть интегрированной в национальные программы подготовки преподавателей в разных странах.

Россия явилась первой страной, в которой прошло обсуждение проблем адаптации и пилотного запуска Программы. 12 декабря 2011 года в Москве состоялось Международное совещание экспертов по вопросам адаптации для России учебной программы ЮНЕСКО по медиа- и информационной грамотности для преподавателей. Организаторами совещания явились Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям, Бюро ЮНЕСКО в Москве, Российский комитет Программы ЮНЕСКО «Информация для всех», Межрегиональный центр библиотечного сотрудничества, Секция по информационной грамотности ИФЛА.

В ходе совещания присутствующими экспертами ЮНЕСКО и ИФЛА был проведен всесторонний анализ учебной программы. Эксперты отметили ее безусловные достоинства:

• Программа имеет разносторонний и всеобъемлющий характер. Она позволяет преодолеть фрагментарность и разрозненность знаний в области работы человека с информацией.

• Программа является инструментом обучения людей работе с различными видами информации в целях соблюдения их гражданских прав и свобод, активного участия в общественном диалоге и демократических процессах, в т.ч. в глобальной информационной сети.

• Программа разработана как документ, допускающий последующую адаптацию и развитие.

Вместе с тем, экспертами был сделан вывод о том, что раздел медиаграмотности неоправданно увеличен в обсуждаемой программе в ущерб разделу информационной грамотности и этот дисбаланс требуется устранить. Кроме того, практическое применение учебной программы ЮНЕСКО, безусловно, требует учета национальной специфики, уровня социально-политического и экономического развития конкретной страны, то есть адаптации. Все присутствовавшие на совещании эксперты отметили сложность и актуальность проблемы адаптации разработанной Программы. Это объясняется тем, что нет практически ни одной страны мира, где бы формирование информационной и медиаграмотности велось целенаправленно, с единых позиций. До настоящего времени оба направления – информационная подготовка и медиаобразование – велись независимо, параллельно, практически не пересекаясь.

Эти направления, как правило, находятся в ведении разных социальных институтов – образовательных учреждений и библиотек. Соответственно, ими занимаются представители разных специальностей – учителя, преподаватели колледжей и вузов, библиотекари. Принадлежность к разным профессиональным группам, естественно, порождает проблему терминологического барьера и необходимость создания единого понятийно-терминологического аппарата в сфере информационной и медиаграмотности.

Адаптация учебной программы ЮНЕСКО по медиа- и информационной грамотности для России и других стран предполагает:

• необходимость учета национальной специфики, уровня социально-политического и экономического развития конкретной страны, региона;

• устранение дисбаланса разделов по медиаграмотности и информационной грамотности;

• подбор местных и региональных информационных ресурсов, примеров, соответствующих реалиям страны, региона;

• составление списка литературы на национальном языке;

• редактирование глоссария и дополнение его новыми терминами и определениями.

В 2012 году Институт ЮНЕСКО по информационным технологиям в образовании издал эту программу на русском языке.

Как соотносится понятие «медиа- и информационная грамотность» с понятийно-терминологическим аппаратом, используемым в российской теории и практике?

Если в области медиаобразования российская терминология практически полностью совпадает с англоязычными терминами, используемыми в международной практике, то в сфере информационной подготовки ситуация обстоит иначе. Нельзя не сказать, что в России и странах СНГ термин «информационная грамотность» не получил широкого распространения. Этот вывод сделан на основе проведенного исследования и анализа потока русскоязычных публикаций за последние 20 лет (Гендина 2012). В русскоязычной литературе, начиная с 70-х годов ХХ века, в качестве термина, интегрирующего всю совокупность сведений в области информационной подготовки граждан, активно используются «информационная культура» и «информационная культура личности».

Российские исследователи считают, что термины «информационная культура» и «информационная культура личности» являются наиболее емкими, обобщающими понятиями. Они трактуются как интегративные, позволяющие отразить потребность современного человека в различных видах информации и комплексном использовании разнообразных видов ИКТ.

В настоящее время под информационной культурой все чаще понимается особый феномен информационного общества. Информационная культура предполагает концентрацию внимания не только на технологии, но и в равной степени – на гуманитарных аспектах информатизации, связанных прежде всего с социальным характером процесса передачи информации, с ориентацией на человека, его развитие, на свободный доступ к информации как общечеловеческому достоянию и условию приспособления к динамично меняющейся среде информационного общества. В зависимости от объекта рассмотрения выделяют информационную культуру общества, информационную культуру отдельных категорий потребителей информации (детей, подростков и юношества; отдельных категорий специалистов – врачей, учителей, юристов и т.

д.), информационную культуру личности.

Информационная культура личности – одна из составляющих общей культуры человека; совокупность информационного мировоззрения и системы знаний и умений, обеспечивающих целенаправленную самостоятельную деятельность по оптимальному удовлетворению индивидуальных информационных потребностей с использованием как традиционных, так и новых информационных технологий. Она является важнейшим фактором успешной профессиональной и непрофессиональной деятельности, а также социальной защищенности личности в информационном обществе (Гендина 2008, с. 65).

Это понятие позволяет интегрировать в информационной подготовке граждан как достижения ИКТ, так и знание традиционных и сетевых информационных ресурсов, умения по их аналитико-синтетической переработке, критическому анализу информации и самостоятельной подготовке на этой основе собственных информационных продуктов.

Особое место в составе понятия «информационная культура личности» занимает информационное мировоззрение. Его суть – ценностное (осмысленное, ответственное) отношение и к информации, и к создаваемым и используемым информационным продуктам, и к техническим средствам, информационным технологиям. Информационное мировоззрение – это система взглядов человека на мир информации и собственное место в нем, включающая в себя ценности, убеждения, идеалы, принципы познания и деятельности.

Связь мировоззренческих знаний с личной практикой – важное условие превращения простой осведомленности в убеждения. Информационное мировоззрение нельзя «вложить («вбить») в голову», надо создать условия для того, чтобы человек сам пришел к своим убеждениям. Информационное мировоззрение неразрывно связано с мотивацией учащихся на информационную подготовку, в частности, на освоение информационной грамотности.

Именно мотивация учащихся определяет успешность их информационной подготовки.

В целом, имеющиеся в российской науке и практике подходы к информационной подготовке вполне совместимы с международными. Различия между развиваемыми в России идеями формирования информационной культуры личности и продвигаемой ИФЛА и ЮНЕСКО идеей интеграции медиа- и информационной грамотности не носят принципиального характера. Они лишь отражают стремление российских ученых и практиков сочетать преимущества международной теории и практики с традициями национальной культуры и образования, накопленным опытом российских библиотек и учреждений образования.

Какова ситуация с информационным образованием и просвещением в России?

Прежде чем дать ответ на этот вопрос, надо уточнить, какой смысл мы вкладываем в эти понятия.

Под информационным образованием мы будем понимать целенаправленный процесс обучения граждан знаниям, умениям и навыкам работы с информацией в системе общего и профессионального образования. Под информационным просвещением будем понимать распространение информационных знаний, умений и навыков с помощью воспитательных и пропагандистских мероприятий. Подчеркнем, что информационное образование отличается от информационного просвещения наличием управления процессом усвоения информационных знаний, умений и навыков в целях использования в учебной или профессиональной деятельности, обязательным взаимодействием педагога и обучаемых.

В настоящее время информационное образование и информационное просвещение в России обеспечивают два социальных института – образовательные (учебные) заведения и библиотеки. Определенный вклад вносят также профессиональные ассоциации и общественные организации. Соответственно, деятельность общеобразовательных и профессиональных учебных заведений сосредоточена на информационном образовании, а деятельность библиотек, профессиональных библиотечных ассоциаций и общественных организаций – на информационном просвещении.

Деятельность образовательных (учебных) заведений. Информационная грамотность формируется в общеобразовательной школе в рамках учебной дисциплины «Основы информатики и вычислительной техники», в колледжах и университетах – за счет курса «Основы информатики» и ряда аналогичных учебных дисциплин: «Информационные технологии», «Компьютерные технологии», «Программирование», «Новые информационные технологии и компьютерная техника» и т.п. Изучение этих учебных дисциплин является обязательным. Они призваны ликвидировать компьютерную безграмотность и показать области применения персонального компьютера. Однако в задачи этих учебных дисциплин не входит формирование знаний, связанных с контентом, методами анализа и синтеза информации, ее критической оценки, создания новых информационных продуктов на основе самостоятельно проведенного поиска, отбора и критического анализа информации.

В отличие от информационной подготовки медиаобразование не является обязательным в системе образования России и носит факультативный характер. Кроме общеобразовательной школы, медиаобразовательные программы реализуются в системе дополнительного образования (в центрах и домах детского и юношеского творчества) и досуговых центрах (домах культуры, центрах внешкольной работы, эстетического и художественного воспитания, в клубах по месту жительства и т.д.). В системе высшего профессионального образования государственная подготовка специалистов в области медиаобразования реализуется в России с 2002 года за счет введения в педагогических вузах специализации «Медиаобразование».

Деятельность библиотек. Располагая в своих фондах множеством разнообразных источников информации, библиотеки осуществляют обучение граждан поиску и навыкам работы с различными видами информации, преимущественно документальной. Для этого проводятся беседы и консультирование читателей по библиографическому поиску и методике работы с литературой, лекции о библиотеке и правилах ее использования, экскурсии по библиотеке, книжные выставки, практические занятия по использованию традиционных и электронных информационных ресурсов, включая Интернет, библиотечные уроки, деловые игры, информационные конкурсы, турниры и т.п.

Деятельность профессиональных ассоциаций. Развитию информационной культуры граждан России содействует Российская библиотечная ассоциация (РБА). Разработанные РБА Модельные стандарты для публичных, детских, юношеских и специальных библиотек РФ содержат раздел «Развитие информационной культуры пользователей». В нем формирование информационных потребностей и информационной культуры читателей и всего местного населения выделено в качестве самостоятельного направления библиотечной деятельности и сопровождается перечнем конкретных мероприятий, проведение которых является обязательным.

Русская школьная библиотечная ассоциация (РШБА) реализовала важный социальный заказ. По ее инициативе решением Правительства РФ с года в школьных библиотеках России введена новая должность – «Педагогбиблиотекарь», в должностные обязанности которого входит формирование информационной культуры школьников.

Существенный вклад в развитие медиаобразования России вносит Ассоциация кинообразования и медиапедагогики России, а также научная школа «Медиаобразование и медиакомпетентность» (Федоров 2001; 2009; 2010).

По инициативе этой Ассоциации созданы и поддерживаются несколько медиаобразовательных интернет-сайтов, включая сайт на федеральном портале Министерства образования и науки Российской Федерации – http://edu.of.ru/ mediaeducation, специальный портал «Информационная грамотность и медиаобразование» (http://www.mediagram.ru/), выпускается журнал «Медиаобразование» (в традиционном печатном виде и в интернет-версии – http:// www.mediagram.ru/mediaed/journal/), проводятся конференции и семинары.

Деятельность Российского комитета Программы ЮНЕСКО «Информация для всех». Весомый вклад в продвижение идей информационной грамотности и информационной культуры в России и СНГ вносит Российский комитет Программы ЮНЕСКО «Информация для всех» (председатель – Е. И. Кузьмин). Комитет координирует деятельность российских библиотечно-информационных и образовательных учреждений, научных коллективов и отдельных исследователей в сфере информационной подготовки граждан, продвигая один из важнейших приоритетов этой Программы – информационную грамотность, развивая национальные традиции формирования информационной культуры личности. Важнейшими направлениями его деятельности в этой сфере являются: организационная, информационно-издательская и просветительская.

Организационная деятельность включает инициативу создания и десятилетней поддержки НИИ информационных технологий социальной сферы в Кемеровском государственном университете культуры и искусств (НИИ ИТ СС КемГуКИ), а также проведение международных, всероссийских и региональных конференций, семинаров, круглых столов, дискуссий по проблемам информационной грамотности и информационной культуры.

Информационно-издательская деятельность Российского комитета включает сбор, систематизацию и анализ актуальных публикаций и документов России, ЮНЕСКО, ООН и других международных организаций по гуманитарным вопросам формирования глобального информационного общества и построения информационного общества в России. Наиболее важные из них переводятся и издаются на русском языке в печатном и электронном виде, а затем бесплатно распространяются среди федеральных и региональных библиотек, образовательных учреждений, научных и информационных центров России. В рамках серии «Информационная грамотность и информационная культура» были изданы следующие публикации:

• Руководство по разработке библиотечных программ грамотности • Формирование информационной культуры личности: теоретическое обоснование и моделирование содержания учебной дисциплины • Стандарты ИКТ-компетентности для учителей: стратегические основы (2009);

• Стандарты ИКТ-компетентности для учителей: модули стандартов компетентности (2009);

• Стандарты ИКТ-компетентности для учителей: руководство по внедрению стандартов (2009);

• Информационная грамотность: международные перспективы (2010).

Просветительская деятельность Российского комитета Программы ЮНЕСКО «Информация для всех» основана на проведении конференций, семинаров, круглых столов, информационно-просветительских акций (в частности, «Дни Программы «Информация для всех» в Кузбассе»), публикациях в СМИ.

Средством оперативного доведения информации по проблемам информационной грамотности является сайт http://www.ifapcom.ru/.

Проблемы информационной подготовки и медиаобразования в России Барьерами, сдерживающими развитие информационной подготовки и медиаобразования в России, являются:

• отсутствие единого подхода к пониманию сущности информационной подготовки и медиаобразования. Не только в массовом сознании, но и на уровне Министерства образования России информационная подготовка ассоциируется преимущественно с компьютерной грамотностью и ИКТ-грамотностью;

• стихийность, необязательность информационной подготовки и медиаобразования, реализуемых на базе библиотек;

• отсутствие в России центров, координирующих усилия многочисленных специалистов различных областей знания в целях развития информационной подготовки и медиаобразования граждан.

К числу наиболее острых проблем относятся:

1. Отсутствие целостной государственной концепции информационного образования и медиаобразования, охватывающей все ступени системы непрерывного образования. Вследствие этого идея информационной подготовки связывается преимущественно с ликвидацией компьютерной безграмотности и овладением навыками работы с персональным компьютером. Интегративные курсы типа «Основы информационной культуры личности», «Основы информационной культуры специалиста», «Основы медиакультуры» не являются обязательными в системе общего, среднего и высшего специального образования.

2. Параллелизм и нескоординированность на государственном уровне деятельности библиотек и образовательных учреждений по информационной подготовке и медиаобразованию. Каждый из этих социальных институтов осуществляет свою деятельность обособленно:

библиотеки слабо учитывают требования к знаниям и умениям в работе с информацией, заложенным в учебных программах образовательных учебных заведений, а образовательные учреждения не опираются на возможности библиотек. В результате из-за нарушения принципов целостности и преемственности, дифференцированного подхода в обучении, а также из-за его дублирования страдает качество информационной подготовки учащихся.

3. Дефицит квалифицированных педагогических и библиотечно-информационных кадров, призванных обеспечивать информационную подготовку граждан и медиаобразование.

4. Дефицит современных учебно-методических изданий, включая электронные учебные пособия, необходимые для информационной подготовки и медиаобразования граждан.

5. Разноуровневость и различная степень развитости инфраструктуры информационной подготовки в различных регионах России, включая различную степень оснащенности персональными компьютерами и подключением к скоростному Интернету библиотек и образовательных учреждений, а также нехватка полноценных информационных ресурсов, на базе которых должно проводиться информационное обучение и медиаобразование.

6. Осознание и учет этих проблем имеют особое значение в контексте новых инициатив ЮНЕСКО и ИФЛА по интеграции информационной и медиаграмотности.

Общегосударственные задачи в сфере информационного и медиаобразования граждан России Требуется государственный подход к организации информационной подготовки граждан для преодоления эпизодической, несистемной работы образовательных учреждений и библиотек, выполняемой преимущественно на инициативной основе.

Необходима разработка приоритетных национальных и региональных программ информационного и медиаобразования, а также национальных стандартов информационного и медиаобразования.

Требуется включение информационной грамотности (информационной культуры) и медиаграмотности в образовательные программы учебных заведений всех ступеней образования.

Необходимо привлечение самого широкого общественного внимания к проблемам информационной культуры, медиа- и информационной грамотности: от уровня руководителей системой образования и библиотек России до уровня профессиональных библиотечно-информационных ассоциаций, иных общественных организаций, СМИ, а также учителей, библиотекарей, журналистов.

В заключение следует отметить, что в настоящее время информационное и медиаобразование граждан приобретает особую актуальность и социальную значимость в связи с развитием и становлением информационного общества, глобальным характером использования ИКТ, стратегическим курсом России на инновационный путь развития основных сфер экономики и общественной жизни. Россия не стоит в стороне от инициатив таких авторитетных международных организаций, как ЮНЕСКО и ИФЛА.

Источники 1. Гендина, Н. И. Информационная подготовка и медиаобразование в России и странах СНГ. Проблемы формирования информационной культуры личности и продвижения идей информационной и медиаграмотности / Н. И. Гендина. – Saarbrucken: Lambert Academic 2. Гендина, Н. И. Школьная библиотека как центр формирования информационной культуры личности: учебно-методическое пособие / Н. И. Гендина и [др.]. – М.: Русская школьная библиотечная ассоциация, 2008. – 352 с.

3. Медийная и информационная грамотность: программа обучения педагогов [Электронный ресурс] / науч. ред. Н. И. Гендина, С. Г. Корконосенко; пер. Е. Малявская; ЮНЕСКО. – М.: Институт ЮНЕСКО по информационным технологиям в образовании, 2012. – 198 с. – Режим доступа: http://ru.iite.unesco.org/publications/3214706/.

4. Московская декларация по медиа- и информационной грамотности (Москва, 24–28 июня 2012 г.) [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.ifapcom.ru/ru/news/1347.

5. Рекомендации ИФЛА по медийной и информационной грамотности [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.ifla.org/files/ assets/information-literacy/publications/media-info-lit-recommend-ru.

6. Федоров, А. В. Словарь терминов по медиаобразованию, медиапедагогике, медиаграмотности, медиакомпетентности / А. В. Федоров. – Таганрог: Изд-во Таганрог. гос. пед. ин-та, 2010. – 64 c.

7. Федоров, А. В. Медиаобразование: вчера и сегодня / А. В. Федоров. – М., 2009. – 234 c.

8. Федоров, А. В. Медиаобразование: история, теория и методика [Текст] / А. В. Федоров. – Ростов: ЦВВР, 2001. – 708 с.

9. Media and Information Literacy Curriculum for Teachers (prepared by UNESCO) Electronic resource / Wilson, Carolyn; Grizzle, Alton; Tuazon, Ramon; Akyempong, Kwame; Cheung, Chi Kim. – Paris, UNESCO, 2011. – 192 p., illus. http://unesdoc.unesco.org/images/0019/001929/192971e.pdf.

Медиаполис: новая среда для медиаличности Создание новых идей и проектов в сфере медиаграмотности в настоящее время предполагает осознание фундаментальных тенденций медиаповедения так называемого «простого» человека, а также взаимоотношений человеческих сообществ и средств массовой информации. Существование в мире медиа представляет собой повседневную практику, с которой наш современник освоился и в которой легко ориентируется – не только в технологическом измерении, но и с точки зрения принятых правил поведения. Об этом свидетельствуют данные социологической статистики. Так, согласно информации исследовательской группы «ЦИРКОН», высокий уровень медиаграмотности (знание, понимание и навыки поведения в медийной среде) в сентябре 2011 года демонстрировали 39% россиян, тогда как низкий – 31% (два года назад ситуация выглядела хуже: 31% и 23% соответственно). При этом в 2011 году 62% опрошенных выражали уверенность в том, что человек сам может разобраться в потоке информации, отделить качественную информацию от информационного «мусора»59. Даже если в этом заявлении есть оттенок завышенной самооценки, оно все равно свидетельствует о прочной адаптации наших современников к новейшим условиям медиажизни.

Стремительно меняющиеся реалии дают повод для поиска нетрадиционных углов зрения на рост медийной составляющей жизни людских сообществ. Эта сугубо современная ситуация была целостно схвачена британским ученым Роджером Силверстоуном в названии его монографии «Media and Morality: on the Rise of the Mediapolis». Емкий научный образ – медиаполис (mediapolis) – вбирает в себя многомерность и глубину произошедших перемен. Силверстоун так объяснял свой выбор вектора рассуждений о нынешнем обществе и человеке в нем: «Мы попали в зависимость от медиа в своей повседневной жизни... Действительно, если пользоваться простыми и разумными эмпирическими категориями, то будет вполне ясно, что медиа… не могут являться всем. Жизнь проживается вне медиа, и для многих людей, если не для статистического большинства во всем мире, медиа… отсутствуют, недоступны, не важны… Жизнь проживают – в семьях, организациях и государствах – без апелляции к медиа...

См. http://www.slideshare.net/ZirconResearchGroup/ss-13410585.

В моих рассуждениях все это учитывается. Но они также обосновывают значимость медиа для нашей ориентации в мире... способами, которые невозможно было представить себе до электронной эры» (Silverstone 2007, p. 5–6).

В приведенном обосновании авторской позиции привлекают, во-первых, взвешенность оценок произошедших перемен (без встречающейся нередко заполошной демонизации медийных каналов) и, во-вторых, стремление искать решения коренных проблем в повседневной жизнедеятельности человека и общества, а не во внешних по отношению к ней факторах (вроде политики и технологии). Примечательно, что в название книги вынесено соотношение медиа и морали – «Media and Morality».

Об этом феномене размышляют и другие известные ученые, хотя и используя иную терминологию. «Думая о коммуникативном городе» – так голландский профессор Сиз Хамелинк назвал свое недавнее выступление на крупном международном форуме (Hamelink 2011, p. 31). Тема семинара, прошедшего в 2012 году в Католическом университете Милана, была обозначена как «Media & the City». В повестку дня вошли следующие вопросы: города как пространства использования медиа и влияние медиа на текущую жизнь городов;

присутствие медиа в контекстах городской жизни и социальных процессах;

воздействие медиапредприятий на городские контексты и др. (Media & the City Workshop). Московский государственный университет в 2012 году собрал экспертов для обсуждения проблемной области «Коммуникационная структура современного города». В Хельсинки в 2013 году планируется провести симпозиум «Spectacular/Ordinary/Contested Media City». С другой стороны, в мире появляются прецеденты, подобные проекту Mediapolis, осуществленному в Сингапуре (иное название – Media City). Этот медиаполис существует физически – как правительственная компания, район «большого» города и комплекс производственных площадок. Администрация проекта сообщает, что он представляет собой «медиацентричный город, построенный для того, чтобы стимулировать творчество, сотрудничество и возникновение связей... Коллективный дух в производственной работе делает Mediapolis местом, куда приходят идеи… Mediapolis – это место, где цифровые медиа сливаются с жизнью сообщества…» (Our Media City).

Идея медиаполиса как своеобычного цивилизационного образования была подхвачена другими исследователями и получила у них расширенное толкование. Они особо выделяют два связанных между собой явления, которые до некоторой степени являются базовыми характеристиками современного состояния человека: «во-первых, понятие медиадеятельности как совокупности действий, стратегий и тактик, норм и ценностей, которые вместе с технологией предопределяют выпуск культурных продуктов внутри медиаиндустрии и между ее отдельными секторами (журналистика, реклама, кино и телевидение, цифровые игры и т.д.)... Во-вторых, понимание медиадеятельности как диапазона действий и социальных стандартов, которые растущему числу людей – и большинству подростков – предлагаются в контексте современной цифровой культуры… а именно: использование в роли производителей медиа в большей (или равной) степени, чем в качестве потребителей медиа» (Deuze 2009, p. 23–24).

С точки зрения исследовательских задач речь должна идти о переключении внимания с институтов и профессионалов медиа на «обыденную» личность, причем активную в своем медиаповедении, в том числе в тех случаях, когда активность навязывается ей помимо ее желания и согласия. С этих позиций напрашивается дополнение к выразительной метафоре медиаполиса – а именно, по нашему мнению, «медиажизнь» (media life). Она, в согласии с взглядами Силверстоуна, не противопоставляется «обычной» жизни в ее традиционном синкретическом понимании, но становится ее неотъемлемой и важнейшей частью. В то же время она протекает по собственным законам и правилам, как имеет свои регламенты, обычаи и стандарты жизнь в экономике, семейном и родовом окружении, политике и пр.

От науки требуется высокая степень готовности к качественно изменившейся ситуации, по меньшей мере, следовало бы ожидать заметного роста интереса к так называемому аудиторному поведению в сфере медиа (хотя каноническое понимание аудитории как совокупности потребителей информации, по всей видимости, все скорее будет утрачивать смысл). Большинство специалистов рассматривают политику и технологическую революцию как ведущие факторы коренного преображения медиа. Подобные заключения можно найти в многочисленных источниках, как отечественных, так и зарубежных, они едва ли не стали уже общим местом. Мы не считаем такое решение научной задачи исчерпывающе полным и корректным. В частности, в политической и технологической проекциях не поддается адекватному пониманию само по себе общественное сознание, в том числе как среда, формирующая почву для коммуникационной активности личности. Скорее, для этого необходимо налаживать взаимопонимание с историей, культурологией, социальной психологией, оказавшимися на обочине трансдисциплинарной исследовательской практики.

С точки зрения уровня осмысления ситуации медиаполиса и медиажизни, несомненно, нужен скачок в развитии теоретических, фундаментальных изысканий. Ситуация требует свежих идей, возможно – новых парадигмальных решений вместо преобладающих сегодня эмпирических наблюдений. Было бы странно отрицать значимость сбора конкретных данных, включая опыты в жанре case study. Но еще менее уместно соглашаться с засильем сугубо описательных проектов, когда реальность взывает к выдвижению и проверке гипотез высокого теоретического уровня.

Попытку такого исследования предприняли сотрудники кафедры теории журналистики и массовых коммуникаций Санкт-Петербургского государственного университета. здесь разработан проект под названием «Современный российский медиаполис» и делаются шаги к его практической реализации, главным образом на материале Санкт-Петербурга. Интеллектуальным толчком к началу работы послужил комплекс тех идей, положений и данных, которые были представлены нами выше. Общий замысел заключается в том, чтобы выстроить (лучше сказать – воспроизвести) некую медийную копию мегаполиса, или отразить его в медийной ипостаси. Аналогов такого исследования, насколько нам известно, не существует.

Подобно тому как реальный, «физический» город несет в себе многообразие взаимосвязанных подструктур и элементов, медиаполис тоже «состоит»

из управления и производства, инфраструктуры и частной жизни граждан, массового сознания и речевого общения и т.д. Конечно, было бы наивно исходить из предположения о полном тождестве в составе элементов, но параллели могут оказаться уместными и в научном отношении плодотворными.

Далее мы раскроем основные направления и проблематику работы, которые должны сформировать содержание итоговой монографии.

В первую очередь требуется договориться о том, что будет пониматься под медиаполисом. Надо заметить, что это слово имеет хождение в публичной сфере (помимо того контекста, который был предложен Силверстоуном): так называют себя рекламные фирмы и консалтинговые агентства, издательские дома и даже программа на французском радиоканале «Europe 1». Не стоит доказывать, что это, как правило, результат случайного выбора, а не теоретико-концептуального поиска. В нашем проекте медиаполис понимается одновременно в нескольких проекциях:

1. состояние (качество жизни) общества и человека, формируемое интенсивным развитием медийных технологий, ростом производства и использования медиапродукции;

2. надматериальная среда обитания человека и социума, создаваемая медийной коммуникацией и лишенная пространственной определенности;

3. методологический инструментарий, объясняющий события и процессы в современном мире в свете производства и использования медиапродукции.

Содержание, качественные характеристики и оценки медиаполиса лежат за пределами этих формулировок. Их поиск и интерпретация как раз и составляют задачу исследовательского коллектива на каждом из тематических направлений. Иначе говоря, таким образом проявит себя избранная нами методологическая парадигма под обобщенным наименованием «медиаполис».

Например, качество жизни (медиажизнь, media life): здесь предстоит выявить соотношение инфраструктурных и технологических факторов, с одной стороны, и социальных, экономических, социально-психологических (возможно – экологических и антропологических), с другой стороны. В противном случае мы придем к примитивному технологическому детерминизму, который уже не пользуется в науке популярностью в качестве объяснительной системы. С точки зрения тенденций развития науки нам ближе будет внимание к исследованию мира повседневности (повседневных практик), которое представляет повышенный интерес для социологии, социальной психологии и других социально-гуманитарных наук. В частности, разработчики политической социологии повседневности отмечают, что «возрождение интереса к миру повседневности в рамках социологии повседневных практик было связано с “практическим поворотом”… – обособлением мира рутинных действий в самостоятельную область исследований… Основной формой существования в повседневном мире становится практическое действие, образующее динамическое единство со структурным контекстом (Э. Гидденс)… В различных культурах или традициях одни и те же понятия имеют разный смысл в зависимости от деятельностного контекста» (Плотичкина 2010, с. 234–235, 237).

Как можно заметить, такой взгляд на социальную действительность органичен нашему пониманию медиаполиса как рутинной, регулярной практики его обитателей, погруженных во взаимодействие с медиа. Этот аспект исследования заслуживает подробного освещения в анализе жизни граждан медиаполиса, что составляет один из центральных разделов исследовательского проекта.

Гражданин в данном случае рассматривается в непосредственной связи с этимологическими корнями слова, как горожанин, рядовой житель медиаполиса, при всей условности границ этого квазитерриториального образования.

Не менее значим он и для анализа темы трудовых ресурсов медиаполиса.

Повседневные практики людей, профессионально занятых производством медиа, нас, конечно, интересуют и в традиционном смысле – с точки зрения организации труда в медиаорганизациях и состава кадрового корпуса. Приходится признать, что сколько-нибудь точных данных о кадровом составе мы не обнаружим, ибо полноценная ведомственная статистика сегодня, в отличие от прежних десятилетий, не ведется, и можно оперировать разве что отдельными фрагментарными сведениями. Так что эту задачу придется до времени снять. Полезно будет проследить тенденции изменения кадрового корпуса (профессиональные приоритеты, новые должностные и квалификационные позиции, возраст, характер образования), но и это получится лишь отчасти. Впрочем, даже оценочные характеристики дают серьезные поводы для размышлений. Это относится, например, к количественному измерению системы СМИ. Так, по данным ЮНЕСКО, в середине 2000-х годов в России насчитывалось 102 тысячи газетных журналистов, по этому показателю наша страна занимала первое место в мире. Для сравнения: в Китае (второе место) – 84 тысячи, в США – 54 тысячи. И это при том, что население Китая в 10 раз больше, чем у нас, а доходы американских печатных СМИ от рекламы превышают российские показатели приблизительно в 20 раз. То есть ни с демографической, ни с экономической точек зрения первенство России не находит обоснования (Иванов 2011). Можно предположить, что мы являемся свидетелями кадрового хаоса и неизбежного его следствия – понижения уровня квалификации работников.

Некоторые тенденции в динамике профессионально-квалификационных характеристик сотрудников выявляются в наблюдениях рекрутинговых агентств. Для своих выводов они используют индекс HeadHunter (hh.индекс), который показывает, сколько резюме приходится на одну вакансию в определенной профессиональной области на сайте hh.ru за заданный период времени. Для нормальной рыночной ситуации показатель индекса составляет от 2 до 3 пунктов. Однако к концу 2011 года на одну вакансию специалиста по работе в социальных сетях или блогера приходилось всего 0,5 резюме и работодателям было не из кого выбирать. В то же время на рынке труда традиционных СМИ ситуация скорее обратная: переизбыток кадров, нерелевантность предложений требованиям работодателей породили серьезный дисбаланс. По некоторым позициям в медийных структурах на одну вакансию приходится до 40 соискателей. Наиболее острый дисбаланс спроса и предложения – на позициях рядовых журналистов, обозревателей и корреспондентов (hh.индекс 37,7), режиссеров теле- и радио эфира (32,6), фотографов (28,1) (Шматко 2012, с. 94–95).

Иными словами, трудовые ресурсы медиаполиса претерпевают глубокие структурные изменения, которые происходят стихийно и остаются главным образом вне поля зрения исследователей. В этих обстоятельствах особенно важно обратить взгляд на самоидентификацию работников в условиях медиаполиса, их рефлексию по поводу изменения условий труда и производства, отношения в редакционных и иных коллективах, наконец, портретные характеристики типичных «новых» профессионалов – все это доступно и в высшей степени значимо.

Отделить жизнь от среды обитания можно лишь в абстрактно-схематическом измерении. Вместе с тем расстановка акцентов в этих случаях будет все же различной. Средовый подход предполагает первоочередное внимание к потребности в медиа – со стороны человека (это главный персонаж), а также структурированных и неструктурированных общностей. По всей видимости, они не исчерпываются первичными потребностями (по А. Маслоу) – физиологией и безопасностью, а включают в себя так называемые вторичные потребности, которые в известных контекстах даже превалируют. Имеется в виду, в частности, высший уровень «пирамиды» Маслоу – самовыражение.

Нельзя не учитывать, что в XXI веке именно возможность самовыражения стала предметом самого острого беспокойства со стороны правозащитных движений, международных просветительских организаций, медиасообществ, ответственных политиков и, следом за тем, исследователей гуманитарной направленности. «Представители международных институтов и национальных правительств во всем мире подтверждают, что свобода самовыражения относится к числу фундаментальных прав человека», – считают нужным подчеркнуть авторы глобального исследования доступа к Интернету, проведенного для ЮНЕСКО (Dutton et al. 2010, p. 7).

Соответственно, и управление медиаполисом трудно представить себе как набор алгоритмов воздействия извне, административно; здесь будут сильны элементы спонтанности, саморегулирования, горизонтальной координации, неформальных связей и т.п. В сфере медиа, как и в общественной жизни в целом, государство и другие официальные социальные институты играют важную и необходимую, но всего лишь обеспечивающую роль, если говорить о правах и свободах человека, гражданской активности, а тем более – о массовом общении. В определенном смысле институциональные ресурсы в настоящее время вообще близки к исчерпанию, и в немалой степени это объясняется как раз доступностью медийных технологий рядовому обитателю медиаполиса.

Текущая история дает все больше примеров того, как стремление администрации и пресс-монополий сохранить контроль над процессами медиажизни приводит к резким столкновениям, а то и громким скандалам60. Ким Кэмпбелл – руководитель международных общественных организаций, в прошлом премьер-министр Канады – сообщает, что в Соединенных Штатах причиной для беспокойства являются изменения в законах, регламентирующих деятельность общественных медиа. По ее словам, «большие проблемы сегодня характерны даже для старых демократий, как, например, в Великобритании или Франции. В частности, во Франции мы видим слишком тесную связь между собственниками медиа и президентом» (Томак 2010).

К анализу среды относится и изучение инфраструктуры медиаполиса.

Большой ценностью будет обладать уже сам по себе сбор максимально возможного объема сведений о СМИ и других медиаканалах, которые в совокупности образуют единое, сложно организованное внутри себя пространство бытования социума и человека. Источниками информации до некоторой степени служат базы данных, которыми располагают исследовательские (рейтинговые) фирмы, хотя они не ставят перед собой задачу целостного описания инфраструктуры. Разумеется, помимо средств массовой информации, необходимо также помнить о библиотеках, сайтах органов власти, межРоссийских реалий, которые вызывают массу нареканий, мы намеренно не касаемся.

университетских сетях, архивах, и т.п. Обращение к проблемным сюжетам в этой части проекта не только не исключается, но и предполагается как обязательное. К примеру, комфортна ли инфраструктурная среда для ее обитателей? Получает ли она рациональное обоснование или же строится на началах произвола и анархии? В какой мере она нацелена на ускоренное самовоспроизводство и вообще – есть ли у нее перспективы в будущем, или ей суждено остаться случайностью настоящего (если не прошлого)? уместно ли сегодня разделение на транснациональные и, скажем, локальные каналы? Наконец, «совпадаем» ли мы с тенденциями и опытом, сложившимися в иных мировых медиаполисах, и надо ли нам вообще «совпадать»?

Особая среда для нас – языковая, речевая. здесь, конечно, нельзя ограничиться дежурной критикой порчи языка в сетевых коммуникациях и СМИ.

Специалисты уже уверенно констатируют, что «специфические условия онлайн-коммуникации порождают феномен, который называют “сетевая речь” или “язык Интернета”. Несмотря на то, что интернет-общение стало понастоящему массовым лишь в последнее десятилетие, активность обращения исследователей к языковому материалу всемирной Сети уже позволяет говорить о существовании такого научного направления, как интернет-лингвистика» (Горячев 2011, с. 200).

Важно своевременно уловить, рождается ли новая речь как универсальная принадлежность человека и общества или мы сталкиваемся с речевым разноголосьем, порождающим своего рода новый Вавилон (как минимум – межпоколенческий разрыв в понимании обитателями мегаполиса друг друга). Кто источник моды и стандарта, что ныне (завтра) называется речевой культурой? Какие институты ответственны за «управление» речевыми процессами, да и надо ли ими управлять? Опять-таки, что национального и интернационального наблюдается в этих процессах? Быть может, дело вообще идет к новому эсперанто?

В тесной связи с массовой речью, но в особом режиме развиваются культурное сознание и самосознание медиаполиса. Несомненно, здесь происходят существенные, возможно – фундаментальные сдвиги, причем вряд ли изменения носят однородный характер. С одной стороны, как минимум, расширяется доступ человека к культурному достоянию, причем не только в границах реального мегаполиса, но и в планетарных масштабах. С другой стороны, массовизация и сопутствующее ей опрощение культуры тоже, что называется, лежат на поверхности.

Но под слоем этих констатаций очевидного находятся особые культурные феномены, порожденные собственно медийной жизнью и прежде всего сетевым общением. К примеру, в специфическом свете предстает городской фольклор. Какие мифы и легенды возникают в круговороте сетевого общения?

Соответственно, какими духовно-культурными ценностями они насыщаются и как уживаются с прежним культурным багажом? Мы можем личностно не соглашаться с «отвычкой» от бумажных книг и «старого» кинематографа, но обязаны признавать, что она стала приметой массовой повседневной практики и нуждается в изучении. Отдельно следует задуматься о кумирах толпы.

Кажется, уходит время писателей как властителей дум, всеобще признанных литературных образцов для подражания, мыслителей, героев кинофильмов… Нынешние кумиры и пророки – это блогеры, нередко без явных признаков личностной самобытности. Как такое замещение сказывается на массовом сознании и поведении, не равнозначно ли построение медиаполиса разрушению культурполиса (или хотя бы его качественному обеднению)?

Отдельного и углубленного внимания заслуживает самосознание личности, которая получила безграничные по сравнению с предыдущими эпохами возможности самовыражения и самореализации в медийном пространстве. В принципиальном плане эти приобретения соответствуют стратегии гуманизации – как идеологическому основанию цивилизационного скачка и движущей силе социальных преобразований. Есть основания утверждать, что в сфере медиа за последние десятилетия сложились условия для возвышения «человеческого фактора» и дело теперь за его полноценным использованием в интересах и самой личности, и социального сообщества. В этой связи приобретает актуальность и остроту вопрос о готовности горожанина к освоению того огромного потенциала свободы, который предоставляет ему медийная инфраструктура.

Речь идет о восприятии человеком своей свободы как непременного условия нормального устройства медиажизни в медиаполисе, с соответствующим волевым и эмоциональным сопровождением этого разумного осознания. При этом личная свобода понимается в самом высоком духовном смысле, не претерпевая каких-либо ограничений своего содержания, сужения до границ «удобного» пользования, сведения к стандартному набору технологических операций (вроде компьютерных «кликов») и пр. Мы делали попытки двигаться в этом исследовательском направлении (Корконосенко и др. 2010;

Корконосенко 2012) и считаем его одним из самых перспективных и актуальных для российской массово-коммуникационной науки.

Таковы общие контуры исследовательского проекта, направленного на изучение медиаполиса как комплексного феномена. На наш взгляд, проект имеет большой потенциал для использования в тесной связи с исследованиями в области медиа- и информационной грамотности, а также практики медиаобразования.

Источники 1. Горячев А. А. Сетевая речь // Сетевые СМИ российского мегаполиса / под ред. И. Н. Блохина, С. Г. Корконосенко. – СПб.: Филол. ф-т СПбГу, 2011. – С. 200–215.

2. Иванов И. Вон из профессии! http://mediapedia.ru/2011/07/26/voniz-professii/#more-1905 [проверено 28.08.2011].

3. Корконосенко С. Г., Кудрявцева М. Е., Слуцкий П. А. Свобода личности в массовой коммуникации / под ред. С. Г. Корконосенко. – СПб.: Изд-во СПбГЭТу «ЛЭТИ», 2010. – 308 с.

4. Плотичкина Н. В. Политическая социология повседневности: концепт практик versus концепт фреймов // Политэкс, 2010. Т. 6. № 2. С. 228–241.

5. Томак М. Ким Кэмпбелл: внедрение инноваций невозможно без реализации свобод // День. 2010. 19 ноября. http://www.day.kiev.

ua/317288 [проверено 19.07.2012].

6. Шматко О. А. Новые медиа – новые люди? // Средства массовой информации в современном мире. Петербургские чтения: Материалы 51-й междунар. научно-практ. конф. / отв. ред.-сост. С. Г. Корконосенко.

– СПб.: Филол. ф-т СПбГу, 2012. – С. 91–95.

7. Deuze, M. (2009). The Media Logic of Media Work // Journal of Media Sociology. Vol. 1, N 2. Winter/Spring, p. 22–40.

8. Dutton, W. H., Dopatka, A., Hills, M., Law, G., and Nash, V. (2010).

Freedom of Connection – Freedom of Expression: The Changing Legal and Regulatory Ecology Shaping the Internet. Oxford: Oxford Internet Institute, University of Oxford, 103 p.

9. Hamelink, C. (2011). Thinking about the Communicative City // Cities, Creativity, Connectivity: IAMCR 2011 conference. July 13–17. Istanbul:

Kadir Has University, p. 31.

10. Korkonosenko, S. G. (2012). Personal Communication Freedom as a Problem and a Research Project // Journalism and Mass Communication.

Vol. 2, N 1, p. 317–328.

11. Media & the City Workshop. http://cci.utk.edu/conference/media-cityworkshop [проверено 26.10.2011].

12. Our Media City. http://www.mda.gov.sg/mediapolis/Pages/index.

html#/2/media-city/vision-mission [проверено 25.06.2012].

13. Silverstone, R. (2007). Media and Morality: on the Rise of the Mediapolis.

Cambridge: Polity Press, 215 p О новом подходе к проблемам коммуникации значительный рост интереса к исследованию коммуникационных процессов является одной из характерных особенностей развития современной гуманитарной науки. Осуществляются проекты, в ходе которых изучаются особенности коммуникации в образовательной, производственной, политической и других социальных сферах; специфика взаимодействия учеников и учителей, студентов и преподавателей в разных культурах; стили общения в учебной аудитории; природа межкультурных конфликтов и способы их разрешения и т.д.

Можно выделить несколько основных причин этого интереса:

1. резкий количественный рост и усложнение контактов, в том числе с представителями других культур;

2. виртуализация информационного пространства, связанная с тем, что информационные образы объектов, персон и процессов теряют какую-либо связь с реальными образами;

3. глобализация информационной среды, выражающаяся в том, что если раньше заинтересованный субъект читал газету, журнал, смотрел телевизор, слушал радио и получал индивидуальную картину происходящего; то теперь он может обратиться к электронной медийной системе, которая выдает ему в значительной мере готовые количественные и качественные выводы, сделанные на основе анализа всего массива публикаций и передач;

4. появление принципиально новых коммуникационных форматов:

Web 1.0 – производство содержания (контента) узкой группой специалистов для последующего потребления массой пользователей Сети;

Web 2.0 – самостоятельное производство контента массой пользователей и активный обмен информацией между ними, возникновение социальных сетей; Web 3.0 – создание рекомендательных сервисов в Сети, формируемых исключительно на основе мнений потребителей.

В ходе осмысления исследователями столь сложной эмпирической ситуации было предложено большое количество подходов к анализу коммуникационных процессов, что в свою очередь привело к возникновению множества научных направлений и дисциплин. Одну из них принято обозначать термином «коммуникативистика» (землянова 2004).

На мой взгляд, понятие «коммуникативистика» имеет смысл использовать для обозначения всего комплекса научных дисциплин и практических приложений, описывающих, объясняющих и разрабатывающих методическое обеспечение для коммуникативной деятельности человека и социальных систем.

Схематически этот тезис проиллюстрирован на рис. 1.

Рисунок 1. Междисциплинарный комплекс «Коммуникативистика»

Вряд ли необходимо доказывать, что каждая из представленных на схеме частных теорий коммуникации рано или поздно воплощается в прикладных методиках и рекомендациях. Ценность любой науки определяется не только уровнем теоретических обобщений, который она предлагает, но и областью применения ее выводов, практических рекомендаций для всего общества. Поэтому в любой современной науке существуют два основных уровня исследований: теоретический и прикладной. Можно констатировать, что в исследованиях коммуникации наряду с абстрактными, теоретическими представлениями, достаточно сильно дистанцированными от конкретной действительности, выкристаллизовались знания, которые непосредственно сфокусированы на изучении и решении практических коллизий коммуникационного поведения.

Хотя по вопросу о том, как именовать эту – прикладную – сферу коммуникационных исследований, нет согласия, существующие прецеденты формирования прикладной коммуникативистики позволяют предложить в качестве предварительного определения следующую общую формулировку: прикладная коммуникативистика — комплекс научных дисциплин, исследующих конкретные коммуникационные ситуации с целью разработки практических советов и рекомендаций, служащих повышению эффективности коммуникации.

Понятийный аппарат прикладной коммуникативистики В рамках данной статьи хотелось бы высказать гипотезу относительно основного предмета прикладной коммуникативистики, в качестве которого целесообразно рассматривать разнообразные регуляторы, определяющие коммуникативное поведение и взаимные коммуникативные ожидания субъектов коммуникации. Для обозначения этих «регуляторов» разные ученые используют различные понятия: принципы, постулаты, нормы, правила, дискурсы, конвенции, кодексы, форматы.

Наиболее популярным в настоящее время является понятие «дискурс»

(фр. discours, от лат. discursus – рассуждение, довод), которое в словарях переводится на русский язык как речь, выступление, рассуждение. Однако в теоретической рефлексии дискурс чаще всего рассматривается как инструмент не только освоения реальности через «обговаривание», но и конструирования нормативных моделей – фреймов восприятия и сценариев поведения. Таким образом, дискурс – это одновременно и процесс, и результат (в виде сложившихся способов, правил и логики обсуждения чего-либо). При таком подходе дискурс рассматривается как сформировавшийся и закрепившийся в языке способ упорядочения действительности, способ видения мира, реализуемый в самых разнообразных (не только вербальных) практиках, а следовательно, не только отражающий мир, но и проектирующий и сотворяющий его.

Любой дискурс относится к институциональной коммуникации, осуществляемой в общественных институтах и являющейся важной составной частью функционирования этих институтов.

Основными параметрами институционального дискурса являются:

• набор типичных для данной сферы ситуаций общения (речевых событий);

• представление о типичных моделях речевого поведения при исполнении тех или иных социальных ролей;

• определенная (ограниченная) тематика общения, специфический набор интенций и вытекающих из них речевых стратегий (Шейгал 2004, с. 42).

Активно используется и понятие «конвенция», с помощью которого обозначаются принятые в данном обществе (и регламентируемые данным обществом) формы взаимодействия – в том числе и речевого (Остин 1986, с. 32–33; 6, с. 25).

Если иметь в виду социальные конвенции, регулирующие инициацию того или иного коммуникативного акта, то удобно рассматривать коммуникантов как членов неких – строгих и нестрогих – социальных иерархий, например:

• начальник / администратор / работодатель — подчиненный;

• старший чин (например, в армии) — младший чин;

• учитель / мастер / лектор — ученик / подмастерье / аудитория;

• родители / взрослые — дети;

• лидер — коллектив;

• владелец — арендатор;

• хозяин — гость.

Довольно часто для обозначения правил коммуникации используется понятие «кодекс». Е. В. Клюев пишет по этому поводу: «Коммуникативный кодекс представляет собой сложную систему принципов, регулирующих речевое поведение обеих сторон в ходе коммуникативного акта и базирующихся на ряде категорий и критериев. (Может возникнуть вопрос: как соотносится коммуникативный кодекс с тем, что было обозначено в качестве речевых конвенций? Коммуникативный кодекс в этом смысле есть более общее понятие, регулирующее, в частности, и речевые конвенции.)» (Клюев 2002, с. 112).

В последнее время чрезвычайно популярным стало понятие «формат».

По-латыни формат это «вид, внешнее оформление». В полиграфию термин вошел в XVIII веке в значении «размер печатного издания, размер листа». Причем речь шла уже о совершенно определенном эталоне, стандарте в полиграфической промышленности. Потом это понятие стало использоваться компьютерщиками для обозначения некоторых параметров, свойств и возможностей, с которым могут работать соответствующие компьютерные программы. Из компьютерного лексикона пришло и производное понятие «форматировать»: 1) стереть старую информацию и установить новое программное обеспечение; 2) придать тексту определенный заранее заданный внешний вид, например: форматировать текст по центру, левому или правому краю. И в том, и в другом значении глагола «форматировать» сохраняется один и тот же смысл: структура, эталон.

По мнению Т. И. Суриковой, «вот эта актуализированная сема стандарт, эталон и позволила понятию формат активизироваться в обиходе теории и практики массовой коммуникации, когда утратили свои позиции эталонов, стандартов понятия тип СМИ, жанр, стиль, отражавшие системность этого явления. И слово становится модным… Такое стечение лингвистических и экстралингвистических причин, на наш взгляд, и могло привести к тому, что в массовой коммуникации формат если не вытеснил обозначенные понятия, то, по крайней мере, стал употребляться как их современный, модный, соответствующий языковому вкусу времени синоним. Об этом свидетельствуют контексты его употребления и сочетаемость».

Не вдаваясь в анализ этих категорий, обозначу свою позицию. Она заключается в том, что наиболее адекватным термином, обозначающим все возможные регуляторы коммуникации, является «матрица». Это понятие существовало задолго до появления одноименного фильма и имеет достаточно определенный смысл. Оно происходит от латинского matrix (матка) и используется в металлообработке для обозначения инструментов со сквозным отверстием или углублением, используемых при штамповке, прессовании, а также в полиграфии для обозначения металлической пластинки с углубленным прямым изображением буквы или знака, служащей формой для отливки литер. И этот смысл – форма, задающая параметры для чего-то, – дает очень широкие возможности для использования данного понятия.

Наиболее адекватным термином для обозначения систем знаний, ценностей и норм, определяющих специфику коммуникации разных субъектов в разных ситуациях и позволяющих увязать эти системы с общесоциальной ситуацией, является понятие «коммуникационная матрица», проявлениями которой выступают дискурсы, конвенции, кодексы. Схематически эта идея отображена на рис. 2.

Рисунок 2. Системная модель коммуникационной матрицы Типы коммуникационных матриц Множество различных коммуникационных матриц можно свести в три основные группы: вертикальные, горизонтальные и гибридные матрицы. Рассмотрим их основные характеристики.

Вертикальная матрица:

• субъекты коммуникации распределяются по вертикали (родители – дети; начальники – подчиненные; государство – подданные);

• государство играет доминирующую роль в большинстве коммуникативных процессов;

• доступ к информации затруднен множеством специальных нормативных актов;

• не реализуется право на свободное выражение собственного мнения.

Горизонтальная матрица:

• между субъектами коммуникации существуют партнерские отношения;

• отлажен механизм обратной связи;

• законодательно закреплено и реализуется право на свободный доступ к информации, на выражение собственного мнения, на личный выбор каналов коммуникации.

Гибридная матрица:

• субъекты коммуникации распределяются по классам, внутри которых существуют горизонтальные отношения, а между которыми – вертикальные;

• обеспечен частичный доступ к различным информационным массивам, однако доступ к значительной части информационных ресурсов требует специального разрешения.

Сегодня в России сосуществуют все три коммуникационные матрицы.

Базовой является гибридная, а вертикальная и горизонтальная выступают в роли комплементарных матриц.

Функционируя в медиапространстве, коммуникационная матрица реализуется в виде медиаматрицы, то есть совокупности более или менее жестких норм и правил, в соответствии с которым создается массмедийный продукт.

Медиаматрица действует на всех этапах журналистской и редакционной деятельности: при отборе новостей, определении жанров и т.д.

Медиаматрица, в свою очередь, разветвляется на несколько видов, обеспечивающих реализацию разных целей массовой коммуникации. В самом общем виде можно выделить такие медиаматрицы, как журналистика, реклама, PR и др.

О том, что СМИ как общественный институт и журналистика как тип социальной деятельности функционируют в соответствии с нормами и правилами, вытекающими из специфики общественного устройства, специалисты узнали из давней работы американских социологов Сиберта, Шрамма и Питерсона «Четыре теории прессы», опубликованной в Америке в 1956 году (Сиберт и др. 1998). Назвав эти нормы и правила «теориями прессы», авторы выделили четыре таких теории: авторитарную; либертарианскую; теорию социальной ответственности; советскую (коммунистическую).

К этим теориям прессы Макуэйл прибавил еще две: модель развивающихся стран и модель демократического участия. А согласно концепции Раймонда уильямса, система СМИ может быть авторитарной, патерналистской, коммерческой, демократической. Авторитарной является такая система СМИ, в которой основной задачей коммуникации является передача инструкций, идей и подходов правящей группы. Патерналистская система – это авторитарная модель, в которой, однако, у правящей группы сохраняется ответственность перед обществом, т.е. ценности и цели, выходящие за рамки удержания власти. Хотя коммерческая система отличается от авторитарной или патерналистской большей степенью внутренней свободы, и «у нее есть свои ограничения, проистекающие из трудностей получения прибыли от некоторых форм коммуникации»: «можно говорить все, что угодно, при условии что вы можете позволить себе говорить, и говорить с прибылью». Реального примера демократической модели СМИ уильямсу найти не удалось, поэтому для него она стала скорее системой принципов, которыми следует руководствоваться, чем конкретными предложениями на основе накопленного опыта [Sparks and Reading 1998].

В России проблемами типологизации СМИ активно занимались А. Акопов, Л. Реснянская, М. Шкондин и многие другие исследователи. Правда, чаще всего предметом их интереса был поиск эффективной формальной классификаци СМИ, позволяющей создать некое подобие периодической системы Менделеева, в клеточках которой разместились бы все возможные типы СМИ61.

См.: Акопов А. И. Методика типологического исследования периодических изданий // На примере специальных журналов. – Иркутск, 1985; Бакшин В. В. Типологические характеристики еженедельника. – Владивосток, 1984; Грабельников А. А. Массовая информация в России: От первой газеты до информационного общества. – М., 2001;

Методика типологического анализа периодической печати. – М., 1995; Реснянская Л. Л., Фомичева И. Д. Газета для всей России. – М., 1999; Средства массовой информации России. – М., 2005; Типологическое развитие журналистики. – Ростов-на-Дону, 1993;

Типология изданий. – М., 1990; Типология периодических изданий. – Ростов-на-Дону, 1983;

Типология периодической печати. – М., 1995; Шкондин М. В. Системная типологическая модель СМИ. – М., 2002; Шкондин М. В., Реснянская Л. Л. Типология периодической печати. – М., 2007.

Мой подход к анализу типов СМИ и журналистики был впервые сформулирован в 1988 году в статье, опубликованной в ныне забытом журнале «Слово лектора». затем он излагался в некоторых других моих публикациях перестроечной эпохи. Позднее эти идеи были более или менее отчетливо выражены в книге «Российский журналист в посттоталитарную эпоху» и других публикациях62.

Суть подхода заключалась в утверждении, что в рамках российской профессиональной журналистской культуры сосуществуют несколько альтернативных парадигм профессиональной деятельности, отличающихся друг от друга всеми компонентами, включая и нравственно-этический. Все они располагаются в своеобразном «пространстве», образуемом тремя векторами, в качестве которых выступают фундаментальные социально-профессиональные установки, определяющие общий характер отношения журналиста к аудитории.

Первая из таких установок ставит журналиста над аудиторией, определяя его право рассматривать своих читателей как объект управления (воспитания, формирования), а себя – как носителя или транслятора управленческих программ разного типа и уровня. Если попытаться одним словом охватить конечный смысл деятельности журналиста, исповедующего этот подход, то этим словом будет «воздействие».

См.: Дзялошинский И. Еще раз о технократическом подходе // Слово лектора, 1988 № 4.;

Дзялошинский И. Журналистское мышление: особенности структуры и функционирования на современном этапе / Средства массовой информации в формировании нового мышления. – Л., 1989; Дзялошинский И. Советская журналистика: три парадигмы творчества / Журналист. Пресса. Аудитория. – Л., 1991; Дзялошинский И. Категории и парадигмы журналистской деятельности / Основные понятия теории журналистики. – М., 1993; Дзялошинский И. Российские СМИ в избирательной кампании: уроки эффективности. – М., 1996;

Дзялошинский И. Российский журналист в посттоталитарную эпоху. – М., 1996; Дзялошинский И. Как создаются «герои» и «дьяволы» // Советник, 1997, № 1; Дзялошинский И.

В плену манипулятивных технологий // Советник, 1997, № 7; СМИ и структуры гражданского общества: проблемы взаимодействия. – М., 1999; Дзялошинский И. Редакционная политика как фактор успешной деятельности СМИ. – М., 2000; Дзялошинский И. Три типа профессионального поведения журналиста // Профессия журналист, 2001, № 4; Дзялошинский И. СМИ, власть и гражданское общество в регионе. – М., 2002; Дзялошинский И.

Какая журналистика может считаться социальной? / НКО и СМИ: мостик через пропасть. – М., 2002; Дзялошинский И. Политические технологии в пространстве масс-медиа // Эффективное антикризисное управление, 2003, № 5–6; Дзялошинский И. СМИ, власть и гражданское общество в поисках баланса интересов / Региональные СМИ и демократия в России. – М., 2003; Дзялошинский И. Russia: Cultural Transformations, Tolerance, and the Media. South Atlantic Quarterly 105(3): 617–636 (2006); Дзялошинский И. Журналистика соучастия. Как сделать СМИ полезными людям. – М., 2006; Дзялошинский И. Роль СМИ в организации диалога власти и общества / Роль СМИ в формировании гражданского общества. – М., 2006; Дзялошинский И. СМИ как субъект публичной политики. Публичная политика в современной России. – М., 2006; Дзялошинский И. Инновационная журналистика: модное словосочетание или путь развития СМИ // Телецентр, 2007. № 1 (21); Дзялошинский И. Гражданские коммуникации в негражданском обществе / Медиаобразование:

от теории к практике. – Томск, 2007.

Подобного рода журналистская практика получила свое достаточно фундаментальное обоснование в работах многих теоретиков и исследователей, создавших комплекс стройных и по-своему совершенных концепций управляющего воздействия. Они опираются на представление об активной роли средств массовой информации, выступающих в качестве субъекта пропаганды, и пассивной (несмотря на многочисленные оговорки) роли аудитории, рассматриваемой в качестве объекта идеологического, пропагандистского воздействия.

Вторая установка размещает журналиста рядом с аудиторией и ориентирует его на отношения информирования. В этом случае журналист считает своей основной профессиональной обязанностью поставлять аудитории разнообразные интересующие ее сведения, данные, материалы, оказывать помощь в выражении мнений.

Обе эти установки, несмотря на существенные различия между ними, приводят к отчуждению аудитории от СМИ.

Третья фундаментальная установка требует от журналиста находиться внутри определенного человеческого сообщества, рассматривать себя как заинтересованного участника совместного с аудиторией поиска решений сложных жизненных проблем. Главная идея такой журналистики заключается в том, что журналистам следует рассматривать читателей, зрителей, слушателей не как фон или пассивных наблюдателей, не как жертв различных обстоятельств, а как участников решения важных вопросов. Эта журналистика самоопределяется в таких терминах, как «гуманитарная», «личностная», «коммунитарная», журналистика соучастия и т.п. Основной функцией/ролью так понимаемой журналистики становится «модератор диалога». Это означает, что журналистика может и должна создавать среду для равноправного диалога между различными социальными группами (сколь ни велики они и ни отличны по идеям, целям и организации), в ходе которого могут разрешаться социальные противоречия и конфликты.

Журналистика может и должна объединять в информационном пространстве противоречивые мнения и установки, которые, став достоянием общественности, именно на этом пространстве могут найти пути сближения или, во всяком случае, аргументы для доказательства собственной состоятельности.

В Америке примерно такая же идея была реализована в концепции гражданской (общественной) журналистики. Гражданская журналистика на первый план ставит не права журналистов, а их обязанности перед обществом. Другими словами, такая журналистика требует от редакторов и руководителей служб новостей выполнять журналистскую работу так, чтобы она помогала людям преодолевать чувство апатии, бессилия и отчужденности, побуждала их к действию, превращая их из пассивных зрителей в активных участников гражданских акций. Американский опыт функционирования гражданской журналистики изложен в книге: Эдвард Д. Миллер. Шарлоттский проект. Как помочь гражданам взять демократию в свои руки. – М., 1998.

Эта функция особенно необходима в обществе, раздираемом конфликтами и расколотом на лагеря, в обществе, не способном найти примирение на площадях и трибунах. Это та функция, которая способна перевести конфликт, разрушающий единство, в конфликт, выявляющий проблему, и тем самым приблизить его разрешение не на уровне уличной потасовки, но на позициях разумного и прагматического публичного диалога64.

Как же выглядит ситуация в российских СМИ, если воспользоваться предложенной выше классификацией?

Первая группа – СМИ воздействия – принадлежащие государству и корпорациям, главной задачей которых является обеспечение влияния на общественное мнение и стереотипы поведения населения, представляют собой наиболее мощный и обеспеченный коммуникационный ресурс. Известно, что в настоящее время учредителями большинства региональных и до 80% муниципальных газет России являются органы государственной и муниципальной власти, что отражается и на редакционной политике этих изданий, и на их экономической независимости, поскольку, так или иначе, все они субсидируются из средств региональных и местных бюджетов. Полученные в ходе различных исследований материалы свидетельствуют о том, что отношения между властью и СМИ в России самоопределяются либо в терминах подчинения и услужения, либо в терминах войны. Третьего – то есть диалога, партнерства – не получается. На региональном уровне для руководителей любого ранга характерно нежелание учитывать особенности СМИ как самостоятельного социального института, стремление превратить журналистов в своих подручных, которым положено выполнять спущенные им поручения. Руководители администраций видят в местной прессе прежде всего нечто вроде дополнительной информационно-аналитической службы, а также отдела по работе с общественностью, но никак не контролера и критика своих действий. При всех индивидуальных различиях в возрасте, образовании, жизненном опыте руководители региональных и местных администраций нередко рассматривают СМИ не как самостоятельный институт гражданского общества и не как особый, относительно самостоятельный информационный бизнес, а исключительно как информационно-пропагандистский придаток к администрации. Многие из них изначально убеждены в том, что дело журналистов – помогать им, руководителям, решать стоящие перед ними проблемы.

Подробно технология диалога в СМИ изложена в следующих работах: Реснянская Л.

Двусторонняя коммуникация: методика организации общественного диалога. – М., 2001;

Груша А. Формы и методы организации взаимодействия субъектов политики. Пресса и политический диалог. – М., 2001; Прохоров Е. Режим диалога для демократической журналистики открытого общества. – М., 2002.

СМИ второй группы, которые обычно называют коммерческими, потому что они ориентированы на извлечение прибыли за счет удовлетворения интересов и потребностей аудитории, тоже чувствуют себя неплохо. Данные исследований за последние десять лет дают основания считать, что у них есть благоприятные возможности развития. Рынок рекламы растет высокими темпами, непритязательная массовая аудитория с удовольствием поглощает контент не очень высокого качества.

Однако следствием коммерциализации СМИ стало то, что многие из них перестали не только соответствовать своему информационному назначению, но и выполнять присущие им культурные, просветительские и другие функции. Отсутствие традиций гражданского общества, выключенность населения из политического процесса привели к тому, что коммерческие СМИ вынуждены удовлетворять весьма узкие интересы своей аудитории, по большей части бытовые и развлекательные, да к тому же весьма вольно интерпретируемые менеджерами медиапредприятий.

Третья группа СМИ, которые позиционируют себя как общественный институт, защищающий интересы общества от власти и капитала, в общем количестве СМИ незначительна и их судьба незавидна.

Вряд ли такое соотношение типов СМИ можно назвать случайным. И вряд ли оно явилось следствием чьей-то злой воли или непрофессионализма.

Скорей всего, это соотношение определяется особенностями той социальной системы, которую обслуживают СМИ. Но это уже тема отдельного разговора.

Источники 1. Биккулов А. С. Введение в коммуникативистику. – [Электронный документ]. – http://itah.phil.spbu.ru/edu/edu_prog/commun [проверено 10.01.2011] 2. Василик М. А. Наука о коммуникации или теория коммуникации?

К проблеме теоретической идентификации / Актуальные проблемы теории коммуникации: Сб. научных трудов. – СПб.: Изд-во СПбГПу, 3. землянова Л. М. Коммуникативистика и средства информации:

Англо-русский словарь концепций и терминов. – М.: Изд-во Моск.

4. Калмыков А. А. Структура виртуального события // Виртуальные реальности в психологии и психопрактике: Сб. трудов / Под ред.

Н.А. Носова. – М., 1995. – C. 79–105.

5. Кирдина С. Институциональные матрицы и развитие России. – [Электронный документ]. – http: kirdina.ru/doc/31oct06/1.ppt [проверено 10.01.2011].

6. Клюев Е. В. Речевая коммуникация: учебное пособие для университетов и институтов. – М.: Рипол Классик, 2002. – 320 с.