«А.В. ПЛОТНИКОВ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР В УПРАВЛЕНИИ: СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫЕ АСПЕКТЫ МЕНЕДЖМЕНТА Под редакцией профессора О.А. Страховой Учебное пособие ИЗДАТЕЛЬСТВО САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА ...»

Л.Г. Ионин пишет, что в ХХ веке внимание исследователей все больше стало переключаться с культуры вообще на изучение многообразия культурного оформления человеком своего существования и изучение различий, наблюдающихся в разных культурах.

Возникла новая научная парадигма, в корне изменившая взгляды на культуру, которая получила название плюралистической, ибо ее сторонники исходили из идеи плюрализма (плюрализм — противоположность монологизма. — А.П.), множественности и многообразия культур. В рамках этой парадигмы каждая культура рассматривается как ценность в себе независимо от того места, которое она занимает в эволюционной лестнице. К тому же в любой культуре, понимаемой как целостность, нет «лишних» элементов.

Плюрализм в подходе к культурам стал знаком наступления нового этапа не только в науке о культурах, но и в политике, и в идеологии. Имел место культурный шок, поскольку была поставлена под сомнение возможность считать примитивными культуры, отличные от современной европейско-американской культуры, обнаружилась необходимость изменения практики взаимодействия культур [там же, с. 32–35].

5.2. Культура и общество М.С. Каган пишет, что практика культуры повернута к обществу и к природе разными сторонами: к природе — вещественно-предметной деятельностью, а к обществу — организационно-коммуникативной деятельностью, создающей форму для того содержания, которое несет с собой общество; к природной стороне самого человека — медицинской, спортивной, педагогической деятельностью, а к жизни общества — идеологической деятельностью, вырабатывающей необходимые общественные ориентиры, обоснования, духовные позиции.

Отношения общества и культуры являются их взаимной потребностью друг в друге, их всесторонним взаимодействием. Культура необходима человеческому обществу с первых шагов его существования, и чем дальше, тем во все большей степени.

Люди научились создавать особый тип предметной реальности — разнообразные объединения, союзы, организации — от родовых, племенных, религиозных до современных экономических, политических, правовых, научных, просветительных, художественных и т.п., деятельность которых обеспечивалась не унаследованными каждым индивидом врожденными инстинктами, а обретаемыми ими в течении жизни представлениями, убеждениями, знаниями, умениями.

На первых этапах общественного развития оно протекало стихийно, и потому результаты социальной деятельности людей, как правило, не совпадали с их намерениями, целями, идеалами. Между тем культура, как внеприродная, сверхбиологическая сила имеет в своей основе именно сознательные действия, что и отличает радикальнейшим образом человека от животного. Поэтому мера сознательности — не только в индивидуальном поведении, решающем задачи личного масштаба, но и в действиях руководителей государств, политических партий, вождей масс, как и в поведении самих масс — есть показатель уровня культуры [16, с. 95–97].

М.С. Каган пишет, что отношения между обществом и культурой как двумя гранями целостной социокультурной реальности представляют собой взаимодействие, в котором сила каждой стороны может меняться, но обе являются активными участницами исторического процесса. Культура необходима обществу для восполнения отсутствующей биологической формы регуляции совместной жизни и деятельности людей, а общество необходимо культуре для обеспечения ее потребности самоосуществления и развития.

Теми или иными способами и средствами общество предоставляет культуре саму возможность реализовываться в человеческих действиях, ибо как бы ни менялось экономическое и политическое содержание общественных отношений, обусловливающих отношение общества к культуре, они образуют экономический фундамент и политикоправовые опоры для эффективной работы всех культурных институтов.

Человечество всегда искало путь разрешения противоречий социального бытия: его видели и в разных формах ценностного сознания, и в торжестве нравственности, и в научнотехнической вооруженности производства. Но важно то, что вопросы политические и экономические всякий раз оказывались проблемами культуры — в конечном счете не только духовные преобразования, но и организационно-политические и технико-экономические становились культурными действиями людей, осознавших, наконец, что не только общество влияет на культуру, но и культура способна оказывать радикальное воздействие на функционирование общества (потому-то в наш обиход прочно вошли неизвестные ранее понятия «политическая культура», «правовая культура», «культура производства») [там же, с. 99–100].

Наряду с художественно-образными исследованиями законов общественной жизни их теоретическое осмысление развивалось в ходе освобождения общественного сознания от мифологических фантазий и формирования объективного взгляда на формы человеческого бытия. При этом теоретическая мысль осваивала общественную реальность тремя способами — научным, идеологическим и проектирующим.

История показывает, сколь сложным является органичный синтез науки об обществе, его ценностного осмысления и проектирования совершенной системы общественного устройства. Оно и понятно, пишет М.С. Каган, — научное изучение общества гораздо труднее, чем исследование природных явлений, эффективное социальное проектирование несравненно труднее технического, а идеологическое оценивание общественных явлений несравненно более противоречиво, чем ценностное осознание природы [там же, с. 102–103].

Основным содержанием процесса развития общества является, по О. Конту, «прогресс духа». По существу, это прогресс форм человеческого познания мира, или, как говорил Конт, прогресс человеческого разума. Таких форм три: теологическая, метафизическая, научная.

Их можно считать определяющими в общественном развитии, ибо, изменяясь сами по себе, они заставляют изменяться все прочие стороны общественной жизни. Каждому этапу развития разума соответствуют определенные формы хозяйства, политик, общественной организации.

В общественном развитии культура первична; на каждом этапе развитие культуры связано с борьбой идей. По утверждению О. Конта, социальный организм основывается на взглядах, убеждениях, «мнениях», изменение которых влечет за собой изменения во всех сферах общественной жизни. Но учитываются не всякие мнения, а мнения, так сказать, агентов изменений, являющихся культурными экспертами. Каждое общество и каждая историческая эпоха выдвигает своих культурных экспертов (жрецы, священники, философы, ученые). Но всегда это — идеологи, функция которых состоит в изменении господствующих мнений и, следовательно, в изменении общества [см.: 13, с. 48, 50–51].

М.С. Каган отмечает, что нередко именно культурные факторы теперь признаются решающими в истории человечества сравнительно с факторами социально-экономическими и социально-политическими. Сейчас становится все более очевидным влияние уровня развития науки и техники как культурных сил на общественные отношения.

В будущем должен сложиться исторически необходимый тип взаимодействия общества и культуры. Его суть — преодоление векового рассогласования общества и культуры, которые в разумно устроенной социокультурной системе должны стать разными сторонами единого, целостного и гармоничного бытия человечества [16, с. 108–109].

5.3. Культура и человек М.С. Каган отмечает, что отношения культуры и человека имеют три уровня:

практический, практически-духовный и духовно-теоретический. Практический уровень выражается в реальном созидании человеком «второй природы» — культурных предметов и процессов и в столь же реальном созидании культурой человека; практически-духовный уровень — в мифологическом, религиозном, художественном осмыслении культурой человека; духовно-теоретический уровень — в изучении культурой человека и человеком культуры (в обыденном сознании, в науке, в философии, идеологических учениях).

На всех трех уровнях связь человека и культуры проявляется двусторонне — человек творит культуру и культура творит человека [16, с. 110].

М.С. Каган пишет о человеке, что «он является не одномерным, чисто природным или чисто социальным существом, и не двусторонней биосоциальной системой, а трехсторонней — биосоциокультурной…» [там же, с. 46].

М.С. Каган пишет, что современный уровень научного знания человека показывает, что индивид — не «чистая доска», как полагали просветители-рационалисты, на которой воспитание способно рисовать любые письмена и внедрять в сознание всех людей одни и те же принципы, идеи, убеждения, но определенным образом структурированная самой природой матрица, плод взаимодействия наследственности и игры случая, к которой воздействие культуры должно приспосабливаться осознанно или интуитивно, но необходимо. В результате и формирование ребенка в семье, детском саду, школе, и его лечение, и его взаимодействие с друзьями и сотрудниками, — короче, весь жизненный путь личности является результатом сложнейшего скрещения факторов природных и культурных, которое и делает каждого конкретного человека уникальным существом.

В современных условиях проблема индивидуальных различий выходит далеко за пределы педагогики и медицины, оказываясь исходной для всей организационно-управленческой деятельности общества.

Культура может искать способы гармонизации отношений личности и сверхличностного начала, воплощенного и в природе, и в социуме, и в культурной традиции, не закрывая глаза на их противоположность, но и не давая им перерастать в антагонизмы, требующие победы одного противника над другим и порабощения побежденного.

Имеет место специфическое преломление прямой и обратной связей между культурой и человеком. Оно состоит в том, что, когда человек творит культуру, выступая в этой деятельности в полноте своих личностных качеств, это накладывает определенную печать на культуру, делает ее выразительницей бесконечного многообразия, богатства личностей в данной культуротворческой группе. И тогда такая, исполненная личностного смысла культура творит человека, она формирует в нем личностные качества, воспитывает в нем яркую, неповторимую, уникальную личность.

История показала, что потребность тоталитаризма в безликом человеке — «винтике», — послушном, даже истовом исполнителе высших указаний, а не свободном и самобытном творце привела к формированию соответствующего типа культуры, который сыграл свою роль — и весьма успешно — в воспитании людей бездумно, фанатично веровавших в Сталина, Гитлера, Мао Дзедуна как богов. Такого типа люди создавали соответствующий тип культуры, а она кроила такой тип людей. Развитие демократического строя позволяет личностному началу в каждом члене общества развиться и выявить свою культурную ценность, не возвращаясь к феодально-религиозному растворению личности в «соборной», обезличенной общности, но и не абсолютизируя уникальность каждого человека, что ведет к разобщению людей, некоммуникабельности и трагедии одиночества.

Исторически изменчивое отношение культуры и человека запечатлевается, образно «моделируется» в искусстве как способе практически-духовного освоения действительности.

Законом истории искусства является движение ко все более последовательному художественному изображению и выражению уникального в человеке, поскольку законом истории общественного развития является развитие личностных качеств человека, а искусство устремлено культурой к познанию этой динамики самой жизни.

Связи культуры с человеком особенно тесны, интимны и разнообразны. Оно и неудивительно: если природа дает культуре материалы, из которых она выстраивает новый мир — «вторую природу» и если общество организует среду, в которой культура живет, функционирует, развивается, то человек является прямым культурогенным субъектом, воплощающим себя в культуре, делающим ее своим инобытием и ею же формируемым [там же, с. 118–121, 123].

Своеобразие культуры каждой личности определяется конкретным соотношением усвоенных ею знаний, выработанных ею ценностей, обретенных ею идеалов, мерой ее общительности и качеством ее художественного вкуса, т.е. потребности, способности и умения «жить» в искусстве, а не только в жизненной реальности; собственно говоря, все это и имеется ввиду, когда говорят о «всестороннем и гармоничном развитии личности» [там же, с. 300].

М.С. Каган пишет, что у человека на протяжении жизни имеются две альтернативные возможности: сохранять обретенные знания, ценности, идеалы, вкусы либо продолжать овладевать богатствами культуры с помощью самообразования, самовоспитания, самообщения.

Этот путь приобщения к культуре особенно значим в нашу эпоху, когда значительно расширился круг интеллектуально развитых людей, подготовленных предшествующим воспитанием к дальнейшему самостоятельному духовному развитию, тем более что современная цивилизация создает для этого все условия организацией книгоиздательского, музейного, научно-популяризационного дела и культурно-просвятительной работы. Все зависит, следовательно, от того, удалось ли в процессе формирования личности воспитать у нее потребность в непрерывном расширении своего культурного тезауруса (багажа. — А.П.), в непрекращающемся духовном обогащении. Тут в полной мере применим важный вывод современной педагогической психологии: воспитание есть не что иное, как формирование духовных потребностей, а одной из них является потребность не знающего предела, ненасытного культурного возвышения [16, с. 303–304].

5.4. Современная культурная ситуация М.С. Каган пишет, что середина ХХ столетия войдет в историю мировой культуры как начало нового этапа ее развития, суть которого следует считать переходом от Модернизма, а вместе с ним и от культуры буржуазного общества в целом, к грядущему типу культуры, еще неведомому нам в его содержании и конкретных формах, но предчувствуемому все более остро как необходимому способу самосохранения человечества.

Развитие культуры на этом новом изломе истории непосредственно обусловлено грандиозным скачком в развитии производительных сил, техники, системы коммуникаций — всего того, что охватывается понятием «постиндустриальное общество» или «информационная цивилизация».

М.С. Каган делает очень важный вывод: «Полутысячелетняя история капитализма со сложившимся в его недрах типом культуры завершилась, и начался переход к новому способу организации общественного бытия и соответствующему типу культуры».

Именно в средине ХХ века наиболее проницательным политикам, экономистам, социологам, философам становилось ясно: односторонности феодальной социокультурной системы капитализм противопоставил столь же одностороннюю индустриальную цивилизацию, каждое великое культурное достижение которой имело свою оборотную сторону: освобождение Разума привело в конечном счете к плоскому рационализму, к безразличному к судьбе человечества сциентизму; технический Прогресс привел к своей уродливой крайности — к прагматическому утилитаризму, техницизму и вещизму;

рождение и развитие Личности обернулось эгоистическим и эгоцентристским индивидуализмом, разрушительным для совместной жизни и деятельности людей; великое благо Свободы было незаметно подменено опасным произволом.

Реальным может быть только один путь — точнее, пути — нелинейного перехода к более высокому уровню организации совместной жизни людей, в котором были бы сохранены завоевания европейской цивилизации — технический прогресс, высокая значимость науки, признание силы разума, сознательная целенаправленность всех человеческих действий, — но найдены способы их сопряжения с нравственными и эстетическими ценностями; тем самым все, что может служить дальнейшему «очеловечеванию человека», его духовному возвышению, было бы очищено от того, что губительно для его свободы, для его творчества, для его гармонического развития.

Сложившуюся ситуацию можно сегодня осмыслить с позиций теории систем, которая объясняет, что жизнеспособность всякой сложной и развивающейся системы зависит от того, в какой мере согласуются ее интересы как целостности и интересы каждого компонента этого целого, ибо их рассогласование и подавление одной группы интересов другой группой ведет либо к окостенению системы и ее вырождению, либо к ее разрушению.

Убедительнейший пример верности этого закона — история человечества в ХХ веке.

Итак, пишет М.С. Каган, существо начавшегося процесса, его объективная стратегическая цель — поиск путей гармонизации внутрисоциальных, внутрикультурных и экологических отношений, испытание всех возможных средств достижения данной цели, и прежде всего — преодоление антагонизма между дошедшими в средине ХХ века до крайней степени противостояния силами в общественной жизни и культуре [16, с. 383–389].

Культура оказалась единственной альтернативной силой по отношению к силе насилия, если так можно выразится, к вооруженному, кровавому, военному способу разрешения социальных противоречий; отсюда — введение в обиход понятия «политическая культура» и его истолкование как опоры практически-политической деятельности на данные научного изучения социальных процессов, которые стали добывать политическая экономия и демография, политология и юриспруденция, социология и социальная психология и ряд других прикладных и теоретических дисциплин, способных научно опосредовать принимаемые управленческие решения; отсюда и признание демократии наиболее совершенным способом культурного управления жизнью общества. С другой стороны, общество начало осознавать необходимость всемерного содействия развитию культуры.

Человечество сегодня идет к осознанию неразрывности культуры и человека, «ставя на свое место» машину, как бы ни была она полезна для него сейчас и еще более совершенна в будущем, ибо единственное, что неспособна продуцировать машина, — это человеческую духовность, вне которой не было, нет и не может быть культуры [там же, с. 392–393].

По мнению М.С. Кагана, главный урок состоит в том, что эра решения всех социальных проблем с помощью насилия — и физического, и духовного, и социально-организационного, и психолого-идеологического — закончилась. На нынешнем этапе развития обращение к насилию чревато самоубийством рода человеческого. В этом свете становится понятным, почему в средине ХХ века идея диалога вошла в проблемное поле философского мышления и неуклонно расширяет сферу своего влияния.

Диалогическая позиция подразумевает полноправие «Собеседника» (В. Вернадский) и поиск такого с ним контакта, который, не устраняя ни его, ни своей самостоятельности, своеобразия, суверенности, свободы — говоря одним словом, субъективности — порождал бы некое их духовное единство, некое «единство многообразия». История мировой культуры знает несколько попыток найти такой диалогический контакт, однако до тех пор, пока в отношениях между народами, классами, эпохами господствовала власть силы, а не силы духа, диалог культур мог быть только эпизодической ситуацией. И только на рубеже второго и третьего тысячелетий у человечества не остается иного выбора кроме диалогического способа связей человека с человеком, поколения с поколением, пола с полом, класса с классом, нации с нацией, региона с регионом, как и современности с прошлым, ибо спасти человечество в этой критической фазе может только сознание его единства — и социального единства, и исторического. Именно диалог есть средство обретения этого единства, ибо только он является альтернативой войн, революций, всяческого насилия человека над человеком.

Вот почему, пишет М.С. Каган, историко-культурную ситуацию, называемую неопределенно-бессодержательным понятием «постмодернизм», следовало бы определить как наступление эпохи многомерного диалога — многомерного именно потому, что в отличие от всех предыдущих эпох с диалогической доминантой, действовавшей лишь в каком-то направлении и в каких-то разделах культуры, наше время должно сделать диалог универсальным, всеохватывающим способом существования культуры и человека в культуре [там же, с. 402–405].

Л.Г. Ионин отмечает, что сегодняшние изменения в социокультурной жизни России — это движение от моностилистической культуры к полистилистической.

В СССР для обоснования плановой экономики помимо соображений чисто экономической рациональности служила логика моностилистической культуры. Категории иерархии, тотальности, теологии, упорядоченности и пр. Отражались и реализовывались в организации плановой экономики как культурного феномена.

Поскольку логика моностилистической культуры по мере течения времени входила во все более глубокий конфликт с экономической рациональностью и поскольку приоритет всегда отдавался первой, советская экономика в конце концов пала жертвой советской культуры, а не наоборот, как это считается обычно [13, с. 190, 186].

Л.Г. Ионин пишет, что в России разрушение советского режима было воспринято очень болезненно. Это — поистине гибель культуры, что субъективно неизбежно воспринимается как своего рода конец мира, причем с точки зрения этой культуры — единственно возможного мира.

Гибель культуры предполагает два крайне важных следствия. Во-первых, распад привычного образа мира влечет за собой массовую дезориентацию, утрату идентификаций на индивидуальном и групповом уровнях, а также на уровне общества в целом. Во-вторых, немедленно начинается поиск новых культурных моделей, призванных сделать мир понятным и упорядоченным.

Практически ни одна из групп советского общества не сохранила своего прежнего статуса. В конечном счете, современное российское общество в целом лишилось устойчивой идентичности. Распад советской культуры и соответствующих институтов вверг страну в состояние культурного опустошения [там же, с. 208, 212–213].

Еще один важный момент заключается в том, что, по мнению М.С. Кагана, одна из главных причин застоя и деградации во всех сферах нашего общества — начиная с материального производства и организации политической жизни и кончая человеческими отношениями в быту, характером народного образования, проведением досуга — состоит в низком уровне культуры во всех ее аспектах — культуры труда, культуры управления, политической культуры, нравственной культуры и т.д. и т.п. Сейчас становится все более ясным, что одного изменения общества — т.е. социальных отношений — недостаточно;

чтобы радикально изменить положение дел, необходимо громадное повышение уровня культуры [16, с. 47].

В.Н. Орлов отмечает, что одной из наиболее характерных черт современного общества, по мнению многих ученых, деятелей искусства, является отчуждение культуры от личности, «массовая бездуховность», «дефицит» культуры и у человека, и у общества [60, с. 190].

5.5 Ценности и поведение Предпосылки развития теории ценности. М.С. Каган пишет, что во второй половине нашего драматического века вновь возникла ситуация тотальной «переоценки ценностей», отражая до предела осознание кризиса сложившегося на Западе типа общественного бытия и культуры при ставшей очевидной несостоятельности его замены советским пролетарскосоциалистическим или немецким национал-социалистическим строем. Возникшее преставление о новом великом переломе — о смене индустриального общества постиндустриальным, капитализма посткапитализмом, модернизма постмодернизмом — при одновременной предельной активизации контактов Запада и Востока в условиях признания принципиального равноправия культур всех регионов и народов мира, не могло не вывести проблему ценности на авансцену теоретического сознания [17, с. 19–20].

При всем разнообразии и разноречивости концепций, сложившихся за полтора столетия истории аксиологии (теории ценности), главный итог этой истории является позитивным. Аксиология утвердила свое место в философии, как необходимой теоретической дисциплины.

Реальные и все более острые противоречия социального бытия человека в конце второго тысячелетия непреложно требовали для их осмысления ценностного угла зрения;

поэтому проблемы теории ценности продолжали все шире и активнее обсуждаться, и ценностный подход проник в конкретные области гуманитарного знания [там же, с. 27–28].

Понятие о ценностях. Отличие ценностей от знаний состоит в выражении отношений (ценностных отношений) между объектом и субъектом. Феномен ценности представляет собой многомерное, сложное, целостное образование, которое несводимо к какой-либо его стороне, к тому или иному его конкретному проявлению [17, с. 50].

М.С. Каган отмечает, что ценность — это не некий предмет, явление, процесс и не свойство вещи. Ценность является отношением, причем специфическим отношением, поскольку она связывает объект не с другим объектом, а с субъектом, то есть носителем социальных и культурных качеств [там же, с. 67].

Человеческие ценности не наследуются от животных и не конструируются сознательно и рационально, но стихийно рождаются в историческом процессе антропогенеза (развития человека. — А.П.), во взаимодействии культуры и разума.

Отнесение к ценности происходит на основе переживания, производится духовным чувством человека и ни в какой сторонней проверке не нуждается — изменить ценностную оценку может только само переживание. Оценку (например, «прекрасно», «высоконравственно») нельзя опровергнуть, ее можно только отвергнуть, если она вынесена другим лицом, или изменить, если это сделано собственным переживанием.

На протяжении всей истории культуры ведется постоянный спор — и о вкусах, и о нравственных принципах, и об «истинной вере», и о наисовершенной политике, но оказывается, что все эти споры разрешаются не логикой рассуждений, а силой оружия, революционными битвами, религиозными войнами, террором диктаторских режимов, властью цензуры [там же, с. 79–81].

На протяжении истории человека происходит расслоение общества на разные группы, имущественные, профессиональные, культурные, обретающие свои специфические интересы, идеалы и взгляды на оптимальное устройство жизни общества.

М.С. Каган пишет, что потребности человека как субъекта деятельности состоят прежде всего в том, чтобы изменять природную среду, приспосабливая ее к своим нуждам и интересам. Поскольку любые действия человека в процессе практической деятельности не инстинктивны, управление ими требует информационного обеспечения, которое должно осуществляться в следующих, необходимых и достаточных, формах.

Во-первых, в форме целеполагания или проектирования, т.е. конструирования силой воображения идеального прообраза того объекта, который предстоит создать на практике, и прообраза самого субъекта, каким он хочет себя видеть; во-вторых, в познании мира и самого себя в мире, ибо только на основе знания возможно продуктивная практика преобразования человеком мира и самого себя; в-третьих, в направляющей действия субъекта ценностной ориентации, без которой знания остаются нереализованными, а проекты как модели будущего не возникнут, пока это будущее не будет осознано как ценное для субъекта;

наконец, в-четвертых, в духовном общении субъектов, совместные действия которых тем эффективнее, чем выше степень согласия, взаимопонимания, духовного единства, достигнутая в ходе их диалога [там же, с. 65].

Таким образом, ценности являются органической частью культуры (см. рис. 5).

Ценность есть значение объекта для субъекта — благо, добро, красота и т. п., а оценка есть эмоционально-интеллектуальное выявление этого значения субъектом — переживание блага, приговор совести, суждение вкуса и т. д. [там же, с. 68].

Культура многомерна и, будучи бесконечно более сложной системой, чем физический микромир, она проявляет отношения дополнительности не дихотомически (противопоставление или-или. — А.П.), а полиморфно: дополнительны истина и идеал, знание и мечта, активность теоретического мышления и фантазии; дополнительны познание и ценностное осмысление бытия, поскольку добывают разную и альтернативную информацию об одних и тех же объектах, и добывают ее в ходе решения разных задач [там же, с. 84].

Ценности индивида и группы. М.С. Каган пишет, что в ходе преобразования нашего общества в общественном сознании резко изменилось отношение к тем социальным явлениям, которые обозначаются понятиями «коллектив», «коллективность», «коллективизм» — понятия эти сменили позитивный смысл на негативный, поскольку в обозначаемых ими явлениях стали видеть порождения тоталитарного строя, подавляющего личность, лишающего ее свободы в результате ее подчинения воле коллектива.

Между тем, «коллектив» как таковой отнюдь не является антагонистом личности, обезличивающей ее силой (это убедительно показал В. Иванов). Напротив, подлинный, а не формально организованный, коллектив возникает именно и только тогда, когда группа людей объединяется в некое сообщество, сохраняющее за каждым его членом свободу сознания, действий, поведения в тех пределах, в каких это не подрывает единства этого сообщества. В отличие от механического соединения группы людей для выполнения тех или иных функций, коллектив является своего рода организмом, т.е. чем-то большим, чем совокупность входящих в него индивидов. Коллектив есть своеобразная система, в которой целое диалектически связано со всеми ее частями, или, говоря формулой древних философов, есть проявление «единства в многообразии».

Коллектив — это совокупный субъект, своеобразие которого в том, что составляющие его индивиды объединены личными отношениями, а не имперсональными, как представители одного сословия, нации, политической партии. Это придает особое значение той системообразующей духовной энергии, которая сплачивает коллектив, порождая такие ценности как Общность, Единство, Сплоченность, Взаимовыручка (согласно известной формуле «Все за одного, один за всех»).

Соответственно у каждого индивида, входящего в данный Коллектив, возникает ценностное отношение не только к другим индивидам, но и к самому коллективу как системному целому.

Ценностью Коллектива как совокупного субъекта является сама связь составляющих его индивидов, которая ограничивает свободу каждого во имя Общих интересов, интересов Целого.

Регуляция поведения всех членов коллектива по отношению к нему как целому зависит только от иерархии ценностей в сознании каждого индивида; здесь возможны три ситуации:

доминанта эгоистических ценностей, доминанта интересов общности и гармоническая уравновешенность тех и других. Понятно, что оптимален, хотя и наиболее редок, третий случай [17, с. 115–117].

Смена ценностных доминант. М.С. Каган отмечает, что если посмотреть на историю культуры как на процесс развития лежащего в ее основе ценностного сознания, то окажется, что гегелевский закон неравномерного развития действует здесь, приводя к смене ценностных доминант и соответственно к постоянной реструктуризации сферы ценностей.

Закономерно, что начавшаяся смена культуры Модернизма и культуры большевизма новым историческим типом цивилизации, который пока называют неопределенными по их содержанию понятиями «постиндустриальная», «посткапиталистическая», «постмодернистская», ведет к отказу и от эстетической ценностной доминанты, и от политической, и от технической, и к поискам новой иерархии ценностей, потому что произошедшие в ХХ веке катаклизмы показали со всей ясностью: ни научно-технический прогресс сам по себе, ни кровавые квазисоциалистические эксперименты в России, Германии и многих других странах, ни упование на появление новой религии не способны предотвратить гибель человечества. Только организация совместных действий всех населяющих Землю народов, а в каждом из них — содружество всех людей, образующих нацию, может позволить сохраниться роду людскому на нашей планете. Именно по этой причине сегодня начинает выкристаллизовываться новая система ценностей, с новой иерархией их взаимоотношений и новой доминантой.

М.С. Каган пишет, что сегодня «необходимо человеку, народам, каждой личности взять свою судьбу в собственные руки, не рассчитывая на то, что «кто-то» — Бог, царь, вождь или герой — решит наши проблемы за нас».

По мнению М.С. Кагана, единственным реальным выходом для России, как и для всего человечества, является поиск путей и способов органически-диалогического соединения ценностей и прав личности с ценностями и правами человечества; ценности, присущие разным проявлениям «особенного» — национальным и региональным, половозрастным и образовательно-профессиональным, — могут быть в ХХI веке всего лишь посредствующими звеньями на пути от личности к человечеству и от него к личности [17, с. 134, 138, 140].

Мировоззрение. М.С. Каган пишет, что содержательной стороной ценностного отношения является мировоззрение, ибо мировоззрение и есть не что иное, как система ценностей, что и отличает его от миропонимания как системы знаний о бытии и от системы идеалов, то есть миромоделирования, — создания картины мироздания, каким желал бы видеть его субъект.

Понятие «мировоззрение» обозначает двухуровневую систему ценностных оценок:

нижний ее уровень — переживаемый, но не осознаваемый, характеризующий обыденное сознание людей — социально-психологический; верхний уровень — осознаваемый и потому так или иначе опредмечиваемый — идеологический. Именно он превращает ценностное отношение в ценностное сознание, которое делает оценивающее переживание реальности ее оценивающим осмыслением.

Будучи атрибутом субъекта, мировоззрение, рационально осознанное и теоретически выраженное, становится идеологией, то есть позицией определенной части человечества, сталкивающейся поэтому с идеологией других социальных групп. Идейное противоборство сословий, классов, политических партий, теологических (религиозных. — А.П.) систем, наций закономерно и неустранимо до тех пор, пока разные части социального целого имеют разные интересы и идеалы.

Принципиальное различие между тоталитарной и демократической социальными системами заключается в том, что первая добивается полного вытеснения одной системой ценностей всех других, а вторая допускает мирное соседство разных мировоззрений, идеологический плюрализм [там же, с. 156–158].

Ценностное отношение. Ценностное сознание, оборачивающееся ценностной ориентацией, обладает стимулами к действию. В этой деятельностно-ориентационой своей способности, отмечает М.С. Каган, ценностное сознание необходимо человеку и незаменимо никакой другой формой сознания.

Универсализм ценностного сознания проявляется в том, что оно направлено не только на мир, окружающий личность, но и на саму себя, поскольку она отличает себя как субъекта от внеположенной ей объективной реальности; так мировоззрение получает свое оппозиционное дополнение в самосознании.

Человеку как субъекту, и всем разновидностям совокупного субъекта, необходимо ценностное самосознание в такой же мере, как и мировоззрение, ибо вне самооценки, без постоянного и честного самооценивания ни личность, ни семья, ни трудовой коллектив, ни нация, ни поколение не могут совершенствовать свою жизнедеятельность, а в случае необходимости и радикально ее изменять.

Самокритический анализ бывает крайне мучительным, инструментом этого анализа является совесть. Подавление ее способности беспристрастно-жесткого личностного самооценивания ведет к деградации личности.

Зарождаясь в обыденно-практическом сознании, ценностное отношение остается достоянием индивида и выполняет свои ориентационные функции в управлении его поведением благодаря именно тому, что заключенная в нем оценка содержательна, — она выражает позицию субъекта в системе общественных отношений и в культуре, характер его потребностей, интересов, идеалов, выявляет то, к чему он стремится, что он отвергает и к чему равнодушен.

Именно практическая деятельность детерминирует порождение и изменение ценностного отношения человека к миру и к самому себе. Практика включает в себя не только свою реальную материальную форму, но и иллюзорную «практику в духе», которую предоставляет нам духовная жизнь в «художественной реальности» (литература, изобразительное искусство, театр, музыка, и т.д.), оказывающая подчас более сильное влияние на ценностные ориентации личности, чем ее реальная практика [17, с. 158–162].

Анализ реальной истории культуры показывает, пишет М.С. Каган, что и содержание наших ценностных ориентаций и их историческая динамика вырастают из специфическичеловеческой практики, поскольку она опосредуется свободой выбора целей и средств деятельности.

Р. Мюллер-Фрейнфельс убедительно показал, что для рождения ценностей недостаточно наличия субъекта и объекта и даже эмоционального отношения первого ко второму, нужна еще особая «ценностная позиция» субъекта. Такая позиция возникает именно в ситуации выбора, причем выбора свободного, а не обусловленного каким-либо внешним давлением [там же, с. 169–170].

При переходе от первобытности к цивилизации произошло резкое усложнение структуры социального бытия и тем самым общественного сознания с развивающимися в нем ценностными ориентациями. Процесс развития культуры предстает с самого начала как формирование множества своеобразных культур со свойственными им разными системами ценностей.

М.С. Каган показвает, что процесс формирования системы ценностей индивидуального субъекта протекает в поле притяжения двух сил — его реальной жизненной практики и духовного воздействия воспитания — семейного, педагогического, художественного, наконец — самовоспитания [там же, с. 173, 177].

Ценности и нормы. Норма является чисто рациональным и формализованным регулятором поведения людей, который они получают извне — из традиции, нравственного кодекса, религиозного установления, этикета поведения, юридического закона и т.п.

Ценность — это внутренний, эмоционально освоенный субъектом ориентир его деятельности, и потому воспринимается им как его собственная духовная интенция (сущность. — А.П.), а не надличностный, отчужденный от него регулятор поведения.

М.С. Каган отмечает, что исторический переход от традиционной культуры к культуре инновационной, личностно-креативной, резко изменил соотношение ценностного и нормативного механизмов управления поведением членов общества — от доминирования нормативного к безусловному преобладанию ценностного.

Одна из особенностей личности и состоит в саморегуляции ее поведения, то есть в действии согласно ее ценностным ориентациям и в подчинении только тем нормам, которые приобрели для нее ценностное значение.

Конечно, пишет М.С. Каган, определенным нормам должна подчиняться самая духовно независимая личность — без этого невозможна совместная жизнь людей, требующая, чтобы свобода каждого была ограничена свободой других, в противном случае поведение человека становится асоциальным. Поэтому общество заинтересовано в том, чтобы возможно более широкий круг норм превращался у возможно более широкого круга людей в их ценности и соответственно в ценностные ориентации их поведения [там же, с. 164–166].

Социализация и культурация. Формирование личности происходит под воздействием диалектического взаимодействия самоопределения, социализации и культурации.

М.С. Каган отмечает, что последнее понятие звучит непривычно — оно не употреблялось ни в нашей философии, ни в педагогике по той простой причине, что воспитание человека сводилось к его социализации, — ведь культура как таковая не была у нас предметом специального философского рассмотрения, полностью растворенная в социальном субстрате.

На нынешнем этапе развития философской мысли в России, благодаря широкому развитию культурологических исследований и разведению содержания понятий «общество»

и «культура», стало очевидным, что превращение индивида в носителя общественных отношений, воплощенных в исполняемых им «социальных ролях», и его приобщение к культуре — разные, хотя, несомненно, пересекающиеся и друг друга опосредующие процессы.

М.С. Каган пишет, что культурация индивида есть интериоризация (усвоение. — А.П.) накопленных в истории культуры знаний, ценностей, идеалов. Если социализация делает человека исполнителем определенных социальных ролей, которые отвечают потребностям конкретного типа общественного устройства, то культурация несет индивиду ценности, порожденные всеми народами во все времена, ибо они опредмечены (материализованы. — А.П.) в памятниках культуры и предоставляются ею во всеобщее пользование.

Если не отвлекаться в рассмотрении процесса формирования ценностного сознания личности ни от роли политики, ни от достигнутого уровня развития культуры, а стараться постичь закономерность соотношения в этом процессе надличностных и личностных сил, то мы увидим определенную закономерность, причем единую для истории человечества и для истории отдельного человека, — движение от безусловного преобладания внешних воздействий через этап их борьбы с внутренней энергией ценностного самоопределения индивида, становящегося в этом процессе суверенной и уникальной личностью, к доминанте самовоспитания, самообщения, самоутверждения [17, с. 177–180].

В середине столетия стало очевидным, что гипертрофия индивидуальной, ценностносамосозидающей энергии столь же опасна для развития человечества, как и гипертрофия надперсональных сил, мифологического и традиционалистского духовного прессинга (давления. — А.П.).

Вся история человечества показывает, что регулятивное значение ценностей тем больше, чем выше уровень духовности — и у человеческого рода, и у повторяющего логику его развития отдельного человека. Абсолютизация свободы личности вела к ее эгоистическому самообособлению и разобщению людей, к трагедии индивидуализма [там же, с. 181, 191].

Роль ценностей. М.С. Каган показывает, что роль ценностей в жизни общества и культуры двухмерна — она проявляется и в отношениях субъекта к объекту, и в межсубъектных отношениях: ценности направляют, ориентируют все формы предметности и одновременно регулируют отношения людей, объединяя, сплачивая одних и разъединяя данную группу и другие, обладающие иными ценностями, и разных индивидов, имеющих противоположные ценностные ориентации.

Культура является не только «миром воплощенных ценностей», в реальной жизни культуры каждая форма человеческой деятельности играет свою незаменимую другими роль: как бы ни была велика роль ценностей, рядом с ней и во взаимодействии с ней утверждают свои культурные миссии познавательная активность человека, делающая культуру «миром воплощенных знаний»; его преобразовательная активность, позволяющая рассматривать культуру и как «мир идеалов, проектов, моделей», и как воплощающую их предметность «второй природы»; практическое и духовное взаимодействие людей, делающее культуру «миром человеческого общения»; художественно-творческая активность человека, удваивающая реальное бытие иллюзорным квази-бытием, что делает культуру «миром образов», и мифологических, и собственно-художественных [там же, с. 189–190].

Общность ценностей. Сейчас становится все более очевидным, пишет М.С. Каган, что не насилие, а диалог является единственно эффективным способом разрешения духовных противоречий, ибо в ядерный век насилие в любой его форме — психологической, идеологической, политической, военной — таит в себе опасность уничтожения всего человечества [там же, с. 194].

М.С. Каган отмечает, что общение, в отличие от актов коммуникации и управления, является межсубъективной связью, то есть предполагает принципиальное равенство его участников (равенство в смысле субъектного статуса того и другого или тех и других, ибо структура коммуникации и управления субъектно-объектна, а не межсубъектна) во имя выработки совместными усилиями общих позиций, убеждений, устремлений.

Так общение порождает общность — общность ценностей, которая достигается не внешним давлением, а внутренним приятием, переживанием и принятием ценностей другого. «Механизм» духовного общения такого рода — диалог, в прямом и точном смысле этого понятия — диалог есть «встреча исповедей»; между тем, сообщение о ценностях может быть только исповедью, а ее подлинный культурный смысл, не деформированный религиозной трактовкой исповедания как одностороннего самораскаяния человека перед «представителем Бога» — священнослужителем, и состоит в слиянии ценностей, смысложизненных позиций, устремлений, идеалов участников общения, порождающем новые общие для них ценности [17, с. 176].

Гуманитаризация. М.С. Каган пишет, что в культуре рядом с наукой свое законное место занимают идеология, искусство, философия — формы так называемого «гуманитарного знания», которое в силу своей гуманитарности, уже не просто «знание», но знание ценности бытия для человека. Неудивительно, что сциентически ориентированное мышление в ХХ веке противопоставляет гуманитарность научности, ибо это, действительно, разные способы освоения человеком действительности, разные именно потому, что один открывает законы, а второй наделяет смыслами, что и определяет их комплиментарность (взаимную дополнительность друг друга. — А.П.) в культуре [там же, с. 157].

Истинная цель гуманитаризации — в ограничении технократизма и сциентизма гуманистическим мировоззрением, ориентация на человека как самозначущую ценность и основание нового типа культуры [58, c. 46].

Культура позволяет человеку развивать внутренний мир. Оперативно реагируя на социальные требования, осознавая их моральный, политический и эстетический смысл, принимать решение и делать нравственный выбор. Ведь никакие социальные требования не могут полностью регулировать поведение человека. Поступки, выбор человека и говорят о его внутренней и внешней культуре, поскольку внутренняя культура реализуется в поведении и действиях человека.

Когда человек выбирает ту или иную вещь, отдавая предпочтение добротной вещи, например, или хорошей книге, работая для того, чтобы хорошо одеваться, или для того, чтобы не «иметь, а быть», достигнуть духовного совершенства, человек отдает предпочтение тем или иным ценностям. Так что мы не просто ориентируемся в вещном мире, мы делаем ценностный выбор [там же, c. 58, 60].

С.Э. Крапивенский считает, что наиболее важным (интегративным) критерием прогресса выступает уровень гуманизации общества, то есть положение в нем личности:

степень ее экономического, политического и социального освобождения; уровень удовлетворения ее материальных и духовных потребностей; состояние ее психофизического и социального здоровья. Каждая последующая формационная и цивилизационная ступень является более прогрессивной и в плане личностном — она расширяет круг прав и свобод личности, влечет за собой развитие его потребностей и совершенствование его способностей [23, c. 290].

За последнее время в развитых странах произошли крупные изменения: материальные приоритеты уступили место морально-психологическим, этическим, общечеловеческим.

Этот качественный скачок указанные страны готовили на протяжении нескольких десятилетий. Он возможен в обществе, где жизненно необходимые материальные потребности в основном удовлетворены.

Современный ход цивилизованного развития подтверждает возможность осуществления экономической деятельности на основе общечеловеческих ценностей, в структуре которых выгода и прибыль занимают подчиненное место (А. Этзиони) [см.: 7, c.

202, 83].

5.6. Наука и образование Наука как производительная сила. С.Э. Крапивенский пишет, что наука выросла из той гносеологической ситуации, когда человечество встало перед необходимостью перейти от познания внешней стороны интересующих людей явлений к познанию их сущности.

Наука возникла как средство разрешения сложной гносеологической ситуации и преобразования природных и общественных явлений на основе познания их сущности. В свете этого становятся более зримыми две основные функции науки: познавательная функция, заключающаяся в проникновении в сущность вещей, и практически-действенная функция — участие науки в преобразующей деятельности человека и общества [23, c. 227– 228].

Дифференциация научного знания носит в целом прогрессивный характер, способствуя углублению процесса познания. Но она имеет и теневую сторону: чрезмерная дифференциация заслоняет от исследователя цельный образ изучаемого предмета, характеризующий его общие закономерности. Эти недостатки восполняются процессом интеграции. На современном этапе особенно велика роль интеграционных процессов в развитии науки.

На наших глазах (в последней трети ХХ века) происходит рождение новой, постнеклассической науки, для которой характерны такие взаимосвязанные черты, как исследование сверхсложных, саморазвивающихся систем и междисциплинарность этих исследований.

Выход из сегодняшней экологической и социокультурной ситуации, очевидно, состоит не в отказе от научно-технического развития, а в придании ему гуманистического измерения [там же, c. 231, 242].

С.Э. Крапивенский отмечает, что в непосредственную производительную силу общества превращаются не только естественные и технические, но и социальногуманитарные науки. Имеется в виду не только их участие в совершенствовании производственных отношений, что позволяет увеличить производительную силу труда, но и их непосредственное воздействие на производительную силу общества — человека, на его психологический настрой и ценностные ориентации.

Таким образом, на нынешнем этапе неизмеримо возрастает роль науки в развитии производительных сил и совершенствовании общественных отношений [там же, c. 245].

Новое образование. В.И. Кнорринг отмечает, что характерной чертой любого общества, стремящегося к процветанию, является повышенное внимание к системе образования — от начального до повышения квалификации дипломированных специалистов [20, c. 91].

С.Э. Крапивенский указывает на то, что исторический опыт свидетельствует о том, что избыточного образования не бывает, ибо обществу каждый раз для очередного социальноэкономического и научно-технического взлета требуется солидный «запас» образованности.

Людей занимающихся преимущественно умственным трудом относят к интеллигенции.

По мнению С.Э. Крапивенского, интеллигенция есть многослойная общность людей, профессионально занимающихся умственным, по преимуществу сложным, творческим трудом. Интеллигенция является одновременно и профессиональной, и образовательной общностью. В силу высокого образовательного уровня именно в интеллигенции сосредоточен основной интеллектуальный потенциал общества. И общество, не понимающее этого, относящееся к интеллигенции с пренебрежением, не имеет перспектив [23, с. 130, 132].

Чем выше образовательный и культурный уровень человека, тем шире его познавательный мотив: любое преподносимое ему знание он рассматривает как благо, не деля его на сиюминутно-полезное и бесполезное; он активно потребляет знание, откладывая при этом часть его на запас [там же, c. 191].

Образование, дабы эффективно реализовывать свою воспроизводственную функцию, тоже должно с необходимостью принимать комплексный и системный характер.

Образование выходит на авансцену, видоизменяются цели образования и идеал образованности. ХХ век в этом отношении оказался переломным [там же, c. 129–130].

Современному обществу для нормального функционирования в возрастающих масштабах требуются «свободные индивидуальности», то есть индивиды, высокоразвитые в умственном, нравственном и физическом отношении [23, c. 252].

По мнению А. Тоффлера, человек обнаруживает, что решение новых задач находится за пределами узких дисциплин. Различия между дисциплинами продолжают существовать, но становятся размытыми и менее жесткими. Границы постоянно меняются [53, c. 111].

Г. Герджой пишет: «Новое образование должно научить человека классифицировать и переклассифицировать информацию, оценивать ее, изменять категории при необходимости движения от конкретного к абстрактному и обратно, рассматривать проблему с новой позиции: как научить самого себя. Неграмотным человеком завтрашнего дня будет не тот, кто не умеет читать, а тот, кто не научился учиться» [см.: там же, c. 338].

В.Н. Орлов пишет, что в век научно-технической революции повышается общая динамичность жизни, быстро изменяется содержание труда, обуславливая изменение профессиональных навыков. В свете этого «единовременное» обучение как подготовка молодого поколения к трудовой жизни все больше уступает место «непрерывному образованию» как длительному процессу, охватывающему весь период социальной, трудовой, культурной деятельности человека. Кроме того, все чаще наблюдается профессиональная мобильность, т.е. переход к смежной профессии или вообще смена деятельности (см.: Орлов В.Н. Культурологический компонент современного образования) [60, с. 186].

Однако, по мнению В.И. Кнорринга, реализация принципа обязательного повышения квалификации традиционно встречает сопротивление на всех уровнях управления [20, c. 91].

В.Н. Орлов отмечает, что сегодня пришло понимание того, как важна гуманитарная подготовка специалиста. Но парадокс нашего времени заключается в том, что даже гуманитарные дисциплины преподаются технократически. Гуманизация образования — это не столько введение обществоведческих, социально-экономических и прочих гуманитарных курсов, сколько очеловечивание любого преподавания. Любой предмет должен иметь гуманный смысл.

Не случайно все больше осознается ценность гуманитарного знания, которое часто упрекали в расплывчивости, неясности, аморфности — одним словом, в невысокой технологичности. В действительности же оказывается, что именно гуманитарное знание позволяет ухватить всю изменчивость современной общественной жизни [60, с. 179].

Наше время, полагает С. Сэмпл, просто кричит о необходимости подлинно интегративного образования для подготовки как в области науки и искусства, так и в других сферах человеческой деятельности. Однако получить такую подготовку сегодня чрезвычайно сложно. Для истинно гуманитарного образования необходим баланс между специализацией и более трудной задачей — широким овладением широким спектром предметов и дисциплин [см.: там же, с. 180].

В.Н. Орлов пишет, что одна из величайших потребностей современной эпохи — это потребность в людях, имеющих подлинное и целостное гуманитарное образование.

Кризис нашего общества в области экономики, социального и духовного развития во многом обусловлен кризисом системы образования, в котором гуманитарное начало было практически вытеснено утилитарно-прагматическим технократическим подходом [там же, с.

181, 183].

По мнению В.Н. Орлова, изучение культуры должно стать одним из важнейших компонентов всей системы образования, с помощью которого можно не только повысить общую и гуманитарную культуру учащихся, но и изменить их ценностную профессиональную ориентацию.

Культура прежде всего — неотъемлемый элемент всей системы образования и одновременно «часть» личности, важнейший компонент ее сознания и поведения.

Образование, включающее знание истории и социологии, может стать началом формирования нового культурного типа мышления и общения, основанного на идеологии гуманизма и включающего в себя новое целостное культурное отношение к жизни, работе, к прошлому, настоящему и будущему человечества.

Образование должно научить нас вступать в отношения с людьми. Современное образование направлено на преодоление «отчужденности» в процессе общения, ибо личность, образованная, подготовленная в социальном и культурном отношении, более активна, «культурна» в общении, чаще вступает в контакты и получает в результате этого более полное удовлетворение от своей деятельности. Гуманитарные знания, культура способствуют более критическому, конструктивному, рационалистическому отношению к событиям, происходящим в экономике, политике, искусстве [60, с. 184].

5.7. Философия и мировоззрение Роль философии. Философия (от греч. philosophis) — любовь к мудрости, которая явно не сводится к специальным знаниям. Не надо быть специалистом, чтобы согласиться, что философия как-то ближе мировоззрению, чем любой отдельной области человеческой деятельности [43, c. 10].

В.Н. Сагатовский пишет, что человечество стоит сейчас перед выбором: близкая катастрофа (если не термоядерная, то экологическая) или движение к ноосфере. Философия ноосферы — вот основание мировоззрения ХХI столетия, а идея развивающейся гармонии — центральная ее идея.

Ноосфера — сфера разума — понятие, которое приобретает все более широкое применение и большее значение и в то же время не имеет единственного общепринятого толкования. Одно из определений — это становящееся всеединство человека, человечества и Вселенной, в котором духовность человека делает его не самым сильным хищником-потребителем, но основным ответственным — за развивающуюся гармонию мира — существом;

во-вторых, это «покров сознания» (информационно-энергетическое поле), охватывающий планету и образующий «Дух Земли»; в-третьих, это сфера взаимодействия природы и общества, разумно организуемая человеком в соответствии с потребностями своего развития [там же, c. 4].

Идея целостности, которая является ключевой идеей русской культуры и философии, определяет также и основное содержание философии развивающейся гармонии: обоснование единства, коэволюции (совместного развития, а не отношений господства — подчинения) человеческой индивидуальности, общества и природы; свободы творческой самореализации человека и благодатной сопричастности к целостному жизни культуры и космоса [там же, c.

7].

Внешний результат любой духовной жизни — это программа, управляющая тем или иным видом человеческой деятельности: технический проект, политическая платформа, нормы морали и т.д. Внутренний результат — определенный тип переживаний (эстетических, религиозных и т.п.), форма духовной жизни [там же, c. 10].

По мнению В.Н. Сагатовского, в период «перестройки» философия оказалась на обочине. Политикам (всех направлений) она теперь откровенно не нужна. Потребности мыслящих людей теперь удовлетворяет публицистика. Пожалуй, она напугана тем, что любые глобальные стратегические претензии могут быть приняты за очередную утопию.

Между тем в способе производства, в научной картине мира, искусстве, религиозной жизни, в условиях и нравах повседневного быта происходят кардинальные сдвиги, нуждающиеся именно в глобальном стратегическом, собственно философском осмыслении [там же, c. 219].

Мировоззрение может существовать и вырабатываться на трех уровнях: логико-эмпирическом, уровне эмоционального настроя и уровне глубинного общения. В свою очередь, каждый из этих уровней также может быть разделен по способам осуществления на стихийный и профессиональный [43, c. 57].

Философии, взятой в единстве трех ее уровней, присуще стремление к синтезу научнологического, эмоционально-символического и глубинно-религиозного отношений к миру.

Только взаимно дополняя друг друга, они формируют условия, необходимые для того, чтобы дать критический анализ, сформировать общий настрой и обосновать стремящийся к подлинной мудрости взгляд на мир, человека и человекомирные отношения.

Философия выступает как наука, искусство и религиозное переживание по форме, сохраняя свое специфическое содержание — направленность на рефлексию [там же, c. 62– 63].

Сведение философии к науке есть следствие пренебрежения ко всему тому в мире, в человеке и его деятельности, что не является и не может быть отчетливо осознанным. Такая позиция ведет к «инженерии человеческих душ»: научно обоснуем — спроектируем — внедрим. А в результате — насилие и разрушение.

Поэтому философские абстракции на понятийно-научном уровне должны, во-первых, подвергаться определенному соотнесению с данными обыденного сознания, голосом здравого смысла и, во-вторых, укореняться, брать жизненные соки из уровней эмоционального настроя и глубинного общения. Иначе чистая логика легко уводит в чистое ничто.

Не стоит бросаться и в другую крайность: считать, что философия вообще не может и не должна быть наукой [там же, c. 73–74].

Философия — это выявление предельных оснований мировоззрения в единстве умозрения, категориальной рефлексии, целостного настроя и глубинной любви к мудрости.

Философия включает в себя моменты научности (ибо обосновывает истину), познавательного, эстетического и нравственного отношения к миру (ибо стремится к истине, добру и красоте) и тем самым лежит в основе определенного целостного настроя на мир [там же, c. 76].

Ни в рационально-научном, ни в поэтически-мифологическом видении мира нет абсолютных преимуществ. Только вместе дают они взаимодополнительную картину мира, объединяющую левое и правое полушарие головного мозга, сциентистскую и гуманитарную культуру в едином высшем синтезе. К такому синтезу идет развитие мировой культуры и философии.

Когда внешняя необходимость, внешняя и внутренняя возможность и внутренняя потребность задуматься над смысложизненной ситуацией совпадают, тогда и возникает философия [там же, c. 91, 93].

Мировоззрение. Что управляет нашей деятельностью? «Конечно, знания, — ответит достаточно типичный представитель современной цивилизации. — Знание — сила!».

Совокупность знаний, управляющих человеческой деятельностью в целом, можно представить в виде пирамиды, разделенной на уровни так, что каждый нижерасположенный уровень заставляет переходить к вышерасположенному, а каждый вышерасположенный управляет расположенным ниже.

Непосредственно управляет деятельностью технологический уровень, отвечая на вопрос как: как обрабатывать металл, лечить больного, принимать управленческие решения.

Для того, чтобы выработать «рецепты» технологического уровня, надо знать, что представляет собой тот предмет, с которым мы имеем дело. Это уровень эмпирического описания явлений действительности.

Технологические рекомендации и эмпирические описания всегда имеют ограниченную область применения. Естественно, возникает вопрос: почему? Ответ на него, вскрывающий те закономерности, которым подчиняются различные явления и которые определяют, что надо о них знать и как следует с ними обращаться, дается уже на теоретическом уровне.

А теперь переходим к самому главному. Сциентист (человек, верящий во всесилие науки) скажет, что перечисленные уровни, т.е. инженерия, эмпирическая и теоретическая науки, вполне достаточны чтобы управлять нашей деятельностью. От всего остального в принципе можно отвлечься, абстрагироваться, как от чего-то само собой разумеющегося.

Основные потребности и интересы всегда одинаковы. Эмоции? Это не более чем фон.

Представим, однако, общество или отдельного человека, которые в достаточном объеме владеют технологическими, эмпирическими и теоретическими знаниями, т.е.

средствами, необходимыми для осуществления современного научно-технического прогресса (НТП) и личного в нем участия. Гарантирует ли это разумное развитие общества и счастье отдельного человека? Вопрос этот теперь уже риторический. Современная наука и техника могут как привести мир к расцвету, так и погубить его в термоядерной и экологической катастрофах. Все зависит от того, во имя чего используются эти мощные средства и каков путь, стратегия их применения. Ответ на эти вопросы дается на мировоззренческом уровне, с позиций которого и осуществляется управление деятельностью в целом. Получается пирамида уровней знания (рис. 6).

Мировоззренческий уровень аккумулирует в себе знания, но не сводится к ним и не определяется ими. Мировоззрение отличается от предшествующих (расположенных ниже) уровней знания, во-первых, по функциям, во-вторых, по предмету и, в-третьих, по составу и структуре.

Роль мировоззрения заключается не в выдаче отдельных «рецептов» (технологический уровень) и не в отражении мира как такового (эмпирический и теоретический уровни), но в управлении деятельностью в целом. А для этого и надо выполнить две функции: задать в данной системе деятельности исходные «аксиомы» (во имя чего?) и стратегию движения по избранному пути (каков путь?), т.е. соотнести все средства с конечными высшими (для данной системы деятельности) целями [43, с. 11–13].

Изменение функций ведет к изменению предмета. Теоретические и эмпирические науки изучают отдельные части или аспекты (срезы) действительности: часть (физика, биология) или аспект (математика как структурный аспект) мира, человека, отношений между человеком и миром. Мировоззрение, во-первых, делает акцент на отношении человека к миру, рассматривает отношения межу человеком и миром, определяющие место человека в мире. Во-вторых, человек, мир и отношения между ними берутся в их целостности.

Особые функции и предмет мировоззрения определяют специфику его состава и структуры. По отношению ко всем их компонентам системообразующим началом выступает основной вопрос мировоззрения (ОВМ) — вопрос о месте человека в мире, или — более точно — о месте человека в мире (статический аспект) и об отношениях между человеком и миром (динамический аспект), о смысле человеческой жизни (во имя чего живет человек? — аксиологический аспект): Человек Мир.

Далее мировоззрение структуируется по объему и по содержанию: из чего складывается целостность человекомирных отношений? Чем задается эта целостность и как она достигается?.

Общее отношение Человек Мир складывается из отношения человека к природе, к другим людям (включая человечество в целом, различные народы, социальные группы, отдельных людей), к созданной людьми искусственной среде обитания или «второй природе», к самому себе, к способу своей деятельности (по отношению к другим людям, самому себе, «второй природе»).

Знания, хотя и входят в мировоззрение, но не являются его сердцевиной, его живой душой. Содержательное ядро мировоззрения образуется именно той формой жизни нашего духа, которая дает ответ на вопрос «во имя чего?» — ответ, который, как не подлежащая суду аксиома, организует всю систему человекомирных отношений. Такой формой является ценность, или жизненный смысл. В ценности, в итоговой, концентрированной форме, выражаются основные потребности и интересы человека: с помощью ценностей осуществляется выбор того или иного отношения к миру и любой его части.

Ценности лежат в основе любого вида человеческой деятельности. Система ценностей, лежащая в основе мировоззрения, разворачивается далее в более конкретный образ, позволяющий представить себе место человека в мире, к которому он стремится, исходя из данного мировоззрения. Таким образом рождается идеал (мира, т.е. других людей, природы, самого себя, способа деятельности, «второй природы»).

Идеал есть единство ценностей относительно основных компонентов мировоззрения и знаний о них, образующих картину мира. Что представляет собой такая картина мира? В каждую эпоху в каждой культуре возникает эталонный образ, в соответствии с которым изучается сущее и формируются представления о должном.

Идеал всегда исторически ограничен и выражает общих дух эпохи, служит стратегическим ориентиром. Поэтому всякая попытка редуцировать (свести без остатка) к системе показателей неизбежно ведет к догматизму, а невозможность следовать таким предписаниям в реальных условиях — к очковтирательству. Пережитая нашей страной эпоха как раз характеризовалась и утопизмом идеалов, их абстрактностью и неукорененностью в жизни народа, и попыткой «расписать» эти абстракции до детальнейших категорических инструкций. Вот от таких искривлений, а не от идеалов вообще, — и нужно отказаться.

Идеал — это путеводная звезда, а алгоритмы каждого шага на пути к нему в изменяющихся условиях, технология движения в нем не содержаться; задачи по их выработке требуют творчества, а не дедукции из идеалов.

Однако не любая технология годится на пути к идеалу: цель не оправдывает средства.

Кроме разработки технологии каждого шага, требуется целостное видение Пути, его стратегическое осмысление. А это уже относится к мировозренческому уровню.

Мировоззрение включает в себя такую форму, в которой идеал — образ Храма, сияющего в конце Пути, соединяется с образом самого Пути. Так же как идеал не может быть сведен к системе показателей, так и образ Пути к идеалу не сводится к сумме отдельных шагов и приемов, к технологии движения. Он есть идея движения, схватывающая его суть, объединяющая в едином образе стратегические ответы на вопросы, во имя чего двигаться и как сделать способ движения достойным его высокой цели.

Далее идея конкретизируется в принцип — основное правило, предписывающее способ реализации идеи на пути движения к идеалу.

В идее и принципе, так же как и в идеале, имеет место синтез ценностей человека и его знаний о мире и самом себе. Через всю историю философии проходит мысль о трех основных моментах духовной жизни человека. Немецкий философ Л. Фейербах назвал их сердцем, разумом и волей. Сплав этих трех сил мы видим в мировоззрении. Ценности выражают «линию сердца», знания — «линию разума». Но только воля делает мировоззрение реальным, связывает его с жизнью, переводит в план действия. Такой перевод осуществляется посредством установки: состоянием готовности к определенного типа деятельности, к поступку.

Мировоззрение может существовать на очень разных уровнях духовной жизни и в очень разных формах. Ценности, идеалы и т.д. могут быть неосознанными, выраженными сознательно, тщательно отрефлексированными (т.е. проанализированными как бы «со стороны»). В первом случае о реальном мировоззрении можно судить только по тому выбору, который делается в жизни; во втором — человек сам осознает (или ему кажется, что осознает) основания выбора; в третьем — он способен (или стремится к этому) пережить и понять сам выбор оснований, ценностей, идеалов... Формы выражения и обоснования мировоззрения могут носить стихийно-житейский характер («моя хата с краю» или «я отвечаю за все» — это тоже мировоззренческие принципы), или религиозный (таково откровение Бога), или научный, или вненаучный (что отнюдь не является синонимом ненаучного или антинаучного) [43, c. 13–20].

Философия развивающейся гармонии. Мы находимся в ситуации выбора между различными типами мировоззрения, выбора, от которого зависят судьбы человечества [там же, c.21].

С точки зрения взаимной значимости человека и мира в их взаимоотношениях логически возможны и исторически реализуются три основных мировоззренческих позиции:

все для человека (власть над миром); все для мира (уход человека от себя, угасание потребностей, слияние с миром); все для гармонизации человекомирных отношений (сотворчество, коэволюция, укорененность человека в мире и ответственность перед ним).

Назовем их соответственно мировоззрениями ухода, насилия и сотворчества.

Общим для первого типа мировоззрения является полный (в буддизме) или частичный (в христианстве) отказ от свободной самореализации в мире во имя слияния с его абсолютной основой. Общее для всех форм второго типа — в том, что свобода и любовь к себе достигаются ценой насилия над миром, ценой произвола.

Мировоззрение сотворчества находится в процессе становления. Обретение им совершенной формы (по мнению В.Н. Сагатовского) — необходимое условие становления человечества в целом, выхода его из кризиса, оправдание человеком своего громкого самоназвания «sapiens» (разумный). К формированию этого мировоззрения причастны все течения мировой мысли и культуры, стремившиеся как-то совместить свободу человека и любовь к миру, уйти от абсолютных приоритетов и борьбы человека и мира, развить идеи паритета, диалога и сотворчества. Наибольший вклад в него внесли христианство, индийская и русская культуры.

Для адепта одного из мировоззрений оно представляется само собой разумеющимся и единственно верным. Но далеко не всем и не всегда удается сохранить такую иллюзию.

Случаются кризисы мировоззрений, смена одного другим, выработка новых. Если хочешь честно разобраться в своем и иных мировоззрениях, провести их критический сравнительный анализ, обосновать свой выбор, то оказываешься втянут в особую мыслительную деятельность — рефлексию (осознание того, что принималось и делалось стихийно). Приходится заниматься философствованием.

Необходимость рефлексии мировоззрения, его философского осмысления и обоснования обусловлена современной, явно кризисной, мировоззренческой ситуацией.

Человек индустриальный, стремясь к власти над миром и процветанию, попал в такое положение, когда речь идет о судьбе всей индустриальной культуры и судьбе человека [там же, c. 28–32].

«Главная особенность нынешней переломной эпохи — справедливо отметил публицист М. Антонов, — что пока еще не совсем улавливают наши общественные науки, заключается в том, что, по мере того, как в цивилизованных странах так или иначе решается для людей вопрос о хлебе насущном, все большее их число начинает понимать или хотя бы смутно осознавать унизительность для человека погони за материальными благами...

Кто такой человек? Каково его призвание? В чем смысл жизни? Как жить, чтобы быть достойным своего призвания? Зачем, во имя чего, сколько и как нужно человеку трудиться?»

[там же, c. 34].

Ключевые ценности, жизненные смыслы образуют «ядра» сущностных сил человека и их мировоззренческих идеалов, стратегические ориентиры, задающие направленность их проявления в мире [там же, c. 50].

Человек решил сравняться с Богом, но оказался на службе у капитала. Сложилась парадоксальная ситуация: стремясь управлять всем сущим на основе науки, человек «выпустил джина из бутылки», т.е. нагромоздил столько искусственных посредников (от техники до бюрократии), что «вторая природа» стала неподрасчетной и практически слабо управляемой. От рабства капитала он перешел в рабство абсурда [43, c. 95].

Грядущий синтез в философии должен привести к соединению всех «золотых зерен»

предшествующего ее развития в такую духовную целостность, которая сможет обосновать новый тип человекомирных отношений: становление развивающейся гармонии.

Гармоническая целостность, в отличие от другого типа систем, отличается следующими чертами: а) полифоническим (паритетным, равноправным), а не иерархическим (от «высшего» к «низшему») характером взаимодействия между ее частями и, следовательно, отсутствием абсолютного центра (т.е. преодоление ограниченности космоцентризма, теоцентризма и антропоцентризма); б) глубинным общением между ее частями, обеспечивающим и их свободное развитие и сотворчество.

Современное производство имеет реальные тенденции к тому, чтобы создать прочные основы для формирования новых отношений между людьми, между человеком и природой в рамках становящейся ноосферы. Это развитие индивидуального способа ведения хозяйства, когда каждый человек может быть относительно независимым в своей производственной ячейке (но уже на базе современной техники) и в то же время связанным со всем миром (благодаря информатизации). Эти идеи буквально носятся в воздухе, их развивают представители совершенно разных направлений современной мысли.

Человек будет служить поддержанию развивающейся гармонии ноосферы, а не максимизации прибыли, не возрастанию капитала и вытекающему отсюда тотальному абсурду [там же, c. 97–98].

Стремление к преобразованию мира и человека, если оно не переходит границу, за которой превращается в манипулирование ими, само по себе положительно [там же, c. 208].

Грядущий синтез преодолевает ограниченность мироцентризма (первых два этапа — космо- и теоцентризм) и атропо- (человеко) центризма, отказываясь от абсолютного центра и приоритета и переходя к диалогу человека и мира, их сотворчеству. Но на пути — кризис, который ставит альтернативы: либо гибель человека и зависящей от его произвола части мира, либо становление развивающейся гармонии. Философии предстоит ответить на этот вызов [там же, c. 99].

Философия менеджмента. Описанные выше три типа мировоззрения (как отношений человека и мира) проявляются и на уровне социальной организации в управленческих отношениях в качестве мировоззрений руководителя. С точки зрения взаимной значимости человека управляющего (руководителя) и человека управляемого (подчиненного, работника, сотрудника) возможны три основных управленческих позиции менеджера: тотальное подчинение человека; абсолютная свобода (уход от применения власти и решения проблем во взаимоотношениях); гармонизация управленческих отношений. Эти позиции можно назвать соответственно мировоззрениями насилия, ухода и сотворчества. Под «миром» в данном случае понимается «мир управленческих отношений».

Общим для первого типа мировоззрений руководителя является то, что управленческие цели достигаются путем насилия над человеком, путем тоталитарной власти. Основу такой философии управления составляют автократические, технократические и бюрократические ориентации руководителя (вместе или в различных сочетаниях).

Общим для второго типа мировоззрений руководителя является полный или частичный отказ от формализованных отношений и применения власти. Этот тип мировоззрения складывается как противоположность первому типу в результате крайних вариантов демократизаторских, гуманизаторских и инноваторских управленческих позиций.

Мировоззрение сотворчества (как философия менеджмента) находится в процессе становления. В основе этого управленческого мировоззрения лежат идеи паритета и диалога.

Искусство менеджмента заключается в том, чтобы найти оптимальное сочетание различных управленческих ориентаций на разных стадиях развития организации.

Философия развивающейся гармонии обосновывает новый тип управленческих отношений. Гармоничная целостность организации или общества как системы отличается:

во-первых, паритетным, равноправным характером взаимодействия между ее частями;

во-вторых, диалогом между ее частями, обеспечивающим их свободное развитие и сотворчество. Высшие формой организационного управления является управление на основе сотрудничества. Только путем сотрудничества можно достичь гармонии в менеджменте.

Представляет интерес то факт, что в русском языке несколько слов обозначают человека как члена организации: подчиненный, работник, сотрудник. Каждое из этих слов несет вполне определенную смысловую нагрузку и применяется руководителем в зависимости от его управленческой позиции (насилия, ухода или сотворчества).

Актуальной задачей сегодня является выработка прогрессивного мировоззрения у руководителей (философии менеджмента). Мировоззрение руководителя управляет его деятельностью в целом, оно определяет стратегию управленческой деятельности.

Мировоззрение формируется на основе знаний и ценностей, причем последние образуют его ядро. Задача выработки мировоззрения является довольно сложной. Одних только знаний недостаточно. Необходимо самостоятельное принятие руководителями иной системы ценностей, которая извне навязана быть не может.

Цель менеджмента как социального управления совпадает с целью функционированию любого социального института. Все социальные институты являются только средствами, которые призваны служить главной цели — достижению максимального духовного и материального благополучия каждого человека и общества в целом. Путь достижения этой главной цели может быть разработан только на основе гуманистического подхода.

Необходимость рефлексии философии менеджмента, ее осмысления и обоснования обусловлена современной кризисной ситуацией в России. Главным показателем кризиса управления является низкая мотивированность населения к активному трудовому поведению. Как пишет А. Сарно, высокая мотивированность наемных работников к труду, к конструктивному экономическому поведению является национальным богатством страны.

Сегодня экономическое состязание развитых стран на мировом рынке во многом является состязанием в эффективности воспроизводства мотивационного потенциала трудоспособного населения. Как раз успешность работы по мотивированию сотрудников зависит от мировоззрения, от той философской позиции, которую принял для себя руководитель.

Ю.Д. Красовский отмечает, что кризис рыночных реформ в России поставил перед менеджерами предприятий дилемму: либо перестроить свою управленческую деятельность, либо уйти с рынка.

Посмотрим более конкретно каким образом проявляется необходимость философии развивающейся гармонии в менеджменте.

Обратимся сначала к центральной проблеме менеджмента — проблеме мотивации труда. Что же мы имеем при рассмотрении психологических аспектов мотивирования.

Внешнее принуждение и власть являются спутниками труда во все времена человеческой истории. Однако, применение власти и принуждения разрушает мотивацию, происходит отчуждение. Ключевое понятие при формировании мотивации — сотрудничество. Всякий, кто хочет сотрудничества, от власти должен отказываться. Очевидно, что полностью отказаться от применения власти в менеджменте невозможно. С уменьшением насилия мотивация нарастает, сотрудничество становится более эффективным, но возрастающее равноправие грозит разрушить сотрудничество через анархию. Основная задача заключается в том, чтобы найти ограничители власти. Такова диалектика применения власти (С.Б. Каверин).

Рассмотрим проблему мотивации с позиции социологии. Существует два логических полюса мотивирования — самомотивирование (внутренняя мотивация) и внешнее стимулирование, которые выглядят нереализуемыми. Мотивация может либо подкреплять стимулирование, либо нейтрализовывать это стимулирование. Мотивация труда всегда выражает диалоговую позицию человека, как участника социальных структур. Полноценный процесс мотивации труда — это усугубляющийся и становящийся все более легитимным демократический диалог, постоянно развиваемый общественный договор. В действительности мотивирование всегда выступает в качестве комплиментарного (взаимовыгодного. — А.П.) диалога. Человек не может быть пассивен в отношении мотивов собственной деятельности. Инициативность человека в формировании своих мотивов является соавторской, совместной с влиянием внешних условий. Таким образом, мотивирование выступает диалоговым взаимодействием на основе взаимного доверия, партнерства и ответственности (А.А. Сарно). Таким образом, разрешение проблемы мотивации труда возможно если принять философию развивающейся гармонии.

Обратимся далее к проблеме разрешения противоречия между человеком и социумом (социальной группой, организацией, обществом). Личность и общество — это старая социально-философская проблема. Индивидуализация человека формируется лишь во взаимодействии его с другими людьми и продуктами их творческой деятельности.

Индивидуальность не внешне формально сочетается с социальностью. Они имманентно предполагают друг друга, выступают взаимопроникающими условиями развития и реализации друг друга. Сообщество есть и условие, и поле реализации индивидуальности человека. С другой стороны, сообщество не может осуществиться вне и помимо индивидуальности и неповторимости составляющих его человеческих индивидов (В.В. Шаронов). Здесь мы тоже видим потребность в развивающейся гармонии.

Для успешного функционирования современных организаций следует обеспечить ликвидацию противоречий и антагонизмов, сдерживающих эффективное использование производственного и интеллектуального потенциала. В перспективе необходимо преодолеть все еще имеющиеся противостояние жестких корпоративных требований и устремлений работников, современных технологических систем и социальной системы, рутинной работы и удовлетворения от нее. Отлаженные системы управления не должны противоречить гуманитарным нуждам, сложные структуры — чувству индивидуальности, факторы расходов и доходов — необходимости развития личности. Важно добиться гармонии и соответствия между стабильностью и инновациями, единообразием и изменениями, устойчивостью организационной системы и творческим подходом, ростом организации и уменьшением ее размеров, стремлением к прибыли и запросами общества (Б.З. Мильнер).

Одной из важнейших задач управления является установление баланса интересов различных социальных институтов и групп людей, заинтересованных в функционировании организации и оказывающих влияние на характер, содержание и направленность ее функционирования. Также важно разрешить конфликт между ожиданиями индивида и организации. Свести, сделать соответствующими друг другу ожидания человека и ожидания организации очень трудно, так как они, в свою очередь, складываются из множества отдельных ожиданий, для стыковки которых нужно обладать высоким искусством управления, создать в организации сложную и гибкую систему увязки интересов человека, групп, подразделений и организации в целом (О.С. Виханский). Итак, опять необходима гармония.

Идею развивающейся гармонии мы встречаем также при рассмотрении феномена самоорганизации в социуме. Во-первых, для нормального функционирования общества необходим баланс общего и отличного. Недостаток общего в отношениях между элементами социума приводит к размыванию (распаду) целого, что означает кризис целого. В тоже время у элементов социума должны быть различия, это естественное условие существования социальных форм целостности. Недостаток отличий может привести к стагнации социума.

Во-вторых, условием эффективного функционирования и развития социума, наличия высокого уровня самоорганизации является гармония, непротиворечивая сочетаемость регуляторов сверху (со стороны государства, организации, лидера) и регуляторов снизу (со стороны личности, социальных групп). В-третьих, подлинная самоорганизация возможна там, где люди принимают задачи общества (целого) и принимают мотивы, которые позволяют им сознательно жертвовать частью личных интересов во имя интересов социума.

Видимо, ее можно достигнуть только гармоничным сочетанием рационалистических и иррационалистических воздействий на человека. Прежде всего — на пути повышения его духовности. В-четвертых, необходимо преодолеть парадигму альтернативного мышления.

Новая парадигма культуры развития призывает научиться совмещать различные полярности и ориентироваться на гармонию свободы и необходимости в историческом движении общества. В их согласовании и заключена суть культуры эволюционной самоорганизации общества [44].

Обратимся далее к философии политики. Философия диалога исходит из того, что полученный в ходе диалога (культур, цивилизаций, политических и экономических партнеров) ответ в принципе нельзя получить никаким другим путем, и опыт этот не только обогащает сферу полезного, но и сферу духовного, ибо в ходе диалога возделывается поле взаимного согласия людей, растет копилка общечеловеческих ценностей. Философия диалога — это, по сути, теория обретения совместных человеческих достояний. Всесилие тоталитарной власти обернулось неслыханным ее бессилием. Возникла необходимость в корне пересмотреть философию власти, перейти от власти как гегемонии к власти как партнерству. Философия партнерства требует перехода к системам диалогового типа (А.С. Панарин).

Наконец, рассмотрим проявление развивающейся гармонии в культурных аспектах. Вопервых, в человеческой деятельности возможно различное сочетание познавательных, ценностных и преобразовательных деятельностных потенциалов. Происходит взаимное притяжение и взаимное отталкивание в меняющемся ритме преобладания того или другого.

Оптимальными следует, видимо, признать преодоление всех однобокостей и поиск путей гармонизации отражательно-познавательной, ценностно-осмысляющей и преобразовательнотворческой форм человеческой активности. Во-вторых, диалектика связи внутреннего и внешнего функционирования культуры заключается в том, чтобы постоянно преодолевать противостояние человеческого мира и окружающей его внечеловеческой среды, равно как и в самом человеке умерять антагонизмы социально-духовного и природно-биологического, делая каждого индивида культурным человеком, а каждый общественный институт культурной организацией. В-третьих, отношения между обществом и культурой как двумя гранями целостной социокультурной реальности представляют собой взаимодействие, в котором сила каждой стороны может меняться, но обе являются активными участницами исторического процесса. Необходимо преодоление векового рассогласования общества и культуры, которые в разумно устроенной социокультурной системе должны стать разными сторонами единого, целостного и гармоничного бытия человечества. В-четвертых, происходит наступление эпохи многомерного диалога — многомерного именно потому, что в отличие от всех предыдущих эпох с диалогической доминантой, действовавшей лишь в каком-то направлении и в каких-то разделах культуры, наше время должно сделать диалог универсальным, всеохватывающим способом существования культуры и человека в культуре. В-пятых, единственным реальным выходом для России, как и для всего человечества, является поиск путей и способов органически-диалогического соединения ценностей и прав личности с ценностями и правами человечества; ценности, присущие разным проявлениям «особенного» — национальным и региональным, половозрастным и образовательно-профессиональным, — могут быть в ХХI веке всего лишь посредствующими звеньями на пути от личности к человечеству и от него к личности (М.С. Каган).

5.8. Духовно-культурные основы возрождения России Духовное перепутье. К.Х. Момджян пишет, что Россия оказалась ныне на духовном перепутье, столкнувшись с широкомасштабной экспансией прагматизма, воспринимаемой одними представителями интеллигенции как долгожданное возвращение в «лоно мировой цивилизации», а другими — как драматическая потеря культурной идентичности страны, ее превращение в «интеллектуальную колонию» Запада.

Кризис, в котором оказалась Россия, настолько глубок, что выбраться из него «на ощупь», рассчитывая на «естественный ход событий», совершенно невозможно. Реформы не могут иметь успеха, пока мы не определим их желаемую цель, не выясним, какое общество мы хотели бы построить на нынешних исторических развалинах. Поиск социокультурной модели, не только желаемой, но и приемлемой, практически доступной для нас и наших детей, не есть праздная игра философского ума. Эта проблема практических законоуложений, которые должны быть приняты и реализованы нацией, вынужденной создавать фундамент общественной жизни, не сложившийся в процессе стихийной эволюции, как это произошло в большинстве стран Запада и Востока.

Сегодня объективно высока значимость социально-философского мышления, опасность его практической невостребованности в нашей жизни. Будет вполне достаточно, если те, кто обладают властью научатся понимать, что жизнеспособные социальные системы имеют функциональные алгоритмы самосохранения и развития, которые нельзя безнаказанно нарушать [35, c. 18, 25].

Ценности российской духовности. Г.П. Выжлецов отмечает, что любое общество есть единство «механически-внешнего» и «органически-внутреннего». С.Л. Франкл писал: «Под всяким внешним отношением между людьми и объединением людей скрывается и через него действует сила соборности, внутреннего человеческого единства...». Кризис нашего общества означает разрыв связей внутреннего и внешнего, или социальную непроявленность внутренних духовно-ценностных процессов.

Для ответа на вопрос о том, что нужно делать для восстановления утраченной целостности общества, и не только российского, нужно обратиться к специфике и особенностям функционирования общечеловеческих ценностей как ядра и внутренней основы человеческой жизни и культуры (см.: Выжлецов Г.П. Ценности российской духовности: кризис и возрождение) [60, с. 16–17].

Г.П. Выжлецов пишет, что ценность выражает наиболее общие типы отношений между субъектами любого уровня от личности до общества в целом. В качестве такого субъекта может выступать любая социальная общность: семья, социальная группа, класс и его партия, народность, нация, государство, общество. Отдельный человек в этих отношениях предстает как индивид, личность, гражданин, представитель профессии, исполнитель той или иной социальной роли, член определенной социальной группы. На них наслаиваются также отношения межличностные, межвозрастные, межполовые, межнациональные. Такие отношения между субъектами складываются, как правило, по поводу тех или иных явлений, фактов, событий, идей, приобретающих в процессе оценки положительную или отрицательную значимость и становящихся, таким образом, носителями соответствующих экономических, политических, правовых, моральных, нравственных, религиозных и эстетических ценностей.

Ценность имеет многоуровневую структуру, состоящую из четырех уровней: 1. идеал (духовные ценности; единство желаемого и должного), 2. норма (социально-политические ценности; должное), 3. значимость (экономические ценности; положительная или отрицательная), 4. объект-носитель ценности (материальные ценности; явления, факты, события по поводу которых складываются межсубъектные отношения). Реально любой из этих уровней может выйти на первый план в качестве самостоятельной ценности. Однако взаимосвязь и взаимовлияние этих уровней, их пронизанность идеалом, никогда ни исчезает, так опосредует отношения между людьми [60, с. 19–20]. Структура ценности представлена на рис. 7.

Степень реализации идеала в той или иной сфере жизни людей и их взаимоотношений образует общечеловеческие ценности как ядро и внутреннюю основу соответствующего уровня и вида культуры: эстетической, религиозной, нравственной, моральной, правовой, политической и экономической. Ценностные отношения, определяющие изнутри специфику культуры и, значит, глубинные основы народной жизни, по сути своей есть не что иное, как переживаемое людьми воплощение идеалов. Все человеческие проблемы в том и состоят, что идеалы осуществляются только самими людьми и не в идеальном мире.

Культура сохраняет единство нации, общества и государства, так как именно она определяется степенью осуществления ценностей и реализации ценностных отношений во всех сферах человеческой жизнедеятельности. И в этом смысле культура каждого народа, каждой нации первична по отношению к ее экономике, политике, праву и морали, и поэтому любое общество существует до тех пор, пока жива его культура.

Естественно, что в любой из вышеназванных сфер существует предел проникновения в них высших духовных ценностей, который мы и называем культурой экономической, политической, правовой или моральной. Поэтому каждая из ценностей обладает регулятивно-целевым значением для человеческих взаимоотношений и оказывает на них реальное воздействие лишь на своем уровне.