«ТИПЫ НЕМОДАЛЬНЫХ ЗНАЧЕНИЙ МОДАЛЬНЫХ ПРЕДИКАТОВ (НА МАТЕРИАЛЕ СЛАВЯНСКИХ И ГЕРМАНСКИХ ЯЗЫКОВ) ...»

1

ИНСТИТУТ ЯЗЫКОЗНАНИЯ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

На правах рукописи

Петрова Мария Андреевна

ТИПЫ НЕМОДАЛЬНЫХ ЗНАЧЕНИЙ МОДАЛЬНЫХ ПРЕДИКАТОВ

(НА МАТЕРИАЛЕ СЛАВЯНСКИХ И ГЕРМАНСКИХ ЯЗЫКОВ)

Специальность 10.02.19 – Теория языка Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель доктор филологических наук Надежда Константиновна Рябцева Москва – 2007 Оглавление Введение…………………………………………..…………………….…………. Глава I: Понятие модальности и средства выражения модальных значений………………………………………………………………….………... Понятие модальности……………………………………………….…………. Общие замечания……………………………………………………………. Широкое понимание модальности…………………………………………. Узкое понимание модальности……………………………………….......... Понятие модальности в настоящей работе……………………………… Средства выражения модальных значений………………………………....... Типы средств выражения модальных значений…………….…………….. Соотношение средств выражения модальных значений с типами выражаемых ими значений………………………………………………..... Лингвоспецифические особенности средств выражения модальных значений…………………….……………………………………. Особенности модальных предикатов славянских и германских языков…………………………………………………………... Немодальные грамматические значения модальных предикатов…………... Эвиденциальность…………………………………………………………... Будущее время…………………………….………………………..………... Образование форм не-индикативного наклонения…………….………...... Модальные предикаты в придаточных предложениях………………....... Выводы……………………………………………………………………….. Глава II: Немодальные значения форм СВ глаголов со значением возможности (на материале славянских яыков)...……….……………………... Общие замечания………………………………………………………………. Семантика глаголов мочь, смочь, уметь, суметь…………………………… Импликативные свойства предикатов с сентенциальными актантами и системы истинностных значений…………………………………………….. Импликативные типы НСВ-форм глаголов поля возможности…………... Импликативные типы СВ-форм глаголов поля возможности…………….. Выводы…………………………………………………………...…………… Глава III: Немодальные значения модальных предикатов при опущении инфинитива смыслового глагола: выражение глаголами возможности некоторых значений поля знания………….…………………………………… Типы случаев опущения инфинитива при модальных предикатах……….. Выражение глаголами возможности некоторых значений поля знания…. Виды алетической возможности……………………...…………………. Виды знания………………………………………………………………… Выражение значений поля возможности предикатами поля знания….. Выражение значений поля знания предикатами поля возможности….. Выводы……………………………………………………………………… Глава IV: Немодальные значения модальных предикатов в составе косвенных речевых актов…………………………..…………………………… Общие замечания………………………………………………………........... Основные понятия…………………………………..………….…………….. Понятие РА и КРА………………………………..………………………... Демодализация модальных предикатов в составе РА и КРА:

сходства и различия……………………….…………………………..…… Типы КРА, характеризующиеся демодализацией модальных предикатов…………………………………… Группа (1) с предикатом возможности мочь…………………………… Группа (2) с предикатом желания хотеть…………………………….… Группа (3А) с предикатом внешней необходимости должен………....... Группа (3Б) с предикатом внутренней необходимости нужно………... Основные типы КРА, характеризующиеся демодализацией модальных предикатов………………..…………………………………… Немодальное функционирование модальных предикатов в составе директивных КРА и комиссивных КРА-предложений……...…. Специфика РА-побуждений………………….………………………..…... Функции модальных предикатов в составе КРА…………………….….. Лингвоспецифические особенности функционирования модальных предикатов в составе КРА……………………………………... Типы некосвенных РА, где происходит демодализация модальных предикатов

Выводы………………………………………………………………………… Заключение…………..…………………………………………………..……... Библиография……………………………………………………..……………. Тема диссертационной работы – типы немодальных значений модальных предикатов (на материале славянских и германских языков). Поскольку, по справедливому замечанию М. Б. Бергельсон, «в лингвистике трудно отыскать термин, который охватывал бы более широкий круг разнородных языковых явлений, чем «модальность»» [Бергельсон 2005: 332], определим прежде всего, какие значения предлагается относить к числу модальных в настоящем исследовании, а также выделим круг модальных предикатов.

Как известно, исследованию модальности посвящены сотни работ (назовем хотя бы [Auwera, Plungian 1998; Bally 1942; Bybee, Pagliuca, Perkins 1991; 1994;

Chung, Timberlake 1985; Coates 1983; Modality in contemporary English 2003;

Palmer 1986; 2003; Wierzbicka 1987; Арама, Шахнарович 1997; Беляева 1985;

1988; Бондаренко 1977; 1979; Виноградов 1950; 1975; Грепл 1978; Ермолаева 1964; Иоанесян 2000; Теория функциональной грамматики 1990] и др.), не меньшее внимание получил и анализ предикатов, относимых к группе модальных. Несмотря на это, однако, среди лингвистов до сих пор нет ни единого мнения о том, какой именно круг языковых явлений составляет категорию модальности, ни более или менее четкого определения класса модальных предикатов. В различных работах к модальным предлагается относить самые разные типы значений, от логических понятий возможности и необходимости при узком понимании данной категории (некоторые концепции узкого подхода относят к модальным также значение желания) до широкого круга явлений, соотносимых с понятием модуса (о понятии модуса см., к примеру, работы Ш. Балли, Н.Д. Арутюновой, Н.К. Рябцевой или М.В.

Всеволодовой с дальнейшей библиографией), включающего такие составляющие как оценку говорящим содержания высказывания в плане реальности/ирреальности (передаваемую формами глагольных наклонений), оценку говорящим степени его уверенности в достоверности сообщаемой информации, эмоционально-качественную оценку, противопоставление с точки зрения утверждения/отрицания и, наконец, целевую установку говорящего (коммуникативную функцию высказывания).

Неудивительно, что при подобном многообразии выделение класса предикатов, выражающих модальные значения, также представляет определенные сложности. Однако указанная семантическая неоднозначность не единственная проблема. Так, если в языках славянской группы под модальными предикатами понимается довольно широкий класс слов с определенными семантическими значениями, содержащий, помимо глаголов, слова типа русских предикативов должен, нужно, то в германских языках под модальными принято понимать закрытый класс глаголов, выделяемый не столько семантически, сколько на основе специфических грамматических характеристик.

Говоря о немодальных значениях модальных предикатов, являющихся объектом исследования настоящей работы, мы в данном случае исходим из «узкой» концепции понимания модальности, рассматривая в качестве модальных значения возможности, необходимости и желания и относя к модальным предикатам предикаты с указанными значениями независимо от их грамматических особенностей. Выбор названных языковых групп при этом в значительной мере обусловлен указанными различиями в статусах модальных предикатов языков рассматриваемых групп.

Характерной чертой выделенного класса слов является многозначность:

помимо собственно модальных значений данные предикаты способны выражать также некоторые грамматические и лексические значения, не являющиеся модальными, что обусловлено пограничным положением рассматриваемого класса на стыке грамматики и лексикологии, подтверждающим тезис об отсутствии жесткой границы между лексикой и грамматикой [Апресян 1980;

Кустова 2004]. Круг значений рассматриваемых слов можно, таким образом, разделить на три основные группы: собственно модальные значения, немодальные грамматические и немодальные лексические значения.

К модальным значениям относятся, соответственно, указанные выше значения возможности, необходимости и желания, первые два из которых принято разделять на значения алетического, деонтического и эпистемического типа (под алетическими значениями при этом понимаются значения, при которых реализация указанной возможности или необходимости связана с объективными потенциями реального мира или с внутренними качествами и свойствами субъекта; под деонтическими - возможность и необходимость, осуществление которых обусловлено социальными, юридическими, нравственными нормами или волеизъявлением конкретного лица; под эпистемическими - характеристика степени уверенности говорящего в достоверности, истинности сообщаемой информации).

В число значений, относимых в настоящей работе к немодальным грамматическим значениям модальных предикатов, включены значения будущего времени, эвиденциальности, условности, уступительности, к грамматическому употреблению можно отнести также использование модальных глаголов для образования форм косвенных наклонений и некоторые другие случаи. Заметим, что проведение границы между значениями данной группы и собственно модальными значениями носит несколько условный характер, поскольку часть значений, называемых нами немодальными грамматическими, можно было бы отнести и к модальным при широком понимании категории модальности (это касается, прежде всего, значений наклонений).

Наибольший интерес представляет третья группа, а именно – лексические немодальные значения модальных предикатов, составляющие основной предмет исследования предлагаемой работы, поскольку именно данная группа представляется на настоящий момент наименее изученной.

К подобным значениям можно отнести значения форм совершенного вида (СВ) модальных глаголов поля возможности языков славянской группы (типа русских смочь/суметь), которые, по сути, не являются модальными, так как указывают не на наличие/отсутствие некоторой возможности, а на ее реализованность/нереализованность, что сближает их с классом импликативных глаголов типа удаться, получиться в отношении семантики и логических свойств.

Другой пример - ослабление модальными предикатами их собственно модальной семантики в случаях опущения инфинитива смыслового глагола и присоединения предметных дополнений к предикатам данной группы (как в контекстах типа я хочу яблоко). В зависимости от ряда факторов модальные предикаты могут в подобных случаях как ослаблять модальные смыслы, так и полностью утрачивать их. Наглядной иллюстрацией последнего является использование модальных глаголов поля возможности для выражения некоторых значений семантического поля знания, как в примерах типа чеш.

umt base - знать стихотворение или норв. kunne norsk – знать норвежский.

Модальные предикаты могут подвергаться демодализации и при употреблении в составе некоторых типов косвенных речевых актов (КРА), используясь не только для передачи соответствующих модальных смыслов, но и для маркирования определенных отношений между коммуникантами, выражения необходимой степени вежливости и, часто в виде устойчивых формул, регулирования социальной дистанции между собеседниками, определяя степень коммуникативного контроля говорящего (в качестве примера можно привести комиссивные акты-предложения типа Не хотите кофе?/Я могу вам чем-нибудь помочь? или директивные акты-просьбы типа Не могли бы Вы сделать Х?).

Круг немодальных значений предикатов рассматриваемой группы не ограничивается перечисленными. Так, использование модальных предикатов в высказываниях типа русского Да нужна мне ваша книга! с модальным нужен, немецкого Was soll der Quatsch? – Что все это значит? с глаголом долженствования sollen или нидерландского Ik zal je! – Я тебе задам! с аналогичным zullen выходит за рамки названных типов. Подобные употребления, однако, носят скорее окказиональный, лингвоспецифический характер, вследствие чего представляют меньший интерес для данной работы.

В цели настоящего исследования входит, в первую очередь, описание тех немодальных лексических значений модальных предикатов, выражение которых носит систематический, регулярный характер в разных языках, прежде всего, в языках славянской и германской групп. Данная работа, таким образом, не претендует на полное описание всех значений модальных предикатов рассматриваемых языков, фокусируясь, главным образом, на систематических закономерностях и оставляя в стороне лингвоспецифические использования модальных предикатов в составе устойчивых конструкций типа приведенных выше, которые составляют предмет отдельного исследования.

Заметим, что дифференциация между модальными предикатами языков славянской и германской групп не ограничивается отмеченными выше различиями в статусах модальных предикатов славянских и германских языков и проявляется также в немодальных значениях, являющихся регулярными для рассматриваемых предикатов указанных групп. Так, для модальных предикатов германской группы характерным является выражение ряда грамматических значений, что для аналогичных предикатов славянских языков менее типично; особенностью же ряда модальных глаголов языков славянской группы является образование форм СВ, не имеющих аналогов среди модальных операторов германских языков. В то же время, некоторые значения можно считать общими для модальных предикатов обеих групп: и славянские, и германские модальные предикаты склонны ослаблять или утрачивать собственно модальные значения при опущении инфинитива смыслового глагола и при функционировании в составе некоторых типов КРА.

Несмотря на многочисленность работ, посвященных модальности и модальным предикатам, большая их часть сводится либо к классификации модальных значений, либо к описанию грамматической специфики модальных глаголов. Исследования в области грамматикализации предлагают также описание диахронического развития модальных предикатов и характеризуют некоторые их грамматические значения. Что же касается анализа указанной проблематики, - а именно, определения импликативных типов модальных глаголов, изучения специфики образованных от них СВ-форм по сравнению с коррелятами несовершенного вида (НСВ), рассмотрения различных случаев опущения инфинитива смыслового глагола при модальных предикатах, анализа значений знания, выражаемых модальными глаголами поля возможности, а также прагматических функций модальных предикатов в составе речевых актов (РА), то комплексного исследования подобного рода явлений до настоящего момента не проводилось, что обуславливает научную новизну предлагаемой работы.

Актуальность изучения данных вопросов определяется возросшим в последние годы интересом к интерпретации речевого смысла и роли слушающего (= адресата, интерпретатора)1, к проблемам семантической многозначности, к вопросам передачи и получения знаний, а также отсутствием к настоящему моменту полного описания импликативных свойств модальных предикатов поля возможности. Заметим, что вопросы интерпретации смысла, логического вывода и передачи знаний занимают исследователей уже многие годы, однако современное развитие технологий и разработки в области искусственного интеллекта заставляют по-новому взглянуть на данные проблемы, что обуславливает необходимость восполнения существующих лакун в указанных областях.

В частности, импликативные свойства модальных глаголов поля возможности в общих чертах рассматривались в работах, посвященных импликативным свойствам предикатов с пропозициональными актантами вообще и особому классу импликативных глаголов (см., например, [Karttunen 1971; 1973; Зализняк 1988; Разлогова 1988]), однако, поскольку данные глаголы не являлись главным предметом исследования в названных работах, существующая специфика не получила в них полного рассмотрения. Заметим Отражаемым, например, в работах [Бондарко 2006; Демьянков 2006].

также, что вследствие разных подходов к определению понятия истинности зависимой предикации в разных работах делаются разные выводы относительно принадлежности модальных глаголов к тому или иному импликативному типу. Так, в классификации Е.Э. Разлоговой глагол мочь, к примеру, предлагается относить к типу «Неопределенность - Ложь», в то время как Анна А. Зализняк включает его в группу «Ложь - Ложь» (о том, что понимается под этими типами, см. далее в главе II).

Не раз отмечалась и специфика функционирования модальных предикатов в составе некоторых типов РА. Известные примеры типа Не могли бы Вы передать мне соль? обсуждаются в работах многих авторов (назовем хотя бы О. Есперсена [1958], Дж. Р. Серля [Searle 1975], Д. Гордона, Дж. Лакоффа [Gordon, Lakoff 1975], Ф. Кифера [Kiefer 1978], Р. Конрада [Conrad 1983], Е.И.

Беляеву [1988], Т.В. Булыгину и А.Д. Шмелева [1992] и др.) и являются каноническими иллюстрациями косвенных РА. Подобными высказываниями, однако, акторечевое использование модальных предикатов не ограничивается.

Кроме того, большинство работ сфокусировано прежде всего на описании специфики предложений указанного типа в отношении их отличий от собственно вопросов аналогичного вида и от не-косвенных директивов, ничего не говоря о таких функциях модальных предикатов, входящих в состав анализируемых высказываний, как маркирование отношения говорящего к адресату или предмету речи, указание на социальную дистанцию между коммуникантами (соотношение статусов коммуникантов), определение степени ответственности говорящего за речевое действие (степени коммуникативного контроля говорящего) и реализация определенных стратегий вежливости говорящим.

Наконец, в работах, рассматривающих домодальные и постмодальные значения модальных глаголов (в частности, в [Plungian, Auwera 1998; Birkmann 1987; Plank 1984; Warner 1993] и др.), приводятся также некоторые случаи использования данных предикатов без инфинитива смыслового глагола (под домодальными значениями при этом понимаются некоторые «исходные»

значения, лексические источники, из которых впоследствии развиваются модальные смыслы, под постмодальными – значения, возникающие в более поздний период языкового развития как результат демодализации модальных предикатов (в качестве примера домодальных значений, сохранившихся у современных модальных глаголов, можно привести упоминавшееся выше значение знания, выражаемое глаголами поля возможности, - типа норвеж.

kunne norsk; в качестве иллюстрации постмодальных значений – немецкий модальный глагол поля возможности mgen, развивший значения «любить» и «хотеть»)). Существующие исследования, однако, не объясняют, почему использование модальных глаголов типа норвеж. kunne и его аналогов в ряде других германских языков возможно в контекстах типа знать иностранный язык/знать песню наизусть, но не является возможным в таких примерах как знать Петю/знать Москву. Нигде также не определяется место подобного рода случаев среди других контекстов опущения инфинитива.

Исследование указанной проблематики предполагает решение следующих задач:

- прежде всего, необходимо проанализировать понятие и объем категории модальности, обосновать выбор концепции, принятой в предлагаемом исследовании и определить терминологию, используемую в настоящей работе;

- на основе выделенного круга модальных значений необходимо описать средства выражения модальных смыслов и определить место предикатов, относимых к группе модальных, среди прочих средств выражения модальных значений, после чего рассмотреть весь спектр значений, способных регулярно выражаться предикатами данной группы;

- рассмотрев существующие классификации предикатов с сентенциальными актантами по типу их импликативных свойств, провести анализ подобных свойств модальных глаголов семантического поля возможности, с одной стороны, и, с другой, показать различия в этом отношении между собственно модальными глаголами и их СВ-коррелятами, не являющимися модальными;

- показать разные случаи опущения инфинитива при модальных предикатах в отношении таких факторов как степень демодализации модального предиката в соответствующей конструкции, время возникновения подобных употреблений и тип опускаемого инфинитива; особое внимание при этом предлагается уделить функционированию модальных глаголов поля возможности для передачи некоторых значений поля знания, определив при этом те виды знания, для выражения которых могут использоваться модальные глаголы славянских и германских языков (решение данной задачи предполагает также построение классификации видов не-пропозиционального знания, поскольку существующие описания не позволяют объяснить возможность подобного использования модальных глаголов в одних контекстах и невозможность – в других);

- определить круг РА (в особенности - КРА), для которых использование модальных предикатов в немодальных функциях наиболее характерно, рассмотреть функции модальных предикатов в составе выделенных РА и проанализировать некоторые виды конкретно-языковых особенностей функционирования модальных предикатов в РА славянских и германских языков.

Основным материалом для диссертации послужили примеры из текстов художественной, документальной и научно-популярной литературы (в том числе и из корпусов текстов: Национального корпуса русского языка (НКРЯ) и British National Corpus (BNC)), часть приводимых примеров заимствована также из словарей рассматриваемых языков и лингвистической литературы. В ряде случаев использовались переводы специально сконструированных примеров, полученные в результате анкетирования носителей соответствующих языков (особенно это касается болгарского и верхне-лужицкого материала)2.

Предлагаемое исследование носит синхронный характер, тем не менее, данные о диахроническом развитии рассматриваемых предикатов также привлекаются в тех случаях, где этого требует объяснение того или иного лингвистического явления.

В ходе работы были использованы такие методы как контекстуальный, компонентный и сопоставительный анализ, анкетирование информантов и логическая интерпретация.

Говоря о практической ценности результатов данной работы, нельзя не отметить, что контексты с модальными предикатами, выражающими немодальные значения, весьма частотны и нередко вызывают трудности при переводе. Полученные результаты, таким образом, могут быть использованы при преподавании рассматриваемых языков и в переводческой практике.

В рамках проведенного исследования были затронуты также такие области как логика смысла (глава II, посвященная анализу логических свойств модальных предикатов поля возможности) и теория знания (глава III, где предлагается разработанная автором классификация видов знания, позволяюАвтор данной работы выражает глубокую благодарность И. Держанскому за помощь в работе с болгарским языком, А. Мельник – за помощь в работе с верхне-лужицким, Е. Горелик – за консультации по польскому языку, Д. Кузнецову – за консультации по украинскому языку, Е. Алексеевой - за консультации в области нидерландского языка. Возможные недочеты при этом, разумеется, полностью остаются на совести автора настоящего исследования.

щая, в числе прочего, описать область использования модальных глаголов поля возможности для выражения некоторых значений поля знания). Научные результаты, достигнутые при работе в указанных областях, могут быть использованы как для разработок в области искусственного интеллекта, так и при решении задач моделирования процесса порождения и понимания текстов на естественных языках.

Теоретическое значение результатов предлагаемой работы состоит, прежде всего, в системном описании группы немодальных лексических значений модальных предикатов. Предлагаемый в настоящей работе анализ многозначности данных предикатов и описание некоторых видов их семантической деривации вносит, кроме того, существенный вклад в изучение феномена многозначности, исследование которого занимает одно из центральных мест в когнитивной лингвистике, а также в семантических работах последних лет (см., например, недавние работы [Кустова 2004] и [Зализняк 2006] с дальнейшей библиографией). Заметим, что класс модальных предикатов представляет в этой связи особый интерес вследствие пограничного положения модальных значений между областями грамматики и семантики.

Исследование функционирования модальных предикатов в составе КРА имеет также немаловажное значение для развития теории коммуникации.

Апробация результатов диссертации проводилась на международных и российских конференциях: XVII International Congress of Linguistics, Prague, 2003; Международная конференция «Диалог» 2003; 2005; 2007;

Международная конференция молодых филологов, Тарту, 2003; «Проблемы и методы современной лингвистики», Москва, ИЯ РАН, 2003; Международная конференция молодых филологов, Рига, 2004; Международная конференция молодых филологов, Таллинн, 2004; 2005. Результаты диссертации отражены также в десяти публикациях в научных изданиях: Some of the Secondary Meanings of the Russian, English and German Modal Verbs // CIL 17, Prague, 2003; О соответствиях при переводах модальных глаголов (на материале русского, английского и немецкого языков) // Труды Международной конференции Диалог, М., 2003; К типологии модальности (на материале русского, английского и немецкого языков) // Русская филология, 14, Тарту, 2003; О некоторых типах имплицитно-модализованных предложений со значением возможности в русском языке // Сборник трудов конференции «Проблемы и методы современной лингвистики», М., 2003; К имплицитной модализованности русских предложений // Littera Scripta, 4, Рига, 2004; О сопоставлении русских глаголов мочь и смочь // Studia Slavica, Таллинн, 2005;

Семантическая специфика форм СВ русских глаголов со значением возможности // Труды Международной конференции Диалог, М., 2005; К имплицитной модализованности русских предложений со значением возможности // Сборник научных трудов конференции «Проблемы и методы современной лингвистики», выпуск 1, М., 2005; «Znati plavati» vs «umt base»:

общие значения глаголов с семантикой знания и возможности (на материале славянских и германских языков) // Вопросы филологии, № 6, М., 2006; О некоторых случаях взаимозаменяемости глаголов с семантикой знания и возможности (на материале славянских и германских языков) // Труды Международной конференции Диалог, М., 2007.

Структура диссертационной работы определяется ходом проводимого исследования. Данная работа состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографии.

Во введении определяются объект и предмет исследования, формулируются цели и задачи работы, демонстрируются научная новизна и актуальность рассматриваемой проблематики, описывается анализируемый материал, а также показывается теоретическая и практическая значимость полученных результатов.

В первой главе («Понятие модальности и средства выражения модальных значений») предлагается обзор наиболее значимых концепций понимания модальности, обосновывается концепция, принятая в настоящем исследовании, рассматриваются средства выражения выделенного круга модальных значений, определяется место модальных предикатов среди прочих средств выражения модальности, а также описывается специфика модальных предикатов славянских и германских языков. В данной главе предлагается также краткий анализ грамматических значений модальных предикатов, не предполагающих подробного рассмотрения в рамках настоящей работы.

Вторая глава («Немодальные значения форм СВ глаголов со значением возможности (на материале славянских языков)») посвящена рассмотрению форм СВ глаголов поля возможности славянских языков (рус. смочь/суметь, болг. смогна/съумея и под.). Для анализа специфики данных форм, немодальных по своей семантике и более близких по логическим свойствам классу импликативных предикатов, в данной главе предлагается также рассмотрение различных классификаций предикатов с сентенциальными актантами и исследование логических свойств собственно модальных глаголов.

В третьей главе («Немодальные значения модальных предикатов при опущении инфинитива смыслового глагола: выражение глаголами возможности некоторых значений поля знания») рассматриваются случаи, когда модальные предикаты ослабляют или теряют модальный смысл при опущении инфинитивов смысловых глаголов и присоединении предметных дополнений. В первом разделе данной главы предлагается краткий обзор подобных контекстов, наиболее характерных для языков славянской и германской групп, во втором дается подробный анализ одного из выделенных случаев – использования модальных глаголов поля возможности для выражения некоторых значений поля знания, требующий также разработки классификации видов знания.

Предметом рассмотрения четвертой главы («Немодальные значения модальных предикатов в составе косвенных речевых актов») является прагматика модальных предикатов, а именно - использование данной группы слов в составе КРА, где указанные предикаты склонны ослаблять, а в некоторых случаях почти терять собственно модальные значения, используясь для выражения иных смыслов.

В заключении суммируются результаты проведенного исследования, а также определяются перспективы дальнейшей работы в данной области.

Понятие модальности и средства выражения модальных значений В центре внимания настоящей работы находятся немодальные значения модальных предикатов. Определение круга модальных значений и, соответственно, круга выражающих эти значения предикатов, представляет, однако, некоторую проблему вследствие многообразия точек зрения на понятие модальности, к которому относят весьма неоднородный по своей семантике спектр явлений. Не менее сложной, соответственно, является также задача описания средств выражения модальных значений и определения места модальных предикатов среди прочих подобных средств, поскольку их перечень будет варьироваться в зависимости от принятой концепции понимания модальности.

В этой связи представляется необходимым посвятить первую главу настоящего исследования анализу указанной проблематики. Так, в первом разделе данной главы предлагается анализ различных подходов к пониманию модальности, во втором дается краткий обзор средств выражения выделенных значений и описывается специфика модальных предикатов славянских и германских языков.

Кроме того, в настоящую главу решено включить рассмотрение немодальных грамматических значений модальных предикатов, анализу которых посвящен третий раздел, поскольку, во-первых, описание данных значений также носит обзорный характер вследствие того, что подобные употребления модальных предикатов уже получили довольно широкое рассмотрение как в теоретических работах, так и в грамматиках соответствующих языков, и, во-вторых, поскольку провести четкую границу между собственно модальными значениями модальных предикатов и теми значениями, которые мы относим к немодальным грамматическим, в ряде случаев довольно проблематично, как будет показано ниже.

Исследованием модальных значений занимались многие лингвисты. Среди отечественных ученых к ним, в частности, относятся Е.И. Беляева, В.Н.

Бондаренко, Т.В. Булыгина, В.В. Виноградов, Анна А. Зализняк, Г.А.

Золотова, И.М. Кобозева, Н.И. Лауфер, Е.В. Падучева, В.А. Плунгян, И.Б.

Шатуновский, А.Д. Шмелев, С.Н. Цейтлин, среди зарубежных – Дж.Л. Байби, Ш. Балли, А. Вежбицкая, М. Грепл, Дж. Коатс, Дж. Лайонз, Ф.Р. Палмер, В.

Пальюка, П. Перкинс, Е.Е. Суитсер, А. Тимберлейк, С. Чанг и мн. др. В работах перечисленных авторов, однако, нет единого мнения о том, какие значения относить к группе модальных.

Открытым также остается вопрос, какие предикаты считать модальными и какими критериями руководствоваться при отнесении какого-либо предиката к числу модальных. Так, в грамматиках германских языков под модальными предикатами, как правило, подразумеваются закрытые классы глаголов, отличающихся некоторыми грамматическими особенностями: например, дефективностью парадигмы или сочетанием со смысловыми глаголами без частиц (к примеру, без to в английском и без zu в немецком). В то же время, во многих лингвистических исследованиях класс модальных предикатов определяется исключительно их семантикой вне зависимости от грамматической специфики.

Дополнительную сложность представляет отсутствие единого терминологического аппарата для описания модальных значений: нередко даже в тех случаях, когда авторы рассматривают в качестве модальных одни и те же смыслы, названия их существенно различаются, что еще более затрудняет понимание категории модальности.

Вследствие подобной неопределенности представляется целесообразным начать данное исследование с анализа существующих подходов к пониманию модальности и рассмотрения терминологии, используемой в различных отечественных и зарубежных исследованиях. Данный обзор послужит базой для определения круга значений, относимых к модальным в настоящей работе.

1. Общие замечания Как известно, изучение модальности имеет давнюю традицию. К изучению модальных значений обращались не только лингвисты: операторы необходимости и возможности занимают одно из центральных мест в формальной логике3, классифицируя суждения «по модальности в зависимости от характера отношения между предметом суждения и его признаком, то есть в зависимости от характера отражаемых в содержании суждений объективных связей» [Бондаренко 1979: 54]. В формальной логике к модальным значениям Обзор литературы о понятии модальности в модальной логике и в особенности такого направления модальной логики как семантики «возможных миров» см. в работе [Шатуновский 1996].

относят также значения достоверности суждения, «в соответствии с чем суждения делятся на достоверные и вероятные (проблематические)» [там же, 55].

В качестве примера описания значений возможности и необходимости в современной модальной логике приведем формальное описание возможности и необходимости, приводимое в статье Т.В. Булыгиной и А.Д. Шмелева ««Возможности» естественного языка и модальная логика» [Булыгина, Шмелев 1990: 144]: некоторое суждение Мр может быть истинно в одном «случае» и ложно в другом. Чтобы формализовать это представление на множестве «случаев», вводится отношение «достижимости» R (h1, h2).

Суждение Np (h) (Р необходимо в случае h) признается истинным тогда и только тогда, когда Р истинно во всех случаях h, таких, что R (h, h), то есть когда для любого h (R (h, h) p (h)). Суждение Мр (h) (Р возможно в случае h) означает, соответственно, что существует h (R (h, h) & p (h)).

В отличие от логики, где указанные понятия задаются формальными отношениями и ограничивают довольно четко определенный круг явлений, в лингвистике понятие модальности существенно шире. Лингвистический энциклопедический словарь (ЛЭС) определяет модальность (от ср.-лат. modalis – модальный; лат. modus – мера, способ) как «функционально-семантическую категорию, выражающую разные виды отношения высказывания к действительности, а также разные виды субъективной квалификации сообщаемого».

Отмечается, что «термин «модальность» используется для обозначения широкого круга явлений, неоднородных по смысловому объему, грамматическим свойствам и по степени оформленности на разных уровнях языковой структуры» [ЛЭС: 303]. Аналогичным образом понятие модальности описывается в «Русской грамматике» [Русская грамматика 1990: 499], где термин «модальность» определяется как используемый для «обозначения языковых явлений, неоднородных по значению, смысловому объему, грамматическим свойствам и по своей принадлежности к тому или иному уровню языковой системы».

Объединяет эти явления то, «что все они так или иначе – грамматически, лексически, интонационно – выражают о т н о ш е н и е говорящего к сообщаемому или сообщаемого к действительности» [Русская грамматика-80: 214].

Данное определение достаточно широко: действительно, разные исследователи по-разному определяют круг модальных значений. В число модальных характеристик включают «утверждение – вопрос – побуждение, реальность – достоверность – вероятность – ирреальность, утверждение – отрицание, необходимость – возможность – намерение и т. д.» [Адамец 1968:

88]. Как отмечает Г.А. Золотова, «в ряде работ наблюдается также тенденция распространить понятие модальности и на те языковые явления, которые связаны с выражением авторской экспрессии, эмоционально-стилистических оттенков речи» [Золотова 1973: 141].

Большинство работ, посвященных модальности, начинаются с указания на отсутствие единого мнения об определении границ данной категории, о внутренней структуре поля модальности, средствах ее выражения и о соотношении модальности с другими языковыми категориями: «нет общепринятого мнения о соотношении модальности и предикативности, модальности и коммуникативных типов предложения, связи модальности с отрицанием и выражением эмотивно-экспрессивных значений» [Беляева 1988: 1].

Вследствие отсутствия общей точки зрения на предмет того, какие значения считать модальными, нет единства и в вопросе о том, какого вида категорией является категория модальности: семантической, синтаксической, лексикограмматической и пр. Как отмечается в работе [Арама, Шахнарович 1997: 13], одни исследователи называют категорию модальности «просто языковой категорией [Беляева 1985; Бондаренко 1977; Грамматика-54]; другие – синтаксической [Гулыга 1959; Ермолаева 1964; Петров 1982; Грамматика-60];

третьи – семантической [Колшанский 1961; Хлебникова 1965]; четвертые – лексико-грамматической [Докулил 1967]; пятые – категорией мышления, сознания [Галкина-Федорук 1956]…». Однако, несмотря на очевидную неоднозначность в понимании данной категории, нельзя не согласиться с В.В.

Виноградовым, отмечающим, что все рассмотренные им трактовки «приводят к выводу, что категория модальности предложения принадлежит к числу основных, центральных языковых категорий, в разных формах обнаруживающихся в языках разных систем» [Виноградов 1975: 57].

Понятие модальности соотносится также с понятием оценки. Оценка является ключевым понятием в определении модальности истинности (или эпистемической модальности, которая будет подробно рассмотрена ниже):

собственно, под модальностью истинности и понимается оценка говорящим некоторого события с точки зрения его достоверности. Некоторые исследователи рассматривают оценку более широко4 – так, когда в ряде контекстов рассматривается необходимость или возможность некоторого события/действия, речь, фактически, идет об оценке события как необходимого или возможного (см., к примеру, в работе [Шатуновский 1993: 129] предложения типа Я считаю/думаю, что вам нужно уехать/вы можете остаться).

Круг значений, называемых модальными, наиболее полно представлен в «Теории функциональной грамматики» [ТФГ 1990: 67-68], где выделяется шесть типов значений, относимых к модальным в работах разных авторов:

- оценка говорящим содержания высказывания с точки зрения реальности/ирреальности, - оценка обозначаемой в высказывании ситуации как возможной, необходимой или желательной, - оценка говорящим степени его уверенности в достоверности сообщаемого, - целевая установка говорящего или коммуникативная функция высказывания (по этому признаку предложения делятся на повествовательные, вопросительные, побудительные и оптативные), - значения утверждения/отрицания, - эмоциональная и качественная оценка содержания высказывания (выражаемая лексически: хорошо, ужас, стыдно, др.).

В соответствии с тем, насколько широкий круг явлений предлагается включать в сферу модальности, принято выделять два основных подхода к данному понятию: «узкий» и «широкий» подходы (как отмечается в работе [Арама, Шахнарович 1997: 13]5, в соответствии с «широким» подходом под модальностью понимается «выражение отношения говорящего к действительности, к содержанию речи, к собеседнику, к самому себе, к обстановке и форме речи, вплоть до эмоционально-экспрессивной оценки сообщаемого»).

Подробнее о соотношении модальности и оценки см. в работе [Арутюнова 1988: 11]. Обзор точек зрения по вопросу соотношения категории модальности и оценки представлен также в работе [Арама, Шахнарович 1997].

В указанной работе «узкий» подход к пониманию модальности характеризуется включением в данную сферу как значений реальности/ирреальности, уверенности/неуверенности, так и «значений, передаваемых модальными глаголами». Последняя формулировка, однако, требует некоторых оговорок. Прежде всего, необходимо уточнить, что речь, очевидно, идет о ядерных, собственно модальных значениях модальных глаголов, поскольку, как отмечалось выше и как будет подробно показано ниже, модальные глаголы способны выражать и ряд других значений (к примеру, будущего времени или уступительности), которые к модальности в «узком» смысле не относятся. Кроме того, модальные глаголы разных языков могут выражать разные значения: так, немецкий модальный глагол mgen может выражать значение «любить», в то время как модальные глаголы английского языка данное значение не выражают.

Сторонники широкого понимания модальности (В.В. Виноградов, Ш. Балли, М. Грепл, Пр. Адамец, Дж. Лайонз) относят к модальности все (или почти все) названные значения, сторонники узкого (В. Н. Бондаренко, Т.В. Шмелева, Г.А.

Золотова) рассматривают в качестве модальных лишь некоторые из них.

Отметим, правда, что такое разделение носит весьма условный характер, поскольку сторонники широкого подхода понимают модальность с разной степенью широты, относя к модальным либо все указанные значения, либо основную часть перечисленных значений. В последнем случае точки зрения также различаются: В.В. Виноградов, к примеру, включает в сферу модальности все выделенные значения, кроме противопоставления по признаку утверждения/отрицания. В.Г. Адмони, напротив, считает данное противопоставление основным: «Положительные и отрицательные предложения являются… важнейшими видами предложений, которые различаются, однако, не по содержанию выражаемых в предложении отношений объективной действительности как таковых, а по своему модальному характеру, по оценке реальности этих содержаний» ([Адмони 1955: 164], цит. по [Золотова 1973: 146]).

2. Широкое понимание модальности Наиболее широким можно считать подход, при котором модальность соотносят с понятием модуса, противопоставляя модус диктуму: «ту часть высказывания, которая передает основное содержание сообщения, принято называть диктумом, а ту, которая связана с субъективным отношением говорящего к сообщению – модусом» [Колосова 1979: 47].

Такого представления о модальности придерживается Шарль Балли, определяя логическую функцию модальности как «выражение реакции мыслящего субъекта на его представление» [Балли 1976: 234]. Балли называет модальность «душой предложения», считая, что «нельзя придавать значение предложения высказыванию, если в нем не обнаружено хоть какое-либо выражение модальности» (указ. соч.: 44). К средствам выражения модальности Ш. Балли относит модальные глаголы и наклонение диктальных глаголов. При этом к модальным глаголам Балли относит глаголы, содержащие «в себе то, что логики называют утверждением там, где мы имеем дело с суждением (о факте или о ценности)» (указ. соч.: 44), например, думать, радоваться или желать. Сочетание модального глагола с модальным субъектом (то есть субъектом модального глагола) образует модус, противопоставляемый диктуму.

Подробная классификация эксплицитных модусов (под эксплицитным модусом Ш. Балли [Bally 1942] понимает модус, обособленный от диктума) описана в работах Н.Д. Арутюновой [1988: 109-132; 1998: 411-440]. Среди значений эксплицитного модуса Арутюнова выделяет следующие основные планы:

- перцептивный (сенсорный) план, к которому принадлежат модусы чувственного восприятия (видеть, слышать и др.), - ментальный (когнитивный, эпистемический) план, куда, в числе прочих, входят модусы полагания, мнения (думать, верить), сомнения и допущения (сомнительно, возможно, может быть) и истинностной оценки (правда, ложь, не может быть, невероятно), - эмотивный план, содержащий модусы эмоционального состояния и отношения (грустно, жаль, радостно, противно), - волеизъявительный (волитивный) план, в котором выделяются: а) модусы желания и волеизъявления (хотеть, требовать, приказано, велено) и б) модусы необходимости (необходимо, нужно).

Существуют и другие классификации модусов – к примеру, классификации Н.К. Рябцевой и М.В. Всеволодовой, в целом соотносимые с приведенной выше классификацией, однако имеющие некоторые отличия. Так, Н.К.

Рябцева [1993; 2005] описывает ментальный модус как состоящий из:

- интенсионального модуса, характеризующего интенсиональное состояние субъекта: я знаю/думаю/считаю, - интенционального модуса, связанного с актуализацией намерений, целей, потребностей субъекта: я вынужден, мне необходимо и пр., - операционального модуса - актуализацией ментальных эпистемических действий: я предлагаю, отвергаю и пр. и - коммуникативного модуса, связанного с организацией изложения и представляющего собой метатекст: об этом я скажу особо, далее я рассматриваю и пр.

Как видно из сказанного, ментальный план Н.Д. Арутюновой содержит только один из перечисленных модусов - интенсиональный. Интенциональный модус Н.К. Рябцевой соответствует волеизъявительному плану Арутюновой, а операциональный и коммуникативные модусы в предыдущей классификации не выделяются. Несколько отличается и классификация М.В. Всеволодовой, определяющей модус как выражение «субъективных, идущих от говорящего смыслов» [Всеволодова 2000: 305]. В указанной работе предлагается выделять два класса модусов:

- модус текста, в который входит выражение авторизации (указания на источник информации), внутрисинтаксической модальности (по сути, модальности в «узком» смысле, о котором речь пойдет ниже) и оценки;

данный модус выражается предикатами типа думать, знать, возможно, ложь, нужно, хотеть, скверно и под., - модус предложения, исходящий от говорящего и часто не имеющий вербального выражения6, то есть не выражающийся предикатами.

В современных логико-семантических работах противопоставление диктума и модуса описывается также в терминах противопоставления пропозиции и модальной рамки: «модальность противопоставляется пропозиции, образуя по отношению к последней модальную рамку, в которую включаются разные виды пропозиционального отношения: утверждения/отрицания, аксиологической оценки, модуса коммуникативной цели, модуса экспрессивной оценки» [Беляева 1988: 11].

Та же идея выражена в работе [Арама, Шахнарович 1997: 9], где под модальным аспектом высказывания понимается ««пропуск» пропозиционального содержания высказывания через призму, «сетку» субъективной семантики, т.е. классификация, оценка пропозиции со стороны говорящего, и как результат – «наложение» на нее субъективного отношения говорящего».

Большая часть исследователей, однако, понимает модальность более узко и рассматривает ее скорее как часть модуса или как отдельный от модуса компонент. Н.Н. Самсонова [1989: 9-10], например, выделяет три основных компонента логико-семантической структуры предложения: диктум (предмет коммуникации), модальность (как признак диктума, «выражающий отношение объекта к миру, в соответствии с которым диктум может быть представлен как существующий, несуществующий, возможный, невозможный, случайный и т.д.») и модус, выражающий отношение субъекта к диктуму и модальности (модус знания/незнания, желания и позитивной/негативной эмотивности).

Как отмечает М.В. Всеволодова, значения модуса эксплицируются только в ситуации, когда возникает опасность, что адресат не сможет правильно идентифицировать имплицитно выраженный модус, например, воспримет просьбу как приказ. В таких случаях модус указывается эксплицитно: прошу, приказываю и пр. Ср.

с понятием эксплицитного перформатива у Дж. Остина: первичное высказывание – я там буду и эксплицитный перформатив – я обещаю, что я там буду [Остин 1986: 67].

Более узкого представления о модальности придерживается и Т.В. Шмелева [1984], соотнося широкое понимание модальности (как у В.В. Виноградова и Ш. Балли) с модусностью. Шмелева рассматривает противопоставление объективного содержания предложения, с одной стороны, и модуса (затрагивающего интересы говорящего: его мнение, эмоции) и коммуникативного аспекта (затрагивающего интересы слушающего) – с другой. Из модуса исключается круг явлений, относящихся к метатексту (слова типа кстати, во-первых), что еще более сужает данное понятие.

Модальность является частью модуса. Чтобы понять, как именно соотносятся понятия модуса и модальности у Шмелевой, а также впоследствии соотнести выделяемые ей значения с модальными значениями, выделяемыми другими авторами, приведем схематически составляющие модуса, представленные в указанной статье Т.В. Шмелевой (подробно остановившись на той составляющей, частью которой является модальность):

актуализационные квалификативные социальные (персонализация, (отношение говорящего к (отношение к временная и событиям и информации о них) собеседнику:

модальность авторизация персуазивность оценочность (круг квалификаций, (зависимость от (квалификация (выражает отнесенность сообщения: говорящим с точки отрицательное Рис.1. Составляющие модуса у Т.В. Шмелевой (жирным шрифтом выделены категории модальности и персуазивности, о которых подробнее речь пойдет ниже).

Т.В. Шмелева считает, что со стороны плана содержания «все модальные значения составляют единую семантическую категорию, организованную главным противопоставлением «реальность/ирреальность»». На основании классификации события как ирреального образуется ряд значений, «смысл которых состоит в указании на поворот события от ирреальности к реальности»: необходимость, возможность, долженствование, желательность и др., компонентная структура которых содержит, помимо компонента «ирреальность», ряд других компонентов, таких как, например, волюнтативность или категоричность. Выделение же разных видов модальности (объективной/ субъективной, внешнесинтаксической/ внутрисинтаксической и др. – данные значения будут подробно рассмотрены ниже) Шмелева считает основанным на различиях со стороны плана выражения, которые могут быть сведены к разделению на модальность наклонения и модальность лексических показателей.

Е.И. Беляева также придерживается точки зрения, что понятие модуса шире понятия модальности, считая модальность частью модуса наряду с такими категориями, как коммуникативная установка, аксиологическая и экспресссивно-эмоциональная оценка и др. [Беляева 1988: 12]. При этом Беляева предлагает выделять два вида модальности (соотносимые с аналогичными видами модальности у В.Г. Гака [Гак 1986: 116]): диктальную (или предикативную) модальность – модальность, которая отражает характер связи между субъектом и предикатом диктума, и модусную модальность – модальность, которая выражает оценку говорящим данной связи (как желательной и под.).

В соответствии с указанными признаками Е.И. Беляева выделяет в категории модальности три макрополя: предикативной модальности, эпистемической модальности и модальности волеизъявления, которые, в свою очередь, разделяются на более частные значения (поля и микрополя).

Такого рода представление о модальности является весьма распространенным и находит выражение в работах разных авторов, многие из которых, тем не менее, называют и классифицируют данные виды модальности по-разному.

В этой связи остановимся подробнее на данной классификации Беляевой (рис.

2), после чего сопоставим ее с классификациями других исследователей.

Итак, под предикативной модальностью Е.И. Беляева понимает «оценку характера связи между субъектом и приписываемым ему в акте предикации признаком с точки зрения способа ее существования» [указ. соч., с.15]. В зависимости от типа данной связи предикативная модальность может выражаться либо индикативным наклонением смыслового глагола (когда связь является реальной, фактической, существующей в действительности); либо формами сослагательного наклонения (когда речь идет о контрфактической связи); либо составными предикатами с модальными глаголами и некоторыми другими неглагольными средствами (когда связь является потенциальной и возможность или необходимость ее осуществления зависит от объективных факторов физического или социального характера). В соответствии с типом связи в макрополе предикативной модальности Е.И. Беляева предлагает выделять три поля – реальности, ирреальности и потенциальности, в последнем из которых выделяется также два микрополя – возможности и необходимости.

Эпистемическая модальность определяется как «степень познанности говорящим описываемой связи между субъектом и признаком» и разделяется на два значения – вероятности и достоверности. О вероятности речь идет в случае получения знаний с помощью некоторых логических операций (т. е. вероятность соотносится с выводным знанием), в то время как достоверность основывается на субъективном представлением говорящего о соответствии содержания пропозиции действительности и имеет в качестве источника опыт, чувственные восприятия или сведения, полученные из вторых рук (что сближает достоверность в данном понимании со значениями эвиденциальности).

В основе модальности волеизъявления лежит выражение воли говорящего.

В данном макрополе предлагается выделять два значения – императивной модальности (адресованного волеизъявления) и оптативной модальности (неадресованного волеизъявления), содержащие в своей структуре одни и те же признаки (желательность, каузативность, осуществимость, адресованность, активность позиции говорящего по отношению к действительности, целенаправленность его волеизъявления), которые, однако, по-разному актуализованы в данных значениях. Основным способом выражения императивности являются формы повелительного наклонения, оптативное значение может выражаться формами оптатива и различными лексикосинтаксическими конструкциями, в том числе и конструкциями с модальными глаголами: May you be happy!

вероятность достоверность императивная оптативная реальность ирреальность потенциальность Рис. 2. Виды модальности у Е.И. Беляевой.

Близкого понимания модальности придерживаются Г.А. Золотова [Золотова 1973; 1973 (а)] и М.В. Всеволодова [Всеволодова 2000], структурируя, однако, модальные значения несколько иначе. Данные авторы также выделяют три группы значений: внешнесинтаксическую объективную, внешнесинтаксическую субъективную и внутрисинтаксическую7 модальности. Объективная внешнесинтаксическая модальность («основная» или, во многих работах, объективная модальность) определяется как отношение содержания высказывания к действительности и выражается наклонением глагола, что соответствует предикативной модальности реальности и ирреальности у Е.И. Беляевой.

Реальную модальность Г.А. Золотова называет также прямой, ирреальную – нереальной, косвенной, гипотетической, предположительной.

Субъективная внешнесинтаксическая модальность характеризует отношение говорящего к содержанию высказывания, выражается, как правило, вводными модальными словами и частицами (реже – модальными предикатами) и соответствует эпистемической модальности у Беляевой и категории персуазивности у Т.В. Шмелевой. Данный тип значений называется также модальностью истинности/правдивости, проблематичностью и субъективной модальностью, однако наиболее распространенным можно считать название эпистемическая модальность (см. работы И.М. Кобозевой, Н.И. Лауфер, Т.В. Булыгиной, А.Д.

Шмелева, Анны А. Зализняк, Е.В. Падучевой и др.), которым мы и будем пользоваться в последующих главах.

Внутрисинтаксическая модальность представляет собой отношения между действием и субъектом и включает модальные значения возможности, необходимости, долженствования и желательности. Внутрисинтаксическую модальность предлагается также называть лексической, что обусловлено соответствующими средствами ее выражения: в отличие от «общей»

модальности, основными средствами выражения которой являются морфолого-синтаксические, внутрисинтаксическая модальность выражается главным образом лексически. В числе средств ее выражения Г.А. Золотова называет модальные глаголы (мочь, хотеть, желать и др.), слова категории состояния – можно, возможно, желательно, нужно, надо, необходимо, краткие прилагательные (должен и др.) и некоторые модальные существительные. С Ср. с понятием ситуативной модальности в [Ваулина 2006] c дальнейшей библиографией.

внутрисинтаксической модальностью соотносятся значения потенциальности и волеизъявления Е.И. Беляевой, а также понятие собственно модальности у Т.В. Шмелевой.

Несколько отличного понимания модальности придерживается Мирослав Грепл, также выделяя в понятии модальности три аспекта, которые, однако, не совсем симметричны рассмотренным выше типам. Грепл выделяет общую (или конститутивную) модальность, волюнтативную модальность и модальность истинности (или правдивости) (см. рис. 3):

Рис. 3. Виды модальности, выделяемые М. Греплом.

Общая модальность является одной из категорий предикативности и входит в обязательное грамматическое значение предложения. Через общую модальность «говорящий придает грамматической формуле предложения при ее реализации в высказывании статус сообщения, вопроса, приказания или пожелания» [Грепл 1978], что соответствует 4-м типам высказывания (повествовательное, вопросительное, побудительное, желательное).

Волюнтативную модальность Грепл определяет как «отношение производителя действия к его реализации», включая сюда значения необходимости, возможности и намерения, отмечая, что необходимость и возможность могут исходить как от самого деятеля (Петр уже поправился и может ходить), так и от кого-либо другого, например, от говорящего (Петр может остаться – выражение значения разрешения). В поле волюнтативной модальности Грепл выделяет, с одной стороны, значения необходимости и возможности, представляющих собой одну шкалу, с другой стороны, значение намерения, соотносимое со значением желания: Hodlm se oenit. - Я намереваюсь жениться; Chci se oenit. - Я хочу жениться8.

Примеры взяты из рассматриваемой работы.

Модальность истинности выражает «степень убежденности говорящего в реальности значимости содержания его высказывания». В ряде других исследований (см. выше) данный вид модальности называют субъективной или эпистемической модальностью. По мнению Грепла, выражение модальности истинности – вторичное значение модальных глаголов, в то время как выражение волюнтативной модальности – первично.

противопоставляются конститутивной модальности по признаку обязательности выражения: если общая (конститутивная) модальность получает обязательное выражение в предложении, то модальность истинности и волюнтативная модальность могут выражаться факультативно.

Легко заметить, что волюнтативная модальность Грепла соотносится с рассмотренной выше внутрисинтаксической модальностью Г.А. Золотовой и М.В. Всеволодовой, потенциальностью и волеизъявлением Е.И. Беляевой и собственно модальностью Т.В. Шмелевой, а модальность истинности Грепла тождественна уже описанной эпистемической модальности.

Отличие от перечисленных концепций заключается в конститутивной модальности. Как и объективная внешнесинтаксическая модальность Г.А.

Золотовой, конститутивная модальность М. Грепла является обязательной для выражения, однако если объективная модальность Золотовой связывается с оценкой содержания высказывания с точки зрения реальности/ирреальности, конститутивная модальность Грепла соотносится с целевой установкой говорящего или коммуникативной функцией высказывания. Таким образом, конститутивная модальность Грепла близка скорее диалогической (или коммуникативной) модальности (описанной Т.В. Булыгиной и А.Д. Шмелевым в [1992]). Коммуникативная модальность связывается с целеориентированностью диалога (то есть характеризует диалог как информативный, прескриптивный, фатический («праздный») и под.) В центре внимания коммуникативной модальности находится, соответственно, и характеристика РА как выражающих сообщение, вопрос или побуждение, а также описание КРА.

Данный тип значений относит к модальным и Дж. Лайонз [Lyons 1971], считая модальным разделение предложений на индикативные (декларативные), называемые Лайонзом немаркированными с точки зрения модальности, императивные и вопросительные. Кроме того, Лайонз предлагает выделять три другие группы модальных значений, а именно:

желание (wish) и намерение (intention), соотносимые, прежде всего, с оптативом (May he rest in peace); необходимость (necessity) и долженствование (obligation) (I must go to London next week); достоверность, уверенность (certainty) и вероятность (possibility) (He may/must be here). Данные значения предлагается описывать в виде шкалы, поскольку каждое из приведенных значений можно разбить на ряд более детальных подзначений.

Как видим, последняя группа значений соответствует выделяемой во всех рассматриваемых работах эпистемической модальности, значения необходимости и желания тоже, так или иначе, относились к модальным у многих авторов. Правда, в большинстве работ необходимость рассматривалась на одной шкале с возможностью, о чем в данной работе Лайонза не говорится.

3. Узкое понимание модальности 3.1. Общие замечания Все перечисленные концепции можно соотнести с «широким» подходом к пониманию модальности. Рассмотрим теперь узкое понимание модальности, которое, по сути, довольно близко пониманию модальности в логике.

Под модальностью в узком смысле подразумевается, как правило, две группы значений: отношения между действием и субъектом и отношение говорящего к содержанию высказывания, то есть, пользуясь терминологией проанализированных выше работ, внутрисинтаксическая/волюнтативная модальность и эпистемическая модальность, в каждой из которых можно выделить значения возможности и необходимости. Первую группу значений принято называть также объективной, онтологической или алетической модальностью, противопоставляя ее модальности субъективной (эпистемической). Заметим, что объективной модальностью, как было показано выше, в ряде работ называют также значения внешнесинтаксической, предикативной модальности, являющейся обязательным признаком любого высказывания. Несмотря на указанную многозначность данного термина, мы все же будем использовать его в настоящей работе (вслед за авторами, концепции которых предлагается рассмотреть), внеся необходимые разъяснения. Дальнейшее употребление данного термина будет соотноситься, таким образом, с его узким пониманием – с обозначением онтологической возможности и онтологической необходимости.

Как и при широком понимании модальности, при узком понимании нет общепринятой классификации модальных значений. Правда, существующие классификации разных авторов отличаются, в основном, не столько количеством базовых значений, сколько разными способами членения этих значений на группы и разбиением данных значений на более частные. Базовым основанием для классификации в большинстве работ служат признаки двух типов.

С одной стороны, в качестве базового противопоставления можно рассматривать противопоставление возможности и необходимости9, которые представляют собой шкалу и могут трактоваться друг через друга: отсутствие возможности некоторого P влечет необходимость не Р, отсутствие необходимости Р – возможность Р или не Р10. Ср. логические соотношения необходимости и возможности у Р. Карнапа [Карнап 1959: 256] (N – оператор необходимости, - возможности):

Значения возможности и необходимости связаны между собой, поскольку относятся к классу потенциальных (не фактических) ситуаций, при этом «событие считается возможным при наличии выбора возможности его реализации из ряда других, и необходимым – при отсутствии такого выбора»

В ряде работ предлагается, помимо значения возможности и необходимости, выделять также значение действительности. К примеру, в «Лингвистической семантике» И.М. Кобозевой описывается классификация суждений, приводимая в логическом словаре Н.И. Кондакова: «по степени существенности отображаемого свойства для предмета суждения делятся на суждения возможности (проблематические), действительности (ассерторические) и необходимости (аподиктические)» [Кобозева 2000: 226]. Аналогичной классификации придерживается В.Н. Бондаренко, отмечая, что на основе характера отражаемых в содержании предложения объективных связей выделяются не только связи возможные и необходимые, но также действительные связи. Бондаренко замечает при этом, что при выражении в тексте значения объективной модальности (к которым относит, соответственно, возможность, необходимость и действительность) могут не иметь формально-различительных признаков: «предложения типа Материя вечна;…Земля вращается вокруг солнца и т.

п. вряд ли отличаются какими-либо формальными признаками от предложений типа: Дружба вечна; Кант определяет суждение как соединение представлений… и т. п. Лишь по их содержанию мы устанавливаем, что предложения первой группы передают суждения необходимости, а предложения второй группы – суждения действительности» [Бондаренко 1979: 55].

Отличного от большинства исследователей представления об объективной модальности придерживается И.Б. Шатуновский [1996], представляя ее как шкалу из трех значений: возможности Р, невозможности Р и необходимости Р. В большинстве работ невозможность рассматривается как необходимость не Р. В принципе, понятно, что можно было бы ограничиться и одним значением – либо возможностью, либо необходимостью, выражая в первом случае необходимость Р как невозможность не Р, а во втором случае – выражая возможность как не необходимость Р. Выбор количества базовых значений зависит от целей исследования и предпочтений исследователя. В настоящей работе предлагается придерживаться наиболее распространенной системы из двух значений – возможности и необходимости (осознавая, что одно может выводиться из другого).

[Шатуновский 1996]. Иными словами, если в ситуации возможности положительный исход рассматривается как равновозможный по сравнению с отрицательным, то в ситуации необходимости – как абсолютно предпочтительный, отвечающий некоторой установке [ТФГ 1990: 144]. Как отмечает С.Н. Цейтлин, в случае необходимости «речь идет об обусловленности ситуации теми или иными (объективными или субъективными) факторами, которые с точки зрения некоего лица (субъекта модальной оценки) требуют непременного превращения потенциального в актуальное» [ТФГ 1990: 142].

С другой стороны, принято выделять три иные группы модальных значений, распределяясь по которым возможность и необходимость распадаются на более частные значения. Такими группами являются объективная (онтологическая, алетическая) модальность, деонтическая модальность и субъективная (эпистемическая) модальность.

Под алетическими понимаются такие значения возможности и необходимости, при которых осуществление возможности или необходимости связано с объективными потенциями реального мира или с внутренними качествами и свойствами субъекта (алетическая/ онтологическая/ объективная возможность и алетическая/ онтологическая/ объективная необходимость). См. примеры:

алетическая возможность: К сожалению, из-за финансовых проблем не могу вызвать на сборы приезжих игроков, нет средств на размещение и питание («Марийская правда» 2003) (= не имею физической возможности), алетическая необходимость: Для увеличения прочности рамки … нужно скрепить блоки между собой с помощью деревянных шпилек, а дефекты замазать шпаклевкой («Народное творчество» 2003) (= необходимо с объективной точки зрения).

К деонтическим значениям относятся возможность и необходимость, обусловленные социальными, юридическими, нравственными нормами или волеизъявлением конкретного лица (деонтическая возможность и деонтическая необходимость; прототипическими значениями деонтической модальности являются значения разрешения и запрета). В.Н. Бондаренко определяет деонтические возможность и необходимость как указывающие «на то, что реализация (или не реализация) какого-либо действия предписывается кем-то со стороны; предложения с деонтической модальностью говорят о том, что человек обязан11, имеет право, разрешение и т. п. делать (или не делать) что-либо» [Бондаренко 1979: 57]. В качестве примеров деонтической возможности и необходимости можно привести такие предложения:

деонтическая возможность:

- В деревне смело можно курить и при дамах, прибавил князь (И.И. Панаев. Белая горячка) (= разрешается), деонтическая необходимость: В течение трех суток прокурор обязан рассмотреть жалобу и уведомить вас о результатах («Известия» 2001) (= должен в соответствии с определенными социальными нормами).

Эпистемические значения характеризуют степень уверенности говорящего в достоверности, истинности сообщаемой информации, что, по сути, не отличается от понимания эпистемической модальности при «широких»

подходах (эпистемическая/ субъективная возможность и эпистемическая/ субъективная необходимость):

эпистемическая возможность: Это мог быть и тротил, и гексоген, — заявил в пятницу начальник УФСБ по Чечне Сергей Бабкин («Известия» 2002) (= возможно, это был тротил, возможно - гексоген), эпистемическая необходимость: Гетман Хоткевич должен быть уже под Москвою, и если нижегородские разбойники … и подоспеют на помощь к князю Трубецкому, то все ему несдобровать (М.Н. Загоскин. Юрий Милославский, или русские в 1612 году) (= гетман, должно быть, уже под Москвой).

В одних представлениях за основу классификации модальных значений берется разделение на значения возможности и необходимости, после чего в каждом из данных значений выделяются алетическая, деонтическая и эпистемическая возможность и необходимость соответственно. В других случаях за основу берется разделение модальности на алетическую, деонтическую и эпистемическую, после чего каждое такое поле разбивается на возможность и необходимость. Есть и работы, комбинирующие оба подхода: к примеру, в ТФГ выделяется группа значений возможности и группа значений необходимости, которые эпистемических значений не содержат. Эпистемическая же модальность рассматривается как отдельная группа значений, состоящая, соответственно, из эпистемической возможности и эпистемической необходимости12.

В статье Т.В. Булыгиной и А.Д. Шмелева «Концепт долга в поле долженствования» говорится также об алетическом значении слова обязан (как в предложении Эти точки не обязаны совпадать = „…могут не совпадать), которое в английском языке выражается оборотом is not bound.

См. тж. работу [Беляева 1985], где значения эпистемической модальности рассматриваются в отдельной главе.

Так или иначе, можно говорить о шести основных модальных значениях:

алетической возможности и необходимости, деонтической возможности и необходимости и эпистемической возможности и необходимости.

В большинстве работ классификация модальных значений не ограничивается этим списком: в зависимости от целей конкретного исследования, выделенные модальные значения членятся далее в соответствии с тем, являются ли условия реализации действия внешними по отношению к субъекту модальности или внутренними; являются ли модальные значения актуальными или узуальными; являются ли действия, называемые зависимыми от модальных предикатов глаголами, физическими или ментальными, и т.д.

Остановимся теперь подробнее на описании значений выделенных типов и их классификациях у разных авторов. Как нам представляется, логичнее было бы по очереди рассмотреть алетические, деонтические и эпистемические значения, однако такое последовательное представление весьма затруднительно по причине того, что разные исследователи по-разному соотносят алетические и деонтические значения. Как будет показано ниже, часть авторов выделяет деонтические значения в отдельную группу наряду с алетическими и эпистемическими значениями; часть рассматривает их как частный случай алетических значений внешней модальности; часть объединяет их в общую группу с алетическими значениями, противопоставляемую значениям эпистемической модальности; некоторые же исследователи деонтических значений вообще специально не выделяют. В этой связи при рассмотрении алетических значений мы часто будем касаться их соотношения с деонтическими значениями, определяя по ходу рассмотрения классификаций разных авторов соотношение между ними, после чего перейдем к рассмотрению значений эпистемической модальности и опишем соотношение эпистемических и не-эпистемических значений.

3.2. Не-эпистемическая модальность 3.2.1. Не-эпистемическая возможность Начнем рассмотрение со значений не-эпистемической возможности.

Основное внимание в данном разделе предлагается уделить значениям алетической возможности, к деонтическим же значениям мы будем обращаться лишь постольку, поскольку они соотносятся со значениями алетической возможности, более детальное их рассмотрение предполагается ниже, в разделе, посвященном деонтической модальности.

Структурирование семантического поля не-эпистемической возможности не ограничивается указанным разделением на алетические и деонтические значения. Более того, не все исследователи считают эти семантические признаки основными для разбиения указанного поля на более частные значения.

К примеру, в ТФГ в качестве основного членения семантической структуры поля возможности предлагается разделение по признаку «внешний/ внутренний», остальные семантические признаки считаются зависимыми от него. Под внешней возможностью Е.И. Беляева, автор данного раздела ТФГ, понимает «такую потенциальную связь между субъектом и признаком, существование которой обусловлено факторами, находящимися вне самого субъекта, например внешними обстоятельствами постоянного или временного характера, социальными законами, законами природы». Внутренняя возможность определяется как такая связь субъекта и признака, когда фактор, обусловливающий эту связь, «находится в самом субъекте, представляя собой его внутренние характеристики» [ТФГ: 131].

В поле внутренней возможности Е.И. Беляева выделяет поле приобретенной возможности и неприобретенной возможности, подразумевая под приобретенной возможностью «такую потенциальную связь между субъектом и признаком, которая обусловлена умением, навыками, знаниями субъекта», а под неприобретенной возможностью – «такую потенциальную связь предикатных предметов, осуществление которой обусловлено ингерентными качествами субъекта, его свойствами или способностями» [ТФГ: 132].

В поле внешней возможности Беляева выделяет деонтическую и недеонтическую возможности, определяя деонтическую возможность как «возможность, обусловленную а) служебными, юридическими, социальнонравственными нормами…, б) волеизъявлением говорящего».

Недеонтическая возможность определяется как «такая потенциальная связь между субъектом и признаком, которая обусловлена внешними обстоятельствами несоциального характера» [ТФГ: 132-133].

Схематически классификация поля возможности Е.И. Беляевой представлена на рисунке 4:

приобретенная неприобретенная недеонтическая деонтическая Рис. 4. Классификация модальных значений возможности Е.И. Беляевой.

Несколько иначе модальное поле возможности представлено в статье Т.В.

Булыгиной и А.Д. Шмелева ««Возможности» естественного языка и модальная логика» (рис. 5). Булыгина и Шмелев делят поле возможности на два основных класса – онтологическая возможность (потенциальность) и эпистемическая возможность (проблематичность). Об онтологической возможности речь идет при описании ситуаций, которые могут (могли или смогут) иметь место в реальном мире. В отличие от показателей эпистемической возможности, назначение которых – «формулировать речевой акт гадательного предположения»

[1990: 163], показатели онтологической возможности превращают немодализованную пропозицию в модализованную; при этом их значения могут быть (более или менее адекватно) описаны при помощи аппарата модальной логики.

Деонтическую возможность данные исследователи включают в область онтологической возможности, противопоставляя ее возможности алетической.

Деонтическая модальность понимается данными авторами так же, как и Е.И.

Беляевой: это модальность, связанная «с долгом, с требованиями к поведению участников ситуации, предъявляемыми соответствующей системой правил»

(указ. соч., 145). Алетическая возможность соответствует недеонтической возможности и связана с объективными потенциями реального мира.

онтологическая возможность эпистемическая возможность алетическая возможность деонтическая возможность (недеонтическая) возможность возможность Рис. 5. Классификация модальных значений Т.В. Булыгиной и А.Д. Шмелева.

Как видно из сказанного, одним из главных оснований для структуризации семантического поля возможности (и, как будет показано ниже, модальности вообще) является ее разделение на внешнюю и внутреннюю. Данное деление присутствует в обеих рассматриваемых классификациях, однако имеет разный статус у разных авторов: если у Е.И. Беляевой внешняя возможность описывается как более общее по отношению к деонтической vs алетической возможности значение, то в работе Т.В. Булыгиной и А.Д. Шмелева разделение на внутреннюю и внешнюю возможности проводится только для алетических смыслов.

Круг значений поля возможности не ограничивается перечисленным. Так, во многих работах принято также разделять алетическую возможность на ментальную (когда выполнение того или иного действия зависит от ментальных, умственных способностей субъекта) и физическую (когда реализация действия зависит от физических способностей субъекта). В.Н.

Бондаренко приводит для иллюстрации данных значений такие примеры: Я могу быстро выучить это стихотворение. vs Тяжелоатлет может поднять эту штангу без особого туда. Более частные значения данного поля будут рассмотрены в последующих главах.

3.2.2. Не-эпистемическая необходимость Скажем теперь несколько слов о семантическом поле необходимости, где, как и в поле возможности, принято выделять ряд более частных значений. Как и в случае с возможностью, разбиение поля необходимости на такие значения проводится разными исследователями по-разному. Описывая в ТФГ модальное поле необходимости, С.Н. Цейтлин предлагает выделять восемь типов ситуаций в соответствии с характером детерминации (типом каузатора), то есть различающихся в зависимости от того, чем обусловлена необходимость действия:

(1) «так сложились обстоятельства» (значение собственно необходимости в узком смысле слова), (2) «этого требуют этические нормы, правила поведения», (3) «это предписывается социальными установлениями, определенными обязанностями субъекта», (4) «это намечено, запланировано, предопределено», (5) «так положено, заведено, бывает обычно», (6) «это обусловлено определенными качествами субъекта», (7) «это результат воздействия чужой воли», (8) «это отвечает внутренней потребности субъекта, его намерению»13.

Для целей настоящей работы, однако, нет необходимости прибегать к столь дробному делению. В нашем случае достаточно ограничиться более общими классификациями, например, классификацией В.Н. Бондаренко, где поле необходимости, как и поле возможности, предлагается разделять на алетические и деонтические значения в описанном выше смысле.

Стоит отметить, однако, что при описании семантического поля необходимости не все исследователи придерживаются одной терминологии:

так, С.Н. Цейтлин и В.Н. Бондаренко называют данные семантические значения значениями необходимости, в то время как Т.В. Булыгина и А.Д.

Шмелев – значениями долженствования. Проанализируем, что данные исследователи включают в указанные понятия, и постараемся определить разницу в использовании данных терминов.

Так, Т.В. Булыгина и А.Д. Шмелев понимают долженствование в самом широком смысле, включая в это поле и онтологические, и эпистемические значения: высказывания онтологического долженствования описывают ситуации, где «соответствующая пропозиция истинна во всех «случаях», релевантных для данной ситуации», высказывания же со значением эпистемического долженствования «выражают гипотезы относительно ситуации, о которой у говорящего нет непосредственной информации». В поле онтологического долженствования Булыгина и Шмелев, как и Бондаренко, выделяют алетическое и деонтическое значения: «алетическое долженствование связано с объективными потенциями реального мира, деонтическое – с нормативным и ненормативным поведением» [Булыгина, Шмелев 1991: 14-15].

Похожее описание поля долженствования дается в статье «Семантика модальных предикатов долженствования» И.М. Кобозевой и Н.И. Лауфер, где выделяется «аналитическое», эпистемическое и деонтическое значения.

Понятия эпистемического и деонтического значений тождественны описанным выше, под аналитическими же суждениями подразумеваются суждения, истинные «по определению», то есть в силу связи между объектом (типом или экземпляром) и соответствующим набором дифференциальных Приводя данную классификацию, С.Н. Цейтлин имеет в виду только онтологические значения.

признаков (И.М. Кобозева и Н.И. Лауфер отмечают, что «термин «аналитическое» значение отражает связь данного значения с логическим понятием аналитической истины» [Кобозева, Лауфер 1991: 171]). В качестве примеров приводятся предложения Какая же это кружка? У кружки должна быть ручка; Это не моя сумка. У моей сумки должна быть сломана молния.

Такое значение часто выражается в предложениях, содержащих информацию о некоторых общепринятых истинах, событиях, осуществление которых обусловлено законами природы, или о чем-либо, достоверно известном говорящему. Этот тип необходимости часто встречается в пословицах и поговорках.

Как видно из сказанного, в перечисленных работах С.Н. Цейтлин, В.Н.

Бондаренко, Т.В. Булыгиной, А.Д. Шмелева, И.М. Кобозевой и Н.И. Лауфер под терминами необходимость и долженствование подразумевается в целом одинаково широкий круг явлений, однако не во всех работах этими понятиями обозначают одно и то же. Так, в «Лингвистической семантике» И.М.

Кобозевой отмечается, что «в логике долженствование рассматривается как одно из значений деонтической модальности» [Кобозева 2000: 246], то есть, под долженствованием понимается более узкий круг значений. Для избежания возможной неоднозначности в настоящей работе предлагается использовать термин «необходимость».

3.2.3. Соотношение алетических и деонтических значений Рассмотрим теперь некоторые классификации, демонстрирующие соотношения алетических и деонтических значений возможности и необходимости.

Безусловный интерес представляет классификация, представленная в работе [Bybee, Pagliuca, Perkins 1994] (несмотря на то, что выделение некоторых ее составляющих представляется не очень последовательным). Группа значений, соответствующая не-эпистемической модальности (называемая agent-oriented modality14 и связанная с существованием внутренних или внешних по отношению к агенту условий, от которых зависит реализация действия, называемого смысловым предикатом), структурируется в указанной работе следующим образом.

Данная группа модальных значений (и соответствующий термин) противопоставляется модальности, связанной с говорящим (speaker-oriented modality), куда включаются значения приказа, предупреждения, запрета, разрешения и пр. В отличие от модальности, связанной с агентом (agent-oriented modality), которая указывает на существование определенных условий для субъекта модальности, speaker-oriented modality позволяет говорящему (speaker) определять подобные условия для адресата.

В данном поле выделяется значение внутренней возможности/способности (ability) в описанном выше смысле (в качестве примера приводится предложение I can only type very slowly as I am a beginner из работы [Coates 1983: 92]), которое предлагается включать в более общее понятие основной, исходной, корневой возможности (root possibility). «Root possibility», в свою очередь, не ограничивается внутренними условиями и предполагает также наличие внешних условий социального или физического характера.

Кроме того, в поле не-эпистемической модальности предлагается выделять два вида значений необходимости, рассматриваемых отдельно друг от друга:

значение долженствования (obligation), связанное с наличием внешних условий социального характера, и значение необходимости (necessity), связанное с наличием физических условий. В последнее понятие входят, видимо, как внешняя, так и внутренняя необходимость, поскольку данное значение иллюстрируется примером I need to hear a good loud alarm in the mornings to wake up, где речь идет о внутренней потребности субъекта. Несложно заметить, что понятие obligation соотносится с описанной выше деонтической необходимостью, а понятие necessity – с необходимостью алетического типа.

Помимо указанных типов возможности и необходимости, в данное поле модальности предлагается также включать значение желания (desire), иллюстрируемое примером из той же работы [Coates 1983: 212]: Juan Ortiz called to them loudly in the Indian tongue, bidding them come forth if they would (= wanted to) save their lives. О целесообразности рассмотрения значения желания вместе со значениями возможности и необходимости будет подробнее рассказано в конце настоящего раздела.

Как видно из сказанного, данные авторы не проводят специального разделения модальных значений на алетические и деонтические или на внешние и внутренние. Все данные типы значений рассматриваются в общей группе под названием agent-oriented modality, при этом если о внутренней возможности говорится как об отдельном значении более общего понятия root possibility, то в поле необходимости выделение специального значения внутренней необходимости отсутствует. В то же время, в данной работе выделяется значение деонтической необходимости (хоть оно и называется иначе), но ничего не говорится о деонтической возможности. Описанная классификация, таким образом, весьма несимметрична в отношении значений возможности и необходимости (причем несимметрична в описании тех случаев, где, как нам представляется, подобная несимметричность отсутствует), что делает ее дальнейшее использование не очень удобным, несмотря на определенные достоинства данного подхода.

Отдельное внимание стоит уделить терминологии, используемой в данной работе. Указанные названия модальных значений широко распространены в англоязычных работах о модальности, однако, как и в случае исследований о модальности отечественных авторов, не всегда используются одинаково. Так, в рассмотренной работе говорится только о root possibility, в то время как в некоторых работах (в частности, [Gamon 1993]) выделяется как root possibility, так и root necessity. Во многих исследованиях название «root» синонимично также понятию не-эпистемической модальности.

Использование данных терминов разными лингвистами более подробно обсуждается, например, в работе [van der Auwera, Plungian 1998: 84], где предлагается и несколько иная классификация модальных значений. Классификация Дж. ван дер Аверы и В.А. Плунгяна в целом близка классификации Байби, Пальюки и Перкинса, однако представляется нам более системной и последовательной как в структурном, так и в терминологическом отношении.

Дж. ван дер Авера и В.А. Плунгян разделяют модальные значения (возможность и необходимость, рассматриваемые как единая парадигма) на четыре группы:

- внутреннюю модальность (participant-internal modality), состоящую из внутренней возможности (способности субъекта - ability, capacity) и внутренней необходимости (потребности субъекта - internal need), - внешнюю модальность (participant-external modality), состоящую, соответственно, из внешней возможности и внешней необходимости, понимаемых в описанном ранее смысле, - деонтическую модальность в традиционном понимании (в поле которой выделяется деонтическая возможность и деонтическая необходимость) и - эпистемическую модальность (разделяемую на эпистемические возможность - неуверенность говорящего относительно некоторого положения дел и необходимость - относительно высокую уверенность говорящего касательно некоторого положения дел).

В указанной работе, таким образом, группа алетических значений не выделяется, хотя, фактически, ей соответствуют значения внешней и внутренней модальности. Деонтическая модальность выделяется в независимую группу, но, тем не менее, определяется как частный случай внешней модальности.

3.2.4 Деонтическая модальность Учитывая сказанное, попробуем определить место деонтической модальности более точно. С одной стороны, действительно, возникает желание рассматривать деонтические значения как подзначения внешней модальности, поскольку деонтические нормы, очевидно, являются частью внешнего мира. С другой стороны, Т.В. Булыгиной и А.Д. Шмелевым [1990;

1992] убедительно продемонстрирована разница между алетическими и деонтическими значениями, не позволяющая объединять их в одну группу.

Для данных типов модальности действуют разные логические законы: так, для алетической возможности справедлив принцип ab esse ad posse, то есть если некоторое событие имело место в действительности, факт его существования автоматически влечет наличие возможности его осуществления. Например, если кто-то прыгнул на расстояние пять метров, высказывание «можно прыгнуть на пять метров» истинно. Этот принцип, однако, не является справедливым для деонтической возможности: если дети ходили одни в лес, совсем необязательно, что им можно (разрешено) это делать. При этом деонтическая возможность в нормальном случае предполагает наличие алетической (в случае отсутствия алетической возможности, но наличия возможности деонтической получаются «разрешения-насмешки», как их называет фон Вригт [Вригт 1986]).

Такое пограничное положение деонтической модальности удобно представить на семантической карте15, которая позволяет продемонстрировать близость деонтической модальности внешней, отделив ее при этом от внешней алетической модальности. Для представления подобного рода воспользуемся картой, приводимой в работе [van der Auwera, Plungian 1998:

82], незначительно поменяв терминологию:

О понятии и использовании семантических карт в различных лингвистических областях см.

упоминавшуюся выше работу [van der Auwera, Plungian 1998: 86-87].

Не-эпистемическая возможность Эпистемическая Алетическая Внешняя возможность внутренняя Алетическая Деонтическая возможность возможность возможность Алетическая Алетическая Деонтическая Эпистемическая внутренняя необходимость необходимость необходимость необходимость Внешняя необходимость Не-эпистемическая необходимость При таком представлении удобно, с одной стороны, выделить группу алетических значений, противопоставив их деонтическим, с другой стороны – группу значений внешней модальности, противопоставив их значениям внутренней модальности. Вместе алетические и деонтические значения составляют группу не-эпистемических значений и противопоставляются эпистемической модальности.

Как и в случае алетической модальности, поле деонтической модальности можно разбить на более частные значения, причем разделение подобного рода можно проводить на разных основаниях. Прежде всего, деонтические значения, как уже отмечалось, принято разделять на деонтическую возможность (вы можете идти) и деонтическую необходимость (вы должны уйти), последняя из которых может быть сильной или слабой (см., к примеру, работу [Bybee, Pagliuca, Perkins 1994: 177]):

сильная деонтическая необходимость: Я полагаю, Николай Алексеевич, что вы обязаны немедленно прекратить эту безобразную сцену…(Д. Быков «Орфография»), слабая деонтическая необходимость: Мне кажется, Вам следовало бы приехать и разобрать здесь вопрос о вскрытии сейфа (В.А. Теляковский, А.И.

Южин «Переписка»).

Т.В. Булыгина и А.Д. Шмелев [1992] предлагают разделять деонтическую модальность также на «персоноцентрическую» (источником которой является конкретное лицо) и «социоцентрическую» (основанную на социальных нормах). Такое разделение целесообразно по причине того, что для каждого из этих типов могут существовать специальные языковые показатели (в качестве примера приводятся «социоцентрическое» положено и «персоноцентрическое» велено, рассмотренные в работе [Булыгина, Шмелев 1991]).

Близким по смыслу является разделение деонтической модальности на «описательные» и «предписательные» значения [Кобозева, Лауфер 1991 (а)].

Описательное (констативное) значение связано с некоторой деонтической нормой, как, например, в предложении Курить можно в специально отведенных для этого местах, предписательное (прескриптивное) значение - с оформлением речевых актов разрешения/запрета, содержащих компонент побуждения.

Говоря о деонтической модальности, нельзя не отметить, что не все исследователи проводят одинаковую границу между онтологическими (объективными) и деонтическими значениями. Так, если в рассмотренных ранее работах деонтические значения соотносились как с социальными нормами, так и с волеизъявлением конкретного лица независимо от контекста, то в [Зализняк, Падучева 1989: 107-108] значения данного типа классифицируются несколько иначе. В указанной работе на примере русского мочь предлагается выделять объективное и пермиссивное значения, понимая под пермиссивным значением такое, когда все существенные условия Р(Х) сводятся к одному: возражает ли говорящий против наступления Р(Х) (против осуществления Х-ом действия Р). Источником разрешения при выражении пермиссивного значения обязательно должен быть говорящий, поскольку «только этот признак позволяет выделить пермиссивное значение из объективного, а именно отличить его от тех случаев реализации объективного значения, где препятствием к осуществлению Р служит право, долг и т.п.»

[Зализняк, Падучева 1989: 107]. В предложениях типа Я могу пользоваться его книгами (он мне разрешил) глагол мочь выражает, в соответствии с данной концепцией, объективное значение; примером выражения глаголом мочь пермиссивного значения могут служить предложения типа Вы можете сидеть.

Соответственно, наиболее благоприятным для возникновения пермиссивного значения является контекст 2-го лица (хотя 3-е тоже возможно).