«ТИПЫ НЕМОДАЛЬНЫХ ЗНАЧЕНИЙ МОДАЛЬНЫХ ПРЕДИКАТОВ (НА МАТЕРИАЛЕ СЛАВЯНСКИХ И ГЕРМАНСКИХ ЯЗЫКОВ) ...»

Перечисленные отличия определяют следующий порядок изложения. После краткого экскурса в историю вопроса, предлагается рассмотреть соотношение глаголов семантического поля возможности в тех языках, где глаголы НСВ образуют формы совершенного вида, с точки зрения типов семантических значений, выражаемых перечисленными глаголами, и определить область функционирования каждого из рассматриваемых предикатов. Как будет показано, отношения между мочь и смочь, с одной стороны, и уметь и суметь – с другой, не являются симметричными: так, суметь намного теснее связан со смочь и даже с мочь, нежели с однокоренным уметь, вследствие чего предлагается рассматривать каждый из четырех глаголов отдельно, отказавшись от попарного сопоставления однокоренных глаголов.

Говоря о различиях в сфере функционирования рассматриваемых глаголов, мы также отдельно остановимся на описании особенностей компонентной структуры смочь/суметь, поскольку данные СВ-формы содержат некоторые дополнительные элементы, отсутствующие у форм НСВ: в частности, компонент сверхнормативного приложения усилий, сближающий данные формы с глаголами типа удаться/получиться, где указанный компонент связан с типом условия, выполнение которого необходимо для успешной реализации действия, называемого зависимой предикацией.

Определив собственно семантические различия СВ- и НСВ-форм, перейдем к анализу логических свойств данных глаголов, которому будет уделено основное внимание в настоящей главе. При сочетании со смысловыми глаголами данные группы предикатов дают разные импликации и в классификациях предикатов с сентенциальными актантами, построенных на основе логических следствий предложений, содержащих данные предикаты, относятся, соответственно, к разным группам. Важно отметить, что, говоря об отнесении предиката к тому или иному импликативному типу, существует ряд сложностей, вследствие которых представляется необходимым рассмотреть далее как существующие классификации упомянутого типа, так и место в этих классификациях собственно модальных мочь и уметь.

Прежде всего, некоторые классификации построены по разным основаниям, вследствие чего одни и те же глаголы включаются разными исследователями в разные группы. Не являются исключением и модальные глаголы. Между тем, однозначное отнесение модальных предикатов к какому-либо одному из основных логических типов вообще едва ли представляется правомерным, поскольку, в зависимости от ряда факторов – прежде всего, от вида зависимого инфинитива34 - модальные глаголы возможности могут менять свои импликативные свойства. Кроме того, логические свойства предиката могут меняться в зависимости от вариаций в его семантическом значении: так, анализ логических свойств глагола уметь позволил выявить разные значения этого глагола – уметь1 и уметь2, относящиеся к разным импликативным классам.

Здесь и далее, говоря о зависимых от модальных предикатов инфинитивах, мы имеем в виду не только собственно инфинитивные формы, но и другие формы, эквивалентные в подобных контекстах инфинитивным, а именно – такие личные глагольные формы, которые, функционируя как русские инфинитивы, согласуются по грамматическим признакам с ядерным глаголом (как происходит, например, в болгарском и македонском).

После анализа некоторых из существующих классификаций предикатов с сентенциальными актантами в соответствии с их импликативными свойствами и определения данных свойств НСВ-глаголов поля возможности, приводится анализ импликативных свойств собственно СВ-форм этих глаголов, обладающих, вопреки принятому мнению, также рядом особенностей, достойных рассмотрения. В заключении к главе суммируются полученные результаты.

Специфика форм СВ модальных глаголов поля возможности отмечалась многими исследователями. Между тем, мнения разных авторов о соотношении СВ и НСВ-форм данных глаголов неоднозначно. Так, в словаре русского языка С.И. Ожегова, Н.Ю. Шведовой [Ожегов, Шведова 1992] глаголы мочь и смочь названы видовой парой. В ТФГ приводится более осторожная формулировка:

«в русском языке для модальных модификаторов возможности в целом не характерна видовая соотносительность; существует лишь один глагол СВ смочь, соотносительный с глаголом мочь». В высказываниях, относящихся к плану прошлого, глагол смочь «сигнализирует о реализованной возможности.

Однако в семантике смочь значение действительности сопрягается со значениями результативности и желания, стремления, попытки. Так, «не смог взять» предполагает, что субъект прилагал усилия к совершению действия, но эти усилия не привели к желаемому результату» [ТФГ: 129].

Сходные мысли высказаны также в работе М.В. Всеволодовой «Теория функционально-коммуникативного синтаксиса», выполненной в русле функционально-коммуникативного подхода, и ориентированной, соответственно, на практическое использование языка - в частности, на обучение русскому языку как иностранному. В указанной работе смочь и суметь предлагается относить к другой семантической группе, нежели мочь и уметь: в предлагаемой Всеволодовой семантической классификации глаголы мочь, уметь и смочь, суметь входят в разные группы общего класса глаголовмодификаторов: мочь, уметь – в группу собственно модальных глаголов, а смочь, суметь (наряду с такими глаголами, как успеть) – в группу оценочнотемповых глаголов, оценивающих действие с точки зрения результативности (Он решил Он смог/сумел решить задачу). Такой подход к рассмотрению СВ-форм глаголов со значением возможности в значительной степени близок идеям, высказанным в работах [Karttunen 1971; 1973; Зализняк 1988; Разлогова 1988] и др., посвященных непосредственно описанию логических свойств глаголов с сентенциальными актантами.

Так, в [Karttunen 1973] предлагается выделять четыре группы предикатов с сентенциальным дополнением на основе их логических свойств, а именно – на основе импликаций, выводимых из предложений с данными предикатами.

Карттунен рассматривает предикаты английского языка, однако для интересующих нас в данной главе славянских языков сказанное также релевантно, поскольку в классификацию Карттунена входят как модальные предикаты со значением возможности, так и предикаты, соответствующие по значению славянским формам СВ глаголов со значением возможности.

Заметим, что поскольку английские (да и германские вообще) аналоги данных форм не имеют морфологической связи с глаголами возможности, идея объединять данные семантические классы в единое целое не возникает:

собственно предикаты поля возможности и предикаты, соответствующие славянским СВ-формам глаголов возможности, в классификации Карттунена справедливо относятся к разным группам. Перечислим вкратце данные группы с указанием места интересующих нас глаголов:

- первую группу составляют фактивные предикаты35 (типа know, при которых подчиненная предикация всегда имеет значение «истина», независимо от того, в положительной ли или отрицательной форме находится данный глагол);

- вторую группу – интересующие нас импликативные предикаты (типа англ.

manage, при которых подчиненная предикация истинна, если глагол в утвердительной форме, и ложна, если в отрицательной: именно так в большинстве контекстов ведут себя глаголы типа смочь/суметь);

- третью группу Карттунен называет if-предикаты, куда относятся глаголы типа force: когда глаголы такого типа используются в утвердительной форме, подчиненная предикация истинна, когда в отрицательной, - значение подчиненной предикации не известно;

- к четвертой группе относятся так называемые only-if-предикаты, примером которых являются предикаты can, able (и, соответственно, мочь/уметь): когда соответствующий предикат используется в отрицательном высказывании, Подробнее об этом понятии см., в частности, в работе [Kiparsky 1970], где вводится данный термин.

подчиненная предикация должна быть ложной, когда в утвердительном, значение подчиненной предикации не определено.

Глаголы типа мочь, уметь относятся, таким образом, к четвертой группе, а глаголы типа смочь, суметь – ко второй.

Сказанное касается сходств и различий форм СВ и НСВ глаголов возможности. Любопытны, однако, также замечания некоторых авторов касательно языкового статуса рассматриваемых СВ-форм. Например, в статье Т.В. Булыгиной и А.Д. Шмелева «”Возможности” естественного языка и модальная логика» приводится точка зрения К. Чуковского относительно смочь: Чуковский считал, что глагол смочь является инновацией и вообще не соответствует нормам литературного языка. По словам К. Чуковского, глагол мочь не имеет в русском языке совершенного вида. ««Смог», «смогли» - такие словообразования Корней Чуковский не переносил. Он утверждал, что глагол «мочь» не имеет в русском языке совершенного вида. Требовал: «Я к вам вчера прийти не мог», говорил: «Ну еще в будущем времени кое-как смогу… Но в прошедшем только мог»» (цит. по [Булыгина, Шмелев 1990: 152]).

Конечно, большинство авторов не придерживаются столь категоричной позиции в отношении статуса данных форм, тем не менее, эти формы рассматриваются как сравнительно инновационные и в некоторых других работах. Так, в [Auwera, Plungian 1998: 105-106] отмечается, что русский мочь изначально был имперфективным глаголом, не имеющим перфективного аналога, образованного посредством деривации, однако к началу двадцатого века у мочь сформировался СВ-коррелят – смочь.

Между тем, смочь встречается и в текстах более раннего периода - начиная с XVI века. Приведем некоторые примеры36:

(1) О житии преподобного отца нашего Ефрема никаково змогом обрести, понеже бо // в предидущая лета многи бои быша на град Торжек (Пов. о разорении Торжка в 1315 г., XVI век, цит. по [Будовниц 1960]), (2) Где б съ не сможетъ, туда бабу пошлетъ (Кург. письм. I, 179037), (3) …и онъ де собою изъ монастыря домой идти не смогъ и отвезли его на санях… (Дела Иосифа Коломенского, 1675, цит. по [Титов 1911]), (4) А у насъ в д вичемъ монастыр попъ Борисъ остарелъ и служить не сможетъ, лежитъ на смертной постеле нед Приводимые в настоящей работе примеры собраны в Картотеке словаря русского языка XI-XVII вв.

Института русского языка РАН, создателям которой автор выражает глубокую благодарность.

Курганов I: Писмовник, содержащий в себе науку российского языка со многим присовокуплением разного учебного и полезнозабавного вещесловия. 4-е изд., вновь выправл., приумнож. и разделенное на 2 части профессором и кавалером Николаем Кургановым. Ч. I. Спб., 1790.

(5) …будет бы не сможетъ кто столко учинити, ино подобает в том двор м сто… собкопати, на котором… (Назиратель: 158, вт. пол. XVI в.39, цит. по [Котков 1973]).

На суметь примеров существенно меньше, что можно объяснить, видимо, разговорной сферой употребления данного глагола. Так, в упомянутой выше картотеке русского языка суметь встретился только в одном тексте – в народной песне:

(6) Вы съум ли меня воспоить, воскормить, Не сум ли замуж выдати! [Соболевский 1895 - 1902].

Поскольку настоящая работа носит синхронный характер, мы не проводили исследования других славянских языков на предмет установления времени возникновения в них СВ-форм глаголов поля возможности, тем не менее, исследование истории развития данных форм во всех языках славянской группы представляется весьма интересным, что обусловлено различиями в состоянии данных форм в современных языках. Так, в языках западнославянской группы рассматриваемые СВ-формы не получили широкого распространения (в польском и словацком, к примеру, СВ-формы глаголов возможности вообще отсутствуют), в то время как для восточно-славянских и южно-славянских языков использование подобных форм вполне характерно.

Любопытно отметить, что в некоторых языках южно-славянской группы формообразовательный процесс пошел дальше, чем в восточно-славянских языках: так, в македонско-русском словаре [2003] приводится не только СВформа соумее „суметь, образованная от умее „уметь, но и вторичный имперфектив – соумева. Аналогичные формы существуют также в современном болгарском языке: глагол смогна (смочь) образует вторичный имперфектив смогвам, глагол съумея (суметь) - съумявам. Вероятно, подобная деривация в значительной степени объясняется семантическим сдвигом в значениях данных форм: в частности, и болгарский глагол СВ смогна, и образованный от него вторичный имперфектив смогвам употребляются в современном болгарском в значении «успеть, справиться».

Гр. Крут. еп.: Сарайская и Крутицкая епархии. Вып.3. / С предисл. Н.А. Соловьева. Чт. ОИДР, 1902, кн.4.

1662-1713 гг.

Книга глаголемая «Назиратель», сиречь «Уряд домовных детель». Рукоп. ГИМ, Барс., № 371, вт. пол. XVI в.

/ Пер. с польск. Piotra Crescentyna Kxigi o gospodarstwie, y o opatrzeniu rozmnoenia rozlicznych poytkow, kademu stanowi potrzebne. Krakw, 1549.

Анализируя соотношение глаголов типа мочь, смочь, уметь и суметь, начнем с определения места каждого из данных глаголов в семантическом поле возможности. Как было показано в разделе I.1, в данном поле можно выделить три основные группы значений: алетические (внешняя и внутренняя возможность), деонтические и эпистемические. Очевидно, сфера использования рассматриваемых нами глаголов различна. Так, рус. мочь, укр. могты, белорус.

магчы, болг. мога, македон. може, серб. и хорв. moi, словен. mi или чешск.

moci, будучи ядерными предикатами поля возможности, способны выражать значения всех трех названных групп:

(7) алетическая возможность (внешняя или внутренняя):

Он мог войти - дверь была открыта; On moe sam da prenese ovaj divan – он может сам нести диван (сербск.), (8) деонтическая возможность (разрешение или запрещение):

Так и быть, вечером можешь пойти в кино; Deca ne mogu da idu u bioskop – детям нельзя ходить в кино (дословно - дети не могут) (сербск.), (9) эпистемическая возможность (предположение):

Вечером может пойти дождь (= может быть, пойдет); On jo moe doci40 – он все еще может прийти (= может быть, он еще придет) (сербск.).

Сфера употребления глаголов типа уметь существенно же – данные глаголы используются только для выражения внутренней алетической возможности, выражая при этом не все значения внутренней алетической возможности, а лишь значение узуальной возможности. Разделение возможности на актуальную и узуальную описано, в частности, Е.И. Беляевой: «актуальная возможность означает непостоянную, временную связь между субъектом и признаком; узуальная возможность имеет место тогда, когда потенциальная возможность41 осуществления указанной связи существует постоянно или в течение достаточно длительного промежутка времени» [ТФГ 1990: 133]. Наглядным примером противопоставления актуальной и узуальной возможностей является известный пример З. Вендлера о Джоне, описанный также в работе [Зализняк, Падучева 1989]: «Допустим, что Джон может выпить залпом галлон вина.

И допустим, что он только что это проделал на наших глазах. Тогда маловероятно, что он может тут же совершить этот неслыханный поступок еще раз». В этом случае предлагается выделять мочь1 с актуальным значением (когда речь идет о конкретной ситуации) и мочь2 с узуальным значением, описывающий некоторую родовую ситуацию.

Три приведенных сербских примера взяты из [Benson 1979].

Понятие потенциальности определяется как «способность вещи (и ситуации в целом) «быть не тем, что она есть», то есть способность к изменению субстанции, качества, количества и места» [ТФГ 1990: 75].

Если, как показано в указанных работах, глагол мочь способен выражать оба эти значения, то глаголы смочь, суметь и уметь – лишь одно из них. Для глаголов типа уметь, соответственно, характерно узуальное употребление:

(10) on ume da pie – он умеет писать (сербск.), umti mluvit – уметь говорить (чешск.), Есть нужно уметь, а представьте себе - большинство людей вовсе есть не умеют (М.

Булгаков «Собачье сердце»).

Глаголы же смочь и суметь употребляются преимущественно при описании актуальных ситуаций. Так, предложение (11), взятое из произведения И.А.

Гончарова «Обломов», воспринимается современным читателем как устаревшее, поскольку глагол смочь называет здесь не актуальную возможность, а некоторое постоянное свойство субъекта, что для современного употребления этого глагола в русском языке несколько нетипично:

(11) Даже пробовал заговорить с бабушкой, да она не сможет никак докончить разговора:

остановится на полуслове, упрет кулаком в стену, согнется и давай кашлять, точно трудную работу какую-нибудь исправляет, потом охнет - тем весь разговор и кончится (И.А. Гончаров «Обломов»).

Помимо использования в узуальных контекстах, русский уметь имеет еще одно ограничение, отмеченное И.Б. Шатуновским [1996: 199]: в современном русском языке данный глагол сочетается только с контролируемыми пропозициями, обозначающими какую-либо деятельность, и требует поэтому одушевленного субъекта. Примеры типа О, если б голос мой умел сердца тревожить! (А.С. Пушкин) для современного русского языка кажутся устаревшими. (Заметим, что для суметь примеры с неодушевленным субъектом также нехарактерны.) Контролируемость действия субъектом в значительной степени обусловливает также спектр потенциальных препятствий, от преодоления которых зависит реализация/нереализация действия, называемого зависимым глаголом. Понятие же потенциальных препятствий, в свою очередь, особенно важно для определения семантики рассматриваемых нами СВ-форм, вследствие чего остановимся на данном понятии чуть подробнее.

В разных работах контролируемость понимается несколько по-разному:

так, можно говорить о контролируемости, связанной с типом предиката, и о контролируемости, зависящей от некоторых внутренних свойств субъекта.

Контролируемыми предикатами называют предикаты, обозначающие такие действия (реже - состояния), реализация или нереализация которых зависит от воли субъекта. При этом наличие у субъекта воли, желания осуществить некоторое действие не является единственным условием для реализации этого действия: как отмечается в указанной работе Шатуновского [1996: 191], если некто хочет зажечь спичку (что, безусловно, является контролируемым действием) и чиркает для этого ею о коробок, спичка может как загореться, так и не загореться (например, потому что отсырела). Таким образом, для реализации контролируемых действий воля субъекта является необходимым (если бы некто не стал специально чиркать спичкой о коробок, спичка бы не могла загореться), но не всегда достаточным условием.

О контролируемости, связанной с индивидуальными способностями субъекта, речь идет тогда, когда действие, с одной стороны, не может реализоваться без соответствующей воли субъекта, но, с другой стороны, внутренние способности субъекта могут быть недостаточными для осуществления желаемого действия. Так, поднять штангу весом 100 кг – действие контролируемое (оно не совершится без воли субъекта), однако очевидно, что далеко не каждый субъект способен это осуществить, поэтому названное действие в большинстве случаев не находится под контролем субъекта, и в этом смысле является неконтролируемым (о таком типе контроля речь идет, в частности, в работах [Зализняк 1992; Кустова 1992]).

Таким образом, ситуации типа зажечь спичку, поднять тяжелую гирю, открыть дверь будут, с одной стороны, контролируемыми, что противопоставляет их неконтролируемым ситуациям типа потерять кошелек, выиграть в лотерею, споткнуться42 и др., а с другой стороны, некоторые из таких потенциально контролируемых действий в ряде случаев могут не входить в сферу контроля субъекта. Легко заметить, что чем более сложным является действие, чем больших усилий или навыков требует его реализация, тем более вероятно, что в некоторой конкретной ситуации возможность его выполнения будет находиться за рамками контроля субъекта.

Чтобы различать указанные типы контроля, можно говорить о потенциальной контролируемости действия (в случаях, когда контролируемость действия противопоставляется его случайности, ненамеренности) и об актуальной контролируемости действия (когда реализация действия зависит от внутренних свойств субъекта). Актуальная контролируемость предполагает, естественно, наличие потенциальной контролируемости.

Речь в данном случае идет, конечно, о прототипических для данных предикатов употреблениях, а не о случаях типа он специально споткнулся, чтобы отвлечь меня.

Когда действие является потенциально контролируемым, можно говорить о возникновении внутренних или внешних (таких, как отсыревшая спичка) препятствий для его реализации. Когда же действие потенциально контролируемым не является, говорить о характере препятствий сложнее.

Вообще, когда глаголы типа мочь сочетаются с неконтролируемыми действиями, речь идет скорее не об алетической, а об эпистемической возможности: для предложений я могу выиграть в лотерею/ потерять ключи/ поскользнуться наиболее естественным пониманием является эпистемическое:

есть вероятность, что я выиграю в лотерею, потеряю ключи, поскользнусь.

Алетическое понимание возможно только при наличии специального контекста (и, вероятно, не для любых неконтролируемых предикатов):

поскольку я купил лотерейный билетик, я могу теперь выиграть в лотерею (= у меня есть теперь возможность выиграть в лотерею).

Итак, сделав некоторые общие замечания касательно семантики НСВ-глаголов типа мочь и уметь, перейдем теперь к описанию СВ-форм данных глаголов.

Если между мочь и уметь существуют гипо-гиперонимические отношения, то соотношение смочь и суметь несколько иное. С одной стороны, область их использования намного же по сравнению с мочь, с другой стороны, и смочь, и суметь имеют мало общего с уметь, употребляясь, в отличие от узуального уметь, главным образом для обозначения актуальных ситуаций.

Основной сферой использования смочь и суметь является поле алетической возможности: так, употребление смочь в предложении *?Так и быть, вечером сможешь пойти в кино в значении разрешения сомнительно43 (использование суметь в аналогичном контексте вообще невозможно), а эпистемическое использование смочь/суметь в предложении *Скоро сможет/сумеет пойти дождь (в значении Скоро, может быть, пойдет дождь) очевидно неправильно.

В языках южно-славянской группы функционирование рассматриваемых СВ-форм выходит за рамки поля возможности: так, у болгарского смогна, македонского смогне и словенского zmci выделяется значение «справиться с чем-либо», а у болгарского смогна, кроме того, значение «успеть»: не мога да ти смогна - не успеваю за тобой (дословно не могу за тобой успеть).

Можно встретить примеры типа Ты сможешь посмотреть телевизор, когда все уроки будут сделаны (НКРЯ, "Семейный доктор", 2003), однако в подобных высказываниях акцент, как кажется, делается не на разрешение, а на наличие у субъекта соответствующей алетической возможности в указанный момент времени при выполнении некоторого условия.

Для языков западно-славянской группы образование подобных СВ-форм, как отмечалось выше, нехарактерно, тем не менее, в чешском есть глагол zmoci (морфологический аналог смочь), однако zmoci, согласно [Male, Lukeov 1968], не относится к семантическому полю возможности и означает скорее «одолеть»: zmohla ho unava – его одолела усталость.

Что же касается употреблений смочь/суметь в значении алетической возможности, то они имеет свою специфику, связанную, в частности, с наличием в их компонентной структуре семы сверхнормативного приложения усилий, сближающей смочь/суметь с глаголами удаться, получиться, справиться и прочими глаголами с семантикой возможности, осуществление которой сопряжено с преодолением сверхнормативных препятствий. Ясно, что любая возможность подразумевает наличие препятствий определенного рода, в противном случае сам разговор о возможности не является целесообразным. Именно в силу обязательного наличия подразумеваемых препятствий странными кажутся предложения типа: *Я могу дышать, поскольку при отсутствии специального контекста не совсем понятно, какие препятствия здесь могли бы возникнуть [Зализняк, Падучева 1989].

Существуют, тем не менее, предикаты, особо подчеркивающие роль этих препятствий (типа названных справиться, удаться, получиться), отличающиеся от нейтрального в этом отношении глагола мочь:

(12) Алиса побоялась бросить банку вниз - как бы не убить кого-нибудь! На лету она умудрилась засунуть ее в какой-то шкаф (Л. Кэрролл «Приключения Алисы в стране чудес»).

Л. Карттунен [Karttunen 1971: 351], описывая семантику импликативных глаголов - к которым относятся также названные удаться, получиться, умудриться и под., - отмечает, что функцией каждого из предикатов данной группы является, по сути, как раз указание на тот или иной тип условий, выполнение которых является необходимым и достаточным для того, чтобы называемое в зависимой предикации действие имело место. Так, в случае с manage подразумевается, что осуществление действия, называемого зависимой предикацией, сопряжено для субъекта с некоторыми трудностями. В отрицательных предложениях при этом подразумевается, что субъект пытался реализовать называемое действие, однако данная попытка не увенчалась успехом. В случае удачной попытки успешная реализация указанного действия связывается при использовании подобных глаголов с умениями и мастерством субъекта, в случае неудачи – с отсутствием у субъекта необходимых навыков в должной мере.

Помимо manage, Карттунен приводит и другие примеры импликативных предикатов, каждый из которых связывается со своим типом условий. Так, remember предполагает, что у субъекта были определенные обязательства касательно выполнения указанного в зависимой предикации действия (Yesterday, John didn‘t remember to kiss Mary); bother – что для выполнения соответствующего действия субъекту нужно предпринять некоторые сознательные усилия для его реализации, при этом готовность субъекта предпринять эти усилия является ключевым фактором, определяющим исход действия (Yesterday, John didn‘t bother to kiss Mary); happen предполагает, что реализация указанного в зависимой предикации действия полностью зависит от внешних обстоятельств, а именно от того, представится ли субъекту возможность осуществить называемое (Yesterday, John didn‘t happen to kiss Mary).

Поскольку рассматриваемые нами глаголы типа смочь и суметь маркируют наличие каких-либо препятствий для субъекта при реализации соответствующего действия, их можно считать эквивалентными проанализированному выше manage. Для импликативов такого типа указание на наличие подобных препятствий и составляет, по сути, их основную семантику, что отличает интересующие нас СВ-формы от родственных глаголов НСВ.

Вследствие маркирования препятствий, высказывания со смочь/суметь содержат презумпцию «субъект частично контролирует Р» (где Р – действие, называемое в зависимой предикации), отличающую, в свою очередь, смог Р от сделал Р, что отмечается И.Б. Шатуновским [1996: 179]. Под частичным контролем при этом понимается ситуация, когда при желании субъекта осуществить некоторое действие Р возможно как Р, так и не Р. Действительно, если говорится, что некто смог открыть дверь, подразумевается, что были какие-то препятствия, вследствие которых дверь могла не открыться. Заметим, что в нормальном случае ситуация открыть дверь является контролируемой в обоих указанных выше смыслах: с одной стороны, сам предикат открыть в данном значении относится к классу контролируемых предикатов, с другой, данное действие в норме не является настолько сложным, что некоторый субъект может не иметь достаточных внутренних способностей к осуществлению данного действия. Таким образом, смочь маркирует данную ситуацию как содержащую некоторые внешние обстоятельства, являющиеся потенциальным препятствием для реализации действия (и, в отличие от мочь, плохо сочетается с глаголами, называющими неконтролируемые действия, – такими как потерять что-либо или споткнуться).

В той же работе Шатуновского отмечается, что наличие компонента частичной контролируемости ограничивает сферу употребления смочь в форме будущего времени: поскольку использование смочь маркирует соответствующее действие как возможное (то есть как то, что может быть, а может не быть), наиболее типичными контекстами для смочь в форме непрошедшего времени должны являться контексты, в которых осуществление некоторого действия рассматривается как проблематическое. К таким контекстам относятся вопросы, условные придаточные и предложения, содержащие какие-либо маркеры того, что зависимая от смочь пропозиция не является достоверной (если смогу, то…; наверное, я смогу…; сможем ли мы…?). В прочих контекстах презумпция частичной контролируемости заменяется презумпцией выбора (на чем мы подробнее остановимся в последующих разделах) – если субъект сможет Р, значит, он выбрал Р и будет Р; если субъект не сможет Р, значит, субъект тоже выбрал Р, но Р не будет: смогу приехать = хочу и приеду; не смогу приехать = хочу, но не приеду по независящим от меня причинам (ср. неправильность примеров типа *смогу, но не захочу).

Итак, основным семантическим компонентом глаголов типа смочь/суметь является указание на наличие некоторых потенциальных препятствий и, как следствие, на необходимость приложения сверхнормативных усилий при реализации того или иного действия, что отличает данные глаголы от однокоренных НСВ-форм, сближая их с семантикой некоторых импликативных глаголов (таких, как удаться/получиться и пр.).

Семантическими характеристиками, однако, близость данных глагольных классов не ограничивается: так, смочь/суметь обладают теми же логическими свойствами, что и указанные импликативные предикаты, радикально отличаясь в этом отношении от собственно модальных мочь и уметь. Чтобы продемонстрировать сказанное, остановимся подробнее на рассмотрении импликативных свойств мочь, уметь и смочь, суметь, сделав предварительно некоторые необходимые замечания касательно используемых далее логических понятий, систем истинностных значений и логических свойств предикатов с сентенциальными актантами вообще.

2. Импликативные свойства предикатов с сентенциальными актантами и Чтобы определить импликативные типы интересующих нас глаголов, - а именно мочь, уметь, смочь, суметь, рассмотрим сначала вкратце некоторые вопросы общего характера.

Прежде всего, поскольку далее речь пойдет о логических свойствах, целесообразно определить понятия пресуппозиции и импликации (иначе говоря, следования), уже упоминавшиеся выше. Как известно, термин «пресуппозиция», пришедший в лингвистику из логики, используется в данных областях не совсем тождественно. Так, в работе [Van Fraassen 1968] логическая пресуппозиция определяется следующим образом: P имеет пресуппозицию Q тогда и только тогда, когда T(P) T (Q) и F(P) T(Q), где T(X) означает X истинно‘, а F(X) – X ложно‘. То есть, Q является пресуппозицией P в том случае, если Q верно всегда, когда P имеет истинностное значение.

Л. Карттунен [Karttunen 1973], беря за основу приведенное определение, предлагает его менее строгий вариант, формулируя определение пресуппозиции без обращения к истинностным значениям: P имеет пресуппозицию Q в том случае, если, когда утверждается, отрицается или спрашивается P, говорящий вынужден считать, что Q. Как правило, в лингвистических работах пресуппозиция понимается как раз в таком, менее строгом, смысле.

Вслед за Остином [Austin 1962], Карттунен предлагает также менее строгое по сравнению с логическим понятие импликации [Karttunen 1971; 1973]: P имплицирует Q тогда и только тогда, когда говорящий при утверждении P всегда обязан считать, что Q. Подробное объяснение использования такого толкования данного термина см., в частности, в [Karttunen 1971: 344] (в настоящей работе скажем лишь, что использование понятия импликации в строго логическом смысле неизбежно влекло бы необходимость признания высказываний Джону удалось решить задачу и Джон решил задачу тождественными, что, очевидно, не является верным).

Важной чертой приводимого Карттуненом понимания импликации является неприменимость к подобной импликации правила Modus Tollens (иначе говоря, закона контрапозиции, или правила обращения). То есть, если предложение John managed to kiss Mary имплицирует предложение John kissed Mary, то из отрицания последнего предложения - John didn‘t kiss Mary - вовсе не следует, что John didn‘t manage to kiss Mary, поскольку использование глагола manage привносит в высказывание некоторый дополнительный смысл, описанный выше, – что Джон предпринимал соответствующую попытку, в то время как в исходной фразе John didn‘t kiss Mary такого указания не содержится (ср. с рассматриваемым ниже выводом истинностного значения целого предложения по истинностному значению его части и истинностного значения части по истинностному значению целого).

Для обозначения импликации мы, вслед за Карттуненом, будем использовать знак : а b – значит «а имплицирует b» или «b следует из а».

Далее, важно отменить, что, говоря об импликативных свойствах модальных глаголов со значением возможности, мы, конечно, имеем в виду только алетические значения данных глаголов. Так, эпистемические значения указывают на мнение субъекта, а мнение, в отличие от знания, не характеризуется по параметру истинности. Что касается деонтических значений, то, как справедливо отмечается Т.В. Булыгиной и А.Д. Шмелевым, «деонтическая модальность с действительностью непосредственно не связана (поскольку реальный мир не входит в число релевантных для деонтической модальности «случаев»). Поэтому высказывания деонтической модальности не содержат импликатур относительно действительного положения дел» [1992: 147].

Еще ранее те же идеи были сформулированы в уже упоминавшейся работе [Karttunen 1973], где Л. Карттунен предлагает разделять все предикаты с сентенциальными актантами на три группы:

- первую группу составляют двойные импликативы (фактивные и импликативные глаголы), называемые так потому, что содержащие их предложения обладают импликациями как при утвердительной форме глагола, так и при отрицательной;

- вторую группу – простые импликативы (if-глаголы и only-if-глаголы по Карттунену), названные так потому, что содержащие их предложения обладают импликациями только в одном из двух контекстов: при утвердительной форме ядерного предиката в случае if-глаголов и при его отрицательной форме – в случае only-if-глаголов;

- в третью группу входят предикаты, не имеющие никаких импликаций по отношению к подчиненной предикации: к таковым, в частности, предлагается относить и все предикаты с деонтическим значением.

Наконец, описание логических свойств того или иного предиката в значительной степени зависит от выбора системы истинностных значений.

В логике существуют разные истинностные системы. В качестве примера можно привести системы из трех значений, включающие значения «истина», «ложь», «неопределенность» или «истина», «ложь», «абсурд», а также системы, состоящие из большего количества значений, - к примеру, семизначную систему (значениями которой являются истина, ложь, абсурд, неопределенность, неопределенность сильная, ложь сильная и истина сомнительная), описанную, в частности, в работе [Разлогова 1988].

Увеличение числа истинностных значений происходит за счет включения в рассмотрение истинностных значений пресуппозиций высказываний. Так, истинностное значение «истина» приписывается истинным высказываниям, имеющим, соответственно, истинные пресуппозиции. Значение «ложь» – ложным высказываниям, пресуппозиции которых истинны, значение «неопределенность» - ложным или истинным высказываниям с истинными пресуппозициями. К абсурдным относят высказывания, содержащие хотя бы одну ложную пресуппозицию. Дальнейшие значения получаются из комбинаций значений истины, лжи и неопределенности в тех случаях, когда пресуппозиции этих высказываний могут быть не выполнены.

Выбор той или иной системы истинностных значений зависит от целей конкретного исследования. Так, если объектом исследования являются высказывания с заведомо истинными пресуппозициями, достаточно ограничиться системой из трех значений - «истина», «ложь» и «неопределенность». Для анализа глаголов типа мочь/уметь/смочь/суметь достаточно как раз такой системы.

В уже упоминавшейся работе [Разлогова 1988] в подобной трехзначной системе предлагается выделять девять классов предикатов. Каждому предложению с истинным/ложным значением44 сопоставляется соответствующая пара истинностных значений зависимой от ядерного предиката пропозиции: к примеру, если истинному значению предложения соответствует истинное значение зависимой пропозиции и ложному значению предложения соответствует ложное значение зависимой пропозиции, то предикаты с таким Под истинным/ложным значением понимается в данном случае наличие/отсутствие отрицания при ядерном предикате.

типом логических зависимостей предлагается относить к классу 1 (именно для них Л. Карттунен в [Karttunen 1971] ввел термин импликативные предикаты);

если же истинному значению предложения соответствует ложное значение зависимой пропозиции и ложному значению предложения соответствует истинное значение подчиненной пропозиции, - такие предикаты предлагается относить к классу 2, и т.д. Для наглядности приведем указанную таблицу значений (интересующие нас в настоящей работе классы предикатов, на анализе которых мы далее остановимся подробнее, выделены жирным шрифтом):

предложения Номер класса В центре нашего внимания будут находиться, таким образом, первый и пятый классы, поскольку именно к ним, согласно Разлоговой, относятся рассматриваемые нами глаголы поля возможности. Так, первый класс, указанный в таблице, составляют, как было сказано, импликативные предикаты, такие как удалось Р, пришлось Р, решиться Р, рискнуть Р, справиться с Р, добиться Р и, в числе прочих, смочь Р и суметь Р. Глаголы же мочь и уметь, вместе с такими предикатами как быть способным Р, быть в состоянии Р, Р возможно Разлогова предлагает относить к пятому классу, куда входят предикаты, не дающие никаких импликаций в случае истинного значения всего предложения (т.е. в утвердительном предложении) и имеющие отрицательные импликации в отрицательном предложении (иными словами, мог Р = Р или не Р, а не мог Р = не Р).

Если отнесение предикатов типа смочь к первому классу сложностей почти не вызывает, то с предикатами из пятого класса все не так однозначно: в следующем разделе делается попытка продемонстрировать, что, во-первых, мочь и уметь не являются тождественными в отношении их логических свойств, вследствие чего отнесение данных глаголов к одному классу представляется не всегда корректным, и, во-вторых, что импликативные свойства данных глаголов варьируются в зависимости от ряда условий, вследствие чего отнесение каждого из этих глаголов к какому-либо одному классу представляется проблематичным.

Говоря об описании истинностных значений предложения, важно также отметить, что определение истинностных значений можно рассматривать с двух точек зрения [Разлогова 1988: 28]: так, можно определять истинностное значение части предложения, когда известно истинностное значение всего предложения (как в приведенной выше таблице), а можно определять истинностное значение всего предложения, когда известно истинностное значение части предложения. К примеру, если известно, что мальчик смог переплыть реку (целое), то истинностное значение части (мальчик переплыл реку) можно определить как истинное. Если же, напротив, известно, что мальчик переплыл реку истинно, то значение предложения мальчик смог переплыть реку можно тоже определить как истинное. Нас в данном случае будут интересовать случаи первого типа, то есть определение истинностных значений части предложения (пропозиций у Разлоговой) по истинностному значению всего предложения.

Говоря о логических свойствах предикатов, введем еще одно понятие – понятие импликативного типа, описанное Анной А. Зализняк в работе «О понятии импликативного типа (для глаголов с пропозициональным актантом)»

[Зализняк 1988] (где, как и у Разлоговой, выделяется девять классов глаголов в соответствии с их импликативными свойствами). В данной статье классы предикатов, дающих разные импликации, предлагается определять как разные импликативные типы предикатов. Под импликативным типом при этом понимается «пара, где v (ПП)+ - это истинностное значение подчиненной предикации (ПП) в утвердительном предложении, а v(ПП) - истинностное значение ПП в соответствующем отрицательном предложении.

Параметр истинности для ПП полагается при этом принимающим три значения: И – «истина», Л – «ложь» и – «нейтральность» (для случая, когда ПП не охарактеризована по параметру истинности)» [Зализняк 1988: 108-109].

Анализируя далее глаголы с зависимыми предикациями, мы, вслед за А.А.

Зализняк, также будем описывать их в терминах импликативных типов.

В указанной работе делается еще одно важное уточнение касательно понимания истинности: истинность определяется как «существование ситуации, описываемой ПП, к моменту, с которым соотносится действие главного глагола» [Зализняк 1988: 108-109]. Сходного понимания придерживается и И.Б. Шатуновский: «Возможное является возможным только до тех пор и в том случае, пока и если оно не стало действительным, и в этом смысле возможность и действительность в естественном языке исключают друг друга» [Шатуновский 1996: 179]. Иными словами, говоря, что «некто может сделать Р», мы при таком понимании считаем, что данное высказывание имеет импликацию Л, поскольку на момент его произнесения субъект еще не сделал Р.

Подобное представление, будучи, безусловно, справедливым, является, тем не менее, не единственно возможным. Так, высказывания типа Федя может дать нам денег (в алетическом смысле) нередко рассматриваются как имеющие значение, поскольку допускают как продолжение типа «может дать нам денег, но не захочет» (то есть не даст), так и продолжение типа «может дать нам денег завтра, так что можно больше ни у кого не просить» (то есть «завтра даст»). Иными словами, из Х может Р может следовать и Х сделает Р, и Х не сделает Р (в отличие от случая с отрицанием: Х не может Р всегда значит, что не Р, независимо от точки отсчета).

Различие указанных пониманий заключается во взгляде на временную точку, относительно которой подчиненная предикация рассматривается как реализованная или нет. Если в первом случае момент наличия некоторой возможности и момент ее реализации должны совпадать (что, с точки зрения Шатуновского, не представляется возможным), то при втором понимании такого требования нет: важно лишь, может ли действие, называемое в подчиненной предикации, реализоваться в какой-либо момент времени или нет.

Ясно, что в зависимости от выбора той или иной позиции логические свойства одного и того же предложения можно охарактеризовать по-разному.

Так, если в работе [Зализняк 1988], где истинность зависимой предикации соотносится с ее реализованностью к моменту, с которым соотносится мочь, данный глагол предлагается относить к типу Л – Л, то в работе [Разлогова 1988], где истинность подчиненной предикации не привязана к конкретному моменту, мочь относится к классу – Л (реальная картина, как будет показано ниже, несколько сложнее).

В этой связи постараемся далее делать соответствующие оговорки касательно контекстов, где выбор точки отсчета имеет принципиальное значение. Будем говорить при этом, что в случае первого понимания речь идет об актуальных импликациях (то есть соотносящихся с конкретным, актуальным моментом времени), а в случае второго – о потенциальных импликациях (не привязанных к какому-либо конкретному моменту). Как будет показано ниже касательно мочь, об актуальных импликациях можно говорить только в случае, когда речь идет об актуальной возможности, о потенциальных импликациях – в случае возможности узуального характера.

На основе сказанного постараемся теперь определить импликативные типы глаголов поля возможности.

3. Импликативные типы НСВ-форм глаголов поля возможности Говоря об импликативных свойствах глаголов поля возможности, мы будем далее рассматривать главным образом материал русского языка, поскольку, с одной стороны, такого анализа вполне достаточно для создания общей картины о соотношении импликативных типов мочь, уметь, смочь и суметь, с другой стороны, в каждом языке данные формы обладают своей спецификой, анализ которой, безусловно, представляет интерес, но является темой для отдельного исследования.

Начнем рассмотрение с импликативных типов глаголов НСВ – то есть с собственно модальных глаголов возможности мочь и уметь. Как уже отмечалось, в отношении своих логических свойств данные глаголы устроены намного сложнее СВ-форм. Так, славянские глаголы типа русских мочь и уметь едва ли можно однозначно отнести к какому-либо одному из типов или классов, выделяемых в рассмотренных выше работах, поскольку импликации предложений, содержащих данные глаголы, варьируются в зависимости от ряда факторов (заметим, кстати, что английские аналоги can и be able Л.

Карттунен [Karttunen 1971] тоже относил к классу предикатов, которые в некоторых контекстах обладают свойством импликативности, а в некоторых - нет).

Проанализируем ряд высказываний с мочь (для полноты картины приведем примеры как с мочь в прошедшем времени, так и с мочь в форме настоящего времени, хотя, как кажется исходя из приводимых примеров, темпоральная форма мочь в данном случае не является релевантной, т.е. на импликативные свойства модального предиката не влияет):

(1) Он мог целыми днями ходить по берегу реки и наслаждаться тишиной, (1а) Он может целыми днями ходить по берегу реки и наслаждаться тишиной, (2) Он мог пойти в театр, (2а) Он может пойти в театр, (3) Он не мог целыми днями ходить по берегу реки и наслаждаться тишиной, (3а) Он не может целыми днями ходить по берегу реки и наслаждаться тишиной, (4) Он не мог пойти в театр, (4а) Он не может пойти в театр.

В примерах из (1) и (3), где глаголы зависимых предикаций в форме НСВ, мочь ведет себя как глагол импликативного типа – Л (если характеризовать его с точки зрения потенциальных импликаций), то есть в утвердительной совершении/несовершении действия, на возможность осуществления которого указывает, а в отрицательной форме указывает на нереализованность указанной возможности. Ср. возможные продолжения приведенных предложений:

предложения без отрицания:

(1) Он мог целыми днями ходить по берегу реки и наслаждаться тишиной, чему несказанно радовался (следовательно, ходил, то есть использовал данную возможность), (1а) Он может целыми днями ходить по берегу реки и наслаждаться тишиной, чему несказанно радуется (значит, видимо, ходит, то есть использует данную возможность), (1) Он мог целыми днями ходить по берегу реки и наслаждаться тишиной, но по привычке большую часть времени проводил в работе (следовательно, не ходил целыми днями, то есть не использовал данную возможность), (1а) Он может целыми днями ходить по берегу реки и наслаждаться тишиной, но по привычке большую часть времени проводит в работе (следовательно, не ходит целыми днями, то есть не использует данную возможность), предложения с отрицанием:

(3) Он не мог целыми днями ходить по берегу реки и наслаждаться тишиной, потому что все время много работал (следовательно, не ходил и не наслаждался), (3а) Он не может целыми днями ходить по берегу реки и наслаждаться тишиной, потому что все время много работает (следовательно, не ходит и не наслаждается).

Заметим, что мочь в данном случае ведет себя как глагол импликативного типа – Л даже в том случае, когда речь идет об актуальных импликациях (поскольку имел возможность ходить и ходил в приведенных примерах относятся, очевидно, к одному временному интервалу), что на первый взгляд противоречит идее И.Б. Шатуновского о том, что возможность и действительность взаимоисключают друг друга. На самом деле, однако, противоречия не возникает, если внести некоторые уточнения касательно семантики мочь в соответствующих контекстах: так, если речь идет о мочь, выражающем актуальную возможность, утверждение И.Б. Шатуновского истинно, поскольку, действительно, странно описывать одну и ту же ситуацию как «Х может гулять» и «Х гуляет» (если Х при этом не гуляет, второе утверждение ложно; если гуляет, - первое выглядит странно в силу его неполной информативности). В данном случае, однако, мочь называет возможность, которой субъект обладает не только в некоторый точечный момент, но и в течение некоторого продолжительного промежутка времени, и в этом случае действительность и возможность не обязаны исключать друг друга: смысл соответствующих высказываний будет при этом такой, что «Х в течение некоторого промежутка времени обладал определенной возможностью и время от времени ее реализовывал».

В примерах из (2) и (4), где глаголы зависимых предикаций в форме СВ, мочь можно отнести к импликативному типу Л – Л, если рассматривать его в отношении актуальных импликаций:

(2) Он мог пойти в театр (в алетическом смысле) – значит, вероятно, к моменту, с которым соотносится мочь, еще не пошел, (2а) Он может пойти в театр – значит, сейчас еще не идет, (4) Он не мог пойти в театр – следовательно, не пошел, (4а) Он не может пойти в театр – следовательно, не пойдет, и типу – Л, если рассматривать его с точки зрения потенциальных импликаций, поскольку предложения типа (2) могут иметь такие продолжения:

(2) Он мог поехать и поехал, несмотря на протесты жены, (2) Он мог поехать, но не поехал из-за жены, то есть использование мочь в подобных контекстах не исключает дальнейшую реализацию названной возможности, просто момент наличия возможности, обозначенный мочь, и момент реализации этой возможности как бы разнесены по времени. Другое дело, что на практике предложения типа (2) встречаются довольно редко – как правило, в контекстах, где подчеркивается реализация некоторой возможности вопреки каким-либо условиям (в данном случае – вопреки протестам жены). При отсутствии подобного контекста такие предложения в нормальном случае все-таки понимаются как имеющие отрицательную импликацию, то есть высказывание Он мог пойти в театр (в алетическом смысле) будет скорее интерпретировано адресатом как то, что некто не пошел в театр, что можно объяснить, прибегнув к максиме количества Грайса [Grice 1975]. Согласно данной максиме, высказывания говорящего должны быть не менее и не более информативны, чем это необходимо, поэтому если говорящий сообщает, что некто мог сделать нечто, логично предположить, что говорящий не может сделать более «сильное» утверждение, что некто сделал нечто, которое было бы более информативно (аналогичное объяснение Л. Карттунен использует для объяснения импликативных свойств английского глагола try в примерах типа John tried to solve the problem).

Таким образом, если рассматривать мочь с точки зрения потенциальных импликаций, можно считать его глаголом типа – Л как при сочетании с инфинитивами НСВ, так и при сочетании с инфинитивами СВ; если же рассматривать мочь в отношении актуальных импликаций, можно отнести его к типу Л – Л при сочетании с инфинитивами СВ и, при сочетании с инфинитивами НСВ, либо к типу – Л (если речь идет о существовании возможности в течение некоторого продолжительного промежутка времени), либо к типу Л – Л (если возможность соотносится с некоторым точечным моментом).

Рассмотрим теперь импликативные свойства глаголов типа уметь. Как было показано выше, в классификации Е.Э. Разлоговой уметь предлагается включать в ту же группу глаголов, что и мочь (тип пять), однако, как нам кажется, импликативные свойства уметь существенно отличаются от описанных выше свойств мочь, что связано как с его логическими особенностями, так и с семантической спецификой, обусловленной наличием у уметь разных значений.

В современном русском языке для уметь характерно прежде всего узуальное употребление - использование уметь в значении актуальной возможности (как в примерах (13), взятых из литературы XIX века) для современного языка не типично:

(13) Ничего не умел сказать на это Андрий (Н.В. Гоголь «Миргород» (1835–1841)), Когда я рассказывал о Лопухове, то затруднялся обособить его от его задушевного приятеля и не умел сказать о нем почти ничего такого, чего не надобно было бы повторить и о Кирсанове (Н.Г. Чернышевский «Что делать?» (1863)), Михайлов волновался, но не умел ничего сказать в защиту своей мысли (Л.Н. Толстой «Анна Каренина» (1878)).

Мы не проводили анализа других славянских языков на предмет наличия у соответствующих глаголов с семантикой умения не только узуальных, но и актуальных употреблений, поскольку использование подобных глаголов в актуальном смысле не отличается, как кажется, с точки зрения импликативных свойств от аналогичного использования глаголов типа мочь. Наибольший интерес представляет именно узуальное использование данных глаголов, являющееся, без сомнения, для глаголов умения наиболее типичным и определяющее специфику их логических свойств.

Заметим, что высказывания с узуальным уметь могут обладать только потенциальными импликациями, поскольку об актуальных импликациях целесообразно говорить только в отношении актуальной возможности, ибо узуальная возможность называет лишь некоторое свойство субъекта, ничего не говоря о его реализованности, выраженности в какой-либо конкретной ситуации. Иными словами, характеристика уметь в отношении его логических свойств может быть основана только на потенциальных импликациях, что, собственно, и продемонстрировано в работе Е.Э. Разлоговой.

Правда, и с характеристикой уметь в отношении потенциальных импликаций существуют определенные сложности. Ср. две группы примеров с мочь и с уметь:

(а) Х может петь Х поет или Х не поет, (б) Х умеет петь Х поет или Х не поет, но То есть, из утвердительных предложений с уметь и с мочь (в смысле узуальной внутренней алетической возможности) может следовать как то, что Х поет, так и то, что Х не поет; следствия же отрицательных предложений с данными глаголами различаются: так, если Х не может петь, логичным следствием будет, что Х не поет (в противном случае утверждение не может будет неверным), однако если мы говорим, что Х не умеет петь, из этого, вообще говоря, не следует, что Х не будет петь.

Заметим, что подобная несимметричность характерна не для всех случаев:

если сопоставить пару высказываний некто не умеет петь/некто поет с парой высказываний некто не умеет плавать/некто плавает, очевидно, что в первом случае противоречия может не быть, а во втором - есть.

Видимо, это связано с тем, что в зависимости от действия, называемого инфинитивом, уметь может выражать несколько разные смыслы: так, если некто не умеет плавать, подразумевается, что он в принципе не способен плыть, так как начинает тонуть. Если же некто не умеет рисовать, из этого не следует, что некто не может сесть и начать рисовать – данный процесс будет являться рисованием, и, очевидно, какой-то результат будет достигнут, но при отсутствии у субъекта умения рисовать предполагается, что результат этот будет неудовлетворительным (аналогично – в случае приведенного примера с пением).

То есть, в зависимости от того, с каким предикатом сочетается уметь, данный глагол может обозначать либо способность субъекта в принципе осуществлять указанное действие (не важно, хорошо или плохо) – уметь1, либо способность субъекта хорошо справляться с теми или иными задачами – уметь2. Соответственно, в предложении Федя умеет плавать речь идет о первом из данных значений – об умении-способности, а в предложении Федя умеет петь – о втором значении, назовем его умением-талантом. В большинстве случаев уметь будет выражать значение умения-способности тогда, когда зависимыми предикатами будут являться предикаты, называющие действия, осуществление которых требует наличия у субъекта каких бы то ни было особых навыков, способностей. В качестве примера таких действий можно привести плавание, езду на велосипеде, решение дифференциальных уравнений, владение иностранным языком и под. Так, если некто не умеет плавать, ездить на велосипеде, решать дифференциальные уравнения или говорить по-китайски, едва ли в какой-то ситуации можно сказать, что данный некто плывет, едет на велосипеде, успешно решает дифференциальные уравнения или разговаривает по-китайски. В то же время, если некто не умеет петь или рисовать, вполне возможна ситуация, когда некто осуществляет названные действия:

(14) Я не могу слушать, как он поет, - он совершенно не умеет петь!, — Голос хороший, — ответил Аратов, — но она петь еще не умеет, настоящей школы нет (И.C. Тургенев «Клара Милич»).

Очевидно, такая ситуация возможна вследствие того, что осуществление подобных действий само по себе не требует специальных навыков – наличие или отсутствие оных влияет только на качество, на результат действия, но не на возможность его осуществления как таковую. Поэтому из того факта, что некто не умеет что-то делать, например, петь, в таких случаях не следует, что некто не может петь в какой-то момент.

Конечно, провести жесткую границу между уметь1 и уметь2 на практике весьма затруднительно, поскольку далеко не про каждое действие можно однозначно сказать, относится ли оно к первому из выделенных классов или ко второму (так, умение рубить дрова определенно требует некоторых специальных навыков, однако если некто не умеет рубить дрова, это не значит, что он в какой-то момент не будет этим заниматься).

Тем не менее, несмотря на размытость границы между выделенными значениями, указанное различие определенно представляет интерес, поскольку влияет на логические свойства глагола уметь. Так, при выражении глаголом уметь значения умения-способности уметь, действительно, можно отнести к пятому классу Разлоговой (тип – Л): то есть, при выражении данного значения можно говорить о неопределенном истинностном значении пропозиции при истинности всего предложения и о ложности пропозиции при ложности предложения. Так, если мы говорим, что мальчик умеет плавать, пропозиция мальчик плавает может быть как истинной, так и ложной. В то же время, если мы говорим, что мальчик не умеет плавать, пропозиция мальчик плавает может быть только ложной (истинное значение пропозиции свидетельствовало бы о том, что мальчик обладает-таки данным умением).

В то же время, при выражении уметь значения умения-таланта уметь стоит скорее отнести к седьмому классу (тип - ), содержащему предикаты, получающие неопределенное значение пропозиций как при истинном значении предложения, так и при его ложном значении. Так, предложение мальчик умеет петь (как и в случае мальчик умеет плавать) ничего не говорит о том, поет мальчик или нет. В то же время (в отличие от случая мальчик не умеет плавать), из предложения мальчик не умеет петь также нельзя однозначно сделать истинный или ложный вывод о том, поет мальчик или нет, и пропозиция мальчик поет имеет, таким образом, неопределенное значение.

Заметим, что если анализировать контексты с глаголом уметь с точки зрения определения истинностного значения целого предложения по истинностному значению его части, классы двух выделенных уметь тоже будут различаться:

уметь Мальчик плавает. Мальчик умеет плавать. (Истина) Мальчик не плавает. Мальчик умеет плавать или не умеет плавать. ( – неопределенность) уметь Мальчик поет. Мальчик умеет петь или не умеет петь. ( – неопределенность) Мальчик не поет. Мальчик умеет петь или не умеет петь. ( – неопределенность) 4. Импликативные типы СВ-форм глаголов поля возможности На фоне определения импликативных типов глаголов НСВ мочь и уметь характеристика импликативных свойств СВ-форм смочь и суметь кажется намного более простой. Действительно, по сравнению с НСВ-формами поведение данных глаголов, относимых, как было показано, к группе импликативных предикатов, не отличается таким многообразием. Тем не менее, импликативные характеристики смочь и суметь тождественны характеристикам собственно импликативных предикатов не во всех контекстах.

Итак, рассмотрим сначала подробнее группу импликативных глаголов, к которой принято относить интересующие нас СВ-формы, после чего постараемся показать некоторые отличия данных форм от предикатов импликативной группы.

Прототипические импликативы удаться и получиться являются глаголами типа И – Л, то есть в утвердительной форме в главной предикации указывают на реализованность возможности, называемой в зависимой предикации, а в отрицательной форме – на ее нереализованность. Заметим при этом, что ни видовая форма зависимых инфинитивов, ни изменение видо-временных форм указанных импликативов не меняют в данном случае импликативный тип глагола:

(1а) (а) Мне удалось выиграть приз.

(б) Мне удалось выигрывать призы.

(в) Мне удастся выиграть приз.

(г) Мне удастся выигрывать призы. Я выиграл/выигрывал/ (б) Мне удавалось выигрывать призы. приз/призы.

(в) Мне удается выиграть приз.

(г) Мне удается выигрывать призы.

(2а) (а) Мне не удалось выиграть приз.

(б) Мне не удалось выигрывать призы.

(в) Мне не удастся выиграть приз.

(г) Мне не удастся выигрывать призы. Я не выиграл/выигрывал/ (а) Мне не удавалось выиграть приз. буду выигрывать (б) Мне не удавалось выигрывать призы. приз/призы.

(в) Мне не удается выиграть приз.

(г) Мне не удается выигрывать призы.

Поскольку в случае смочь/суметь мы имеем дело только с СВ-формами (о сопоставлении мочь и уметь с приведенными импликативными предикатами речь не идет в силу их очевидных различий, следующих из анализа импликативных свойств данных НСВ-глаголов), нас будут интересовать группы примеров типа (1а) и (2а). Рассмотрим сначала функционирование смочь/суметь в примерах типа (а) и (б) – то есть в высказываниях, где данные глаголы используется в форме прошедшего времени:

(3) (а) Я смог/сумел выиграть приз.

(б) Я смог/сумел выигрывать призы. Я выиграл приз/выигрывал призы.

(4) Как видно, смочь и суметь обладают в подобных примерах теми же импликативными свойствами, что и импликативные глаголы, и выступают, фактически, не как модальные, поскольку указывают не на наличие или отсутствие возможности реализации какого-либо действия, а на саму реализацию/нереализацию:

(15) Они отправились получать оружие, и Совримович, используя знакомства и недавнюю службу в штабе, сумел добиться новеньких магазинных винтовок "пиподи-мартини" (Б.

Васильев «Были и небыли») (= добился).

Тем не менее, смочь и суметь тождественны импликативным предикатам не во всех контекстах. Так, рассмотрим примеры, аналогичные (в) и (г) из пунктов (1а) и (2а), то есть контексты, где смочь и суметь используются в форме не-прошедшего времени. Поскольку свойства смочь и суметь, как кажется, несколько различаются в подобных высказываниях, проанализируем данные глаголы отдельно – сначала смочь, далее – суметь:

(3) (4) (в) Я не смогу выиграть приз.

(г) Я не смогу выигрывать призы. Я не выиграю приз/не буду выигрывать призы.

В примерах с отрицанием смочь, как и в форме прошедшего времени, дает отрицательные импликации независимо от вида инфинитива в подчиненной предикации. В утвердительных же предложениях импликативное поведение смочь варьируется в зависимости от вида зависимого глагола.

Так, при СВ-инфинитиве (в примерах типа (3-в)) предложение имеет положительную импликацию (как и в случае со смочь в форме прошедшего времени) – странно было бы сказать Я смогу выиграть этот приз, но не выиграю или (чтобы привести пример с контролируемым предикатом) Я смогу вам помочь, но не помогу, поскольку смогу, согласно Шатуновскому, уже содержит в качестве пресуппозиции, что субъект выбрал Р. Ср. для наглядности с толкованием И.Б. Шатуновским смочь в форме прошедшего времени, где данный глагол определяется как обозначающий «актуальную «цепочку» положений вещей, сменяющих друг друга… Эта «цепочка»

представляет собой актуализированное звено, выхваченное из значения может145: С (субъект) может1 Р = „Если С выбирает / выберет Р, то Р (= „…то Р имеет / будет иметь место) С смог Р = „С выбрал Р, и Р (= „…Р имеет / имело место)» [Шатуновский 1996: 211]. Коммуникативным фокусом подобных предложений со смочь является компонент «иметь место», а то, что субъект выбрал Р, относится к пресуппозиции. Иначе говоря, если субъект смог/не смог Р, это значит, что субъект в любом случае выбрал Р, но в случае смог еще и реализовал Р, а в случае не смог – не реализовал. Аналогичные рассуждения объясняют странность примеров со смочь в форме будущего времени типа я смогу сделать Р, но не сделаю, поскольку подобные высказывания, как и высказывания со смочь в прошедшем времени, тоже содержат пресуппозицию «субъект выбрал Р».

В случае же, когда зависимый инфинитив имеет форму НСВ (как в примерах типа (3-г)), подобная пресуппозиция, как кажется, снимается, вследствие чего речь может идти о самом факте наличия некоторой возможности без указания на обязательность ее реализации – то есть, смочь в подобном контексте теряет импликацию реализованности. Ср., в частности, пример, приводимый Т.В. Булыгиной и А.Д. Шмелевым в [Булыгина, Шмелев 1990]: «Если я стану доктором, то смогу выписывать книги из-за границы. – А будешь? – Не важно, существенно, что у меня будет эта возможность».

Из высказывания типа я смогу делать Р может, таким образом, следовать как то, что субъект намеревается осуществлять Р, так и то, что осуществление Р не входит в намерения субъекта, что и иллюстрирует данный пример. Иными словами, смочь в подобных контекстах выступает как глагол импликативного типа – Л (конечно, при условии, что момент потенциальной реализации действия может не совпадать с моментом наличия возможности), а не И – Л, как при функционировании в форме прошедшего времени, что сближает его с НСВ-парой мочь.

Под может1 в цитируемой работе понимается мочь в значении алетической возможности в контекстах, где зависимый от мочь предикат называет контролируемое действие, то есть когда субъект может Р означает, что если субъект хочет осуществить Р, он осуществит Р (что И.Б. Шатуновский соотносит также с определением глагола can в работе А. Вежбицкой [Wierzbicka 1987: 28] как X can do it = I say: if X wants to do it X will do it).

Действительно, если в высказываниях, где смочь функционирует как глагол импликативного типа И – Л, наиболее близкой по смыслу заменой данного глагола являются импликативы типа удаться/получиться (примеры (16)), то в случаях, когда смочь функционирует как глагол типа – Л, наиболее адекватной заменой будут предикаты мочь/иметь возможность (примеры (17)):

(16) Это насильственное утреннее бодрствование с шести часов, когда еще так ленив от сна мозг, и постылым кажется весь мир, и загубленной вся жизнь, и воздуха в камере ни глоточка, особенно нелепо для тех, кто ночью был на допросе и только недавно смог заснуть (А. Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ») (= и кому только недавно удалось заснуть);

… и, только сделав несколько судорожных глотательных движений, привалившись белой щекой к подушке, он еле смог закончить фразу… (М. Шолохов «Поднятая целина») (= ему еле удалось); …и унять его говорливость, научить его молчанию не смог даже сам пастор Абель… (Н.С. Лесков «Островитяне») (= не удалось даже пастору); Дисмас напрягся, но шевельнуться не смог, руки его в трех местах на перекладине держали веревочные кольца (М. Булгаков «Мастер и Маргарита») (= шевельнуться ему не удалось); Я улыбался, что хочу и может быть еще смогу чуть подправить российскую нашу жизнь (А. Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ») (= что мне, может быть, еще удастся), (17) Как это чудесно, что я теперь смогу получать от всех письма! (Ю. Даниэль «Письма из заключения») (= у меня будет возможность); Во-первых, неизвестно, смогу ли я получать бандероли… (там же) (= будет ли у меня возможность).

То есть, в тех случаях, когда смочь функционирует как глагол типа – Л, он, фактически, является модальным и представляет собой видовую пару к мочь, указывая на наличие или отсутствие некоторой возможности в будущем.

Как видно из сказанного, мы в данном случае определили круг использования подобного смочь (типа – Л) довольно формально – отнеся к таким контекстам сочетания смочь в форме не-прошедшего времени с инфинитивами НСВ. Тем не менее, необходимо сделать также несколько замечаний семантического характера касательно данных случаев, некоторые из которых также вносят определенные ограничения на подобное модальное использование смочь.

Прежде всего, отметим, что в примерах из (17), где смочь сочетается с инфинитивами НСВ и функционирует как видовая пара мочь, речь идет о внешней возможности, что, вероятно, и делает невозможной замену смочь на удаться/получиться в таких контекстах, поскольку подобные импликативы, как было показано на примере анализа Л. Карттуненом английского manage, связывают успешную реализацию называемого действия с умениями и мастерством субъекта, что в случае внешней возможности не является релевантным. В аналогичном примере, где речь пойдет о внутренней возможности (скажем, после этих тренировок я смогу поднимать стокилограммовые гири), импликативные свойства смочь останутся такими же - – Л (так как, возможно, субъект и не будет реализовывать полученные на тренировках навыки подобным образом), однако замена на импликативный глагол будет более уместна (у меня будет получаться поднимать гири).

Кроме того, важную роль в таких контекстах играет наличие/отсутствие в компонентной структуре смыслового глагола компонента контролируемости:

когда речь идет о действиях, контролируемых субъектом не полностью, мочь и смочь различаются только временной отнесенностью (что иллюстрируют примеры из (17) и (3-г)); в ситуациях же, когда действие полностью контролируется субъектом, смочь сохраняет презумпцию сделанного субъектом выбора и при сочетании с НСВ-инфинитивами. Оба глагола - и мочь, и смочь - указывают в этом случае на возможность совершения данного действия, однако если мочь не дает никакой информации о намерениях субъекта, то смочь может выражать также его намерение совершить называемое действие: Теперь я смогу приезжать к вам чаще – следовательно, буду приезжать, едва ли возможна фраза типа Теперь я смогу приезжать к вам чаще, но не буду.

О подобном различии мочь и смочь пишут Т.В. Булыгина и А.Д. Шмелев [1990], говоря о различии между активной возможностью (которая реализуется в результате целенаправленных действий) и пассивной возможностью (когда действие неконтролируемо). Булыгина и Шмелев отмечают, что в русском языке есть показатели, пригодные только для выражения активной возможности, в числе которых называют и глагол смочь.

Действительно, в большинстве случаев использования смочь речь идет именно о такой активной возможности, исключением являются, видимо, контексты, где данный глагол выражает значение внешней возможности (примеры из (17)), поскольку внешняя возможность не подразумевает какого-либо контроля со стороны субъекта действия.

К показателям актуальной возможности относится, видимо, и глагол суметь, который, в отличие от смочь, своего импликативного типа не меняет и, употребляясь в форме не-прошедшего времени, дает те же импликации, что и в форме прошедшего времени (импликативный тип И - Л), независимо от вида инфинитива подчиненной предикации (см. примеры из (18), где присутствуют как инфинитивы СВ, так и инфинитивы НСВ; заметим, правда, что примеры сочетания суметь с последними весьма немногочисленны):

(18) Ну что ж, мы сумеем достойно умереть (= умрем), …Англия не замедлит прислать на Балтику свою мощную эскадру, которая доломает все то, что не сумеют сломать шведы (В. Пикуль «Фаворит») (= не сломают), …я везде найду свою нишу, приспособлюсь и даже удовольствие сумею получать (Интернет, форум) (= буду получать).

Подобная разница в значениях смочь и суметь возникает, видимо, из-за того, что смочь, в отличие от суметь, выражает как внутреннюю, так и внешнюю возможности, в то время как для суметь выражение внешней возможности менее типично – такие употребления данного глагола являются довольно редкими и разговорными. Так, в толковом словаре Д.Н. Ушакова [2005] для суметь приводится следующее толкование: «суметь – 1. оказаться достаточно умелым, способным для чего-нибудь, найтись. Хотела схоронить свою досаду, не сумела. Грибоедов... 2. Употребляется неправильно вместо смочь (простореч., нов.). Вчера он не сумел поехать». Используясь в формах не-прошедшего времени, суметь, вследствие этого, обладает меньшим количеством значений по сравнению со смочь и не теряет пресуппозиции того, что субъект уже «выбрал» называемое действие, иными словами, из сумею приехать/приезжать следует приеду/буду приезжать. С глаголами, называющими действия, реализация которых не зависит от воли субъекта, суметь, соответственно, практически не сочетается.

В заключение скажем несколько слов про контексты, где различия между мочь, смочь и суметь ослабляются и, в некоторых случаях, нейтрализуются.

Оговоримся сразу, что подробный анализ всех контекстов такого типа не входит в цели нашего рассмотрения (он приводится, в частности, в [Шатуновский 1996: 215]) – для анализа логических свойств рассматриваемых глаголов достаточно рассмотреть нейтрализацию их значений на примере какого-нибудь одного случая.

Так, нейтрализация различий в значениях глаголов мочь и смочь/суметь возможна в ситуации, когда сам контекст указывает на реализованность/ нереализованность действия: Я счастлив, что мог/смог оказаться Вам полезным, где главное предложение я счастлив (а также я рад, слава Богу и прочие указания на отношение говорящего к рассматриваемому действию) указывает на реализованность действия, называемого в зависимом. В подобном контексте (то есть в зависимых предложениях при главных предложениях, содержащих оценочные суждения) прошедшего времени с отрицанием аналогичной нейтрализации не происходит: в предложении Жаль, что не мог/смог/сумел помочь Вам при употреблении мочь речь идет скорее об отсутствии возможности помочь, в то время как при употреблении смочь/суметь – о наличии такой возможности, реализовать которую, тем не менее, не удалось.

В контекстах настоящего/будущего времени (как при наличии отрицания, так и при его отсутствии) различия значений мочь и смочь нейтрализуются, выбор мочь или смочь влечет лишь изменение временной локализации: Я счастлив, что могу/смогу оказаться Вам полезным / Жаль, что не могу/смогу оказаться Вам полезным. Вследствие более узкой семантики суметь, его использование в подобном контексте будет возможно, как кажется, не в любой коммуникативной ситуации, а главным образом тогда, когда возможность субъекта помочь будет зависеть не от каких-либо внешних факторов, а от свойств и возможностей самого субъекта.

Настоящая глава была посвящена сопоставлению модальных глаголов НСВ поля возможности с образованными от них СВ-формами, а также описанию немодальной специфики данных форм, которые появились в славянских языках существенно позже НСВ-глаголов и в большинстве контекстов модальными не являются, сближаясь по своей семантике и логическим свойствам с импликативными предикатами типа русских удаться/получиться.

Область функционирования мочь, уметь, смочь и суметь можно определить следующим образом. Мочь является ядерным предикатом поля возможности, выражая как алетические значения (актуальные и узуальные), так и значения эпистемической и деонтической возможностей. Уметь, смочь и суметь обладают более узкой семантикой: так, основным значением уметь является значение алетической внутренней узуальной возможности. СВ-форма уметь – суметь существенно отличается от своего НСВ коррелята и является более близкой к смочь, нежели к уметь. И смочь, и суметь имеют тенденцию к употреблению в актуальном значении и, кроме того, в большинстве случаев указывают не на наличие/отсутствие некоторой возможности, а на ее реализацию/нереализацию: пресуппозиции данных глаголов предполагают, что субъект уже выбрал некоторое Р, вследствие чего в фокусе внимания находится указание на то, реализовалось данное Р или нет.

Основной функцией смочь и суметь является, таким образом, указание на то, что осуществление действия, называемого зависимой предикацией, сопряжено для субъекта с определенными трудностями, что обуславливает наличие в их компонентной структуре семы сверхнормативного приложения усилий, затрудняющей использование данных глаголов для выражения значения пассивной возможности.

Указанные семантические различия определяют и существующую разницу в логических свойствах рассматриваемых глаголов. При описании данных свойств важно учитывать как выбор системы истинностных значений, так и точку отсчета, относительно которой высказывания, содержащие эти глаголы, будут иметь те или иные импликативные значения. В зависимости от того, совпадает ли данная точка с моментом, с которым соотносится соответствующий ядерный глагол, можно говорить либо об актуальных импликациях – когда момент реализации называемого в зависимой предикации действия совпадает с моментом, с которым соотносится ядерный глагол (такие импликации релевантны в случае, когда речь идет об актуальных значениях), либо о потенциальных - когда момент реализации называемого в зависимой предикации действия может не совпадать с моментом, с которым соотносится ядерный глагол (о таком типе импликации речь, как правило, идет в случае, когда предикат называет некоторое узуальное свойство). Так, уметь целесообразно рассматривать с точки зрения потенциальных импликаций, смочь/суметь – с точки зрения актуальных, мочь – в отношении импликаций обоих типов.

Анализируемые глаголы обладают следующими импликативными свойствами. Мочь, в зависимости от контекста и типа импликаций, может функционировать либо как глагол импликативного типа – Л, либо – как глагол импликативного типа Л – Л. Импликативные типы уметь, характеризуемого только в отношении потенциальных импликаций, варьируются в зависимости от значения, выражаемого данным глаголом в том или ином контексте: так, уметь1, выражающий значение умения-способности, можно отнести к импликативному типу – Л, а уметь2, выражающий значение умения-таланта, - к типу –. Глагол смочь в большинстве контекстов ведет себя как импликативный глагол типа И – Л – к этому типу и предлагается относить смочь в ряде приведенных выше работ. Тем не менее, смочь обладает свойством импликативности не во всех контекстах, функционируя в ряде случаев как видовая пара мочь и являясь, таким образом, модальным глаголом типа – Л, указывающим не на реализованность той или иной возможности, а на ее наличие. Модальное функционирование смочь возможно, в частности, в контекстах, где смочь используется в форме непрошедшего времени и сочетается с инфинитивами НСВ (характерно, что в большинстве контекстов с модальным смочь речь идет не о внутренней, а о внешней возможности, где со смочь снимается презумпция сделанного субъектом выбора). В отличие от смочь, суметь, как кажется, является импликативным глаголом типа И – Л во всех контекстах, поскольку снятия презумпции выбора при использовании данного глагола не происходит.

Таким образом, смочь и суметь существенно отличаются от собственно модальных глаголов НСВ в отношении семантики, компонентной структуры и логических свойств. Тем не менее, если суметь является импликативным глаголом во всех контекстах, то смочь в описанных выше случаях допускает также модальное употребление, теряя свойства импликативности.

В заключение заметим, что в настоящей работе мы ограничились описанием импликативных свойств рассматриваемых глаголов, однако почти ничего не сказали о специфике класса импликативных предикатов, поскольку, вопервых, описание подобной специфики не входило в цели нашего исследования, а во-вторых, данная проблематика уже получила широкое рассмотрение в лингвистических работах – назовем хотя бы [Karttunen 1971], где поводится анализ функционирования импликативных предикатов в контекстах двойного отрицания, вопросах, императивах (в тех случаях, где импликативный глагол допускает императивное употребление), контекстах, когда импликативный глагол является сентенциальным дополнением при модальном предикате, и пр.

Немодальные значения модальных предикатов при опущении инфинитива смыслового глагола: выражение глаголами возможности I. Типы случаев опущения инфинитива при модальных предикатах В центре внимания настоящей главы находятся случаи, когда модальные глаголы поля возможности теряют модальный смысл и используются для выражения некоторых значений поля знания, присоединяя не глагольные формы (инфинитивы или эквивалентные им формы в ряде языков южнославянской группы), как при выражении модальных значений, а прямые именные дополнения. Прежде чем перейти к обсуждению данного вопроса представляется необходимым, однако, сделать несколько замечаний общего характера касательно разных случаев опущения инфинитива при модальных предикатах и определить на этом фоне специфику интересующих нас конструкций.

В связи с указанной проблематикой отметим, прежде всего, такие характеристики данных конструкций как степень демодализации модального предиката при опущении инфинитива смыслового глагола, время возникновения у того или иного предиката подобных употреблений (в соответствии с которым можно говорить о домодальных и постмодальных значениях данных предикатов), а также тип опускаемого инфинитива и его влияние на степень демодализации модального предиката. Отметим, что сделанные далее замечания демонстрируют лишь некоторые общие тенденции и не претендуют на полноту изложения, представляя собой интересный предмет для дальнейшего исследования.

Как известно, в некоторых контекстах модальные предикаты присоединяют не инфинитивные формы смысловых глаголов (оговорившись выше, то речь далее идет не только об инфинитивах, но и о заменяющих их формах в тех языках, где морфологические инфинитивы отсутствуют, будем далее говорить только о сочетаниях модальных предикатов с инфинитивами, подразумевая также и подобные не-инфинитивные формы), а существительные с предметным значением, причем в подобных случаях данные предикаты часто считаются немодальными. Так, если в предложении я хочу съесть это мороженое глагол хотеть, очевидно, можно включить в число модальных (при условии отнесения значения желания к группе модальных), то в предложении я хочу мороженое хотеть принято рассматривать скорее как немодальный глагол, называющий некоторое внутреннее состояние субъекта.

Аналогичные употребления возможны и с некоторыми другими глаголами:

так, при широком понимании модальности в число модальных предикатов включаются также такие глаголы как любить в контекстах типа любить есть мороженое, но, очевидно, не в таких, как любить мороженое.

Заметим при этом, что степень демодализации модальных предикатов может существенно различаться в разных контекстах. Так, в приведенных примерах с хотеть и любить изменения значения, вообще говоря, практически не происходит, поскольку опущенный инфинитив довольно легко восстанавливается из контекста, соответствуя некоторому прототипическому действию, которое обычно совершается с называемыми объектами (в нашем случае – есть как принимать пищу), вследствие чего едва ли можно говорить о полной демодализации указанных глаголов.

Между тем, подобное «домысливание» возможно далеко не во всех случаях:

так, предложения типа я люблю маму едва ли подразумевают наличие какоголибо не выраженного в данной структуре предиката, вследствие чего глагол любить в данном случае, очевидно, нельзя считать модальным, относя его к семантическому полю эмоционально-чувственных состояний.

Степень демодализации модального предиката при сочетании с именными дополнениями – не единственный фактор, заслуживающий внимания. Так, разные типы немодальных значений модальных предикатов в таких контекстах возникают в разные моменты их диахронического развития: иными словами, можно говорить о домодальных и постмодальных значениях модальных предикатов. Среди постмодальных значений можно назвать упомянутое выше значение «любить, нравиться», развитое, в частности, нем. глаголом поля возможности mgen и его нидерл. аналогом mogen (последний с более узкой сферой употребления):

ich mag dieses Foto nicht –эта фотография мне не нравится (нем.), ik mag hem niet – я не люблю его (нидерл.).

Другой пример - постмодальное развитие шведского m, который, как отмечается в [Plungian, Auwera 1998: 105] со ссылкой на [Birkmann 1987: 311], развил более общее значение «чувствовать себя», изменив формы настоящего и прошедшего времен: в данном значении m приобрел окончание –r в настоящем времени, как и правильные глаголы, а также стал образовывать прошедшее время как mdde вместо модального mtte: Jag mr bra. – Я чувствую себя хорошо.

Находящееся в центре нашего внимания значение знания относится к значениям домодального типа: ядерные глаголы поля знания германских языков типа нем. knnen, норв. kunne, швед. kunna и пр. диахронически восходят к лексемам с семантикой знания, что будет подробно рассмотрено в следующем разделе. Интересно в этой связи привести еще одно замечание из [Plungian, Auwera 1998: 119] (со ссылкой на работы [Plank 1984: 323; Warner 1993: 202]) касательно англ. can: как отмечается в указанных исследованиях, данный глагол, как и швед. m, на некотором этапе языкового развития получил «правильные» формы спряжения, однако, в отличие от m, приобрел не новое значение, а, напротив, развил исходное домодальное значение знания, передавая семантику «get to know, learn, study». В современном английском «правильный» can является устаревшим и более не употребляется.

Следующий интересующий нас аспект - тип инфинитива, способного опускаться при модальном предикате, семантически восстанавливаясь из контекста. Сразу отметим, что речь в данном случае идет скорее не столько об «опущении инфинитива», сколько о его «неупотреблении»: так, об опущении (или эллипсисе) инфинитива корректно говорить в случаях, когда инфинитив присутствовал в исходной структуре, но позднее стал эллиптироваться по каким-либо причинам – как происходит, в частности, при развитии указанных выше постмодальных значений; в конструкциях же, где отсутствие инфинитива, напротив, является диахронически первичным - как происходит при использовании модальных глаголов возможности для выражения некоторых значений поля знания, - говорить об эллипсисе не совсем корректно, поэтому при дальнейшем обсуждении случаев опущения инфинитива нужно принимать во внимание сделанную оговорку.

Синтаксически можно выделить три основных класса контекстов, наиболее типичных для опущения инфинитива при модальных предикатах в языках славянской и германской групп: (1) присоединение к модальному предикату прямого дополнения, (2) присоединение к модальному предикату предложных именных составляющих с локативным значением конечной и, реже, начальной точки и (3) случаи, где модальный предикат не имеет никаких объектных зависимых.

К контекстам первого типа можно отнести высказывания типа приводившихся выше предложений с глаголами желания и глаголами, выражающими значения «любить, нравиться», а также высказывания с предикатами необходимости (чаще - внутренней) и интересующими нас глаголами возможности, выражающими значения знания:

— Не хотите ли чаю? — сказал Сергей Петрович, опустившись в вольтеровское кресло и усадив меня против себя (M.В. Авдеев «Тамарин»), Да не нужно ли вам в дорогу чего-нибудь? (Н.В. Гоголь «Ревизор»), вмiти пiсню – знать песню (укр., дословно – «уметь песню»).

Контексты третьего типа можно проиллюстрировать нидерландским примером De motor wil niet – мотор не заводится с модальным глаголом желания willen, не имеющим в данном случае никаких объектных зависимых.

К контекстам второго типа можно отнести предложения типа нижеследующих, на которых хочется остановиться чуть подробнее:

А не хотите ли опять в монастырь? (Ф.М. Достоевский «Бесы»), - Нет, ты уж, пожалуйста, меня-то отпусти, — говорил белокурый, — мне нужно домой (Н.В. Гоголь «Мертвые души»), musime dom – мы должны идти домой (чешск., дословно – «мы должны домой»), Hun skulle hjem – ей надо было идти домой с норв. глаголом skulle или jeg m til byen – мне надо в город с глаголом mtte (данные норвежские примеры взяты из работы [Стеблин-Каменский 2002: 202]), Man kann nicht aus seiner Haut – нем. пословица, буквально переводящаяся как нельзя вылезти из своей кожи (дословно – «нельзя из своей кожи»).

По приведенным высказываниям несложно заметить, что возможности использования модальных предикатов без инфинитива не одинаковы в разных языках: например, если чешский, норвежский или немецкий допускают присоединение локативных дополнений к глаголам с семантикой внешней необходимости, то для аналогичных предикатов русского языка подобное использование не является возможным (ср. неправильность высказывания *я должен домой, в отличие от мне нужно домой, что уже отмечалось выше в разделе I.1 в связи с рассмотрением соотношения предикатов поля желания с предикатами возможности и необходимости).

В современном английском языке эллипсис такого рода также невозможен (ср. *I must/shall home), однако в древнеанглийских текстах подобные примеры встречаются. Так, приведем фрагмент из предисловия короля Альфреда к переводу «Обязанностей пастыря» (конец IX века):

os Bc Sceal T Wiooraceastre – эта книга должна быть направлена в Вустер (полный текст приводится в [Lehnert 1955], цит. по работе [Алексеева 1971]), где глагол sceal (инф. sculan, современный shall) присоединяет без инфинитива составляющую со значением локатива конечной точки.

Во всех рассмотренных примерах опускаются инфинитивы глаголов движения, при этом конкретная семантика опускаемого инфинитива в значительной степени определяется присоединяемой к модальному предикату локативной составляющей. Так, в приведенной выше немецкой пословице Man kann nicht aus seiner Haut эллиптированный инфинитив может соответствовать глаголам типа herausspringen (выскакивать), а в высказываниях типа Ich muss nach Deutschland – я должен (ехать) в Германию – глаголам типа fahren (ехать). То есть, если для эллиптируемого глагола характерно присоединение составляющей с семантикой начальной точки, естественным будет указание этой составляющей и при модальном предикате; если же для эллиптируемого глагола регулярным является присоединение составляющей с семантикой конечной точки, при эллипсисе инфинитива данного глагола модальный предикат будет присоединять составляющую конечной точки.

Заметим при этом, что речь в данном случае идет именно о наиболее регулярно присоединяемых составляющих (собственно, в большинстве случаев опущенный инфинитив легко восстанавливается из контекста именно благодаря тому, что выражаемая при модальном предикате именная составляющая является одним из основных актантов эллиптируемого глагола):

так, в речи едва ли встретятся высказывания типа нем. ?Ich muss aus der Schule или их русских аналогов ?Мне нужно из школы (в отличие от вариантов с локативными составляющими со значением конечной точки мне нужно в школу). Между тем, пропущенные в данных фразах глаголы с семантикой «идти» вполне могут иметь обе названные валентности – и конечной точки, и начальной: я иду из дома в школу, я иду из дома, хотя примеры типа последнего (где выражается только составляющая начальной точки без указания конечной) встречаются в более ограниченном числе контекстов.

Вероятно, невозможность или по меньшей мере странность примеров, где модальные предикаты присоединяют составляющую с семантикой начальной точки при опущении подобных глаголов, связана именно с указанной ограниченностью ее выражения при данных глаголах, которую, в свою очередь, можно объяснить следующим образом.

По замечанию Е.В. Падучевой [2006: 67-69], в ряде глаголов валентность конечной или начальной точки является инкорпорированной: так, в предложении Зачем ты взял со стола яблоко?, приводимом в указанной работе, «говорится про яблоко, которое человек в течение какого-то времени держит при себе», то есть в исходном употреблении глагола взять конечная точка «фиксирована дейктически» (при эксплицитной выраженности данной составляющей (взять книгу в Германию) речь, как справедливо отмечается, идет о другом значении взять). В то же время, некоторые глаголы допускают и эксплицитное выражение актантов, имплицитно содержащихся в семантической структуре глагола: так, можно сказать Он приехал домой/в Москву, хотя при отсутствии эксплицитно выраженной составляющей со значением конечной точки фраза Он приехал будет означать «приехал сюда»

(там же, с. 68). Возможность употреблений такого рода объясняется, видимо, тем, что эксплицитно выраженные составляющие в подобных случаях конкретизируют смысл, содержащийся в глаголе имплицитно (в этой связи можно провести параллель со случаями типа *смотреть глазами vs смотреть жалобными глазами, где неправильность первого примера связана с тем, что «глаза» инкорпорированы в качестве инструментальной валентности в глагол смотреть, а грамматичность второго примера объясняется отсутствием тавтологии благодаря модификатору «жалобные» при «глазах», конкретизирующему смысл инкорпорированного актанта).

Для глагола идти, таким образом, более естественным является присоединение составляющей со значением конечной точки, а не начальной, поскольку валентность начальной точки («откуда») как бы инкорпорирована в структуру данного глагола (в случае эксплицитного ее выражения речь, соответственно, идет об уточнении инкорпорированного актанта). Таким образом, наиболее релевантным для глаголов типа идти является именно присоединение составляющей с семантикой конечной точки, а не начальной, что и объясняет странность предложений типа ?Ich muss aus der Schule, где модальные предикаты присоединяют в большинстве случаев только наиболее типичные для эллиптированного инфинитива зависимые.

Как было сказано выше, в разных синтаксических конструкциях могут опускаться инфинитивы с разной семантикой. Если присоединение к модальному предикату локативных составляющих соотносится прежде всего с эллиптированием глаголов движения, то в случае присоединения к модальным предикатам прямых дополнений спектр опускаемых глаголов более широк.

При этом можно выделить как основные, наиболее регулярные типы эллиптируемых в подобных контекстах инфинитивов, так и более периферийные, окказиональные случаи.