«ТИПЫ НЕМОДАЛЬНЫХ ЗНАЧЕНИЙ МОДАЛЬНЫХ ПРЕДИКАТОВ (НА МАТЕРИАЛЕ СЛАВЯНСКИХ И ГЕРМАНСКИХ ЯЗЫКОВ) ...»
К наиболее частотным случаям можно отнести примеры типа мне надо (достать) эту книгу; я хочу (попить) чая, где, как отмечает Ю.Д. Апресян, «значение словосочетания приобретает следующий вид: 'хотеть приобрести или использовать объект'» [Апресян 1995: 447-448]:
- Хотите кофе? - наконец-то спросила Галина (С. Довлатов «Чемодан»), Вот что! - сказал он в раздумье, - не хотите ли с меня еще взятку? (Н.С. Лесков «На ножах»),...Словом, хочу простого женского счастья («Солдат удачи» 2004).
Можно привести и менее типичные случаи, ср., в частности:
Не хотите ли, Тимофей Сергеевич, по рублику в вист? (М.Н. Загоскин «Москва и москвичи»), Да не хотите ли вы в гусары? — Ни, ни, господин офицер! Я хочу сражаться как простой гражданин (М.Н. Загоскин «Рославлев, или Русские в 1812 году»).
В первом случае восстанавливается глагол «сыграть», во втором – «пойти» в значении «стать» (пойти в гусары/в механики = стать гусаром/механиком).
Как представляется, чем проще восстановить из контекста опущенный инфинитив, тем меньшей демодализации подвергается соответствующий модальный предикат. Так, при опущении глаголов с семантикой движения, получения и ряда более частных случаев типа приведенных примеров с опущением инфинитивов «играть» и «пойти» модальные значения рассматриваемых предикатов практически не ослабляются. В случаях же, когда модальные глаголы развивают значения чувственно-эмоционального поля (что иллюстрировалось выше немецким mgen), исходное модальное значение полностью утрачивается. В подобных ситуациях – при немодальном использовании модальных предикатов в сочетании с предметными дополнениями – можно говорить о двух группах значений: постмодальных (mgen) и домодальных, к коим относятся случаи выражения модальными глаголами возможности некоторых значений семантического поля знания, на рассмотрении которых и предлагается подробно остановиться в следующем разделе.
II. Выражение глаголами возможности некоторых значений поля знания Предметом рассмотрения данного раздела являются случаи, когда предикаты со значением объективной возможности используются для выражения определенных значений поля знания. Характерно при этом, что некоторые глаголы поля знания рассматриваемых языков могут, в свою очередь, выражать ряд значений поля объективной возможности, причем подобная многозначность является закономерной и диахронически обусловленной для предикатов обеих групп. Для полноты описания представляется, таким образом, целесообразным проанализировать как предикаты поля возможности, так и предикаты поля знания с целью установления существующих между ними корреляций.
Как известно, семантическое поле знания тесно пересекается с семантическим полем модальности и, прежде всего, с эпистемической модальностью. Знание и мнение являются основными понятиями эпистемологии, а проблема их интерпретации – одна из главных проблем описания эпистемических предикатов: до сих пор ведутся споры, какой из данных концептов является первичным, какой – производным. Проблема соотношения знания и мнения обсуждается во многих работах (в частности, [Vendler 1972; Вендлер 1987; Апресян 1995; 2001; Арутюнова 1988; 1989;
Булыгина, Шмелев 1988; 1988 (а); Дмитровская 1985; 1988; Витгенштейн 1984;
Иоанесян 1989; 2000; Рябцева 2005; Шатуновский 1988] и др.) и, при всей ее сложности, является хорошо изученной.
Эпистемическая модальность, однако, не единственный вид модальности, соотносимый с семантическим полем знания. В данном разделе предлагается рассмотреть корреляцию, еще не получившую столь подробного рассмотрения, а именно - корреляцию знания и одного из типов алетической модальности: алетической возможности. В отличие от ситуации соотношения знания и мнения, данная корреляция затрагивает, прежде всего, не ядерное значение семантического поля знания - пропозициональное знание (знать, что Р), а некоторые другие виды знания. Речь идет о случаях типа чешского umt base – знать стихотворение или норвежского kunne norsk – знать норвежский, где роль русского знать выполняют, соответственно, глаголы поля алетической возможности umt „уметь и kunne „мочь, а также об «обратных» случаях типа словенского zna plavati - он умеет плавать, где значение умения передается посредством глагола znati „знать.
Очевидно, подобной многозначностью обладают далеко не все глаголы со значением знания и возможности славянских и германских языков: ср. англ.
*He can English или совр. рус. *Он умеет песню. Кроме того, предикаты возможности способны выражать далеко не все типы знания и употребляются в довольно ограниченном по сравнению с ядерными предикатами знания числе контекстов (равно как и предикаты знания могут выражать ограниченное количество значений модального поля возможности). В этой связи рассмотрим сначала каждое из указанных семантических полей, после чего постараемся выделить в них те значения, которые могут выражаться предикатами обеих групп.
1. Виды алетической возможности Как отмечалось в разделе I.1, разные исследователи предлагают разные классификации семантического поля алетической возможности. Для целей исследования, предлагаемого в настоящем разделе, релевантными являются, во-первых, указанное выше разделение алетической возможности на внешнюю возможность (возможность, реализация которой зависит от условий внешнего мира) и внутреннюю возможность (возможность, осуществление которой связано с внутренними свойствами субъекта); во-вторых, - разделение возможности на приобретенную (полученную в результате соответствующих навыков и знаний субъекта) и неприобретенную (обусловленную ингерентными качествами и свойствами субъекта); и, наконец, в-третьих, разделение возможности на физическую (связанную с выполнением некоторых физических действий) и умственную, ментальную (связанную с выполнением ментальных операций): так, в предложении Х может плавать, поднимать гири речь идет о физических возможностях Х-а, а в предложении Х может решать такие задачи, рассуждать здраво, думать о трех вещах сразу - о его ментальных возможностях.
В центре внимания данной работы находятся две группы глаголов поля возможности: глаголы со значением приобретенной возможности (иначе говоря, умения - типа русского уметь или чешского umt) и ядерные глаголы поля возможности, способные выражать все перечисленные значения (типа русского мочь или немецкого knnen).
2. Виды знания 2.1. Общие замечания В отличие от поля возможности, при описании которого достаточно было ограничиться кратким обзором составляющих его значений, описание семантического поля знания требует большей детализации, поскольку существующие классификации не содержат достаточно подробного описания значений, релевантных для целей настоящей работы.
В различных исследованиях выделяется от трех до семи «видов знания»
(библиография работ, посвященных словам с семантикой знания и понятию знания вообще, приводится, в частности, в [Апресян 1995(а): 43]46). При этом существующие классификации типов знания различаются не только подробностью, но и наличием различных оснований для классификации.
Рассмотрим, к примеру, соотношение классификаций знания О. Йокоямы [Yokoyama 1986; Йокояма 2005] и Ю.Д. Апресяна [Апресян 1995(а); 2001].
В работах О. Йокоямы выделяется две группы знаний – информационные (знания об объектах и событиях, никак не связанные с коммуникативным процессом передачи знания от одного субъекта к другому) и метаинформационные (знания, которые представляют собой средства, необходимые для получения или передачи информации).
К метаинформационным знаниям Йокояма предлагает относить:
- знание кода и - знание дискурсивной ситуации.
Знание кода, по сути, является знанием языка: если говорящий утверждает, что знает, что такое Х, в отношении знания кода это означает, что говорящий знает значение слова Х. Знанием же дискурсивной ситуации Йокояма называет «знание содержания и состояния когнитивного множества, а также множества активизированных знаний адресата в их соотношении с множеством знаний и множеством активизированных знаний говорящего» [Йокояма 2005: 40].
Другими словами, под знанием дискурсивной ситуации подразумевается наличие у говорящего информации о том, какими знаниями обладает адресат, какими – нет.
К информационным знаниям Йокояма относит:
Данная работа включена так же в [Апресян 1995] (с. 406).
- референциальное знание, под которым понимается субъективная убежденность человека в своей способности соотнести некоторый уникальный набор признаков с неким ярлыком Х, с определенной цепочкой фонем, которая приписана соответствующему реальному множеству признаков, представляющих собой некоторый объект Х. Иными словами, если некто считает, что знает человека Х (знаком с ним или обладает какой-либо информацией о нем), он обладает референциальным знанием Х-а;
- пропозициональное знание, под которым понимается знание говорящего о том, что «голые» пропозиции, не содержащие специфичных термов, но содержащие полнозначные предикаты (к примеру, пропозиция «кто-то куда-то уехал») являются истинными;
- специфицирующее знание – знание, позволяющее говорящему осуществить в таких пропозициях подстановку конкретных термов вместо неизвестных типа «кто-то», «куда-то» и под.;
- экзистенциальное знание, когда говорящий имеет пропозициональное знание некоторого события, но не обладает при этом специфицирующим знанием некоторых термов этой пропозиции (говоря «Х куда-то уехал», говорящий обладает экзистенциальным знанием места, куда уехал Х; то есть, не зная точно, что это за место, говорящий, тем не менее, знает, что оно существует) и - предикационное знание, когда говорящий обладает информацией, что что-то произошло, но не обладает пропозициональным знанием этого события, то есть не знает, какое именно событие имело место.
Несколько в иных терминах описывает типы знания Ю.Д. Апресян. Так, в [Апресян 1995(а)] предлагается выделять три основные типа знания:
- «пропозициональное знание» (знать, что Р: я знаю, что он пришел), - «знание-знакомство» (знать всех собравшихся, Москву, математику, жизнь, автомобиль), - «знание-умение» (устаревшие для русского языка конструкции типа знать по-французски, знать читать).
Иными словами, данные типы знания можно, соответственно, определить как «иметь достоверную информацию о некотором событии или некоторой ситуации», «быть знакомым с кем-либо/чем-либо» и «уметь, обладать способностью что-то делать» (в сочетании знать по-французски подразумевается предикат типа «говорить, объясняться»).
В более поздней работе [Апресян 2001: 8] классификация типов знания построена несколько иначе: пропозициональное знание противопоставлено - знанию-знакомству (фактически, в более узком смысле, чем указывалось выше, - в значении „быть знакомым с кем-либо), - знанию-пониманию (знание-понимание определяется как „сведения о какомлибо объекте, понимание того, как он устроен и функционирует: знание автомобиля, компьютера, лошадей, литературы, музыки, архитектуры), - знанию-умению (под знанием-умением понимается „практическое владение чем-либо, умение делать с данным предметом то, для чего он предназначен:
знание методов статистики, приемов самбо, иностранных языков) и - знанию-эрудиции (под знанием-эрудицией понимается информированность субъекта: обширные, глубокие, прочные знания, знания в разных областях современной науки, получать, давать, приобретать знания). Значение знанияэрудиции, как отмечается в той же работе Ю.Д. Апресяна, есть только у существительного знание (но не у глаголов типа знать), поэтому в настоящей работе рассматриваться не будет.
Если соотносить данные виды знания с типами знания, выделяемыми О.
Йокоямой, то пропозициональное, специфицирующее, экзистенциональное и предикационное знания Йокоямы будут соотноситься с пропозициональным знанием по Апресяну (которое можно считать основным, ядерным для семантического поля знания). Фактически, пропозициональное знание по Апресяну включает в себя перечисленные четыре вида знания по Йокояме, поскольку связано со всей пропозицией в целом, в то время как выделяемые четыре типа Йокоямы связаны скорее с определенной частью пропозиции:
Х знает, [что - [кто-то куда-то уехал] (пропозициональное знание по Йокояме), - [Петя уехал в Африку] (специфицирующее знание), - [Петя куда-то уехал] (экзистенциальное знание), - [что-то случилось] (предикационное знание)] (пропозициональное знание по Апресяну).
Единственным типом информационного знания Йокоямы, не соотносящимся, как кажется, с пропозициональным знанием, является референциальное знание, близкое знанию-знакомству по Апресяну, причем скорее в более узком смысле, нежели в [Апресян 1995(а)], где знаниезнакомство включало также знание-понимание.
Как видно из сказанного, между приведенными классификациями существует масса различий. Так, и в работах Апресяна, и в работах Йокоямы в центре рассмотрения находятся пропозициональное знание и знаниезнакомство, хоть данные типы знания и анализируются с довольно разных точек зрения, при этом Йокояма выделяет также метаинформационные знания (знание кода и дискурсивной ситуации), ничего не говоря о том, что Апресян относит к сфере знания-понимания, знания-умения или знания-эрудиции, в то время как в работах Апресяна вне рассмотрения остаются знания метаинформационного типа. Очевидно, несимметричность данных описаний объясняется разными целями исследователей: так, если классификация О.
Йокоямы ориентирована скорее на когнитивный анализ, то классификации Ю.Д. Апресяна носят в большей степени лингвистический характер, будучи ориентированы главным образом на специфику языкового выражения выделенных типов знания.
Для целей настоящего исследования более релевантными являются классификации Апресяна, тем не менее, беря их за основу, необходимо внести определенные модификации. Таким образом, приведем далее классификацию типов знания, предлагаемую использовать в данной работе, а также остановимся подробно на описании типов знания, релевантных для целей нашего исследования. Так, нас будут интересовать четыре типа знания:
- пропозициональное знание в означенном выше смысле;
- знание-знакомство, указывающее на факт знакомства субъекта с некоторым объектом – как одушевленным, так и нет (знать Петю, Москву быть знакомым с)47;
- знание-компетенция, подразумевающее глубокое знание некоторой предметной области, компетентность субъекта, способность хорошо разбираться в этой области (знать математику, музыку, жизнь, компьютер, лошадей) – глагол знать в этом значении близок семантике предикатов типа разбираться в чем-либо, понимать в чем-либо;
- знание-умение – знание как навык, способность субъекта осуществлять какие-либо действия (типа приводившегося выше знать читать, а также некоторые конструкции, где инфинитив однозначно восстанавливается из Данный тип знания иногда разделяют на более частные значения: так, в работе [Hintikka 1970] проводится различие между знанием людей «лично, по знакомству» и знанием людей «по описанию», когда речь идет о публичных фигурах, известных общественности через СМИ, однако для целей настоящей работы достаточно ограничиться более общей классификацией.
контекста, как, скажем, в уже упоминавшемся знать по-французски, где домысливается разговаривать).
Возникает вопрос, в чем разница между понятиями знание-умение и умение.
Как показывает практика, о знании-умении говорят в том случае, когда речь идет о предикатах знания, а об умении – когда предметом рассмотрения являются модальные предикаты. Тем не менее, подобное отождествление данных понятий корректно не во всех контекстах: если под умением могут подразумеваться как внутренние ментальные способности субъекта, так и его физические способности (уметь решать задачи vs уметь плавать), то понятие знания-умения кажется логичным соотносить скорее с ментальными способностями, но не с физическими: уметь решать задачи соотносится по смыслу со знать, как решать задачи, в то время как уметь плавать едва ли эквивалентно ?знать, как плавать. При этом, как будет показано ниже, предикаты знания, способные выражать смысл «уметь», могут употребляться как для обозначения ментальных способностей субъекта, так и для обозначения способностей физических, в связи с чем, говоря о данных глаголах, было бы более корректно использовать термин умение, а не знание-умение.
С приведенными выше классификациями Ю.Д. Апресяна выделенные нами четыре типа соотносятся следующим образом. Понимание пропозиционального знания аналогично рассмотренному выше. Что касается знаниязнакомства, то, с одной стороны, мы понимаем данный тип знания более узко, нежели в [Апресян 1995(а)], не относя к данному типа знания такие примеры как знать математику и под., с другой стороны, более широко, чем в [Апресян 2001], считая, что объект знания может быть как одушевленным, так и нет. Знание-компетенция наиболее близко соотносится со знаниемпониманием из [Апресян 2001], однако помимо знания математики, музыки, компьютера, автомобиля и пр. нам кажется целесообразным относить к данному типу также и такие примеры как знать методы статистики, приемы самбо, иностранные языки, которые в [Апресян 2001] иллюстрируют знаниеумение. Действительно, провести более или менее четкую границу между данными примерами довольно затруднительно: так, синоним владение, предлагаемый для знания-умения, является синонимом и для знания в примерах типа знание компьютера/автомобиля (= владение компьютером/автомобилем), а компетенция в лошадях/математике не отличается от компетенции в методах статистики (компетенция предлагается в качестве синонима для знания-понимания). Со знаниемумением (или, как было предложено выше, умением) в настоящей работе предлагается соотносить, таким образом, только указанные выше сочетания глаголов знания с инфинитивами (типа устаревшего русского знать читать или приводимого выше словенского znati plavati).
Перечисленные различия могут показаться несущественными на первый взгляд, однако, как будет далее продемонстрировано, они играют принципиальное значение как при определении семантики глаголов знания и описании их семантических свойств, так и при анализе интересующей нас в настоящей работе проблематики, а именно – функционировании модальных глаголов поля возможности для выражения некоторых типов знания.
Итак, остановимся подробнее на описании знания выделенных типов.
Значение пропозиционального знания наиболее четко противопоставляется остальным типам знания благодаря синтаксической специфике его выражения (посредством присоединения придаточных с союзом что и под.) и соотносится, как указывалось выше, с эпистемической модальностью. В данной работе, однако, нас будет интересовать знание не-пропозиционального типа (знание-знакомство, знание-компетенция и знание-умение), поскольку, как будет показано ниже, пропозициональное знание модальными предикатами возможности в рассматриваемых языках не выражается.
Провести четкую границу между знанием-знакомством, знаниемкомпетенцией и знанием-умением несколько сложнее (свидетельством чему являются и разные способы классификации значений не-пропозиционального знания в указанных работах Ю.Д. Апресяна). Постараемся, однако, сформулировать некоторые общие характеристики контекстов, где выражение того или иного типа не-пропозиционального знания не вызывает сомнений.
Наименьшую сложность представляет выделение знания-умения, прототипическим средством выражения которого являются инфинитивные конструкции48. Несколько сложнее описать различие между знаниемзнакомством и знанием-компетенцией, выражаемыми в рассматриваемых языках сочетанием предиката знания с прямым объектом.
Мы в данном случае несколько огрубляем ситуацию, поскольку, во-первых, в ряде южно-славянских языков инфинитивные формы глагола отсутствуют – их функции выполняют иные конструкции, и, во-вторых, в некоторых языках аналогичный смысл может выражаться придаточными предложениями, как, скажем, howпридаточными в английском: But it's the only way I know how to sing - но я умею петь только так (на омонимии данного типа how-придаточных и how-придаточных, выражающих значение пропозиционального знания, – знать, как остановимся чуть подробнее ниже).
2.2. Соотношение знания-знакомства и знания-компетенции 2.2.1. Типы объектов знания-знакомства и знания-компетенции Во многих случаях сам объект знания определяет, о каком именно виде знания идет речь: так, при указании на знание некоторого человека (Я знаю Аллу) речь, очевидно, идет об указании на факт знакомства субъекта с Аллой.
Когда же объектом знания является сфера деятельности (я знаю математику, физику, современное искусство), наиболее естественным будет понимание вида «субъект хорошо разбирается в этой области, является компетентным в данной сфере».
Тип объекта знания, однако, не всегда разрешает неоднозначность такого рода: многие сущности и явления могут быть как объектом знания-знакомства, так и объектом знания-компетенции – выбор между этими смыслами определяется более широким контекстом. К примеру, сочетание знать жизнь может указывать как на знакомство субъекта с некоторым видом жизни (он знает эту жизнь = знаком с этой жизнью (примеры (1))), так и на компетентность субъекта в отношении жизни (он знает жизнь = разбирается в жизни (примеры (2))):
(1) Кто знает жизнь немецких второстепенных городов, в которых ждут с таким же нетерпением новостей, как земледелец дождя в засуху, кто понимает… (Ф. В. Булгарин «Воспоминания»), Драматург Юрий Мирошниченко отнюдь не понаслышке знает жизнь горняков. (Люди и кони // «Театральная жизнь»), Максимов отлично знает жизнь "простых". (М. Поповский «Семидесятые. Записки максималиста»), (2) Он резко отвечал, что в такие вздоры не верит, что слишком хорошо знает жизнь, что видал слишком много примеров безрассудства людей, чтобы полагаться на их рассудок… (Н.Г. Чернышевский «Что делать?»), Так и писали в аннотациях к первым книгам: "хорошо знает жизнь, поварился в рабочем котле, работал почтальоном, слесарем, пожарным, строителем"… (Е. Попов «Зеленые музыканты»), Марина вздохнула и подумала, что майор знает жизнь (В. Пелевин «Жизнь насекомых»).
Возможность подобной неоднозначности объясняется, видимо, тем, что многие объекты могут восприниматься и как нечто наблюдаемое, доступное для перцептивного восприятия (как объект, ситуация или состояние, с которыми можно ознакомиться, увидев их), и как совокупность определенных признаков и явлений, представляющих собой некоторую область познания. В первом случае возможно сочетание объекта с перцептивными предикатами типа видеть, ср. я видел эту жизнь/войну/Аллу, но *я видел математику, во втором – с предикатами типа разбираться: он хорошо разбирается в литературе/в машинах, но ?он хорошо разбирается в Алле/в Париже.
Заметим при этом, что о знании-знакомстве речь может идти лишь в том случае, когда объект знания конкретно-референтен (что логично, поскольку сложно говорить о знакомстве с неопределенным предметом), в то время как объектами знания-компетенции чаще являются не конкретные объекты, а обобщенные понятия: я знаю все его машины = я видел все его машины (знание-знакомство), но он хорошо знает технику = он хорошо разбирается в технике (знание-компетенция)49. Конечно, в указанном случае речь идет не об обязательности, а лишь о тенденции и вероятности: можно представить и такой контекст, где объект знания-компетенции соответствует конкретному денотату: к примеру, в предложении этот мастер знает все его машины и может починить любую речь вполне может идти о знании-компетенции («разбирается во всех его машинах»), несмотря на конкретность объекта знания.
Объектом знания-знакомства могут при этом являться сущности практически любого рода (как ментальные, так и физические) при условии, что объект этот является конкретно-референтным. Ср., в частности, объекты в примерах из (3) - при нереферентном употреблении контексты подобного рода выглядели бы довольно странно:
(3) ?знать бред, дерево, кровать, колодец, но О, я знаю этот куриный бред о какой-то мировой душе, о священном долге (А.И. Куприн «Поединок»), Я хорошо знаю этот колодец (К. Серафимов «Экспедиция во мрак»), …я знаю этаж, где лежит Водила, знаю комнату, в которой он лежит, знаю даже конкретное расположение кровати и приборов в этой комнате (В. Кунин «Кыся»), - А! - сказал он, - я знаю это дерево (Вс.М. Гаршин «Attalea Princeps»), Я знаю этот вокзал (С. Юрский «Узнавание»).
Исходя из сказанного, семантические ограничения на тип объекта знаниязнакомства и знания-компетенции в общих чертах можно было бы сформулировать следующим образом. В качестве объекта знания-знакомства может выступать довольно широкий круг сущностей при условии, что объект знания соответствует некоторому конкретному, определенному денотату. Объектом же знания-компетенции может быть гораздо меньшее Аналогичным образом устроены рассмотренные выше примеры типа «знать жизнь»: если «жизнь» никак не специфицирована, более вероятным будет понимание «разбираться в жизни», если же появляется спецификатор (к примеру, указательное местоимение или уточняющая генитивная группа: «он знает эту жизнь/он знает жизнь горняков»), смысл будет скорее «знаком с этой жизнью, видел эту жизнь». Так, в примере (1) присутствует уточняющая генитивная группа, в то время как в примере (2) спецификатор отсутствует.
число сущностей, которым, однако, может соответствовать как некоторый конкретный денотат, так и нет. К сущностям такового типа относятся, в основном, различные области человеческой деятельности (такие как математика и искусство), а также объекты, которые могут рассматриваться как некоторая подобная область: к примеру, знать жизнь/ свое дело/иностранный язык.
2.2.2. Оценочное значение предикатов со значением знания-компетенции Несложно заметить, что различие между знанием-знакомством и знаниемкомпетенцией в значительной степени заключается в том, что под знаниемзнакомством понимается знание, подразумевающее факт знакомства с объектом как таковой (без указания степени знакомства), а под знаниемкомпетенцией – знание, подразумевающее высокую степень осведомленности субъекта относительно объекта знания (знать в этом значении близок семантике предикатов типа разбираться в чем-либо, понимать в чем-либо).
Указанное различие определяет такую особенность предикатов знаниякомпетенции как имплицитное содержание оценки степени знания, отсутствующее у предикатов знания-знакомства в обычном контексте.
Так, предложение Коля знает Петю (где речь идет о знании-знакомстве) не несет в себе никакой информации о степени знания: Коля может быть как поверхностно знаком с Петей, так и быть лучшим другом Пети, знать все о Петиных увлечениях, биографии и пр. Предложение же Вася хорошо знает Петю естественным образом подразумевает довольно близкое знакомство Васи с Петей.
В то же время, предложения типа Вася знает математику, не содержащие эксплицитно выраженной оценки степени знания Васей математики, являются, тем не менее, оценочными и значат, фактически, что Вася хорошо знает математику50 (примеры (4)):
(4) Тот, кто сознательно исполняет обязанности, возложенные на него природой, тот стоит на твердой почве: он знает свое дело, и, что бы ни случилось, он не будет в ответе (Вс.М. Гаршин «То, чего не было»), — А ты думаешь, что парижская чернь знает математику и читает Гомера? — сказал Закамский, садясь на лошадь (М.Н. Загоскин «Искуситель»), «Он уверен, что все знает, и музыку, и искусство, — подумала она недружелюбно, — удивительное самомнение!» (Б.К. Зайцев «Голубая звезда»), О сочетании пропозиционального знать с оценочными наречиями см. в [Апресян 2001: 23].
Да, военное ремесло и технику надо знать (В. Ширяев «Уважаемый солдат»).
При добавлении отрицания смысл предложений типа Вася не знает математику также будет отличаться от предложений типа Вася не знает Петю:
если во втором случае речь идет скорее об отсутствии у Васи знаний о Пете, то в первом, опять же, – об оценке степени знания. Иначе говоря, предложение Вася не знает математику означает, что Вася плохо знает математику.
Заметим, что при определенном контексте предложения со смыслом знаниязнакомства тоже могут содержать значение оценки, ср. примеры (5) со смыслом «хорошо знает» и (6) со смыслом «плохо знает»:
(5) Он совсем отбился от жизни: днем спит, ночью ест, только молоко и пряники, ты же его знаешь, все у него болит, уже и одеваться сам не может… (А. Битов «Заповедник»), (6) Оставь Ермолова в покое, ты его не знаешь, он в состоянии сделать с нами то, что приведет наших казаков в сокрушение, а меня в размышление (Д.В. Давыдов «Дневник партизанских действий 1812 года»), Это страшный человек, Митя! Ты ее не знаешь! Это — чемпион эгоизма! (В. Токарева «Пираты в далеких морях»).
Понимание такого рода для предикатов знания-знакомства, однако, возможно далеко не всегда и требует особых контекстных условий и соответствующей интонации, что отличает их от предикатов знаниякомпетенции.
2.3. Особые случаи В заключение анализа поля знания остановимся на контекстах типа знать песню, сказку и под., отнесение которых к какому-либо из выделенных типов знания представляет определенные трудности. Сложность заключается в том, что данные примеры имеют два возможных прочтения: «мне знакома эта песня, я ее слышал» и «я знаю эту песню наизусть, могу ее спеть». Первое понимание будет естественно, к примеру, в ситуации, когда собеседники сидят в кафе, играет какая-то песня, и один из собеседников спрашивает другого:
«Ты знаешь эту песню? – Нет, никогда не слышал» (см. тж. примеры (7)).
Второе понимание возникнет в ситуации, когда, скажем, гости сидят за столом, и кто-нибудь предлагает «спеть какую-нибудь песню, которую все знают, чтобы каждый мог подпевать» (примеры (8)):
(7) Но какой же порядочный человек может, не сгорев от стыда, признаться, что знает эту песню, что слышал хоть когда-нибудь эту песню? (Ф.М. Достоевский «Село Степанчиково и его обитатели»), Все, милая, — сказал он. — Завтра первым самолетом. И вообще, первым делом самолеты!
Знаешь такую песню? (В. Месяц «Лечение электричеством»), (8) Почти каждый бурлак, плывущий не в первый раз, знает песню "Вниз по матушке по Волге", и песня эта часто поется разом на трех, шести барках (Ф.М. Решетников «Подлиповцы»), Ты, это... — просто сказала женщина. — Ты песню какую-нибудь знаешь? — По долинам и по взгорьям, — тихо сказал я. Женщина попыталась сдержать улыбку. — А вот эту:
"солнечный круг, небо вокруг"? (Б. Минаев «Детство Левы»).
В первом случае речь, очевидно, идет о знании-знакомстве, однако не очень понятно, к какому виду знания отнести примеры второго типа: это не похоже на знание-компетенцию (странно было бы сказать, что кто-то «разбирается в песне»), не знание-знакомство, в отличие от первого понимания, и не знаниеумение (поскольку умение петь песню подразумевало бы не только знание слов, но и, скажем, наличие слуха и голоса).
Возникающую неопределенность легко объяснить, прибегая к вводимым А.Д. Шмелевым понятиям «области знания» и «содержания знания» [1993:
167], различие между которыми иллюстрируется в указанной работе на примере знания языка. Так, в предложении Я знаю испанский язык подразумевается, что «говорящий по меньшей мере понимает и способен объясниться по-испански» (в данном случае испанский язык является областью знания, в то время как содержанием знания являются, главным образом, словарь и грамматика испанского языка). Возможен и другой контекст, приводимый Шмелевым: «Какие романские языки ты знаешь? – Французский, испанский, итальянский, румынский…» - в этом случае испанский язык является собственно содержанием знания, а областью знания – романские языки.
Аналогичным образом можно объяснить выделенные значения сочетаний типа знать песню: когда речь идет о понимании первого типа (отнесенным нами к знанию-знакомству), содержанием знания является собственно песня (область знания при этом остается неопределенной), при понимании же второго типа содержанием знания являются слова песни, ее текст, в то время как песня как бы задает область знания. Подобная трактовка сближает знать в таком значении со знать, выражающим знание-компетенцию: действительно, в прототипических для знания-компетенции контекстах типа знать математику/автомобиль «математика» и «автомобиль» представляют собой именно область знания, в то время как содержание знания составляют формулы и теоремы или, скажем, информация об устройстве двигателя. Таким образом, представляется логичным отнести пример про песню к знаниюкомпетенции, несмотря на то, что на первый взгляд подобное решение казалось несколько странным. (Заметим, что описанное различие между областью знания и содержанием знания в значительной степени определяет различия между знанием-знакомством и знанием-компетенцией.) Сделав необходимые замечания о семантических полях знания и алетической возможности, перейдем теперь к рассмотрению выражения значений возможности глаголами знания и выражения значений знания – модальными глаголами со значением возможности, предваряя каждый из разделов комментарием о глаголах с семантикой знания и возможности в рассматриваемых языках.
3. Выражение значений поля возможности предикатами поля знания Для выражения перечисленных видов знания - пропозиционального знания, знания-знакомства, знания-компетенции и знания-умения (точнее, просто умения) - в каждом языке есть свои предикаты, некоторые из которых могут выражать лишь один из перечисленных типов знания, некоторые – использоваться для выражения знаний разного типа. Так, в большинстве языков славянской и германской групп можно выделить два основных глагола с семантикой знания, диахронически родственных и восходящих, соответственно, к праиндоевропейским корням *g'en[o]-/*g'n- и *weid-52: рус.
знать – ведать, словенск. znati – vedeti, чешск. znat – vdt, польск. zna – wiedzie, в.-луж. zna - wjede, н.-луж. zna - wjee, нем. kennen – wissen, нидерл. kennen – weten, датск. kende – vide, норвеж. kjenne – vite, швед. knna veta и пр.
В некоторых из рассматриваемых языков перечисленные предикаты находятся в дополнительной дистрибуции (то есть используются для выражения знания разных типов – так происходит, к примеру, в польском, см.
ниже), в некоторых же языках сферы употребления данных предикатов пересекаются (так происходит, например, в русском: знать/ведать, что…).
Общая тенденция такова, что для глаголов, развившихся из корня *weidведать, wissen и пр.), наиболее характерным является выражение Помимо разных типов знания и значения умения, предикаты знания способны выражать ряд других значений (к примеру, значение «чувствовать» у шведского глагола knna и норвежского kjenne, а также ряд значений русского глагола знать, выделяемых в работе [Апресян 1995а] – значение понимания, мнения, веры, убеждения и пр.), однако для целей данного исследования подобные значения релевантными не являются и потому в настоящей работе не рассматриваются.
Данные о диахроническом развитии рассматриваемых слов взяты из [Фасмер 1987], а также с сайта http://starling.rinet.ru/main.html. История развития глаголов типа знать/ведать в языках славянской и германской групп обсуждается, кроме того, в таких работах как [Трубачев 1959; Руденко 1996; Buck 1949].
пропозиционального знания, для глаголов, развившихся из корня *g'en[o]g'n- (знать, kennen и пр.), - выражение знания-знакомства. Возможны, однако, и исключения: к примеру, английский know способен передавать все перечисленные типы значений, а современный русский знать – все, кроме значения знания-умения:
пропозициональное знание:
She knows that he did it…- Она знает, что он это сделал, знание-знакомство:
No one knows her. - Никто ее не знает, знание-компетенция:
…the schools expect that students … will know basic mathematics, …школы предполагают, что учащиеся будут знать элементарную математику, знание-умение:
But it's the only way I know how to sing (BNC).
Любопытно при этом, что глаголы, развившиеся из корня *weid-, в этих языках выходят из активного употребления: так, английский wit на настоящий момент является архаичным, а русский ведать, будучи устаревшим, «в современном русском языке оттесняется на его периферию – в книжную и поэтическую формы речи» [Апресян 1995: 409]. Можно было бы предположить, что знать, таким образом, компенсирует отсутствие глагола типа *weid-, но это не совсем так: еще в текстах X-XI веков знать и ведать функционировали параллельно – знать мог использоваться как для выражения знания-знакомства, так и для выражения пропозиционального знания (пример (9)), а ведать – как для выражения пропозиционального знания, так и для выражения знания-знакомства (пример (10)):
(9) Аже начнетъ н знати оу кого коупилъ, то ити по немь т мь видокомъ … на ротоу. если же не знает, у кого купил… (Р. Прав. I (по Син. сп.), цит. по [Греков 1940; Словарь русского языка XI – XVII вв. 1979]), (10) ко н в мь ч(лов )ка с го – поскольку не знаю этого человека (Мк 14, 71;
Словарь русского языка XI – XVII вв. 1975]).
Тем не менее, данные глаголы не всегда значили одно и то же. Согласно О.Н. Трубачеву, индоевропейский язык не знал единого абстрактного термина с общим значением „знать, в пользу чего, как отмечает Трубачев, свидетельствует очевидная вторичность обоих терминов (и знать, и ведать), которые восходят к специальным конкретным обозначениям: индоевропейское *g'en[o]-/*g'n- первоначально употреблялось в словосочетаниях типа „знаю человека, а *weid- - „знаю вещь (при этом Трубачев предлагает следующие цепочки развития: *gen-1 „рождаться, быть в родстве > *gen- „знать (человека); *ueid- „видеть > *uoid- „знать (вещь) [Трубачев 1959]).
Как будет показано ниже, в современных языках славянской и германской групп данные корни получили разное развитие: в некоторых языках аналог ведать вышел из активного употребления (как в русском или украинском) или утратился (что характерно для большинства языков южно-славянской группы, а также для английского языка), в белорусском же, напротив, ведаць является основным глаголом семантического поля знания. Языки, сохранившие оба глагола, также весьма неоднородны в отношении распределения их функционирования. В этой связи остановимся далее подробно на использовании перечисленных глаголов знания в славянских и германских языках, уделив особое внимание функционированию данных глаголов для выражения некоторых значений семантического поля возможности.
Начнем рассмотрение с языков славянской группы, а именно – с восточнославянских языков.
В украинском, как и в русском, глагол вiдати, выражающий значение пропозиционального знания, малоупотребителен, основным предикатом поля знания является глагол знати, употребляющийся для выражения - пропозиционального знания:
Я вертаюсь додому, бо знаю, що ждеш мене ти. – Я возвращаюсь домой, так как знаю, что ждешь меня ты (В.Коваль, А.Сердюк «Запорiжжя моє кохане»), - знания-знакомства:
Громадськість повинна знати своїх лідерів на усіх рівнях - як на загальнонаціональному, так і на регіональному. – Общественность должна знать своих лидеров на всех уровнях – как на общенациональном, так и на региональном, - знания-компетенции:
…Повинен досконально знати предмет, методику його викладання, а також педагогіку…должен досконально знать предмет, методику его преподавания, а также педагогику.
Употребление знати в значении умения возможно, но является весьма нечастотным и разговорным (будуть знати писати і читати – будут уметь читать и писать).
В современном русском языке значение умения глаголами знания также не выражается. Заметим, однако, что в более ранних текстах можно встретить довольно много подобных употреблений как для глагола знать, так и для глагола ведать, что можно проиллюстрировать такими примерами:
«ведать» в значении «уметь»
в сть Гд ь бл гочьстивы а отъ напасти избавл ти (= умеет избавлять) (Изб. г53., цит. по [Срезневский 1893 – 1912]), Ритор – речеточец, ведыи добре и писати и глаголати (= который умеет) (Алф., XVII в.54, цит. по [Словарю русского языка XI-XVII вв. 1975]), Изб. Св. 1073: Изборник в.к. Святослава Ярославича 1073 года. Спб., 1880.
«знать» в значении «уметь»
Они во первых порох д лать знали [Словарь русского языка XVIII века 1995], Ц нить он знает труд [Словарь русского языка XVIII века 1995].
Сфера употребления знать при этом не ограничивалась его использованием для выражения значения умения – данный глагол мог употребляться также для выражения значения внутренней возможности вообще (примеры (11)):
«знать» как «мочь»
(11) Лоцманы их были толь неискусны, что они то м сто указать не знали (= не могли указать), По моей воли я знал стонать и плакать (= мог стонать и плакать), И злато над Тобой не знает власти взять (= не может власти взять) [Словарь русского языка XVIII века 1995].
Знать продолжал функционировать для выражения подобных значений вплоть до конца XIX - начала XX века (примеры (12)), однако впоследствии, как и ведать, утратил способность выражать значения поля возможности:
(12) Меня, сударыня, — давно уж это было — привели в присутствие в затрапезном халатишке, только что грамоте знал — читать да писать (А.Н. Островский «Доходное место» (1857)), "Вот если бы я знал читать по-русски — было бы интересно прочесть и ознакомиться с такой большой, содержательной книгой" (П. К. Козлов «Географический дневник Тибетской экспедиции 1923–1926 гг.» №4 (1925–1926)).
В плане организации семантического поля знания от русского и украинского несколько отличается белорусский язык, где ядерным глаголом данного поля является ведаць, передающий значение - пропозиционального знания:
Чалавек ведае, што ягоная мова прымаецца ўсюды – человек знает, что его язык принимается везде, - знания-знакомства:
Народ павінен ведаць сваіх герояў! – Народ должен знать своих героев! и - знания-компетенции:
вам неабходна ведаць беларускую мову – вам необходимо знать белорусский язык.
Значение умения данный глагол не выражает. Можно резюмировать, таким образом, что для глаголов поля знания современных языков восточнославянской группы выражение значения умения не характерно.
Несколько иная ситуация в языках западно-славянской группы, где распределение аналогичных пар глаголов несколько отличается от восточнославянских языков и, кроме того, является довольно неоднородным в рамках данной группы.
Так, в польском языке для выражения разных типов знания используются разные предикаты: за польским глаголом wiedzie закреплено выражение Книга глаголемая гречески алфавит. Рукоп. БАН, Арх. д., №446, XVII в.
пропозиционального знания, для выражения же знания-знакомства и знаниякомпетенции используется глагол zna55: знаю этого мальчика = znam tego chopaka, знаю польский язык/жизнь = znam jzyk polski/ycie.
Значение умения предикатами знания в польском языке не выражается – для выражения этого значения используется предикат внутренней возможности umie: умею читать = umiem czyta.
Иначе устроены словацкий и чешский языки: однокоренные польскому wiedzie глаголы vediet‘ и vdt соответственно используются как для обозначения пропозиционального знания: Treba vedie e sa skladme na chyby minulej vldy…- Надо знать, что составляет ошибки прошлого правительства…(словацк.), так и для обозначения умения: vedie pouva – уметь применять; vedie plava - уметь плавать (словацк.). Забегая вперед, любопытно отметить, что в словацком языке при этом, в отличие от подавляющего большинства славянских языков, нет специального модального глагола поля возможности, за которым было бы закреплено выражение внутренней приобретенной возможности, - а именно, глагола, родственного русскому уметь.
В языках южно-славянской группы для передачи значения умения используются, напротив, глаголы типа знать. См., в частности, словенские примеры, где значение умения может выражаться глаголом znati:
Dobro zna kuhati.
хорошо знать готовить Она умеет хорошо готовить.
Zna plavati.
знать плавать Он умеет плавать.
Аналогичный способ выражения умения существует в сербохорватском языке: on zna da pie – он умеет писать, в македонском: знае да шие – уметь шить, а также в болгарском: зная да пиша – уметь писать. В болгарском подобное выражение относится, правда, скорее к разговорному регистру.
Отметим при этом, что в некоторых из данных языков употребление указанных глаголов, как и в приведенных выше русских текстах более раннего Более регулярный способ выражения знания-компетенции – выражение возвратным глаголом zna si (эквивалентно русскому «разбираться в чем-либо»):
Zna si na czym = разбираться в чем-то Zna si na dziewczynach = разбираться в девушках Zna si na matematyce = разбираться в математике Znam si na yciu = разбираться в жизни периода, не ограничивается выражением значения умения и может экстраполироваться на выражение других значений поля возможности – в частности, выражение внутренней возможности вообще, что иллюстрируют, в частности, македонский знае и словенский znati:
Таа знае да лаже. (македон.) она знать лгать Она может обмануть.
Zna to narediti? (словен.) знать это сделать Ты можешь это сделать?
Для языков южно-славянской группы использование глаголов знания для передачи значения умения является, таким образом, наиболее регулярным среди славянских языков. Как было показано, на определенном этапе диахронического развития при этом значение умения передавалось как глаголами типа *weid-, так и глаголами типа *g'en[o]-/*g'n-, однако в современных славянских языках многие из соответствующих глаголов утратили данный смысл. Характерно при этом, что если в южно-славянских языках значение умения сохранилось у глаголов типа *g'en[o]-/*g'n-, то в словацком и чешском, относящихся к западно-славянской группе, для передачи значения умения используются, напротив, глаголы типа *weid-, что демонстрирует разные пути развития рассматриваемых глаголов в языках славянской группы.
Аналогичная пара глаголов представлена в языках германской группы, где данные глаголы в большинстве случаев используются для выражения разных значений поля знания (в качестве исключения можно привести уже упоминавшийся в этой связи английский, где глагол wit является на настоящий момент архаичным, и know используется для выражения всех типов знания).
Говоря о германских языках, важно отметить, что если в большинстве языков славянской группы выражение некоторых значений возможности глаголами поля знания является дополнительным средством выражения данных значений (основным средством выражения внутренней приобретенной возможности являются модальные глаголы типа уметь), то в языках германской группы специальный предикат, выражающий значение внутренней возможности, отсутствует: данное значение передается либо предикатом с общим значением возможности (англ. can, нем. knnen, швед. kunna, дат. kunne и пр.) с соответствующим огрублением смысла:
Hij kan goed zingen. (нидерл.) он мочь хорошо петь Он умеет хорошо петь, либо конструкциями с глаголами поля знания или, в некоторых языках, с глаголами понимания56 («знать (как)/понимать (как))».
Так, в датском языке ядерными глаголами поля знания являются vide и kende, при этом если для vide характерно выражение пропозиционального знания: Jeg ved ikke, hvor han er henne. - Я не знаю, где он, то для kende – выражение знания-знакомства: Og da han kendte Danmark ret godt… - Но тогда он знал Данию довольно хорошо и знания-компетенции: han kendte musikken – он знал музыку, разбирался в музыке.
Для выражения же знания-умения используется глагол forst, основное значение которого – «понимать»:
Han forstr at danse.
он понимать танцевать-inf Он умеет танцевать.
В нидерландском языке для выражения пропозиционального знания используется глагол weten, он же может выражать и значение умения:
Hij weet goed te leven.
он знать хорошо жить Он умеет хорошо жить.
Для нидерландского же kennen характерно выражение значений знаниязнакомства: ik ken u niet – я вас не знаю и знания-компетенции: zijn vak kennen – знать свое дело, vreemde talen kennen – знать иностранные языки.
Немецкий глагол wissen, однокоренной нидерландскому weten, имеет сходное употребление и может выражать как значение пропозиционального знания (пример (13)), так и значение умения (примеры из (14)). Кроме того, значение умения может выражаться в немецком также глаголом с ядерным значением понимания verstehen: Er versteht zu reden. -Он умеет говорить.
(13) Ich mchte wohl wissen, was eigentlich mit mir vorgegangen ist!
Я бы хотела знать, что же, собственно, со мной случилось! (перевод «Алисы в стране чудес» Л. Кэрролла) (14) Es gibt ein Glck, allein wir kennen‘s nicht:
Wir kennen‘s wohl, und wissen‘s nicht zu schtzen.
Есть счастье, но мы его не знаем:
Знаем хорошо, но не умеем ценить. (И.В. Гете «Торквато Тассо») Er wei so glatt und so bedingt zu sprechen, da Sein Lob erst recht zum Tadel wird.
Он умеет так гладко и неопределенно говорить, что Его похвала становится упреком. (там же) Отдельного рассмотрения предикатов с семантикой понимания в данной работе не предполагается – скажем лишь, что данные глаголы близки по своим свойствам к глаголам знания; о сходствах и различиях данных групп см. [Апресян 1995: 412-441] с дальнейшей библиографией.
Sie wissen zu schtzen, wie schwierig es fr ein Land ist… Они умеют ценить, насколько трудно это для страны… Как и некоторые славянские глаголы знания, wissen может употребляться и более широко, передавая не только значения умения, но и значение внутренней возможности вообще:
…es schien, er habe, vom Golde angezogen, sich an mich zu drngen gewut und schon in der ersten Zeit einen Schlssel zu jenem Goldschrank sich verschafft… - …должно быть, он, привлеченный золотом, ловко смог втереться ко мне в доверие и с первых же дней подобрал ключ к денежному шкафу… (А. Шамиссо «Удивительная история Петера Шлемиля»), Ich wute den Alten viel Angenehmes und Verbindliches zu sagen; vor der Tochter stand ich wie ein ausgescholtener Knabe da und vermochte kein Wort hervorzulallen. - Я смог сказать много комплиментов и любезностей старикам; перед дочерью я стоял как провинившийся школьник и не мог вымолвить ни слова (там же), Eine solche Rolle werde ich niemals zu spielen wissen… - Такую роль я никогда не сумею сыграть…, Doch so lange ich lebe, werde ich dies zu verhindern wissen! - Пока я живу, я смогу этому воспрепятствовать!, Dazu werde ich einen netten Beitrag zu schreiben wissen… - Об этом я смогу написать симпатичный доклад… Как видно из рассмотренного материала, прототипическим выражением пропозиционного знания являются что-придаточные, а прототипическим выражением умения – инфинитивные конструкции. В этой связи стоит сделать некоторые замечания относительно приведенных выше английских примеров с глаголом know со значением умения: But it's the only way I know how to sing.
They know how to enjoy life,‘ I thought. Как видим, know в данном случае управляет не инфинитивами, а how-придаточными (как-придаточными).
Естественно, русский глагол знать тоже способен присоединять придаточные такого типа57, однако в подобных примерах речь, очевидно, не идет о значении умения:
Американский физик заявляет о том, что знает, как построить машину времени (И.
Атлантов «Американский физик заявляет о том, что знает, как построить машину времени»
// «Известия», 2002.04.12); И, казалось бы, президент знает, как разрешить кризис. (Д.
Волгин «Путин не будет вмешиваться в судьбу ТВС» // «ПОЛИТКОМ.РУ», 2003.05.30).
При присоединении how-придаточных к английскому know значение умения тоже будет подразумеваться далеко не всегда – см., к примеру, такие предложения из BNC: I don't know how to thank you…; I just don't know how to tell you…; …you don't know how to get there? Всем им будет соответствовать русский перевод аналогичной синтаксической конструкцией – знать как: не Речь в данном случае идет, конечно, о как-придаточных и how-придаточных с инфинитивом (где субъект знания и субъект действия, называемого инфинитивом, кореферентны), а не о придаточных типа Никто не знает, как поведут себя тарифы. (О. Губенко, И. Горбунов. «Затяжной прыжок» // «Известия», 2003.01.10), где субъект знания и субъект действия, называемого в придаточном, не совпадают: в таких предложениях выражается значение пропозиционального знания, а не знания-умения.
знаю, как и благодарить Вас; я просто не знаю, как сказать Вам…; вы не знаете, как туда добраться? Перевод глаголом уметь, очевидно, выглядел бы странным.
Приводимые же выше предложения But it's the only way I know how to sing;
They know how to enjoy life,‘ I thought, напротив, хорошо переводятся глаголом уметь (Но я умею петь только так, Они умеют наслаждаться жизнью), при этом использование глагола знать в переводе первого из данных предложений едва ли возможно (?Но это единственный способ, которым я знаю, как петь), а в переводе второго предложения – вполне допустимо («Они знают, как наслаждаться жизнью», - подумал я). Причины невозможности использования знать в одних переводах и его свободного использования в других можно объяснить следующим образом.
Невозможность понимания предложений типа I don't know how to thank you…как предложений со значением умения объясняется тем, что под умением подразумевают только узуальную внутреннюю возможность субъекта – если субъект обладает некоторым умением, он в нормальном случае обладает им не только в некоторый конкретный момент действительности, но и на некотором протяженном временном отрезке. Поэтому в случаях, когда речь идет о конкретном, точечном, актуальном действии (как в данных предложениях), а не об узуальном свойстве, употребление глагола уметь выглядит довольно странно. В предложениях же типа But it's the only way I know how to sing указывается, напротив, некоторое постоянное свойство субъекта, некоторая его узуальная способность, поэтому перевод через уметь является естественным.
Различия в отношении актуальности/узуальности объясняют невозможность использования уметь при переводе предложений типа I don't know how to thank you…и возможность его употребления в предложениях типа But it's the only way I know how to sing, но не объясняют неправильности (или, по меньшей мере, странности) предложений типа Но это единственный способ, которым я знаю, как петь (возможность употребления уметь в данном случае сама по себе не исключает возможность употребления знать как). Здесь причина в другом: как отмечалось выше, для глагола знать выражение значения умения не характерно, а само по себе значение знания связано с ментальным состоянием субъекта, а не его физическими способностями. В данном же случае речь идет о вполне физической способности – способности петь, которая в обычном случае не связана с ментальными способностями, поэтому более адекватный перевод – глаголом уметь.
В рассмотренных примерах с английским know how, таким образом, речь идет о двух разных значениях этой конструкции: о выражении собственно умения (постоянного свойства или способности субъекта) и о выражении актуального ментального состояния субъекта (о наличии/отсутствии в сознании субъекта знаний об осуществлении некоторого действия). Во втором случае русским соответствием является только конструкция знать как, в первом случае возможны два варианта: когда речь идет о ментальной способности, в аналогичном для know how контексте возможно как употребление глагола уметь, как и глагола знать с как-придаточным: А он-то знает, как (=умеет) на сложные вопросы отвечать. (С. Мостовщиков «Начало» // «Столица», 1997.04.01).
Когда же речь идет о физической возможности, употребление знать как выглядит довольно странно. Этим объясняется, в частности, что при переводе рассмотренных выше английских предложений But it's the only way I know how to sing; They know how to enjoy life,‘ I thought перевод первого предложения через знать как практически невозможен, в то время как второго – вполне допустим.
Итак, рассмотрев случаи, когда глаголы поля знания используются в славянских и германских языках для выражения некоторых значений модального поля возможности, перейдем наконец к непосредственному предмету рассмотрения данной главы – а именно, к анализу случаев, когда модальные глаголы поля возможности используются для выражения знания некоторых типов.
4. Выражение значений поля знания предикатами поля возможности Как было показано выше, некоторые предикаты поля знания могут, помимо выражения различных видов знания, выражать также значение внутренней узуальной возможности – умения, причем как возможности ментальной, так и физической. Далее предлагается рассмотреть обратную корреляцию, когда глаголы семантического поля возможности функционируют не как модальные предикаты и употребляются для выражения некоторых значений поля знания.
Прежде всего, важно отметить два вида ограничений: во-первых, далеко не все типы модальных предикатов со значением возможности могут выражать значение знания; во-вторых, модальные предикаты возможности могут употребляться для выражения не всех видов знания, а лишь некоторых его типов.
Ограничения первого типа отличаются в славянских и германских языках:
так, в языках славянской группы значения знания могут выражать главным образом предикаты со значением внутренней узуальной возможности, то есть предикаты типа русского уметь, украинского вміти, польского umie, чешского umt и др., для славянских же глаголов с общим значением возможности типа мочь выражение значений знания не характерно. В языках германской группы, где предикаты типа уметь отсутствуют, некоторые типы знания могут, напротив, выражаться глаголами с общим значением возможности (типа нем. knnen или норвежского kunne).
Ограничения второго типа одинаковы как для славянских, так и для германских языков: перечисленные предикаты поля возможности не выражают значения пропозиционального знания и знания-знакомства, но могут использоваться для выражения знания-компетенции. Интересно отметить, что при выражении значения знания-компетенции глаголами возможности наиболее часто в качестве объекта знания выступает язык (knnen Deutsch – знать немецкий язык), что связано, видимо, с тем, что знание языка подразумевает умение субъекта говорить на языке и понимать язык, вследствие чего знание языка (в смысле знания-компетенции), как правило, осмысляется как способность пользоваться языком.
Рассмотрим некоторые примеры, после чего попытаемся дать объяснения приведенным фактам. Как и в предыдущем разделе, начнем наше рассмотрение с языков славянской группы, а именно, с восточно-славянских языков.
Так, если для белорусского глагола умець выражение значений поля знания не является характерным, то украинский глагол вмiти может использоваться как для выражения значения умения, так и для выражения значения знаниякомпетенции. Заметим при этом, что, несмотря на то, что в словарях глагол вмiти в данном значении указывается как разговорный, подобного рода контексты можно встретить и в литературных текстах:
… то на протязі декількох хвилин вони вже вміли цілу пісню напам‘ять - …и уже через несколько минут они уже знали все песню наизусть (Дж. Оруэлл «Скотный двор»), Плугатаря закличуть до жалоби, до плачу - тих, що вміють пісень похоронних - …и призовут земледельца сетовать и искусных в плачевных песнях – плакать (дословно – тех, кто знает (=умеет петь) похоронные песни) (Пророк Амос (5.16)), Поляк з Галичини, що вміє нашу мову - Поляк из Галиции, который знает наш язык (В.
Гренджа-Донський «Счастье и горе Карпатской Украины»).
В современном русском языке, как было сказано выше, глагол уметь значений поля знания не выражает, однако в древнерусских текстах подобное использование было весьма характерно для данного глагола (примеры (15)).
Более того, сфера употребления уметь не ограничивалась выражением знаниякомпетенции (см. примеры (16), взятые нами из [Срезневский 1893 - 1912]), как происходит в рассматриваемых нами современных языках:
(15) уметь в значении знания-компетенции:
Зв здочетство многие ум …люде в чужихъ земляхъ учения ищутъ и многие языки ум ютъ (там же), Не много ум …б же жидовъ 100 и 20 добр оум ющихъ законъ (Пролог61, XIV в.), (16) уметь в других значениях:
- в значении понимания:
…онъ же отврьжес, гл : не оум ю, ни съв мь, чьто ты гл еши (Мр., ХIV, цит. по [Воскресенский 1894]), - в значении пропозиционального знания:
Азъ же б дою одержимъ, не оум Как видно из приведенного материала, область пересечения глаголов знания и умения была в древнерусском языке весьма широка, что можно объяснить исходной семантической близостью данных значений. Так, умение («нахождение в уме») предполагает наличие у субъекта некоторых знаний, а знание (особенно - знание-компетенция), как правило, связано с наличием у субъекта навыков, умений определенного рода.
В современных западно-славянских языках выражение глаголами типа уметь значений знания распространено больше, чем в других славянских ДАИ IV: Дополнение к Актам историческим, собр. и изд. Археограф. комис. Т. IV. Спб., 1851. 1655 – гг.
Книга нарицаемая Козмография сиречь всемирное описание земел и назнаменование степенем во округах небесных. Рукоп. Пушкинского дома, собр. В.Н. Перетца, F. IV. 91, №175, нач. XVIII в.
Житие Антония Сийского. Редакция царевича Ивана Ивановича. 1579 г. Рукоп. РГБ, ф. 310 (унд.), №285, сп.
XVI в.
Пролог, отрывок, месяцы декабрь, январь, февраль. Рукоп. БАН, 17.11.4. XIV в.
Житие преподобного и богоносного отца нашего Нифонта, зовомого мниха // Матерiяли з iсторi вiзантiйсько-словянсько лiтератури та мови / Пiдготовив до друку А.В. Ристенко. Одеса, 1928.
языках. Так, чешский глагол umt имеет те же употребления, что и рассмотренный выше украинский вмiти:
umt esky – знать чешский язык, umti base, probranou latku – знать стихотворение, рассмотренный материал, umti nazpamt – знать что-то наизусть, на память.
Аналогичным образом употребляется польский umie:
umiem polski, umiem ten wiersz na pami – я знаю польский язык, я знаю этот стих наизусть, umie piosenk o konikach polnych - он знает (умеет петь) песню о кузнечиках, Jeli kto umie matematyk, moe jej uczy innych. - Если кто-то хорошо знает математику, он может преподавать ее другим, Lubi i umie matematyk, fizyk, wobec czego myli bardzo logicznie. - Он любит и знает математику и физику, поэтому мыслит очень логично.
Правда, для польского языка такие употребления считаются нелитературными (согласно [Praktyczny sownik…: 312], нормой является zna), но на практике встречаются довольно часто.
Что касается языков южно-славянской группы, то им подобное использование глаголов поля возможности не свойственно.
В германских языках для выражения значения знания-компетенции могут использоваться, как отмечалось выше, глаголы с общим значением возможности – такие как нем. knnen, норвеж. kunne швед. kunna и др. (англ.
can при этом подобных значений не выражает): han kan russisk - он знает русский, kunne sine ting - знать свое дело (дословно – может русский, мочь свое дело) в датском; kunne norsk – знать норвежский, kunne leksa – знать урок в норвежском; han kan svenska/ matematik – он знает шведский/математику в шведском или Ich kann das Gedicht auswendig – я знаю это стихотворение наизусть в немецком.
Тот факт, что некоторые значения знания характерны для германских предикатов с общим значением возможности и не типичны для аналогичных славянских предикатов (типа мочь), связан, вероятно, с тем, что соответствующие германские и славянские предикаты имеют разное происхождение. Глаголы языков германской группы (нем. knnen, дат. kunne, нидерл. kunnen, швед. kunna и под.) восходят к пра-индоевропейскому *gen[o]-/*gn- и являются, таким образом, родственными с рассмотренными выше глаголами знания типа русского знать, чешск. znat, словенск. znati, нем.
kennen, датск. kende и пр. Славянские же модальные глаголы с общим значением возможности, диахронически развившиеся из праиндоевропейского *mgh-, являются родственными словам со значением «мощь, сила»63, вследствие чего непосредственной связи с семантикой знания не имеют.
Глаголы типа уметь, напротив, восходят к корням с семантикой ума, что сближает их с ментальными предикатами знания.
Несмотря на это, однако, в верхне-лужицком языке возможны примеры типа Mu rusce. - Я знаю русский язык. Представляется, что подобное употребление глагола «мочь», не свойственное языкам славянской группы, обусловлено влиянием немецкого языка - носители верхне-лужицкого проживают на территории Германии.
5. Выводы В данной главе были рассмотрены два семантических поля: поле объективной возможности и поле знания. Наибольшее внимание было уделено последнему, поскольку, при всем многообразии существующих классификаций значений данного поля, до настоящего момента не было представлено классификации, позволяющей четко описать область пересечения рассмотренных нами семантических полей. Основой классификации, описанной в настоящей главе, послужили классификации видов знания Ю.Д. Апресяна, переработанные нами в части, касающейся знания не-пропозиционального типа.
Так, пропозициональному знанию предлагается противопоставлять:
- знание-знакомство, объект которого представляет собой область знания согласно А.Д. Шмелеву и обязательно является референтным, - знание-компетенцию, объект которого можно рассматривать как содержание знания по А.Д. Шмелеву (объект знания при этом может быть как конкретнореферентным, так и не референтным, однако если в случае знания-знакомства в качестве объекта знания может выступать любой референтный денотат, то в случае знания-компетенции объект знания должен представлять собой некоторую область познания или функционировать как подобная область), - знание-умение - знание как навык, способность субъекта осуществлять какие-либо действия (правда, как было показано, в случае глаголов поля В работе [Auwera, Plungian 1998] слова со значением знания („know) и силы („be strong) указываются как типологически регулярные источники, из которых в дальнейшем развиваются значения внутренней возможности.
знания целесообразнее говорить о более широком значении – значении умения).
Необходимость разработки подобной классификации обусловлена тем, что некоторые модальные глаголы поля возможности могут в ряде случаев функционировать не как модальные глаголы и использоваться для выражения определенных типов знания, а именно – для выражения значения знаниякомпетенции. Существует и обратная корреляция: некоторые глаголы поля знания в определенных контекстах могут выражать значения поля объективной возможности, при этом наиболее регулярно выражаемым значением является значение внутренней приобретенной возможности – умения и, реже, внутренней возможности вообще.
Использование одних и тех же глаголов для выражения значения умения и знания-компетенции свидетельствует о семантической близости данных значений: так, умение предполагает наличие у субъекта соответствующих знаний, а знание-компетенция – наличие навыков, умения определенного рода.
Отметим, что в отношении семантического поля возможности славянские и германские языки устроены несколько по-разному: в большинстве славянских языков есть специальные предикаты со значением умения (перечисленные выше глаголы типа русского уметь), в то время как в языках германской группы подобные предикаты отсутствуют. Данное различие рассматриваемых языковых групп имеет принципиальное значение для изучаемого вопроса: если в славянских языках выражение значения знания-компетенции возможно, как правило, посредством указанного класса глаголов, то в языках германской группы для выражения знания-компетенции используются глаголы с общим значением возможности – такие как немецкий knnen или датский kunne.
Указанное различие имеет диахроническое объяснение: ядерные глаголы поля возможности германских языков диахронически родственны глаголам знания, в то время как ядерные глаголы поля возможности славянских языков восходят к корням со значением «мощь, сила», в силу чего непосредственной связи с семантикой знания не имеют.
Значимость полученных результатов не ограничивается рамками настоящего исследования. В перспективе представляется целесообразным провести типологический сопоставительный анализ предикатов знания и возможности, поскольку выделенные на рассмотренном материале закономерности находят отражение и в других языковых группах – как близкородственных славянским и германским, так и более отдаленных (см., в частности, французский глагол savoir или турецкий bilmek, способные использоваться и для выражения значений поля знания, и для выражения значений поля алетической возможности).
Немодальные значения модальных предикатов в составе косвенных Предметом рассмотрения данной главы является функционирование модальных предикатов в некоторых типах РА, прежде всего – в составе КРА, где модальные предикаты склонны ослаблять, а в некоторых случаях почти терять собственно модальные значения, используясь для выражения иных смыслов.
Речь идет о примерах типа известного Не могли бы Вы передать мне соль?, не раз обсуждавшихся в работах многих авторов (назовем, в частности, О.
Есперсена [1958], Дж. Р. Серля [Searle 1975], Д. Гордона, Дж. Лакоффа [Gordon, Lakoff 1975], Ф. Кифера [Kiefer 1978], Р. Конрада [Conrad 1983], Е.И.
Беляеву [1988], Т.В. Булыгину и А.Д. Шмелева [1992] и др.), где модальные предикаты (в данном случае - глагол мочь) выражают не столько значения возможности, необходимости или желания, сколько маркируют отношение говорящего к адресату64 или предмету речи, указывают на социальную дистанцию между коммуникантами (соотношение статусов коммуникантов), определяют степень ответственности говорящего за речевое действие (степень коммуникативного контроля говорящего) и служат для реализации определенных стратегий вежливости говорящим.
В настоящей работе не предполагается подробного описания специфики предложений типа приведенного примера про соль в отношении их отличий от собственно вопросов аналогичного вида (см. такие описания, например, в классических работах [Gordon, Lakoff 1975; Conrad 1983]). Целью данного исследования является: (1) определение круга РА (и, в особенности, КРА), для которых выражение модальными предикатами немодальных значений наиболее характерно, (2) рассмотрение функций модальных предикатов в составе выделенных РА, (3) анализ некоторых типов конкретно-языковых Ср. также с понятием интерпретатора у В.З. Демьянкова в [Демьянков 2006].
особенностей функционирования модальных предикатов в РА славянских и германских языков.
Разумеется, демодализация модальных предикатов происходит далеко не во всех РА: тот же глагол мочь в форме второго лица настоящего времени, употребляясь в РА разрешения (Можете идти!), выражает модальное значение деонтической возможности. Кроме того, даже в указанных случаях демодализации речь идет не столько о полной потере модальным предикатом своего модального значения, сколько о приобретении им новых смыслов, которые как бы отодвигают, затеняют собой изначальные значения, выдвигаясь в соответствующих контекстах на первый план и составляя собственно предмет высказывания. Как справедливо указывает Дж. Р. Серль [Searle 1975], предложение про соль является не только просьбой ее передать, но и вопросом адресату о его способности осуществить данное действие, которая является обязательным условием успешности для данного РА просьбы. То есть, глагол мочь в определенной степени продолжает сохранять модальное значение возможности, однако ясно, что не оно находится в фокусе внимания собеседников, а некоторая конвенционализованная формула типа could you…/не могли бы вы, в функции которой входит выражение иных смыслов – проявление вежливости и пр.
Говоря о демодализации, мы, таким образом, подразумеваем в данном случае не столько утрату модальными предикатами их модальных значений, сколько их отхождение на периферию и затушевывание другими, немодальными значениями, которые и будут являться объектом исследования в настоящей главе. Иными словами, мы постараемся предложить некоторое описание прагматики модальных предикатов (ср. понятие pragmatics of modality [Palmer 2003: 15]), что в значительной мере определяет новизну предлагаемого исследования.
Важно отметить, что поскольку в рассматриваемых примерах речь идет не о наличии/отсутствии модальных значений, а о степени доминирования того или иного значения, о контекстно-обусловленной семантике многозначного модального предиката, о центре и периферии фокуса внимания, едва ли возможно провести жесткую границу между «чисто» модальными употреблениями модальных предикатов и их немодальными употреблениями.
Можно говорить лишь о разной степени демодализованности модальных предикатов в тех или иных типах РА, о некоторой шкале, с одной стороны которой находятся максимально демодализованные (и, одновременно, максимально конвенционализованные) случаи типа пресловутого примера с не могли бы вы передать…, понимаемые почти всегда не как вопросы о возможности, а как директивы (и потому наиболее часто приводимые в работах разных авторов в качестве иллюстрации КРА, хотя, как будет показано ниже, множество подобных примеров намного шире), с другой стороны – высказывания типа собака хочет есть, которые в определенной ситуации также можно понять как просьбу/приказ покормить собаку, но которые, во-первых, требуют для подобного понимания определенного ситуативного контекста, и в которых, во-вторых, модальный глагол никоим образом не теряет и даже не ослабляет своего модального значения, называя в данном случае желание собаки.
Рассмотрение подобных примеров (типа Собака хочет есть/Можете идти!), где основной функцией модальных предикатов является выражение собственно модальных значений, не входит в цели настоящего исследования.
Чем в меньшей же степени модальный предикат выражает в том или ином РА свое модальное значение, тем больше внимания мы постараемся уделить ему в данной работе.
Об актуальности анализа языковой специфики КРА, частью которой, безусловно, является использование в их составе модальных предикатов, пишут Т.В. Булыгина и А.Д. Шмелев [1992: 111], критикуя широко распространенный в последние годы подход, согласно которому «КРА не учитываются при описании конкретного языкового кода, а их косвенные иллокутивные функции объясняются на основе универсальных коммуникативных постулатов, сформулированных в 1975 г. Г.П. Грайсом [Grice 1975]». Данный подход предполагает, что «правила извлечения информации о косвенных иллокутивных функциях не относятся к семантике конкретного языка, а описываются общими прагматическими законами речевого общения». Как справедливо отмечают данные авторы, с указанным подходом едва ли можно полностью согласиться, поскольку интерпретация высказывания как КРА далеко не всегда обусловлена универсальными постулатами речевого общения и в ряде случаев связана с языковыми конвенциями конкретного языка. В качестве примера приводится уже упоминавшееся русское вопросительное предложение Вы не могли бы передать мне соль? и его английский аналог Could you pass the salt?, которые понимаются как просьба согласно общекоммуникативным постулатам, однако имеют индивидуально-языковые структурные особенности: так, в русском предложении обязательным для выражения вежливой просьбы является употребление отрицания перед глаголом мочь, в то время как в аналогичном английском предложении употребление отрицания невозможно.
Помимо указанной конкретно-языковой специфики, заслуживает внимания и другая особенность функционирования модальных предикатов в КРА и РА вообще, а именно - регулярные корреляции между собственно модальной семантикой модального предиката и типом РА, где данный предикат используется для передачи акторечевых значений. В качестве примера можно привести весьма частотное использование в КРА со значением просьбы модальных предикатов с общим значением возможности (как мочь и can в пресловутом предложении про соль) или использование диахронически родственных германских модальных предикатов типа англ. may, нем. mgen, нидерл. mogen для выражения пожелания (May all our difficulties vanish as easily! - Пусть и остальные загадки разрешатся так же просто! (А. Конан Дойл «Собака Баскервилей»)).
С учетом сказанного, порядок изложения определен следующим образом.
В первом разделе вводятся определения ряда исходных понятий, в частности, понятия РА и КРА, а также кратко рассматриваются некоторые классификации РА. Во втором разделе выделяются основные типы РА, где возможна демодализация модальных предикатов: наиболее интересными в этом отношении являются КРА, точнее – КРА со значением побуждения (директивные КРА) и некоторые типы комиссивных КРА. Третий раздел посвящен анализу функций модальных предикатов в КРА выделенного типа (то есть использованию данных предикатов для маркирования определенной степени коммуникативного контроля, выражения вежливости и под.). В четвертом разделе анализируются типы конкретно-языковых особенностей использования модальных предикатов в выделенных типах КРА славянских и германских языков, и, наконец, в пятом разделе вкратце рассматривается использование модальных предикатов в не-косвенных РА, сближающееся, как будет показано, с грамматическими значениями модальных предикатов, проанализированными в разделе I.3. В конце раздела приводится заключение, где суммируются полученные результаты.
1.1. Понятие РА и КРА В теории речевых актов, разработанной Дж.Л. Остином [Austin 1962] и развитой впоследствии Дж.Р. Серлем, П.Ф. Стросоном и рядом других исследователей ([Strawson 1964; Searle 1965; 1969; 1975; 1976] и др.65), РА рассматривается как трехуровневое образование: локутивный акт (РА применительно к задействованным в нем языковым средствам), иллокутивный акт (РА применительно к цели высказывания) и перлокутивный акт (РА применительно к своим результатам). Для целей настоящей работы наиболее важным является понятие иллокутивного акта, основными характеристиками которого являются, с одной стороны, целенаправленность РА, с другой, - его конвенциональность, подробно рассматриваемые в указанных работах.
Цель высказывания определяет иллокутивную силу66 РА, состоящую из ряда компонентов, которые в значительной степени определяют условия успешности РА, наделенных этой силой. В числе таких компонентов Д.
Вандервекен [Vanderveken 1988], к примеру, предлагает выделять иллокутивное намерение, способ осуществления данного намерения, условия пропозиционального содержания, подготовительные условия, условия искренности и др.
В соответствии с иллокутивной силой высказывания возможны различные классификации РА. В той же работе Д. Вандервекена [Vanderveken 1988: 126в частности, выделяется пять основных типов иллокутивной силы (и, соответственно, пять разных типов РА): иллокутивная сила утверждения (assertion), выражаемая декларативами, служащими для выражения утверждений (к примеру, фр. глаголом affirmer - утверждать); обязательства (engagement), выражаемая, в частности, перформативом обязываться, брать на себя обязательства (фр. s‘engager); указания (directive primitive), перформативами (фр. dclarer - провозглашать); экспрессивы (expressive), выражаемая восклицаниями.
Обзоры литературы, посвященной РА, см., к примеру, в работах [Падучева 1985; 2004; Wierzbicka 1991] с дальнейшей библиографией.
Как отмечает Р. Конрад [Conrad 1983], именно благодаря понятию иллокутивной силы удалось показать, что «тип предложения и тип РА отнюдь не являются одинаковыми сущностями, и один и тот же РА может быть реализован посредством нескольких различных предложений» (цит. по переводу в НЗЛ, с. 352).
Данная классификация соотносится с более ранней классификацией Дж.
Серля [Searle 1976], где РА предлагается разделять на репрезентативы (РАсообщения), директивы (РА-побуждения), комиссивы (РА-обязательства), декларативы (РА, устанавливающие соответствие между пропозициональным содержанием и реальностью) и экспрессивы (этикетные формулы).
К классификации РА можно подойти и с другой стороны, беря за основу не иллокутивную силу высказывания, а его синтаксический тип, в соответствии с которым высказывания разделяются на сообщения, вопросы и побуждения.
«Разграничение этих трех иллокутивных типов связывается с реакцией адресата речи, вызвать которую предназначен соответствующий речевой акт»
[Булыгина, Шмелев 1992: 110]. Так, ожидаемой реакцией на побуждение должно явиться некоторое действие, реакцией на вопрос – ответ собеседника, сообщения же никакой специальной реакции собеседника не предполагают.
Каждому выделенному типу соответствуют свои стандартные средства выражения: РА-сообщения выражаются, как правило, повествовательными предложениями, РА-вопросы – вопросительными, РА-побуждения – предложениями императивного типа.
В зависимости от целей конкретного исследования, существующие классификации РА различаются не только основаниями для классификации, но и степенью детализации (ср., к примеру, приведенные выше типы и гораздо более подробные классификации К. Баха и Р.М. Харниша [Bach, Harnish 1982], Л. М. Васильева [Васильев 1971] или группы РА, выделяемые А. Вежбицкой [Wierzbicka 1972]).
Решение задач настоящей работы не требует подробного рассмотрения различных классификаций, их сравнения, а также анализа возможных достоинств и недостатков. Поскольку нас будут интересовать лишь типы РА, содержащие модальные предикаты в несобственно модальных функциях, достаточно будет иметь в виду классификацию довольно общего вида (типа приведенной выше классификации Серля), указав в основных группах РА релевантные для настоящего исследования подтипы. Так, в центре внимания данной работы будут находиться:
- РА с иллокутивной силой побуждения (особенно - просьбы, приказы, советы);
- РА-комиссивы (главным образом не ядерные высказывания этого поля типа обещаний, а предложения; заметим, что среди исследователей нет единого мнения относительно того, к какому типу РА относить РА с иллокутивной силой предложения: к примеру, Е.И. Беляева [Беляева 1988] рассматривает данные РА в числе побуждений - директивов (объединяя РА-предложения с советами и просьбами в общий тип, называемый суггестивы, который предлагается противопоставлять прескриптивам (приказам, распоряжениям, разрешениям и пр.) и реквестивам (просьбам, мольбам приглашениям)); в работах же [Bach, Harnish 1982; Падучева 2004] РА-предложения, как и РАобещания, предлагается относить к комиссивам. В настоящей работе мы придерживаемся второй точки зрения: во-первых, РА-предложения не содержат непосредственно императивной семантики, оставляя выбор за адресатом; во-вторых, в РА-предложениях говорящий, как и при обещаниях, берет на себя определенную ответственность, состоящую в том, что при положительном ответе адресата говорящий обязуется реализовать предлагаемое (в соответствии с соблюдением условия искренности по Серлю) – пойти в кино, если предложение было Пойдем в кино, принести кофе, если предложение было Не хотите кофе? и пр. Поскольку подобный компонент возложения обязательств на говорящего отсутствует в классических директивах – приказах, просьбах и под., представляется логичнее относить данные РА к разряду комиссивов, для которых данный компонент является, напротив, основным);
- РА-экспрессивы (прежде всего, пожелания).
При этом, как будет показано ниже, типы немодальных значений модальных предикатов существенно различаются при их использовании в составе побуждений и комиссивов, с одной стороны, и в составе экспрессивов, с другой. В числе прочего, это связано с тем, что подобные РА-экспрессивы представляют собой прямые, некосвенные РА, в то время как интересующие нас побудительные и комиссивные РА с модальными предикатами представляют собой РА косвенного типа.
Под КРА принято понимать случаи, когда «один иллокутивный акт осуществляется опосредованно, путем осуществления другого» [Searle 1975], или, иначе говоря, случаи несоответствия «между формальным строением предложения и реальным коммуникативным предназначением соответствующего высказывания» [Булыгина, Шмелев 1992: 110], то есть «несоответствие иллокутивной предназначенности предложения и иллокутивной силы речевого акта» (там же, с. 136) (более подробное определение КРА приводится, например, в упоминавшейся выше работе Р.
Конрада). Такое несоответствие может иметь место как в пределах одного иллокутивного типа (к примеру, когда конструкции, предназначенные для выражения просьбы, используются в высказываниях со значением требования), так и за его пределами (прототипический случай – приводимые выше примеры, где вопросы функционируют в качестве побуждения в виде просьбы).
Заметим, что подобную близость императивных и вопросительных предложений отмечал и Дж. Лайонз [Lyons 1971]67, указывая на отсутствие жесткой разницы между императивными и вопросительными предложениями:
вопросительное предложение Will you come here? является семантически близким императивному предложению Come here, will you? или даже Come here! КРА такого типа будут занимать одно из центральных мест и в настоящей работе. Рассмотрев различные виды РА и КРА, для которых характерна демодализация модальных предикатов, и мотивировав выделение указанных видов побуждений и комиссивов, мы остановимся подробнее на описании данных КРА в одном из последующих разделов, чтобы, во-первых, подробнее описать их семантические особенности, и, во-вторых, определить место конструкций с модальными предикатами среди других средств выражения соответствующих иллокутивных намерений.
Сделав необходимые замечания об основных понятиях теории РА и о типах РА, перейдем теперь непосредственно к анализу тех типов, где модальные предикаты могут приобретать иные, немодальные значения. Говоря в следующем разделе о немодальных значениях модальных предикатов, мы будем пока, не вдаваясь в детали, соотносить эти значения с выражением вежливости говорящим. То, что на самом деле стоит за этим понятием, будет сформулировано в разделе 3, после того, как мы выделим релевантные типы РА.
Говоря о модальности и речевых актах, интересно отметить также указание Лайонза на сходство императивных предложений с модальностями желания и необходимости, с одной стороны, и близость вопросительных предложений и модальности вероятности – с другой.
О близости императивных и вопросительных предложений писали и многие другие исследователи, см., к примеру в работе [Самсонова 1989: 8]: «когда вопрос служит для побуждения к неречевому действию, он перестает быть собственно вопросом и становится заместителем обычной прескрипции (Вы мне не уступите места?)».
1.2. Демодализация модальных предикатов в составе РА и КРА: сходства и различия В данном разделе речь пойдет о сопоставлении двух групп высказываний, к первой из которых предлагается отнести КРА, где модальные предикаты могут ослаблять свои модальные значения, ко второй – прямые РА с демодализованными модальными предикатами.
В качестве прототипических примеров первой группы можно назвать не раз упоминавшееся выше предложение Не могли бы Вы передать мне соль? или высказывание Will you come to the party?, которое, как отмечает Ф. Палмер [Palmer 2003], в нормальном случае понимается как приглашение пойти на вечеринку, а не вопрос о том, идет ли туда адресат.
Вторую группу составляют примеры типа нидерл. Moge hij komen! – Пусть он придет! или нем. Sollen unsere Kinder glcklich sein! - Пусть наши дети будут счастливы!, где модальные предикаты (в данном случае нидерл. mogen и нем. sollen) тоже выражают немодальные смыслы.
Очевидно, немодальное использование модальных предикатов в составе высказываний двух данных групп имеет принципиально разную природу. Для каждой из этих групп характерен свой круг значений, выражаемых данными предикатами. Так, если среди основных функций модальных предикатов в приведенных примерах КРА можно указать маркирование определенных стратегий вежливости и выражение готовности говорящим минимально вторгаться в личную сферу адресата (что относится к прагматической сфере функционирования модальных предикатов), то в выражениях второй группы значения данных предикатов носят скорее грамматический характер, сближаясь со случаями, рассмотренными в разделе I.3, где анализировалось, в частности, использование модальных предикатов в императивах.
Заметим также, что если использование данных предикатов в составе КРА носит скорее универсальный характер (конечно, с оговоркой на некоторые конкретно-языковые особенности употребления), то немодальное функционирование модальных предикатов в прямых РА в гораздо большей степени привязано к конкретному языку (или конкретным языковым группам).
Данный факт наглядно демонстрируется при сопоставительном анализе: при переводе КРА указанного типа модальный предикат, как правило, сохраняется в переводе, причем в выходном языке предпочтение отдается предикату с той же исходной модальной семантикой, что и в исходном языке (как в случае could you…/не могли бы вы…). В случае же перевода прямых РА, как видно из приведенных выше примеров, модальный предикат может не сохраняться при переводе – выражаемые нидерл. mogen и нем. sollen смыслы реализуются в русском языке иными средствами.
Общей чертой высказываний обеих групп является конвенционализованность немодальных употреблений модальных предикатов в подобных контекстах. Многие из прямых РА представляют собой застывшие формулы пожеланий, что же касается примеров с КРА, то, как будет показано ниже, чем более демодализованным является модальный предикат в составе того или иного КРА, тем больше будет степень его конвенционализации (как отмечалось в начале данной главы, далеко не во всех употреблениях в составе КРА модальные предикаты ослабляют модальные значения и выражают иные смыслы: в зависимости от типа РА, модального предиката и ряда других факторов степень демодализации того или иного модального предиката может быть различной).
Ниже мы постараемся привести различные типы высказываний с модальными предикатами и, проанализировав их, расположить сообразно степени демодализации в них модальных предикатов, после чего в разделах и 5 остановимся подробнее на рассмотрении собственно немодальных функций данных предикатов. Центральное место в нашем исследовании будет занимать использование модальных предикатов в составе КРА, поскольку, как следует из сказанного, их немодальные употребления носят системный, универсальный характер, затрагивая область прагматики модальности, что представляется в настоящее время наименее изученным. После анализа КРА мы, тем не менее, немного затронем также функционирование модальных предикатов в составе прямых РА, однако подробного анализа данной проблематики в настоящей работе не предполагается: подобные функции модальных предикатов сближаются скорее с их грамматическими употреблениями, уже получившими довольно подробное рассмотрение в грамматиках конкретных языков.
2. Типы КРА, характеризующиеся демодализацией модальных предикатов Естественно предположить, что наиболее интересным будет являться рассмотрение функционирования модальных предикатов в составе КРА с побудительными значениями, традиционно занимающих центральное место в изучении косвенных иллокутивных актов. Это объясняется тем, что, как отмечает Серль, высказывание прямых императивных предложений (типа Leave the room) или эксплицитных перформативов (I order you to leave the room) в речевом общении часто бывает неуместным в силу общепринятых требований вежливости [Searle 1975].
Действительно, именно в таких высказываниях степень демодализации модальных предикатов бывает наибольшей. Тем не менее, подобными примерами контексты демодализации, безусловно, не ограничиваются (хотя в КРА других типов ослабление модальными предикатами собственно модальных значений не столько сильно). Для получения по возможности полной картины рассмотрим использование выделенных ранее модальных предикатов в разных типах РА – в утверждениях, вопросах и побуждениях (для начала – в формальном смысле, то есть в предложениях, являющихся утверждениями, вопросами или побуждениями в соответствии с формой данных предложений).
Помимо типа предложения и изначального (модального) смысла модального предиката релевантным для нашего анализа будет являться также предполагаемый субъект действия, называемого в рассматриваемом РА, коим может быть либо говорящий, либо адресат, либо некое третье лицо. Последний случай можно исключить из детального рассмотрения: произнося высказывание типа Не мог бы он замолчать?, где требуемым действием является молчание не адресата, а некоторого третьего участника ситуации, говорящий, как правило, хочет, чтобы адресат совершил какие-то действия, которые приведут к желаемому результату, поэтому, вообще говоря, можно считать, что такие случаи сводятся к примерам, где субъектом предполагаемого действия является адресат, с той лишь разницей, что собственно действие эксплицитно не названо, назван только результат.
Подобные примеры можно развернуть в более полные предложения типа Не могли бы вы что-нибудь сделать, чтобы он замолчал?, где адресат эксплицитно указан как предполагаемый исполнитель.
Выше мы выделили три группы модальных значений – возможность, необходимость и желание; соответственно, нас будут интересовать три основные группы высказываний:
(1) высказывания с модальными предикатами возможности, (2) высказывания с модальными предикатами необходимости, (3) высказывания с модальными предикатами желания.
Учитывая выделенные выше факторы, теоретически можно было бы получить следующие возможные типы: