«СЕМАНТИКА ДРЕВНЕАНГЛИЙСКИХ ПОЭТИЧЕСКИХ ЭТНОНИМОВ В АСПЕКТЕ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЫ МИРА ...»

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«Ивановский государственный университет»

На правах рукописи

Филиппова Мария Александровна

СЕМАНТИКА

ДРЕВНЕАНГЛИЙСКИХ ПОЭТИЧЕСКИХ ЭТНОНИМОВ

В АСПЕКТЕ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЫ МИРА

Специальность – 10.02.04 – германские языки Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель:

доктор филологических наук, доцент Гвоздецкая Наталья Юрьевна Иваново – Содержание Введение…………………………………………………………………….. Глава 1. Проблемы семантического описания древнеанглийских поэтических этнонимов………………………………………………….. Раздел 1. Семантика этнонимов в плане лексического значения и языковой картины мира……………………………………….……….... § 1. Значение этнонимов. Роль коннотации в семантическом описании этнонимов…………………………………………………. § 2. Языковая картина мира. Место этнонимов в эпической картине мира...............……………………………………………. …. Раздел 2. Этнонимы как компоненты древнеанглийского поэтического словаря и текста…………………………………………… § 1. Специфика семантики древнеанглийского поэтического слова и основные направления ее изучения……………………………. ….. § 2. Текстоцентрический подход к семантике древнеанглийского поэтического слова…………………………… Выводы……………………………………………………………………. Глава 2. Семантика этнонимов в поэмах, восходящих к германской устной традиции…………………………………………………………. Раздел 1. Семантика этнонимов в героическом эпосе…………………. § 1. Особенности англосаксонского героического эпоса………... § 2. Семантика этнонимов в поэме «Видсид»……………………. § 3. Семантика этнонимов в поэме «Беовульф»………………….. Раздел 2. Семантика этнонимов в исторических поэмах………………. § 1. Особенности исторических поэм…………………………….. §2. Семантика этнонимов в поэме «Битва при Брунанбурге»…... § 3. Семантика этнонимов в поэме «Битва при Мэлдоне»…….... Выводы……………………………………………………………………. Глава 3. Семантика этнонимов в поэмах, восходящих к латинской книжной традиции………………………………………………………. Раздел 1. Семантика этнонимов в религиозной поэзии………………… § 1. Особенности англосаксонского религиозного эпоса……….. § 2. Семантика этнонимов в поэтических переложениях Библии (на примере поэмы «Исход»)……………………………………... § 3. Семантика этнонимов в поэтической агиографии (на примере поэмы «Елена»)……………………………………… Раздел 2. Семантика этнонимов в поэтических переложениях позднеантичной литературы (на примере Метров Боэция)…………….. § 1. Особенности древнеанглийского переложения Метров Боэция…………………………………………………………........ § 2. Семантика этнонимов в древнеанглийском переложении Метров Боэция…………………………………………………….. Выводы…………………………………………………………………... Заключение……………………………………………………………….. Список использованной литературы ……………………………………. Список источников ……………………………………………………….. Список использованных словарей ……………………………….. …….. Список интернет-источников ……………………………………………. Список сокращений………………………………………………………. Приложение………………………………………………………………... Введение Наименования стран и народов составляют важную часть ономастикона любого языка, поскольку отражают контакты его носителей с окружающим миром, их взгляды на родственные и неродственные этносы, оценку своей и чужой роли в геополитическом пространстве. На протяжении многих лет учеными исследовались теоретические аспекты понятия «этноним», его отношение к ономастической лексике, особенности этнонимов как части лексического состава языка.

Древнеанглийские этнические наименования позволяют изучить процесс зарождения английского ономастикона; собственно лингвистические и экстралингвистические факторы, которые влияли на его становление и значение его единиц; представления англосаксов об окружающих их народах.

Древнеанглийская поэзия дает для этого богатый и малоизученный материал, помогающий осветить языковую картину мира англосаксов в ее истоках.

Понятие «картина мира» исследуется многими учеными в разных аспектах ее существования. Исследование языковой картины мира является весьма продуктивным направлением в современной лингвистике. Изучают как картину мира целиком, так и определенные ее аспекты, в том числе, связанные с наименованиями разных народов и представлениями о них.

Картина мира англосаксов находит отражение в их поэтическом творчестве, поскольку само это творчество, зародившееся еще на континенте, до переселения англосаксов в Британию, отобразило как древнейшие героикоэпические представления, так и позднейшие христианские наслоения, пришедшие вместе с латинской книжностью. До сих пор, однако, не предпринималось попыток описать древнеанглийские этнонимы как часть поэтического творчества англосаксов, которая вобрала в себя разнообразные представления об окружающих народах – как унаследованные из глубокой древности, так и появившиеся вместе с христианизацией.

Данное исследование опирается на труды по ономастике и этнонимике (Агеева, 1990; Богомягкова, 2005; Никонов, 1970; 1984; Сироткина, 2006;

2007; 2009; 2011; Суперанская, 1973; 2006; Шапошников 1992), а также лексической семантике (Апресян, 1995; Кобозева, 2000; Колшанский, 1980;

Корнилов, 2003; Кронгауз, 2001; Кубрякова, 1997; 2004; Попова, Стернин, 2007; Постовалова, 1988; Уфимцева, 1962; 1986; 1988). Кроме того, основой для данной работы послужили труды, посвященные семантике древнеанглийского поэтического слова и структуре древнеанглийского поэтического текста (Бочкарева, 1999; Гвоздецкая, 1995; 2000; 2001а; 2001б;

2002; 2003; 2004; 2005; 2010; 2011; Клейнер, 2008; 2010а; 2010б; Матюшина, 1999; 2006; Русяцкене, 1990; Смирницкая, 1982а; 1982б; 1982в; 1994; 2008а;

2008б; 2008в; 2008г; 2011; Стеблин-Каменский, 1946; 1976; 2003; Чупрына, 1999; 2001 и др.).

Предметом исследования является семантика древнеанглийских этнонимов в поэзии англосаксов, с особым акцентом на их коннотациях.

Объект исследования составляют контексты употребления этнонимов в древнеанглийской поэзии.

Материал для анализа был выбран таким образом, чтобы охватить все жанры древнеанглийской поэзии и исследовать все пласты поэтического сознания англосаксов. Данное исследование включает героико-эпические памятники («Видсид» и «Беовульф»), библейские парафразы («Исход»), поэтическую агиографию («Елена»), переложение позднеантичной литературы («Метры» Боэция в переводе короля Альфреда) и исторические песни («Битва при Брунанбурге» и «Битва при Мэлдоне»). Поэма «Видсид»

интересна тем, что содержит каталоги-тулы, восходящие к устно-эпической традиции и помогающие выявить древнейшие представления англосаксов о племенах и народах. Поэма «Беовульф» охватывает наиболее значительный по объёму материал, позволяющий описать все структуры текста, в которых задействованы этнонимы. Религиозные поэмы раскрывают понимание англосаксами имен, происходящих из книжных источников. Так, «Исход»

отображает интерпретацию библейских народов, а «Елена» – восприятие имен, заимствованных из позднеантичной житийной литературы. «Метры»

Боэция в переводе короля Альфреда позволяют понять семантику ряда имен, используемых в контексте осмысления позднеантичной истории. Так называемые исторические поэмы («Битва при Брунанбурге» и «Битва при Мэлдоне») включают имена, относящиеся к этносам Британии и Англии.

представлений англосаксов относительно окружавших их народов. В процессе анализа древнеанглийских поэтических произведений нами были соответствующих лексем в тексте и давали первичное представление о значении этнонима.

Однако для более глубокого исследования семантики этнонимов требуются особые методы изучения древнеанглийского поэтического текста.

Данное исследование основано на расширенном контекстуальном (текстоцентрическом) подходе, который учитывает особенности средневекового литературного сознания («неосознанное авторство»).

Текстоцентрический подход к исследованию семантики древнеанглийского поэтического слова предполагает изучение различных уровней контекста произведения, в которых отразилась как более ранняя устно-эпическая традиция, так и христианская ученость.

Цель исследования – семантическое описание этнонимов как единиц древнеанглийского поэтического языка и текста в аспекте реконструкции языковой картины мира англосаксов.

В соответствии с целью исследования были поставлены следующие задачи:

древнеанглийских поэтических памятников;

выделить и описать контексты употребления этнонимов в плане лингвостилистических приемов построения древнеанглийского коллокаций и формульных выражений как основных единиц древнеанглийского поэтического языка и речи;

описать семантику этнонимов на всех уровнях поэтического поэтической этнонимии как фрагмента языковой картины мира Актуальность работы В настоящее время понятие языковой картины мира является одним из самых востребованных в лингвистике в связи с возобновлением интереса к проблеме соотношения языка и национальной специфики восприятия мира.

Интересный материал для этого представляют этнонимы, которые теперь все рассматриваются как носители разнообразных коннотаций, отражающих взгляд носителей языка на окружающие народы. Древнеанглийское поэтическое творчество, во всех своих разновидностях тесно связанное с художественным восприятием истории, дает богатый материал для изучения англосаксов к их ближним и дальним соседям.

Научная новизна данной работы состоит в составлении и описании корпуса древнеанглийских поэтических этнонимов, семантическом анализе контекстов их употребления и выявлении коннотативных смыслов, значимых употребления и семантики этнонимов, встречающихся в древнеанглийской поэзии, в связи с приемами построения древнеанглийского поэтического текста, литературной традицией и историческими контактами народов.

Теоретическая значимость Исследование вносит вклад в разработку проблем семантического описания древнеанглийского поэтического слова, становления языковой картины мира англосаксов и исторической ономастики как раздела исторической лексикологии английского языка.

Практическая значимость Результаты исследования могут найти применение при составлении комментариев, словарей и глоссариев к памятникам древнеанглийского поэтического творчества, а также использоваться в преподавании вузовских курсов истории английского языка, исторической лексикологии, стилистики и поэтики.

Апробация работы: по теме исследования существует 11 публикаций, из них опубликованы в журналах, включенных в «Перечень ведущих рецензируемых журналов и изданий», рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ.

Основные выводы данного исследования прошли апробацию в рамках ежегодных итоговых конференций студентов, аспирантов и молодых ученых ИвГУ Молодая наука в классическом университете (ИвГУ, Иваново, 2010 – 2012), на Международной научной конференции Проблемы семантики и функционирования языковых единиц языка разных уровней (ИвГУ, Иваново, 2010), IX Международной школе-семинаре Лексикографические ракурсы:

традиции и вызовы XXI века (ИвГУ, Иваново, 2011), Международной научной конференции Проблемы семантики и функционирования языковых единиц языка разных уровней (ИвГУ, Иваново, 2012), Международной конференции Британия: история, культура, образование (ЯГПУ им. К.Д.

Ушинского, Ярославль, 2012), научно-практической конференции Дни науки студентов и аспирантов (ВлГУ им. А.Г и Н.Г. Столетовых, Владимир, 2012), X Международной школе-семинаре Life beyond Dictionaries (ИвГУ, Иваново, 2013).

Положения, выносимые на защиту:

1. Древнеанглийские поэтические этнонимы унаследованы из двух источников:

устной исконно-германской традиции словесного творчества и памятников латинской книжности, пришедших вместе с христианизацией. Независимо от своего происхождения, этнонимы составляют не отдельные вкрапления, но органичную часть поэтического словаря, благодаря способности образовывать синонимические ряды и композиты с субстантивным эпитетом.

2. В центре поэтического этнонимикона стоят имена обитателей германского североморского региона, чей образ формировался в языковой картине мира англосаксов через устно-эпическую словесность или прямые контакты.

Периферию образуют имена библейских и античных народов, представления о которых были интегрированы в героико-эпическую систему ценностей и, вместе с тем, сохранили отпечаток книжной учености.

3. Древнеанглийские поэтические этнонимы обладают, наряду с денотативносигнификативными значениями, также разнообразными коннотативными смыслами, в значительной мере обусловленными поэтической традицией, а не случайными ассоциациями или замыслом отдельного автора.

4. В древнеанглийском поэтическом тексте этноним не функционирует как обособленная единица: этнонимия является частью обширных формульных систем, аллитерационных коллокаций и эпических вариаций, позволяющих поэту не только разрабатывать традиционные эпические темы и мотивы, но и адаптировать повествование к религиозным, культурным и эстетическим потребностям аудитории, оставаясь в пределах поэтического канона. Чаще всего этноним участвует в формульных выражениях и аллитерации;

несколько реже – в эпической вариации.

5. Все структуры древнеанглийского поэтического текста дают достаточное основание для исследования коннотативной семантики этнонимов, взаимодополняя друг друга. С одной стороны, в рамках данных структур актуализуются коннотативные смыслы, которые отражают общие (нередко идеализированные) героико-эпические представления о народах. С другой стороны, исследование этнонимов в рамках указанных приемов построения поэтического текста позволяет выявить специфические ассоциации, характеризующие каждый отдельный народ.

6. Этнонимы, принадлежащие к исконной традиции, несут в своей семантике отражение германских героико-эпических ценностей. В них вкладываются представления об идеальном эпическом народе, воинственном и отважном, обладающем собственной территорией и вождем. Коннотации, отличающие отдельные имена, не выходят за пределы эпической картины мира – это верность вождю, воинственность, слава и сокровища. В семантике этнонимов, восходящих к книжной традиции, во многом сохраняются представления об идеальном эпическом племени, а их индивидуальные коннотации определяются спецификой сюжета отдельных памятников.

7. Анализ семантики древнеанглийских поэтических этнонимов позволяет не только выявить их коннотации в отдельном тексте, но дает возможность проследить за изменением представлений о конкретном народе при сравнении памятников, принадлежащих разным литературным традициям (исконной и заимствованной).

Структура работы:

Во введении обосновывается актуальность и новизна, теоретическая и практическая значимость исследования, разъясняется выбор материала, приводятся выносимые на защиту положения.

Первая глава содержит теоретическое обоснование проводимого исследования. В первом разделе рассматривается специфика понятия «картина мира», семантические особенности этнонимов как класса лексики, структура лексического значения слова. Второй раздел содержит описание характера древнеанглийского поэтического текста, лингвостилистических приемов, используемых при его построении и методов описания семантики древнеанглийского поэтического слова.

Вторая глава содержит практическое исследование семантики этнонимов в поэтических памятниках, принадлежащих германской героикоэпической традиции, с целью выявления компонентов значения данных лексических единиц, их семантических коннотаций и роли в поэтическом повествовании.

Третья глава содержит практическое исследование семантики этнонимов в поэтических памятниках, принадлежащих книжной латинохристианской традиции.

Заключение отражает основные выводы, полученные в процессе исследования.

проанализированных памятниках, таблицы грамматической сочетаемости этнонимов, частотности формул, аллитерационных коллокаций.

древнеанглийских поэтических этнонимов Семантика этнонимов в плане лексического значения и языковой §1. Значение этнонимов. Роль коннотации в семантическом Этноним является основным способом актуализации одной из ипостасей образа человека в общей совокупности воззрений – человека этнического.

исторически сложившееся сообщество людей, так и некоторую его часть, «служит проявлением самоидентификации людей и принадлежности их к конкретной общности» (Сироткина, 2007: 213).

Этноним традиционно понимается исследователями как наименование народа - этноса, племени, племенного объединения (Шапошников, 1992: 6).

Денотаты этнонимов – относительно замкнутые ряды лиц, относящихся в (Суперанская, 1973). Таким образом, сутью этнонима является отделение членов одного коллектива от другого и подчеркивание его единства. На основании этого к этнонимам иногда причисляются все коллективы, которыми занимается этнография, включая роды, племенные объединения, а также наименования по месту жительства (москвичи), прозвищные наименования («зыряне» коми) (Никонов, 1970: 5). Подобная широкая А. В. Суперанская значительно сужает границы термина этноним и в первую очередь предлагает применять его к племени, поскольку оно является наиболее устойчивой и этнически определённой из всех этнических дифференциальными признаками, как общность территории и общность языка (диалекта), а также рядом более частных характеристик, которые могли становиться основой племенных названий (Суперанская, 1973: 207).

Помимо названий племен к этнонимам также относят наименования не только отдельных этносов, но также «этнополитических организмов», состоящих зачастую из различных национальных групп и получивших свое название от наименования страны, где они проживают (бельгийцы, швейцарцы) (Арутюнов, 1971: 131). А. А. Белецкий пытается объяснить близость наименования по месту жительства к этнонимам фактами древности. Он указывает, что в эпоху городов-государств не было разницы между наименованиями этническими и наименованиями жителей городов (афинянин – житель Афин и житель афинского государства) (Белецкий, 1972: 164–165). Однако, на наш взгляд, данный пример не совсем точен, поскольку города-государства являлись особым типом общества, несравнимым с современными городами, и были ближе, скорее, к «этнополитическим организмам». В данном исследовании термин «этноним»

используется, прежде всего, применительно к именам племен и народов, а также наименованиям государств, названным по имени города (Romware букв. «жители Рима», в широком смысле «римляне» как граждане государства).

Изучение этнонимии ведется в рамках самых разных областей знаний, прежде всего, в науках исторического и филологического циклов. Интерес к этнонимам имеет давнюю историю. Отдельные разъяснения, относящиеся к этнонимам, содержатся уже в древних памятниках наряду с простыми упоминаниями племен (Тацит и др.). Собственно научный подход появляется в гораздо более позднее время, а широкое изучение этнонимов предпринимается только в XIX веке, как следствие успехов сравнительноисторического языкознания, в связи с интересом ученых к происхождению языков и народов (К. Мюлленхоф, К. Паули, В. Томашек, и др.). Однако в то время не предпринималось еще попытки рассмотреть этнонимию как отдельный лексический пласт, выявить особые свойства данных наименований. Не существовало также всесторонних исследований тех или вспомогательное средство для изучения истории языка (Агеева, 1990: 8;

Богомягкова, 2005: 4).

Общепризнанными классическими трудами по этнонимике считаются работы Р. А. Агеевой (1990), В. В. Иванова и В. Н. Топорова (1980), Г. Ф. Ковалева (1982, 1995), М. В. Крюкова (1980), В. А. Никонова (1980), А. И. Попова (1973), А. В. Суперанской (1973, 2009), О. Н. Трубачева (1982), В. Н. Шапошникова (1992), А. А. Шахматова (1919). В их исследованиях специфические особенности данной лексико-семантической группы, в том числе словообразовательные характеристики, даны описания этнонимикона определенных территорий, исследованы вопросы происхождения различных наименований.

реконструкции этно- и глоттогенеза, но также как часть лексики того или иного языка. Этнонимы выступают как один из объектов исследования возникшей в XX веке этнолингвистики, главной задачей которой является описание народного менталитета через язык и тексты (Никитина, 1991: 117).

В числе исследователей, занимающихся данной проблематикой – Е. С. Берёзкина, В. Б. Кашкин, С. Е. Никитина, Т. А. Сироткина, Н. И.

Толстой, Д. А. Шен. В рамках этнолингвистики выявляют «народные стереотипы, формирующие этническую картину мира, реконструируют языковую картину мира этноса» (Сироткина, 2009: 245). В связи с этим в некоторых современных исследованиях этнонимы рассматриваются как часть картины мира определенного языка (Демина, 2001; Сиражитдинов, 2000).

Сложность этнонима как лексической единицы находит отражение в структуре его значения. Традиционно в значении этнонима выделяются три пласта: этимологическое (первоначальное) значение, современное понятие и «отэтнонимическое» значение (Никонов, 1980).

Выделяя этимологический, или «доэтнонимический», пласт значения, В. А. Никонов подчеркивает, что внутренняя форма этнонима некогда существовала как значение слова, являвшегося именем нарицательным.

Семантика этнонима, таким образом, исторически мотивирована, так что можно выделить некий первоначальный признак, обусловивший внутреннюю форму этнонима (немцы – «безъязыкие», т.е. говорящие на другом, непонятном языке) (Никонов, 1980: 12). Этимологическое значение со временем может забыться, и «слово, став этнонимом, начинает новую жизнь, полностью независимую от его прежних этимологических связей, хотя бы эти связи еще и ощущались»; так, «украинцы» уже не воспринимаются как (Никонов, 1980: 12).

Второй пласт представляет выражаемое этнонимом понятие, куда входят представления и конструктивные сведения об этносе – языковые, этнокультурные, географические признаки, отражающие самобытность обозначаемых народов (Шапошников, 1992: 13). Ср.: АНГЛИЧАНЕ (самоназвание - инглиш), народ, основное население Великобритании. Общая численность 48,5 млн. человек (1992), в т. ч. в Великобритании 44,7 млн.

человек, Канаде 1 млн. человек, Австралии 940 тыс. человек, США 650 тыс.

человек, ЮАР 230 тыс. человек, Индии 200 тыс. человек, Нов. Зеландии тыс. человек. Язык английский. Верующие - в основном англикане (БЭС).

«отэтнонимическим», является производным и развивается на основе приписываемых представителям данного этноса характеристик ("цыган" человек смуглый или бродячий, и т.п.) (Никонов, 1980; Шапошников, 1992).

По сути, этот пласт основывается на коннотациях, возникающих у определенного этнонима. Тот факт, что на базе коннотаций может возникать переносное значение, подтверждает значимость коннотативного компонента в семантике этнонима (немцы (устар.) – иностранцы (БТС)) Данный пласт значения возникает как результат человеческой деятельности, как факт культуры, который «во многом определяется духовным опытом народа, историческими условиями формирования этноса» (Топоров, 1998: 7). Содержание этнонима в целом, таким образом, предстает как многосоставный феномен и обусловлено самосознанием народа, национальной историей и культурой (Жамсаранова, 2009: 15;

Шен, 2009: 3).

Зачастую в отношении тех или иных народов возникают некие стереотипные представления, отражающиеся в значении этнонимов, а именно, их лексических коннотациях, которые понимаются как «несущественные, но устойчивые признаки выражаемого лексемой понятия, воплощающие принятую в обществе оценку соответствующего предмета или факта» (Сироткина, 2007: 213; см. также Кобозева, 1995: 102). По мнению исследователей, этнонимы, как правило, содержат определенную характеристику обозначаемых ими объектов – происхождение, внешность, особенности речи и т.д. (Пак, 2003: 7; Шен, 2009: 3). При этом одним из ключевых моментов данной характеристики является её оценочность: пусть даже оценка не всегда справедлива, она, тем не менее, всегда исторически обусловлена (Пак, 2003: 7). Коннотации этнонима «вводят собеседника в круг культурно-исторических, территориальных, этнографических и прочих сведений о человеке, подразумевающихся при одном лишь упоминании его обозначение человека по национальной принадлежности «вызывает в сознании свернутые в единый образ воспоминания о предшествующих контекстах его употребления, оценки соответствующих референтов и отношение к ним», то есть «этноним несет под собой миф как свернутое руководство к действию» (Кашкин, 2002).

Дополнительные смыслы (коннотации) этнонимов могут проявляться в языке различными способами. Так, внутренняя форма этнонимов может быть прозрачной или восприниматься таковой носителями языка1. Коннотативные смыслы могут также проявляться при функционировании этнонимов в переносном значении, поскольку в данном случае этнонимы отражают распространенное в обществе и закрепленное в сознании мнение о качествах, действительных или ложных, которыми наделен типичный представитель этноса. Так, коннотации этнонима Arab связаны с представлениями об арабах как свободолюбивом народе с диким нравом (street Arab «беспризорник, уличный мальчишка») (Шен, 2009). Для подтверждения дополнительных значений этнонимов исследователи могут привлекать фразеологию и фольклорные нарративы языка, которые «позволяют выделить основные странными и нецелесообразными, выявляют степень негативного или позитивного отношения к тому или иному «чужаку»» (Сиднева, 2009: 244).

Важным способом выявления дополнительных значений этнонимов является лингвистический эксперимент с участием носителей языка (Кашкин, 2002;

Попова, Стернин, 2007). Применительно же к древним этнонимам, единственной реальностью, в рамках которой мы можем исследовать данные знаки, является структура текста (Шапошников, 1992: 120). Изучение этнонимов в тексте как сфере их конкретного бытования, анализ их функционирования, наряду с привлечением данных истории и культуры, позволяет более точно определять их значение (Шапошников, 1992: 6).

Семантическое описание этнонимов требует обращения к структуре значения слова и коннотации как ее значимому для этнонимов компоненту.

Согласно современной семантической теории, лексическое значение слова неоднородно и представляет собой иерархически организованную совокупность компонентов (Арнольд, 1986; Уфимцева, 1962). Каждая Согласно «Церковной истории народа англов» Беды Достопочтенного (кн.2, гл. 1), наименование «англы»

(Angli) считалось производным от «ангелы» (Angeli) - представление, которое восходит к высказыванию папы Григория Великого, пораженного созвучием этих слов, а также красотой юношей-рабов из племени англов (Беда Достопочтенный, 2001).

лексема находит выражение в речи в наборе лексико-семантических вариантов слова (ЛСВ), или, иначе, семем, совокупность которых составляет лексическое значение слова. В свою очередь, в структуре семемы целесообразно выделять макрокомпоненты значения, а внутри них – микрокомпоненты, отдельные семы (Васильев, 1990: 106). Подробный анализ характера сем и их разнообразные классификации представлены в большом количестве работ (Арнольд, 1979; Васильев, 1990; Гак, 1976; Гинзбург, 1978;

Селиверстова, 1976; Стернин, 1985; Шмелев, 1973; Шрамм, 1981). При этом важно подчеркнуть, что отдельное значение слова (семема) трактуется не как «пучок» сем, а, скорее, как их иерархически выстроенные «конфигурации»

(Васильев, 1990: 106).

Согласно полевому подходу, в структуре значения можно выделить ядро и периферию. Различают «ядерные» и «периферические» семы. К ядру относится денотативный и сигнификативный макрокомпоненты значения слова, в то время как к периферии принято относить коннотативный макрокомпонент (Стернин, 1985).

В структуре значения слова выделяют денотат, который обозначает предметное содержание знака (Кронгауз, 2001: 75), класс однородных предметов. Денотативный компонент значения репрезентирует «результаты познавательной деятельности человека, связанные с преобразованием признаков предмета в идеальную сущность» (Алефиренко, 2005: 158).

Термином «сигнификат», в одном из его пониманий, обозначают понятийное содержание знака (Кронгауз, 2001: 75). Иначе говоря, лексема обозначает вовсе не вещь, а некую ментальную абстракцию, существующую в сознании индивида как результат познавательной деятельности: «В слове закрепляются результаты рационального познания, связанного с абстрагированием от реальной вещи всеобщих признаков, преобразованием их в идеальную сущность» (Кобозева, 2000: 72). При этом отнюдь не все признаки предмета или явления находят отражение в подобной абстракции, но лишь некоторая часть его свойств. Совокупность данных признаков Кобозева, 2000: 72).

Термин «коннотация» имеет в современном языкознании множество определений, трактуется на основании различных аспектов и имеет множество синонимов (Сторожева, 2007: 113). Можно выделить несколько основных направлений изучения природы коннотации. Семиотическое направление берет свое начало от Л. Ельмслева и Р. Барта. Основным объектом изучения в рамках данного направления является «выбор между различными «субкодами» языка – его стилями, диалектами, жаргонами»

(Телия, 1986: 3). Психолингвистическое направление (А.А. Залевская, А.А. Леонтьев, М.С. Портер, Р. Ромметвейт, и др.) связано с изучением ассоциаций и эмоциональной организации речи. В лингвистику термин «коннотация» впервые был введен Л. Блумфильдом (Блумфильд, 1968).

Собственно лингвистические исследования коннотации, в свою очередь, осуществляются в русле трех основных подходов. При стилистическом подходе коннотация понимается как дополнительные экспрессивные, оценочные элементы значения слова, характеризующие говорящего и Шмелев, 1973: 254–255). При лексикологическом подходе изучаются способы создания коннотативного значения, описываются различные источники формирования экспрессивности слова (Сторожева, 2007: 114). В рамках лингвокультурологического подхода коннотация рассматривается как «“семантическая доля” значения, дополняющая сведения об объективно существующей реалии сведениями о национальной ее специфике, что и вызывает соответствующий речевой эффект» (Телия, 1986: 3).

Коннотация в узком смысле понимается как набор дополнительных сем – эмоциональных, экспрессивных, оценочных, функциональностилистических, отображающих отношение говорящего к адресату, объекту и предмету речи, а также ситуации, в которой осуществляется речевое общение (Алефиренко, 2005: 164; Шаховский, 1996: 14). В более широком смысле, денотативно-сигнификативное и грамматическое значение слова, который возникает «на основе сведений, соотносимых с эмпирическим, культурноисторическим, мировоззренческим знанием говорящих на данном языке, с эмоциональным или ценностным отношением говорящего к обозначаемому»

(Телия, 1990). Таким образом, под коннотацией может пониматься любая функционированием в речи (Сторожева, 2007: 117). Так, Ю.Д. Апресян под коннотацией подразумевает все «несущественные, но устойчивые признаки выражаемого ею [лексемой – М.Ф.] понятия, которые воплощают принятую в данном языковом коллективе оценку соответствующего предмета или факта действительности» (Апресян, 1995: 159). Именно в этом смысле используется термин «коннотация» в настоящей работе.

коннотативное значение понимается как универсальное: коннотации принадлежат не отдельному пользователю знака – говорящему, но всему языковому коллективу, и потому не являются следствием выражения личной оценки объекта, явления или ситуации (Кобозева, 2000: 82). Они отражают культурные традиции и представления, связанные с данным словом «совокупность... закрепленных в культуре данного общества ассоциаций», образующих сопутствующие лексическому значению «содержательные элементы, логические и эмотивные» (Bartminski, 1980: 13-14, цит. по:

Кобозева, 2000: 82). На формирование коннотации влияет «тип восприятия или использования соответствующего объекта действительности, традиция существования, этимология…и другие внешние по отношению к ее непосредственной жизни в языке факторы» (Апресян, 1995: 170).

Ряд исследователей трактует коннотацию как «лингвистическую универсалию», которая является «неотъемлемым устройством языковой системы» и распространяется на все уровни языка, а также «на отношения внутри текста и между текстами» (Ревзина, 2001: 438). Другие, однако, действительности», принадлежащих как массовому, так и индивидуальному сознанию (Верещагин, 1980: 112). В этой связи особый интерес вызывает изучение коннотации слов в поэтическом тексте, где она «играет значительную, если не ведущую, роль, создавая в процессе художественнообразной конкретизации “уникальные эстетические смыслы”»

(Бабенко, 2001, цит. по: Клёмина, 2006: 37).

компоненте значения, а также их принадлежность всему языковому коллективу находит своеобразное подтверждение в определенных конструкциях, которые могут достаточно регулярно возникать в речи носителя языка. Это псевдотавтологические конструкции типа X есть X, например, Немец есть немец (Кобозева, 2000: 83; см. также Апресян, 1995:

40; Падучева, 1985: 42; Grice, 1975: 42). С формально-логической точки зрения подобные конструкции не сообщают ничего нового об объекте высказывания, и потому должны бы избегаться в речи, однако они не являются тавтологическими с семантической точки зрения. Данные конструкции воспринимаются как информативные, поскольку «субъекту X в ассоциируемое в сознании говорящих с сущностями данного типа»

(Кобозева, 2000: 83). Имя, попадающее в позицию предиката, становится нереферентным: «Субъект принадлежит миру, а предикат мышлению о мире», поскольку семантика предикатных слов в подобных конструкциях всегда оценочна (Дерябина, 2004: 3). Подобная предикация, по мнению А.В. Суперанской, «возможна лишь в том случае, когда мы хорошо знакомы с денотатом имени» (Суперанская, 2006: 19). Предикатное значение лексической единицы «имеет когнитивную природу и образует «сгусток»

знаний о денотате»; в позиции предиката раскрывается энциклопедическое значение имени, становится очевидной его наполненность смыслами, обусловленная ситуацией, интенцией и знаниями ее участников (Дерябина, 2004: 7; Суперанская, 2006: 19). Данное явление заставляет обратить внимание на синтаксические конструкции и фразеологические обороты, содержащие в себе этнонимы, что особенно важно для древнеанглийской поэзии вследствие той специфической роли, которую в ее структуре играют устойчивые формульные словосочетания.

Следует еще раз отметить, что коннотации этнонимов представляют собой не разрозненные ассоциации, возникавшие спорадически, а являются частью ментальной системы, которая воспроизводит мироощущение народа – т.е. то, что принято называть картиной мира.

§2. Языковая картина мира. Место этнонимов в эпической В гуманитарных науках понятие «картина мира» является одним из наиболее популярных и всесторонне исследуемых. По словам Л. В.

Добродеевой, картина мира «представляет собой центральное понятие (Добродеева, 2007: 120), поэтому формы картины мира и ее основные характеристики исследуются в рамках различных отраслей знаний – философии, психологии, культурологии, гносеологии, лингвистики (Корнилов, 2003: 3).

Витгенштейном, который в своих трудах развивает философские идеи В. фон Гумбольдта и И. Г. Гердера. На данный момент, несмотря на огромный опыт исследований, ученые не пришли к однозначному пониманию того, что есть картина мира, поэтому существует достаточно много определений данного термина. Различные исследователи нюансируют те или иные аспекты данного понятия, кажущиеся им наиболее важными. В. И. Постовалова понимает картину мира как «глобальный образ мира, лежащий в основе мировидения человека, репрезентирующий сущностные свойства мира и (Постовалова, 1988: 21). З. Д. Попова и И. А. Стернин под картиной мира в самом общем виде понимают «упорядоченную совокупность знаний о действительности, сформировавшуюся в общественном (а также групповом, исследователи отмечают метафоричность термина (Корнилов, 1999: 3;

Рахилина, 2000: 11).

Языковая картина мира представляет собой опосредованную картину мира, поскольку является следствием фиксации результатов познания вторичной знаковой системой – языком (Попова, Стернин, 2007: 15). Следует отметить при этом, что языковая картина мира как общее понятие есть абстракция, реально не существующая. Действительно существовать могут лишь картины мира конкретных национальных языков. Всякий язык оформляет действительность в соответствии со своей собственной системой, что приводит к возникновению национально-специфичных картин мира (Кравченко, 2010: 276).

Проблема взаимосвязи языка народа и его национального сознания привлекает лингвистов на протяжении последних двух столетий (В. И. Абаев, Ш. Балли, У. Вайнрайх, А. Мартине, В. Матезиус, Б. А.

Серебренников, Ф. Ф. Фортунатов, К. Фосслер, А. А. Шахматов, Г. Шухардт, и др.). Ученые приводят неопровержимые доказательства того, что явления из истории народа сохраняются в его памяти, а затем находят свое языковое закрепление. Язык, таким образом, по словам Я. Гримма, становится «живым коммуникативной, информативной и эмотивной функций, язык также выполняет «функцию фиксации и хранения всего комплекса знаний и (Кубрякова, 1981: 170; Пак, 2003: 7). Язык того или иного народа отражает реалии и абстрактные понятия, «обязанные своим существованием специфическим условиям трудовой, общественной, культурной жизни этого народа» (Леонтьев, 2008: 45). Таким образом, языковая картина мира – это совокупность представлений народа о действительности на определенном этапе его исторического развития (Попова, Стернин, 2007: 5).

Важным свойством ЯКМ является также то, что она отражает «наивное»

мировидение, то есть толкование мира, во многом отличающееся от научной картины мира. Это не означает, что подобные представления примитивны, наоборот, они зачастую оказываются столь же сложными и, возможно, даже более интересными, чем научные (Апресян, 1995: 352; см. также:

Корнилов, 2003: 95). При этом язык вовсе не стремится к адекватному и точному отражению действительности. Языковая картина мира есть не простое зеркало мира, она фиксирует «не только воспринятое, но и осмысленное, осознанное, интерпретированное человеком» (Кубрякова, 1997: 23). В языке может не отображаться огромное количество новых знаний об объективном мире, и, напротив, нередко сохраняются представления, уже пришедшие (согласно научным исследованиям) в противоречие с объективной реальностью, которые должны бы быть заменены соответствующими современному знанию представлениями (Касевич, 1990; Корнилов, 2003; Урысон, 1988). В результате на более раннее, исходное значение лексической единицы наслаиваются новые значения, возникшие в процессе исторического развития, в результате чего создается исторически обусловленная знаковая структура лексической единицы (Герас, 2008: 141).

Считается, что практически любая единица может рассматриваться как знак, имеющий национально-культурный компонент (Друзина, 2009: 5). Тем более, это справедливо для этнонимов, поскольку их семантика напрямую связана с историческим опытом создавшего их народа. Следовательно, наибольший результат принесет исследование значений этнонимов в рамках языковой картины мира, покольку это позволяет «выявить те аспекты ‘трения о внесловесную среду’ (Бахтин, 1975: 460), которые остаются скрытыми, когда мы рассматриваем язык как систему отношений слов» (Кашкин, 2002).

В целом можно выделить два основных направления в изучении языковой картины мира. В рамках первого направления исследуются характерные для данного языка концепты, определенные стереотипы языкового и, шире, культурного сознания. Кроме того, сюда же включают изучение специфических коннотаций неспецифических концептов (например, символику цветообозначений в разных культурах) (Апресян, 1995). Второе направление включает в себя исследования, посвященные реконструкции присущей тому или иному языку цельной картины мира, «наивного», донаучного взгляда на окружающую действительность (Апресян, 1995; Гак, 1971; Корнилов, 2003; Пак, 2003;

Попова, Стернин, Объектом данных исследований является «совокупность всего языкового содержания, относительно постоянная и медленно эволюционирующая» (Караулов, 1976: 145). Сторонники этого подхода полагают, что само понятие «языковая картина мира» включает в себя все языковое содержание того или иного языка, подразумевает «именно целостность и всеохватность того, что подпадает под это определение»

(Корнилов, 2003: 93). Согласно данному направлению, все значения языка складываются в определенную систему взглядов, коллективную философию, присущую всем без исключения носителям языка (Апресян, 1995: 350). ЯКМ представляет собой, следовательно, определенным образом оформленную систематизацию плана содержания языка (Пак, 2003: 7). Для адекватной реконструкции ЯКМ следует, таким образом, учитывать все языковые значения, в первую очередь, путем анализа лексических и грамматических значений (Корнилов, 2003: 94; Урысон, 1988: 12). Однако более подробный анализ может затрагивать и другие аспекты языка, включая синтаксические конструкции и морфологические категории (Корнилов, 2003: 101).

Особым направлением в изучении языковой картины мира является проблема ЯКМ древних народов. Интерес к данной проблеме отражается в наличии трудов, посвященных восстановлению фрагментов картины мира в древних языках, реконструкции архаичных представлений о мире (Э. Бенвенист, Т. Н. Гамкрелидзе, О. Н. Трубачев). Существует также ряд работ, посвященных картине мира англосаксов – как анализу отдельных концептов и концептосфер, так и рассмотрению лингвокультуры этноса в целом (Бочкарева, 1999; Брунова, 2007; Григорьева, 2003; Учайкина, 2005;

Чупрына, 2000, 2011; Янушкевич, 2009; Ярцева, 2010).

Реконструкция уже исчезнувшей картины мира возможна только через текст, через письменные свидетельства определенной исторической эпохи (Григорьева, 2003: 37). Текст позволяет рассмотреть контекст языкового функционирования в тот или иной исторический период (Григорьева, 2003:

37; Игнатьева, 2000: 64).

Древнеанглийская поэзия многообразна по темам и предметам повествования, а также объемам памятников. Можно найти сюжеты, как восходящие к историческим преданиям времен Великого переселения народов, так и принадлежащие библейской тематике. Однако при всей разности тем и предметов, отнесение памятников древнеанглийской поэзии к отдельным жанрам достаточно условно; порой между ними невозможно провести четкую границу (Смирницкая, 1982б: 178–182). Их проницаемость и взаимопереплетение свидетельствуют о еще существовавшем на тот момент единстве и цельности эпической поэзии, «жанровые различия внутри которой представляются по преимуществу вариантами, модификациями англосаксонской поэзии выполнены, скорее, в определенном «ключе», нежели «жанре» (Szarmach, 1993: 44).

Все же, в соответствии с тематикой произведений, принято выделять более древние, исконные жанры, которые могут быть возведены к общегерманскому прошлому (героический эпос, заклинания, гномические стихи) и жанры более новые (произведения религиозной тематики, а также героические элегии) (Смирницкая, 1982б: 179; Harris, 1991). Однако при всем их разнообразии все древнеанглийские поэтические памятники характеризуются единством стилистических приемов и стихосложения, а также «воплотившимся в них героическим мироощущением, покоящимся на ценностях эпического мира» (Гвоздецкая, 1995: 3).

Мир эпоса представляет национальное героическое прошлое, мир «начал» и «вершин» национальной истории, мир отцов и родоначальников, мир «первых» и «лучших» (Бахтин, 2000: 205). Согласно концепции А. Н. Веселовского, всякий эпос есть история, осознаваемая так, как ее трактует народная память (Веселовский, 1989: 57). Эпическое произведение, в таком случае, является частью исторической памяти народа, а поэт выступает как хранитель коллективного знания: он преподносит истину так, (Гвоздецкая, 1995: 16). Источником повествования о народном прошлом (Бахтин, 2000: 204–205). Все, что поэт предлагает в своем произведении, за исключением его собственного таланта и навыков, является общим достоянием народной поэтической традиции (Shippey, 1972: 90). Эпический поэт вызывает в сознании слушателей поэтические, исторические и бытовые ассоциации, «повествуя о вещах, которые знакомы древним слушателям во всех мелочах и узнаваемы даже по отдельным намекам» (Долгова, 2003: 56).

В то же время национальное эпическое «абсолютное» прошлое отделено от автора и его аудитории «абсолютной эпической дистанцией». Мир героев, изображаемый в эпических произведениях, «стоит на совершенно ином и недосягаемом ценностно-временном уровне» (Бахтин, 2000: 204–205). Также и стиль, тон и характер образности эпического слова бесконечно далеки от «слова современника о современнике, обращенного к современникам»

(Там же).

Героический эпос представляет собой продолжение фольклорных традиций и возникает на базе преданий о предках (культурных героях) и героических сказок; однако, в отличие от сказки, героический эпос складывается во время этнической консолидации народов, что накладывает отпечаток на тематику и тон произведений (Мелетинский, 2001: 55;

2004: 428).

В более ранних образцах эпоса борьба с окружающим миром, находящимся за пределами племени, во многом изображалась как покорение природы в образе чудовищ, угрожающих герою и благополучию его племени. История самого племени, в свою очередь, изображается как повествование о человеческом племени «настоящих людей»

(Мелетинский, 2004: 428). Однако постепенно враги в героическом эпосе все меньше становятся похожи на мифических чудищ и все больше обретают черты врагов исторических (Там же). В более поздних исторических эпосах повествование ведется уже языком исторического предания. Эпос опирается на географические названия, исторические имена племен и государств, повествует о действительных вождях и войнах (Мелетинский, 1998: 12).

Прошлое народа описывается уже не в «космических», а в этнических терминах, через образы исторических личностей, народов и событий, и «предстает перед нами как отношения лиц и событий политической истории»

(Мелетинский, 2004: 428, 433). Поэт ведет рассказ не о сотворении мира, как в более ранних образцах эпоса, а о «заре национальной истории», об отношениях племен, формировании и устройстве древнейших государств, (Мелетинский, 1998: 12). Хотя не стоит все же забывать, что события даже исторических преданий рассматриваются через призму легенды (Мелетинский, 2004: 428). Поэт не осознает, что «в его рассказе о событиях, которые действительно имели место, есть элементы творческой переработки действительности» (Стеблин-Каменский, 1976: 84).

Германский героический эпос черпает предания из эпохи Великого переселения народов, однако события тех времен представлены в памятниках совершенно в ином масштабе, как «межплеменные, внутриродовые и межсемейные ссоры» (Мелетинский, 2001: 67). Весь мир эпических произведений отождествляется с собственным племенем, оно может становиться центром этого эпического мира (Мелетинский, 2004: 423).

Следовательно, идеальным эпическим героем становится витязь-богатырь, наделенный доблестью, отвагой и физической силой, способный защитить свой народ от «чудовищного врага» или нападения иноземных захватчиков (Жирмунский, 1962: 30). Данный образ героя-богатыря является важным элементом эпоса, поскольку через него выражаются и доносятся ценности и идеалы представляемого эпического мира (Мелетинский, 2004: 423).

Вследствие акцента в эпосе на историческое предание, значительное место в повествовании начинают занимать описываемые племена и народы и их представители. Результатом значимости этносов в эпической картине мира является функционирование их наименований (этнонимов) как единиц древнеанглийского поэтического языка и включение их в традиционные структуры поэтического текста, к которым мы обращаемся в следующем разделе.

Этнонимы как компоненты древнеанглийского поэтического §1. Специфика семантики древнеанглийского поэтического слова и Семантика древнеанглийского поэтического слова обладает рядом особенностей, требующих особого подхода к ее исследованию. Специфика древнеанглийского поэтического текста во многом продиктована эпохой, в рамках которой он создавался, особым типом осознания и репрезентации действительности в поэтическом произведении, который, вслед за М. И. Стеблин-Каменским, ряд исследователей называет «неосознанным авторством». Данный тип художественного сознания принадлежит архаической эпохе и характеризуется принципиальной анонимностью и вариативностью редакций при создании поэтических текстов (Волконская, 2012: 169). Искусство архаического периода есть производное мифопоэтического сознания. По мнению С. С. Аверинцева, архаической литературе не свойственно наличие «авторской манеры» повествования, то есть индивидуальной рефлексии над выбором тематики произведения, лексики, метафорики, a также «сознательно внушаемого и сознательно воспринимаемого авторского “имиджа”» (Аверинцев, 1994: 6, 110).

Неосознанное авторство, зародившееся на устном этапе существования поэтического творчества, могло некоторое время сохраняться и при его письменной фиксации. Оригинальность вообще не являлась целью поэта, для него важнее было следовать традиции. Поэт использует традиционные распоряжение сюжеты и темы повествования.

Наряду с традиционным характером творчества, неосознанное авторство означает «нерасчлененность в поэтической речи сочинения и исполнения», произведение не являлось поэтому абсолютно застывшей формой: в текст могли вноситься изменения, причем как во время устного пересказа, так и (Смирницкая, 1982б: 204). Письменный текст мог изменяться при каждой его записи, поскольку переписчики вносили собственную правку, что делало текст коллективным сочинением (Резникова, 1997: 46). Данная особенность принципиальную многозначность эпического слова и его тенденцию «“аккумулировать” в своей семантике все предшествующие этапы его осмысления (Гвоздецкая, 2000: 19).

С одной стороны, переосмысление текста отражало сдвиги и изменения, произошедшие в народном сознании (Смирницкая, 1982б: 204). Внеязыковая реальность – мировоззрение народа, его культурно-исторический опыт – обуславливает ассоциативный фон слова в древнеанглийской поэзии.

свидетельствовало подчас об эволюции самосознания автора. Уже в ранних героических памятниках, таких как «Беовульф», могли отразиться зачатки (Смирницкая, 2008б: 71–72).

Вследствие подобной текучести текста и аккумуляции в значении отдельных лексем разных смысловых пластов, эпическое слово отличает особая эмоциональность, экспрессивность и повышенная оценочность.

Поэтическая лексика, становясь частью эпического произведения, «развивает сильное концептуально-ассоциативное поле, способное заслонить исходные значения слов» (Гвоздецкая, 2000: 66). В древнем поэтическом тексте периферийные семы, в особенности коннотативные, влияют на семы ядерные, модулируя значение слова. Коннотативная часть слова может становиться носителем определенного концептуального смысла, выступая на первый план, в то время как денотативная, ядерная часть данных понятий может ослабевать (Там же).

Специфичность семантики также во многом объясняется особым бытованием слова в рамках эпического текста. Отмечалось, что содержание (Стеблин-Каменский, 2003: 574). Последняя не является навязанной внешне и лишь организующей языковой материал: ряд исследователей признает, вслед за О. А. Смирницкой, что метрические схемы древнеанглийской поэзии неотчленимы от поэтической фразеологии, включающей разные по происхождению слова – общенародную лексику, архаизмы и инновации (Смирницкая, 1982б).

Древнеанглийское аллитерационное стихосложение, таким образом, обуславливает формирование особого языка, вторичного по отношению к естественному языку, обладающего особой системой построения и собственным словарем (Клейнер, 2010а: 11). Общий разговорный язык трансформировался в особый поэтический, который существовал как особая наддиалектная форма (Русяцкене, 1990: 4). Англосаксонский поэт, прибегая к поэтическому языку, оперирует единицами, «строящимися по своим моделям, «формулам»», которые диктуют особые отношения между словами и создают, тем самым, специфическую грамматику, лишь отчасти совпадающую с грамматикой естественного языка» (Клейнер, 2010а: 11).

Древнеанглийский поэтический язык, таким образом, представляет собой «систему систем», которая была полностью регламентирована и неразрывно связана с нарративной техникой (Волконская, 2012: 106). Поэтическое слово, включенное в поэтический контекст, «обретало семантическую многомерность, становилось поэтически значимым лишь постольку, поскольку каждая новая содержащая его строка могла быть «ввязана»

слушателем в сеть других, частично или полностью подобных строк, и возбуждала ассоциации с той частью эпического корпуса, который хранился в его памяти» (Смирницкая, 2008б: 70).

Как показала О. А. Смирницкая, под древнеанглийской «поэтической лексикой» следует понимать не только слова, обозначающие ключевые эпические понятия и не встречающиеся за пределами поэтического корпуса, не только «поэтизмы» в узком смысле этого слова, но любую лексическую единицу, встречающуюся в тексте (Смирницкая, 2008г: 161). Данный взгляд основан на том, что семантическое наполнение лексики эпического произведения, ее «насыщение культурной информацией, дополнительной по отношению к общему языку», происходит непосредственно внутри поэтического текста, на разных его уровнях; специфическая системная организация лексики обеспечивает особое употребление самых обычных слов (Смирницкая, 2008б: 60). Это также справедливо и для этнонимов. В поэтическом тексте они служат не только для обозначения определенного народа или племени, но также аккумулируют в себе сложившиеся в поэтической традиции представления, связанные с каждым народом в отдельности и идеальным эпическим племенем в целом.

В связи со специфичностью древнеанглийского поэтического слова, встает вопрос о способах и методах его исследования. В качестве первой ступени исследования семантики поэтического слова естественно обратиться к словарям и глоссариям. В словарной статье, как правило, приводятся лингвистические и словообразовательные характеристики слова. В отдельных словарях может приводиться этимология слова, а также большое количество примеров, что характерно, например, для словаря БосвортаТоллера (Bosworth, Toller, 1898). В словарях могут присутствовать отдельные списки имен собственных, включающих также этнонимы. Однако информация, приводимая в словарной статье, не дает возможности понять функцию лексемы в поэтическом тексте, хотя и оказывает значительную помощь в работе над текстом.

Метод компонентного анализа, традиционный для изучения лексической семантики, также используется применительно к древней лексике и в целом представляется плодотворным (Добрунова, Однако авторы, занимающиеся исследованием значений древнеанглийских слов, указывают на их недостаточную расчлененность и обособленность по сравнению с современной лексикой, что затрудняет и дальнейшее деление значения слова на компоненты (Добрунова, 1990: 170; Феоктистова, 1976: 50).

Другой метод, ставший столь популярным в современной лингвистике – метод концептуального анализа – также нашел свое применение в исследованиях, направленных на изучение древнеанглийской лексики и языковой картины мира англосаксов. Концептуальный анализ позволяет реконструировать фрагмент действительности, представленный анализируемым концептом, а также выявить средства, при помощи которых концепт находит свое отражение в языке, «в языковом сознании отдельного человека и в языковом сознании целого народа» (Григорьева, 2003: 50).

В отношении древней картины мира данный вид анализа применялся с целью выявить и описать значимые для древних культур концепты (Гуревич, 1984; Cherniss, 1972). Однако отмечалось, что концептуальный анализ позволяет воссоздать фрагменты древней картины мира лишь в определенной степени, вследствие ограниченности нашего понимания мироощущения носителей древних культур (Гуревич, 1984: 18; Лемберская 1980: 7). Кроме того, мы не можем верифицировать наши умозаключения касательно древней картины мира, поскольку мы лишены возможности обратиться к прямым, живым свидетельствам носителей языка и не можем опираться на свою языковую интуицию (Гвоздецкая, 1995: 87).

Зачастую исследователи семантики древнеанглийского слова обращаются к анализу этимологии слов и этимологических параллелей (Гвоздецкая, 1995б; Русяцкене, 1990; Шапошникова, 2001). Необходимость привлечения этимологических данных при исследовании значений древних слов не раз справедливо подчеркивалась исследователями (Маковский, 1986;

Силин, 1992; Топоров, 2004; Трубачев, 1982 и др.). В данном исследовании этимологический анализ может использоваться как дополнительный метод для более углубленного анализа семантики лексем.

Этимологический анализ позволяет шире взглянуть на возможное значение того или иного слова, поскольку слово в поэтическом языке могло сохранять более древние смыслы, зачастую утраченные в обиходном языке (Гвоздецкая, 1995: 33). При этом этимологическая мотивировка может устанавливаться в самом древнем поэтическом тексте, «в котором в силу действия особых стиховых законов происходит реэтимологизация, т.е.

восстанавливаются глубинные генетические связи между словами»

(Русяцкене, 1990: 40). Этимологические данные придают контекстуальному анализу диахроническую перспективу, помогают установить течение смыслового развития значения слова (Там же); анализ этимологических параллелей позволяет выявить определенные семантические потенции слова.

При этом следует стараться не подменять истинного значения слова, присущего ему в тот или иной конкретный исторический период, его древнейшим этимологическим значением (Феоктистова, 1984: 4).

Необходимо также помнить, что этимологическая реконструкция сама по себе не может быть целью семантического описания, а остается одним из его инструментов (Гвоздецкая, 2000: 13). Необходимо подтверждать семантические потенции лексических единиц, выявляемые этимологическим методом, путем обращения к контексту употребления слова (Гвоздецкая, 2003: 29).

За последние десятилетия контекстуальный метод описания семантики древнеанглийского поэтического слова находит все более широкое применение в работах таких исследователей, как О. А. Смирницкая, Н. Ю. Гвоздецкая и др. Еще М. И. Стеблин-Каменский отмечал, что «не было придумано никакого более адекватного метода исследования значений слов древнего языка, чем метод наблюдения употреблений слов, или их текстуальной соотнесенности» (Стеблин-Каменский, 1974: 62). Метод контекстуального анализа признается единственно надежным для реконструкции семантики древнего слова вообще (Бородина, Гак, 1979;

древнеанглийского поэтического слова в частности (Бочкарева, 1999;

Гвоздецкая, 1995; 2000; Русяцкене, 1990; Феоктистова, 1984 и др.), поэтому обратимся к определению контекста в современной лингвистике.

В целом, контекст есть способ существования слова и необходимое условие реализации его значения (Арнольд, 1966; Стернин, 1985).

Существуют две точки зрения на контекст. В широком смысле контекст включает все области и уровни языка, а также экстралингвистическую реальность, в том числе все условия, в рамках которых осуществляется вербальная коммуникация, «начиная от конкретной ситуации, в которой протекает общение, и кончая всей совокупностью культурных и социальных условий, определяющих весь смысловой и языковой комплекс коммуникативных актов» (Колшанский, 1980: 38). В узком смысле под контекстом понимают непосредственно лингвистический контекст (Амосова, 1963; Колшанский, 1980; Уфимцева, 1986; Firth 1935), который непосредственно отвечает за разграничение значений слов. Его, в свою очередь, принято подразделять на системный контекст (когда значение слова определяется его парадигмальными характеристиками и семантической сочетаемостью) и речевой контекст (где выбор значения обусловлен коммуникативными единицами языка – фразами, предложениями).

Исследователи обращают внимание также и на контекст всего текста, поскольку с ним в значительной мере связан ассоциативный фон слова (Колшанский, 1980: 66; Русяцкене, 1990: 36).

Контекст, таким образом, являет собой «текстуальное окружение, или элемент текста, значимый для семантизации той или иной текстовой древнеанглийских поэтических памятников представляет собой специфичное явление в силу особого положения поэтического языка по отношению к языку общенародному, характерных условий бытования поэтического слова и архаического типа стихосложения, связанного с использованием стереотипной (формульной) фразеологии. Поэтому исследование семантики древнеанглийского слова требует, прежде всего, обращения к особенностям организации текста и понимания принципов функционирования слова на всех уровнях контекста древнеанглийских поэтических памятников.

§2. Текстоцентрический подход к семантике древнеанглийского Сама специфика организации эпического текста подсказывает нам пути эффективного семантического анализа поэтической лексики: если единство и смысл древнеанглийской поэзии напрямую связаны с ее формой, то значение (Wrenn, 1967: 20, 24). Исследователи указывают, однако, что не стоит останавливаться только на анализе метрики и аллитерации, поскольку его зачастую недостаточно для полного раскрытия семантики лексемы (Гвоздецкая, 2000: 39). Поэтическое слово необходимо рассматривать «в связи с максимально широким контекстом всей поэмы, в единстве ее с композицией и основными сюжетными линиями» (Смирницкая, 2008г: 161).

Таким образом, идеальным для анализа семантики древнеанглийского слова является расширенный контекстуальный (иначе говоря, текстоцентрический) подход.

Данный подход учитывает взаимосвязи и взаимодействия отдельных уровней контекста поэтического произведения, описание значения слова в тесной связи с жанром и композицией памятника, что подразумевает «не только выявление в нем разновременных и разнокультурных пластов семантики, но и их функциональное оправдание с точки зрения художественного единства произведения» (Гвоздецкая, 2000: 65). Акцент при этом делается не на денотативно-сигнификативную, а коннотативную часть лексического значения, принадлежащую, однако, не субъективно-авторскому видению мира, а самому поэтическому языку (Гвоздецкая, 2000: 46) и реализующуюся на разных уровнях поэтического контекста.

Исследователями выдвигались различные подходы к выделению уровней контекста для изучения семантики древнеанглийского поэтического слова. Так, Р. А. Русяцкене выделяет системный контекст, учитывающий лексико-семантическую дистрибуцию слова; речевой контекст, включающий отдельные микротемы и сверхфразовые единства; контекст отдельного памятника, а также экстралингвистический контекст, включающий культурные, археологические, мифологические, этнографические и исторические данные (Русяцкене, 1990: 39).

Н. Ю. Гвоздецкая предлагает учитывать контекст всего произведения, его композиционные и жанровые особенности; структурно-смысловой блок как высший уровень синтаксического контекста; синтаксический контекст, а именно контекст краткой и долгой строки; контекст аллитерационного стиха (Гвоздецкая, 2000: 73–74). Таким образом, необходимо принимать во внимание все приемы организации древнеанглийского поэтического текста:

построение поэтических строк, аллитерационные коллокации, формульные системы, а также эпическую вариацию, которая требовала развитой синонимии и словосложения. Остановимся на этих приемах подробнее.

Древнеанглийский аллитерационный стих являет собой акцентный тонический стих и происходит из общегерманского аллитерационного стиха, наследуя основные приемы от континентальной германской традиции (Гвоздецкая, 1995: 18). Вместе с этим, он представляет собой исторически неповторимый этап эволюции стихотворной формы, на котором «метрика как мера еще не была отвлечена от языка как ритмизуемого материала», чем обусловлена трансформация «общего языка в особый поэтический язык, обладающий новыми семантическими возможностями» (Смирницкая, 1994: 6; см. также: Гвоздецкая, 1995; 2000; Смирницкая, 1982; 1994; Raw, 1978; Scargill, 1953; Scragg, 1991; Shippey, 1972 и др.).

Строки древнеанглийского аллитерационного стиха принято называть долгими строками. Долгая строка состоит, в свою очередь, из двух кратких.

Каждая краткая строка содержит 2 основных ударения (акцентные вершины), число безударных слогов может варьироваться. Метрические вершины стиха образованы не просто ударными слогами, а значимыми и наиболее семантически ценными единицами – корневыми морфемами, которые противопоставляются более слабым в семантическом отношении словообразовательным морфемам и флексиям (Смирницкая, 1982: 138). Чаще всего ударение приходилось на имена – существительные и прилагательные (а также именные формы глагола), поскольку именно они называли (Гвоздецкая, 1995: 19).

В древнеанглийском стихе не используется рифма; внутреннее единство стиха достигается при помощи аллитерации – созвучия двух или трех (Смирницкая, 1982б: 182). Она являет собой организующий момент стиха, «выделяя ударные значимые слоги в строке, она определяет его ритм и обеспечивает связность текста» (Стеблин-Каменский, 2003: 1979).

Однако аллитерация скрепляет не только слова внутри стиха, она «скрепляет весь героический мир», так, что он предстает в поэтическом произведении во всей своей целостности. Систему аллитерационного стиха нельзя рассматривать исключительно как формальную технику, поскольку она «изначально и глубоко связана с выражением семантических значимостей» (Смирницкая, 1982б: 190; 2008в: 68). Аллитерация является исконным знаком «сродства слов и самих предметов действительности»;

следовательно, то, что связывалось в сознании, находило связь и в поэтическом тексте. Связь звучаний выступает как «прямое выражение семантической сопринадлежности слов», подтверждая тем самым истинность сказанного; вследствие этого, аллитерируют, как правило, слова, которые (Смирницкая, 1994: 68). Поэт черпает аллитерации из унаследованной эпической традиции, поэтому аллитерационные коллокации, включающие этнонимы, создают некие устойчивые характеристики народа или его отдельных представителей. Так, частотность аллитерации этнонима Geatas «геаты» с существительным gu «битва» подтверждает коннотацию «воинственность», присущую данному этнониму и его денотату – племени геатов.

Другая характерная особенность древнеанглийской поэзии – это ее «сплошная формульность». Формульная теория сочинения эпического текста была создана М. Пэрри и А. Лордом на материале устного творчества югославских певцов-сказителей. Согласно определению М. Пэрри, формулой называется группа слов, «регулярно употребляемых в тех же самых (Parry, 1930: 80). Первоначально исследователи связывали формульность с устным типом поэтического творчества. Так, А. Лорд полагал, что формулы представляют собой стереотипные лексико-синтаксические модели поэтических строк, без которых не мог обойтись поэт при устной импровизации (Лорд, 1994). Поэту было бы сложно заучивать целые тексты;

вместо этого он запоминал некоторые традиционные формульные выражения, которые воспроизводил в своем рассказе, фактически создавая текст заново (Magoun, 1953: 447). Для анализа древнеанглийской поэзии формульную теорию первым стал использовать Ф. Мэгун, сохранив все её основные положения. Он соглашался также и с той мыслью, что формульность текстов есть следствие их устного происхождения (Magoun, 1953: 447). Таким образом, формулы рассматривались как чисто механический прием, облегчающий спонтанное сочинение2. Письменность и взаимоисключающими явлениями.

Однако вскоре было замечено, что, даже овладев грамотностью, англосаксонский поэт не переставал творить в традиционной формульной манере (Benson, 1966; Brodeur, 1959: 70). Например, «Метры» короля изначально появились как письменный текст, однако, несомненно, являются формульными. Латинская риторика вполне сочеталась с формульными элементами, поскольку взаимодействовали сами культуры их породившие (Shippey, 1972: 96–98).

В новейших исследованиях, продолжающих направление Пэрри–Лорда и уточняющих их формулировки, формула рассматривается не просто как устойчивое словосочетание, но как определенная лексико-синтаксическая схема, принадлежащая поэтическому языку. Ее действительные варианты, разнообразные по лексическому составу, находят проявление в конкретных поэтических памятниках, т.е. в поэтической речи. Лексическое наполнение каждой формулы определяется эпической традицией и зависит, почти исключительно, от метрических условий, в которых используется та или иная формула (Клейнер, 2010б).

О. А. Смирницкой, которая стремится увидеть в формульности «проявление эволюции эпического искусства» (Смирницкая, 1994: 30), опираясь на эволюционный подход к литературному сознанию, сформулированный ранее в трудах М. И. Стеблин-Каменского (1976, 2003). Согласно данному взгляду, формульные системы являются необходимым инструментом создания как В качестве подтверждения данной теории, Ф. Мэгун ссылается на рассказанную Бедой историю поэтапастуха Кэдмона, сочинявшего исключительно устно; полагают, что все его произведения записывались за ним грамотными монахами (Magoun, 1953). О поэте Кэдмоне см.: Беда Достопочтенный, 2001(кн. 4, гл. 24).

О проблеме формульности в древнеанглийском тексте см. Гвоздецкая, 2000c; Клейнер, 2008; 2010;

Русяцкене, 1990; Смирницкая, 1982; 1994; Brodeur, 1959; Fry, 1967; Greenfield, 1955; Magoun, 1953; Taylor, 1967 и др.

устного, так и письменного текста, принадлежащего эпохе «неосознанного авторства», но в их использовании отсутствует автоматизация (Смирницкая, 2008б: 60–61; см. также Гвоздецкая, 2000: 151). Поэт выбирает лучшие из имеющихся в его распоряжении формул не осознанно, но и не случайно. По наблюдениям С. Гринфилда, наиболее наглядно это показал Р. П. Крид, который предпринял эксперимент по «пересочинению» отрывка из «Беовульфа», использовав для его пересоздания альтернативные формулы.

Сам автор эксперимента признает, что текст получается гораздо менее выразительным, причем такое изменение качества поэтического отрывка связано не с нарушением ритма, а с изменением семантической нагрузки (Greenfield, 1972: 32, 34). Следовательно, выбор лексики, используемой поэтом, диктуется не просто потребностями аллитерации, но также традицией эпического повествования; семантика лексем, входящих в формулы, несет в себе отражение народных представлений.

Формульные структуры в тексте отражают такие стереотипы сознания (как поэта, так и его аудитории), где «типическое и традиционное преобладало над индивидуальным» (Жирмунский, 1971: 194). Поэтому важно исследовать не только отдельную формулу, но и ее место в формульных системах текста и традиции, связь ее с поэтической фразеологией (Яценко, 2006: 21). Связь слов в формуле, таким образом, может служить отправной точкой для исследования значений слов (Greenfield, 1972: 31).

Семантическое наполнение формулы выступает на первый план, поскольку «единство формулы лежит не на лексическом уровне…, а на уровне семантико-синтаксическом» (Гвоздецкая, 2000: 153). В ее создании на равных участвуют ритмико-синтаксическая модель и лексический «концепт», «но тождество ее самой себе обеспечивается лишь ее функцией в тексте»

(Гвоздецкая, 2000: 153). Парадокс формульных систем, отражающий однако саму суть древнеанглийской поэзии, лучше всего можно обозначить словами Т. Шиппи: «стабильность внутри изменений, гибкость внутри четких границ» (Shippey, 1972: 96).

Формула, таким образом, является подвижным знаковым образованием поэтического языка и текста, которое способно варьироваться в плане содержания и выражения. Текст сообщает формуле новые функции, которые позволяют раскрыться ее (формулы) эстетическому содержанию переосмыслялись сами понятия при изменении общественных идеалов. Текст должен был реагировать на такие изменения, чтобы продолжить свое существование как произведение искусства (Смирницкая, 1980: 207).

Смысловая многоплановость текста находит отражение в формульных словосочетаниях, поскольку в них «на одном синхронном уровне могут присутствовать разновременные напластования смыслов: от древнейших, восходящих к прагерманской и даже индоевропейской бытности, до новых, возникших под влиянием христианской культуры» (Русяцкене, 1990: 4).

Таким образом, участие этнонимов в формульных системах дает нам представление об их разнообразных коннотативных смыслах, которые накапливались в процессе становления поэтической традиции.

Другой характерной чертой древнеанглийской поэзии, наряду с аллитерацией и формульностью, является эпическая вариация – повторение уже сказанного другими словами, некий «комментарий» к повествованию (Гвоздецкая, 1995: 40). Согласно М. И. Стеблин-Каменскому, вариация является своеобразной «семантической аллитерацией», которая представляет (Стеблин-Каменский, 2003). А. Броудер определяет вариацию как «двойное или многократное утверждение одного и того же понятия или мысли разными словами, с более или менее ощутимым сдвигом акцента»

(Brodeur, 1959: 40).

В. Петцель, один из первых исследователей данного явления, считал ее ненужным повторением, чрезмерно загружающим поэтический текст и не привносящим ничего нового в семантическом плане (Paetzel, 1913). Однако вариация вовсе не является тавтологическим высказыванием, поскольку с ее помощью поэт описывает предмет с разных сторон, «так что совокупность членов вариации дает его полную характеристику» (Гвоздецкая, 2000: 125).

С точки зрения Н. Ю. Гвоздецкой, древнеанглийская эпическая вариация представляет собой «способ семантической организации (расчленения и ранжирования) эпического повествования путем построения особого рода поэтических высказываний»; использование данного приема придает повествованию неторопливость, позволяет поэту пристально вглядываться в предметы и ситуации (Гвоздецкая, 1995: 34, 35). Ф. Клэбер не случайно называл вариацию «душой» древнеанглийского поэтического стиля (Klaeber, 1968: 39).

Участвовать в вариации могут как отдельные слова, так и предложения, тождественные по смыслу (Brodeur, 1991: 83–86). Следует, однако, уточнить, что необходимым условием существования вариации является единое грамматическое строение таких предложений, их синтаксический параллелизм (Гвоздецкая, 1995: 37).

Н. Ю. Гвоздецкая рассматривает вариацию в контексте ее связи с краткой строкой и ее места в структуре долгой. Начало вариации, ее первый элемент, где подается новая информация, находится в КС2 (вторая краткая строка). Завершение вариации приходится на КС1 (первая краткая строка).

Информация в ней часто «дополнительна или даже факультативна для развития сюжета» (Гвоздецкая, 1995: 39). Такое семантическое разделение функций кратких строк представляется Н. Ю. Гвоздецкой необходимым условием формирования долгой строки как отдельной структурной единицы стиха и поэтического синтаксиса. По ее мнению, деление долгой строки на две кратких не является простым формальным приемом построения стиха, а, скорее, служит для разведения двух смысловых пластов в рассказе:

«собственно повествование, то есть последовательное линейное введение новой информации (КС2), и “комментарий” к повествованию (КС1)»

(Гвоздецкая, 1995: 39).

«композиционного звена» в повествовании, поскольку обеспечивает семантическую связность соседних долгих строк и, тем самым, поддерживает внутреннюю семантическую целостность периода (сверхфразового единства) – «минимального компонента композиции, связанного с эпическим мотивом как единицы содержательного уровня памятника» (Гвоздецкая, 2000: 163).

Предложение в поэтическом тексте, содержащее вариацию, несет «обязывает» поэта подбирать слова, или порой даже слагать новые поэтизмы, чтобы как можно точнее описать тот или иной предмет или действие.

Эпическая вариация позволяет поэту заострить внимание аудитории на важной теме или детали повествования, создать определенный настрой, придает повествованию «глубину исторического видения и высоту слога»;

следовательно, обязательным условием существования эпической вариации является формирование сложных номинативных единиц, насыщенных коннотациями (Гвоздецкая, 1995: 23; 2000: 164). В вариации с этнонимами нередко участвуют синонимичные наименования народов, определяемые прилагательным или субстантивным эпитетом, а также встречаются более сложные конструкции с именами нарицательными. Подобные конструкции позволяют выявить характеристики, тесно ассоциируемые с тем или иным принадлежащие поэтической традиции.

Одной из наиболее примечательных характеристик древнеанглийского поэтического словаря и текста, тесно связанной с формульностью и синонимические ряды содержат как общеупотребительную лексику, так и особые поэтизмы (Leyerle, 1991; Wyld, 1925), которые включают архаизмы и поэтические инновации (Brodeur, 1959; Hoffmann, 1883; Merwe, 1929).

Бытовавшая ранее точка зрения объясняла существование столь большого количества синонимов исключительно требованиями аллитерации, иначе говоря, потребностью поэта в разнокоренных словах для наименования одной реалии с целью облегчить быструю импровизацию. Однако в поэтическом словаре существуют синонимы, дублирующие друг друга в (Whallon, 1961:

несостоятельным, поскольку в формулах, содержащих простые синонимы, оказываются не эти последние, а слова, входящие в их окружение (в пределах КС)» (Смирницкая, 1994: 241).

О. А. Смирницкая отмечает, что воздействие стиха на язык также поэтического языка, «создающего свою собственную систему значимостей»

(Там же). Обширные синонимические ряды группируются вокруг понятий, эпического повествования, и синонимика древнеанглийского стиха, в таком ракурсе, есть не случайное объединение исключительно поэтических образований, но «сложившиеся внутри поэтического языка и организованные стихом микросистемы» (Там же: 231). Синонимы в некоторой степени теряют различие в предметно-логическом значении, но обретают новую информации), выражаемые через метрику и аллитерацию» (Там же: 252).

Синонимы не взаимозаменяемы в формулах не только вследствие различий в их семантике. Исследования показывают, что их эстетическое воздействие на слушателя напрямую связано с их метрическими позициями в тексте. Их избирательность «позволяет предположить, что в основе синонимических систем лежит прежде всего ценностная иерархизация синонимов» (Смирницкая, 1988: 33). Часть синонимов занимает сильные позиции аллитерации, другие чаще находятся на слабых позициях, и это разделение напрямую связано с выражаемой синонимами дополнительной информацией (Смирницкая, 1994: 272). Метрический ранг, в свою очередь, зависит от богатства формульной сочетаемости лексемы-синонима, ею же объясняется его значимость (Гвоздецкая, 2000: 36).

Н. Б. Пименова, исследовавшая дифференциацию синонимов на примере наименований моря, указывает на то, что поэтические синонимы могут сохранять семантические различия благодаря их «семантической аттракции», то есть употребления их в определенных, специфичных для каждого отдельного синонима контекстах (Пименова, 1990). Богатые синонимические системы не только позволяют поэту справиться с требованиями аллитерационного стиха, они так же позволяют ему раскрыть и описать эпический мир во всем его многообразии и богатстве (Пастухова, 2003: 24).

Древнеанглийские этнонимы в рамках поэтического текста также могут являться частью синонимических наименований того или иного народа, каждое из которых привносит определенные оттенки смысла. Так, синонимы имени геатов (Geatas) характеризуют это племя либо по наличию общего предка (Hrelingas – потомки Хределя), либо по признаку храбрости, воинственности (Wederas – сокращение композита Weder-Geatas, первый элемент которого толкуется как «буря»).

Одна из характерных черт древнеанглийской поэзии – это обилие композитов, иначе говоря, сложных слов с украшающим субстантивным эпитетом, зачастую являющихся поэтическими синонимами общеупотребительной лексики (Гвоздецкая, 2000; Стеблин-Каменский, 1978;

Топорова, 1996; Niles, 1983 и др.). Насыщенность древнеанглийской поэзии композитами создает общее впечатление богатства и достоинства стиха, «напоминая слушателю, что он не в мире прозы» (Shippey, 1972: 99).

Исследуя их функцию в поэтическом тексте, некоторые исследователи древнеанглийской поэзии были склонны рассматривать композиты лишь как удобное средство создания аллитерации и не признавали какую-либо специфику их семантики (Niles, 1983: 144–145). Ч. Шиппи полагал, что распоряжение большое количество достаточно выразительных синонимов, которые можно было вставить в поэтические строки разной длины, и, в особенности, при разной аллитерации» (Shippey,1972: 99).

Ряд исследователей, напротив, отмечали значимость роли композитов в поэтического текста. Данной точки зрения придерживался Г. Стормс, который на материале «Беовульфа» сделал вывод о том, что использование композитов продиктовано не только метрической необходимостью, но также необходимостью актуализировать определенную поэтическую коннотацию лексической единицы (Storms, 1957: 22). М. И. Стеблин-Каменский также указывает, что хотя обилие сложных слов связано с аллитерационной требованиями аллитерации (Стеблин-Каменский, 1946). По мнению М. И.

первобытного образного мышления, который в древнеанглийской поэзии получает особую стилистическую функцию. Семантика эпитетов, входящих в состав сложных слов, сочетает в себе конкретность образа и отвлеченную «эмоционально окрашенную качественность» (Стеблин-Каменский, 2003: 11). Для субстантивного эпитета характерна многозначность или даже неопределенность, диффузность значения. Он мыслится как совокупность определяемому…может быть столько же, сколько в нем мыслится используемое в качестве украшающего эпитета, будет означать не “мечевой”, а “жестокий”, “ужасный”, “свирепый” (Там же: 33). Таким образом, каждый композит несет свою особенную коннотацию, понятную для поэта и его аудитории (Wrenn, 1967: 49).

По мнению Н. Ю. Гвоздецкой, композит способен выполнять текстообразующую функцию: он называет предмет и в то же время, являясь сложным именем, несет в себе зародыш рассказа – целое повествование запечатляется в образе. Иначе говоря, поэтический композит представляет собой свернутое высказывание как способ хранения информации при передаче традиции. Он как бы повторяет форму и сущность эпического стиха в миниатюре, объединяя в себе две нерасчлененные стороны эпического творчества – воспроизведение и сочинение (Гвоздецкая 2000: 38).

Этнонимы в «Беовульфе» довольно часто сопровождаются субстантивными эпитетами, которые раскрывают важные характеристики народов в поэтическом сознании англосаксов (Gu-Geatas, Gar-Dene).

Украшающий эпитет в таких наименованиях не служит ограничению значения самих наименований, «не указывает на какую-либо разновидность датчан, геатов и т.п., а служит как бы украшающим и восхваляющим эпитетом» (Стеблин-Каменский, 2003: 29). Трудность в переводе данного эпитета возникает постольку, поскольку он близок по своей семантике и функции к качественному прилагательному. Таким образом, Gu-Geatas (букв. «битва+геаты») следует переводить как «храбрые геаты», а Gar-Dene (букв. «копьё+даны») – как «храбрые даны» (Там же).

Эпические произведения зарождаются во время этнической консолидации англосаксов, поэтому племена и народы играют важную роль в эпической картине мира. Как следствие, этнонимы повсеместно встречаются в героикоэпических произведениях и становятся важными элементами поэтического словаря через использование в традиционных приемах построения древнеанглийского поэтического текста. Этнонимы входят в разнообразные формульные системы, являются частью аллитерационных коллокаций и участвуют в эпической вариации; они также образуют синонимические ряды и определяются субстантивными эпитетами, модифицирующими их значение.

Наименования народов в поэтическом тексте представляют собой сложные семантические единицы – кроме денотативного значения они также обладают набором коннотаций, реализующихся в структурах текста. Таким образом, раскрыть семантику этнонимов, проследить их коннотации, возникающие в поэтическом тексте, можно посредством изучения их в рамках указанных структур поэтического текста, через последовательный анализ лексикограмматической сочетаемости, нередко обретающей формульный характер;

изучение аллитерационных коллокаций и эпической вариации; описание синонимических рядов, включающих этнонимические наименования (в том числе наименования с субстантивными эпитетами).

Термин «этноним» понимается в данной работе в довольно широком смысле и используется для указания на имена народов и племен, а также геополитических общностей (исключая наименования людей по месту жительства).

Этнонимы представляют собой семантически сложные единицы языка, обладающие несколькими уровнями значения, способные развивать коннотации и переносные смыслы, которые формируются не случайным и хаотическим образом, а как часть общей системы представлений, обусловлены культурой и историческим опытом народа, отображая часть его общей языковой картины мира.

Коннотативный компонент лекического зачения слова, наряду с сигнификатиным и денотативным, является важным компонентом языковой картины мира и принадлежит не отдельному индивиду, но всему языковому сообществу. Семантика древнего слова во всей своей полноте может быть исследована лишь через текст, его структуру, функционирование слов в нем, семантические и синтактичские связи внутри текста.

Древнеанглийские поэтические памятники, несмотря на их жанровое разнообразие, отражают эпическую картину мира. Героико-эпические произведения складываются во время этнической консолидации народов, и, следовательно, племена и народы играют значительную роль в сюжете повествования. Как результат, наименования народов встраиваются в структуру поэтического текста и приобретают свойства поэтических лексических единиц.

Форма и содержание древнеанглийской поэзии определяется типом литературного сознания, который принято называть «неосознанным авторством», допускающим изменение поэтического текста при его устном пересказе или переписке. В древнеанглийском поэтическом слове, таким образом, заключены разнообразные пласты смыслов, представляющие собой результат эволюции представлений англосаксов.

Вследствие особой специфики структуры значения поэтической лексики, ее повышенной экспрессивности, а также повышенной значимости коннотаций, наиболее плодотворным представляется текстоцентрический подход, позволяющий учитывать все уровни контекста произведения и, таким образом, дающий возможность наиболее полно раскрыть семантику слова в древнеанглийском поэтическом тексте.

Неосознанное авторство неразрывно связано с архаическим характером аллитерационного стихосложения, которое требует особого поэтического языка как системы, связанной с нарративной техникой и включающей особые приемы построения поэтического текста: формульные выражения, аллитерационные коллокации, эпическую вариацию, а также развитые синонимические ряды. Анализ данных приемов позволяет, вследствие традиционности содержания и формы древнеанглийской поэзии, выявить коннотации слов, отражающие общенародные представления англосаксов.

Этнонимы, включаясь в эпическое повествование, становятся неотъемлемой частью традиционного поэтического словаря и служат приемам построения древнеанглийского поэтического текста. Применение текстоцентрического подхода к семантическому анализу древнеанглийских поэтических этнонимов позволяет выявить их разнообразные семантические коннотации, сложившиеся в поэтическом языке, а через них воссоздать образ описываемых народов в поэтическом сознании англосаксов.

Семантика этнонимов в поэмах, восходящих § 1. Особенности англосаксонского героического эпоса Героический эпос, изначально принадлежавший устной традиции, относят к древнейшим проявлениям словесного творчества народов Западной Европы. Сказания германских народов о богах и героях, относящиеся к героическому эпосу, упоминаются еще Тацитом в I веке н.э. Тацит сообщает, что эти сказания, где реальные исторические события сливались с мифом, заменяли германцам историю (Тацит, 1937: 83–110).

Записывались героико-эпические произведения гораздо позднее, в эпоху христианизации и укоренения латинской письменности. Переход к письменному существованию сопровождался внесением изменений в содержание поэм, некогда существовавших в устной форме (например, элементов христианской морали). Следует также помнить, что текст мог значительно изменяться при переписке, что делало переписчика «в различной степени соавтором переписываемого произведения», откуда возникали «сокращение, расширение, часто завершение оригинала, его (Жирмунский, 1971: 193). Не стоит, однако, безоговорочно относить встречающиеся в эпическом тексте противоречия к несогласованности между разными редакциями поэм (Волков, Волкова, 2000: 6); частично они отражают сосуществование различных пластов поэтического сознания.

Чтобы сохраниться как высокая поэзия, в древней Англии героический эпос должен был впитать новые культурные идеи и идеалы, но при этом остаться пересочинение могло, однако, вызвать и изменение основных характеристик героического эпоса: так, во второй части «Беовульфа» возникает восприятие времени, с героическим эпосом не совместимое (Смирницкая, 2011: 136).

Важным свойством древнеанглийской эпической поэзии является ее традиционный характер, что особенно справедливо для героического эпоса.

Поэт-скоп хранил в своей памяти исторические предания о жизни своего племени и его связях с окружающими народами, в значительной мере принесенные с континента. Героический эпос являет собой ценный источник исторических и культурных представлений англосаксов, и, более того, часто единственный источник (Бочкарева, 1999: 1). Идеи, лежащие в основе англосаксонского эпоса, принадлежат художественному сознанию той аудитории, в чьей среде возникали и передавались эпические произведения.

Слушателями героической поэзии были такие же воины, каких описывает скоп (Мельникова, 1987: 59). Героические поэмы отражают племенные традиции и ценности древних германцев: преданность вождю до смерти, священность уз родства, превосходящий все долг возмездия, защиту родной земли, героический подвиг, отношения народа и власти (Мельникова, 1987: 83; Wrenn, 1967: 74). Героический дух более всего выражался в жажде славы и величия, при жизни и посмертно; особый код поведения налагал взаимные обязанности на вождей и их воинов, что означало защиту и щедрость с одной стороны; преданность и служение с другой (Greenfield, 1966: 80). Мотивы, которыми руководствовались герои эпического мира, понятны «во всех точках эпического пространства» и объединяют его в единое целое: так, «строгое выполнение взаимного долга является основным устоем мира как данов, так и гуннов, фризов и др.» (Мельникова, 1987: 101).

Видимое правдоподобие является отличительной чертой героического эпоса.

Зачастую в нем описываются реальные предметы быта. Поэт вызывает у своих слушателей поэтические, исторические, бытовые ассоциации, «переплетая события прошлого и настоящего и повествуя о вещах, которые знакомы древним слушателям во всех мелочах и узнаваемы даже по отдельным намекам» (Долгова, 2003: 56).

Героический эпос содержит представления о всемирной и родной истории, посредством него последующим поколениям передавались знания о прошлом, «через эпические предания осуществлялись и введение каждого нового поколения в историю, и непрерывная связь времен от прошлого к будущему» (Мельникова, 1987: 60). Вместе с тем, эпос являлся синкретичной формой выражения «знаний, чувств, устремлений и идеалов своих создателей», нес в себе отражение космологической и идеальной модели общества, «воссоздавая макро- и микрокосм в поэтических формах»

(Там же).

При всем этом мир героического эпоса есть все же некая идеализация мира реального (Долгова, 2003: 56). Кроме специфических представлений о героике и героической этике, эпические произведения обладают специфическими способами обобщения и «художественного преломления»

действительности. В частности, героический эпос имеет свое собственное время и пространство, которое невозможно полностью отождествить с реальным историческим пространством и временем, несмотря на упоминание в нем действительно существовавших народов и вождей и подробные описания мест действия (Мельникова, 1987: 71, 99). Эпос отражает исторические события, но лишь в определенной степени: они преломляются сквозь призму эпической картины мира, создавая особую реальность (Волков, Волкова, 2000: 23).

Таким образом, эпос позволяет выявить аккумулированные в тексте представления англосаксов об окружающем мире, принадлежащие разным историческим периодам и сформировавшиеся под влиянием различных систем мировоззрения, в том числе представления о племенах и народах, в нем упомянутых.

Поэма «Видсид» повествует о странствиях легендарного скопа Видсида:

в ней перечисляются короли и вожди, которых он встретил; племена, которые он посетил; герои, которых он узнал. Поэма считается одним из древнейших памятников аллитерационной поэзии англосаксов.

Единственный экземпляр рукописи сохранился в Эксетерской книге и принадлежит X веку (Wrenn, 1967: 76), однако ряд исследователей полагают, что текст изначально мог быть создан еще в VII – VIII вв. в Мерсии, возможно, во время правления легендарного короля Оффы (Долгова, 2003:

52; Смирницкая, 1982а: 250; Chambers, 1912; Greenfield, 1966: 95).