«ОТ СОЛДАТА ДО ГЕНЕРАЛА Воспоминания о войне Том 7 Москва Академия исторических наук 2006 УДК 82-92”1941/45” ББК 84Р7-4 О-80 7 О 80 От солдата до генерала. Воспоминания о войне. Том 7. — М.: Академия исторических наук, ...»

По железной дороге прибыли на станцию Домантово (на Урале). Там стоял какой-то стрелковый полк, и шло его формирование (к сожалению, фамилию командира полка не помню). Я попал в снайперы. В отделении 12 человек, среди них один снайпер. Получил военную форму и две недели привыкал к снайперской винтовке. Она увеличивает и приближает в раз, потому было необходимо приспособиться к ней, приобрести навык пользоваться ею. В августе 1943 года был зачислен в 86-й гвардейский стрелковый полк в воинском звании рядового на воинскую должность миномётчика 82-миллиметрового миномёта в составе 1-го Украинского фронта под командованием генерала армии Николая Фёдоровича Ватутина. 5 декабря принял присягу на верность Родине. Когда наш полк был сформирован, мы по железной дороге отправились на фронт.

В боевых действиях начал участвовать 20 августа 1944 года в воинском звании рядового в составе 1-го Украинского фронта, которым в это время командовал Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев. Я охранял полк, но вскоре был поставлен на должность миномётчика, потому что в очередном бою много солдат погибло, и нами пополняли полк. Снайпером практически не был, то пулемётчиком, то миномётчиком был. Н. В. Ватутин командовал нашим фронтом очень мало, потому что в апреле 1944 года он был тяжело ранен, самолётом отправлен в Москву и 15 апреля 1944 года умер в московском госпитале.

Боевой путь через: Яссы, Кишинёв (август 1944 года), город Белозерье (лето 1944 года), город Болотон (лето 1944 года), сёла Ворониевка и Петропавловка (осень 1944 года), река Днепр (осень 1944 года), город Смелый (осень 1944 года), река Днестр (осень 1944 года), река Дунай (осень 1944 года), город Сороки (осень 1944 года), река Буг (поздняя осень 1944 года), город Секешфехервар (январь 1945 года), город Бички (зима 1945 года), город Будапешт (зима 1945 года), город Вена (апрель 1945 года).

Освобождал города Яссы, Кишинёв 20 августа 1944 года в составе 1-го Украинского фронта под командование генерал армии Н.Ф. Ватутина.

Город Болотон летом 1944 года в составе пехотного полка 2-го Украинского фронта под командование маршала И.С. Конева.

Село Белозерье летом 1944 года в составе пехотного полка 2-го Украинского фронта под командование маршала И.С. Конева.

Сёла Вориниевка и Петропавловка осенью 1944 года в составе 2-го Украинского фронта под командованием маршала И.С. Конева.

Город Смелый в 1944 году в составе пехотного полка 2-го Украинского фронта под командованием маршала И.С. Конева.

Город Сороки в 1944 году в составе пехотного полка 2-го Украинского фронта под командованием маршала И.С. Конева.

Город Секешфехервар в январе 1945 года в составе 62-й гвардейской Краснознамённой дивизии имени Кутузова в составе 2-го Украинского фронта под командованием маршала И.С. Конева.

Город Бички в январе 1945 года в составе 62-й гвардейской Краснознамённой дивизии имени Кутузова в составе 2-го Украинского фронта под командованием маршала И.С. Конева.

Город Будапешт в январе 1945 года в составе 62-й гвардейской Краснознамённой дивизии имени Кутузова в составе 2-го Украинского фронта под командованием маршала И.С.

Конева.

Город Вена в апреле 1945 года в составе пехотного полка 2-го Украинского фронта под командованием маршала И.С.

Конева.

Фамилии командиров роты, полка, дивизии не помню.

Военный действия закончил в Австрии, в деревне (не помню название) в мае 1945 года в воинском звании рядового на воинской должности автоматчика в пехотном полку имени Кутузова в составе 2-го Украинского фронта, которым командовал Маршал Советского Союза И. С. Конев. После войны наша дивизия была расформирована, наше знамя 62-й гвардейской Краснознамённой дивизии имени Кутузова было отправлено в Москву.

Осенью 1944 года был контужен во время бомбёжки неподалёку от села (название не помню). В госпитале не был.

Демобилизовался 12 марта 1947 года из Венгрии, где служил после войны. Вышел приказ Шверника о том, чтобы демобилизовать всех оставшихся в живых 1923-1924 года рождения, так как часть солдат этих лет демобилизовали сразу:

врачей, учителей, других специалистов, необходимых для восстановления разрушенного хозяйства. Нужно было сделать всё для нормальной жизни.

Возвращался из Венгрии, где проходил службу в воинском звании младшего сержанта на должности командира отделения тяги в составе Центральной группы войск под командованием маршала И.С. Конева, командовавшего Центральной группой войск. В моём подчинении были молодые солдаты и пять машин. Обучал я ребятишек тому, как нужно работать на этих машинах.

После выхода приказа о демобилизации 18 суток возвращался домой по железной дороге. 1 апреля 1947 года прибыл в Кузнецк. Работать был принят в колхоз «Красный пахарь», в селе Нижнее Аблязово. Зимой был рабочим, а летом – землю пестовал.

На моей груди звенели медали, украшая китель.

Медаль «За взятие Будапешта».

В начале весны наш полк подошёл к Будапешту. Город разделён на две части: Буду и Пешт. Кругом горы, сторожки.

Одну сторону - Буду взяли с боями сразу, а вторую - Пешт брали целый месяц. Немец стянул сюда большое количество войск и техники. Это был важный узел обороны немцев, имевший стратегическое значение. Приходилось сражаться за каждый метр, за каждый дом. Но стойко стояли. Медленно, с большими потерями мы продвигались вперёд.

Люди здесь нехорошие. По улицам нельзя было ходить в одиночку (пойдет один и исчезнет). Были случаи, когда солдаты пропадали без вести. Каждый двор, подворотня готовили гибель для солдат. Обидно, вроде бы не на передовой, а столько семей не дождутся мужей, отцов… Медаль «За взятие Вены».

';

Красота и доброта. Эти слова дополняют друг друга.

Вена - очень красивый город, и люди там доброжелательные, общительные.

Предоставляли нам тот комфорт, который могли: тепло, крышу над головой, еду. Но об этом мы узнали чуть позже. А впереди туннель. Высокая дорога, насыпь, железная дорога.

Кладбище. Вена. Город как бы разделён на три части. Мы брали две части: кладбище и Вену. Полдень. Стоим за железной дорогой в ожидании приказа. Из-за горизонта показался немецкий самолёт. Мы спрятались за насыпью. Самолёт невысоко пролетел над нашими позициями и, не сделав ни одного выстрела, улетел обратно. Больше в небе не появилось ни одного вражеского самолёта. Ходили слухи, что у немцев закончилось горючее. Вскоре мы получили приказ о наступлении и отправились в путь. Кладбище взяли сразу. Запомнился мне музыкальный инструмент - орган, который здесь стоял. Затем пошли на город Вену. Она стоит почти вся по одну сторону Дуная. В город входили с двух сторон. С одной стороны 2-й Украинский, а с другой – 3-й Украинский фронт. Город взяли быстро, потому что немцы уже отступили от города. После взятия Вены 2-й и 3-й Украинские фронты соединились.

Медали вручил командир полка, в котором служил я, на территории Венгрии.

Медаль « За победу над Германией».

Число наград увеличивалось со временем, но уже за трудовые успехи. Значок «Победитель социалистического соревнования 1975 года». Медаль « Ветеран труда» говорит сама за себя. В мирное время не забыло правительство боевые заслуги мои. Нашли меня и юбилейные медали. Медаль «30 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» Указ от мая 1975 года. Вручена в г. Кузнецке «Медаль 40 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» Указ от мая года. Вручена в городе Кузнецке «Медаль 50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» Номер награды Н № 11629048. Вручена в Кузнецке «70 лет Вооружённых сил СССР». Указ от 20 декабря 1988 года. Вручена в городе Кузнецке от имени Президента Верховного совета СССР».

А указом от 19 января 1996 года награжден медалью «Жукова». Номер награды А № 0023085. 9 мая 2000 года генерал армии В. А. Говоров подписал указ о награждении знаком «Фронтовик 1941–1945 гг.»

К каждой награде выдавалось удостоверение, а вот о его необходимости не знал, отдал детям играть.

Получил я и медаль «За отвагу». Но при возвращении домой в Нижнее Аблязово на радостях оставил планшет. А там в машине, на которой добрался до села было удостоверение и на последнюю боевую награду. Не зарегистрировал её наличие и в военкомате. Заслужил её, а в наличии нет – обида берёт.

Повезло мне, здоровым вернулся с фронта. Обошла беда и всех родственников моих, все вернулись с фронта. Брат мой Василий Иванович, 1919 года рождения, служил в Мачжурии, участвовал в войне с Японией. О его наградах, к сожалению, сказать ничего не могу, жить бы ему еще, но прожил он неполных 50 лет.

Собственных публикаций не имею.

В город Яссы я прибыл 20 августа 1944 года. Три месяца наше соединение стояло в обороне. Было сосредоточено здесь много орудий. На 1 квадратный километр установлено стволов (орудий) – миномётов и пушек. Немецкий самолёт прилетал, и его бомбы сразу попали в цель. Ждали приказа наступления. Думаем, что же это такое? Наши гибнут зря.

Приказа стрелять не было. Когда же, наконец, двинемся вперёд? Я был наводчиком на 82-миллиметровом миномёте. Штаб полка находился от нас далеко. В ожидании приказа сидели в окопах.

Когда началась артподготовка, старшина принёс нам махорку, называлась она «машок». Не успел он обойти всех и дать её солдатам, как был получен приказ «вперёд!» Произошёл прорыв.

Был солнечный день. Не прошло и часа, как солнце скрылось, и наступила ночь. Огневой вал составлял 15 километров.

Участвовали танки и пехота. Когда загрохотала артиллерия, начали все стрелять. Всё смешалось. Потом самолёты обрушили бомбы на немецкие позиции. Затем вперёд пошли танки, а за ними была поднята пехота. Передо мной открылась страшная картина. Земля была вся перевёрнута, словно трактором её только что вспахали. Повсюду лежали немцы. Кто полностью погребён землей, кто наполовину, у кого торчала только голова или часть головы, или рука. Многие из них не были убиты, а либо контужены, либо ранены. У кого-то были оторваны уши, руки, у кого-то не было глаз. Много трупов валялось в невысоком кустарнике, который здесь рос. Когда взяли город, нашли трупы наших лётчиков и самолёт, который за день до этого боя был сбит. Трупы сильно обезображены немцами.

Выиграл русский солдат в этом бою. Но какой ценой досталась эта победа! Погибло под городом много наших бойцов.

Не исчезает из моей памяти гибель солдат соседнего орудия.

Глупая смерть. Во время артподготовки при зарядке, из-за спешки, орудие взорвалось. Поторопились, орудие ещё не выстрелило, а они уже заряжали его второй миной. Раздался сильный взрыв. И орудия, и солдат, как будто и не было, осталась лишь глубокая воронка Город Балатон. Помнится лето 1944 года. По лесу прошли спокойно. Кругом тихо, деревья шелестят, птицы поют… Будто нет войны! Появилось кукурузное поле, зеленое, необъятное. На окраине леса никого. Вдруг тишину нарушает пулеметная очередь. Колеса грузовиков были пронизаны пулями.

Солдаты спрыгнули с них, залегли. Откуда немцы? Здесь глубокий тыл. По приказу командира мы окружили поле кукурузы. Врагу было некуда деваться, выходили вражеские солдаты, в основном офицеры. Оказалось, что они попали в окружение, спрятались, затаились, но сами себя и выдали. До самого обеда расстреливали немцев группами по 10-20 человек. Был в моей роте младший лейтенант. (Фамилии не помню.) Немцы расстреляли его родителей. С какой жесткостью он приводил приказы в исполнение. В глазах ярость, ненависть, а на лице боль.

После обеда поступил приказ: прекратить расстрел. Оставшихся в живых, а таких была не одна тысяча, взяли в плен и отправили в тыл.

А сами разбили палаточный городок, расставили караулы по два человека. Каждый час происходила смена караула. Моя очередь была глубокой ночью. Звезды светили, было тихо.

Вдруг услышали непонятный звук, как будто кто-то ходит по полю. Мы открыли огонь. За считанные секунды все солдаты с автоматами выбежали из палаток. Ответной стрельбы не было.

Шорох прекратился. Я с товарищем, продолжая стоять в карауле, думал: «Что же там было? Мы не могли ошибиться. Посторонний звук мы слышали хорошо». Велико же было наше удивление, когда на рассвете мы увидели в кукурузе трупы откормленных немецких лошадей.

Помню, стояли под Балатоном на пополнении. Командование вывело курсантов–летчиков летать на самолётах над озером. Наши «илы» с курсантами поднялись в небо. Неожиданно появился немецкий «ястреб». Летчики наши, конечно не видели. Мы с земли стали кричать своим, махать руками, указывая на вражеский самолёт. Но, увы, наши летчики не слышали нас. «Ястреб» стал обстреливать наши «илы». Самолёты начали падать в озеро один за другим. Наконец-то на подмогу прилетел наш истребитель. Завязался воздушный бой. «Ястреб» был подбит. Немецкий самолёт загорелся и начал резко падать, но в самый последний момент фашист направил машину вверх. Мы поняли, что, падая вниз, он сбил пламя и продолжает борьбу за высоту. Наш самолёт загорелся и начал падать. Летчики успели выброситься с парашютами, прежде чем истребитель упал в озеро. Мы с земли наблюдали за воздушным боем, но бессильны были помочь. А «ястреб», сделав три круга над парашютистами, улетел к себе. Мы вначале не поняли, почему немец не стрелял в летчиков, а только кружил около них. А потом догадались: он создал воздушную волну и тем самым угонял их к немцам. И ему это удалось. Дальнейшая судьба их мне неизвестна.

На войне помнится каждое село, через которое шёл твой полк. Село Белозерье на Украине протянулось на 12 километров. Одна улица. Враг занял село, немцы на окраине вырыли траншею. Село стояло на пригорке, поэтому хорошо просматривалось. Внизу села проходила железная дорога, она отделяла фронт от тыла. До этого мы брали город Смелый, в бою были убиты командиры, старшими по званию остались старшина и я. Наши солдаты заняли окопы. Нам было необходимо пополнение, нужно было принести и провиант. Куча земли перед окопом и заброшенный домик на окраине стали ориентиром для возвращения. Но за то время, пока мы ходили, траншею заняли немцы, о чем нам было неизвестно. Вылезли мы из-за железной дороги, прошли 50 метров, спустились в траншею.

Только поднял лейтенант голову, а перед глазами – пулемет. В воздухе летели ракеты, они падали справа и слева, 5 метров от дома, на плечах термос с обедом. Нас стали окружать, предложили сдаться в плен. У нас автомат, две гранаты и пистолет.

Лейтенант оценил ситуацию, поставил нас в метре от себя и говорит: «Слушайте меня. Я подниму руку, вы зарядите курок, махну - вы стреляете». Мы выполнили его указание, а в это время он бросил гранату воспользовавшись паникой среди немцев, быстро добежали за железнодорожное полотно и в окоп к нашим. Два раза мы брали эту траншею и два раза отдавали немцам.

Помню, сидим в километре от села, ждем пополнение.

Едет кухня, везет завтрак для солдат. Пулеметная очередь из дома на окраине убила лошадь и одного солдата, второй – тяжело ранен. Он долго кричал: «Помогите». Голос его становился все тише и тише, а потом вовсе замолк. Местность здесь хорошо просматривалась немцами, и они постоянно стреляли, нельзя было поднять голову, к пулемету не приблизиться. Поэтому командир не пустил под огонь, под пули. Днем командир никого не отпустил, а вечером, когда стемнело, мы подползли к раненому, он был мертв. А утром пришло пополнение, и в третий раз пошли в наступление. Уничтожили немцев в траншее, затих пулемет в доме, и двинулись мы на само село. Освободив Белозерье, я вернулся к одиноко стоявшему домику. Пулемет разбит, два трупа около него, а рядом валялись котелки и хлеб. Завтракали они, поэтому не заметили нас.

В этом бою мы взяли в плен немецкого генерала, а охранников его убили.

Не стирается из памяти молодой солдат, которого видели, когда возвращались в полк. После разрыва бомбы забросало его землей, так и погиб с открытыми глазами.

Была осень. Наши войска продолжали освобождать города и села. Мы подошли к Петропавловке и Ворониевке, расположенным недалеко друг от друга. Бой был за оба села одновременно. Впереди долина метров двести. Немцы расположились на бугре. Мы форсировали небольшую речку вброд. Шли почти под водой. Вышли – и сразу в бой. Погибло очень много солдат. Наш натиск враг не выдержал и отступил. В этом районе много было ветряных мельниц. Немец отступает, оставляя на мельницах своего снайпера или пулеметчика. Много однополчан гибло от их пуль.

А вообще, весь мой боевой путь состоял в преследовании немцев. Они отступали и образовывали свой фронт. С тяжелыми боями, ценой огромных потерь приходилось брать все населенные пункты.

Помню, в Петропавловке и Ворониевке пропала одна рота.

Никакой связи с ней нет. Кругом немцы. Нас втроем из роты – младшего сержанта, одного солдата и меня - послали с донесением в штаб. Получили приказ: во что бы то ни стало, любой ценой доставить донесение.

Дома - мазанки стояли друг от друга в десяти метрах.

Нужно было перебегать от дома к дому по цепочке. Первым побежал младший сержант. Несколько перебежек, и он был убит снайпером. Второй солдат дополз до него, забрал донесение и тут вражеская пуля настигла и его. Наступила моя очередь. Подбежал к убитому солдату, схватил донесение и быстро за кучу камней, лежащих между домами, спрятался. Я едва успел спрятаться, как слышу свист пули. Притаился. Думаю, стемнеет и я отправлюсь дальше, иначе приказ не выполню.

Когда стемнело, я снял котелок, который был у меня на спине, посмотрел и увидел в нем дыру. Значит, снайперская пуля все – таки попала в меня, но котелок спас. Я короткими перебежками, от дома к дому стал продвигаться вперед. Но тут подошла 1-я рота. Я доложил, что послан с донесением, но его не удалось пока доставить в штаб, и пошёл с ними. А по дороге мы встретили пропавшую роту.

В Ворониевке на поле заметил убитого немца. На нем были хорошие сапоги. Я решил снять их и забрать себе. Когда полез за ними, то с ветряной мельницы в меня стали стрелять.

Уползти мне удалось, спас свою жизнь.

Да, война – это тяжелые кровопролитные бои, решающие сражения. Об этом должно помнить подрастающее поколение.

Навечно в их сердцах должна сохраниться память о тех, кто подарил им счастливую мирную жизнь.

После освобождения украинских сёл Ворониевка и Петропавловка я попал в лес. Недалеко от города Смелый наш 86-й полк оказался в окружении. Днём сидели тихо, из окопов не выглядывали. Впереди на сопке немцы… Кругом немцы. В нашем полку было шесть лошадей. Продуктов питания у нас не было. Голод довёл нас до того, что пришлось зарезать лошадей и съесть мясо сырым, так как костры жечь было нельзя.

Находясь в окопах, мы увидели, что проезжает немецкая походная кухня в одну сторону, через некоторое время едет обратно. Наверное, покормили своих. А мы голодные смотрим на удаляющуюся повозку. Ночью втроём с капитаном решили выйти из леса. Ещё днём мы приметили один дом. Может быть, удастся достать хоть какую-нибудь еду. Приблизившись к этому месту, мы увидели, что дома уже нет. Один солдат, сделав очередной шаг, говорит: «Вроде бы, там пусто». Мы подошли к нему. Постучали ногами, действительно под досками ничего нет. Быстро подняли доски, там оказалась яма с картошкой. Так мы картошку эту взяли всю и съели сырой.

К нам из тыла было послано два танка: один - со снарядами, другой - с продуктами. А дошёл только танк со снарядами.

И мы опять остались без еды. Голод заглушали куревом. Курим в окопах. И так прошло 8 дней, а для нас вечность. Когда и махорка закончилась, нас всех собрал командир и говорит:

«Ну, хлопцы, давайте к своим пробираться. Либо в бою умереть, либо от голода». Он расставил нас в ширину, на расстоянии трёх метров друг от друга, и мы пошли наугад. Дошли до дороги, увидели красный кабель. Перерезали его, он оказался немецким, и пошли дальше. Кончился большой лес. Впереди низина с редким кустарником, а затем фашистские змеевидные траншеи, в которых находились немцы. Мы шли дальше. Немцы от неожиданного нашего появления начали выходить из окопов. Мы стреляли в них в упор.

Запомнился мне лейтенант Зверев. Он отличался особой жестокостью. У него мать и отца, всех его родных немцы повесили, потому что они были евреи. А мы знаем, как обращались и относились фашисты к евреям. Он с окаменевшим лицом, со взглядом, полным злобы и душевной боли, из автомата расстреливал всех. Лейтенант отомстил за всех своих родных.

Только одному немцу удалось убежать. Он вначале притаился, и мы приняли его за убитого. А он встал и побежал. Добежит до сосны и спрячется. Прячась за сосны, он сумел убежать.

Когда в траншеях все фашисты были убиты, мы двинулись дальше, спустились вниз, где рос мелкий кустарник, а там были наши. Но тут возникла проблема. Они нас не подпускают к себе. В это время в лесах было много «власовцев», которые так же, как и мы кричали « За Сталина!», «За Родину!» (хотя не понятно, что они понимали под этим словом). Началась перекличка между командирами.

Пока наш командир не ответил на вопросы и не назвал номер нашей дивизии, номер полка, фамилии, имена, отчества и звания наших командиров, мы оставались на месте. Только после такого допроса нас пропустили к себе, затем накормили и напоили.

Мы продолжали свой боевой путь по Украине.

Поздняя осень 1944 года. Переправились кто на чём: на самодельных плотах (несколько сбитых досок), надувных резиновых лодках. Немецкая авиация вела сильные бомбардировки. С берега палили пушки, а мы продвигались вперёд.

Упадёт бомба, большой волной переворачивает лодку, и она с орудием уходит под воду. Кругом только слышится: «Мама!».

И тянет в пучину живыми. Шинель мокрая. Достигнув берега, сразу вступаешь, если останешься жив, в бой. Много полегло солдат. Мокрая шинель замерзала, вставала комом. Так и погибал наш брат: если не на передовой, так от условий фронтовых.

Немецкая артиллерия бомбила осенью 1944 года небольшой населенный пункт. Бомба упала неподалеку, взрывной волной меня далеко отбросило, получил контузию. Оглох, потерял речь, слух… В то время не все бойцы ложились в таких случаях в госпиталь. Так и я поступил. Самому смешно было:

руки, ноги работают, голова думает, а вокруг тишина неимоверная, травинка не шелохнется. Вылечил меня наш командир, как-то неожиданно, сразу.

Бой унес десятки солдат, мы ждали пополнение. Как-то пришлось переходить на противоположный берег в деревушку, на пути мосток был, так, небольшой переход в две доски.

Идем через переправу друг за другом, по одному. Командир роты шёл сзади меня. На середине речки столкнул он меня в воду. Речка неглубокая, но я ушёл под воду с головой, а вода ледяная. Вынырнул я, да как закричу. Кричал, выкарабкиваясь на берег. Вода стекает, холодно… Ребята помогли, переодели, выпить для согрева дали. Закурил я, да вслух и высказываю свою обиду капитану. Так осенняя вода меня от глухоты вылечила, речь вернула. Решил я, что капитан «владел искусством таким» - вылечивать бойцов после контузии. На войне, брат, всему научишься.

В памяти моей сохранился большой и красивый венгерский город Секешфехервар. Перед городом около 5 километров чистой равнины, 7 железных дорог вели к нему. Насыпь метровой высоты, за которой прятались мы. Это был важный стратегический пункт. Было здесь сосредоточено большое количество наших зениток, а взять город никак не могли. Немцы прочно удерживали свои позиции. Брали два раза. Первый раз с тяжелым боем, с огромным числом погибших и раненых.

Немец отступил. В городе у немцев был большой хорошо оборудованный госпиталь. В нем мы и разместили своих раненых, а их было около трех тысяч. Не успели мы укрепить свои позиции, как в воздухе появились немецкие самолёты. На нас обрушилась атака с воздуха, затем пошли танки. Мы вынуждены были отступить за насыпь. Внезапно наступила тишина.

Не раздавалось ни одного выстрела с немецкой стороны. Тишину нарушил чисто русский, приятный женский голос, раздавшийся из громкоговорителя: « За что воюете вы? Гибнете за что? Сдавайтесь». Обещала нам еду, тепло и жизнь сохранить. Затем раздался голос предателя, бывшего генерала Власова. Он говорил долго, обливал нашу страну, наше руководство грязью, расхваливая при этом всех фашистов и самого Адольфа Гитлера. Говорил о том, как им, «власовцам», хорошо теперь с немцами.

В течение двух часов говорил он, и было затишье с обеих сторон. В это время наш полк получил дополнительно еще артиллерию, зенитки, пришло пополнение, и снова готовы были в бой.

Получили приказ «Вперед», началась артподготовка. Все зенитные установки ударили по городу. Содрогалась земля.

Мы взяли его во второй раз и больше его немцам не отдали.

Когда город взяли, сразу двинулись в госпиталь, где оставались наши раненые, мы не смогли их вывезти. Отступление было внезапным. Они были все мертвые. У немцев не было времени для расправы с ними. Постаралось местное население. Облили раненых бойцов кипятком и расстреляли.

Очень много наших солдат погибло здесь, безымянными остались их могилы. Дорогой ценой достался нам этот город.

Но война продолжалась, и мы преследовали немца дальше.

Помню, была недалеко от города сопка. С нее видно как на ладони. Фашисты при отступлении оставили на ней одного пулеметчика. К нему невозможно было подойти ни с одной стороны. Противник все дальше и дальше отходит, а мы стоим на месте. Невозможно обойти сопку. Немец строчит из пулемета непрерывно во все стороны. Длилось так целый день. А потом пулемет замолчал. Полк сразу двинулся вперед. Поднявшись на сопку, увидели гору гильз. Мы догадались, что последний патрон он использовал для себя. Только утром мы узнали, что это был русский, служивший у Власова. Как он мог нажимать на курок?

Венгрия. Город Бички. Зима 1945 года. Стояли в обороне несколько дней. Наш полк комплектовался. Через город протекала небольшая речка. Свободного времени много. С местными жителями у нас завязалась дружба. Они относились к нам приветливо. Кормили нас и поили. Спали мы в домах. Местные жители сказали: «Садитесь в лодку и плывите через речку». Показали дом, в котором есть вино. Мы со старшиной взяли канистру, сели в лодку. Переправились через реку. Зашли в этот дом. А там много бочек с вином. А бочки эти огромные, размером с комнату. Мы заполнили канистры и опять тем же путём к себе в полк. Как опустошили канистры, опять в путь, а они кончались быстро, солдат-то много. В третий раз, едва успели после очередной поездки дойти до дома, где мы остановились, как нас со старшиной вызвали к командиру. Мы получили приказ во что бы то ни стало доставить живого «языка». Мы надели белые маскировочные костюмы и отправились на задание в тыл врага. Подошли к какому-то селу, находившемуся недалеко от города, залегли и стали ждать. Белые костюмы сделали нас незаметными. И немцы нас не обнаружили. Ночь пролежали на снегу, всё высматривали. Недалеко проходила протоптанная на снегу дорожка. Смотрим, идёт по ней немец, тоже в белом костюме и несёт завтрак. За спиной у него канистра, в руках фляги. Он нас не заметил. Мы решили его пропустить. А когда он шёл обратно пустым, мы его поймали. Интересно было то, что он не сопротивлялся, не кричал. Так и осталось для нас непонятным его поведение при пленении. Доставили мы «языка» в штаб полка, сдали командиру. Нам за этого немца дали десять суток отдыха. А потом опять пошли вперёд, освобождать другие города и сёла.

Мы стояли в одном из городов Австрии, куда были вызваны на пополнение. После комплектования получили приказ о переброске нашего полка, в направлении Кёнигсберга. Фронт был далеко, и мы направились туда. Остановились на ночь в небольшой деревушке. А утром пришёл командир и сообщил, что Германия полностью капитулировала, объявлена Победа.

Со всех сторон раздавалось: « Ура!». Какая это была радость.

На глазах слезы, на лицах улыбки.

Трое суток нам дали отдыха. Разрешили пить вино. Кругом слышался смех. Всюду крики: «За Победу!», «За наших солдат!», «За Сталина!». Впервые за всю войну я услышал смех, видел веселые лица и слезы радости. А в небе наши самолёты-вертушки выполняли мертвые петли.

Прошло трое суток. Выяснилось, что мы стоим на американской территории. Нас переправили в Венгрию, в распоряжение маршала Конева, где я продолжил службу.

После расформирования нашей дивизии наш полк со своими машинами ещё три месяца находился в лесах Венгрии.

А у нас в полку были наши ЗИСы-5 и американские «студабеккеры». Командиром полка был старший лейтенант. Мы должны были продать машины. Приезжало много покупателей. Но все хотели купить только «студабеккеры», а наши ЗИСы никому не нужны были. Тогда наш командир сказал: «Если берёте, то берите все машины». Наконец весь транспорт был продан. А наш полк попал в 18-ю дивизию Центральной группы войск в Венгрии.

Случались на войне незабываемые встречи. Дивизия наша была расформирована, но я продолжал служить в Венгрии, в Центральной группе войск. Налаживалась мирная жизнь.

Трудно было в Советском Союзе с продовольствием, но в армии бойцов старались не обижать. Вскоре положение изменилось, продуктов выдавали меньше и худшего качества.

Был среди нас сержант, грамотный парень. Он - то и написал маршалу Коневу о питании, об отношении к нам командиров.

Через короткий срок в полку появилась группа из двадцати незнакомых человек, без ремней и пистолетов. Не докладывая о себе и не спрашивая разрешения, они появились в столовой. Один из них попробовал у нескольких солдат еду, а последнее время кормили нас одной рыбой. Закончился обед.

Построили нас - солдат, старшин и офицеров, причем всех отдельно, так, чтобы не слышали друг друга. Вопрос был один:

“Чем вас кормят?” Закончился день. Прошла ночь. Утром видим, что у нас командирский состав весь сменился, ни одного знакомого офицера. После этого кормить нас стали лучше, да и отношение между солдатами и командирами потеплели.

День 12 марта 1947 года был незабываемым. Вышел приказ об увольнении в запас. На перроне нас ждал грузовой состав, вагоны тогда назывались «телячьими». Командиром у нас был доктор, к тому времени он имел звание капитана. Ему был предоставлен отпуск, и ждал его дом в далекой Сибири.

Он-то и устроил меня в санитарный вагон. Пусть матрацы в нем набиты соломой, но условия здесь были лучшими, так как здесь ехали и больные. В дороге мы играли в карты, так увлеклись, что стали играть на деньги. Не выходили даже во время остановок. Удача была на моей стороне. Беру карты, а у меня то 20, то 21 очко и банк мой. Остановка. Кормить нас должны, а мы все играем. Капитан проиграл весь запас, вижу, переживает он, а гордость берет свое. Опять говорит: «Играем». «С чем приедешь домой?» - думал я. Вернул я ему все деньги.

Смотрел он на меня потеплевшими глазами. Дает мне немного денег и говорит: «На остановке купи литр водки и закуску».

До самой Пензы за рюмкой водки мы вели теплую беседу, а на деньги больше не играли.

Выиграл русский солдат в этой войне. Но какой ценой досталась Победа! Страна напоминала тяжелораненого, истерзанного человека: фашисты разрушили и сожгли сотни городов, уничтожили миллионы людей. Гитлеровцы совершали неслыханные зверства. Трудно найти в нашей стране семью, не пострадавшую от войны. Кто потерял сына, кто отца или мать, кто сестру или брата. Победа досталась нам очень дорого. Поэтому об этом мы не должны забывать никогда.

В подготовке настоящих воспоминаний оказал помощь Власов Николай Александрович, студент 1-го курса факультета прикладной механики Московского авиационного института (государственного технического университета).

Я родился 19 августа 1924 года в городе Москва, на НовоАлексеевской улице. По национальности – русский. Православный. Член КПСС с 1958 года, член ДОСААФ.

В 1941 году окончил школу №293, в бывшем Ростокинском районе Москвы.

Узнал о начале войны 22 июня 1941 года, возвращаясь из парка «Сокольники» где мы с моими школьными товарищами гуляли после выпускного вечера в нашей школе.

По призыву Московской партийной организации в районах столицы начали создаваться дивизии народного ополчения. Узнав об этом, я и мои друзья - Степанов Леонид и Вольвовский Виктор записались добровольцами в народное ополчение.

Формировалось наше подразделение в нашей родной школе. Я был зачислен в отдельную роту связи при штабе 13-й дивизии Ростокинского района. Определённые воинские навыки мы уже имели, так как в школе с 8 по 10 класс преподавался особый предмет – «Военное дело». В программе предусматривалось изучение устройства винтовки, пулемёта «максим», правил защиты при воздушном нападении. Занимались строевой подготовкой и сдачей норм ГТО, участвовали в соревнованиях по стрельбе из мелкокалиберных винтовок, изучали правила по оказанию первой помощи раненым и т.д.

За четыре дня, со 2 по 6 июля, были сформированы 37, и 39-й полки и управление Ростокинской дивизии народного ополчения. Принципом формирования являлась запись добровольцев, не подлежащих мобилизации в армию по возрасту, состоянию здоровья или другим причинам. Запись в ополчение проводилась на предприятиях, в школах, учреждениях в торжественной обстановке. Она явилась демонстрацией беспредельной любви к Родине, готовности москвичей встать грудью на защиту Отчизны. На крупнейшем предприятии района – заводе «Калибр» в ополчение вступили 750 человек, из них 500 человек записались в первый же день, сразу после митинга. Желающих было ещё больше, но запись пришлось прекратить в связи с тем, чтобы не нарушать работу завода.

Командиром дивизии был назначен преподаватель академии им.Фрунзе полковник Морозов П.А. Сформированная дивизия разместилась на территории северной части района в помещениях школ и других учреждений.

В ночь на 7 июля дивизия выступила из города на запад.

Путь её был недалёк – в район станции Фирсановка, Октябрьской железной дороги. Здесь дивизия приступила к полевым занятиям, началась напряжённая боевая подготовка. Было получено военное обмундирование; вооружили дивизию трофейными польскими винтовками. Автотранспорт, велосипеды, различное снаряжение выделили предприятия и организации района. Дивизия доукомплектовалась личным составом и специалистами, курсантами военных училищ.

17 июля дивизия была срочно погружена в железнодорожный эшелон и отправлена в район города Волоколамск (Московская область), где получила боевую задачу создать резервную оборонительную полосу, а также бороться с вражескими десантами и агентами, засылаемыми в наш тыл.

Наша дивизия была включена в состав 32-й армии Резервного фронта. В конце июля по приказу командующего 32-й армией, дивизия совершила 150 километровый переход и заняла оборону западнее города Вязьма, в районе станции Семелёво. Переход дивизии прошёл успешно и в установленный срок, продемонстрировав организованность, высокую дисциплину и выносливость личного состава. Здесь нашей дивизии был присвоен номер – 140-й стрелковой дивизии. На всём пути мы, связисты, обеспечивали круглосуточную доставку корреспонденции от штаба дивизии до полков и обратно. В этот период мы получили отечественные винтовки вместо трофейных. Полковые подразделения доукомплектовались оружием, пулемётами, миномётами, средствами связи и др. Вместо выданных ранее велосипедов нам предоставили лошадей.

Рота связи, в которой я был, реорганизовалась в отдельный батальон связи. Мы каждый день изучали расположение наших подразделений по карте, ибо в этих условиях необходимо было хорошо ориентироваться на местности, быть особо внимательным при движении, чтобы исключить возможность быть схваченным диверсантами и агентами врага.

Бывая в подразделениях нашей дивизии, я видел, как неустанно велись земляные работы, отрывались траншеи, строились дзоты, укрытия. На рубеже восточнее Вязьмы дивизия построила главную полосу обороны в кратчайшие сроки. Хотя непосредственного соприкосновения с противниками ещё не имели, но дыхание фронта стало реальным. Вражеские самолёты регулярно обстреливали из пулемётов бойцов, проводивших оборонительные работы, передвигающиеся к линии фронта группы наших солдат и автомашины.

К сентябрю из полков дивизии всех малолетних, которым не было семнадцати лет, по приказу командира дивизии отправили домой. Мне повезло. Я, оставаясь при штабе дивизии, не был замечен и под этот приказ не попал, словом, продолжил свою службу.

29 сентября командующий 32-й армией генерал Вишневский С.Д. приказал 140-й стрелковой дивизии к утру 1-го октября выйти на рубеж реки Днепр и занять оборону на участке устье р. Вязьма, Сумарково, на правом фланге 19-й армии, обеспечивая стык с левофланговой дивизией 30-й армии, с переходом в подчинение командующего 19-й армией Западного фронта. Вот на этом участке фронта наша дивизия приняла первое боевое крещение.

С запада, из-за реки Днепр, появилась авиация противника - не менее 20-25 самолётов, которые по одному, друг за другом, переходили в пикирование на цепи ополченцев. После двадцатиминутной бомбёжки не менее двух батальонов, поддерживаемых пятью танками, под прикрытием артиллерийского и миномётного огня начали наступление, пытаясь сбросить ополченцев с плацдарма на высотах правого берега реки Вязьма.

В этих условиях ополченцы проявили высокую стойкость, мужество, презрение к смерти. Наступление было остановлено. Потеряв два танка и понеся потери в живой силе, противник окопался и начал беспорядочно стрелять из пулемётов и миномётов. Наши войска начали укреплять свои позиции. Фашисты несколько раз ещё пытались повторить свои атаки, но безуспешно.

2-го октября разведка дивизии установила связь с представителями оперативной группы заместителя командующего войсками Западного фронта генерала Болдина И.В. В ночь на 3-е октября командир дивизии получил от генерала Болдина дополнительную информацию и ориентировку по обстановке.

Стало известно, что немцы прорвали фронт и во многих местах значительными силами танков и мотопехоты глубоко вклинились в оборону войск Западного фронта. Дивизии ставилась задача: прикрыть и обеспечить отход войск оперативной группы и 19-й армии через реку Днепр. Не допустить выхода противника с севера от г. Холм-Жирковский в район между Днепром и его притоком р. Соля и в район южнее р.

Вязьмы.

С этим очень важным пакетом, запечатанным сургучом, я отправился по указанию штаба дивизии в расположении 37-го полка. Что-то очень сильно билось мое сердце. Я чувствовал, что от того, как быстро я доставлю секретный документ, во многом будет зависеть развитие сложившейся ситуации на этом рубеже фронта. Быстро ориентируясь в лесу, по тропинкам несла меня преданная лошадка. В штабе первым ко мне подошёл секретарь профбюро с завода «Калибр» комиссар полка Михаил Васильевич Сутягин. Распечатал пакет и прочитал: «Стоять на месте до последней капли крови. Ни шагу назад. Любой ценой задержать врага и его продвижение вперед на восток». Приказ был воспринят присутствующим, как священный долг. Командование полка понимало, что долго сдерживать лавину врага, хорошо вооруженную техникой, невозможно. К этому времени была произведена перегруппировка частей в полку, созданы минные поля севернее р. Вязьма и западнее р. Днепр. Ополченцы совместно с сапёрами вырыли в промежутках минных полей щели для истребителей танков, которые располагались парами в одной щели с ручными гранатами и 10-15-ю бутылками с горючей жидкостью. Это мероприятие позволило ополченцам эффективно создать препятствие для наступавших фашистских танков.

3 октября после авиационной подготовки, под прикрытием артогня силами двух батальонов при поддержке 6-8 танков фашисты атаковали позиции 37-го полка на плацдарме у деревни Кошкино и ворвались в наши окопы. Резерв полка подошёл вовремя, контратаковал врага и уничтожил прорвавшихся немцев. В этом бою пали смертью храбрых большое количество ополченцев; большие потери понесли и немецкие захватчики.

День 8 октября для дивизии был «чёрным днём». Бой не прекращался ни на минуту. Авиация, артобстрел, танки яростно атаковали наши позиции. За день было отбито восемь атак.

Ополченцы держались стойко. Подразделения дивизии истекали кровью, потери личного состава в ротах достигали 50% и выше.

За период боёв в районе Холм – Жирковский дивизия потеряла убитыми и ранеными более 6000 ополченцев. Во вражеском окружении оказались четыре армии Западного фронта.

Лишившись боевого центра управления, они принимали все меры к выходу из окружения отдельными воинскими подразделениями. В одном направлении прорыва под Вязьмой принимал участие и я, но вырваться из окружения мне, как и многим воинам, не удалось. Я попал в плен.

Большое количество военнопленных согнали в Вязьму и разместили в недостроенном здании мясокомбината, обнесённом колючей проволокой в несколько рядов. Голод, холод, болезни и тысячи смертей. Варварское, бесчеловечное обращение к нам – пленным трудно описать. Скопилось за этой изгородью как в муравейнике огромное количество военнопленных. Ни воды, ни еды. У кого-то в вещевых мешках были сухари и еще кое-что из еды; старались по возможности поделиться друг с другом. Однажды нам за изгородь кинули тюбики с сухим концентратом гречки, пшена. Но надо было видеть, как на это «угощение» набросились голодные наши товарищи, кому-то досталось, а кому-то нет. Обессиленные тихо отдавали свою душу Богу. Запомнилась мне такая история.

Приезжают какие-то немецкие офицеры с отрядом солдат и проходят среди нас. Один из офицеров держит в руке тросточку и указывает на пленного. Охранник говорит «Швайн, ком» (свинья, ко мне), его берут и выводят за пределы лагеря, раздевают до нательного белья и сажают в грузовую машину с открытым кузовом. Так в течение многих дней проходил отбор «лиц еврейского происхождения». Сколько бойцов этой национальности были увезены из лагеря и расстреляны извергами-нацистами!

И вот в лагерь прибыл большой отряд немецких солдат на лошадях – началась эвакуация лагеря. Всех, кто мог двигаться, выгнали за пределы и большой цепочкой двинули в направлении на запад. С обеих сторон колонны - охранники на лошадях с автоматами. Колонна двинулась в путь. Страшно и больно было смотреть на всех тех, кто очутился в ней. Измученные, больные, раненые, разных возрастов они мало походили на людей. Тех, кто не мог двигаться, охранники пристреливали на месте. Гнали нас по большаку, вдоль которого осталось много разбитого трофейного снаряжения, убитых лошадей и трупов.

На поле лежали остатки неубранной капусты, картофеля и других овощей. Голод заставлял нас выбегать из колонны и хватать что попадётся. Одним удавалось, а другим за это приходилось расплачиваться своей жизнью. В считанные минуты от убитой лошади оставался лишь скелет, а кусок конины давал дополнительные силы. Нас не оставляла мысль, что необходимо как можно скорее бежать из колонны. Другие надеялись на Бога.

В районе Ельни, Смоленской области немцы-охранники устроили ночлег для военнопленных. Вокруг разожгли костры.

На территории было несколько сожженных домов, в один из них кидали умерших пленных и расстрелянных при побеге. В темноте мы, трое москвичей, незаметно пробрались в тот дом и спрятались под трупами. Утром колонна двинулась дальше, а мы после её ухода выбрались на белый свет и двинулись в лес. Решение было принято: «Идти на Москву». От деревни до деревни, через леса и поля, обходя немецкие части, мы двигались до тех пор, пока в одной деревне нас не заметили немцы и не бросили в сарай. К нашему счастью, а может, к несчастью, по этой дороге прогоняли другую колонну военнопленных, и нас немцы бросили в неё. Имея опыт побега, мы в районе г. Всходы вновь совершили побег. В этой колоне охрана была слабее, поэтому многие последовали нашему примеру.

Истощённый, обессиленный, я был оставлен моими земляками на сохранение в деревне Холм у бабушки Марии Петровны Брейда (по национальности латышка). Её сын был на фронте, дочь жила в соседней деревне Клетка. Трое суток я был в бессознательном состоянии. Она сняла с меня военную форму, обмыла, постригла. Давала какие-то травы, чтобы мое здоровье. Но вскоре по этой деревне проходил карательный отряд немцев. Они отбирали у крестьян одежду, еду, скот и другое.

Зашёл немец и к нам в хату: «Матка, это партизан?» «Нет, ответила бабушка, - это мой сынок». Забрал он последние три курицы у неё и ушёл. Силы мои постепенно восстанавливались, ко мне стали приходить деревенские мальчишки. Они то и рассказали мне, что в лесах создаются отряды партизан. Ребята сделали в одной из землянок склад боеприпасов.

В декабре 1941 года я простился с бабушкой Марией и ушёл к партизанам, с которыми продолжил боевой путь.

Зимой 1942 года на нашу территорию стали проникать лыжники-разведчики с Большой земли. Они говорили, что скоро сюда прорвётся кавалерийский корпус генерала Белова.

И вот наступил тот день, когда я с партизанским отрядом влился в 168-й кавалерийский полк. Зачислили меня в пулемётный расчёт. Партизанский край занимал большую территорию в Смоленской области. Он приковывал большое внимание немецкого командования, желавшего как можно скорее ликвидировать сопротивление наших в своем тылу. Активные действия войск генерала Белова и партизан вынудили гитлеровцев бросить против нас более семи дивизий. В ходе ожесточённых боёв оккупанты были изгнаны с большой территории, и в течение пяти месяцев они удерживались лишь в районных центрах, на железнодорожных станциях и в посёлках. В боях за станцию Семелёво пришлось участвовать и мне. Перед началом наступления враг превосходил нас в силе, создал оборонительную линию. Нам же пришлось вести наступление с лесной стороны, где впереди было заснеженное поле. Дважды ходили мы в атаку, но под натиском ураганного огня противника приходилось возвращаться на исходные позиции. Только в третий раз отважным бойцам удалось штурмом взять немецких захватчиков в кольцо и уничтожить их. В этом наступлении я сильно обморозил ноги. Двое бойцов вытащили меня с поля боя в лес, а затем отправили в лазарет, в тыл, где мне оказали первую медицинскую помощь. Затем переправили в центральный госпиталь армии Белова. Там хотели ампутировать обе ноги до колена, но я не дал. Вскоре стали появляться наши самолёты. По мере возможности мы получали с Большой земли воздушным путём боеприпасы, медикаменты и продовольствие. На обратном пути вывозили большое количество раненых, подлежал эвакуация и я. Но судьба распорядилась подругому. Аэродром наш был разбит налетевшими вражескими самолётами. Так я с больными ногами и оставался при госпитале. Измученные, полуголодные боевые части получали подкрепление за счёт сбрасывания к нам на парашютах десантников. Кольцо окружения постепенно сужалось. Был получен приказ о выходе из окружения на соединение с главными силами, которые перешли в наступление. Прорыв был организован ночью в районе деревни Крапивна в направлении г. Киров.

Эту задачу выполнить удалось не всем соединениям. Некоторые остались по ту сторону фронта, в том числе и раненые бойцы в госпитале.

И снова плен, да ещё с больными ногами. Нас пригнали в г. Рославль, по существу, в лагерь смерти. Землянки, колючая проволока в несколько рядов. Издевательство, садизм охраны.

Два раза в день выдавали баланду (котелок, в который умышленно добавлялась костная мука, что вызывало мучительные боли в желудке). Чудом мне удалось уцелеть! Однажды немцы взяли группу из десяти военнопленных на работу в город, привели нас в бывший техникум, где расположился немецкий госпиталь. В подвале этого здании оборудовали для нас камеру с нарами для ночлега. Под охраной нас заставляли выполнять разные хозяйственные работы. С каждым днем мне становилось всё хуже и хуже. Я применял способ самолечения: вскрывал раны, выдавливал скопившийся гной и ожидал новых нарывов. Однажды, проходя мимо меня, немец заметил, что у меня с ногами, закричал: «Русский свинья! Ты же заразный!»

Схватил меня, завел в операционную и показал врачу. Тот дал команду положить меня на операционный стол. «Вот, думал я, дурак! Своим врачам не дал оперировать. Теперь я в руках «иностранца»». Что-то долго он творил, а закончив сказал:

«Хорошо будет! Иди на работу». Я встал, а мои ноги были загипсованы по колено. Позднее этот гипс сняли. «Ты должен быть осторожен со своими ногами», – сказал мне, конечно, понемецки тот хирург.

После окончания рабочего дня нас приводили в подвал, выдавали паёк с едой и запирали на ночь. В начале 1943 года этот госпиталь перебазировали в г.Смоленск. Это было вызвано начавшимся натиском наших войск, возникшей необходимостью укрепления открывавшегося фронта англоамериканскими войсками в Италии. Позднее нас погрузили в товарный вагон и, прицепив его к составу с обслуживающим персоналом госпиталя, направили на запад.

Так мы оказались в далёкой от Родины стране – Италии.

Госпиталь расположился в Северной Италии, в городах Тренто и Рива дель Гардо. Против фашистского режима восстали многие слои населения Италии. Они организовали партизанские отряды и вступали в ряды Сопротивления.

Для работы в госпитале немцы набирали рабочую силу. С целью получения разведывательных данных в состав вольнонаёмных граждан проникали те, кто каким-то образом был связан с партизанами. Они вели определённую работу по вербовке с целью оказания всевозможной помощи патриотам Сопротивления. Постепенно присматривались и к нам - военнопленным. От них мы узнавали последние новости о ходе военных сражений на фронте, о наступлении наших войск. Вначале они давали нам отдельные поручения. Мы передавали для партизан украденные у немцев медикаменты, снаряжение, обмундирование. Велась активная работа по организации нашего побега. Были подготовлены к побегу Гриша Уланов, Семён Кузнецов и я. Побег мы хотели совершить на машине, за рулём должен был сидеть Семён. Машина стояла рядом со складом. Выбрав момент, когда немцы отсутствовали, мы стали погружать необходимые материалы, но неожиданно появился фельдфебель и заметил открытую в склад дверь. Он быстро закрыл входную дверь. Так мы оказались в ловушке. Спустя некоторое время по тревоге прибыли солдаты. Нас арестовали, посадили в машину и увезли в гестапо, где выбивали признания. Но мы молчали, делали вид, что нас заставили работать на складе и мы не знали, куда и что грузили. Через несколько дней нас в крытой машине повезли в неизвестном направлении. Думали мы, что больше света белого не увидим, мысленно попрощались друг с другом. Через несколько часов машина прибыла по назначению, нас высадили, и мы увидели многоэтажное здание, напичканное множеством лестниц, решёток и огромным количеством металлических дверей с замками. На каждом этаже располагались посты с охранниками – карабинерами. Нас бросили в одну из камер, где и без нас было очень много заключённых. Познакомившись, мы узнали, что это тюрьма в г.Тренто. В ней содержались разного рода преступники, среди которых были иностранцы. Каждый ждал своей участи и размеров наказания. Однажды к нам подошёл один из заключённых (итальянец) и завёл разговор. Мы сначала общались с ним очень осторожно (я мог уже немного разговаривать по-итальянски). Он признался нам, что его посадили в тюрьму за участие в Сопротивлении, рассказал о растущей ненависти к итало-немецкому фашизму, выражал свою радость за успехи советских войск на фронтах. Семён, он самый старший из нас, решил признаться, кто мы и откуда, а также о нашем неудачном побеге. Надо было видеть, как наш собеседник был рад нашей встрече! Наша дружба крепла, и мы стали доверять друг другу.

Наступил день, когда нас вывели из камеры во двор, где находилась «куча» заключённых, построили, посчитали и в присутствии какого-то представителя подписали бумаги.

Вскоре посадили в машину и повезли снова в неизвестность.

Позднее выяснилось, что нас перебросили в городскую тюрьму г.Верона. За время пребывания в тюрьме мы подготовили убедительные доводы по поводу того, что вины своей мы не признаём, так как связи с партизанами не имели. А самое главное, теперь нам представилась возможность давать показания не немцам, а представителям итальянской власти. Это обстоятельство позволило убедить их в нашей непричастности к побегу. В ноябре 1944 года нас с группой других заключённых в порядке наказания отправили в провинцию г.Верона на сельскохозяйственные работы к «падроне» - фермеру. Его плантация раскинулась в пойме и на склонах гор. Хозяин построил большой барак для присланного контингента, установил распорядок дня, в ночное время после проверки нас запирали и охраняли. И вот тут свершилось нечто сказочное. В новом присланном отряде заключённых был наш друг Джузеппе, с которым мы познакомились в тюрьме. Наша цель освободиться была близкой, ибо у нас был надёжный товарищ – партизан Италии. Хорошо ориентировавшийся в данной местности, Джузеппе организовал наш побег. Так мы оказались в партизанском отряде под командованием Данте Досате в провинции Тренто. Нас зачислили в батальон Эпифано Гобби. В общем, мы получили возможность продолжить наш боевой путь вдали от Родины. В батальоне мы пользовались большим уважением, к нам относились как к родным братьям.

Особенно запомнился мне один из эпизодов партизанского боя с группой фашистов. Батальону было дано задание организовать засаду на проходящей узкой дороге. Там ожидалось передвижение вражеских войск. Подготовились к встрече с фашистами тщательно. Замаскировались так, что враг не ожидал нашего удара. Сначала появилось несколько мотоциклистовразведчиков, проехав наши позиции, они сигнализировали своим, что путь свободен. Вскоре мы увидели колонну примерно в двести солдат. Дождавшись момента появления их в нашей зоне обстрела, мы открыли огонь с двух сторон. Захваченные врасплох немцы попали под ураганный огонь партизан. «Кромсали их в мясо», поквитались от души. Через час всё было кончено. Собрали трофеи, командир объявил благодарность личному составу партизан. Вернувшись в горы на свою базу, мы отпраздновали успешную операцию.

Готовилось освобождение города Рива дель Гардо, где располагался тот самый немецкий госпиталь, откуда начался наш путь в итальянский партизанский отряд. Большого сопротивления со стороны немецких войск при взятии города мы не встретили, так как город был «под красным крестом». Радостно встретили партизан жители города. Весёлые встречи, объятия, слёзы и видневшееся скорое окончание войны придавали городу праздничное настроение. В наших сердцах был вопрос:

неужели пришёл конец нашим мытарствам? Подошёл к нам Данте Досате и объявил, что войска немцев капитулировали.

Мы победили! От души, крепко-крепко обнял нас и сказал:

«Ну что будете делать? Оставайтесь у нас жить!». «Нет, Данте.

Мы хотим на Родину. Там родные и близкие оплакивают нас.

Считают, что мы погибли под Москвой. Спасибо вам – итальянскому народу за то, что вы поверили в нас и доверяли нам своё оружие. Мы непременно к вам приедем и будем вспоминать минувшие времена», – ответил я командиру на ломаном итальянском языке.

Был организован праздничный обед. Потом вручили нам партизанские документы и, получив денежное довольствие, мы отправились по указанному нам маршруту на Родину. Нам необходимо было пересечь всю Италию с севера – г. Верона до юга – г. Таранто. В городе Таранто находились наши корабли, с которыми можно было последовать в г. Одессу. По пути мы оказались в г. Бари, в зоне оккупации английских войск. Услышав наш русский говор, к нам подошёл офицер английских войск и на чистом русском спросил: «Ребята, вы русские? Откуда и куда двигаетесь?» Мы сначала пришли в недоумение:

как это русский в английских войсках служит? Но он признался, что является сыном русского иммигранта и находится на воинской службе. Офицер предложил зайти в комендатуру для уточнения наших личностей, мы согласились. Приняли нас сначала с осторожностью, но, когда мы показали наши партизанские удостоверения, все сомнения ушли в сторону, нас пригласили к столу. Состоялась оживлённая беседа, произносили тост за Победу и окончание войны, пожелания счастливой жизни нашим народам. Нам рассказали, что существует договорённость у наших сторон (СССР, Англии и США) о том, что каждая из них будет содействовать возвращению домой всех насильно угнанных в неволю людей фашистскими извергами в период войны. Лагерь репатриации русских граждан был организован в г. Бари. Нам предоставили машину и доставили по месту его нахождения. Встретил нас русский майор – представитель советских войск по репатриации граждан из Италии в Советский Союз. Поблагодарив английских офицеров, он пригласил нас к себе в палатку-резиденцию. Лагерь располагался на берегу залива Адриатического моря. Были натянуты палатки, обустроены дорожки, спортивные площадки и т.д. Создавался вид, что это туристический лагерь. И только побеседовав с нашим майором, мы поняли, что здесь собирают всех тех, кто по разным причинам оказался на «чужбине». Отсюда их путь лежит на Родину. Надо сказать, что майор был проницательным, корректным и уважительным начальником. Ознакомившись с нашими документами, выслушав каждого из нас, он сказал: «Такие ребята мне очень нужны! Будете мне помогать в работе. Отдыхайте. Завтра встретимся и всё обговорим».

Мне было поручено проведение политико-воспитательной работы: чтение газет, листовок и другой советской литературы. Контингент присутствующих в лагере был разный по национальности, по настрою, по отношению к войне и вкладу в общую победу. Необходимо было вести агитационную работу осторожно, дабы не обидеть кого-то. Красной нитью проходил девиз: «Война окончена. Нас ждёт Родина, близкие и родные!». Закончив формирование первой партии, мы отправили её в порт Таранто и погрузили на пароход, который взял курс на Одессу.

Вскоре майор получил депешу из Рима, в которой содержался приказ произвести отправку всего лагеря с юга на север, к границе с Австрией. Были выделены «Студебеккеры», и на машинах репатриация лагеря была осуществлена за несколько дней. Распрощавшись с майором, мы влились в лагерь и на общих основаниях были переданы представителям военных на погранзаставе в Австрии. Колонну возвращавшихся на Родину взяли «под ружьё» и направили вдоль дороги в фильтрационный лагерь г. Леобен Доновиц. Здесь формировалась алфавитная очерёдность вызова на допрос. Подошла и моя очередь.

Допрашивал меня лейтенант из «СМЕРШа». Стукнув по столу парабеллумом он сказал: «Ну, сука, где был?». «Осторожно, лейтенант! Мне всё равно. Лучше сразу пулю в лоб, я и так смертник. Дома уже, наверное, похоронили!» - ответил я. Я достал свой партизанский документ и отдал лейтенанту. Он, видимо, понимал итальянский язык. Прочитав, сказал: «Садись, закури…» Рассказал я ему свою историю от первого моего вступления в народное ополчение до последнего пребывания в итальянском Сопротивлении. Видимо, понял он, что я не изменник Родины.

В 1946 году я возвратился домой. Мать прижала меня к себе и, посмотрев на мои ноги (я успел из окружения в Смоленской области написать два письма, где сообщил об обморожении ног), сказала: «Витя, сыночек мой, я говорила не ходи на фронт! А ноги-то у тебя свои или протезы?». «Нет, дорогая, свои», - ответил я.

Узнал, что мой отец, который участвовал в строительстве заградительных сооружений в Москве, заболел и скончался в 1942 году. Брат, 1917 года рождения, пошёл служить на флот, участвовал в советско-финляндской и в Великой Отечественной войнах, был контужен, демобилизовавшись, сильно болел и умер в 1967 году.

Работать устроился грузчиком в «Мосгорпогрузе», затем поступил на подготовительные курсы и сдал экзамены в Московский автодорожный институт на вечернее отделение, которое закончил в 1958 году, получив специальность инженерамеханика по эксплуатации автомобильного транспорта. Работал на 9-й автобазе Мосавтотранспорта.

Более 45 лет я отдал свои силы и знания строительству автомобильных дорог в Московской области. Мой труд был отмечен присвоением мне звания «Почётный работник автотранспорта России».

В апреле 1985 года исполнилось 40 лет освобождения Италии от фашизма. В соответствии с договорённостью Советского комитета ветеранов войны и Итальянской ассоциацией партизан (АНПИ) с 21 по 28 апреля в Италии побывала наша делегация.

В октябре 1990 года по поручению Советского комитета ветеранов войны я был направлен на Х национальный конгресс Ассоциации бывших политических заключённых концентрационных лагерей в Италию, г.Прато-Палацо Коммунале.

Орден Отечественной войны 2-й степени, № Д№946259. Указ президиума Верховного Совета СССР от января 1958 года. Дата вручения 17 апреля 1958 год, Дзержинским РВК г. Москвы: «За отвагу, проявленную в боях с немецкими захватчиками или при совершении побега из плена в период Великой Отечественной войны».

Орден Отечественной войны 2-й степени, № А№925066 Указ президиума Верховного Совета СССР от марта 1985 года. Выдан Волгоградским РВК г.Москвы: «За храбрость, стойкость и мужество, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, и во ознаменование 40летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 годов».

Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 годах». Указ президиума Верховного Совета СССР. Вручена 14 ноября 1956 года Ленинским РВК г.Москвы.

Медаль «За оборону Москвы». Указ президиума Верховного Совета СССР от 1 мая 1944 года. От имени президиума Верховного Совета СССР вручена 30 ноября 1961 года РВК г.Москвы Б№007560.

Медаль «Партизану Второй мировой войны в Европе».

Постановлением бюро комитета войны от 4 апреля 1995 года партизан-интернационалист Ермолаев Виктор Андреевич награждён памятной медалью за активное участие в освобождении стран Европы от немецких оккупантов и в ознаменование 50-летия Победы над фашистской Германией». Вручил председатель Российского комитета ветеранов войны генерал армии, Герой Советского Союза В. Л.Говоров.

Юбилейные медали «Победы в Великой Отечественные 1941 – 1945 гг.» 20-30-40-50-лет.

Медаль «Жукова» – указ Президиума Российской Федерации от 19 февраля 1996 года, Г№0863769.

Почётный знак РКВВС – за активное участие в ветеранском движении. Вручил председатель РКВВС, генерал армии В.Л.Говоров.

В подготовке настоящих воспоминаний оказал помощь Таптыков Олег Дмитриевич, студент 1-го курса факультета авиационного института (государственного технического университета).

Я родилась 19 декабря 1927 года в деревне Полище, Ленинградская область. Я была единственным ребенком в семье, состоящей из моего отца Константина Владимировича Иванова и моей матери Любови Алексеевны Ивановой. Мы жили под Ленинградом, в городе Чудово. В этом городе я провела практически все своё детство. Училась в школе номер № 1, из которой меня чуть не выгнали за срыв урока. Была пионеркой.

Кстати, пионеры (ещё в советское время) в стенах этой школы организовали и он поныне действует музей боевой славы 377й стрелковой дивизии, с которой я прошла всю войну, но об этом позже.

Итак, воскресенье 22 июня 1941 года, я отдыхала в пионерском лагере возле города Чудово, на берегу реки Волхвы. День был ясный и солнечный, ничего не предвещало собой начало войны. Вдруг ни с того ни с сего началась паника, суета, неразбериха. К нам подбежал пионервожатый и, задыхаясь, с ужасом в глазах произнес: “Война, война, началась война”.

Потом, отдышавшись и успокоившись, рассказал нам, что сейчас по радио передали экстренное сообщение о том, что гитлеровская Германия, вероломно нарушив советскогерманский договор, напала на СССР. И на следующий же день прислали машины, и нас срочно увезли из пионерлагеря по своим домам.

Мой отец, участник советско-финляндской войны, с первых же дней был призван на фронт. А через два месяца в августе пришла «похоронка»: пал смертью храбрых в боях под Ленинградом.

А уже 15 августа мои родной город Чудово был занят немцами, и поэтому нас всех быстро эвакуировали в город Чагеда, Вологодской области. Прожив там недолго, мы с моей мамой Любовью Алексеевной переехали жить к бабушке (по маминой линии), жившей в небольшом городке Малая Вишера, всего в 18 км от линии фронта. Этот город вошёл в историю Великой Отечественной войны как первый советский город, который был освобожден от немцев в 18 ноября 1941 года и удержан нашими войсками. В городе осталась некоторая часть мирных жителей, преимущественно старые да малые.

Здесь располагались тылы 59-й армии, через железнодорожную станцию Бурга шло снабжение армии и эвакуация раненых. Станция была сильно разрушена, но деревянные частные домики города в большинстве своем сохранились и давали приют многим военнослужащим.

Осенью 1941 года мою маму призвали на службу в армию в качестве медсестры. Она дошла до Берлина, спасая жизни нашим солдатам.

Бомбили немцы Вишеру по тринадцать раз в день, а там были такие же подростки, как и я, многие из которых погибли... Ненависть к врагу и страстное желание отомстить за все невинно погубленные жизни побудили меня на решительный шаг.

Когда мы жили у бабушки, там в то время была прифронтовая полоса.

Поезда, идущие по железной дороге Москва-Ленинград останавливались только на нашей станции. Склады со снарядами, продовольствием, буквально все было спрятано в лесу подальше от той железной дороги. На тот момент мне было чуть больше 13 лет, я наравне со взрослыми рыла окопы, разгружала вагоны с продовольствием. Мы с одним мальчиком Юрой Быстровым решили, что, когда пойдут машины со снарядами, спрячемся в машине и приедем на фронт. Так мы и сделали.

23 февраля 1942 года у военного склада, спрятанного в лесу возле железнодорожной станции Бурга, стояло несколько машин, в которые загружали боеприпасы. Было ясно, что через несколько часов они будут на фронте. Он залез в одну машину, я, недолго думая, быстро юркнула в кузов другой машины, притаилась между ящиками, накрыла себя брезентом и поехала. Машина набрала скорость и, подпрыгивая на кочках, помчалась по селу. Угол ящика больно впивался в плечо, я изо всех сил отталкивала его руками. Одолевали тревожные мысли. Пугала неопределенность, было жаль бабушку, которая осталась совсем одна.

Рядом разорвался снаряд, сухие комья земли застучали по кабине, посыпались в кузов. Я втянула голову в плечи, прижалась к борту. Взрывы стали чаще. Машина свернула в лес, остановилась.

“Это что за чудо?” - строго спросил солдат, откинув задний борт машины и обнаружив неожиданную пассажирку. – “Ну-ка слезай!” Я спрыгнула на землю. В телогрейке, худенькая, с грязным от пыли лицом, со спутавшимися золотистыми волосами.

Капитан Лариков, замполит отдельного истребительного противотанкового дивизиона Волховского фронта, рассматривал меня с удивлением. Глаза его потеплели.

Он спросил: “Ты как попала сюда?” Я молча подняла на него испуганные глаза, потом глубоко вздохнула и выпалила: “Я приехала воевать!” Бойцы рассмеялись.

“Вот и подкрепление”, - пробасил усатый сержант. - “А мы уже не надеялись”.

-“Шуточки,” - грозно осадил его Лариков и, смягчив голос, обратился ко мне:

-“Звать-то тебя как?” -“Зина”.

-“Ну, пойдем, Зина, будем разбираться”.

В землянке, куда привел меня капитан, сидело несколько офицеров. Все повернулись в мою сторону.

“Вот, приехала воевать”, - сказал Лариков.

Никто не засмеялся, лица были внимательными, сочувствующими.

“Давай рассказывай, откуда, зачем приехала?” - серьезно спросил начальник штаба.

-“Хочу бить фашистов. Я уже взрослая, мне пятнадцатый год”.

-“Родители есть?” -“Отец погиб в прошлом году под Ленинградом. Мать, как получила «похоронку», тоже ушла на фронт. Не могу же я сидеть в тылу, я должна… понимаете… я должна воевать!”.

Несмотря на то что мне было всего тринадцать лет, меня все-таки оставили, нелегально, но оставили. Был такой приказ:

детей не пускать на фронт, а в каких соединениях есть дети, всех их откомандировать в тыл. Я стала «дочерью полка». Поначалу приставили меня к полковому писарю, так как я обладала красивым почерком. Но и от других обязанностей я не отмахивалась: ухаживала за ранеными, помогала на кухне, стирала бинты (с медикаментами тогда было очень тяжело), разносила солдатам в окопы еду в термосах, носила им письма. Нелегально я находилась на фронте чуть больше полугода.

В дальнейшем я приписала себе один год, и уже в 1943 году, когда окончила двухмесячные курсы связистов, стала числиться в полковом списке. В наше время многие ребята, которые были на фронте на нелегальном положении, не могут доказать, что они были на фронте. В новом качестве продолжила свой боевой путь в составе по-отечески принявшей меня 377-й стрелковой дивизии 1247-го стрелкового полка под командованием командира полка подполковника Горчакова Василия Ивановича, который, к сожалению, погиб в 1944 году при освобождении города Юрмалы, там он и похоронен.

377-я стрелковая дивизия была сформирована в Челябинской области по решению правительства СССР от 11 сентября 1941 года, в трудный для страны период, когда враг рвался к Москве и блокировал Ленинград с суши. Ее командиром был назначен майор Кантемир Александрович Цаликов. В составе дивизии формировались 1247, 1249, 1251-й стрелковые и 933-й артиллерийские полки. Их командирами стали соответственно майоры В. И. Дружинин (до 1944-го и далее В.И.Горчаков), А.

А. Алексеев, А. Е. Казанский и М. Е. Зингер. Кроме того, в соединение вошли 440-й сапёрный батальон, 821-й батальон связи, 657-й зенитный артиллерийский дивизион, 455-й медикосанитарный батальон, а также отдельные подразделения: 485-я автомобильная, 432-я разведывательная роты и 448-я рота химзащиты.

Свой боевой поход дивизия начала с освобождения села Мошки. В дальнейшем она продвигалась в сторону реки Волхов. И к началу 1942 года советские войска, выйдя к реке Волхов, вблизи Новгорода с ходу форсировали ее, захватив плацдарм, который действовал с января 1942 года по январь года.

Следует отметить, что условия жизни вблизи плацдарма были адскими даже для того времени, так как зимой стояли лютые морозы, достигающие 30-35 градусов. Нужно было искать спасение от холода. От тамошних деревенек ничего не осталось, кроме названий на карте. Попробовали окапываться, но на глубине 50-60 см появлялась вода. Приходилось строить хвойные шалаши, обкладывать их снегом и обливать водой. В этих ледяных убежищах и спасались. Передвижению мешал довольно глубокий снег. Сильные морозы временами резко сменялись оттепелями с дождями. Не лучше было и в другие времена года. Летом природа нас тоже не баловала, кругом сплошной лес и болота. Болота, болота, болота!… Ходили по колено и по пояс в грязи и по болотистой воде.

Трудной борьбе с противником сопутствовала не менее трудная борьба с природой. Чтобы воевать и жить, войска вынуждены были строить вместо траншей деревоземляные заборы, вместо стрелковых окопов приходилось прокладывать бревенчатые настилы и насыпные гати, открытые на протяжении многих километров, и сооружать для артиллерии и минометов деревянные платформы. А далее, вколотив в сваи, они крепили к ним пол. Через несколько дней этот пол, как правило, уходил под воду, тогда опять строили новый. Внутри блиндажа, под самым потолком, настилали палати, на которых лежали наши солдаты, ведя огонь через прорубленные отверстия - амбразуры. После дождя приходилось перебираться на крышу. Блиндажи превращались в островки, на которых солдаты мужественно несли боевую службу.

И, конечно же, дороги, вернее, бездорожье, полное, беспросветное. Повсюду приходилось делать сплошные жердевые или даже бревенчатые настилы. Помню, что в одном из полков мы настилали дорогу бревнами 16 раз, и все 16 настилов один за другим в течение года ушли в топь. В слабом болотистом грунте оседали дзоты, тонули артиллерийские позиции.

В таких условиях я обеспечивала связь: тащила за собой катушки и аппарат, ходила со взрослыми связистами вперед, в новые траншеи.

Ростом я не вышла, выглядела совсем малышкой. Даже взрослая военная форма не делала меня старше. Ушивала гимнастерку, юбку, прорезала дырку в ремне так, что он опоясывал меня почти два раза. Сапоги, как ни подбирали, все были велики. У меня была очень маленькая девичья ножка, а сапог таких маленьких не было, 40-й размер был самым маленьким.

Идешь в таких сапогах по болотам, идешь, ногу куда-то засунешь, а потом высунешь ее уже без сапога, пока будешь его вытаскивать с помощью штыка винтовки, сапог, гляди, и в болото полностью засосет. Я в этих болотах потеряла три сапога, ходила в разных.

Старшина роты мне говорил: “Еще раз потеряешь сапог, то до Берлина пойдешь босиком”.

Оправдываясь, отвечала: “Товарищ старшина, я разве виновата, что тут кругом такие болота, ну извините уж меня, постараюсь больше не терять сапоги”.

Был еще один курьезный случай на учениях по стрельбе (я и в снайперах была немножко). По приказу старшего лейтенанта Омельченко были сделаны деревянные мишени с нарисованными фрицами, а курсантам были выданы винтовки. Подошла моя очередь.

“Воспитанница Иванова, в положении стоя по врагу огонь” - приказал старший лейтенант.

Я выстрелила.

“В положении сидя по врагу - огонь”.

Я на корточки села, снова выстрелила.

“В положении лежа по врагу - огонь”.

“Воспитанница Иванова, в положении лежа по врагу огонь”.

“Воспитанница Иванова, в положении лежа по врагу огонь!!!” - во все горло прокричал лейтенант.

Я опять стою. Он на меня смотрит и кричит: “Ты почему не выполняешь приказ командира?” А я, отдавая честь, говорю: “Товарищ старший лейтенант, я не могу лечь, здесь сыро. Постелите мне, пожалуйста, газету”.

И за то, что я вот так сказала, мне дали трое суток ареста на гауптвахте за невыполнение приказа. Гауптвахта представляла собой большую воронку от бомбы с накиданным на дно сеном и охранялась она часовым. Кормили один раз в день.

Но, слава Богу, меня выручали мои подружки. Придут вдвоем к вахте, одна из них подойдет к часовому, улыбнется, предложит покурить, и пока часовой курил, другая старалась незаметно мне передать котелок с кашей.

...Стоял тихий солнечный полдень. Такие часы не часто выдавались на Волховском фронте. Бойцы отдыхали на лесной опушке, некоторые приводили в порядок свое обмундирование.

“Щи бы сейчас”, – протянул молодой веснушчатый солдат, сладко потягиваясь.

“Да”, – отозвался другой.

“Что-то полевая кухня запаздывает ”, – констатировал третий.

“Давайте я принесу”, – предложила я.

Не дожидаясь одобрения, я побежала лесом к полевой кухне. Повар налил суп в большой термос. Накинув термос на плечи, прихватив котелки с кашей и несколько буханок хлеба, я направилась назад. Только вошла в лес, начался минометный обстрел. Со всех сторон вздымались фонтаны земли, носились в воздухе и падали сломанные ветки. Ни бежать, ни залечь – от мин не спрячешься. Я прижалась спиной к березке, зажмурила глаза. “Когда, когда же это кончится?” – бешено стучало сердце. Обстрел продолжался всего пять минут. Мне они показались часами. Радуясь и не смея еще поверить, что все обошлось для мня благополучно, я осмотрелась вокруг. Дерево, возле которого я стояла, было сломано пополам. Спине стало совсем легко. Я посмотрела на заплечные ремни – термос на месте. И тут увидела, как по стволу березки стекает густая масса, в которой выделяются нежные бело-розовые волокна свиной тушенки. Я потрогала термос и без труда нащупала в нем большое рваное отверстие.

Дальше я не совсем поняла, что со мной произошло. Меня откинуло какой-то взрывной волной. Возможно, я на какое-то время потеряла сознание. Чувствую, как меня подхватили санитары и понесли… В медсанбате я пролежала двое суток, затем без разрешения оделась и убежала оттуда. Распрощалась с медсанбатом. Как я себя чувствовала? Трудно сказать, но тогда мне казалось, что чувствую себя вполне нормально.

Так проходили мои боевые будни на плацдарме возле реки Волхов, где 59-я армия со стороны Волховского фронта не давала врагу захватить Ленинград, а также обеспечивалась безопасность доставки продовольствия и боеприпасов от станции Бурга до Ладожского озера (откуда далее они доставлялись по “Дороге жизни” в Ленинград). 14 января 1944 года началась битва за снятие блокады Ленинграда, за освобождение древнего Новгорода, Ленинградской, Новгородской и Псковской земли. Началась с артиллерийской подготовки, которая длилась почти полтора часа. В батальоне еще и еще раз проверяли готовность к походу, к действиям без возвращения на постоянную базу. Проверялись личные вещи всего состава без исключения, выбрасывалось все, без чего можно было обойтись.

Готовились к боям в условиях суровой зимы и соответственно с этим оделись и обулись. Тщательно проверялась обувь как главный элемент экипировки в походной жизни. Все были в новых валенках, которые усиленно "расхаживали".

17 января 1944 года пришло известие, что, расширяя прорыв на юг, к Новгороду, войска 6-го стрелкового корпуса штурмом взяли поселок Подберезье - важный опорный пункт немцев на подступах к Новгороду. Старшина Бельтиков с помощником на двух санях немедленно выехал в Подберезье и привез оружие: автоматы наши и немецкие. Все перевооружились, а старые винтовки и карабины сдали на склад в Селищах.

18 января 1944 года 377-я дивизия получила приказ перейти в наступление во взаимодействии с другими частями. И уже 20 января село Долгово и станция Татино были полностью освобождены. В этот же день наши политработники сообщили во все взводы об освобождении Великого Новгорода.

К 27 января дивизия продвинулась более чем на 40 км, освободила ряд населенных пунктов, в том числе село Оссия ( января), село Поддубье (24 января), село Заклинье (25 января), поселок Заболотье (25 января), Либуницы, деревня Вольная Горка (27 января), деревня Велегощи. Продвижение было медленным. Но настроение в войсках было отличное. А как мы все были рады, узнав 27 января 1944 года, что Ленинград, наконец, освобожден от блокады. Это известие вселяло уверенность, что теперь мы немца победим наверняка уже очень скоро.

Далее, 2 февраля силами нашего 1247-го стрелкового полка и 122-й танковой бригады освободили крупный населенный пункт Почап. А 7 февраля 1247-м и 1249-м стрелковыми полками были освобождены деревни Гверездно и Белое. С 10 по 12 февраля части дивизии стремительно продвигались вперед, освободили от противника село Горушка, посёлок Покровское, деревню Волкино, деревню Радгосцы, селение Ясковицы, город Луга.

16 февраля усилиями 59-й армии кольцо окружения было прорвано. Боясь собственного окружения, немецкие войска группы армий “Север” оторвались от наших войск и стремительным броском оставили Ленинградскую область, уйдя в пределы Эстонии за реку Нарву и обосновавшись на ее берегах. С 19 по 28 февраля 1247-й стрелковый полк 377-й стрелковой дивизии совершил длительный и изнурительный маршбросок к населенному пункту Ольгин Крест, возле реки Нарва.

В этой местности ожесточенные бои с немецкими захватчиками длились шесть месяцев (с февраля по июль). Военные действия в основном проходили на берегах реки Нарва, немцы - на западном, наши - на восточном. Поначалу (c февраля по март) нас осаждала вражеская авиация. Плацдарм, реку и подходы к ней на правом берегу бомбили до 30 раз в день. Налетали главным образом средние бомбардировщики в количестве до 70 самолётов за раз. Днем буквально нельзя было поднять головы. Ночью лихорадочно восстанавливали и рыли новые укрытия, вели разведку, я налаживала связь с правым берегом. Сжавшийся плацдарм грозил нам быть сброшенными в реку. Но нет худа без добра. Немецкой авиации очень трудно стало прицельно сбрасывать бомбы на наш "пятачок", и немецкая пехота стала обозначать объект бомбежки зелеными ракетами. Тут наши солдаты не растерялись и стали сигналить во вражескую сторону также зелеными ракетами. Успех был ошеломляющим: немцы понесли такие потери от своей авиации, что вынуждены были отступить, позволив нам заметно расширить плацдарм. Уже где-то в начале июля 377-я стрелковая дивизия выполнила все поставленные перед ней задачи и получила приказ прибыть на станцию Кингисепп, откуда нас доставили на Прибалтийский фронт.

По дороге на Прибалтийский фронт мне довилось увидеть, что фашисты сотворили с нашей страной: разрушенный бомбежками Ленинград, испепеленные в огне деревни, нескончаемые груды ржавого метала, оставшегося от взорванных танков, машин, поездов и другой техники, худющие от голода и измотанные тяжелым трудом женщины, старики и дети. Это лишь часть того, что мне довелось увидеть, об остальном даже не хочу вспоминать… Передислоцировались мы на самую границу с Прибалтикой. Перед нашими войсками стояла цель пробить оборонительные рубежи противника под кодовым названием “Линия Мариенбург”. Эта линия протянулась на 120 км вдоль реки Педедзе, которая течет от озера Любанас до озера Псковское.

377-я стрелковая дивизия получила задачу освободить населенные пункты Лапкова, Пищеву, Пишево и другие, и в дальнейшем во взаимодействии с другими частями освободить город Валга (19 сентября 1944 года). Все эти задачи были выполнены, но при этом наша и остальные дивизии понесли колоссальные потери: численность солдат и офицеров сократилась практически вдвое. Горечь от утраты моих однополчан, которые уже к тому времени стали для меня родными людьми, утешало только то, что прорыв “Линии Мариенбург” и освобождение Валги сыграли решающую роль в победе над фашисткой Германией, но это я поняла уже позже. А в то время я еле сдерживала слезы, дабы окружавшие меня солдаты не падали духом при виде плачущей девушки.

…Это был 1944 год, мы освобождали Латвию. Наш полк вёл тяжёлый бой. Командир полка подполковник Горчаков Василий Иванович на командном пункте руководил боем, я возле него, обеспечивала связь. Вдруг прекратилась связь с одним из батальонов: обрыв провода. “Разрешите идти на линию“, - обратилась я к командиру.

А на линии - ураганный огонь, противник бьёт из крупнокалиберных пулемётов, забрасывает минами.

“Погоди,“ - сказал командир.

И послал солдата. Мы ждём десять минут, двадцать, тридцать. Нет связи, не возвращается и солдат. Я опять к командиру: “Разрешите идти”. Он поглядел на меня очень внимательно, отлично понимая, что и я могу не вернуться.

Говорит: “Ну, иди, дочка, только возвращайся”.

Я выбралась из траншеи и тут же прижалась к земле. Кругом разрывы, небо чёрное от дыма. Мне было очень страшно.

Но командир ждёт. Я поползла вдоль линии. Где позволяла местность, делала перебежки. Минут через десять увидела солдата, которого посылал командир. Он лежал, уткнувшись в землю. Я перевернула его на спину. Убит. Я заплакала. Вытирая слезы, поползла дальше. Вскоре нашла обрыв провода. Зачистила концы, соединила. Тем же путём и под таким же огнём назад. Пришла на командный пункт: “Товарищ командир, связь есть”.

В тот день наш полк выиграл очень важный бой.

Через два дня полк отвели с переднего края на пополнение.

Командир дивизии перед строем вручил мне медаль “За отвагу” (№ 1100722, номер приказа 785167), пожал руку, поздравил.

«Служу Советскому Союзу!» - ответила я.

Это моя самая первая награда. Часом позже старшина протянул мне сверток: “Это тебе, Зина, от разведчиков, наденешь в День Победы”. Я развернула бумагу и увидела лакированные туфельки. Долго еще лежали они в моем походном мешке.

Когда мы освобождали Ригу (13 октября 1944 года), шли мы со стороны Юрмалы. Особо страшного боя не было, наверное из-за того, что для немцев наше наступление было неожиданным, но, конечно, бой есть бой. Правда, они все-таки успели во время отступления разрушить портовые сооружения, мосты, электростанцию, взорвать и сжечь многие учреждения, почтамт, телефонную станцию, вывести из строя городской водопровод, разграбить музеи и старинное книгохранилище.

Когда мы выгнали всех фрицев из города, наша стрелковая дивизия проверяла уцелевшие здания. Залетели в один дом пусто, во второй – пусто. Уже под вечер подступили к огромному, красивому и величественному зданию. Ворвались внутрь и оказываемся в большом зале, отделанном мрамором, с огромными колоннами по углам. В центре зала стоит громадный стол, накрытый белоснежной скатертью: вино, поросята целиком обжаренные, разная закуска, водка, курочка, картошечка. Наши мужчины заликовали. Мы, девчонки, не видевшие в течение четырех лет из еды ничего, кроме овсяной каши и тушенки, тут же набросились на курочку, потом на свинину, затем на картошечку, мужики выпивали. Но не успели мы как следует набить наши животы, в зал вбежал командир.

“Отставить, все отравлено, стрелять буду!” Один встает и говорит: “Товарищ командир, я уже поллитра выпил, ребята пьют, уже практически все съели, никто не умер, значит, еда не отравлена, присаживайтесь, отпразднуем”. Все засмеялись. Этот день мы с однополчанами вспоминаем особенно часто. Да и сейчас, рассказывая об этом, я ощущаю настроение того самого дня. Ведь это уже начало празднования нашей победы. Так наш 1247-й стрелковый полк отметил освобождение Риги, столицы Латвийской ССР от немецко-фашистских захватчиков.

После Дня Победы 9 мая нашу и другие дивизии направили на разгром тукумской группировки, которая не сдавалась даже после предъявленного им ультиматума. И уже после празднования Дня Победы мы потеряли много бойцов и командиров в этих боях. Войну я закончила в звании старшего сержанта. После демобилизации, когда мы ехали через Ленинград, я там попыталась разыскать своих родственников, но город был сильно разрушен. Позже я узнала, что многие родственники погибли во время блокады. Родители моего отца похоронены на Пискаревском кладбище. Я вернулась домой. Наконец-то встретилась с мамой - Ивановой Любовью Алексеевной, тетей - Ивановой Ниной Алексеевной, двоюродным братом - Воронцовым Сергеем Алексеевичем. Мне было семнадцать лет.

Медаль “За отвагу”, № 1100722 (приказ № 1100722).

Орден Красной Звезды, № 3331388.

Орден Отечественной войны, № 3071135 (приказ № 873223).

“Участнику битвы за Ленинград”.

“Полное снятие блокады Ленинграда”.

Все послевоенные годы не прерываю связи с однополчанами. Сегодня я являюсь председателем совета ветеранов 377й стрелковой дивизии. Параллельно исполняю обязанности ответственного секретаря региональной общественной организации ветеранов Великой Отечественной войны - воспитанников армии и флота, которую возглавляет Виктор Яковлевич Татаринов, в военном прошлом «сын полка». У меня дочь и двое внуков. До пенсии работала дежурным администратором в гостинице. Пионерами школы № 1 моего родного города Чудова, Новгородской области был создан музей нашей 377-й стрелковой дивизии. В тех местах проходил Волховский фронт, там я начала воевать. Сейчас я живу в Москве, но часто бываю в Чудове в гостях у ребят. Там встречаюсь со своими однополчанами, это самые дорогие для меня встречи. Всегда говорю ребятам большое спасибо за их поисковую работу, за их память о нас и о войне.

В подготовке настоящих воспоминаний оказал помощь Лаптев Кирилл Александрович, студент 1-го курса факультета системы управления, информатики и электроэнергетики Московского авиационного института (государственного Я родился 26 апреля 1923 года в поселке Пырьево, Бибиковского сельсовета, Умётского района, Тамбовской области.

В 1940 году окончил 8 классов школы №17 города Комсомольска-на-Амуре. С введением платного обучения в старших классах и высших учебных заведениях поступил на работу на судостроительный завод №199 модельщиком.

О начале войны узнал 22 июня 1941 года, находясь на лекции по международным вопросам в кинотеатре «Ударник» города Комсомольска-на-Амуре.

В ряды Красной Армии с группой комсомольцев пошёл добровольцем в начале марта 1942 года. В первой декаде марта эшелон прибыл в город Бикин Приморского края. По распределению был направлен в 3-ю пулеметную роту 3-го стрелкового батальона 352-го стрелкового полка. На фронт отправлялся вместе с другими красноармейцами и командирами из состава 42-й бригады Приморского края в сентябре 1943 года.

На фронт прибыли в октябре 1943 года в 286-ю стрелковую дивизию Волховского фронта. Был направлен в 998-й стрелковый полк на должность помощника командира взвода 3-го батальона в воинском звании сержант. Командующий фронтом Маршал Советского Союза К.А. Мерецков.

Боевой путь проходил через Малую Вишеру (конец октября 1943 года), Новгород (20 января 1944), село Медведь, западнее Новгорода (29 января 1944), город Нарва (апрель года), река Сестра, Ленинградская область (12 июня 1944 года), Кивеннана, Карельский перешеек (14 июня 1944 года), линия Маннергейма (14-15 июня 1944 года), Выборг (20 июня 1944 года), река Ихантала (22-23 июня 1944 года), город Тарту, Эстония (15 сентября 1944), река Эйма-Цыги (17 сентября 1944).

Принимал непосредственное участие в боях по освобождению города Новгорода в январе 1944 года. (НовгородскоЛужская операция Волховского фронта. Командующим фронта был генерал армии Кирилл Афанасьевич Мерецков). Я участвовал в боях в составе 3-го батальона 998-го стрелкового полка 286-й стрелковой дивизии. При проведении этой операции полностью была снята блокада Ленинграда. Операция проводилась совместно с войсками Ленинградского фронта.

Командующий Ленинградским фронтом генерал армии Леонид Александрович Говоров.

Принимал непосредственное участие в боях по штурму линии Маннергейма в Финляндии в составе 30-го гвардейского корпуса, которым командовал герой Советского Союза Николай Павлович Симоняк. Корпус в это время входил в состав войск Ленинградского фронта. Я проходил службу в минометной роте наводчиком огневого взвода, (командир взвода лейтенант Лебедев, командир роты капитан Лосев). Наступление войск началось 10 июня 1944 года. 12-14 июня мы вышли на рубеж Кивеннаны, где начиналась линия Маннергейма.

В процессе боевых действий, успешного прорыва линии Маннергейма подразделения 192-го гвардейского стрелкового полка (командир полка гвардии полковник Холшня) вышли к артиллерийским позициям финнов. Артиллерия была почти полностью подавлена. Существенного влияния на части и соединения 30-го гвардейского корпуса она оказать не могла.

Нас удивило то, что на огневых позициях финнов стояли термосы с горячей пищей. Некоторые раскрыты, кругом все разворочено. Сплошные воронки. Вероятно, позавтракать им не дала реактивная артиллерия, именуемая «Катюшами». Дорога шла на город Выборг.

Финны по опыту боев 1939-1940 годов не предполагали, что советские войска так быстро овладеют линией Маннергейма, и в спешном порядке вводили свежие части в созданные укрепления вокруг Выборга, так называемые Выборгские обводы, их было три кольца. На Карельский перешеек была брошена и немецкая дивизия.

Бои были упорными, не прекращались они даже в ночное время. Итогом взаимодействия сухопутных войск и Балтийского флота стало освобождение Выборга 20 июня 1944 года.

Населения в городе не было. На улицах много было забитого крупного рогатого скота.

Ихантала. Части и соединения 30-го гвардейского корпуса продолжали наступление за Выборгом. Основательно поредевшие, они вышли 24-25 июня на рубеж реки Ихантала, где встретили отчаянное сопротивление. Что интересно, со стороны финнов на этом рубеже в боях участвовали женщины. Это была граница 1940 года. Из состава батальона группе из человек во главе с младшим лейтенантом (фамилию не помню) удалось перебраться на противоположный берег.

Захоронись мы под огромным валуном. Несколько раз финны пытались нас выкурить, но мы стойко держались и выстояли. Два человека были убиты. Младший лейтенант ранен в ногу. Не было никакой возможности находить еду. Через 4 дня при густом тумане мы решили возвратиться на свой берег.

192-й гвардейский стрелковый полк был заменен. Саша Батулин ночью один пробрался к своим, объяснил все и приполз обратно. Во время нашего возвращения финны почувствовали что-то неладное. Наугад открыли огонь. С нашей стороны заговорили крупнокалиберные пулеметы. Мы благополучно возвратились.

Командование нового полка, заменившего наш 192–й встретило нас хорошо. Накормили, отмыли и доставили в свой полк, который находился километрах в 30 от этого места.

Особую смекалку, выносливость, выдержку и храбрость проявил Саша Батулин. Младшего лейтенанта назначили на должность командира роты в этом батальоне, Батулин остался с ним. Меня назначили на должность комсорга батальона.

Река Эма-Цыги. Подготовка к форсированию. Форсирование реки, наступление на Таллин. В середине третьей декады августа 1944 года части и соединения 30-го гвардейского корпуса маршем тронулись с Карельского перешейка. Шли в основном ночами.

3-й батальон 192-го гвардейского полка остановился в небольшом безлюдном населенном пункте, на берегу реки, километрах в 25-30 от линии фронта. На следующий день приступили к незнакомой нам до сих пор работе по подготовке к новому наступлению. Первый же день определенно указал нам путь- форсирование водной преграды. Но где и что представляла собой водная преграда, было загадкой. Личный состав рот батальона разбили на группы. В каждую группу входило 12 человек. Группы скрытно размещались в метрах 150 от берега реки. Для каждой группы выделялась лодка со сложенными бортами, которую удобно было переносить. Восемь человек бегом несли лодку к берегу реки, четыре человека были в готовности. Подбегая к берегу, определенными приемами защелкивали на замки секции бортов, садились по бортам в роли гребцов, а четверо вели огонь из автоматов по противоположному берегу. Больше недели шла тренировка.

Утром 17 сентября в 7 часов 30 минут раздался залп гвардейских минометных частей. Задрожали берега. Река всколыхнулась волной. 50 минут шла обработка переднего края немцев по всей его глубине. Резкий, одновременный щелчок замков секций бортов лодки, и все 12 человек в ней. Группа поспешно надувает спасательные жилеты.

Сильные рывки гребцов, и лодка почти на середине реки.

Минуты напряжения на воде кончились. Лодка уткнулась в берег. Вся группа целехонькой выскочила на берег, залегла, быстро освободилась от спасательных жилетов. Взвились ракеты, возвестившие атаку. Роты и батальоны 192-го гвардейского стрелкового полка двинулись на Таллин.