«ОТ СОЛДАТА ДО ГЕНЕРАЛА Воспоминания о войне Том 7 Москва Академия исторических наук 2006 УДК 82-92”1941/45” ББК 84Р7-4 О-80 7 О 80 От солдата до генерала. Воспоминания о войне. Том 7. — М.: Академия исторических наук, ...»

С детства был приучен к труду. Ходил в школу до 33-го года, закончил 7 классов. Учился усердно, причём и мысли не было, чтобы увиливать от домашних дел, родителям помогал, как мог. Работал в совхозе, на шахте, строил железнодорожную автоблокировку. Там в 1939 году окончил ремесленное училище шахтёров, стал электромехаником, потом позвала стройка.

В двадцать лет меня призвали в армию. Три года учёбы во Владикавказском военном училище пограничных и внутренних войск НКВД СССР (1939 год - 28 июня 1941 года) пролетели быстро. Получил звание лейтенанта.

Я тогда был помощником дежурного по Орджоникидзенскому училищу. 22 июня 1941 года в 4 часа утра пришла телеграмма о том, что немецкие войска вероломно напали на Советский Союз, начали бомбить западную границу, города Киев, Минск и другие. Мы позвонили начальнику училища. Немедленно началась мобилизация.

Когда грянула война, я попал в армию пограничников. Нас срочно бросили из Баку в Подмосковье, в район Вереи, для укрепления обороны, чтобы не подпускать немцев к столице.

Потом забросили во Владикавказ.

Вскоре поступил приказ Верховного Главнокомандующего – срочно направить всю армию на локализацию прорыва фашистов под Ленинградом. Больше месяца пробыли там, организовывали оборону по всем неустойчивым дорогам. Двигались наперерез немецким войскам через Старую Рузу, Псков, Новгород. В бой вступили в районе озера Ильмень, до которого не дошли 7 км.

В августе я был ранен. В начале наступления командир роты был убит, и я, как командир первого взвода, принял командование ротой на себя. Мы наступали вдоль железной дороги. Обстрел по батарее грянул неожиданно, так как разведка докладывала, что вокруг всё спокойно. Я видел, как людей вокруг меня разрывало на куски. Море крови, искажённых, измученных тел юных защитников Родины. Меня ранило осколками, получил контузию. Из-под обстрела меня уволок адъютант Николай Иванович Петушков. Потом доставили на самолёте в госпиталь в Калинин (Тверь). После выздоровления получил приказ от 13 сентября 1941 года: всем пограничникам направиться под Москву.

Я хотел ехать в свою часть, но нас восьмерых направили в Москву и разместили в гостинице, где мы встретились с остальными ребятами. Приехали работники НКВД, познакомились, поговорили. Из нас отобрали 16 человек, привезли на Лубянку в 4-й отдел НКВД. Затем прошёл обучение в пограничном училище, которое находится на Ленинградском проспекте, у часового завода. В самые страшные дни лета и осени 41-го года я твердо верил в нашу победу. Но мог ли я предположить, что уже в декабре оборонительные бои быстро перерастут в наступательные, что я увижу потерявших всю свою спесь, закутанных в тряпье пленных гитлеровцев, что потрогаю своими руками разбитые, покореженные орудия противника.

Мне поручили ответственное задание: налаживать связи с партизанскими отрядами. Выезжал в Каширу, Боровск, Малоярославец, сражался при прорыве фронта в районе Ельни. Я участвовал в формировании 87 истребительских батальонов в Москве и Московской области, занимался подготовкой партизан к войне и заброской их в тыл. В октябре 1941 года организовал в Коломенском районе школу со спецкурсом по подрывному делу и партизанскому движению. Моей главной задачей была связь с истребительными батальонами и партизанами Подмосковья и заброс в тыл обученных спецгрупп.

В Уваровском районе, под Можайском, забрасывал группу из 75 партизан-лыжников на участке 50-й армии генерала Орлова. Готовил группу партизан, которые участвовали в разгроме немцев в Угодском Заводе, Калужской области.

Выезжал с группой в район Каширы, где был прорыв немцев под Кельмой, солдаты стали бежать. Пришлось создавать заградительные отряды. Идет красноармеец, спрашивали: «Где твое ружье? Где твой полк? Иди, ищи». Был получен приказ:

уничтожать дезертиров на месте. Но мы их только останавливали и отправляли искать своих. Занимались восстановлением линии фронта. В феврале 1942 года закончился разгром немцев под Москвой. Мы занимались очисткой Московской области. Истребительные батальоны преследовали свою цель уничтожать немецких лазутчиков. Дальше действовали партизаны Украины и Белоруссии.

Противник был отброшен нашими войсками на дальние рубежи. Позже весь мир узнал еще об одной крупной победе советских войск - под Сталинградом. Мне поручили необычное задание - заняться военнопленными. Всех пленных привезли в Красногорский лагерь. Здесь было много генералов и рядовых солдат. Я проводил множество допросов с целью установления контактов с военнопленными. Среди них был командующий поверженной 6-й армии Паулюс - один из главных составителей «Плана Барбаросса», предусматривающего молниеносное поражение СССР. Находясь в плену, он вошёл в национальный комитет «Свободная Германия».

После войны, в 1945-1948 годах, я включился в мирную жизнь. Меня командировали на строительство Московской зоны ПВО, в Главспецстрое был производителем работ, им оставался до ухода на заслуженный отдых в 79 лет. Участвовал в сооружении объектов космического вычислительного центра в Королеве, московских заводов - имени Хруничева и «Красный октябрь», тушинского машиностроительного, «Молния», «Астрофизика», а также кинотеатра «Балтика», поликлиники, жилых домов. Возглавлял внештатный строительный отдел Тушинского районного комитета народного контроля. Занимался вместе с Королевым оперативной работой.

Проводил испытания моторов. При этом в радиусе 200 метров от места испытания не мог находиться ни один человек, не выдерживали.

';

Закончил Инженерно-строительный институт. Имею множество наград: медалей, орденов, знаков:

«За оборону Москвы». Указ президиума Верховного Совета СССР от 01.05.1944 г.

«За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов», 9.05.1945 г.

«Отличник военного строительства». Приказ в/ч № №71от 22.02.1957 г. МО СССР №76 от 21.05.1954 г.

«30 лет Советской армии и флота». Указ президиума Верховного Совета СССР от 22.02.1948 г.

Медаль «В память 800-летия Москвы». Б№101540, от имени президиума Верховного Совета от 23.10.1948 г.

Медаль «За боевые заслуги». Президиум Верховного Совета СССР. Г№122681от 8.10.1949 г.

Орден Красной Звезды №3335274 от 16.05.1955 г., Г№984277 от 5.11.1954 г.

«40 лет Вооруженных сил СССР». 17.12.1957 г.

Медаль «20 лет Победы в Великой Отечественной войне»

от 07.05.1965 г.

«50 лет Вооруженных сил СССР». 26.12.1967 г.

Знак «Победитель Соцсоревнований 1975г.», ком. В/ч №10892 от 16.10.1975 г.

Медаль «30 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов». Указ президиума Верховного Совета СССР от 25.04.1975 г.

Медаль «Ветеран труда». Указ президиума Верховного Совета СССР от 16.08.1977 г.

Знак «Участник партизанской борьбы Подмосковья 1941гг.».

«25 лет Победы в Великой Отечественной войне». Министр обороны СССР Гречко. 1970 г.

Знак «Советский комитет ветеранов войны». Батов от 7.11.1978 г.

Медаль «60 лет Вооруженных сил». Указ президиума Верховного Совета СССР от 07.11.1978 г.

Знак «Почетный знак СК ВВ». Батов, от 7.11.1979 г.

Орден Отечественной войны 2-й степени. №3054553 и А№893448 от 11.03.1985 г.

Медаль «40 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов» от 12.04.1985 г.

Юбилейный памятный знак СК ВВ. Желтов от 1.12.1986 г.

Медаль «70 лет Вооруженных сил СССР». Указ президиума Верховного Совета СССР от 28.01.1988 г.

«За отвагу». Указ президента РФ от 19.02.1996 г.

Я№0042521.

Знак «25 лет московскому комитету ветеранов войны».

Слухай, от 31.10.1996 г.

Медаль «В память 850-летия Москвы». Указ Президента РФ от 26.02.1997 г.

Знак «Фронтовик 1941-1945 гг.» от 9.05.2000 г.

Знак «60 лет Битвы за Москву». Лужков, 2002 г.

Знак «За мужество и доблесть в боях за Советскую родину».

Знак «Участнику партизанской войны Подмосковья 1941гг.». СК ВВ Торицы.

Удостоверение №003 от 19.10.1991 г. участника партизанского движения (подпольных организаций) в период 1941г. на территории Московской области.

«Ветеран труда», №860409 от 22.03.2000 г.

«Ветеран труда предприятия» от 03.06.1975 г.

В войну мать и отец попали в оккупацию в ПереясловоХмельницком районе. Братья и сестры тоже принимали участие в боевых действиях. Три брата и одну сестру увели на работу в Германию.

За все время службы прошёл путь от лейтенанта до майора. При выпуске из училища 28 июня 1941 года получил звание лейтенанта. В сентябре 1941 года - старшего лейтенанта. А недавно, в 2001 году приказом Президента В.В.Путина мне присвоили звание майора в отставке.

Меня не забывают, часто поздравляют с памятными датами. Помнят, кто защищал столицу, Родину. Часто получаю теплые поздравления от Президента РФ, мэра Москвы, председателя Мосгордумы, главы управы района Южное Тушино, Московского комитета ветеранов войны, Совета ветеранов поиска, где я служил.

Мы, ветераны войны, ездим по местам боевой славы Подмосковья, ежегодно отмечаем день памяти павших партизан в переулке, где установлен памятник нашим погибшим однополчанам и открыт музей, в парке 50-летия Октября на проспекте Вернадского у стелы, на аллее партизан Подмосковья.

Также мы ходим по школам, преподаем уроки мужества. Я также имею сына - врача и дочь - инженера. Сейчас у меня растут три внука.

Самое большое мое пожелание молодежи - учиться прилежно, трудиться по совести, хранить и приумножать подвиги старших.

В подготовке настоящих воспоминаний оказала помощь Ярыгина Мария Викторовна, студентка 1-го курса факультета авиационной техники Московского авиационного института (государственного технического университета).

Я родился 10 мая 1923 года в Башкирии, Благоварском районе, в деревне Кулле-Кул. Национальность - башкир. Вероисповедание - мусульманин.

Окончил в 1938 году 7 классов неполной средней школы Удрябашевского сельсовета, до начала войны учился в железнодорожном училище в городе Уфе, проходил практику на заводе, работал помощником машиниста.

В воскресенье на реке Белой проходило массовое гуляние, время шло к обеду, вдруг из громкоговорителя раздалось сообщение Совинформбюро: «Братья и сестры! Страна в опасности… Германия вероломно напала на нашу страну… Враг будет разбит, победа будет за нами!»

Потом у громкоговорителей стали собираться люди, подолгу стояли и ждали следующих сообщений.

Мы, группа молодежи, стояли у громкоговорителя до позднего вечера, слушали и обсуждали последние сообщения и решали, что делать дальше.

В боевых действиях начал участвовать по призыву. По мобилизации был отправлен в лагерь «Алкино», в Башкирии, в октябре 1941 года. Там учили на станковых пулеметчиков. Потом отправили в Ивановскую область, там в лагерях изучал тактику пехоты.

Примерно в июле 1942 года был направлен на фронт, на ржевское направление. Начинал в воинском звании рядовой (пулеметчик) в составе 20-й ударной армии начальником расчета под командованием вышестоящего командира – капитана Дорохина.

Боевой путь начался под Ржевом, примерно в 12 км от города. Мы стояли на реке Вазуза, готовились к наступлению.

Нужно было выбивать немцев из Ржева. Нам уже сказали, что завтра будет наступление в шесть утра, что впереди есть еще наши, а мы – вторые, сзади заградотряд. Дезертировать никто не собирался, мы обменивались адресами с сослуживцами, готовились к наступлению, ждали сигнала. Когда утром началось наступление, никого впереди не оказалось, мы принимали первое боевое крещение. Бой был тяжелый и страшный. Выбили немцев из города и гнали еще примерно километров десять. Потом все стихло.

Нам приказали окопаться, но времени не хватило. Прошло всего лишь минут двадцать или тридцать, и начался сильный обстрел из минометов. Такой, что головы поднять невозможно было.

Через некоторое время немцы поднялись в атаку, рукава засучены, стреляли из автоматов от живота, не прицеливаясь, сплошной очередью. До нас еще далеко было, а передний расчет почему-то не стрелял, молчал… Тогда командир капитан Дорохин приказал мне ползти и выяснить, почему те не стреляют, что случилось.

Я пополз под сильнейшим обстрелом, привстать было невозможно. Дополз до первого расчета, позвал, есть ли кто живой, услышал стон и пополз на звук. Из-за малого промежутка времени между боями они тоже не успели как следует окопаться: двое мертвых и один оглушен. Пулемет был неисправен, лента перебита. Немцы наступали, пришлось быстрее налаживать пулемет. Старую перебитую ленту выкинул, притащил новый ящик, заправил ленту; тот солдат, что был оглушен, стал помогать мне направлять ленту.

Начали стрелять. Немцы не ожидали, подходили уже очень близко, много мы тогда там их положили. Потом поняли, кинулись назад. Мы с товарищем воспользовались этой заминкой и поползли назад, к своим. Капитан тут же спросил, в чем там было дело, почему сначала молчали и кто потом стрелял. Доложил, что в том расчете второй и третий номера убиты, а этот солдат – первый номер оглушен, но он помогал мне отстреливаться, когда я наладил пулемет. Полегло там немцев очень много. Оглушенного солдата отправили в госпиталь, а меня командир похвалил и обещал представить к награде. Потом меня за это наградили медалью «За отвагу». Это был первый день боя, а на второй день меня ранило в руку.

А было это так. Ранним утром мы занимали позицию ближе к передовой, пехота подтягивалась сзади. Я правой рукой тащил пулемет, а в левой – ящик с патронами. Даже не понял сначала, почему ящик упал, слышу, взводный кричит мне, почему я ящик бросил. Вернулся, стал поднимать ящик, а рука не действует, гляжу - кровь течет и заболела. Руку мы быстро перевязали со взводным, и он отправил меня в санчасть.

А правило было такое: приходишь в санчасть – нужно сдать оружие, а потом тебе окажут медицинскую помощь.

Взводный забрал мой пулемет, сказав, что он им еще очень пригодится, а мне дал чью-то чужую винтовку, чтобы я ее сдал вместо пулемета. В санчасти никто не спросил про мой пулемет, забрали эту винтовку и повели меня к хирургу.

В составе 20-й ударной армии освобождал Ржев (май года), Вязьму (осень 1942 года), Смоленск (поздняя осень или начало зимы 1942 года), Белгород (1943 год).

Под командованием генерал-лейтенанта Черняховского – командующего 3-м Белорусским фронтом, освобождал: Каунас (1944 год), Вильнюс (1944 год), Гальдап (Германия, год), Кёнигсберг (1945 год).

Боевые действия закончил в городе Кёнигсберг в воинской должности адъютант генерал-лейтенанта Белова Ивана Михайловича, в воинском звании старший сержант.

Было два ранения: 1-е - в мае 1942 года; 2-е - в июле года. Оба ранения в кисть левой руки. 1-е ранение легкое, 2-е – тяжелое. После 1-го ранения лечился в полевом госпитале под Вязьмой 3 месяца; после 2-го ранения лечился в Мордовии, в Саранском военном госпитале.

Когда начал поправляться после второго ранения, как-то пришёл в госпиталь председатель местного колхоза, попросил помощи в уборке табака. Созрел хороший урожай табака, а убирать некому.

Солдаты, кто мог помочь, и я в том числе, выходили по утрам, грузились в присланные председателем подводы, вместе с местными ребятами собирали в колхозе табак. Правая рука у меня рабочая была, мог вполне собирать, у кого с ногами проблемы были, те на переборке сидели.

Потом председатель привез в госпиталь молоко, яйца и целый мешок махорки; то-то было раздолье для курильщиков.

Да и нам, если честно, было даже приятно помогать колхозникам, вспоминать мирную жизнь и работу на селе. Да и без табака на войне тяжко, мы же понимали, куда отправят собранный нами табак.

Потом я был отправлен на военную комиссию, проходил ее трижды, но все-таки был признан нестроевым.

После лечения отправлен в Волоколамск на переформирование как нестроевой, а оттуда в совхоз Новодугино Смоленской области. Там готовили летное поле и взлетную полосу для самолётов.

После бомбежек взлетная полоса была непригодна к дальнейшей эксплуатации. Вот нам, нестроевикам, и приходилось возить на одной - единственной подводе грунт с полей, разбирать полуразрушенную церковь и засыпать, утрамбовывать оставшиеся после бомбежек воронки.

Примерно месяца через три меня перевели в штаб 1-й воздушной армии под командованием генерал-лейтенанта С.А.

Худякова. Был его личным охранником до 1943 года.

Потом перевели в охрану генерал-лейтенанта Громова Михаила Михайловича. Был в его личной охране до осени 1943 года.

Позже перевели в охрану начальника штаба Пронина, ему на смену приехал генерал-лейтенант Белов Иван Михайлович.

Был у него адъютантом до конца войны.

После окончания войны, осенью переехали с Беловым в Бобруйск на постоянное место службы. Через некоторое время, осенью 1946 года, Белова перевели в Москву. Он взял меня с собой.

В 1947 году я поступил в 1-е Московское авиационное училище связи. Учился на авиамеханика по радио. По приказу министра обороны нам устроили срочный выпуск. В мае года уже сдавали экзамены, потому что не хватало специалистов в армии.

Получил разнарядку в Читу и отпуск домой на 10 суток.

В Чите служил механиком по радио в 30-й Хинганской бомбардировочной дивизии. В октябре 1948 года получил вызов в Москву в Военную академию имени Ворошилова, но никак не хотели отпускать из дивизии, задерживали из-за нехватки специалистов. Когда приехал в Москву, мое место в академии уже было занято.

Потом меня направили к генералу Фокину, командующему ПВО Москвы, а он командировал меня в Калужскую область, на военный аэродром «Инютино». В то время аэродром был небольшой, но опять не хватало специалистов, на одного механика приходилось по 12 бортов. Аэродром был военный, постоянно несли боевые дежурства, бывало целыми неделями не уходили с аэродрома. Сходишь в столовую, поспишь тут же, в гостинице, и опять за работу. Этот аэродром и сейчас существует. Только название поменялось – «Ермолино», и он стал более мощным. Часть наша в «Инютино» была расформирована в 1958 году, и меня перевели в войсковую часть «Алабино», где служил до 1960 года, изучал зенитно-ракетные установки.

В 1960 году перевели старшим техником по дальней связи в Балабановский филиал Военной академии имени Дзержинского, где служил до 10 мая 1973 года.

Демобилизовался по выслуге лет (36 лет 9 месяцев дней).

Орден Отечественной войны 1-й степени, № 2569436.

Медаль «За отвагу», № 1906200.

Медаль «За боевые заслуги», (без номера вручена в ноябре 1944 года).

Медаль «За взятие Кёнигсберга», (10 апреля 1945 года).

Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

Медаль «За 15 лет безупречной службы в рядах Вооруженных сил».

Медаль «За 20 лет безупречной службы в рядах Вооруженных сил».

Медаль «20 лет Победы 1945-1965 гг.».

Медаль «Участнику войны. 30 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

Медаль «Участнику войны. 40 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

Медаль «50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

Медаль «40 лет Вооруженным силам СССР 1918-1958 гг.».

Медаль «50 лет Вооруженным силам СССР».

Медаль «60 лет Вооруженным силам СССР 1918-1978 гг.».

Медаль «70 лет Вооруженным силам СССР».

Медаль «Ветеран Вооруженных сил СССР».

Медаль «Георгий Жуков 1896 – 1996 гг.».

Медаль «В ознаменование тридцатой годовщины Советской Армии и Флота 1918 – 1948 гг.».

На войне погиб брат - Вахитов Юдар Бареевич, 1920 года рождения. Погиб на Курской дуге. К счастью, остались живы родственники:

Брат - Вахитов Хамит Бареевич, 1925 года рождения. Был ранен под Берлином, вернулся инвалидом 2-й группы. Разрывной пулей получил тяжелое ранение в левую ногу.

Отец - Вахитов Барей Бекмаевич, 1895 года рождения. С начала 1943 года до конца войны был в Перми на трудовом фронте на торфоразработках, вернулся из-за болезни - тиф.

Сестра - Вахитова Гуагара Бареевна находилась на трудовом фронте в Перми (на торфоразработках) с зимы 1942 года до начала 1945 года, вернулась домой, переболев тифом.

После первого ранения вернулся я на фронт. Был начальником расчета. Наше соединение немного ушло вперед, а полевая кухня осталась сзади. Мы ждали, когда еще подтянутся наши войска. Нужно было накормить людей. Послали одного казаха с термосами к полевой кухне. В том месте, где мы находились, с двух сторон был лес, а посередине - заминированное поле. Ему объяснили, что идти нужно по краю леса, а за полем должна находиться наша полевая кухня.

Понимал он по-русски очень плохо, что ни спросишь, все отвечал «бельме» - не понимаю; но из его разговора я кое-что понимал, объяснил ему, куда нужно идти. Казах этот был совсем «темный», говорил, что даже паровоза до войны не видел. Пошёл наш гонец и пропал. Ждали часов пять, нет его.

Думали, на мине подорвался или случилось что. Послали другого, тот через два часа вернулся с полными термосами. Примерно на третьи или четвертые сутки, глядим, возвращается наш гонец. Винтовка сломана, штык-ножа на винтовке нет, а на груди картонка с надписью: «Ни нам язык, ни вам солдат».

Однажды, во время учебных стрельб, приехал Ворошилов.

Интересовался, как идет подготовка молодых бойцов, есть ли отличники? Ему представили старшину Халтырина. Он был лучшим стрелком. В лагерях обучал новобранцев будучи инвалидом (у него была ранена нога).

По нормам полагалось расстрелять пятнадцать патронов на поражение семи движущихся мишеней. Ворошилов сказал речь, как сейчас тяжело на фронте и что надо очень беречь патроны. Предложил Халтырину попробовать семью патронами поразить семь мишеней.

Зарядили семь патронов, Халтырин лег за пулемет, я был вторым номером – помогал ему. Отстрелялись, в результате из семи патронов - семь поражений. Ворошилов был очень доволен и сказал, что надо учиться именно так стрелять и беречь патроны.

Потом мне зарядили семь патронов, отстрелялся – четыре поражения. Ворошилов похвалил, а потом на майские праздники мне дали за это 150 рублей премии и значок «Ворошиловский стрелок».

Говорили, что сам Ворошилов с десяти метров в копейку попадал. Только не знаю, правда ли это.

Урок, который запомнился на всю жизнь Находясь в Ивановских лагерях, был свидетелем расправы с дезертирами. Сбежало трое взрослых солдат с оружием (мыто еще молодые совсем были, не знали еще, что такое передовая и фронт), их четверо суток искали. Когда нашли, построили всю дивизию. Спросили их, куда бежали, зачем. После их ответов, что все надоело и собрались домой, их заставили копать большую яму. Когда она была готова, зачитали приказ:

«Расстрелять за дезертирство», велели ложиться в эту яму лицом вниз, расстреляли, потом яму эту закопали и сровняли с землей, не оставив никаких признаков, что это могила. Этот показательный расстрел, думаю, никого не оставил равнодушным.

Потом мы интересовались, почему не сделали холмик и не оставили никакой надписи. Ответ был коротким: «Что заслужили, то и получили».

Гибель генерала Черняховского Ивана Даниловича, самого молодого генерала, командующего фронтом, Героя Советского Союза Это было ранней весной 1945 года в Восточной Пруссии.

Я находился в штабе, когда вбежал адъютант командующего армией генерал-полковника Хрюкина, Героя Советского Союза, и сказал, что погиб генерал Черняховский и нужно разобраться, как это произошло, и доложить Хрюкину.

Мы поехали на место гибели генерала, порасспрашивали очевидцев, оказалось, что он на своей машине с шофером и охранником решил побыстрее, через поле подъехать к войскам и попал под артобстрел. Все погибли, генерал вроде еще какое-то непродолжительное время был жив, но не долго.

Солдаты его очень любили и переживали, что он погиб.

Потом даже в его честь город какой-то, не помню, как раньше назывался, Черняховском переименовали.

Мы находились в Кёнигсберге, я дежурил в штабе. Звонит капитан, адъютант Хрюкина, спрашивает:

- У тебя включен приемник?

- Ты что, включай скорей, война кончилась! Сходи, разбуди продавцов, скажи, что война кончилась, и неси водки!

Включил радио, действительно объявили, что немцы капитулировали, война кончилась.

Побежал на радостях за водкой.

Через некоторое время все узнали, что война кончилась, радости людской не было предела.

Началась стрельба, салют, весь гарнизон трещал от выстрелов.

Наверное, дня три никого трезвых не было, радовались, что война кончилась.

В подготовке настоящих воспоминаний оказал помощь Вахитов Максим прикладной механики Московского авиационного института (государственного От роты осталось девятнадцать человек Родился я 22 сентября 1925 года. Русский. Бывший член КПСС, член Союза кинематографии Российской Федерации, комиссии ветеранов кино и войны, председатель военношефской комиссии.

Братьев и сестер у меня не было. Учился я в Одессе. На постоянное проживание мы приехали туда в 1932 году, хотя вся моя родня из города Винницы, на Украине. У моей мамы семья была очень большая: две сестры и пять братьев. У отца семья была поменьше. А поскольку время тяжелое было, отдавали в учебу кого куда. Одного - в сапожники, другого – по хозяйственной части, третьего – строителем, а маму мою отдали в портняжную мастерскую. И работала она потом по специальности в Одесском Оперном театре. Иногда она брала меня с собой. Мама занималась своей работой, а я сидел тихонько за кулисами и смотрел, как актеры репетируют. Меня всего трясло от возбуждения. Вот тогда-то я и полюбил театр, что впоследствии очень сильно повлияло на мою судьбу. А потом мама вышла замуж за отца.

Отец тогда скитался. И вот почему. Он учился в МВТУ им. Баумана (тогда оно еще так не называлось). И вот на похоронах Николая Эрнестовича друзья предложили моему отцу читать «А вы, надменные потомки…» - вторую часть лермонтовского стихотворения «На смерть поэта». Отца вызвали на ковер и сказали: «Если это стихотворение будет прочитано над гробом, ты тут же будешь отчислен и в 24 часа выдворен из Москвы». Но отец все же читал. А там, куда вызывали отца, как известно, слов на ветер не бросают. И вот он скитался.

Маме было 16 лет, она была очень красивая, отец был старше.

Все были против их брака. Бродяга, он нигде не работал. Но они любили очень друг друга, так и прошли всю жизнь вместе.

В Одессе мы жили в коммунальной квартире, в двух комнатах. Отец работал инженером-мостовиком, ездил представителем легкой промышленности на Дальний Восток, а мама, как я уже сказал, работала в Одесском Оперном театре. Вот я ходил туда, учился. А как началась война, отец ушёл в сапёрный батальон. И вот 13 сентября мы получили «похоронку». Погиб отец в районе Тирасполя. А мама у меня умерла в 1982 году.

А квартира та у нас так и не сохранилась. Когда немцы захватили Одессу, я ушёл с истребительным батальоном, а мама уехала к сестрам в Винницу. А когда после войны вернулась, ее даже в квартиру не пускали. В дом попала бомба, но одна организация все отремонтировала и себе забрала. А мама ходила по райисполкомам, просила хоть комнату, говоря: «У меня же сын воюет!» Ну, и дала «похоронку» как документ. И документы пропали, и «похоронка» пропала. И все. И только когда я демобилизовался, нам выделили жилплощадь.

Война застала меня, когда я только перешёл в 9-й класс.

Тогда среди жителей города были организованы такие истребительные батальоны. Они боролись с пожарами. Когда начиналась бомбардировка города немцами, эти люди стояли на крышах. А ведь не всякий мог решиться. И фашисты сбрасывали с самолётов такие зажигалки. Зажигалка падала на крышу, взрывалась, и дом загорался. И вот нужно было схватить эту бомбу щипцами и сбросить вниз, в песок. А там уже люди их гасили. Это и были истребительные батальоны. Они и шпионов ловили. Это были люди в штатском, не военные. И вот я с этим истребительным батальоном отступал до Моздока. Под Моздоком в 1942 году всех нас стали призывать в армию. А мне же лет не хватает. Ну, мне ребята в метрике приписали два года… Сначала около двух недель были в учебном батальоне, учили там строевой, владеть винтовкой. А потом, поскольку наступление было очень сильное и народу не хватало (тогда еще рванул 2-й Украинский фронт), я сразу попал в действующую армию.

Я надел гимнастерку, бутсы такие американские мне выдали (сапоги ведь не всем доставались), обмотки, и я пошёл. А я же городской парень, много ли я могу пройти? 30 км я отмахал, сел, снял ботинки, посмотрел на то, что в них… это были не ноги, это были сплошные волдыри. Я натер себе ноги так, что какое там дальше идти! У меня дружок был, сибиряк, Валька, он побежал за санинструктором. Тот пришёл, говорит:

«А ну-ка давай котелок воды». Обмыл мне ноги, достал бритву, надрезал все это, выдавил, смазал хорошей мазью, которой раны залечивали, и говорит: «Ничего, до свадьбы заживет!». А потом на меня смотрит и говорит: «А я знаю, почему ты грустный. Жить хочешь? Совет дать?» Я говорю: «Дайте». «Ну, вот тебе сейчас хорошо?» Я говорю: «Хорошо». «Вот и живи минутой. Не загадывай. Зачем загадывать? Потеряешь элементарное внимание. А так – живи вот сейчас, сегодня». Я это пронес через всю жизнь. До сих пор, когда трудно бывает, а с годами очень даже трудно бывает, я себя ловлю на том, что сейчас же хорошо, вот так и живу.

Попал я в 5-ю ударную армию, командовал которой Берзарин, в 1374-й полк, в 416-ю стрелковую азербайджанскую дивизию. Я с этой дивизией до Берлина дошёл. Участвовал в боях на 1-м и 3-м Украинских, на 1-м Белорусском фронтах. А почему армия называется ударной? Не гвардейская, а ударная?

Потому что в трудных ситуациях, скажем, при форсировании Днепра или при переходе через какие-то завалы, через большие оборонительные порядки немцев, туда бросали сначала ударную армию, а потом уже идет весь фронт.

Все было. И я так скажу: это не моя заслуга и не моя смелость, что я жив остался. Это внимание старших товарищей, это они меня, мальчишку, оберегали. Например, налет совершила авиация немцев, артиллеристским снарядом или миной порвало связь - надо идти соединять. Моя очередь. А они мне говорят: «А ну-ка сиди! Вася, давай!» А Вася может не вернуться. А Васе ногу может оторвать. Они меня берегли. Вот кому я обязан. Я никогда не забуду, как я участвовал в очень тяжелых боях. Была такая знаменитая ясско-кишиневская группировка противника, когда мы шли на Молдавию, на Румынию. Там 2-й и 3-й Украинские фронты окружили и разгромили основные силы немецкой группы армий «Южная Украина». Я на всю жизнь запомнил один страшный случай. У немцев были так называемые огнеметы. Это ужасная вещь. У меня был друг, командир взвода Вася Щелыков… Я иногда ночью просыпаюсь, слышу этот визг… Один фашист из огнемета его обдал, он загорелся. Мы его забросали шинелями, тряпками, всем что было, и не могли его затушить. Так погиб человек. Были очень страшные бои, у нас от роты (а рота – это обычно до 100 человек) осталось 19 человек. Представляете, что это были за бои? А потом пришёл командир батальона, сказал нам, выжившим: «Ну, так: старики – в хозчасть, а молодые (нас четверо было) – в роту автоматчиков. Тогда не все имели автомат, тогда винтовочки были. А рота автоматчиков была в полку как рота, несущая охрану полка, охрану боевых порядков, и вот я туда пошёл.

Километров семьдесят мы не дошли до Бухареста. Нашу часть сняли, погрузили на поезд-товарняк, привезли под Ковель, и там началось формирование войск для освобождения Варшавы. На Варшаву наступление было с двух сильных плацдармов: Радомский и Сандомесский. Мы были на радомском. Зима, холод. Но никаких костров, никаких фонарей, так как наступление готовилось в глубокой тайне. У нас на шесть человек три шинели, ботинки снимали, чтобы не мерзли ноги, тремя шинелями и плащ-палаткой сверху накрывались. Поворачиваемся с боку на бок вместе, курим по очереди. Вот с этого радомского плацдарма мы и пошли в наступление. Бои были очень страшные за Варшаву. Немцы одного не рассчитали:

наши основные части прорвались в Варшаву по Висле, по льду.

При освобождении Варшавы нас, пехоту, посадили на танки, чтобы провезти через минные поля. Там у немцев была очень сильная оборона. Тремя эшелонами шли. Я был во втором эшелоне. Первый почти весь попал под плотный огонь немцев, их как ветром сдуло. Их было жалко… А мы попали в зону контузии, я только свист снаряда помню, больше ничего.

А тогда, так как шло наступление, не отправляли сразу в госпиталь, а сначала в медсанбат. Вот идет наступление, а тебя за войсками перевозят. А ребята из нашей части, которые приехали за хлебом, в палатке нашли меня, выкрали оттуда, на повозку положили и в часть увезли. В то время потерять свою часть было то же самое, что потерять жизнь. А я не слышу, не вижу, у меня была очень тяжелая контузия. Меня где-то месяца полтора они выхаживали, пока я не пришёл в себя. Это опять заслуга моих старших товарищей.

Участвовал я в штурме Берлина. Там уже было легче, хотя жить очень хотелось. Вот представляете, 70 км до Берлина. Но ведь это еще одна атака, это еще один риск… По-разному пишут, но вот сидят солдаты в окопе, всем по 100 граммов дают боевых, и раздается команда «вперед!». И ведь каждый выпрыгивает из окопа по-своему, жить-то всем хочется. А надо так: выпрыгнул, десять шагов пробежал, упал и отползи, и потом дальше короткими перебежками. И опять я судьбе благодарен. За каких-то пять-десять минут до команды «вперед!»

сзади нас зажглись прожекторы. Немцев ослепило, они ничего не видели, и это нам спасло жизнь. Это придумал Жуков, который командовал 1-м Белорусским фронтом. Я это на всю жизнь запомнил. Когда он был развенчан, я этого не мог простить. Жуков - это как Суворов. Вот не было бы Жукова, может быть, и войну не выиграли бы. Он был гениальнейший человек, причем он никогда не боялся, по передовой везде ходил. Приходил в часть, когда шло наступление. Он ничего не скрывал, был суров. Мог табуреткой дать по голове командиру за дело. При этом был справедлив.

Но сначала был Кюстрен. Это была крепость примерно в 100–120 км от Берлина. Они там закрылись, и никак их не возьмешь. А им Гитлер обещает, что их освободят, что к ним пришлют части. Им с самолёта бросали продукты. Раз упал мешок, мы открыли, а там кресты, награды. На нашу сторону упали. Мы их очень крепко окружили, и вот однажды ночью тревога. Они прорвались, вышли из крепости, они бежали, перепрыгивали наши окопы, мы стреляли, как могли, а утром посмотрели… С вечера все вокруг было бело от снега. А теперь утром была сплошная зелень, сплошь трупы в зеленых шинелях. Все поле было ими усеяно. Это потом уже, когда мы рванули, входили в Берлин, они сдавались и кричали: «Гитлер капут! Нихт шиссен! Не стреляйте!».

Там они поняли, что им не удастся победить, ведь уже бои в Берлине идут. Атакуют сразу 6 фронтов. Стоял такой вой!

Какая трудность в Берлине была? Прямые улицы. И, как правило, у них первый этаж и полуподвал облицованы гранитом.

Вся улица насквозь простреливалась. Танки в город никак нельзя было пускать. Любая горящая бутылка, и танк загорается. Пехота должна была брать. А как брать? У нас хороший был командир роты автоматчиков Солкин (он потом дослужился до капитана). Он нас собрал в кучу: «Ну, ребята, давайте решать задание малой кровью. Как наступать?» А нам поручили прорвать оборону противника, провести через эту улицу войска. И тут мне помогло то, что я парень городской. Я ему говорю: «Товарищ командир, вот у нас в городе есть в квартирах черный ход и парадный ход. Можно в черный зайти, пройти в квартиру, а выйти на другой стороне. И так на каждом этаже». Он говорит: «Бери двух ребят, сходи, проверьте».

И мы пошли не улицей, а этими домами. И как я точно угадал.

Оказывается, даже немецкое командование отдало приказ населению сидеть в подвалах, а квартиры оставить открытыми.

И мы, так переходя из дома в дом, добрались до поперечной улицы, откуда немцы простреливали улицу. Мы сверху посмотрели, а у них во дворе и походная кухня, и палатки, и снаряды. Я тут же, чтобы ребят провести, решаю послать гонца к командиру. Одного пошлю, а если его убьют? И остался я один. Буквально 40 минут прошло, и вся наша рота автоматчиков (даже еще разведчики с нами шли), прошла туда, на третий этаж опустилась. Были тогда гранаты разрывные и были противотанковые. На нее, если надеть панцирь, она страшнее разрывной будет. Мы забросали гранатами немцев. Началась среди них такая паника! В результате наши части прорвались, и мы дошли до самого центра - улицы Ундерденлинден. Это было 2 мая.

А потом, спустя почти неделю, сказали: «Стоп! Прекратить огонь!» Мы высунулись на улицу, а там стоял жуткий вой, все было в огне, и вдруг – тишина. Все слушают, и вот сообщают: «Война окончена! Немцы капитулировали!» Что тут началось! У кого что было, как начали палить в воздух! Из автоматов, из винтовок, из пистолетов… У меня есть очень дорогие мне медали: «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За Победу…»

Были у меня и ордена. Мой первый орден, который считаю самым дорогим, это орден Красной Звезды. Тогда немец пустил знаменитые свои танки - «тигры», а у нас из-за плохой погоды техника отстала. Они нас расстреливали, как хотели. И вот смотрю, вдруг бричка с командиром полка (у нас был полковник Калашников) понеслась, там рвануло, лошадей не убило, но бричку перевернуло. Ребята его вытащили и за насыпь железнодорожную перенесли. А мы еще прикрывали отступление. И вдруг я вижу в районе, где перевернулась бричка, лежит ящик из-под патронов. Открыл я его, а там полковое знамя! Я его за ватник, за гимнастерку спрятал. Там насыпь была железнодорожная. Танки немецкие на эту сторону перейдут, а мы на другую перебежим; они пройдут на ту сторону, а мы на эту, и в лес. Я прихожу в лес, а там часть разбита, разрознена, сидят все мрачные. И вдруг я вынимаю знамя… А тогда, если часть теряла знамя, ее расформировывали. И вот за это мне и выдали первый орден – орден Красной Звезды.

Потом я получил за Берлин медаль «Отечественной войны 2-й степени», но тот орден - самый дорогой. У меня даже есть фотография, где мы в Берлине с фаустпатронами наперевес стоим. Фаустпатрон действовал примерно так: такую как бы двуконусную бомбу накручивали на полую трубку (трубка метра полтора), подмышку брали и ставили дистанцию полета этой мины или бомбы. Если она падала на танк, то могла прожечь любую броню, танк загорался и взрывался. Но этого секрета, как пользоваться фаустпатронами, никто не знал. Когда видели, как в поле они валялись, мы за сто метров их обходили, пока власовцы, которые тоже отступали, не выбросили белый флаг и не сказали: «Сохраните нам жизнь, и мы откроем секрет фаустпатронов». И вот в каждую часть их по два человека приводили, и они нас обучали, как надо этими фаустпатронами воевать. У меня сохранилась фотография, как мы то ли 8, то ли 9 мая стоим у Бранденбургских ворот с фаустпатронами на плечах. Потом все это отобрали, конечно. И нас оставили в гарнизоне Берлина. Жили мы сначала в центре города, там есть знаменитый Трептов-парк, где стоит монумент советскому солдату. Около него были Трептов-казармы, где наша часть стояла. Был очень строгий режим оккупации, никаких связей с населением. А ребята хотели подружиться с девушками, поэтому нас вывели за 30 км от Берлина, в город Сосер, там потом был штаб наших войск до их вывода с территории Германии. Из Сосера мы выезжали на дежурство в Берлин, один батальон - одну неделю, другой – другую. И там был очень важный для нас Тринадцатый караул. Это была спиртбаза. Туда свозили спирт со всего Берлина, а город тогда уже был поделен на части. Для французов, для англичан, для нас… и вот со всех сторон спирт свозили, и мы канистрами в часть несли. Кого только у нас не бывало! Летчики, бывало, зайдут и сразу: «Ребята, дайте хоть немножко спирта». Ну, давали, конечно. Так и жил я там. Закончил я войну в звании старшего сержанта.

Когда началась вторая демобилизация, меня вызвали, говорят: «Давай в военное училище. Хочешь, в артиллерийское».

Я говорю: «Да я актером хочу быть!». «Ну, смотри». И то, что у меня было написано «годен к нестроевой», меня спасло. По возрасту я еще должен был служить. Я демобилизовался.

Приехал, а мама живет в каком-то чулане, никуда ее не пускают. Мы скитались по углам, пока я не взял адвоката. А адвокат мне говорит: «А ну-ка, есть деньги? Телеграмму Ворошилову послать надо немедленно». И буквально через двое суток пришла телеграмма от Ворошилова горпрокурору и прокурору военному: «В 24 часа освободить площадь демобилизованному».

У меня ведь тогда среднего образования не было. Я пошёл на курсы, чтобы получить аттестат. И как только я его получил, то поехал в Москву поступать, потому, что я хотел получить русскую школу. Я на фронте читал много книг о театре, о кино. Тогда надо было иметь свои идеалы. Я помню, была такая «библиотека красноармейца», и там были выдержки из произведений Горького, Чехова и т.д. И вот в одной из таких книг я прочитал горьковский отрывок, в котором было написано: «Я иду в жизнь, чтобы сгореть и как можно глубже осветить тьму жизни». Вот мой идеал, я его нёс по жизни. Когда пришёл поступать, сразу хотел в училище Малого театра Щепкинское. А мне ребята говорят, чтобы я поступал во все: и в МХАТовское, и в ГИТИС, и в Вахтанговское, потому что везде по-разному отбирают. Может, ты и хороший, а им не нравится. Может, там другой состав, и год потеряешь. Я снял копию аттестата и поступал.

Я никогда не забуду, когда я поступал во МХАТовскую студию, в приемной комиссии сидели Грибов и Тарасова – большие мастера. И спрашивали обычно: «А зачем вы идете в театр?» Ну, каждый по-своему отвечает: «Я люблю театр».

Или: «А я хочу быть актером». Но я же фронтовик. Мне же надо было ответить! Я возьми и скажи: «Чтобы сгореть!» И до сих пор я вспоминаю лукавый прищур глаз Грибова и его слова: «Ишь ты! Это потому что рыжий, поэтому сгореть хочешь?

Героев хочешь играть? А можешь ли?! Вон, посмотри, твой товарищ - стройный, красивый, глаза у него яркие, голос звонкий (был такой Лева Поляков). Вот ему героев играть. Ему зритель поверит, полюбит. А ты глянь на себя в зеркало, кого тебе играть? (А я тогда был тощий, рыжий.) Жуликов и будешь играть». Дальновиден был Алексей Николаевич. Сколько я их переиграл!

Но больше всего меня все-таки тянуло в студию Малого театра. Курс набирал высочайшего мастерства актер Зубов. Я пришёл в приемную комиссию. Зубов сидит, Пашенная; а там надо было басню прочитать, стихотворение и прозу. У меня басня была «Троеженец». А у каждого третьего басня «Квартет». У комиссии уже лица вытянулись от этих «Квартетов».

Вдруг подумал: дай я созорую! Вхожу, меня спрашивают: «Ну, молодой человек, что читаете?» «Квартет!» И стал басню читать от лица обезьяны. Хохот поднялся! Зубов говорит: «Идииди, ты принят! Сдай общеобразовательные». Казалось бы, все. А вот судьба: директриса училища говорит: «У меня нет мест в общежитии». А мне жить негде. Я, когда поступал, с милиционерами в метро в дежурках спал. Они меня принимали за своего – фронтовик же. Нет мест, что делать? Тогда меня спасла подсказка наших ребят – везде поступай. Было такое Московское городское театральное училище при МХАТе, вторая студия. Я рассказал, что со мной произошло, а там был чудесный руководитель – Готовцев Евгений Васильевич, народный артист. Он снял пенсне, спросил: «Скажите, а вы на диване будите ночевать?» Я говорю: «Да хоть на полу!» Вот так я в 1946 году поступил.

Иду я, довольный! Маме письмо послал, что я принят, хорошие ребята, курс хороший, встречаю на улице Горького Пашу Луспекаева, я с ним поступал в Малый. Он говорит:

«Слушай, ты чего на занятия не приходишь? Зубов все спрашивает, где тот мальчик рыженький? Я пошёл туда, меня привели к нему в кабинет. Он говорит: «Ну, беглец, ты чего?» Я ему стал рассказывать, извиняться, что так получилось. Он слушал-слушал и говорит: «А что это ты извиняешься? Ты какую профессию выбрал? Ты знаешь, что такое актер? Ты знаешь, сколько неписаных законов? Их много. Я тебе два назову:

первый – пожизненное испытание самолюбия. Вот ты выходишь на сцену, тебя разглядывают, тебя слушают, кому-то ты нравишься, кого-то ты раздражаешь. И второй закон – Господин великий случай. Хоть семи пядей во лбу будешь, а так и не сыграешь свою роль. А, может, и в театр не примут. Сможешь это пережить, иди, а не сможешь, бросай сразу, а то самым несчастным будешь». Я говорю: «Нет, ни за что не брошу!».

Закончил я училище в 1951 году, потом был принят в Театр драмы, теперь это театр Маяковского. Проработал там до 1958 года, после чего, активно снимаясь в кино, перешёл в Театр киноактера, где работал с 1961 по 1992 год. Сейчас на пенсии.

Мне недавно предложили написать книгу о себе. Я хотел ее назвать «О своих любимых учителях». Но подумал: я неусидчивый человек, много мотаюсь. Актер должен быть актером, а писатель – писателем.

Вот сейчас везде пишут, что всякие там драки в армии бывают, дедовщина. Я хочу сказать, ничего этого у нас не было!

Была такая спайка, такая семья! Если был сволочь командир, были и такие, что ж говорить-то? Мог положить весь полк, чтобы выполнить задание. Долго такой не жил. При ближайшей атаке как сзади по мозгам сыграют автоматом, и все понимали: надо беречь свои войска, беречь армию. Вот это и была собственно Победа, что люди, жертвуя собой, защищали грудью друг друга и свою Родину.

В подготовке настоящих воспоминаний оказал помощь Алексей Игоревич, управления, информатики и электроэнергетики Московского авиационного института (государственного технического Путь от штурмана экипажа до штурмана полка Я родился 11 июня 1918 года в Тверской области на хуторе Шестоки девятым ребёнком в семье.

Русский, православный. Состоял в компартии. Членство в комсомоле, ОСОАВИАХИМе.

Закончил 7 классов в 1935 году. В том же году пошёл на Кировский завод (оборонный завод) в тракторный цех. Проработал до1938 года и в это же время окончил вечернюю среднюю школу. В 1938 году поступил в Коммунистический политико-просветительский институт имени Н.К. Крупской (г. Ленинград). В 1939 году поступил в Мелитопольское военное училище штурманов. В 1940 году окончил училище в звании лейтенанта.

После окончания училища отправлен в ВВС Прибалтийского военного округа в 312-й отдельный разведывательный авиаполк (стрелок-бомбардир). В этом полку начал войну июня 1941 года. Пришла телеграмма: «Срочно прибыть в часть». В этот момент я находился в 70 км от Риги (Латвия) в должности штурмана экипажа. В ноябре 1941 года был назначен начальником связи эскадрильи ночного бомбардировочного полка. Направлен на подмосковный аэродром в Егорьевск.

Затем полк переформировали в транспортный (перевозка грузов). С мая 1942 года полк, формировавшийся в Абакане (Хакассия), действовал в интересах западного фронта в Балашихе под командованием первого командира полка старшего лейтенанта Фадеева, затем на Сталинградском фронте - майор Бондарёв (закончивший войну подполковником), а войну закончил под командованием полковника Бошко.

Боевой путь проходил:

22 июня 1941 год. Латвия, Платоне под Ригой.

Май 1942 года - аэродром Балашиха.

Август 1942 года - Сталинградский фронт (в составе 8-й воздушной армии под командованием генерала Хрюкина).

Аэродром Котельниково.

Аэродром Зимовники.

1943 год (после освобождения Ростова) перелетели на аэродром Хутунок (под Новочеркасском).

1943-1944 году Сталинградский фронт преобразован в Южный фронт и перебазирован в Мелитополь (затем на аэродром Скворцовка).

4-й Украинский фронт (задача - освободить Крым, осуществлять перевозки грузов).

Весна 1944 года - аэродром Геническ.

1944 год - аэродром Симферополь (находился до освобождения Крыма).

В Крыму командование принял командир 8-й воздушной армией Жданов.

Лето 1944 год. Из Крыма полк перебазировали в Западную Украину на аэродромы: Раворусское (Львов), Станислав, Дрогобыч (отдан Польше после войны), Закарпатье (Мукачево).

Зима 1944 года. Аэродром Жешув (Польша).

Зима 1945 года. Аэродром Краков.

Весна 1945 года. Глейвиц (Германия).

Весна 1945 года. Моравская Острава (Чехословакия).

В 1944 году принимал участие в освобождении Крыма. В составе 8-й воздушной армии под командованием генераллейтенанта Жданова, а также в составе 4-го Украинского фронта под командованием генерала Петрова.

В 1945 году принимал участие в освобождении Чехословакии. В составе 8-й воздушной армии под командованием генерал-лейтенанта Жданова, а также в составе 4-го Украинского фронта под командованием генерала Ерёменко.

В 1945 году принимал участие в освобождении Польши. В составе 8-й воздушной армии под командованием генераллейтенанта Жданова, а также в составе 4-го Украинского фронта под командованием генерала Ерёменко, 678-го полка под командованием полковника Бошко.

Военные боевые действия закончил 9 мая 1945 года в городе Глейвиц в звании штурмана полка, в воинском звании капитан, в составе 8-й воздушной армии, 4-го Украинского фронта.

В мае 1945 года перелетели в Чехословакию (Моравская Острава), затем обратно в Германию (Глейвиц). Оттуда перебазировались в Черновице (Украина) на постоянное базирование до 1946 года. Затем, в 1946 году, переехал в Станислав в составе 3-го гвардейского полка, далее во Львов, в состав 390го смешанного авиационного полка на должность штурмана отряда.

В 1947 году уехал в Ленинградскую Краснознаменную военно-воздушную академию им. Можайского. В 1953 году окончил.

Служил семь лет в городе Воронеж (до 1961 года) в четвертом центре боевого применения ВВС, ведущим инженером.

С 1961 года до 1963 года – научный сотрудник НИИ авиационно-космической медицины ВВС. С 1963 года до 1977 года служил заместителем начальника (старший научный сотрудник) НИИ военно-медицинской техники.

Демобилизовался в 1977 году, прослужив 38 календарных лет.

С 1961 года в Москве.

Два ордена Отечественной войны 2-й степени», два ордена Красной Звезды, медаль «За боевые заслуги», медаль «За храбрость», 1946 года (Чехословацкая), медаль «За освобождение Украины», медаль «За оборону Сталинграда», 3 июля 1943 года, медаль "За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.", медаль "Ветеран Вооруженных сил СССР", медаль "Фронтовик 1941-1945 гг.", медаль "За безупречную службу" и другие, - 20 юбилейных медалей.

В блокадном Ленинграде в 1942 году погиб отец - Вишняков Константин Александрович. Мать - Вишнякова Евдокия Яковлена вывезена по Ледовой дороге в Кировскую область.

Живы остались: старший брат Алексей (подполковник), Михаил (старший лейтенант), Николай (майор), Иван (полковник).

Собственные публикации:

"Вестник воздушного флота". 1957 год. Кандидат технических наук инженер-подполковник М.Б. Чернобыльский, инженер-подполковник П.К. Вишняков. "Шире внедрять инструментальные методы контроля техники пилотирования".

«Военно-медицинский журнал». 1975 год. Вишняков П.К.

"Лечение больных с острой сердечной и легочной недостаточностью методом гипербарической оксигенации".

Ранняя весна, март 1944 года. По приказу командования нас перебазировали с аэродрома Мелитополя на аэродром Скворцовка. Первым взлетел самолёт ТБ-3, в составе экипажа которого был и я - штурман. Возглавлял экипаж начальник штаба Нижник, при нем были все открепительные документы на питание и печать полка. Неожиданно начался сильный снегопад. Видимость стала вертикальной. Зная, что командир полка и полк, состоящий из 30 экипажей летчиков, остались в Мелитополе без документов, я предложил начальнику штаба вернуться. Наше приземление затрудняли сильный снегопад и порывистый ветер (60 км/ч). В таких сложных условиях летчик не мог определить место посадки. Никого из обслуживающего персонала на аэродроме не было, никто нас не ожидал. Я принял решение уйти от пункта по ветру на достаточное расстояние, чтобы потом, летя против ветра, показать летчику место посадки уже на малой скорости. Кружили мы над Скворцовкой 15 минут. И все же, несмотря на трудности, мы смогли благополучно приземлиться. Посадив самолёт, мы прибыли в деревню Скворцовка. Увидев нас, работники столовой решили, что наша команда приехала на какой-то машине. Ветер был такой сильный, что они не слышали гула приземлившегося самолёта. Только на третий день ветер стих, выглянуло солнце, начало таять. Тогда собрался весь полк, и начали вести свою обычную работу.

Зима 1944 года. При первом боевом вылете летчик Блюмкин в составе группы был послан на штурмовике Ил-2 атаковать железнодорожную станцию. Перед вылетом ведущий группы штурмовиков предупредил, что будет два захода, но, учитывая сложившиеся в ходе полета обстоятельства, ведущий захода принял решение - один заход на цель. Фашисты открыли очень сильный заградительный зенитный огонь. Но до Блюмкина команда не дошла, и он сделал второй заход. Ударом из пушек его штурмовика был выведен из строя вражеский паровоз, но сразу же самолёт был сбит. Товарищи Блюмкина это видели, и в части решили, что пилот погиб. Но летчик не умер, он был ранен, взят в плен немцами и отправлен во вражеский госпиталь. Перед отправкой его немецкий офицер сказал своим подчиненным, что вот так, как этот русский, и надо воевать. Наступление Красной Армии продолжалось, и, в связи с освобождением нашими войсками Донбасса, немцы всех раненых советских пленных погрузили в товарные вагоны и отправили на запад. Блюмкин с товарищами решили воспользоваться этим переездом и бежать. На лесном перегоне при подъеме железнодорожного состава в горку они выломали доски в полу вагона и вывалились на железнодорожное полотно. Вскоре их подобрали партизаны, которые базировались в окрестных лесах. Блюмкин сильно пострадал во время падения своего штурмовика, он потерял глаз, ему требовалась медицинская помощь, и его переправили в Москву в Центральный авиационный госпиталь. Там ему вставили искусственный глаз. Выписавшись из госпиталя, он направился в Управление кадров ВВС, где ему сообщили о присвоении звания лейтенанта и дали направление в свою часть. В связи с тем, что по решению медицинской комиссии он был непригоден для вождения боевых самолётов, в части его определили на штабную работу. За проявленное мужество и героизм Блюмкина наградили орденом Красной Звезды.

Капитан Коровин в возрасте сорока лет был штурманом полка. Он дважды добивался включения его в группу переподготовки летчиков для полетов на штурмовике Ил-2. Первый раз ему отказали, но на второй попытке его ждал успех. Он освоил управление штурмовиком и стал командиром эскадрильи самолётов Ил-2. При освобождении Крыма майор Коровин получил звание Героя Советского Союза. В этом звании он закончил войну.

Осенью 1942 году мой самолёт По-2 летел из Красного Кута в Дженебег. Бак самолёта был полностью заполнен бензином. Мы перевозили бензин в канистрах и подвесных баках (по 180 л) на свой аэродром под Сталинградом. В полете летчик Минченко передал управление мне. Местность была степная, ровная, погода солнечная. Самолёт шёл на малой высоте, приблизительно 100 метров. Полёт шёл нормально, и вдруг остановился мотор. Я стал производить аварийную посадку.

Приземление произвели удачно, но на расстоянии 13 км от своего аэродрома. Самолёт, заполненный грузом, не пострадал. При докладе летчик обвинил меня, как штурмана, в неправильном расчете горючего на полет. Однако вечером, осмотрев самолёт, инженер полка сказал, что моей вины нет:

за время полета в топливном баке образовалась трещина, и часть бензина вытекла из него.

Февраль 1945 года. Наш полк перебазировали под Краков, в небольшую деревушку. Днем над нашей взлетной площадкой кружил большой четырехмоторный бомбардировщик.

Сначала подумали, что немецкий, а присмотревшись, я заметил на фюзеляже опознавательный знак ВВС США. Несмотря на запрещающий знак посадки, самолёт все же приземлился и завяз в мягком грунте. Из самолёта вышел экипаж из 9 человек с поднятыми руками. У каждого в правой руке были листки бумаги, на которых было написано на разных языках о том, что они являются гражданами США и просят передать об их прибытии в наше представительство.

Вызвали наших представителей от 8-й воздушной армии.

Они побеседовали с прибывшими. Из беседы выяснилось, что бомбардировщик вылетел для бомбежки Берлина с одного из островов Великобритании. Над Берлином зенитка подбила их самолёт, выбив осколком тягу одного из цилиндров мотора, нарушив экранировку самолёта, к тому же вышла из строя вся радиосистема. Командир экипажа решил идти на восток и принял Краков за город Лодзь, так приземлились они у нас.

Экипаж союзников был радушно принят 8-й воздушной армией и командованием полка, поставлен на котловое довольствие в БАО (батальон аэродромного обслуживания), там они и находились две недели.

Мы предложили отремонтировать мотор и, таким образом, ввести американский самолёт в строй, но они отказались, сказав, что у них их много.

Гостям очень понравилась наша форма, не взирая на то, что она была поношена, они обменяли ее на свою. В таком виде они отправились на родину.

В конце июля - начале августа 1942 года неожиданно поступил приказ: срочно вылететь полком с аэродрома Балашиха на новое место базирования, под Сталинград. Уже на новом месте базирования выяснилось: срочная отправка на Сталинградский фронт была связана с перелетом из Балашихи за линию фронта двух механиков на самолёте УТ-2.

Эти механики, как потом выяснилось, были кадровыми немецкими летчиками. Их забросили еще до войны в киевский аэроклуб «Динамо», из которого они и попали к нам в полк.

Они были примерными механиками. Один из них был даже кандидатом в члены партии. Оба выдавали себя за украинцев, говорили с украинским акцентом. А через некоторое время угнали самолёт.

За потерю бдительности командир полка был понижен в должности до заместителя командира полка, а комиссар - до политрука роты. В дальнейшем полк входил в состав 8-й воздушной армии.

28 августа 1942 года прилетели на По-2 на Сталинградский фронт, на аэродром Жефув. На ночлег экипаж, состоящий из командира звена летчика Манько, техника и меня штурмана, расположился так: летчик и техник – под крылом самолёта, а я – под фюзеляжем. Ночью начался дождь, и мне пришлось искать убежище под крышей. Я нашёл сарай на скотном дворе, нащупал солому и уснул. Утром просыпаюсь, лежу на спине, а на груди у меня две большие жабы. Я был одет в гимнастерку и хлопчатобумажный комбинезон, поэтому ясно почувствовал прохладу, идущую от гостей. Я не тронул их, они сами покинули меня. Рассказал членам экипажа, а они не поверили.

Лето 1943 года. Аэродром Зимовники. Начальник штаба штурмового корпуса установил дежурство двух экипажей самолётов-штурмовиков Ил-2 для отражения нападения немецких самолётов-штурмовиков. Наш грузовой самолёт Р-5 был загружен снарядами РС-500 кг и взлетел для доставки этих снарядов на передовой аэродром штурмовиков. Начальник штаба корпуса приказал дежурной паре самолётов Ил-2 вернуть наш самолёт обратно на аэродром. Но они, при подходе к самолёту, не рассчитали расстояние и столкнулись с нашим РВ результате Ил-2 сгорел, а наш рассыпался и упал. Четыре человека – летчик и штурман нашего самолёта, а также летчик и стрелок с Ил-2 разбились.

Кстати, после войны в Воронеж, приблизительно в 1955годах, к нам в часть прибыл тот самый офицер, ставший к тому времени полковником, и опять показал себя не с лучшей стороны: осуждал своего подчиненного во время дежурства того по части, принимал у него знания гарнизонной службы с целью запутать его. В результате тот всякий раз терялся. Осуждал его за большое количество детей - 5 человек. Вскоре этот полковник заболел раком легких. Ему удалили одно легкое, но все равно вскоре он умер в страшных муках.

Осень 1943 года. Мелитополь. Летчик Берснев выполнял задание, перевозя груз на самолёте Як-6. Из-за плохой погоды – облачность, туман, ему запретил вылетать местный оперативный дежурный. Но он вылетел. В результате он столкнулся с копной сена, самолёт загорелся и упал. Летчик и штурман, к счастью, остались живы. За это лётное происшествие Берснев должен был предстать перед трибуналом. Расследование подошло к концу, и материалы были переданы в суд для привлечения его к ответственности, но арестован он не был. Так как его не ограничивали в свободе передвижения, он решил навестить своего командира в госпитале. Взял с собой самогон, и они изрядно выпили. По пути в часть Берснев зашёл в городской клуб, где были танцы. Там он пригласил девушку, которая была со своим молодым человеком. Девушка отказалась идти с ним танцевать. Тогда Берснев взял спутника девушки за воротник и вывел из клуба, а затем выстрелил в него. Парень упал, а Берснев ушёл. В часть он не вернулся. Его несколько дней не могли найти. Наконец, обнаружили в городском саду мертвым. Судмедэксперт сделал заключение: по виду смерть насильственная, по-видимому, самоубийство. Из прокуратуры последовало распоряжение – дорасследовать дело Берснева до конца, и это было поручено сделать мне. Я встретился с девушкой, с которой Берснев пытался танцевать, и выяснил, что того юношу Берснев не убил, а только оглушил и что его призвали в армию.

Потом я вспомнил, что у Берснева была девушка, с которой он дружил до перебазирования в Мелитополь. В его личных вещах было обнаружено письмо этой девушки из Москвы.

В нем было сказано, что она учится в институте, что он ей не пара, и чтобы больше ей не писал. Берснев посчитал, что юношу он убил, любимая девушка от него отказалась, самолёт он разбил. В общем, будучи в состоянии алкогольного опьянения, он покончил с собой, застрелившись. Оружие было найдено при нем.

Осень 1944 года, аэродром Дрогобыч. К нам приехал практикант - журналист. Погода была нелетной, а он рвался, чтобы его перебросили самолётом на аэродром Мукачево, так как там уже была редакция армейской газеты. Мы не могли разрешить полет при такой погоде. Но у нас было задание по ту сторону Карпат на другом аэродроме, и там погода позволяла вылеты. Практикант упросил летчика, чтобы тот перебросил его через Карпаты в Мукачево. Летчик согласился. В очень сложных условиях они прорвались через Карпаты, чудом оставшись в живых из-за сильных восходящих и нисходящих порывов потоков воздуха и дождя. Когда они приземлились в Мукачеве, летчик оглянулся на заднюю кабину и увидел журналиста-практиканта, мокрого и всего в грязи. Выскочив из самолёта, он убежал, даже не поблагодарив. Больше его никто не видел, но после войны встречали его статьи, связанные с международными отношениями.

Осень и зима 1944 года. Мой друг, капитан Сиводед, решил посмотреть, как живут миллионеры. Единственный миллионер в городе сидел в тюрьме за неуплату контрибуции. Его две дочери торговали на улице яблоками и грецкими орехами, чтобы собрать деньги для выкупа отца из тюрьмы. Как-то разговорившись, они пригласили нас к себе в гости. Придя в их дом, мы познакомились с матерью и двумя молодыми людьми, знакомыми девочек. Никаких предметов роскоши мы не увидели. Из еды нам предложили те же самые яблоки и грецкие орехи, которыми девушки торговали. Мой друг был очень разочарован приемом у миллионеров.

В 1945 году, во время освобождения Чехословакии от немецких захватчиков 4-м Украинским фронтом, на должность начальника политуправления фронта прибыл полковник Л.И.Брежнев.

Прилетел он на наш аэродром на чужом самолёте. Мы приготовили свой самолёт Ли-2 с нашим летчиком, для доставки Брежнева на КП фронта. Мне приказали снабдить Брежнева полетной картой, что я быстро сделал, найдя резервную, и прямо в самолёте вручил ему. На карте я проложил маршрут полета. Доложил воздушную обстановку, которая из-за низких облаков была безопасной. Брежнев благополучно был доставлен на КП фронта. В дальнейшем к нему был назначен шефпилотом старший лейтенант Бугаев из 83-го гвардейского транспортного авиаполка.

После окончания войны и прибытия 4-го Украинского фронта 8-й воздушной армии и нашего авиаполка в Черновицы с Брежневым стал летать наш летчик лейтенант Травкин. 83-й гвардейский авиаполк был расформирован.

Брежнев на нашем Ли-2 с Травкиным много летал: в Москву, Горький, Киев и другие города и аэродромы.

Однажды, после полета в Горький, летчик Травкин рассказывал, что Брежнева принимали его родители, которые жили в этом городе. Он отметил, что Брежнев - очень добрый и внимательный человек, а сейчас работает над докладом в ЦК. Я ему подсказал, что Брежнев может сделать нам доклад о международном и внутреннем положении страны. Летчик передал предложение Брежневу, и он согласился. Однажды он прибыл в назначенное время на аэродром и выступил с речью.

Один летчик задал ему вопрос: "Почему Вы недавно получили звание генерала, а в армии не остались?" На что Брежнев ответил: "Я хозяйственник. Меня пригласил Хрущев восстанавливать Запорожье, что я постараюсь и сделать. Сейчас идет демобилизация. Если кто-нибудь из вас приедет в Запорожье, я помогу".

Когда Брежнев поднимал казахстанскую целину, там он встретил своего первого шеф-пилота Бугаева, который через некоторое время был назначен заместителем министра гражданской авиации, а затем министром и получил звание главного маршала авиации, успешно проработав до пенсии.

Больше у меня с Брежневым и Бугаевым встреч не было.

Старинный польский город Краков немцы перед отступлением заминировали, а от взрыва его спасли наши разведчики и польские партизаны.

Когда я был в Кракове, меня многие спрашивали, был ли я на знаменитом Краковском рынке? Едва у меня появилось свободное время, я ради интереса направился туда.

Сам рынок расположен на площади, недалеко от центра города. Это старинное огромное сооружение из серого камня с большим числом арок. В центре - главная входная арка, а от нее направо и налево расходятся торговые павильоны. В каждом павильоне свой товар. Несмотря на то что еще шла война (это было в апреле 1945 года), я увидел много рулонов различных текстильных материалов. Там были шерстяные ткани от грубошерстных до тонких плательных и костюмные материалы. Рядом павильоны с посудой, одеждой и мебелью. Но я в них не заходил. Мое внимание привлекла так называемая "толкучка". По другую сторону строения, прямо на земле расположились торговцы поддержанными вещами. Это были помятые бидончики, вилки, ложки и прочее. Меня заинтересовал поляк средних лет, который на корточках сидел у своего товара. На тряпке у него было разложены: небольшая горка кривых ржавых гвоздей, замок без ключа, спичечная коробка с небольшим количеством спичек, предварительно разрезанные пополам в длину. Одет он был в костюм, на голове шляпа, но ноги босые. Таких торговцев там было много. Все они сидели у своего товара прямо на земле. У нас обычно на "толкучке" стояли и ходили. Обилие товаров в основных павильонах почему-то не привлекало покупателей. Цены, конечно, были коммерческие, да и время военное.

Так что на знаменитом Краковском рынке я побывал и понял, что поляки любят торговать. У них торговать престижно и неважно чем.

8 мая 1945 года наш полк базировался на аэродроме Гейвицы в Германии. Во второй половине ночи я был разбужен сильной стрельбой из всех видов оружия, чего раньше не случалось. Выбежав на улицу, я увидел толпы наших военнослужащих, которые палили из своего оружия вверх. Услышал крики: "Война кончилась! Конец войне!". До утра никто не спал. Утром получили официальное сообщение об окончании войны и капитуляции Германии. Вечером готовились отметить победу, но во второй половине дня я получил приказ командующего 4-ым Украинским фронтом генерала Еременко вылететь в Москву на аэродром Внуково с тяжело раненными офицерами.

Привезли на носилках четырех полковниковартиллеристов из корпусов артиллерии большой мощности. мая в их блиндаж попал мощный немецкий артиллерийский снаряд. Ранения были очень серьезные. Сопровождали их врачи и медсестры - их жены. В самом самолёте они все время находились возле раненых. Они давали им понемногу пить портвейн, чтобы хоть как-то притупить боль. Мы аккуратно взлетели и взяли курс на Москву. Во Внуково мы прибыли около 12 часов ночи. Раненых и сопровождающих сняли с самолёта, посадили в автобус и увезли в Главный военный госпиталь имени Бурденко. Столовая была уже закрыта, и мы, попив воды, улеглись спать. Утром после завтрака перелетели в Монино. Взяли там груз и полетели к себе в Глейвиц. Я сел писать письма матери, сестрам и братьям.

После войны спала каждодневная напряженность опасности. Возник вопрос, а что дальше? Снизилась дисциплина.

Пришлось вводить занятия. Это привело к нормализации положения. Началась подготовка к возвращению на Родину.

В июле 1945 года я получил приказ вылетать во главе передовой группы на постоянное место базирования в город Черновцы. Самолёт мне достался с мотором, требующим срочной замены: сносились поршневые кольца. В Черновцах был ремонтный авиационный завод, куда мы должны были отогнать самолёт и, заодно, выполнить задание передовой команды по размещению авиаполка в Черновцах.

По маршруту Глейвиц – Черновцов нам пришлось трижды приземляться, чтобы вывернуть свечи зажигания, промыть их и снова завернуть. До Черновиц долетели благополучно. Сразу нашёл дом для штаба, дома и квартиры для личного состава. В это время из Черновиц уезжали в Румынию румынские граждане, и они оставляли жилье.

Через несколько дней полк прибыл в Черновцы и приступил к мирным транспортным перевозкам.

В марте 1946 года в очень плохую погоду на наш аэродром, прямо из облаков вынырнул чехословацкий двухмоторный легкий самолёт "АЭРО" для транспортных перевозок личного состава. В самолёте прибыл помощник министра авиации Чехословакии. Этот самолёт был передан командующему нашей 8-й воздушной армии - генералу Жданову в подарок. Генерал сразу начал на нем летать, но вскоре один мотор отказал. Это не помешало благополучно приземлиться на аэродром.

Чехословацкий экипаж и помощник министра гостили в Черновцах более недели. И вдруг неожиданно помощник министра в пятницу заявляет, что ему в субботу надо быть в Праге на докладе у президента Бенеша.

Я получил приказ возглавить экипаж самолёта Ли-2 и доставить в Прагу помощника министра и летчиков нашего представителя - главного инженера и работника оперативного отдела, для получения нового мотора.

Сложность и неприятность состояла в том, что у нас оставался один очень старый тяжелый самолёт Ли-2 с номером 8, который был выпущен еще до войны, да и погода к тому же была не летная (март месяц). Но приказано было лететь во что бы то ни стало.

Утром вылетели. Перелетели через Карпаты. Сели на аэродроме Мукачево. Командующий авиагарнизоном нам вылет не разрешает, но командующий армией приказывает вылетать.

Лететь нам надо в облаках над высокими Татрами.

Взлетели. Вошли в облака. Набрали безопасную высоту и взяли курс на Прагу. Через 35 минут полета самолёт начал обледеневать и терять высоту. На наше счастье, под нами образовался разрыв облаков, и я смог рассмотреть ущелье с рекой.

Мы резко снизились и полетели вдоль реки, справа и слева горы были выше нас. Обледенение прекратилось, но видимость была только под собой. Я давал летчику такой курс, чтобы мы не задели плоскую гору. Через некоторое время вышли из ущелья к городу Брно и от него взяли курс на Прагу. Шли ниже облаков, у самой земли. Вдруг отказал радиокомпас, но все же я вывел самолёт на Пражский аэродром. При посадке у нас отказала рация. В Праге прожили целую неделю, пока инженер добывал мотор.

Обратно полет протекал нормально. Задание выполнили.

Вернувшись домой, я застал жену с опухшим от слез лицом.

Когда мы улетели, жена спросила начальника связи, как долетел Вишняков. Он ей сказал, что при посадке связь была нарушена, а другой связи у нас не было, так как полет совершался без разрешения Москвы.

Боевые вылеты:

1942 год – 23 вылета с налетом 204 часа 53 минуты, из них ночью 6 часов 20 минут;

1943 год – 30 вылетов с налетом 84 часа 13 минут;

1944 год – 16 вылетов с налетом 131 час 30 минут, из них ночью 2 часа 40 минут;

1945 год – 48 вылетов с налетом 62 часа 20 минут.

Итого за Великую Отечественную войну выполнил боевых вылетов с налетом 482 часа 56 минут.

В подготовке настоящих воспоминаний оказала помощь Шепелева Ирина Олеговна, студентка 1-го курса факультета двигателей летательных аппаратов (государственного технического университета).

Родился я 30 июля 1926 года в городе Новочеркасске, Ростовской области. Русский. Православный. С 1947 по 1993 год член Коммунистической партии Советского Союза. С 1940 по 1947 год - комсомолец.

До Великой Отечественной войны, в 1940 году, окончил семь классов школы № 45 города Ростова.

Узнал о начале войны 22 июня 1941 года в городе Анапа.

После окончания седьмого класса собирался поступать в спецшколу Военно-воздушных сил, но не прошёл медкомиссию по зрению. В 1941 году мы всей семьей переехали в Анапу, так как отец работал начальником геологоразведочной партии по разведке газа. В город мы приехали 21 июня года, а 22 июня пошли в столовую обедать. Там и узнали о начале войны.

В боевых действиях начал участвовать с августа 1942 года добровольцем, в составе партизанского отряда, действовавшего под руководством Краснодарского райкома партии и входившего в состав Северокавказского фронта.

Боевой путь проходил через станицу Ильская (август года), город Туапсе (осень 1942 года).

Боевые действия закончил в апреле 1943 года в городе Ростове.

Ранения: 8 ноября 1942 года легкое осколочное ранение левой руки и контузия.

Медалью «За оборону Кавказа», 3№ 016563. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 1 мая 1944 года. Вручена 30 января 1945 года заместителем Председателя Исполкома Краснодарского Краевого совета депутатов трудящихся.

Медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Указ Президиума Верховного Совета СССР от 9 мая 1945 года, вручена 10 ноября 1967 года.

Орденом Отечественной войны за храбрость, стойкость и мужество, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и в ознаменование 40-летия Победы советского народа в ВОВ, № 982053, А№ 839353, награжден указом президиума Верховного Совета СССР от 11 марта 1985 года.

Юбилейные медали: 30, 55, 60, 70, 80 лет Вооруженным силам СССР; 30, 40, 50 лет Победы в ВОВ; 850 лет Москве;

медаль «Жукова».

После окончания 8-го класса в 1942 году, когда немцы уже захватили Краснодар, отец получил предписание, и мы всей семьей отправились в город Армавир. Так как в это время немцы заняли всю правобережную Кубань, то мы вынуждены были остановиться в станице Ильская у родственников. В это время в Ильской из числа рабочих совхоза и нефтяников был сформирован партизанский отряд. 30 июля мне исполнилось 16 лет, а в первых числах августа наш отряд «Иль» вышел по горной дороге вдоль реки Иль. При отступлении через Кубань наши войска понесли большие потери, и немцы, почти беспрепятственно, двинулись на Новороссийск. Мы углублялись в горы, а в этот момент немцы мчались на мотоциклах по шоссе.

Они заметили наш обоз и открыли огонь. Завязалась перестрелка. Вооружение у отряда было плохое, и положение спас лес. Нам удалось оторваться от преследования немецких мотоциклистов и достичь своей базы. За нашим отрядом немцы устроили настоящую охоту. Чтобы отрезать нас от всех дорог и троп, немцы заставляли местное население вырубать лес и кустарник, создавая завалы, а потом минировали их. В основном применяли растяжки с использованием противопехотных мин. При взрыве одной срабатывала вся цепочка. На шум выезжали немецкие отряды и своей стрельбой препятствовали выходу партизан из леса.

Во время одной из таких операций к нам присоединился Краснодарский отряд. Наш отряд был неплохо снабжен продовольствием, но была острая нехватка боеприпасов, в том числе и взрывчатки. Краснодарский отряд имел хорошее вооружение и квалифицированных подрывников. Поэтому наши отряды объединились для выполнения боевых задач. Их подрывники под нашим прикрытием минировали железную дорогу. Я был свидетелем гибели двух минеров. Им было дано задание заминировать один участок железной дороги. Но по воле случая они не успели сделать это, пошёл эшелон. Им ничего не оставалось, как взорвать полотно вместе с собой. Это был подвиг простых людей. Посмертно им присвоили звание Героев Советского Союза.

Во время операции отряд делился на две группы. Одна – основная, другая обеспечивала проход. Я участвовал и в первой, и во второй группе. Мы создавали шумовой эффект беспорядочной стрельбой, отвлекая внимание немцев. Другие бойцы производили разминирование местности для прохода остального отряда. Люди несли на себе взрывчатку, выходя то на железную дорогу, то на шоссе. Пробираться приходилось под постоянным прикрытием наших боевых товарищей.

Предгорье Кавказа было постоянным местом боевых действий нашего отряда. По горным тропам мы доходили до Туапсе. На борьбу с нами немцы посылали свои горно-егерские отряды. И нам приходилось отражать их атаки.

В 1942 году 7 и 8 ноября немецкая авиация предприняла ожесточенную атаку на наши партизанские отряды. Некоторые из них понесли серьёзные потери. В один из таких налетов при взрыве бомбы меня контузило, а осколком снаряда ранило в руку. Медсестра обработала рану, а после контузии пришлось долго отлеживаться. В 90-е годы я получил военную инвалидность 2-й группы.

С августа 1942 по апрель 1943 года наш отряд действовал под руководством Краснодарского райкома партии и входил в состав Северо-Кавказского фронта. В дальнейшем наш отряд был расформирован, а меня привлекли на другое задание.

В конце 1942 года немцами был захвачен город Новороссийск, но дальше им не удалось пройти. Специальный отдел Северокавказского фронта привлек меня к поимке дезертиров.

Нашему подразделению предстояло проверять дома и отлавливать дезертиров. После поимки их собирали на соответствующих военных пунктах. В день задерживали от 50 до человек. Всех задержанных отправляли в фильтровочные лагеря. Там с ними проводили соответствующую работу: проверяли документы, если они имелись, выясняли личности задержанных, какие воинские части они самовольно оставили, имелась ли связь с немецко-фашистскими захватчиками. Так мы действовали до сентября 1943 года.

В сентябре 1943 года меня командировали в город Ростов.

Постоянная тяга к авиации заставила меня подать документы в авиационный техникум на самолёто-монтажное отделение, где я начал учиться. В процессе учебы в техникуме нам приходилось работать на военных заводах города Ростова. Так, завод «Эмальпосуда», выпускающий в мирное время посуду, в годы войны производил снаряды. В 1944 году меня должны были призвать в действующую армию, так как я достиг призывного возраста. От призыва в армию меня освободили, так как я имел бронь как студент техникума. Я вернулся в техникум и с этого момента участия в боевых действиях не принимал. После окончания с отличием техникума я поступил в Московский авиационный институт имени Серго Орджоникидзе.

В подготовке настоящих воспоминаний оказала помощь Алексеева Ольга Михайловна, студентка 1-го курса факультета двигателей летательных аппаратов Московского авиационного института (государственного технического университета).

Река чуть не становилась розовой от крови Родился я 14 января 1920 года в Беларуссии, в Могилевской области, в Бобруйском районе, в деревне Побоковичей в Горбацевческом сельсовете. По национальности – белорус, вероисповедание – христианин.

До войны, будучи школьником, стал пионером, затем вступил в комсомол, а с 1941 года стал членом партии ВКП(б).

В 1936 году окончил школу, в 1937 году - техникум Механической обработки дерева, в январе 1941 года – военное училище с минометным уклоном в городе Лепель. Окончил я это училище в звании лейтенанта.

В армию тогда брали с 22 лет. Моя мама говорила, что я – будущий врач, но ее желание не сбылось. Я написал письмо Ворошилову, написал как доброволец, попросил взять меня в армию. Через какое-то время меня вызвали в военкомат, я прошёл комиссию, и меня взяли досрочно, несмотря на то что мне тогда не было еще 22 лет. Мама была удивлена этому, но провожала, улыбаясь.

Меня направили в кавалерийскую часть. Собрали нас человек сорок и отправили в город Кушку, в Туркмению, рядом с Афганистаном. Но там я пробыл недолго.

22 июня 1941 года я узнал о начале войны, и меня направили на Западный фронт, в крепость Ассовец. Там я попал в 404-й артиллерийский полк, где был старшим на батарее.

В том же 1941 году началось отступление через город Лепель, Витебск, вплоть до Смоленска. Отступали мы, не соприкасаясь с немцами, воевали только пограничные части.

Мне пришлось участвовать в переправе через Днепр, о которой даже вспоминать страшно. По воде плыло все: и трупы людей, и останки животных. Не только молодым солдатам, попавшим на фронт со школьных скамей, но и нам, офицерам, уже кое-что повидавшим, было жутко наблюдать ту картину.

Река чуть не становилась розовой от крови живых и мертвых, а у нас даже не было возможности предать умерших земле. Но, невзирая ни на что, мы должны были идти только вперед. За нами была Родина, которую мы ни в коем случае не должны были отдать врагу на поругание!

Приходилось преодолевать даже невозможное. Так, на пути оказался склад, в котором находились модернизированные орудия и боеприпасы. Нашей основной задачей было уничтожение боевой техники врага. Склад охранялся в усиленном режиме. Командир полка Букач подобрал людей, снял основную охрану, мы взяли орудия, склад заминировали и взорвали.

Отходили мы через город Лепель, к северу Белоруссии. Около него в 5-6 километрах был еще один склад боеприпасов. Так как мототехника подойти не успевала, то все орудия приходилось большей частью тащить на себе.

Так, около Пскова, в двадцати метрах от реки, был мост.

Для немцев он был стратегически важен. Мост охраняли около пятидесяти немцев. Они были оснащены зенитными пушками и пулеметами. С двух сторон они вырубили лес для лучшей видимости подступа к мосту. Наша задача заключалась в ликвидации моста. Подойти к нему близко не было возможным.

Поэтому для того, чтобы подобраться к врагу, нам пришлось разыграть небольшой спектакль.

Двух наших солдат (одним из них был переводчик - немец, прикомандированный ко мне) мы переодели в немецкую форму. А третьего сделали русским пленным, якобы попавшим к немцам. Это был крепкий парень, и даже его фамилия очень подходила к его внешнему виду – Медведев. Сначала для этой операции нам выдали кавказские кинжалы, но они были неудобны в применении, и мы сделали самодельные ножи.

И вот наши «немцы» с пленным вышли на открытый участок, который было необходимо преодолеть для подхода к мосту. Настоящие немцы вышли навстречу нашей группе и стали издеваться над «пленным». А мы в это время, пока разыгрывалась эта сцена, разделились на три отряда и стали ждать подходящего момента. Медведев, наш «пленный», не выдержав, повалил немца. Это послужило сигналом к заключительным действиям, мы открыли огонь по врагу и с Божьей помощью пробились. Наша задача была выполнена – мост был уничтожен.

Отдельно хочется сказать, как приходилось преодолевать все превратности военной жизни. Продукты питания не всегда подвозили вовремя. Приходилось обходиться сухарем и двумя ложками яичного порошка в день. А молодому, крепкому парню, который отдавал все силы, при такой кормежке должен был не только крепко стоять на ногах, но и сражаться. При этом солдаты стремились не терять форму, дабы не опозорить русскую армию и весь русский народ. Солдаты всегда должны были выглядеть надлежащим образом. Они всегда были аккуратны, подворотнички подшиты. Даже в то страшное время наши солдаты не теряли самообладание и поддерживали честь мундира. Командиры, будь то генерал или полковник, относились к солдатам, как к своим детям. Для нас они были и отцом, и матерью. Это люди, которые ставили нас на ноги. Встречаясь с каждой группой, первый вопрос был: «Сыночки, как у вас здоровье? Нет ли у вас потерь?» И этим они нас поддерживали. Только так мы смогли выстоять.

В дальнейшем нас перебросили под Смоленск. Там же я получил свое первое ранение в ногу. Четыре дня я лежал без помощи, прежде чем меня подобрали и отправили на товарном составе в Москву. По дороге началась бомбежка. В поезде я лежал на верхней полке, и, услышав грохот взрывающихся бомб, я приподнялся на локтях, а в это время в вагон попали осколки от орудия. Один пролетел мимо меня всего лишь в нескольких сантиметрах. Меня спасла от смерти счастливая случайность. Уже в Москве раненых распределили по госпиталям и увезли в санитарном вагоне в город Барнаул. Там меня и лечили.

После госпиталя в 1941 году я был направлен на СевероЗападный фронт, в район Новгорода и Старой Русы. Там я провоевал до 1943 года включительно и был трижды ранен: в 42-м получил тяжелое ранение в голову, в 1943 году – легкое осколочное ранение, в том же году - легкое ранение в левую руку при рукопашной схватке с немцем: он распорол мне ладонь ножом. Так как в это время мы были в тылу, то лечиться пришлось самому. При нас были необходимые медикаменты, первым делом я сделал укол от столбняка, ну, а все остальное – дело времени.

В том же 1943 году я получил звание капитана.

В конце мая 1944 года мне выделили новую материальную часть, машины, орудия и направили на Карельский фронт, в сторону Лодейного Поля. Здесь я был в рядах 7-й отдельной армии.

Войска 7-й армии были построены в два эшелона. В первый эшелон включались два стрелковых корпуса в составе пяти стрелковых дивизий и одной стрелковой бригады, во второй – два стрелковых корпуса и танковая бригада.

Главный удар в направлении Лодейное Поле, Олонец, Питкяранта наносили войска нашей 7-й армии под командованием генерал-лейтенанта Крутикова. Мы должны были форсировать реку Свирь, прорвать вражескую оборону и разбить группировку финских войск между Онежским и Ладожским озерами. Был обнаружен отход врага, это был конец июня, и мы получили приказ о преследовании противника. Вскоре мы форсировали Свирь, прорвали главную полосу вражеской обороны на участке шириной где-то около километров 12 и продвинулись до 6 километров. Противник оказывал упорное сопротивление, но в конце концов отступил на вторую оборонительную полосу. Но наши боевые действия при прорыве второй полосы обороны затянулись, так как финны минировали и разрушали дороги, взрывали мосты. Ко всему следует добавить недостаток в управлении войсками, задержку переправы через реку Свирь военной техники. Казалось, что прорвать оборону невозможно. Мы несколько дней делали вид, что наступали 70-150 самолётами и бомбили передний край. Но мы сделали то, что должны были сделать. После трудных и продолжительных боев мы взяли врага в кольцо и уничтожили их.

Также мне пришлось участвовать в освобождении района возле города Никеля. Там, в горах, были прорублены туннели, в которых немцы установили пушки. Туда можно было добраться по одной-единственной дороге от Мурманска до Киркенеса. Эта дорога была настолько узка, что на ней умещалась лишь одна машина. Только через километр она расширялась.

Но немцам все равно некуда было деваться, они даже не могли уйти пешком. Тракторы сталкивали немецкую технику в обрыв. Немцы были уничтожены.

В этой гористой местности была одна загадка: создавалось такое впечатление, что здесь рубили камни. Если сядешь на камень, то встанешь мокрым. Вот только каким образом туда попадала вода – неизвестно… После перемирия с Финляндией меня перебросили в Мурманск и направили в Норвегию, в район Киркенеса. Там я и пробыл до конца войны.

Вскоре после окончания войны я демобилизовался по инвалидности. А в 1946 году мне дали вторую группу инвалидности без права на труд.

За время войны я потерял очень близких мне людей. Погибли мой отец, дядя, оба двоюродных брата. Они тоже воевали, как и все остальные. Люди совершали подвиг. Они умирали, но не сдавались. Сознание своего долга перед Родиной заглушает и чувство страха, и боль, и мысли о смерти. Русский народ знал и понимал, что необходимо победить это черное зло, эту жестокую, свирепую банду убийц и насильников, иначе они поработят весь мир. Тысячи людей не щадили себя, отдавали свои жизни за правое дело. Поистине героическим трудом народа – от малых ребят до убеленных сединами старцев, от милых девчушек до глубоких старух – было сделано это «кое-что», а точнее – все для Победы. Вот такие люди и победили фашизм.

Война – это большая беда для любого человека. Так было во все времена. Это всеобщая беда, сплачивающая народ в единое целое. В такие времена люди забывали о своих личных проблемах, объединялись и делали все для победы над врагом, был ли это Батый или Гитлер. Находились во все времена предатели и трусы, но это была капля в море. Великая Отечественная война была испытанием из испытаний. И сколько бы лет ни прошло, она останется в памяти людей, переживших ее, в памяти их потомков, так как человеческая память не умеет молчать, а те, кто ушёл, невидимыми, чуткими руками.

Была Земля с пятью материками… В моменты грусти и тоски по дому приходили на ум следующие строки:

Стал голосок зарянки грезиться, Рядом со мной находились настоящие патриоты. Слово «патриот» тогда звучало набатно, и оно было мерой гражданской доблести каждого. Тогда, в те суровые, голодные и холодные годы послевоенной разрухи и запустения, не находилось охотников бежать за сытным куском на поклон к богатым западным соседям. Слишком свежи еще были в памяти чадные трубы печей крематориев в нацистских концлагерях, переводивших на сажу и пепел миллионы человеческих душ. Страна, закрывшая своей грудью обреченную Европу, развеявшая черный кошмар фашизма, пожинала заслуженную дань восхищения, уважения и восторга народов земного шара.

К сожалению, о некоторых событиях я не имею право рассказывать.

- орден Красной Звезды, № 52124, - орден Красной Звезды, № 702953, - орден Отечественной войны 2-й степени, № 250419, № 143593, 20 августа 1946 г. А.Горкин, - орден Отечественной войны 2-й степени, № 537865, марта 1985 г., - орден Отечественной войны 1-й степени, № 501680, марта 1985 г., - медаль «Жукова», № 0684626, 19 февраля 1996 г., - медаль «За участие в героической обороне Советского Заполярья», № 004848, 10 июня 1945 г., - медаль «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне в 1941-1945гг.», № 00009011, 18 июня 1945 г., - медаль «20 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.», № 5594148, 11 апреля 1966 г., - медаль «30 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.», 14 января 1976 г., - медаль «40 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.», 7 мая 1985 г., - медаль «50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.», № 12498568, - юбилейная медаль «50 лет Вооруженных сил СССР», апреля 1969 г., - медаль «70 лет Вооруженных сил СССР», 23 февраля 1988г., - знак «Фронтовик 1941-1945 гг.», 9 мая 2000 г., - медаль «В память 800-летия Москвы», №017799, 10 мая 1948 г., - медаль «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина», 1 апреля 1970 г., - знак «Победитель Социалистического Соревнования 1973г.», 28 марта 1974 г., - знак «Победитель Социалистического Соревнования 1980г.», 20 февраля 1981 г., - памятный знак «Участник Парада 9 мая 2000 г.», - медаль «Ветеран труда», № 11 29 января 1988 г., - медаль «За трудовое отличие», №040238, 29 апреля 1983г.

Удостоверение к знаку «25 лет Победы в Великой Отечественной войне. За доблесть и отвагу в Великой Отечественной войне».

Пригласительный билет № 0397 на прием в честь участников Парада Победы 25 июня 1945г.

И в завершение всего хотелось бы сказать, чтобы молодое поколение прислушалось к совету: сохраните честь вашу, отсюда вы приобретете человеческое достоинство.

С каждым годом наш мир удивительный, С каждым годом стремительней сны, С каждым годом невесты пленительней… Стала музыка нашим подобием, Прошептала над ранним надгробием:

«Только б не было больше войны».

В подготовке настоящих воспоминаний оказала помощь Большенко Ирина Сергеевна, студентка 1-го курса аэрокосмического факультета Московского авиационного института (государственного технического университета).

Родился я 1 декабря 1923 года в селе Нижнее Аблязово, Кузнецкого района. Пензенской области.

В 1934 году окончил четырёхлетнюю школу в селе Нижнее Аблязово. Образование 4 класса. До войны работал в колхозе «Красный пахарь». Работал в поле, пас телят.

О начале войны узнал по радио 22 июня 1941 года. Было воскресенье. Утро. Министр иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов сообщил о нападении немецко-фашистских захватчиков на Советский Союз.

В августе 1941 года сельским Советом был объявлен набор молодёжи на строительство мартеновских печей на Урале.

Именно там создавали большой тыл. Сюда были эвакуированы все заводы и фабрики. Мы, семнадцатилетние мальчики, попали в этот набор и были отправлены в город Нижний Тагил.

Доменные печи возводили специалисты, а мы им помогали.

Жили в общежитии на окраине города.

Через два года, в августе, проходил очередной набор на войну, и я пошёл добровольцем. На грузовике добрался до города, и 28 августа 1943 года Нижнетагильским военным комиссариатом был призван в армию. Из военкомата нас отвезли в какой-то небольшой город. Собралось нас семьдесят шесть человек со всего Советского Союза. Медкомиссию прошли быстро. Доктор, придерживая голову, просил открыть рот, закрыть рот, спрашивал, на что жалуемся, и всё. «Годен» - таково было решение комиссии, а мы другого и не ждали.