«СТРАТЕГИИ СОЦИАЛЬНОЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ РОССИИ: ВЛИЯНИЕ КРИЗИСА Часть 1 Москва, 2009 ПОД ОБЩЕЙ РЕДАКЦИЕЙ Председателя правления Института современного развития Юргенса Игоря Юрьевича СТРАТЕГИИ СОЦИАЛЬНОЭКОНОМИЧЕСКОГО ...»

Для того чтобы оценить эти изменения необходимо сначала охарактеризовать общий контекст пятнадцатилетнего движения конституционных институтов в России, затем объяснить изменившиеся условия и последствия ценностного выбора, который влияет на реальные перспективы и тип российской модернизации.

1. Конституционные институты: спрос и предложение Общественный договор (социальный контракт) – это не обмен обязательствами, это обмен ожиданиями по поводу прав и свобод, и формально он выражается очень редко. Общественный договор регулирует неформальные правила, но очень высокого порядка, то, что экономисты, называют надконституционными правилами. Конституция может быть прекрасной, но при столкновении формального и неформального правила нередко побеждает правило неформальное. В результате, что будет работать в Конституции, а что не будет, зависит от того, как складывается это согласие в общественном договоре.

Что такое Конституция 1993 года? Это результат компромисса, причем в критических политических условиях, близких к гражданской войне.

Она вообще принималась в условиях чрезвычайного положения, и ни в коем случае не была результатом общественного договора, но в самой Конституции компромиссы сформировали некоторое предложение. Например, там есть заявление о ценностях, которые мы унаследовали от предков – ценностях добра и справедливости. В Конституции содержатся предложения некоторых институтов, основанных на индивидуальной свободе; институтов социального государства, институтов разделения властей. Таким образом, в ней есть попытка учесть ту колею, по которой движется Россия, и попытаться выехать из этой колеи, сформировать новое предложение демократической государственности.

Теперь о спросе. Обратите внимание, что все нынешние устойчивые демократии прошли фазу цензовой демократии или ограниченного избирательного права – права распространялись постепенно. Все нынешние неустойчивые демократии не проходили такой фазы.

Чем это объясняется экономически? Исследования показывают, что по разным странам спрос на демократию зависит от двух факторов :при наличии определенного уровня имущественного достатка и образования у населения спрос на демократию достаточно высок.

Почему так? Демократия – это сложная вещь, дорогая, даже в известном смысле предмет роскоши, потому что участие в институтах демократии требует значительных затрат времени и интеллектуальных усилий.

Что же будет происходить в условиях низкого спроса на демократию? В Конституции 1993 года предполагается демократический способ принятия решений. Если доход граждан находится на уровне ниже среднего и вносит очень маленький налоговый вклад в формирование бюджета государства, то для граждан рациональным становится требование бесплатной помощи государства, – они каждый раз принимают решения, что кто-то должен оплатить эти общественные блага, тем самым, возлагая эту ответственность не на себя, а на других.

Начинают раскачиваться качели: либо популистские предложения, либо подкуп избирателей путем денежных инвестиций. Представьте:

человеку подарили автомобиль, а водить не научили. Вполне разумно ему в этих условиях продать автомобиль за две бутылки водки да еще взять обещание, что его повезут на этом автомобиле в светлое будущее. Поэтому – либо популистские обещания, либо продажа голосов.

Это болезни, которыми начинают страдать такого рода системы.

Вся дальнейшая логика развития российской демократии – это попытка реагирования на проблему узкого спроса на демократию и «качели», возникающие из этой ситуации. Решения были возможны разные, но за последние 15 лет мы видели два кризиса конституционного проLipset Seymour Martin. Some Social Requisites of Democracy: Economic Development and Political Legitimacy // American Polit. Sci. Rev. 1959. Vol. 53. P. 69-105; Barro R. Determinants of Democracy // Journal of Political Economy. 1999. Vol. 107. No. 6. P. 158-183; Acemoglu Daron, Johnson Simon, Robinson James, Yared Pierre. Income and Democracy. Working paper. Massachusetts Institute of Technology, 2004;

Acemoglu Daron, Johnson Simon, Robinson James, Yared Pierre, From Education to Democracy? // The American Economic Review. 2005. Vol. 95. No. 2; Полтерович В.М., Попов В.В. Демократизация и экономический рост // Общественные науки и современность. 2007. № 2. С. 13-27.

екта: были публичные обсуждения предложений об изменении Конституции в 1995–1996 годах и 2007–2008 годах. Причем, второй кризис мы еще не преодолели, он не закончился. Мы имели два системных кризиса, которые не всегда осознавались – это кризис 1998 года (дефолт) и кризис 2003 года (связанный с делом «ЮКОСа», манипуляциями на выборах и поворотом к авторитаризму). Как это связано с проблемой спроса на демократию?

Кризис 1995–1996 года был решен положительно, Конституция сохранилась, но за счет олигархов, с которыми расплатились залоговыми аукционами. Пошли по второму пути: сделали денежные инвестиции в избирательную систему. Решение принято, но оно не оптимально по двум причинам. Первое: мы потом платили за этот выбор кризисом 1998 года. Дефолт – это не просто финансовый кризис (из обычного финансового кризиса мы вышли бы путем обычной девальвации), в 1998 году впервые столкнулись интересы двух групп олигархических компаний: естественных монополий и банков. Банкам страшна была девальвация, а естественным монополиям она была нужна. Выход: дефолт, отмена финансовых обязательств, крах контрактной системы.

Были ли другие возможности миновать эти кризисы? В нашем случае это был типичный вариант политически ориентированной приватизации.

На самом деле, по Конституции 1993 года с ее компромиссом между либеральными ценностями и социальным государством правильнее было ориентироваться на социальный вариант – сохраняя образовательный и имущественный уровень как основу широкого спроса на демократию.

После кризиса 1998 года мы получаем ситуацию конфликта спроса и предложения, конкуренцию двух ресурсов: денежного ресурса и административного ресурса. Конфликт денежных ресурсов и административного воздействия на демократию завершился в 2003 году. Причем, обе системы не оптимальны для демократии, но денежные мешки конкурировали между собой, а административный ресурс выступил как монополия, – в итоге возникла система авторитарного управления и управляемой демократии.

Это послужило ответом на низкий спрос на демократию, породивший плохое равновесие. Предложение демократии снижено и продолжает снижаться, но, с другой стороны, предложение на демократию есть фактор развития спроса (с этой точки зрения, предложенные Д.А. Медведевым в Президентском послании 2008 года десять пунктов по развитию демократии, являются символически важными – они обозначают отход от позиции, в результате которой появляется плохое равновесие). Если люди не умеют ездить на автомобилях, это не значит, что нет мотоциклов, велосипедов: существование проблем в национальной конституционной системе управления не означает, что не может быть местного самоуправления. Во второй половине 19 века в США была очень похожая ситуация влияния денежных мешков на национальные выборы, но американцы не отдали выборность судей и шерифов, потому что в то время до этого уже дорос спрос и в последующем продолжил развиваться.

Управляемая демократия, как ни странно, стала главной проблемой для самой власти, потому что управляемая демократия ликвидирует еще и разделение властей. В такой ситуации не работает обратная связь, невозможны более или менее серьезные реформы и затруднительна передача власти. Посмотрите, как решался кризис столкновения элит в 1999-2000 году: проигравшие сохранили позиции губернаторов и фракцию в Госдуме. Когда нет разделения властей, то нет тех «веток», на которых могут «рассесться» различные группы элиты.

В итоге 2007 год породил конституционный кризис – спрос на политические институты минимальный; есть личная гарантия, а носитель гарантии по Конституции должен уйти – в этой системе координат задача не решается. Именно поэтому мы получили такую конструкцию:

скорлупа сохранилась, президент ушел, но он остался. Осталась неизменной (в 2007 году) и российская Конституция, но воздействие мирового кризиса 2008 года поменяло условия выбора.

Летом 2008 года Россия миновала развилку, на которой была возможна модернизация. Произошедший поворот кажется мне не менее важным, чем предыдущая развилка 2003–2004 гг. 2008-й – это очередная развилка и очередная потерянная возможность. Была ли реальная возможность модернизации, или те признаки оттепели, которые мы наблюдали весной, были просто блуждающими огоньками?

2. Размывание правил и выбор ценностей Давайте сравним 2003 и 2008 годы. К 2003 году был завершен первый раздел активов России. И возникла развилка. Еще в 80-е годы были построены модели М. МакГира и М. Олсона,которые показывают, как развивается процесс складывания социального контракта: государMartin C. McGuire, Mansur Olson. Social Capital Formation, Income Redistribution, and the Form of Governance, Manuscript of September 25, 1992, Dept. of Economics, U. of California-Irvine, Irvine, CA.

Delivered at Western Economic Association Meetings, June 1993, Lake Tahoe, CA.; Redistribution and Public Good Provision in Autocracies and Democracies: The Continuum of Regimes. IRIS, U. of Maryland and UC at Irvine, 1994.

ство выступает как стационарный бандит; группы интересов, которые используют государство, делят активы. Когда основные активы поделены, возникает вопрос: либо начинать новый передел, либо попытаться создать новую систему правил, чтобы наладить систему эксплуатации уже захваченных активов. Это был вопрос 2000–2002 годов. После захвата ЮКОСа, после выборов в парламент этот вопрос решился не в пользу новой системы правил. Те же модели Олсона–МакГира показывают, что принятие новой системы правил происходит при условии, что не появляются новые «голодные» группы, претендующие на крупные активы. Тогда они появились – и игра пошла на новый цикл, этот цикл завершался в 2006–2007 годах. Снова вышли на ту же развилку.

Политическая конструкция, которая возникла в апреле-мае, свидетельствовала о том, что эта проблема осознана. В то время как правительство Путина завершало передел, администрация Медведева формировала повестку, направленную на закрепление существующих прав собственности. Очевидные признаки спроса на изменение правил были, но цикл опять сорвался. Почему? Новые «голодные» группы? – маловероятно. Думаю, что произошло нечто иное.

Еще в 2007 году кризис вокруг проблемы третьего срока, изменения Конституции решился в пользу сохранения Конституции. На мой взгляд, это произошло потому, что доминирующим группам важно было не потерять капитализацию их отечественных и особенно зарубежных активов, возможность вхождения в транснациональные проекты. А летом 2008-го это оказалось уже неважным, – мировой кризис уже развивался – декапитализация зарубежных активов могла произойти независимо от того, соблюдает ли Россия правила. Вместо отказа от перераспределительной игры в пользу правил эксплуатации активов, она (игра) была вынесена на новые пространства. Оказалось возможным вести ее в международном пространстве и продолжать наращивание активов в условиях размывания правил на мировом рынке – не только экономических, но и политических институтов послеялтинской системы.

Нельзя сказать, что это прямой умысел российской власти, она как раз всегда отстаивала сохранение послеялтинской системы (что, правда, малоперспективно: за шестьдесят с лишним послевоенных лет многое в мире изменилось). Размывание правил было проведено в первую очередь западом: Белград, Ирак, Косово – прецеденты ухода от правил.

Что может хорошо работать в условиях беспредела? – российский бюрократический капитал. Он вырос в таких условиях: игра без правил, «по беспределу» – наш национальный вид спорта. Поэтому понятно, почему доминирующие группы отказались от идеи спроса на право.

А почему это так хорошо было воспринято внизу? Социология показывает, что в ходе и после грузинской войны произошла мощнейшая патриотическая консолидация. Если сравнивать с 2003 годом, то тогда произошло следующее: центральная для 90-х годов (хотя и вызывавшая споры) ценность свободы была фактически заменена ценностью стабильности. Следствием этого стало формирование полноценного авторитарного режима (реакция часто наследует революции, поскольку у реакции есть позитивные функции по восстановлению порядка).

Что произошло дальше? Стабильность начала уходить: сначала была проблема с управлением инфляцией в 2007 году, а с февралямарта 2008 года в России впервые за 8 лет стала падать норма сбережения. Люди до этого охотно сберегали, предполагая стабильность.

Люди осознали уход стабильности еще до основных ударов мирового кризиса, появился спрос на другие ценности. Социология довольно четко показывает, что, как и в 2003 году, вторая по значению ценность, которая поднималась в массовом сознании, – это справедливость. Причем в 2003 году она стала удобным моментом для манипулирования вокруг «дела ЮКОСа» и выборов в парламент. Спрос на справедливость довольно близок к спросу на право, который предъявляли бизнес и доминирующие группы (видно, что речь идет о равенстве перед законом и т.д). Тем не менее не справедливость стала победителем этого выбора: доминирующей стала идея великой державы.

Это и требует анализа. Такого масштаба патриотической консолидации, как в августе 2008 года, за все время социологических наблюдений в России не наблюдалось. Что этот выбор значит? Ведь он создает существенные изменения ситуации и влияет на то, что называется общественным договором. я попробую дать некоторый анализ того, что это будет означать для изменения внутренних отношений и для перспектив модернизации.

знаменита фраза Николая Бердяева: «Между февралем и октябрем 17-го года перед изумленным русским взглядом прошли все возможные партии и идеи. Что же выбрал русский человек? То, что имел до этого.

Царя и державу».Похоже на прямую аналогию: в 2003-м выбираем царя, в 2008-м – державу.

Демократия: развитие российской модели. под ред. И.Ю. Юргенса // Институт современного развития, «ЭКОНИНФОРМ», Москва, 2008.

Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. – М., Наука, Кроме институтов, связанных с сообществом (правы этнологи и социологи: нет больше в России ни крестьянской общины, ни патриархальной большой семьи),есть другие институты, способные транслировать традицию – культурные институты. Хочу напомнить о статье Ю.М. Лотмана ««Договор» и «вручение себя» как архетипические модели культуры».Он писал о том, что русской культуре в отличие от запада свойственен второй вариант. Да, модернизация втягивает договор в русскую культуру, но есть трансляция, которую осуществляет культурный институт, например через язык. Давайте возьмем слово «государство». Что такое государство? Это не только чиновники, правительство, но и население, проще говоря, – это страна. И отсюда позиция: государство может все и должно делать все. Это, на мой взгляд, и есть этот архетип вручения себя, который транслируется языком. Принятие великой державы в качестве первой ценности имеет несколько довольно неожиданных последствий:

во-первых, закрепление отчуждения людей от государства, во-вторых, необходимость компенсации этого отчуждения во внешней экспансии влияния, в-третьих, создание действительных пределов модернизации.

Год назад я предложил весьма спорную гипотезу о том, что национальные ценности уравновешивают этнические стереотипы.Государство как ценность – это консервант, типичная традиционная ценность.

Вообще государство как ценность возникает у немногих этносов – это типично для молодого этноса, который пережил экзистенциальный кризис, который стоял на грани уничтожения. В великорусском этносе это было, но очень давно: в период ига, когда писали «Слово о погибели Русской земли». И тогда появление этого было объяснимо.

Избрание государства в качестве ценности, а не в качестве инструмента дает неожиданные последствия: если государство – инструмент, то естественно приспосабливать его к тому, чего требует общественная эволюция; а если это ценность, то его нельзя менять. В результате уже не раз историческая эволюция выводила на отчужденное отношение с таким государством. Это парадокс, но это так. Полезно посмотреть, какие ожидания есть в отношении поведения государства у людей.

Гудков Л., Проблема абортивной модернизации и мораль / Публичная лекция в ПОЛИТ.РУ; Э Паин, Традиции и квазитрадиции: о природе российской «исторической колеи»/ Публичная лекция в ПОЛИТ.РУ.

Лотман Ю.М. «Договор» и «вручение себя» как архетипические модели культуры // Лотман Ю. М.

Избранные статьи: В 3 т. – Т. 3. – Таллинн, 1993.

Аузан А.А. Национальные ценности и конституционный строй/ Публичная лекция в ПОЛИТ.РУ.

Например, отношение к заключенным или беглым каторжникам: в России к ним через эпохи проходит сочувственное отношение. В США люди, узнав о побеге, брали винчестеры и шли искать беглеца, а в Сибири еще в XIX веке для беглых оставляли молоко и хлеб на подоконниках, понимая, что человек, скорее всего, не виноват.

Отношение к доносу: донос, который в Европе является способом отстаивания своих гражданских прав, в России морально запрещен. Глава «Мемориала» Арсений Рогинский пояснял: в ходе Большого террора количество арестов по доносу никогда не превышало 6%, притом, что Сталин требовал от органов НКВД поднять уровень народной поддержки.

«Правовой нигилизм»: это не правовой нигилизм, это саботаж тех норм, которые предлагает власть.

Есть и обратная сторона: чего ожидают от государства?

Во-первых, постоянно есть ожидание экспроприации: при наличии вертикального контракта правитель никогда не заинтересован в достижении подданными максимального благосостояния, потому что это увеличивает их переговорную силу, протестный потенциал (политологи называют это «закон Токвиля»), поэтому периодически должны проводиться конфискационные реформы.

Но есть и второе – разрешение казнокрадства. я процитирую историка Евгения Тарле, который привел анекдот из эпохи экономического подъема 80-х годов XIX века: «Приходят к высокому чиновнику и говорят: «Мы дадим Вам три тысячи, и об этом не будет знать ни одна живая душа». А тот отвечает: «Дайте пять тысяч и рассказывайте кому хотите»». Нынешняя ситуация не отличается – ведь на всех есть чемоданы компромата. Ну и что?

От власти и не ожидается, что она не будет воровать, требуется, чтобы она не убивала. И фактически возникает негативный контракт: власть ожидает, что люди не будут платить налоги, а люди ожидают от власти казнокрадства. Помните у Бродского: «Но ворюги мне милей, чем кровопийцы»?

При таком контракте эффективность и моральная ситуация не очень хороши, поэтому только выход на внешнее поле дает позитивный вектор.

Понятно, почему экспансия устраивает элиты. Но почему это устраивает массы? здесь действует ряд компенсационных механизмов: расширение пространства при торможении времени дает некоторый баланс и положительные эмоциональные ощущения. При расширении пространства растут издержки контроля над каждой единицей в этом пространстве, идет ослабление давления; происходит включение бывших конкурентов в систему правил, которые контролируемы для империи.

Но происходят и более важные вещи на уровне ценностей: отсутствие человеческого достоинства внутри страны компенсируется статусом принадлежности к великой державе. Наконец, воля – это ценностное понятие, которое неэквивалентно свободе. Оно включает в себя выход на пространственную свободу – «выход на волю». Дополнение авторитаризма экспансией создает гармонию и некоторые позитивные ожидания. Каждый раз в такой ситуации возникает еще и надежда на то, что империя будет заниматься модернизацией. Эту надежду высказывал еще Пушкин: «Правительство – единственный европеец».

3. Институциональные ловушки мобилизационной модернизации Давайте вернемся к перспективам модернизации, ведь надежды на нее могут расти и в массовых группах, и в риторике руководителей даже в условиях мирового кризиса (советская модернизация, как известно, началась в условиях Великой депрессии). Но о какой модернизации при таком выборе ценностей пойдет речь? Это мобилизационная модернизация, которую мы уже не раз проходили. Все они имеют очень похожие траектории. Какие? Рывок мобилизационными средствами – подрыв человеческого потенциала – демобилизация.

здесь и обнаруживается «проблема колеи»: страна прыгает, бьется головой о потолок и падает. В итоге достигается тот же результат, что и при эволюционном развитии – не очень хороший, но и не самый плохой, только достигается он путем потерь, обманутых надежд и т. д.

Давайте посмотрим на механику удержания этой траектории. Начнем с экономики: когда государство берется за модернизацию, оно использует свое конкурентное преимущество, ведь государство – это организация со сравнительными преимуществами применения насилия, и это реальное преимущество. Как его можно использовать в экономике? Можно осуществлять модернизацию методами мобилизации, – перебрасывая активы, людей, собственность. Такие методы иногда оказываются результативными.

Этот механизм фактически использует сращивание власти и собственности, на определенных стадиях развития из него можно выжимать положительный результат. Проблема в том, что будет потом. Такое соединение, выраженное в институтах крепостничества и самодержавия, позволяло совершить рывок путем перераспределения, но потом наступает подрыв человеческого потенциала – самого эластичного и, в этом смысле, наиболее важного ресурса «рывка».

При сверхмягких бюджетных ограничениях, связанных со сращиванием власти и собственности, эффективность в принципе недостижима, а сверхиспользование ресурсов неизбежно. Отсюда в краткосрочной перспективе – рост, а в среднесрочной – падение и потребность в демобилизации. Она может проходить по-разному. Ю.М. Лотман справедливо отмечал,что вместе с европейской культурой Россия втянула идею общественного договора. И если освобождают дворянство, как в 1762 году, то надо освободить и крестьянство, хоть и в 1861 году.

Демобилизационных шагов в послесталинскую эпоху тоже было несколько: сначала освобождают не только заключенных в лагерях, но и номенклатуру от репрессивного механизма, а колхозникам паспорта дают уже при Брежневе.

На каждом очередном шаге демобилизации делаются попытки – отчасти успешные – совершить социокультурную модернизацию страны, но почему не получается из демобилизации выйти в другой механизм развития, сменить траекторию, – выйти из колеи?

Во-первых, общественное действие в периоды либерализации или демократизации оказывается резко недостаточным, – накопление социального капитала (т.е. распространение норм взаимного доверия) падает в ходе реформ, его структура – групповая с замкнутыми кружками. Легче возникают мелкие группы, которые начинают заниматься перераспределением, а не производством общественных благ. Для организации широких групп применяют негативные стимулы – и тогда растут мафия или государство.

Во-вторых, для накопления доверия важны ценности, но когда идет поиск новых ценностей, очень легко происходит подмена. Новую модель государства возводят на прежний пьедестал – то советскую власть, то демократическую. Не важно, в каком виде государство становится ценностью. Демократия – это тоже не ценность, а инструмент. Только понимая это, можно что-то сделать с развитием демократии.

Государство, возведенное в ценность, берет на себя формирование модернизационных ценностей – этим объясняется, почему государству удается достичь не только экстенсивных результатов такой модернизации, но и интенсивных. Аксиома всех экономистов в том, что креаЛотман Ю.М. «Договор» и «вручение себя» как архетипические модели культуры // Лотман Ю. М.

Избранные статьи: В 3 т. – Т. 3. – Таллинн, 1993.

тивный труд не может контролироваться. И страх смерти тут ничего не решает, – решает фактор идеологии. Д. Норт доказал, что идеология является институтом кратко- или среднесрочного использования. Пока работает данный набор ценностей, на этом поле могут нарушаться известные экономические законы, можно плыть против течения.

Откуда держава берет эти ценности, образующие идеологию мобилизационной модернизации? Ведь ценности – это продукт нации как субъекта, как живого организма. А тут нет субъекта нации, есть держава. Где ей брать ценности? – заимствовать. Причем заимствования могут быть разными: петровская и сталинская модернизации довольно сильно отличаются.

Как поступил Петр I? Когда он увидел Голландию, он понял, как недостает России голландских привычек, заметив комплементарность, и решил задачку древним путем – похищением Европы. Он просто поженил Россию на Европе, пригласив европейцев, сам женившись на Марте Скавронской, названной императрицей Екатериной Первой. Была попытка так ввести модернизационные ценности. Некоторые ценности и были введены – ценности европейской цивилизованности, образования, трудолюбия. Но брак оказался неудачным.

У нас до сих пор сохраняются и эта комплементарность с Европой, и ценностный конфликт. Причем конфликт – это продукт того, что было при Петре. Почему? От этого брака родился ребенок. Это великая русская европейская культура. У нее есть носитель – интеллигенция.

Наша культура является и предметом национальной гордости, и предметом признания. Но нельзя сказать, что она является ценностью, которая управляет поведением в России. Культура в себе содержит ценности, причем часть их она транслирует от матери-Европы. И чем люди ближе к культуре, тем в большей мере они являются носителями этих ценностей, а они не очень сочетаются с ценностями массовых групп – возникает раскол духовного поля.

А что с советской модернизацией? здесь был заключен брак с Европой при отсутствии невесты. Взяли европейскую идеологию, альтернативную систему социалистических ценностей (социальной справедливости, всеобщего образования, интернациональной солидарности) – и заключили брак, ужасно жалея об отсутствии европейского пролетариата, с которым и хотелось его заключить. Что же дальше с этими ценностями? Они работали, но доминирующей являлась ценность государства – советской власти.

Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «НАЧАЛА», 1997.

Достижением стали всеобщая грамотность населения и повышение уровня образования, которое дало продукт, названный А.И. Солженицыным «образованщиной».

Проблема, однако, не только в качестве этого продукта – опять происходит раскол духовного поля. Только теперь уже по-другому:

во-первых, образованное сословие ограниченно в своем поведении, потому что лояльность важнее (отсюда проблемы эмиграции – внешней и «внутренней»); однако печальнее другое: когда приходит очередная демобилизация, выясняется, что это сословие плохо себя чувствует в условиях освобождения.

Мобилизационная модернизация является достаточно вероятной (особенно, если мировой кризис приведет к фрагментации и протекционистским войнам), но не неизбежным вариантом. Сдвиги в структуре общественного договора под давлением кризиса продолжаются и могут снова поменять условия выбора стратегии.

Формула «путинского» общественного договора: «политические свободы в обмен на стабильность», соблюдавшаяся в течение последних пяти лет, вряд ли может быть восстановлена. Ожидаемая длительность кризиса не позволяет надеяться на восстановление стабильности и экономического благосостояния населения в приемлемые для широких групп сроки. Распространение кризиса из биржевой и банковской сферы в реальный сектор и перспективы социального кризиса приведут, скорее всего, к преодолению таких атрибутов прежней формулы, как «виртуального» и «безналогового» характера отношений власти и населения: потребуется срочно восстанавливать институциональные механизмы взаимодействия с разными общественными группами. Вопрос о распределении издержек кризиса поднимет спрос на справедливость и солидарность, как потенциальные ценности для нового общественного контракта. В рамках новой (потенциальной) формулы: «Справедливый порядок в обмен на налоги и гражданское участие» вероятность институциональной модернизации может вновь существенно возрасти.

президент Фонда «Институт энергетики и финансов», декан факультета менеджмента Международного университета в Москве Интересы и проблемы во время мирового кризиса:

ответственность элит, понимание среднего класса, терпение бедняков До мирового кризиса экономическая политика стран регулировалось в основном в рамках политической логики при относительно «мягких бюджетных ограничениях» для ЕС и при значительном росте долгов у США.

Экономические проблемы испытывали значительное воздействие внеэкономической логики ведущих игроков – например, политизация проблем энергетической безопасности. Мировой кризис резко ужесточает финансовые ограничения для свободы политических решений, а, соответственно, резко возрастает стоимость политических целей и намерений для мира рациональных экономических решений. Это больше не слабо связанные между собой два уравнения – это одна система из двух сложнейших уравнений. Общая угроза – мировая рецессия – должна изменить характер взаимодействия между политическими и экономическими проблемами.

Потери, которые несет с собой первая в истории мировая рыночная рецессия (то есть захватывающая Россию и Китай), уже огромны для многих стран и секторов экономики. Но впереди резкий рост бюджетных дефицитов, появление новых важных приоритетов для общества и правительств, потери приоритетности для некоторых острых вопросов начала 2000-х годов. Нет нужды в теории кооперации, чтобы понимать – совместные действия на ограничение остроты, масштабов, продолжительности и последствий Мировой рецессии совершенно необходимы. Но не будут ли сложившиеся политические проблемы ограничивать эффективность мировой кооперации? Выход из кризиса в 2010–2011 годах не будет возвращением назад в ранние 2000-ые. Пройдет очередное глобальное перемещение промышленности и услуг, ряд стран окажутся в выигрыше или проигрыше в различных пропорциях в ходе кризиса, но и особенно после него – в долгосрочном плане. Мы вряд ли хотим видеть новый набор стран в состоянии послекризисной промышленной депрессии, бюджетных дефицитах, дефолтах по государственным и частным долгам, как в 80-х и 90-х гг.

Наша задача в данной работе – рассмотреть некоторые важные вопросы международных (в основном экономических) отношений в контексте кризиса как внешнего шока к сложившейся системе отношений.

И одновременно мы будем пытаться наметить подходы к увязке внутренних интересов влиятельных акторов и внешней политики. В одной статье нельзя решить слишком много проблем, но стоит попытаться сузить коридор для поиска компромиссных решений на мировой арене с целью стабилизации политического процесса в условиях опасного мирового экономического кризиса. Вопросы принятия решений в критических вопросах или обстоятельствах относятся к страновым или международным (и региональным объединениям) интересам, правилам, праву. Мы полагаем, что в традиционном анализе международных проблем часто отсутствует анализ институциональной карты ситуации – чьи интересы и позиции внутри страны отражает экономическая (и внешняя) политика страны.

Мы полагаем, что элиты стран, особенно стран со сформировавшимися исторически глубокими интересами, позициями по ряду проблем, естественно, определяют ключевые элементы политики своих стран. Разумеется, демократический процесс меняет элементы у власти (правительства), но в развитых демократиях обычно различия ценностей, принципов и политик соперничающих крыльев (внутренних коалиций) элиты не столь конфликтны. Радикалов повсеместно по возможности не допускают к власти. То есть мы различаем интересы страны и позиции элит у власти, которые могут и не совпадать, особенно в случае длительной диктатуры или узурпации власти (зимбабве, скажем). Одновременно мы различаем объявленные и выявленные ценности элит и интересы стран в чисто прагматическом отношении, которые корреспондируют по существу к конфликтующим элементам в позиции элит (чему ниже мы дадим примеры). В то же время претензии политической элиты на управление (во взаимодействии с финансовой и интеллектуальной) своей страной, влияние вовне основаны на сочетании собственно Ценностей и Послания к своим и иным народам. Элиты дорожат своим положением в обществе, берегут его и строят свои отношения со средним классом и бедными слоями рационально (то есть мы исключаем диктатуру как рациональный внутренний общественный контракт). Разумеется, сложным случаем для анализа и для реальной мировой жизни являются элиты с Мессианской традицией – мы наблюдали недавно коммунистическую, мы явно видим протестантскую в действии (каковой была католическая Мы полагаем, что метод, развитый для обсуждения коалиций для определения стратегий внутри страны, может быть применен и для определения интересов влиятельных групп во внешней политике по странам и важным международным вопросам. В большой степени это была бы систематизация (генерализация) достаточно известного подхода, приписывающая специфику внешней политики страны интересам того сегмента правящей элиты, который находится у власти в данный момент.

Мы полагаем, что подход нуждается в большей широте и охвате слоев общества. См. Л.Григорьев «Конфликты интересов и коалиции» в “Pro et Contra”, сентябрь 2007; (Л.Григорьев, А.Аузан и другие члены «Сигмы») «Коалиции для будущего. Стратегии развития России.», РИО, Москва, 2007.

в свое время – вспомним крестовые походы), мы помним, ощущаем и побаиваемся радикальной исламской традиции. Демократические страны справедливо гордятся высокой степенью единства ценностей своих элит, высокой степенью их принятия другими слоями общества. С учетом высокой роли средств информации, унификации процессов и сходства исторического генезиса экономически продвинутые страны с рыночным хозяйством и развитой демократической системой обладают и высокой степенью координации элит. В то же время национальные интересы и различия остаются, элиты (например, французская) сохраняют свои особенности и стараются избежать растворения, несмотря на процессы унификации правового поля, информационного пространства, образа жизни. Намного сложнее с элитами в странах с формирующимися демократическими системами, относительно средним уровнем развития и неустоявшимися традициями. Например, смена элит в процессе трансформации от советской системы и плана к рынку и демократии не могла пройти легко и незаметно для остального мира.

В ряде случаев мы наблюдаем конфликты новых элит – например, газовый конфликт Украины с Россией во многом определяется не только объективными распределительными (коммерческими) конфликтами, но и глубоким конфликтом важных сегментов политических и интеллектуальных элит внутри Украины и между двумя странами.

Положение элит в многообразном мире, таким образом, можно (и нужно) рассматривать в нескольких плоскостях: отношения с иными социальными силами внутри стран при соперничестве внутри элит; отношения со сходными в ценностях элитами при сохранении различий и соперничества; соотношение ценностей элит объявленных и ограниченная возможность действовать в глобальном плане по жестким принципам и идеологическим предпочтениям – вынужденный внешний прагматизм (обычно при внутренней более высокой жесткости); наконец соперничество различных по истории и ценностям элит. Сходные элиты при всех различиях фактически имеют (стремятся иметь) насколько возможно прочный международный договор о базисных ценностях и принципах поведения. В отношениях между элитами также фактически присутствует исторически определенное уважение и толерабельность, кроме тех случаев, когда одна из элит (вроде фашисткой) начинала предъявлять открытые претензии на ликвидацию иных элит в рамках некоей мессианской программы. Умеренность и уважение между политическими элитами увязано с соперничеством и соглашениями между финансовыми элитами (например, по мировой финансовой архитектуре), сосуществованием и взаимопроникновением интеллектуальных элит.

Эта трудная гармония – она далась веками конфликтов и двумя мировыми войнами в 20 веке в Европе. Она базируется на признании невозможности и необходимости избежать масштабных конфликтов между элитами, признании различий и законности интересов в своей стране и в мире (отчасти определяемых государственным суверенитетом).

Несостоявшийся «Конец Истории» Фукуямы отчасти был формой «празднования» победы ценностей западной цивилизации в форме «воинствующего либерализма». Новые мировые проблемы и трения показывают нереальность программы быстрой победы ценностей одной – даже очень значительной и мощной – группы элит над остальными, причем в форме «быстрого перевоспитания» и даже смены «упорствующих»

элит (включая не только политические, но и идеологические компоненты). Это тем более невозможно, что элиты внутри своих стран обычно имеют возможность опереться на средние и низшие классы, которые в силу исторических причин разделяют определенные верования и ценности. Мировой кризис резко отягощает повестку дня элит (и их правительств), повышает риски стабильности, требования к успеху в антикризисной борьбе. Возникает проблема борьбы не за долю растущего пирога по согласованным правилам (типа ВТО), а перераспределения убытков кризиса. Увеличивается угроза усиления конфликтов между элитами по различным исторически нерешенным или новым, особенно экономическим проблемам. Мудрость элит состоит в поддержании определенного баланса во внутреннем контракте с другими слоями, так и в системе внешних договоров, призванных сократить не только прямые издержки конфликтов, но и избыточные «страховочные расходы» на случай возможных конфликтов (политических или экономических) в будущем.

Успешность решения материальных проблем стран, стабильность среднего класса и постепенное улучшение положения бедных слоев – важный показатель успешности элит, который подтверждается периодически в электоральном процессе. Нарушение социальной стабильности, внешние шоки или угрозы (включая финансовые и энергетические шоки, терроризм) являются не только проблемой для страны или стран, но и вызовом элитам, их способности диагностировать внутренние и внешние проблемы, решать проблемы безопасности и устойчивого развития. Внутренний контракт элит с другими слоями общества осложняется, естественно, национальными или социальными, региональными диспропорциями или неблагоприятной динамикой их развития.

Соперничество между политическими силами в развитых демократиях идет при сохранении основными сторонами опоры не только на основные ценности и сложившийся правовой режим – исключения на краях политического спектра стали редки в Европе. Но важно еще и отношение к миру, его существованию. Бесспорное превосходство демократии над автократией в долгосрочном плане в сочетании с технологическим и финансовым превосходством дало странам «золотого миллиарда» уникальную возможность позитивно влиять на развитие мира в течение длительного периода.Прекращение Холодной войны и исчезновение гонки вооружений для многократного гарантированного уничтожения друг друга дало первоклассный шанс для развития мира. Но то был не мандат на «ликвидацию истории» и установление правила, что «данная элита всегда права», а то был мандат на бережное отношение к истории и культуре других стран, их политической истории с целью ускорения развития.

В целом фокус обсуждения ведущих держав мира в начале года – это некий новый порядок “global economic governance”. Нужно решить совместные антикризисные меры – по существу правила перераспределения убытков мировой рецессии. Мировая финансовая архитектура после провала 2008 года – ключ к росту в послекризисный период.

Упорядочение отношений в энергетике имеет огромное отношение к стабильности развития мира, сохранению климата. Цели развития Тысячелетия и борьба с бедностью также не должны быть потеряны по ходу развертывания драмы рецессии.

Мы далеки от того, чтобы попытаться разом увязать подходы ведущих стран к мировым проблемам с внутренними позициями элит и их потребностями в защите своих позиций. Мы сосредоточимся на трехчетырех актуальных областях, которые могут стать объектом более комплексного анализа в будущем: внутреннее неравенство в ряде стран;

энергетические проблемы мира и цели энергетической политики; кризис финансовой архитектуры и будущее мировых капиталовложений.

1. Глобальные проблемы – их отражение в интересах Политическая картина мира последних лет стала довольна напряженная – никакой безмятежности, которая должна была последовать после «похорон истории» по Фукуяме, нет и не предвидится. Мир становится все более и более взаимозависимым, события на оном континенте более не являются, не выглядят и не воспринимаются как изолированные от отдаленных континентов. Миграции стали исчисляться миллионами, переводы гарстарбайтеров идут по десяткам миллиардов долларов в год. Войны в Ираке и Афганистане продолжаются, ПалеНовейшие исследования не показывают прямой связи демократии и уровнем ВВП на душу населения – скорее связь видна между показателями демократии и позитивной динамикой роста благосостояния.

стинская проблема вновь решается силой, Иранская проблема остается на повестке дня. Добавим августовский конфликт на Кавказе, безнаказанные сомалийские пираты (в 21 веке!), конфликты в Африке (Конго, зимбабве), рост популизма в Латинской Америке, неустойчивость в Пакистане. Разумеется, правительства развитых стран пытаются позитивно решать мировые проблемы, но так, чтобы по возможности не затронуть интересы своих элит, своего среднего класса, своих бедных – например, в ОЭСР так и не удалось достигнуть обещанного уровня официальной помощи развитию даже в условиях подъема.

Практически все во всех конфликтных ситуациях, нерешенных проблемах нет уже единой коалиции Варшавского блока, противостоящего НАТО и демократическим странам. К рубежу 21 века выявилось значительное различие интересов стран (и элит) в каждой из сложных мировых проблем. Далеко не все союзники по НАТО участвовали в операции в Ираке, не все однозначно по отношению к Ирану между США и Европой. И различие лежит как в специфических государственных интересах, так и во взглядах элит. Различие взглядов элит на проблемы сохранения климата между администрацией США в последние восемь лет и европейскими правительствами оставалось при гигантском консенсусе на уровне образованных средних классов. Россия имеет свою конфигурацию государственных интересов, а ее элиты (не вполне завершившие свое формирование) пытаются найти свое место среди мировых элит.

Россия только вышла из кризиса и пытается найти себе место в клубе великих держав, что предполагает наличие не только сильной экономики и армии, но устойчивой и ответственной элиты (не простая вещь при ее смене за два десятилетия) и сколько-нибудь зрелого среднего класса. Новая политическая элита России предъявила определенные претензии на «традиционное» место и роль России в мире с опорой на многовековую историю, выбрасывая из сознания и тень советского режима, и недавний трансформационный кризис. Сигнал достаточно простой: у нас нет идеологической повестки дня – так что забудем сразу и о 1917–1990 и о 1990–1999 годах, оставим от них только общечеловеческие компоненты. Российские интересы существенны сами по себе для развития страны и элита не видит оснований от них отказываться на том основании, что СССР когда-то предъявлял идеологические претензии на слишком многое в геополитическом плане. Трудно найти скольконибудь существенную социальную группу в России, которая предлагала бы радикально отличающуюся концепцию национальных внешних интересов – внутренние проблемы, разумеется, остаются предметом дебатов также, как и методы достижения внешних целей.

Общая ситуация в мире неустойчива и вынуждает задуматься о приемлемом способе успокоения мира. А тут еще зимой 2009 года многие акторы на мировой арене спешат возобновить (и обострить) свои конфликты именно в начале работы нового Президента США Б. Обамы с тем, чтобы он вынужден был занять определенную позицию на свои (первые) четыре года. На самом деле всем нужна пауза для решения проблем опасного экономического кризиса, нужны минимально приемлемые условия, что дать Б. Обаме, Н. Саркози вместе с Д. А. Медведевым и другими выработать новые условия и правила взаимодействия для решения проблем устойчивости и развития мира.

В мировой экономике недавно было так хорошо (почти всем), а теперь – широкие свинги цен на нефть от 8 до 145 и до 35 долларов за баррель, размягчение сердцевины мировой банковской системы и биржевой кризис. Несколько стран на грани дефолта – ничего похожего на устойчивость.

Старт Мировой Рецессии осенью 2008 года – фон для проверки зрелости мировых правительств и их способности вытащить нашу Планету из кризиса экономического, не дав ей войти в политический. Только вот кому мы доверяем – сознательности правительств или элитам? И кто мы – наверное, все-таки средний класс – даже скорее так называемый «средний средний» образованный класс. Можем ли мы в трудный момент истории верить в готовность ведущих мировых элит к самоограничению, выработке компромиссов, достижению общего согласия по снижению напряжения и восстановлению работающих финансовых рынков, предотвращения торговых и социальных конфликтов? Скорее всего, у нас нет выхода: получив эти элиты однажды – вырваться из их объятий очень сложно, экономически просто невозможно, политически очень накладно. Это пытался делать когда-то в начале 20 века не средний класс, а «пролетариат» и то в самом крайнем случае. Но мир меняется и все шире общается – спасибо информационной революции. Так что можно, по крайней мере, сформулировать свое видение мира, которое выдерживало бы определенную последовательную логику. Естественным критерием был бы подход по критерию стабильности, условий для развития и минимума конфликтности, и некоторого самоограничения ведущих акторов для решения мировых проблем.

В большой степени возможности координации в решении долгосрочных дорогостоящих международных проблем зависит от рациональности, сходства целей (ценностей и интересов) и здравого смысла основных воздействующих игроков внутри стран. Основные силы и проблемы, воздействующие на процесс выработки целей и средств, могут быть (нестрого) перечислены: традиционная политическая элита, выявленные проблемы крупного бизнеса, средний класс с его поиском устойчивости, религиозные взгляды влиятельных групп общества, специальные региональные интересы или интересы массовых беднейших слоев, представления широких образованных слоев общества (интеллектуальная элита и средний класс), являющиеся результатом определенной истории образования и информирования (иногда – индоктринации) в стране.

Обычно элиты имеют превосходные возможности и ресурсы для того, чтобы провести свои взгляды как позицию страны (крайнее выражение – эмоциональная мобилизация в случае конфликта или угрозы). Важность внутристрановых ограничений на сферу международной координации неожиданно получила серьезное подтверждение в прошлом году, когда многие члены НАТО не признали независимость Косово по ряду собственных соображений. Но мы верим, что последовательный анализ позволяет отделить серьезные экономические проблемы страны от идеологических, исторических «потребностей» элит в формировании внешней политики. Это важно также потому, что мир становится все более «компактным и обозримым», хотя и не становится более управляемым. Мы попробуем не только оценить те проблемы, которые обостряются в условиях мирового кризиса, но и наметить коридоры для возможных решений проблем мира, но и указать на самоограничения или пределы свободы действий элит.

Кризис ведет к потерям практически у всех игроков – правительств, компаний, семей по широчайшему кругу стран. за осень 2008 г. повестка дня сменилась – мир перешел от обсуждения вопроса о рациональном использовании растущих ресурсов ведущих стран на решение глобальных проблем к обсуждению вопросу о кризисе и распределении издержек и потерь, краткосрочных и долгосрочных. В Европейском Союзе сложилась широкая коалиция по поводу защиты климата и необходимости радикального сокращения выбросов парниковых газов. В то же время национальные энергетические стратегии серьезно отличаются. А методы достижения пороговых значений к 2020 году остаются предметом серьезных споров как на национальном, так и на европейском уровне, поскольку они связаны с рядом политических вопросов, вроде энергозависимости, отношения к ядерной энергетике, региональной кооперации и т.п.

Исторически элиты играли ведущую роль в этом процессе, но голосует все-таки средний класс – кто и как определяет важность проблем, кто является референтной точкой, чьи финальные интересы должны быть учтены при разработке самой идеи интересов страны. Мы полагаем, что национальная история и традиции элит играют огромную роль, хотя в 21 веке демократический процесс предполагает огромную роль взаимодействия действий и верований элит, средних слоев, национальных и религиозных факторов, уровня развития и фактора бедности. Демократические выборы показывают более ясно позиции сторон и партий, но в эти моменты политики базируются на сложившихся представлений о внешних угрозах и целях страны, стараясь привлечь сторонников из соответствующих влиятельных электоральных групп (численность, финансовые возможности, доступ к СМИ и прочее) с их традиционными представлениями.

В трудные моменты истории – кризисы и полосы конфликтов – элита оказывается ответственной за быстрые и эффективные решения по поддержанию экономической стабильности. После четверти века относительного процветания как средние классы рассчитывают на сохранение своей финансовой устойчивости и образа жизни, так и бедные слои развитых стран не готовы к резкому ухудшению своего материального положения.

Развивающиеся страны (десятки их) могут оказаться вновь отброшенными назад в своем развитии. Под угрозой и вся глобальная повестка дня – во время тяжелого кризиса редко удается решать проблемы с большими расходами на старте и отложенными позитивными эффектами.

Ключевое значение для мира будет иметь характер новой политики США в эпоху после либералов – неоконсерваторов. Характер отношения американской элиты в своей ответственности за страну и за остальной мир играет все более важную роль в устройстве мирового “governance” в экономике и политике. На наш взгляд суть такого контракта в американском случае довольно проста: элита взяла на себя роль мирового попечителя (судьи), предоставив среднему классу место более чем наблюдателей – почти присяжных заседателей; а бедные в свою очередь служат в армии и защищают демократию.При всей упрощенности этого подхода – жизнь в мире намного сложнее – в нем лежит возможность переключения внимания на внешнюю политику и мировые проблемы. Ответственность, принимаемая элитой страны за мировые дела, предполагает и расширение вовлеченности гражданских организаций в части развития демократии – глобализация среднего класса и его долгосрочных интересов в стабильности и демократии.

Для любой другой страны (включая Россию) увязка внешней и внутренней политики – это проблема корректной оценки наличия реальной или Есть целый ряд примеров создания партиями или элитными группами внешних конфликтов (обычно с соседями и по эмоциональным вопросам) для целей выигрыша внутренних выборов. Это можно расценивать в теории как разновидность оппортунистического поведения, в которых долгосрочные интересы широкого сообщества могут быть принесены в жертву интересам узкой группы.

Ряд представителей американской элиты достаточно четко формулируют высокие цели реформы мира (на языке западной цивилизации) в многостороннем или одностороннем порядке как свою ответственность. В ряде случаев процесс имплементации этих целей трудно отделить от коммерческих интересов крупного бизнеса и интересов элиты.

ожидаемой внешней угрозы для страны (или для элиты). Для сверхдержавы простых угроз уже нет и быть не может – это был бы провал элиты.

Оказалось, что можно выдвинуть идею «абсолютной» безопасности одной страны от всех существенных угроз: терроризма, военного соперничества, энергетической зависимости. Эта цель прекрасно гармонирует с идеей проведения идей спасения мира и распространения демократии. Логика поведения политической элиты США – это попытка предложить своему среднему классу и населению в целом ведущую роль как в отношении распространения демократии и ценностей западной цивилизации в увязки практически с обеспечением безопасности от любых угроз вне своего мира и контроля – очень близко к «абсолютной безопасности». События последнего времени показали сложность и исключительно высокую стоимость такой политики и невозможность получить искомые устойчивые результаты.

Новому Президенту США придется срочно заниматься ревитализацией экономики – для этого предназначен Пакет мер в 800 миллиардов долларов, который одобрил в Конгрессе в феврале 2009 года. Средства начнут поступать достаточно медленно, и серьезное прямое воздействие на экономику станет ощутимым примерно в 3–4 квартале 2009 г. Будет довольно сложно по всем правилам отобрать те инфраструктурные проекты (федеральные сооружения) и проекты по возобновляемой энергетике, создать проекты, выделить ассигнования, начать заказы и работы.

Важнее будет «дух прекращения кризиса», который действительно может помочь и именно в США. Сложной стороной этого гигантского плана будет его дефицитное финансирование, которое потребует продажи комуто огромных объемов государственных облигаций. Больших свободных средств внутри страны, видимо, нет – следовательно, другие страны смогут продолжить свое бегство к «надежности» инструментов в условиях своих рецессий в еще большем размере. Еще один триллион долга и перекачивания сбережений поставит остальной мир в ситуацию нехватки капитала на выходе из рецессии. Так что меры по вытягиванию американского локомотива из рецессии будут похожи на предыдущие случаи за прошедшие декады. Это снова примерно такая же простая сделка между элитами мира: мы в США вытягиваем свою экономику при низком курсе доллара и на заемные средства – а вы это частично финансируете и ждете, пока откроется возможность роста экспорта в США, что вытянет и вас из кризиса. Это вполне вероятный вариант – всем нужны надежные инструменты вложения средств. Однако задачка по абсолютной величине может и не сойтись тем более, что пока идет бегство от американских частных бумаг. Во всяком случае – это также предмет для обсуждения в рамках формирования новой международной финансовой архитектуры.

2. Глобальные проблемы и мировой кризис – угроза….

Мировой экономический кризис начался в прошлом 2008 году резко и неожиданно для основных мировых игроков – правительств, крупных компаний, населения, международных организаций. Одновременный финансовый кризис и взлет сырьевых, продовольственных и энергетических цен в конце мощного циклического подъема мир видел и раньше, но то было четверть века и более назад – в полосе 1974–1982 годов (см.

график 1). По динамике реального ВВП видно, насколько синхронно поворачивает вниз динамика ведущих стран – намного более едино, нежели это было практически во все предыдущие кризисы. Рецессия уже видна на месячных данных, и она становится сильнейшим внешним параметром – не всем ещё осознанным – для решения всех глобальных политических и экономических проблем. «Великая Депрессия» 30-ых годов (с 40% падением ВВП в США) пока не грозит – она была результатом длительного разрушения финансовой системы ведущих стран и разрушения мировой торговли через протекционизм (как говорят шахматисты, это был «кооперативный мат»). Такая ловушка, из которой трудно было выкарабкаться, сама по себе не может сложиться – это может произойти в случае раскручивания торговых войн и неудачных решений. Так что потребуется огромная осторожность в поведении стран, серьезная кооперация и учет критически важных интересов сторон. В условиях нарастающих потерь рабочих мест, роста бюджетных дефицитов неизбежно изменение приоритетов в макроэкономической политике.

Современный мир в начале 21 века приобрел было большую ясность целей и глобальных проблем, которые он пытается решить: бедность (Цели Тысячелетия к 2015 г.), сохранение климата, устойчивое развития в целом, обеспечение прав человека, борьба с терроризмом. Экономический ландшафт стал более однородным, более открытым и вполне либеральным. Перед начавшимся мировым кризисом за 2003–2008 гг. мировой ВВП вырос на треть. Большая макроэкономическая стабильность в ЕС, Латинской Америке позволила создать значительные ресурсы у стран и у крупных компаний для достижения национальных и корпоративных целей.

В то же время грандиозность глобальных целей поставила всех перед тяжелым выбором, какими методами и за счет каких материальных и финансовых ресурсов их можно достичь. Есть определенный прогресс в борьбе Более подробно см. также Л.Григорьев, М.Салихов «Мировой финансовый шок-2008: старт глобального кризиса» в этом издании.

с бедностью в Китае и Индии, но успехи в других регионах очень ограничены. Трансформация советского блока к рыночной экономике и демократии сопровождалась тяжелейшим кризисом и отбросила по развитию целый полумиллиардный по населению регион на одно-два десятилетия назад (даже если уровень ВВП и восстановился). Переговоры по ситуации после истечения в 2012 году срока действия Киотского Протокола идут медленно и сложно, сталкиваясь с объективными проблемами различия интересов.

График 1. Динамика реального ВВП мира, США, Китая, ЕС и России, 1970–2009, % к предыдущему году за несколько лет стало явным невозможность решить мировые проблемы счет текущих ресурсов – не нарушая ничьих интересов.

Не удалось провести мобилизацию ресурсов на глобальные цели до экономического кризиса. Как нельзя на «остатках» бюджетов изменить ситуацию с «помощью развитию», так нельзя на 1% мирового ВВП (рекомендовано Международным Энергетическим Агентством – фактически около 0,5%) решить все энергетические проблемы мира: возобновление углеводородных ресурсов, развитие атомной энергетики, радикальное увеличение энергосбережения, борьба с энергетической бедностью, расширение использования возобновляемых ресурсов, снижение уровня выбросов парниковых газов и глобального потепления.

Финансовый кризис 2007–2009 гг. поставил под вопрос возможность их координированного решения, хотя это еще не осознанно и принято во внимание. В уравнение выживания глобальных задач человечества в условиях кризиса некоторые компоненты могут не попасть как приоритетные в ближайшие два-три года. Первой жертвой мировая кризиса, очевидно, становится макроэкономическая стабильность. «Большая Двадцатка» дружно снижает налоги в условиях кризиса и резко увеличивает субсидии многим предприятиям. При коротком кризисе это может иметь ограниченные последствия, но при затягивании рецессии это приведет к результатам, угрожающим успехам 90-х годов в этой области. Инфляция придавлена падением цен на сырьевые и продовольственные товары, но эта типичная черта циклического кризиса может быть перевернута при начале роста. Борьба с бедностью, похоже, может оказаться отложенной опять, поскольку часть стран теряет свои доходы, но другие страны, возможно, уже теряют ресурсы и волю для помощи «другим бедным» при быстром увеличении «своей безработицы». Мы полагаем, что многие энергетические цели будет сложнее достичь при падении цен на энергоносители, сокращения доступных фондов и тяжелейшей конкуренции в области промышленных субсидий и расходов на НИОКР.

На фоне ужесточения глобальных проблем продолжаются попытки решить свои национальные проблемы, причем в ряде случаев силовым путем. за это время выявились проблемы с уверенностью в устойчивости энергоснабжения мира, а также с финансовой архитектурой мира, которая до той поры выступала как опора в решении многих проблем.

Так что в экономике, как и в политике «конца истории» нет и не видно, а впереди тяжелый период, который потребует огромной координации со стороны ведущих стран мира. Вопрос смогут ли они справиться с проблемами, как дружно, с какими потерями и компромиссами. И второй вопрос – готовы ли на это элиты, могут ли они перестроить и адаптировать свои повестки дня под острые проблемы мира.

Кризис будет оказывать давление на действия элит и правительств, постепенно будет переключать все больше финансовых ресурсов на социальные цели в 2009–2010 годах. Глобальные вопросы останутся на повестке для среднего класса и многих партий и политических деятелей.

Надо также ставить вопросы о потере стабильности и безопасности в мире в отношении многих локальных (тлеющих и действующих) конфликтов. Мир не может себе позволить возрождение пиратства – это прямой признак провала “governance” в мире. Многие заняты защитой своих судов и выплатой выкупов за свои суда. В мире много кто наживается на конфликтах, политических трениях. Во время мировой рецессии относительные издержки, которые мы все вместе платим различным «пиратам», возрастают относительно дохода (как доходы коррупционеров внутри стран).

Наиболее тяжелые времена для правительств по выбору приоритетов настанут летом – осенью 2009 года, когда надо будет «верстать»

бюджеты на 2010 год. В этот период первый успех антикризисных программ оставит много недовольных. В этот период особенно явной будет правота мудрости выражения: правительства выбирают победителей, но проигравшие выбирают правительства. защитить реалистичные успехи экономических шагов правительств от политических оппонентов и действительно пострадавших будет тем более трудно, что безработица в мире вырастет в силу инерции процессов запущенных уже в 2008 году.

Важно уже на ранней стадии мировой рецессии наладить взаимодействие ведущих стран мира по широкому круг важных мировых проблем, что позволит снизить тяготы и конфликты тяжелой экономической полосы.

3. Социальная структура и отношения между элитой и средним классом Воздействие внутренних социально-экономических проблем великих держав на их внешнюю политику обычно особенно заметно в периоды выборов и кризисов. Всякая социальная структура лучше чувствует себя в подъем, нежели в рецессию при растущей безработице – при высоком неравенстве проблемы усугубляются. Однако мы хотим указать и на то, как определенные неписанные соглашения между политической элитой и средним классом, относительно бедными слоями общества являются важным фоном для поддержания определенной линии также и во внешней политике. Политическая элита через правительство предположительно обеспечивает внешние условия роста в стране и поддержание в рабочем состоянии внутренние механизмы.

Мы исходим из того, что увеличение неравенства и ослабление позиций среднего класса в США, отмеченной многими исследователями, не проходит бесследно для процесса принятия решений по многим вопросам. Таблица 1 показывает, как быстро нарастало неравенство в англосаксонских странах по сравнению с европейскими. В США в последние полтора-два десятилетия при весьма умеренном росте среднего дохода с середины 90-х по середину 2000-х он вырос с 30,7 до 33 тысяч долларов – а разрыв с медианным доходом увеличился до 18%. Это и указывает на рост дохода более состоятельных слоев общества по сравнению со средними и бедными слоями.

Таблица 1. Средний доход, всё население, тыс. долларов США в базе середина 2000-х, 1970–2000-е гг.

Среднедушевой доход, тыс. долл. США Разница среднего и медианного дохода, % к среднему доходу Прим.: пересчёт из национальных валют в базе mid-2000s в доллары США в базе mid-2000s осуществлён по средним курсам за 2005 год: EUR/USD = 1,25; GBP/USD = 1, Благосостояние населения – это основная и официальная цель каждого государства, и скромный рост доходов при огромном увеличении долгов и государственных расходов требует определенного общественного основания и оправдания. В условиях широкой либерализации США и Великобритания показали в 90-е и 2000-у годы более высокие темпы экономического роста при существенном росте социального неравенства. Очередной раз оказалось, что благо роста при нарастающей либерализации сопровождается определенными издержками, в частности социальными. Динамика отношения доходов семей 9 дециля к доходам семей 5 дециля (то есть второго по доходам с среднему уровню) нарастает с 80-х годов при том, что отношение средних слоев к бедным остается практически неизменным. Ослабление позиций среднего класса отмечено в литературе и является предметом заботы социологов и политиков.

График 2. США: отношения средних доходов 5го дециля к 1му и 9го к 5му Прим.: Децильный коэффициент дифференциации доходов, рассчитанный по 9-му децилю.

В течение длительного времени – во всяком случае в последние полтора десятилетия даже этот рост доходов и – главное потребления – во много поддерживался за счет роста внешнего заимствования и снижения сбережений населением. Собственно рыночная стоимость сбережений поддерживалась тем, что росла стоимость различных ценных бумаг (в том числе с развивающихся рынков) в пенсионных, страховых, взаимных фондах. Биржевой крах 2000–2001 годов не поколебал в общем уверенности населения – норма сбережений не выросла в 2002–2007 годах. Приток дешевого внешнего капитала, низкие процентные ставки и подтолкнули бум и поток спад в жилищном строительстве. При простейшем расчете (без учета вторичных положительных эффектов реинвестирования сбережений) на Графике 3 видно, насколько ниже было бы личное потребление в США в прошедшие годы, чем это фактически имело место – разница была бы очень существенная. Падение продаж автомобилей в США более, чем на треть осенью 2008 года может дать отрицательный кумулятивный эффект как для экспорта поставщикам компонентов со всего мира, так и производителям в США уже в 2009 году. Это потянет вверх безработицу в США так же, как и спад в строительстве.

График 3. Динамика потребления домохозяйств США, 1990–2007 гг., 1990 г. = 100.

Внутренние социальные проблемы развитых стран к зиме 2009 года оказались под воздействием растущей безработицы. В этом нет ничего нового за исключением того, что масштабной циклической безработицы в США и остальном мире не было довольно давно. Поколения выросли при растущих расходах на образование, социальное обеспечение, в ЕС во многих странах были достаточно щедрые пособия по структурной безработице. Попытки сократить различные бенефиции встречались крупными забастовками, особенно во Франции. И мало кто в возрасте младше 45 лет – в ЕС и даже в США – оказывался в положении длительной безработицы при серьезном кризисе. Рост безработицы и снижение налоговых поступлений всегда создавали проблему в годы рецессий, вынуждая правительства идти на долговое финансирование.

Пока основные средства бюджетов идут на поддержку ликвидности банковского сектора – и все жалуются (от США до России), что банки не дают кредитов даже из государственных средств, а тратят их на «свои» цели.

С развитием рецессии можно ожидать вскоре сдвига в фокусе от кредитной сферы к поддержке предприятий (уже началось) и к поддержке пострадавших семей. В этой истории ключевую роль будут играть американские семьи, которые потеряли огромные сбережения в финансовых институтах. Снизив свои сбережения ранее до нуля, с конца 2008 года наблюдается поворот к сбережениям из текущего дохода. Практически это связано с резким сокращением покупок автомобилей (более 30% снижения) и покупок домов. С начала жилищного кризиса в 2007 г. темпы прироста долга семей быстро снижаются с 12% до 3% в конце 2008 г. Однако из-за роста процентных ставок темпы прироста платежей по долгу остаются еще очень высокими – порядка 14%. То есть складывается совершенно новая ситуация – американские семьи, частью вынужденно от ограничения кредита, частью вынуждено от опасения за свое финансовое положение, вынуждены увеличивать норму сбережений (5% в январе 2009 г.). Это, безусловно, положительное явление в плане восстановления макроэкономической стабильности. Но в краткосрочном плане это означает определенное сокращение потребления и затруднить выход из спада. Сокращение потребления американский семей, то есть переход от нулевой к 2–3% норме сбережений от дохода осенью 2008 г.

означает падение спроса и огромное сокращение производства и импорта. Фактически речь идет о волне передачи кризиса из сектора личного потребления в обрабатывающую промышленность и сектор услуг как США, так и японии, Китая, других крупных экспортеров.

С точки зрения угрозы все большего осложнения мировой рецессии такое развитие событий означало бы сразу две важных шага «вниз»:

снижение роста в других странах; и повышение остроты публичного обсуждения хода кризиса внутри США. Практически речь идет об усилении давления на правительство со стороны общественного мнения в пользу новых мер, в том числе прямо или скрыто протекционистского характера. Ухудшение экономического положения в течение 2009 года – которого трудно будет избежать – оказало бы давление и на внешнюю политику, на характер взаимоотношений с крупными импортерами в США. С точки зрения внутренних общественных отношений каждое Правительство должно доказать компетентность элиты в решении столь острых проблем, которые могут оказаться намного более острыми в социальном плане.

Изменение социальной структуры и рост неравенства влияет на поведение общественных групп и на взаимосвязь между внутренней и внешней политикой. Оно предполагает некие специальные отношения, дающие основания для своего рода контракта между элитой (правительством в частности) и средними слоями – почему такое развитие событий является терпимым. В условиях кризиса и растущего неравенства новому Президенту США придется прежде всего препятствовать переходу рецессии в глубокую депрессию и концентрироваться на реальных трудностях страны. Первые позиции нового Президента США Б.Обамы вполне адекватны ситуации: вернуть людей на работу, что-то делать с системой здравоохранения, хотя ценой триллионного дефицита бюджета, остановить поток личных банкротств – в основном в жилищной сфере.

С российской точки зрения расширение альянсов, достижение компромиссов, лучшее понимания движущих сил партнеров на мировой арене, учет чужих интересов мог бы сократить лист озабоченностей на западе. Абсолютная безопасность от всего – это психологическое состояние, которого вряд ли даже теоретически можно достичь в реалиях планеты. Элиты могут или вместе понижать угрозу кризиса и социальных проблем или попытаться переложить груз на соседей, рискуя ростом конфликтов и спиральному распространению кризиса. Мировая рецессия, финансовый кризис, давление безработицы добавляют еще несколько опасностей для социально-политической жизни в этом мире для всех стран, включая США, и – по всей видимости – послужат поводом (если не причиной) обсудить возможные компромиссы.

4. Энергетика – глобальные дисбалансы и текущие конфликты Энергетика выступает – наравне с финансовыми рынками – как фокус для большинства проблем экономического развития. Мы сможем остановиться только на нескольких из них, которые стали ключевыми в 2008–2009 годах: цены на нефть, формирование газового Форума, украинский транзитный конфликт и воздействие усилий за сохранение климата на энергетическую политику. Глобальный дисбаланс распределения потребления энергоресурсов в странах ОЭСР и их запасов и производства в Евразии лежит в конечном итоге в основе трений по их цене.

Перепады цен в течение одного десятилетия от 8 до 145 долларов за баррель нефти не могут быть основной мирового развития, а создают основу для нескончаемых перераспределительных конфликтов. В сущности речь идет не о цене на баррель, а о доходах и об условиях развития стран и огромных регионов, что определяет их финансовую и инвестиционную стратегию, также и положение и развитие стран импортеров.

В сфере энергетики интересы элит различных групп стран действительно конфликтуют, причем повестка дня демократизации мира приходит здесь в прямой конфликт с прагматическими соображениями энергетической безопасности. В частности общие проблемы безопасности на Ближнем и Среднем Востоке предполагают поддержку западом нефтяных монархий, хотя различия протестантской и исламской феодальной элит, пожалуй, наибольшие среди возможных мировых комбинаций. Это, пожалуй, наиболее наглядный пример противоречия ценностей и целей элит с государственной прагматической целесообразностью.

Ранняя фаза рецессии обычно сопровождается обвалом цен на сырьевые товары. Это произошло в 2008 году по всем товаром – причем График 3 указывает на то, что металлы и нефть были длительное время ниже уровня 2005 года. В период 1980–90-х годов не было сделано достаточных капиталовложений в мире в добычу и переработку нефти – реальные вложения американских многонациональных компаний снизились в 80-х годах на 60%.Подъем 1990–2000-х годов в мировой экономике шел при относительно низких ценах на сырьевые товары, оставляя многие страны экспортеры сырья и энергоносителей (кроме самых богатых) в достаточно сложном положении. Эта ситуация во многом способствовала созданию порочного круга кредитования развития частными кредитными институтами развитых стран (и международными институтами) с последующими долговыми кризисами и списаниями долгов. К лету 2007 года цена на нефть приблизилась к экономически обоснованной (по предельным издержкам новой добычи) в 60 доллаСм., “Global Economic Prospects. Commodities at the Crossroads”, World Bank, Washington, 2009, p.59, Fig. 2.6.

ров. Финансовый кризис, спекуляции и бегство капиталов от биржи к рынкам сырьевых товаров привели к временному взвинчиванию цен на нефть до 145 долларов за баррель. Кризисное снижение цены на нефть до 35–40 долларов носит временный характер – это нормально для острой фазы сокращения спроса. Стабилизация спроса на низком уровне будет означать постепенную подстройку предложения (в том числе с помощью ОПЭК). Вероятнее всего, цена на нефть вернется после острой фазы рецессии к 60-70 долларам за баррель, инвестиции упадут, особенно в политически обусловленные проекты. В то же время усилятся обращения за помощью к правительствам, так как финансовый кризис будет сдерживать долгосрочное кредитование крупных рискованных проектов. Относительно высокие цен на нефть во время рецессии будут не очень приятным фактором, зато спрос со стороны экспортеров отчасти сохранится и меньше будет стран, которых мировой цикл бросил в дефолт или социальные потрясения.

График 4. Динамика мировых цен на основные сырьевые товары, 1980–2008 гг.

Сложившаяся картина снабжения нефтью мира указывает скорее на растущую зависимость Европы от нефти России и других стран СНГ, а также Ближнего Востока (см. Таблицу 2). От ближневосточной нефти зависит в огромной пропорции Китай, япония и весь остальной мир. Среди крупных потребителей только США сумели сократить долю импорта нефти из этого трудного региона до примерно 15%, переключившись по поставкам на Латинскую Америку и Африку. Однако в глобальном плане это также не делает США «абсолютно независимыми» даже при увеличении поставок нефти из различных регионов мира. Новая нефть все равно достаточно дорога, взаимозависимость в мировой экономике весьма велика, а ряд поставщиков в США политически и коммерчески дают серьезные основания задуматься о будущем. Надо думать, что попытки изолировать нефтегазовый коридор из закаспия будут продолжаться примерно с тем же успехом:

нефть и газ будут поступать, но полной независимости маршрутов их доставки от России и российских компаний добиться не удастся.

Таблица 2. География международной торговли нефтью, 2007, млн т.

Америка (вкл. Китай и японию) Создание осенью 2008 г. Форума стран экспортеров газа был встречен в странах ОЭСР с тревогой, хотя совершенно очевидно, что он не может быть картелем производителей в настоящий момент.Этому есть несколько причин: разрозненность рынков газа, низкая доля сжиженного газа и спотовых цен рынков (что есть на нефтяных рынках). В настоящий момент нет и в ближайшем будущем не предвидится появление единого мирового рынка газа. Североамериканский либерализованный рынок газа замкнут на потребление в США, но показывает практически тот же самый уровень цен, что нелиберализованный рынок ЕС (где либерализация пока больше на бумаге в Директивах). Страны, вошедшие в Форум, не имеют непосредственного отношения к американскому рынку. Европейский рынок покрывается из примерно шести крупных источников газа: Голландия и Великобритания внутри ЕС, Норвегия, Алжир, Россия и сумма поставщиков сжиженного газа (СПГ) извне. Поставки этих стран – в частности России – детерминируются по объемам и цене (привязанной к спотовым ценам на нефть). Пока существует нынешняя ситуация и 30 – летние контрактам, содержащие объемы поставок и формулу цены, картель в области производства и манипулирования квотами просто невозможен.

Пожалуй, одна невысказанная открыто «мечта» действительно ушла в небытие с формированием Газового Форума, который больше (во всяком случае пока) похож на Международное Энергетическое Агентство в изучении рынков, ценообразования и перспектив. При элементарном совместном анализе будущего мирового спроса на газ, правовых механизмов, систем ценообразования было теперь сложно надеяться (если такая мечта была) на то, что основные поставщики природного газа в огромном Евразийском регионе будут в слепую наращивать мощности добычи и доставки газа и выйдут в тяжелую конкуренцию, которая приведет к снижению цен на газ. Пока новый газ идет из многих источников, тогда как Иран не планировал ранее больших экспортных поставок газа (достаточно нефти), а Катар создал огромную экспортную машину по СПГ, но не инвестирует в нее после 2010 года.

Украинские газовые конфликты повторяются каждый Новый год.

В принципе результат каждого конфликта в сущности предсказуем Мы сознаем, что использования термина «газовый ОПЭК» шло также из России, что лишний раз доказывает нереалистичность некоторых элементов российского истеблишмента и ностальгическая демонстрация жесткости в заявлениях, которая была явно контр продуктивна.

Обычно политизация проблем энергопоставок на западе ведет к призывам одновременно ограничения инвестиций российских компаний и перехода на спотовые цены на газ, что закрепляет нехватку инфраструктуры и увеличивает возможности создания картеля.

См. Леонид Григорьев «Украина – Россия: экономика «газовой войны». В «Стратегия», 2006 г., №3, стр.69-83.

по поведению сторон. Очевидны попытки получить лучшие условия транзита и продажи на российской стороне, включая защиту Газпромом (и Правительством РФ) своих коммерческих интересов. Вот затягивание подписания и создание широкой мировой дискуссии по цене с украинской стороны указывает на политическое значение переговоров для нее.Практически вечно тлеющий газовый конфликт выглядит как запасной политический инструмент на случай выборов и для создания эмоционального фона для продвижения политических идей защиты украинской демократии от России: Голодомор в трактовке В.Ющенко, вступление в НАТО и т.п. Российская сторона оказалась очередной раз в ловушке: можно было бы помочь братскому украинскому народу в тяжелую минуту (любой опрос в России это поддержит), но не антироссийским элементам политической элиты или финансовым спекулянтам. Получение контракта на относительно «дешевый» газ выглядит как один из критериев политического успеха в Киеве. Переговоры шли бы совершенно иначе, если бы компромиссы не предполагали бы скрытую финансовую поддержку тех или иных элементов в украинской политической элите, на что упорно намекают СМИ. Кстати любой результат переговоров будет использоваться для решения предвыборных целей, он будет почти наверняка объявлены «победой» той или иной украинской партии и вызовет новые политические конфликты в стране. Исход газового саммита (на уровне министров из ЕС) в Москве остался в тени Саммита по Палестинской проблеме в Шарм-аш-Шейхе на уровне премьеров, что указывает и на масштабы проблемы, и на ее восприятие в ЕС. Итоги конфликта оставляют надежду, что это была последняя газовая война. Она шла в неудобной форме для России, давая повод всем заинтересованным сторонам предлог для наступления на российские интересы в экспорте газа. На украинской стороне перерыв в работе трубопроводов пришелся на период тяжелейшего промышленного кризиса. Как финансовые потери, так и ущерб имиджу украинской элиты был намного выше, чем, видимо, там рассчитывали.

В зиму 2008–2009 года газовый конфликт выглядит как подготовка к скорым президентским выборам в Украине, продолжающийся внутренний политический процесс. Одновременно это попытка втянуть Европейский Союз и новую Администрацию США на старую колею 2006 года. Борьба за цену на газ и газовые доходы частью украинской Московские источники жалуются, что не видят украинской стороны, которая была бы готова выполнять долгосрочные обязательства. В этих условиях даже долгосрочные соглашения по газу выглядят, как попытки решить вопросы политической конфронтации в Киеве.

Нафтогаз серьезно готовился к конфликту: закачал минимум десять миллиардов кубометров газа в подземные хранилища и, похоже, отладил реверс потоков газа с запада (от хранилищ) на Восток.

политической элиты подаются как форма защиты демократии на Украине от России в расчете вызвать «инстинктивную» защитную реакцию в Евросоюзе.Особенно тяжелая форма (прекращение поставок на длительный срок) очередного газового кризиса в отношениях Украины с ЕС и Россией в 2009 году могла быть предсказана, но российской стороне, к сожалению, не удалось избежать драматизации событий.

за исключением неизбежных комментариев в нескольких восточноевропейских странах общее отношение к этим, более драматическим событиям, чем в 2006 году, было более взвешенное и «как бы» нейтральное. Это собственно и означает некоторый успех российской стороны в «коммерциализации» газовых отношений с Украиной. Нет сомнений, что если бы наблюдателям удалось найти «ошибки Газпрома»

в коммерческой части, то лавина обвинений в адрес российской стороны была бы весьма широкой.

Проблема конфликта элит в этой ситуации чрезвычайно многослойна: элиты не хотят (лидеры «не могут») проиграть конфликт престижа, который во многом определит положение их внутри своих стран и позиции визави других мировых элит. Особенно это относится к Украине, где тяжелый коммерческий конфликт прямо задевает интересы ряда элементов элиты (и не только в ней), так что ставки оказались очень велики. Балканы и Восточная Европа оказались заложниками несовершенства как физической инфраструктуры, так и правового поля в сфере энергетики и транзита углеводородов.Длительные перебои в транзите через Украину, во многом были компенсированы поставками газа из других источников в большинство стран (кроме изолированных по причинам нехватки инфраструктуры), могут вызвать самые широкие последствия в будущем развитии европейской энергетики. Оба участника конфликта скорее понесли потери финансовые и имиджевые, но основные выигрыши и проигрыши еще впереди – в послеконфликтной ситуации.

В энергетических проектах и переговорах всего мира и особенно в ЕС появился новый фактор – планы по сокращению выбросов парниковых газов к 2020 году («20–20–20»). Идеи и усилия по сокращению выбросов вызывают все более широкую международную поддержку, с опорой Создание контроля над транзитом газа по украинской территории полностью соответствует энергетическим интересам ЕС и России. Но именно по политическим причинам этот контроль не будет признан в ЕС как «защита от ненадежного управления».

В 1994 году именно для борьбы с такими случаями была создана Энергетическая Хартия. Поразительно, но Российская Федерация де факто в большей степени выполняет ее положения (без ратификации), чем Украина (с ратификацией). А Евросоюз одновременно избегает использовать правовые механизмы Хартии, но настойчиво просит РФ ее ратифицировать. Хартия предоставляет возможности и важные принципы для переговоров.

в международном среднем классе. В то же время было бы неплохо иметь уверенность в их технической и финансовой обеспеченности и выполнимости. Планы по сокращению потребления и импорта углеводородного топлива в ЕС могут вызвать сокращение планов стран и компаний поставщиков по инвестициям под сниженные уровни прогнозируемого спроса. В то же время цели по сокращению потребления энергии и переходу на возобновляемые источники могут и не реализоваться.

Так что если страны-поставщики будут приспосабливаться к новым низким прогнозам, а последние не реализуются, то может возникнуть опасный разрыв, ведущий к росту цен на импортные энергоносители и новый поток взаимных обвинений. Приход демократической Администрации и Конгресса в Вашингтон откроет новую страницу в мировых дебатах по кооперации по сохранению климата планеты «после Киото» – в период после 2012 года. Мировые элиты поверили в эту идею в общем после среднего класса. Теперь дело дошло до поиска решений, которые окажут огромное воздействие на национальные экономики и станут связующим звеном в энергетических стратегиях.

Положение России на мировом энергетическом рынке довольно простое – это гордость политической элиты страны. Как глобальный производитель энергии она дает в 2000-х годах примерно 10,5% всей первичной энергии мира, в том числе более 5 п.п. экспортирует как 2\ всей нефти, 1\3 угля и газа. Вместе с экспортом почти 4 миллионов тонн алюминия, огромным объемом других металлов, удобрениями, бумагой эта величина еще более возрастает. Разумеется, это основной источник доходов страны, которая за два десятилетия трансформации еще так и не создала системы перемещения экспортных доходов в обрабатывающую промышленность и науку. Нужно с уважением относиться к намерениям страны выполнять долгосрочные контракты, но видеть себя в будущем не как сырьевой и энергетический источник для остального мира, но и производителем более сложной и современной продукции.

В энергетической сфере, как это ни странно, несколько легче видеть компромисс мировых игроков в среднесрочном плане, чем в целом ряде других областей. Применительно к долгосрочным задачам сохранения климата и постепенного снижения нервозности по зависимости от любого сверхконцентрированного поставщика в базисе решения все равОзабоченность вызывает, по крайней мере, один элемент стратегии ЕС «20-20-20», а именно повышение всего за 10-12 лет доли возобновляемых источников энергии с очень низких величин до 20%, особенно за пределами электроэнергетики. Рецессия только добавляет к скептицизму.

но будет лежать коридор цен на нефть в пределах 70–90 долларов за баррель (см. График 4). При этих ценах и при развернутых программах энергосбережения в США и ЕС потребность в наращивании мощностей по поставкам энергоносителей выглядит менее напряженной. Можно ожидать и более умеренного роста потребления в развивающихся странах. Одновременно этот ценовой коридор дает более или менее предсказуемые доходы странам, во многом зависимым от экспорта и сокращает размахи колебаний в их экономики, снижая как колебания импорта из развитых стран, так и вероятные социальные потрясения в самих этих странах.

График 5. Цены на нефть, доходы OPEC и России от экспорта нефти, расходы США на импорт нефти, 1980– Российские интересы энергетической сфере состоят в защите устойчивости внешних доходов и достижения ситуации, при которой никто не может подорвать финансовую устойчивость экономического развития в следующем поколении. Разумеется, критически важно эффективно использовать экспортные доходы внутри страны для капиталовложений (что не делалось до сих пор), поддержания устойчивости бюджета.

Видимо, неизбежен какой-то уровень распределительного конфликта со странами транзитерами, потребителями энергоносителей. С учетом тенденции к политизации энергетических проблем мира многими деятелями за рубежом (часто также по их внутриполитическм соображениям) наши интересы лежат в максимальной деполитизации энергетики, коммерциализации отношений, выхода из порочного круга транзитных конфликтов. Важно также по возможности не давать ненужных поводов для обвинений в использовании «энергетического оружия» и т.п., поскольку это одновременно и неправильно и вредно – даже чисто абстрактные заявления в этой сфере приносят долгосрочные убытки. Умеренность в этой сфере предполагает снижение чрезмерных ожиданий от доходности энергетики в долгосрочном плане, большого упора на эффективность реинвестиций внутри страны, более активного участия в решении глобальных проблем человечества как по обеспечению как традиционными энергоносителями (включая ядерную энергию), так включение России в активное энергосбережение на своей территории, развитие возобновляемых видов энергии и соответствующих технологий.

5. Финансовый кризис – после краха доверия Встреча Большой Двадцатки в ноябре 2008 г. в Вашингтоне не принесла никаких обязывающих решений, она не дала ни картины финансового кризиса и его причин, она не предложила новых идей. Положительным фактором можно считать призыв к предотвращению протекционизма, угроза которого будет постепенно возрастать. Времени на восстановление финансовых потоков не так много – это сильнейший канал передачи кризиса в развивающиеся страны. Если в 2007 общий приток средств из частной финансов системы развитых стран в развивающиеся страны составил 652 миллиарда долларов, то за 2008 г. он упал до 371 миллиардов. Но в октябре-декабре 2008 г. поток практически остановился (44 миллиардов – меньше трети прежнего потока). Бегство капитала в безопасные гавани увеличивает приток средств в американские государственные бумаги на фоне оттока капитала из частных бумаг. Это процесс будет иметь огромное значение для финансирования капиталовложений в США и других странах.

Откладывание следующей встречи «20» до 2 апреля 2009 г. дало время мировому кризису поставить на всех нас «чистый эксперимент»:

коллективные действия практически невозможны. Одновременно это дало время новому Президенту США провести свой пакет антикризисного финансирования, сформировать позицию по глобальным финансовым проблемам и начать (хотя бы идеологически) реформу финансового сектора. Если Европейский Союз, Россия, Китай или арабские страны надеялись предложить свое видение будущей финансовой архитектуры мира, то у них на это была только зима 2009 года. Можно предположить, что американские финансисты выйдут с предложениями, которые будут быстро реализовываться в США, что поставит мир в роль ведомых. Суть этой программы будет, разумеется, троякой: восстановление нормальной работы кредитной системы в условиях кризиса для поворота к росту; меры по предотвращению повторов таких финансовых шоков в будущем (транспарентность, больше внимания деривативам, усиление регулирования); и в сохранении ведущей роли американских финансовых институтов и регуляторов.

У нового Президента США положение достаточно трудное в этой области экономической политики, поскольку действующие институты контроля – которые считались в мире образцовыми – практически провалились. Нужны новые подходы в условиях рецессии. Дополнительный болезненный удар общественному сознанию нанесло вскрытие «Пирамиды Мадоффа» с потерей 50 миллиардов долларов. Высокодоходное предприятие с очередью на доступ (!) оказалось крупнейшей в истории «схемой Понци», так что за десятилетие участники (особенно ранние), возможно, практически получили несоразмерно высокий доход по сравнению с другими фондами и в ущерб последнему эшелону пришедших в «пирамиду».

Дружные заявления лидеров ведущих стран о координации действий в области нейтрализации последствий кризиса пока свелись к призывам бороться против протекционизма, выражению готовности работать вместе и назначению новой конференции на апрель 2009 г. США (и отчасти Великобритания) на данной стадии пытаются поддержать национальные финансовые институты путем частичных вливаний в капитал и прямую поддержку рынков за счет скупки активов, но при этом направить средства стран с большими резервами (Китай и арабские страны, Россия) в МВФ.

Мы не предполагаем, что в кратчайшие сроки произойдет серьезная реформа регулирования, МВФ и банков развития. Трудно ожидать согласия американских регуляторов на наднациональный мониторинг и регулирование. Только в части анализа системных рисков можно ожидать значительно большей роли международного сообщества финансистов.

Мудрость одновременного снижения налогов и повышения расходов на поддержку национальных производителей сразу в 20-ти ведущих экономиках мира выглядит весьма спорной и будет оплачена высокими дефицитами бюджетов, сложностями финансирования других приоритетных программ. Осложнение фискального положения ведущих стран вызовет новый соблазн нарушить «водяное перемирие» против протекционизма.

Идеологический кризис англо-саксонской модели капитализма становится реальностью на европейском континенте.

В конце 2008 года стали одновременно предприниматься попытки стимулирования экономик едва ли не всех развитых стран мира (и Китая) путем сокращения налогов и увеличения бюджетных расходов, оказания прямой помощи бизнесу (автомобильная промышленность США), принятия первых протекционистских мер (в частности, в России). Тем самым денежным властям пришлось просто пожертвовать борьбой с инфляцией.

Предыдущие переговоры о реформе МВФ показали, что США не готовы уступить или размыть контроль над международными финансовыми организациями. Так что не ясно, будет ли возможность у этой группы стран войти в капитал МВФ и расширить свои права в нем, или они останутся лишь временными кредиторами. Мировые организации (Financial Stability Forum) признают, что «требуются реформы, однако на базе существующих инструментов». В этой ситуации возможная позиция России: «серьезные реформы с понятными практическими предложениями – от лица всех или части развивающихся стран» с учетом новой расстановки сил на мировой арене.