«ЭВЕНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА Составитель Вячеслав 0ГРЫЗКО Москва Литературная Россия 2005 Библиотека писательской артели Литрос ЭВЕНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА Составитель Вячеслав 0ГРЫЗКО Москва Литературная Россия 2005 Библиотека ...»

Неторопливость повествования мы обнаруживаем и в романе А.Кривошапкина «Берег судьбы». Писатель подробно описывает

ОЛЬГА ПАШКЕВИЧ

многие обычаи ламутов: обряд медвежьей охоты, обработку оленьих шкур, поверья, обряд при рождении ребенка и другие. Несуетливо ведёт себя и главный герой романа Нэге. Это подтверждает, например, эпизод, когда Корпикай приказывает ему послать маленького сына пастухом к Нээдэми. Нэге решительно отвечает: «Пока я жив, собственным сыном буду распоряжаться сам», медленно выходит из илуму и направляется к нартам. Разозлённый непослушанием работника, которого считал до сих пор своей собственностью, Корпикай хотел схватить его, но за Нэге заступился вооружённый винчестером его друг Тумээ. После инцидента Нэге также с достоинством, не спеша стряхивает снег с одежды и уезжает к себе.

Возможно, стиль общения проявляется и в так называемой устной манере повествования, влияние которой на поэтику младописьменных литератур пока не получило достаточного научного освещения.

Таким образом, исследование национального менталитета в эвенской литературе позволило нам выявить определённые закономерности. Платон Ламутский и Андрей Кривошапкин в своих произведениях в той или иной форме передают национальное мировосприятие, показывают представление эвенов о происхождении мира и строении Вселенной, сюжеты произведений, авторские отступления, описания обычаев, обрядов, поведения героев способствуют раскрытию ментальных факторов.

ДУХ ЗЕМЛИ

Анастасия МЫ РЕЕВ А

УРОКИ ПРЕДКОВ

Человек и природа в эвенском В условиях Севера, особенно арктического, экологические проблемы получают наиболее острое звучание, что находит немедленный отклик и в литературе. 20 век характеризуется глобальным вмешательством в биосферный порядок, интенсивный промышленный натиск нарушает экологическое равновесие, деформирует традиционную среду обитания северных народов, и это имеет самые негативные нравственно-психологические последствия. Как отмечает В.Распутин; «Разорялась родовая земля маленького народа, а вместе с ней терял свои родовые черты и он».

Закономерно, что в литературе на первый план выдвигается экология человека, задача сохранения его духовности, нравственности, национального характера, языка, истории народа.

На Севере тысячелетиями складывалась особая культура взаимоотношений человека с природой, своеобразный нравственно-психологический климат, приобретающий в современных условиях общечеловеческое значение. Выступая на международной конференции по проблемам образования под эгидой ЮНЕСКО, французский учёный Жан Малари высказал мысль, что на Западе с надеждой смотрят на северные народы как на духовный, нравственный резерв человечества.

Закономерно, что проблема «человек и природа» стала центральной в первых романах эвенской литературы, появившихся в 1980е годы: «Дух Земли» П. Ламутского (1987) и «Берег судьбы»

А.Кривошапкина( 1988). Характер типологической общности приобретает в этих произведениях черты повышенного внимания к традиционному укладу жизни эвенского народа, стремление художественно воссоздать диалектику традиционного и современного.

Философски значима символика названия произведения П. Ламутского. Как говорит герой романа, настоящим духом земли, её хозяином является человек с чистой душой, с добрым сердцем. В романе художественно полнокровно, психологически проникновенно показан традиционный жизненный уклад жизни эвенского народа в начале 20-го века. В умело выписанных характерах, в судьбах представителей трёх поколений семьи охотника Маркани представлено жизнеустройство, отличающееся органической слитностью человека и окружающего мира.

АНАСТАСИЯ МЫРЕЕВА

Проблема «человек и природа» охватывает всё художественное пространство романа, проявляясь многопланово. Сам ход сюжета романа, пространственно-временные связи в нём, хронотоп (термин М.Бахтина) как бы определяются круговым вращением жизни природы в её естественном течении. Природа — постоянный неравнодушный соучастник в перипетиях судеб героев, и в то же время выступает как самостоятельный лирический образ родной земли.

Традиционное занятие эвенов — охота — рождает особую систему взаимоотношений человека с природой, нравственные заповеди, передаваемые как главная ценность, от поколения к поколению. Человек-охотник всю жизнь читает одну великую книгу — Книгу Природы, учась постигать её сокровенные тайны. Герой романа убеждён, что всё в природе имеет свою душу и нуждается в почтительном, уважительном отношении к себе.

Природа для героев П. Ламутского — живая, одухотворённая.

Так, юный Гарпуни убеждён, что лес может петь, но не каждый способен услышать эту песню. Это только равнодушному взгляду постороннего тайга кажется однообразной, а на деле она полна жизни, в ней неповторима каждая ложбинка, каждая гора — надо только присмотреться.

Одним из сквозных природных образов-лейтмотивов в романе является образ матери-земли. «Земля —лицо духа земли, нельзя её уродовать, калечить». Как самое ценное, мать Татина отдаёт сыну, уходящему далеко от родного очага, узел с горстью земли:

родная земля и в горе спасёт, не даст пасть духом.

Стихия родной природы играет определяющую роль в формировании самобытного национального мировосприятия. Северная природа формирует особый склад характера; мужественного, упорного, жизнестойкого. Значима символическая деталь в авторских размышлениях: «Травинка, рвущаяся к солнечному свету, пробивается сквозь камень».

Организующую роль в художественном мире романа получает изображение взаимоотношения поколений «отцов» и «детей», сам сложный процесс формирования личности. В системе народных представлений о воспитании ключевым является убеждение, что сам человек является частью природы. Дети открывают красоту родного края, проходят «жизненные университеты» в совместном труде со старшими, в буднях охоты.

Главный смысл своей жизни герои романа видят в воспитании достойного наследника, который сможет дальше нести эстафету нравственных традиций народа. Органичны в романе легенды и предания. Символичен подтекст легенды о кукушке, разочаровавшейся в своих птенцах и переставшей вить гнездо для них. Подобно беспамятливому манкурту в романе Ч.АйтДУХЗЕМЛИ матова «И дольше века длится день», герои П. Ламутского убеждены, что человек, не усвоивший нравственных уроков предков, подобен младенцу, не испившему материнского молока. В традиционном образе жизни северных народов значимо поклонение явлениям природы: духу земли, охоты, огня. Общее в условиях жизни проявляется и в близости духовной культуры. В романе П. Ламутского ощутима близость верований эвенов, рождённых особыми отношениями человека с природным миром, верованиям якутов. Для северного народа характерна, как это показано в романе, святая вера в спасительную силу слова, заклинания, отсюда и своеобразная роль шамана как посредника между человеком и природой.

Определяющую роль в романе играет авторская позиция, в основе которой лежит гуманистический народный идеал доброго и справедливого человека. Важен оптимизм авторской концепции, основанной на вере в нравственное, духовное здоровье народа.

Жизнь эвенов показана в романе не в идеализированном виде, а в полноте жизненной правды, в противоречиях и трудностях.

Не всякая традиция — благо, порой слепая власть традиционных представлений трагически отзывается на судьбах героев.

Так, случайно встреченные на пути останки мамонта драматически усложнили участь семьи охотника, члены которой чуть ли не стали изгоями в своём роду.

Новые веяния жизни коснулись и традиционного уклада эвенов, усложнили взаимоотношения людей, породили острые конфликтные ситуации, о чём более остро повествует роман Андрея Кривошапкина «Берег судьбы». Типологически общим для произведений обоих авторов является художественное постижение особой экологической культуры, рождённой тысячелетней историей северного народа. Как писал В.Санги, в произведениях А. Кривошапкина выражено не только «ощущение себя в природе», но и «природы в себе».

Как и в романе П. Ламутского, в центре внимания автора сложный процесс формирования характера будущего охотника — юного Омчэни. В одной из ранних повестей «Золотой олень» А. Кривошапкин высказал свою глубоко выстраданную тревогу: «Как бы не потерять нам оленя и родной язык. Только при условии их сохранности живым останется мой народ».

Эта мысль лежит в основе авторской концепции в романе «Берег судьбы». Лейтмотив произведения — «природа ищет равных себе», только сильные духом могут сродниться с ней. Глубокое знание жизни родного народа определяет тонкий психологизм и лирическое звучание повествования. С другой стороны, роман отличает острота социального конфликта, обусловленного перипетиями судеб ламутского народа, оказавшегося в трагических обстоятельствах, угрожающих самому существованию народа.

Представители разных народов: эвен Нэге, русский Семёнов, якуты Новгородов, Аммосов — духовно близки своей человечностью, деятельной заботой о будущем народа. В романе поэтизируются человеческие отношения, основанные на подлинном взаимопонимании и доброте, у недоброго нет будущего.

В осмыслении проблемы «человек и природа» Платон Ламутский и Андрей Кривошапкин едины в главном: стремлении художественно запечатлеть уникальный духовный, нравственный опыт своего народа, имеющий общечеловеческое значение. Всепроникающее природное начало в романах эвенских писателей воспринимается как основа художественного осмысления сложной взаимосвязи национального и общечеловеческого в народном духовном опыте, утверждения гуманистических идеалов красоты, добра и справедливости.

ДУХ ЗЕМЛИ

Юлия ХАЗАНКОВИЧ

ДУХ ЗЕМЛИ

О своеобразии современной Изучение современной эвенской литературы невозможно без обращения к её истории, которая так и остаётся неизученным до конца явлением. Литература народов Севера как художественный феномен строится на соотнесённости двух реальностей — фольклорной и собственно художественной, что создаёт своего рода вольтову дугу, напряжение от которой питает творчество каждого конкретного писателя.

Проза в эвенской литературе прежде всего представлена повестями и романами Николая Тарабукина, Андрея Кривошапкина, Платона Ламутского. Творчество каждого — новый рубеж в становлении и развитии литературы народов Севера в целом.

Критика с силу ряда обстоятельств искала классово-социальную подоплеку в творчестве писателей-северян и именно ей нередко определяла «актуальность проблематики» произведений. Вот потому есть необходимость в контексте национального литературного процесса показать индивидуальное своеобразие творчества эвенских прозаиков и поэтов.

О преемственной связи творчества писателей-северян с русской литературой и эвенским фольклором на тематическом, проблемном, стилевом и образном уровнях говорилось не раз, но проблема новаторства и традиций остаётся актуальной в северном литературоведении. Нам представляется важным определить тенденции развития национальной эвенской прозы в контексте становления романо-эпического мышления. Эвенскую прозу характеризует то, что в ней создаётся подлинно национальный мир в соответствующих ему образах и коллизиях, «в реальном историческом и этнокультурном контексте».

Творчество каждого художника имеет своё место и значение в современной эвенской литературе — оно прежде всего позволяет глубже эвенам «заглянуть в себя» и «познать себя».

Изначально формирующим фактором становления северной прозы была потребность исповедоваться, открыть миру неординарность своего этноса: неизвестные характеры, неведомые миру национальные реалии и т.п. «Исповедальный» характер первых повестей эвена Николая Тарабукина, удэгейца Джанси Кимонко, юкагира Тэки Одулока признаётся большинством исследователей.

ЮЛИЯХАЗАНКОВИЧ

Историю эвенской прозы целесообразно рассматривать в аспекте поиска собственного места в многонациональной литературе, своего художественного «Я» каждым автором, национальной творческой самоидентификации. Накопление художественного опыта шло в двух направлениях — освоение национальноэтнического содержания и поиск новых содержательных форм:

отталкиваясь от классических образцов русской многонациональной повести и романа, писатели обращаются к эвенской художественной традиции нимкара, куда входят сказки и старинные эпические повествования, или тэлгэнэлам, который включает в себя бытовые рассказы, легенды и предания исторического характера. Необходимо заметить, что обращение к традиционным формам эвенского фольклора (прозаическому повествованию и прозаическому диалогу) способствовало адекватному отражению национального содержания жизни. Писатели перемешивают известные традиционные приёмы, художественные средства изложения повествования, сюжета, экспериментируют, активно осваивая фольклорный пласт. Следует оговорить, что поиск соответствующей формы в эвенской прозе не был самоценным — форма обуславливалась и. предопределялась национально-этническим содержанием.

В центре повествований эвенских прозаиков — история жизни отдельного человека, семьи, рода, но история их жизни становится индивидуализированной историей всего этноса. Вот потому художники зачастую обращаются к эпическому жанру — повести (повести Н.Тарабукина «Моя жизнь», А.Кривошапкина «Уямканы идут на Север», «Белая дорога»), и романы (романы П. Ламутского «Дух Земли», А.Кривошапкина «Берег судьбы»). «Бытовое» содержание повестей и романов, где повествуется о реалиях эвенского быта, предопределено в какой-то степени содержанием эвенского фольклора. В последнем, помимо рассказов исторического содержания, где говорилось о вражде отдельных эвенских родов, с целью военных столкновений между ними с целью добывания жён и увеличения своих стад, существовали сказания, где отражались основные виды хозяйственной деятельности эвенов в прошлом — охота, оленеводство, рыболовство, Первую эвенскую повесть Николая Тарабукина «Моя жизнь» (1938) одни исследователи отнесли к «лирической прозе», другие — к «реалистическому повествованию». На наш взгляд, реализм прозы Н.Тарабукина можно определить как поэтический реализм, но с той важной оговоркой, что для писателя поэтично то, в чём заключается бытовая правда или правда добра. В автобиографическом повествовании Тарабукина описано время его детства, юности, реставрировано детское восприятие происходящего — в том его правда, реализм и своеобразная поэзия. Проза художника так же поэтична, как

ДУХ ЗЕМЛИ

и его поэзия, но здесь поэзия одновременно носит черты эпичности.

Автор смотрит на происходящее с высоты жизненного опыта взрослого человека. Однозначно и то, что Тарабукин мастерски владеет словом, ритмикой эвенского фольклора. Обилие диалогов между героями, особый строй речи берёт начало в старинных эвенских сказаниях, где рассказ чередуется с песней-диалогом героев (волшебные и героические нимканы).

Органичное соединение рассказов-бывальщин о жизни маленького сироты образует единое повествование, которое скрепляется образом самого главного героя. Присущая повести фактологическая детализация, берущая исток в исторических преданиях, в целом позволяет автору передать сам дух времени, историко-бытовые реалии жизни эвенского народа. Повесть Тарабукина не была «заказом» времени: художественной и социальной сверхзадачей повести было отразить коренные изменения, которые совершались в сердце и судьбе главного героя, а вместе с тем в судьбе и сознании своего народа. Следует заметить, что повествование Тарабукина заложило определённые традиции в литературе народов Севера. Так, к современной описательной повести можно отнести повесть Марии Федотовой «Шалунья Нулгынэт» («Полярная звезда», 1997, № 6) — по своей форме и структуре она сходна с повествованием первого прозаика.

Путь развития эвенской повести своеобразен. Во второй половине 1980-х годов жанр повести и романа снова получает своё развитие, в творчестве наших современников — Андрея Кривошапкина и Платона Ламутского.

1. Обстоятельства сильнее характера?

Известный эвенский прозаик, поэт, публицист Андрей Кривошапкин (р. 1941) родился в селении Себюн-Кюель Кобяйского улуса. В 1970 году окончил факультет народов Севера Ленинградского педагогического института им. Герцена. После окончания вернулся в родное село, где руководил местной школой, Позднее он ушёл управляющим оленеводческим отделением совхоза «Кировский», занялся выведением племенного стада. Именно проблеме оленеводства и традиционных отраслей северян Кривошапкин впоследствии посвятит книгу «Белая дорога», куда вошли в переводе Вл. Крупина две повести — «Белая дорога» и «Уямканы идут на Север».

Развитие современной повести в эвенской литературе проходило в контексте общесоюзного литературного процесса. На уровне тематики это проявилось в разработке А.Кривошапкиным «производственной» и «экологической» тем. В.Огрызко одЮЛИЯ ХАЗАНКОВИЧ нажды по этому поводу сказал: «К сожалению, эта книга мало чем отличается от набившей в 1970 — 1980-е годы оскомину «производственной прозы». Во главу угла писатель поставил непосредственно производственный процесс... а вот люди с их страстями отошли у него на второй, на третий или четвёртый план». Но что же всё-таки такое «производственная проза», в контексте которой получили своё звучание повести А.Кривошапкина? На наш взгляд, к прозе такого плана следует отнести только одну повесть прозаика — «Белая дорога».

Литература 1970 — 1980-х годов нередко шла «от проблемы», и многие поднимаемые темы носили оттенок сиюминутности. Произведения просто оказывались «иллюстративным материалом» к жизненным явлениям, а человек в «производственной прозе» оказался своего рода «фоном», на котором решались производственные конфликты и проблемы. Герои, ситуации, конфликты в повествованиях казались искусственно заданными. Сюжет повести А.Кривошапкина «Белая дорога» всецело отвечает «устойчивой традиции» производственной прозы. Молодой оленевод Гена Умтичанов, «положительный герой», вступает в разногласия, а затем в открытое противостояние с бригадиром оленеводческого стада Кадаром Болгитином. В чём же суть их разногласия? Для Кадара главное — выполнение плана по мясосдаче, а если план будет выполнен, то его ожидают награды, слава и почёт. И поэтому он готов пожертвовать даже самыми крупными и здоровыми оленями. Гена, думая о завтрашнем дне, противится этому. Ведь если сегодня не сохранить племенных оленей, то в будущем порода измельчает, что приведёт к исчезновению оленьего стада. И Геннадий, и Кадар выступают в повести как «люди своего дела».

Но Кривошапкин словно высекает из многоликого человеческого бытия узкий сектор: «человек на производстве». Видимо, этим объясняется обилие производственной конкретики, детального описания оленеводческого дела.

Каждый характер в повести целостен и однонаправлен, поэтому создаётся впечатление некой «усеченности» образов главных героев — они лишены «полнокровности». Кривошапкин не показывает Геннадия и Кадара в быту, в сфере личной жизни, а, следовательно, нет полной правды о человеке. Идея повести оказалась как бы «от проблемы», потому и не возникла «внутренняя тема»

(И.Виноградов), позволившая бы Кривошапкину переключиться от реалий производственных дел к категориям бытия, к художественному обобщению. Но при всём этом всё-таки человек в повести не стал просто «фоном», средством раскрытия производственного конфликта. Прозаику удаётся чётко поставить проблему героя и среды: особое внимание он уделяет изображению взаимоотношений человека с окружающей его средой, даётся мотиДУХ ЗЕМЛИ вировка поступков Геннадия и Кадара, обусловленная не только внешними обстоятельствами, но и личностными качествами и устремлениями героев.

Повесть «Белая дорога» — это своеобразная попытка социального исследования: откуда появляются люди с потребительской психологией, подобные Кадару Болгитину, и почему угасает оленеводство как традиционный вид хозяйства эвенов. В повести исчерпывающий ответ даёт старик Семён: «Любви нет. Раньше оленя любили, а сейчас бьют. Озлобились люди. Под себя гребут». В небольшом повествовании Андрея Кривошапкина звучит ещё одна тема—-тема труда, которая получает у прозаика нетрадиционную интерпретацию: материальность «работы», которой занимается Кадар, противопоставлена «живому труду», составляющей частью которого оказывается любовь к своему делу. Труд есть проявление духовной жизни человека. «Человеком труда» в повести становится Геннадий Умтичанов, который одерживает моральную победу над Кадаром. Семантика названия повести — «Белая дорога» — уходит в фольклор северных народов, а метафорический образ «белой дороги» непосредственно связан с образом Геннадия. Белая дорога — это дорога добра, любви, бескорыстия и правды. Это — дорога жизни Геннадия Умтичанова. С которой он не хочет сворачивать.

Повесть «Уямканы идут на Север» А.Кривошапкина скорее представляет собой образец «новой» производственной прозы, структурный признак которой — выход на «масштабные» общечеловеческие и социальные проблемы. Кривошапкину это удалось благодаря обращению к «насущной», «вечной» теме — человек и природа. В повести мы находим и философское обобщение. Но Кривошапкин «прорыв» делает не в «человеческом факторе» — характеры у него остаются прежними, — прозаик обращается к образу Однорогой — вожаку стада снежных баранов. Её глазами оцениваются происходящие события — отстрел баранов на мясосдачу. Однорогая олицетворяет собой саму Матерь-Природу, и её образ сходен с образом голубоглазой волчицы Акбары из романа Чингиза Айтматова «Плаха». Не человек, а Однорогая становится «героиней» повести, воплощая собой красоту и духовность Природы. Композиция повести строится на соотношении двух планов — жизнь Однорогой, её стада, и люди, в обществе которых уживаются две правды. Кириллов исповедует свою религию: «Я всегда горжусь, что снежные бараны живут у нас. И эту красоту нам доверено беречь, равно как и оленей. Уямканы и олени — непреходящая ценность моей земли». И тем самым он противостоит варварскому отношению к Природе Николаева и ему подобных, браконьерски отстреливающих с вертолётов снежных баранов. В повести «Уямканы идут на север» Кривошапкину удаЮЛИЯ ХАЗАНКОВИЧ ётся отойти от банальной «производственной тематики» и глубоко исследовать саму систему отношений между людьми, человеком и природой. Он уже обращается к философским проблемам, к «вечным», «проклятым» вопросам — ответственности и вины, жизни и смерти. Жизнь Однорогой — фон для показа существенных сторон бытия современного человека, который в образах «цивилизаторов» Николаева, Митяева, Романова утратил слитность с природным миром. Некогда органическая часть природы, «двуногий» оказывается чуждым ей существом, противостоящим и истребляющим её. Кривошапкин представил особый художественный ракурс — «человек глазами природы», и через отношения человека к дикой природе прозаик показывает «уровень человечности» в человеке. В повести как бы отдельно от человека продолжает существовать природный мир, поставленный вне закона, а потому он обречён. Концовка повести символична: снежные бараны уходят, оставляя обжитые места, где «всемогущий двуногий настиг с ревущего вертолёта», погибает Однорогая в неравной схватке, оставляя бочикана, дальнейшая судьба которого остатся неизвестной.

В 1988 году Андрей Кривошапкин выпустил на русском языке в переводе Владимира Фёдорова роман «Берег судьбы». Вероятно, обращение прозаика к романной форме было определено стремлением автора познать общество и историю своего народа. Писатель делает акцент на историческую жизнь эвенов первой четверти XX века, тем самым продолжая традиции романических повествований 1960 — 1970-х годов — исторические романы В.Сайги, С.Курилова, Г.Ходжера, Ю.Рытхэу. Через жизнь главного героя — бедного охотника Нэге — Кривошапкин пытается осмыслить историческую судьбу своего народа. По своей проблематике роман «Берег судьбы» ближе к «социально-историческому» роману, так как в центре повествования — исследование социальной истории эвенского сообщества в начале XX века, а не «социальноклассовых» отношений — бедных и богатых, «красных» и «белых».

Чтобы проникнуть во внутренний мир своих главных героев — бедняков Нэге и Тиба, Кривошапкин выдвигает на первый план «обстоятельства» их жизни, которыми определяются их действия, поступки, мироотношение и сама судьба. Романист ставит перед собой задачу не только дать «нравоописательную» трактовку характеров бедняков и богачей Байдычана, Нээдэми, шаманов, но и представить характеры отдельных героев в развитии.

В экспозиции романа Андрей Кривошапкин «уходит» в правремя жизни предков рода главного героя — бедняка Нэге, где ставит основную проблему романа — проблему выживания ламутского рода. Прозаик в романе «Берег судьбы» следует принципу психологического анализа. Он прежде всего обращается к сложДУХ ЗЕМЛИ ному духовному миру своего героя, который не просто живёт и борется за физическое выживание семьи, но и задумывается над смыслом своей жизни, причинами бедственного положения рода.

Кривошапкин подчёркивает, что драматическое положение Нэге обусловлено не личным, а социальным характером, самими жизненными обстоятельствами, заложником которых он оказался вместе со своей семьёй — полная зависимость от богачей и охотничьей удачи.

Художественным решением в романе Кривошапкина стало то, что «видение мира» он перенёс в «кругозор» своих героев — Нэге и Тиба, благодаря чему ему удаётся отразить объективную и субъективную «картину жизни» эвенов, показать её «изнутри», а вместе с тем создаётся впечатление «авторского невмешательства» в ход повествования. Через призму взглядов бедных семей преломляется жизненный уклад и нравы богачей Нээдэми и Байдычана, которые живут по неписаным законам силы, вседозволенности, корысти и наживы.

Образы Нэге, его жены Анны и охотника Тиба, вокруг которых организуются события, в романе раскрываются многопланово:

не только через поступки и отношения к происходящему, но и через речь, через их мысли, которые раскрывают психологические причины, вызвавшие сам поступок; автор пытается показать их как Личности. Например, Кривошапкин изображает Нэге как напряжённо мыслящего человека — он бесконечно думает, задаёт себе вопросы; как человека ищущего, что подчёркивается сетью его размышлений. «Ход» его мыслей зигзагообразен и сложен, что выдаёт его озабоченность и обеспокоенность за будущее: «Когда теперь к нам наведается купец? Хорошо бы осенью... А если не приедет, тогда как быть? Где добуду табак, чай?.. Подожди-ка, Нэге, что-то больно о многом размечтался... Допустим, приедет купец, а чем ты с ним расплатишься?..» Перед нами возникает образ бедного, но духовно богатого человека — потому Кривошапкин его восприятие окружающего делает призмой преломления национальной действительности начала XX века.

Во всех произведениях Кривошапкина достаточно ярко выражается авторская позиция и отношение к своим героям. Через определённые художественные средства и приёмы, систему отрицательных образов прозаик раскрывает характеры своих главных героев и основную идею произведения. Хотя идея произведения получает своё образное воплощение, но тем не менее Андрей Кривошапкин в изображении отдельных характеров, описании некоторых сцен не избежал публицистичной обнажённости, описательное™ и схематизма. В этом отношении оказались наиболее уязвимы страницы, посвященные революционерам и их борьбе за улучшение жизни ламутов и т.п.

ЮЛИЯХАЗАНКОВИЧ

Роман «Берег судьбы» отличается от предыдущих произведений Кривошапкина индивидуальностью художественного стиля.

Стилистика авторской речи и речи героев очень своеобразна: самобытность разговорной речи каждого героя создаётся не только точно подобранной лексикой, тонко передаваемой интонационной выразительностью. Оригинален сам строй художественного текста. Использование несобственно прямой речи, повествование от лица героя создаёт эффект «рассказывания» со свойственным ему бытовой детализацией, неспешностью бытовых размышлений и оценок. Вот наиболее характерный монолог-размышление одного из героев: «Счастье охотника переменчиво. Оно как день, то ясным солнцем заблестит, когда удача подвернётся, радость души отражая. То сумрачные облака наплывают на небосклон, и долго не видно солнца — темно и грустно. Удачу надо приумножать, проявляя при этом усердие. Говорят, бог Байанай всё примечает. Усердного поощряет, посылает на его тропу много дичи и зверей. А ленивого наказывает жестоко — угоняет с его пути всё живое. В это давно поверил Тиба... Сам Тиба почитал Гэге за его доброту. Это замечательно, думал он, что у душевного человека растёт благородный сын — завидный охотник Омчэни...»

Через подобные размышления героев автор не только раскрывает внутренний мир своего героя, его чувства и ощущения, а пытается ещё донести своего рода «философию наивного бытия»

эвенов, всецело сопряжённую с такими ценностными категориями, как трудолюбие, бескорыстие, доброта, честность, храбрость, выносливость и т.д. Стилевое своеобразие романа определяется использованием прозаиком фольклора своего народа — обращения к Духу Земли, песни, сказки-легенды об Омчэни, описания ритуальных обрядов. Они призваны не только придать роману «национальный колорит», их функция в произведении намного глубже — отразить национальное сознание героев, их мышление, а вместе с тем представить духовную культуру эвенов. Особое место в романе занимают немногочисленные пейзажные зарисовки, которые также имеют многообразную функцию в тексте. Они прежде всего выражают поэтическое мышление автора и сопряжены с поэтическим восприятием окружающего мира с самим народом. Но нередко Кривошапкин использует пейзаж как фокус психологического анализа героев или через природные зарисовки выражает авторские эмоции. «Воздух начал густеть. Наступал вечер, неся прохладу. Небо то ли затягивалось облаками, то ли ночная тьма постепенно поглощала его. В огромном тёмном мире, окружённом со всех сторон высоченными горами, ярко мерцало, колыхаясь на ветру, пламя костра двух охотников».

Роман Андрея Кривошапкина «Берег судьбы» полно и глубоко раскрывает человеческие отношения, показывает перипетии

ДУХ ЗЕМЛИ

исторической судьбы эвенов через жизнь семьи бедного охотника. Прозаику удалось многопланово показать самобытную историю эвенского народа, его духовную сущность через психологическую сложность характеров главных героев, что, собственно, позволяет его поставить рядом с такими крупномасштабными аналитическими романами, как «Ханидо и Халерха» Семёна Курилова, «Амур широкий» Григория Ходжера и др. В 1990 году выходит другой роман Андрея Кривошапкина — «Золотой олень», который опубликован пока только в переводе на якутский язык. Это первый эвенский роман, обращенный к современным проблемам северян. Прозаик уже на ином уровне осмысливает социальные проблемы северян — пьянство, отмирание эвенского языка и кризис оленеводческого хозяйства.

Платон Степанов (Ламутский — литературный псевдоним, означающий старое название эвенов) родился в 1920 году в Ламунхинском наслеге Кобяйского улуса. В 1937 году окончил Якутское педагогическое училище, уехал на север Якутии. Почти всю жизнь он проучительствовал в небольших эвенских селениях. При жизни у Платона Ламутского в переводе на русский язык не вышло ни одно произведение.

Платон Ламутский дебютировал как поэт в конце 1950-х годов с небольшим сборником, который имел незатейливое название — «Стихи для эвенских детей». В 1969 году он оказался в селе Берёзовке в связи с созданием там колхоза и малокомплектной школы.

Пребывание в Берёзовке впоследствии определило замысел будущего романа Платона Ламутского «Дух Земли». Ламутский известен больше как поэт, автор нескольких поэтических сборников на эвенском, русском и якутском языках. Также он занимался сбором эвенского фольклора — сказок, песен и эпических сказаний. Он намеревался выпустить в своём поэтическом переложении эвенский эпос. Фольклорные мотивы и образы впоследствии вошли в художественную систему его поэзии и романистики.

Творчество Ламутского имеет в истории эвенской литературы большое значение, ибо с этим именем связано формирование в ней традиций большой эпической прозы. В своё время общение с берёзовскими эвенами, сохранившими много родовых старинных обычаев, натолкнуло Ламутского написать роман о прошлом своего народа, которые получил позднее название «Дух Земли» («Сир иччитэ»). Работа над произведением была закончена в 1984 году, но сам роман на якутском языке был опубликован только в году, уже после смерти автора. На русском языке в переводе АриЮЛИЯ ХАЗАНКОВИЧ адны Борисовой роман появился лишь в начале 1990-х годов под названием «Запретный зверь».

Роман «Дух Земли» по своему содержанию представляет синтез духовной культуры эвенов, их устно-поэтического творчества. При этом непосредственно связан с традициями русской и якутской литератур. Платон Ламутский как «художник-романист» в своём произведении исследует историю своего народа через конкретные человеческие судьбы. В романе на тему исторического прошлого Ламутский пытается осмыслить художественными средствами переход своего народа от родоплеменного сознания к сознанию, в основе которого лежали несколько иные представления.

Под влиянием якутской словесности большая часть романа была написана на якутском языке, а само эпическое полотно впитало лучшие традиции якутского романа (исторические романы Николая Мординова — Амма Аччыгыйа, Софрона Данилова). Очевидно влияние и самобытной русской литературы, которое проявляется прежде всего в «неспешности» исследования души своих героев, в бережном внимании к ней, к «страстям» своих героев.

За основу сюжета Платон Ламутский берет конкретное событие и через него показывает национальную жизнь эвенов в начале столетия в её диалектике и многообразии. Отражая подлинную реальность жизни, «правду жизни в её национальном содержании», автору удаётся «схватить» самую суть национальной неповторимости.

В основе сюжета лежит конкретный случай: в 1901 году на Колыме, близ речки Берёзовки, в вечной мерзлоте была найдена туша мамонта. У эвенов-кочевников, которые максимально зависели от природы и являлись язычниками, было множество всевозможных в быту запретов, которые зачастую определяли гармоничное существование в природе. Мамонт у них также считался «запретным зверем» — прикосновение к нему могло навлечь беду и напасти. Но ещё большую беду может навлечь человек на себя и свой род, если он позарится на бивень «запретного зверя».

В романе все запреты предков преступает глава семьи Маркани из рода дьялданканов, за что оказывается изгоем не только у своего рода, но и у соседних родов. Все обрушившиеся несчастья сородичи связывают с обнаружением туши мамонта Маркани.

Только приезд ссыльного русского врача Мицкевича изменяет поворот судьбы обездоленного человека.

В центре повествования Платона Ламутского оказываются и слабые, беззащитные люди, и князьки, и шаманы. Все они показываются Ламутским в точной конкретике, «вещности» реального национального мира. В изображении последнего писатель важное значение придаёт этнографическим деталям в описаДУХ ЗЕМЛИ нии быта своих героев — тщательное описание шаманского костюма и шаманских мистерий, игр и свадебных сговоров и т.д.

Думаем, что речь идёт здесь даже не об использовании этнографического материала автором лишь для наполнения произведения «национальным колоритом». Он необходим для углубления художественного мира романа, более яркого отражения происходивших событий, а также для раскрытия образов героев, представляющих свою семью, род, — и в целом, для этнопсихологического обоснования поступков и Поведения своих героев, отражения их менталитета.

В романе Ламутского параллельно развиваются два конфликта, которые между тем взаимосвязаны. При этом острота внешнего конфликта усиливается внутренним конфликтом.

Внешний конфликт — это столкновение семьи Маркани с сородичами и шаманом, князьками. Социальное противостояние героев Платон Ламутский «замешивает» на национальных обычаях и традициях, но акцент всё-таки делает не на социальной роли бедных и богатых, а на личностном потенциале каждого героя. Поступок Маркани осуждается не только сородичами, но и его отцом — старым Этейле, хранителем древних обычаев: «Зверь неспроста ушёл под землю, скрылся от людского глаза. Аты, не довольствуясь тем, что видел собственными глазами, принялся рвать зубами, подобно алчному зверю. Нет чтобы побояться греха, все лезут напролом. Вот откуда так сыпятся на нас все беды и напасти!» Положение Маркани усугубляется ещё больше после столкновения с шаманом Нергуном — явным недоброжелателем их рода. Ламутский создаёт целую систему главных и эпизодических образов — шамана Кянучана, Нергуна, Иркуни, князьков — Кирияна, Альдимара и др., благодаря которым раскрывает характеры и мировосприятие своего народа. Поведение и поступки своих героев художник изображает через призму эвенского этикета, обычаев и традиций, давая им тем самым глубинную мотивировку. Вот одни из самых ярких эпизодов романа. Князек Кириян нарушает свадебный сговор с богачем Алдимаром, просватав свою дочь Дарри писарю Алеке. Между Кирияном и старшиной Петурчаном, охранителем старых обычаев и правил, происходит выяснение случившегося:

Петурчан: «...Любой наш человек должен был строго придерживаться старых обычаев и установленных правил. По моему мнению, Дарри имеет наречённого с самого детства жениха, и выйти за другого права не имеет. Скажу прямо: тот давний уговор нарушен, втоптан в грязь. Делать этого не приличествует».

Кириян; «Я и вправду перед Альдимаром сильно провинился, взял на себя грех преступить данное слово. От охватившего стыЮЛИЯХАЗАНКОВИЧ да не знаю куда лицо своё деть. Но уверяю вас, что всё это у меня получилось как-то нечаянно, без дурного умысла я...»

«Уговор ни при каком обороте дела втоптать в грязь, — с напором проговорил Анибирин. — Нарушен обычай, проявлено неуважение друг к другу- Дело нехорошее. Альдимар вправе потребовать от тебя отступного...»

В романе можно обнаружить множество «диалогических схваток» героев, и в них чаще всего содержится оценка событий или человека. Таким образом Платон Ламутский пытается дать субъективную и объективную оценку происходящему. Одной из особенностей романа также является то, что автор изображает «разных» героев — по социальному положению, мироощущению, возрасту. Образы пожилых людей и стариков у Ламутского традиционны. Образы Этейле, Агунди колоритны — они немногословны, для них характерными являются мысли-ретроспекции, воспоминания о своей молодости, о прошлой жизни, они являются в романе хранителями родовых обычаев, ритуалов и народной мудрости. Образы молодых людей весьма своеобразны в романе. Дарри, Чиктигут, Мянгдуни прежде всего раскрываются «изнутри» — автор максимально сосредоточивается на их внутреннем мире, на их способности размышлять, рефлектировать, любить и думать о своей любви, о своей судьбе, не отделяя её от судьбы своих близких. Поступки молодых героев Ламутский соотносит с их чувствами. Автор делает прежде всего акцент в раскрытии образов молодёжи на эмоционально-личностную сферу, потому особую роль в повествовании и самораскрытии героев оказывается внутренний монолог — анализ. Наиболее ярко это проявляется в эпизоде игры между Дарри и Чиктигутом.

Внутренний конфликт в романе, который развивается параллельно в повествовании, — конфликт в душе самого Маркани, который пытается оправдать себя за содеянное и одновременно чувствует свою вину перед семьёй. Присутствие «внутреннего конфликта» усиливает драматическую напряжённость событий в романе и делает конфликтную ситуацию «многослойной».

Художественный подтекст судьбы «маленького человека» видится прежде всего в ощущении им своей «полноценности», «имеющим право» на другую жизнь, что и предопределяет выход героев в неограниченное пространство «большой жизни». Герои оказываются поставленными изменившейся действительностью перед необходимостью социального и нравственного выбора и личностного самоутверждения. Последнее может состояться через обретение права на личное счастье. Использование ряда художественных приёмов в «подаче» материала дало возможность представить его «панорамно», объёмно, охватывая все стороны национальной жизни. Но при этом Платону Ламутскому удалось

ДУХ ЗЕМЛИ

избежать описательное™, информативности, подчиняя каждый образ, сцену художественной идее произведения и психологически мотивируя каждый поступок героев. Всё это свидетельство присутствия романного мышления автора.

Следует отметить и тот знаменательный момент, что Платон Ламутский в своём романе акцентировал внимание не на «герое», а на Человеке — какой он есть, а не каким должен быть. Не «идея», а именно тема Человека актуализирует национальные традиции в эвенском романе.

Одной из важнейших черт поэтики романа Ламутского «Дух Земли» — его стилевое своеобразие: в нём органически сплетается и зарисовка бытовых сцен, и художественно-этнографическое описание культового действа шамана, свадебных ритуалов и охоты.

Автор стремится к точной передаче каждой существенной детали, но не «уходит» в натурализм. Пейзажные зарисовки в романе появляются не часто, но каждая из них функционально значима — через них осуществляется «временная датировка» сюжетных событий. Обычно они связаны со сменой годовых циклов — зима, весна, лето, осень. Природные картины обычно сопровождаются в романе описанием сезонного промысла эвенов и т.п.

Особое место в образной структуре романа занимает помимо героев легенд мифологический образ Земли, который выносится даже в заглавие романа — «Дух Земли». Функциональную значимость он в романе получает через древнее предание о сэлии (т.е.

мамонте), вокруг которого и разворачиваются драматические события в романе. Но образ духа Земли не ограничен в романе только сюжетом. Он имеет глубокое культурологическое содержание, а название романа, следовательно, имеет свою семантику. Идеологема Земли универсальна во многих культурах, в том числе она имеет проекцию и в литературе. Например, в «деревенской прозе» В.Астафьева, В.Распутина, В.Шукшина и др. «Мать сыра земля» оказывается ключевым символом в их прозе: матьпрародительница, пашня-кормилица, мать всего живого. Естественным лоном, домом, «утрачиваемым раем», Миром оказывается земля-деревня у писателей-«деревенщиков», У В.Распутина так и называется повесть: «Прощание с Матёрой». Мифологема Земли оказывается составляющей в самом национальном образе мира у «земледельческих народов». Потому этой художественной мифологеме в русской литературе принадлежит особая роль. В культуре северных народов стихия Земли была изначально обожествлена. Она не имела антропоморфного «облика», а была «духом» — дух Земли. Землю, как одушевлённую стихию, нельзя было ругать, копать и т.п. Ламутский в романе описывает похоронный обряд и устами Этейле объясняет, почему «сейчас»

покойников придают земле. Дух Земли владеет землёй, реками, горами и их обитателями — потому у него испрашивают удачу на охоте и благополучие. Языческая традиция предписывает надлежащим образом относиться к останкам погибших животных, ибо то, что взяла Земля, того лишается человек, а нарушение запрета должно было искупляться жертвоприношением. В художественной форме Ламутский через события и характеры запечатлевает мировоззрение своего народа. Но мифологема Земли в романе выступает не только как часть «национального образа мира» эвенов, но и входит в эпическую художественную «картину мира» произведения, придавая ему глубокое философское содержание и «национально-этническую определённость».

Показывая «правду жизни» в её национальном содержании, Ламутский спроецировал в романе «ментальные национальные традиции» (СУ. Алиева), которые проявились как в создании новых характеров в эвенской прозе, так и в том, как «подаётся» и каким оказывается мир эвенкских родов в начале XX века, живущих в определённой взаимосвязи, по вековым традициям и родовым установкам, определяющим их национальное бытие. Таким образом историческое повествование Платона Ламутского приобретало черты «национального романного эпоса».

Давид РАЙЗМАН

ПЕРВЫЕ

ЛИТЕРАТОРЫ-ЭВЕНЫ

В Магадане в 2002 году снесли первое каменное здание. Выстроенное к ноябрю 1935 года как Дом связи, оно впоследствии было заселено различными организациями и учреждениями, среди которых заметную роль в культурной жизни города играло областное книжное издательство. Стены этого здания видели молодых начинающих авторов, графоманов и талантливых поэтов, прозаиков, публицистов со всей России, А сегодня из подвалов старого, покосившегося помещения выбрасывают книги. Хотя можно было их раздать населению, чем мусорить во дворе. К тому же, где гарантия, что там не найдутся рукописи магаданских авторов? Хорошо, что руководитель регионального отделения Союза писателей России Станислав Бахвалов спас остатки этого наследия издательства, но все ли? Наш земляк, известный литературовед Вячеслав Огрызко стал автором уникального биобиблиографического справочника «Писатели и литераторы малочисленных народов Севера и Дальнего Востока», изданного в двух томах в Москве небольшим тиражом в 1998 —1999 годах.

Он писал, в частности, о тех магаданских литераторах, которые родились на Охотоморье и впервые здесь пробовали найти свою литературную тропу.

Я имею в виду Ивана Бабцева, Ивана Хабарова, Ульяну Попову и Марию Амамич. Все они были связаны с просветительской, педагогической деятельностью среди эвенского населения.

Понимая роль фольклора в воспитании и образовании детей оленеводов, охотников и рыбаков, они собирали и записывали сказки, легенды, предания, песни. Эти фольклорные тексты становились практическим материалом для национальных ансамблей самодеятельных исполнителей, первых учебных пособий для эвенских школьников.

Старший из них, Иван Яковлевич Бабцев, родился в 1892 году в стойбище на реке Лайковая. Это он помогал краеведу Восточно-Эвенской (Нагаевской) культбазы В.Левину в работе над книгой для чтения учащихся 2-го класса национальной школы.

Переводы, сделанные Иваном и его братом Кириком, исДАВИД РАЙЗМАН пользовались учителями в Нагаево и Сиглане. Но чаще Иван Бабцев работал с К.А. Новиковой и Л.В. Соболевским, преподавателями Охотско-Колымского техникума в Магадане.

Именно их внимание способствовало активному литературному творчеству братьев Бабцевых. Хотя к 1938 году И.Я. Бабцев работал секретарём Маяканского кочевого сельсовета, затем в Ольском райисполкоме, а Кирик возглавлял Сигланский сельсовет.

Время было трудное, творческая жизнь находилась под жёсткой цензурой, но через год Иван Яковлевич всё-таки перешёл к творческой деятельности, начав работу в редакции первой эвенской газеты «Оротты правда», издаваемой в Магадане.

Однако в августе 1940 года был уволен оттуда из-за несоблюдения служебной дисциплины. Потом был проводником у геологов, промышлял охотой, ««литературе он больше не возвращался», — утверждает В.Огрызко. Но думается, это не так.

Обладая хорошей памятью, он детям своим рассказывал часто сказки. Незадолго до начала Великой Отечественной войны написал пьесу «Без огня», основанную на своих наблюдениях жизни оленеводов и рыбаков. В 1953 году вместе с поэтом Василием Лебедевым перевёл на эвенский язык рассказ Тихона Сёмушкина «Талеко и его храбрый Лилит».

Мало того, в 1993 году, исследуя архивные фонды областного краеведческого музея, В.Огрызко обнаружил в материалах К.А. Новиковой рукописи Ивана Бабцева на эвенском языке.

До сих пор они не изданы, как не увидели свет тексты восьми постановок одноактных пьес, написанных в 1939 году самодеятельными авторами, эвенами и якутами Бараборки и Гадли.

Их играли и на сцене магаданского Дома культуры участники первого эвенского театра.

Не исключено, что где-то ещё хранятся записи братьев Бабцевых и их друзей по литературному творчеству.

В 1939 году по инициативе политотдела Дальстроя был издан сборник «В помощь национальной самодеятельности». В нём Колымский отдел народного образования, редакция газеты «Оротты правда» и журнал «Колыма» представили репертуар для эвенских самодеятельных коллективов национальных посёлков. Но это была лишь первая и единственная попытка объединить авторов. Редакторами и составителями сборника были И.В. Хабаров и А.А. Ерашов. Оба часто печатались в местной прессе с краеведческими материалами.

Иван Варфоломеевич Хабаров проявлял интерес к переводам на эвенский язык классиков русской литературы. Так, в году были изданы одновременно в Магадане и Ленинграде «Сказка о рыбаке и рыбке» А.Пушкина в переводе И.Хабарова и

НА ОХОТСКОМ ПОБЕРЕЖЬЕ

К.Новиковой и «Сказка о попе и о работнике его Балде» в переводе Н. Аруевой и К.Новиковой. Среди редакторов книжек значился и И.В. Хабаров.

Он был энергичным, деятельным активистом комсомольского движения, избирался делегатом 5-й Всеколымской комсомольской конференции в 1938 году, представляя растущего национального интеллигента. Родился Хабаров в Сиглане в 1914 году, с одиннадцати лет батрачил у зажиточного оленевода. Два года был колхозником, с 1934 года стал курсантом советско-партийной школы в Магадане, через год — студентом Охотско-Колымского педтехникума. Здесь-то и познакомился с супругами К.Новиковой и Л.Соболевским, приобщившись к сбору фольклорных данных и переводам.

В 1938 году техникум закрыли, К.А. Новикова выехала в Ленинград, где стала известным североведом, кандидатом наук. И Иван Хабаров стремится там же продолжить образование в известном многим коренным северянам Институте народов Севера.

В связи с болезнью планы пришлось изменить, к тому же его назначили редактором газеты «Оротты правда». Только в декабре года последовало новое назначение — заведующим отделом национального строительства издательства «Советская Колыма».

К тому времени решительно менялась государственная политика в районах Крайнего Севера. Конституционные права лишь декларировались, было принято решение о закрытии эвенской газеты. Политотдел Дальстроя предложил Хабарову писать об эвенах на русском языке для газеты «Советская Колыма», что, видимо, ему не очень понравилось. Тогда он решил уехать в октябре 1941 года собкором в районный центр Наяхан, но через два месяца попал под сокращение.

Бывшего комсомольского активиста подозревали в национализме. Стандартное обвинение, предъявляемое многим представителям национальной интеллигенции Колымы. Ряд его друзей и родственников арестовали и позже расстреляли, но ему повезло. В начале 1942 года Ивана Варфоломеевича командировали в распоряжение административно-гражданского отдела Дальстроя, который ведал на территории северных районов Хабаровского края советским строительством.

О дальнейшей его судьбе мало сведений. Но тексты преданий о древней жизни орочей и хэйэков, о войнах эвенов с коряками Хабаров записывал в 1945 году. Позже они были опубликованы К.А. Новиковой.

Собирая материалы о работе первых комсомольских ячеек Ольского района, я много слышал о И.В. Хабарове и его работе с союзной молодёжью. Никто плохого слова о нём не сказал. Думается, у кого-то из ольчан хранятся его рукописи.

Марья Кэрдэкене и Мария Амамич по образованию ~ педагоги.

Их шаги в художественной литературе были первыми попытками осмысления прожитого, но именно эти произведения стали яркими, самобытными страницами жизни населения Охотского побережья, жившего в условиях сезонных кочёвок, рыбалки и охоты.

Повести «Сказание о старине и пароходе с красным флагом»

М.Кэрдэкене и «Не провожайте с тоской улетающих птиц» М.Амамич, изданные в Магадане, представляют собой новеллы, сообщающие интересные этнографические подробности из культуры и быта эвенов. За строчками легко читаемого текста встают образы реальных людей, чьё поведение воспринимается как наставление будущим поколениям северян.

В рассуждениях героев произведений — народная мудрость, основанная на сказках, легендах, преданиях, традициях.

Марья Кэрдэкене —литературный псевдоним этнографа, бывшего научного сотрудника СВКНИИ Ульяны Григорьевны Поповой.

Родилась она в Тауйске в 1918 году в семье «камчадалов». Так в начале XX века называли людей от смешанных браков на Охотском побережье. Но именно эти отношения европейцев с коренными жителями легли в основу её «Сказания о старине». С года училась Ульяна в Охотско-Колымском техникуме, после закрытия которого в 1940 году доучивалась в вечерней школе. Работала в радиобюро управления связи в Тауйском колхозе. В году едет в Ленинград, где по путёвке Колымского окроно поступает на подготовительные курсы в университет. Через год её зачисляют на Восточный факультет университета, а ещё через год, в 1948 году, она переводится на факультет народов Севера с отделениями по филологии, истории, этнографии и экономике малых народов Севера. В1952 году с дипломом этнографа она возвращается на Колыму. Ульяна Григорьевна работала преподавателем истории в средней школе посёлка Оротук Ягоднинского района, с 1956 года её пригласили на должность заведующего фондами областного краеведческого музея.

Через четыре года она становится научным сотрудником лаборатории истории, археологии и этнографии Северо-Восточного НИИ Академии наук. К тому времени она приобрела богатый опыт музейного работника, знатока культуры и быта эвенов. Но научного обобщения эвенского этноса не было. Она проводит полевые исследования не только на родном Охотском побережье, но в континентальных районах Колымы и Чукотки, где проживали эвены. Так появилась монография «Эвены Магаданской области», изданная в 1981 году. Однако увидеть свой труд Ульяна Григорьевна не смогла: за год до этого она скончалась после длительной тяжёлой болезни. Но остались её научные статьи и литературно обработанные ею эвенские сказки. Они ранее были опубликоваНАОХОТСКОМПОБЕРЕЖЬЕ ны в ряде сборников и на страницах альманаха «На Севере Дальнем». По инициативе её коллеги, этнографа и писателя Владилена Леонтьева, альманах впервые в 1975 году опубликовал главы из её «Сказания...» Это было, очевидно, первое небольшое произведение о русском старожильческом населении на Охотском побережье, которое вышло в Магадане отдельным изданием в году. Любопытно мнение В.В. Огрызко о повести М. Кэрдэкене:

«Ей не раз хотелось рассказать о судьбах своих земляков. После нескольких экспедиций, наблюдая постепенное исчезновение традиционных праздников эвенов и вытеснение родного языка из программ национальных школ, Попова разуверилась в необходимости развития литературы на эвенском языке. Ей казалось, что у эвенских книг в ближайшем будущем не станет читателей. А в одиночку, она полагала, ей не побороть те силы, которые выступали против преподавания национальных языков. Вот почему повесть о старожилах Охотского побережья была начата ею на русском языке. Но и полностью смириться с вымиранием эвенской речи она не могла. Так появилась мысль о компромиссе».

Владилен Леонтьев дополнял характеристику У.Г. Поповой: «Она не терпела фальши, фальсификации и умела сохранять национальный колорит, образность языка и особенности эвенской сказки». Словом, являлась истинным хранителем народной мудрости.

И у меня в памяти осталась всегда вежливая, очень скромная, застенчивая Ульяна Григорьевна. Она и говорила-то шёпотом, не желая никому не мешать своим присутствием. Но след в культурной жизни северян она оставила значительный. Чего стоят её тексты статей, тщательно выверенные, богатые фактическим материалом, литературно оформленные. Во всём она проявляла ответственность и заботу о сохранении памяти народа. В предисловии и в комментариях к повести в новеллах Марии Амамич она отмечала: «Многие элементы этой самобытной культуры эвенов, в частности одежда и утварь, восхищают всех своей жизнерадостной декоративностью и художественным вкусом. Особенно ярко проявляется характер жизнестойкой, трудолюбивой народности, её своеобразная фантазия, поразительная историческая память в устном народном творчестве». Действительно, новеллы Марии Амамич доносят до читателя яркий образный мир мышления эвенского народа, и эта форма повествования доступна любому детскому возрасту.

М.Н. Амамич родилась в 1929 году в кочевом селении в устье речки Туманы. Рано лишилась матери. Старшая сестра и бабушка открыли ей мир сказок, легенд и преданий, где главная черта назиданий, по мнению У.Г. Поповой, — человечность, оптимизм, альтруизм. Именно эти нравственные ценности эвенского фольклора свойственны и другим народам.

ДАВИД РАЙЗМАН

После школы-интерната Мария поступила в Хабаровский государственный педагогический институт, по окончании которого почти двадцать лет работала в школах Бараборки, Олы и Гижиги.

Менторская деятельность педагога не убила в ней творческого дара. Ещё в студенческие годы она перевела на эвенский «Повесть о настоящем человеке» Б.Полевого. Учителем в Гижигинской школе стала писать стихи и песни, разучивая их со своими воспитанниками. В 1970 году вышел в Магадане сборник «Поёт Мария Амамич», составленный музыковедом В.Лыткиным. Эвенские хоровые коллективы и национальные ансамбли, исполняя эти песни, неоднократно завоёвывали дипломы и почётные грамоты, становились лауреатами конкурсов национального творчества. За эту работу Мария Николаевна была удостоена значка «Отличник культуры РСФСР» Министерства культуры.

Но и в прозе, и в поэзии М.Н. Амамич «сконцентрированные в фольклоре нравственные нормы жизни эвенской общины и народа передавались подрастающему поколению в целостном виде.

Благодаря яркой художественной форме сказок, легенд и присловий они мощно воздействовали на детское сознание и откладывались в памяти на всю жизнь», — отмечал магаданский литературовед К.Николаев.

Работая воспитателем эвенской школы-интерната, М.Н. Амамич руководила одновременно Национальным ансамблем песни и танца. Если бы не её преждевременная кончина в 1979 году, мы стали бы читателями новых интересных произведений эвенского литератора и педагога. Но, может быть, не всё потеряно и кто-то хранит и её рукописи?

Неслучайно стало крылатым выражение — «Рукописи не горят».

Если мы не забудем о них, найдём подтверждение этой истины.

А в центре создаваемого сквера, на месте старого Дома связи, хорошо бы установить мемориальную доску или стелу с памятной надписью. Магаданцы должны знать историю родного города.

НА ОХОТСКОМ ПОБЕРЕЖЬЕ

Владилен ЛЕОНТЬЕВ ДЕТСТВО ~ ЭТО

СКАЗКА НАША

О МАРЬЕ КЭРДЭЕКЕНЕ И ЕЁ ПОВЕСТИ

«СКАЗАНИЕ О СТАРИНЕ И ПАРОХОДЕ

С КРАСНЫМ ФЛАГОМ»

Когда в альманахе «На Севере Дальнем» № 1 — 2 за 1975 год появилась повесть «Сказание о старине и пароходе с красным флагом», литературная общественность нашей области горячо приветствовала новое имя. Это оригинальное произведение нашло положительный отклик и среди читателей. Но загадкой оставалось имя писательницы. Кто такая Марья Кэрдэекене? Как и откуда появилась новая эвенская писательница?..

Марья Кэрдэекене — литературный псевдоним этнографа, бывшего научного сотрудника Северо-Восточного комплексного научно-исследовательского института Ульяны Григорьевны Поповой.

«Родители по национальности: отец — якут, мать — полуэвенка, полурусская, — пишет она в своей автобиографии, — занимались рыболовством и охотой, как и всё население Охотского побережья. Были они неграмотными». Конечно, в такой разнонациональной семье трудно определить национальность ребёнка.

Но Ульяна Григорьевна при получении паспорта, не задумываясь, назвала себя камчадалкой, как это было принято среди жителей Охотского побережья. «В дореволюционных архивных документах до начала нашего столетия их (тауйцев. — В.Л.) официально именовали «тауйскими якутами», хотя быт их мало отличался от жизни русских инских крестьян. Однако с 20-х годов нашего века тауйцы называют себя «камчадалами». Это самоназвание утвердилось среди населения смешанного этнического происхождения от Тауйской до Гижигинской губы в период вхождения Охотского побережья в состав бывшей Камчатской губернии; разумеется, к собственно камчадалам — ительменам, аборигенам полуострова Камчатки, они не имеют отношения», — разъясняет Ульяна Григорьевна в своей монографии «Эвены Магаданской области».

Родилась Ульяна Григорьевна на Охотском побережье в селе Тауйск в 1918 году. После окончания начальной школы в

ВЛАДИЛЕНЛЕОНТЬЕВ

году её направляют в Магадан на подготовительное отделение Магаданского педучилища с программой обучения за 5 — 7-е классы. Но в 1940 году педучилище закрывается, и Ульяна Григорьевна переходит в вечернюю школу. По окончании средней школы работает в радиобюро управления связи. С по 1944 год живёт с матерью в Тауйске и работает в колхозе. А в 1946 году по путёвке Колымского окружного отдела народного образования едет в Ленинград, где поступает на подготовительные курсы при университете. В 1947 году её зачисляют на Восточный факультет Ленинградского университета имени А.А. Жданова. Но в 1948 году в университете создаётся факультет народов Севера с отделениями по филологии, истории, этнографии и экономике малых народов Севера, куда и переводится Ульяна Григорьевна. Прослушав полный курс истории и этнографии народов Севера, получив хорошую теоретическую подготовку по эвенскому языку, в 1952 году она успешно заканчивает университет и получает направление на работу в Магаданскую область.

Вначале Ульяна Григорьевна работает преподавателем истории в средней школе поселка Оротук Ягоднинского района. С года — в областном краеведческом музее заведующей фондами.

Ас организацией в 1960 году Северо-Восточного комплексного научно-исследовательского института Академии наук СССР становится его постоянным штатным научным сотрудником. И здесь Ульяна Григорьевна полностью отдаётся своему любимому делу — истории и этнографии малых народов Севера, занимается изучением жизни и быта эвенов, совершает тяжёлые утомительные поездки к анюйским и омолонским эвенам, часто бывает в Северо-Эвенском районе, на побережье Охотского моря, исследует рассохинскую группу эвенов.

Среди научной общественности имя Ульяны Григорьевны Поповой известно по немногочисленным, но глубоким и содержательным статьям, а итогом её многолетнего исследования явилась большая монография «Эвены Магаданской области», которая вышла в свет в 1981 году в издательстве «Наука». Но Ульяне Григорьевне не довелось увидеть свой труд: 12 марта 1980 года после тяжёлой продолжительной болезни она скончалась.

Я хорошо знал Ульяну Григорьевну по совместной работе в институте с 1964 года как серьёзного и вдумчивого этнографа и фольклориста. Мне нравилось читать и редактировать эвенские сказки и предания в её литературной обработке. Она не терпела фальши, фальсификации и умела сохранять национальный колорит, образность языка и особенности эвенской сказки. Многие сказки, записанные и обработанные ею, были опубликованы в альманахе «На Севере Дальнем».

НАОХОТСКОМПОБЕРЕЖЬЕ

И вот, как-то вернувшись из отпуска, к нам, в кабинет историков, вошла отдохнувшая, посвежевшая Ульяна Григорьевна. Подойдя ко мне, она тихо, почти шёпотом, чтобы не слышали другие, сказала:

— Владилен Вячеславович, вот я в отпуске попробовала коечто писать, но не знаю, что у меня получилось, — и протянула мне солидную рукопись, написанную от руки крупным размашистым почерком.

— Посмотрите, пожалуйста, — скромно попросила она.

Вечером, отложив все свои дела, я взялся за рукопись Ульяны Григорьевны и сразу же окунулся в самобытный и своеобразный мир жителей Охотского побережья. Я так увлёкся чтением, что к утру прочёл до конца всю повесть. В моём сознании никак не укладывалось, что эту вещь могла написать Ульяна Григорьевна, научный работник, ранее никогда не выступавшая в литературе. Это был какой-то взлёт творческого вдохновения, и, возможно, здесь сыграло роль чувство ностальгии, которое она испытывала, когда отдыхала у родственников своего мужа в далёкой русской деревне и вспоминала свои родные места на Охотском побережье.

Хорошо зная высокую требовательность Ульяны Григорьевны к себе, её привычку помногу и подолгу «дорабатывать» свои, почти готовые к печати статьи, а также её необычайную скромность, я решил сам перепечатать рукопись в трёх экземплярах. Возвращая автору черновик и третий экземпляр рукописи, я сказал:

— А это, Ульяна Григорьевна, — показал я ей два экземпляра рукописи, — хотите вы или не хотите, я посылаю в журнал «Дальний Восток» или же в альманах «На Севере Дальнем».

— Да что вы, Владилен Вячеславович, — смутилась Ульяна Григорьевна. — Я ещё буду над ней работать, там надо столько править...

— Вот и работайте над тем, что я вам вернул, — настаивал я.

— Ну уж если вы считаете, что её можно публиковать, то лучше в альманахе. Всё же это наш, родной альманах.

Вот так появилась в альманахе «На Севере Дальнем» своеобразная и самобытная повесть Марьи Кэрдэекене «Сказание о старине и пароходе с красным флагом». Ульяна Григорьевна очень не хотела, чтобы узнали о её литературном дебюте, и убедительно просила использовать в качестве псевдонима её эвенское имя Кэрдэекене.

Интересное и своеобразное население сложилось на Охотском побережье. «Предки наши из Руси вышли в казачьем звании, другие были здешними, родом от «собашных людей», а третьи — из якутской стороны прибыли, со своим скотом да конями. Все они вместе и дали начало деревне нашей», — пишет Ульяна ГриВЛАДИЛЕНЛЕОНТЬЕВ горьевна о своих земляках. Предки же самой Ульяны Григорьевны по отцу были выходцами из Якутии из села Амгинск и появились на побережье Охотского моря в XVIII веке, когда открылся Великий сухопутный тракт из Якутска в Охотск и морской путь из Охотска на Камчатку. Это её предки участвовали в перевозке грузов и продовольствия для Первой и Второй Камчатских экспедиций Витуса Беринга, Великой северной экспедиции Биллингса — Сарычева, помогали в пути основателю Русской Америки мореплавателю Шелихову. Её предками было основано селение Балаганное, расположенное рядом с Тауйском, которое и получило своё название потому, что якуты поставили здесь первые балаганыюрты, отличные по постройке от корякских землянок и эвенских переносных юрт.

Нелёгок был труд предков Ульяны Григорьевны. Через пустынные незаселённые места, высокие гряды сопок, непроходимую тайгу, вязкие болота, по бурным и порожистым рекам шли на маленьких, лохматых, но выносливых и крепких якутских лошадках тауйские возчики, а затем каюры на собачьих упряжках везли почту по побережью Охотского моря в Охотск или же, огибая Пенжинскую и Гижигинскую губу, — на Камчатку. Так вплоть до Советской власти и были они потомственными проводниками, каюрами, внося этим свой вклад в освоение Колымы и далёкого Охотского побережья. Не оказались они в стороне и при открытии богатств Колымы, сопровождая первые геологические экспедиции.

В своей небольшой повести, написанной в фольклорном стиле, автор несколько идеализирует прошлое. Это естественно. Человек всегда с любовью и теплотой вспоминает своё детство и юность, какими бы горькими они ни были. Детство — это сказка наша/Но идеализируя прошлое, автор умело раскрывает всю тяжесть и беспросветность жизни на этом отдалённом и оторванном от цивилизации клочке земли. Если бы не оптимизм, который чувствуется в каждой строке повести, и вера в жизнь, то русское население не смогло бы выжить в этом краю, приспособиться к его суровым природным условиям, не научилось бы пользоваться его скудными дарами.

Смешавшись с коряками, эвенами и якутами, потомки русских казаков и крестьян, которые в начале XX века получили название камчадалы, многое заимствовали из жизни и быта этих народов, и даже общественные и религиозные их представления поддались этому влиянию. Как и коряки, они верили в духов, обходили и боялись «шаманских мест», хотя были православными, родным языком считали русский и хорошо помнили старинные былины и песни. Оторванные от центра, герои «Сказания...» не могут сразу осознать величие тех революционных событий, которые происходят в России, лишь простое, несколько наивное разъяснение

НА ОХОТСКОМ ПОБЕРЕЖЬЕ

Дядюшки («Переворот, пары-браты, всей жизни!»), который был связан с большевиками, даёт возможность понять, что старая жизнь, тяжёлая и тёмная, ломается. В повести ярко даны образы деятельного Демьяна, трудолюбивых, очень добрых и отзывчивых его сыновей — Гринчи, Митяхи, Егорши и маленького Вани, умного и рассудительного Дядюшки, а язык, русский говор Охотского побережья, испытавший влияние языков коренных обитателей, уводит читателя в самобытный и интересный мир камчадалов. И может быть, судьба Гринчи, Митяхи, Егорши и Вани повторила бы тяжёлую судьбу отца, если бы на горизонте не появился «пароход с красным флагом». «Не столетние мы, будто, — пишет автор, — а всё же сколько пережили с тех двадцатых годов!

Посмотрите вокруг — какая жизнь бурлит, какие города в нашей тайге сияют огнями ярче звёзд, люди что птицы летают, жизнь волшебней сказки пошла, о чём нашим предкам и не снилось. Внуки учёными стали, на Луну взбираются, машины по дедовским таёжным тропам да по рекам водят. Так невольно подумаешь — уж не всю ли тысячу лет мы прожили?!»

Ульяна Григорьевна была полна творческих замыслов и хотела, окончив работу над монографией «Эвены Магаданской области», продолжить «Сказание...» и довести своих героев до наших дней, сделать их нашими современниками, но её замыслу не удалось осуществиться...

Много написано романтических стихов и поэм, рассказов, повестей и романов о древних эскимосах, чукчах и коряках, эвенах и юкагирах, а о русских старожилах Охотского побережья это, пожалуй, первое, хотя и небольшое, но серьёзное произведение.

Иннокентий СТЕПАНОВ

СЛОВА И МУЗЫКА

МАРИИ АМАМИЧ

Спит тайга, объятая тишиной. Словно прислушиваясь к бегу времени и к этой тишине, застыли обочь дороги вековые лиственницы.

Причудлив зимний лесной наряд. Как щедрый кудесник, природа, не скупясь на выдумки, открывает взору одну картину фантастичнее другой. Вот дремлет, опустив ветвистые рога, сохатый, изваянный из снега, вот на опушке леса показался гриб-великан. Это старый пень в шапке девственной белизны. То горбатый сугроб видится спящим медведем или вдруг почудится, будто из-за поваленного бурей дерева выглянул и озорно подмигнул зайчишка...

Кажется, давным-давно остановился олений аргиш, затерянный в безмолвии, и мимо медленно шествует и уходит вспять немая сказка.

Может, это снится наяву полузабытая песня, услышанная у жаркого очага, в котором тлеющие угли вот так же оборачиваются видениями!

Над грядой дымчатых сопок за Таватумом показался солнечный диск, и длинные тени неслышно легли на дорогу.

И Марийка знает: пройдёт час, другой, и аргиш действительно станет. Заливчатый собачий лай, подхваченный эхом, долго будет блуждать по горным увалам и умрёт вдали лёгким и печальным вздохом. В вечерних сумерках запылает в кочевой юрте очаг, и медный прокопчённый чайник, точно радуясь чему-то и пофыркивая, поведёт свой торопливый разговор.

Мать посадит рядом Марийку, погладит шершавой ладонью натруженной руки по головке и, задумчиво глядя на языки пламени, скажет:

— Вот послушай, доченька, песню про то, как рождается метель.

За отрогами седых гор, до которых много дней пути даже на самых резвых оленях, шумит и клокочет море. Сопки, как присмиревшие псы, всё ниже склоняются к земле и подходят к берегу, расстилаясь тундрой.

НА ОХОТСКОМ ПОБЕРЕЖЬЕ

«Куда ушли отважные рыбаки, что целое лето ловили лосося в моих прозрачных водах! — спрашивает море. — Почему так пустынны берега и не слышно весёлых песен и танцев!»

«Как потянуло с севера холодом, эвены откочевали в тайгу, где пасутся их олени», — отвечают сопки.

«А пошлю-ка туда ветер. Пусть он поведает им, что скоро вернётся весна и солнце растопит льды. Тогда я снова пригоню к берегам косяки серебристых рыб».

И вот по распадкам ключей, по снежной тундре, через горные перевалы мчится пурга, поднимая тучи снега на своём пути, ищет наши стойбища...

— Слышишь, доченька, как она говорит с тайгой!

И девочка засыпает, убаюканная песней и шумом тайги. Песня сопутствует человеку всю жизнь. Она, как добрый друг, неразлучна с ним и в дни радости, и в часы тревог.

Но самой чудесной мелодией звучит для каждого колыбельная, которую поют у изголовья своих детей все матери земли — и в знойных тропиках и у ледяных берегов Гренландии, в древней колымской тайге и у подножия величественных Анд. И даже по прошествии лет, когда усталая память лениво плетёт узоры воспоминаний, колыбельная остаётся самой прекрасной, самой нежной песней...

А собственная песня!

Это было давно и, кажется, было так.

На аспидном небосклоне, усеянном мерцающими блёстками звёзд, вспыхнули и заиграли тревожные отблески света. Они были бесшумны и мертвенны, но они жили, как мечущиеся тени, — сполохи полярного сияния.

И Марийку охватило неизъяснимое волнение, похожее на тоску. Но это была трепетная и светлая тоска по слову, которое хочется сказать всем. И девочка спела первую свою песню:

— Вот я стою, одетая в тёплую кухлянку. Стою одна. И мне со всем не холодно, потому что я одета в кухлянку. Стоят деревья.

Им холодно, и они стынут на вьюжном ветру. Вот олени лениво бродят в тайге. Над юртой кружатся искры. Кончится ночь. Солн це взойдёт. Снова тронется в путь олений аргиш...

Может, не эти слова были сказаны тогда, но она каждый раз, вспоминая, как бы заново переживает властное чувство, повелевшее ей спеть в ночи.

Так впервые Марийка внутренне испытала сладостные муки — муки творчества.

...Зал раскололся шквалом рукоплесканий, похожим на грохот волн, разбившихся о береговой утёс.

Мария стояла на освещенной сцене, ещё насквозь пронизанная звуками собственной песни.

ИННОКЕНТИЙСТЕПАНОВ

Потом за кулисами кто-то пожимал руку Марии, кто-то проникновенным шёпотом говорил за её спиной:

— Это она автор песни. Мария Амамич...

В тот вечер на сцене Магаданского Дворца культуры профсоюзов шёл заключительный концерт смотра художественной самодеятельности, посвященный пятидесятилетию Советской власти.

Мария Николаевна Амамич, воспитательница детского сада из села Гижига, вместе с подружками-колхозницами исполнила песню о космонавтах на эвенском языке:

Эту птицу с летящим орлом не сравнить, Даже солнце, даже звёзды удивились.

Про такое чудо наши предки и в сказках не сказывали,...Вышли из Дворца. Напротив, через площадь, неоновыми огнями смотрелся в ночной город универмаг. Мелькали зелёные глазки такси. Спешили магаданцы, возбужденно делясь впечатлениями. Но она не замечала всего этого. В душе Марии жили, как отзвук случайно задетой струны, знакомые мелодии.

Песни... Их было много в её жизни: весёлые, задумчивые, грустные. Колыбельная, которую напевала мать. Песни о суровых днях, когда из-за Вархалама пришли герои-красноармейцы, чтобы изгнать ненавистных белобандитов-бочкарёвцев. Пели о первом колхозе, первом артельном катере.

Девочка росла в семье, где напевы и хлопоты будней соседствовали, никогда не разлучаясь.

У эвенов, как и у других кочевых народов, издревле бытуют песни-импровизации, навеянные удачной охотой, праздником, встречей с любимой, несчастьем, постигшим пастуха...

Но эти песни, как и люди, наделены разными судьбами. Иная долго кочует по тайге, другая, как сушняк в летнюю пору, вспыхнет пламенем — и тотчас погаснет.

Любила Мария и русские раздольные напевы о Волге-реке, синеньком платочке, о Катюше.

А песня же о космонавтах была несравнимая с другими: она была рождена и выпестована ею.

В тот осенний день на селе только и разговору было о полёте космонавтов. Даже малыши до слёз напрягали глаза, силясь в бездонной голубизне неба увидеть стремительный полёт космических кораблей.

«На какой вы птице умчались ввысь!» — сложилась как-то сама собой строка.

НА ОХОТСКОМ ПОБЕРЕЖЬЕ

И Мария повторила вслух:

— На какой вы птице умчались ввысь!

А вечером листок, украдкой вырванный из тетради дочери, был исчерчен торопливым почерком.

К словам пришла мелодия, которую Мария любила тихо напевать себе.

В канун годовщины Октября в Гижиге состоялся праздничный вечер. Сельская молодёжь подготовила интересный концерт. Стихи о Ленине сменились революционными песнями. Девушки-эвенки в русских сарафанах лихо напевали весёлые частушки. Потом они впервые на своём языке исполнили песню «Куба — любовь моя». Это было ново и особенно пришлось по душе старикам.

— Хорошо, — одобрительно говорили они.

Вот тогда-то у Марии Амамич и родилась счастливая идея создать ансамбль эвенской песни.

Восьмого марта, в Международный женский день, ансамбль впервые выступил на торжественном вечере с песней о космонавтах. Уж как ни скупы на эмоции старые пастухи и рыбаки — и они, сбросив с лица маску непроницаемого спокойствия, хлопали, как дети. Хлопали, улыбались, кивали головами: «Хорошо».

Это была первая эвенская песня, написанная и исполненная со сцены.

Окрылённая и гордая, возвращалась Амамич домой. И снова где-то в тайниках души она ощутила знакомое чувство, которое испытала девочкой в тайге, озарённой полярным сиянием.

«А почему бы не сложить песню о женщинах!»

И снова бессонные ночи. Расплывчатые образы, ускользающие мелодии. И постепенно, как пробуждающаяся тундра, песня начала обретать силу и расцвела радугой звуков и слов.

Песню о женщинах эвенский ансамбль также исполнил в Магадане. Она была удостоена диплома.

Звучали эти песни и у моря под открытым небом в дни путины.

На рейде неслышно и грациозно покачивался сейнер. К причалу приткнулся кунгас, полный трепещущим серебром.

Пели рыбакам под аккомпанемент волн, которые, точно разбуженные проникновенными словами, гулко, с умиротворённым вздохом набегали на берег.

Дома Мария рассказывала о рыбаках, море, волнах. И снова, как бы невзначай, пришли строки:

Не зря у многих медали сверкают, А у иных на груди горят ордена...

И эти слова, извлечённые из самых глубин души, стали гонцами — предвестниками рождения новой лирической песни о рыбаках.

ИННОКЕНТИЙСТЕПАНОВ

Дар художника — умение видеть в будничном больше, чем обыденное. Эти качества присущи и первой эвенской поэтессе-песеннице Магаданской области Марии Амамич.

В светлой мастерской Нашу песню мы поём. Чэев-нэев недыне! Геологов-друзей воспевая, Мы нашу песню поём. Чэев-нэев недыне!

В колхозной мастерской женщины шьют кукули,торбаса, рукавицы, чижи. Их заказали геологи. И автор песни вправе сказать о рукодельницах:

Надев нами сшитые меха, Шагая по трудным маршрутам. Друзья, иногда вспоминайте о нас.

Песня заканчивается обращением:

«Вы богатство Родины умножайте своим трудом. И мы своим скромным трудом тоже помогаем Родине!»

...Я сижу у Марии Николаевны, и она угощает меня крепко заваренным, как принято повсюду на Севере, ароматным чаем.

— Вы спрашиваете, о чём говорится в лирической эвенской! — переспрашивает она. — Я пела вот о чём: дорогие друзья-оленеводы! Вы снова у нас в гостях, как в прошлом году. Мы и тогда были рады видеть вас, а ныне наша радость ещё больше, наши чувства намного сильнее.

Это не последняя встреча. Придёт другая зима, будет другой праздник. Наша новая встреча будет интересней, а праздник — веселей и красочней.

Завтра вы уедете в тундру, где выпасаются олени. Так пусть над вами всегда голубеет лазурное небо!

Мы только что вернулись из клуба с традиционного зимнего праздника оленеводов. Мария Амамич вместе с Оленой Апока и пастухом Семёном Ханькан исполняли эвенскую лирическую песню. Я не знал слов, но по реакции зала чувствовал, что песня понравилась всем. Вот почему и попросил Марию Николаевну сделать вольный перевод.

Потом разговор незаметно зашёл об эвенском фольклоре, и Амамич сказала, что старинные сказки и песни помогают ей создавать новые.

Она, конечно,, права; Фольклор — жемчужина народного творчества. И истоки творчества Марии Амамич начинаются в этих

НА ОХОТСКОМ ПОБЕРЕЖЬЕ

преданиях и легендах. Не случайно её песни, как праздничный наряд эвенских женщин, сотканы из неповторимых орнаментов иносказаний, гипербол, метафор. Каждый художник, естественный и искренний в своих чувствах и страстях, создаёт типические образы разными средствами. Ваятель увиденное воплощает в молчании мрамора или бронзы, поэт увековечивает свои чувства словом, которое, как и жизнь, всегда в движении.

Нашу беседу временами нарушала пурга, настойчиво и звонко ударяясь в оконные стёкла. Из детской комнаты неслись незнакомые мелодии — старшая дочь хозяйки, шестиклассница Таня, играла на баяне.

— Многие спрашивают, — сказала Мария Николаевна, — почему мы не сопровождаем песни бубном. Мы отказались от бубна — его звуки напоминают нам о прошлом, когда в тайге и тундре хозяйничали шаманы да богачи.

Время клонилось к полуночи. Прощаясь, Амамич поделилась сокровенной мечтой: к столетию со дня рождения Владимира Ильича написать песню о самом великом человеке.

Я вышел. Из динамика, установленного на улице села, далёкий голос московской певицы, как бы предвосхищая мои мысли, ласково и задушевно сказал:

Песне ты не скажешь до свиданья, Песня не прощается с тобой!..

Олег ОНИЩЕНКО

БОЛЬШОЕ СЕРДЦЕ

Марию Николаевну Амамич хорошо знают на Колыме и Чукотке. За двадцать лет работы в школах и интернатах она воспитала сотни ребят. Теперь они трудятся на приисках и стройках, в совхозах и на заводах, в школах и больницах. Концерты национальных эвенских ансамблей, которыми она руководила, всегда тепло принимали люди. В сборнике «Поёт Мария Амамич» опубликованы её песни. Скоро выйдет её книга «Не провожайте с тоской улетающих птиц».

С Марией Николаевной мы встретились в тот день, когда по радио передавали проект новой Конституции СССР. Разговор наш начался именно с этого события.

— Я расскажу вам несколько историй из своей жизни и жизни моих родичей, — предложила Мария Николаевна. — Они невыдуманные.

Так было.

Я была совсем маленькой, — начала она свой рассказ, — когда от тяжёлой болезни умерла мать. Отец постоянно уходил на охоту, но ему трудно было прокормить большую семью. Однажды он встретил знакомого якута, и тот предложил: «Иди в наш колхоз, там пастухи нужны». Отец уехал, долго его не было. Потом вернулся, привёз с собой продукты и ещё бумагу.

В нашем стойбище испугались этой бумаги. Старухи шептались: «Это не к добру...» Наверное, эти разговоры шли от шамана. Но вот приехал наш родич Михаил. Он учился в школе и понимал по-русски. «Нет, — сказал он,—это хорошая бумага. Её написал русский доктор. Он говорит, что отец не должен работать. Ему нужно лежать и лечиться».

Отец лежал в кукуле, глотал похожие на белые пуговицы кружочки и запивал их чаем. Ему становилось легче.

Михаил куда-то уехал на упряжке и вскоре вернулся. Рядом с ним сидел русский человек с чемоданчиком. Все в стойбище испугались.

Дети убежали в тайгу, а старухи спрятались в юртах.

Человеке чемоданом был доктором. Он прикладывал ухо к груди отца и долго слушал. Потом говорил на своём языке. Михаил передавал его слова отцу. Я спряталась за пологом и слышала каждое слово.

Доктор просил, чтобы отец лежал и никуда не ходил, пока не поправится. Это было удивительно, что чужой человек так заботится о нас.

Ведь раньше отец даже очень больным ходил в тайгу на охоту.

Доктор уехал и оставил лекарство. Старухи говорили, что от этого лекарства может быть смерть. А отец боялся другого. Когда

НАОХОТСКОМПОБЕРЕЖЬЕ

болела моя мама, он отдал шаману все шкурки, какие только были в юрте. Наверное, придётся платить и русскому доктору? Разве он может лечить даром?

Но Михаил его успокоил. «Доктор хочет, чтобы ты был здоровым человеком. Лежи спокойно и лечись. О твоём здоровье беспокоится власть».

Отец вздохнул и сказал: «Как жаль, что Ульяна не дождалась русского доктора. Он помог бы ей лучше, чем шаман». Ульяной звали мою маму.

Раньше у эвенов был обычай, запрещающий женщинам охотиться. Но вот пришла в наше село Конституция, в которой было записано, что женщины имеют равные права с мужчинами.

Жили тогда в селе Меренга (оно входило в Северо-Эвенский район) Анна Ковалёва, Мария Сокоргина и Александра Дьячкова. Они решили стать охотницами.

Часто они уходили в тайгу и возвращались с богатой добычей. Старики этому очень удивлялись. И газеты о них стали писать. В колхозе «Новый путь», писала газета, появились охотницы, которые побеждали даже мужчин.

За высокие показатели по сдаче пушнины женщин пригласили в Москву, на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку.

Было это в 1939 году. Но выехать в столицу из далёкого эвенского села было очень трудно. Дай оробели наши смелые охотницы.

А через какое-то время пришла из Москвы посылка. Там были дипломы Всесоюзной сельскохозяйственной выставки и шёлковые платки. И славные охотницы, красавицы с длинными чёрными косами, щеголяли по селу в удивительно красивых платках.

Потом началась война. Наши женщины зимовали в тайге. Они выполняли и перевыполняли планы заготовок пушнины — «мягкого золота», которое так нужно было стране в те трудные годы, А летом они уходили на рыбалку и работали там не хуже мужчин.

Я вспомнила эту историю, когда узнала, что мой брат, знатный оленевод Харлам Николаевич Сокоргин, тоже был участником Всесоюзной выставки достижений народного хозяйства.

Его наградили орденом «Знак Почёта», бронзовой и серебряной медалями выставки. А недавно за успехи в труде он получил премию — автомобиль «Москвич».

Но вот в Москве побывать ему не удалось. Человек он очень беспокойный, боится оставить своё стадо. Ему кажется, что без него не присмотрят за олешками. Всё откладывает поездку на будущее.

Этот журнал издан в одном экземпляре, но в нём есть всё, что должно сопутствовать любому изданию, — фамилии автоОЛЕГ ОНИЩЕНКО ров, редакторов, художников и даже переписчиков. Есть и издатель — Гармандинская школа. Журнал увидел свет ровно тридцать лет назад.

Журнал писал обо. всём, чем жила в те годы ваша страна. И радость Великой Победы, и рассказы о трудовых буднях родного села, и светлые мечты о будущем.

Ученик восьмого класса Володя Власов в своей статье писал: «Используем наше детство для того, чтобы как можно больше приобрести знаний и быть полезными нашей любимой Родине!»

Как же сложились судьбы юных авторов этого журнала?

Володя Власов стал капитаном дальнего плавания. Его теплоход бороздит моря и океаны. Находясь за тысячи километров от небольшого женского села, в котором прошло его детство, школьные годы, он вспоминает эту запись в журнале.

Может быть, немного неумелые, но очень искренние стихи посвятила Советской Армии восьмиклассница Надя Чернецкая. Теперь Надежда Алексеевна Маевская — педагог, работает в Магадане.

«Главным художником» журнала был Георгий Пчёлкин. Он старательно выписывал заголовки стихотворений и рассказов, иллюстрировал их, рисовал орнаменты. Сейчас Георгий Иванович — учитель Мяунджинской средней школы.

Валентин Порунов работает научным сотрудником одного из научно-исследовательских институтов в Хабаровске. Пётр Нука — охотник в родном селе...

Мне очень хочется, чтобы эти строки прочитали мои соученики.

Прочитали и написали о том, как сложилась их жизнь,как сбылись их мечты.

Вот и всё, что рассказала мне Мария Николаевна Амамич. Разве только не упомянула, что и она была автором стихов и рассказов, помещённых в школьном журнале. Что она мечтала стать учительницей и что мечта сбылась.

В сборнике «Поёт Мария Амамич» есть песня «Ленин — нелтэн» (Ленин —солнце). Вот подстрочный её перевод:

Над тайгой, над тундрой большое солнце светит.

Это солнце Лениным зовут, его лучами тайга и тундра согреты.

Это солнце туман не укроет, это солнце за тучей не спрятать...

— И Конституция тоже наше большое солнце, — сказала Мария Николаевна. — Посмотрите, как она озаряет нашу жизнь, судьбы людей!

НА ОХОТСКОМ ПОБЕРЕЖЬЕ

Ульяна ПОПОВА (Кэрдэекене)

ПУТЕШЕСТВИЕ В

ДЕТСТВО

«Не провожайте с тоской улетающих птиц» — повесть в новеллах о детстве маленькой эвенской девочки.

Эвены издавна обитают на Крайнем Северо-Востоке нашей страны. В прошлом они вели кочевой образ жизни, занимаясь охотой, оленеводством и рыболовством. Вплоть до Советской власти эта небольшая тунгусо-маньчжурская народность сохраняла многие пережитки первобытнообщинного строя. Древнейшие культы, верования и шаманизм сосуществовали у неё с христианством, усиленно насаждавшимся среди кочевников православной русской церковью ещё с середины XVIII столетия.

Кочевья эвенов охватывали огромную территорию: Охотское побережье с прилегающими к нему континентальными районами Колымского бассейна, северную часть Якутии, центр Камчатки и таёжную зону Чукотки. Этим следопытам и неутомимым наездникам верхом на оленях были доступны и знакомы любые труднопроходимые уголки таёжной зоны Северо-Востока, бесчисленные горные кряжи, скалы, сопки, реки, речки и озёра.

Вся жизнь, домашний быт, все элементы материальной культуры эвенов, начиная от жилища и кончая одеянием, — всё было приспособлено к постоянному передвижению, к готовности в любой момент поставить своё переносное разборное жилище — юрту, разбить стойбище...

Немудрён был скарб кочевника, невелик, но компактно и аккуратно уложен во вьючные перекидные парные сумки. Стремительно передвигались кочевники с караванами оленей, следовавших гуськом, один за другим: впереди — всадники, за ними — вьючные, нагруженные поклажей олени. Издали был слышен ритмичный, то звонкий — по камням, то глухой — по траве, топот сотен копыт под мелодичный перезвон колокольцев-бубенцов на шеях животных.

Нелегка была жизнь кочевника среди неласковой северной природы. Тысячи опасностей подстерегали его на каждом перевале, на каждой переправе через бурные таёжные речки. Много трагических событий за свою историю пришлось пережить маленькому, но мужественному и стойкому эвенскому народу.

Однако в трудных природных и социальных условиях эвены не только сумели выжить, но и создать самобытную культуру. МноУЛЬЯНА ПОПОВА (КЭРДЭЕКЕНЕ) гие элементы этой культуры, в частности одежда и утварь, восхищают всех своей жизнерадостной декоративностью и художественным вкусом. Особенно ярко проявляется характер жизнестойкой, трудолюбивой народности, её своеобразная фантазия, поразительная историческая память в устном народном творчестве.

Вот об этом и поведала нам в своей книге Мария Амамич. Вместе с маленькой героиней, очень любознательной, непосредственной и жизнерадостной, открываем и познаём окружающий её мир, впитываем все краски и ароматы родного ей Охотского побережья. С увлечением слушаем назидательные рассказы, истории и сказки Дюди, удивительно мудрой эвенской Главной Хозяйки Дома, хранительницы духовного богатства народа.

Мария Николаевна Амамич родилась и провела своё детство в переломное для истории нашего края время — в 30-е годы. Это были годы общественного подъёма эвенской народности, годы её начального приобщения к величайшему долгу — строительству социализма в нашей стране. Рождались первые эвенские колхозы — простейшие производственные объединения оленеводов, вырастали посёлки, строились дома, школы, читальни, клубы, медицинские пункты. Впервые за всю многовековую историю эвены получили собственную письменность, приобщились к грамоте, сделали свой первый шаг к достижениям науки, литературы, искусства великого русского народа, а затем — и к общечеловеческим достижениям передовой культуры.

Для кочевников это был сложный и трудный процесс коренного переустройства старой жизни, нелёгкого расставания с первобытными представлениями, понятиями, религиозными предрассудками, со всей косностью кочевнической психологии... Новая жизнь зарождалась в жестокой борьбе со старой...

В это время близкие Марии, как и все эвены, ещё продолжали бытовое кочевание. Трудно указать место, где маленькая Мария появилась на свет: в тайге нет точного адреса. Каждую весну её родители со всеми своими сородичами спешили к морю из глубинной горной тайги и около устья речки Туманы ловили рыбу. К осени они снова откочёвывали в тайгу, в горы, где всю зиму охотились, пасли свои небольшие стада оленей... Очень рано Мария лишилась матери. Её заменили старшая сестра и бабушки, умудрённые большим жизненным опытом. Они открыли девочке чудесный, поэтический мир народных сказаний, легенд, песен, учили её бережному, уважительному отношению к природе, ко всему живому. Характерная черта назидательных сказок бабушки Дюди — человечность, оптимизм и альтруизм.

Но всё-таки, несмотря на свою мудрость и доброту, бабушки не могли удовлетворить любознательность своей шустрой внучки.

НАОХОТСКОМПОБЕРЕЖЬЕ

Они, бывшие кочевницы, ещё жили по старинке, не понимали многих изменений, происходивших в то время. И отец, один из первых активистов Советской власти, преодолел консерватизм и косность старейших родственниц и отвёз дочь в школу.

Затем Мария Амамич окончила педагогический институт в Хабаровске и вернулась учительствовать на родную землю «оленных людей», в посёлок Гижига Северо-Эвенского района.

Но давний интерес к жизни своих предков и современников не исчез у неё с повзрослением. Потребность в осмыслении прошлого и настоящего своего народа превратилась постепенно в осознанное желание работать на благо его культуры. Так Мария Амамич стала писать стихи и сочинять песни. Общий настрой их диктовали незабвенные мелодии, слышанные в детстве.