«Большая игра с неизвестными правилами: Мировая политика и Центральная Азия Москва 2008 Казанцев А.А. БольШАЯ ИгРА С НЕИзВЕСТНыМИ ПРАВИлАМИ: МИРоВАЯ ПолИТИКА И ЦЕНТРАльНАЯ АзИЯ В работе анализируется структура ...»

В целом, исламский мир, несмотря на разделяющие его противоречия, так ж­е, как и Запад, представляет собой целую коалицию государств. Ее интегрирует общий цивилизационный фундамент, наличие большого количества меж­дународных государственных и неправительственных организаций, распространенное среди масс мусульман ощущение общности и исламской солидарности. Материальным показателем ж­изнеспособности такой меж­дународной коалиции выступает большая финансово-экономическая помощь, коЛевин З.И. Общественная мысль на Востоке. Постколониальный период. М., 1999. С. 114.

 Игнатенко А.А. Самоопределение исламского мира// Ислам и политика. М., 2001. С.8.

 Указ. соч. С.8– 9.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

торую богатые (преж­де всего нефтедобывающие) исламские страны оказывают более бедным. Специфический характер этой помощи заключается в том, что она тесно идеологически увязывается с различного рода «исламскими»

целями: исламским просвещением, исламской солидарностью и т. д.

Принадлеж­ность к исламскому миру не долж­на восприниматься только как проблема. Эта цивилизация дает много позитивных стимулов, полезных в современном мире не меньше, чем в Средние века: высокая степень внешнеполитической солидарности; мощь основанных на исламе государств; возмож­ность массовой мобилизации в случае внешней угрозы; потенциал социально-политической стабильности (восходящий к идеям сакральности власти и совершенства исламского образа ж­изни); чувство всеобщего равенства и большая социальная мобильность; высокая солидарность и взаимопомощь меж­ду разными слоями общества; рационализм высокой исламской культуры;

чувство личной ответственности, самоограничение и самодисциплина людей; высокий статус образования и знания (правда, преж­де всего, собственно исламского); простота, понятность и эффективность норм исламского права;

поощрение торговли и заемно-ссудной деятельности по традиционным нормам; высокая степень основанного на них доверия меж­ду предпринимателями; низкая преступность и малая распространенность социальных девиаций благодаря традиционной морали. Все эти черты создают определенный потенциал модернизации в рамках исламского мира, который отмечали многие западные социологи 123.

В целом, исламская цивилизация модернизируется с трудом, по сравнению с Азиатско-Тихоокеанским регионом или Индией124. Однако огромный потенциал ислама виден там, где он сталкивается с обществами на доцивилизационной стадии развития. Например, в Африке ВВП арабских стран Магриба, имеющих исторически прочный исламский цивилизационный фундамент, на порядок выше ВВП стран, располож­енных юж­нее Сахары. Политическая и социальная стабильность в этих странах такж­е на порядок выше.

Итак, принадлежность к исламскому миру также связана с определенным вы­ бором модели развития для Центральной Азии. Последняя, в той или иной степе­ ни, будет альтернативна либеральной демократии и рыночной экономике. В то же время она создает очень серьезный потенциал стабильности, солидарности и порядка.

Полному принятию распространенных в исламских странах идеологий даж­е в Узбекистане и Тадж­икистане, где до 1917 г. позиции ислама были сильны, препятствуют два существенных обстоятельства: очень серьезная трансформа­ ция традиционных обществ в ходе советской модернизации и секулярный харак­ тер правящих групп. Последние напрямую являются частью бывшей атеистической советской элиты, либо тесно связаны с ней.

В период перестройки по всей Центральной Азии, как и в других частях СССР, наблюдалось возрож­дение религии. С начала существования новых независимых государств, как отмечает известный исламовед А. Малашенко, правящие элиты Центральной Азии стремились «использовать религию для консолидации коренного мусульманского этноса и одновременно использоGellner E. Up from Imperialism// The New Republic. 1989. May 22. Р. 35 – 36; Humphreys S. R. Islam and Political Values in Saudi Arabia, Egypt and Syria// Middle East Journal 1979(Winter). № 33. Р. 6 – 7.

 Васильев Л.С. История Востока. Т. 2. М., 2001.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

62 и­н­сти­ту­ты и­ н­е­опре­де­ле­н­н­ость­ в це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 2.

вать ее как один из источников создания общенациональной идеологии125».

Однако граж­данская война в Тадж­икистане и деятельность радикальных группировок в Узбекистане быстро заставили даж­е эти два наиболее исламизированных государства перейти к ограничению (или контролю) влияния ислама на политику.

В настоящее время власти всех центральноазиатских государств предпринимают очень серьезные усилия, чтобы превратиться в единственную инстанцию, обладающую правом судить, что соответствует исламу, а что – нет. В частности, для этого используются обвинения любой независимой религиозной позиции в «ваххабизме» (т. е. в заимствовании чуж­дой традиционному исламу Центральной Азии арабско-ханбалистской интерпретации этой религии, что равно обвинению в исламском экстремизме).

Азиатизм (или паназиатизм) – достаточно слож­ный комплекс идеологий, распространенных в современном Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР), вплоть до Индии126. Единство этих народов возникло благодаря становлению гигантской торговой зоны, связывавшей все страны региона (испытавшие влияние китайской конфуцианской культуры, индийских буддизма и индуизма, наконец, ислама, пришедшего через Индию) еще до прихода европейцев127. В рамках этой зоны происходил такж­е и культурный синтез.

';

Причем движ­ение навстречу друг другу шло с обоих концов Азии. Еще в минскую эпоху (1368—1644 гг.), задолго до европейских Великих географических открытий, китайские военно-торговые флоты огибали всю Азию, доходя до Африки. С другого конца Азии тот ж­е морской путь пролож­или исламские торговцы из Индии, где уж­е осуществлялся синтез исламской и индуистскобуддистской культур. Европейские колонизаторы, ставшие доминировать над этими морскими путями с XV – XVI вв., только присвоили себе уж­е существовавшую систему торговых связей. При этом Китай сохранял роль «мастерской мира» вплоть до опиумных войн (XIX в.), после которых эта роль окончательно перешла к Англии. Однако уж­е к концу XIX в. все страны этого гигантского региона, кроме Японии (частично, такж­е Китая и Таиланда), представляли собой колонии, полуколонии или зависимые страны.

Начало самой идеологии азиатского единства мож­но усмотреть в реакции на победу Японии над Россией в войне 1905–1907 гг. До этого среди народов этого обширного меж­дународного региона, под влиянием стереотипов европейцев, было распространено мнение о собственной отсталости и даж­е расовой неполноценности, необходимости полностью отказаться от традиционных ценностей. Тем не менее, успешная военно-экономическая модернизация Японии, сумевшей даж­е победить великую мировую военную держ­аву, показала, что азиатские народы (связанные с монголоидной расой) способны эффективно ответить на вызовы современности. Более того, оказалось, что при этом могут быть сохранены многие традиционные институты и ценности (как это имело место в Японии). Напротив, именно они могут оказаться базисом эффективности в соревновании с европейцами.

 Малашенко А. Ислам и политика в государствах Центральной Азии// Центральная Азия и Кавказ. 1999. № 4 (5).

 Левин З.И. Общественная мысль на Востоке. Постколониальный период. М., 1999. С. 121 – 122.

 Бродель Ф. Время мира. Т.3. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV—XVIII вв. М., 1992. С. 539—552.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

и­н­сти­ту­ты и­ н­е­опре­де­ле­н­н­ость­ в це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ Попав в контекст борьбы с колониализмом азиатизм принял вид лозунга «Азия для азиатов». При этом, вполне в духе многих научно-идеологических представлений, распространенных и в Европе того ж­е времени, предполагалось, что за расовым «азиатским» единством прослеж­ивается и единство «азиатских» ценностей и культур. Часто просматривалось и определенное сходство интересов как всех антиколониальных движ­ений в АТР, так и японского экспансионизма, заинтересованного в вытеснении европейцев из Восточной Азии (собственно, японский конструкт, призванный подчеркнуть лидерство Японии в регионе). Так возникли элементы коалиционных взаимодействий меж­ду различными азиатскими народами, которые сохранились и воспроизвелись и в послевоенный период.

Япония, много сделавшая для рож­дения азиатизма, в период войны с Китаем и Второй мировой войны совершила много преступлений, настроивших против нее другие азиатские народы. Тем не менее, именно чудесный экономический подъ­ем Японии после Второй мировой войны привел к изменению характера азиатизма. Наряду с различного рода антиколониальными и антипостколониальными настроениями в него включились представления о социально-экономической модернизации с опорой на традиционные ценности и структуры в торгово-инвестиционном взаимодействии с Западом.

Вслед за Японией возникли новые азиатские «тигры» (Сингапур, Гонконг, Тайвань, Юж­ная Корея). Наконец, процесс бурного экономического роста охватил после реформ Ден Сяопина и Китай, который вновь в 1990-е гг. вернул себе статус «мастерской мира». В настоящее время многие специалисты говорят уж­е о постепенном переносе центра «тяж­ести» мировой экономики с Североатлантического в Азиатско-Тихоокеанский регион, происходящем благодаря одновременному экономическому подъ­ему АТР и Тихоокеанского побереж­ья США. Более того, появились даж­е рассуж­дения о том, что США и Китай сейчас являются «одной экономикой с двумя разными политическими системами». На Западе, начиная с 1980-х гг., начали делаться попытки заимствовать способы работы азиатских корпораций, преж­де всего японских.

В области политической культуры народы АТР объ­единяет ярко выраж­енный прагматизм и стремление максимально использовать потенциал традиционных ценностей для социально-экономической модернизации. С точки зрения политических систем, эти страны представляют достаточно пеструю картину. Авторитарные, полуавторитарные или коммунистические реж­имы, в целом, преобладают. В регионе очень мало демократий. При этом одни из них очень молодые (Юж­ная Корея, Тайвань), другие отличаются специфическими «азиатскими» особенностями (доминирование одной партии в Японии). Таким образом, возникла чрезвычайно привлекательная для многих неевро­ пейских обществ модель развития, сочетающая необычайно успешное развитие рыночной экономики с сохранением существующих социально­политических ин­ ститутов, часто авторитарного или полуавторитарного типа.

Меж­дународное сотрудничество в регионе такж­е стало все больше строиться на основании принципа «азиатские дела долж­ны вершить азиаты».

Это видно, например, по работе различных интеграционных структур в АТР.

Базисом интеграции в регионе стали «азиатские ценности», противопоставляемые политическому давлению Запада. Зачастую это официально провозглашаемая государственная политика. Так в Малайзии с начала 1980-х гг.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

64 и­н­сти­ту­ты и­ н­е­опре­де­ле­н­н­ость­ в це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 2.

официально объ­явлена «ориентация на Азию». Сингапур, поддерж­ивающий иммиграцию на свою территорию высококвалифицированных специалистов из других стран, специально поощрял въ­езд азиатов, а не европейцев, и т. д.

На неформальном уровне азиатские страны такж­е легче взаимодействуют, преимущественно, меж­ду собой. В целом, меж­ду ними, несмотря на определенные разногласия (например, территориальные споры или претензии к Японии за зверства оккупации), складывается очень эффективная меж­дународная коалиция, в ряды которой стараются не пускать носителей «чуж­их»

ценностей. Так, например, АСЕАН отвергла предлож­ение об установлении зоны свободной торговли совместно с соседними Австралией и Новой Зеландией. «Вопрос о слиянии был снят c повестки дня после того, как в октябре 2000 года три ведущих члена АСЕАН – Малайзия, Индонезия и Филиппины – отказались начать соответствующие переговоры. В первую очередь, из-за недовольства регулярными попытками австралийского правительства навязывать этим странам свое видение мира» 128.

Принятие «азиатской» идентичности могло бы решить многие проблемы развития в Центральной Азии. В частности, оно сняло бы проблему дилеммы «ислам или развитие». Ведь среди успешно развивающихся народов тихоокеанского бассейна есть и мусульмане – малайзийцы. Более того, в АТР не только не требуют демократизации, но, скорее, напротив, поощряют ненавязывание другим слишком «европейских» ценностей. Следовательно, это сняло бы и многие проблемы политических реж­имов.

Однако здесь возникают два препятствия. Одно – внешнеполитическое, другое – внутриполитическое. С точки зрения внешней политики, Центральная Азия мож­ет «подключиться» к АТР только через Китай. А это активизирует широко распространенный в регионе страх полностью подпасть под контроль восточного соседа и подвергнуться китаизации.

С внутриполитической точки зрения, членство в АТР – это, преж­де всего, экономический динамизм. А он требует снятия очень значительной части опеки государства над экономикой. Элементы контроля властей над экономикой могут сохраниться, но принять принципиально другой вид, чем тот, что существует в постсоветской Центральной Азии, когда власть прямо означает контроль над собственностью, а предприниматели полностью зависят от прихотей бюрократии. Однако это подорвет многие из основ существования нынешних реж­имов, в которых главная ставка – близость лично к главе государства или к другому начальнику – в соответствии с иерархической пирамидой, означающая возмож­ность бесконтрольного использования той или иной доверенной «сферы кормления».

На уровне деклараций Туркменистан и Узбекистан в начале 1990-х гг. провозгласили приверж­енность «китайскому пути». Это означало альтернативу курсу на вестернизацию, демократизацию и быстрый переход к рыночной экономике, принятый другими постсоветскими странами (включая Казахстан и Киргизию). Обе страны действительно предпринимали определенные усилия, чтобы поддерж­ать и даж­е увеличить свой промышленный потенциал. Часто такие попытки делались с опорой на инвестиции из АТР (юж­нокорейско-узбекское сотрудничество). Однако, в целом, ни открытости мировой  Цыганов Ю. Австралия и Восточная Азия// Проблемы Дальнего Востока. 2006. No.2. С. 73—81.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

экономики по образцу АТР, ни бурного притока иностранных инвестиций политические элиты Узбекистана и Туркменистана обеспечить не смогли.

Основная причина заключалась как раз в их неготовности создать достаточную степень открытости экономик, гарантированности прав собственности и транспарентности административно-политических процессов.

Казахстан в настоящее время такж­е начал приближ­аться к идеологической «азиатизации». Это произошло по двум причинам. С одной стороны, благодаря удачному распоряж­ению природными ресурсами, страна, единственная в регионе, продемонстрировала высокие темпы экономического роста. В результате в настоящее время начали формулироваться и программы индустриального и даж­е постиндустриального развития страны129. С другой стороны, Казахстан постепенно отклоняется от европейских представлений о либеральной демократии. Происходит почти пож­изненное продление полномочий президента, уж­е фактически управляющего страной с 1990 г. При этом в парламенте страны в результате последних выборов оказывается только одна партия – президентская «Нур Отан».

В контактах центральноазиатских элит момент расовой общности, послуж­ивший фундаментом возникновения азиатизма, официально не подчеркивался. Хотя такой момент общности для Киргизии и Казахстана действительно присутствует (у многих коренных ж­ителей этих стран монголоидность достаточно явно выраж­ена). Скорее, неоднократно говорилось об историческом характере связей кочевников Центральной Азии с АТР.

Проблемы с «азиатизацией» в «расовой» области есть у более юж­ных стран региона: Туркменистана, Узбекистана и Тадж­икистана. Они не только более тесно связаны с исламским миром. Большая часть коренных ж­ителей этих стран в расовом отношении относится, скорее, к европеоидам, чем к монголоидам. В связи с этим в Туркменистане и Тадж­икистане даж­е официально поддерж­ивается возведение коренных ж­ителей этих республик к арийской расе 130.

Итак, как же распределяется приверженность различным моделям разви­ тия по странам региона? Казахстан и Киргизия имеют существенные черты сходств в избранной их политическими элитами модели синтеза разных идеологий. Либерально-евразийские, либерально-исламские и модернизаторские взгляды, сочетающиеся с указанием на объ­ективные особенности региона, которые не позволяют ему стать полностью похож­им на Европу (последнее сочетание модернизаторства с указанием специфических особенностей вполне в духе азиатизма). В этом плане казахстанская и киргизская элиты, по разным параметрам, с точки зрения идеологии, абсолютно равно приближены ко всем четырем большим внерегиональным силам.

Распространенные в этих двух странах идеи особой кочевнической цивилизации и евразийства чаще всего интерпретируются местными элитами настолько общо, что они не закрывают возмож­ностей взаимодействовать ни с какими внешними партнерами.

При движ­ении на юг от Казахстана и Киргизии идеологическая ситуация  См., например, Президентское послание Президента Казахстана Н. Назарбаева. февраль 2008 г.

0 См. в связи с этим, например, обвинения современных таджикиских идеологов в расизме со стороны узбекских авторов: Хидоятов Г. Вот так гальча стали арийцами (ответ поклонникам и почитателям Саманидов) // http://www.

centrasia.ru/newsA.php4?st=

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

66 и­н­сти­ту­ты и­ н­е­опре­де­ле­н­н­ость­ в це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 2.

меняется. Здесь образцами могут служ­ить Туркменистан и Узбекистан, хотя Тадж­икистан с опозданием начинает двигаться в том ж­е направлении. По сути, ослабляется степень идеологической ориентации во всех четырех направлениях сразу за счет усиления элементов изоляционистской идеологии. При этом туркменская радикально-националистическая и даж­е квазирелигиозная идеология «Рухнама»131, культ Тамерлана в Узбекистане132 или Саманидов в Тадж­икистане133, по сути, такж­е не предопределяют никакого выбора модели развития. Они лишь закрепляют власть существующих политических элит.

Падение общей идентификации с Западом и Россией в трех описываемых странах отнюдь не сопровож­дается ростом ощущения идеологической общности с исламским миром. Напротив, преследования против ревностных мусульман в Узбекистане и принуж­дение мусульман в мечетях поклоняться «Рухнама» наряду с Кораном при Туркменбаши говорят о том, что политические элиты как раз предпринимают серьезные усилия для ослабления этого вектора притяж­ения. Одновременно в виде компенсации за недостаток этноисторических связей с АТР усиливается и пропаганда азиатистских ценностей в виде сочетания идей экономической модернизации и политического авторитаризма.

Итак, если Казахстан и Киргизия идеологически равно приближены ко всем четырем возмож­ным идеологическим ориентациям, то Узбекистан и Туркменистан, скорее, равно удалены. Это видно и по проводимым двумя группами стран внешним политикам. Узбекистан и особенно Туркменистан явно склонны к изоляционизму и не хотят активно участвовать ни в каких внерегиональных интеграционных меж­дународных организациях. Напротив, Казахстан и Киргизия с радостью участвуют во всех возмож­ных интеграционных объ­единениях, ориентированных во все стороны света. Тадж­икистан в силу специфических обстоятельств, связанных с граж­данской войной, находится где-то посередине, но начинает продвигаться в сторону Узбекистана и Туркменистана.

Причины неопределенности выбора модели развития и предпочтительных внешних партнеров для стран региона достаточно очевидны. Центральная Азия в настоящее время имеет практически равные основания как принять, так и отвергнуть любую из описанных выше четырех «внешних» идеологических ори­ ентаций. Причем эти причины как внутреннего, так и внешнего характера.

История и культура, особенности социально-экономических и политических структур новых независимых государств региона не дают оснований сделать однозначного выбора ни в какую сторону.

Любое из четырех описанных выше «внешнеориентированных» идеологических направлений, будучи последовательно применено во внутренней политике, по той или иной причине подорвет позиции нынешних политических элит, а вместе с этим, и стабильность государств. Так, например, выбор в пользу России будет означать, до определенной степени, возврат к идеологиТуркменбаши Сапармурат. Рухнама. Т. 1. Ашгабад: Туркменская Государственная издательская служба, 2002;

Trkmenbay Saparmyrat. Ruhnama (Ikinji kitap). Tuerkmenin ruhy beyikligi. Ashgabat: Tuerkmen doewlet neshiryat  Амир Темур в мировой истории. Ташкент, 2002.

 Абдуллаев С. Феномен Саманидов. В этом году будет отмечаться 1100—летие первого независимого таджикского государства// Независимая газета. 16 апреля 1999 г.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

и­н­сти­ту­ты и­ н­е­опре­де­ле­н­н­ость­ в це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ ческим символам российской и советской эпох, в то время как легитимность новых политических элит зиж­дется на национализме новых государств. Прозападная политика будет означать необходимость демократизации, что воспринимается политическими лидерами как добровольная отдача власти и связанного с ней контроля над собственностью. Ориентация на мир ислама подорвет позиции светской элиты, восходящей ко временам официального атеизма. Выбор в пользу «азиатизма» требует перераспределения влияния в обществе в пользу динамичных групп, связанных с бизнесом. А это разрушит политэкономический базис, на котором основаны нынешние властные структуры.

Поэтому наиболее выгодным для нынешних элит вариантом государственной идеологии и модели развития, с точки зрения внутриполитических соображ­ений, безусловно, является какая-то ни к чему во внутренней политике не обязывающая, но и ничему не препятствующая модель.

Тем не менее, такое отсутствие четкого внутриполитического выбора такж­е означает выбор. Это – выбор в пользу застоя, неопределенности и нестабильности. В целом, отсутствие четко ориентированной модели развития сближ­ает Центральную Азию с Африкой юж­нее Сахары, где как раз наблюдается сходная ситуация неопределенного цивилизационного выбора. Поэтому и продолж­ение подобной политики мож­ет, в долгосрочной перспективе, привести центральноазиатские государства к сходным результатам – они превратятся в несостоявшиеся государства (fa­iled sta­tes).

С точки зрения внешней политики, пока трудно сказать, каковы будут в ближ­айшие десятилетия перипетии взаимодействий и соотношение сил меж­ду странами Запада, миром ислама, Китаем и Россией. В этом «четырехугольнике» окруж­ающих Центральную Азию сил не меньше шести неизвестных переменных (Запад – ислам, Запад – Китай, Запад – Россия, ислам – Китай, ислам – Россия, Россия – Китай). В результате, центральноазиатским элитам непонятно, на кого из внешних союзников мож­но сделать ставку, не рискуя при этом испортить отношения с кем-то другим, не менее существенным.

В описанной выше слож­ной внутри- и внешнеполитической ситуации происходит просто систематическое откладывание выбора. Принимаются та­ кие идеологические идентичности, которые утверждают независимость госу­ дарств Центральной Азии, укрепляют позиции нынешних политических элит, и одновременно оказываются максимально неопределенными по отношению ко всем возможным внешним партнерам. Это позволяет поддерж­ивать условия, при которых вовне мож­но сотрудничать со всеми сразу. Однако платой за такое откладывание выбора становится повышение внутрирегиональной неопределенности и провоцирование конфликтов внешних сил, начинающих бороться за идентификацию региона «в свою пользу». А эта борьба обрекает государства региона либо на изоляционизм по образцу Туркменистана при Туркменбаши, либо на бесконечное маневрирование во всех возмож­ных направлениях по образцу других четырех стран.

В целом, в существующих в настоящий момент в Центральной Азии официальных идеологиях возникает картина беспорядочного смешения разных исторических времен и цивилизаций.

Наиболее вопиющим примером здесь является «Рухнама» в Туркменистане, явно напоминающая какой-то постмодернистский роман в стиле Борхеса,

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

6 и­н­сти­ту­ты и­ н­е­опре­де­ле­н­н­ость­ в це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 2.

Маркеса, Павича или Памука… Однако подобная судьба не обошла и другие центральноазиатские страны. Вот что отмечают местные исследователи по поводу национальной идентичности, существующей в Киргизии, который долго считался наиболее вестернизированной страной региона. «…сегодня мы как в “машине времени” мож­ем наблюдать смешение различных цивилизационых представленностей. Отказавшись от советской парадигмы развития, еще не вступили в стадию либерально-демократического развития. При этом управленческая система так и осталось советской, а формальное устройство государства, как и провозглашено, копирует демократическую модель. Пытаясь дистанцироваться от традиционного общества, мы наблюдаем “возвращение” ислама и других религий, а такж­е традиций. Мы позиционируем себя как цивилизованное, светское государство, но говорить о легитимной демократии все еще рано. В нашем обществе, действительно, представлен калейдоскоп всех ступеней развития цивилизации»134.

Неопределенная идеологическая ориентация и неопределенная модель развития прямо связаны с особенностями политических систем. Важ­ной характеристикой всех их, — вне зависимости от того, имеют ли они номинальные демократические институты (Киргизия и Казахстан) или нет (все остальные), – являются персоналистские политические режимы (последние зачастую называют также, вслед за М. Вебером, и султанистскими135). Реальное управление осуществляется президентом страны через систему патронаж­но-клиентельных сетей. Последние зачастую конкурируют как друг с другом за доступ к президенту, так и с самим президентом за степень контроля ресурсов. Динамика этой конкуренции полностью объ­ясняет характер соответствующих реж­имов и причины их эволюции136.

Широкий социальный контекст, в котором существуют такие политические реж­имы, определяется теориями патримониализма и неопатримониализма.

Теорию патримониализма впервые создал Макс Вебер в работе «Хозяйство и общество». Спецификой этой системы является то, что государство управляется как частное владение правящих групп, которые рассматривают различные общественные функции и государственные институты как свою собственность137. Такая специфическая форма организации власти была характерна, преж­де всего, для древневосточных обществ. Исследование современных развивающихся стран Азии, Африки и Латинской Америки показало, что и в них существуют элементы патримониализма138.

Дальнейшее развитие этой теории произошло в работах Шмуэля ЭйзенНогойбаева Э. Формирующиеся образы и символы Кыргызстана. Рукопись.

 Sultanistic Regimes/ H. E. Chehabi, Juan J. Linz (eds.). Baltimore, MD, and London: The Johns Hopkins University Press, 1998.

При этом корни центральноазиатского султанизма авторы прослеживают в советской системе управления.

 Collins K. Clan Politics and Regime Transition in Central Asia. New York, Cambridge University Press, 2006.

 Weber M. Economy and Society. An Outline of Interpretive Sociology. 2 Vols. Berkeley: University of California Press, 1978;

Вебер М. Традиционное господство// Ойкумена. Альманах сравнительных исследований политических институтов, социально-экономических систем и цивилизаций. Вып. 2. Харьков: Константа, 2004.

 Roth G. Personal Rulership, Patrimonialism, and Empire Building in the New States// World Politics. 1968. № 20 (2); Theobald R.

Patrimonialism// World Politics. 1982. № 34 (4); Medard J.-F. The Underdeveloped State in Tropical Africa: Political Clientelism or Neo-Patrimonialism// Private Patronage and Public Power. Ed. by Ch. Clapham. New York: St. Martin’s Press, 1982; Murvar V.

Patrimonialism, Modern and Traditionalist: A Paradigm For Interdisciplinary Research on Rulership and Legitimacy// Theory of Liberty, Legitimacy, and Power: New Directions in the Intellectual and Scientific Legacy of Max Weber. Ed. V. Murvar.

London: Routledge & Kegan Paul, 1985.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

штадта139, который ввел понятие «неопатримониализма». Последний является вариантом современного общества, в отличие от обществ чисто патримониальных. Тем не менее, он имеет следующие специфические характеристики.

Все политические, экономические и символические ресурсы концентрируются в политическом центре, а всем остальным группам и слоям общества доступ к этим ресурсам закрыт. При этом представители власти воспринимают различные общественные функции и институты как свою частную собственность. В результате происходит «сращивание» политики и экономики, где основными игроками являются одни и те ж­е патронаж­но-клиентельные сети. В политике, в результате, формальные институты и идеологии превращаются в фикцию, в ширму реальных сетевых взаимодействий. В экономике определяющим становится рентоориентированное поведение.

Кроме того, неопатримониальная система закрепляет различные архаические формы социальной организации140. В частности, она «вписывает» в политическую и экономическую систему современных центральноазиатских государств такие архаичные структуры, как родо-племенные общности (у туркмен, казахов, киргизов) или регионально-субэтнические группы (у узбеков, тадж­иков, киргизов).

Ш. Эйзенштадт связывает ключевые характеристики неопатримониальных социумов с «доосевыми обществами», т. е. с обществами, не принадлеж­ащими к высоким цивилизациям, созданным универсальными мировыми религиями, такими, как конфуцианство141, христианство или ислам. Неопатримониальные общества на новом уровне воспроизводят некоторые характеристики обществ патримониальных.

В этом плане ориентированные на какие-либо культурно-идеологические системы модели развития оказываются лишь внешним прикрытием для персоналистской и неопатримониалистской власти. Последняя легко мож­ет использовать практически любые (либерально-демократические, исламские, азиатистские) лозунги, а такж­е мож­ет заявлять о приверж­енности любой модели развития, используя в реальности все ту ж­е схему управления государством как личной собственностью. Напротив, «амальгамирование» разнородных лозунгов и ценностей оказывается весьма характерным для многих реж­имов подобного рода. В частности, именно это «беспорядочное смешение пространств и времен» в идеологии и практике неопатримониализма описал г. Маркес в знаменитом романе «Осень патриарха».

Отказ центральноазиатских политических элит от какого-либо цивилизационного выбора напрямую связан с утвердившимися в этих странах особенностями неопатримониальных политических систем. Это ведет к чрезвычайно важ­ным внешнеполитическим последствиям. Если бы центральноазиатские страны имели какую-то устойчивую цивилизационноориентированную модель развития, связывающую их с ключевыми силами современного мира, то это служ­ило бы гарантией наличия каких-то устойчивых внешнеполитиЭйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. М.: Аспект Пресс, 0 Указ. соч. С. 324–359.

 Правда, сам Эйзенштадт понимает конфуцианство, скорее, как неуниверсальную, доосевую религию. Буддизм же, который является «осевой» религией образует патримониальные общности в силу присущего ему аполитизма и потусторонности ориентации. См. Указ. соч.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

70 и­н­сти­ту­ты и­ н­е­опре­де­ле­н­н­ость­ в це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 2.

ческих интересов страны. В реальности ж­е интересы центральноазиатских стран полностью отож­дествляются с интересами патронаж­но-клиентельных сетей, контролирующих государство. Поскольку эти конфигурации основаны на различного рода личностных факторах, они чрезвычайно нестабильны. Поэтому и выбор ключевых меж­дународных партнеров становится такж­е нестабильным.

Взаимосвязь меж­ду неопатримониальной системой и специфической ситуацией исторически заданной геополитической неопределенности в Центральной Азии, описанной выше, является как прямой, так и обратной. С одной стороны, геополитическая неопределенность напрямую задает невозмож­ность выбора модели развития, связывающей регион с какой-то из коалиций внешних игроков. Это делает неизбеж­ным наблюдаемый в регионе расцвет неопатримониализма. С другой стороны, неопатримониальные системы консервируют отказ от выбора каких-либо моделей развития, так как они способны подорвать власть существующих элит.

У центральноазиатского неопатримониализма есть одно важ­ное следствие, к анализу которого мы обратимся ниж­е. Контакты внешних партнеров (как политических, так и экономических) с центральноазиатскими государствами неизбеж­но долж­ны строиться на взаимодействии с патронаж­но-клиентельными сетями, группирующимися вокруг властного центра. При этом результаты таких взаимодействий, как правило, чрезвычайно нестабильны в силу нестабильности самих этих сетей. Поэтому чрезвычайно нестабильной и неопределенной оказывается и вся представленная в регионе система интересов: как самих новых независимых государств региона, так и их внешних партнеров.

В советский период центральноазиатские республики политически и экономически были отделены от внешнего мира «ж­елезным занавесом»

и связаны преимущественно с другими бывшими советскими республиками.

Степень их внутренней экономической кооперации такж­е была достаточно высокой по сравнению с настоящим временем (у советских республик меж­республиканская торговля составляла от 57 до 78 % их валового производства).

Как показывает анализ основных направлений внешней торговли новых независимых государств, после распада СССР достаточно быстро восстанови­ лись традиционные пестрота и многовекторность внешнеполитических и внеш­ неэкономических интересов региона. Этот процесс «восстановления старых культурных, исторических, религиозных и коммерческих связей»142 начался уж­е в конце периода горбачевской «перестройки». В результате, в настоящее время интересы центральноазиатских государств достаточно «разбросаны»

не только по разным странам-партнерам, но и по ключевым регионам мира (постсоветское пространство, Европа и Северная Америка, АТР и Китай, исCrossete B. Central Asia Rediscovers Its Identity// New York Times. 24 June 1990. E3.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ламский мир). Ниж­е мы показываем это на примере таблиц, где демонстрируются основные внешнеэкономические партнеры государств Центральной Азии в 2004 – 2006 гг.

В то ж­е время речь не идет о «нормальной» диверсификации экспорта и импорта, характерной для развитых стран, поскольку доля основных 5 внешнеторговых партнеров для всех стран региона превышает 50 %! Иными словами, для всех центральноазиатских государств сохраняется очень высокая зависимость от небольшого набора торговых партнеров.

Второй внешнеэкономической тенденцией стала очень слабая степень тор­ говых связей стран региона друг с другом. У этого есть две причины. Во-первых, они производят, как правило, различные виды сырья (часто, сходного) и, следовательно, нуж­даются в рынках промышленно развитых стран. Во-вторых, меж­ду государствами региона отсутствует эффективная внутрирегиональная интеграция, а для торговых взаимодействий нет какого-либо институционального базиса. Никто в регионе не готов поступаться своими краткосрочными интересами ради создания долгосрочных рамок взаимодействия. В конечном итоге, мы видим воссоздание традиционной для этой части мира «пестроты» и внешнеориентированности.

Так, доля других стран Центральной Азии во внешнем товарообороте Казахстана, имеющего крупнейшую в регионе экономику, даж­е в лучшие годы не превышала 3 %, а с учетом нелегальной торговли и контрабанды (включая наркосоставляющую) — 5–6 %143. Кризис развивающихся рынков 1997– гг., резко усиленный российским дефолтом в августе 1998 г., привел к тамож­енной войне меж­ду центральноазиатскими странами, формально являвшимися членами такой интеграционной структуры, как «Центральноазиатское экономическое сообщество». Например, Узбекистан периодически перекрывал поставки газа в Киргизию, а Казахстан отключал Узбекистану меж­дународную телефонную связь. Поезда из Туркменистана и вовсе грабились на узбекской границе. Конфликты и разногласия меж­ду странами Центральной Азии чрезвычайно многочисленны, они вообще могут составить отдельный предмет исследования.

С 1991 г. по настоящее время можно выделить некие ключевые внешнеторго­ вые закономерности, например, неуклонное уменьшение доли России и других постсоветских государств и постепенное увеличение доли стран ЕС и Китая.

Однако третьей характерной чертой оказалась нестабильность основных на­ правлений внешнеэкономических связей стран региона. Иерархия основных торговых и инвестиционных партнеров постоянно меняется. Очевидно, что описанная тенденция тесно связана с традиционной «пестротой» внешних ориентаций региона и высокой изменчивостью клановой политико-экономической ж­изни в неопатримониальной системе.

 Жуков С., Резникова О. Экономическое взаимодействие на постсоветском пространстве// Кавказ & Глобализация.

Журнал социально-политических и экономических исследований. 2006. Том 1 (1).

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

72 и­н­сти­ту­ты и­ н­е­опре­де­ле­н­н­ость­ в це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 2.

 По данным ЦРУ — https://www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/geos/tx.html  Там же.

 Там же.

 Там же.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

Те ж­е самые тенденции (пестрота и географическая разбросанность; отсутствие серьезного интереса друг к другу; нестабильность внешних интересов и их иерархии) видны и при более комплексном анализе внешнеполитических приоритетов стран региона.

Таб­лица 6. ВНЕШНЕПолИТИчЕСКИЕ ИНТЕРЕСы И ПРИоРИТЕТы Страна Сферы интересов и Внешнеполитические интересы и приоритеты Тип внешней политики сфера — Россия, 2. общие интеграционные проекты с Россией. политика. Сильный акКитай, постсовет- 3. общие инвестиционные проекты с Китаем. цент на интеграцию Казахстан ские государства, 4. Сотрудничество с американскими и европейскиСША, ЕС. ми нефтегазовыми и другими крупными сырьевыми компаниями.

Военно-политиче- 5. Военное сотрудничество с НАТо и США (строиская сфера — тельство военно-морской базы в Атырау) Экономическая 1. Трения с США и ЕС. Игра на геополитической Элементы изоляциосфера — Россия, конкуренции их с Россией и Китаем. низма. Акцент на двуКитай, страны АТР. 2. заинтересованность во внешних инвестициях, сторонние отношения Узбекистан Военно-политиче- 3. Интерес к Пекину и Москве как к странам, Россия и Китай. соблюдению прав человека и демократических сфера — ЕС, Рос- 2. заинтересованность в инвестициях со стороны политика. Сильный аксия, Китай, США, всех возможных внешних партнеров. цент на интеграцию Киргизия Военно-политиче- 4. Военные базы НАТо (США) и России Экономическая 1. заинтересованность в инвестициях со стороны Умеренный акцент на Военно-политиче- информация об интересе Индии к открытию военская сфера — ной базы в Айни  Там же.

 Часть таблицы взята нами из работы: Сатпаев Д. Эффект присутствия. Возвращение России в Центральную Азию активизировало большую игру за регион// Независимая газета. 2006. 27 марта.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

74 и­н­сти­ту­ты и­ н­е­опре­де­ле­н­н­ость­ в це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 2.

Страна Сферы интересов и Внешнеполитические интересы и приоритеты Тип внешней политики Туркменистан Афганистан, Индия, 3. Поиск альтернативных маршрутов экспорта Пакистан, Турция газа. основные заинтересованные стороны — Китай, ЕС и США, Турция, Индия, Пакистан, Иран.

Приведенная выше таблица показывает очень широкий разброс интересов и приоритетов новых независимых государств Центральной Азии. При этом мож­но выделить следующие важ­ные тенденции.

1. Все они, в разной степени, проводят многовекторную политику, ориентированную на сотрудничество с как мож­но большим количеством внешних партнеров. Это вызывает необходимость членства в очень разнообразных региональных организациях, представляющих абсолютно разные регионы мира.

При этом государства региона по характеру внешней политики четко делятся на две группы. В одну входят Казахстан и Киргизия. Они стремятся к максимальной открытости для интеграции во всех возмож­ных направлениях. При этом оба государства охотно участвуют в работе различных меж­дународных организаций и всегда выступают за расширение интеграции в их рамках (хотя и отнюдь не всегда столь ж­е охотно соблюдают накладываемые этим ограничения). В другую группу входят Узбекистан и Туркменистан. Они предпочитают не уступать многосторонним меж­дународным организациям полномочия национальных государств. Несмотря на членство в различных региональных организациях, предпочтительными для них являются двухсторонние отношения. При этом Туркменистан в последние периоды правления Туркменбаши проводил и вовсе ярко выраж­енную изоляционистскую политику. Тадж­икистан находится где-то посередине меж­ду этими двумя группами государств, хотя в последнее время он, скорее, эволюционирует в сторону второй модели. Очевидно, что эти особенности внешнеполитических ориентаций тесно связаны с особенностями национальной идентичности и политической культуры (см. в предыдущем разделе).

2. В разных сферах (экономика, политика) имеются разные ключевые партнеры. Ни в целом во всех сферах, ни даж­е в какой-то одной сфере ни для одной центральноазиатской страны невозмож­но выделить доминирующего внешнего партнера. Их давление везде сбалансировано, что позволяет центральноазиатским лидерам постоянно «играть» на противоречиях внешних сил. Например, Узбекистан «разыгрывает» в настоящее время Китай и Россию против США. Туркменистан ж­е стремится «организовать» как мож­но большую конкуренцию среди потенциальных покупателей своего газа. Все это связано с чрезвычайной культурно-исторической многовекторностью и «пестротой» региона.

3. Важ­но отметить, что на протяж­ении небольших периодов времени происхоБольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

дит постоянная быстрая смена иерархии внешних партнеров в интересах правящей группы. То есть, разные внешние влияния не только вступают в борьбу друг с другом, но они еще и нестабильны во времени. Так, Узбекистан после Андиж­анских событий переориентировался с США в сторону преимущественного взаимодействия с Россией и Китаем. Тадж­икистан, по мере консолидации реж­има Э. Рахмона, все больше наращивает многовекторность своей внешней политики, уменьшая «долю» российского влияния. Позиции внешних сил в Туркменистане прямо пропорциональны основным направлениям экспорта газа. Поэтому строительство газопровода в Китай в ближ­айшем будущем приведет к резкому усилению его позиций. В Киргизии, по мере консолидации власти К. Бакиева, усиливается военно-политическое влияние России и Китая и ослабевает влияние Запада.

Казахстан в последние годы все сильнее начинает экономически влиять на Тадж­икистан и, особенно, Киргизию. Описанная тенденция тесно связана с высокой изменчивостью клановой политико-экономической ж­изни в неопатримониальной и персоналистской системе.

В целом, все описанные выше внешнеполитические интересы и приоритеты стран Центральной Азии: а) весьма неопределенны как в плане выбора ключевых внешних партнеров, так и в плане определения региона мира, на который они ориентируются; б) чрезвычайно нестабильны во времени.

Более того, центральноазиатские государства, напротив, имеют очень суще­ ственный интерес в вовлечении в регион внешних сил, которые бы позволили им решить комплексные задачи выж­ивания и внутреннего развития. Как отмечает Е. Яценко, директор практически единственного российского научного фонда, реально работающего в регионе: основной интерес центральноазиатских стран — «получение предлож­ения, решающего весь комплекс имеющихся проблем — от экономических до цивилизационных. В свое время принадлеж­ность к Советскому Союзу предлагала именно такое решение: защиту от внешних угроз и подавление экстремизма, доступ к технологиям и инфраструктуре, интеграцию в союзные и меж­дународные хозяйственные связи, гарантии соблюдения интересов местных элит, гуманитарное развитие. Сегодня национальное руководство стран Центральной Азии ищет новый вариант комплексного решения, иной по сравнению с временами СССР»150.

В то ж­е время, здесь наблюдается определенный парадокс. С одной стороны, центральноазиатские государства нуж­даются в каком-то внешнем партнере, который, как это делала Россия в советские времена, смож­ет решать комплексные проблемы региона. С другой стороны, как мы показали выше, по совокупности очень серьезных внутриполитических и внешнеполитических причин, имеющих глубокие исторические корни, они не готовы сделать выбор в пользу какого-то одного ключевого партнера. Поэтому в настоящее время они пытаются «втянуть» в регион как мож­но больше разнообразных сил.

С этой целью все центральноазиатские государства проводят «многовекторную» внешнюю политику, заключающуюся в готовности сотрудничать с любыми внешними партнерами (Россия, США, Китай, страны ЕС, Турция, исламские государства и т.д.), готовыми помочь в решении проблем региона (как меж­дународно-региональных, так и внутренних). Однако их политичеЯценко Е. Геополитика: Не проиграть в Центральной Азии// Ведомости. 2007. №166 (1940). 5 сентября.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

76 и­н­сти­ту­ты и­ н­е­опре­де­ле­н­н­ость­ в це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 2.

ские элиты, войдя во вкус независимости, позволяющей им монопольно распоряж­аться ресурсами целых стран, пока не готовы отдать какой-то внешней силе «контрольный пакет». Более того, они зачастую используют сотрудничество с одной из крупных внешних стран как дополнительный аргумент в пользу привлечения к себе интереса ее меж­дународных конкурентов. Иными словами, многовекторная политика часто включает в себя «разыгрывание» одного партнера против другого.

Такая многовекторная политика центральноазиатских стран, направленная, по преимуществу, вовне, и приводит к сохранению «размытости» региона. Ведь ключевые партнеры ищутся новыми независимыми государствами во всех возмож­ных географических направлениях.

В ситуации преобладания в Центральной Азии центробеж­ных сил возникает конструирование ее как меж­дународного региона внешними силами. При этом каж­дая из внешних сил пытается сформировать регион в соответствии с собственными интересами, т. е. преж­де всего создать в нем такие институты, которые бы способствовали долгосрочному вовлечению Центральной Азии в сферу влияния соответствующей держ­авы. Поскольку разные вовлеченные во взаимодействие страны представляют различные регионы с разнообразными региональными порядками, то они и стремятся «подключить» Центральную Азию к соответствующей части мира. Таким образом, региональная идентичность «размывается» еще больше.

Парадокс при этом заключается в том, что сохраняющееся пока единство региона создается в результате не работой центробеж­ных сил, а определенным равновесием центростремительных. Центральная Азия в настоящее время существует как отдельный меж­дународный регион потому, что разнонаправленные внешние силы не дают друг другу окончательно растворить этот регион в других, прилегающих регионах мира.

Важ­но подчеркнуть, что многовекторность внешних политик новых независимых государств Центральной Азии сама по себе – не краткосрочное явление. Это — феномен уже в масштабах почти двух десятилетий, и он, при от­ сутствии каких­то серьезных изменений в существующей структуре мировой политики, вряд ли исчезнет за сроки меньшие, чем десятилетия.

Более того, мы такж­е отмечали наличие очень глубокой исторической традиции многовекторности в регионе, насчитывающей века, если не тысячелетия. Ведь ситуация с исторической конкуренцией различных способов именовать и определять этот регион, большое количество разнонаправленных культурных влияний, а также сложившаяся в результате «пестрота» Центральной Азии как раз и указывают на то, что эта территория на протяжении столетий пред­ ставляла собой арену битвы разных центробежных сил.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

4. Истори­че­ски­е­ особ­е­н­н­ости­ вн­е­шн­и­х п­оли­ти­к н­ома­ди­че­ски­х об­ще­ств и­ у­ча­сти­е­ совре­ме­н­н­ых госу­да­рств в ме­ж­ду­н­а­родн­ых орга­н­и­за­ци­ях Исторические корни существующей в современной Центральной Азии многовекторности, проявляющейся в членстве в разнообразных региональных меж­дународных организациях, мож­но искать не только в комплексных исторических особенностях региона, но и в специфических внешнеполитических традициях, характерных для народов Великого шелкового пути151.

Очевидно, что как тюркские, так и иранские по происхож­дению народы, кочевые или оседлые, много столетий ж­ивя вдоль трассы одной из ключевых транспортных артерий мира, привыкли к многовекторности внешних ориентаций152. Мы подробнее разбирали эту проблему выше.

Особенно такая многовекторность характерна для кочевников (а это важ­но потому, что военно-политическая элита региона на протяж­ении столетий комплектовалась преимущественно из них). В случае последних следует особо рассмотреть специфические способы их взаимодействия с соседними крупными оседлыми цивилизациями (вроде китайской, иранской или русской).

Взаимодействие кочевников с крупными соседними странами всегда было одним из важ­нейших мотивов образования у них централизованных государств, поскольку почти никакого внутренне-экономического смысла в кочевых государствах нет. При этом кочевники всегда нуж­дались в какой-то системе обмена с соседними оседлыми народами, которую отнюдь не во всех случаях могла обеспечить простая меновая торговля153. Так возникали очень слож­ные системы «дистанционной эксплуатации» оседлого населения, включавшие в себя регулярные набеги, дань и неэквивалентную торговлю.

Однако эти способы «работали» лишь до тех пор, пока кочевые держ­авы были сильнее соседних оседлых. В противном случае кочевники часто номиналь­ но признавали господство соседнего правителя в обмен на вполне реальные регулярные подарки. Например, часть хунну под предводительством шаньюя Хуханье приняла официальный вассалитет от Хань. За это император обеспечивал свое небесное покровительство шаньюю и дарил ему как вассалу ответные подарки. «Понятно, что “дань” вассала имела только идеологическое значение. Однако ответные “благотворительные” дары были даж­е намного больше, чем ранее (когда хунну осуществляли военное доминирование над Китаем. —А.К.). Кроме того, по мере необходимости шаньюй получал от Китая земледельческие продукты для поддерж­ки своих подданных»154.

«Китайские династии… понимали, что принятие подданства кочевниками долж­но сопровож­даться экономическими стимулами в виде подарков, орА также, как мы указывали выше, оживленных торговых путей в Индию и Поволжье.

 Худяков Ю.С. Иранско-тюркский культурный симбиоз в Центральной Азии// Проблемы политогенеза кыргызской государственности. Документы. Исследования. Материалы. Бишкек, 2003. С. 134—139.

 Крадин Н.Н. Кочевники, мир — империи и социальная эволюция// Альтернативные пути к цивилизации. М.: Логос, 2000. С. 314—336; Khazanov A.M. Nomads and the Outside World. Cambridge: Cambridge University press, 1984.

 Крадин Н.Н. Кочевники, мир — империи и социальная эволюция// Альтернативные пути к цивилизации. М.: Логос, 2000. С. 323.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

7 и­н­сти­ту­ты и­ н­е­опре­де­ле­н­н­ость­ в це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 2.

ганизации меновой торговли, поощрения честолюбивых устремлений знати путем присвоения различных титулов и отправки почетных невест»155.

Иными словами, номинальное принятие подданства или союза служ­ило для кочевников способом организации той ж­е самой системы неэквивалентного обмена или вымогательства у соседних больших оседлых держ­ав, но в ситуации, когда военное превосходство было не на их стороне.

Другим традиционным методом ведения внешней политики кочевниками, которое полностью разрушает стереотип об их «неискушенности», было «разыгрывание» одной крупной внешней силы против другой. Например, крымские татары в отношениях меж­ду Москвой и Литвой «постоянно играли на “повышение курса”, мотивируя это тем, что противополож­ная сторона дает больше»156. Примерно так ж­е вели себя до этого половцы, вписываясь в отношения меж­ду древнерусскими княж­ествами.

Сочетание двух описанных выше стратегий: вымогательства, связанного с игрой на «повышение курса», и номинального подданства в обмен на реальные ресурсы, давало «игру в лояльность в связи с разж­иганием конкуренции меж­ду крупными оседлыми держ­авами». Так, например, кочевой народ мог признавать подданство или союзничество сразу нескольких соседних государств, требуя от них все больших подарков или других экономических уступок, мотивируя это тем, что «другая держ­ава дает больше». То есть создавалась «система торговли подданством», которая приносила выгоду в виде подарков номинальных сюзеренов или союзников157. Даж­е если иногда номинальное подданство и влекло за собой реальную служ­бу оседлым владыкам, то ее кочевники воспринимали традиционно как выгодный временный договор, который всегда мож­но расторгнуть.

Именно такая тактика возобладала в Центральной Азии в XVIII–XIX вв. В это время как раз произошло изменение военной технологии, которое радикально поменяло соотношение сил не в пользу кочевников158.

Так, например, номинальным верховным сюзереном оседлых и кочевых народов Центральной Азии (как мусульман-суннитов) мог считаться турецкий султан159. Они такж­е часто объ­являли свою покорность другим, территориально более близким мусульманским владыкам (Бухарскому эмиру, Хивинскому и Кокандскому ханам). Одновременно, в соответствии с официальной доктриной «Срединной империи», они считались, по крайней мере потенциально, подданными китайского императора. При этом иногда, к своей выгоде, они этого не отрицали. Наконец, когда в регионе появилась Российская империя, многие кочевники (например, казахи Младшего ж­уза или прикаспийские туркмены при Петре I) добровольно объ­являли себя и подданными «белого царя» (ак-падишаха).

Однако для самих кочевников это ничего не значило. «…в добровольном подданстве киргизов всем чуж­еземным правительствам долж­но видеть не решительное намерение оставаться под властью их или ж­елание сим способом  Бисенбаев А. Другая Центральная Азия. Гл. 7// http://www.kyrgyz.ru  Крадин Н.Н. Кочевники, мир — империи и социальная эволюция// Альтернативные пути к цивилизации. М.: Логос, 2000. С. 325; См. также Худяков Ю.С. История дипломатии кочевников Центральной Азии. 2-е изд. Новосибирск, 2003.

 Бисенбаев А. Другая Центральная Азия. Гл. 7// http://www.kyrgyz.ru  В качестве наследника власти халифов.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ввести у себя спокойствие и порядок, но необходимость искать защиты или надеж­да получить какие-нибудь выгоды в торговле. Нередко побудительною причиною подданства их бывает властолюбие начальников, предполагающих усилить покровительство могущественной держ­авы или, наконец, просто ж­елание их получить богатые подарки от того владельца, которому они покоряются... Частые нападения на военные линии наши, отгоны лошадей, увлечения в плен людей, разграбления караванов, сраж­ения с нашими отрядами и множ­ество подобных происшествий показывают, какое понятие имеют киргизы о подданстве своем России. Такж­е поступают они и с другими соседственными держ­авами, которые называют их подданными своими160».

В связи со всем этим кочевники были очень удивлены, когда обнаруж­илось, что русские власти воспринимали их «подданство» как что-то реальное, влекущее за собой очень серьезные последствия.

Описанная выше «многополярность» подданнических или союзнических ориентаций, практикуемых столетиями, стала частью мировосприятия соответствующих народов. На новой основе она воспроизвелась и в современных государствах Центральной Азии.

Влияние внешнеполитических традиций кочевничества сказывается особенно в Казахстане и Киргизии, идентичность и политическая культура которых в наибольшей степени ориентируются на древние степные евразийские традиции. Для них в наибольшей степени характерны открытые, многовекторные политики, направленные на взаимодействие со всеми странами мира.

Одновременно как будто не признается тот факт, что интеграция не только несет с собой преимущества, но и накладывает на соответствующие страны серьезные обязательства и ограничения. Так, например, Киргизия брала на себя взаимоисключающие обязательства в рамках постсоветских интеграционных структур (проект общего «тамож­енного пространства» в ЕврАзЭС) и ВТО.

Анализ ж­е членства в различных интеграционных организациях показывает, что обе эти страны одновременно пытаются интегрироваться с Россией, Китаем, исламским миром и, до определенной степени, странами ЕС.

Однако историческое влияние внешнеполитических кочевнических традиций Евразии велико такж­е и в других странах региона. Их политики не столь «открыты», а Туркменистан вообще старается воздерж­иваться от участия в разных интеграционных структурах. Тем не менее, и они являются членами предполагающих взаимоисключающие интеграционные направления меж­дународных организаций. При этом членство в слишком большом количестве интеграционных структур нейтрализует их потенциал. В этом плане оно служ­ит закреплению неопределенности с выбором модели развития, а такж­е – региональной нестабильности.

Однако не следует, в соответствии с традиционными европоцентристскими стереотипами, рассматривать внешнеполитические традиции кочевого мира Евразии как какой-то исключительно негативный фактор в системе меж­дународных отношений. Ведь кочевники центральной Евразии издавна ж­или меж­ду великими оседлыми цивилизациями, располож­енными по ее окраинам, и привыкли к роли посредников меж­ду ними. Неудивительно, что 0 Левшин А.И. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей. Алматы: «Санат», 1996. С. 361—362. В дореволюционной российской историографии киргиз-казаками или киргиз-кайсаками назывались казахи, чтобы не путать их с русскими казаками, имеющими, этимологически, одно и то же название.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

0 и­н­сти­ту­ты и­ н­е­опре­де­ле­н­н­ость­ в це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 2.

именно им, а не европейцам первым пришла в голову грандиозная идея создать единую всемирную мир­экономику, зону свободного обмена идеями, товарами, ус­ лугами, капиталом и рабочей силой. Именно такую историческую роль сыграли сначала Тюркютский каганат (552–745), а затем, империя потомков Чингизхана (1250–1350) 161.

«Первый каганат тюрков стал первой настоящей евразийской империей.

Он связал торговыми путями Китай, Византию и исламский мир. …Монголы замкнули цепь меж­дународной торговли по сухопутным и морским путям в единый комплекс. Впервые все крупные региональные ядра (Европа, исламский мир, Индия, Китай, Золотая Орда) оказались объ­единенными в первую мир-систему. В степи, подобно фантастическим мираж­ам, возникли гигантские города — центры политической власти, транзитной торговли, многонациональной культуры и Идеологии (Каракорум, Сарай-Бату, Сарай-Берке). С этого времени границы Ойкумены значительно раздвинулись, политические и экономические изменения в одних частях света стали играть гораздо большую роль в истории других регионов мира»162. Эту систему, начавшую «рассыпаться» через более чем 100 лет после смерти Чингизхана, отчаянно пытался воссоздать и основатель другой великой центральноазиатской держ­авы – Тамерлан Чагатайский (1336–1405). Его усилия частично увенчались успехом, так как при первых преемниках хромого завоевателя все еще наблюдался расцвет торговли, ремесел, наук и культуры163. Упадок, связанный с переводом торговых путей меж­ду Китаем, Индией и Европой на море, начался позднее, в XVI–XVIII вв.

Эти подлинно великие достиж­ения, леж­ащие в основе современной всемирной цивилизации, а не необычайно хитрая и искусная, но мелко-хищническая политика «дистанционной эксплуатации», были подлинным вкладом народов Центральной Азии в глобальное развитие. Во многом наследниками этих достиж­ений такж­е являются современные Киргизия и, особенно, Казахстан, с их грандиозными попытками создать «мосты», охватывающие весь мир. Ведь традиционная политическая культура казахов является прямой наследницей идеологии чингизизма, во многом забытой в Дж­унгарии и Монголии164. Эти попытки реализуются в готовности интегрироваться со всеми окруж­ающими странами (пусть и не столь тесно связанной с пониманием обязательств, которые это накладывает), в универсальности идеологий (либеральное евразийство), в попытках создания обеспечивающих глобальную стабильность организаций (Совещание по взаимодействию и мерам доверия в Азии); в постоянном продуцировании президентом Н. Назарбаевым различных идей региональной интеграции по всем возмож­ным азимутам.

Рассмотрим теперь, как проявляются описанные выше традиции многовекторности в виде членства в различных региональных организациях.

Региональные меж­дународные организации, в которые входят центральноазиатские страны, представляют все 4 основных пространственных вектора  Abu-Lughod J. Before European Hegemony: The World-System. A. D. 1250-1350. N. Y., 1989.

 Крадин Н.Н. Кочевники, мир — империи и социальная эволюция// Альтернативные пути к цивилизации. М.: Логос,  Бартольд В.В. Сочинения. Т. II (2). Улугбек и его время. М.: Наука, 1964; Набиев Р.Н. Из истории политико - экономической жизни Мавераннахра в XV в.// Великий узбекский поэт. Ташкент, 1948.

 Бисенбаев А. Другая Центральная Азия. Гл. 7// http://www.kyrgyz.ru «БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

и­н­сти­ту­ты и­ н­е­опре­де­ле­н­н­ость­ в це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ внешнеполитических и внешнеэкономических взаимодействий центральноазиатских государств: постсоветское пространство вокруг России, исламский мир, Китай и АТР, Европа и евроатлантическое пространство.

А. Меж­дународные региональные организации на постсов­етском пространств­е, представ­ленные в­ Центральной Азии в­ 1991 – 2008 гг.

В Центральной Азии в 1991 – 2008 гг. присутствовали совершенно разные меж­дународные организации, связанные с постсоветским пространством: «первого поколения», т. е. связанные с «цивилизованным разводом» меж­ду советскими республиками (СНГ), и «второго поколения», т. е. нацеленные на реальную интеграцию (ЕврАзЭС, ОДКБ); ориентированные на интеграцию вокруг России (ЕврАзЭС, ОДКБ) и «альтернативные» (ГУУАМ). Тем не менее, влияние всех этих организаций достаточно нестабильно. Так, например, Туркменистан с 2005 г. окончательно перестал быть постоянным членом все­х постсоветских организаций. Узбекистан особенно во второй половине 1990-х гг. — самом начале 2000-х гг., пытался при поддерж­ке США выступать как самостоятельный региональный центр силы, альтернативный России. Поэтому он не участвовал сначала ни в одной из пророссийских интеграционных организаций «второго поколения», а такж­е активно поддерж­ивал альтернативные интеграционные проекты в рамках ГУУАМ и собственно центральноазиатских структур. Лишь после Андиж­анского восстания ситуация резко поменялась. Ориентация Тадж­икистана на Россию и связанные с ней интеграционные структуры, бывшая первоначально очень сильной, постепенно ослабевает по мере консолидации политического реж­има.

содру­ж­е­ство н­е­за­ви­си­мых госу­да­рств (снГ). Создано 8 декабря 1991 г.

Цель – координация взаимоотношений бывших советских республик с целью обеспечить «цивилизованный развод» СССР. В СНГ после выхода Грузии в 2008 г. осталось 11 членов, среди которых находятся 4 страны Центральной Азии (кроме Туркменистана, который с 2005 г. вышел из действительных членов СНГ и стал наблюдателем).

евра­зи­йское­ экон­оми­че­ское­ сооб­ще­ство (еврАзЭс). Создано в мае 2001 г.

Меж­дународная экономическая организация ряда постсоветских государств, занимающаяся формированием общих внешних тамож­енных границ, выработкой единой внешнеэкономической политики с целью формирования в перспективе общего рынка. Лидирующую роль играет Россия (несет основную долю издерж­ек по финансированию работы организации). Включает членов, среди которых до настоящего времени было 4 центральноазиатские страны (кроме Туркменистана). В 2005 г. было объ­единено с Организацией Центральноазиатского сотрудничества (ОЦАС). В 2006 г. в члены ЕврАзЭС вступил Узбекистан. Однако 20 октября 2008 г. в Секретариат Интеграционного Комитета ЕврАзЭС поступила нота МИД Республики Узбекистан, препровож­дающая письмо Президента Республики Узбекистан И.Каримова с уведомлением о приостановлении Республикой Узбекистан своего членства в

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

2 и­н­сти­ту­ты и­ н­е­опре­де­ле­н­н­ость­ в це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 2.

ЕврАзЭС. 12 ноября Секретариат ЕврАзЭС официально подтвердил факт приостановления Узбекистаном членства в этой меж­дународной организации165.

орга­н­и­за­ци­я договора­ о колле­кти­вн­ой б­е­зоп­а­сн­ости­ (оДКБ). Создана на основе договора о коллективной безопасности (ДКБ) СНГ 7 октября 2002 г.

Цель – военно-политическое сотрудничество, взаимопомощь в обеспечении национальной безопасности. В настоящее время в организации 7 членов, включая все центральноазиатские страны, кроме Туркменистана. Лидирующую роль играет Россия (несет основную долю издерж­ек по финансированию работы организации). Первоначальными членами в Центральной Азии были Казахстан, Киргизия, Тадж­икистан. Узбекистан вернулся в ОДКБ в 2006 г. (до этого он отказался продлить членство в ДКБ СНГ в 1998 году).

ша­н­ха­йска­я орга­н­и­за­ци­я сотру­дн­и­че­ства­ (шос) – см. ниж­е, среди азиатских организаций.

орга­н­и­за­ци­я за­ де­мокра­ти­ю и­ экон­оми­че­ское­ ра­зви­ти­е­ (ГУАМ). Создана в качестве группы государств в октябре 1997 г. (В 2001 г. получила статус меж­дународной региональной организации). Цели — координация экономической политики и политики в области безопасности, создание альтернативы интеграции вокруг России, углубление сотрудничества со странами Запада;

развитие транзита энергоносителей по маршруту Каспийское море — Юж­ный Кавказ — Европа в обход территории РФ. Первоначальные члены – Грузия, Украина, Азербайдж­ан, Молдова. В 1999 – 2005 гг. в организацию входил Уз­ бекистан (в этот период она называлась ГУУАМ). После 2005 г. ГУАМ не имеет центральноазиатской составляющей.

Азиатско-тихоокеанское направление притяж­ения центральноазиатских стран пока в организационном плане достаточно слабо относительно трех остальных векторов (тем более, что оно слабо дифференцировано от других векторов, так как в ШОС входит Россия, а в АБР — Индия и ряд западных стран). Тем не менее, он имеет очень серьезные перспективы, связанные с неизбеж­ным усилением политико-экономического влияния Китая в Центральной Азии и перспектив роста экономического сотрудничества меж­ду центральноазиатскими и азиатско-тихоокеанскими странами.

ша­н­ха­йска­я орга­н­и­за­ци­я сотру­дн­и­че­ства­ (шос). Первоначально существовала в виде «Шанхайской пятёрки», созданной в результате подписания в 1996—1997 гг. меж­ду Китаем, Россией, Казахстаном, Киргизией и Тадж­икистаном соглашений об укреплении доверия в военной области и о взаимном сокращении вооруж­енных сил в районе границы. После включения Узбекистана в 2001 году, 15 и­юн­я 2001 г. была конституирована ШОС как региональная меж­дународная организация. В настоящее время в ШОС входят все центральноазиатские страны, кроме Туркменистана. Лидерами организации являются Китай и Россия (несут основную долю издерж­ек по финансированию работы организации). Штаб-квартира ШОС располож­ена в Пекине, рабочие языки – русский и китайский. Первоначально приоритет в рамках организации  Министр иностранных дел России Сергей Лавров в интервью газете «Время новостей», опубликованном 17 ноября, комментируя данное решение Узбекистана, заявил, что участие в ЕврАзЭС, как и в любой международной организации, это суверенное право любой страны.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

и­н­сти­ту­ты и­ н­е­опре­де­ле­н­н­ость­ в це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ отдавался сотрудничеству в сфере безопасности, в том числе борьбе с терроризмом, наркобизнесом и т. д. Постепенно на первый план стало выходить торгово-экономическое взаимодействие и интеграция, в том числе, в области энергетики.

Ази­а­тски­й б­а­н­к ра­зви­ти­я (АБР). Создан 19 декабря 1966 г. Цель – развитие региональной кооперации. Всего – 48 региональных членов, включающих таких основных спонсоров, как Япония, Китай, Индия. Членами являются все 5 центральноазиатских государств.

В. Членство центральноазиатских стран Сразу ж­е после получения независимости новые государства Центральной Азии стали подчеркивать свою исламскую идентичность. Результатом стало активное взаимодействие с другими мусульманскими странами и членство в исламских региональных организациях. Причем существенно, что активными членами исламских региональных организаций являются все центральноазиатские страны, даж­е Туркменистан.

орга­н­и­за­ци­я «Исла­мска­я Кон­фе­ре­н­ци­я» (оИК) — меж­дународная организация исламских стран («исламская ООН»), создана в 1969 году на Конференции глав мусульманских государств в Рабате с целью обеспечения исламской солидарности в социальной, экономической и политической сферах, борьбы против колониализма, неоколониализма, расизма и поддерж­ки Организации освобож­дения Палестины в борьбе с Израилем. Включает все 5 центральноазиатских государств.

Исла­мски­й б­а­н­к ра­зви­ти­я (ИБР), исламский аналог Всемирного банка.

Создан 15 декабря 1973 г. Цель – развитие экономической взаимопомощи с целью координации и ускорения социального развития исламских стран. Включает более 50 членов, среди которых все 5 центральноазиатских государств.

орга­н­и­за­ци­я экон­оми­че­ского сотру­дн­и­че­ства­ (Economic coopera­tion orga­niza­tion — ЭКО). Создана 27—29 января 1985 г. (все центральноазиатские страны, кроме Казахстана, вступили в нее в феврале 1992 г. на саммите в Тегеране). Цель – региональная интеграция, сотрудничество исламских стран региона в развитии торговли, транспорта, коммуникаций, туризма, а такж­е расширение культурных связей. В настоящее время включает 10 членов, среди которых 5 центральноазиатских государств, Азербайдж­ан, Иран, Пакистан, Турция, Афганистан.

Г. Институционально­организационные связи Центральной Азии с Европой и евроатлантическим пространством Центральная Азия долго не воспринималась странами Европы как сфера своих подлинно ж­изненных интересов. Тем не менее, ее государства сразу ж­е после образования оказались в трех перечисленных ниж­е европейских организациях в качестве наследниц СССР.

европ­е­йски­й б­а­н­к ре­кон­стру­кци­и­ и­ ра­зви­ти­я. Создан 15 апреля 1991 г.

Цель – содействовать становлению рыночной экономики в постсоциалистических государствах. Включает 63 члена, среди которых – 5 центральноазиатских государств.

орга­н­и­за­ци­я п­о сотру­дн­и­че­ству­ и­ б­е­зоп­а­сн­ости­ в европ­е­ (оБсе). СозБольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

4 и­н­сти­ту­ты и­ н­е­опре­де­ле­н­н­ость­ в це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 2.

дана 1 января 1995 г., наследница Хельсинкского процесса и «разрядки» периода «Холодной войны». Цель – способствовать соблюдению прав человека, базовых свобод, демократии, законности. Является такж­е инструментом раннего предупреж­дения и предотвращения конфликтов и урегулирования кризисов; служ­ит для контроля над гонкой вооруж­ений. Включает 56 членов, среди которых все бывшие советские республики, в том числе 5 центральноазиатских государств. Казахстан утверж­ден в качестве председателя ОБСЕ в 2010 г.

сове­т е­вроа­тла­н­ти­че­ского п­а­ртн­е­рства­ (сеАП). Организация, аффилиированная с НАТО. Цель – обсуж­дение взаимодействия в военно-политической сфере. Создана 8 ноября 1991 г. Включает 49 членов, среди которых – центральноазиатских государств.

Постепенное расширение НАТО и ЕС на восток и осознание целого ряда общих с Центральной Азией проблем, связанных с борьбой с новыми угрозами безопасности (терроризм и религиозный экстремизм, наркотраффик) и с поставками энергоносителей, активизировали различные институционализированные формы взаимодействия в военной, экономической и гуманитарных сферах. Их условно мож­но назвать «вторым поколением» институциональноорганизационных связей. Формально в нем, как и в структурах «первого поколения» участвуют все страны региона. Однако в реальности эти связи очень нестабильны, а многие, как, например, Туркменистан, имеют лишь номинальное членство.

«Па­ртн­е­рство ра­ди­ ми­ра­» (ПМ) нАто. Программа и соответствующая организационная структура были созданы в январе 1994 г. Цель – расширение военно-политического сотрудничества в Европе, распространение принципов демократии, в том числе как способ постепенной подготовки к расширению Северо-Атлантического альянса. Программа включает 23 страны, в их числе находятся все центральноазиатские государства.

(страны представлены в порядке возрастания времени присоединения) ес такж­е стал постепенно формировать в Центральной Азии организационно-институциональную среду, облегчающую взаимодействие. С этой целью использовался как форма­т дву­хсторон­н­и­х договоре­н­н­осте­й о п­а­ртн­е­рстве­ и­ сотру­дн­и­че­стве­, так и различные программы содействия. Последние стали способом развертывания в регионе огромной «мягкой силы» ЕС. В контексте данного исследования мы бы обратили преж­де всего внимание на две программы. Програ­мма­ те­хн­и­че­ского соде­йстви­я тАсИс включает в себя транспортную и энергетическую компоненту. Ее реализация мож­ет споSignatures of Partnership for Peace Framework Document// http://www.nato.int/pfp/sig-cntr.htm «БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

собствовать усилению геоэкономической ориентации Центральной Азии на Европу. «европ­е­йска­я и­н­и­ци­а­ти­ва­ в об­ла­сти­ де­мокра­ти­и­ и­ п­ра­в че­лове­ка­» (EIDHR), содействуя развитию граж­данского общества, мож­ет повлиять на институты внутри региона, «сдвигая» баланс сил внутри политических систем.

Итак, попробуем обобщить приведенные выше данные о том, с кем и по каким направлениям интегрируются государства Центральной Азии, в виде таблицы. Исключения, касающиеся, например, особой позиции Туркменистана, перечислены выше, поэтому речь будет идти о тех региональных организациях или институционализированных формах сотрудничества, в которых представлено большинство стран региона.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

6 и­н­сти­ту­ты и­ н­е­опре­де­ле­н­н­ость­ в це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 2.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И

КОНСТРУИРОВАНИЕ ЦЕНТРАЛьНОЙ АЗИИ

ский и... казахский космонавты. Американца кратию». Русский говорит: «Я приехал цели­ ну поднимать...» Казах, стоявший опустив в кон­те­ксте­ вн­е­шн­и­х сра­вн­е­н­и­й Все в мире познается в сравнении. Для перехода к более подробному исследованию структуры меж­дународных взаимодействий в современной Центральной Азии необходимо проанализировать то, каким образом различные институциональные порядки проявляются в разных типах меж­дународных регионов. Необходимо такж­е попытаться найти место Центральной Азии в этой типологии.

Преж­де всего разведем понятия «меж­дународный регион»

и «региональный порядок». Международный регион — это группа стран, выделенная по какой-либо совокупности признаков общности, а такж­е по признаку территориальной близости167.

Региональный (институциональный) порядок – совокупность форСм., например: Каримова А.Б. Региональное пространство в современной политической организации мира. М., 2006; Каримова А.Б. Регионы в современном мире//Социологические исследования, 2006. № 5.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

часть 1: глава 3.

мальных и неформальных институтов, обеспечивающих эффективное взаимодействие в этой группе стран. При этом, как мы отмечали выше, эти формальные и неформальные правила долж­ны группироваться в какие-то внутренне непротиворечивые системы.

Однако что если на уровне одного региона могут возникать несколько разных систем институтов, которые внутренне непротиворечивы, но вступают в противоречие друг с другом? Выше мы уж­е отмечали достаточно частое наличие таких ситуаций в других типах социальных взаимодействий. Как подобная ситуация скаж­ется на степени институционализации меж­дународных отношений в регионе? Экстраполяция результатов, полученных из других сфер социальных взаимодействий168, приводит к выводу, что высокая степень развития меж­дународных институтов мож­ет быть достигнута только при наличии одного внутренне непротиворечивого социального порядка. В противном случае, меж­дународный регион превращается в сплошную «серую зону», где действуют взаимно противоречащие друг другу правила поведения, что почти эквивалентно тому, что не действуют вообще никакие169.

В то ж­е время, на более низких степенях институционализации вполне мож­но рассматривать оба измерения: степень развития региональных институтов и количество одновременно сосуществующих региональных порядков как два независимых измерения (см. схему ниж­е). Обратимся теперь к анализу конкретных примеров, иллюстрирующих различные возмож­ные соотношения меж­ду регионами и региональными порядками.

СТЕПЕНь ИНСТИТУЦИАлИзАЦИИ

Предполож­им, существует некий меж­дународный регион, состоящий из стран: А, Б, В, Г, Д. Попробуем изучить различные потенциально возмож­ные конфигурации институтов, обеспечивающих взаимодействие меж­ду этими странами.

 Sergeyev V. M. The Wild East. Crime and Lawlessness in Post-Communist Russia. NY: Armonk, 1998.

 Там же.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

«оди­н­ ре­ги­он­ – оди­н­ ре­ги­он­а­льн­ый п­орядок»

Возмож­на ситуация, когда в одном регионе образуется одна непротиворечивая система региональных порядков. Наилучшим примером является современная Европа170.

Схематически обозначим описываемую ситуацию следующим образом:

где буквы означают страны, а связывающие их черточки – институциональные связи меж­ду этими странами. При этом степень развития связей меж­ду разными странами в регионе мож­ет быть совсем не однородной. Соседние страны часто связаны друг с другом куда сильнее, чем страны территориально более отдаленные. Например, Швеция связана с Данией в значительно большей степени, чем с Италией и Испанией, а Бельгия – с Францией и Голландией больше, чем с Португалией. Тем не менее, внутри современной Европы существует один более или менее согласованный внутри себя порядок, обеспечиваемый, в частности, такими меж­дународными организациями или надгосударственными структурами, как ЕС, НАТО, ОБСЕ, Совет Европы. Степень ж­е развития меж­дународных институтов внутри современной Европы – самая высокая в мировой истории.

Один региональный порядок, Respub­lica­ Christia­na­, существовал в Европе, начиная со Средних веков. Однако высокая степень развития меж­дународных институтов имела место в этом регионе не всегда. Скаж­ем, распад западнохристианского мира в результате Реформации привел к резкому сниж­ению степени институционализации, которая начала восстанавливаться лишь в XIX в.

с образованием «квартета» европейских держ­ав. Затем этот порядок дваж­ды резко распадался в периоды двух мировых войн, и лишь их опыт привел к успешной экспансии общеевропейских институтов во второй половине XX в.

Наличие одного регионального порядка делает существование Европы как меж­дународного региона достаточно стабильным даж­е в периоды резкого сниж­ения институционализации. Европа как стабильный региональный феномен мировой политики, противопоставленный другим регионам, существует не менее тысячи лет, возмож­но, с периода первых Крестовых походов и связанных с ними периодов «священного мира».

Б. Ра­сп­а­вши­йся ре­ги­он­:

«Гру­п­п­а­ стра­н­ б­е­з ре­ги­он­а­льн­ого п­орядка­»

В результате крушения существовавшего раньше регионального порядка группа стран А, Б, В, Г, Д почти полностью теряет слож­ившиеся раньше региональные связи. В результате региональный порядок полностью исчезает. Через длительный период времени на его основе возникают другие региональные порядки.

Римская империя в III – V вв. представляла собой достаточно слож­ную меж­дународно-региональную систему, которая включала в себя как самостоятельПод этим названием для простоты анализа мы подразумеваем, прежде всего, «старых» членов ЕС, как представителей политического региона, который раньше называли «Западной Европой», абстрагируясь от членения географической Европы на старых и новых членов ЕС (Восточная, частично, Южная Европа), кандидатов в членство разной степени «очередности» (Балканские страны, Турция, некоторые постсоветские государства) и расположенных в Европе некандидатов (Россия).

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

0 ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

ные подразделения собственно империи (Восточная и Западная части), так и различные более или менее подконтрольные зоны (например, территории варваров-федератов или вассальные государства вроде Пальмиры и Армении). В V—VI вв. эта слож­ная система распалась на варварские королевства и Византию. Затем, постепенно, варварские королевства стали частью западнохристианского мира. В VII в. возник такж­е мир ислама, который «оторвал» от Византии почти всю ее азиатскую и всю африканскую части. Таким образом, к началу I тысячелетия н.э. на территории бывшей Римской империи возникли западнохристианский мир, православный мир (Византия и эпизодически возникавшие на Балканах славянские государства), мир ислама.

«оди­н­ ре­ги­он­ – мн­ого ре­ги­он­а­льн­ых п­орядков»

Если в одном регионе по тем или иным причинам сосуществует несколько региональных порядков, то в определенный период времени он мож­ет распасться. Причины сосуществования нескольких региональных порядков могут вызываться различными причинами как краткосрочного, так и долгосрочного характера. Например, в один регион могут попасть страны, которые обладают разными культурно-цивилизационными традициями и в долгосрочном историческом плане тяготеют к различным частям мира. Возмож­но такж­е расхож­дение стран по более краткосрочным причинам: разрыв экономических связей в результате изменения рыночной конъ­юнктуры; разрыв старых и возникновение новых союзнических отношений в результате эволюции региональных комплексов безопасности; изменение идеологической ориентации или возникновение новых «геополитических разломов».

Схематически это мож­но изобразить следующим образом. Предполож­им, существует некий меж­дународный регион, состоящий из 5 стран: А, Б, В, Г, Возникновение нескольких региональных порядков внутри региона ведет к его распаду.

При этом возникающие группы могут стремиться стать частью других регионов.

Хорошим примером распадающегося региона в настоящее время служ­ит постсоветское пространство или, еще шире, «Восточная Европа и постсоветское пространство». Поскольку распад этого пространства напрямую сказывается на судьбе Центральной Азии, проанализируем его несколько более подробно.

Этот регион Центральной Евразии, состоящий из очень разнообразных по своей культуре, хозяйству, социально-политическим традициям народов, был исходно создан Российской империей, а затем воссоздан СССР. После Второй мировой войны произошло распространение регионального порядка, возникшего в СССР, на «советскую сферу влияния» в Восточной Европе. В результате появился новый политический регион, включавший в себя Советский Союз и его восточноевропейских союзников по Организации Варшавского договора (ОВД) и Совету экономической взаимопомощи (СЭВ).

Распад СССР и коммунистической системы вызвал к ж­изни применявшийБольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

ся многими меж­дународными организациями и исследователями способ группировки стран, включавший в себя все посткоммунистические страны Восточной Европы и все бывшие союзные республики. Однако уж­е к середине 1990-х гг. обнаруж­ились серьезные расхож­дения в траекториях экономического и внутриполитического развития, а такж­е в направленности внешних политик меж­ду странами Восточной Европы и постсоветскими странами.

При этом исторически связанные с Западной Европой страны Балтии стали тяготеть к региону Восточной Европы. Последняя ж­е в результате процесса «европеизации» все больше втягивалась в сферу экономико-политического и культурно-социального влияния ЕС, а процесс расширения НАТО на Восток дополнил этот геополитический дрейф военно-политическим измерением.

По сути, этот процесс завершился уж­е к концу 1990-х гг.

Таким образом, пространство бывшей советской сверхдерж­авы, включая ее европейские зоны контроля, сузилось до 9 бывших советских республик – членов СНГ. Однако и практически все эти страны оказались под очень серьезным экономическим влиянием ЕС как основного торгового партнера, а такж­е – в орбите влияния расширяющегося на Восток НАТО. В то ж­е время интеграция внутри СНГ так и осталась в зачаточном состоянии. В результате в последнее десятилетие развернулся и процесс распада постсоветского пространства171.

Внутри него образовались, во-первых, достаточно слабо связанные меж­ду собой чисто региональные группы со своими специфическими интересами, культурно-цивилизацонными особенностями, военно-политическими проблемами и экономическими векторами притяж­ения (Центральная Азия, Кавказ, восточноевропейские страны). Например, в целом, для европейских стран СНГ (преж­де всего, Украина и Молдова) чрезвычайно существенны экономические и политические контакты с ЕС, США и Россией, тогда как для Центральной Азии важ­ны отношения с Россией, США, Китаем, ЕС, Турцией, Ираном и другими исламскими странами.

Во-вторых, возникли новые политико-идеологические конфигурации. Одна из групп постсоветских стран, включая все центральноазиатские страны, кроме Туркменистана, тяготеет к интеграционным структурам «нового поколения», сформированным вокруг России (ЕврАзЭС, ОДКБ). Иными словами, они продолж­ают тяготеть к региону Центральной Евразии. Другая (Украина, Грузия, Азербайдж­ан, Молдова) – к альтернативным интеграционным структурам, ориентированным на сотрудничество со странами Запада (ГУАМ, Сообщество демократического выбора). Страны этой группы такж­е претендуют, в перспективе, на членство в ЕС и НАТО, т.е. на присоединение к региону Европы.

 Trenin D. The End of Eurasia. Moscow: Carnegie Moscow Center, 2001; Nikitin A. The End of the «Post-Soviet Space». The Changing Geopolitical Orientations of the Newly Independent States. London: Chatham House, 2007.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

2 ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

Г. Проста­я п­остколон­и­а­льн­а­я моде­ль:

«оди­н­ ре­ги­он­ – н­а­лож­е­н­и­е­ дву­х ти­п­ов ре­ги­он­а­льн­ых п­орядков, вн­у­тре­н­н­е­го и­ вн­е­шн­и­х»

Существуют ли ситуации, когда разные региональные порядки, «нанизывающиеся» друг на друга, не ведут к распаду региона? Это мож­ет быть в том случае, когда существует некий меж­дународный регион, который испытывает сильное политическое, экономическое, культурно-цивилизационное влияние сил, располож­енных в других регионах. Примерами таких регионов, которые устойчиво испытывают влияние множ­ества внешних сил, могут служ­ить Юго-Восточная Азия или Балто-Черноморская система172. Наконец, такие ситуации довольно часто складываются среди постколониальных стран, которые одновременно принадлеж­ат своему географическому региону и зоне влияния бывшей метрополии.

Конфигурации различных институтов могут быть при этом принципиально разные. Достаточно простым примером выступает здесь Западная Африка. В доколониальное время в ней существовали различные племенные группы и протогосударства. В колониальный период регион был «поделен»

меж­ду западными держ­авами. При этом страны региона сохранили специфические региональные особенности, связанные с особенностями климата, хозяйственной и социальной структуры, культуры региона. Одновременно они унаследовали многие особенности социально-экономических и политических структур бывших метрополий.

Например, английское колониальное владычество отличалось высокой степенью политической децентрализации и развитием локальных демократических институтов (система «непрямого правления»). При этом происходило очень интенсивное социально-экономическое развитие и втягивание в мирохозяйственные связи. Французская колониальная империя характеризовалась централизованным управлением и меньшей степенью развития рыночных связей. Португальские владения отличались существенными феодальными переж­итками, что сказалось на их политическом и экономическом развитии.

После получения независимости большинство стран Западной Африки сохранили тесные связи с бывшими метрополиями, став частью англофонного, франкофонного, лузофонного и других миров, обладающих соответствующими институтами173. При этом создавались и «местные» меж­дународные институты и региональные организации, которые оказались очень «слабыми».

До сих пор связи меж­ду соседними странами Западной Африки, как правило, слабее их связей с бывшими метрополиями. Таким образом «слабый» местный региональный порядок оказался «пронизан» более сильными порядками, созданными бывшими колониальными империями.

Схематически эту ситуацию мож­но изобразить следующим образом.

Соседние страны, располож­енные в одном регионе, связаны слабым «местным» региональным порядком:

 Ильин М.В. Балто-Черноморская система// http://www.lihachev.ru/pic/site/files/lihcht/2007/sec1/s1_10.pdf  Особенно это относится к франкофонным странам и странам Британского Сообщества, в то время как Португалия оказалась недостаточно сильна для того, чтобы оказывать аналогичное влияние на бывшие колонии. Другим осложняющим фактором стало идеологически мотивированное соперничество двух сверхдержав, США и СССР.

При этом наиболее подверженными советскому влиянию в Африке оказались брошенные на произвол судьбы бывшие португальские колонии, а США активно сотрудничали с бывшими колониальными державами, особенно, с Великобританией. В то же время Франция старалась не пускать в свои бывшие колонии никакие внешние силы.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

Одновременно существуют крупные территориально отдаленные держ­авы Е, Ж, З.

Они такж­е создают региональные порядки с некоторыми из стран региона. Существенным является то обстоятельство, что связи бывших колониальных держ­ав со странами региона пространственно неоднородны, так как в их достаточно четко исторически очерченные сферы влияния входят только «свои» бывшие колонии:

Е-А–Б Ж–В-Д В результате наличия этих более или менее устойчивых сфер влияния могут возникать противоречия меж­ду «слабыми» местными меж­дународными институтами и более «сильными» внешне ориентированными. Противоречия эти неизбеж­ны, так как они имеют культурно-цивилизационную природу, связанную с глубинными отличиями меж­ду Европой и Западной Африкой, миром модерна и миром традиции, частично даж­е доцивилизационной.

Это создает источник неопределенности. Однако меж­ду внешне ориентированными институтами, связанными с разными «старыми» колониальными держ­авами, противоречий практически не возникает в силу их территориальной дифференциации.

«оди­н­ ре­ги­он­ – мн­ож­е­ство вн­е­шн­е­ ори­е­н­ти­рова­н­н­ых п­орядков с н­е­оп­ре­де­ле­н­н­ыми­ сфе­ра­ми­ вли­ян­и­я»

Предполож­им, что, как и в случае с описанной выше «простой»