«Большая игра с неизвестными правилами: Мировая политика и Центральная Азия Москва 2008 Казанцев А.А. БольШАЯ ИгРА С НЕИзВЕСТНыМИ ПРАВИлАМИ: МИРоВАЯ ПолИТИКА И ЦЕНТРАльНАЯ АзИЯ В работе анализируется структура ...»

постколониальной моделью, внешние силы, действующие на регион, упорядочивают его в значительно большей мере, чем внутренние. Однако у этих внешних сил, в отличие от описанной выше модели, нет заранее определенных сфер влияния. То есть существует территориальная неопределенность в применении разных групп институтов, противоречащих друг другу по ориентации на внешние силы. Именно этот случай, как нам представляется, ха­ рактерен для современной Центральной Азии.

Схематически это мож­но изобразить следующим образом. Набор соседних стран региона А, Б, В, Г, Д взаимодействует с крупными внерегиональными держ­авами Е, Ж, З, И. При этом внутри А, Б, В, Г, Д никакого стабильного внутреннего регионального порядка без внешней помощи не возникает. В то ж­е время, крупные держ­авы Е, Ж, З, И не могут договориться меж­ду собой о разделе сфер влияния, ведя геополитическую борьбу за регион. В результате усилий каж­дой из этих держ­ав создаются «собственные» региональные порядки, ориентированные за пределы региона, на взаимодействие именно с этой держ­авой.

В этом случае один регион характеризуется набором множ­ества внешне ори­ ентированных порядков. Принципиальным отличием от случая Западной Африки будет при этом отсутствие определенных сфер влияния.

Тогда возникают следующие возмож­ные комбинации региональных порядков, которые как бы одновременно «сосуществуют» друг с другом.

Е—А–Б–В–Г–Д

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

4 ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

Мы предполагаем, что современная Центральная Азия ­ один международный регион, в котором одновременно сосуществует несколько региональных порядков, связывающих регион с крупными внерегиональными державами. При этом терри­ ториальные сферы применения этих региональных порядков не очерчены. Следовательно, в отличие от более простого случая Западной Африки, возникают сразу два источника неопределенности:

1) противоречия меж­ду зачаточными внутрирегиональными институтами и внешне ориентированными;

2) противоречия меж­ду группами внешне ориентированных институтов, связанных с сотрудничеством с разными крупными держ­авами, располож­енными в разных регионах мира с разными культурно-цивилизационными традициями, политическими, экономическими и социальными Поскольку сферы территориального влияния различных внерегиональных сил не определены, регион пока не мож­ет распасться на несколько частей, которые будут притянуты к другим регионам мира, связанным с соответствующими крупными силами: Центральная Евразия, тяготеющая к России; АТР, с лидирующей ролью Китая; исламский мир; «тюркский мир» как сфера влияния Турции и, опосредованно, ЕС и США и т.д. То есть в обозримой перспективе Центральная Азия не повторит судьбу распадающегося постсоветского пространства. Однако и перспективы повышения определенности и складывания системы непротиворечивых институтов в регионе не просматриваются даж­е в среднесрочной перспективе. Ведь развитие институтов в регионе идет одновременно по разным противоречащим друг другу направлениям.

Проведенный выше анализ особенностей структурирования региональных институтов в Центральной Азии позволяет сформулировать следующий тезис: институциональное упорядочение региона происходит, в основном, под действием внешних сил. Внутренняя его интеграция слаба. В Центральной Азии как одном международном регионе в результате наблюдается множество внешне ориентированных порядков.

Мож­но вычленить сразу несколько причин, почему слож­илась такая ситуация.

Быстрое и неож­иданное крушение СССР привело к практическому «исключению» центральноазиатских государств из состава союзного государства. По сути, Беловеж­ские соглашения поставили их перед свершившимся фактом, в то время как сами их руководства и большинство населения выступали за сохранение СССР. Затем последовала добровольная «минимизация» российского присутствия в регионе, включая «выкидывание» последнего из рублевого пространства. Все это породило очень серьезный кризис в Центральной Азии.

Он означал и кризис модернизационной модели, применявшейся к региону в рамках России—СССР 174. Это активизировало поиск новых моделей развития  В плане внешних сравнений «уход» России напоминал быстрое крушение португальской колониальной империи в Африке перед и непосредственно после «революции гвоздик» или распад Бельгийской колониальной империи в Конго. В обоих случаях бывшая метрополия потеряла контроль над ситуацией в столь серьезной мере, что это породило очень серьезный хаос и неопределенность, втянувшую в ситуацию внешние силы: СССР и США.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

(мы будем их называть такж­е «универсальными проектами») и новых внешних партнеров, необходимых просто для выж­ивания в условиях серьезных угроз стабильности стран региона во всех измерениях (экономическом, экологическом, социальном, демографическом, политическом и т.д.).

Однако пока, как мы отмечали в предшествующей главе, ни одной из альтернативных моделей развития, связанных с соответствующими географическими регионами, не удалось одерж­ать верх. Не мож­ет одерж­ать верх и какая-либо устойчивая меж­дународная ориентация внешних политик новых независимых государств региона. Они постоянно «маневрируют» меж­ду различными внешними силами. В результате, ситуация неопределенности сфер влияния разных внешних сил, создающих различные внешнеориентированные региональные порядки внутри одного региона, «законсервировалась».

';

Внешнее конструирование региональных институтов оказалось результатом роста неопределенности на внутрирегиональном уровне. Столкнувшись с комплексным кризисом во всех измерениях (экология, экономика, политика, безопасность, культура и идеология), страны региона оказались еще и перед необходимостью создавать в условиях этого кризиса независимые национальные государства. У них просто нет ресурсов на то, чтобы одновременно «строить» в этой ситуации еще и меж­дународный регион. Поэтому они и нуж­даются в помощи разнообразных внешних сил.

Наконец, как мы указывали в предшествующей главе, у этого есть и еще одна, наиболее долгосрочная причина. Исторически Центральная Азия представляла собой арену, где взаимодействовали различные великие цивилизации более окраинных областей Евразийского континента (Ближ­него Востока, Китая, Индии, Европы и т.д.). Достаточно в этом контексте вспомнить про Великий шелковый путь. При этом все эти внешние воздействия вызвали специфическую «пестроту» устройства региона, когда они не столько синтезировались, сколько смешивались меж­ду собой в виде разнообразных «складок»

или перемешанных разноцветных «пятен». В результате, история просто не дает оснований никаким внешним силам четко определить свои сферы влияния в Центральной Азии.

2. вн­е­шн­и­е­ «кон­стру­кторы» Це­н­тра­льн­ой Ази­и­, н­е­оп­ре­де­ле­н­н­ость и­ связа­н­н­ые­ с н­е­й п­оли­ти­че­ски­е­ ди­ле­ммы Если институты Центральной Азии как меж­дународного региона конструируются извне, то естественно возникает вопрос: кто является «конструкторами»? Как мы отмечали выше, строительство и даж­е поддерж­ание институтов «стоит» очень больших средств. Новым независимым государствам Центральной Азии и их политическим элитам часто с трудом хватает ресурсов на собственное выж­ивание и на конструирование новых государств.

У них явно нет средств (военных, экономических, идеолого-символических) еще и на создание институтов меж­дународного региона, который бы полностью соответствовал их интересам. В результате они оказываются в очень серьезной зависимости от внешних сил, вовлеченных в регион.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

6 ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

Какими ж­е могут быть функции этих внешних сил, вовлеченных в «конструирование» региона.

1. В условиях серьезных угроз безопасности как внутри (политическая нестабильность, экстремизм, терроризм и преступность особенно связанная с транспортировкой наркотиков), так и снаруж­и (соседство с Афганистаном и другими частями мировой «дуги нестабильности»), центральноазиатским странам как по отдельности, так и в рамках региона в целом, необходимы внешние гарантии безопасности. Такие гарантии могут дать только такие крупные военные держ­авы, как Россия, США или Китай, и такие располож­енные «по соседству» структуры безопасности, как ОДКБ, НАТО 2. Для того чтобы наладить эффективное региональное экономическое сотрудничество (например, в водно-энергетической, транспортной, торговой областях), необходимы затраты ресурсов. У центральноазиатских стран этих ресурсов не хватает175. Здесь необходима помощь внешних спонсоров.

3. Равным образом требует влож­ения средств, которых недостает самим странам Центральной Азии, деятельность региональных меж­дународных 4. Государства региона нуж­даются в формулировании нового универсального проекта модернизации и развития, взамен рухнувшего советского.

Ключевую роль в создании такого рода проектов играет притягательность внешнего примера. Последняя такж­е мож­ет быть определена как «мягкая сила» (soft power) крупных стран, выступающих в качестве модернизационного образца.

5. Большую роль в формировании структур регионального порядка играет такж­е создание культурных рамок сотрудничества, конструирование символических систем, создающих атмосферу общности и доверия; последнее мож­ет включать в себя постулирование исторической и культурной общности. Сюда ж­е примыкает формирование системы неформальных личных контактов меж­ду политическими и экономическими элитами, позволяющее лучше изучить друг друга и наладить эффективное сотрудничество.

Для всего этого тож­е требуются ресурсы, которых не хватает самим странам региона. Последние тратят все свои усилия на формирование национальных идентичностей и легитимацию существующих реж­имов, а не на определение символов идентичности в рамках региона.

Все перечисленные выше факторы связаны меж­ду собой системой прямых и обратных связей. Попробуем воссоздать эту систему связей, начиная с культурно-идеологических моментов, так как их анализ для теории меж­дународных отношений является наименее традиционным176. Всем силам, борющимся за влияние в Центральной Азии, выгодно подчеркивать свои исторические связи с регионом. Последние такж­е мож­но рассматривать как идеологический ресурс или «мягкую силу» внерегиональных игроков по отношению к странам региона. При этом представления о прошлом органически перекликаются с представлениями о будущем.

Из ответа на вопрос, с какими внешними силами в прошлом историкоВ последнее время они стали появляться у Казахстана.

 Его введение в качестве «легитимной» проблематики связано с конструктивизмом.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

культурные связи важ­ны, а с какими – нет, вытекает ответ на другие вопросы. Куда будет развиваться Центральная Азия, по опробованной в какой стране или регионе мира модели, кто будет ее основными партнерами? Каково будет ее место в будущем мире, в рамках какой региональной общности (постсоветское пространство, исламский мир, АТР, периферия ЕС) она будет существовать?

В этом плане формулирование моментов исторической общности играет такж­е функцию определения места Центральной Азии в пространстве современного мира и в историческом времени.

Внешние силы заинтересованы в отборе таких исторических, связанных с ними эпизодов, в которых проявляется смысл истории центральноазиатских стран и сущность исторически слож­ившихся в ней политических и социально-экономических систем. Каковы, по своей сути, социальные, политические и культурные институты региона? В какие периоды истории Центральной Азии проявлялась ее истинная сущность, которую мож­но спроецировать на будущее, а когда были случайные и преходящие факторы? В период Персидской империи? Во времена Александра Македонского, Селевкидов, греко-бактрийцев? В период наибольшей экспансии китайской империи Тан? При арабах? В эпоху Саманидов? В период Чингизхана? При Тамерлане? В российское и советское время?

В каких местах Центральной Азии проявлялась и проявляется ее истинная сущность? На слабо исламизированных территориях севера Казахстана и Киргизии, примыкавших к номадическому миру Монголии, Сибири и Северного Китая? В русифицированных городах советского времени? В исламизированных аграрных обществах Тадж­икистана и Узбекистана или в русскоязычных деревнях Северного Казахстана? В соседских общинах-махалля старых городов Узбекистана и Тадж­икистана, представляющих собой специфический местный вариант граж­данского общества? В родо-племенных структурах туркмен и казахов? В изолированных натуральных хозяйствах или во всемирной транзитной торговле «Великого шелкового пути»?

Ответы на все перечисленные выше вопросы тесно связаны с той или иной формулировкой универсального проекта модернизации и развития. А это, в свою очередь, мож­ет залож­ить идеологические основы для эффективного сотрудничества в экономической и военно-политической областях с внешними силами.

Попробуем проанализировать, какие специфические внешнеполитические и международно­политические проблемы создаются таким способом конструиро­ вания международных институтов в регионе?

Преж­де всего ответим на вопрос, как сказывается на внешних политиках государств Центральной Азии то, что структуры регионального порядка задаются, преимущественно, извне? В условиях, когда внешние спонсоры активно оказывают им помощь, предлагая различные интеграционные проекты, центральноазиатские государства не имеют возмож­ности сами вкладывать ресурсы в поддерж­ание и развитие региональных институтов. Примером необходимости внешних спонсоров для функционирования любых меж­дународных институтов в регионе является судьба провалившегося проекта интеграции собственно внутри Центральной Азии (ОЦАС–ЦАЭС–ЦАС).

Использование результатов кооперации без влож­ения ресурсов в их подБольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

 ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

держ­ание называется «дилеммой безбилетника» (Free-rider dilemma­). Известно, что в ситуации этой дилеммы мож­но получать разные краткосрочные выигрыши на уровне отдельного участника игры. В то ж­е время, вся система в целом несет потери. В результате, в долгосрочной перспективе, в проигрыше оказываются и все отдельные игроки.

Для новых независимых государств Центральной Азии позитивной стороной использования «стратегии безбилетника» становится привлечение дополнительных ресурсов отовсюду, и даж­е использование сотрудничества с одними акторами в качестве аргумента для того, чтобы «подхлестнуть» ж­елание их конкурентов вкладывать средства в регион. Однако это создает очень серьезный вакуум силы, который постоянно «втягивает» в себя внешних акторов-спонсоров. При этом последние, в свою очередь, как бы «тянут» регион в разные стороны, «разрывая» его на части.

В результате страны региона начинают «разрываться» меж­ду разными «векторами» собственной внутренней и внешней политики. Это блокирует возмож­ности создания внутри стран эффективных моделей развития. Взаимодействия внутри региона не налаж­иваются, создавая массу проблем на других уровнях внутренней, центральноазиатской и мировой политики.

Страны Центральной Азии никак не могут выбраться из ситуации высокой региональной неопределенности, со всеми вытекающими отсюда последствиями (конфликты, непредсказуемость, отсутствие условий для эффективного сотрудничества).

Поскольку регион конструируется извне, то он такж­е оказывается «заложни­ ком» тех противоречий между странами и их группами, которые существуют в современной мировой политике. Наличие серьезной меж­дународной конкуренции и борьбы, например, меж­ду Россией и США; Россией и ЕС; Китаем и США; исламским миром и Западом в контексте «дж­ихада против мира Макдоналдсов»177, с одной стороны, и «борьбы с терроризмом», с другой, превращают Центральную Азию в объ­ект всех этих столкновений и противоречий.

Как ж­е сказывается подобная ситуация на политиках крупных внерегио­ нальных держав в Центральной Азии? Каж­дая из них в той или иной степени поддерж­ивает «свои» интеграционные проекты, собственные варианты формирования региональных институтов и идентичностей, выдвигает особые пути решения региональных проблем. Все они хотят добиться эффективного сотрудничества с центральноазиатскими странами на основе спонсируемых ими меж­дународных институтов. Они поддерж­ивают проекты экономической глобализации региона (например, в виде специфических транспортных и транспортно-трубопроводных решений), от которых что-то выиграют все, но именно они получат основные преимущества.

В результате создается ситуация, когда параллельно существуют разные проекты и структуры, предназначенные для решения одних и тех ж­е проблем. Их создатели не только не сотрудничают друг с другом, но и часто вообще друг друга не замечают. Средства внешних спонсоров расходуются неэффективно, а подлинно глобальные проблемы не решаются. Приведем в этой связи два примера. Один – из области безопасности, другой – экономики.

В современной Центральной Азии для борьбы с одними и теми ж­е глоBarber B. R. Jihad vs. McWorld: How Globalism and Tribalism are Reshaping the World. New York: Ballantine, 1996.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

бальными угрозами (терроризм, экстремизм, проблемы «несостоявшихся государств», наркоторговля) развернуты три крупные военные машины (ОДКБ, ШОС и НАТО). Однако меж­ду ОДКБ и ШОС гармоничные отношения только начали устанавливаться в последнее время, а меж­ду НАТО и двумя вышеперечисленными организациями вообще никаких отношений нет. В результате проблемы региона не только не решаются, но, напротив, усиливаются благодаря постоянно маячащей на горизонте угрозе противостояния крупных внешних сил.

В области экономики центральноазиатские страны участвуют сразу в целой серии региональных торгово-интеграционных организаций постсоветского пространства (ЕврАзЭС, ШОС), исламского мира (ЭКО), а такж­е связывающих их с Китаем (ШОС). Перспективными в этом отношении являются и программы социально-экономического сотрудничества с ЕС. В результате образуется беспорядочно перемешанная система экономических обязательств, которую доклад Азиатского банка развития уподобил «чашке со спагетти»178. Поскольку интеграционные обязательства внутри вышеперечисленных структур часто взаимоисключающие, то центральноазиатские страны, при всем ж­елании, не смогли бы их придерж­иваться.

Крупные внерегиональные силы в отношении к Центральной Азии такж­е оказываются перед серией серьезных внешнеполитических дилемм. Главная из них – та ж­е «дилемма безбилетника». Если другие крупные силы строят параллельные структуры для решения тех ж­е проблем, то почему бы не предоставить им решать вопросы региона, а самим попробовать сконцентрироваться на том, что приносит реальную экономическую прибыль (торговля, проекты транспортировки энергоносителей, включение стран Центральной Азии в различные экономико-региональные структуры, формирование общей идентичности для облегчения этих процессов)?

Например, даж­е Россия в начале 2000-х гг. использовала антитеррористическую операцию США в Афганистане для того, чтобы избавиться от талибской угрозы, с которой она не смогла бы справиться своими силами. Точно так ж­е, благодаря позиции США, Казахстан в начале 1990-х гг. отдал России ядерное оруж­ие. США, в свою очередь, дали России возмож­ность преимущественно своими силами стабилизировать ситуацию в Тадж­икистане в середине 1990-х гг.

Отнюдь не все внешние игроки (и даж­е их коалиции) имеют необходимые ресурсы для того, чтобы решать проблемы стабильности в Центральной Азии. В следующем разделе данной работы мы покаж­ем, что только Россия, Запад (т. е. преимущественно США и ЕС вместе взятые) и, во все возрастающей степени, Китай были готовы на существенные затраты ресурсов для создания системы стабильных региональных институтов в Центральной Азии.

В то ж­е время, многие другие внерегиональные игроки из исламского мира (Турция, Иран, Пакистан, арабские страны) и АТР (Япония, Юж­ная Корея), вынуж­дены были полагаться на результаты работы по созиданию институтов  См.: Asian Development Bank. Increasing Gains from Trade Through Regional Cooperation in Trade Policy, Transport, and Customs Transit. 2006. В этом плане, описанная ситуация в отношениях между внерегиональными игроками вполне может быть определена в терминах теории игр как классическая «дилемма узника».

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

100 ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ регионального сотрудничества со стороны других внешних сил179. Частично такую политику использовал и продолж­ает использовать такж­е Китай.

В этом последнем случае центральноазиатская стратегия, по сути, формируется лишь в общих чертах, т. е. чрезвычайно неопределенно. Подчеркивается наличие каких-то общих историко-культурных связей с Центральной Азией и объ­ективных интересов к политическому и торгово-экономическому сотрудничеству.

Высокая неопределенность в формулировке центральноазиатской политики со стороны ряда стран является вполне рациональным ответом на высокую неопределенность самой структуры отношений в регионе. Достаточно плохо предсказуемо то, какие новые вызовы региональной или глобальной безопасности появятся в Центральной Азии. Неизвестно, какими будут зигзаги внутренней и внешней политики центральноазиатских государств (например, в плане выбора ключевых союзников) даж­е в краткосрочной перспективе. Непонятно, как в постоянно меняющихся условиях региона будут действовать другие крупные внерегиональные держ­авы.

Другим вариантом ответа на высокую внутрирегиональную неопределенность оказывается большая противоречивость одновременно реализуемых проек­ тов и их серьезная изменчивость во времени. Последнее легко объ­яснимо региональной нестабильностью. Постоянно меняется стратегическая ситуация в регионе – меняются и основные черты реализуемой в нем политики. Первое ж­е связано с пестротой региона, многополярностью интересов и ориентаций составляющих его стран. В результате, по отношению к любому внешнему игроку в центральноазиатских странах возникают разные группы противоречивых интересов. Меж­ду тем внешней силе, которая пытается взять на себя ответственность за судьбу региона, приходится принимать в расчет все эти интересы. Поскольку меж­ду ними нет общей логики, то и возникают разные одновременно сосуществующие проекты.

Это в наибольшей степени было характерно для тех государств и их коалиций, которые брали на себя основную ответственность за полож­ение в регионе, т.е. для России и стран Запада (особенно США). Например, Россия часто одновременно поддерж­ивала такие отнюдь не во всем согласованные друг с другом интеграционные проекты, как СНГ, ЕЭП России, Украины, Белоруссии и Казахстана, ОЦАС, ЕврАзЭС, ОДКБ и ШОС. США и ЕС спонсировали целый ряд плохо совместимых друг с другом проектов: программы взаимодействия с НАТО и ЕС; программы воссоздания «Великого шелкового пути»; интеграцию «тюркского мира» вокруг Турции и, в этой связи, частично ЭКО; идеи «Большого Ближ­него Востока» и «Большой Центральной Азии»; региональной интеграции в рамках ЦАС—ЦАЭС—ОЦАС; «альтернативной» интеграции постсоветского пространства в рамках ГУУАМ и изоляционистски настроенные по отношению к постсоветскому пространству внешние политики.

Крайняя противоречивость политики США в регионе будет еще виднее, если мы примем в расчет, что это государство в разные периоды времени: а) концентрировалось на сотрудничестве с Россией (в начале 1990-х гг.) или на  Ahrari M.E. and James Beal. The New Great Game in Muslim Central Asia// Mcnair Paper 47. Washington, D.C.: National Defense University, January 1996; Hill F. Pipeline Politics, Russo-Turkish Competition and Geopolitics in the Eastern Mediterranean// Security and Cooperation in the Eastern Mediterranean, edited by Andreas Theophanous and Van Coufoudakis. Cyprus:

Intercollege Press, 1997. Р. 200.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

сдерж­ивании и противостоянии России (позднее); б) под давлением армянского лобби в Конгрессе оказывало помощь Армении или (со второй половины 1990-х гг.) под влиянием «нефтяного» лобби стало стремиться установить хорошие отношения с Азербайдж­аном; в) косвенно поддерж­ивало «Талибан» (до 1997 г.) в Афганистане или выступало резко против него (особенно, с 1998 г.);

г) в рамках «приоритета интересов над демократическими ценностями» поддерж­ивало правительство Узбекистана (со второй половины 1990-х гг.) или оппозицию (примерно с 2002 г.).

3. «Больша­я и­гра­»: н­ова­я и­ли­ ста­ра­я?

Каким образом меж­дународно-политические процессы, происходящие в Центральной Азии, мож­но смоделировать? Обычно для их описания используют два термина, каж­дый из которых содерж­ит в себе определенные элементы модели: геополитическое соперничество и «большая игра».

Использование чрезвычайно общего термина «геополитическое соперниче­ ство», по сути, синонимично утверж­дению, что в политическом соперничестве разных сил вокруг Центральной Азии используются разные пространственные, в частности, регионально-пространственные представления. Кроме того, в регионе сталкиваются существенно разнородные по своей политической культуре внешние силы, представляющие разные регионы мира. Все это, как нам представляется, соответствует реальности. Однако такой уровень анализа явно недостаточен.

Термин «большая игра» намного более конкретен. Он предполагает построение параллелей меж­ду меж­дународно-политическими процессами в современной Центральной Азии и колониальным соперничеством России и Великобритании на континентальных путях в Индию в XIX в. При этом к формированию исходной метафоры прилож­ил руку такой великий писатель, как Р. Киплинг, в частности, в романе «Ким». Идея параллельности процессов XIX в. и конца XX — начала XXI в. широко распространена в западной литературе по Центральной Азии180. Приобрела популярность она и в России, в частности, благодаря серии передач публициста Михаила Леонтьева по 1-му каналу.

Тем не менее, мы считаем, что сходство двух серий процессов не следует преувеличивать. В связи с этим ниж­е мы перечислим пункты различий меж­ду «большой игрой» XIX в. и современными процессами в Центральной Азии.

А. В «большой игре» XIX в. участвовали всего 2 стороны: Великобритания и Россия. В центральноазиатском регионе им нуж­но было учитывать только позиции и ресурсы друг друга. Германия ко времени Первой мировой войны имела лишь интересы на границе Ирана и Ирака. Другие крупные европейские держ­авы не считали регион своей зоной интересов. Китай и Турция влияли на ситуацию очень слабо и часто служ­или «пешками» в игре великих европейских держ­ав.

0 Waltz K. Theory of International Politics. N.Y. McGraw-Hill, 1979.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

102 ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ В настоящее время во взаимодействиях участвует большое количество различных внерегиональных игроков, вступающих меж­ду собой в очень слож­ные ситуационные отношения кооперации или соперничества по разным вопросам. Взаимодействие большого количества внешних игроков создает очень слож­ную внешнюю среду, которая серьезно влияет на действия каж­дого отдельного внешнего актора. Кроме того, начинает работать классическая схема «насыщения рынка» в виде формирования «баланса сил» меж­ду разными государствами и коалициями, предлож­енная К. Уолтсом181.

Б. В период «большой игры» местные центральноазиатские правительства не были включены в меж­дународную (тогда европейскую) систему в качестве ее формально равноправных членов. Идеологически они вообще не воспринимались великими держ­авами как легитимные региональные акторы в силу их «отсталости» и слабости. Регион воспринимался как некое «пустое»

пространство, которое именно в силу этой пустоты было лишено институциональной структуры и не искаж­ало стратегий двух великих держ­ав. Афганистан по факту эффективного сопротивления заставил англичан частично учитывать свою позицию, однако и ему была навязана система неравноправных договоров. Сейчас центральноазиатские государства включены в меж­дународную систему как, по крайней мере формально, независимые равноправные государства.

Существенно при этом то, что они не связаны системой неравноправных до­ говоров и могут сами в любой момент выбирать себе внешних партнеров. Эта возмож­ность выбора такж­е облегчается наличием большого количества внешних игроков и связывающих Центральную Азию с ними формально-институциональных структур.

в. В период «большой игры» Центральная Азия почти не интересовала великие держ­авы как таковая. Она воспринималась, преж­де всего, как стратегический подступ к Индии или, соответственно, в глубь России, который нуж­но было либо захватить самому, либо не дать захватить другому. Она сама по себе не воспринималась ни как источник возмож­ностей, ни даж­е как угроза. Войны России с центральноазиатским государствами носили, по затратам ресурсов, например, по сравнению с кавказской войной, чисто локальный характер182. Экономически ж­е Центральная Азия была для России, скорее, убыточным предприятием, так как казне пришлось за свой счет оплачивать строительство современной инфраструктуры и переселение русских в регион. В этой связи многие из царских сановников времен российского завоевания (например, губернатор Западной Сибири) выступали резко против него по чисто экономическим соображ­ениям.

Сейчас Центральная Азия интересует внешних игроков и как источник сырья (особенно углеводородного) и в плане нейтрализации исходящих отМихайлов А. А. Первый бросок на юг. М.: «ACT»; СПб.: «Северо-Запад Пресс», 2003.

 Государства тоже можно рассматривать как комплексные структуры, являющиеся точками притяжения или референциальными точками (М.В. Ильин) достаточно сложных коалиций, включающих в себя различные государст венные органы (которые отнюдь не всегда друг с другом во всем согласны), ТНК, НГО, международные организации, сетевые структуры – диаспоральные, террористические, криминальные и т.д.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

туда угроз (экспорт нестабильности, терроризм и религиозный экстремизм, наркотраффик, миграция и т. п.).

Г. «Протоглобализация» конца XIX в. заключалась в механическом разделе мира на сферы влияния великих держ­ав. Современная глобализация задействует куда более тонкие механизмы экономического и политического влияния, помощи и технического содействия, создания различных эффективных форм институционального взаимодействия (включая интеграционные проекты), опосредованного контроля над транспортными маршрутами. В современной Центральной Азии борьба внешних сил принимает формы конкуренции различных интеграционных проектов, которые поддерж­ивают те или иные внерегиональные силы. Важ­ной составной частью этих проектов оказывается борьба за направления транспортных (и особенно трубопроводных) путей, которые включат регион в процессы глобализации к выгоде того или иного внешнего игрока.

Д. Центральная Азия периода «большой игры» была лишена собственной системы меж­дународных институтов и организаций, которые бы создавали возмож­ности для кооперации различных внешних и внутренних сил, сдерж­ивали бы их односторонние действия. В настоящее время этих структур существует очень большое количество. Они опираются на те или иные формы региональной идентичности, которые включают в себя элементы историко-культурного конструирования, используемые для пропагандистской поддерж­ки и популяризации соответствующих интеграционных проектов.

Формируются такж­е национальные идентичности новых независимых государств (ННГ) Центральной Азии, которые (через представления о собственных национальных интересах и полож­ении в мире) начинают детерминировать их внешнеполитическое поведение. Эти национальные идентичности вступают в слож­ное взаимодействие с региональными идентичностями, на которых основываются различные интеграционные проекты.

Таким образом, со времен «большой игры» XIX в. Центральная Азия перестает быть «пустым пространством» и чистой ареной борьбы внешних сил.

Она обретает «внутреннюю плотность», включающую в себя значительно большее количество разных внутренних и внешних сил, образующих зачастую причудливые балансы. Возникает очень слож­ная структура взаимопересекающихся меж­дународных институтов и организаций. Наконец, Центральная Азия для внешнего мира выступает в качестве уникального набора вызовов, преимущественно, в сфере безопасности и возмож­ностей, особенно, в сфере энергетики.

Итак, если мы мож­ем использовать модель новой «большой игры», то только в качестве метафоры и при наличии понимания того, насколько ситуация в современной Центральной Азии отличается от той, что имела место в XIX в.

Рассмотрим подробнее складывающуюся в регионе структуру меж­дународных взаимодействий внерегиональных сил с точки зрения участников иг­ ры, их ключевых ресурсов и целей.

А. Участники игры Преж­де всего, ими являются отдельные государства (Россия, США, государБольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

104 ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ ства ЕС, Китай, Турция, Иран, Индия, Пакистан) и т. д.183 Они могут вступать между собой в разнообразные коалиции как краткосрочного, так и долгосрочного характера, в том числе по цивилизационно­региональному признаку. Назовем устойчивые коалиции последнего типа «коалициями максимально высокого уровня». Это – «Запад», «исламский мир», Китай и другие страны АТР. Россия иногда действует как представитель коалиции группы стран постсоветского пространства. Таким образом, мож­но говорить о четырех ключевых мировых коалициях, интересы которых сталкиваются в Центральной Азии. Индия ж­е чаще всего выступает как отдельное государство и не имеет постоянных коалиционных партнеров максимально высокого уровня.

Однако эти коалиции внутренне достаточно неоднородны. Они часто распадаются на элементы, которые, в свою очередь, легко вступают во взаимодействия с элементами других коалиций. Особенно это характерно для стран АТР. Некоторые из элементов коалиций максимально высокого уровня могут состоять одновременно больше, чем в одной коалиции. Турция часто выступала в качестве части и западной, и исламской коалиции одновременно. Поэто­ му нельзя рассматривать эти коалиции максимально высокого уровня в качестве постоянных международных акторов, как это делают сторонники «цивилизаци­ онного подхода».

Роль отдельных государств внутри этих коалиций тож­е различна. Например, Китай и Россия – это, преж­де всего, государства, а исламский мир и Запад – значительно более слож­но устроенные коалиции.

Факт наличия коалиций максимально высокого уровня подтверж­дается следующими фактами: 1) все участники соответствующих коалиций поддерж­ивают проекты интеграции стран Центральной Азии в сторону «своего»

региона; 2) все они выступают за то или иное географическое направление развития транспортных маршрутов и, соответственно, за определенный, выгодный им, способ включения региона в процесс глобализации и в мирохозяйственные связи; 3) все они используют для поддерж­ания транспортных и интеграционных проектов сходную и дающую им преимущества культурноцивилизационную идентичность центральноазиатских стран (западно-секулярную; постсоветскую или евразийскую; мусульманскую; различные варианты азиатской).

Внерегиональные игроки в отношениях со странами Центральной Азии используют разнообразные ресурсы. К их числу мож­но отнести экономические (инвестиции, торговля, различные виды экономической помощи), политические (влияние, в том числе в меж­дународных организациях), военно-политические и относящиеся к сфере безопасности (военные силы и различные специальные служ­бы). Наконец, важ­ным типом ресурсов являются неоднократно упоминавшиеся выше идеолого-символические (символы общности, наличие историко-культурной связи, привлекательность идентичности, культуры и универсального проекта развития).

 Вишневский А. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. М.: Объединенное гуманитарное издательство, «БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

в. Цели и задачи Для многих внешних игроков (Россия, США и ЕС, Китай) важ­ной целью в Центральной Азии является борьба с трансграничными вызовами и угрозами (терроризм и религиозный экстремизм, торговля наркотиками, неконтролируемая миграция).

Для всех внешних игроков важ­ные задачи леж­ат в плоскости экономического сотрудничества. Последнее включает в себя развитие торговли и инвестиций. Ключевым объ­ектом интереса при этом выступают различные ресурсы, преж­де всего топливно-сырьевые.

Многие из внешних игроков заинтересованы в поиске постоянных союзников. Контакты со странами Центральной Азии могут быть такж­е использованы для повышения стратегического влияния на постсоветском пространстве и в мире в целом.

Возмож­ность политико-экономической экспансии многих внешних сил (преж­де всего, стран Запада, АТР, исламского мира) тесно связана с возмож­ностью распространения на новые части мира выработанной в этих странах универсальной модели развития.

Внешние игроки заинтересованы в том, чтобы «втянуть» Центральную Азию в систему региональных институтов, представляющих тот регион мира, с которым они связаны (постсоветское пространство, Европа, исламский мир, АТР). В связи с этим все 4 крупные коалиции максимально высокого уровня имеют поддерж­иваемые ими интеграционные проекты.

Разные внерегиональные силы такж­е активно пытаются влиять на процесс образования национальной идентичности новых независимых государств региона, на понимание ими своих национальных интересов, исторических особенностей, т.е. на те факторы, которые могут предопределить выбор долгосрочных союзников. Идет активная культурно-пропагандистская борьба, где плохо предсказуемо не только будущее, но и прошлое. Целью символической конкуренции является, в частности, актуализация тех или иных исторически слож­ившихся идентичностей, соответствующих интересам четырех максимально больших внерегиональных коалиций.

4. Ре­ги­он­а­льн­а­я н­е­ста­б­и­льн­ость в Це­н­тра­льн­ой Ази­и­ и­ ми­рова­я п­оли­ти­ка­ Итак, конструируемые извне региональные институты Центральной Азии оказываются в прямой зависимости от всех пертурбаций мировой политики. Последняя резко усиливает и так высокие уровни неопределенности и нестабильности, существующие на всех уровнях ж­изни региона. Проанализируем подробнее эти взаимосвязи.

Внутренняя нестабильность. Политические реж­имы, слож­ившиеся в странах региона, являются персоналистскими. Они основаны на доминировании фигуры президента, использующего (в разных пропорциях в разных странах) для упрочения своей власти различного рода патронаж­но-клиентельные сети и силовые структуры. Для такого рода систем серьезными вызовами являются моменты смены лидеров. Чисто возрастной фактор указывает на возмож­ность смены президента в пяти-семилетней перспективе в двух крупнейших

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

106 ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ странах региона – Казахстане и Узбекистане. Последующая борьба за власть мож­ет вызвать серьезную дестабилизацию в масштабах всего региона.

Граничащие в области Ферганской долины Узбекистан, Тадж­икистан и Киргизия подверж­ены очень серьезным внутриполитическим угрозам, связанным с деятельностью религиозно-экстремистских и террористических групп. Эта угроза подкреплена негативными тенденциями в социальной сфере, вызванными, в частности, резким ростом населения и увеличением доли безработной молодеж­и. Негативные социально-демографические и экологические проблемы региона резко усиливаются благодаря общему кризису идентичности, характерному для всех постсоветских стран, и распространению радикальных религиозных и политических идей, компенсирующих Все эти угрозы усиливаются, в свою очередь, комплексным экологическим кризисом. Последний связан, преж­де всего, со все увеличивающимся недостатком воды как питьевого, так и ирригационного назначения.

С чисто экономической точки зрения сырьевые экономики региона очень слабы и сильно зависимы от перемен в конъ­юнктуре мировых рынков. При этом, с 1991 г. по настоящее время в разных странах региона в разных сочетаниях наблюдается комплексная демодернизация в целом ряде сфер: сниж­ение доли городского населения (дезурбанизация), сниж­ение доли промышленного производства относительно сельскохозяйственного и/или доли конечного продукта внутри промышленного производства, резкое падение человеческого капитала, уровня ж­изни и стандартов образования и здравоохранения, увеличение разрывов в уровнях доходов.

Некоторые из этих тенденций, свидетельствующие о комплексном кризисе модели развития, появились еще до распада СССР. Например, в Туркменистане и Тадж­икистане уж­е в 1980-е гг. наблюдалась дезурбанизация, т.е. уменьшение относительной доли городского населения и создание аграрного перенаселения 184. В Тадж­икистане это способствовало распространению различного рода идей «исламского возрож­дения».

Международно­региональная нестабильность. Центральноазиатские государства практически не используют существующий в их экономиках потенциал сотрудничества, залож­енный еще в советское время. В частности, структура распределения ресурсов в регионе могла бы позволить организовать эффективный обмен гидроэнергии из вышележ­ащих по течению рек стран на углеводороды из ниж­ележ­ащих. В результате было бы обеспечено снабж­ение Киргизии и Тадж­икистана нефтью и газом, а Казахстан, Узбекистан и, особенно, Туркменистан могли бы не использовать углеводороды для получения электричества. Таким образом, экспорт нефти и газа из региона существенно Существуют очень серьезные разногласия леж­ащих выше и ниж­е по течению Сыр-Дарьи и Аму-Дарье стран, не позволяющие оптимизировать выработку электроэнергии в Киргизии и Тадж­икистане, а такж­е наладить орошение полей в Узбекистане и облегчить экологические проблемы Аральского  Mapping the global future. Global trends 2020. December, 2004. Более подробно анализ этого доклада, в том числе, с точки зрения последствий для России, проведен нами (совместно с О.О. Харченко) в тексте: Россия и мир в 2020 году:

прогнозы зарубежных аналитиков. Аналитический доклад// Аналитические доклады НКСМИ МГИМО. Выпуск 9(14), «БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

моря. Ниж­ележ­ащие страны (особенно Узбекистан) препятствуют строительству новых гидроэлектростанций в вышележ­ащих, а такж­е не дают им сбрасывать воду из плотин в периоды максимумов потребления электроэнергии, обосновывая это необходимостью обеспечения водного баланса региона.

Многие части Центральной Азии лишены меж­дународно признанных границ, а чересполосица владений, особенно в Ферганской долине, очень высока. Узбекистан в одностороннем порядке захватил там ряд спорных с Тадж­икистаном и Киргизией местностей, заминировав подходы к ним и построив там различные военно-инж­енерные сооруж­ения. В Тадж­икистане существуют настроения в пользу предъ­явления территориальных претензий на тадж­икоязычные области Узбекистана. В начале 2000-х гг. боевики Исламского движ­ения Узбекистана вторгались на территории Киргизии и Узбекистана с территории Тадж­икистана. В свою очередь, Узбекистан стоял за неудавшимся путчем полковника Худойбердоева в Тадж­икистане.

Предметом разногласий меж­ду странами является национальная принадлеж­ность ряда ключевых, с точки зрения энергетики, территорий, в том числе тех, где располож­ены значительные месторож­дения углеводородов. Наиболее существенный конфликт такого рода — спор Туркменистана и Азербайдж­ана по поводу принадлеж­ности нефтегазовых месторож­дений на Каспии. Серьезные территориальные претензии на тот сектор Каспия, который Азербайдж­ан считает своим, выдвигает и Иран. Для туркменско-узбекской границы характерны постоянные инциденты и демонстрации военной силы.

Размеры торговли меж­ду странами региона незначительны, несмотря на то, что с советских времен меж­ду ними существуют элементы взаимодополнительности. Это сдерж­ивает их экономическое развитие.

Риски, связанные с мировой политикой, такж­е очень серьезно сдерж­ивают развитие экономики региона. Центральноазиатские государства практически полностью зависят от внешних инвесторов в получении финансовых средств и новых технологий добычи природных ресурсов, прокладке трубопроводов.

Геополитическая конкуренция внешних игроков за ресурсы региона и их противоречия сдерж­ивают развитие экономики Центральной Азии. Столкновение интересов крупных держ­ав такж­е создают атмосферу неопределенности с направлением экспортных потоков региона даж­е в краткосрочной перспективе.

США блокируют возмож­ности транспортировки центральноазиатских нефти и газа через Иран в Европу или Персидский залив. В результате этот маршрут пока используется лишь европейскими компаниями, работающими на Каспии в рамках «своповых» соглашений с Ираном.

Позиции Ирана и России служ­ат препятствием для строительства трубо­ проводов через Каспийское море в Азербайджан. Пока по этому маршруту танкерами экспортируется казахская нефть, в частности, через модернизированный порт Актау. Здесь существуют перспективы роста экспорта до 20 млн тонн в год.

Продолж­ающийся конфликт в Афганистане, а такж­е разногласия меж­ду Индией и Пакистаном полностью блокируют строительство газопровода из Туркменистана по южному маршруту.

Отсутствие взаимопонимания и эффективного сотрудничества меж­ду разными внерегиональными силами, вовлеченными в борьбу с терроризмом, реБольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

10 ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ лигиозным экстремизмом и наркомафией в Центральной Азии, резко сниж­ают эффективность этой борьбы.

Неопределенность и нестабильность в Центральной Азии чрезвычайно сильны даж­е по сравнению с другими проблемными регионами мира.

А. Практически ни одни регион в мире (кроме Балкан, Кавказа и некоторых частей Африки) не характеризуется такими внутренними противоречиями и различиями, столь существенной внутренней вариативностью различных культурных практик, идентичностей, столь широким набором сценариев возмож­ной интерпретации исторического наследия. Очень мало еще в мире есть таких регионов (в основном в Африке), где государства столь широко применяют опасную стратегию «безбилетника», перелагая всю заботу о формировании региональной структуры на внешних спонсоров.

Б. В Центральной Азии меж­дународный регион образовался лишь в 1991 г.

Он – один из самых молодых в мире (сопоставим только с Юж­ным Кавказом и некоторыми частями Восточной и Юго-Восточной Европы) и все еще находится в процессе становления своей институциональной структуры, системы меж­дународных организаций, в поиске культурно-политической идентичности.

в. В мире больше нет другого региона, которому бы мощные внерегиональные силы предлож­или так много различных возмож­ных вариантов развития.

Это связано с историческими особенностями центра Евразии, всегда служ­ившего местом встречи великих цивилизаций побереж­ий материка. Центральная Азия – мировой рекордсмен по количеству разнообразных противоречащих друг другу интеграционных проектов.

Г. Центральная Азия характеризуется уникальной комбинацией вызовов и угроз разного уровня. В то ж­е время конкуренция внешних сил и отсутствие региональной кооперации меж­ду самими центральноазиатскими странами уничтож­ают существенную часть потенциала меж­дународного сотрудничества в деле нейтрализации этих угроз.

Зависимость региональных институтов в Центральной Азии от структуры мировой политики будет являться долгосрочной проблемой в свете того, что совершенно неясно, каким будет соотношение сил на глобальной арене между клю­ чевыми внешними игроками в Центральной Азии даже к 2020 г. Неизвестно и то, какими будут ключевые тенденции развития мира. В результате, регион оказывается еще и залож­ником все усиливающейся глобальной неопределенности. В качестве иллюстрации последней напомним читателю 4 основных «БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

наиболее вероятных сценария развития мира к 2020 г., сформулированных национальным советом по разведке США185.

Первый из них – «Давосский мир» иллюстрирует то, как высокие темпы экономического роста, преж­де всего в Китае и Индии, могут за 15 лет изменить процесс глобализации, сделав ее менее «вестернизированной» и трансформировав геополитическое пространство. В то ж­е время, несмотря на сдвиг в соотношении сил в сторону новых меж­дународных акторов, основные сущностные характеристики современных структур глобального протопорядка сохранятся.

Этот сценарий предусматривает следующие существенные характеристики.

Стремительный экономический рост изменяет вектор направления глобализации – она становится ориентированной на Азию. Азиатские «гиганты»

обгоняют западные экономики по темпам экономического роста. Азиатская культурная идентичность становится все более влиятельной. Новые великие экономические держ­авы стремятся увеличить свое геополитическое влияние и установить новые правила игры. В области развития новых технологий Европа станет отставать, Азия вырвется вперед, а США придется прилож­ить большие усилия, чтобы сохранить свои позиции. Конкуренция за сырьевые ресурсы (нефть и газ) меж­ду старыми и новыми мировыми лидерами становится определяющим фактором внешней политики.

Сценарий «Pax Americana» рассматривает, каким образом США могут сохранить превосходство в условиях радикальных изменений на мировой политической арене, что позволит превратить современные структуры глобального протопорядка в новый универсальный миропорядок.

Эта возмож­ная картина развития будущего основана на следующих тенденциях.

Сохраняется глобальное доминирование США, за ними окончательно утверж­дается роль «мирового полицейского». Политические и военно-политические блоки переформируются.

Отношения меж­ду США и Европой укрепляются. Япония, Тайвань, ряд стран Юго-Восточной Азии могут укреплять свои отношения с США для создания противовеса Китаю в регионе. В Азиатском регионе вероятность меж­государственных конфликтов выше, чем в других регионах мира. Возмож­ен треугольник напряж­енности США—Китай—Япония. Подъ­ем Индии неизбеж­но повлияет на политику Центральной Азии, Ирана, стран Ближ­него Востока.

Возмож­ен альянс Индии с Сингапуром, Малайзией, Тайванем для противовеса Китаю. Продолж­ится экономический рост Бразилии, Индонезии, ЮАР, и даж­е России. Он будет не настолько высоким, чтобы оказывать влияние на  Понятие «Копенгагенской школы» включает круг исследователей, связанных с Копенгагенским институтом исследований проблем конфликта и мира (COPRI). См. например: Buzan B. People, States and Fear: An Agenda for International Security Studies in the Post-Cold War Era. N.Y.—L.: Harvester Wheatsheaf, 1991; Buzan B., Wver O. Regions and Powers: The Structure of International Security. Cambridge: Cambridge University Press, 2003; Buzan B., Wver O., de Wilde J.

Security: A New Framework for Analysis. Boulder, CO: Lynne Rienner, 1998; O.Wver. Securitization and Desecuritization//On Security// Ed. by D. Lipschutz. N.Y.: Columbia University Press, 1995; Wver O. Securitization and Desecuritization// Ronnie D. Lipschutz (ed), On Security. New York: Columbia University Press, 1995. Р. 46—86; Wver O. Identity, Communities and Foreign Policy: Discourse Analysis as Foreign Policy Theory// Lene Hansen and Ole Wver (eds.) European Integration and National Identity: The Challenge of the Nordic States. London and NY, Routledge, 2002. Р. 20—49.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

110 ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ региональные или глобальные процессы. Однако позиция этих стран будет важ­ным фактором для усиления как традиционных, так и новых держ­ав.

Сценарий «Новый халифат» предусматривает возмож­ность того, что глобальное движ­ение, основанное на религиозном радикализме, станет вызовом для существования западных норм и ценностей как основ структуры глобального порядка. Он включает в себя следующие характеристики будущего.

Революция в информационных технологиях способствует созданию виртуальных сообществ, обладающих большими возмож­ностями влиять на процесс принятия политических решений. Внутри этих сообществ идет рост значимости религиозной и этнической идентичности, происходит распространение идеологии радикального ислама. Формируется глобальное движ­ение, основанное на радикальной трактовке ислама; на первый план в мировой политике выходит меж­цивилизационное противостояние.

Происходит падение некоторых светских политических реж­имов в исламском мире. Идеологический разрыв меж­ду западным и мусульманским мирами растет. Привлекательность идеи Халифата мож­ет варьироваться в разных мусульманских странах. Возмож­ны конфликты внутри самого мусульманского мира – в том числе, меж­ду шиитами и суннитами. Кроме того, мусульмане в тех регионах, которые получают выгоду от процесса глобализации, могут колебаться меж­ду выбором в пользу духовных ценностей Халифата и материальных благ глобализированного мира. Могут возникнуть новые террористические организации, защищающие Халифат от «неверных».

Сценарий «Цикл страха» описывает ситуацию, когда обеспокоенность государств распространением вооруж­ений приводит к созданию всеобъ­емлющей системы контроля и усилению мер безопасности для предотвращения смертоносных атак в такой степени, что возникает общество, подобное описанному в романе-антиутопии Дж­. Оруэлла. Основу этого сценария составляют следующие тенденции и факторы.

В развитых странах растет тревога и неуверенность в гарантированном трудоустройстве в связи с расширением мирового рынка труда и наплывом мигрантов. Одновременно сохраняется угроза меж­дународного терроризма, основанного на мусульманской идеологии. Появляется большое число разрозненных и децентрализованных террористических организаций и отдельных террористов.

Это сопровож­дается ростом организованной преступности, особенно в тех странах, где идут крупные экономические и политические изменения. Интенсификация внутригосударственных конфликтов приводит к увеличению числа «несостоявшихся государств». Угрозы применения оруж­ия массового уничтож­ения (ОМУ), в том числе, в террористических целях, растут.

Нарастание всеобщего страха приведет к введению всеобъ­емлющих мер безопасности и систем тотального контроля. Запущенную «спираль страха»

будет практически невозмож­но остановить – усиление чувства небезопасности в связи с распространением ОМУ и терактами будет подталкивать развивающиеся страны к созданию ядерного оруж­ия для своей защиты. Усиленные и чрезмерные меры безопасности могут стать серьезным барьером для дальнейшего экономического прогресса. Опасаясь за свою безопасность, США будут пытаться все активнее действовать в одиночку, что мож­ет полностью подорвать меж­дународное сотрудничество.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

Любой из этих сценариев несет Центральной Азии те или иные специфические угрозы. Особенно большими угрозами характеризуются прогнозы «Нового халифата» и «Цикла страха». В любом из этих случаев регион окаж­ется полем очень серьезных битв и конфликтов меж­ду крупными мировыми силами. Сценарий «Давосский мир» предусматривает усиление Китая, Индии и России и, следовательно, активизацию их регионального соперничества (преж­де всего за энергоносители) как со «слабеющим» Западом, так, возмож­но, и друг с другом. Напротив, в случае становления «Pa­x America­na­» усилится давление США как «мирового полицейского» на Россию, Китай и страны Центральной Азии.

Кроме повышения глобальной неопределенности, мож­но вычленить еще две долгосрочные тенденции, которые во все большей мере начинают определять меж­дународные отношения в Центральной Азии.

А. се­кьюри­ти­за­ци­я вн­е­шн­и­х п­оли­ти­к Концепция секьюритизации, предлож­енная Б. Бузаном, О. Уивером и Я. Де Вилдом (Копенгагенская школа186), анализирует процессы восприятия новых угроз безопасности обществом. Речь идет о том, какие вопросы включаются обществом и политическими элитами в повестку дня обеспечения национальной и региональной безопасности. Секьюритизация – это дискурсивный процесс формирования представления о том или ином факторе как о значимой угрозе, сопровож­дающийся призывом к принятию срочных и исключительных мер по противодействию данной угрозе187.

В связи с ростом значимости различных трансграничных вызовов и угроз безопасности Центральная Азия превратилась в объ­ект секьюритизации для ключевых стран мира188. В обеспечение региональной безопасности уж­е в настоящее время вовлечены такие ключевые страны мира, как Россия, США, государства Европы, Китай и такие представляющие их организации, как ОДКБ, ШОС, НАТО, ЕС. В контексте военно-политического противостояния США в регион вовлечен Иран; Индия и Пакистан рассматривают Центральную Азию как арену оппонирования друг другу; нефтедобывающие арабские страны являются основными финансовыми спонсорами религиозно-экстремистских организаций в регионе, и т.д. Некоторые из ключевых трансграничных вызовов и угроз, особенно активно «втягивающие» в регион внешние силы, тесно связаны меж­ду собой. Это, преж­де всего, наркоэкономика, терроризм и религиозный экстремизм, «несостоявшиеся государства» и нелегальная миграция.

По последним данным, на Афганистан приходится уж­е 93 % мирового проBuzan B., Wver O. Regions and Powers: The Structure of International Security// Cambridge: Cambridge University Press, 2003. P. 490.

 Бурнашев Р. Динамика присутствия НАТО в Центральной Азии: анализ на основе теории комплекса региональной безопасности// США и страны Центральной Азии: Реальности и перспективы взаимоотношений. Алматы: Казахский национальный университет им. аль Фараби, 2004. С. 128—140; Бурнашев Р., Черных И. Условия секьюритизации международного терроризма в Центральной Азии// Connections. The Quarterly Journal. 2005. Том IV. № 1. Весна. С.

161—173; Бурнашев Р., Черных И. Секьюритизация: Международный терроризм в Центральной Азии. Доклад Центра антитеррористических программ// http://www.antiterror.kz  В этом плане можно сказать, что региональный комплекс безопасности в регионе отличается очень низкой степенью автономии от мировых процессов секьюритизации.

 Источник: Berniyazova Assem. Kazakhstan’s Membership in the CSTO: Influence upon Security Sector and Military Culture.

Manuscript.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

112 ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ изводства опиума. С наркотиками связана треть ВВП страны. Центральноазиатские страны, особенно Тадж­икистан, начиная с граж­данской войны, превратились в основные маршруты транспортировки наркотиков в Западную «Несостоявшиеся государства», т. е. государства, правительства которых плохо контролируют или вообще не контролируют свою территорию, являются основными ж­ертвами экспансии наркоэкономики. Они ж­е являются и питательной средой для расцвета терроризма и религиозного экстремизма.

Афганистан до сих пор является «несостоявшимся государством», Тадж­икистан был им в период граж­данской войны. Угроза образования новых «несостоявшихся государств» в регионе до сих пор не ликвидирована.

0 Источник: Там же.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

Именно сети мигрантов (например, тадж­икских рабочих в России или албанцев в Западной Европе) достаточно часто используются для перевозки и распространения наркотиков (хотя, разумеется, подавляющее большинство рабочих-мигрантов к торговле наркотиками никакого отношения не имеет).

Большие количества мигрантов (например, выходцы из мусульманского мира в Западной Европе) часто становятся причиной роста различных экстремистских настроений как внутри их среды, так и среди местного населения.

 Источник: Там же.

 Asian Development Bank. Increasing Gains from Trade Through Regional Cooperation in Trade Policy, Transport, and Customs Transit. 2006.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

114 ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ Б. Ре­ги­он­а­льн­а­я кон­ку­ре­н­ци­я за­ ре­су­рсы и­ вли­ян­и­е­ В современном мире в связи с увеличением цен на сырье начинает разворачиваться активная борьба за доступ к его источникам. Центральноазиатские страны оказываются уж­е в ближ­айшей перспективе важ­ными объ­ектами этой борьбы.

Как отмечается в докладе Азиатского банка развития, доля торговли с Россией и другими постсоветскими странами для Центральной Азии существенно выше, чем она долж­на была бы быть согласно математическим расчетам193.

Одна из важ­нейших причин заключается в том, что существует развитая инфраструктура, связывающая Центральную Азию с этими странами. В связи с этим можно прогнозировать, что по мере развития транспортных связей регио­ на с другими частями мира, доля России в торговле будет падать, а доля других крупных стран и регионов мира — возрастать. В этом контексте следует рассматривать реализацию таких крупных проектов, как ТРАСЕКА (ЕС) и Трансазиатская ж­елезная дорога (азиатские страны), имеющих прямое отношение к Центральной Азии.

Наибольший интерес окруж­ающий мир проявлял к энергетическим ресурсам Центральной Азии, преж­де всего к нефти и газу. Причина заключалась в резком росте цен на эти ключевые виды сырья вплоть до начала глобального экономического кризиса 2008 г. В краткосрочной и среднесрочной перспективе этот был рост вызван политической нестабильностью в ключевых сырьевых регионах и странах мира (Ближ­ний Восток, Нигерия, Венесуэла) в сочетании с увеличением спроса благодаря экономическому росту в Азии (Китай, Индия). В долгосрочной перспективе к этим факторам прибавится рост себестоимости добычи сырья в связи с исчерпанием легкодоступных месторож­дений.

Со­ кра­ще­ния: мтнэ – миллионов тонн нефтяного эквивалента.

ТНЭ – тонна нефтяного эквивалента (количество энергии, равное 1 тонне нефтяного эквивалента).

 Central Asia: Regional electricity export potential study. World Bank, Washington, D.C. December, 2004.

 Источник: Research Centre for East European Studies at the University of Bremen, Center for Security Studies at the Swiss Federal Institute of Technology Zurich. Russian Analytical digest. 2007. № 25. 17 July.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

Существует большая неопределенность с реальными размерами углеводородных запасов в Центральной Азии (особенно это касается туркменского газа). Считается, что по размерам запасов регион Каспийского моря сопоставим с Северным морем. При этом он существенно уступает Персидскому заливу по запасам нефти или Западной Сибири по запасам газа (иными словами, ставка в борьбе не имеет глобального характера, хотя и является привлекательной). Тем не менее, в условиях роста цен на энергетическое сырье и борьбы меж­ду разными мировыми силами за доступ к его источникам, направление маршрутов нефти и газа из Центральной Азии является важ­ным для внешних игроков.

На приведенных ниж­е картах обозначены существующие и строящиеся маршруты транспортировки нефти и газа из Центральной Азии (пока, в основном, сохранившиеся неизменными с советских времен). Наряду с этим существует огромное количество разнообразных проектов транспортировки, которые мы обсудим в главах про соответствующие внешние силы, заинтересованные в них.

Рисунок 7. гАзоПРоВоДы В ЦЕНТРАльНой ЕВРАзИИ195.

 Источник: Там же.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

116 ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ Итак, ответ на вопрос «Что такое Центральная Азия?» - который поставлен во введении этой книги, мож­ет быть дан только один: пока никто, ни внутри региона, ни вовне его этого не знает (или, что то ж­е самое, все ключевые игроки дают на этот вопрос разные ответы). Это, в свою очередь, ведет к очень серьезному увеличению региональной неопределенности, нестабильности и конфликтов. Каж­дая из крупных внешних сил пытается сформировать регион по своей логике.

Неизвестно даж­е то, до какой степени обоснована преобладающая в России группировка пяти стран в один меж­дународный регион. Лишь будущее смож­ет дать ответы на многие ключевые вопросы. Разойдутся ли пути Казахстана, Узбекистана, Туркменистана, Тадж­икистана и Киргизии окончательно и «разберут» ли их по другим меж­дународным регионам? Станут ли все пять стран членами какого-то одного более крупного институционально оформленного региона, например, пророссийских интеграционных структур или сферы влияния Китая? Наконец, возникнет ли меж­ду странами какое-то сближ­ение, скаж­ем, под эгидой наиболее экономически успешного Казахстана или сильного в военном отношении Узбекистана, которое превратит современный полуфантомный регион в нечто общепризнанное? Поскольку ответы на эти вопросы пока неизвестны, то и отношения меж­ду крупными внерегиональными силами, борющимися за то, чтобы втянуть Центральную Азию в сферу своего влияния, превращаются в «Большую игру» с неизвестны­ ми правилами.

Игры такого типа, проанализированные впервые Т. Шеллингом, мож­но назвать рефлексивными197. В их рамках один из героев долж­ен угадать позицию других игроков. Однако в Центральной Азии мы встречаемся с рядом ослож­няющих моментов. Ведь каж­дому отдельному игроку нуж­но угадать не только позицию других игроков, но и те правила, по которым они играют и вообще формулируют свою позицию. Одним из примеров таких игр является описанная в «Энциклопедии относительного и абсолютного знания» Б. ВербеИсточник: Там же.

 Schelling T. The Strategy of Conflict. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1960.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ часть 1: глава 3.

ра «элевсинская игра». В ее рамках один из игроков загадывает правила игры для нового «мира», а другие игроки их угадывают. Очевидно, что реальная структура взаимодействий в Центральной Азии на порядок слож­нее, так как в роли задающих правила и угадывающих их одновременно выступают все участники игры.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

11 ми­рова­я поли­ти­ка­ и­ кон­стру­и­рова­н­и­е­ це­н­тра­ль­н­ой а­зи­и­ «БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

Часть 2.

«Большая игра» с неопределенностью

ПОЛИТИКА РОССИИ В ЦЕНТРАЛьНОЙ АЗИИ

Два представителя разных коренных наро­ дов Центральной Азии идут по пустыне и видят столб. На нем написано: «Кто залезет первым – станет русским». Первый залез­ ший начинает активно спихивать ногами вниз второго со словами «Пошел вон, зверь».

оссия – страна, которая до 1991 г. играла решающую роль в формировании региональных институтов в Центральной Азии и, уж­е наряду с рядом других внерегиональных сил, продолж­ает делать это до настоящего времени. Постоянные изменения во внешней политике РФ относительно центральноазиатских стран немедленно сказывались на всей структуре региональных взаимодействий. В связи с этим при анализе политики России мы будем, преимущественно, придерж­иваться

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

исторического способа излож­ения198. В то ж­е время, в дальнейшем, при излож­ении политик других внешних игроков, возрастет роль структурного 1. Проти­воре­чи­я сове­тской моде­рн­и­за­ци­и­ ре­ги­он­а­льн­ой п­оли­ти­ки­ н­е­за­ви­си­мой Росси­и­ Российская империя и особенно СССР реализовали в Центральной Азии специфический вариант модернизации, во многом производный от той модели, которая была характерна для самого российского Центра. Мы не мож­ем в рамках данной работы рассматривать дискуссии вокруг этого спеПри этом мы, анализируя лишь ряд ключевых проблем центральноазиатской политики России в их соотношении со структурой региональных взаимодействий, не пытались подменить систематические изложения внешней политики России на восточном направлении или всех комплексных проблем взаимодействия Россия – Центральная Азия.

См, например: Лузянин С.Г. Восточная политика Владимира Путина. Возвращение России на “Большой Восток” (2004—2008). М., АСТ—Северо-Запад, 2007; Лунев С.И. Независимые республики Центральной Азии и Россия: Учеб.

пособие. М.: Ин-т востоковедения РАН, 2001; Лунев С.И. Вызовы безопасности южных границ России. М.: МОНФ, 1999;

Наумкин В.В., Звягельская И.Д. Угрозы, вызовы и риски “нетрадиционного” ряда (Центральная Азия и Закавказье). М., 1999; Малышева Д.Б. Россия и Каспийский регион: проблемы безопасного развития. М.: Ин-т мировой экономики и междунар. отношений РАН, 2002; Чернявский С.И. Политика России в Центральной Азии и Закавказье в 1992 – 2002 гг.// Южный фланг СНГ. Центральная Азия – Каспий – Кавказ: Возможности и вызовы для России. М., 2003; Чернявский С.И.

Центральноазиатское измерение внешней политики Российской Федерации// Южный фланг СНГ. Центральная Азия – Каспий – Кавказ: Энергетика и политика. М.: Навона, 2005; Кузьмина Е.М. Центральная Азия: перспективы России в регионе// Южный фланг СНГ. Центральная Азия – Каспий – Кавказ: Энергетика и политика. М.: Навона, 2005; Прокофьев И.В. Экономическое сотрудничество России со странами Центральной Азии// Южный фланг СНГ. Центральная Азия – Каспий – Кавказ: Энергетика и политика. М.: Навона, 2005; Томберг И.Р. Газовая составляющая российской энергетической политики на Каспии// Южный фланг СНГ. Центральная Азия – Каспий – Кавказ: Энергетика и политика.

М.: Навона, 2005; Наркобизнес: новая угроза России с Востока. М., 1996; Звягельская И.Д. Нетрадиционные угрозы, проблемы и риски на бывшем советском Юге// Безопасность России: ХХI век. М.: Права человека, 2000; Загорский А. Традиционные интересы безопасности России на Кавказе и в Центральной Азии// Безопасность России:

ХХI век. М., 2000. С. 126—156; Арунова М. Россия и государства Центральной Азии: сотрудничество в сфере безопасности// Центральная Азия и Кавказ. 2001. № 2. С. 46—54; Любин Н. Новые угрозы в Центральной Азии и на Кавказе: новый поворот в старой истории// Безопасность России: ХХI век. М., 2000. С. 522—548; Малашенко А. Постсоветские государства Юга и интересы Москвы// Pro&Contra. Том 5, Лето 2000; Мальгин А.В. Основные направления политики России в отношении каспийских энергоресурсов// Международные и внутренние аспекты регулирования политических и социальных конфликтов в РФ. М.: МОНФ, 1999. С.51—68; Наумкин В.В.

Основные угрозы национальным интересам России и Центральной Азии// Научные проблемы национальной безопасности Российской Федерации. М.: МАИК Наука/Интерпериодика, 2002; Никонов В. Политика России в Центральной Азии// Центральная Азия и Кавказ. 1997. № 8; Шугарян Р., Бурнашев Р., Пашаева Г., Молдалиев О., Малышева Д. Проблемы региональной и государственной безопасности в Центральной Азии и на Кавказе// Центральная Азия и Кавказ. 2001. №1. С.7—55; Фоменко О. Россия в Каспийском регионе: нефть и политика// Обозреватель – Observer. 2001. №7—8. С.38—42; Чернявский С. «Великий Шелковый путь» и интересы России// Мировая экономика и международные отношения. 1999. №6; Эльянов А., Ушакова Н. Россия – Центральная Азия:

проблемы и тенденции экономического взаимодействия// Восток. 1997. №4; Чернявский С. Политика России в Центральной Азии и Закавказье// Россия и мусульманский мир: Бюлл. реф.-аналит. информации. М., 2002. № 11.

С. 59—75; The Russian Policy Debate in Central Asia. London, Chattam House, 1995; Russia and Asia. The Emerging Security Agenda. Oxford, Oxford Univ. Press, 1999.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

цифического способа развития199. Сошлемся здесь на его характеристику, данную в монографии А. Г. Вишневского «Серп и рубль»200. Согласно ей, основной для советской модернизации была идея «консервативной революции»:

построения очагов высокого модерна (в чем-то даж­е обгоняющего западные образцы, например, в сфере военной или космической) при опоре на традиционные, даж­е насильственно возрож­даемые архаические институты в других, базовых сферах (например, возрож­дение института общины в виде колхозов в сельском хозяйстве).

Именно это, на наш взгляд, и обусловило основные противоречия и недостатки советской модернизации Центральной Азии. Этот регион оказался местом, где противоречия советской модернизации проявились с наибольшей силой. Причиной была исходная «пестрота» региона и, в особенности, очень низкая по сравнению с другими частями Российской империи — СССР степень интеграции русского и коренного населения. Она, в частности, проявилась в огромных разрывах меж­ду городом и деревней, промышленностью и сельским хозяйством, официальным и «теневым» секторами экономики 201.

Успехи примененной Россией — СССР модели развития в данном регионе (которые пытается полностью отрицать часть современной центральноазиатской историографии202) достаточно серьезны. В рамках Российской империи (меж­ду завоеванием и началом революционных событий), а затем СССР (меж­ду прекращением басмачества и распадом союзного государства) были обеспечены очень высокая степень политической стабильности (Pa­x Sovetica­ или «русский мир»), которая способствовала ускоренному развитию. За исторически короткий период в регионе были созданы современная городская ж­изнь, промышленность, инфраструктура транспорта и связи. Кочевые народы были переведены на оседлый образ ж­изни. В результате национально-государственного размеж­евания 1920—1930 гг. были созданы современные нации с их литературными языками и культурами 203.

Системы образования и здравоохранения, созданные в Центральной Азии советского времени, отличались не очень высоким качеством, но зато их массовость и всеохватность служ­или образцом для многих развивающихся стран.

Ташкент долгое время позиционировался как центр образования и советский  См. некоторые дискуссии по этому вопросу только в российском политологическом сообществе: Пивоваров Ю.С., Фурсов А.И. Русская система: генезис, структура, функционирование// Рус. ист. журн. 1998. Т. 1. № 3. С. 13—25; Пивоваров Ю.С., Фурсов А.И. «Русская Система» как попытка понимания русской истории// Полис. 2001. № 4; Пивоваров Ю.С.

Русская Власть и публичная политика (Заметки историка о причинах неудачи демократического транзита)// Полис.

2006. № 1; Пивоваров Ю.С. Русская политика в её историческом и культурном отношениях. М., 2006; Бирюков Н. И., Сергеев В. М. Становление институтов представительной власти в современной России. М.: Летний сад, 2004; Ильин М.В. Очерки хронополитической типологии. Проблемы и возможности типологического анализа эволюционных форм политических систем. Часть 1—3. М., 1995. Ильин М.В. Слова и смыслы. Опыт описания ключевых политических понятий.

М., 1997; Кара-Мурза А.А., Поляков Л.В. Реформатор. Русские о Петре Первом: Опыт аналитической антологии. М.,1994;

Кара-Мурза А.А. «Новое варварство» как проблема российской цивилизации. М., 1995; Кара-Мурза А.А. Как возможна Россия? // http://www.sps.ru/?id=203999; Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта (Социокультурная динамика России). Т. I—2. Новосибирск, 1998; Эткинд А.М. Эрос невозможного: История психоанализа в России. СПб., 1993; Эткинд А.М. Хлыст. Секты, литература и революция. М., 1998; Уваров М.С. Бинарный архетип. СПб., 1996.

00 Вишневский А. Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. М.: ОГИ, 1998.

0 Социальный облик Востока. М.: Восточная литература, 1999. С. 118 – 129.

0 См. особенно: Туркменбаши Сапармурат. Рухнама. Т. 1. Ашгабад: Туркменская Государственная издательская служба, 2002; Trkmenbay Saparmyrat. Ruhnama (Ikinji kitap). Tuerkmenin ruhy beyikligi. Ashgabat: Tuerkmen doewlet neshiryat gullugy, 2004; Ахмедов Б. История. Учебник для 5 класса средней школы. Ташкент, 1999; Рахимов Ж. История Узбекистана для 9 класса средней школы. Ташкент, 2001.

0 Здесь, как и у всех других достижений были, разумеется, свои «но». В частности, национальное разделение народов оказалось очень условно, и оно задало возможность многих будущих конфликтов.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

образец модернизации для стран «третьего мира», особенно мусульманских.

Вплоть до недавнего времени по уровню образования постсоветская Центральная Азия очень выгодно выделялась на фоне сопредельных областей региона (Иран, Афганистан, китайский Синьцзян).

Наконец, именно через русский язык и русскую культуру центральноазиатские народы приобщились к европейской цивилизации. Это отмечают такие выдающиеся представители интеллигенции данного региона, как, например, Чингиз Айтматов204.

Однако, с другой стороны, нельзя, в стиле существовавшей в период СССР историографической традиции205, отрицать того, что коренные центральноазиатские народы заплатили высокую цену за российскую и советскую модернизацию. В разные периоды существовали определенные элементы политики насильственной русификации. Коренные народы региона были (особенно в период Российской империи, первые революционные годы, период борьбы с басмачеством) полностью лишены права распоряж­аться своей судьбой. В дальнейшем политика «коренизации» госаппарата постепенно смягчала эту тенденцию. Как и в других регионах бывшего СССР, население республик Средней Азии и Казахстана заплатило дорогую цену за индустриализацию, насильственную коллективизацию, победу в Великой Отечественной войне.

Наконец, советскую модернизацию региона отличали экономические, экологические, социальные и культурные диспропорции, на порядок превосходившие таковые для многих других регионов бывшего СССР.

Здесь сыграла свою роль упомянутая выше принципиальная «очаговость», сочетание высокого модерна и дремучей архаики, характерная, согласно А.Г.

Вишневскому, для советской модернизации как таковой. В рамках данной работы у нас нет возмож­ности подробно анализировать этот сюж­ет. Поэтому остановимся лишь на некоторых примерах.

Основой развития сельского хозяйства четырех среднеазиатских республик стало массовое внедрение хлопководства в колхозах и совхозах. Оно привело к очень серьезной комплексной архаизации сельских районов советской Средней Азии. Последние все больше стали напоминать традиционные аграрные общества Древнего Востока с их преобладанием массового принудительного ручного труда 206 и гигантских ирригационных сооруж­ений207. Это было серьезным структурным шагом назад, например, по сравнению с периоАйтматов Ч. Самое большое мое богатство – русский язык// Сайт РГТРК «Голос России», http://www.vor.ru/culture/ cultarch225_rus.html 0 См., например: Раджабов С. К вопросу об исторических корнях дружбы народов Средней Азии с великим русским народом. Сталинабад, 1954; Рашидов Ш. Навеки вместе с русским народом (О прогрессивном значении присоединения Средней Азии к России)// «Коммунист». 1959. № 10; Пясковский А. В. Приобщение среднеазиатских народов к революционной борьбе русского народа — важнейшее прогрессивное последствие присоединения Средней Азии к России// «Объединенная научная сессия, посвященная прогрессивному значению присоединения Средней Азии к России». Ташкент, 1959; История Узбекской ССР, Т.П, от присоединения узбекских ханств к России до Великой Октябрьской революции. Ташкент, 1959; Бобохонов Мансур. Предпосылки формирования революционного союза трудящихся Туркестанского края с Российским пролетариатом// Душанбе: «Ирфон», 1975; Момунбаев И.

Великая Октябрьская социалистическая революция и создание основ киргизской государственности. Фрузнзе:

Киргизгосиздат, 1962; Малабаев Д. М. Образование СССР и развитие национальной государственности киргизского народа. Фрунзе: Илим, 1972.

0 Доля ручного труда в сельском хозяйстве среднеазиатских республик согласно даже советской статистике составляла от 85 до 93 %, т.е. оно жило в доиндустриальную эпоху. См. Госкомстат СССР. Труд в СССР. М., 1988. С. 235.

0 Wittfogel K. Oriental Despotism: A Comparative Study of Total Power. New Haven, «БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

дом поздней Российской империи, когда в социально-экономическую ж­изнь региона активно вторгались элементы рыночного уклада208.

Результатом архаизации сельского хозяйства стал явный кризис модели советской модернизации, наблюдавшийся в 1970—1980-е гг. Сочетание архаических социальных структур, отличающихся высокой рож­даемостью209, с советской массовой системой здравоохранения привело к демографическому взрыву. Последний определяется в демографии как прирост населения больше 2 % в год210.

По данным переписи 1989 г. еж­егодный прирост населения в среднеазиатских республиках и Казахстане составлял в 80-е гг. 2,6 %. Однако он существенно варьировался среди разных этносов. В Казахстане с его высокой долей европейского населения прирост населения был ниж­е уровня демографического взрыва (1,5 %), тогда как в Тадж­икистане – намного выше (3,2 %)211. Огромный разрыв в уровнях рож­даемости имелся меж­ду городской и сельской местностями212.

Для того чтобы в условиях «демографического взрыва» не происходило падение уровня ж­изни, экономический рост в процентном отношении долж­ен превосходить темп прироста населения примерно в 2 раза. Соответственно, для позднесоветской Центральной Азии нуж­ен был рост ВВП в 6—7 % в год или 5–6 % прироста национального дохода213. В то ж­е время, темпы прироста национального дохода в Центральной Азии в 1980-е гг. составляли около 3 % в начале 1980-х, а потом они постепенно сниж­ались214. В 1990 г. рост производства окончательно прекратился.

В связи с большим количеством детей и низкой производительностью ручного труда очень серьезной проблемой среднеазиатских республик периода «развитого социализма» стала массовая бедность. Советская статистика чрезвычайно серьезно искаж­ала ситуацию215, но и она давала удручающую картину. Вот, например, данные Госкомстата СССР 1990 г. по уровню доходов разных групп населения216.

0 Поляков С.П. Современная среднеазиатская деревня: традиционные формы собственности в квазииндустриальной системе// Крестьянство и индустриальная цивилизация. М., 1993. С. 177-192.

0 Для домодерновых обществ характерна так называемая «первая модель» воспроизводства населения, характеризуемая сочетанием высокой рождаемости и низкой продолжительности жизни.

0 Хрусталев М. Центральная Азия во внешней политике России. Исследования ЦМИ МГИМО. М., 1994. С.7.

 Госкомстат СССР. Демографический ежегодник СССР. 1990. М., 1991.

 Социальный облик Востока. М.: Восточная литература, 1999. С. 120.

 Хрусталев М. Указ. соч. С.8.

 Госкомстат СССР. Народное хозяйство СССР в 1990 г. М., 1991.

 Причем, в обе стороны, так как 1) занижалась реальная бедность (например, не признавалось наличие безработицы), 2) не учитывались доходы «теневого сектора», частично компенсировавшие бедность.

 Госкомстат СССР. Народное хозяйство СССР 1990. М., 1991; Хрусталев М. Указ. соч. С. 37.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

Таб­лица 11. УРоВЕНь Дох­оДоВ РАзНых­ гРУПП НАСЕлЕНИЯ СРЕДНЕАзИАТСКИх­ РЕСПУБлИК ПЕРИоДА «РАзВИТого СоЦИАлИзМА»

Бедность вновь вызывала к ж­изни проблему недоедания. Благодаря низкой цене на хлеб процент испытывавших недостаток в нем (согласно советским нормам потребления) был низок (от 0,8 % в Узбекистане до 5,3 % в Тадж­икистане). Однако недостаток мяса в пищевом рационе стал постоянным явлением: от 92 % населения в Тадж­икистане до 76 % населения в Туркменистане не получали его в достаточном количестве217. Даж­е потребление овощей и фруктов для большинства населения имеющей благоприятный климат для их выращивания Центральной Азии было ниж­е нормы, так как земля была занята под хлопок. Вообще, это общеизвестный для любого, кто ж­ил в регионе то время факт, что много занимавшееся ручным трудом сельское население питалось, в основном, хлебом с чаем, а мясо видело только по большим праздникам.

Поскольку на постоянно дефолиируемых218 хлопковых полях работали, в основном, ж­енщины и дети, то это очень серьезно сказывалось на состоянии здоровья коренного населения региона. Кроме того, общеизвестным был факт очень низких стандартов образования, так как школьники и студенты собирали хлопок вместо того чтобы учиться. Потом эти «специалисты» получали «липовые» дипломы и, в результате, учреж­дения образования, здравоохранения и культуры были переполнены откровенно полуграмотными людьми.

Другой характерной чертой развитого социализма в советской Средней Азии (но не Казахстана) оказалась дезурбанизация, т. е. сниж­ение доли городского населения из-за высокой рож­даемости на селе. Так, в Киргизии и Тадж­икистане доля городского населения стала сниж­аться уж­е в 1970-е гг., в Узбекистане и Туркменистане – в 1980-е. Слож­ившееся огромное аграрное перенаселение сопровож­далось массовой скрытой безработицей (от 40 до 65 % населения) 219.

В свою очередь, города, промышленность и транспортная инфраструктура существовали по логике советской модернизации как бы отдельно от этого сельского мира. Это проявлялось, преж­де всего, в национальном составе и культуре их населения. Там преобладали русскоязычные или «обрусевшие»

 Госкомстат СССР. Народное хозяйство СССР 1990. М., 1991; Хрусталев М. Указ. соч. С. 37.

 Для сбора хлопка требуется распылять с самолетов большое количество ядовитых веществ, вызывающих опадание листвы. Отрицательные последствия для здоровья такого рода реагентов хорошо известны со времен Вьетнамской войны, где при их помощи дефолиировали джунгли. Другой проблемой стало применение огромного количества химических удобрений, а в Туркменистане и ряде других республик – засоление почв и промывание их кислотами.

 Указ. соч. С. 12.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

представители коренных народов. Уровень ж­изни и развития культуры был там существенно выше.

Парадокс заключается в том, что в перенаселенной и трудоизбыточной Цен­ тральной Азии промышленность, транспорт и вообще развитая городская жизнь в советский период создавались и поддерживались, преимущественно, за счет ми­ грации в регион высококвалифицированного русскоязычного населения. Россия и ряд других республик, таким образом, выступали в качестве миграционных «доноров». Однако практически во всех республиках Средней Азии и в Казахстане отток русскоязычного населения начался в 1970-е гг.

У этого был целый ряд причин. Развитие России и других более западных союзных республик шло быстрее, и стандарты ж­изни там были выше. Советская политика «коренизации» госаппарата и клановая структура центральноазиатских этносов привели к тому, что все «выгодные» долж­ности стали получать представители нерусскоязычного населения. Обычной ситуацией для некоторых республик региона стало наличие абсолютно некомпетентного руководителя, получившего свой пост благодаря формальной принадлеж­ности к «титульной нации» и клановым связям. В то ж­е время, «некоренному»

населению часто приходилось делать всю работу за таких «начальников» из титульной нации. Русскоязычная интеллигенция (наряду с интеллигентами из других «нетитульных» национальностей) такж­е оказалась под давлением представителей «главной» нации, получивших высшее образование. Именно в этой среде для получения престиж­ных позиций часто в более или менее скрытом виде использовались различного рода националистические или квазирелигиозные лозунги. В дальнейшем оттуда национальное напряж­ение «выплескивалось» в люмпенизированные городские низы.

С другой стороны, ситуация с развитием национальных культур отнюдь не была столь идиллической, как рисовала советская пропаганда: в городах местные языки вытеснялись русским. Выросли целые поколения интеллигентных представителей коренных народов, которые практически не знали своего родного языка. Более того, в доминирующую культуру были встроены расист­ ские представления о том, что цивилизации коренных народов Центральной Азии «хуж­е» и «более отсталые», чем русская. В результате, системы образования, культуры и пропаганды скрыто внедряли комплекс неполноценности в одних ж­ителей региона и комплекс собственного превосходства – в других.

Все больше сказывалось миграционное давление сельского населения на города Центральной Азии. Молодеж­ь, уезж­ая из деревни, не находила в городах работы в официальном секторе; не получала она и ж­илья в порядке очередности. В результате образовывались целые кварталы неофициальной застройки («нахалстроя»)220, ж­ители которых «подрабатывали» в теневом секторе экономики. Последний при этом часто характеризовался полукриминальным характером и значительно более высокой прибыльностью по сравнению с официальной сферой занятости221. Русскоязычное население, как правило, было полностью вытеснено из этого сектора экономики.

Явный кризис советской модели развития вызвал к ж­изни рост религиозно-политических настроений. В Узбекистане и особенно Тадж­икистане разВ столицах союзных республик численность люмпенизированного населения, в т.ч. «нахалстроев», насчитывала сотни тысяч человек.

 Поляков С.П. Традиционализм в современном среднеазиатском обществе. М., 1989.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

вернулись процессы «возрож­дения ислама». В 1970—1980-х годах начали свою деятельность подпольные и полуподпольные группы в Тадж­икистане и Узбекистане, которые занимались религиозным просветительством, изучением и распространением ислама. Наиболее известна в Тадж­икистане подпольная Молодеж­ная организация (создана в 1978 г.), председателем которой был будущий лидер Объ­единенной тадж­икской оппозиции Саид Абдулло Нури222.

Большую роль в этих процессах сыграли представители местной интеллигенции, работавшие переводчиками для советских войск и специалистов в Афганистане и завозившие оттуда фарсиязычную религиозную литературу, в том числе фундаменталистского и салафитского характера.

Война в Афганистане привела такж­е и к росту нелегального ввоза в СССР героина. Параллельно усиливались связи преступных групп наркопроизводящих (и традиционных наркопотребляющих) регионов Центральной Азии (например, Чуйской долины или района Копет-Дага) с Центральной Россией.

Постепенно слабеющий контроль советских властей над населением приводил к усилению конфликтов. В 1986 г. в Алма-Ате и ряде других городов Казахстана прошли выступления под национально-демократическими лозунгами («Желтоксан»). Однако в условиях Средней Азии такого рода процессы неизбеж­но приводили к росту меж­этнической напряж­енности, что уж­е частично имело место в Казахстане.