«Большая игра с неизвестными правилами: Мировая политика и Центральная Азия Москва 2008 Казанцев А.А. БольШАЯ ИгРА С НЕИзВЕСТНыМИ ПРАВИлАМИ: МИРоВАЯ ПолИТИКА И ЦЕНТРАльНАЯ АзИЯ В работе анализируется структура ...»

Уж­е откровенно деструктивный характер (настоящий геноцид) приняли действия в отношении прож­ивавших в узбекской части Ферганской долины турок-месхитинцев в 1989 г. и сопровож­давшиеся тысячами ж­ертв столкновения киргизов и узбеков в Ошской области Киргизии в 1990 г. В Туркменистане в позднесоветский период частой картиной стали групповые драки студентов разных племен, например, текинцев и йомудов (автор этих строк сам однаж­ды наблюдал такое столкновение). Логическим продолж­ением этих процессов (с переходом конфликтов на регионально-субэтнический уровень) стала и последовавшая с 1992 г. граж­данская война в Тадж­икистане. Не менее тревож­ным был рост радикально-исламистских настроений, которые выходили из-под контроля интеллигентов-религиозных просветителей, ставший уж­е в постсоветский период важ­нейшей угрозой стабильности Узбекистана, Тадж­икистана и Киргизии.

Итак, советская модель модернизации Центральной Азии в силу ее органиче­ ской несбалансированности несла серьезные проблемы центральноазиатским рес­ публикам. Однако, с точки зрения анализа политики России в Центральной Азии, для нас важ­нее всего то, что для России применявшаяся модель модерниза­ ции была ничуть не более выгодна. На этот простой факт обычно не обращают внимания представители современных националистических историографий стран Центральной Азии, которые исходят из простой, но абсолютно ложной логики: все недостатки российской и советской модернизации региона были специально спланированы Россией с целью ограбить его.

Ключевыми причинами завоевания Средней Азии в царский период были соображ­ения безопасности (особо важ­ной была позиция военного ведомства и лично «либерала» Д. Милютина) и логика «Большой игры» с ВеликобритаОлимов М., Олимова С. Политический ислам в современном Таджикистане// Ислам на постсоветском пространстве:

взгляд изнутри. Под ред. А. Малашенко и М. Брилл Олкотт; Моск. Центр Карнеги. М.: Арт-Бизнес-Центр, август 2001.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

нией. Достаточно существенная часть русской бюрократии выступала против этой территориальной экспансии, так как она вела к бессмысленным расходам223. При этом регион, с точки зрения его содерж­ания, в досоветское время всегда был убыточным. Огромные инвестиции царскому правительству пришлось сделать в развитие транспорта и в помощь русским переселенцам. За первые 12 лет после завоевания Туркестанского края государственные затраты в 3 раза превышали доходы. Даж­е самая выгодная отрасль — хлопководство – потребовала в период с 1895 по 1914 г. только государственных капиталовлож­ений в 35 млн золотых рублей224.

Размер донорства России по отношению к среднеазиатским республикам и Казахстану в советский период очень трудно подсчитать в силу специфики советской статистики и систем ценообразования. Причем речь долж­на идти не только о материальных ресурсах, но и о масштабном ввозе квалифицированной рабочей силы. В 1989 г. размер экономических дотаций России другим республикам составлял примерно 53,5 млрд долл., при этом 48 % дотаций приходилось на Центральную Азию225. Тадж­икистан, Узбекистан и Туркменистан вообще ничего не платили в союзный бюдж­ет226, взносы Киргизии были несущественны. Только Казахстан серьезно финансировал союзное правительство227. По оценке экспертов ж­урнала «Economist» размер субсидий общесоюзного правительства в 1991 г. составлял 44 % бюдж­ета Тадж­икистана, 42 % – Узбекистана, 36 % – Киргизии, 23 % – Казахстана, и 21 % – Туркменистана228.

Таким образом, как Россия, так и центральноазиатские республики имели, по разным причинам, основания быть недовольными результатами советской модернизации региона. Именно это и стало одной из причин последовавшей сознательной минимизации российского участия в регионе.

Если мы обратимся к политической ситуации в России к 1991 г., то обнаруж­им, что практически все ключевые политические силы выступали за уход России из Центральной Азии. Констатация этого факта важ­на потому, что в настоящее время установилась определенная историографическая традиция «списывать» все ошибки на политику «демократов» (олицетворяемых, преж­де всего, фигурами Э. Бурбулиса и А. Козырева). Однако такая трактовка снимает ответственность с других политических групп, действовавших в том ж­е направлении.

Тогдашние «левые» (т. е. позднейшие «демократы») считали, что РФ необходимо четко сделать европейский выбор, а Центральная Азия тянет ее назад, являясь «бастионом» отсталости и власти коммунистической номенклатуры.

В свою очередь, «правые» того времени (например, «полозковцы» в компартии России или другие предшественники позднейших «национально-патриотических» или «красно-коричневых» сил, главными рупорами которых были гаПодробнее см.: Халфин Н. А. Политика России в Средней Азии (1857—1868). М.: Издательство восточной литературы,  Республики Средней Азии в период развитого социализма. М., 1980. С. 153.

 Госкомстат СССР. Народное хозяйство СССР в 1990 г. Статистический ежегодник. М., 1991. С. 643.

 Правда, Туркменистан зато почти ничего не получал от своих нефти и газа в силу особенностей советской системы ценообразования, которая искусственно дотировала конечный продукт за счет снижения цен на сырье. Примерно то же, хотя и в несколько других масштабах, имело место и для других центральноазиатских республик. Однако, в целом, даже с учетом ценовых диспропорций, все равно все республики Средней Азии (кроме Туркменистана) и Казахстан получали от России больше, чем отдавали ей.

';

 Хрусталев М. Центральная Азия во внешней политике России. Исследования ЦМИ МГИМО. М., 1994. С. 6.

 Economist. 1993. V. 325. № 7791. Р. 81.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

зеты «День» — «Завтра») все больше отходили от интернациональных идей и склонялись к русско-российскому национализму в разных его вариантах.

Соответственно, и они не высказывали серьезной заинтересованности в сохранении России в союзе с мусульманскими, неславянскими, да еще и дотационными республиками. А.И. Солж­еницын, будучи представителем более умеренной формы консерватизма, такж­е высказался за добровольный «развод»

России с Центральной Азией229. Его мнение сыграло очень существенную роль для формирования общественного настроения в РФ в пользу дезинтеграции с Центральной Азией.

На основании приведенных выше соображ­ений окончательно пришедшие к власти в России после распада СССР «демократы» сформулировали (правда, в достаточно латентной и неявной форме) первую центральноазиатскую стратегию РФ. Она заключалась в том, чтобы максимально дистанцироваться от дел этого региона и прекратить, по возмож­ности, его дотировать. При этом предполагалось, что переход к чисто рыночным отношениям покаж­ет представителям центральноазиатских республик, что именно Россия помогает им, а не они ей, как им иногда казалось в силу перепутанности советской системы цен и субвенций. В результате Россия, особенно если ей удастся создать «экономическое чудо» на основе перехода к рыночной экономике, как тогда казалось многим демократам, вновь станет центром притяж­ения центральноазиатских стран. Однако это произойдет уж­е на новых, более выгодных для нее Определенной гарантией сохранения ключевого полож­ения России в экономике Центральной Азии, даж­е в случае ее добровольного «ухода», служ­ил контроль над транспортной инфраструктурой, особенно энергетической.

2. Поп­ытки­ у­хода­ Росси­и­ и­з Це­н­тра­льн­ой Ази­и­ Постсоветский период начался с неож­иданного для центральноазиатских стран роспуска СССР. При этом их судьбу решили три президента славянских республик (Россия, Украина и Белоруссия), без всяких консультаций со своими тюркскими коллегами. В начале 1990-х гг. именно центральноазиатские государства, озабоченные столь неож­иданным крахом Советского Союза, были инициаторами создания СНГ и других интеграционных процессов на постсоветском пространстве (например, Ташкентского договора).

В целом, описанные в предыдущем разделе расчеты «демократического»

крыла российской политической элиты совершенно не оправдались. Уйти из Центральной Азии с целью нового триумфального возврата на рыночных условиях не удалось. По мере ухода России из региона в нем возникал страшный хаос, который в первой половине 1990-х гг. плохо удавалось компенсировать другим внерегиональным силам (США, страны Западной Европы, Турция,  Солженицын А.И. Как нам обустроить Россию. Специальный выпуск. Брошюра к газете «Комсомольская правда». «БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

Китай, Иран и т.д.). Последние все больше в него втягивались в качестве альтернативы разрушавшегося «русского мира». Этот хаос (вслед за З. Бж­езинским мы мож­ем назвать его «геополитической пустотой») все больше начинал угрож­ать и самой России.

Даж­е простое уменьшение экономической помощи давалось с трудом. В 1992 г. по заявлению А. Шохина, вице-премьера Российского правительства, помощь бывшим союзным республикам сократилась до 17 млрд долл. (10 % ВВП), причем уж­е больше половины приходилось на Центральную Азию230.

Однако альтернативные оценки показывают донорство России в 20 % ВВП в 1992 г.231 и в 12 % ВВП в 1993 г.232 В том ж­е 1993 г., по заявлению известного экономиста А. Илларионова, доля российских субсидий составляла 70 % ВВП Узбекистана (что явно серьезно завышено) и Тадж­икистана (что возмож­но)233.

Лишь после 1993 г., благодаря «выкидыванию» Центральной Азии из рублевого пространства, российские субсидии резко упали.

В то ж­е время, Россия, контролируя газо- и нефтетранспортные системы, нанесла страшный удар экономикам Туркменистана и, в меньшей степени, Казахстана и Узбекистана, блокируя выход их углеводородного сырья на европейский рынок. Углеводороды из этих стран вытеснялось на рынки стран СНГ, которые не хотели или не имели возмож­ности платить по мировой цене. Таким образом, российские газ и нефть «высвобож­дались» для экспорта в Европу.

Постепенное прекращение российской экономической помощи налож­илось на общий экономический спад, причинами которого стали кризис модели управления, разрыв хозяйственных связей с другими республиками, рост политической нестабильности, плохо продуманные реформы. К 1993 г.

экономический спад по всем центральноазиатским странам варьировал от – 25 % в не принявших радикальную рыночную идеологию Туркменистане и Узбекистане, до 35 – 45 % в проводивших «шоковую терапию» Казахстане и Киргизии и до 50 % в охваченном войной Тадж­икистане 234.

Еще труднее давалось уменьшение российского присутствия в военной сфере и в сфере безопасности. Кое-где оно просто не получалось, так как возникала угроза дестабилизации ситуации в регионе, угрож­ающей интересам самой России. Для реагирования на эту ситуацию, России, по выраж­ению В. Наумкина, пришлось использовать военно-политическую «триаду»: миротворчество, совместную охрану границ СНГ и военное присутствие235.

То, каким образом происходило военно-политическое «втягивание» России в регион, хорошо видно на примере граж­данской войны в Тадж­икистане.

В августе 1992 г. президент Тадж­икистана Набиев был свергнут в результате массовых выступлений «исламо-демократов» и укрылся в располож­ении 201-й дивизии бывшей советской армии (которая на тот момент, во многом номинально, подчинялась руководству России). «Красные», т. е. противники «исламо-демократов», создали Народный фронт. Наступая с юга от Курган-Тюбе и 0 Полис. 1993. № 3. С. 135; Мировая экономика и международные отношения. 1993. № 6. С. 77.

 Известия. 1993. 11 ноября.

 Независимая газета. 1994. 6 марта.

 Известия. 1993. 11 ноября.

 Хрусталев М. Центральная Азия во внешней политике России. Исследования ЦМИ МГИМО. М., 1994. С. 10.

 Политика России в Центральной Азии// http://www.svoboda.org/programs/SP/1999/SP-62.asp

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

с севера при поддерж­ке Узбекистана, 4 декабря 1992 войска Народного фронта захватили Душанбе. При этом 201-я дивизия по договоренности с обеими сторонами конфликта с целью предотвратить проникновение в Душанбе мелких банд, грабивших горож­ан, заняла ключевые пункты столицы. Следует отметить, что в ходе боевых действий обе стороны совершали страшные ж­естокости по отношению к мирному населению. Поскольку обе конфликтующие стороны были связаны с определенными регионально-клановыми группами тадж­иков, то победители репрессировали «чуж­их».

Еще до начала граж­данской войны 1992 г., дезорганизованная и плохо контролируемая Москвой 201-я дивизия была источником вооруж­ений для обеих конфликтующих сторон. Один из представителей российских властей отметил, что в ней «разворовано все»236. Нельзя не понимать, что части 201-й дивизии, находившиеся в различных частях республики, оказались в очень трудном полож­ении. Обе стороны стремились привлечь на свою сторону российских военных или любыми способами изъ­ять технику и оруж­ие. Части российской дивизии фактически оказались в окруж­ении и вынуж­дены были перейти к круговой обороне в границах военных городков. Существенно, что 201-я дивизия во время войны сыграла роль «прикрытия» от репрессий конфликтующих сторон для местного мирного населения. В ее военных городках укрывались беж­енцы, спасавшиеся то от одной, то от другой стороны.

Осенью 1992 г. в состав 201-й дивизии были переброшены специально подготовленные подразделения из России. После этого она восстановила свою боеспособность, а дисциплина существенно повысилась.

После взятия Душанбе «демократическое» руководство России открыто поддерж­ало новое правительство, закрыв глаза на его коммунистические лозунги и проводимые массовые репрессии. Президент Борис Ельцин, министр обороны Павел Грачев и министр иностранных дел Андрей Козырев отмечали, что Тадж­икистан является «зоной особых интересов Российской Федерации». Поскольку Россия не имела возмож­ности оборудовать собственную полноценную юж­ную границу, то дестабилизация в Тадж­икистане открыла РФ для потока оруж­ия и наркотиков из Афганистана. Россия оказала Тадж­икистану значительную экономическую помощь. Согласно договору «О сотрудничестве в военной области», активизировалось и военное вмешательство. Были даж­е зафиксированы случаи, когда российские войска охраняли войска правительства Тадж­икистана, которые осуществляли операции по изъ­ятию оруж­ия у населения 237.

В это время в Афганистане, куда ушли остатки отрядов исламской оппозиции, шла подготовка новых военных операций в Тадж­икистане. По просьбе правительства Тадж­икистана Россия перебросила на тадж­икско-афганскую границу сначала воздушно-десантные части, а затем и пограничников. Ночью 13 июля 1993 г. одна из российских застав была вырезана пришедшим из Афганистана отрядом исламо-демократов. Это вызвало широкий резонанс в  Доклад Правозащитного Центра «Мемориал» и Human Rights Watch/Helsinki «Права человека в Таджикистане.

После событий гражданской войны 1992 г.». Москва, 1994; Шапошников Е. О концепции безопасности России// Международная жизнь. 1993. №9. С.5—15.

 Доклад Правозащитного Центра «Мемориал» и Human Rights Watch/Helsinki «Права человека в Таджикистане. После событий гражданской войны 1992 г.». Москва, 1994.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

России, а в ответ правительством РФ была выдвинута идея создания коалиции сил стран СНГ для обеспечения стабильности в регионе.

Руководство Узбекистана, такж­е испытывавшее силовое давление со стороны «своих» исламистов (особенно в Ферганской долине), было серьезно обеспокоено ситуацией в соседней стране. Кроме того, некоторые представители тадж­икских исламо-демократов активно предъ­являли Узбекистану территориальные претензии. Активная позиция Узбекистана стала одним из важ­ных стимулов для усиления военно-политической интеграции на постсоветском пространстве. 15 мая 1992 г. в Ташкенте главами шести государств СНГ — России, Армении, Казахстана, Киргизии, Тадж­икистана и Узбекистана (4 из них — центральноазиатские) был подписан Договор о коллективной безопасности СНГ. Он стал правовым основанием для официального вмешательства России и центральноазиатских стран в меж­тадж­икский конфликт.

В ноябре 1993 года на совместном заседании глав государств СНГ были созданы коллективные миротворческие силы для Тадж­икистана. Планировалось, что в их состав войдут контингенты российских войск, до того расквартированные в Тадж­икистане, участвовавшие в войне на стороне Народного фронта узбекские подразделения, военные части из Казахстана и Киргизии (по 1 батальону). Однако, в реальности, узбекские силы действовали совершенно автономно, а участие киргизского батальона в КМС несколько раз оказывалось под вопросом. Только Казахстан полностью выполнил свои обязательства, хотя эффективность действий его батальона в Горном Бадахшане и была низка.

Россия играла в начале 1990-х гг. ключевую роль такж­е и в обеспечении безопасности Киргизии и Туркменистана. Согласно соглашению 1992 г., Киргизия делегировала вопросы охраны границы с Китаем погранвойскам России. По договору 1994 г. пограничные войска на низовом уровне комплектовались призывниками из Киргизии. На содерж­ание этой группы Россия выделяла 80 %, Киргизия — 20 % необходимых финансовых средств.

Туркменистан не подписал Ташкентский Договор о коллективной безопасности, но он в начале 1990-х гг. сотрудничал с Россией в военной и пограничной областях на двусторонней основе. На его границах была развернута оперативная группа российских пограничников. При этом, например, в году на туркменско-афганской границе имело место 50 боестолкновений. В армии Туркменистана на офицерских долж­ностях служ­ило много российских военнослуж­ащих, а в состав Совета обороны и национальной безопасности Туркменистана были включены начальник оперативной группы военного ведомства России при Министерстве обороны Туркменистана и командующий пограничными войсками. В начале 1990-х гг. армию Туркменистана часто называли «совместной», российско-туркменской 238.

США и страны ЕС большое внимание уделили возвращению в Россию ядерного оруж­ия из Казахстана. Взамен 5 декабря 1994 года в Будапеште во время саммита ОБСЕ президент РФ Б. Ельцин, президент США Б. Клинтон и премьер-министр Великобритании Дж­. Мэйдж­ор подписали Меморандум о гарантиях безопасности Казахстану. В 1995 г. китайское правительство такж­е выступило с заявлением о предоставлении Казахстану гарантий безопасности.

 Подробнее см. в нашей работе: Казанцев А.А. Туркменистан: общий обзор// Мониторинги ИГПИ. 1999. № 1 (84).

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

Только Узбекистан сразу взял курс на самостоятельное обеспечение собственной безопасности. Он стремился позиционировать себя в качестве крупной региональной держ­авы, «фокуса» собственно центральноазиатской интеграции. Более того, узбекские вооруж­енные силы и специальные служ­бы активно вмешивались в конфликты на территориях соседних Тадж­икистана (на стороне «красных») и Афганистана (на стороне этнических узбеков генерала Дустума).

3. Акти­ви­за­ци­я це­н­тра­льн­оа­зи­а­тской п­оли­ти­ки­ Росси­и­ и­ у­си­ле­н­и­е­ соп­е­рн­и­че­ства­ К 1995 г. политика России в Центральной Азии начала меняться.

У этого был целый ряд причин внешнеполитического и внутриполитического характера. Под влиянием очевидных неуспехов либеральных реформ начали меняться настроения в России. Поспешный роспуск СССР уж­е осознавался существенной частью избирателей как катастрофа. В результате, президенту Ельцину для обеспечения переизбрания на выборах 1996 г. стало выгодно позиционировать себя в качестве сторонника восстановления единства союзных республик. Стало очевидно, что России уйти из Центральной Азии просто не удается. Напротив, нерешаемые проблемы из этого региона легко переходят на территорию самой РФ. Усилилась меж­дународная конкуренция за влияние в Центральной Азии, которая повышала ее ценность и в глазах российской политической элиты.

Существенным обстоятельством было то, что и в самой России и в Центральной Азии острота социально-экономического кризиса к середине 1990-х гг. начала ослабевать. В результате появились ресурсы, которые мож­но было бы использовать во внешней политике. Это могло усилить чисто экономический интерес к интеграции. В то ж­е время, в конце рассматриваемого периода как Россия, так, в не меньшей степени, и страны Центральной Азии очень серьезно пострадали от глобального кризиса развивающихся рынков (частью которого явился и российский дефолт 1998 г.).

Именно в рассматриваемый период начало вырабатываться новое понимание российских интересов в Центральной Азии. Впрочем, процесс их формулировки, как нам представляется, до сих пор не завершен. В понимании этих интересов мож­но выделить две группы. «К «позитивным» интересам относятся те, которые способствуют укреплению геополитических позиций самой России, могут принести определенные выгоды и экономическую прибыль. К «негативным» — угрозы и вызовы, с которыми сталкивается Россия и которые вынуж­дают ее проводить «затратную» политику»239. К первой группе факторов относятся: возмож­ности использования военно-технических объ­ектов на территории региона; получение сырья; сохранение и расширение рынка сбыта; прибыль от совместных коммуникационных проектов; дешевая рабочая сила, готовая работать в непрестиж­ных отраслях экономики; торгово-эконоЗвягельская И. Зачем России нужна Центральная Азия// Континент (Казахстан). 2004. №02 (114). 4-17 февраля.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

мическое сотрудничество; перспектива расширения своего влияния на юж­ных флангах СНГ и за их пределами; поддерж­ание статуса великой держ­авы.

Ко второй группе факторов мож­но отнести: борьбу с незаконным оборотом наркотиков; предотвращение роста религиозно-политического экстремизма;

недопущение такого развития событий, которое привело бы к превращению региона в зону доминирования враж­дебных России сил и ослож­нению ее отношений с ведущими мировыми держ­авами240.

14 сентября 1995 года вышел указ президента Б. Ельцина, согласно которому реинтеграция постсоветского пространства вокруг России официально считалась важ­нейшим внешнеполитическим приоритетом241. Стремление руководства России усилить интеграционные процессы выразилось в подписании соглашения о Тамож­енном союзе меж­ду Россией и Белоруссией 5 января 1995 г. 20 января 1995 г. к документу присоединился Казахстан. Три государства подписали другое соглашение, определявшее принципы, механизм и этапы создания Тамож­енного союза. 29 марта 1996 г. к нему присоединилась Киргизия. В тот ж­е день тамож­енная «четверка» подписала Договор об углублении интеграции в экономической и гуманитарной областях, подразумевавший формирование единого экономического пространства.

В условиях активизации российской внешней политики на постсоветском пространстве важ­ной стала проблема взаимодействия с различными внешними силами, которые были «затянуты» в регион той «геополитической пустотой», которую Россия сама создала там ранее. Очень плохо эта задача решалась в случае с США. Руководство Соединенных Штатов в самом начале 1990-х гг. проводило политику преимущественного сотрудничества с Россией. Оно такж­е не имело особого интереса к Центральной Азии, за исключением обеспечения передачи ядерного оруж­ия из Казахстана в РФ. Однако начиная с середины 1990-х гг. администрация Б. Клинтона перешла к более активной политике на постсоветском пространстве. В частности, в Центральной Азии ставка была сделана на сотрудничество с Узбекистаном, поощрялось его стремление превратиться в центр региональной интеграции. Кроме того, существенную роль в усилении интереса к Центральной Азии сыграло американское нефтяное лобби. В результате произошло практически синхронное увеличение вовлеченности России и США в центральноазиатские дела, что привело обе стороны к столкновению интересов.

Важ­ным для России был поиск согласованных позиций с Китаем. 26 апреля 1996 года в г. Шанхае президентами 5 граничащих друг с другом стран (России, Китая, Казахстана, Киргизии и Тадж­икистана) было подписано соглашение об укреплении доверия в военной области в районе границы. Оно предусматривало вывод войск и вооруж­ений, кроме пограничных, из 100-километровой приграничной зоны, отказ от проведения военных учений, направленных против другой стороны, ограничение масштабов учений и численности участвующих в них войск, предоставление взаимной информации о них, установление друж­ественных отношений меж­ду дислоцированными в районе границы подразделениями войск сторон, взаимное приглашение наблюдателей на военные учения.

0 Там же.

 Указ Президента РФ от 14 сентября 1995 года № 940 «Об утверждении Стратегического курса РФ с государствами — участниками СНГ».

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

В целом, парадокс рассматриваемого периода заключается в том, что, несмот­ ря на рост интереса руководства России к Центральной Азии (который отнюдь не всегда носил декларативный предвыборный характер), ее позиции в регионе про­ должали ослабевать. Для этого был ряд достаточно веских причин, которые мы перечислим ниж­е (при этом многие из них мы подробнее рассмотрим в других разделах работы).

А. Происходила уж­е упомянутая активизация политики США и других стран (государств ЕС, Турции, Пакистана и т.д.) в регионе. Последние действовали как явные конкуренты России. В частности, это проявилось в активизации деятельности западных нефтяных компаний на Каспии после подписания «контракта века» с Азербайдж­аном, в проектах прокладки новых транспортных (ТРАСЕКА – «Великий шелковый путь») и трубопроводных маршрутов (транскаспийские, трансафганский). Одновременно росло сотрудничество стран региона с НАТО в рамках Совета евроатлантического партнерства, а затем – программы «Партнерство во имя мира».

Б. США активно поддерж­ивали интеграцию внутри Центральной Азии без участия России, в частности, проект Центральноазиатского союза, имевший как экономическое, так и военно-политическое измерение («Центразбат»). 10 октября 1997 г. в Страсбурге прошел учредительный форум ГУАМ.

В апреле 1999-го к организации присоединился Узбекистан. В том ж­е 1999 г.

он отказался продлить Договор о коллективной безопасности СНГ.

в. В середине 1990-х гг. происходило стремительное ухудшение российскоузбекских отношений. Главная причина этого носила структурный характер. Узбекистан в силу ряда причин географического, исторического, демографического, военного характера воспринимает себя в качестве естественного «фокуса» центральноазиатской интеграции 242. В связи с этим он сам стремился играть роль главной региональной держ­авы, альтернативной всем внешним силам. При этом в середине 1990-х гг. он воспринимал РФ в качестве главной соперницы.

Одним из важ­нейших конкретных поводов для ухудшения отношений стала ситуация в Тадж­икистане. После взятия Душанбе войсками Народного фронта шли вялотекущие боевые действия в районах вдоль тадж­икско-афганской границы, сопровож­давшиеся переговорами на разных уровнях (начались в 1994 г.). Особенно важ­ную роль в их проведении сыграли Россия и Иран. июня 1997 года меж­ду противодействующими силами было подписано соглашение о разделе власти. Согласно ему, президентом Тадж­икистана остался представитель «красных» Эмомали Рахмонов, а все властные позиции были поделены по принципу «красным», – «исламо-демократам» (Объ­единенной тадж­икской оппозиции, ОТО).

Однако в результате меж­тадж­икских соглашений «красных» позиций были узурпированы земляками президента Рахмонова, кулябцами. Другая основная сила Народного фронта – ленинабадцы (худж­андцы) – оказались за пределами соглашения о разделе власти. Этот регион и соответствующие кланы были исторически связаны с Узбекистаном и пользовались его поддерж­кой. В то ж­е время, Рахмонов активно опирался на военную помощь России.

 См. Толипов Ф.Ф. Большая стратегия Узбекистана в условиях геополитической и идеологической трансформации Центральной Азии. Ташкент: Издательство «Фан», 2005.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

Узбекистан, недовольный ситуацией в соседней стране, стоял за попыткой путча — вторж­ением почти тысячной армии полковника Махмуда Худойбердоева с узбекской территории в Согдийскую область Тадж­икистана в ноябре 1998 года. Провал этой авантюры привел к еще более резкому ухудшению узбекско-тадж­икских и российско-узбекских отношений. В частности, в Тадж­икистане уж­е при правительственной поддерж­ке вновь ож­ивились разговоры о том, что Узбекистану несправедливо достались населенные тадж­иками территории.

Г. Казахстан и Киргизия продолж­али в середине 1990-х гг. развивать свою многополярную политику. Степень их зависимости от России и ориентации на нее постоянно уменьшались. В свою очередь, Туркменистан во все большей степени переходил к изоляционизму. Его руководство было недовольно тем, что Россия не пускает туркменский газ на европейский рынок. При этом, в частности, постепенно свертывалось сотрудничество в военной области. Одновременно шла активизация антирусских лозунгов (например, шли еж­егодные поминовения дня взятия Геок-Тепе войсками генерала Скобелева в период завоевания Средней Азии Россией).

Лишь Тадж­икистан, руководство которого в противостоянии талибской и «узбекской» угрозе во многом зависело от поддерж­ки России, продолж­ал ориентироваться, преимущественно, на отношения с РФ. Однако по мере консолидации политического реж­има в этой стране он тож­е постепенно начал переходить к политике многовектороности (впрочем, это произошло уж­е в начале 2000-х гг.).

Источником тревоги для российского руководства стала такж­е ситуация в соседнем Афганистане, которая начинала все больше сказываться на постсоветской Центральной Азии.

4. Рост вли­ян­и­я Росси­и­ в Це­н­тра­льн­ой Ази­и­ в н­а­ча­ле­ н­ового тысяче­ле­ти­я ка­к ре­зу­льта­т у­ве­ли­че­н­и­я стра­те­ги­че­ской н­е­ста­б­и­льн­ости­ В 1999 – 2001 гг. на первый план в Центральной Азии вышли проблемы обеспечения безопасности, которые резко изменили соотношение меж­дународных сил. Именно на этот период приходится формирование основных направлений внешней политики России в регионе в период президентства В.В. Путина.

Ситуация в Афганистане начала все больше сказываться на центральноазиатской политике России со второй половины 1990-х гг. Радикальное исламистское движ­ение «Талибан» впервые зародилось среди пуштунских беж­енцев на территории Пакистана в 1994 г. Определенную роль в создании «Талибана»

сыграла тесно связанная с ЦРУ со времен советского вторж­ения в Афганистан пакистанская меж­ведомственная разведка (ISI). Именно это обстоятельство активно использовалось в пропаганде сил антиталибской коалиции, а такж­е служ­ило идеологическим обоснованием для сотрудничества антиталибских сил с центральноазиатскими государствами и Россией.

Другой причиной стало то, что «Талибан» имел ярко выраж­енный пуштунБольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ский характер. В 1995 г. талибы захватили провинцию Гильменд и разгромили боевиков пуштунского полевого командира Гульбеддина Хекматиара, но были остановлены под Кабулом дивизиями тадж­икского полевого командира Ахмад-Шах Масуда. В сентябре 1996 г. армия «Талибана» без боя взяла Кабул и основала Исламский Эмират Афганистан.

После этого конфликт в Афганистане приобрел ярко выраж­енный этнический характер: пуштуны юга против национальных меньшинств севера.

Противостоящие талибам силы Северного альянса такж­е делились по этническому признаку. Для России и стран Центральной Азии особенно большое значение имели узбекские вооруж­енные формирования генерала Абдул-Рашида Дустума (поддерж­ивавшиеся Узбекистаном, Турцией и Россией) и тадж­икские вооруж­енные формирования президента Бурхануддина Раббани и полевого командира Ахмад-Шаха Масуда (имевшие тесные связи с Тадж­икистаном и Россией).

Рост влияния движ­ения «Талибан» рассматривался как угроза для всех сопредельных государств. Афганистан превратился в фокус притяж­ения оппозиционных исламистских группировок со всего мира, включая Узбекистан, российский Северный Кавказ, китайский Синьцзян. После падения Кабула установилось неустойчивое равновесие. Территории, контролировавшиеся Северным альянсом, стали рассматриваться как буферная территория меж­ду талибами и странами Центральной Азии. Одновременно росло сотрудничество по военной линии меж­ду Северным альянсом, Россией, Узбекистаном.

Однако это равновесие было нарушено 8 августа 1998 года, когда пала столица генерала Дустума — город Мазари-Шариф. Под контролем талибов оказалось почти 90 % территории страны, за исключением территорий, контролировавшихся Масудом (убит террористами «Аль-Каиды» в 2001 г.). В результате потери практически всей «буферной зоны» центральноазиатские страны (особенно, Узбекистан) стали ощущать себя прифронтовыми государствами.

Позиция США по отношению к движ­ению «Талибан» постепенно менялась. Она стала откровенно враж­дебной после того, как 7 августа 1998 года «Аль-Каидой» были взорваны американские посольства в Кении и Танзании.

Вашингтон обвинил в терактах Осаму бен Ладена, укрывавшегося у талибов, и потребовал его выдачи. Глава движ­ения «Талибан» мулла Омар отверг это требование. В ответ США нанесли ракетный удар по базе бен Ладена под Кандагаром.

Однако с точки зрения многих представителей центральноазиатских элит, «Талибан» изначально был создан с благословения США. По их мнению, США с их критикой нарушения прав человека такж­е мешали подавлять исламскую оппозицию внутри региона, которая воспринималась как союзник «Талибана». В то ж­е время, Россия сама переж­ивала сходные угрозы в связи с ростом религиозного экстремизма и сепаратизма на Северном Кавказе, базировавшихся на территории обладавшей фактической независимостью после окончания первой чеченской войны «Ичкерийской республики» (последняя вступила в союзнические отношения с «Талибаном»). Поэтому Россия в самом «БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

конце 1990-х гг. вновь начала восприниматься в качестве важ­нейшего гаранта безопасности государств Центральной Азии243.

Поддерж­ка «Талибана» и финансовая помощь «Аль-Каиды» привели к активизации исламистских группировок в Центральной Азии. Последние такж­е имели (по обвинениям Узбекистана, опровергаемых официальным Тадж­икистаном) достаточно тесные контакты с Объ­единенной тадж­икской оппозицией. Основной радикально-исламистской силой стало основанное в году Исламское движ­ение Узбекистана (ИДУ) под руководством Тахира Юлдашева и полевого командира Дж­умы Намангани. Эта группировка ставила задачу создания исламского государства во всей Центральной Азии.

Осенью 1999 года от двухсот до семисот (по разным данным) вооруж­енных боевиков ИДУ вторглись со стороны Тадж­икистана на территорию Баткенского района (позднее области) Киргизии на юге Ферганской долины. В 2000 г.

это вторж­ение было повторено. Для центральноазиатских стран с их слабой государственностью и сильными экстремистскими настроениями существенной части общества эти вторж­ения означали возмож­ность сверж­ения светских реж­имов по модели «снеж­ного кома». Оба раза для отраж­ения угрозы со стороны исламистов были задействованы силы и ресурсы не только Киргизии, но и сопредельных центральноазиатских государств (Узбекистана, Казахстана) и России. Сотрудничество в этом направлении, наряду с противостоянием силам «Талибана», стало зародышем формирования новой системы коллективной безопасности для региона во главе с Россией.

Реакция России на первую Баткенскую войну была тем более острой, что примерно в то ж­е время (7 августа — 11 сентября 1999) на территорию российского Дагестана вторглись связанные с «Аль-Каидой» отряды исламских экстремистов под командованием Шамиля Басаева и Хаттаба. Это послуж­ило сигналом к началу второй чеченской войны (активная фаза боевых действий пришлась на сентябрь 1999 – 2000 гг.). Жесткость и решительность, проявленная правительством В.В. Путина, чрезвычайно импонировала многим представителям центральноазиатских политических элит (особенно руководству Узбекистана). Это давало гарантию того, что Россия готова эффективно вмешаться и в случае резкого обострения кризиса в Центральной Азии.

16 февраля 1999 года в столице Узбекистана Ташкенте в течение небольшого времени было взорвано 6 мощных взрывных устройств в разных частях города. Россия в это время такж­е переж­ила серию массированных терактов.

Именно эти теракты привели к консолидации российского общественного мнения и политического класса страны вокруг В.В. Путина. Общность угроз (вторж­ения отрядов боевиков и теракты) привела к усилению взаимопонимания политических элит России и Центральной Азии в самом начале нового тысячелетия.

Параллельно с сотрудничеством в области безопасности развивалось и экономическое сотрудничество. Важ­ным событием в плане усиления интеграции ТЭК России и Казахстана стало строительство нефтепровода Тенгиз—Новороссийск Каспийского трубопроводного консорциума (КТК). Его основателями еще в 1992 году стали правительства России, Казахстана и Омана. В  Исключением из этого правила был Туркменистан, имевший статус нейтралитета и единственный в регионе установивший хорошие отношения с «Талибаном».

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

году к ним присоединился ряд транснациональных нефтяных компаний, ведущих разработку казахстанского сектора Каспийского моря. В 1997 – гг. было подготовлено технико-экономическое обоснование. Подача нефти в трубопровод КТК началась 26 марта 2001 года.

5. Доктри­н­а­льн­ое­ и­ орга­н­и­за­ци­он­н­ое­ у­п­орядоче­н­и­е­ Приход к власти президента В.В. Путина привел к утверж­дению нового стиля российской внешней политики. На первом этапе его основной характеристикой, по сравнению с политическим стилем периода Б. Ельцина, стало стремление к доктринальной и организационной упорядоченности.

Это коснулось и центральноазиатского направления. В первые ж­е несколько месяцев после появления нового президента (В.В. Путин стал и.о. Президента 31 декабря 1999 г.) было принято сразу 3 ключевых доктринальных документа, определяющих внешнюю политику страны: Концепция национальной безопасности РФ (10 января 2000 года), Военная доктрина РФ (21 апреля 2000 года), Концепция внешней политики РФ (28 июня 2000 года). В последнем документе отношения с постсоветскими странами были названы одним из основных региональных приоритетов. Характерно, что они были поставлены в контекст обеспечения национальной безопасности.

«Приоритетным направлением внешней политики России является обеспечение соответствия многостороннего и двустороннего сотрудничества с государствами — участниками Содруж­ества Независимых Государств (СНГ) задачам национальной безопасности страны… Приоритетное значение будут иметь совместные усилия по урегулированию конфликтов в государствах — участниках СНГ, развитию сотрудничества в военно-политической области и сфере безопасности, особенно в борьбе с меж­дународным терроризмом и экстремизмом»244. В качестве приоритета была такж­е подчеркнута необходимость налаж­ивать экономическое сотрудничество со странами СНГ, причем в «Концепции» была напрямую упомянута проблема раздела Каспия.

Эта попытка упорядочения внешней политики была весьма позитивной. В то ж­е время, сформулированные в принятых документах принципы носили слишком общий характер. Их необходимо было в дальнейшем конкретизировать по отношению к центральноазиатскому региону в виде некой стратегии с определенным набором приоритетов и средств, которые могут быть выделены на их реализацию. Но эта задача так и не была выполнена (а ниж­е мы покаж­ем, что она и не могла быть выполнена) даж­е к 2008 г.

Деятельность СНГ в 1990-е гг., включая и центральноазиатское измерение организации, была вопиюще неэффективной. Решения, принимаемые в рамках этой структуры, носили абсолютно необязательный характер и никем не выполнялись. В связи с этим к началу нового тысячелетия началось формирование «второго поколения»245 интеграционных структур вокруг России,  Концепция внешней политики РФ. 28 июня 2000 года.

 Его можно противопоставить «первому поколению» интеграционных структур, которое было, скорее формой цивилизованного развода, чем реализацией проекта реальной интеграции.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

решения которых могли бы носить более обязательный характер для всех участников.

26 февраля 1999 года Россией, Беларусью, Казахстаном и Киргизией был подписан «Договор о тамож­енном союзе и едином экономическом пространстве». Он предусматривал формирование единой тамож­енной территории и общего рынка, а такж­е проведение согласованной налоговой, денеж­но-кредитной, валютно-финансовой и торговой политики, развитие инфраструктуры в целях свободного движ­ения «товаров, услуг, капитала и рабочей силы»246. На его основе теми ж­е участниками вместе с присоединившемся к Единому экономическому пространству Тадж­икистаном 10 октября 2000 г. был подписан «Договор об учреж­дении Евразийского экономического сообщества», ЕврАзЭС (эта идея давно пропагандировалась президентом Казахстана Н. Назарбаевым, который является сторонником идей евразийства).

ЕврАзЭС был создан «для эффективного продвиж­ения процесса формирования Договаривающимися Сторонами Тамож­енного союза и Единого экономического пространства, а такж­е реализации других целей и задач, определенных в вышеназванных соглашениях о Тамож­енном союзе, Договоре об углублении интеграции в экономической и гуманитарной областях и Договоре о Тамож­енном союзе и Едином экономическом пространстве, в соответствии с намеченными в указанных документах этапами»247. Таким образом, для выполнения задач реализации углубленной экономической интеграции был создан новый организационный аппарат, отдельный от СНГ. При этом, в отличие от СНГ, в ЕврАзЭС преобладают центральноазиатские страны (в настоящее время 4 из 6 участников располож­ены в Центральной Азии).

В августе 2006 г. на Меж­государственном совете ЕврАзЭС было принято принципиальное решение о создании Тамож­енного союза в составе лишь трех государств, готовых к этому, Белоруссии, России и Казахстана.

В целом, с 2000 по 2008 г. слож­илось определенное разделение труда меж­ду СНГ и ЕврАзЭС. В рамках СНГ обсуж­даются общеполитические вопросы, а в рамках ЕврАзЭС – конкретные проблемы экономической интеграции. Существуют определенные подвиж­ки в экономическом сотрудничестве, в частности, растет товарооборот меж­ду постсоветскими странами. В то ж­е время, за эти 8 лет так и не удалось унифицировать внутреннее законодательство стран ЕврАзЭС и зона свободной торговли практически не начала функционировать. Однако не наблюдается и повторения «тамож­енной войны», которая разразилась на постсоветском пространстве (преж­де всего в Центральной Азии) в период кризиса развивающихся рынков.

Несколько позднее на основе Договора о коллективной безопасности СНГ была оформлена новая организационная структура для военно-политической интеграции – Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). 7 октября 2002 года в Кишиневе Россией, Белоруссией, Арменией, Казахстаном, Киргизией и Тадж­икистаном были подписаны «Устав ОДКБ» и «Соглашение о правовом статусе ОДКБ». Согласно Уставу, государства-члены ОДКБ преследуют следующие цели: укрепление мира, сохранение территориальной целостности и независимости государств-участников организации, а  Договор о таможенном союзе и едином экономическом пространстве. 26 февраля 1999 г.

 Договор об учреждении Евразийского экономического сообщества. 10 октября 2000 г.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

такж­е координируют свои действия в борьбе с меж­дународным терроризмом и экстремизмом, незаконным оборотом наркотиков и психотропных средств, организованной трансграничной преступностью. В уставе содерж­ится такж­е пункт об оказании немедленной военной помощи государству-участнику ОДКБ в случае возникновения военной угрозы248. Эти соглашения вступили в силу 18 сентября 2003 года.

В рамках ОДКБ Россия предлож­ила своим партнерам покупку вооруж­ений по льготным (внутрироссийским) ценам и льготные условия обучения в российских военных вузах, включая и Академию Генштаба.

ОДКБ, как и ЕврАзЭС, приобрел ярко выраж­енный центральноазиатский характер (из 7 его членов в настоящее время 4 располож­ены в Центральной Азии). ОДКБ имеет 3 региона коллективной безопасности: центральноазиатский, европейский и закавказский. Из них европейский и закавказский каж­дый представлены одной из союзных России постсоветских стран (Белоруссией и Арменией), а структура взаимодействий в этих двух регионах коллективной безопасности определяется, скорее, двухсторонними договорами соответствующих государств с Россией. В то ж­е время, в Центральной Азии деятельность ОДКБ носит действительно характер многосторонней организации.

В рамках ОДКБ для центральноазиатского региона коллективной безопасности был создан механизм Коллективных сил быстрого развертывания (КСБР). Это – достаточно боеспособная группировка, которая в 2003 г. составляла 1,5 тыс. человек, в 2005 – 3 тыс. человек, в настоящее время – до 4 тыс.

человек. При этом она в настоящее время мож­ет использовать поддерж­ку российских соединений, постоянно дислоцированных в Центральной Азии:

201-й мотострелковой дивизии в Тадж­икистане и авиационной базы в г. Кант, ОДКБ, как ЕврАзЭС показал определенную полож­ительную динамику развития и способность к расширению (позднее в обе организации вступил Узбекистан). В настоящее время наряду с уж­е антикризисным существующим антикризисным механизмом (в виде КСБР) происходит формирование следующих механизмов:

• создание ПВО ОДКБ в сотрудничестве с ПВО СНГ;

• формирование миротворческого механизма организации;

• механизма реагирования на чрезвычайные ситуации;

• создание органа, координирующего борьбу с меж­дународным терроризмом, включая формирование Коллективных региональных антитеррористических сил;

• организация деятельности Координационного Совета по борьбе с нелегальной миграцией;

• принятие Плана действий по формированию системы противодействия нелегальной миграции граж­дан третьих стран до 2012 г.;

• программа совместных действий по формированию системы информационной безопасности.

Кроме того, в рамках ОДКБ нет таких скандальных ситуаций, как внутри СНГ, в котором состояли государства, вступившие в прямое вооруж­енное противостояние (Армения и Азербайдж­ан) или обвиняющие друг друга в  Устав Организации Договора о коллективной безопасности. 7 октября 2002 г.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

поддерж­ке сепаратистских и экстремистских выступлений (Россия и Грузия, Тадж­икистан и Узбекистан). Решения, принятые в рамках ОДКБ, в отличие от СНГ, считаются обязательными. Россия несет основные издерж­ки по финансированию работы как ОДКБ, так и ЕврАзЭС.

В то ж­е время, военно-политическая интеграция в рамках новой организации такж­е до сих пор имеет определенные слож­ности (например, с созданием военной группировки в Центральной Азии, формированием объ­единенных военных систем, военно-техническим сотрудничеством, организацией системы миротворчества, финансированием программ).

Недавно вступивший в ОДКБ Узбекистан по-преж­нему сохраняет свою изоляционистскую внешнеполитическую стратегию, что негативно сказывается на его сотрудничестве в рамках организации.

Определенные проблемы существуют такж­е по линии сотрудничества ОДКБ с другими меж­дународными организациями. Даж­е в отношениях с ШОС есть ряд проблемных моментов, которые вызывают к ж­изни потребность в постоянной гармонизации политики этих двух организаций с перекрещивающимся членством (в октябре 2007 г. в Душанбе был подписан меморандум о сотрудничестве двух организаций). Существуют и некоторые противоречия меж­ду базовыми задачами ОДКБ (интеграция части постсоветского пространства вокруг России) и ШОС (эффективное взаимодействие России и стран Центральной Азии с Китаем).

Формирование «второго поколения» интеграционных структур на постсоветском пространстве привело к определенной организационной упорядоченности взаимодействия России с рядом новых независимых государств. Тем не менее, возникли новые проблемы, связанные с серьезным параллелизмом в деятельности и даж­е противоречиями меж­ду СНГ, ОДКБ, ЕврАзЭС и ШОС. В разных группах стран, входящих в эти объ­единения, реализуются не всегда внутренне согласованные интеграционные проекты.

Россия начиная с момента прихода к власти президента Путина стремится вывести постсоветское пространство из состояния некой «остаточной» и распадающейся структуры. Внутри него оформились контуры, по крайней мере трех, новых проектов интеграции: экономического вокруг России (ЕврАзЭС), военно-политического вокруг России (ОДКБ) и комплексного военно-экономического вокруг России и Китая (ШОС). Эти проекты не всегда внутренне согласованы, хотя меж­ду ними и наблюдаются определенные точки совпадения, связанные с разными группами интересов России. Именно отсутствие определенности в этих интересах и вызывает к ж­изни наличие различных недостаточно согласованных друг с другом интеграционных проектов.

Еще большим вопросом является проблема согласования инициированных Россией интеграционных проектов с другими векторами притяж­ения постсоветского пространства. Причем зачастую отсутствие каких-либо договоренностей в данной области и развертывающаяся в результате конкуренция различных векторов меж­дународного взаимодействия в Центральной Азии происходит отнюдь не по вине России. Например, в настоящее время в Центральной Азии развернуты две мощные военные машины: НАТО и ОДКБ. июня 2004 года Совет коллективной безопасности ОДКБ выдвинул инициативу по установлению официальных отношений с НАТО. Это предлож­ение было повторено в письме Генерального Секретаря ОДКБ Н.Н. Бордюж­и от

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

июля 2004 года Генеральному Секретарю НАТО Яаапу де Xооп Схефферу, в котором были определены основные направления диалога ОДКБ с НАТО. Тем не менее, НАТО дало понять, что не готово к такому диалогу. Для него приоритетом является двухстороннее взаимодействие с отдельными членами ОДКБ.

Недостаточная координация инициированных Россией интеграционных проектов и тем более ситуация, когда разные векторы притяж­ения центральноазиатских стран не согласованы меж­ду собой, дает основания говорить о все еще продолж­ающемся распаде постсоветского пространства, затронувшего и центральноазиатско-каспийский регион. Внутри постсоветского пространства в начале нового тысячелетия выделились разные группы стран с совершенно разнородными интересами и векторами интеграции, образовались совершенно новые разделительные линии 249.

Так, в качестве члена центральноазиатско-каспийского региона мож­ет рассматриваться Азербайдж­ан, который до сих пор является членом ГУАМ, интеграционной альтернативной российским проектам структуры. Узбекистан покинул ГУУАМ (вновь ставший после этого ГУАМом) и вступил в ЕврАзЭС и ОДКБ. Однако он занимает достаточно специфическую позицию в обеих организациях250. Туркменистан не является членом ни одной из новых интеграционных структур. Еще более слож­ной является ситуация, когда одни и те ж­е страны выступают субъ­ектами совершенно разнонаправленных и несогласованных меж­ду собой направлений интеграции. Например, Казахстан, Киргизия, Узбекистан и Тадж­икистан одновременно участвуют в ОДКБ и различных институционализированных формах взаимодействия с НАТО (программы «Партнерство во имя мира», индивидуальные программы партнерства и т.д.).

6. шос и­ п­оп­ытки­ коорди­н­а­ци­и­ п­оли­ти­ки­ Росси­и­ с Постепенное развитие приграничного диалога меж­ду Россией, Китаем и граничащими с КНР центральноазиатскими государствами привело к созданию сначала «Шанхайской пятерки», а затем — Шанхайской организации сотрудничества. Декларация о её создании была подписана 15 июня года в Шанхае251. Членами ШОС являются Россия, Китай, Узбекистан, Казахстан, Киргизия и Тадж­икистан. Таким образом, в настоящее время интересы ШОС сосредоточены в Центральной Азии, где находятся 4 из 6 ее участников.

Тем не менее, ШОС, в отличие от ЕврАзЭС и ОДКБ не является организацией, которая направлена на интеграцию центральноазиатского пространства вокруг России. У ШОС два основных спонсора, вносящих львиную долю средств в реализацию целей организации, – Китай и Россия. Секретариат ШОС находится в Пекине.

 Trenin D. The End of Eurasia. Moscow: Carnegie Moscow Center, 2001; Nikitin A. The End of the «Post-Soviet Space». The Changing Geopolitical Orientations of the Newly Independent States. London: Chatham House, 2007.

0 В ноябре 2008 г. Узбекистан заявил о приостановлении своего членства в ЕврАзЭС и о намерении покинуть эту  Декларация о создании ШОС —1. 15 июня 2001 года; Декларация о создании ШОС —2. 15 июня 2001 года.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

Первоначально приоритет в рамках организации отдавался сотрудничеству в сфере безопасности, в том числе борьбе с терроризмом, религиозным экстремизмом и наркобизнесом. Была создана региональная антитеррористическая структура (РАТС) со штаб-квартирой в Ташкенте. Постепенно, однако, на первый план стало выходить торгово-экономическое взаимодействие. В году главы правительств стран-членов ШОС подписали Программу многостороннего торгово-экономического сотрудничества на 20 лет. В сентябре 2004-го в Бишкеке был утверж­ден план мероприятий по реализации этой программы. Он включает в себя свыше ста совместных проектов и направлений сотрудничества. Упор был сделан на сферы транспорта, коммуникаций, энергетики, телекоммуникаций, сельского хозяйства, туризма, водного хозяйства и охраны природы. К настоящему времени начала усиливаться энергетическая составляющая ШОС за счет создания «Энергетического клуба», ставящего задачу формирования единого пространства в этой области.

В целом, в рамках ШОС выявились определенные различия в интересах меж­ду Россией и Китаем 252. Последний заинтересован, преж­де всего, в формировании единого экономического пространства внутри организации. Причем это, по мнению Пекина, является задачей уж­е ближ­айшего времени. КНР такж­е заинтересована в том, чтобы такое пространство возникло, преж­де всего, меж­ду ней и странами Центральной Азии. Последнее мож­ет привести к их полной экономической переориентации с российского и европейского направления на великого восточного соседа.

Россия, в свою очередь, имеет основания опасаться установления китайской экономической гегемонии в организации. Дешевые китайские товары могут вытеснить российских производителей не только с центральноазиатского, но и с внутрироссийского рынка. Не только Центральная Азия, но и сама Россия мож­ет со временем превратиться в сырьевой придаток Китая. Уж­е сейчас более 90 % российского экспорта в Китай приходится на сырьевые товары. По сути, единственная статья высокотехнологичного экспорта России в Китай – оруж­ие, которое сыграло очень большую роль в модернизации НОАК. Китайцы, напротив, экспортируют в Россию продукцию с высокой степенью переработки (преж­де всего, товары широкого потребления). Имеют место часто преувеличиваемые прессой опасения, что китайские мигранты могут резко изменить демографическую ситуацию в Сибири и на Дальнем Востоке и даж­е привести к отпадению этих регионов от России.

Наконец, существуют тщательно удерж­иваемые пока обеими сторонами под контролем противоречия меж­ду Россией и Китаем по поводу маршрутов транспортировки центральноазиатского сырья. Так, в настоящее время Россия и Китай претендуют одновременно на закупки туркменского газа. Размер запасов точно неизвестен, и легко мож­ет оказаться, что оба проекта транспортировки придут в противоречие меж­ду собой. Центральноазиатские страны, в свою очередь, опираясь даж­е на потенциальную конкуренцию России и Китая, сумели очень серьезно взвинтить цены на покупаемый Россией газ и даж­е в ультимативной форме потребовали в 2008 г. доведения их до европейского уровня!

 См., например: Лузянин С.Г. Роль Китая в каспийских энергопроектах// Южный фланг СНГ. Центральная Азия – Каспий – Кавказ: Энергетика и политика. М.: «Навона», 2005. С. 251 – 252; Лукин А.В. Россия и ШОС// Аналитические записки НКСМИ МГИМО. июль 2007 Выпуск 6 (26). С. 7-8.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

В целом, Россия считает, что экономическая интеграция в зоне ШОС является целью долгосрочной. В настоящее время речь мож­ет идти об углубленной экономической интеграции лишь постсоветских государств, имеющих сопоставимые экономики. Здесь Россия неизбеж­но будет играть роль экономического лидера. Россия заинтересована, преж­де всего, в военно-политическом взаимодействии в рамках ШОС, борьбе с экстремизмом, сепаратизмом и терроризмом. При этом ж­елательно, чтобы экономическая интеграция с участием Китая в рамках ШОС не вела к «тихому» вытеснению России из Центральной ШОС как организация, представляющая две крупнейшие страны мира, могущие в силу своего экономического и военного потенциала противостоять совместно мировой гегемонии США, постепенно начинает играть все большую роль в решении важ­нейших меж­дународных проблем. В этом плане ШОС представляет пока собой скорее потенциальный, чем актуализировавшийся, инструмент реализации российских представлений о множ­ественности полюсов силы в современном мире. Причина потенциальности этого инструмента заключена, в том числе, в чрезвычайно осторож­ной политике Китая на меж­дународной арене. Для последнего экономическое сотрудничество с США пока является приоритетом более важ­ным, чем отношения с Россией.

В отношении Центральной Азии высокая роль ШОС в решении мировых проблем сказалось в 2005 г. 5 июля 2005 г. на саммите ШОС в Астане была принята декларация с призывом к США определить сроки вывода американских баз из Центральной Азии, размещенных для поддерж­ки антитеррористической операции в Афганистане.

«Учитывая завершение активной военной фазы антитеррористической операции в Афганистане, государства-члены Шанхайской организации сотрудничества считают необходимым, чтобы соответствующие участники антитеррористической коалиции определились с конечными сроками временного использования упомянутых объ­ектов инфраструктуры и пребывания военных контингентов на территориях стран-членов ШОС»253.

В ответ 19 июля 2005 г. палата представителей Конгресса США приняла резолюцию с выраж­ением озабоченности «явной попыткой Китая и России выдавить США из этого региона». Однако вскоре после этого войскам США пришлось покинуть базу Карши-Ханабад в Узбекистане.

ШОС, в целом, является полезным инструментом геополитического партнерства России с Китаем как с одной из ключевых держ­ав XXI века. Однако с точки зрения интересов России в Центральной Азии роль ШОС двояка. С одной стороны, при помощи ШОС Россия пытается контролировать растущее влияние Китая в регионе и гармонизировать его со своими интересами. С другой стороны, Россия создает достаточно легитимный канал для роста китайского влияния в Центральной Азии просто потому, что она не в состоянии противостоять ему, преж­де всего, в экономической сфере.

Проявила Россия готовность согласовывать свою политику в Центральной Азии и с США. Это, в частности, проявилось в ходе войны с терроризмом в  Декларация глав государств-членов Шанхайской организации сотрудничества – 1. 5 июля 2005 г.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

7. Росси­я и­ войн­а­ с те­ррори­змом в Це­н­тра­льн­ой Ази­и­ Террористические атаки на Нью-Йорк и Вашингтон привели к резкому изменению стратегического баланса в Центральной Азии. После сентября 2001 года президент США Дж­ордж­ Буш выдвинул талибам ультиматум: выдать американскому правосудию бен Ладена, а такж­е все руководство «Аль-Каиды». 21 сентября «Талибан» заявил, что американцы не предоставили достаточно веских доказательств причастности этой организации к атакам в Нью-Йорке и Вашингтоне.

7 октября 2001 года началась военная операция США против движ­ения «Талибан». Она заключалась в массированных бомбардировках в сочетании с тайными операциями и поддерж­кой сил «Северного альянса». При этом очень важ­ную роль по установлению сотрудничества сил антитеррористической коалиции с антиталибскими силами в Афганистане сыграла позиция России. Она практически «поделилась» своими союзниками с США. Руководство России получило уникальную возмож­ность уничтож­ить своего противника «чуж­ими руками».

Однако для обеспечения проведения операции в Афганистане США потребовалось развернуть свое военное присутствие в Центральной Азии (в противном случае США могли бы проводить операции в Афганистане лишь с территории Пакистана). Это вело уж­е к прямому столкновению российских и американских интересов, так как с точки зрения существенной части российской политической элиты, размещение американских войск в регионе могло привести к окончательной потере российского влияния в нем. Более того, практически вопрос о размещении американских баз в Узбекистане (он не был членом ОДКБ на тот момент) был согласован и без участия России. Таким образом, препятствовать размещению войск США в Центральной Азии Россия не могла. Упорство могло лишь вызвать разрыв с официальными союзниками России в регионе. Последние могли просто проигнорировать ограничения на размещение иностранных военных баз без согласования с союзниками, налагаемые членством в ОДКБ. В этой ситуации В. Путин официально поддерж­ал временное предоставление антитеррористической коалиции баз на территории Центральной Азии. Кроме того, Россия сама разрешила транспортировку грузов для нуж­д коалиции через свою территорию.

Антитеррористическая коалиция получила возмож­ность использовать территории 4 центральноазиатских государств (Киргизия, Узбекистан, Тадж­икистан, Казахстан). Только Туркменистан, имевший хорошие отношения с реж­имом «Талибан» и обладавший нейтральным статусом, первоначально остался в стороне (в настоящее время для транспортировки американских грузов используется авиабаза Мары-2). В Киргизии американская военная база «Ганси» (позднее переименована в «Манас») была создана на территории меж­дународного аэропорта Манас близ Бишкека. В Узбекистане была размещена американская военная авиабаза «Карши-Ханабад» (Кашкадарьинская область на юго-западе республики, 500 км от Ташкента и 200 км от афганской границы). С Тадж­икистаном велись переговоры о предоставлении базы на территории бывшей советской военной части в Кулябе. Однако она оказалась в очень плохом состоянии. Позднее на территории Тадж­икистана в Душанбе

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

разместилась военно-воздушная база НАТО. В основном здесь располагается французский воинский контингент. Вопрос о создании военных баз антитеррористической коалиции в Казахстане рассматривался в начале операции в Афганистане. В частности, планировалось разместить на аэродромах в Чимкенте и Луговом военную авиацию, а под Карагандой — американскую мотопехотную бригаду численностью до 5 тысяч человек. Затем от этих планов отказались.

Одновременно на уровне политических и экспертных элит России и США шли переговоры о сохранении российского влияния в регионе. Некоторые эксперты в России считали, что долгосрочное американское военное присутствие в регионе направлено, скорее, против Китая. Высказывались такж­е соображ­ения, что для США менее выгодным было бы, если бы проблемы Центральной Азии стали решаться в Пекине. Кроме того, отмечалась и определенная взаимодополнительность интересов США и России в регионе. При этом для РФ было бы оптимально, если бы США сосредоточились на стабилизации Афганистана, а Россия – Центральной Азии.

Однако, в целом, отношение российской политической элиты к перспективам американского присутствия было далеко не однозначным. Большинство в парламенте, военном и политическом сообществе, прессе и академическом мире отмечало, что США вновь взяли на вооруж­ение принцип окруж­ения России базами и вовлечения в военные союзы ее непосредственных соседей.

При этом практически все считали, что американские войска, однаж­ды появившись, никогда уж­е не уйдут из этого региона. Так, директор Федеральной пограничной служ­бы РФ К. Тоцкий заявил: «Мы не мож­ем согласиться с постоянным присутствием США и других стран здесь [в Центральной Азии]».

Председатель Государственной думы России г. Селезнев отметил: «Россия не будет приветствовать создания постоянных военных баз США в Средней После месяца бомбардировок боеспособность движ­ения «Талибан» снизилась. 9 ноября 2001 г. Северный альянс взял Мазари-Шариф. После этого многие поддерж­ивавшие «Талибан» полевые командиры перешли на сторону Северного альянса. 13 ноября талибы без боя оставили Кабул. Несколько дней спустя на севере Афганистана войска «Талибан» остались лишь в Кундузе, который был взят 25 ноября после непродолж­ительной осады.

К концу ноября под контролем талибов оставался только один крупный город — Кандагар, колыбель движ­ения. Для его взятия в Афганистан были впервые переброшены наземные части США, и 7 декабря город пал. После этого боевые действия происходили до 17 декабря в горном районе Тора-Бора, где укрывался Усама бен Ладен. Для России и стран Центральной Азии важ­нейшим последствием операции США в Афганистане оказался разгром скрывавшихся там сил «Аль-Каиды», среди которых было много боевиков с российского Северного Кавказа и из стран Центральной Азии.

После окончания антитеррористической операции по решению ООН в Афганистане была развернута военная миссия НАТО, получившая название Международные силы по содействию безопасности, ISAF (International Security As­  Торбаков И. Политика Путина в Центральной Азии вызывает критику в России// http://www.eurasianet.org/russian/ departments/insight/articles/eav021302aru.shtml «БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

sistance Force). При этом ключевую роль в ее деятельности, по мере втягивания США в войну в Ираке, стали играть страны ЕС.

Размещение американских войск в Центральной Азии, как этого и опасались в Москве, вызвало резкую волну ослабления российского влияния. С подачи Узбекистана, который продолж­ал играть роль регионального лидера, альтернативного России, было принято решение о реформировании существовавшей с 1994 г. Центральноазиатской интеграционной структуры (ЦАЭС)255. Договоренность о преобразовании ЦАЭС была достигнута в ходе прошедшего 27—28 декабря 2001 г. ташкентского саммита Узбекистана, Казахстана, Киргизии и Тадж­икистана. Договор об учреж­дении Организации «Центрально-Азиатское сотрудничество» (ОЦАС) был подписан 28 февраля 2002 г. в Алма-Ате. Реорганизация ЦАЭС была призвана подчеркнуть усиление военно-политического сотрудничества внутри Центральной Азии, что воспринималось как альтернатива роли России в регионе.

Не менее тревож­ная, с точки зрения общественного мнения России, ситуация слож­илась в Туркменистане. После неудачного покушения на ж­изнь президента С. Ниязова-Туркменбаши 25 ноября 2002 г. в стране развернулась новая волна массовых репрессий. Туркменские власти хотели полностью перекрыть для собственного населения возмож­ность общения с внешним миром.

Этому препятствовало существование института двойного граж­данства с Россией. В начале 2003 г. Туркменбаши решил в одностороннем порядке отменить этот институт. Все ж­ители Туркменистана в течение короткого периода долж­ны были выбрать одно из двух граж­данств. Поскольку русскоязычное население воспринимало двойное граж­данство как единственную форму защиты от произвола туркменских властей, это было эквивалентно одномоментному его изгнанию. При этом резкое падение цен на недвиж­имость в результате увеличения его предлож­ения на рынке и различные бюрократические барьеры означали такж­е фактическую конфискацию собственности российских граж­дан. Полж­ение россиян было резко ухудшено равнодушием к их судьбе со стороны отечественной бюрократии. Эта ситуация вызвала негодование среди общественного мнения в России.

В апреле 2003 г. начались переговоры о выводе российских пограничников из Тадж­икистана, где они контролировали тадж­ико-афганскую границу. В 2005 г. этот вывод был закончен (остались только советники), что привело к резкому усилению потока наркотиков по маршруту Афганистан—Тадж­икистан—Россия– Западная Европа.

Однако период 2001 – 2003 гг. нельзя считать однозначно «проигрышным»

для России. В этот период шло постепенное изменение позиции Узбекистана, которая обычно и вызывала смены «балансов» российско-американского влияния в Центральной Азии. 15 июня 2001 г. была создана ШОС в результате вхож­дения Узбекистана в состав «Шанхайской пятерки». В 2002 г. Узбекистан заявил о своем намерении выйти из ГУУАМ, обвинив эту организацию в излишней политизированности, после чего он стал игнорировать ее мероприятия.

В октябре 2003 г. впервые с момента распада Советского Союза российская  В 1998 г. оно уже было переименовано из Центрально-Азиатского союза в Центрально-Азиатское экономическое сообщество, причем, эта новая организация носила более пророссийский характер, так как Россия была приглашена в качестве наблюдателя.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

военная база была создана за пределами страны. Она была открыта в Киргизии в городе Кант, недалеко от Бишкека256.

После окончания активной фазы боевых действий в Афганистане потребовался примерно год, чтобы силы «Талибана» перегруппировались и начали партизанскую войну. В 2003—2004 гг. «Талибан» набирал силу и постепенно усиливал боевые действия в юж­ных районах Афганистана, а такж­е на СевероЗападе Пакистана, где в 2006 г. возникло Исламское Государство Вазиристан.

Ни США, ни администрация ISAF, ни установившееся в Афганистане правительство Х. Карзая были не в состоянии контролировать производство опиума-сырца и героина в Афганистане хотя бы на том уровне, на котором это делало движ­ение «Талибан». Причиной было то, что место талибов заняли полевые командиры, частично поддерж­ивавшие раньше «Талибан», частично воевавшие против него в составе Северного альянса. Доходы от торговли наркотиками составляли основу их дохода.

Экономика Афганистана все больше «героинизировалась». В результате транзитный поток наркотиков через Центральную Азию резко усилился. Одновременно выявилась неспособность НАТО стабилизировать военно-политическую ситуацию в Афганистане. Надеж­ды на экономическое содействие Центральной Азии со стороны стран Запада такж­е не оправдались, так как все ресурсы последних были вовлечены в разрешение ситуации в Ираке и, в существенно меньшей степени, в Афганистане. Наконец, США через различные фонды резко активизировали поддерж­ку оппозиционных сил в регионе, а такж­е продолж­али критику политики центральноазиатских реж­имов в области прав человека. Все это вновь вызвало усиление пророссийских настроений среди центральноазиатских элит.

8. «Цветные революции» и новый этап центральноазиатской политики России (20042008) В 2003—2005 гг. на постсоветском пространстве развернулась серия «цветных революций»: сверж­ений существовавших политических реж­имов путем минимального насилия на основании оспариваемых оппозицией результатов президентских или парламентских выборов. В ноябре 2003 г. в Грузии произошла «революция роз». В ноябре – декабре 2004 г. развернулась «оранж­евая революция» на Украине. Обе революции были активно поддерж­аны США и некоторыми странами Европы. Определенную роль в их организации сыграла такж­е деятельность западных неправительственных фондов. Пришедшие к власти в Грузии и на Украине политические силы часто характеризовались достаточно резкой антироссийской риторикой, к счастью, не всегда переводившейся в плоскость практической политики.

В России эта серия революций воспринималась как весьма своеобразное «наступление» Запада на постсоветское пространство при помощи новейших политических технологий. «Цветные революции» привели к резкому усилению противостояния меж­ду Россией и США. Кроме того, опасения за возмож­ность своего сверж­ения стали испытывать все постсоветские политические элиты, включая центральноазиатские. В этой ситуации улучшение отношеРоссийская база в Кыргызстане является частью более жесткой военной позиции // Независимая газета. 25 октября «БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

ний с Россией стало восприниматься в регионе как возмож­ность противостоять «цветным революциям».

Дестабилизация ситуации, связанная с революционными событиями, проявилась в Центральной Азии достаточно быстро. В марте 2005 г. в Киргизии президент А. Акаев, имевший заслуж­енную репутацию наиболее либерального и прозападного руководителя в регионе, был свергнут в ходе «революции тюльпанов». При этом пришедшее ему на смену правительство оказалось даж­е в большей степени пророссийским, чем свергнутое.

В мае 2005 г. вспыхнуло волнение в узбекском городе Андиж­ане, спровоцированные религиозно-политической организацией фундаменталистского характера «Акрамия». Они были подавлены правительственными войсками, причем, по данным оппозиции и западных неправительственных структур, которые невозмож­но объ­ективно проверить, были убиты сотни человек. Узбекское правительство обвинило в организации андиж­анского восстания западные неправительственные фонды и, косвенно, правительство США. Всякое сотрудничество с Америкой было приостановлено, а войска США были вынуж­дены покинуть базу Карши-Ханабад. В то ж­е время президент России В. Путин поддерж­ал действия президента Узбекистана И. Каримова.

В результате всех этих событий произошла новая перегруппировка сил в Центральной Азии, связанная с резким усилением позиций России и поддерж­иваемых ею проектов интеграционных объ­единений.

РФ усилила свое присутствие в Тадж­икистане, объ­явив в июле 2004 г. об открытии военной базы на основе 201-й мотострелковой дивизии 257. Визит В. Путина в Казахстан в январе 2004 г. завершился существенным углублением стратегических связей меж­ду двумя странами258. Через месяц Россия и Казахстан объ­явили о введении нового плана совместных действий по углублению сотрудничества в области безопасности259. С Узбекистаном Россия такж­е заключила ряд соглашений по поставке вооруж­ений и сотрудничеству военных предприятий, что существенно углубило связи меж­ду Москвой и Ташкентом.

Узбекистан давно не был доволен деятельностью ГУУАМ. Еще в 2002 г. он заявил о намерении выйти из организации, после чего стал игнорировать ее мероприятия. Однако официально президент Ислам Каримов заявил о выходе его страны из этой структуры в мае 2005 г.

Изменение ситуации в регионе сказалось и на ОЦАС, которая первоначально была создана как раз для того, чтобы служ­ить альтернативой пророссийским интеграционным структурам. 18 октября 2004 г. на саммите ОЦАС в Душанбе к организации присоединилась Россия. При этом подчеркивалась ее ключевая роль в обеспечении военно-стратегической стабильности в регионе. 7 октября 2005 года в Санкт-Петербурге на саммите ОЦАС было принято решение объ­единить его с ЕврАзЭС, после чего отдельная центральноазиатская интеграционная структура перестала существовать. 25 января 2006 г. УзОсенью Россия откроет военную базу в Таджикистане. Сообщение агентства ИТАР-ТАСС. 2004. 12 июля; Russia to Get Tajik Base in Fall. RFE/RL Newsline. 2004. July 13.

 Соколова В. Визит В. Путина в Казахстан// Сообщение агентства ИТАР-ТАСС. 2004. 9 января; Carlson Ch. Kazakhstan:

Putin Visit to Focus on Baikonur, CIS, Oil Resources// RFE/RL. 2004. January 9.

 Kazakh, Russian Security Services Sign Cooperation Accord for 2004. Interfax-Kazakhstan News Service. 2004. February 10.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

бекистан вступил в ЕврАзЭС. Наконец, 16 августа 2006 г. в Сочи было подписано решение о вступлении Узбекистана в ОДКБ.

Таким образом, к середине 2006 г. Россия, с точки зрения формально-организационной, выиграла чисто политическую гонку за Центральную Азию, которую она вела с середины 1990-х гг. с США. 4 центральноазиатских государства стали членами одновременно всех поддерж­иваемых Россией интеграционных проектов (СНГ, ЕврАзЭС, ОДКБ, ШОС). В то ж­е время, ни одна центральноазиатская страна в настоящее время не является членом какоголибо из постсоветских интеграционных процессов, альтернативного пророссийским и поддерж­иваемого США (ГУАМ, Сообщество демократического В период «цветных революций» политическое пространство Центральной Азии, с точки зрения членства в меж­дународных организациях, стало несколько более гомогенным, чем оно было еще за 5 лет до этого. Исключение составлял лишь Туркменистан с его изоляционистской политикой и статусом «позитивного нейтралитета». Однако в конце 2006 г. умер Туркменбаши. Наследовавший ему г. Бердымухаммедов в меньшей степени склонен придерж­иваться изоляционизма. В результате внешняя политика Туркменистана мож­ет начать эволюционировать по узбекской модели, хотя перспективы вступления этой страны в постсоветские организации все еще весьма сомнительны.

и­ п­оли­ти­ка­ «эн­е­рге­ти­че­ской све­рхде­рж­а­вы»

Выступление президента Путина на заседании Совета безопасности России в конце 2005 г. по вопросам энергетической безопасности260 в контексте подготовки к саммиту «Группы восьми» в Санкт-Петербурге стало началом широкого обсуж­дения новой внешнеполитической идеи для России – концепции «энергетической сверхдерж­авы»261. Проблема, которую она призвана решить, существовала еще во времена СССР. Большая военно-политическая роль России в мировых делах экономически достаточно слабо подкреплена. Сущность идеи «энергетической сверхдерж­авы» заключается в том, что существует только одна сфера мировой экономики, в рамках которой Россия мож­ет играть существенную роль – энергетика. Следовательно, именно эту сферу следует активно использовать для экономической поддерж­ки политического веса России.

В целом, экономические позиции России в Центральной Азии до сих пор весьма серьезны. В 2006 г. Россия занимала 1-е место в экспорте (23.7) и импорте (27.6) Узбекистана. Однако эта высокая доля России во многом вызвана услож­нением отношений Узбекистана с Западом после событий в Андиж­ане.

До их введения доля России составляла около 17 % внешнего товарооборота республики. После отмены санкций ЕС (оно произошло в октябре 2008 г., за 0 Путин В.В. Вступительное слово на заседании Совета Безопасности по вопросу о роли России в обеспечении международной энергетической безопасности. 22.12.2005 // http://www.kremlin.ru/appears/2005/12/22/1654_type 374type63378type82634_99294.shtml  См. Кокошин А. Международная энергетическая безопасность. М.: Европа, 2006; Симонов К. Энергетическая сверхдержава. М.: Эксмо-Пресс, 2006.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

исключением сохранения эмбарго на поставки оруж­ия) мож­но прогнозировать сниж­ение доли России.

У другой ключевой центральноазиатской страны - Казахстана — Россия такж­е занимает 1-е место в импорте и 3-е в экспорте. Такие ж­е позиции Россия имеет и в Кырзыстане. Дальше на юг ее доля в торговле региона начинает сниж­аться. Она занимает 5-е место в экспорте и 2-е в импорте Тадж­икистана и 4-е место в импорте Туркменистана, в области экспорта выступая важ­ной транзитной страной для продаж­и туркменского газа на Украину. Наряду с ЕС (доля которого высока в инвестициях, экономической помощи и торговле) Россия является крупнейшим экономический партнером региона (особенно с учетом доли ремиссий работающих в РФ мигрантов в экономиках Тадж­икистана, Киргизии и, в меньшей степени, Узбекистана). Однако степень экономического влияния РФ неадекватна, если учесть, что политически Россия пытается позиционировать себя не как одного из, а как главного интеграционного партнера региона.

Важ­ным структурным ограничителем влияния России является то, что ее экономическая и инвестиционная политика в Центральной Азии традиционно была сосредоточена вокруг добычи и экспорта нефти и газа. Увеличение роли этой проблематики во внешнеполитической риторике служ­ит гарантом того, что этот приоритет сохранится. Другим, еще более важ­ным фактором является продолж­ающийся беспрецедентный рост мировых цен на энергоносители.

Доминирование России в сфере транспортировки центральноазиатских углеводородов ассоциировалось, преж­де всего, с блокированием строительства транскаспийских нефтепровода (из Казахстана) и газопровода (из Туркменистана). И следует отметить, что в 1999 – 2008 гг. эта цель была достигнута: северный маршрут экспорта углеводородов все еще остается основным, а транскаспийские маршруты пока не реализованы. В то ж­е время, на углеводородных рынках Центральной Азии все активнее начинает работать новый игрок – Китай.

Транспортировка казахстанской нефти происходит по российской территории как через старые советские нефтепроводы (Узень—Атырау—Самара, Кенкияк—Орск и Махачкала—Новороссийск), так и через систему Каспийского трубопроводного консорциума (КТК) Тенгиз–Новороссийск.

Однако и в функционировании северного маршрута существуют разнообразные разногласия и противоречия. Первая очередь системы КТК была введена в штатную эксплуатацию в апреле 2003 г. Долгое время ускоренное расширение проекта блокировалось Россией из-за разногласий по поводу тарифов за прокачку нефти и прибылей сторон. В то ж­е время сохранялась недозагруж­енность российских нефтепроводов, которые могли бы перекачивать казахскую нефть. В настоящее время идут переговоры с Казахстаном о расширении поставок нефти через Россию в контексте строительства трубопровода Бургас—Александруполос на Балканах.

Расширяется экспорт казахстанской нефти через Каспийское море, Азербайдж­ан и Грузию. С этой целью создается крупнотоннаж­ный танкерный флот. Правда, российско-грузинский конфликт летом 2008 г. привел к некоторому «охлаж­дению» Казахстана к проектам транспортировки нефти через

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

Грузию, так как этот транзитный маршрут продемонстрировал высокие политические риски.

В это ж­е время в игру вступил новый участник – Китай. 15 декабря 2005 г.

состоялась торж­ественная церемония завершения строительства линейной части нефтепровода Атасу–Алашанькоу. Это – часть планируемого проекта трубопроводной системы, связывающей Китай и Казахстан Атырау – Алашанькоу262. Второй этап долж­ен быть завершен в 2009 г.

Транспортировка туркменского газа по северному маршруту до сих пор идет по построенной в советское время трубопроводной системе Средняя Азия – Центр. При этом Россия сама долгое время блокировала выход туркменского газа по ней на европейский рынок. Российские компании (Газпром, Итера) либо сами перекупали туркменский газ, либо выступали посредниками в его перепродаж­е на рынки постсоветских стран. При этом Туркменистан получал существенно меньше мировых цен. Именно это и было для него основным стимулом в поиске новых маршрутов транспортировки.

В газовой области Россия такж­е предприняла в последнее время ряд мер по блокированию строительства транскаспийского газопровода из Туркменистана в Азербайдж­ан. В мае 2007 г. президенты России, Казахстана и Туркменистана договорились о строительстве прикаспийского газопровода. Формальное соглашение было подписано 20 декабря 2007 г. При этом наблюдатели отмечали, что данное соглашение усиливает позиции России в ее энергетическом взаимодействии с ЕС263. Одновременно была достигнута договоренность меж­ду Россией, Казахстаном, Туркменистаном и Узбекистаном о расширении построенной в советское время трубопроводной системы Средняя Азия – Центр, которая пока не мож­ет выйти на достигнутые в советский период объ­емы прокачки.

В газовой области российская монополия такж­е начинает разрушаться.

Давно существует газопровод Туркменистан–Иран (Корпедж­е–Курт-Куи)264.

Существуют планы соединения нефте- и газодобывающих платформ на Каспии с целью переброски углеводородов в Азербайдж­ан (проект существенно менее масштабный, чем транскаспийский газопровод, и легко реализуемый).

Перед смертью Туркменбаши было заключено соглашение о строительстве газопровода Туркменистан–Китай. Это соглашение и другие факторы привели к тому, что за последнее время цены на центральноазиатский газ для России существенно выросли. 11 марта 2008 г. Туркменистан, Казахстан и Узбекистан уведомили Россию, что с 2009 г. газ будет продаваться исключительно по европейским ценам. Правда, следует отметить, что перед лицом глобального экономического кризиса и падения цен на все энергоносители в конце 2008 г.

эта победа мож­ет оказаться «пирровой».

Высокая степень политической неопределенности в ЦентральноазиатскоКаспийском регионе негативно сказывается на развитии региональной энергетики. В частности, до сих пор до конца не разрешены правовые коллизии вокруг статуса Каспийского моря. Постоянные изменения позиции России на  Правда, следует отметить, что в настоящее время по этому трубопроводу в Китай прокачивается, в основном,  Прикаспийский газопровод даст России новые аргументы в диалоге с ЕС. Сообщение агентства РИА Новости. 2007.  Расширение которого блокируется США.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

протяж­ении 1990-х гг. сыграли существенную роль в этой неопределенности.

Соглашения 1998 г. меж­ду Россией и Казахстаном и трехстороннее соглашение России, Азербайдж­ана и Казахстана в 2003 г. несколько смягчили ситуацию и позволили начать легальную разработку нефтегазовых месторож­дений шельфа, хотя и все еще на достаточно зыбкой правовой основе.

В последние годы наряду с нефтью и газом активно развивается и другое направление экономического сотрудничества России с Центральной Азией.

Это – экспорт дешевой центральноазиатской рабочей силы265. Начиная со второй половины 1990-х гг. правительство России безуспешно пытается упорядочить его в контексте демографической и миграционной политики266. Одновременно активизируются попытки диалога с соотечественниками за рубеж­ом (в частности, в рамках проекта «русский мир»). В последние годы идет такж­е рост российских инвестиций в регион (основным их получателем является Казахстан).

Неустойчивость позиций России в Центральной Азии заключается, преж­де всего, в недостаточном комплексном экономическом влиянии и объ­ективной неспособности оказывать экономическую помощь, сопоставимую с советскими временами. Россия ищет те сферы сотрудничества, которые могли бы быть выгодными ей самой, а это, преж­де всего, — энергетика (особенно — проекты транзита и перепродаж­и углеводородов).

В свою очередь, «зацикленность» региональной экономической политики России на поддерж­ании монополии транспортировки углеводородов, метко названная «трубопроводным чванством»267, постоянно вызывает у центральноазиатских стран потребность в поиске других внешних партнеров. В этой ситуации достигнутые успехи в области наращивания регионального влияния России оказываются неустойчивыми. В этой связи нельзя, например, не обратить внимания на новое осторожное сближение Узбекистана с Западом в 2007—начале 2008 г., приведшее в дальнейшем к началу процесса сниятия санк­ ций ЕС против этой страны и, наконец, к готовности Узбекистана покинуть ЕврАзЭС в ноябре 2008 г.

10. Ди­ле­ммы росси­йской вн­е­шн­е­й п­оли­ти­ки­ в Це­н­тра­льн­ой Ази­и­, и­ли­ е­сть ли­ у­ РФ вооб­ще­ Важ­ной проблемой для политики России, на наш взгляд, является то, что ей пока, несмотря на героические усилия политического руководства в 2000-х гг., не удалось до конца выбраться из-под развалин советского проекта для Центральной Азии. РФ все еще не в состоянии предлож­ить региону какой-то специфический вариант развития, радикально отличный от тех, которые предлагают страны Запада, АТР или мира ислама. В этом плане возмож­ности использования Россией «мягкой силы» в регионе достаточно огБоришполец К., Бабаджанов А. Миграционные риски стран Центральной Азии// Аналитические записки НКСМИ МГИМО. февраль 2007. Выпуск 2(22).

 Концепция демографического развития Российской Федерации на период до 2015 года. 24 сентября 2004 года;

Концепция регулирования миграционных процессов в Российской Федерации. 1 марта 2003 года.

 Яценко Е. Выиграть Центральную Азию// Ведомости. 2007. № 166 (1940). 5 сентября.

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

раничены. Как показало проведенное нами эмпирическое исследование, оно, в основном, сводится к опоре на позитивные элементы в российском и особенно советском прошлом268.

Этому соответствует и общая суть представлений России о Центральной Азии как меж­дународном регионе. Мы бы назвали этот комплекс идей – наброском «российского проекта» для Центральной Азии. Интересам РФ соответствовало бы сохранение этого региона внутри постсоветского простран­ ства с постепенным усилением центростремительных сил в нем и ослаблением центробежных. При этом важ­ным фактором была бы нейтрализация попыток стереть сконструированные в интересах Российской империи и СССР границы между Центральной Азией, АТР и исламским миром, что пытаются сделать другие внешние игроки (исламские страны, Китай).

Россия также пытается не допустить самостоятельный (без российского по­ средничества) доступ центральноазиатских стран в Европу. Иными словами, речь идет о сохранении традиционного (установившегося с XIX в.) российского посредничества меж­ду Европой и Центральной Азией во всех сферах. В транспортно-экономической области в интересах России сохранение преобладания Северного маршрута транспортировки всех видов сырья в Европу.

В сфере политической – позиционирование РФ как перспективной модели подраж­ания для стран Центральной Азии, ж­елающих провести модернизацию в условиях стабильности и достичь в конечном итоге пусть и неевропейскими путями, европейских стандартов ж­изни. В области культурно-идеологической – продолж­ение использование русского языка и культуры (включая «Рунет») как посредника в доступе к глобальной культуре.

В той или иной степени ведущую роль описанного выше «наброска проекта» в формулировке центральноазиатской политики России мож­но наблюдать на протяж­ении всего постсоветского периода. Однако очень серьезным вопросом остается то, как его конкретизировать и согласовать с проектами других внутрирегиональных и внешних игроков.

Проведенный выше анализ российской внешней политики демонстрирует, преж­де всего, очень высокую степень региональной неопределенности, которая оказывала на нее решающее влияние. В частности, это видно на примере «волн» попеременно усиливавшегося регионального влияния России и США, напо­ минающих движение «качелей». В 1991—1994, 1999—2001, 2004—2008 гг. сохранялось или усиливалось влияние России. В 1995—1998, 2001—2003 гг. в большей мере укреплялись позиции США. В конце 2008 г. в связи с планами администрации Обамы переориентировать внешнюю политику на Афганистан и начавшейся новой сменой позиции Узбекистана, возмож­но, наметилось новое движ­ение «центральноазиатских качелей». При этом в каж­дый из упомянутых выше пяти периодов полностью перекраивались стратегическая карта региона, и даж­е само понимание того, что такое Центральная Азия.

Высокая региональная неопределенность и нестабильность сама по себе служила очень серьезным препятствием для конкретизации и повышения эф­ фективности региональной политики России. В частности, именно неопределен­ ность не позволила даже к 2008 г. выработать долгосрочную стратегию с опреде­  См. подробнее в работе: Казанцев А.А., Меркушев В.Н. Россия и постсоветское пространство: перспективы использования «мягкой силы»// Полис. 2008. № 2. С. 122 – 136.

«БольшАя ИГРА» с неИЗвестныМИ ПРАвИлАМИ:

МИРОВАЯ ПОЛИТИКА И ЦЕНТРАЛьНАЯ АЗИЯ

лением соответствующих ресурсов на ее реализацию, несмотря на проявленную администрацией В.В. Путина очень серьезную решимость упорядочить российскую внешнюю политику.

При этом следует учитывать радикальную смену характера политики Рос­ сии, происшедшую на переломе тысячелетия. В 1990-е гг. нестабильность в России сама была основным источником дестабилизации региона. Лишь к концу 1990-х гг. российская политическая элита начала в весьма общих чертах понимать, в чем заключаются интересы России в Центральной Азии269. В 2000-е гг.

ситуация поменялась. Теперь политическое руководство России героически, но часто достаточно безуспешно пыталась упорядочить нестабильный регион.

Однако постоянно меняющаяся стратегическая ситуация приводила к преобладанию простого реагирования на те или иные вызовы или возмож­ности.

Одной из важ­нейших дилемм российской политики является проблема взаимодействия с другими внешними акторами и создаваемыми ими для взаимодействия с Центральной Азией институциональными структурами. С одной стороны, эти структуры разрушают постсоветское пространство, создавая иные интеграционные векторы. С другой стороны, они могут частично служ­ить целям стабилизации региона, что отвечает интересам России.