«Лукоянов И. В. Не отстать от держав. Россия на Дальнем Востоке в конце XIX – начале XX вв. – СПб. : Нестор-История, 2008. — 668 с. ISBN 978-59818-7267-9 В книге исследуется внешняя политика России на Дальнем Востоке на ...»

«Я полагал бы необходимым заявить французам, чтобы они оставили нас в покое и если они не довольны деятельностью Русско-Китайского банка, то пускай основывают свой собственный и ожидают тех же успехов, которых добились, закрывши “Comptoir National” в Шанхае»47. Вследствие жёсткой позиции русских французы не добились почти ничего. С.Ю. Витте только согласился ограничить сферу деятельности Русско-Китайского банка до Шанхая48. Вообще их стремление направить банк на юг Китая не совсем понятно. Возможно, это объяснялось нежеланием соперничать с англичанами на севере и в центре Китая в интересах России. Впрочем, сам факт давления на английские интересы был тогда французам только на руку, правда, без их прямого участия.

Оборотной стороной поражения французов Явилось усиление влияния С.Ю. Витте на Русско-Китайский банк, то есть политические цели стали оказывать более заметное воздействие на его деятельность. Для подкрепления своего влияния С.Ю. Витте сосредоточивал в Министерстве финансов акции Русско-Китайского банка. Первые приобретения он совершил ещё в 1896 г., в итоге к середине 1898 г. в казначействе находились уже 5 пакетов акций (700, 1060, 500, 1612 и 349), что в сумме давало 4222 акции49. Это было не так много, менее 10% всех акций (48 000), но всё-таки казначейство уже обладало весомой долей. У кого приобрелись эти акции, точно не известно.

Р. Квестед, ссылаясь на письмо Э. Нецлина Г. Аното 9 июля 1897 г. полагает, что в 1897 г. российское Министерство финансов скупило у французских держателей 6000 акций банка50. Но в справке о приобретении бумаг РусскоКитайского банка казначейством за 1897 г. отражена лишь одна сделка: акций были куплены за 385 991 руб. 30 коп. Зато за три предыдущих покупки, совершённые в 1896 г., казначейство расплатилось франками, получив в общей сложности 2609 акций за 648 500 франков51. Есть все основания думать, что эти акции получили от французов, но их насчитывалось не 6000, а всего 2609. Как бы то ни было, но соотношение голосов на общем собрании акционеров явно изменилось в пользу русских. Косвенно это подтверждает та лёгкость, с которой С.Ю. Витте удалось в конце июня 1898 г. провести решение о дополнительной эмиссии акций банка (12 тысяч штук, и все они были приобретены Министерством финансов по 230 руб. за акцию).

Д.Д. Покотилов – А.И. Путилову 20 октября 1897 г. // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.774.

Л.29–30.

Романов Б.А. Указ. соч. С.486.

РГИА. Ф.565. Оп.10. Д.39381. Л.1, 9–12, 78; Романов Б.А. Указ. соч. С.236.

Quested R. Op. cit. P.6.

РГИА. Ф.565. Оп.10. Д.39381. Л.77–78.

События лета 1898 г. можно рассматривать как окончательную капитуляцию французов. С.Ю. Витте благодаря эмиссии добился полного контроля за деятельностью банка. Русские держатели имели не менее 30 тыс. акций из 60 тыс. выпущенных, а кроме того – несомненный перевес в голосах на собрании акционеров. Это позволило С.Ю. Витте увеличить число членов правления с 9 до 11, причём все они утверждались Министерством финансов. Заявление же С.Ю. Витте о необходимости усилить влияние правления на деятельность банка свидетельствовало, что банк уже рассматривался им в качестве структуры, подведомственной Министерству финансов России52. Это обстоятельство не устраняло коммерческую сторону деятельности банка, но С.Ю. Витте явно готовил его к выполнению масштабных задач прежде всего политического характера. Однако министр финансов продолжал серьёзно считаться с интересами французских партнеров, как мелких акционеров, так и представителей крупных французских банков. За этим помимо прочего стояла забота С.Ю. Витте о репутации русского кредита во Франции в целом.

Несмотря на то, что банк был призван служить орудием проникновения России в Центральный и даже Южный Китай, он действовал весьма осторожно. В различные операции (займы, концессии) его втягивали сами китайцы. В мае 1898 г. по желанию властей Шаньси Русско-Китайский банк заключил с ними контракт на выпуск займа для сооружения железной дороги Чжендиньфу–Тайюаньфу (юго-западнее Пекина). Ещё было участие вместе с франко-бельгийским синдикатом «Socit Financiere et Industrielle Belge en Chine» в сооружение дороги Пекин–Ханькоу (банк был посредником синдиката в операциях в Китае). Он также вёл в это время (1898 г.) переговоры с германским синдикатом азиатских дел, где речь шла о займе на строительство железной дороги от Тяньцзина до нижнего течения р. Янцзы. Банк настаивал на том, чтобы все магистрали к северу от р. Хуанхэ вошли бы в исключительную сферу русского влияния53. Скромность участия Русско-Китайского банка в операциях на юге Китая можно объяснить нежеланием вкладывать туда крупные деньги, которых у России было совсем не много. Деятельность банка в Китае в сфере железнодорожного строительства показала, что стремление С.Ю. Витте контролировать все предприятия такого рода хотя бы к северу от Всеподданнейший доклад С.Ю. Витте 3 июля 1898 г. // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.52.

Л.232–233.

Историческая справка о важнейших для России событиях на Дальнем Востоке в трёхлетие 1898–1900 гг. СПб., 1902. С.3. Контракт был заключён 5 мая 1898 г., подтверждён цзун-ли-ямынем и указом богдыхана 9 (21) мая 1898 г. Согласно документу, банк брался организовать строительство этой железной дороги, для чего выдавал заём в 25 млн. франков. В случае несвоевременной уплаты процентов по займу магистраль переходила из рук китайского управления банку (Справка о предприятиях в Китае, в которых участвует Русско-Китайский банк // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.602. Л.25–26).

3. - 1895–1904.

Пекина – утопия, так как на пути её осуществления стояли интересы как китайского правительства, так и других держав. Помимо отсутствия достаточных финансовых ресурсов, эта программа из чисто экономической плоскости немедленно переходила в политическую, как только кто-либо начинал претендовать на монопольное положение в значительной части Китая.

Вскоре, 24 июля 1898 г. С.Ю. Витте утвердил соглашение РусскоКитайского банка с Департаментом государственного казначейства Министерства финансов54. Это соглашение устанавливало принципы их отношений. Казначейству открывался счёт, банк обязался выполнять любые его распоряжения о перечислении средств вне зависимости от сумм, находившихся в данный момент на счёте. Операции эти проводились без всякого вознаграждения, за исключением экспедиции, за которую начислялась компенсация в 0,25% от перевозимой суммы. Надо сказать, что такое сотрудничество было выгодно банку, так как казначейство постоянно держало на его счетах около 1,5 млн. руб., что приносило гарантированный доход в 60 тыс. руб. в год55.

Расширение операций и функций Русско-Китайского банка было также связано с захватом Россией Порт-Артура, где банк при активной поддержке Министерства финансов сразу занял монопольное положение. Пользуясь им, банк диктовал свои, зачастую весьма жёсткие условия обслуживания клиентов. Так, в Порт-Артуре была установлена самая дорогая ссуда (8%, 1899 г.), завышена на 3% по сравнению с Владивостоком стоимость процентных бумаг при их продаже, введён принудительный и невыгодный для клиента, терявшего 2,5%, курс обмена японских иен из-за отказа принимать их при уплате за перевозку грузов56. Также банк ничего не платил клиентам по текущим счетам, много брал за переводы, не принимал страховок выигрышных билетов, отказывался хранить ценные бумаги57. С.Ю. Витте настоял ещё и на том, чтобы кредитное учреждение получило монопольное право на операции с недвижимостью на Ляодунском полуосотрове58. Русско-Китайский банк занялся форменной спекуляцией, скупая объекты недвижимости по дешёвке и перепродавая их втридорога. Используя казённые средства, банк к лету 1898 г. приобрёл там земли РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.812. Л.1–4. В урезанном виде (6 статей из 10) текст соглашения был опубликован в «Собрании узаконений и распоряжений правительства» (1898.

15 сентября. С.5457–5458).

М.Д. Дмитриев – И.П. Шипову 28 октября 1899 г. // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.812.

Л.73–75.

Д.И. Субботич – А. Верту 17 июля 1899 г. и ответ А. Верта 19 июля 1899 г. // Там же.

Л.67–72.

Д.И. Субботич – А.Н. Куропаткину 16 января 1899 г. // Там же. Л.41.

С.Ю. Витте – П.П. Тыртову 11 июля 1898 г. // РГА ВМФ. Ф.417. Оп.1. Д.1711.

Л.265–268. Николай II дал согласие 22 марта 1898 г.

на 1 млн. лан. Д.Д. Покотилов, признавая подобный характер действий банка не вполне корректным, тем не менее, цинично заявлял, что таким образом банк заставил военных считаться со своими интересами и положил конец бестолковым распоряжениям собственностью с их стороны60. Попытки Военного министерства хотя бы контролировать торговлю недвижимостью были отклонены министром финансов61.

Жалобы на действия Русско-Китайского банка имели мало эффекта.

С.Ю. Витте защищал банк, выдавая его за частное кредитное учреждение, действующее исключительно в своих интересах. Раз начисление процента по текущим счетам невыгодно банку «с коммерческой точки зрения» – то зачем же платить? Страхование выигрышных билетов, по мнению министра финансов, – операция слишком рискованная (!) и поэтому «несвойственная» Русско-Китайскому банку. Однако С.Ю. Витте всё-таки принял меры, ограничивающие банковский произвол в Порт-Артуре62. Он счёл некоторые условия обслуживания клиентов чрезмерно суровыми и лично установил («частному» коммерческому банку!) выплату процента (от 2 до 3,5) по текущим счетам в зависимости от срока вклада63. Однако другие пожелания Военного министерства, в частности, ввести процент за хранение ценных бумаг, были отклонены64. Естественно, что без вмешательства министра финансов договориться не удалось, в результате Русско-Китайский банк требовал 30 коп. за хранение листа ценных бумаг, что было невыгодно мелким держателям65.

Эта переписка Военного министерства с С.Ю. Витте свидетельствует, что министр финансов не стеснялся использовать двойственное положение Русско-Китайского банка. Когда раздавались жалобы и упреки, он немедленно ссылался на частный характер банка66, что, впрочем, не мешало П.М. Романов – Д.Д. Покотилову 22 мая 1898 г. // РГИА. Ф.560. Оп.29. Д.65. Л.105.

Д.Д. Покотилов – в Министерство финансов 4 июля 1898 г. // Там же. Д.11.

Л.204–208.

А.Н. Куропаткин – П.П. Тыртову 13 июля 1898 г. // РГА ВМФ. Ф.417. Оп.1. Д.1712.

Л.9; С.Ю. Витте – Ф.К. Авелану 16 июля 1898 г. // Там же. Л.10.

Резолюция С.Ю. Витте // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.812. Л.40.

С.Ю. Витте – А.Н. Куропаткину (отпуск) 25 января 1899 г. // Там же. Л.46–48.

Там же. Л.49, 51–52.

Там же. Л.53–54.

Так же С.Ю. Витте действовал и в отношении Министерства иностранных дел. Исследователи часто ссылаются на его письмо М.Н. Муравьёву, в котором министр финансов в ответ на вопрос коллеги о целях России в Центральном Китае, ответил ему, что необходимо защищать интересы французских акционеров Русско-Китайского банка (имея в своих руках контрольный пакет акций!), желавших максимально широкой сферы деятельности кредитного учреждения, в том числе и южнее Пекина (С.Ю. ВитС.Ю. Витте прямо диктовать ему те или иные действия в интересах проводимой им политики. Оборотной стороной такой ситуации стало привилегированное положение Русско-Китайского банка, вызывавшее неудовольство клиентов и, вероятно, удовлетворение акционеров высокими дивидендами.

Но такие действия банка затрудняли развитие русского предпринимательства на Дальнем Востоке, никак не смягчали проблему нехватки капиталов в регионе и в результате придавали всем якобы частным инициативам плохо скрытый государственный характер. Ставка С.Ю. Витте на эффективную деятельность казённых капиталов благодаря их концентрации и объёму в итоге не принесла того успеха, на который рассчитывал министр финансов.

Впрочем, общую неудачу нельзя вменять в вину только С.Ю. Витте, так как исход дела определялся недостаточностью российских финансовых ресурсов в целом для реализации столь амбициозных замыслов. Но надо признать, что эффективность деятельности Русско-Китайского банка была не настолько высока, чтобы отдать этому кредитному учреждению безусловную пальму первенства в сравнении с частным капиталом. Показательно, что как только банк попал в привилегированное положение в Маньчжурии в связи с русской оккупацией, его действия сразу стали вызывать массу нареканий, и никакие попытки решить эту проблему из Петербурга не приводили к видимому успеху. С.Ю. Витте попал в парадоксальное положение:

он был вынужден защищать одновременно и интересы Русско-Китайского банка, и казначейства, которые зачастую вступали в противоречия.

Несмотря на некоторые уступки, продиктованные С.Ю. Витте, военные продолжали выражать сильное неудовольствие операциями банка на Квантуне. А.Н. Куропаткин сообщил С.Ю. Витте, что Русско-Китайский банк при покупке земли берёт, кроме 2% комиссионных, 2% куражных и еще 6% годовых до момента уплаты банку израсходованных им денег67. Отчаявшийся главный начальник Квантунского полуострова Д.И. Субботич, продолжая ссылаться на крайние трудности, создаваемые Русско-Китайским банком в получении кредитов и совершении любых денежных операций, просил открыть в Порт-Артуре отделение Государственного банка или создать банк, который те – М.Н. Муравьёву 17 января 1899 г. // Там же. Д.801. Л.66–69; Романов Б.А. Указ.

соч. С.217–218, 226–228). С.Ю. Витте слукавил минимум дважды: первый раз – когда сослался на необходимость следовать интересам французских акционеров – к тому времени они уже не могли ничего диктовать банку; второй – когда заявил об интересах банка южнее Великой китайской стены – эти «интересы» состояли в погоне за железнодорожными концессиями, не сулившими прибыли; занимался этим банк по распоряжению министра финансов.

А.Н. Куропаткин – С.Ю. Витте 15 июня 1899 г. // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.812.

Л.53–54.

принадлежал бы городской администрации. 9 января 1900 г. А.Н. Куропаткин передал С.Ю. Витте ходатайство о том же местного купечества69. После полугодового размышления Министерство финансов 3 июля 1900 г. ответило отказом70. Банк же, естественно, настаивал на сохранении своей монополии на денежные операции в русской части Ляодуна71. Только в 1901 г. С.Ю. Витте распорядился прекратить казначейские операции Русско-Китайского банка в Инкоу, Куанченцзы и Харбине72.

Что же касается политических целей, то здесь банк беспрекословно выполнял все распоряжения С.Ю. Витте. Так, с целью создать хоть какую-то зависимость и привязать к себе предполагаемое совершенно независимо от России сооружение железной дороги Тяньцзин–Пекин, он выдал руководителю строительства магистрали Ху Юйфыну займы сначала на 200, а затем на 400 тыс. лан на весьма льготных условиях: на 4 года под 6% годовых. Главным в этих займах было обещание не закладывать эту строящую дорогу, а уж если придется, то предварительно погасив долг банку73.

С 1898 г. активность Русско-Китайского банка быстро росла не только в связи с захватом Порт-Артура. Расширился объём его операций в самых разных направлениях. Так, к началу 1898 г. банк получил право покупать у китайцев намытое ими на приисках золото, что давало возможность не только привлечь приток благородного металла в Россию, но и получать от этих сделок неплохую прибыль: от 2 до 6%74.

Деятельность банка в Китае не только расширилась, но и начала приобретать принципиально иной характер. Показательно, на что именно замахивалось это кредитное учреждение. Летом 1899 г. Русско-Китайский банк (прежде всего в лице А. Верта) разрабатывал проект своего участия в денежной реформе в Китае. Согласно плану, банк на 50 лет становился единственным эмиссионным центром чеканки китайской монеты, имея разрешение выпустить её в оборот на сумму не более 75 млн. лан (бумажное обращение при этом никак не привязывалось к металлическому). За это право пекинскому правительству РГА ВМФ. Ф.417. Оп.1. Д.1712. Л.374.

РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.812. Л.80.

Там же. Л.97.

Д.Д. Покотилов – И.Н. Протасьеву 2 мая 1900 г. // РГИА. Ф.1416. Оп.1. Д.13. Л.24–26.

Правда, в данном случае речь шла о возможной конкуренции Русско-Китайскому банку только со стороны китайских кредитных учреждений.

РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.812. Л.99–100.

Там же. Оп.29. Д.128. Л.23–26; Романов Б.А. Указ. соч. С.210. Подробнее см. главу 2 «Экономическая политика России на Дальнем Востоке: радужные надежды и разочаровывающая реальность».

А. Масленников – А.Ю. Ротштейну 2 января 1898 г. // РГИА. Ф.632. Оп.1. Д.182.

Л.1–4.

3. - 1895–1904.

предоставлялся заём в 25 млн. лан со сроком погашения в 50 лет и пятилетней отсрочкой платежей.75 Статус эмиссионного учреждения не был присущ обычному коммерческому банку, но он нередко встречался у колониальных банков. В случае же с Русско-Китайским банком такие планы превратили бы кредитное учреждение в один из стержневых элементов финансовой системы Китая в целом.

Быстро росло и число представительств банка. В 1901 г. уже имелось отделение и 10 агентств, к началу 1904 г. число отделений достигло 45. Представительства банка открывались, исходя из масштаба местных торговых операций и потребности в их банковском обслуживании. Так, в ответ на просьбу Министерства иностранных дел открыть в Чугучаке (Синьцзян) отделение банка, С.Ю. Витте 28 апреля 1901 г. ответил, что он не будет рекомендовать сделать это, потому что коммерческие результаты такого шага пока неясны76.

К 1900 г. огромное значение приобрело пекинское отделение банка. Оно стало своеобразным центром русской политики в Маньчжурии: отделение само улаживало многие дела в Пекине, а уже потом они направлялись местным властям как решения китайского правительства. Министерства постоянно держали на счетах банка 2–3 млн. лан, что приносило ежегодный доход не менее 50 тыс. лан. А. Верт рассчитывал на более значительный приток капиталов, однако этого не произошло77.

Одной из причин относительной неудачи явились проблемы с руководством пекинским отделением Русско-Китайского банка. Заведовал им Д.Д. Покотилов. Как чиновник он не обладал профессиональными знаниями в области финансов. Ещё в 1896 г. Д.Д. Покотилов жаловался А.Ю. Ротштейну на тягость «банковских обязанностей», однако получил ответ, что от него ждут не банковских знаний, а осведомленности в китайских делах78.

Помимо этого, он не всегда мог точно оценить обстановку в Китае, иногда принимал поспешные и малопродуманные решения, избегая при этом личной ответственности. Д.Д. Покотилов также имел неуживчивый характер, часто конфликтовал с другими сотрудниками. 8 мая 1898 г. в помощники к нему был назначен другой чиновник Министерства финансов Д.М. Позд неев, выехавший в Пекин из Москвы 20 июля 1898 г.79 Отношения Д.М. Позднеева и Д.Д. Покотилова складывались очень непросто.

Проект соглашения // РГИА. Ф.560. Оп.29. Д.128. Л.105 и далее.

РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.602. Л.10.

Д.М. Позднеев – А.М. Позднееву 16 февраля 1900 г. // ОР РНБ. Ф.590. Оп.1. №112.

Л.172.

П.М. Романов – Д.Д. Покотилову 17 мая 1896 г. // РГИА. Ф.560. Оп.29. Д.65. Л.2–3.

С.Ю. Витте – М.Н. Муравьёву 24 июля 1898 г. // АВПРИ. Ф.143. Оп.491. Д.907.

Л.86–87.

Д.М. Позднеев упрекал своего начальника в непрофессионализме, в том, что он пускает пыль в глаза Петербургу, не умея ни широко поставить дела, ни привлечь в Русско-Китайский банк значительные капиталы, к тому же мешая делать это другим80. Он также жаловался, что Д.Д. Покотилов совершенно сковывает его действия, лишает всякой инициативы, требуя мелочной отчётности и согласований. В декабре 1899 г. Д.М. Позднеев даже подал Д.Д. Покотилову прошение об увольнении. Конфликт был в конце концов улажен, Д.Д. Покотилов прошение не подписал, но ситуация в управлении отделением оставалась далека от идеальной81.

Проблемы руководства существовали и в других отделениях банка. Так, в Японии чиновники банка отличались поразительной доверчивостью, часто веря клиенту на слово и принимая неподтверждённые гарантии. В итоге русскому посланнику А.П. Извольскому нередко приходилось отстаивать интересы банка в сомнительных сделках. Так, осенью 1902 г. вспыхнул скандал в связи с отказом японского «130 банка» вернуть ссуду в 200 тыс. иен, ссылаясь на то, что документы о кредите подписывал сотрудник, не имевший на это права. А.П. Извольскому с трудом, используя прямое давление на японское правительство, удалось добиться благоприятного решения суда и возврата кредита, после чего он и агент Министерства финансов в Японии К.А. Алексеев потребовали от Петербурга смены руководства отделения Русско-Китайского банка82.

Отделения Русско-Китайского банка в Китае быстро обросли сетью всевозможных посредников, занимавшихся грязной коммерцией. Так, в Тяньцзине с местным отделением банка сотрудничал некий компрадор Ван Линьхуай. Для китайских клиентов он устраивал свой, завышенный почти в два раза ссудный процент (15–20 вместо 9–12), открыл две банковские конторы, скупавшие русские кредитные билеты у купцов из Инкоу по заниженному курсу и затем предъявлявшие их в отделение Русско-Китайского банка83. Также Ван Линьхуай был изобличен в массовой подделке векселей84.

Д.М. Позднеев – А.М. Позднееву 16 февраля 1900 г. // ОР РНБ. Ф.590. Оп.1. №112.

Л.174.

Д.М. Позднеев – А.М. Позднееву 1 декабря 1899 г. и 29 января 1900 г. // Там же.

Л.143–145, 147–149.

К.А. Алексеев – А.И. Путилову 8 ноября 1902 г. // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.602.

Л.134–142. Однако мера не помогла. В 1913 г. в Иокогаме отделение уже РусскоАзиатского банка опять выдало крупную ссуду под фальшивые накладные, после чего встал вопрос о его закрытии (Н. Малевский-Малевич – С.Д. Сазонову 31 мая 1914 г. // Там же. Д.603. Л.204–205).

В.А. – Л.Ф. Д[авыдову] 30 ноября 1904 г. (нового стиля) // Там же. Оп.29. Д.29.

Л.173–174.

Письмо 2 декабря 1904 г. (нового стиля) // Там же. Л.175.

3. - 1895–1904.

Значительные изменения в деятельности банка начались в 1900 г. в связи с боксёрским восстанием в Китае. Его подавление с помощью вооруженной интервенции великих держав и русская оккупация Маньчжурии привели к тому, что китайские власти северных провинций империи лишились многих рычагов управления и попали в полную зависимость от российских военных, не имея возможности эффективно бороться даже с обычными бандитскими шайками хунхузов. Помимо прочего, Китай на время погрузился в совершенный хаос. Естественно, что восстановление элементарного порядка в Маньчжурии большей частью легло на плечи российских офицеров и чиновников, а многие вопросы финансовой жизни были переданы Русско-Китайскому банку85.

С конца 1900 г. китайским губернаторам в Маньчжурии пришлось обращаться в Русско-Китайский банк за займами. По-видимому, первым стал мукденский цзянь-цзюнь. Д.Д. Покотилов согласился предоставть губернатору 200 тыс. лан86. Вслед за мукденским за помощью к России обратился и гиринский цзянь-цзюнь. 19 декабря 1900 г. представитель Русско-Китайского банка в Гирине С.Б. Габриэль сообщил о его просьбе предоставить заём в 1 млн. лан на 5–6 лет под гарантии ввозных пошлин на товары87. В этом случае С.Ю. Витте потребовал, чтобы такой крупный заём получил признание Пекина и обеспечивался бы вкладом Китая в Русско-Китайский банк, составлявшим 5 млн. таэлей88. Обращение в Пекин местных администраторов вызвало сильное недовольство центральной власти. Правительство согласилось лишь на подтверждение займа мукденскому цзянь-цзюню в 280 тыс.

лан под 8% годовых89.

Позиция китайской центральной власти послужила холодным душем для представителей Министерства финансов, поддерживавших просьбы китайских губернаторов. Д.Д. Покотилов и другие ошибочно считали, к примеру, что мукденский цзянь-цзюнь добивался получения ссуды. На самом деле он вел себя пассивно «и только, казалось, говорил так: если желаете управлять через мое посредство, то вы должны доставить мне и все необходимые для сего средства, в противном же случае я отказываюсь, вам придется допустить дальнейшее господство нелюбимой управлением дороги солдатчины или же разыскать другое средство остаться негласными хозяевами Маньчжурии»90.

Подробнее об этом см. главу 8 «Россия и Китай в 1900–1903 гг.: конец экономической экспансии».

Д.Д. Покотилов – П.М. Романову 8 декабря 1900 г. // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.883. Л.1;

А.Ю. Ротштейн – Д.Д. Покотилову 8 декабря 1900 г. // Там же. Л.2.

Там же. Л.4.

Всеподданнейший доклад С.Ю. Витте 9 февраля 1901 г. // Там же. Л.89.

Князь Цин и Ли Хунчжан – в Русско-Китайский банк 25 февраля 1901 г. (перевод) // Там же. Л.149.

А.Э. Дмитриев-Мамонов – А.Ю. Ротштейну 12 апреля 1901 г. // Там же. Л.153 об.

У русских чиновников вдруг открылись глаза: им стало ясно, что китайский губернатор пытается извлечь из своего положения пользу, играя на их опасениях и недостаточной искушённости. Показательно, что агентам Русско-Китайского банка не удалось добиться даже того, чтобы мукденский цзянь-цзюнь стал постоянным клиентом их банка. Итог подвел А.Э. Дмитриев-Мамонов: «по моему мнению, наше господствующее положение в чисто банковском деле не должно быть основано на договорах, вынужденных силой»91.

В тех обстоятельствах осторожность С.Ю. Витте и А.Ю. Ротштейна в выдаче кредитов оказалась оправданной. Однако и их позиция, и позиция Д.Д. Покотилова, полагавшего необходимым предоставлять займы для создания зависимости местной администрации от банка, имела как свои плюсы, так и свои слабые стороны. Понятно желание Д.Д. Покотилова и других представителей России стремиться к максимальному расширению своего влияния, несмотря на то, что это требовало значительных затрат. Понятна также и позиция С.Ю. Витте, не имевшего возможность расходовать весьма крупные суммы из государственной казны на цели, реализация которых не сулила быстрой экономической отдачи. Но такое положение исключало возможность достичь желаемого, а именно – финансового и экономического господства России в Маньчжурии при небольших вложениях и без опоры на силу. Метод «экономического» колониализма, избранный С.Ю. Витте, требовал таких затрат, которые не могла выдержать экономика Российской империи, и мобилизация казённых ресурсов под видом псевдочастного банка не спасала положения. Нельзя сказать, что действия министра финансов оказались во всем ущербны, но эффективность их была невысока и с определённым разочарованием ему пришлось столкнуться уже в 1901 г.

Не принесла ощутимых успехов и реализация другой составляющей финансовой зависимости местных властей от России. Когда все три губернатора Маньчжурии обратились в Русско-Китайский банк за деньгами, Министерство финансов пожелало получить от них в качестве ответной любезности ряд концессий (всё равно, на банк или на общество КВЖД) на разработку месторождений золота, угля, леса и т.п. Отчасти это рассматривалось как компенсация за ущерб, причинённый боксёрским восстанием КВЖД92.

Вообще говоря, скупка концессий – не банковское дело, тем более, что в уставе Русско-Китайского банка такая деятельность не предусматривалась. Но в тех конкретных условиях, когда частный русский капитал практически отсутствовал, банк взял на себя его функции. Эта операция противоречила проводимой Там же. Л.153 об.

И.П. Шипов – Д.Д. Покотилову 6 февраля 1901 г. // ТАм же. Оп.29. Д.66. Л.153–154.

См. также главу 2 «Экономическая политика России на Дальнем Востоке: радужные надежды и разочаровывающая реальность».

3. - 1895–1904.

до этого линии банка на прибыльность всех своих действий. Дело в том, что интерес к концессиям в Маньчжурии был невысок, серьёзных конкурентов у банка не наблюдалось. Поэтому ликвидность приобретаемых прав находилась под большим сомнением. Позднее российский дипломат И.Я. Коростовец считал, что переход банка к подобным политическим операциям стал переломным моментом в его истории и заложил основу для будущего кризиса кредитного учреждения93.

Возможно, что не коммерческий, а именно политическй характер операций был причиной того, что банк вяло отнесся к поставленной задаче. Кроме того, он не располагал соответствующим штатом для проведения такой работы. Поэтому наибольшую активность в приобретении концессий проявили не агенты банка, а российские дипломаты и военные. Так, в Гиринской провинции переговоры о предоставлении концессий вёл представитель Министерства иностранных дел В.Ф. Люба94. Он добился того, что 2 марта 1901 г. гиринский цзянь-цзюнь заключил соглашение с Русско-Китайским банком, согласно которому за банком закреплялось, наряду с китайскими и российскими поддаными, преимущественное право на получение всех концессий. Но его усилия в основном оказались напрасны. Через год тот же В.Ф. Люба констатировал полную неудачу русских концессионеров–золотодобытчиков в Гиринской провинции Китая. Н.В. Асташев, Российское золотопромышлвнное общество и ВерхнеАмурская компания вели себя очень осторожно, занимались мелочами. Наиболее энергичный концессионер – дворянин А.А. Троицкий – заложил несколько десятков шурфов и 7 буровых скважин. Китайцы ждали от предпринимателей обогащения для казны и хороших заработков для населения. «На деле оказалось: мелочничество и грошовая экономия на миллионном деле, требующем единовременно крупных затрат, бездеятельность и стремление оттянуть время разведок на возможно долгий срок». Следствием было недовольство русскими со стороны местных властей и «вызывающе-озлобленное отношение китайцев»95.

В Хэйлунцзянской провинции банк вообще не предпринял каких-либо действий по приобретению концессий из-за отсутствия «подходящего опыта»96.

Тем не менее, русские дипломаты сообщали о превосходной деятельности И.Я. Коростовец – в МИД 19 марта 1909 г. // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.603. Л.118 об.

В.Ф. Люба – Е.И. Алексееву 24 февраля и 3 марта 1901 г. // РГА ВМФ. Ф.32. Оп.1.

Д.110. Л.6–7, 9. В.Ф. Люба считал, что монопольное право Русско-Китайского банка на концессии в Маньчжурии нанесет ущерб русским частным предпринимателям (Романов Б.А. Указ. соч. С.371).

Донесение В.Ф. Любы в МИД 28 марта 1902 г. // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.776.

Л.78–82.

Романов Б.А. Указ. соч. С.375.

Русско-Китайского банка в Южной Маньчжурии (получил в свое распоряжение 16 концессий на наиболее известные месторождения) и одновременно отмечали недостаточность штатов южно-маньчжурского отделения банка и плохие условия для его деятельности. Кроме того, «по какому-то странному недоразумению, по мнению дипломатов, деятельность банка в разрешении горного вопроса отчасти парализовалась заявлением цзянь-цзюню уполномоченного КВЖД, что ни одно разрешение на разработку горных богатств в провинции не может быть выдано кому бы то ни было без ведома и согласия железной дороги»97. Д.Д. Покотилов же вместо соответствующих действий начал жаловаться на В.Ф. Любу в Министерство финансов: якобы он неблагосклонно относился к банку и своими действиями затруднял получение концессий98. Д.Д. Покотилов был в принципе против широких прав российских дипломатов на выдачу концессий, полагая, что всю эту деятельность следует сосредоточить в Русско-Китайском банке99. В общем, число концессий, приобретённых банком, оказалось невелико, и они не сыграли заметной роли в русской политике в Китае100.

Неудача банка в деле концентрации концессий на территории Маньчжурии, находившейся под русской оккупацией, вызывает некоторое недоумение.

Незначительность результатов (полтора десятка концессий) трудно объяснить приведёнными аргументами: какой бы ни была неповоротливость банка, как бы С.Ю. Витте не стремился экономить государственные средства, все это скорее второстепенные, чем существенные причины. Можно предложить другое объяснение столь странной активности министра финансов: в это же время начала масштабно разворачиваться авантюра безобразовцев, намеревавшихся заняться тем же – скупкой концессий. Не исключено, что действия С.Ю. Витте диктовались отчасти и интересами соперничества с появившимися политическими оппонентами. Иначе говоря, министр финансов интересовался не только приобретением концессий, но и тем, в чьи руки они попадут. На такое предположение наталкивает, в частности, стремление С.Ю. Витте контролировать даже те концессии, которые уже находились в руках российских подданных. Так, министру финансов не понравилось условие, попавшее в договоры с цзянь-цзюнями, которое обусловливало предоставление концессий согласованием с чиновниками Сообщение представителя МИД в Мукдене П.М. Лессару 22 августа 1902 г. // АВПРИ. Ф.143. Оп.491. Д.1019. Л.64–64 об.

Д.Д. Покотилов – С.Ю. Витте 31 марта 1902 г. // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.11. Л.286–288.

О сознательных препятствиях российских властей Русско-Китайскому банку в Маньчжурии также писал Б.А. Романов (Указ. соч. С.372–373).

Д.Д. Покотилов – С.Ю. Витте 26 декабря 1901 г. // РГИА. Ф.560. Оп.29. Д.83. Л.57а – 58.

Согласно ежегодным отчётам, все отделения банка, за исключением Петербурга и Москвы, обладали пакетом ценных бумаг стоимостью примерно в 1,5 млн. руб., а в 1903 г. – и того меньше – всего на 857 тыс. руб.

3. - 1895–1904.

Министерства иностранных дел. Спустя некоторое время, когда деятельность безобразовцев начала оживляться, С.Ю. Витте попытался настоять на том, чтобы Министерство иностранных дел давало своё согласие на передачу концессий только по рекомендации Министерства финансов102. В.Н. Ламздорф не понял подоплёки виттевского письма и с некоторой обидой ответил, что его ведомство и так всеми доступными для него средствами содействует получению концессий российскими подданными. Не добившись результата, С.Ю. Витте, по-видимому, махнул рукой на непонятливого коллегу, решив не посвящать его в тонкости своей политической борьбы.

Помимо концессий Русско-Китайский банк, пользуясь ситуацией, попытался захватить в свои руки контроль над денежным обращением в Маньчжурии (в принципе такие действия были нетипичны для обычного коммерческого банка, но вполне соответствовали роли и функциям банков колониальных).

В частности, открытие гиринского монетного двора состоялось только после заключеня специального соглашения с Русско-Китайским банком. По нему банк устанавливал контроль за деятельностью двора на три года, вводил фиксированный курс китайских денег. Одновременно допускалось параллельное хождение наравне с ними российских ассигнаций103.

В конце 1901 г. Русско-Китайский банк оказался в центре переговоров России с Китаем по вопросу об эвакуации Маньчжурии. Чтобы сохранить за собой господствующее экономическое положение в северных провинциях Китая, российское правительство одним из условий вывода войск поставило соглашение Пекина с Русско-Китайским банком о том, «что в Маньчжурии оно не будет никому давать никаких железнодорожных и промышленных концессий, ранее не предложив их банку»104. Одновременно предполагалось заключить специальное соглашение Русско-Китайского банка с российским правительством о том, что всякие действия банка с концессиями должны предварительно получить одобрение Министерства финансов105. Соглашение не состоялось из-за сильного сопротивления китайского правительства, поддержанного рядом держав, в частности США106. Однако С.Ю. Витте продолжал настаивать на том, чтобы все концессионные дела в Маньчжурии были закреплены за Романов Б.А. Указ. соч. С.371.

С.Ю. Витте – В.Н. Ламздорфу 31 декабря 1901 г. // АВПРИ. Ф.143. Оп.491. Д.1019.

Л.2 об.

В.Ф. Люба – И.Я. Коростовцу 3 января 1901 г. // РГА ВМФ. Ф.32. Оп.1. Д.110. Л.1–2;

В.Ф. Люба – Е.И. Алексееву 24 февраля 1901 г. // Там же. Л.6–7.

С.Ю. Витте – Ли Хунчжану 27 июля 1901 г. (цит. по: Романов Б.А. Указ. соч.

С.323–324).

Проект соглащения опубликован Б.А.Романовым (Указ. соч. С.326–327).

Там же. С.345–346.

Русско-Китайским банком. Возможно, что в связи с планировавшейся ключевой ролью банка в Маньчжурии была подготовлена и 22 июня 1902 г. выпущена еще одна эмиссия акций Русско-Китайского банка (20 тыс. акций на 3 750 000 руб.), Министерство финансов приобрело весь тираж 108. Число акций банка, находившихся в распоряжении Министерства финансов, превысило после этого 33 тыс. штук, что укрепляло контроль ведомства над банком.

Вскоре С.Ю. Витте отказался от идеи сделать Русско-Китайский банк концессионным монополистом в Маньчжурии. Возможно, что причинами этого явились и сильное сопротивление китайцев, и наличие формального повода – в уставе банка не была предусмотрена деятельность по концентрации горнорудных концессий, и не слишком удачные действия кредитного учреждения по приобретению концессий. Пожалуй, самым удачным приобретением банка можно рассматривать пакет ценных бумаг на часть фушуньских угольных копей, что, правда, было сделано не без нарушений китайского законодательства109. Также важным аргументом могло стать и то, что официально-монопольная роль банка способствовала усилению в нём негативных тенденций. Летом 1903 г. в отделениях банка на Дальнем Востоке царила анархия и враждебное отношение служащих друг к другу110.

Отказ Пекина предоставить Русско-Китайскому банку преимущественные права по эксплуатации недр Маньчжурии, а также якобы введённый Пекином запрет на выдачу концессий русским (что не соответствовало действительности) С.Ю. Витте использовал как аргументы во всеподданнейшем докладе, чтобы обосновать необходимость создания специальной псевдочастной компании «Маньчжурское горнопромышленное товарищество»111. Министр финансов создал ещё одну псевдочастную структуру, которая по его замыслу должна была приобретать концессии на частные лица за казённый счет и чей уставной капитал в 1 млн. руб также оплачивался государством. Отношения между новым товариществом и Русско-Китайским банком оформлялись спеТам же. С.369.

Там же. С.376.

В 1902–1904 гг. Русско-Китайский банк приобрёл сначала 600, а затем ещё около паёв китайского общества Хуа-синь-ли, которой принадлежали права на Фушуньские угольные копи (из общего количества в 1600). Однако согласно китайским горным правилам, участие иностранного капитала не должно было превышать 50% (Заключение Н. Глазберга о правах Русско-Китайского банка на Фушуньские копи 21 ноября г. // РГИА. Ф.560. Оп.41. Д.82. Л.3–8). Позднее банк передал эти паи Маньчжурскому горнопромышленному товариществу, которое, в свою очередь, 1 марта 1904 г. уступило их обществу КВЖД, чего делать не имело права.

Доклад М. Верстрата 4 июля 1903 г. // Quested R. Op. cit. P.11.

РГА ВМФ. Ф.32. Оп.1. Д.152. Л.18–20. Согласие Николая II последовало 5 июля 1902 г.

3. - 1895–1904.

циальным соглашением. С.Ю. Витте настолько торопился, что текст этого документа был подписан 27 июня 1902 г. – ещё до официального одобрения товарищества Николаем II. Договор носил максимально абстрактный характер: банк заверял Маньчжурское горнопромышленное товарищество в своей поддержке без всяких конкретных обязательств, со своей стороны, товарищество в ответ обещало, если оно по выплате паёв получит от своей деятельности прибыль, поделить её с Синорусом пополам112. Однако замена банка на товарищество не привела к заметным результатам: новая структура также не преуспела в экономическом подчинении Маньчжурии русскому влиянию113.

Русско-японская война 1904–1905 гг., поражение в ней России радикально изменили содержание российской политики на Дальнем Востоке, что существенно сказалось на положении Русско-Китайского банка.

В марте 1906 г. Министерство финансов отказалось от использования банка в качестве инструмента для реализации своих политических целей на Дальнем Востоке. Ведомство решило продать пакет акций банка, находившийся в распоряжении казначейства (33 346 акций на номинальную сумму в 6 233 625 руб.). Первым покупателем стал Санкт-Петербургский Международный коммерческий банк, которому 11 марта 1906 г. было «уступлено» 12 тыс. акций по льготной цене в 260 руб. за штуку114. Открытые коммерческие продажи (всего их оказалось 24) проходили с 24 марта по 4 мая 1906 г., на них разными партиями (от 100 до 3750) реализовали Договор между Русско-Китайским банком и Маньчжурским горнопромышленным товариществом 27 июня 1902 г. (нотариально заверенная копия) // РГИА. Ф.560. Оп.28.

Д.265. Л.296.

К 1904 г. товарищество успело приобрести концессии на разработку полезных ископаемых в двух уездах Мукденской провинции, Цзяпигоусские золотые рудники в Гиринской провинции, а также получило от Русско-Китайского банка контрольный пакет акций Фушуньских угольных копей. Из 1600 платных и 400 бесплатных паёв Фушуньских копей Русско-Китайскому банку принадлежало 175 бесплатных (43,75%), также он приобрел 1147 платных (71,7%). Но контроль над копями остался шатким: по китайскому законодательству иностранцам могло принадлежать не более 70% паев, нарушение пропорции делало обладание незаконным с вытекающими последствиями.

Деятельность товарищества была остановлена в августе 1905 г. по инициативе министра финансов В.Н. Коковцова (Справка о Маньчжурском горнопромышленном товариществе 4 мая 1906 г. // РГИА. Ф.560. Оп.41. Д.82. Л.48–51; Романов Б.А. Указ. соч.

С.380–381). Подробнее см. главу 2 «Экономическая политика России на Дальнем Востоке: радужные надежды и разочаровывающая реальность».

Банк приобрел ещё 2 000 акций по цене от 301 руб. 25 коп. до 304 руб.

21 146 акций (включая и те 2 000, которые приобрёл Санкт-Петербургский Международный коммерческий банк) по цене от 302 до 318 руб. за акцию.

Казначейство выручило за них 6 565 303 руб. 48 коп. Всего оно получило после продажи 9 660 541 руб. 57 коп., затратив на их приобретение в своё время 7 414 556 руб. 16 коп. Контроль над Русско-Китайским банком перешёл в руки французов. Деятельность банка в Китае была подвергнута санации: закрыт ряд бездоходных к тому моменту отделений в Гирине, Мукдене, Калгане и др. (в 1911 г. их число сократилось до 27); почти прекратились операции в Маньчжурии. Значительно воздорожал кредит банка: за учёт векселей бралось 12%, ссуды под залог выдавались не менее чем под 10–11%. Но даже и при таких условиях банк часто отказывал в выдаче кредитов117. В результате монопольное положение Русско-Китайского банка в Маньчжурии быстро сошло на нет, успешную конкуренцию ему составили не только японские, но и китайские банки. «От грандиозного по мысли предприятия, долженствующего усилить влияние России на Востоке и содействовать нашей торговле, осталась лишь мелкая банкирская контора, где под фирмой двух крупных держав работают для своих выгод иностранные капиталисты» – таков оказался итог всего предприятия118.

200 акций находились в пае правления Русско-Китайского банка в качестве залога за чиновников Министерства финансов Л.Ф. Давыдова и С.С. Сольского.

РГИА. Ф.565. Оп.10. Д.39381. Л.77–78, 129.

[Позднеев Д.М.] Экономические нужды Дальнего Востока // Санкт-Петербургский филиал Института востоковедения. Архив востоковедов. Ф.44. Оп.1. №73. Л.4.

Слова агента Министерства финансов в Шанхае Л.Ф. Гойера, процитированные в донесении И.Я. Коростовца в МИД 19 марта 1909 г. // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.603. Л.123.

3. - 1895–1904.

Парижская национальная учетная СПб Международный 3. - 1895–1904.

Русский Торгово-промышленный Глава 4. Русско-китайский союзный договор 1896 г.

Специальных исследований, посвящённых истории русско-китайского договора 1896 г., в российской историографии нет, за исключением небольших статей Г.В. Ефимова и А.А. Волоховой1. Тем не менее, вопросов, связанных с его заключением, касались многие исследователи, в том числе такие известные как Б.А. Романов, Ф.А. Ротштейн, В.М. Хвостов2.

А.Л. Нарочницкий, уделивший более места, чем кто бы то ни было из советских историков, политике России на Дальнем Востоке в первой половине 1890-х гг. в своей фундаментальной монографии, остановился на годе, не дойдя до заключения русско-китайского договора3. В общих исследованиях по внешней политике России путь к соглашению 1896 г. затрагивается лишь в общих чертах4. В англоязычной историографии значительное внимание договору 1896 г. уделили А. Малозёмов и Дж. Лензен5.

Особо надо отметить PhD диссертацию И. Шульмана, защищённую в Колумбийском университете в 1967 г., в которой проанализирована внешняя политика Пекина кануна ХХ века6.

Ефимов Г.В. История русско-китайского договора 1896 г. // Советское китаеведение.

1958. №2. С.23–38; Волохова А. К истории русско-китайского договора 1896 г. // Проблемы Дальнего Востока. 2001. №5. С.123–130.

Романов Б.А. Россия в Маньчжурии (1892–1906). Очерки по истории внешней политики самодержавия в эпоху империализма. Л., 1928. С.101–116; Ротштейн Ф.А. Международные отношения в конце ХIХ века. М.:Л., 1960. С.380–383; История дипломатии.

Т.2. М., 1963. С.305–328.

Нарочницкий А.Л. Колониальная политика капиталистических держав на Дальнем Востоке. 1860–1895. М., 1956. С.643 и далее.

Игнатьев А.В., Мелихов Г.В. Дальний Восток в планах и политике России. Происхождение русско-японской войны // История внешней политики России. Конец ХIХ – начало ХХ вв. М., 1997. С.134–140.

Malozemoff A. Russian Far Eastern Policy 1881–1904. With Special Emphasis on the Causes of the Russo-Japanese War. Berkeley, 1958. P.69–84; Lensen G.A. Balance of Intrigue:

International Rivalry in Korea & Manchuria, 1884–1899. University Presses of Florida, 1982.

Vol.II. P.477–513.

Schulman I.J. China’s Response to Imperialism, 1895–1900. Ph.D. dissertation. Columbia University, 1967.

Основной причиной, подтолкнувшей две империи к союзному договору, стал корейский вопрос, оживившийся во второй половине 1880-х гг.7 На королевство, находившееся в вассальной зависимости от Китая, ещё с 1870-х гг.

открыто претендовала Япония. Это создавало напряжение на Дальнем Востоке. В начале 1890-х гг. и Россия и Китай стремились к сохранению status quo в регионе, так как были слабы и мечтали лишь о защите собственных рубежей.

Вскоре и у Петербурга на Тихом океане появились новые интересы. Транссибирская магистраль, окончательное решение о строительстве которой было принято на рубеже 1880–1890-х гг., вызвала к жизни целый ряд различных предположений относительно её будущей роли и значения для России. В частности, у нового (с августа 1892 г.) министра финансов С.Ю. Витте вызревал план экономического проникновения в Китай и закрепления за быстро растущей российской индустрией дальневосточных рынков. Сначала это были его личные амбициозные замыслы, до того времени, пока они стали определяющими во внешней политике России, прошло несколько лет.

Первоначально С.Ю. Витте не помышлял о дружбе с Китаем. Вместо этого он в начале 1893 г. поддержал записку «доктора тибетской медицины» П.А. Бадмаева и представил её императору Александру III8. В ней утверждалось, что цинская власть в Китае непрочна, что империю ждёт скорый распад под прессом народноосвободительного движения и что Россия должна этим воспользоваться. Пока речь шла о негласной поддержке правителей неханьских народов и о возможном строительстве ветки от Сибирской магистрали в центр Китая, для чего было необходимо согласие «шатающегося», по мнению П.А. Бадмаева, пекинского трона.

Однако всерьёз эту тему никто не разрабатывал, а предложения «доктора тибетской медицины» так и не стали политикой России: уж слишком непрофессионально и авантюристично они выглядели.

Помимо осторожной позиции официального Петербурга и амбиций молодого министра финансов, существовал и другой аспект интереса к Китаю, связанный с техническими вопросами строительства Сибирской железной дороги. Трассу за Байкалом следовало вести вдоль Амура, по горным хребтам, с прокладкой многочисленных длинных тонелей в горах, что требовало больших затрат. Планы её спрямления по территории китайской Маньчжурии возникли ещё во второй половине 1880-х гг. и принадлежали они вице-адмиралу Н.В. Копытову9. Однако вскоре обстановка на всём Дальнем Востоке значительно изменилась.

Подробнее см. главу 5 «Корейская политика России и отношения с Японией».

Записка Бадмаева Александру III о задачах русской политики на азиатском Востоке 13 (25) февраля 1893 г. // За кулисами царизма. Архив тибетского врача Бадмаева. Л., 1925. С.49–75.

Подробнее об этом см. главу 1 «Сибирская железная дорога и КВЖД».

Хрупкое спокойствие в регионе взорвала японо-китайская война 1894–1895 гг., вспыхнувшая из-за Кореи. Срединной империи, не способной противостоять в военном отношении Стране восходящего солнца, требовался стратегический союзник. В китайском руководстве существовало два течения. Одно из них было склонно искать союза с Англией. Другое, более многочисленное и влиятельное, пользовавшееся поддержкой императрицы Цыси, обратило свой взор в сторону России. Они не идеализировали Петербург и его политику. Уже сам факт сооружения Сибирской железной дороги до границы с Китаем вызывал там опасение, что Поднебесной империи «придётся расстаться с мирной жизнью на границе». На эти мысли китайских авторов наталкивало торопливое сооружение магистрали, не считаясь с затратами, и отсутствие реальных надежд на её скорую окупаемость. Кроме того, агрессивная политика России по отношению к Турции на протяжении всего ХIХ века давала повод для аналогий, что дорога станет для Петербурга средством мощной экспансии в Китай, и этот вывод был в принципе верен10.

Тем не менее, как выразился Ли Хунчжан, Россия являлась для Китая одновременно крупнейшим другом, заинтересованного в добрых отношениях на Дальнем Востоке, и крупнейшим врагом, который желал господствовать в империи Цинов11.

Ещё до начала военных действий, когда корейский вопрос только обрёл остроту, Пекин обратился за поддержкой к Англии, однако Лондон обусловил своё посредничество рядом гарантий в отношении Кореи12. Одновременно чжилийский генерал-губернатор Ли Хунчжан, который ведал корейской политикой более десяти лет, 8 июня 1894 г. вступил в переговоры в Тяньцзине сначала с К.И. Вебером, замещавшим российского посланника, а затем и с вернувшимся 20 июня из отпуска А.П. Кассини. Ли Хунчжан до такой степени стремился вовлечь Россию в корейскую проблему, что даже предложил Петербургу послать войска в Корею. Разумеется, столь «выгодное» предложение принято не было. Однако А.П. Кассини сразу же верно расценил ситуацию как агрессию Японии в Корее (его коллега М.А. Хитрово в Токио не сразу поверил в это) и проявил заинтересованность в предотвращении японо-китайской войны, пообещав поддержку13. В китайской историографии даже бытовала версия, что Ли Хунчжан и А.П. Кассини сразу договорились о совместной защите Кореи. Правда, никаких конкретных подтверждений этому не привоСибирская железная дорога с китайской точки зрения // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Вып. LV. СПб., 1894. С.113–115.

Memoirs of the viceroy Li Hung Chang. L., 1913. P.123; Schulman I.J. Op. cit.

Р.137–140.

История дипломатии. Т.2. М., 1963. С.305.

Пак Б.Б. Российская дипломатия и Корея. Кн.2: 1888–1897. М., 2004. С.73–76.

дилось. Более достоверно позицию России выразил Дж. Лензен: Петербург был против посылки китайских войск в Корею, но с удовольствием согласился бы посредничать между Пекином и Токио в корейском вопросе15. Возможно, что посланник пошёл в своих обещаниях несколько далее, чем следовало бы.

А.П. Кассини вообще не сочувствовал политике российского МИДа на Востоке, считая её слишком уступчивой и слабой, и преклонялся перед методами Великобритании: ставить всех перед свершившимися фактами16. «Умный, хитрый и вкрадчивый», хлебосольный, любивший роскошные приёмы, «блеск и треск»17, А.П. Кассини попал в пекинское дипломатическое захолустье, соблазнившись высоким (45 тыс. руб. в год) жалованьем, чтобы расплатиться с накопившимися долгами. Ему было необходимо добиться громкого успеха, что послужило бы трамплином для дальнейшей карьеры18.

Осторожные действия России в Токио и Пекине не принесли успеха, и японо-китайский кризис перерос в войну19. Китай сразу же потерпел ряд поражений, поэтому, несмотря на безрезультатность летних переговоров между Ли Хунчжаном и А.П. Кассини, их контакты продолжились. Ещё в конце сентября императрица Цыси отправила к генерал-губернатору Вень Тунхо, лидеру «партии войны», распоряжение подготовить проект союза с Россией20.

22 октября 1894 г. российский посланник убеждал Ли Хунчжана в необходимости для Китая заключить мир с Японией, на что тот как будто соглашался.

Уже на следующий день, 23 октября 1894 г. князь Гун, возглавивший цзунли-ямынь21, собрал в Пекине дипломатических представителей европейских Фань Вэньлань. Новая история Китая. Т.1. М., 1955. С.368, 394–396.

Lensen G.A. Op. cit. Vol.1. P.142–143. Впрочем, в посредничестве Петербург не собирался заходить слишком далеко, так, чтобы испортить отношения с Токио (Пак Б.Б.

Указ. соч. С.87–88).

Ламздорф В.Н. Дневник 1894–1896. М., 1991. С.45–46. Записи 2 и 3 марта 1894 г.

Коростовец И.Я. Воспоминания // АВПРИ. Ф.340. Оп.839. Д.3. Л.56.

Соловьёв Ю.Я. Воспоминания дипломата 1893–1922. М., 1959. С.51–52; Ламздорф В.Н. Указ. соч. С.303.

24 июля 1894 г. А.П. Кассини получил указание вступить в соглашение с представителями других стран в Пекине, чтобы посоветовать китайскому руководству не требовать немедленного вывода японских войск из Кореи (Пак Б.Б. Указ. соч. С.84–85).

Посредничество Петербурга не удалось в первую очередь потому, что в Токио решили воевать, если их ультиматум Китаю немедленно и во всём не будет выполнен (Табохаси Киёси. Дипломатическая история японо-китайской войны (1894–1895 гг.). М., 1956.

С.210–221).

Schulman I.J. Op. cit. Р.22.

Цзун-ли-ямынь – управление по иностранным делам, учреждённое указом китайского императора 19 января 1861 г., которому было поручено заведовать внешними сношениями Поднебесной. Управление представляло собой коллегию (до 11 человек) из сановников, каждый из них назначался богдыханом. Цзун-ли-ямынь походил на росНе отстать от держав…»

стран, сообщив им, что Китай хочет завершения войны с Японией, для этого он готов признать независимость Кореи и уплатить значительную контрибуцию22. Сам А.П. Кассини был уже настроен пессимистично, рисовал положение дел в Китае в самых мрачных красках, предрекая свержение династии Цинов и распад империи, и выступил против посреднической роли Петербурга (считая, что невмешательство свидетельствовало о бескорыстии России)23.

Ещё меньше интереса к китайским просьбам проявилось в Петербурге.

Большинство российского руководства полагало в тот момент, что «естественным» союзником России является Япония – именно в её портах зимовала тихоокеанская эскадра. С Китаем же имелось немало трений, поэтому казалось, что чем несговорчивый сосед был слабее, тем это лучше, поэтому поддерживать в войне следовало Токио24. С.Ю. Витте ещё не сформулировал своё представление о том, какой должна быть политика России в Китае, и не проводил связи между активной экономической экспансией на Дальнем Востоке и участием России в завершении японо-китайской войны. На Особом совещании 9 (21) августа 1894 г. министр финансов подчеркнул, что его беспокоила не столько японо-китайская война, сколько вероятное вмешательство в события Лондона, «а потому нам следовало бы приготовиться дать отпор Англии в случае проявления её частолюбивых замыслов»25. Ещё откровеннее он писал в конце сентября–октябре 1894 г. князю В.П. Мещерскому, с которым поддерживал доверительные отношения: «покуда нам нечего делать в корейско-китайском вопросе. Я думаю, что теперь мы не должны вмешиваться в это дело, покуда не вмешается Англия. А если она вмешается, то мы должны сделать диверсию не в Амурском крае и Тихом океане, а в Средней Азии. Если же Англия в эту войну не вмешается, то пусть японцы и китайцы себе деруться и мирятся. Наше время придет после, тогда когда ж[елезная] дорога дойдет из Петербурга до Владивостока»26. Даже в конце 1894 г., когда во Владивостоке специальная комиссия Министерства финансов решала, как воспользоваться ослаблением Китая в ходе неудачной для него войны, предложения не шли далее частных вопросов: беспошлинная сийское Особое совещание, но в отличие от него действовал постоянно. Он был реорганизован в Вай-ву-бу (Министерство иностранных дел) 24 июля 1901 г. (Бруннерт И.С., Гагельстром В.В. Современная политическая организация Китая. Пекин, 1910.

С.89–90).

А.П. Кассини – в МИД 28 октября (9 ноября) 1894 г. (копия) // ОПИ ГИМ. Ф.444.

Оп.1. Д.90. Л.140–142; Фань Вэньлань. Указ. соч. С.396.

Ламздорф В.Н. Указ. соч. С.140, 156–157.

Симанский П.Н. События на Дальнем Востоке, предшествовавшие русско-японской войне (1891–1903 гг.). Ч.1. Борьба России с Японией в Корее. СПб., 1910. С.33.

Журнал Особого совещания 9 августа 1894 г. // Красный архив. 1932. №3 (52). С.65.

РГИА. Ф.1622. Оп.1. Д.1018. Л.195 об. – 196 об.

торговля в 50-вёрстной зоне будущей Сибирской железной дороги, специальные тарифы на часть китайского экспорта в Приморье, открытие русского банка в Ханькоу и некоторые другие27.

В начале 1895 г. Пекин перешёл к более энергичным действиям, уже стремясь втянуть Россию в войну с Японией. Ради этого предлагалось уступить ей Синьцзян, разрешить судоходство по реке Сунгари и предоставить торговые права в Шаньси и Ханькоу28. Автор плана – генерал-губернатор Нанкина Чжан Чжидун – полагал, что Китаю необходим союзник из числа великих держав и что лучше сразу посулить Петербургу несколько «магометанских городов» за поддержку против Японии, чем отдать их уже без всякой пользы после капитуляции29. Позиция Чжан Чжидуна тем более симптоматична, что незадолго до этого он выступал за союз с Англией и был противником Ли Хунчжана30.

Вообще список сторонников прекращения войны к началу 1895 г. значительно удилинился31. Наконец Пекин решился: 13 (25) февраля 1895 г. товарищ министра иностранных дел Н.П. Шишкин известил Николая II, что китайский посланник официально попросил Россию помочь его стране в переговорах с Японией32.

К этому времени российские официальные лица встрепенулись, так как разгром Срединной империи стал уже совершенно очевиден. Пессимизм А.П. Кассини сменился размышлениями о том, что для ликвидации последствий войны Китаю потребуется заём в 300–400 млн. лан и что этим можно будет воспользоваться для получения ряда уступок, в том числе концессии на железную дорогу в Маньчжурии33. Кажется, посланник впервые написал об этом в Петербург в начале 1895 г. Мне не удалось обнаружить никаких официальных инструкций из российского МИДа, которые предписывали бы дипломату ставить вопрос о железной дороге. Остаётся предположить, что идея трассы в Маньчжурии как уступки Китая за будущую помощь РосНарочницкий А.Л. Указ. соч. С.669. Тем не менее, среди строителей Сибирской магистрали уже в это время крепла уверенность, что «вопрос о постройке Круглобайкальского и Амурского участков откладывается на очень дальний срок» (РГИА. Ф.265.

Оп.2. Д.622. Л.311), а П.А. Бадмаев распространял слухи, что часть дороги пройдёт по территории Китая (Там же. Л.358).

Ефимов Г.В. Указ. соч. С.24.

Мын-Ши-Тан-Ху-Кэ (Тайная история современного Китая. Токио, 1907). Перевод П.Ф. Александровича // СПб филиал Института востоковедения РАН. Архив востоковедов. Разряд I. Оп.1. №1. Л.255; Schulman I.J. Op. cit. Р.134–135.

Фань Вэньлань. Указ. соч. С.390.

Фань Вэньлань. Указ. соч. С.423; Lensen G.A. Op. cit. Vol.II. P.488.

АВПРИ. Ф.143. Оп.491. Д.3053. Л.47–48.

А.П. Кассини – в МИД 8 (20) января 1895 г. // АВПРИ. Ф.143. Оп.491. Д.113.

Л.9–14.

сии являлась его собственной комбинацией. Возможно, что главной целью он ставил получение незамерзающего порта, о чём давно, ещё с 1880-х гг., мечтали моряки, но несомненно, что русский дипломат соврешенно не помышлял об экономической экспансии. Интересно, что в Поднебесной считали, что планы строительства железной дороги в Китае появились у России именно в начале 1895 г. Действительно, в феврале 1895 г. посланник вновь вступил в переговоры с Ли, однако пока был осторожен и ничего конкретного не обещал. Своему собеседнику, находившемуся почти в отчаянном положении, он ответил, что Россия готова вмешаться лишь в случае, если война затронет её существенные интересы34. Китайский историк Лян Цичао, упоминая встречу Ли Хунчжана и А.П. Кассини перед отъездом вице-короля в Симоносеки* для заключения мира, сообщил, что дипломат обещал содействие России в сохранении территориальной целостности Китая. Взамен он якобы хотел заключить соглашение о военном сотрудничестве и получить концессию на железную дорогу и её военную охрану, но не до Владивостока, а на Ляодунский полуостров35. В результате этих переговоров Ли Хунчжан «частным образом условился с Кассини». Соглашение сорвалось из-за протеста «общественного мнения» и отказа императора36. Тем не менее, в будущем эта договорённость имела последствия37.

Добиваясь более активного вмешательства России, Пекин направил в Петербург специальное чрезвычайное посольство. Оно получило аудиенцию у Николая II 6 (18) февраля 1895 г., вообще китайцы принимались в России «с поспешной услужливостью», по выражению В.Н. Ламздорфа. Уже тогда товарищ министра иностранных дел отметил заметное расхождение дипломатов и «недипломатических» сторонников союза с Поднебесной. Последним симпатизировал царь, выражавший сочувствие Китаю и соглашавшийся с доводом Пекина, что если Япония наберёт в Азии слишком большую силу, то это не должно оставить Россию безразличной38.

Нарочницкий А.Л. Указ. соч. С.683–684.

* Правильнее было бы писать – Шимоносеки.

Лян Цичао. Лихунчжан или политическая история Китая за последние 40 лет. СПб., 1905.

С.190, 193–194. Лян Цичао – близкий друг лидера китайских реформаторов Кан Ювея, вместе с ним избежавший казни в сентябре 1898 г. и вынужденный покинуть Китай. Надо полагать, что он был хорошо информирован о политических событиях в Поднебесной.

Мын-Ши-Тан-Ху-Кэ… Л.256.

Осведомлённый современник И.Я. Коростовец полагал: «почва для московского соглашения была подготовлена так называемой конвенцией графа Кассини, который обсудил и наметил с канцлером Ли Хунчжаном главные пункты будущего соглашения» (Коростовец И.Я. Россия на Дальнем Востоке (продолжение книги) // АВПРИ.

Ф.340. Оп.839. Д.7. Л.12).

Ламздорф В.Н. Указ. соч. С.143–144. Запись 6 (18) февраля 1895 г.

Синхронно с А.П. Кассини и без согласования с другими ведомствами российское Министерство финансов приступило к разработке плана железной дороги в Маньчжурии, но всего лишь от Цурухайтуя до Благовещенска («северный» вариант будущего проекта КВЖД). В феврале 1895 г. С.Ю. Витте представил об этом записку Николаю II39. Видимо, у министра финансов к этому времени сложилось более внятное представление о дальневосточной политике. Он уже начал зондировать почву в Китае, обратившись за помощью в этом к известному тяньцинскому купцу А.Д. Старцеву. Купец передал С.Ю. Витте мнение «китайских мандаринов»: «лучше отодвинуть русскую границу [на] тысячу вёрст и иметь старого соседа, чем пустить на материк японцев». Сам А.Д. Старцев полагал, что содействие России заключению японо-китайского мира «даёт нам полное право проведения дороги Маньчжурией направление Никольск–Нингута–Цицикар–Цурухайтуй» и что надо действовать («настоящий момент считает очень удачным. Деньгах страшно нуждаются»). Последнее обстоятельство говорит о том, что торговец предполагал увязать заём Китаю и строительство дороги40. С.Ю. Витте, кажется, разделял такой подход.

Резкий поворот в намерениях Петербурга произошёл чуть позже, весной 1895 г. и был связан с условиями Симоносекского мира. 17 апреля 1895 г. в японском городе Симоносеки было подписано мирное соглашение Китая и Японии, положившее конец войне 1894–1895 гг. Потерпевший поражение Пекин отдавал Токио остров Формозу (Тайвань), острова Пенхуледао, Ляодунский полуостров, признавал полную независимость Кореи и обязался уплатить контрибуцию в 200 млн. лан41. Россию особенно встревожила уступка Ляодунского полуострова Японии42. Ко времени Особого совещания 30 марта Второй черновик письма А.Б. Лобанова-Ростовского А.П. Кассини 7 (19) декабря 1895 г. // АВПРИ. Ф.143. Оп.491. Д.1099. Л.31–32; Симанский П.Н. События на Дальнем Востоке, предшествовавшие русско-японской войне (1891–1903 гг.). Ч.1. Борьба России с Японией в Корее. СПб., 1910. С.71; Романов Б.А. Россия в Маньчжурии (1892–1906). Очерки по истории внешней политики самодержавия в эпоху империализма. Л., 1928. С.83.

Макеев – С.Ю. Витте 25 мая (6 июня) 1895 г. // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.18. Л.10.

Японо-китайский мирный договор 17 апреля 1895 г. // Гримм Э.Д. Сборник договоров и других документов по истории международных отношений на Дальнем Востоке (1842–1925). М., 1927. С.94–98; История дипломатии. Т.2. М., 1963.

С.314–318; Табохаси Киёси. Дипломатическая история японо-китайской войны (1894–1895 гг.). М., 1956 и др.

Б.Б. Пак полагает, что вопрос о Ляодунском полуострове был тесно связан для России с независимостью Кореи (Пак Б.Б. Указ. соч. С.115). В доказательство этого она приводит резолюцию Николая II на телеграммах К.И. Вебера 13 (25) и 16 (28) июня:

«Захват Кореи японцами ещё существеннее для нас, нежели занятие ими ЛиатонгНе отстать от держав…»

(11 апреля) 1895 г., когда стали известны требования Токио к Пекину43, назначенный незадолго до этого министром иностранных дел А.Б. ЛобановРостовский сформулировал цели России на Дальнем Востоке так: «приобретение нами незамерзающего порта на Тихом океане и присоединение к нам некоторой части Маньчжурии, необходимой для более удобного проведения Сибирской железной дороги»44. Главным врагом Петербурга на Востоке виделась Англия, а возможным союзником – Япония. Естественно, что поставленные цели предполагалось достичь за счёт Китая45. Однако на Особом совещании министр финансов решительно объявил основным противником России на Дальнем Востоке Страну восходящего солнца («враждебные действия Японии направлены главным образом против нас») и потребовал любой ценой не допустить её на континент, не останавливаясь даже перед тем, чтобы «начать враждебные действия против японского флота и бомбардировать японские порты». С.Ю. Витте, уверенный, что раздел Китая произойдёт «в недалёком будущем», был готов уступить стране Восходящего солнца Формозу, «в крайности» – юг Кореи, «но только не Маньчжурию»46. По-видимому, к этому времени у министра финансов в общих чертах созрела широкая геополитическая программа действий на Дальнем Востоке, рассчитанная на будущее доминирование России во всей Центральной Азии47.

Возвращаясь к Особому совещанию 30 марта (11 апреля), надо заметить, что большинство его участников (прежде всего, военные) не поддержало радикальные рецепты министра финансов, решив, что Россия должна категорически настаивать на отказе Японии «от занятия южной части Маньчжурии». Если же Токио не прислушается к «совету», то Петербург оставлял за собой «свободу действий», что на дипломатическом языке означало неприкрытую угрозу войны. Российское руководство было настроено весьма решительно, Приамурский военный округ провёл в состоянии мобилизации 21 день, из европейской части России во Владивосток отправили большое ского (Ляодунского – И.Л.) полуострова» (С.119). Я полагаю, что в основе протеста С.Ю. Витте находился всё-таки его собственный план экспансии на дальневосточные рынки, а интересы Кореи стояли на заднем плане. Царь же, не вполне понимавший суть дальневосточных дел, скорее всего, имел в виду, что в случае укрепления Японии в Корее России не удастся получить незамерзающий порт на корейском побережье.

Их сообщил японский посланник в Петербурге Т. Ниши 9 (21) февраля 1895 г. (Игнатьев А.В., Мелихов Г.В. Указ. соч. С.135).

Всеподданнейшая записка министра иностранных дел 25 марта (6 апреля) 1895 г. // Красный архив. 1932. №3 (52). С.75.

Подробнее об этом см.: Романов Б.А. Указ. соч. С.70–75.

Журнал Особого совещания 30 марта (11 апреля) 1895 г. // Красный архив. 1932. № (52). С.78–83.

Подробнее об этом см. главу 1 «Сибирская железная дорога и КВЖД».

количество военного снаряжения, которого, по утверждению приамурского генерал-губернатора С.М. Духовского, «при нормальном течении дел мы не получили бы в 5–10 лет»48. То, что Россия собиралась воевать, показывает телеграмма Николая II А.Б. Лобанову-Ростовскому: «большая гора свалилась у меня с плеч по получении Вашей телеграммы о том, что Япония отказывается от Лихотонгского (Ляодунского – И.Л.) полуострова. Сколько жизней и жертв спасено»49. Страна же восходящего солнца из потенциального союзника превратилась в главного противника России. Однако Николай II оказался не готов к столь резкой смене политики, поэтому он не утвердил журнал совещания, оставив его у себя. Тем не менее, сдвиг во взглядах произошёл. В первой половине апреля 1895 г. князь Э.Э. Ухтомский опубликовал в «Московских ведомостях» воинственную статью, в которой призывал руководствоваться правилом: Японии – «ни пяди земли, ни тени влияния на Азиатском материке». России, по его мнению, не следовало бояться вооруженного столкновения ни с ней, ни с Англией. На корректуре этой статьи осталась высочайшая оценка: «Хорошо»50.

Не исключено, что за поворотом в российской политике стоял не только С.Ю. Витте, но и заинтересованное в нём китайское руководство. Как подметил А.Л. Нарочницкий, Ли Хунчжан на переговорах в Симоносеки был подозрительно настойчив в борьбе по частным вопросам (добился сокращения контрибуции с 300 до 200 млн. лан, отклонил статьи об открытии Пекина для иностранной торговли и об оккупации Мукдена, настоял на сохранении лицина – внутренних пошлин), согласившись отдать Японии Ляодун (однако размер отчуждаемой территории ему всё-таки удалось уменьшить)51. Конечно, этому можно дать более простое объяснение: уступка Ляодуна являлась одной из основных статей, от которой Токио не отказался бы ни за что (также как, к примеру, от контрибуции). Но, возможно, что за действиями Ли Хунчжана стоял также и другой расчёт: поссорить Россию (может быть, и не только её) и Японию на вопросе о Ляодуне.

После того, как Петербург не только организовал коллективный демарш держав перед Японией, заставив Токио отказаться от Ляодуна, но и совместно с Францией предоставил заём Китаю для уплаты контрибуции в 230 млн.

С.М. Духовской – М.А. Хитрово 22 июня 1895 г. // ОР ИРЛИ. Ф.325. Оп.1. №363. Л.3.

Телеграмма Николая II А.Б. Лобанову-Ростовскому 23 апреля 1895 г. // ГАРФ. Ф.601.

Оп.1. Д.1017. Л.1. Ср. указание Н.Н. Обручева С.М. Духовскому, данное 3 мая 1895 г.:

несмотря на «благоприятный оборот» японо-китайских переговоров, «Приамурский округ должен продолжать свою мобилизацию и привести войска [в] полную готовность к возможным действиям» (ОПИ ГИМ. Ф.444. Оп.1. №117. Л.121).

РГИА. Ф.1072. Оп.2. Д.246.

Нарочницкий А.Л. Указ. соч. С.639.

лан (30 млн. добавились за возвращение полуострова)52, активность российской политики в Поднебесной значительно усилилась53. 1 (13) сентября 1895 г.

С.П. Тыртов просил морского министра Н.М. Чихачёва выговорить у Китая право пользоваться для нужд русской эскадры в Тихом океане тремя бухтами, в том числе Киао-Чао (Цзяочжоу)54. 6 (18) октября 1895 г. П.П. Тыртов переадресовал просьбу о Киао-Чао А.П. Кассини55. Посланник обратился в цзун-ли-ямынь и получил согласие. Однако С.П. Тыртов неожиданно дал отбой56, сообщив, что в Киао-Чао предполагается направить всего один корабль на несколько дней57.

Подробнее об организации займа см.: Коряков В.П. Политика Франции в Китае в конце ХIХ в. М., 1985. С.65–83. Однако автор изобразил участие в нём России как итог англо-русского соперничества и чуть ли не бескорыстную помощь Китаю (С.65). Скорее всего, англичане проиграли потому, что русско-французский консорциум мог не только предложить лучшие условия займа (невысокий процент), но и действовал весьма согласованно благодаря союзу двух стран в Европе. Лондону и Берлину было явно труднее договориться. Кроме того, из донесений А.П. Кассини из Пекина складывается впечатление, что английская дипломатия просто опоздала. По мнению российского посланника, его британский коллега Н. О’Конор совершал значительное количество ошибок: давал неверные оценки (он, к примеру, верил в успех китайского оружия в войне с Японией), инспирировал слишком много интриг, не обладая для этого хорошей и полной информацией (А.П. Кассини – в МИД 8 сентября 1895 г. // АВПРИ. Ф.143.

Оп.491. Д.113. Л.203–205). Кроме того, начальник китайских морских таможен Р. Харт также не сразу вмешался в вопрос о китайском займе, отдав, таким образом, инициативу России (А.П. Кассини – в МИД 28 мая 1895 г. // Там же. Л.168–170). Он начал противодействовать русско-французскому займу со значительной задержкой, лишь в июне 1895 г. (А.П. Кассини – в МИД 27 июня 1895 г. // Там же. Л.177–182). Н. О’Конор утверждал в Пекине, что за организацию займа Россия потребует себе Порт-Артур как базу для флота и железную дорогу к нему (А.П. Кассини – в МИД 25 октября 1895 г. // Там же. Л.224–228). Однако он просчитался.

Японцы даже заподозрили существование тайного русско-китайского соглашения, Согласно телеграммы, полученной из Шанхая, в Петербурге якобы было подписано тайное русско-китайское соглашение, по которому Китай уступает России часть Северной Маньчжурии за помощь в случае нападения японцев в Южной Маньчжурии (М. Муцу – Т. Ниши 19 апреля 1895 г. // Ниппон гайко буншо (Документы японской дипломатии, подготовленные японским министерством иностранных дел). Т.28. Ч.1.

Токио, 1953. С.762). Однако посланник в Петербурге Т. Ниши не смог подтвердить это предположение (Т. Ниши – М. Муцу 23 апреля 1895 г. // Ниппон гайко буншо… Т.28.

Ч.2. Токио, 1953. С.681).

Нарочницкий А.Л. Указ. соч. С.787.

Записка В.П. Череванского. Приложение II // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.322. Л.75; Нарочницкий А.Л. Указ. соч. С.788.

Так как напряжённость на Дальнем Востоке в связи с действиями Японии, затягивавшей эвакуацию Ляодунского полуострова, спала (Нарочницкий А.Л. Указ. соч. С.788).

А.П. Кассини – в МИД 20 ноября (2 декабря) 1895 г. // АВПРИ. Ф.143. Оп.491. Д.113.

Л.237–241.

Тем не менее, 7 (19) ноября китайский посланник известил министра иностранных дел А.Б. Лобанова-Ростовского, что Пекин предлагает для зимовки русской эскадры закрытый порт Чжуцу (южнее Вэйхайвэя), но с просьбой, чтобы при первой возможности была подыскана другая гавань58. Российское руководство явно присматривало для себя незамерзающую гавань в Китае.

В это же время А.П. Кассини вновь вернулся к железнодорожному вопросу и обратился в цзун-ли-ямынь 2 (14) октября с предложением продолжить Сибирскую железную дорогу до соединения с китайскими дорогами в Маньчжурии. Но ему ответили, что Китай предпочитает строить железные магистрали самостоятельно59. Несмотря на то, что данных об указаниях из Петербурга на эту тему у меня нет, косвенно действия А.П. Кассини подтверждаются донесениями самого дипломата: осенью 1895 г. Ли Хунчжан явно в продолжение уже бывших разговоров рассуждал о выгоде соединения Сибирской железной дороги с китайскими60.

Кажется, к тому моменту Петербург, наконец, твёрдо решил, что будет добиваться сооружения русской железной дороги по китайской территории. Однако детального проекта ещё не было. Удивительно, но разные ведомства действовали в этом вопросе разрозненно и помимо МИДа. Приамурский генерал-губернатор С.М. Духовской на свой страх и риск, не поставив никого в известность, ещё в августе 1895 г. послал в Маньчжурию нескольких российских офицеров для обозрения маршрута будущей железной дороги. Китайцы, узнав о таком грубом нарушении правил ведения топографических работ на их территории, пожаловались А.П. Кассини, возник дипломатический скандал. Посланник находился в полном неведении, поэтому запросил Петербург «о преследуемых нами целях»61. Министерства финансов и путей сообщения с недоумением ответили на вопрос А.Б. Лобанова-Ростовского, что они не имеют к этим действиям никакого отношения62. Только Военное министерство признало, что это инициатива приамурского генерал-губернатора63. Кроме того, в Маньчжурии тайно уже раЛамздорф В.Н. Указ. соч. С.320. Запись 19 ноября 1895 г.

Lensen G.A. Op. cit. Vol.II. P.493.

А.П. Кассини – в МИД 8 (20) декабря 1895 г. // АВПРИ. Ф.143. Оп.491. Д.113.

Л.259–264. Эти сведения подтверждаются С.М. Духовским, который в июне 1895 г.

сообщал, что переговоры о русской железной дороге в Китае к тому моменту уже шли, правда, помимо него (С.М. Духовской – М.А. Хитрово 22 июня 1895 г. // ОР ИРЛИ.

Ф.325. Оп.1. №363. Л.5).

Телеграмма А.П. Кассини 27 сентября (9 октября) 1895 г. приведена в кн.: Ламздорф В.Н. Указ. соч. С.284.

С.Ю. Витте – А.Б. Лобанову-Ростовскому 7 (19) октября 1895 г. и М.И. Хилков – А.Б.

Лобанову-Ростовскому 18 (30) октября 1895 г. // АВПРИ. Ф.143. Оп.491. Д.1788. Л.10, 12–13.

Там же. Л.11.

ботали партии геодезистов Министерства путей сообщения под видом учёныхисследователей64. Лишь 23 октября (4 ноября) 1895 г. М.И. Хилков уведомил А.Б. Лобанова-Ростовского об отправке частным образом группы инженеров, чтобы провести изыскание возможных направлений железной дороги65. Разумеется, министр путей сообщения делал это с согласия Николая II, которое он получил 12 (24) мая 1895 г. Но для внешнеполитического ведомства эта акция явилась большим сюрпризом.

Все эти многочисленные и не согласованные между собой действия не могли не оставить у Пекина впечатления ведущегося большого наступления на Срединную империю, которое предпринимают Россия и Франция, требуя уступок себе в качестве платы за организацию займа. Разумеется, это пугало китайцев и служило толчком для ответных действий.

28 октября 1895 г. англоязычная газета «Shanghai Mercury» неожиданно опубликовала известие о якобы подписанном в Петербурге китайским посланником соглашении с Россией о строительстве через Маньчжурию железной дороги до Владивостока. В этот же день другая шанхайская газета «North China Daily News» добавила к этому, что Россия получила от Китая право на аренду Порт-Артура на 20 лет для зимней стоянки русского флота и сооружения к нему ветки от Сибирской магистрали. Источник сведений у обеих газет был один – корреспондент «Times» в Гонконге66. Известие сильно обеспокоило британскую прессу в метрополии и ведущие газеты (например, «Morning Post», October, 28) несколько дней обсуждали, насколько большие преимущества получит Россия перед Англией в случае завладения Порт-Артуром.

К этой дискуссии подключилась также печать в Германии, Франции и Японии.

Особо встревожились японцы. Т. Ниши сообщил в Токио о корреспонденции «Times» уже 26 октября67. В Петербурге узнать что-либо на эту тему ему не удалось68, в Пекине английский посланник Н. О’Конор ответил Т. Хаяши, что не верит газетным сообщениям69. Однако японский представитель в Пекине доложил, что китайские торговцы видели русских в Маньчжурии, из чего он сделал в общем справедливый вывод, что соглашения, скорее всего, ещё не было заключено, но готовилось70.

Н.И. Гродеков – в МИД 20 октября (1 ноября) 1895 г. // РГИА. Ф.1626. Оп.1. Д.157;

Романов Б.А. Указ. соч. С.84.

Ламздорф В.Н. Указ. соч. С.282.

66 Разумеется, А.П. Кассини тут же, 25 октября (6 ноября), сообщил эту телеграмму в Петербург (Симанский П.Н. Указ. соч. С.56).

Т. Ниши – К. Сайонджи 26 октября 1895 г. // Diplomatic Record Ofce, Ministry of Foreign Affairs of Japan. 1.9.2.5–1. Р.35–36.

Т. Ниши – К. Сайонджи 30 октября 1895 г. // Там же. Р.48.

Т. Хаяши – К. Сайонджи 2 ноября 1895 г. // Там же. Р.54.

Т. Хаяши – К. Сайонджи 6 ноября 1895 г. // Там же. Р.61.

Несмотря на правдоподобность газетной информации, подтверждения ей не нашлось. 29 октября «Times» сообщила, что по сведениям из высокопоставленного британского дипломатического источника, такого договора между Россией и Китаем не существовало. Одновременно информационное агенство Reuter также заявило, что телеграмма его корреспондента из Гонконга 28 октября, на которую ссылалась английская пресса, была «абсолютно необоснована»71.

В Петербурге внимательно следили за развернувшейся газетной шумихой. Уже 13 (25) октября, как только появилось первое сообщение агенства Reuter со ссылкой на «Times» о русско-китайском договоре, оно сразу попало на стол В.Н. Ламздорфу. Руководство МИД (В.Н. Ламздорф и А.Б. ЛобановРостовский) решили воспретить его публикацию в России, чтобы вслед за этим не появились «неуместные разглагольствования». Министр также разослал российским послам в Берлине, Париже и Лондоне телеграммы, где объявил новость “Times” «вымышленной»72. А.Б. Лобанов-Ростовский и В.Н. Ламздорф подозревали, что информация происходила из Берлина, якобы желавшего захватить Вэй-хай-вэй. Вместе с тем, реакция российских дипломатов показала, что для них известие о якобы заключённом с Китаем соглашении оказалась совершенно неожиданным.

Кто же стоял за появлением этой странной информации? Содержание публикаций позволяет предположить, что она исходила из китайских источников, скорее всего, от противников сближения с Россией73. По-видимому, это были высокопоставленные сановники, имевшие возможность собрать достоверные сведения об обращениях и просьбах А.П. Кассини, а также о настроениях в цзун-ли-ямыне. Проанализировав их, они составили пресловутый договор.

Вряд ли авторы «соглашения» подозревали, что Россия ещё не сформулировала окончательно даже для себя цели в Китае. Разумеется, публикация носила упреждающий смысл: она адресовалась противникам Петербурга, прежде всего, Лондону, в надежде, что он сумеет умерить желания России.

Впрочем, не лишено оснований и подозрение, что за публикациями мог стоять сам Ли Хунчжан. Тому есть некоторые косвенные свидетельства. Так, 19 октября (1 ноября) 1895 г., уже после того, как в британской прессе прозвучали опровержения, Ли Хунчжан неожиданно сообщил А.П. Кассини, что Тем не менее, российскому послу в Лондоне также пришлось сделать публичное заявление о лживых слухах (Ламздорф В.Н. Указ. соч. С.282).

Там же. С.270–271. Запись 13 (25) октября 1895 г.

Впервые предположение, что сведения китайской прессы происходили «из недр цзун-ли-ямыня» высказал Б.А. Романов (Романов Б.А. Очерки дипломатической истории русско-японской войны 1895–1907. Изд. 2-е, испр. и доп. М.:Л., 1955. С.44), однако он имел в виду статью, появившуюся 30 октября 1896 г.

Англия и Япония настаивают, чтобы Порт-Артур не передавался в аренду другому государству. Подтверждения такого обращения до сих пор не обнаружено в английских или японских источниках, поэтому А.Л. Нарочницкий предположил, что Ли Хунчжан просто врал, провоцируя Россию на протест и – соответственно – раскрытие собственных замыслов. Однако А.Б. ЛобановРостовский 23 октября (4 ноября) ответил А.П. Кассини, что Россия не имеет «никаких особых видов на Ляодунский полуостров»74. Тем не менее, в конце октября Ли Хунчжан прямо спросил А.П. Кассини о намерениях Петербурга относительно полуострова и в ответ на уклончивые заверения посланника в неизменной дружбе сообщил ему, что Р. Солсбери предупредил китайского представителя в Лондоне о планах России превратить Порт-Артур в зимнюю базу для флота и соорудить железную дорогу к нему. А.П. Кассини, конечно, отверг все подозрения, заявив, что они являются блестящей ложью75. Вряд ли его слова выглядели убедительно: не далее как в начале октября 1895 г. посланник командировал в Порт-Артур крейсер для осмотра состояния крепости76. Это никак нельзя было объяснить простым любопытством.

Тем временем в Петербурге ещё активно продолжалось обсуждение того, что следует требовать от Китая. Министерство финансов сосредоточившись на железнодорожном вопросе, к концу 1895 г. решило добиваться южного направления трассы (от Читы до Владивостока)77. 3 (15) октября С.Ю. Витте изложил эту идею императору, отвергнув бадмаевские планы сооружения дороги в центр Китая78. 30 октября (12 ноября) 1895 г. министр финансов представил Николаю II уже обоснованный всеподданнейший доклад с планом железной дороги по Маньчжурии до Владивостока (1500–2000 вёрст). А.Б. ЛобановРостовский же считал подобную дорогу опасной: она, по его мнению, могла Нарочницкий А.Л.Указ. соч. С.782–783.

А.П. Кассини – в МИД 25 октября (6 ноября) 1895 г. // АВПРИ. Ф.143. Оп.491. Д.113.

Л.224–228.

А.П. Кассини – в МИД 9 (21) октября 1895 г. // Там же. Л.217.

Второй черновик письма А.Б. Лобанова-Ростовского А.П. Кассини 7 (19) декабря 1895 г. // Там же. Д.1099. Л.31–32. Ещё в сентябре 1895 г., отправляя в Китай Д.Д. Покотилова агентом Министерства финансов, С.Ю. Витте предупредил его о возможном участии «в исходатайствовании концессии на постройку железной дороги через Маньчжурию» (Д.Д. Покотилов – С.Ю. Витте 10 (22) февраля 1896 г. // РГИА. Ф.560. Оп.28.

Д.10. Л.35–36).

ГАРФ. Ф.601. Оп.1. Д.688. С.Ю. Витте также ссылался на невозможность осуществления бадмаевских прожектов из-за восстания дунган, вспыхнувшего в Западном Китае в феврале–марте 1895 г. и охватившего к лету несколько округов. Причиной волнений стало недовольство местного населения тем, что китайские власти вмешивались в дела самоуправления (Дунганское восстание 1895 года // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Вып. XLVII. СПб., 1896. С.158–164).

поколебать прочность Китая, стимулировать активность других держав там, особенно Англии, и без того желавшей доминировать на Жёлтом море. Поэтому внешнеполитическое ведомство России склонялось к её северному варианту – до Благовещенска79. Идея союза с Китаем тогда никем не обсуждалась. Наоборот, в бумагах Министерства финансов с материалами, касающихся будущей КВЖД, соседствует проект секретного соглашения с Китаем, в котором речь идёт исключительно об уплате процентов по займу с использованием таможенных доходов80. Именно такой договор предполагалось увязать с концессией на железную дорогу. То есть, приоритетной выглядела пара «заём–дорога», а не «союз–дорога».

Инициатива С.Ю. Витте совпала по времени с активными действиями Франции, которая также вознамерилась соорудить магистраль на юге Китая.

Николай II, прочитав сообщение об этом А.П. Кассини, заключил: «Я думаю, что теперь именно время на переговоры с Китаем для получения концессии на постройку через Маньчжурию жел[езной] дор[оги] из Забайкалья прямо во Владивосток»81. С этого момента вопрос о русской трассе в Маньчжурии стал наконец частью официальной политики Петербурга.

18 (30) ноября 1895 г. министр иностранных дел, получив указание царя обсудить этот вопрос с министром финансов, поддержал идею С.Ю. Витте о необходимости скорейших переговоров с Китаем с целью получения концессии «частной компанией» для строительства и эксплуатации железной дороги от Читы до Владивостока на 80 лет, которая не увязывалась с соглашением о союзе. 21 ноября (3 декабря) Николай II утвердил доклад министра82.

Уже на следующий день, 22 ноября (4 декабря), МИД отправил А.П. Кассини телеграмму с поручением немедленно вступить в переговоры с китайскими официальными лицами по поводу концессии83. По-видимому, в эти дни Всеподданнейший доклад С.Ю. Витте 30 октября (12 ноября) 1895 г. (копия) // ОПИ ГИМ. Ф.444. Оп.1. Д.91. Л.103–106. А.П. Кассини поддержал в этом вопросе министра финансов, полагая недопустимым строительство трассы Сретенск–Благовещенск с отчуждением отрезаемой дорогой части китайской территории. На депеше посланника сохранилась царская помета: «Верно» (А.П. Кассини – в МИД 16 (28) декабря 1895 г. // АВПРИ. Ф.143. Оп.491. Д.113. Л.265–268).

РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.18. Л.3–5.

Ламздорф В.Н. Указ. соч. С.315. Запись 15 (27) ноября 1895 г.

АВПРИ. Ф.143. Оп.491. Д.3053. Л.148–149. Текст записки – Ламздорф В.Н. Указ. соч.

С.327–328.

Об этой телеграмме А.П. Кассини упомянул в донесении 8 (20) декабря 1895 г. // АВПРИ. Ф.143. Оп.491. Д.113. Л.259–264). О поручении посланнику Министерство финансов сообщило Д.Д. Покотилову 22 ноября (4 декабря) 1895 г. (РГИА. Ф.560.

Оп.28. Д.13. Л.20), который предлагал свои услуги: выступить перед китайским правительством с ходатайством от лица частного синдиката (Д.Д. Покотилов – С.Ю. Витте 19 ноября (1 декабря) 1895 г. // Там же. Л.18).

С.Ю. Витте подготовил и инструкцию посланнику для ведения переговоров.

В ней также нашло отражение основное содержание будущего соглашения о сооружении КВЖД (строительство железной дороги должно быть представлено русской «частной» компании, «помощь» ей Министерства финансов, участие Китая в прибылях)84. Однако в черновике документа министр обозначил цель как железную дорогу от Читы–Нерчинска не до Владивостока, а до побережья Тихого океана. То, что у С.Ю. Витте, вероятно, существовали подобные замыслы, находит подтверждение в донесениях поверенного в делах Англии в Петербурге, который от русских инженеров, проводивших изыскания в Маньчжурии, узнал, что Россия планировала строить железную дорогу от Сретенска до Цицикара, а оттуда предполагалось вести трассу по трём направлениям: до Порт-Артура, до Пекина и на Владивосток85.

Однако через два дня, 24 ноября (6 декабря), МИД приказал А.П. Кассини приостановить переговоры для уточнения намерений русской стороны. Эти исправленные условия в виде проекта концессии на сооружение железной дороги «в пределах Китая по направлению от Читы к Владивостоку» были представлены С.Ю. Витте Николаю II 27 ноября (9 декабря) 1895 г. Скорее всего, что на формулировке о трассе «до моря» министр финансов решил не настаивать из-за осторожной позиции МИДа.

С.Ю. Витте также получил согласие царя на использование взяток китайским сановникам как одно из главных средств достигнуть результата86.

И тут же – 29 ноября (11 декабря) 1895 г. – Комитет Сибирской железной дороги утвердил устав Русско-Китайского банка, призванного сыграть главную роль в освоении железнодорожной концессии87.

Черновик меморандума С.Ю. Витте для А.П. Кассини, б/д. // РГИА. Ф.323. Оп.1.

Д.425. Л.53–64.

Поверенный в делах в Петербурге У. Гошен – Р. Солсбери 27 февраля 1896 г. // PRO FO. 65/1514. Р.103–104. 12 марта 1896 г. он уточнил эти сведения. Главной линией предполагалось сделать трассу от Цицикара до Далянваня, второстепенной – до Владивостока, причём С.Ю. Витте якобы был против последней ветки (письмо 12 марта 1896 г. // PRO FO. 65/1514. Р.155–156). Эти сведения англичанам косвенно подтвердил сам Николай II. В конце сентября 1896 г. во время визита в Англию царь встречался в Шотландии в замке Бальмораль с премьером Р. Солсбери и заявил, что Россия «пытается провести свою железную дорогу через Маньчжурию, но не имеет пока определённого плана относительно пункта, где она выйдет к морю» (Пономарёв В.Н. Свидание в Бальморале и русско-английские отношения 90-х годов XIX века // Исторические записки. Т.99. М., 1975. С.349).

Всеподданнейший доклад С.Ю. Витте 27 ноября (9 декабря) 1895 г. // РГИА. Ф.560.

Оп.22. Д.196. Л.1–3; С.Ю. Витте – А.Б. Лобанову-Ростовскому 28 ноября (10 декабря) 1895 г. // АВПРИ. Ф.143. Оп.491. Д.1099. Л.10; Романов Б.А. Лихунчангский фонд // Борьба классов. 1924. №1–2. С.77–126.

Подробнее см. главу 3 «Русско-Китайский банк в 1895–1904 гг.»

Посланник получил проект русско-китайского соглашения и меморандум к нему, составленные в Министерстве финансов, вероятно, уже в феврале 1896 г.88 Речь шла о предоставлении концессии на строительство железной дороги в Маньчжурии частному обществу для реализации её за 6 лет, выделение для этого специальной полосы отчуждения, обязанность китайских властей охранять дорогу от разбойников. Точная трасса в соглашении не оговаривалась, предполагалось, что основные пункты будут установлены по соглашению китайского и русского правительств. За обществом признавалось преимущественное право сооружения веток вглубь Китая от основной трассы, если китайское правительство решит делать это. Пекин получал право выкупа дороги через 80 лет при выплате нарицательной стоимости акционерного (согласно доходности акций за последние 5 лет перед выкупом) и облигационного капитала, а также особых сумм, направленных на погашение акционерного капитала.

С.Ю. Витте, составивший это условие для успокоения китайцев, был уверен, что у них не найдётся достаточно средств для осуществления этой операции89.

В меморандуме, сопровождавшем проект, который также подготовили в Министерстве финансов90, содержалась в основном аргументация для ведения переговоров в Пекине: как нужна эта дорога самому Китаю в интересах защиты от возможного нападения Японии и как трудно Поднебесной империи будет строить её самостоятельно. Существенным моментом явилось упоминание Владивостока как конечного пункта железной дороги. Текста союзного договора к эти документам не прилагалось. Возможно, ранг посланника, который имел А.П. Кассини, выглядел слишком низким для переговоров о столь важном документе, как это предположил Г.В. Ефимов?91 Но более вероятен другой ответ: союзное соглашение России просто не было нужно. Только Пекин рассматривал его в жёсткой увязке с уступками, в том числе и железной дорогой в Маньчжурии. Петербург же стремился сосредоточиться на том, что он хотел бы получить за своё содействие Китаю.

Получив распоряжение и проект соглашения о дороге, А.П. Кассини в конце февраля 1896 г. начал зондаж почвы в Пекине92. Одновременно, по-видимому, Они были отправлены не обычной дипломатической почтой, а с тайным агентом МФ и МИД Г.Г. Гинцбургом (шифрованная записка к письму Д.Д. Покотилову 17 (29) декабря 1895 г. // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.13. Л.33).

Проект концессии на постройку и эксплуатацию в Северо-Восточном Китае железной дороги от одного из пунктов на западной границе Хейлуцнузянской провинции до одного из пунктов на восточной границе Гиринской провинции, б/д. [не ранее ноября (9 декабря) 1895 г.] // АВПРИ. Ф.143. Оп.491. Д.1099. Л.11–20.

Там же. Л.21–30.

Ефимов Г.В. Указ. соч. С.30.

Д.Д. Покотилов – П.М. Романову 20 марта (1 апреля) 1896 г. // РГИА. Ф.560. Оп.28.

Д.18. Л.39.