«Лукоянов И. В. Не отстать от держав. Россия на Дальнем Востоке в конце XIX – начале XX вв. – СПб. : Нестор-История, 2008. — 668 с. ISBN 978-59818-7267-9 В книге исследуется внешняя политика России на Дальнем Востоке на ...»

Косвенно в пользу версии Т. Хаяши свидетельствует записка В.П. Мещерского, подготовленная для Николая II. Черновик её не имеет даты, но в ней князь ещё до падения Порт-Артура заявил о необходимости изменить отношение к Японии: пока не поздно, царю самому следует выступить с инициативой прекращения войны, ссылаясь на решения Гаагской конференции. В случае отказа В.П. Мещерский предрекал небывалые потоки русской крови, финансовое разорение империи, сдачу Порт-Артура и поражение русского флота, что, естественно, резко ухудшало позиции России26. Показательно, что князь Т. Хаяши – Ю. Комуре 26 июля 1904 г. // Diplomatic Record Ofce, Ministry of Foreign Affairs of Japan. 2.2.1.3–3. P.49–50. В столицу Бельгии С.Ю. Витте мог совершить поездку, не вызывая никаких подозрений: вторым секретарём российской миссии там служил его зять К.В. Нарышкин.

Ю. Комура – Т. Хаяши 8 августа 1904 г. // Ниппон гайко буншо (Документы японской дипломатии, подготовленные японским министерством иностранных дел). Т.37–38.

Приложение «Русско-японская война». Ч.5. Токио, 1960. С.117–118.

Позднее, в сентябре 1904 г. Т. Хаяши говорил англичанам: «Мы не можем предложить России мир, мы, которые являемся неоспоримыми победителями» (цит. по:

Гальперин А.Л. Указ. соч. С.178).

Версию Т. Хаяши подтверждает Э. Диллон, английский журналист, корреспондент «Daily Telegraph», близкий С.Ю. Витте, позднее сыгравший роль посредника в их контактах (Dillon E.J. The Eclipse of Russia. N.Y., 1918. P.296).

Мещерский В.П. Записка о необходимости мира с Японией. [Не ранее сентября г.] // Исторический архив. 2005. №6. С.41–43.

писал не просто о мире, но о необходимости «самого полного и оборонительного и наступательного союза с Японией». Сходство идей указывает, что за инициативой князя, далёкого от дальневосточных дел, явно скрывалась фигура С.Ю. Витте, не раз таким образом действовавшего через В.П. Мещерского.

Но записка последствий не имела.

Несмотря на неудачу, С.Ю. Витте и далее искал возможности стать миротворцем. Свидетельством этого является, в частности, его переписка с А.Н. Куропаткиным. 20 января 1905 г. он спрашивал командующего: «Какие Вы полагаете возможным достигнуть мирные условия? Наконец, не благоразумнее ли нынче же подумать о мире и искупить свои грехи?» Совет генерала требовался сановнику, так как будущему графу доводилось играть «во всей этой сумятице» «некоторую роль, а может быть, в ту или иную минуту придётся дать решительный совет»27. Всё это сопровождалось слухами о недовольстве в России царским указом 12 декабря 1904 г., так и не провозгласившем создание народного представительства, и о скором возвращении С.Ю. Витте к власти. Примерно в это время В.Н. Ламздорф впервые заговорил на всеподданнейших докладах о мире (25 января – «Необходимость мира. Совещание у Сольского»; 1 февраля – «Необходимость мира»)28. Британские дипломаты исправно сообщали петербургские настроения и слухи своим японским союзникам29. До японцев даже дошли сведения о возможных условиях мира со стороны России (т.е., С.Ю. Витте): Корея сохраняет независимость, Маньчжурия и Ляодун возвращаются Китаю30.

Николай II ни во второй половине 1904 г., ни в начале 1905 г. не выражал склонности к миру. Он помнил предсказание А.Н. Куропаткина о тяжёлой, долгой, но победоносной войне, сделанное военным министром ещё в начале 1900 г. Также некоторое влияние на него сохранили безобразовцы, уверенные в конечном торжестве русского оружия. Весной 1904 г. А.М. Абаза составил для Николая II согласно его указаниям программу действий России–победителя.

Она предусматривала присоединение всей Кореи и Маньчжурии к России.

Чтобы смягчить недовольство иностранцев на Дальнем Востоке, царь намеревался ввести порто-франко во всём наместничестве сроком на 25 лет. Программа эта разрабатывалась втайне, с её содержанием ознакомились, кроме Николая II и А.М. Абазы, лишь К.И. Вогак и Е.И. Алексеев31. Царь усмехался:

С.Ю. Витте – А.Н. Куропаткину 20 января 1905 г. // Красный архив. 1926. №6 (19). С.76.

Конспекты всеподданнейших докладов В.Н. Ламздорфа // ГАРФ. Ф.568. Оп.1. Д.66. Л.5.

К. Иноуе – Ю. Комуре 26 декабря 1904 г. // Diplomatic Record Ofce, Ministry of Foreign Affairs of Japan. 2.2.1.3–3. Р.84–86.

И. Мотоно – Ю. Комуре 22 января 1905 г. // Ibid. Р.114–116.

В октябре 1904 г. А.М. Абаза представил на заключение Е.И. Алексеева два вопроса:

о восстановлении порто-франко на Дальнем Востоке и о присоединении Маньчжурии (то есть, программу уже несколько сократили). Ответ наместника, составленный по его «Если бы Ламздорф об этом знал, он умер бы от ужаса». По свидетельству А.М. Абазы, самодержца тревожило то, что в России уже звучало слово «революция», поэтому он искренне стремился предотвратить её победоносным окончанием войны. Если же Россия не выигрывала, то следовало ожидать «крупнейших последствий внутри страны», т.е. начала революции32.

Даже в июне 1905 г. они не сомневались в победе России, продолжая готовиться к присоединению Маньчжурии и Кореи и к включению в сферу влияния Петербурга Монголии, китайского Туркестана и даже Тибета33. Вряд ли стоит воспринимать эти мечтания слишком серьёзно, но они отражали существовавшие в некоторых кругах (преимущественно военных) убеждение, что войну можно было выиграть и оказывали влияние на позицию Николая II.

Наступление 1905 г. ознаменовалось падением Порт-Артура и началом первой русской революции. Несмотря на хронологическую близость, нет оснований утверждать, что эти события прямо связаны между собой. Революция внесла некоторые коррективы в войну, но это случилось позже, несколько месяцев спустя34. Пока же именно сдача крепости вызвала более энергичный приступ к миру. Впервые настроение за прекращение войны отчётливо проявилось в России, но оно оказалось кратким и не привело к каким-либо результатам35.

поручению Г.А. Плансоном, оказался ещё умереннее: разделяя желание аннексировать Маньчжурию, он считал, что китайский нейтралитет в войне нужно сохранять, не провоцируя вступление Пекина в войну. И только когда Япония будет побеждена, «тогда настанет время решения маньчж[урского] вопроса» (Дневник Г.А. Плансона // ГАРФ.

Ф.818. Оп.1. Д.212. Л.12–13 об.; Е.И. Алексеев – А.М. Абазе 7 октября 1904 г. // Там же.

Д.84. Л.1–4).

А.М. Абаза – Е.И. Алексееву 21 июня 1904 г. // РГА ВМФ. Ф.32. Оп.1. Д.212. Л.34–39.

Это письмо носило настолько секретный характер, что было послано не обычным путём, а с доверенным лицом – известным журналистом «Нового времени», участником секретной экспедиции в Корею 1898 г. С.Н. Сыромятниковым.

Записка Особого комитета Дальнего Востока о грядущем исходе русско–японской войны и условиях мира // Там же. Д.301.

Японцы спонсировали революционное и освободительное движение в России, пытаясь использовать его для ослабления центральной власти. Об этом свидетельствует, в частности, деятельность полковника М. Акаши, который финансировал приобретение за границей оружия для русских революционеров и переправке его в Россию, в частности, на пароходе «Джон Графтон» (Rakka ryusui: colonel Akashi's report on his secret cooperation with the Russian revolutionary parties during the Russo-Japanese War. Helsinki, 1988. Р.47–52; Павлов Д.Б. Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море. М., 2004. С.230–262). Но усилия М. Акаши, хотя и способствовали развитию революции, тем не менее, своей цели – ослабления позиций России в войне – не достигли. Контакты японских разведчиков с противниками самодержавия прекратились сразу после заключения Портсмутского мира.

Esthus R. Op. cit. P.8. В частности, усиление антивоенных настроений в Москве, особенно в интеллигентских кругах отмечал английский посол в России Ч. Хардинг.

Гораздо большую активность проявили японцы. Трудно сказать, насколько серьёзны были намерения Токио. Ещё в ноябре 1904 г., до падения ПортАртура, Т. Хаяши предлагал подготовить мирные инициативы со стороны Японии. Дипломат исходил из неизбежности скорого падения русской крепости, полагая, что это усилит антивоенные настроения в Европе и США. Чтобы Япония не оказалась главной виновницей её продолжения, следовало, по его мнению, сообщить о готовности Токио к миру. Если Россия согласится – хорошо, если нет – это лишь укрепит имидж Японии как миролюбивой державы в глазах всего мира36.

14 января 1905 г. Т. Рузвельт и К. Такахира обговорили возможные условия мира. Американский президент обещал, что по результатам войны Япония получит не только Корею, но и Порт-Артур, а из Маньчжурии предложил сделать нейтральную зону под международным контролем держав, т.е. чтобы она не досталась японцам. Однако здесь американский лидер натолкнулся на решительное сопротивление Токио, боявшегося, что в «нейтральной» Маньчжурии начнут орудовать все великие державы и создадут опасную конкуренцию Стране восходящего солнца.

Одновременно президент активнейшим образом искал средства воздействия на Петербург, зондируя в этом отношении почву в Париже и Берлине как до, так и после мукденского сражения (февраль 1905 г.)37. Однако Россия не отреагировала на поступавшие сигналы, в том числе и на предложение Т. Рузвельта, сделанное им в январе38. Неуспех зондажа подтвердил правильность позиции Ю. Комуры, изложенной им 12 января 1905 г. английскому послу К. Макдоналду: «До тех пор, пока Балтийский флот не разбит или не вернулся в Россию и до тех пор, пока решающая победа не одержана японцами при Мукдене, русское правительство не захочет сделать какое-либо мирное предложение»39.

Он полагал, что дальнейшие мобилизации запасных в России опасны, так как могут дать оружие в руки революционных элементов (Ч. Хардинг – Г. Лэнсдоуну 14 февраля 1905 г. // PRO. FO. 65/1698. P.335–336).

Т. Хаяши – Ю. Комуре 8 ноября 1904 г. // Ниппон гайко буншо… С.122–123.

Романов Б.А. Указ. соч. С.361–364, 370–372.

Т. Рузвельт – У. Тафту 8 апреля 1905 г. // The Letters of Theodore Roosevelt. Vol. 4.

Cambridge (Mass.), 1951. P.1158–1159.

Цит. по: Романов Б.А. Указ. соч. С.360. В определённой степени этому противоречат сигналы, полученные в Токио из Берлина. Петербургский корреспондент «Times» сообщил японскому посланнику в Германии К. Иноуе, что слышал от одного из великих князей, что якобы Россия желает заключить мир, но обязательно без контрибуции (К.

Иноуе – Ю. Комуре 18 февраля 1905 г. // Diplomatic Record Ofce, Ministry of Foreign Affairs of Japan. 2.2.1.3–3. Р.138–139). Однако уже через несколько дней К. Иноуе дал отбой: по сведениям петербургского корреспондента «Berliner Tageblatt», «партия мира»

Тем не менее, в феврале–марте 1905 г. была предпринята новая попытка завязать русско-японский контакт, аналогичная той, которая состоялась летом 1904 г. И опять версии российской и японской сторон диаметрально расходятся. Согласно данным Петербурга, Т. Хаяши в Лондоне дал знать через третье лицо, что готов возобновить «частный обмен мыслей»40. Однако В.Н. Ламздорф и В.Н. Коковцов запретили М.В. Рутковскому самостоятельные действия41. Действительно, странно начинать переговоры сразу после такой военной неудачи как сдача Порт-Артура: она ещё не сделала положение русской армии критическим, а вот позицию России на возможных переговорах резко ухудшила бы. Согласно же японским данным, агент Министерства финансов в Лондоне опять через барона Г. Экардштейна сам обратился к Т. Хаяши, сославшись на выраженное им летом 1904 г. желание иметь связь с С.Ю. Витте. Однако на этот раз японский дипломат заявил, что для начала переговоров необходимо официальное предложение России42. Т. Хаяши также полагал, что С.Ю. Витте не относился на тот момент к числу влиятельных сановников и тем более не мог принимать окончательных решений, поэтому не получила влияния при дворе (К. Иноуе – Ю. Комуре 21 февраля 1905 г. // Ibid. Р.141).

Они, вероятно, отражали колебания настроений в верхах, выплёскивавшихся в начале февраля, к примеру, в заседаниях Совета министров, где, помимо прочего, затрагивался и вопрос о продолжении войны. Тогда на первом плане находилась проблема финансов и не исключено, что пессимистические расчёты В.Н. Коковцова побудили некоторых представителей царской фамилии искать по личной инициативе пути к миру.

М.В. Рутковский – В.Н. Коковцову 12 (25) февраля 1905 г. // Красный архив. 1924.

№6. С.7–8. Более подробно о своих контактах с Г. Экардштейном М.В. Рутковсий сообщил российскому послу в Лондоне А.К. Бенкендорфу. Немец играл роль посредника между русским и японцем. Несмотря на то, что никаких конкретных деталей возможного мира Т. Хаяши не упомянул, ссылаясь на то, что они ещё не утверждены японским правительством, он, тем не менее, был уверен, что Токио предложит Петербургу такие условия, «которые могли бы обеспечить прочный и долговременный мир и восстановление вполне дружественных отношений с Россиею, а не служили лишь кратковременным перемирием к возобновлению военных действий в непродолжительном времени».

Т. Хаяши также уверял Г. Экардштейна, что в случае немедленного начала переговоров (японский дипломат был к ним уже готов) у сторон имелась возможность быстро остановить войну «без потери пяди русской территории и без всякого военного вознаграждения» (М.В. Рутковский – А.К. Бенкендорфу 22 февраля (7 марта) 1905 г. (копия) // ОПИ ГИМ. Ф.444. Оп.1. Д.126. Л.7). Похоже, что это была позиция не японского дипломата, а немецкого барона, настолько сообщение М.В. Рутковского противоречит другим сведениям, просачивавшимся из Токио.

Телеграмма В.Н. Коковцова М.В. Рутковскому, б/д. и отношение В.Н. Ламздорфа В.Н. Коковцову 12 февраля 1905 г. // Красный архив. 1924. №6. С.7–8.

Т. Хаяши – Ю. Комуре 2 марта 1905 г. // Diplomatic Record Ofce, Ministry of Foreign Affairs of Japan. 2.2.1.3–3. Р.156–157.

контакты с ним не имели решающего значения для Токио43. И в этом случае японская версия выглядит правдоподобнее: именно в российских верхах в это время появились уловимые настроения в пользу мира, и С.Ю. Витте, вероятно, намеревался их использовать. Косвенным подтверждением того, что инициатором являлся всё-таки С.Ю. Витте является запрет М.В. Рутковскому на продолжение контактов. Аналогичное распоряжение – не вступать в рассмотрение любых мирных предложений, а также вариантов посредничества – направили послу в Вашингтоне А.П. Кассини44. У России и в этот раз имелись основания полагать, что завязывание переговоров имело для Токио другие цели, нежели мир. Чиновник Министерства финансов Н.А. Распопов, отправленный служить после начала войны из Японии в Китай, сообщал чуть позже, в середине марта 1905 г. из Шанхая, что японцы распускали там слухи о скором мире для успеха своего займа в Лондоне45.

В целом, доходившие до Петербурга импульсы о желании мирных переговоров как будто вытеснялись сообщениями, поступавшими с разных сторон, о тяжёлом экономическом положении Японии, что, собственно, и толкало её на инициативу. Разумной реакцией в такой ситуации было бы выждать.

Россия так и поступила. В итоге Т. Рузвельту пришлось констатировать, что «ни одна сторона не хотела сделать первый шаг»46.

Зондаж почвы шёл и в Париже. С японцами заговорил бывший министр земледелия и владелец газеты “Petit Parisien” Ж. Дюпюи. Однако посол И. Мотоно лишь ответил, что следовало бы сначала получить заявление русского правительства о желании мира. Единственное, что его заинтересовало, так это возможность узнать позицию Николая II47. Ответ дипломата объясняется просто: возможность начать переговоры в Париже меньше всего устраивала японцев. Министр иностранных дел Франции Т. Делькассе настаивал на том, что условия мира не должны являться унизительными для России, то есть, речь не могла идти об уступке территории и контрибуции48. Т. Рузвельт же, в отличие от французов, с самого начала полагал, что контрибуция – необходимое условие. В этом он был не одиDillon E.J. Op. cit. P.296.

Esthus R. Op. cit. P.9. Хотя контакты А.П. Кассини с Т. Рузвельтом по поводу мира, сначала при посредничестве германского посла в Вашингтоне Штернбурга, датируются лишь первой половиной марта (Гальперин А.Л. Указ. соч. С.200).

Н.А. Распопов – в Министерство финансов 18 (31) марта 1905 г. // Красный архив.

1924. №6. С.9.

Цит. по: Романов Б.А. Указ. соч. С.381. Этот вывод американский президент сделал после разговоров с А.П. Кассини и К. Такахирой.

И. Мотоно – Ю. Комуре 23 февраля 1905 г. (перлюстрация) // РГИА. Ф.1328. Оп.2.

Д.3. Л.125–126.

Романов Б.А. Указ. соч. С.383.

нок. В конце марта Т. Хаяши с тревогой сообщал в Токио, что среди редакторов наиболее известных газет США и Европы усиливается настроение против японской контрибуции с России49. Аналогичные наблюдения делали и британские дипломаты, которые, как союзники, советовали японцам дождаться исхода морского сражения, надеясь, что после очередного поражения Петербург станет более сговорчивым в вопросе о контрибуции50. То есть, на тот момент к мирным переговорам не были готовы обе стороны.

Тем не менее, в начале марта 1905 г. в Петербурге на короткое время возникло серьёзное настроение в пользу прекращения войны. Сразу после известий об очередной неудаче русской армии при Мукдене, 28 февраля (13 марта) в Царском Селе состоялось военное совещание, посвящённое призыву 400 тыс. запасных. На нём также затронули вопросы о перспективах войны для России. Участники обсуждения, по слухам, отказались от идеи просить мира, предпочитая ждать предложений Японии51. В этот же день С.Ю. Витте обратился с эмоциональным письмом к Николаю II, настаивая на необходимости срочного заключения мира52. По его сведениям, на сей раз призыв произвёл на самодержца некоторое впечатление. Царь на тот момент якобы качнулся в сторону мира, его требовалось лишь укрепить в этом направлении, поэтому председатель Комитета министров просил поддержки у англичан: он полагал, что таким толчком могло стать обращение короля Эдуарда VII к Николаю II с родственным, тёплым и дружеским посланием о мире. С.Ю. Витте изложил и возможные условия мира: Корея подпадает под японское влияние, Ляодун вместе с южной частью КВЖД отдаются в аренду Японии, русские военные корабли не появятся в китайских водах в течение ряда лет (по-видимому, это означало обязательство не искать в ближайшее время другую незамерзающую гавань в Китае и не восстанавливать немедленно Тихоокеанскую эскадру, чего сильно опасались японцы). КатегоричеТ. Хаяши – Ю. Комуре 29 марта 1905 г. // Diplomatic Record Ofce, Ministry of Foreign Affairs of Japan. 2.2.1.3–3. Страницы не нумерованы. Документ №850909.

К. Такахира – Ю. Комуре 29 апреля 1905 г. // Ibid. Документ №850911.

Донесение бельгийского посланника в Петербурге – в Брюссель 15 марта 1905 г.

(перлюстрация) // РГИА. Ф.1328. Оп.2. Д.3. Л.114 об. Достоверных данных о содержании обсуждения из российских источников у меня нет.

Его содержание скорее служит доказательством слабости миролюбивых настроений в России. С.Ю. Витте, призывая царя принять волевое решение и выступить с инициативой мирных переговоров, оговаривается, что находится «в здравом уме и твёрдой памяти» и что его обращение «не есть письмо растерянного человека» (Всеподданнейшее письмо статс-секретаря Витте от 28 февраля 1905 г. // Витте С.Ю. Воспоминания.

Т.2. М., 1960. Приложения. С.573–574). Элементы отчаяния также звучали в очередном послании В.П. Мещерского Николаю II, призывавшем немедленно заключить мир (Исторический архив. 2005. №6. С.43–46).

ски отвергались контрибуция и нейтрализация Владивостока53. Сохраняя за Россией основную трассу КВЖД, С.Ю. Витте прозрачно намекал британскому дипломату, что это явится хорошей гарантией державам против дальнейшей японской агрессии на Дальнем Востоке54. Однако идея прямого обращения короля к царю отвергли британские дипломаты, помнившие о том, что в 1904 г. аналогичная попытка завершилась отповедью Николая II55.

Важно, что С.Ю. Витте впервые получил поддержку других сановников.

В марте 1905 г. министр финансов В.Н. Коковцов поднял перед царём вопрос об исчерпанности средств для ведения войны: на неё уже ушёл миллиард рублей, внешние займы затруднены, а внутренних источников оставалось очень мало56. В.Н. Коковцова, по-видимому, сильно испугала неудача разместить очередную порцию русских ценных бумаг на парижском фондовом рынке. Никакого формального решения в ответ на записку министра финансов принято не было, но, кажется, она произвела на царя сильное впечатление.

До американского посла в Петербурге Р. Мак Кормика дошли слухи, что В.Н. Коковцов «и все его коллеги без исключения посоветовали царю зондировать Японию» об условиях мира при посредничестве Франции57.

По-видимому, результатом этих настроений стало указание 8 (21) марта 1905 г. российскому послу в Париже А.И. Нелидову обменяться с Т. Делькассе мнениями относительно перспектив и содержания мирного соглашения58.

За этим последовала организованная Т. Делькассе дискуссия во французской прессе о возможных условиях мира, сам он говорил с И. Мотоно 23 марта (5 апреля) о том, что после Мукдена продолжение боевых действий практически потеряло смысл. Он изложил собеседнику то, чего Россия не примет:

контрибуцию, утрату собственной территории, изъятие КВЖД и ограничения на флот59. Японцы, перед которыми Т. Делькассе выступал только от своего имени, поняли его действия не как русскую инициативу, а как заботу Парижа А.В. Игнатьев считает, что С.Ю. Витте соглашался объявить Владивосток открытым портом (Игнатьев А.В. Указ. соч. С.203).

Ч. Хардинг – Г. Лэнсдоуну 25 марта 1905 г. // PRO. FO. 65/1699. P.324–325. Часть письма была ещё раз процитирована Ч. Хардингом в послании министру 15 июля, которое опубликовано в “British Documents…” и использовано Б.А. Романовым (Романов Б.А. Указ. соч. С.480). Об этом же С.Ю. Витте также говорил британскому дипломату С. Спринг Райсу (Там же. С.383. См. также: Игнатьев А.В. Указ. соч. С.203).

Одновременно идею обращения короля к царю выдвинул также Т. Рузвельт (Гальперин А.Л. Указ. соч. С.196).

Романов Б.А. Указ. соч. С.376–377.

Телеграмма американского посла в Петербурге Р. Мак Кормика гос. секретарю Дж.

Хэю 11 (24) марта 1905 г. (перлюстрация) // РГИА. Ф.1328. Оп.2. Д.3. Л.120.

Esthus R. Op. cit. P.28–29.

История дипломатии. Т.2. М., 1963. С.581.

о том, чтобы русско-японский конфликт не начал служить на пользу Германии60. То есть, в Токио решили, что к позиции Петербурга и его отношению к продолжению войны это не имело прямого отношения61. Тем не менее, там восприняли это как сигнал, и в конце апреля Япония запросила Т. Рузвельта, какие шаги следует предпринять, чтобы подготовить переговоры о мире62.

При этом ни одна сторона опять не хотела сделать первой шаг к миру.

Вскоре в столице настроения снова качнулись в сторону войны: в военных и придворных кругах не сомневались в окончательной победе России.

Показательно, что за продолжение боевых действий выступали такие издания, как «Гражданин» и «Новое время», известные своей близостью власти. Голоса общественного мнения, настроенного против войны, было недостаточно для принятия решения. В конце марта и английский, и американский представители в Петербурге сообщили своим правительствам, что царь полон решимости продолжать войну63. Британские дипломаты констатировали: чем больше случилось военных неудач, тем труднее оказывалось решение заключить мир64.

Николай II после сражения под Мукденом думал больше о сохранении престижа армии, а уже затем о завершении войны, в конце апреля С.Ю. Витте говорил С. Спринг Райсу о малых шансах на заключение мира65. Тем не менее, обмен мнениями между Вашингтоном и Петербургом произошёл, Россия дала понять, чего она не допустит: территориальных уступок и контрибуции. Ещё Петербург желал, демонстрируя неофициальную готовность к миру66, чтобы первый шаг сделала Япония67.

Этим аргументом почти в это же время, в апреле С.Ю. Витте пугал Ч. Хардинга (Игнатьев А.В. Указ. соч. С.203–204).

И. Мотоно – Ю. Комуре 16 марта 1905 г. // Ниппон гайко буншо… С.97–98.

Романов Б.А. Указ. соч. С.388.

Esthus R. Op. cit. P.28–29.

Ч. Хардинг – Г. Лэнсдоуну 15 марта 1905 г. // PRO. FO. 65/1699. P.257–260.

С. Спринг Райс – Г. Лэнсдоуну 7 мая 1905 г. // PRO. FO. 65/1700. P.245; British Documents on the Origins of the War. Vol. IV. P.77–78. Любопытно, что весь пафос речи председателя Комитета министров снова был направлен против Германии: С.Ю. Витте подозревал, что именно Берлин намерен в первую очередь воспользоваться неудачами России на Востоке.

Т. Рузвельт – Дж. Хэю 30 марта 1905 г. // The Letters of Theodore Roosevelt. Vol.4.

Cambridge (Mass.), 1951. P.1150.

Донесение итальянского посланника в Рим 7 апреля 1905 г. (перлюстрация) // РГИА.

Ф.1328. Оп.2. Д.4. Л.60. О контактах Петербурга и Вашингтона ему рассказал австровенгерский посланник А. Эренталь, который слышал всё это от В.Н. Ламздорфа. Сам же американский президент, убеждая А.П. Кассини, говорил ему и о том, что Америка обеспокоена чрезмерным ростом могущества и влияния Японии в Азии. России он предлагал заключить мир немедленно и сразу же – начать приготовления к реваншу (Гальперин А.Л. Указ. соч. С.201). О позиции Петербурга также сообщил в Лондон В Японии, несмотря на победу при Мукдене, настроения в пользу мира также всё более и более усиливались. Там понимали, что русская армия снова не разбита, война окончательно приняла затяжной характер. Даже захват Владивостока и Харбина не поставил бы Россию на колени, чтобы добиться этого, следовало захватить Москву и Петербург. Поэтому японское руководство 10 (23) марта 1905 г. решило не только стремиться к миру, но и проявить инициативу в этом направлении68, опять через Вашингтон69. Однако из сигналов, поступавших из Петербурга они сделали другие выводы. Т. Хаяши, который внимательно следил за корреспонденциями Э. Диллона, заключил, что Россия не готова продолжать войну: масштабный призыв рекрутов невозможен из-за опасности революции, да и финансы истощились. Именно поэтому условия будущего мира следовало ужесточить, и среди них обязательно должна быть контрибуция: японский дипломат полагал, что России не составит серьёзного труда заключить заграничный заём для её уплаты70. По-видимому, в связи с решениями, принятыми в Токио, в апреле 1905 г. в Лондоне несколько лиц говорили с российскими представителями (А.К. Бенкендорф, М.В. Рутковский) о возможности мира (редактор «The Standard» Гвинн, мэр Лондона М. Самюэль)71.

12.3. Россия после Цусимы: курс на мир В России окончательный перелом настроений произошёл после поражения русского флота при Цусиме 14–15 (27–28) мая 1905 г. Весть об ужасной военной катастрофе дошла до Петербурга 17 (30) мая (однако первые неутешительные сведения были получены уже поздно вечером 15 мая). С походом эскадры З.П. Рожественского российское руководство связывало большие (но неоправдавшиеся) надежды на изменение в ходе военных действий на Дальнем Востоке. После её гибели в правящих верхах впервые серьёзно задумались над тем, что Россия может проиграть войну. Империя практически лишилась военного флота на Тихом океане. Однако сухопутная армия, несмотря на серию неудач, не была разгромлена. Дилемма выглядела очевидной:

английский посол (Ч. Хардинг – Г. Лэнсдоуну 11 апреля 1905 г. // British Documents on the Origins of the War. Vol. IV. P.75–76). Он полагал, что в российском обществе число сторонников мира было уже велико, они появились даже в военных кругах.

Esthus R. Op. cit. P.27.

Романов Б.А. Указ. соч. С.390–391. Б.А. Романов объяснял это опасениями, вызванными эскадрой З.П. Рожественского. Более вероятен другой вариант: миролюбивые жесты были необходимы для успеха переговоров с Англией о пролонгации союзного договора, так как Лондон совсем не торопился подписать новое соглашение (С.385–386).

Хотя сути политики эти жесты, разумеется, не затрагивали.

Т. Хаяши – Ю Комуре 25 марта 1905 г. // Ниппон гайко буншо… С.570–571.

Гальперин А.Л. Указ. соч. С.205.

продолжать ли сражаться с Японией или, пока не поздно, искать мира? Все остальные проблемы, в том числе революционное движение и предкризисное состояние российских финансов отошли на второй план. В.Н. Коковцов, подготовив под впечатлением о Цусиме письмо Николаю II, ставил вопрос исключительно в военной плоскости: в состоянии ли армия противиться натиску японцев и «твёрд ли» Владивосток? В случае положительных ответов войну, по его мнению, следовало продолжать. Если же военные ответят «нет», тогда требовалось немедленно заключать мир, пока японская армия ещё не стояла на русской земле72.

Эмоциональное послание В.Н. Коковцова явилось слабым отражением той паники, которая вспыхнула в Петербурге. В связи с гибелью флота немедленно вспомнили о планах созыва Земского собора, решив передать на его усмотрение вопрос о продолжении военных действий или заключении тяжёлого мира, чтобы свалить ответственность с царя. По-видимому, в дни между 18 и 23 мая появилось несколько проектов его учреждения73. Однако растерянность длилась недолго. Николай II всё-таки взял ответственность на себя и 24 мая (6 июня) 1905 г. созвал Военное совещание для обсуждения вопроса о продолжении войны.

На его решение предложили четыре вопроса, суть которых сводилась к тому, сможет ли русская армия воспрепятствовать появлению японцев уже на российской территории (Сахалин, устье Амура и Камчатка) и следует ли в этой связи стремиться к немедленному заключению мира. Военные говорили в основном о необходимости пополнения сил в Маньчжурии. С ними никто не спорил. Николай II присоединился к мнению великого князя Владимира Александровича, заявившего: «теперь мы находимся в таком если не отчаянном, то затруднительном положении, что нам важнее внутреннее благосостояние, чем победы. Необходимо немедленно сделать попытку к выяснению условий мира. Из двух бед надо выбирать меньшую. Мы живём в ненормальном состоянии, необходимо вернуть внутренний покой России».

Впервые среди аргументов за прекращение войны прозвучала революция, правда, она не имела доминирующего значения, а лишь рассматривалась в ряду других причин, отягощавших ведение войны. К внутриполитическому фактору царь добавил чисто военный: «До сих пор японцы воевали не на нашей территории. Но завтра это может перемениться, так как при отсутствии флота Сахалин, Камчатка и Владивосток могут быть взяты, и тогда В.Н. Коковцов – Николаю II, б/д. // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.55. Л.1, 10.

РГИА. Ф.521. Оп.1. Д.167. Л.65–77. Об этом сразу узнал английский посол в Петербурге (Ч. Хардинг – Г. Лэнсдоуну 5 июня 1905 г. // British Documents on the Origins of the War. Vol. IV. P.82–84).

приступить к переговорам о мире будет ещё гораздо труднее и тяжелее»74.

Несмотря на то, что никакого официального решения совещание не приняло, позиция Николая II и великого князя Владимира Александровича свидетельствовала: в верхах сильнейшие опасения отчасти за внутренние дела, а также за дальнейшие военные неудачи перевесили все иные соображения, почему российское руководство и решило искать мира.

В какой-то степени к заключению о необходимости мира самодержца могло подтолкнуть и растущее давление извне. 23 мая царь получил письмо Вильгельма II (его содержание было сообщено немцами американскому президенту) с настойчивым призывом прекратить войну, обратившись для начала переговоров к посредничеству Т. Рузвельта75. Уже 24 мая о высочайшей аудиенции попросил только что назначенный посланник США в Петербурге Дж.

Мейер, и получил её 25 мая. Царь с трудом, но согласился на мирную инициативу президента, опасаясь, что в случае отказа японцы захватят Сахалин76. В эти же дни в Вашингтоне Т. Рузвельт лично убеждал российского дипломата А.П. Кассини, что война для России безнадёжно проиграна77. Надо сказать, что в тот момент международная обстановка для Петербурга была не такой уж плохой. А.И. Нелидов сообщал из Парижа, что одновременно с шокирующим впечатлением от гибели русской эскадры при Цусиме в Англии и США возникло сильное беспокойство по поводу успехов Японии: там возникло желание положить конец усилению позиций Токио, а для этого способствовать заключению мира, не слишком тяжёлого для достоинства России, «который не оставил бы Японию единственной и полноправной распорядительницей Тихого океана»78. Тем не менее, Петербург проявлял упорство: даже в начале июня, когда Ч. Хардинг имел разговор с В.Н. Ламздорфом, российский министр утверждал, что Россия не желает мира до тех пор, пока Япония не объявит о своей готовности к нему79. Конечно, это была реакция на ожидаемые японские условия (контрибуция, передача территории, ограничение флота), выраженная, прежде всего, для японцев.

Конец русско-японской войны (Военное совещание 24 мая 1905 г. в Царском Селе) // Красный архив. 1928. №3 (28). С.201.

Вильгельм II – Николаю II 3 июня 1905 г. // Переписка Вильгельма II с Николаем II 1894–1914 гг. М.:Пг., 1923. С.102–105. В этот же день состоялась встреча А.П. Кассини с Т. Рузвельтом в Вашингтоне, на которой американский президент сообщил русскому послу о своей инициативе.

Романов Б.А. Указ. соч. С.416.

Esthus R. Op. cit. P.40–41. А.П. Кассини, судя по его донесениям, был излишне склонен доверять словам Т. Рузвельта.

А.И. Нелидов – в МИД 19 мая 1905 г. (копия) // ОПИ ГИМ. Ф.444. Оп.1. Д.126. Л. об. – 19. Николай II признал суждения посла в Париже обоснованными.

Ч. Хардинг – Г. Лэнсдоуну 20 июня 1905 г. // PRO. FO. 65/1701. P.146.

Далее основные события до начала Портсмутской конференции происходили в основном в переговорах Петербурга с Вашингтоном80. 26 мая (8 июня) 1905 г. Т. Рузвельт отправил царю официальное предложение о посредничестве в мирных переговорах. 30 мая Россия в специальной ноте согласилась на встречу российских представителей с японскими уполномоченными. Была короткая дискуссия о выборе места встречи, в которой Россия пыталась настоять на Гааге, но быстро «сдалась» на Америку (не Вашингтон или Нью-Йорк «из-за смертельной летней жары», а какое-либо другое «спокойное летнее место»)81.

После этого в России началась подготовка к предстоящей мирной конференции. Следовало определить состав делегации и условия, на которые согласна пойти Россия. Круг возможных участников оказался весьма значителен. 7 июня 1905 г. В.Н. Ламздорф докладывал Николаю II о кандидатуре А.П. Кассини, письме А.П. Извольского, назвавшего С.Ю. Витте, и о письме А.И. Нелидова о Р.Р. Розене82. Первым предложение возглавить российских представителей в Портсмуте направили послу в Париже А.И. Нелидову. Его фамилия появилась, по-видимому, в связи с тем, что ещё в феврале 1905 г.

дипломат участвовал в проведении мирного зондажа через Т. Делькассе83. Его и назначили 11 (24) июня, об этом официально сообщили Т. Рузвельту и, следовательно, японцам. Однако А.И. Нелидов уклонился от миссии, сославшись на незнание предмета и тяжёлый климат Вашингтона (Портсмут ещё не был окончательно выбран местом проведения конференции). Следующим кандиБ.А. Романов утверждал, что посредническая миссия США и второй англо-японский договор, успешно состоявшиеся, явились итогом «сговора» Вашингтона и Лондона в феврале 1905 г. (Романов Б.А. Указ. соч. С.420). Иначе говоря, русско-японский мир – это продукт прежде всего согласованной англо-американской политики. Как мне кажется, для такого заключения нет оснований. Разумеется, русско-японские переговоры надо рассматривать в широком контексте международных отношений, но не только общая