«ЕВРЕИ, НЕМЦЫ, ПОЛЯКИ В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ XIX - НАЧАЛА ХХ в. Монография Санкт-Петербург Издательство Невского Института языка и культуры 2013 УДК 314 - 338.001.36 Ш 17 Научный редактор: доктор исторических наук, профессор ...»

Достаточно интересны наблюдения Островского за культурной жизнью сибирских, в первую очередь, городских евреев. Так, указывается на то, что «в городах устраиваются национальные вечера, но последние лишены национального характера и по своей программе и содержанию подчас не имеют ничего общего с еврейскими вечерами»3. Еврейская община в Сибири в значительной степени была лишена конфликтов, которые потрясали общины в Европейской России. Она сохраняла свое значение, но в то же время стремилась не выставлять на передний план национальные черты. Это, в свою очередь, приводило к тому, что «еврейская молодежь устраивает русскую пирушку, приглашая гостей, не исключая исправника, “закусывают”, танцуют, и все это под соусом национального вечера»4.

Общий лейтмотив работы Островского отвечал либеральному духу времени: в отношении еврейства необходимо опираться не на личные выгоды и посторонние соображения, а исключительно на государственные интересы. А последние настоятельно требуют положительного решения «еврейский вопрос» и уравнивания евреев в правах с прочим населением Российской империи.

Обращался к теме положения сибирских евреев и упоминавшийся юрист и публицист М.М. Мыш. Ей он посвятил в своей книге раздел 1. Там же.

2. Там же. С. 34.

3. Там же. С. 41.

4. Там же.

«Право жительства евреев в Сибири», в котором привел историческую справку о евреях в Сибири. Их появление связано с кампанией 1835- гг., когда «в течение 1836 г. пожелали переселиться из разных губерний 1217 евреев» [5]. Приводя данные о числе желающих переселиться, автор ссылается на текст высочайше утвержденного положения Комитета министров «О приостановлении переселения евреев в Сибирь» от 5 января 1837 г. Однако в тексте положения приведены иные сведения: «на сии участки в течение 1836 г. пожелании переселиться 1317 душ евреев» [6].

В 1915 г. в Иркутске была опубликована работа В.С. Войтинского и А.Я. Горнштейна «Евреи в Иркутске», ставшая одним из наиболее полных исследований жизни городской еврейской общины. Заслугой авторов стало объединение двух подходов в изучении еврейской истории:

внешнего и внутреннего, что позволило представить полную картину еврейской жизни. Как отмечали авторы в предисловии, «в первой части мы имеем дело с евреями как с одним из элементов городской жизни. Во второй части еврейская колония интересует нас как состоящее из разнообразных культурных элементов целое»1.

Своего рода «последним словом» в объективном изучении дореволюционной истории евреев Сибири стала статья «Евреи в Сибири», опубликованная в «Сибирской советской энциклопедии»2. Несмотря на время публикации, она лишена идеологической окраски. Автор представил не только историческую хронологию еврейской общины Сибири. В данном материале присутствуют и качественные характеристики. Так, указывается, что «в хозяйственной жизни евреи самого своего появления и вплоть до установления Советской власти играли роль преимущественно торгово-промышленного элемента»3.

Примечательно, что автор статьи, бывший бундовец А. Киржниц, в качестве источников использовал не только работы Островского, Войтинского, но и материалы периодики («Сибирский вестник Бунда», «Еврейская старина»).

Рассматривая сибирские региональные материалы, следует признать, что их количество крайне невелико, что объясняется, в первую очередь, отсутствием еврейской образованной прослойки, которая могла взять на себя функции исследователя общинной жизни. На этом фоне существуюВойтинский В.С., Горнштейн А.Я. Евреи в Иркутске. Иркутск, 1915. С. XIII.

2. Киржниц А. Евреи в Сибири // Сибирская советская энциклопедия. Т. 1. М., 1929. Стлб. 869-873.

3. Там же. Стлб. 870.

щие работы выглядят утилитарно, т.к. несли на себе четко определенную миссию: внести ясность в правовое положение еврейского населения.

Подводя итог анализу дореволюционной истории изучения еврейской общины следует отметить, что в течение второй половины XIX – начала ХХ вв. шел процесс создания обширной отечественной историографии.

Уже в конце XIX в. появились первые историографические обзоры как в рамках исследований (Никитин), так и в качестве самостоятельных работ (Дубнов). Итог дореволюционного периода изучения истории русских евреев был подведен в статье И. Трунка «Историки русского еврейства», опубликованной в Нью-Йорке в 1960 г.1. В ней в значительной степени получили свое отражение те настроения, которые царили в еврейских эмигрантских научных кругах. В частности, нет даже упоминания о работах целого ряда нееврейских авторов, которые внесли свой вклад в изучение различных аспектов рассматриваемого объекта. Отсутствие анализа и оценки деятельности Голицына, Никитина и ряда других можно объяснить неприятием выводов, к которым они приходят в своих трудах.

К сожалению, подобная тенденция имеет место и в работах некоторых современных авторов. Историческая справедливость же требует более уважительно относиться к труду предшественников.

Иудаика как одно из научных направлений в Советской России отсутствовала. Можно согласиться с высказыванием Е.З. Гончаровой о том, что появлявшиеся в советский период исследования характеризовались чрезмерной тенденциозностью и были чрезвычайно идеологизированы2.

Но это не означало, что не было работ, в которых так или иначе историки не затрагивали бы положение еврейского населения в различных регионах Российской империи. Эта тема нередко рассматривалась сквозь призму тезиса о Российской империи как тюрьме народов, что определяло характер и тон публикаций. Применительно к Сибири этот тезис сохранял свое значение до 1990-х гг.

В работах сибирских историков 1960-х – 1990-х гг. отсутствовали специальные работы по истории евреев региона. В то же самое время отдельные сюжеты нашли свое отражение в обобщающих работах3.

1. Трунк И. Историки русского еврейства // Книга о русском еврействе от 1860-х годов до революции 1917 г. Иерусалим – М., 2002. С. 16 – 39.

2. Гончарова Е.З. Еврейское купечество дореволюционной Сибири в новейшей историографии // Проблемы еврейской истории. Ч. 1 / Мат-лы научных конференций центра «Сэфер» по иудаике 2007 г. М., 2008. С. 207-208.

3. См., напр., Рабинович Г.Х. Крупная буржуазия и монополистический капитал Отсутствие работ по истории евреев дореволюционной России в СССР компенсировалось исследованиями за рубежом. В 1970-е – 1980-е гг. в этом направлении работали английские и американские историки.

Одним из признанных специалистов по истории евреев России в имперский период остается английский профессор Джон Клиер – автор нескольких монографий, в которых представлен опыт изучения еврейского населения в различные периоды. В 1975 г. он представил свое исследование «The origins of the jewish minority problem in Russia, 1772 – 1812». В 1986 г. в Иллинойсе (США) была опубликована монография «The origins of the “jewish question” in Russia, 1772 – 1825», увидевшая свет в русском переводе под названием «Россия собирает своих евреев: Происхождение еврейского вопроса в России: 1772 – 1825» (М., 2000). В монографии автор упоминает о контактах Русского государства с евреями до 1772 г. Так, в общеисторическом контексте указывается на Сибирь как место ссылки евреев, начиная с правления царя Алексея Михайловича1. В дальнейшем эта практика лишь получила свое развитие2.

В 2000-е гг. на русский язык переводятся работы израильских историков, которые могут считаться классическими в изучении истории евреев царской России. Это в полной мере относится к монографии И. Барталя «От общины к нации: евреи Восточной Европы в 1772 – 1881 гг.» (М., 2007), в которой рассматриваются различные аспекты жизни евреев в Российской и Австрийской империях.

Примером изучения еврейской общины вне мест традиционного проживания стала монография Б. Натанса «За чертой: евреи встречаются с позднеимперской Россией» (М., 2007), в которой автор сосредоточил свое внимание преимущественно на жизни еврейской общины Петербурга. Работа написана с позиций «новой имперской истории» и раскрывает различные аспекты взаимоотношений имперской власти и еврейского сообщества. В отличие от предшественников и современников, он ввел в текст большое количество статистического материала, который красноречиво подтверждает сделанные выводы. Данная работа может служить своего рода методическим пособием по истории изучения еврейской общины вне черты оседлости.

в экономике Сибири конца XIX – начала XX в. Томск, 1975; Бойко В.П. Томское купечество в конце XVIII – XIX вв. Из истории формирования сибирской буржуазии. Томск, 1996.

1. Клиер Дж. Россия собирает своих евреев: Происхождение еврейского вопроса в России: 1772 – 1825. М., 2000. С. 61.

2. Там же. С. 177, 277.

Надо сказать, что региональная тематика популярна среди израильских историков. Это можно подтвердить указанием на ряд работ.

Опыт изучения еврейского населения вне черты оседлости представлен в диссертации израильского историка Альберта Кагановича «Отношение администрации к бухарским евреям и их правовое положение в Туркестанском крае в 1867 – 1917 гг.» (2003). Опираясь на богатый источниковый опубликованный и архивный материал, автор подробно проанализировал правовые взаимоотношения среднеазиатских евреев с местными властями до присоединения территорий к России, на которых они проживали, и русской администрацией. По мнению автора, бедственное положение иудеев в Средней Азии подтолкнуло их в сторону поддержки русской армии, как это было в свое время при завоевании Восточного Кавказа русской армией или Алжира французами1. Под давлением комплекса причин русская администрация предоставила бухарским евреям «широкие права, которые не имели ни ашкеназские евреи в черте оседлости, ни горские и грузинские евреи на Кавказе»2. Но под влиянием общегосударственных тенденций ухудшилось отношение к евреям Европейской России, а «через туркестанскую администрацию эти перемены ощути на себе и бухарские евреи»3. Специфика Туркестанского края, проявлявшаяся в управлении территорией военным и финансовым министерствами, породила противостояние двух ведомств. Именно военные власти выступили инициатором ограничения прав евреев, что продолжалось на протяжении 1880-х – 1910-х гг. Но прагматичная позиция министров финансов С.Ю. Витте, В.Н.

Коковцова, по мнению А. Кагановича, позволили сохранить за среднеазиатскими евреями многие привилегии4.

Другим примером комплексного изучения еврейского местечка может служить монография Альберта Кагановича «Речица: История еврейского местечка Юго-Восточной Белоруссии» (Иерусалим, 2007). Данная работа носит научный характер, построена на многочисленных релевантных источниках и охватывает период от средневековья до 1991 г. Для нас представляет интерес та часть работы, которая посвящена правовому положению, экономической жизни и демографическим аспектам еврейского населения штетла. Экономика и демография Речиц реконструирована по опубликованным и архивным источникам.

1. Каганович А. Отношение администрации к бухарским евреям и их правовое положение в Туркестанском крае в 1867 – 1917 гг. Иерусалим, 2003. С. 342-343.

2. Там же. С. 343.

3. Там же. С. 344.

4. Там же. С. 349.

Несомненно, сильной стороной работы является постоянное сопоставление евреев и окружающего населения, что позволяет получить целостную картину. Например, рассматривая динамику численности еврейского населения Речиц, автор указал на то, что эмиграция не могла сдержать общий рост численности евреев в городе и их удельный вес увеличивался за счет относительного сокращения христиан, в первую очередь, православного населения1. Сравнение с православным, мусульманским, католическим населением приводится и при рассмотрении брачного возраста2.

В 2012 г. вышла в свет коллективная монография «История еврейского народа в России. От разделов Польщи до падения Российско империи, 1772 – 1917», в которой историки из России, Израиля, Германии, США раскрывают различные стороны общественно-политической, экономической, социокультурной жизни евреев в черте оседлости и за ее пределами. Правда, материал, представленный по истории евреев за чертой оседлости, сведен преимущественно к Москве и Петербургу3. Тем не менее, представленные материалы позволяют определить основные тенденции и подходы в изучении данного объекта.

Становление сибирской иудаики пришлось на рубеж XX – XXI вв.

Этот процесс проходил как в рамках развития региональных научных центров (Барнаул, Иркутск, Кемерово, Красноярск, Томск, Улан-Удэ), так и в условиях формирования научной среды, сложившейся в результате ежегодных научных конференций «Евреи в Сибири и на Дальнем Востоке: история и современность», проходившие в начале 2000-х гг. в различных сибирских городах по инициативе Я.М. Кофмана. Сборники материалов конференций и издававшиеся выпуски «Еврейские общины Сибири и Дальнего Востока» явились индикатором успешного развития научной иудаики за Уралом. Опубликованные материалы свидетельствуют о научных интересах специалистов и их эволюции.

Обращает на себя внимание тот факт, что исследователи в это время занимались изучением локальных еврейских сообществ. Так, уже в г. на страницах «Вестника Евразии» была опубликована статья Ю.Н. ПиКаганович А. Речица: История еврейского местечка Юго-Восточной Белоруссии. Иерусалим, 2007. С. 154.

2. Там же. С. 155.

3. См. Клайнман И. Еврейское общество за пределами черты оседлости // История еврейского народа в России. От разделов Польщи до падения Российско империи, 1772 – 1917. М., 2012. С. 188-203.

нигиной «Меньшинства и власть: стремление к сосуществованию?»1. Автором представлен социально-экономический портрет иркутской еврейской общины рубежа XIX – ХХ вв. Сквозь призму архивных документов восстановлен механизм отношения различных местных государственных органов власти к еврейскому населению. Название статьи предполагает рассмотрение двустороннего канала общения евреев Иркутска и администрации. Но в публикации представлена деятельность только в одном направлении: администрации в отношении меньшинства.

Ключевыми фигурами, определявшими положение евреев в рассматриваемый период, для автора статьи являлись генерал-губернатор, «который принимал “стратегическое решение”»2, и Иркутский полицмейстер, выступавший в роли исполнителя. На фоне этого утверждения некоторое удивление вызывает пассаж Пинигиной, в котором отмечено, что «резолюция генерал-губернатора, как правило, полностью основывается на мнении полиции»3. Как нам кажется, ситуация была абсолютно противоположной:

мнение полицейских чинов в том или ином вопросе являлось отражением губернаторских высказываний и действий, и они представляли на бумаге именно то, что от них ожидал управляющий регионом.

Наряду с отдельными статьями в начале 2000-х гг. появились первые монографические работы и диссертации, посвященные сибирским евреям.

Одной из первых в этой череде стала монография В.Ю. Рабиновича «Евреи дореволюционного Иркутска: меняющееся меньшинство в меняющемся обществе» (Красноярск, 2002), посвященная проблемам формирования и жизнедеятельности одной из самых многочисленных общин в Восточной Сибири во второй половине XIX – начале ХХ вв. Рассматривая иркутскую общину не только с позиций истории, но и социологии, автор характеризует ее как типичное предпринимательское меньшинство, расцвет которого пришелся на рубеж XIX – ХХ вв. Развитие еврейской колонии, по его убеждению, происходило вопреки воле чиновников.

Особенностью же социокультурного портрета еврея Иркутска была его схожесть с местным населением, т.е. в Сибири в рассматриваемый период сформировалась особенная группа еврейского населения, которая отличалась от еврейского населения «черты оседлости». Правомерность 1. Пинигина Ю.Н. Меньшинства и власть: стремление к сосуществованию? (Опыт еврейской общины дореволюционного Иркутска) // Вестник Евразии. 2000. - № 4. С. 5 – 19.

2. Там же. С. 14.

3. Там же.

выводов Рабиновича будет в дальнейшем подтверждена новыми исследованиями.

Истории еврейского населения Восточной Сибири посвящена монография Л.В. Кальминой «Евреи Восточной Сибири: “духовная территория” (середина XIX века – 1917 год)» (Красноярск, 2002), в которой основное внимание уделено было проблемам внутриобщинной жизни. В работе, построенной на богатом региональном архивном материале, представлены различные аспекты религиозной жизни, общинного самоуправления, сохранения и распространения образования в различных губерниях региона.

Своего рода продолжением вышеназванной работы стала диссертация Л.В. Кальминой, на основе которой была подготовлена и опубликована в 2003 г. в Улан-Удэ монография «Еврейские общины Восточной Сибири».

Автором была проделана колоссальная работа по выявлению, систематизации и анализу многочисленных архивных документов. Это позволило автору детально реконструировать правовое положение евреев в Сибири во второй половине XIX – начале ХХ вв. Этот аспект рассматривается с двух сторон: законодательная база и ее эволюция применительно к въезду последних в сибирские губернии и трансформация регламентации их положения в Восточной Сибири. И тот, и другой аспекты, по мнению Кальминой, были напрямую персонифицированы с министрами внутренних дел и восточно-сибирскими генерал-губернаторами: именно они определяли вектор развития еврейского вопроса в регионе. Ужесточение государственной политики в отношении меньшинства было связано с ростом экономического влияния евреев, а потому «власти вынуждены были принимать меры, искусственно сдерживающие еврейскую активность»1.

Особо рассмотрен в монографии вопрос формирования еврейских общин Восточной Сибири. Так, отмечено преимущественная концентрация евреев в крупных городах (Иркутске и др.). Их профессиональная занятость определена была существованием «запрета на профессии»: различные ремесла стали для евреев главным источником существования. Данный вывод подтвержден Кальминой многочисленными статистическими фактами.

Проблема законотворчества самодержавия во второй половине XIX – начале ХХ вв. применительно к еврейскому населению Российской империи стала предметом изучения М.Н. Савиных, опубликовавшего на эту тему монографию2. В целом, работа посвящена общероссийской теме, но 1. Кальмина Л.В. Еврейские общины Восточной Сибири. Улан-Удэ, 2003. С. 51.

2. Савиных М.Н. Законодательная политика Российского самодержавия в отношении евреев во второй половине XIX – начале ХХ вв. Омск, 2004.

отдельно в ней рассматриваются особенности законодательной политики в отношении сибирских евреев. Так, правление Николая I связано у автора преимущественно с формированием реакционной политики, направленной на сокращение численности еврейского населения в Сибири.

Значительное улучшение произошло в период «великих реформ» Александра II. Но в обоих случаях, Савиных ограничивается перечислением многочисленных фактов в пользу того или иного утверждения. Внутренние мотивы, побуждавшие государственных деятелей к тем или иным действиям, остались вне поля зрения исследователя.

Заметным событием в научной жизни стало появление в 2004 г. сборника статей «Приезд и водворение в Сибирь евреям воспрещается …»

(Тюмень, 2004). Ряд материалов посвящен историческим аспектам положения евреев в Тобольской губернии1.

В 2005 г. барнаульский историк Ю.М. Гончаров опубликовал «Очерки истории еврейских общин Западной Сибири (XIX – начало ХХ в.)». Построенная на принципах ставшего уже классическим «внешнего» подхода работа стала одной из первых попыток представить целостную картину еврейской общинной жизни региона. В ней автор представил свое видение вопросов, ставших традиционными для исследователей, - правовое положение, численность и размещение, хозяйственные занятия и религиозная жизнь еврейских общин. В целом, можно согласиться с Д.С.

Ивановым, который указал на то, что «очерковый характер» не позволил Гончарову раскрыть тему во всей полноте2.

Изучение истории евреев в Западной Сибири получило свое развитие в монографии Н.Б. Галашовой3, подготовленной на основе кандидатской диссертации (2004).

Особое внимание автором уделено вопросам хозяйственной деятельности. Среди специфических черт еврейского предпринимательства автор обращает их повышенный интерес в начале ХХ в. к маслоделию.

В некоторых уездах Томской губернии, по данным Галашовой, больСм., напр., Клюева В.П. Евреи в Западной Сибири: политика государства и проблемы адаптации в сибирском обществе (XVII – начало ХХ в.) // «Приезд и водворение в Сибирь евреям воспрещается …». Тюмень, 2004. С. 5 – 27.

2. Иванов Д.С. Евреи в сибирском регионе: историографический обзор // Евреи в социокультурном пространстве Тюмени и региона. Мат-лы науч.-практ. конф.

Тюмень, 2013. С. 7.

3. Галашова Н.Б. Евреи в Томской губернии во второй половине XIX – начале ХХ вв. Красноярск, 2006.

шинство среди владельцев маслоделен были евреями. Кроме того, автор отмечает, что евреи, стремясь найти свободное поле в торговле и промышленности, осваивали сферы, которые часто не давали сверхприбыль.

Такой отраслью, например была фотография.

Именно в середине 2000-х гг. была заложена традиция изучения еврейских общин в границах конкретной губернии. Работа Галашовой стала «первой ласточкой». В дальнейшем в этом же ключе была издана совместная работа Я.М. Кофмана и Н.А. Ореховой «Еврейские общины на территории Енисейской губернии (XIX - начало 30-х гг. XX вв.)» (Красноярск, 2009). Несколько позже увидело свет исследование Белых Е.А., Кальминой Л.В., Кураса Л.В. «Общественная и культурнопросветительская деятельность евреев в Забайкальской области (60-е гг.

XIX в. – февраль 1917 г.)» (Улан-Удэ, 2010).

Наряду с территориально-хронологическим отмечается и проблемнохронологический подход исследователей. Так, например, в ряде своих публикаций С.Л. Курас обращалась к теме роли и месте евреев в пенитенциарной системе Российской империи1. В статьях О.С. Ульяновой основное внимание сосредоточено на проблемах внутриобщинной жизни2.

Особо хотелось бы отметить работы Л.В. Кальминой, посвященные различным аспектам правового положения и хозяйственной деятельности еврейского населения в Сибири в пореформенный период3. Одной 1. См., напр., Курас С.Л. роль и место еврейской ссылки в карательной системе Российской империи // Власть. 2008. - № 10. С. 116 – 119; Она же. Уголовноправовая характеристика преступника-иудея, сосланного в Сибирь (конец XIX в.) // Власть. 2009. - № 9. С. 147 – 150; Она же. Ссылка евреев в Сибирь в законодательных актах и делопроизводственной документации (вторая половина XIX в. – февраль 1917 г.) Улан-Удэ, 2010.

2. См., напр., Ульянова О.С. Метрические книги Томского еврейского духовного правления как источник по истории евреев г. Томска второй половины XIX – начала ХХ столетия // Вестник Томского государственного университета. Серия «История». 2008. - № 3 (4). С. 57 – 62; Она же. Конфессиональная жизнь еврейской общины в аспекте функционирования синагог и молитвенных домов (на материалах по Томску второй половины XIX – начала ХХ столетия) // Вестник ТГУ.

Серия «История». 2009. - № 324. С. 152 – 154.

3. См., напр.: Кальмина Л.В. Евреи в Западном Забайкалье: поиск экономических ниш (вторая половина XIX – начало ХХ в.) // Диаспоры. 1999. № 1. С. 104 – 114;

Она же. Сибирский золотопромышленник и меценат Яков Фризен // Вопросы истории. 2003. № 3. С. 142 – 145; Она же. Стать своим и остаться собой. Некоренные этнические группы в Забайкальском социуме во второй половине XIX – наиз особенностей публикаций является рассмотрение еврейского меньшинства в регионе в сравнении с представителями других некоренных этнических групп. На примере Восточной Сибири автор достаточно убедительно показала, что этническая политика самодержавия по отношению к несибирским народам носила более либеральный характер, чем в Европейской России. Можно согласиться и с теми аргументами, которые приведены в пользу данного тезиса: ссыльные и каторжники были важной составляющей экономической колонизации, оторванные от основной массы евреи были относительно малочисленны, позднее появление молитвенных учреждений не способствовало активизации их общественно-политической жизни1. В экономическом отношении евреи Сибири мало отличались от своих единоверцев в других регионах – они стремились найти свою экономическую нишу, деятельность в которой не противоречила бы действовавшему законодательству2.

Новым направление в иудаике является сравнительное изучение общин в различных регионах. Один из первых шагов в этом направлении был сделан М.В. Пулькиным, который сопоставляет в своих работах общины иудеев на Европейском Севере России и в Сибири в конце XIX - начале ХХ вв.3 Исследование выстраивается на религиоведческой основе. С этих позиций он стремится определить общее и различное в процессе становления общин за чертой оседлости. Автор блестяще владеев материалом по губерниям Европейского Севера, опираясь на различные архивные материалы.

Но его представления в Сибири оставляют желать лучшего. Так, в качестве общего он опеределяет доминирующее влияние евреев-военнослужащих, которые становились первоосновой для общин4. Возможно, для Архангельской, Олонецкой и других губерний Севера этот тезис вполне подтвержден. Однако к Сибири его применение вызывает большие сомнения, которые связаны с тем, что еврейское население в городах появляется до чале ХХ вв. // Tartaria Magna. 2001. № 1. С. 38 – 52.

1. Кальмина Л.В. Этническая политика самодержавия и некоренные этнические группы в Байкальском регионе (конец XIX – начало ХХ в.) // Вестник археологии, антропологии и этнографии. 2009. № 10. С. 97.

2. Кальмина Л.В. Евреи в Западном Забайкалье … С. 104.

3. См., напр., Пулькин М.В. Иудаизм на Европейском Севере и в Сибири (конец XIX - начало ХХ вв.) // Религиоведение. 2011. № 2. С. 26-34.

4. Пулькин М.В. Формирование иудейских общин на Европейском Севере и в Сибири // Материалы XVIII ежегодной Международной конференции по иудаике.

Т. 2. М., 2012. С. 145.

распространения рекрутской повинности на евреев, с одной стороны, а с другой, - с малочисленностью самих евреев-военных в регионе. Тем не менее, сама постановка проблемы заслуживает уважения и имеет, как нам кажется, отличные перспективы для исследователей.

Отдельным направлением в сибирской иудаике вновь стало изучение исторического прошлого отдельных общин. Примером тому могут служить публикации В.Ю. Рабиновича по истории одной из самых многочисленных общин дореволюционной Сибири – Иркутска1, Ю.М. Гончарова, посвященные еврейской общине Каинска2 и др. В этом историографическом направлении выходят не только научные, но и краеведческие работы3, что характерно не только для Сибири, но и других регионов России4.

Значительную роль в сохранении научного интереса к иудаике в научном сообществе Сибири сыграла также ежегодная Международная конференция по иудаике, проходящая в Москве с 1994 г. В целом, тематические конференции являлись площадкой для обсуждения научных проблем. В сборниках материалов опубликованы статьи, в которых авторы обращались к различным проблемам истории сибирских евреев.

Исследователи используют сегодня различные возможности для донесения информации по иудаике до широкого круга читателей. С одной стороны, это традиционные печатные формы, включающие в себя не только строго научные, но и справочные издания. Из последних необходимо выделить, в первую очередь, энциклопедии, библиографические и историко-краеведческие справочники, в которых содержатся сведения о евреях Сибири и их жизни в этом регионе. Примером тому может служить «Краткая энциклопедия по истории купечества и коммерции в Сибири»

(Новосибирск, 1994 – 1999) и «Историческая энциклопедия Сибири» (Новосибирск, 2009), а также справочник «Евреи Сибири и Дальнего Востока.

Библиографический указатель литературы на русском языке» (КрасноСм., напр.: Рабинович В.Ю. Евреи дореволюционного Иркутска: наброски к портрету // Диаспоры. 1999. № 1. С. 77 – 103; Он же. Евреи и поляки в дореволюционном Иркутске: «переселенцы» в переселенческом обществе // Известия Алтайского государственного университета. Серия «История». 2010. № 4-1. С.

201 – 206.

2. См., напр.: Гончаров Ю.М. «Сибирский Иерусалим»: еврейская община города Каинска в XIX – начале ХХ в. // Известия Алтайского государственного университета. Серия «История». 2010. № 4-3. С. 54 – 57.

3. Гройсман А.С. Евреи в Якутии (рукопись). Якутск, 1991.

4. См., напр., Пудалов Б.М. Евреи в Нижнем Новгороде: XIX – начало ХХ в. Нижний Новгород, 1998; Левин В.И. История евреев России. Взгляд из Пензы. Пенза, 2003.

ярск, 2004) и др. С другой стороны, это электронные справочные ресурсы по иудаике, например, «Еврейская электронная энциклопедия» и др.

Подводя итог, можно отметить начало качественно нового периода в развитии сибирской иудаики начала XXI в. В постсоветский период сформировались научные центры в Иркутске и Улан-Удэ, в которых идет активная работа по изучению еврейских общин Восточной Сибири. В Западной Сибири подобные центры не сформировали,сь и изучение дореволюционной истории местных общин ведется единичными исследователями.

Вне всякого сомнения, исследователями проделана большая работа по восстановлению исторического прошлого еврейского населения Сибири.

Но эти публикации имеют ряд общих недостатков. Так, можно отметить некую оторванность реконструкций от макрорегионального контекста.

Это не позволяет, в свою очередь, выявить объективные связи между явлениями, установить достоверную причинно-следственную связь.

Помимо этого авторы рассматривают предмет изучения сугубо в рамках губернии (края), не прибегая к межрегиональным сравнениям дефиниций одного порядка. И уж тем более в исследованиях, за редким исключением, отсутствуют межнациональные сравнительные построения в правовой, экономической, религиозной и иных сферах. В то же время мы должны помнить о том, что еврейское население находилось в тесной взаимосвязи не только с русским старожильческим и переселенческим населением Сибири, но и аборигенами, а также представителями иных меньшинств, оказавшихся в регионе вследствие реализации государственных мероприятий.

Целый ряд сюжетов, например, о переселенческой кампании 1836-1837 гг.

имеет неоднозначное толкование. Появление новых источников позволяет нам по-новому взглянуть на отдельные сюжеты истории сибирских евреев.

В целом, обширная историография конца XIX – начала XXI вв. является заметным вкладом в изучение истории развития не только еврейской общины Сибири, но и России в целом. Появление многочисленных работ открывает исследователям возможность для проведения компаративистских исследований как в рамках Сибири, так и других регионов, в которых проживало еврейское население. Можно вполне согласиться с А.Е. Локшиным, отмечавшим уже в 2002 г. факт существования самостоятельной сибирской школы иудаики1.

1. Локшин А.Е. Современная зарубежная историография российского еврейства XVII – начала ХХ вв. Взгляд из России // История еврейских общин Сибири и Дальнего Востока. Красноярск, 2002. С. 4.

История изучения сибирской полонии Возникновение польских анклавов во внутренних губерниях Российской империи было связано с историей взаимоотношений польского сообщества и имперской власти во второй половине XVIII – XIX вв. Россия не смогла превратить польские земли и население в неотъемлемую часть собственного организма. Русско-польский антогонизм на протяжении этого времени находил свое выражение в восстаниях, которые в последствии влияли на размещение поляков на территории Российской империи.

Сибирская полония имеет достаточно длительную историю, в сравнении с немецкой и еврейской общинами. Правда, в историографическом отношении она значительно уступает по изученности двум предыдущим.

Польский вопрос был одним из важных составляющих общественнополитического развития России XIX в., а потому события, происходившие в Царстве Польском, всегда вызывали повышенный интерес. Выступления 1830-1831 гг., 1863 г. нашло свое отражение на страницах «толстых» журналов.

Анализ публикаций конца XIX – начала ХХ в. по польскому вопросу приводит нас к выводу о том, что большая их часть – воспоминания и мемуары участников и современников событий (Валуев П.А., Миркович Ф.Я., Венюков М.И., Милютин Н.А. и др.).

Отсутствие серьезных исследовательских работ было связано с недоступностью архивных фондов. Как отметил в своей работе Л.Е. Горизонтов, «доступ к архивам – привилегия ХХ века»1. Первые научнопопулярные работы появились на рубеже XIX – ХХ вв. Авторами работ были не только университетские преподаватели, но и военные историки.

Например, в 1886 г. по распоряжению начальника Николаевской академии Генерального Штаба М.И. Драгомирова была издана подготовленная А.К. Пузыревским2 работа «Русско-польская война 1831 года». На содержание исследования оказало влияние несколько факторов: автор был военным историком и преподавателем упомянутого учебного завеГоризонтов Л.Е. Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше. М., 1999. С. 24.

2. Пузыревский Александр Казимирович (1845 – 1904) – генерал от инфантерии (1901), военный историк и теоретик, профессор Академии Генерального Штаба по кафедре военного искусства (1889), член Государственного Совета (1904). В 1890 году назначен начальником штаба Варшавского военного округа. Преподавал Наследнику Цесаревичу (Николаю II), историю военного искусства.

дения. В авторском предисловии указано, что данное событие «столь же поучительно для русского офицера в теоретическом, так и практическом отношениях»1. И главная задача работы сводится к тому, чтобы дать понять читателю, почему столь долго длилось противостояние «могущественного государства, обладавшего громадным запасом личных и материальных средств» и «относительно слабой, с небольшими средствами и вооруженной силой страной»2. Автор, несомненно, выступает с охранительных позиций, указывая на то, что восставшими двигала «ложная, неосуществимая политическая идея»3. Но в то же время он стремится в своей работе быть объективным, а потому затяжной характер кампании объясняет не только силой русской армии, но и воодушевлением, охватившим поляков. Пузыревский блистательно реконструирует ход военных действий. Свое повествование он основывает на многочисленных документах, опубликованных и рукописных материалах (уже в предисловии дана их содержательная характеристика, всего упомянуто 25 работ на русском, польском и французском языках). Но изначальная цель, стоящая перед автором, не позволяет ему посмотреть на последствия восстания.

В начале ХХ в. была подготовлена и издана монография А.А. Сидорова «Польское восстание 1863 года: исторический очерк» (СПб., 1903).

В кратком предисловии автор дает емкую, на его взгляд характеристику предшествующим публикациям: «о польском восстании 1863 года напечатано много книг, брошюр, статей и заметок на различных языках, но, к сожалению, многое … не представляет исторической достоверности»4.

Мы не станем углубляться в отечественную историографию полонистики, т.к. это не является темой нашего исследования. Наибольший интерес для нас представляет тот массив исследований, который имеет непосредственное отношение к полякам в Западной Сибири XIX – начала ХХ в.

Автором одной из первых содержательных работ в данном направлении был священник Б. Герасимов5, опубликовавший на страницах «ЗапиПузыревский А.К. Русско-польская война 1831 года. СПб., 1886. С. I.

2. Там же.

3. Там же.

4. Сидоров А.А. Польское восстание 1863 года: исторический очерк. СПб., 1903.

[Авторская аннотация].

5. Герасимов Борис Георгиевич (1872 – 1938), священник, окончил Томскую духовную семинарию, настоятель Никольского собора в Семипалатинске (1901 – 1931), исследователь истории и географии Восточного Казахстана, награжден серебряной медалью Русского географического общества за публикацию об освосок Семипалатинского подъотдела Западно-Сибирского отдела Русского географического общества» свое сочинение под названием «Ссыльные поляки в Семипалатинской области (краткий исторический очерк)»

(Семипалатинск, 1918). Достаточно объемное произведение (более страниц текста) пролежало «под сукном» с 1907 г. В нем затрагиваются различные аспекты жизни и деятельности поляков в этом регионе, который на протяжении XIX в. находился под управлением сибирских властей сначала из Тобольска, а затем Омска. Особенностью публикации является то, что автором использованы архивные дела Семипалатинского областного правления и Усть-Каменогорского городского управления.

Правда, он вполне критично оценил их неполноту. По тексту упомянуты различные документы, извлеченные Герасимовым из архивных дел:

формулярные и статейные списки, донесения полиции и т.д. Заслугой автора на начало ХХ в. явилось то, что в конце своей работы он привел список использованных архивных дел (37) с указанием их наименований.

Дав краткий обзор положения поляков, сосланных в Западную Сибирь в 1820-х – 1860-х гг., автор представил «краткие биографические сведения о поляках, проживавших в Семипалатинской области в разное время», которые составили большую часть работы1.

Вне всякого сомнения, публикация Герасимова имеет большое значение для историографии сибирской полонии, т.к. в ней даются не только оценочные характеристики. Автором включены в текст объемные выдержки из документов, многие из которых, возможно, не сохранились до наших дней.

В 1920-х – 1960-х гг. отечественные историки не обращались к комплексному изучению сибирской полонии: шел процесс исследования отдельных ее аспектов и, в первую очередь, разрабатывалась история польской ссылки. Эта традиция, как мы увидим в дальнейшем, сохранилась до настоящего времени.

Центром изучения в СССР польской истории и истории польской диаспоры стал Институт славяноведения и балканистики АН СССР. В 1960-е гг. его сотрудниками велась активная работа по сбору и обработке документов, относящихся к восстанию 1863 г., что было сопряжено с его 100-летним юбилеем. Результатом стало издание многотомного сборника «Восстание ении Бухтармы (1912), автор большого количества статей и заметок по истории, этнологии, географии.

1. Герасимов Б. Ссыльные поляки в Семипалатинской области (краткий исторический очерк) // Записок Семипалатинского подъотдела Западно-Сибирского отдела Русского географического общества. Семипалатинск, 1918. С. 19 – 106.

1863 года. Материалы и документы» (т. 1-25. М., 1960 – 1986). Одновременно с этим на страницах научных журналов и в сборниках появляются статьи, посвященные польскому революционному движению в 1860-х гг.

Для нас наибольший интерес представляет монография Н.П. Митиной «Во глубине Сибирских руд» (М., 1966). Несмотря на то, что исследование посвящено восстанию ссыльных поляков на Кругобайкальском тракте, автор обратила внимание на вопросы предыстории события. Уже во введении дан достаточно емкий историографический и источниковедческий обзор. В первой главе в центре внимания оказался вопрос ссылки в Сибирь участников Январского восстания 1863 г. Большую ценность представляют приведенные архивные статистические сведения о количестве сосланных, их размещении по сибирским губерниям и областям, их социальном составе.

Представляя сословный портрет ссыльных поляков, Митина обратила внимание на то, что положение дворян, составлявших большинство, и выходцев из крестьян и мещан было неодинаковым: «лицам низжего сословия … никакого пособия не выдавалось», тогда как «ссыльным из дворян разрешалось выдавать по 15 коп. в сутки»1.

Положение ссыльных на поселении во многом зависело, по мнению Митиной, от отношения к ним представителей местной администрации.

Так, указывается, что «широкие слои русского общества выражали сочувствие участникам революционного и национально-освободительного движения»2. Подобные настроения были распространены в разных регионах. Подтверждение этому автор находит как в донесениях чиновников III Отделения, так и в более поздних воспоминаниях польских ссыльных.

Правда, Митина подходит к подобным фактам не вполне критично – известны и многочисленные случаи негативного отношения местного населения к полякам.

В конце 1960-х – 1970-е гг. в Иркутске закладываются основы научного центра изучения поляков в Сибири. Этот процесс был связан с научной деятельностью Б.С. Шостаковича, который в 1974 г. защитил кандидатскую диссертацию «Поляки в Сибири 1870 – 1890-е гг.», ставшую результатом многолетней исследовательской работы. В дальнейшем им и его учениками будет продолжена работа в этом направлении. Достаточно рано определится и территориальная ограниченность этого круга ученых – в поле их зрения окажется польское население Восточной Сибири.

1. Митина Н.П. Во глубине Сибирских руд. М., 1966. С. 14-15.

2. Там же. С. 17.

В 1995 г. вышла в свет еще одна значимая работа Шостаковича «История поляков в Сибири (XVII – XIX вв.)», в которой сохранилось преобладание восточносибирского материала. Как и прежде, автор основное внимание уделил политической ссылке поляков в Иркутскую губернию.

Несомненной заслугой автора стало введение в научный оборот большого количества неопубликованных источников из региональных архивов (преимущественно Государственного архива Иркутской области). Много внимания Шостакович уделил в этой работе анализу польской мемуаристики середины XIX – начала ХХ в.

Во второй половине 1990-х гг. Иркутск сохраняет за собой лидерство в изучении различных аспектов истории и культуры полонии региона. Подтверждением тому явился доклад Шостаковича «Узловые вопросы истории поляков в Сибири (конец XVIII – конец ХХ в.)»1. В это время Иркутский университет одним из стал центров российско-польских научных связей.

Результатом контактов стало появление диссертации польского историка В. Масяржа «Поляки в Восточной Сибири (1907 – 1947 гг.)» (Иркутск, 1995), в которой автор вышел за традиционные хронологические рамки и обратился к комплексному изучению польской общины. Введение в научный оборот широкого круга источников из российских и польских архивов позволило ему реконструировать целостную картину жизни поляков.

На рубеже XX – XXI вв. изучение польских общин в России в дореволюционный перид приобрело свои особенности. Так, стали проводиться научные конференции, на которых полония являлась центральным объектом. Так, например, прошли конференции в Казани, Москве, Краснодаре, Новосибирске и др. городах. Опубликованы сборники материалов.

Кроме того, в регионах выходят сборники краеведческого направления2.

В начале 2000-х гг. начато активное изучение истории полонии Западной Сибири в XIX – начале ХХ в. Правда, мы не можем говорить о формировании научного центра, подобного иркутскому. Тем не менее, историография достаточно обширна.

Региональной историографической особенностью является преобладающий интерес исследователей к польской ссылке, религиозной жизни, общественно-политической деятельности польского населения.

Автором работ по истории поляков Западной Сибири является В.А.

Скубневский. В них он обращается к демографическим и экономическим 1. Шостакович Б.С. Узловые вопросы истории поляков в Сибири (конец XVIII – конец XX в.): Научн. доклад дисс. на соиск. уч. ст. докт. ист. наук. М., 1997.

2. См., напр., Поляки Прикамья. Пермь, 2004.

аспектам. Так, несколько публикаций посвящено участию поляков в экономической жизни региона1. Будучи специалистом по экономической истории, Скубневский фокус собственного исследовательского интереса перенес на польское предпринимательство второй половины XIX – начала ХХ в. Разрабатывая эту тему, он обратил внимание на сложности выявления источников: «Найти исчерпывающие перечни промышленных предприятий с указанием фамилий владельцев весьма сложно, их полного учета в российской статистике просто не существовало»2. Для восполнения подобного рода пробелов необходимо, по его мнению, привлекать различные источники как архивного происхождения, так и опубликованные. Активная исследовательская работа в этом направлении позволила автору ввести в научный оборот информацию о польских предпринимателях Западной Сибири в пореформенный период.

Темы польской ссылки в Западную Сибирь в 1860-е гг. и жизни поляков в пореформенный период нашли свое отражение в многочисленных публикациях И.Н. Никулиной3. Основное внимание автором сконцентрировано на изучении положения польского духовенства, оказавшегося за Уралом. Рассматривая вопрос о пребывании ссыльнопоселенцев из числа поляков на Алтае, Никулина отмечает факты негативного отношения к ним со стороны местных чиновников, настаивавших на их удалении из Алтайского горного округа в целях сохранения спокойствия4. Приведенные сведения указывают на неоднозначное отношение к ссыльным из 1. См., напр., Скубневский В.А. Польское население Сибири по материалам переписи 1897 года // Польская ссылка в России XIX – ХХ веков: региональные центры. Казань, 1998. С. 170 – 175; Он же. Предпринимательство поляков в Сибири.

Вторая половина XIX – начало ХХ вв. // Предприниматели и предпринимательство в Сибири. Вып. 3. Барнаул, 2001. С. 139-152; Он же. Источники изучения хозяйственной деятельности поляков в Сибири (вторая половина XIX – начало ХХ в.) // Восточная Европа и Россия: история, современное состояние и перспективы взаимоотношений. СПб., 2008. С. 82-92 и др.

2. Он же. Источники изучения хозяйственной деятельности … С. 85.

3. См., напр., Никулина И.Н. Из истории польской ссылки второй половины XIX века в Западной Сибири // Известия Томского политехнического университета.

2004. Т. 307. № 4. С. 169-174; Она же. Из истории пребывания поляков на Алтае (60-е гг. XIX в.) // Диаспоры. 2005. № 4. С. 83-99; Она же. Представители католического духовенства в западносибирской ссылке (60-70-е гг. XIX в.) // Известия Иркутского государственного университета. Серия «Политология. Религиоведение». 2007. № 1. С. 155-160 и др.

4. Она же. Из истории польской ссылки … С. 171.

Польши и губерний Западного края в среде сибирской администрации.

Автором приведены количественные и персональные сведения о поляках, определенных на жительство в Алтайскую часть Томской губернии.

Это является несомненной исследовательской заслугой, ибо, как отмечает сама Никулина, «в виду частого перевода ссыльных с одного места жительства на другое точный подсчет достаточно затруднен»1.

Одновременно с этим появляются публикации по истории польских общин отдельных сибирских городов. Так, в статьях Е. Тершуковой и А.

Жаровой рассматривается история польской общности в Кургане на протяжении XIX – начала ХХ в.2 В статьях Л.К. Островского рассматриваются социокультурные аспекты деятельности польских сообществ в западносибирских городах3.

Как мы видим, подавляющая масса публикаций по истории поляков в Западной Сибири хронологически охватывают вторую половину XIX – начало ХХ в. Но это вовсе не означает, что история сибирской полонии в предшествующее время не изучалась. На самом деле, исследований, в которых рассматриваются проблемы формирования и развития польской общины Западной Сибири в первой поовине XIX в., немного. В этой части отечественной историографии доминирует изучение польской ссылки в Сибирь в связи с Отечественной войной 1812 г. и восстания 1830 г. Например, в монографии В.С. Сулимова «Польская армия Наполеона в Тобольской губернии» (Тобольск, 2007) рассмотрена проблема пребывания в Тобольской губернии пленных поляков, воевавших в наполеоновской армии. Работа написана преимущественно на архивных материалах. Автором подробно рассматривается весь комплекс вопросов, связанных с отправкой военнопленных в Западную Сибирь и их пребыванием в регионе.

1. Там же.

2. См., напр., Тершукова Е. Поляки в г. Кургане в XIX – начале ХХ веков: постановка проблемы, анализ источниковой базы http://www.kurgangen.org/local-finding/Poles%20in%20Zaurali/Polyaki%20v% Kurgane/ (Электронный ресурс. Режим доступа 7.04.2013); Она же. Ссыльные поляки в г. Кургане в первой половине XIX века.

http://www.kurgangen.org/local-finding/Poles%20in%20Zaurali/Poland%20in% Kurgan%20III/ (Электронный ресурс. Режим доступа 7.04.2013) и др.

3. См., напр., Островский Л.К. Польское население Томска, Тобольска и Омска и деятельность католических благотворительных обществ 1890-е – начало 1920-х гг.) // Известия Новосибирского государственного университета. Серия «История. Филология». 2012. Т. 11. № 8. С. 59-62.

Отдельно необходимо выделить статьи С. Филя, занимающегося изучением польской общины на территории Тобольской губернии в первой половине XIX в. О сохраняющемся научном интересе к истории польской общины в Западной Сибири свидетельствуют диссертации, которые были защищены в последнее десятилетие. Так, в 2004 г. состоялась защита кандидатской диссертации С.Г. Пятковой «Польская политическая ссылка в Западную Сибирь в пореформенный период» (Сургут). В центре внимания исследователя оказался один аспект сибирской полонии – ее пополнение за счет политических ссыльных, прибывавших в регион.

Кандидатская диссертация С.А. Мулиной «Участники польского восстания 1863 года в западносибирской ссылке» (Омск, 2005) посвящена другому аспекту истории поляков Сибири. Автор обращается не только к самой ссылки, но и подробно рассматривает процесс вынужденной адаптации ссыльных повстанцев в Сибири.

В этом же направлении выполнена еще одна диссертация – Е.П. Береговой «Польская политическая ссылка в Енисейскую губернию во второй половине XIX – начале ХХ в.» (Красноярск, 2007). Автором рассматривается все та же польская политическая ссылка, но уже применительно к губернскому уровню. На основе многочисленных архивных источников исследователем реконструированы социально-демографические процессы, характерные для сообщества ссыльных, рассмотрен процесс практической реализации карательной политики со стороны местных органов полиции, а также представлены проблемы взаимоотношений ссыльных с местной администрацией и населением.

Несмотря на близость тем рассотренных диссертаций, в каждой из них присутствует научная новизна.

Особо следует выделить на этом фоне докторскую диссертацию И.Н.

Никулиной «Религия и политические ссыльные Западной Сибири в XIX в.» (Барнаул, 2006). Во 2 и 3 главах иссертации автор обратилась к проблемам пребывания в Томской и Тобольской губерниях ссыльных из числа католического духовенства в 1830-е – 1870-е гг. Одновременно с этим в центре внимания диссертанта оказались социокультурные аспекты жизни западносибирской полонии. Диссертация имеет не только важное теоретическое значение для осмысления польско-сибирской истории, но 1. См., напр., Филь С.Г. Поляки в Ишимской ссылке: первая половина XIX в.

// http://a-pesni.org/polsk/a-ichim19.htm (Электронный ресурс. Режим доступа 20.03.2013 г.).

и сугубо прикладное - автором составлена база данных о ссыльных католических священниках рассматриваемого периода. Данное исследование, несомненно, стало заметным вкладом в изучение истории польского населения Сибири.

Пальма первенства в изучении сибирских поляков принадлежит российским историкам. В силу ряда причин исследований польских историков по западносибирскому региону крайне мало – они преимущественно занимаются изучением Восточной Сибири. Но можно выделить несколько важных публикаций. Так, современные польские историки В. Масярж и Э. Качинская2 в центр внимания помещают социально-экономические и демографические проблемы. Выводы, к которым приходят авторы, достаточно интересны. Так, Масярж указывает на то, что в конце XIX в.

в польских губерниях в крестьянской среде нарастают миграционные настроения, но местная администрация искусственно сдерживала переселение крестьян в Сибирь. Подобное административное решение не снимало проблему, но привело к появлению большого количества самовольных переселенцев, которые направлялись за Урал без каких бы то ни было разрешительных документов3.

Вне всякого сомнения, историография истории поляков Западной Сибири в рассматриваемый период не ограничивается перечисленными выше работами. Но приведенный обзор позволяет определить основные тенденции, имеющиеся на настоящий момент. Так, по-прежнему в центре внимания исследователей находятся вопросы, связанные с различными сторонами польской ссылки. Этой теме посвящено подавляющее количество работ как применительно к Западной, так и к Восточной Сибири. В то же время исследователи уделяли незначительное внимание социальнодемографическим и экономическим вопросам жизни и деятельности поляков в регионе. К сожалению, отсутствуют серьезные историографические и обобщающие работы по данному направлению. Но все это создает благоприятное поле для следующего поколения историков.

1. Масярж В. Миграция польских крестьян в Сибирь в конце XIX – начале ХХ века // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002. С. 241 – 245.

2. Качинская Э. Поляки в Сибири (1815 – 1914 гг.). Социально-демографический аспект // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002. С. 225 – 277.

3. Масярж В. Миграция польских крестьян … С. 243-244.

Подводя общий итог историографическому обзору, хочется отметить общее и особенное в истории изучения рассматриваемых национальных общин.

Во-первых, в развитии историографии всех общностей можно выделить одни и те же периоды. Евреи, немцы и поляки Западной Сибири стали объектом научного изучения во второй половине XIX в., и первыми свое внимание на эти группы обратили юристы. Именно в рамках государственной школы появились первые работы. В дальнейшем идеологический фон был обогащен и был представлен как консервативными, так и либеральными направлениями, сохранявшими свое значение до 1917 года.

Второй период (1920-е – 1960-е гг.) характеризуется фактическим запретом на изучение национальных групп (за исключением титульных). В это время исследователи вынуждены были включать исторический материал с национальной окраской в общий контекст.

В 1970-е – 1980-е гг. определились основные направления изучения польской, немецкой общин в Сибири, которые продолжают доминировать до сих пор (политическая ссылка и экономическое развитие соответственно).

Постсоветский период характеризуется активизацией исследователей в изучении национальных историй. Историки, этнографы обращаются к рассмотрению этнических групп с позиций микроистории. В условиях методологического плюрализма появились возможности взглянуть на многие события по-новому. Исследования строятся на источниках, использование которых ранее было невозможно. Сложились академические научные центры и школы, которые занимаются изучением диаспор.

Во-вторых, даже неполное знакомство с историографией истории евреев, поляков, немцев в Сибири позволяет говорить о крайней неравномерности изученности объекта. Более полно реконструированы различные стороны жизни немецкого населения Западной Сибири. Эта часть историографии, как мы могли убедиться, является наиболее обширной и разноплановой. О научной зрелости этого направления в исторической науке свидетельствует также наличие большого количества обобщающих работ в виде исследовательских (диссертации, монографии) и справочных (библиографические указатели, справочники) изданий. Говоря о сибирской иудаике, нужно отметить особый интерес к вопросам внутриобщинной жизни, к участию еврейского населения в общественнополитических процессах в регионе. Социально-экономическая составляющая исторического прошлого евреев Сибири нуждается в дальнейшем развитии. Сибирская полония выглядит на общем фоне наиболее блекло, что связано с историей ее изучения. В течение длительного времени доминирует рассмотрение польского населения сквозь призму политической ссылки XIX – начала ХХ в., что привело к появлению большого количества публикаций. Но на этом фоне абсолютно теряются те немногочисленные исследования, в которых представлены результаты изучения экономических, демографических, социокультурных аспектов. И это, несомненно, обедняет общую историографию темы.

В-третьих, исследователи ХХ – начала XXI в. рассматривают национальные общины, как правило, в отрыве от общего контекста. Ими создано представление о немецкой экономике в Сибири, формировании и развитии общинных еврейских институтов, о польской политической ссылке и т.д. Но эти явления представлены в своем внутреннем развитии, но во внешней статике. Недостаточное сравнение и сопоставление однопорядковых исторических явлений в этой ситуации не позволяет сделать объективный вывод о роли и месте национальных групп в общественнополитической, экономической и социокультурной жизни региона.

Источниковая база изучения национальных общин Западной Сибири Незначительное количество научных работ в отношении истории немцев, поляков и евреев Западной Сибири заставляет нас обратиться к различным источникам.

Значительная часть источников вводятся в научный оборот впервые.

В первую очередь, это касается документов различного рода, обнаруженных во время работы с фондами Государственного Архива Российской Федерации (г. Москва), Российского государственного исторического архива (г. Санкт-Петербург), Государственного архива Алтайского края (г.

Барнаул), Государственного архива Омской области (г. Омск), Государственного архива Томской области (г. Томск), Государственного архива г.

Тобольска (г. Тобольск), Центральном архиве истории еврейского народа (г. Иерусалим, Израиль).

Исторические источники, использованные для подготовки диссертационного сочинения, можно классифицировать по-разному. Однако наиболее полно представить спектр задействованных типов источников позволяет стандартная классификация. В рамках отдельных типов будет дана характеристика опубликованных и архивных источников.

Наиболее важной группой являются законодательные акты, распубликованные через Правительственный Сенат, министерства, Кабинет Его Величества и другие государственные ведомства.

Вся масса русского законодательства досоветского периода собрана и представлена в трех Полных собраниях законов Российской империи, из которых первое охватывает время с 1649 г. по 12 декабря 1825 г., второе начинается с 12 декабря 1825 г. и заканчивается 1 марта 1881 г., а третье – с 1 марта 1881 г. Для обнародования законов с 1863 г. служит «Собрание узаконений и распоряжений правительства», издававшееся Правительственным Сенатом. Для руководства гражданских правительственных мест был издан в 15-ти тт. Свод Законов, ставший извлечением из Полного собрания законов.

Этот тип представлен рядом манифестов, высочайших указов и прочими документами нормативного характера. Разделяя первые два вида, следует помнить, что манифест в дореволюционной России представлял заявление государственной власти о важнейших событиях в жизни страны, тогда как высочайший указ как законодательный акт, наиболее распространенный уже в начале ХХ в., закреплял какую-либо одну правовую норму. То есть манифест в иерархии документов царской России может рассматриваться в качестве основного закона, тогда как второй вид являлся своего рода подзаконным актом, разъясняющим одно или несколько положений манифеста. В эту же группу можно отнести проекты документов, подготовленные к внесению правительством в Государственную Думу, но по ряду обстоятельств отклоненные ею и не ставшие нормативными актами. В качестве примера можно выделить внесенный правительством П.А. Столыпина в конце 1910 г. законопроект, согласно которому предлагалось лишить всех лиц иностранного происхождения и немецких колонистов ряда губерний некоторых гражданских прав. Несмотря на то, что законопроект не выносился даже на обсуждение, значение его был велико.

В разряд законодательных актов могут быть отнесены различного рода инструкции, положения, т.к. они обладали силой законов. Помимо этого в этот ряд мы можем поставить «Устав о ссыльных» (различные редакции), «Устав колоний иностранцев в Империи 1857 года», различные «Положения».

Анализ законодательных и нормативных актов позволяет нам определить государственно-правовой статус представителей немецкой, польской и еврейской общин, его эволюцию во времени.

Не менее важной группой источников являются делопроизводственные бумаги. В нашем случае переставляется целесообразным разделить их на две подгруппы:

• собственно делопроизводственная документация;

• статистические источники.

Выделение последних возможно на том основании, что при их составлении использована отличная от других источников форма кодирования информации, ибо она представлена здесь в виде цифровых значений.

Делопроизводственная документация представлена несколькими уровнями: перепиской равноправных органов государственной власти (между министерствами, департаментами одного или нескольких министерств, губернскими управлениями и т.д.); перепиской между вышестоящим и нижестоящим органами (например, Комитетом министров и министерством, министерством и губернским органом власти); перепиской органов государственной власти с частными лицами.

Выше уже отмечались обстоятельства, позволяющие выделить статистические источники в отдельную группу в составе делопроизводственных бумаг. Некоторое отличие имеется так же при их анализе. Надо сказать, что статистическое обследование в своем законченном виде представляется как трехэтапный процесс: на первом составляется программа обследования, на втором – основном - происходит сбор данных и кодирование их в виде чисел, на заключительном этапу происходит обработка полученных в ходе обследования материалов и сведение их в итоговые таблицы. Чаще всего историки апеллируют именно к третьему этапу. С одной стороны, это можно объяснить тем, что уже обработанный материал более удобен для исследователя, с другой - не всегда удается воспользоваться документами, принадлежащими к первым двум этапам. До сих пор сохраняется вопрос о достоверности подобного рода источников, полученных на третьем этапе. Для проверки их необходимо привлечение иных смежных документов. В нашем случае мы имеем дело с несколькими видами статистических обследований.

Среди источников правительственной статистики, в первую очередь, следует выделить итоговые данные Всероссийской переписи населения 1897 года1. Однако некоторые публикации вызывают относительно неПервая всеобщая перепись населения Российской империи, 1897 г. – СПб., 1904; Патканов С. Статистические данные, показывающие племенной состав населения Сибири, языки и роды инородцев (на основании специально разработанных материалов переписи 1897 г.). СПб., 1911.

мецкого населения Сибири некоторые вопросы. Например, указывается, что в ряде населенных пунктов Тобольской губернии проживали крестьяне, которые определяли себя в первую очередь как лютеран, т.е. мы имеем дело в этом случае с подменой этнонима конфессиональной принадлежностью. Эта группа населения рассматривается С. Паткановым как немецкая, однако мотивация, им двигавшая, не отмечается даже в примечаниях.

Однако рассматривая материалы статистических обследований, после которых сохранились первичные материалы, например, учетные карточки, следует отметить, что преимущественно все они носят локальный характер будь то в пределах одного села или губернии. Исключение составляют лишь Всероссийская сельскохозяйственная перепись г. и Всероссийская сельскохозяйственная и поземельная перепись г. К сожалению, последняя, представлявшая собой уникальное в своем роде статистическое обследование, до сих пор не получила адекватного освещения в отечественной историографии. Буквально несколько слов о ней сказано в «Источниковедении истории СССР»1. Сравнивая ее с переписью 1916 г. авторы отмечают недостатки последней и превосходства первой чисто в организационном плане. Повторное проведение статистического обследования в пределах всей России ими объясняется тем, что в предыдущий раз в ходе обследования хозяйств были получены неудовлетворительные результаты. В «Источниковедении истории СССР XIX-начала ХХ вв.»2 упоминание о переписи 1917 г. отсутствует, как будто она не проводилась вовсе. Зато значительное место отведено авторами статистическому обследованию предыдущего года. С их точки зрения, оно было не таким уж плохим. Отмечается, что это была первая сельскохозяйственная перепись во всероссийском масштабе, а потому значение ее велико. Более подробную информацию можно почерпнуть в ряде очерков А.И. Гозулова3. Он отмечает, что целью переписи 1917 г.

был «сбор материала для проведения намечавшейся аграрной реформы после февральской революции»4, т.е. она была направлена на выяснение ситуации, сложившейся в деревне в «57 губерниях и областях Европейской части страны и частично в районах Средней Азии»5, в том числе и 1. Источниковедение истории СССР. М., 1973.

2. Источниковедение истории СССР XIX – начала ХХ вв. М.,1970.

3. Гозулов А.И. Очерки истории отечественной статистики. М., 1972.

4. Там же. С. 132.

5. Там же. С. 134.

Сибири. Вероятно, рассматривая этот шаг Временного правительства в качестве подготовительной меры на пути осуществления аграрной реформы, большевики и советские историки в основной своей массе предпочитали не касаться ее. Объясняется это тем, что анализ данных переписи на низовом (сельском, волостном и уездном) уровне позволяет получить достаточно объективную картину хозяйственной жизни российской деревни накануне Октября, которая не всегда совпадала с той картиной, которую представляли большевики, уверяя о том, что социалистическая революция необходима крестьянину.

Любого рода статистическое исследование после себя оставляет два наиболее ценных в источниковедческом плане документа: инструкцию, на основании которой проводилась перепись, и анкеты или учетные карточки. При анализе первого источника выявляется механизм и методы проведения обследования, второй же позволяет получить уже конкретное представление по тому или иному «сельскому предприятию».

Учетные карточки Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1916 г. и Всероссийской сельскохозяйственной и поземельной переписи 1917 г. состояли более чем из 150 вопросов, подавляющая часть которых касалась хозяйственной характеристики крестьянского двора. Отличительной чертой анкеты переписи 1917 г. является то, что в ней впервые в истории русской статистики было объединено обследование хозяйств с поземельным учетом.

Заполняемая на каждый двор анкета раскрывала структуру каждой семьи ( отношение к домохозяину, пол, возраст, грамотность и трудоспособность); землепользование; состав угодий (площадь под усадьбой, лесом, покосом и т.д.) и посева в плане хозяйственного использования;

количество скота (рабочего и продуктивного) и сельскохозяйственного инвентаря; занятость в промыслах и уровень кооперирования; социальные отношения: аренда-сдача земли (чья и на какой срок) и их условия, наем и продажа рабочей силы (срок) и сельскохозяйственного инвентаря. Одним словом, хозяйство, затронутое переписью 1917 г., было представлено очень подробно. Можно со всей определенностью сказать, что данная перепись была наиболее глубокой не только в дореволюционной, но и советской России и СССР. К подобному выводу подталкивает даже беглый просмотр анкет Всероссийской всеобщей переписи 1897г., Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1916 г., Всероссийской сельскохозяйственной и поземельной переписи 1917 г. и переписи населения 1920 г. Они разнятся не только количеством поднимаемых вопросов, но и качеством их раскрытия. Сравнительный анализ статистических данных, полученных в результате обработки первичных карточек за различные годы, позволяет нам не только воссоздать картину социальноэкономической и демографической жизни немецкой деревни Алтая, но также сопоставить ее с положением в русских, украинских и прочих переселенческих и старожильческих поселках. Использование этих уникальных источников позволяет по-новому взглянуть на казалось бы известные страницы истории сибирской деревни.

Возникает вопрос: насколько достоверны представленные в анкетах первичные данные. На этот вопрос ответ дают результаты контрольной переписи, проведенной спустя несколько дней после проведения основной переписи. Так во время проведения контрольной переписи инструктора «в целях повышения степени достоверности этих показаний» должны были обращать внимание на следующее: «а) проверять скот в селении путем опроса пастуха или просмотра окладных книг; б) для выяснения площади посевов различных культур задавать контрольные вопросы о количестве высеянных семян; в) сравнивать показания о посевных площадях с показаниями о количестве пахотной земли»1.

Контрольная перепись 1916 г. обнаружила следующие расхождения в переписных материалах: а) населения при втором опросе зарегистрировано больше на 0,79 %; б) скота при повторном опросе в общем итоге оказалось больше на 3,61 %…; в) посевная площадь данными повторного опроса определилась в большем размере на 1,39 % в сравнении с первоначальными данными крестьян2.

В нашем распоряжении оказались материалы ведомственной статистики, которые также введены в текст данной работы. Это, в первую очередь, сведения, которые содержатся в многочисленных архивных материалах. Так, например, отчеты губернаторов министру внутренних дел с указанием числа евреев, желавших переселиться в Западную Сибирь в 1836 г., позволяет говорить о несостоявшемся размахе миграционного движения, о том количестве семей, стремившихся вырваться за черту оседлости и улучшить свое экономическое положение. В фондах Тобольского архива сохранились многочисленные именные списки польских мятежников середины 1860-х – первой половины 1870-х гг., на основании которых представляется возможным реконструировать географию разСельскохозяйственная перепись в Томской губернии // Статистикоэкономические бюллетени. № 6. Томск, 1917. С. 23.

2. Там же. С. 27.

мещения ссыльных не только по губерниям Западной Сибири, но и восстановить их концентрацию по всем уездам.

Отдельно необходимо выделить материалы земской статистики, опубликованные в различного рода «Сборниках»1 и «Обзорах»2. Использование данного типа исторического источника должно помочь ответить на ряд вопросов, связанных с жизнью немцев, поляков, евреев в прежних местах жительства. Эти материалы позволяют восстановить, например, экономическую жизнь немецкой деревни в Поволжье и на Юге России накануне переселения за Урал. Тщательное их изучение дает возможность выяснить причины переселения немцев на новые места, определить динамику переселения, а со временем сравнить уровень экономической жизни материнской и дочерней колонии. Материалы же «Военностатистических обзоров» наглядно иллюстрируют особенности жизни еврейской общины в различных губерниях черты оседлости, выявить общее и уникальное для каждого региона.

Уникальную информацию экономического характера содержат в себе «Материалы анкетного обследования кустарно-ремесленной промышленности в Томской губернии» (Томск, 1915), которые могут быть отнесены к материалам ведомственной статистики, ибо были собраны и обработаны томским отделением ЦСК МВД. В сборнике представлены не только количественные, но также качественные сведения о состоянии кустарных промыслов в различных волостях Томской губернии. Приводятся сведения о стоимости произведенной продукции, сбыте изделий промыслов в своих и соседних селениях, волости, уезде. Сопоставление данных, приведенных в поволостных таблицах сведений о промыслах, с комментариями по отдельным селениям волостей, позволяет определить роль и место немецких и польских крестьян в развитии того или иного промысла в волости, уезде.

Особым источником являются письма ссыльных поляков, которые копировались жандармскими офицерами и передавались в III Отделение 1. См., например, Памятная книжка Таврической губернии. Симферополь, 1889.;

Сборник статистических сведений по Самарской губернии. Отдел хозяйственной статистики. Новоузенский уезд. Самара, 1890; Сборник статистических сведений по Саратовской губернии. Том XI. Камышинский уезд. Саратов, 1891; Сборник статистических сведений по Таврической губернии. Том 1, Выпуск 2. М., 1887; Сельскохозяйственный обзор Самарской губернии за 1899 – 1900 год. Самара, 1902.

2. Статистико-экономический обзор по Одесскому уезду за 1892 год. Под ред.

Б.Ю. Трояновского. Одесса, 1893.

Собственной Его Императорского Величества Канцелярии. Этих писем сохранилось в архивных фондах достаточное количество. Их анализ лишний раз убеждает нас в субъективности данного вида источника: авторы зачастую излагают собственное видение того или иного события в своей жизни. Как бы то ни было, в них содержится и определенная доля достоверной информации, которая, например, позволяет восстановить общий фон атмосферы, в которой жили ссыльные, которая сформировалась вокруг них.

В заключение хотелось бы несколько слов сказать о мемуарных источниках и дореволюционной периодической печати. Мемуаристика, в зависимости от ее разновидности, считается одним из наиболее субъективных источников, причины чего вполне объяснимы. Однако наполнение этой группы у разных исследователей различно. Например, А.А. Курносов, относит дневники в число мемуарных источников наряду с произведениями эпистолярного жанра на том лишь основании, что они принадлежат к одной группе видов - источникам личного происхождения 1. Другие же напротив, считая их «близкими по многим чертам», разводят их по разным группам2. Нами к данному типу относятся два вида мемуаристики - дневниковая форма и воспоминания. В фактологическом плане наиболее достоверной является первая форма, ибо для нее характерна быстрая фиксация событий без их конкретной оценки, тогда как в воспоминаниях всегда существует доля непреднамеренного или умышленного искажения действительности. Объективность воспоминаний зависит также от приближенности и участия в них автора. Однако не следует сбрасывать со счетов личностный фактор. Из наиболее информативных опубликованных воспоминаний следует отметить «Конарщика» Ю. Ручиньского, в которых достаточно подробно представлен путь польских ссыльных середины XIX в. в Сибирь и их жизнь в Нерчинском горном округе.

Интересным источником является дореволюционная печать, которая нередко позволяет выявить общую канву событий. Иногда именно в газетах и журналах можно найти информацию, которая не отложилась или не сохранилась в других источниках. В нашем случае использовались материалы, опубликованные как в столичных газетах, например, «Новое время», так и местных периодических изданиях, например, в газетах «Тобольские губернские ведомости», «Томские губернские ведомости», 1. Курносов А.А. К вопросу о природе видов источников // Источниковедение отечественной истории. 1977. М., 1977. С. 5.

2. Источниковедение истории СССР. М., 1973. С. 275.

«Сибирский листок», «Сибирская газета», «Сибирская жизнь», «Томский листок», «Жизнь Алтая», «Алтайский крестьянин», «Алтайская газета», «Сибирское сельское хозяйство» и других.

При работе с периодической печатью, как историческим источником, следует помнить о его избирательности, т.к. в тех условиях публиковались лишь те материалы, которые не затрагивали своим содержанием устоев существующей власти. Достаточно четко это проявилось в годы Первой мировой войны. Столичные газеты взахлеб писали о «немецкой угрозе» со стороны колонистов России, тогда как местная пресса не обращала на эту проблему особого внимания, считая, что таковая вовсе не существует. Для сравнения: за первую неделю февраля 1915 г. в газете «Новое время» (С - Петербург) было опубликовано 8 материалов антинемецкой шовинистической направленности, тогда как в газете «Жизнь Алтая» (Барнаул) за весь период антинемецкой кампании (июль 1914 – февраль 1917 гг.) свет увидела единственная заметка, в которой сообщалось о выселении в Томскую губернию с Юго-Западного фронта немцев-колонистов.

Таким образом, лишь использование комплекса перечисленных групп исторических источников позволит наиболее адекватно осветить проблемы, связанные с историей алтайских немцев конца XIX - начала ХХ вв., создать целостную картину становления и развития немецкой переселенческой деревни Алтая, даст основу для объективных выводов и обобщений.

Еврейская община Западной Сибири в дореформенный период:

источники для формирования и особенности развития Сибирь в XIX в. стала своего рода «плавильным котлом», в котором оказались различные национальные группы. Особенности внутренней политики и геополитические интересы России в Азии привели к заселению этой территории представителями некоренных народов. Волею судеб тут оказались немцы, поляки, финны, эстонцы, латыши, евреи и многие другие, которые сформировали свои общины, развивавшиеся под влиянием внешних и внутренних факторов. В данной статье мы рассмотрим некоторые особенности формирования и развития еврейской общины в Западной Сибири в XIX в.

Обращаясь к истории сибирских евреев, сталкиваешься с закономерным вопросом: когда в регионе появляются первые евреи? Первое упоминание о евреях и Сибири относится к середине XVII в., когда по указу царя Алексея Михайловича были высланы в Астрахань и Сибирь из Немецкой слободы в Москве евреи, не имевшие права там проживать. Этот факт зафиксирован в документах, которые сохранились в Российском государственном архиве древних актов1. Этот сюжет нашел свое отражение в «Истории еврейского народа в России» Ю.И. Гессена2.

1. Дело о переписи живущих в Немецкой слободе у немцев во дворах русских белорусцев и жидов, и о высылке последних в Астрахань и Сибирь // РГАДА. Ф.

210. Оп. 9. Д. 909. Ч. IV. ЛЛ. 246-265.

2. Подробнее см.: Гессен Ю.И. История еврейского народа в России. В 2-х тт. Т.

1. Пг., 1916. С. 48-49.

Сто лет спустя в Сибири по-прежнему находились ссыльные евреи.

Так, сохранилось донесение Митрополиту Тобольскому и Сибирскому Павлу II1 новокрещенного из жидов Алексея Шморгина, просившего разрешения поселиться в Тобольске. Последний был сослан в Сибирь по решению Сената в 1753 г., где и перешел в православие2. В 1762 (1763?) г.

последовала промемория Митрополита, по которой Шморгина причислили к Архиерейскому Дому3.

В начале XIX в. население Сибири возрастает преимущественно искусственным путем, и основным источником становится ссылка в административном порядке. Именно последнее стало для многих евреев главным способом водворения за Уралом. Уже в середине и второй половине XIX в.

евреи в своих прошениях указывали на то, что их ближайшие предки были сосланы в Сибирь, либо сами они пришли с родителями в детском возрасте. Например, в 1901 г. Янкель Крымский в прошении на имя министра внутренних дел писал, что «отец мой покойный Вульф Крымский прибыл в Сибирь добровольно за отцом своим, а моим дедом, в 1829 г.»4.

В общей массе сосланных евреев оказывались неординарные личности. Например, в 1828 г. император Николай I, будучи в Варшаве, ознакомился с донесением западносибирского генерал-губернатора о евреевыкресте Александре Грабовском (Лихтенбауме). Почему о нем сочли необходимым доложить императору? Из материалов дела видно, что в 1824 г. от имени императора Александра I графом А. Грабовским было совершено крещение еврея Лихтенбаума в римско-католическое вероисповедание. Уже в 1825 г. он оказался в доминиканском монастыре Св.

Духа в Вильно для укрепления в новой религии. Но, обвиненный в буйстве и поругании веры, он был сослан в 1826 г. в Сибирь. Однако, по мнению генерал-губернатора, «царскому крестнику не прилично быть на поселении в Сибири, какого бы рода преступления он не учинил»5.

Каторга и ссылка во второй трети XIX в. также сыграли свою роль.

Так, за период с 1835 по 1843 гг. в Сибирь прибыло 542 мужчины и 1. Павел II (Конючкевич) (1705 – 1770) – Митрополит Тобольский и Сибирский (1758 – 1868).

2. Государственное учреждение Тюменской области Государственный архив Тобольска (далее ГУТО ГАТ). Ф. 156. Оп. 2. Д. 423. Л. 2.

3. Там же. Л. 4.

4. Государственный архив Российской Федерации (далее ГА РФ). Ф. 102. Оп. 76а.

Д. 2077. Л. 1.

5. The central archives for the history of the jewish people. RU-660.

женщины из евреев мещанского сословия [7]. В середине XIX в. ссылка и каторга как источник пополнения еврейского населения сохраняли свое значение. Так, в справке Министерства юстиции Еврейскому комитету в марте 1860 г. указывалось, что «в течение минувшего года Судебными палатами приговорено евреев: к высылке в Сибирь на поселение – 12, на жительство – 12, к отдаче в исправительные арестантские роты гражданского ведомства – 40 и к заключению в работные дома 35 человек…»2.

Уже в начале XIX в. в России на государственном уровне возник «еврейский вопрос», который поставил на повестку дня необходимость его решения. По мнению Г.Р. Державина и членов Еврейского комитета, евреев необходимо было превратить в земледельческое население России и поселить в сельскохозяйственных колониях вне мест традиционного проживания. Это положило начало истории еврейских земледельческих колоний в Новороссии. Наряду с государственными проектами в это время появлялись и иные предложения. Так, в середине марта 1810 г. Комитет министров на своем заседании заслушал записку министра внутренних дел О.П. Козодавлева3. В ней докладчик представил проект курляндского дворянина, советника Курляндского губернского правления Г.Ф. фон Фелькерзама4 о переселении евреев из Курляндии в Тобольскую губернию5. Однако правительство на тот момент не сочло необходимым рассматривать эту проблему, а потому было принято решение «по выслушании сих проектов … оставить без уважения»6.

В первое десятилетие правления Николая I шла борьба между различными политическими силами, формировавшими государственную политику в отношении евреев. С одной стороны, Николай I придерживается негативного культурно-религиозного взгляда на еврейское население.

1. Еврейский комитет (второй) был образован в 1823 г. по инициативе Комитета министров для пересмотра всего законодательства о евреях; в состав его вошли министры внутренних дел, финансов, юстиции и духовных дел и народного просвещения. В 1865 г. Еврейский комитет был закрыт; дела его переданы в Комитет министров.

2. Российский государственный исторический архив (далее РГИА). Ф. 1269. Оп.

1. Д. 51. Л. 81-81 об.

3. Козодавлев Осип Петрович (1754 – 1819) – председатель Еврейского комитета (1808 – 1812), министр внутренних дел (1811 – 1819).

4. Фелькерзам Георг Фридрих фон (1766 – 1848) – советник губернского правления Курляндской губернии (1809 – 1812).

5. РГИА. Ф. 1263. Оп. 1. Ф. 20. Л. 148 об.-149.

6. Там же. Л. 149.

Растворение его в общероссийском организме путем христианизации – верный способ решения «еврейского вопроса». В то же время некоторые из высших чиновников стремились не к проведению ассимиляционной политики, а мероприятий аккультурационного характера. Противоречивость внутриполитического курса 1826-1836 гг. и объясняется отсутствием единодушия в подходах.

В 1827 г. на евреев была распространена рекрутская повинность. Это событие отразилось и на положении сибирских евреев. В период с по 1855 гг. в Иркутске, Красноярске, Омске, Тобольске и Томске располагались кантонистские заведения, в которых оказались и еврейские мальчики в возрасте от 8 до 18 лет. К сожалению, мы не располагаем полными данными о числе евреев в кантонистских командах.

Историк Й. Петровский-Штерн в своей работе, посвященной евреям в русской армии, приводит данные об их количестве на 11 июня 1839 г. – в Омском, Тобольском, Томском, Иркутском батальонах и Красноярских учебных ротах их насчитывалось 57 (1,3% евреев-кантонистов), при чем все они остались в иудейской вере1. Ежегодное количество кантонистов к 1856 г. постоянно возрастало. Так, по данным «Еврейской электронной энциклопедии», в 1855 г. только в Томскую школу кантонистов прибыло 350 детей из губерний черты оседлости2. Увеличению евреев-кантонистов способствовала и законодательная политика: актами 1837, 1846, 1847 гг.

дети сосланных в Сибирь евреев автоматически зачислялись в кантонистские школы3.

В 1850-е гг. в Сибирском комитете обсуждался вопрос, поднятый генерал-губернатором Восточной Сибири графом Н.Н. МуравьевымАмурским4 о непричислении нижних чинов еврейского происхождения, высылаемых в Восточную Сибирь, в казачье сословие. В нашем распоряжении нет полных данных о евреях, зачисленных в казачество до 1858 г., 1. Петровский-Штерн Й. Евреи в русской армии. М., 2003. С. 124. Подсчет наш.

2. Томск // Еврейская электронная энциклопедия. http://www.eleven.co.il/?mode= article&id=14130&query=%D2%CE%CC%D1%CA (Электронный ресурс. Режим доступа 25.07.2012) 3. Гончаров Ю.М. Очерки истории еврейских общин Западной Сибири XIX – начала ХХ в. Барнаул, 2005. С. 10.

4. Муравьев-Амурский Николай Николаевич (1809 – 1881) - российский государственный деятель, с 1847 по 1861 год служил генерал-губернатором Восточной Сибири. В истории расширения российских владений в Сибири МуравьёвАмурский сыграл видную роль: ему принадлежит почин в возвращении Амура, уступленного Китаю в 1689 г.

когда подобная практика была отменена. Но мы можем представить себе масштаб этой кампании: по данным Военного министерства, только в 1858 г. в числе 5 тыс. высылаемых «порочных нижних чинов … для обращения в казачье сословие … евреев [было] до 400 человек»1. Из этого можно сделать вывод, что в сибирских казачьих полках евреи присутствовали.

Плачевное состояние еврейского населения в черте оседлости заставило власти придти к радикальному рассмотрению «еврейского вопроса». Для этого было принято решение о переселении евреев на окраины с целью обращения их в земледельческое состояние. Основным местом водворения евреев должна была стать Сибирь. По представлению министра финансов Е.Ф. Канкрина2, 12 ноября 1835 г. Николай I распорядился выделить для поселения евреев 5 свободных участков казенных земель в Тобольской губернии (Тарский округ: отрезки от татар Юрт-Черналинских 2212 дес.) и Омской области (Омский округ: между селом Кулачинским и деревней Хариной два участка 3254 и 3446 дес., между деревнями Хариной и Захламиной 3184 и 3056 дес.) площадью в 15154 дес.3.

Предполагалось в течение осени 1835 – зимы 1836 гг. закончить подготовительные действия и начать переселенческую кампанию уже весной 1836 г. На этом этапе в действие включилось Министерство внутренних дел, которое должно было посредством губернских чиновников донести до еврейского населения информацию о начале переселенческой кампании и ее условиях. Таким образом, МФ и МВД становились центральными учреждениями по исполнению монаршей воли. Надо сказать, что к тому моменту в канцелярии МВД скопилось большое количество прошений от еврейских обществ различных губерний, в которых содержались просьбы об улучшении положения евреев. Наибольшее количество прошений исходило от евреев прибалтийских и белорусских губерний.

Так, например, на имя министра внутренних дел Д.Н. Блудова4 поступиРГИА. Ф. 1265. Оп. 7. Д. 274. Л. 8.

2. Канкрин Егор Францевич (1774-1845), граф (1826) – министр финансов (1823Почетный член Петербургской АН (1824).

3. РГИА. Д. 959. Л. 1-1 об.

4. Блудов Дмитрий Николаевич (1785 – 1864) – товарищ министра народного просвещения (1826 – 1828), в 1830 - 1831 гг. и 1838 - 1839 гг. управлял министерством юстиции. В 1832 – 1838 гг. министр внутренних дел. В 1855 - 1864 гг. президент Петербургской АН, председатель Государственного совета (1862 – 1864) и Комитета министров (1861 – 1864).

ло прошение от еврейских семейство г. Митавы Курляндской губернии, в которой просители жаловались на «великие неудобства пропитывать себя законным образом»1.

О перенаселении евреями городов и невозможности ими содержать свои семьи указывал в своей записке Витебский генерал-губернатор Дьяков, указывая, например, на то, что «купеческие и мещанские промыслы за неимением достаточного числа покупателей и потребителей должны ограничиваться только мелочной торговлей, которая едва стоит содержания лавки; ремесленники, коих между евреями множество, не имеют работы. В одном только Могилеве, сколько известно, более 600 портных, тогда как достаточно 100-й доли сего числа по общей массе людей, имеющих нужду в их мастерстве»2.

Многие еврейские семьи стремились любыми путями вырваться из нищеты, в которой они оказались по милости царской власти, а потому в еврейских общинах к середине 1830-х гг. сложились внутренние предпосылки к включению в переселенческий процесс.

Но далеко не все в еврейских общинах являлись сторонниками переселения на новые места. Одним из противников этого процесса выступили кагалы. В своей записке на имя А.Х. Бенкендорфа3 генерал-майор Дребуш указывал, что «они (евреи – В.Ш.) приняли как благодеяние Всемилостивейшее дозволение им сделаться хлебопашцами Тобольской губернии…, но встречают в том затруднение со стороны еврейских кагалов»4. Кагалы вместе с градской и земской полицией старались скрыть от евреев соответствующий указ. Дело в том, что положение указа и фискальная практика вступили в явное противоречие: кагалы требовали от стремящихся покинуть черту оседлости уплаты всех необходимых податей и недоимок, тогда как высочайший указ списывал с переселенцев все недоимки по уплате податей6. Но желали переселиться, в первую очередь, те евреи, которые не 1. Там же. Л. 3.

2. Там же. Л. 44-44 об.

3. Бенкендорф Александр Христианович (1782 – 1844) – российский военачальник, генерал от кавалерии; шеф жандармов и одновременно Главный начальник III отделения Собственной Е. И. В. канцелярии (1826 – 1844).

4. Там же. Л. 50.

5. Кагалы – органы еврейского самоуправления, выступавшие посредниками между общиной и государственными органами управления в России с 1772 г. по 1844 г. Несли ответственность за своевременную поставку рекрутов (с 1827 г.), своевременную уплату налогов и пр.

6. РГИА. Ф. 383. Оп. 29. Ф. 959. Л. 50 об.

могли материально устроить свою жизнь в прежней общине, поэтому действия кагала ставили их в более затруднительное положение.

Некоторые из чиновников предлагали изыскать земли для поселения евреев во внутренних губерниях. Но позиция Канкрина была неизменной: в своем письме Блудову от 26 августа 1836 г. он отметил, что, основываясь на имеющихся в министерстве сведениях, считает невозможным выделение земель в белорусских губерниях, т.к. свободных земель нет1.

Уже весной 1836 г. стало ясно, что в губерниях не готовы к переселенческой кампании. Так, например, выяснилось, что в губернских казенных палатах не было денег для выдачи ссуд переселенцам. Эта проблема была решена радикально: от Канкрина поступило распоряжение о выделении необходимых средств и одежды для еврейских переселенцев2.

Таким образом, чиновники решали проблемы переселенцев по мере их возникновения.

В середине декабря 1836 г. Канкрин подвел промежуточный итог переселенческой кампании. Он указывал, что «в течение нынешнего 1836 г. пожелало переселиться из разных губерний на упомянутые для них казенные участки до 1317 душ»3. В канцелярии МВД на тот момент находились списки потенциальных переселенцев из различных белорусско-литовских губерний, насчитывавшие более 3 тыс. чел4. Эти результаты настолько вдохновили министра финансов, что он заявил о своем намерении в следующем году выделить уже десять участков для водворения евреев в Омском и Петропавловском округах общей площадью 13363 дес.5.