«August Fliege ЕСЛИ СУДЬБА ВЫБИРАЕТ НАС. Наш современник переносится в май 1917 года в тело юного прапорщика. Идет Мировая война. Однако с первых дней пребывания, герою становится понятно, что это не наше прошлое, а ...»

- Спасибо, Валерий Михайлович!

- На здоровье, голубчик! - доктор стал собирать свои вещи. - Я скажу полковому адъютанту, что ваше обмундирование пришло в негодность. Он пришлет кого-нибудь разрешить этот вопрос. До свидания, Александр Александрович!

- До свидания!

После того как он ушел, явился Авдеич с завтраком, и я уселся за стол - заморить червячка.

Досыта наевшись, я взялся за ревизию своего барахла.

Сперва, принялся за брезентовый походный ранец, обшитый по углам кожей. Открыл клапан и начал разглядывать содержимое:

В левом внутреннем кармане лежал гуталин в железной баночке и сапожная щетка. В правом - завернутые в тряпицу принадлежности для ухода за оружием - отвертка, масленка, протирные штирки.

В кармане на задней стенке ранца хранился кожаный походный несессер и два куска душистого мыла, которое дала мне мама. (Удивительно, но уже сейчас я именно так и воспринимаю эту женщину - как любимую и единственную Маму). Там же - носовые платки и жестянка со швейными принадлежностями.

На дне ранца сложены полотенца, нижнее белье, свитер. Два комплекта портянок и пара шерстяных носков. Поверх этого - кружка, в которой обнаружились два кисета - с чаем и с сахаром. Мешочек сухарей и банка мясных консервов (неприкосновенный запас).

Венчала все - коробка патронов. Её я тут же вытащил и стал изучать надписи на крышке:

'Казённый патронный заводъ г.Тула' - ну это понятно. 'Патронъ унитарный револьверный 20 шт.' - тоже понятно. 'Калибръ 4 линiи' - а вот это интересно!

Четыре линии - это же сороковой калибр. Десять миллиметров с копейками.

Неслабо! Что-то я в нашей истории таких калибров в 17-м году не припомню.

Однако память услужливо подсказала, что калибр известен на весь мир, как 'русский сороковой', принят основным для личного оружия Русской армии в 1905 году. Причиной перехода стало недостаточное останавливающее действие старого патрона 7,62 мм 'Наган'. После долгих споров и испытаний различных боеприпасов решили пожертвовать унификацией револьверных и винтовочных стволов и принять самый универсальный боеприпас.

Открыв коробочку, я стал разглядывать извлеченный оттуда патрон. Длинная гильза с пулей, полностью утопленной в зауженное дульце - явно для револьвера с обтюрацией газов.

- Для 'Нагана', ясное дело, - вновь поделилась информацией память.

- Черт!!!

Я сидел, вертя в пальцах злополучный патрон, и размышлял о том, что с этим раздвоением памяти на 'свой-чужой' недолго сойти с ума. Если осознанный 'модус операнди' полностью мной контролировался, то эмоциональные оттенки воспоминаний, доставшихся мне от личности фон Аша, сильно изменяли моё восприятие. Про то, как я воспринимаю свою новую маму, я уже упоминал. Тоже касается всех членов ставшей мне родной семьи. При мысли об Императоре Александре IV я испытывал щенячий восторг и благоговение. Всей душой ненавидел германцев и австрияков, а перед будущими сослуживцами чувствовал почтительную робость.

Выстроить ассоциативные цепочки с чужой 'базой данных' пока не получалось. На любой внешний раздражитель сперва реагировала память моей корневой личности, а уж потом подключалась память реципиента, причем иногда в виде диалога с самим собой.

И что мне теперь с этим делать?

Вопрос - риторический… Но в голове, как будто что-то щелкнуло, всё встало на свои места… Отложив в сторону ранец, я взялся за чемодан.

Так-с. Две простых и одна крахмальная рубашки. Еще один свитер. Жилетка. Гражданский двубортный костюм. Галстук. Четыре пары носков. Носовые платки. Ага, а вот и то, что я искал - черные форменные бриджи, от юнкерской формы. Хоть будет что одеть, а то я так в исподнем и хожу.

В вещах обнаружился бумажник с крупной по тем временам суммой в 220 рублей с мелочью и фотография в деревянной рамке. На фотографии - вся моя родня. Семейный портрет клана фон Аш в интерьере. Я вспомнил (легко и непринужденно), как мы все вместе отправились к фотографу на Малой Бронной.

Мне оставался месяц до окончания Александровского Военного Училища. 4-х месячный ускоренный выпуск. На побывку с Балтики приехал старший брат Николай - командир эсминца 'Эмир Бухарский'. Отец, на полдня, вырвался с завода. Помню, как мы дожидались пока младший брат Федечка, придет из гимназии.

С грустью смотрю на фото. Родители сидят на стульях с высокими резными спинками. Мама - в строгом закрытом платье и в шляпке. Отец в сюртуке с орденом Св.Владимира. Справа стоит Николя в морской форме, заложив руки за спину. Мы с Федечкой - слева. Я в юнкерской, а он - в гимназической форме.

Нахлынувшие воспоминания ввели меня в такое смятение, что я даже поначалу не понял всей важности момента, а осознав - буквально впился глазами в фотографию.

До сих пор мне не представлялось возможности увидеть себя со стороны. Зеркала в доме не было, а ушат, в котором я умывался, был слишком мелок, чтобы на поверхности воды появлялось отражение. Внимательно, стараясь не упустить ни единой детали, я изучал свою новую внешность.

Лицо европейского типа, мужественное, открытое, располагающее к себе. Волосы - светлые. Глаза?

- Глаза - голубые, - откликнулась память.

В общем, образ эдакий одухотворенно-возвышенный и сплошь положительный. Вспомнилась фраза из 'Семнадцати мгновений весны': Характер - нордический, стойкий… Да, уж! Не то, что в прошлой жизни - пьяный мачо рязанского разлива.

В общем, с внешностью мне повезло… Надо бы мне пойти прогуляться - подышать свежим воздухом.

Я натянул старые бриджи и оглянулся в поиске сапог.

- Упс!- сапоги по непонятной причине отсутствовали. - Авдеич! Авде-е-и-ич!

- Туточки я, ваше благородие! - искомый персонаж нарисовался в дверном проеме.

- Авдеич, а сапоги-то мои, где?

- Дык, здеся всё! Сей секунд! - санитар извлек из кармана шаровар связку ключей на большом металлическом кольце. Подслеповато щурясь, выбрал нужный и направился к старому окованному железом сундуку, стоящему в ногах моей кровати. Открыл замок, приподнял массивную крышку. - Извольте, ваше благородие!

- Спасибо! - я подошел ближе и заглянул в сундук. Все на месте. Наклонился и стал по очереди вынимать вещи. Сапоги, бриджи, китель, фуражку, скатку, ремень с кобурой и шашку.

Н-да… Доктор был абсолютно прав, сказав, что обмундирование пришло в негодность. Китель - изорван. Один погон болтается на пуговке, второй вообще отсутствует. Левый рукав - лохмотья. Левая пола кителя вместе с карманом оторвана начисто. Обратив внимание на заметную припухлость нагрудных карманов, я хлопнул себя по лбу.

- Ну, конечно же! Документы!

Так! Тут у нас офицерская книжка, простенькая заполненная от руки.

Посмотрим… 'Фон Аш Александр Александрович. Рожден января 28 числа 1899 года. Роду дворянского, достоинства баронского' бла-бла-бла.

О! Тут еще какой-то листочек вложен. 'Предписание. Явиться в расположение Московского 8-го гренадерского полка для дальнейшего прохождения службы'. Тоже понятно.

А здесь у нас что? В другом кармане обнаружилась фотография на толстом картоне - мама. Снимок оттуда же - с Малой Бронной. Вместе с фото иконка в деревянной оправке - Богородица, на обороте крестик и надпись 'Спаси и сохрани'. Засунув все под подушку, я продолжил осмотр.

Бриджи зияют многочисленными прорехами. Левая штанина разодрана по шву сверху донизу. Взяв скатку, я увидел, что она буквально разрезана пополам - видимо крупным осколком. По спине пробежал неприятный холодок. Чудом уцелел, господин прапорщик. Ещё бы чуть-чуть и - хана… Не пострадали только фуражка и сапоги. Ремень с кобурой из кожи светлого желто-коричневого цвета, тоже выглядел нормально. А вот ножны шашки смотрелись так, будто по ним прошлись наждачкой.

Присев к столу, я раскрыл кобуру и достал револьвер. То, что это изделие братьев 'Наган', сомнений не вызывало. Характерная форма рукояти, рамки, спицы курка. Только вот массивнее привычного мне образца. На вороненой рамке клеймо: двуглавый орел и надпись 'Императорскiй Тульскiй Оружейный заводъ. 1912 г.' Чуть ниже - пятизначный серийный номер. На стволе другая надпись 'Наганъ М1906 Кал.4Л.' - модель девятьсот шестого года, калибр четыре линии.

Моторная память - великая вещь! Руки сами все сделали - открыли защелку, откинули влево шестизарядный барабан. Сдвинули штифт экстрактора назад, вытряхивая патроны на стол.

Не знаю зачем, посмотрев на свет через каморы револьверного барабана, я щелчком поставил его на место.

Знатная пушечка, однако. Примерился и нажал на спусковой крючок - самовзводом пошло туговато. Сухо щелкнул курок. Потом, взведя курок большим пальцем руки, попробовал еще раз. Ага, так - гораздо лучше. Что ж, если по надежности он своему прародителю не уступит, то по убойной силе явно превзойдет.

Пару раз, крутанув револьвер на пальце, зарядил оружие и убрал в кобуру.

В принципе мне приходилось иметь дело с Наганом советского образца, выпуска 28-го года. Он попал ко мне в Чечне зимой 1995 года. В нашу засаду угодила группа боевиков, пытавшаяся просочиться в занятый нашими войсками поселок через лесопосадки.

Наган, вместе с кобурой я снял с пояса убитого чеченца - немолодого бородатого мужика в пижонской папахе. Вот тогда-то я и рассмотрел легендарное оружие как следует. Мы даже постреляли из него по банкам и бутылкам, пока не закончились найденные в карманах 'горца' патроны. Наган потом сменял, за ненадобностью, "контрабасу" из инженерной разведки, на три бутылки водки На очереди - шашка. Особенно она меня не заинтересовала - обычная драгунка. Выдвинул из ножен клинок, прочитал надпись 'За веру, Царя и Отечество!' да и задвинул обратно - пора и честь знать.

Сложил вещи обратно в сундук - мало ли как у них тут с отчетностью. Шашку повесил на спинку кровати, ремень с кобурой убрал под подушку.

Намотал портянки, натянул вычищенные до блеска сапоги. Встал, притопнул, проверяя, как сидит обувь.

- Э-эх! - потянувшись всем телом, вышел в узкий темный коридор. Авдеич куда-то запропастился, поэтому я двинулся дальше - на улицу, по пути едва не споткнувшись о стоящее прямо у дверей ведро.

На высоком крыльце не обнаружилось никого, кроме пушистой полосатой кошки. Она дремала на перилах, нежась в лучах предполуденного солнца. Я встал рядом и осмотрел окрестности.

Дом, где находился лазарет, был частью большого хутора, весьма своеобразно застроенного. Налицо было явное смешение стилей - традиционно русского и восточноевропейского. С парой больших изб соседствовали крытые соломой мазанки и двухэтажный дом немецкого типа - с мореными внешними балками, белеными стенами и красной черепичной крышей.

Я задумался, пытаясь определить, в каком регионе я нахожусь. Попытка вспомнить хоть какие-то детали успехом не увенчалась. Причиной всему была явная посттравматическая амнезия - последствия контузии. Закрыв глаза, я усиленно рылся в памяти, но кроме мелькающей череды смутных образов - ничего. Внезапно, в голове явственно прозвучал звон станционного колокола и хрипловатый, зычный голос объявил 'Поезд отправляется!', а перед глазами встала картина - двигающиеся за окном вагона постройки, люди на перроне и крупная вывеска на здании вокзала - 'ВАРШАВА'.

Нервное напряжение сказалось незамедлительно - я почувствовал головокружение, волной накатила слабость. Меня качнуло. Чтобы не упасть, пришлось ухватиться за опорный столб крыльца.

Окружающая действительность сильно искажалась фиолетовыми кругами в глазах, и все время норовила расплыться до полной потери четкости. Обняв полированное резное дерево, я прикрыл веки и попытался привести мысли в порядок. В голове бурлило, как в перегретом паровом котле, который взорвется с минуты на минуту. Какая-то чудовищная воронка закружилась в моем сознании, увеличиваясь в размерах. Я чувствовал, что сейчас может произойти что-то необратимо ужасное… Неожиданно меня прорвало:

- Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли, - сами собой шептали непослушные губы. - Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. АМИНЬ! - Сказал и, не открывая глаз, медленно перекрестился… Отпустило… В голове всплыла глупая фраза из известного фильма 'Вот, что крест животворящий делает!'.

Переждав неожиданные последствия своего вынужденного мнемонического кретинизма, я осторожно спустился с крыльца и, пройдя с десяток шагов, с облегчением присел на завалинку.

- Фу-у-ух. Эвона, как меня торкнуло… - Я прошу прощения, но мне показалось, что вы что-то сказали? - неуверенный ломающийся голос прозвучал совершенно неожиданно.

Я повернул голову, пытаясь разглядеть говорившего. В воротах стоял высокий нескладный молодой человек в форме с погонами вольноопределяющегося. Обмундирование топорщилось на нем, в полной мере олицетворяя идиому 'как на корове седло'. Маленькие круглые очки-велосипеды на носатом веснушчатом лице усиливали впечатление общей несуразности.

- Э? Да… - только и смог выговорить я.

- Ах, простите! - он подошел ближе, смешно по-птичьи переставляя ноги. - Мы, кажется незнакомы. Засим, разрешите представиться. Комаровский Григорий Сергеевич вольноопределяющийся при штабе полка.

- Очень приятно! Прапорщик фон Аш Александр Александрович, - я сделал попытку встать, чтобы поздороваться, но был остановлен собеседником:

- Сидите-сидите! Мне показалось, что вы чувствуете себя не совсем хорошо!

- Спасибо, - я, с облегчением плюхнулся обратно.

- Собственно говоря, господин прапорщик, меня направил к вам мой непосредственный начальник - полковой адъютант. Доктор доложил, что ваше обмундирование утрачено в результате боевых действий. Я вызвался оказать содействие. - Комаровский извлек из-за спины доселе невидимую пухлую полевую сумку, расстегнул ремешок и с заметным трудом вытащил тетрадку в картонной обложке. - Вы позволите?

- Присаживайтесь!

- Благодарю! - он по-сиротски примостился рядом, раскрыл тетрадку на чистой странице заложенной карандашом. - Итак, вы не могли бы поведать мне все подробности происшедшего?

- В каком смысле?

- В прямом. Ваш рассказ станет основой для разъяснительной записки об обстоятельствах приведения в негодность действительного обмундирования.

На основании данной записки, вам выдадут внеочередные 'мундирные'. Военная бюрократия, так сказать.

- Ну что ж… Я не очень хорошо помню произошедшее, но… - и я принялся рассказывать.

Выслушав краткое изложение происшедшего, Комаровский попросил рассказать поподробнее, то и дело, задавая наводящие вопросы. При этом он непрерывно чирикал карандашом в своем 'кондуите'. Обессиленный, я почти не сопротивлялся и лишь под конец вежливо спросил - неужели получившийся рассказ на пять страниц необходим для соблюдения всех формальностей.

- Ну, что вы! - мой собеседник смущенно улыбнулся. - Для отчетности мне бы и трех строк хватило. Дело в том, что я в некотором роде, летописец полка. Записываю все важные события или занимательные происшествия. А ваше чудесное спасение вполне достойно быть занесенным в анналы. Я, возможно, несколько злоупотребил вашим вниманием, но поверьте - это же живая история.

- М-да… - я не нашелся что ответить. Все сказанное вольноопределяющимся было столь искренне и непосредственно, что я даже раздумал возмущаться. - Григорий Сергеевич, а давно ли вы ведете свою хронику?

- В полку я менее полугода, однако, мои записки пополняются ежедневно. Собственно, записи я начал вести с самого первого дня войны, еще, будучи студентом. - Комаровский поправил очки.- Я просто почувствовал, что должен непременно составить отчет о столь тяжком для отчизны времени.

- А где вы учились?

- Историко-философский факультет Московского университета. Я верю в свое призвание и в действующую армию пошел, дабы стать непосредственным участником событий. Вот посмотрите, - вольноопределяющийся достал из своей сумки кипу тетрадок. - Общий ход военных действий, мои размышления о судьбе отечества, жизнь в тылу. А вот тут уже фронтовые записи.

- Любопытно. Григорий Сергеевич, не могли бы вы одолжить мне для первичного ознакомления хотя бы вот это? - я взял из его рук тетрадку с надписью 'ВОЙНА. 1914-1915-1916'.

- Да-да, конечно! - собеседник аж покраснел от смущения. - Буду рад.

- Премного благодарен.

- Прошу прощения я, кажется, отнял у вас много времени. Впрочем, меня наверно и так уже ищут. - Вольноопределяющийся стал судорожно засовывать свои тетрадки в полевую сумку. - Ах, да! Я готов забрать ваши документы для зачисления в полк и соблюдения всех формальностей. Завтра же вы сможете получить у полкового казначея казенные средства на приобретение обмундирования и снаряжение, а как только доктор сочтет возможным - будете представлены командиру полка и офицерскому собранию.

- Извольте.

Когда утомительный, но неожиданно полезный посетитель ушел я, сняв сапоги, расположился на кровати с заветной тетрадкой в руках. На потрепанных, исписанных трудночитаемым почерком листах была масса так необходимой мне сейчас информации.

Эдакая игра 'Что? Где? Когда?' с самим собой.

Итак… Кампания 1914 года почти сразу же пошла по совершенно иному сценарию - гораздо более благоприятному, чем в нашем варианте истории.

Восточно-Прусская операция до поры до времени шла в колее, знакомой всем по школьным учебникам: Русская 1-я армия наступает в Восточной Пруссии севернее Мазурских озер, отрезая основные силы германской армии от Кенигсберга. 2-я армия наступает из Польши, западнее тех же Мазурских Озер, с целью недопущения отхода немцев за Вислу. Однако Ренненкампф, который командовал всем Северо-Западным фронтом (А не 1-ой Армией, как у нас), подгоняемый регулярными животворящими пинками из Ставки, повел операцию в темпе presto allegro, отличившись при этом жесткой скоординированностью действий обеих армий.

Итак! Германская 8-я армия после Гумбинен-Гольдапского сражения с 1-ой русской армией, была развернута на юг, против 2-ой армии. В моем родном мире, из-за задержки продвижения 1-ой армии на 2 дня эта авантюра окончилась для немцев удачно. Здесь же… Остановка русского наступления в Восточной Пруссии была, но на деле оказалась гроссмейстерской паузой, сопровождаемой изящной дезинформацией о невозможности дальнейшего продвижения.

Немцы купились.

Оставленный против них заслон - полторы пехотных и одну кавалерийскую дивизию, части 1-ой русской армии просто смели, выйдя в тыл основной группировке германской 8-ой армии. Потомки нибелунгов увлеченные боданием с передовыми частями 2-ой армии, по сути, оказались между молотом и наковальней.

Итог - левый фланг немцев был отрезан от основных сил, окружен и уничтожен в районе Алленштайна. Правый фланг 8-ой армии в упорном сражении, вырвался из клещей и немцы спешно стали отходить к Висле. Потери германской стороны убитыми, ранеными и пленными - 43 тысячи человек.

Три немецких генерала убиты, пятеро захвачены в плен. В том числе и фон Гинденбург (Эх! Не назовут теперь его именем дирижабль). Захвачено 250 орудий и большое количество иного военного имущества. Общие потери немцев за все время операции превысили 75 тысяч.

Русская армия вышла на линию Лаутенбург-Эльбинг. Началась осада Кенигсберга.

Боевые действия в Восточной Пруссии и поражение 8-й германской армии вынудили Немецкий генштаб перебросить три армейских и один кавалерийский корпус с Западного фронта в Восточную Пруссию, что серьёзно ослабило германскую армию перед битвой на Марне, результатом чего было её поражение. Французский Маршал Фош сделал вывод:

'Если Франция не была стерта с лица Европы, то этим, прежде всего мы обязаны России, поскольку русская армия своим активным вмешательством отвлекла на себя часть сил и тем позволила нам одержать победу на Марне'.

Кроме того, успех русского оружия в Восточно-Прусской операции вынудил немцев отказаться от нанесения удара по северному фасу Варшавского выступа в момент, когда на его южном фасе шла Галицийская битва, что позволило русской армии нанести поражение австро-венгерским войскам.

Сентябрьский контрудар германских войск с целью деблокировать Кенигсберг и вытеснить русских из Восточной Пруссии успехом не увенчался. В упорных боях Ренненкампф, отступил, заняв оборону по восточному берегу рек Пассарга и Алле.

Галицийская битва, в свою очередь, протекала по привычному мне сценарию.

В этом грандиозном сражении австрийские войска потерпели сокрушительное поражение: их потери составили 400 тыс. человек, в том числе тыс. - пленными; в ходе боёв русские войска захватили более 400 орудий.

Наши войска заняли почти всю восточную часть Западной Галиции и почти всю Буковину с Черновцами и осадили Перемышль. В начале ноября русская армия взяла Лупковский перевал и перешла Карпаты, а к концу ноября были заняты города Медзилаборце, Свидник, Гуменне, Снина.

На Дальнем Востоке Германская Восточно-Азиатская крейсерская эскадра с началом войны блокировала Даолян (Дальний). Военным кораблям - броненосцу 'Пересвет' (тот самый, но модернизированный в 1908), крейсеру 'Варяг' (Судьба!) и двум миноносцам был, выдвинут ультиматум. Русские моряки ответили отказом. В результате завязавшегося боя удалось вырваться одному миноносцу. Остальные корабли в коротком, но тяжелом бою погибли, нанеся немцам заметный урон - броненосный крейсер 'Шарнхорст' получил тяжелые повреждения, а германский легкий крейсер 'Эмден' и эсминец - потоплены.

Русские торговые корабли, находившиеся в порту, наши моряки затопили, чтобы не достались врагу.

Немцы же высадили в Дальнем десант, вступив в бой с войсками гарнизона и, подавив сопротивления немногочисленных защитников, захватили порт.

В ответ русские начали переброску по железной дороге из Харбина двух стрелковых дивизий и одной казачьей кавалерийской дивизии. Из Владивостока вышли корабли Тихоокеанского флота.

Обеспокоенные таким развитием событий японцы, спешно объявили войну Германии и приступили к формированию экспедиционных сил и военной и транспортной эскадры для переброски войск на Ляодунский полуостров.

В итоге, русские войска освободили Дальний и южное побережье Ляодунского полуострова. Японцы захватили сердце германских владений в Китае Порт-Артур и северную и центральную часть Ляодунского полуострова. Немецкая колония на Дальнем Востоке перестала существовать.

Кампания 1915 года началась вступлением в войну Османской Империи.

1-го января Турция объявила банальный для моих современников 'джихад' странам Антанты. Турецкий флот под командованием германского адмирала Сушона обстрелял Севастополь, Одессу, Феодосию и Новороссийск. 2-го января Россия объявила Турции войну, за ней последовали Англия и Франция.

Вступление Турции в войну прервало морскую связь между Россией и её союзниками через Чёрное и Средиземное моря. Был открыт Кавказский Фронт между Россией и Турцией. В ходе Сарыкамышской операции русская Кавказская армия остановила наступление турецких войск на Карс, а затем разгромила их и перешла в контрнаступление, выйдя на линию Ольта - Сарыкамыш - Баязет.

Как и в нашей истории в 1915 немцы нанесли основной удар на Восточном фронте, пытаясь вывести Россию из войны и следуя своей доктрине 'больших качелей'.

Исходно, германский план подразумевал гигантские 'Канны' - фланговыми ударами из Восточной Пруссии и Галиции прорвать русский фронт и окружить противника в Польше.

На северном фасе в ходе зимних сражений в Мазурии немцам удалось оттеснить русские войска и деблокировать Кенигсберг, но большего они добиться не смогли - удар 8-ой армии на юг успехом не увенчался. Понеся чудовищные потери при прорыве глубокоэшелонированной обороны 12-ой русской армии, германские войска смогли продвинуться не более чем на 5-6 километров от русской границы.

На юге битва за перевалы в Карпатах закончилась боевой ничьей. Первая попытка австрийцев выйти к Перемышлю тоже полностью провалилась, а сам город-крепость капитулировал в начале марта.

В конце марта австро-германские войска начали широкое фронтальное наступление на Варшаву бросив в бой 9-ю немецкую и 1-ю и 2-ю австрийские армии, а 3-я австрийская армия вновь двинулась на Перемышль. В ходе кровопролитных сражений армии центральных держав захватили Лодзь и Ченстохов и продвигались дальше. Части 1-ой,2-ой, 3-й, 4-ой, 5-ой, 8-ой, 11-ой и 12-ой русских армий упорно оборонялись, медленно отступая на восток.

К сентябрю фронт стабилизировался на линии Инстербург - Танненберг - Лодзь - Сандомир - Перемышль - Черновцы. Стороны перешли к позиционной войне.

На Кавказском фронте в июле русские войска отразили наступление турецких войск в районе озера Ван. В октябре русские войска высадились в порту Энзели, а к концу декабря разгромили протурецкие вооружённые отряды и взяли под контроль территорию Северной Персии, предотвратив выступление Персии против России и обеспечив левый фланг Кавказской армии.

В мае в войну на стороне Антанты вступила Италия.

В январе - феврале 1916 г. На Кавказе русская армия осуществила успешную Эрзерумскую наступательную операцию, в результате которой русские войска подошли к Эрзеруму. И после 5-ти дневного штурма город был взят. Турецкая армия отступила, потеряв более половины личного состава и почти всю артиллерию. Преследование отступавших турецких войск продолжалось, пока линия фронта не стабилизировалась в 100 км западнее Эрзерума. Действия русских войск на других направлениях кавказского фронта также были успешными: русские войска подошли к Трапезунду, выиграли сражение у Битлиса. Весенняя распутица не дала русским войскам полностью разгромить отступавшую из Эрзерума турецкую армию, однако на побережье Черного моря весна наступает раньше, и русская армия начала там активные действия. Уже в апреле в ходе успешной наступательной операции был захвачен порт Трапезунд. К лету 1916 г. русскими войсками была занята большая часть Западной Армении.

Поражение турецкой армии в Эрзерумской операции и успешное наступление русских на трапезундском направлении принудили турецкое командование принять меры к усилению 3-й и 6-й турецких армий с целью перехода в контрнаступление.В начале июня турецкая армия перешла в наступление с целью отрезать русские силы в Трапезунде от основных войск. Наступавшим удалось прорвать фронт, однако, спустя две недели, понеся большие потери, турки были вынуждены приостановить наступление. Фронт стабилизировался, а к концу августа когда в горах выпал снег боевые действия практически прекратились. Линия соприкосновения пролегала южнее Трапезунда, далее Эрзинджан - Муш - Озеро Ван.

На Западном фронте, русская армия, воспользовалась тем, что немцы вновь обратили внимание на Францию, пытаясь вывести ее из войны, а Антанта в свою очередь запланировала свое наступление на Сомме. 16 мая началось крупное русское наступление. Одновременно наносилось аж четыре основных удара. Первый - отвлекающий, с юга по 10-й германской армии в Восточной Пруссии в районе Инстребурга в направлении на Кенигсберг. Второй - силами двух русских армии (8-й и 11-й) под общим командованием Брусилова, от Перемышля на запад по 3-й и 4-й австрийским армиям в Австрийском Прикарпатье. Третий и четвертый удары - сходящиеся, от Танненберга на Юго-запад и от Сандомира на северо-запад. Цель - окружение частей 9-й германской армии фон Маккензена и 1-ой и 2-й австрийских армий в районе Калиша на западной границе Польши.

Удар Брусилова был сокрушительным - австрийская армия просто развалилась. Русские войска двигались на запад ударными темпами. 1 июня взяли Горлице и Тарнув и стремительно продвигались к Кракову. Обеспокоенное австро-германское командование развернуло навстречу русскому наступлению австрийскую 1-ю армию, но в момент перегруппировки их настиг удар 3-й и 9-й армии русских под командованием генерала Лечицкого. Австрийских фронт, практически рухнул на всем протяжении от Лодзя до Карпат. К концу лета русские войска полностью захватили Прикарпатье. Освободили Ченстохов, взяли Краков и вторглись в Силезию, захватив Ратибор и Катовице, вплотную подойдя к Оппельну (Ополье).

На правом фланге наступление развивалось не столь удачно. Разгромить или окружить немцев не удалось. В кровопролитных боях, с огромным напряжением всех сил удалось оттеснить 9-ю армию фон Маккензена и ХХ-й армейских корпус к довоенной границе Польши.

Немцы спешно перебросили с запада 2 армейских корпуса, но исправить положение не удалось. Удар 8-ой армии фон Белова из Восточной Пруссии на юг - удалось сдержать, ценой больших потерь частей 12-й русской армии.

К концу 1916 года фронт проходил по линии Инстребург-Танненберг-Александров-Калиш-Ополье-Ратибор-Карпатское нагорье. Австро-германские войска потеряли два миллиона человек убитыми, ранеными и пленными. Двуединая монархия на грани краха.

Что касается Болгарии и Румынии, то здесь они остались нейтральными.

Читал я запоем.

Незаметно подошло время обеда. Оторвавшись ненадолго, я на автомате съел все, что подал к столу Авдеич, не чувствуя вкуса. Не глядя, махнул кружку 'особо пользительного' красного вина и вновь принялся за чтение.

Закончил уже под вечер и почти сразу же уснул, утомленный обилием впечатлений, которые обрушил на меня этот теплый майский день.

На следующее утро за завтраком меня наконец-то настигла сильно припозднившаяся мысль, навеянная внезапными 'новыми старыми' воспоминаниями.

Офицеры снаряжаются за свой счет! Во вчерашнем разговоре Комаровский изрек нечто подобное, но я, находясь в состоянии некоторого помрачения рассудка - не врубился. Все эти 'мундирные', 'столовые' и 'снарядные' деньги время от времени прибавляются к жалованию. Не регулярно, но полно и обязательно.

Значицца так! У меня там кажись было двести с лишним рублей - приличные деньги. На них и экипируюсь. Вот только надо узнать где.

- Авдеич, а где бы мне тут приобрести новую форму? - как бы невзначай изрек я, оторвавшись от вкуснейшей яичницы с перченой колбасой.

- Дык, в лавке!

- ???

- Эвона, через два двора от нас походная лавка 'Обчества'. Там все и прикупите, ваше благородие. - Отозвался старый санитар, сосредоточенно ковыряясь в печи. - Токмо вы сейчас не ходите. Сейчас - дохтур придет!

- Ну а после-то покажешь, где это?

- А как же! Отчего ж, не показать-то? Я ить и сопроводить могу дотудова!

- Договорились!

- День добрый, господин прапорщик! - сияющий доктор появился в комнате как раз в тот момент, когда я серьезно раздумывал над вопросом 'Что одеть?'. Надо ведь как-то до полковой лавки добираться, а то в рубахе и непонятных бриджах могут и за шпиона принять с перепугу. Или, что гораздо хуже - напорешься в таком виде на начальство и 'прощай репутация'.

- Доброе утро, Валерий Михайлович! Рад вас видеть!

- И я, голубчик, рад вас видеть. Как самочувствие?

- Прекрасно! - я действительно чувствовал себя прекрасно. Энергия буквально переполняла меня. Хотелась прыгать, кричать и совершать всякие несовместимые с моим прошлым возрастом поступки.

- Чудесно. Тогда сегодня ограничимся первичным осмотром. - Доктор присел на скамейку. - Будьте любезны присесть на корточки и вытянуть руки вперед.

- Пожалуйста… - А теперь встаньте-ка!

- Оп!

- За-ме-ча-тель-но, - по слогам произнес Валерий Михайлович. - Голова не кружиться? В глазах не двоиться? Не тошнит?

- Нет. Я же сказал, что чувствую себя от-лич-но - передразнил я медицинское светило.

- Ну, тогда, голубчик, извольте явиться ко мне после обеда - я оформлю выписку. - Валерий Михайлович с усмешкой посмотрел на меня. - Хотя, признаться еще вчера я серьезно опасался за ваше здоровье!

- Почему? - при воспоминании о вчерашнем 'откате' у меня екнуло сердце… - Боялся, что наш вольноопределяющийся при штабе - Жорж, заговорит вас до смерти! - Доктор весело рассмеялся. - Ага! Испугались?

- Так и удар может хватить!

- Экий вы чувствительный. Вот пропишу вам еще недельку в лазарете - будете знать как шутить с пожилыми земскими врачами. Ну, до свидания, голубчик!

- До встречи, Валерий Михайлович.

Шутник, блин!

Ведь, правда - чуть инфаркт не хватил. Думал, вдруг кто-нибудь наблюдал как меня вчера колбасило! Не гожусь я в нелегалы. Чуть не прокололся на такой ерунде.

Ладно, проехали… - Авдеич, ты где там?

- Туточки мы, - санитар возник в дверном проеме с ведром в руках. - Чего изволите ваше благородие?

- В лавку проводи!

- Сей секунд, только воду поднесу!

Пока мой 'домохозяин' хлопотал в сенях, я сунул бумажник в карман бриджей и полез в сундук за останками старой формы. Если попадусь - всегда можно сказать, что иду к полковому портному. Ну, или еще что-нибудь изобрести.

Фуражку я лихо нахлобучил на манер бейсболки, а вот китель придется в руках нести - не одевать же лохмотья.

Вернулся Авдеич и, оглядев меня с ног до головы, с ходу просек мои затруднения:

- Ваше благородие, да вы не сумлевайтесь. Я дворами вас проведу - никто и не увидит. Фараоны по дворам не лазиют.

- Фараоны? - я слегка опешил. - Какие 'фараоны'?

- Ну, дык - жандармская команда!

- А-а-а! Ну, тогда пошли.

Идти оказалось и, правда - через два двора. Авдеич не обманул и провел меня палисадниками, прямо к большой армейской палатке, пристроенной к длинному защитного цвета фургону с вывеской 'Военное Экономическое Общество. Отделение 8-го Московскаго Гренадерскаго Полка'. Интересно!

- Спасибо, Авдеич! - распрощавшись со стариком, я решительно двинулся ко входу в местный 'супермаркет'.

Внутри палатка представляла собой беспорядочный склад различных ящиков, коробок и тюков с неизвестным но, несомненно, разнообразным содержимым.

Складской беспорядок начинался сразу за добротным прилавком из струганных досок, передняя стенка которого была облеплена рекламными афишками предлагавшими покупать: 'Папиросы ПУШКА фабрики А.Ф.Миллера' и 'Папиросы ОТТОМАНЪ', 'Мармеладъ ЛИЛИПУТЪ. Товарищество А.И. Абрикосова Сыновей' или 'Какао Товарищества Эйнемъ'. Горы барахла были частично скрыты несколькими открытыми шкафами с полками, заставленными различным товаром.

В зоне для посетителей имелся небольшой стол и пара массивных стульев.

Поскольку за прилавком никого не было я, прокашлявшись, подал голос:

- Эй! Есть тут кто-нибудь?

- Чего-с изволите-с? - из-за шкафов появился румяный прилизанный тип в армейской гимнастерке без погон и подобострастно уставился на меня.

- Прапорщик фон Аш, - представился я. - Хотел бы приобрести обмундирование и снаряжение.

- Все-с к вашим услугам-с, ваше благородие, - приказчик поклонился. - У нас наилучший выбор-с для господ офицеров.

- Мне нужно китель полевой, бриджи, шинель, погоны, портупея и все необходимое снаряжение. И как там тебя?

- Власием величают, ваше благородие!

- Ну, так вот, Власий, я отсюда должен выйти при полном параде!

- Не извольте-с сумлеваться! Все сделаем-с в лучшем виде-с! - приказчик вытянулся во фрунт, еще раз поклонился и, закричал куда-то за шкафы. - Дорофей! Дорофе-е-ей!

- Чегось? - донесся из глубин палатки солидный бас.

- Дорофей, тащи мерный аршин! И Федьку сыщи, пущай в примерный угол бежит… Да поворачивайся шибче!

- Щас иду… - Идемте-с в примерную, ваше благородие, - Власий провел меня между шкафов, тюков и полок в дальний угол палатки, где стояло ростовое зеркало, швейная машинка и манекен.

Вслед за нами появились здоровенный мужик борода-лопатой и худенький кучерявый паренек в жилете.

- Я аршин принес, - пробасил человек-гора.

- Ну, дык Федьке отдай! И пошли, снимешь мне тюк с кителями.

Приказчик и его подчиненный удалились, а вокруг меня захлопотал кучерявый Федька. Замерил рост, охват, длину и размах рук, черкая при этом огрызком карандаша прямо на струганной поверхности стола со швейной машинкой.

А потом все завертелось и понеслось полным ходом - притащили три кителя на примерку, бриджи, шинель - и подгоняли, подшивали, утягивали, наращивали. Меня крутили и вертели, кололи булавками, пачкали мелом. Потом примеряли и вновь корпели над формой… Спустя пару часов я, уже в новых бриджах, сидел за столиком у входа с кружкой душистого чая, поправляясь свежевыпеченной сдобой. Все эти портновские манипуляции здорово меня утомили, и теперь я отдыхал в ожидании своего заказа.

За прилавком вновь появился Власий, который приволок кучу какого-то непонятного барахла завернутого в промасленную бумагу. По очереди распаковывая товар, приказчик выкладывал его на прилавок: портупея 'уставной' желтой кожи, бинокль в кожаном же футляре, кармашек со свистком на плечевой ремень, полевая сумка. Все новое добротное.

Бинокль меня порадовал особенно - шестикратный с надписью 'Казенный Оптическiй заводъ г.Изюмъ'. Он был отделан кожей и медью и выглядел шикарно.

А потом мне задали интересный вопросик:

- Ваше благородие, не желаете ли приобрести-с пистолет?

- Какой пистолет?

- 'Русский Браунинг' Сестрорецкого заводу. Рекомендованный для-с господ офицеров!

- Тащи!!! - предложение заинтересовало меня чрезвычайно, и пока Власий копался в закромах, я мучительно пытался вспомнить что-нибудь про означенный девайс.

Тщетно.

Какие-то смутные образы и ощущение щенячьего восторга… Наконец на столик передо мной поставлена коробочка мореного дерева с красивым клеймом 'Браунингъ Русскiй. Нацiональная Фабрика Военнаго Оружiя г.Сестрорецкъ'. Внутри на подушке лежал массивный армейский пистолет, как две капли воды похожий на Кольт М1911, виденный мною на картинках.

Хотя присмотревшись, я заметил отличия - не было автоматического предохранителя в рукоятке и головка курка вроде другая. Ну и калибр конечно уже известный мне 'русский сороковой'. Здесь же в коробке, вместе с пистолетом - два магазина, отвертка, масленка и еще какая-то мелочь.

- Сколько?

- Тридцать четыре рублика, ваше благородие. Вместе с кобурой и двумя коробками патронов.

- Беру!!! - эта пушка, получше Нагана будет. Я человек 21 века, уважаю револьвер за надежность, но автоматический пистолет в бою - лишний шанс выжить. - Скажи, Власий, а еще пару запасных магазинов к пистолету можно купить?

- Никак нет-с. У нас не имеется. Но можно у полкового оружейника взять, за долю малую.

Из большого ростового зеркала на меня смотрит веселый юнец в ладно сидящей форме русской армии. Как картинка - новый китель, перетянутый ремнями, на одном боку кобура с 'Браунингом', на другом - полевая сумка. На шее - бинокль. На плечах зеленые полевые погоны с металлической 'гранатой об одном огне' и шифром '8МГ' - 8-ой Московский Гренадерский.

Орел!!!

Я бы даже сказал:

БЕРКУТ!!!

- Красавец писаный, - бубнит за спиной Власий.

- Хоть сейчас на парад, - вторит ему голосок кучерявого Федьки.

- Молодцы! Хорошо поработали! Спасибо!

На выходе из палатки я столкнулся с высоченным офицером в синих кавалерийских бриджах и в синей фуражке. 'Жандарм' - понял я, приглядываясь повнимательней.

Роста он был такого, что шашка казалась при нем несуразно короткой. На простом открытом лице рыжие бородка и усы.

Блин. Приветствовать же надо. Причем двумя пальцами!!!

- Прапорщик фон Аш, - гаркнул я, прикладывая ладонь к виску.

- Поручик Михайлов, - он тоже козырнул, а потом протянул руку. - Михаил Афанасьевич. Командую полковой жандармской командой.

- Александр Александрович! Весьма рад. - Представился в ответ. - Назначения пока не получил.

- Зато получили известность.

- В каком смысле?

- Наш Жорж, по обыкновению, сочинил из служебного документа настоящий исторический эпос. Теперь подробности вашего чудесного спасения попадут в архивы Военного Министерства.

- Не знаю даже, хорошо это или плохо. А что касается чудес - Господь сохранил!

- Вы куда-то торопитесь, Александр Александрович?

- Хотел еще заглянуть к скорняку. Ножны моей шашки безнадежно испорчены.

- Ну, это не к спеху. При полевой форме пехотные ее, все едино не носят… В общем, немного поболтали о всякой ерунде и расстались вполне довольные друг другом. Милейший и интеллигентнейший человек.

Хоть и жандарм.

Волнительный момент.

Стою навытяжку перед командиром полка.

Полковник Николай Генрихович Беренс. Высокий, представительный с пышными ухоженными усами и аккуратным пробором в волосах. Маленькие круглые очки несколько смягчают суровый образ кадрового офицера.

Рядом за столом сидит начальник штаба - подполковник Левицкий. Грузный седоусый мужчина с озорным огоньком в прищуренных глазах.

Справа от меня так же тянется во фрунт адъютант полка - поручик Шевяков.

- Ну что ж, - полковник заложил руки за спину. - Очень рад, барон, что вы к нам присоединились. Вы назначаетесь младшим офицером в 10-ю роту.

Служите достойно и помните о богатой истории нашего славного полка! - Он взял со стола мою офицерскую книжку и нагрудный полковой знак 8-го гренадерского. - Поручик Шевяков введет вас в дела. А в ближайшие дни ждем вас в офицерском собрании.

- Слушаюсь! Разрешите идти?

- Идите.

Четким шагом вышел за дверь и, пройдя еще пару метров, привалился к стене.

Фу-у-у-у-у… Пронесло… Снял фуражку и дрожащей рукой провел по взмокшим волосам.

Почему-то, момента представления командиру полка я боялся больше всего. Обе половинки моей, с медицинской точки зрения, шизофренической личности, впадали в панику при одной только мысли о предстоящей процедуре. Я-старый, боялся ляпнуть что-нибудь не то. Я-молодой, опасался показаться несерьезным.

Слава богу, обошлось.

Теперь, что там с назначением?

По довоенному штату, в роте три младших офицера - заместители командира роты по различным вопросам. Сейчас - во время войны, в связи с большой убылью офицерского состава, что-то могло и измениться.

Значит, буду заместителем командира роты.

Вообще, местная войсковая организация значительно отличалась от того, что было в нашем мире. Полки стали трех-, а не четырехбатальонного состава, зато значительно сильнее стали прочие подразделения.

Пулеметная рота - 24 станковых 'максима'. Артиллерийская рота - 6-ти орудийная батарея знаменитых 'трехдюймовок', три полевые 122-мм гаубицы и 6 траншейных 47-мм пушки Гочкиса (для действия в рядах пехоты). Минометная команда из шести 4-х дюймовых минометов. Егерская команда - десяток снайперов.

Кроме того, значительно урезали нестроевой состав полка. Стало меньше денщиков, избавились от всяческих носильщиков-уборщиков и прочих бездельников.

В общем, воевать можно.

Только осторожно.

Хлопнула дверь и в коридор вышел адъютант.

- Господин прапорщик, сего дня вы поставлены на довольствие. Если желаете питаться от солдатского котла - извольте, за счет казны. Если хотите разносолов - взнос в офицерскую столовую - 30 рублей. - Поручик задумался, что-то припоминая. - Огнеприпасы для личного оружия получаете - под расписку, тоже за счет казны. Денежные общеполковые выплаты будете получать соответственно. А сейчас зайдите к вашему знакомому - Жоржу. У него для вас ордер на внеочередные 'мундирные'. Их получите у казначея. - Он немного помолчал. - Вроде бы всё. Идите!

- Есть, - четко развернулся через левое плечо и двинулся в полковую канцелярию.

- И не тянитесь, барон! Чай не на параде! - насмешливо бросил мне вслед адъютант.

У-у-у… Крыса штабная. Еще прикалывается.

Пройдя по коридору в первую от входа комнату, я был радостно встречен ославившим меня на весь полк вольноопределяющимся историком-летописцем - Жоржем Комаровским.

- Здравия желаю, господин прапорщик! - он вскочил из-за стола, отдавая честь. При этом его гимнастерка по обыкновению встопорщилась, живя как бы отдельной от тела жизнью.

- Здравствуйте, господин вольноопределяющийся. Знаете, Жорж, я пришел вас пожурить. Благодаря вашему опусу, меня теперь не вышучивает только ленивый. И я не могу сказать, что меня это радует. Мне кажется, вы злоупотребили моим доверием.

- Простите… Я… Я не хотел ничего такого. Просто историки пишут для грядущих поколений и могут быть не поняты современниками. Еще раз прошу прощения.

- Ничего-ничего. Вы полностью искупите свою вину, если выдадите мне полагающийся денежный ордер и совсем чуть-чуть расскажете мне о моих новых сослуживцах. - Я присел на стул у окна. - Итак, я весь внимание!

- Да-да, конечно! - Комаровский с облегчением плюхнулся обратно за стол. - Вы, кажется, назначены в 10-ю роту?

- Именно так.

- Ну, что ж, - он поправил очки, - командует ротой поручик Казимирский. По имени-отчеству - Казимир Казимирович, но все называют его 'triple Kazimirsky' (франц. -тройной Казимирский). Он - поляк. Храбрый и решительный офицер, но слишком эксцентричен. Отмечен наградами.

- А командир батальона?

- Капитан Берг. Иван Карлович. Очень уравновешенный во всех отношениях офицер, коренной москвич.

- Достаточно. Спасибо вам, Жорж. Давайте ордер и я пойду, мне еще в расположение роты надо добраться дотемна. И, кстати, будьте добры забрать вашу тетрадь.

- И каково ваше мнение о моих сочинениях? - вольноопределяющийся аж привстал от волнения.

- На мой взгляд, для историка вы слишком субъективны и многословны, но как часть большого романа о великой войне - ваше произведение вполне достойно!

- Спасибо за откровенность. Вот ваш ордер, господин прапорщик. А что касается вашего беспокойства о своевременном прибытии в роту, то сегодня вечером в 3-ий батальон едет наш полковой священник - Отец Серафим. Он будет рад компании… На том и порешили, а я отправился к полковому казначею получать свои кровные, которые мундирные.

Вечерело.

Стрельбы, которая время от времени доносилась от линии фронта слышно не было. Видно и наши и немцы на сегодня уже угомонились.

Трещали цикады, мерно поскрипывала телега, на которой мы с полковым священником путешествовали в расположение 3-го батальона.

Отец Серафим - массивный здоровяк с заметной офицерской выправкой, поначалу расспрашивал меня о моем житье-бытье, о ставшем уже притчей во языцех моем спасении. А потом предложил спеть что-нибудь жизнеутверждающее, дабы скоротать дорогу.

Хотя ехать было недалеко - минут двадцать (батальон стоял в двух верстах), я согласился. Дело в том, что в прошлой своей жизни петь я любил, но совершенно не умел. Переболев в детстве бронхитом, я навсегда потерял способность к воспроизведению каких-либо мелодий голосом. Зато здорово научился играть на гитаре - не могу петь, значит, буду аккомпанировать… Теперь же, когда я для пробы спел вместе со священником 'Рвемся в бой мы всей душою…' обнаружилось, что я стал обладателем весьма приятного баритона.

А когда, батюшка предложил мне спеть что-нибудь по моему выбору, я затянул Розенбаума:

Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну, а поседлай-ка ты коня да моего.

А я пойду да обниму печаль-жену, Кабы не быть бы ей вдовой.

А я пойду да обниму печаль-жену, Кабы не быть бы ей вдовой.

Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну, Да не печалься - ты своё отвоевал.

Ты вон смотри, чтоб сын мой, твой любезный внук, Не баловал-озорничал.

Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну, Да не забудь надеть "Георгия" на грудь.

Я тебя, батя, в жаркой сече вспомяну, Когда в штыки проляжет путь.

Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну, Был "посошок", теперь давай по "стременной", А за курганом, коли в поле не усну, Ещё добавим по одной.

Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну, Да не серчай, но чует сердце - быть беде, Ты дай-ка, батя, я в последний раз прильну Щекою к мокрой бороде.

Голос красиво игралавведь еду-то майскими травами теплом вечернем воздухе, а я думал совсем о другом.

'СТак вот. Армия -учет!' - Ульянов-Ленин. на русский авось и приправленный по совместительству вождь мирового пролетариата и мой теперешний сооциализм - это так, кажется, говорил видный теоретик марксизма, а временник - товарищ Особенно ярко все это осознается в тот момент, когда ты, взяв голову в руки и напрягая мозговые извилины до полного перегрева, распределяешь жалование по роте.

Картина маслом - сижу на бревнышке, а передо мной импровизированный стол из двух патронных ящиков поставленных друг на друга. На столе ведомость на десяти листах - весь списочный состав 10-й роты, числом в 235 голов, не считая двух офицеров - меня и ротного.

Означенный ротный - расфуфыренный польский индюк (хотя надо признать индюк - бойцовый), усвистал куда-то в тыл - 'по бабам', оставив младшего офицера (то есть - меня любимого) на хозяйстве.

И вообще, мой 'тройной Казимирский' считает, что занятия с личным составом, хозяйственная канитель и прочая проза военной службы - это ниже его достоинства. Даже ротную кассу мне отдал - ибо на то и есть младшие офицеры, чтоб начальство не обременяло себя рутиной.

Вот и сижу - мучаюсь. Занимаюсь, так сказать, распределением материальных благ.

По правде сказать, я этим не один занимаюсь. Рядом со мной примостился ротный фельдфебель - Кузьма Акимыч Лиходеев. Замечательный дядька годков под сорок. Крепкий, почти квадратный, с шикарными 'тараканьми' усами на добром улыбчивом лице. Солдаты его уважают и обожают - у него и по службе не забалуешь и по жизни не пропадешь.

Тут же, прямо на земле, расположились четверо взводных унтеров. А за моей спиной маячит ротный каптенармус - унтер-офицер Копейкин, которого на эту должность выбрали за одну только фамилию и по местному обыкновению зовут 'артельщиком'.

Спрашивается, зачем для раздачи денег созывать такой консилиум?

А это и есть, та самая вышеупомянутая проза военной службы. Жалование одного солдата - 2 рубля с копейками. А ведь еще есть ефрейторы, унтера. И у всех выплаты тоже - с копейками. Проблема в том, что полковой казначей выдает деньги на всю роту скопом и в основном ассигнациями. Вот и получается, что есть купюры по рублю, трешки, пятерки и десятки (а то и четвертной дадут). Мелочи же - кот наплакал, и ту приходится выцарапывать с боем.

Выходит, что деньги надо раздавать 'артельно', то есть на несколько солдат общая сумма. Сиди теперь и решай, а как самый образованный еще и высчитывай - кому сколько.

Бяда… - Филимон, - это я Копейкину. - Сколько ты там мелкой деньги припас?

- Чятыре целковых да тридцать одну копеечку, вашбродь!!!

- Молодец! Тащи все сюда! Делить будем.

Полк уже некоторое время стоит в тылу и активно пополняется и снаряжается.

Чего-то ждем.

Чего ждем - никому не известно, но всем понятно.

А по значительной концентрации в округе других воинских частей, понятно особенно - скоро наступление. Опять же распутица прошла. Здесь - в северной Польше, на границе мазурских болот, это немаловажный фактор.

Так что попал я - удачно, есть время осмотреться и втянуться.

Мое прибытие к месту службы прошло без особой помпы.

Представился командиру батальона - высокому флегматичному блондину. Он пораспрашивал меня о моем военном и гражданском образовании. Поинтересовался, не сын ли я Александра Николаевича фон Аша. Спрашивал, где мы жили в Москве и тому подобную ерунду.

Тем временем появился мой непосредственный начальник - поручик Казимир Казимирский. Высокий, как все гренадерские офицеры, темноволосый, с ухоженными и напомаженными усиками на породистой шляхетской физиономии. Наперекор уставу он носил при полевой форме золотые галунные погоны, белые перчатки и шпоры на высоких кавалерийских сапогах. Форма, сшитая из дорогого сукна, сидела на нем безукоризненно.

В общем 'франт шел по бульвару из театра…' В процессе дальнейшего общения, мне было сообщено, что я принимаю должность младшего офицера 10-й роты прославленного (георгиевские ленты, георгиевские трубы и какие-то непонятные 'мальтийские знамена') 8-го Московского гренадерского полка и, типа, должен соответствовать.

Я сделал вид что проникся.

После чего мы с Казимирским отбыли в роту.

Уже в полной темноте солдаты, под руководством каптера поставили мне палатку, в которую я и завалился спать, укутавшись в шинель.

Проспал до подъема, мертвецким сном без сновидений.

- Следующий. Подходи! - гаркает Лиходеев.

- Так. - Я сверяюсь со списком, - Четвертый взвод! Акимкин, Белов, Воскресеньев и Гусев! Вот вам записка кому сколько причитается. Кому деньги давать?

- Акимкину!

- Получай. - Отсчитываю положенное. В ведомости (в трех экземплярах под копирку), чернильным карандашом, напротив означенных фамилий ставлю 'галки'.

- Дальше.

- Следующий. Подходи! - вновь орет над ухом ротный фельдфебель.

И вот так полдня до самого обеда.

Последние несколько дней я нахожусь в состоянии перманентного шока. Причем, только я отхожу от шока по одному поводу, как тут же появляется новый.

Источники непрерывного напряжения моей нервной системы два, причем равноценных.

Во первых, я в шоке от необходимости управлять ротой. Учитывая, что прежде я ничем крупнее отделения морпехов не командовал, а тут считай две с половиной сотни подчиненных.

Сами понимаете.

Конечно, Лиходеев мне здорово помогает - золото, а не мужик. Но все равно - тяжко.

Во вторых, 'неизвестно-какой-хренов' шок (нет у меня подходящего термина), от несоответствия местного окружения моим представлениям о данном времени, почерпнутым из исторических книг и мемуаров. Почти каждый день сталкиваюсь с чем-то, чего в привычном мне варианте истории не было, и быть не могло.

Например, в первый же день ротный каптенармус Копейкин вручил мне казенный противогаз и каску. Противогаз, как противогаз - что-то подобное я видел на картинках и старых фотографиях. А вот каска сразила меня наповал. Вместо привычного 'Русского Адриана', у меня в руках оказалось нечто, весьма напоминающее 'Стальной шлем РККА образца 1936 года', виденный мною в музее, только гораздо менее 'ушастый' и с имперским гербом на лобной части.

И это только цветочки.

На утреннем построении роты, когда поручик Казимирский любезно представил меня личному составу, меня ожидал новый удар судьбы. Морально я был к этому готов - модернизированный 'Наган' и штатный 'Браунинг' уже дали какое-то представление об уровне вооружений. Но оружие доблестных московских гренадер превзошло все мои ожидания.

'Единый трехлинейный карабин образца 1907 года' - модернизированная 'мосинка'. Укороченный ствол, новая более удобная форма ложа и приклада, рукоять затвора загнутая к низу, на курковой части затвора - кольцевой прицел, как у английского 'Ли-Энфилда'. В придачу - ножевой штык с 'десятидюймовым' клинком. В общем - венец эволюции.

В каждом взводе по ручному пулемету. 'Ружье-пулемет системы Бертье-Федорова образца 1914 года' - со складными сошками под стволом и вертикальным рожком магазина сверху. Сделано грубовато, но в целом неплохо.

Кое-кто из солдат вооружен дробовиками. Обладатели 'Траншейного Ружья Браунинга модели 1905 года', выделяются 'охотничьими' патронташами крест-накрест, дополнительной гранатной сумкой и кинжалом-бебутом - вместо штыка.

До нормативов образца 1945 года конечно далековато, но для 1917-го - мечта… Может быть, я чего-то не понимаю, но по моему скромному мнению, подобный прорыв в организации армии и обеспечении ее вооружениями без какого-либо 'постороннего' вмешательства абсолютно НЕВОЗМОЖЕН. Даже учитывая ту самую 'роль личности в истории', которую у нас сыграл Николай II Кровавый, а здесь исполняет Александр IV Реформатор.

Я настолько погрузился в размышления по данному вопросу, что прослушал всю 'торжественную' речь командира роты и очнулся только после команды 'Разойдись'.

У меня появился ординарец.

Вообще-то в теории, у каждого офицера должен быть денщик - нестроевой солдат, который в атаки не ходит, а занимается хозяйством командира. Знаменитая военная реформа 1908 года, не перестающая меня удивлять, несколько урезала офицерские привилегии. Теперь денщик полагался не по званию, а по должности. Командиру роты - положено, а мне вот - не положено.

Поэтому у меня - ординарец.

Ординарца мне 'родил' Лиходеев, после того, как 'тройной Казимирский' приказал ему это сделать. Буквально так и сказал:

- Лиходеев, где хочешь, но роди господину прапорщику ординарца!!!

- Слушаюсь, вашбродь!!! - гаркнул бравый фельдфебель, и четко повернувшись через левое плечо, рысью унесся к палаткам личного состава - 'рожать'.

Через четверть часа он вернулся, притащив на буксире долговязого темноволосого парня с ухоженными маленькими усиками на курносом лице.

- Савва Мышкин Кондратьев сын! - отчеканил 'новорожденный' вытягиваясь передо мной во фрунт.

Родом Савва был из города Мышкина, ярославской губернии. С двенадцати лет в Москве. Сначала мальчиком в лавке, потом помощником приказчика.

На ответственную должность был выбран Лиходеевым за сметливость, прошлые умения и добрый характер.

Хороший паренек. Мне - понравился.

Командир батальона Иван Карлович Берг, приказал провести в ротах полевые занятия и стрельбы. Как мне потом шепнул подпоручик Литус - младший офицер 9-ой роты, обычно комбат так реагировал на какой либо непорядок по службе. В данном случае катализатором послужило то, что повозка с обедом из офицерской столовой опоздала на полчаса.

Обед привозили прямо в судках к штабу батальона, где собирались все офицеры. Ели за вкопанным в землю большим дощатым столом под парусиновым навесом. Солдаты питались от полевых кухонь, каждая рота отдельно, по месту расквартирования.

Сегодня полковые кашевары припозднились, поэтому начальство решило пресечь расхлябанность, но почему-то именно в наших рядах.

Рассевшись за столом, офицеры принялись за еду, приправляя и без того вкусные блюда приятным разговором.

Я с удовольствием пообщался с уже упомянутым Генрихом Литусом - румяным блондином со светлым пушком на верхней губе, подразумевающим усы. Мы как-то очень быстро познакомились и перешли на 'ты'.

- Скажи, Генрих, а что Берг подразумевает под 'занятиями'?

- Дадут пострелять по мишеням, по две обоймы на ствол. Стрелять надобно поотделенно, без пулеметчиков - они занимаются сами. Потом проверка состояния оружия, снаряжения, обмундирования. - Подпоручик пожал плечами. - Не знаю, Саша, что тебе еще сказать. Может быть, потом батальонный результаты стрельб спросит. И всё!

- А если не спросит?

- Не спросит сам, пришлет адъютанта. Он запишет и тогда совсем - 'всё'!

- Хм. Понятно… - Что понятно?

- Понятно - что ничего не понятно! - вздохнул я.

Глаза у Литуса округлились, он покраснел, с трудом проглотил очередной кусок гуляша и захихикал, прикрывая рот рукой. В общем-то, обычный для моего времени грустный каламбур вызвал весьма бурную реакцию.

Впрочем, реакцию - вполне ожидаемую.

Я очень быстро оказался в полку в записных остряках. Этому способствовало то, что зная массу шуток и анекдотов из своей прошлой жизни, по неизменной привычке, очень часто применял их в качестве присказок или комментариев. А поскольку в большинстве случаев все эти приколы были моим сослуживцам внове, просьба рассказать какую-либо соответствующую случаю шутку, случались довольно часто.

Вот и теперь, заметив смеющегося Генриха, офицеры, до сих пор занятые пересудами о стратегии наступления текущего 1917 года, обратили на нас свое внимание.

- Так! Что тут у нас! Барон, вы опять о чем-то несерьезном? - шутливо обратился ко мне начальник Литуса, командир 9-ой роты штабс-капитан Ильин.

- Что вы, господа! Всего лишь смиренные рассуждения о превратностях судьбы!

- Не поделитесь, своими умозаключениями?

- Мы с господином поручиком пришли к выводу, что в жизни каждого должна быть хотя бы одна любимая женщина… Главное, чтобы жена о ней не узнала… После секундной задержки мои сослуживцы взорвались хохотом! Обычно невозмутимый Берг даже промочил салфеткой уголки глаз, слезившиеся от смеха.

- Нет, ну каков… - восхищенно приговаривал потешавшийся во всю Ильин.

- Вы, помнится, рассказывали какую-то смешнейшую историю про британцев? Не напомните ли подробности? - вмешался батальонный адъютант подпоручик Цветаев.

- Один англичанин спрашивает другого: Извините сэр, ваша лошадь курит? - Нет! А в чем дело? - Тогда, сэр, мне кажется, что у вас горит конюшня.

Сидевшие за столом офицеры вновь захохотали!

Вот так и живем.

- Подходим поотделенно, получаем огнеприпасы и марш на стрелковую позицию. Лиходеев, проследи! - стоя перед ротными шеренгами, я как раз закончил объяснять солдатам суть предстоящих занятий.

- Слушаюсь, вашбродь! - фельдфебель козырнул и, повернувшись лицом к строю, скомандовал - Ро-о-та-а! На-а-а-ле-во-о-о!!! Бего-о-ом, марш!!!

Мой незабвенный ротный опять куда-то свинтил, сказавшись штабной надобностью. Теперь я проводил сверхплановое полевое занятие без его трогательного участия.

Конечно, в здравом размышлении, это даже хорошо. Если буду делать что-то не то, под руку никто вякать не будет. А вот 'что-то не то' я вознамерился делать с самого начала.

Дело в том, что по местным понятиям гренадерский полк - ударное подразделение. заточенное под прорыв обороны противника. Взводы вооружены и организованы так, чтобы образовывать готовые штурмовые группы. Вот мне и захотелось посмотреть, на что они способны. В принципе, гренадерские части стараются пополнять обстрелянными солдатами и унтер офицерами, но процент новобранцев из учебных полков, все же, велик. В моей роте это пятьдесят человек - каждый пятый. А главное, очень интересно было понаблюдать за действиями опытных солдат, узнать каковы их повадки и методы ведения боя.

Я тоже принял участие в стрельбах. Сперва пострелял из Нагана, потом взялся за Браунинг.

Наган, конечно, хорош, но отдача сильная, перезаряжать долго и усилие на спусковом крючке великовато. А Браунинг - удобный, скорострельный и перезаряжается быстро. Отдача терпимая и бьет точно. Буду тогда Наган вторым стволом таскать - пригодится.

В целом рота отстрелялась неплохо, хотя обнаружилось, что мой ординарец отнюдь не снайпер. Едва-едва в мишень попадает. Надо будет ему карабин на дробовик сменить парню меня в бою прикрывать. Так оно надежнее будет.

Потом, пока личный состав готовился к смотру, собрались с унтерами - поговорили по душам. Чтобы солдат поучили, как по полю боя двигаться, как укрываться, как в рукопашную биться.

Заодно я вопросики всякие практические позадавал. И, видать, правильно задавал. Потому что, унтер-офицеры - сплошь бывалые мужики за тридцать (многие с нашивками сверхсрочников), по мере продвижения разговора оттаяли ко мне, и беседа вышла весьма конструктивной.

Под конец я решил проверить их в рукопашном бою.

- Савка, - окликнул я своего ординарца. - Ты колышки заготовил?

- Так точна, вашбродь!!! - он протянул мне пару коротких кольев, которые я хотел использовать как имитацию ножей.

- Ну, кто мне покажет, как действовать, когда в траншее на вас германец с тесаком кинется?

- Это как? - опешил старший унтер Наумов.

- А так! - я бросил ему деревяшку и встал. - Вот я. Патроны у меня кончились. А ты на меня с траншейным ножом прешь! Ну, нападай!

- Эвона как, - Наумов поднялся, перехватил колышек поудобнее, но остановился в нерешительности. - А ну как, задену я вас, вашбродь?

- Нападай, говорю!!!

Унтер бросился на меня, замахиваясь 'ножом' сверху и… со всего маху плюхнулся на траву, после броска через бедро. Его деревянный клинок остался у меня в руках.

- Вот так вот… - я бросил деревяшку на землю рядом с поднимающимся Наумовым. - Видать и вам есть чему у меня поучиться.

- Ловко вы, вашбродь! - высказался за всех Лиходеев, задумчиво покручивая кончик длиннющего уса.

- Я с детства уссурийским казаком учён. И учён - на совесть. А теперь и вас учить буду, ну и сам учиться понемногу. Ладно. Фельдфебель, командуй оружие к осмотру. Гляну как наши олухи стволы содержат!

- Ро-о-та-а! - Лиходеев вскочил на ноги и заорал во всю глотку. - А-аррружи-я-я-я к осмотрууу!!!

Ближе к вечеру я стал свидетелем самого настоящего воздушного боя. С севера над нашим расположением появился аэроплан и, еле слышно стрекоча мотором, стал описывать растянутые круги.

- Эвона! Германец прилетел. - Задрав голову и придерживая фуражку рукой изрек Лиходеев, сидевший вместе со мной на бревнышке у моей палатки.

Мы проверяли результаты бурной хозяйственной деятельности Фили Копейкина.

- Бомбить будет?

- Не! Это, вашбродь, разведчик. Покружит, поглядит да и улетит восвояси.

- Ну-ну… Неожиданно сверху со стороны солнца на немца спикировала размытая тень. Затрещали пулеметы. Германский аэроплан начал крутить виражи, со снижением, уворачиваясь от атак русского истребителя. При этом немец уходил в сторону линии фронта - отрывался.

Не помогло.

Через пару минут, наш летчик подловил противника и начал палить по нему практически в упор. От германского разведчика отлетели какие-то куски, потом одно крыло надломилось и он, беспорядочно вращаясь, рухнул вниз.

Из-за деревьев мы не могли видеть, куда он упал.

Русский самолет снизился и прошел над нашими головами, покачивая крыльями с нарисованными на них красно-сине белыми кругами. Хвост истребителя - черного цвета, был украшен черепом и костями.

Пилот помахал рукой, приветствуя наших солдат, которые азартно орали, свистели и подбрасывали вверх фуражки.

- Молодец. Чисто он его уделал. - невольно восхитился я искусством пилота. - Но вернемся к нашим баранам.

- Чего? - недоуменно пробасил, до этого молча стоящий передо мной, каптенармус.

- Не 'чего', а 'так точно ваше благородие'! - передразнил я его. - Ладно, унтер-офицер, Копейкин, иди! Пока у тебя с учетом все в порядке. На кухню и на выдачу казенного припаса ни у кого жалоб тоже нет.

- И смотри у меня, Филька! Будешь шельмовать - в первом ряду на германские пулеметы выйдешь! - Сказал свое веское слово Лиходеев поднеся к вытянувшейся физиономии 'артельщика' свой внушительного размера кулачище.

Рано утром прискакал вестовой из штаба полка.

Сие, заурядное на первый взгляд, событие я наблюдал лично в процессе умывания. Не знаю, что тут за водоем по близости, но вода настолько холодная, что даже Савка помогающий мне в оной гигиенической процедуре, не может смотреть на все это без содрогания. Каждое утро умываюсь до пояса, а потом растираюсь полотенцем до красноты. Зато - бодрит!

Слава богу, что роса по утрам прибивает пылищу, иначе, мне пришлось бы мыться заново. Всадник пронесся мимо нас, и погнал коня дальше между рядами палаток, по направлению к штабу батальона.

- Тьфу, оглашенный! - буркнул Савка, подавая мне чистую рубаху.

- Интересно… Что ж это такое случилось, если вестового сюда погнали? - Вслух поразмыслил я. - Могли ведь и по телефону позвонить.

- Не могу знать, вашбродь.

- А знать, Савва, и не надо. Надо - догадываться!

Гадал, гадал, да не догадался - приказ командира батальона, полученный получасом позже, приводил в еще большее недоумение.

- Господа офицеры! Получено указание из штаба полка. Всем офицерам, а также ротным, взводным и отделенным унтер-офицерам прибыть на поле для занятий, предварительно заготовив мишени. Всем остальным расположения батальона не покидать! - Капитан Берг сложил полученный из штаба полка пакет и положил его на походный столик - Делегаты от каждой роты прибывают по расписанию. Для нашего батальона оно таково: 9-я рота и 10-я рота - в 13 часов; 11-я и 12-я роты - в 14 часов. Приказ ясен?

- Так точно! - хором отозвалось батальонное офицерство.

- Меня вызывают в штаб. За меня остается штабс-капитан Ильин. Дмитрий Владимирович, проследите за надлежащим исполнением приказа.

- Слушаюсь! - козырнул командир 9-й роты. - А что вообще происходит, Иван Карлович?

- Не знаю и даже не догадываюсь, господа!

Во как!!!

- Черт возьми! Да что же, в конце-то концов, происходит? - страдал командир 'последней' 12-ой роты поручик Павлов. - Приказы какие-то бессмысленные.

- Они не бессмысленные. Просто мы, этого самого смысла, в них не видим. - Флегматично отозвался Казимирский, раскуривая очередную папиросу. Пока не видим… Хм… Надо же! А он у меня - философ оказывается. Вот так и открываются в человеке, которого ты уже оценил, взвесил и наклеил ярлычок, новые стороны характера.

Офицеры батальона скопом торчали у штабной палатки, оживленно обсуждая полученные указания. Версий было множество, пустого трепа - и того больше. 'Мозговой штурм' начался спустя минуту после отбытия комбата в штаб полка, и продолжался с небольшими паузами уже полчаса.

Мое мнение тоже спросили.

Я честно ответил, что для полноценного анализа ситуации, маловато информации… А они ржать начали - решили видать, что опять прикалываюсь.

Тьфу… Всеобщий спор и мои грустные размышления были прерваны стрельбой со стороны учебного поля.

- Из пистолетов бьют! - Прислушавшись, сообщил Генрих Литус. - С чего бы это вдруг?

- Вот именно… С чего бы это вдруг понадобилось из личного оружия мишени портить? - задумчиво изрек штабс-капитан Ильин.

- Может быть начальство, какое, нелегкая принесла? Или очередной приказ 'о недопущении' огласили - вот наши там с горя и стреляются, - иронично отозвался Казимирский.

Приказ 'о недопущении' - это такая местная хохма.

Верховное командование издало приказ 'О недопущении использования противогазов для очистки через активированный уголь, в них содержащийся, денатурата, лака и других спиртовых суррогатов. Предлагается командному составу установить наблюдение и не использовать противогазов для очистки спиртовых суррогатов'. (Такой приказ действительно был в нашей истории. Дело в том, что с началом Первой Мировой войны Российская Империя ввела сухой закон и винная порция в армии не выдавалась.) Поскольку, ввиду малообразованности солдатской массы, никто не знал, что противогаз может служить хорошим фильтром для очистки денатурата и прочей химии, то никто этим и не занимался. А как только означенный приказ довели до личного состава - просветили, так сказать, злоупотребления с употреблением спиртосодержащих жидкостей начались сплошь и рядом.

В общем, века идут, а в Русской Армии ничего не меняется. Чем старше наши командиры - тем круче их идиотизм.

Тем временем, одиночная стрельба сменилась сухим треском очередей.

- Вот черт! - штабс-капитан Ильин метнулся в штабную палатку. - Штаб полка давай! - гаркнул он на унтера-связиста, сидевшего у полевого телефона. Быстрее!!!

- Есть! - тот схватил трубку и яростно закрутил ручку аппарата. - Береза! Береза! Я - сосна! Извольте, вашбродь! - унтер-офицер протянул трубку Ильину.

- Алло-алло! Это штабс-капитан Ильин. Слышим стрельбу из пулеметов со стороны штаба! Да? Что? Понял! Понял! Хорошо! - с озадаченным видом он вернул трубку связисту.

- Ну что там? - набросились на него остальные офицеры.

- Сказали, что все в порядке. Так и должно быть. Интересовались нашей готовностью к часу дня.

- Чертовщина какая-то!

- Секретики!

- Ничего не понимаю… Все загомонили разом, а я скромненько помалкивал. И хотя тоже ни хрена не понимал, но догадывался - уж звук пулемета от пистолета-пулемета я отличить в состоянии.

В 13-00 офицеры и унтера 9-ой и 10-ой рот уже выходили, согласно приказанию начальства, на поле для занятий. Младшие унтера тащили на плечах заготовленные мишени - дощатые щиты на палках, с намалеванным по центру темным кругом.

Навстречу нам попалась делегация двух рот 2-го батальона в сопровождении полкового адъютанта. У каждого из них, при себе был брезентовый футляр для охотничьего ружья, что вызвало недоумение у моих сослуживцев.

Наша попытка переговорить с офицерами была, этим самым адъютантом, пресечена на корню. Правда, после того как сразу несколько человек попросили его 'не зарываться', поручик Шевяков закатил глаза и взмолился: