«Пословичные концепты в паремическом дискурсе ...»

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«ОРЛОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

На правах рукописи

Абакумова Ольга Борисовна

Пословичные концепты в паремическом дискурсе

Специальности

10.02.01– русский язык и 10.02.19 - теория языка Диссертация на соискание степени доктора филологических наук

Научный консультант доктор филологических наук, профессор Феликс Абрамович Литвин Орел- 2013 2 Оглавление Введение с. Глава I. Современная парадигма в языкознании и актуальные вопросы паремиологии с. 1.1. Прагматический поворот в философии и лингвистике с. 1.2. Актуальные проблемы паремиологии с. 1.3. Функционализм и возможности описания семантики и прагматики пословиц с. 1.4. Некоторые проблемы когнитивной лингвистики, концептологии и понятие пословичного концепта с. 1.5. Теории дискурса и понятие паремического дискурса с. 1.6. Коммуникативно-функциональный подход и теория коммуникативного действия с. 1.7. Построение когнитивно-дискурсивной модели актуализации смысла пословицы в дискурсе (КДМ) с. Выводы по I главе с. Глава П. Пословицы в прагматическом аспекте и модель КДМ 2.1.Значение и смысл пословицы в свете теории значения и теории референции с. 2.2. Проблемы референции и инференции пословиц и КДМ с. 2.3. Пословица как косвенный речевой акт с. 2.4. Пословица как фрейм и сценарий с 2.5. Пословица, модальность и оценка с Выводы по П главе с. Глава Ш. Культурные пословичные концепты-стереотипы и паремический дискурс объекта с. 3.1. Понятие пословичного концепта-стереотипа с. 3.2. Некоторые результаты концептуальных исследований о правде в отечественной и зарубежной лингвистике с. 3.3. Моделирование семантики и прагматики пословиц в паремическом дискурсе с. 3.3.1. Выявление пословичных стереотипов, связанных с представлениями о правде в сопоставляемых культурах с. 3.3.2. Английский паремический дискурс о правде и пословичный стереотип TRUTH с. 3.3.3. Русский паремический дискурс о правде и пословичный стереотип ПРАВДА с. 3.3.4. Пословичный концепт и его национальные вaрианты – культурные стереотипы с. 3.4. Деонтические нормы в семантике пословиц и языковая личность с. 3.5. Ролевая грамматика и языковая картина мира с. Выводы по Ш главе с. Глава IV. Индивидуальные пословичные концепты в паремическом дискурсе субъекта с. 4.1. Понятие индивидуального пословичного концепта и паремического дискурса субъекта с. 4.2.Пословица в художественном дискурсе с. 4.2.1. Пословица в бытовом диалоге на материале художественного текста с. 4.2.2. Пословица в микро- и макроструктуре художественного текста с. 4.2.3. Пословица в драматическом произведении с. 4.2.4. Пословица в поэтическом тексте с. 4.2.5. Пословица в художественном тексте как средство достижения 4.3.1. К вопросу об определении медийного дискурса с. 4.3.2. Пословица в газетном тексте на материале русскоязычных 4.3.3. Пословица в газетном тексте на материале англоязычных 4.5. Пословица в бытовом диалоге на базе имитации живой речи в Глава V. Опыт сопоставительной динамической референциальнооценочной типологии пословиц с. 5.1. К вопросу о сопоставительной типологии пословиц с. 5.2. Коды культуры в семантике пословиц о правде и лжи с. 5.3. Референциально-оценочный анализ английских пословиц с. 5.4. Референциально-оценочный анализ русских пословиц с. 5.5. Референциально-оценочный анализ французских пословиц с. 5.6. Референциально-оценочный анализ испанских пословиц с. 5.7. Референциально-оценочный анализ чешских пословиц с. Лингвистика конца ХХ - начала XXI веков характеризуется устойчивым интересом к вопросам осознания и сохранения национально-культурной идентичности в условиях доминирующей глобализации. Наиболее ярко и наглядно национальная специфика восприятия действительности проявляется в фольклорных текстах, в паремиях, через образы, несущие национальную символику и социальные нормы поведения, фиксированные в семантике пословиц, посредством которых каждая культура кодирует свою систему ценностей и дает оценку явлениям, ситуациям действительности и человеку, творцу социальной реальности.

Традиционно пословицы изучались в неактуализованном режиме в рамках теории фольклора. С другой стороны отечественная лингвистика активно занималась пословицами в системно-структурном аспекте. Паремиология XXI века уже не может существовать и развиваться в традиционном русле и не испытывать влияния со стороны новых тенденций в науке о языке, связанных со становлением когнитивно-дискурсивной парадигмы языкознания. Об этом свидетельствуют многочисленные лингвистические конференции в России и за рубежом, где неизбежно поднимаются проблемы прагматики языковых единиц и текста, их когнитивно-функционального описания и функционирования языковых единиц в разных типах дискурса. Остаются дискуссионными определение пословицы, ее лингвистический статус, значение и смысл, моделирование семантики и прагматики пословиц, их лексикографическое описание. Отдельную проблему составляет функционирование пословиц в дискурсе, с которой связано наращение значения в зависимости от контекста и возможная окказиональная модификация пословиц, их специфическая оценочность и референтность. К актуальным проблмам паремиологии относятся также отсутствие метаязыка для описания смысловой стороны пословиц и их сопоставительное типологическое описание.

Пословицы вне конкретной ситуации использования допускают множество интерпретаций, поэтому изучать семантику и прагматику пословиц следует, функционировании, что однако, не исключает возможностей анализа их содержательного плана в неактуализованном режиме для выявления тех культурных ценностей, которые хранит в себе паремиологический фонд каждого национального языка.

Прагматика, относительно молодая дисциплина, формировавшаяся в 1960х годах ХХ в. в результате пробуждения интереса к использованию языка как виду деятельности, дает возможность ответить на проблемные вопросы паремиологии, особенно касающиеся функционирования пословичных единиц в дискурсе. Сегодня особенно актуальны утвердившиеся в прагматике принципы обращения к понятиям деятельности, ее субъекта, цели и результата, правил и стратегий общения, детерминированности выбора языковых средств особенностями конкретного коммуникативного события и этносоциокультурным контекстом. Актуальными являются такие проблемы прагматики, как референция и инференция, дейксис, пресуппозиция и логический вывод, типология речевых актов и условия успешной коммуникации, постулаты речевого общения и импликатуры, конверсационный анализ и анализ дискурса, дискурс и культура, фреймовый анализ, культурные скрипты и сценарии.

Как указывает Н.Ф. Алефиренко, особенно ожидаемой в науке является разработка дискурсивно-когнитивного моделирования пословично-поговорочных речений. Если семантика пословиц относительно часто подвергалась моделированию, то прагматика стала предметом изучения только в последние годы. Изучение прагматики пословиц только с системно-структурных позиций не может дать нужного результата в силу специфической природы пословиц, смысл которых в большей степени, чем смысл слов зависит от контекста употребления.

Поэтому пришло время строить коммуникативную модель, которая описала бы реализацию пословичного смысла в деятельностном ключе, с учетом интенции, замысла, коммуникативной стратегии говорящего, его языковой и культурной компетенции, но также учитывала бы и эффект, оказываемый пословицей на слушающего.

Актуальность работы определяется факторами, связанными со становлением когнитивно-дискурсивной паремиологии; исследование посвящено изучению лингвопрагматических, когнитивно-концептуальных и коммуникативно-дискурсивных основ функционирования пословиц в разных типах дискурса, а также выявлению типологических референциально-оценочных характеристик пословиц на материале пяти языков. В работе принимается широкое понимание прагматики, которое включает аспекты когниции, коммуникации и культуры, в отличие от традиционного узкого подхода, сводящегося к функциям языковых единиц в речи. Актуальность исследования детерминирована недостаточной изученностью пословиц, что проявляется в нерешенности проблем определения, языкового/речевого статуса, лексикографического описания (подавляющее большинство словарей пословиц не содержат дефиниций), сложностью выявления оценки в пословицах, их использования и понимания в коммуникации и проявления национальнокультурной специфики восприятия действительности. Важную проблему представляет собой моделирование смысла пословиц в речи, а также построение типологии пословиц, которая учитывала бы такие факторы, как референция, оценочность, динамика и строилась бы на материале разных языков.

Объектом данного диссертационного исследования являются русские и английские пословицы как традиционные дискурсивные практики обсуждения нравственных категорий в условиях бытового общения (и его имитации в художественном и медийном тексте/дискурсе), а также французские, испанские и чешские пословичные единицы сходной тематики.

Предмет исследования – процесс актуализации смысла пословичного высказывания в разных типах дискурса (паремический, художественный, медийный, бытовой дискурс); прагматика пословиц в ее взаимодействии с семантикой и синтаксисом.

Материалом исследования послужила картотека пословиц, отобранных по тематическому принципу из наиболее крупных и авторитетных словарей пословиц и поговорок (более 1300 единиц из более, чем 47 сборников на пяти языках), а также примеры контекстуального употребления пословиц, представленные в материалах Национальных корпусов, в бытовом общении и его имитации в художественных текстах, а также в медийном дискурсе (всего около 2 500 примеров).

Гипотеза исследования предполагает, что актуализованная в речи пословица представляет собой косвенный речевой акт, в рамках которого реализуется индивидуальный пословичный концепт (замысел) говорящего, связанный с избранной им коммуникативной стратегией и оценкой ситуации. Эта оценка определяется фиксированными в семантике пословиц культурными ценностями, оценками, стереотипами и нормами социального поведения, принятыми в данном лингвокультурном сообществе.

прагматических и семантических закономерностей употребления и понимания пословиц в дискурсе.

Для достижения этой цели ставятся следующие задачи:

1. проследить историю становления прагматического направления в науке о языке и показать его актуальность и значимость для современных исследований функционирования языковых единиц и построения модели актуализации смысла пословицы в дискурсе;

особенно связанные с употреблением и понимаением пословиц в тексте/дискурсе, моделированием их значения и смысла в коммуникативном акте, проявлением национальной специфики восприятия действительности и кодированием оценки в пословичных высказываниях и наметить возможные пути их решения;

достижения ученых, стоящих на позициях функционализма, когнитивизма, прагматической и коммуникативной лингвистики и найти способы объединения этих подходов для адекватного анализа пословиц в актуализованном режиме, отвечающего уровню современного развития науки о языке;

4. для решения проблем прагматики и паремиологии разработать когнитивно-дискурсивную (коммуникативную) модель (КДМ) актуализации смысла пословицы в дискурсе и опробовать ее на разном материале;

дискурсивные практики обсуждения ценностей культуры, выявить национальнодетерминированные культурные концепты-стереотипы, связанные в русской и сопоставительный анализ;

6. проанализировать функционирование пословиц в разных типах дискурса (бытовом диалоге, художественном тексте и медийном дискурсе) и определить прагматические и текстовые функции пословиц, связанные с реализацией замысла говорящего, с его оценкой ситуации и выбранной коммуникативной стратегией;

7. на базе существующих референциальных и оценочных теорий, а также предлагаемой модели КДМ построить сопоставительную динамическую референциально-оценочную типологию пословиц на материале пяти языков (русского, английского, испанского, французского, чешского).

Теоретической основой исследования являются базовые положения, представленные в трудах отечественных и зарубежных ученых в области прагматики, прагмалингвистики и теории референции (Н.Д. Арутюнова, Т.В.

Булыгина, А. Вежбицка, В.З. Демьянков, М.А. Кронгауз, Ф.А. Литвин, Е.В.

Падучева, Л.П. Семененко, А.Д. Шмелев, J. Habermas, S.C. Levinson, G. Leech, G.

Yule); по когнитивной лингвистике (Н.Ф. Алефиренко, В.З. Демьянков, Д.О.

Добровольский, М. Джонсон, Е.С. Кубрякова, Дж. Лакофф, А.А. Потебня), концептологии (Ю.Д. Апресян, Н.Д. Арутюнова, А. Вежбицка, С.Г. Воркачев, В.И. Карасик, В.В. Колесов, Ю.С. Степанов, Л.О. Чернейко); функциональной теории (Р. Ван Валин, В.З. Демьянков, А.Е. Кибрик, А.А. Кибрик, У. Фоли);

функциональной семантики оценки (Е.М. Вольф, В.Н.Телия); коммуникативной лингвистики и межкультурной коммуникации (М.М. Бахтин, Д.Б. Гудков, В.Б.

Кашкин, J. Habermas); теории анализа дискурса (В.И. Карасик, А.А. Кибрик, Е.С.

Кубрякова, Л.О. Чернейко, В.Е.Чернявская, М. Фуко, T.van Dijk, J. Habermas);

лингвокультурологии и теории прецедентности (Д.Б. Гудков, И.В. Захаренко, Ю.Н. Караулов, В.В. Красных, В.Н. Телия); фразеологии и паремиологии (Н.Ф.

Алефиренко, А.Н. Баранов, А.Ю. Белецкая, Т.Г. Бочина, Р. Гжибек, Д.О.

Добровольский, В.П. Жуков, А.В. Жуков, Т.С. Зевахина, Е.В. Иванова, В.И.

Карасик, В.М. Мокиенко, Г.Л. Пермяков, А.А. Потебня, Л.Б. Савенкова, Н.Н.

Семененко, Г.Д. Сидоркова, З.К. Тарланов, О.Е. Фролова, D. Cram, К. Grigas, A.

Krikmann, W. Mieder, N.R. Norrick и др).

Для решения поставленных задач использовались следующие методы исследования:

- теоретический анализ и обобщение данных из различных областей прагматики, функциональной и когнитивной лингвистики, концептологии и теории коммуникации;

- концептуальный анализ, в основе которого лежит комбинация метода анализа словарных дефиниций с расширенным аппаратом референциальноролевой грамматики, обогащенным фреймовым анализом;

- дискурсивный анализ, предполагающий интерпретацию смысла пословиц и их прагматических функций на основе контекста коммуникативной ситуации, референтной ситуации и ситуации, представленной во внутренней форме пословицы;

- метод когнитивно-прагматического (коммуникативного) моделирования актуализации смысла паремий в дискурсе;

- методы наблюдения, интерпретации, обобщения, сопоставления и классификации;

- метод количественной обработки и обобщения полученных данных.

Научная новизна исследования определяется разработанной когнитивнодискурсивной (коммуникативной) моделью актуализации смысла пословицы в дискурсе (КДМ) и предложенной на ее основе динамической сопоставительной референциально-оценочной типологией пословиц на материале русского, английского, французского, испанского и чешского языков. Инновационный характер исследования представлен следующими моментами:

рассмотрение пословицы как косвенного речевого акта;

- впервые предлагается использовать для описания семантики и расширенный и объединенный с фреймовым анализом; вводится семантический падеж «квалитатив», который позволяет описать и сопоставить пословичные предложения-высказывания, репрезентирующие национальнодетерминированные представления об абстрактных сущностях;

- впервые введены и описаны два типа пословичных концептов, один из которых представляет собой совокупность семантических ролей, выполняемых именем концепта в пословичных предложениях-высказываниях, и фиксирует культурно-значимую ценность и аксиологию абстрактного имени, а другой связан с реализацией замысла говорящего, с его коммуникативной стратегией и оценкой ситуации;

- выявлены и сопоставлены культурные пословичные стереотипы, связанные в русском и английском языках с представлениями о правде;

пословичном варианте;

- выявлены и описаны два типа паремического дискурса, один из которых представляет собой совокупность традиционных пословичных дискурсивных пословичный концепт первого типа и описать таким образом дискурс объекта;

второй тип паремического (пословичного) дискурса связан с реализацией смысла пословицы в коммуникативном акте и представляет собой коммуникативную референтной ситуации, то есть может быть описан как дискурс субъекта;

- впервые вводятся два понимания оценки в пословицах: в первом случае она культурно обусловлена и декодируется через коды культуры, во втором – носит индивидуальный характер и выражается в коммуникативном акте через фокус интереса говорящего;

- сопоставительный анализ русских пословиц по данным «старых» и новых словарей дал возможность выявить динамику в аксиологии абстрактного имени;

- впервые проведено сопоставительное исследование пословиц одной тематики на материале пяти языков с референциальных и оценочных позиций, что позволило выявить разные типы концептуальной ориентационной метафоры и тенденции оценочности в языках западной Европы по сравнению с русским.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что данная работа способствует становлению когнитивно-дискурсивной парадигмы в языкознании вообще и в области паремиологии в частности. Предлагается впервые на материале пословиц коммуникативная модель деятельностного типа, с обратной связью, которая дает возможность описать как употребление, так и понимание пословиц в актуализованном режиме. Модель демонстрирует неразрывное единство когниции, коммуникации и оценки в использовании пословиц, их ориентирующую функцию (термин Е.С. Кубряковой), которая действительности на бытовом уровне и оказании влияния на слушающего в теоретические основы для формирования нового направления анализа функционирования пословиц. Это направление можно назвать прагматически ориентированным (в широком смысле), то есть деятельностным, поскольку оно опирается на языковую, культурную и коммуникативную компетенции говорящего и слушающего и описывает употребление и понимание пословиц в актуализованном режиме. Модель позволяет объединить три направления прагматических исследований: речеактовое, риторико-стилистическое и психолингвистическое, так как опирается на типологию речевых актов, дает возможность квалифицировать актуализованную в речи пословицу как косвенный речевой акт, описывает воздействие пословиц на адресата и анализирует процесс использования и восприятия пословицы в речи. Модель также объединяет внутрифункциональный и внешнефункциональный подходы к описанию пословиц, так как использует функциональную теорию ролей и референции и коммуникативного действия, связанную с теорией речевых актов и фреймовым анализом с другой.

Исследование развивает теорию грамматики ролей и референции, которая до сих пор никогда не использовалась для анализа пословиц. Понятийный аппарат РРГ расширяется за счет введения падежной категории «квалитатив», которая делает возможным сопоставительное изучение пословиц одной тематической группы при описании национально-специфического видения абстрактных сущностей в сравниваемых лингвокультурах.

Работа вносит вклад в развитие теории прагмалингвистики, поскольку используется широкое понимание прагматики, предлагается прагматически ориентированная коммуникативная модель с обратной связью, на базе которой строится динамическая сопоставительная референциально-оценочная типология пословиц на материале пяти языков. На новом материале уточняются и развиваются такие понятия прагматики, как референция и инференция, пресуппозиция и логический вывод, косвенный речевой акт, фрейм, сценарий, оценочность, дискурс и культура.

лингвокультурологии, так как предлагается дифференцировать два вида пословичных концептов, один из которых (культурно детерминированный концепт-стереотип) дает возможность в совокупности с другими концептамистереотипами описать языковую картину мира данной лингвокультуры в ее пословичном варианте в сопоставлении с другими и описать дискурс объекта абстрактной сущности; другой пословичный концепт связан с замыслом говорящего, его оценкой ситуации и выбранной коммуникативной стратегией.

Вклад исследования в развитие лингвистики текста связан с описанием функционирования пословиц в художественном и газетном тексте, с их вхождением в его семантическую макро- и микроструктуру. Понимание пословицы как косвенного речевого акта, основанного на выявлении социальных норм поведения, заложенных в семантике пословиц, предоставляет широкие возможности в толковании текстов любой культуры, содержащих пословицы, с точки зрения перлокутивного эффекта высказывания.

Анализ дискурса также получает развитие, поскольку предлагается дифференцировать два типа паремического (пословичного) дискурса, а также описываются типичные коммуникативные действия и стратегии, средством реализации которых являются пословицы в бытовом, художественном и медийном дискурсах, дается детальное описание их прагматических функций в разных типах дискурса.

материалы на пяти языках могут быть использованы в университетских курсах и спецсеминарах по общему языкознанию, лингвистике текста, прагмалингвистике, когнитивной лингвистике, практической стилистике, семиотике фольклора, лексикографической практике и при обучении межкультурной коммуникации.

Положения, выносимые на защиту:

1. Пословица, актуализованная в речи/дискурсе, представляет собой разновидность косвенного речевого акта (чаще всего директивного типа).

2. Для описания актуализации смысла пословицы в дискурсе и решения актуальных проблем прагматики и паремиологии эффективна прагматически риентированная когнитивно-дискурсивная модель (КДМ), которая объединяет теорию коммуникативного действия, функциональную референциальноролевую грамматику, функциональную семантику оценки, когнитивно ориентированную теорию метафоризации окказиональных фреймов и типологию деонтических норм, эксплицитно или имплицитно представленных в семантике пословиц.

3. Анализ смысловой составляющей пословиц с позиций референциальноролевой грамматики, расширенной семантической ролью «квалитатив» и фреймовым анализом, позволяет моделировать семантику и прагматику пословиц, может способствовать решению проблемы их лексикографирования, а также описания языковой картины мира в ее пословичном варианте.

4. Пословичный концепт-стереотип можно выявить в пословичных предложениях-высказываниях одной тематики, фиксированных в словарях, построенных по тематическому принципу и отражающих национальные дискурсивные практики обсуждения культурных ценностей в лингвокультурных сообществах в условиях бытового общения. Только взятые в совокупности своих интертекстуальных связей, образности и оценочности они передают национально детерминированное представление об абстрактных сущностях и их видение в данной культуре.

5. Сопоставительный анализ функционирования денотативно эквивалентных пословиц способствует выявлению специфики их семантики и заложенных в них деонтических норм социального поведения в типовых ситуациях.

6. Пословица в дискурсе является тактическим средством реализации одной из четырех типов стратегий, избранной говорящим. Это может быть собственно коммуникативная стратегия, нацеленная на взаимопонимание и последующую совместную деятельность; социально ориентированная стратегия, когда на первое место выносится социальный аспект, но говорящий преследует свои цели;

асоциальная инструментальная стратегия, когда говорящий имеет целью достижение успеха любыми способами, без учета интересов слушающего; и драматургическая стратегия, связанная с демонстрацией говорящим своих достоинств в области интеллекта, остроумия, владения языком, которая часто сопровождается языковой игрой.

7. Актуализация смысла пословицы в речи имеет вид разворачивающегося пословичного сценария, который реализуется как наложение трех видов фреймов:

фрейма, фиксированного внутренней формой пословицы (образный фрейм), фрейма обобщенного значения пословицы (обобщающий фрейм) и фрейма референтной ситуации (окказиональный, конкретно-ситуативный фрейм) и завершается логическим выводом, который должен сделать слушающий, исходя из конкретной ситуации общения.

8. Когнитивно-дискурсивная модель служит базой для построения динамической сопоставительной референциально-оценочной типологии пословиц, которая использует два типа оценки: культурно-значимую, коммуникативной стратегией говорящего, и дает возможность определить типологические особенности пословиц, принадлежащих разным языкам и культурам.

исследования нашли отражение в 67 печатных публикациях, из них четыре монографии (одна индивидуальная и три коллективные), 16 работ в журналах, рекомендованных ВАК, 11 зарубежных публикаций, остальные 36 работ опубликованы в сборниках научных трудов и материалах международных научных конференций.

международных научно-практических конференциях: «Экология культуры и языка: проблемы и перспективы. Материалы научной конференции, посвященной 100-летию Д.С.Лихачева» (Архангельск, 2006), «Россия и Запад: диалог культур».

Международная научно-практическая конференция (Москва, МГУ, 2008), Международный конгресс по когнитивной лингвистике (Тамбов, 2008), «Прикладная лингвистика в науке и образовании» (Санкт-Петербург, РГПУ, 2008), «Актуальные проблемы теории и методологии науки о языке»

Международная научно-практическая конференция (Санкт-Петербург, ЛГУ, 2008), «Идиоматика и когнитивная лингвокультурология» (Белгород, 2008), «Жуковские чтения: Международный симпозиум» (Новгород, 2009, 2011), «Языки в современном мире: Международная конференция НОПРИЛ» (Москва, МГУ, 2009), «Язык, культура, языковое общение» (Москва, МПГУ, 2009), «ХХ Оломоуцкие дни русистов» Международная конференция под эгидой МАПРЯЛ и ЧАР (Чехия, Оломоуц, 2009), «Узуальное и окказиональное слово в языке и речи»

(Орел, 2009), «Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах» (Челябинск, 2010), «П Всероссийский конгресс фольклористов» (Москва, 2010), «Русский язык и литература в международном общеобразовательном пространстве: современное состояние и перспективы» II Международный конгресс под эгидой МАПРЯЛ, Фонда Русский мир и Университета Гранады (Испания, Гранада, 2010), ХХХ1Х Международная филологическая конференция СПБГУ «Фразеология и языковая динамика»

(Грайфсвальд - Санкт-Петербург, 2010), «Живодействующая связь языка и культуры: Международная научная конференция РАН, Международного комитета славистов» (Москва-Тула, 2010), «Язык, культура и общество в русских и английских исследованиях» II Международная научная конференция под руководством РАН, РАЛК, МИИЯ и Лондонского университета (Великобритания, Лондон, 2011), «Язык, культура, общество» Международная конференция РАН, РАЛК и МИИЯ (Москва, РАН, РАЛК, МИИЯ, 2011), «Слово. Текст. Время»

(Польша, Германия, 2012), Славянский симпозиум (Москва, МГУ, 2012), «Жизнь языка в культуре и социуме-3» Международная конференция РАН и РУДН (Москва, РУДН, 2012), «Лексикология и фразеология: романно-германский цикл»

Международная филологическая конференция СПБГУ (Санкт-Петербург, 2012), «Гуманитарные технологии в современном мире»: Всероссийская научнопрактическая конференция с международным участием (Калининград, 2013) и др.

Диссертационное исследование включает введение, пять глав, заключение, список литературы и список источников иллюстративного материала.

Глава I. Современная парадигма в языкознании и проблемы 1.1. Прагматический поворот в философии и лингвистике ХХ век характеризуется прагматическим поворотом в философии [Канке 2008]. В 30х годах ХХ в. Л. Витгенштейн отказывается от своих ранних логикофилософских работ и определяет значение слова не как указание на тот предмет, который оно обозначает, а как его употребление в речи, но продолжает использовать семантическую концепцию истины. Дж. Остин развивает теорию речевых актов с акцентом на иллокутивные и перлокутивные акты, приписывая только локутивным актам значение истинности, а иллокутивные и перлокутивные характеризует как имеющие прагматический характер. В это же время Р. Хэар предлагает концепцию универсального прескриптивизма, где этика имеет дело с предписаниями на будущее, к которым неприменима концепция истины. В 50х годах ХХ в. логики С. Кангер, С. Крипке и Р. Монтегю развивают концепцию возможных миров и распространяют понятие семантической истины на модальные языки, Р. Монтегю предлагает обсуждать логическую прагматику, то есть создать теорию прагматической истины. Г. Вригт анализирует проблемы практического вывода, характерные для прагматических наук. В новой научной парадигме понятия выступают в форме ценностей, используется прагматическая концепция истины и применяется принцип эффективности.

Прагматика определяется автором краткого энциклопедического словаря «Философия науки» В.А. Канке как философское учение о достижении поставленных целей, наряду с семантикой и синтактикой прагматика является составной частью семиотики [Канке 2008: 200]. Создание семиотики, которая была впервые поднята Пирсом на высоту философских обобщений, привлекло особое внимание философов к анализу языка как естественно возникшей семиотической системы-посредника взаимодействия людей. В современном понимании прагматика имеет дело с ценностями людей, которые реализуются в делах и связаны с достижением поставленной цели [Там же].

Прагматизм – философское направление конца XIX века, у истоков которого стояли Ч. Пирс, У. Джеймс и Дж. Дьюи. В наши дни наблюдается ренессанс прагматики, как в философии, так и в лингвистике. Пирс придал всей философии прагматическую направленность. Он писал: «Самой, пожалуй, поразительной чертой новой теории было признание наличия неразрывной связи между рациональным познанием и рациональной целью» [Пирс 2000: 158]. В современной философии идеи Пирса последовательно развивает один из основателей дискурсивной этики немецкий исследователь К.О. Апель. Другим основателем дискурсивной этики, а также автором прагматически ориентированной теории коммуникативного действия является немецкий философ и социолог, занимающийся коммуникацией, Ю. Хабермас. Философия У. Джеймса характеризуется интересом к когнитивизму с акцентом на теории истины, к учету многообразия жизни, плюрализма идей, историчности познания, с учетом феномена веры. По мнению Джеймса, философия должна заниматься поиском истины, но он использует прагматическую теорию истины («Мысль «истинна» постольку, поскольку вера в нее выгодна для нашей жизни»).

Проблеме истины посвятил специальные исследования и другой классик прагматизма Дж. Дьюи, который, будучи гегельянцем и контекстуалистом, всегда подчеркивал относительность истины, ибо она никогда не бывает окончательной.

Он полагает, что правильное решение с точки зрения морали может быть принято лишь в контексте конкретной проблемной ситуации.

В логике проблемы прагматики связаны, прежде всего, с модальной логикой (modus – мера, способ, предписание). Модальные высказывания не являются описаниями существующего положения дел, они выходят за границы семантики и относятся к прагматике. Осмысливая теорию речевых актов, логики (Р. Монтегю, Д. Льюис, Д. Скот) пришли к необходимости четкого разграничения семантики и прагматики. Понимание речевого акта они считали возможным лишь при условии, когда заданы координаты индексов (Р. Монтегю), или точки отсчета (Д. Скот). Наиболее полный список точек отсчета дает Д. Льюис: 1) возможный мир, 2) момент времени, 3) место, 4) говорящее лицо, 5) адресат речи, 6) множество объектов, на которые можно указать, 7) речевой сегмент, 8) бесконечная последовательность объектов [Цит. по Лакофф 1985].

Ю. Хабермас – выдающийся философ современности, который занимается коммуникацией и является также одним из основателей дискурсивной этики. Он утверждает, что теория является критической, если она помогает избавлению членов общества от присущих им недостатков. Ю. Хабермас считает, что коммуникативная общность может реализоваться не иначе, как в межсубъектном диалоге. Это обстоятельство не учитывалось раньше, поэтому все предшествующие философии от Декарта до Маркса и неопозитивизма ХХ века имели не коммуникативный, а инструментальный характер [Канке, 2008].

Коммуникация осуществляется в диалоге, который представляет собой обмен сильными аргументами, то есть в форме дискурса. Участники продуктивного дискурса должны быть в равном положении, учитывать своеобразие позиций друг друга, открыто разъяснять свои намерения, стремиться к успеху диалога, и, следовательно, к достижению взаимного согласия, консенсуса. Взаимная заинтересованность участников – гарант прогресса познания. По Ю. Хабермасу [Habermas 1987] дискурс – это адекватная новым социальным реалиям форма рациональности, которая конструируется в языке. Ю.Хабермас использует витгенщтейновскими «фоновыми знаниями» и предлагая понятие «жизненного мира». (Подробнее см. п.1.6.) Философия прагматизма в качестве методологической базы других наук оказала определенное влияние и на лингвистику, что сказалось в расширении объекта лингвистических исследований за счет включения в анализ областей, которые до тех пор считались нелингвистическими: когниции, коммуникации и культуры. Нужно сразу сказать, что вопрос о вхождении перечисленных аспектов в объект изучения прагматики признается не всеми исследователями языка и уже несколько десятков лет остается дискуссионным. Наше исследование имеет целью внести некоторый вклад в решение проблемы.

конверсационное (речеактовое), функциональное (риторико-стилистическое) и психолингвистическое (порождение и восприятие речи) [Horn 1988].

Как отмечает В.И. Карасик, определение прагматики часто зависит от исходных позиций исследователей и очень разнится в трудах лингвистов.

Исследователи синтаксиса прагматикой называют остаток при синтаксическом и семантическом анализе; исследователи семантики – оценочные и примыкающие к ним ассоциации и коннотации. Исследователи стилистики и риторики прагматикой считают коммуникативную семантику, а также использование языка с целью воздействия; для исследователей речевой деятельности прагматика – теория пресуппозиций, коммуникативных постулатов, речевых актов [Карасик 2002]. В.А. Пищальникова и А.Г. Сонин, например, к лингвистической прагматике относят изучение «внешних» компонентов коммуникативной ситуации, значимых для порождения речи [Пищальникова, Сонин 2009:400].

Выделение прагмалингвистики как лингвистической дисциплины связывают с идеями Ч. Пирса, Ч. Морриса, Дж. Остина, Дж. Серля, З. Вендлера, с прагматической теорией значения П. Грайса, Дж. Лича, теориями референции Л.

Линского, Дж. Серля, П. Стросона, современной теорией диалога Э. Гофмана, лингвистической теорией вежливости П. Браун и С.Левинсона. Н.Д. Арутюнова включает в объект прагматики широкий спектр вопросов, связанных с говорящим, слушающим, их взаимодействием и с ситуацией общения [Арутюнова 1990, 1998]. Исследователь полагает, что в связи с говорящим следует изучать: 1) цели высказывания (эксплицитные и имплицитные), то есть иллокутивные силы: информирование, приказ, совет и т.п.; 2) речевые тактики и типы речевого поведения; 3) правила / постулаты речевого общения, основанные на соблюдении принципа сотрудничества П. Грайса (максимы количества, качества, отношения и способа); 4) установки говорящего, или прагматическое значение высказывания (косвенные смыслы, намеки, подтекст); 5) референцию говорящего, т.е. отнесение высказывания к предметам реальности, связанное с намерением говорящего; 6) прагматические пресуппозиции (оценку говорящим общей информированности слушающего по обсуждаемому вопросу, его психологического состояния, характера и способности к пониманию); 7) отношение адресанта к тому, что он сообщает: а) оценку содержания высказывания (истинно, ложно, ирония и т.п.); б) введение в фокус говорящего одного из тех лиц, о которых идет речь, эмпатию; в) организацию высказывания в соответствии с тем, чему придается наибольшее значение в сообщении.

В связи с адресатом речи изучают: 1) интерпретацию речи, правила вывода косвенных и скрытых смыслов из прямого высказывания, в них учитывается контекст, прагматическая ситуация и пресуппозиции, цели, в соответствии с которыми говорящий может отступать от принятых правил; 2) воздействие высказывания на адресата (перлокутивный эффект по Остину), изменение эмоционального состояния, взглядов и т.п.; 3) типы речевого реагирования на полученный стимул (прямые и косвенные реакции).

В связи с отношениями между участниками коммуникации исследуются: 1) формы речевого общения (информативный диалог, спор, дружеская беседа и т.п.);

2) этикетная сторона речи (формы обращения, стиль); 3) соотношения между участниками коммуникации (просьба, приказ).

В связи с ситуацией общения анализу подвергаются: 1) интерпретация дейктических знаков (здесь, сейчас, тот, этот), а также индексальных компонентов в значениях слов; 2) влияние речевой ситуации на тематику и формы коммуникации (разговор в гостях, на банкете, в больнице) [см. Арутюнова 1998: 389-390].

Н.Д. Арутюнова указывает также, что энциклопедическая информация (и прагматическая в том числе) при анализе текста организуется в виде фреймов и сценариев, моделирующих знание о типовых ситуациях и позволяющих правильно интерпретировать их содержание [Там же, с.390].

Дж. Юл [Yule 1996] включает в предмет прагматики изучение аспектов когниции, коммуникации и культуры. К основным проблемам прагматики он относит дейксис, референцию и инференцию, речевые акты и ситуации, постулаты речевого общения, пресуппозиции и импликации, лингвистическую теорию вежливости, проблемы контекста, конверсационный анализ, анализ дискурса и его связь с культурой, культурные схемы и скрипты, фреймовый анализ и кросс-культурную прагматику.

В новом издании своей книги «Pragmatics» С. Левинсон [Levinson 2011] описывает в основном англо-американскую лингвистическую и философскую традицию, которая базируется на философском подходе к описанию языка в его логическом и бытовом вариантах. Подход, принятый в странах континентальной социолингвистику. Новация книги Левинсона 2011г. по сравнению с изданием 1983 г. заключается во введении главы, посвященной конверсационному анализу.

В книге используется только материал английского языка, в то время как прагматическая организация высказывания может быть предметом межкультурных исследований.

Главной проблемой для отечественных и зарубежных исследователей попрежнему остается разграничение сфер влияния семантики и прагматики, о чем свидетельствует недавно прошедшая в Ольштыне (Польша) Международная конференция «Язык за границами языка 2. Семантика и прагматика: спор о первенстве» [Jezyk poza granicami jazyka 2011]. Рассмотрим некоторые из высказанных точек зрения.

А.В. Кравченко опирается на обозначенную Ч. Моррисом биологическую функцию языка. Это функция контроля над адаптацией человека в окружающей среде и обществе. Он также использует теорию значения Златева. В этой теории значение определяется как отношение между организмом и его окружением, детерминирующим значимость определенного аспекта среды для данного организма, это отношение воспринимается через внутренние системы ценностей и приобретенные системы контроля, которые управляют поведением организма в среде. А.В. Кравченко считает, что семантика и прагматика неразделимы и определяют одна другую, проявляясь на фоне друг друга, как непосредственно составляющие одного процесса адаптации организма к постоянно меняющейся среде. Фактически высказывается точка зрения о приоритете прагматических факторов над семантическими в хронологическом ключе.

И.К. Архипов идет скорее от семантики к прагматике, хотя тоже подчеркивает их тесную связь. Анализируя коммуникативный акт, он описывает механизм, названный им «палимпсестом», при котором прагматическое и любое переносное значение осознается на фоне первого, конвенционального, которое никогда не отделяется в сознании индивидуума от образа названного предмета.

Ф.А. Литвин в своих рассуждениях о первенстве семантики и прагматики отдает пальму первенства семантике. Но в основе его рассуждений лежат не прямые и переносные значения, а прецедентные феномены и фоновые знания, которых может не хватать у слушающего, прецедентные феномены могут постепенно терять прецедентность. Семантический потенциал слова может расширяться в определенном контексте при условии наличия необходимых знаний у слушающего. Незнание прецедентных феноменов, отсутствие фоновых знаний часто приводит к неудачам в коммуникации, то есть прагматические факторы оказываются невостребованными, или неопознанными, а прагматический эффект недостигнутым [Litvin 2011].

Ю.Д. Апресян предлагает понимать под прагматикой закрепленное в языковой единице (лексеме, аффиксе, граммеме, синтаксической конструкции) отношение говорящего: 1) к действительности, 2) к содержанию сообщения, 3) к говорящему [Апресян 1986].

Как утверждает М. Кронгауз [Кронгауз 2005:294], сегодня под прагматикой понимается когнитивное, социальное и культурное исследование языка и коммуникации. Исследователь считает, что в России распространен более узкий, «лингвистический» подход к прагматике, связанный с функционированием языковых знаков в речи, исследование связи между речевым актом и значением языковых знаков.

Теоретическая база для описания речевого поведения и понимания человеческого общения как деятельности невозможна вне прагматического подхода к анализу коммуникации, который основывается на изучении функционирования языка в коммуникативном аспекте.

Широкое понимание прагматики представляется наиболее адекватным современному положению дел в науке о языке, где складывается когнитивнодискурсивная парадигма, так как прагмалингвистика в таком понимании призвана объединить современные исследования в области теории речевых актов, когнитивной лингвистики, концептологии и теории коммуникации.

В данной работе принимается широкое понимание прагматики, принятое британскими и европейскими [Habermas 1987, Levinson 2011, Yule 1996], а также отечественными исследователями [Арутюнова 1990, 1998, Кронгауз 2005 и др.], которое включает в предмет ее изучения вопросы когниции, коммуникации и культуры.

В фокусе интересов нашего исследования стоят проблемы референции и инференции, пресуппозиции и логического вывода, теории речевых актов и их типология, постулаты речевого общения и импликации, фреймовый анализ и культурные скрипты, сценарии, дискурс и культура, сопоставительная прагматика. С другой стороны, исследуя языковые знаки в указанных аспектах, было бы некорректно не подвергать анализу их семантические и синтаксические характеристики, которые также, безусловно, оказывают влияние на реализацию смысла пословиц как языковых знаков в коммуникации, дискурсе.

Сегодня особенно актуальны утвердившиеся в прагматике принципы обращения к понятиям деятельности, ее субъекта, цели и результата, правил и стратегий общения, детерминированности выбора языковых средств особенностями конкретного коммуникативного события и этносоциокультурным контекстом. Представляется, что пришло время строить языковую модель деятельностного типа, которая описала бы языковые единицы в действии, в коммуникативном акте, в дискурсе. Такая модель обязательно должна быть прагматически ориентирована, поэтому в основу нашей модели нужно положить прагматическую теорию. Наиболее адекватной в связи с поставленными целями исследования является теория коммуникативного действия Ю.Хабермаса, которая прагматически ориентирована, содержит типологию речевых актов и дифференцирует собственно коммуникативные действия и коммуникативные стратегии, а целью дискурса считает достижение взаимопонимания, необходимого для дальнейшей совместной деятельности (Подробнее см. п.1.6).

В отечественной и зарубежной паремиологии влияние прагматического подхода не могло не найти своего отражения. Но сначала рассмотрим общие проблемы паремиологии.

Как отечественные, так и зарубежные паремиологи стоят перед проблемой определения пословицы, разграничения пословиц и поговорок и отграничения их от фразеологизмов с одной стороны и от других паремических единиц с другой.

Вызывает дискуссии языковой статус пословицы, ее природа, значение и смысл, который она приобретает в тексте/дискурсе.

Вопрос о вхождении пословиц во фразеологический фонд языка рассматривается только отечественными лингвистами, поскольку фразеология как отдельный раздел выделяется только в отечественном языкознании. Это – вопрос о широком или узком понимании фразеологии, допускающем или не допускающем в нее коммуникативные единицы. Так, В.В. Виноградов, А.В.

Кунин рассматривают пословицы в составе фразеологии, а Н.Н. Амосова, А.И.

Молотков, В.П. Жуков исключают их из фразеологического фонда. В.П. Жуков считает, что их нужно исключить из состава фразеологии, поскольку в основе их семантического содержания лежат суждения, а не понятия, как у фразеологизмов, и они могут употребляться и в буквальном, и переносном значениях, что также отличает их от фразеологизмов [Жуков 1991, 2011].

Пословицы находятся в центре внимания ученых различных областей:

фольклористов и лингвистов, что объясняется неоднозначностью их природы. С одной стороны, это самая краткая литературная форма, с другой, - она является языковым знаком. Г.Л. Пермяков указывает на тройственную природу пословицы, выявляя в ней свойства единицы языка, логики (так как она выражает суждение) и литературного произведения (поскольку это художественная миниатюра) [Пермяков 1970: 8].

Проблема языкового статуса пословиц является одной из острых и часто обсуждаемых в паремиологии. С позиций лингвистики, пословица – это знак и текст одновременно. Один подход не противоречит другому, особенно если мы примем во внимание обсуждаемый современными лингвистами языковой статус текста. Это дает основание Г.Л. Пермякову выделять особый, паремиологический, уровень языка [Пермяков 1975: 250-251]. При подходе к пословице как к тексту можно обратить внимание на мотивы и цели использования пословичного высказывания, можно говорить об интертекстуальности. При употреблении образно мотивированной пословицы в речи/тексте происходит нарушение внешнего семантического согласования с остальным текстом, что не характерно для неклишированных предложений, утверждает В.В. Гвоздев [Гвоздев 1983:12Пословица – это лексический знак [Cram 1994], но он обладает синтаксической структурой, что позволяет заниматься исследованием синтаксиса пословиц. Этим проблемам посвящены работы З.К. Тарланова [см., например, Тарланов 1999].

Необходимо также отметить, что пословицы – это прецедентные феномены.

Это прецедентные тексты (Ю.Н. Караулов), прецедентные высказывания [Гудков 1999, Красных 2002], за которыми стоят стереотипные ситуации. Обозначая конкретную ситуацию, выступая знаком по отношению к ней, пословица в то же время определяет основные компоненты ситуации и характер отношений между ними, то есть выступает как некое средство моделирования определенного фрагмента опыта, знания. Эта прецедентная ситуация переосмысляется, типизируется и, став фундаментом внутренней формы, несет в себе определенную ценностную ориентацию [Абакумова, Муковникова 1998].

Являясь самым сложным образованием, которое можно наделить статусом знака, пословица обладает внутренней формой и значением. Проблемы значения пословицы и его лексикографического описания принадлежат к числу наиболее сложных в паремиологии. Те исследователи, которые занимаются изучением функционирования пословиц в речи, утверждают, что описать значение пословицы возможно только при актуализации в контексте [см.Grzybek 1994, Yankah 1994, Mieder 2004, Гжибек 2009]. Это объясняется тем, что многие пословицы допускают различные интерпретации. Другие исследователи рассматривают значение пословиц как семантический потенциал [Fontaine 1994].

Но нельзя не учитывать тот факт, что пословицы – языковые единицы, которые могут быть отделены от ситуации использования и при этом сохраняют свое значение. Разграничивая понятия смысла и значения пословицы, Ю.И. Левин указывает, что ее смысл в большей степени зависит от ситуации употребления, чем смысл слова. Значение же пословицы – это содержание, которое может быть передано с помощью метаязыка, без учета языковых и образных характеристик пословицы [Левин 1984: 109-110]. В.В. Гвоздев выделяет два типа значения пословицы – инвариантное и конкретно-ситуативное. Инвариантное значение формируется на основе ряда конкретно-ситуативных значений, конкретноситуативное является реализацией инвариантного значения в речевом акте [Гвоздев 1983: 4-7]. А.В. Бондарко рассматривает значение как план содержания языковых знаков, а смысл как текстовую функцию, как то, что имеется в виду.

При одинаковом значении и обозначении смысл может быть разным [Бондарко 1998: 53].

К актуальным проблемам паремиологии относят моделирование значения, семантической и синтаксической структуры пословиц (З. Каньо, А. Крикманн, В.М. Мокиенко), а также выявление пословичного типа, в котором совмещаются тема (общая идея пословичного текста) и ядро, ключевая метафора или логически ключевой компонент структуры пословицы, (см. работы М. Кууси, Э. Кокаре, К.

Григаса). Результатами подобных исследований становятся типологические и сопоставительные классификации пословиц. Это направление исследований использует структурный метод и характеризуется тенденцией к выявлению универсальных составляющих семантики пословиц, основанных на логике человеческого восприятия мира.

Сопоставительный подход в рамках лингвокультурологии связан с выявлением и анализом фиксированных в семантике пословицы ценностей культуры, народного опыта, мировоззрения, то есть описания пословичной картины мира, в которой отражается менталитет народа (см., например, работы представителей отечественной этнолингвистики и лингвокультурологии). В связи с этим возникает проблема определения, выявления и описания пословичного концепта (см. работы Л.Б. Савенковой, Е.В. Ивановой, участников Международного фразеосеминара В.М. Мокиенко и Материалы международных конференций по фразеологии и когнитивистике в Белгороде 2008, 2009 и др.).

Как языковой знак пословица характеризуется устойчивостью ее семантики, воспроизводимостью в речи, а также номинативностью, которая выявляется при анализе особенностей использования ее в контексте (cм., например,[Савенкова 2002]). Пословицы сводимы к конечному списку, обладают планом выражения и планом содержания, они имеют внутреннюю форму [Иванова 2006]. Все эти особенности, а также отнесение многими исследователями пословиц в разряд фразеологизмов позволяют современным лингвистам определить лингвистический статус паремий как единиц языковой системы.

Г.Л. Пермяков [Пермяков 1975], сопоставляя слова, фразеологизмы и паремии по существенным языковым признакам, убедительно доказывает, что они в значительной мере изоморфны друг другу. Они представляют собой клише и используются в качестве знаков. И слова, и ФЕ, и паремии могут обладать мотивировкой своего значения, причем эта мотивировка может быть как прямой, так и образной. Все три категории единиц могут иметь как синтетические, так и аналитические формы. Они могут иметь синонимы, омонимы и антонимы, обладают функциональным сходством и могут выступать в речи в одинаковой или сходной роли. И, наконец, все три типа клише включены в систему синтагматико-парадигматических отношений языка, то есть не только способны занимать определенное место в линейном речевом ряду, но и обладают парадигмой, определенным набором форм для каждого данного места.

Исследователь считает, что этих характеристик вполне достаточно, чтобы отнести паремии к явлениям языка.

С другой стороны, паремии представляют собой тексты, т.е. словесные образования, имеющие самодовлеющее значение и могущие употребляться самостоятельно, тогда как слова и ФЕ выступают, как правило, лишь в качестве элементов текста. Как и все фольклорные тексты, паремии обладают темой, а ФЕ и слова не имеют собственной темы и могут употребляться по различным поводам. Так же, как басни, анекдоты и сказки и в отличие от слов и ФЕ, все паремии ситуативны, т.е. моделируют ситуацию или же сами ее означают [Пермяков 1975].

Г.Л. Пермяков распределяет весь имеющийся в его распоряжении пословичный материал по логико-тематическим группам. Анализ особенностей логической структуры пословиц позволяет ему объединить логико-тематические группы в более широкие классы, охватывающие все пословицы и поговорки, построенные по одной логической схеме. Исследователь выделяет четыре таких класса со следующими инвариантными структурными формулами: 1) «Если одна вещь обладает каким-то свойством, то она обладает и другим свойством»; 2) «Если есть одна вещь, то есть и другая»; 3) «Если одна вещь связана с другой вещью и при этом обладает каким-то свойством, то и другая вещь обладает таким же свойством»; 4) «Если одна вещь обладает каким-то (положительным) свойством, а вторая не обладает им, то первая вещь предпочтительнее второй»

[Пермяков 1979:19].

Пословицы, как все фольклорные тексты, обладают тремя четко выраженными структурными планами – планом лингвистической структуры, логической (и семиотической) структуры и планом реалий.

Таким образом, есть все основания рассматривать паремии и как языковые единицы, и как фольклорные тексты.

паремиологического фонда, являются знаками и одновременно моделями различных типовых ситуаций или отношений между вещами (явлениями) реальной жизни. Они экономят языковые средства и моделируют известные типовые ситуации с помощью наглядных и всем понятных образов. Знаковая сущность и моделирующая способность пословичных изречений квалифицируются Г.Л. Пермяковым как разные и самостоятельные свойства, каждое из которых соотносится с разными сторонами внутренней структуры пословицы. Как знаки они относятся к языку, а как модели ситуаций принадлежат фольклору [Там же].

Двойственная (или даже тройственная) природа пословиц дает Г.Л.

Пермякову основание выделять особый уровень языка – паремиологический. Он различает семь текстовых функций паремий, которые он также называет прагматическими: 1) моделирующую, в соответствии с которой пословица дает словесную (или мыслительную) модель той или иной жизненной (или логической) ситуации; 2) поучительная функция реализуется в том, что пословица знакомит с картиной мира, с правилами поведения, мышления и т.д., то есть служит средством обучения каким-то нужным вещам; 3) прогностическая заключается в том, чтобы предсказывать будущее; 4) магическая, суть которой в способности словами вызывать нужное действие, навязывать свою волю; 5) негативно-коммуникативная, которая дает возможность говорящему уйти от ответа, сказав что-либо, ничего не сообщить, или отвести довод собеседника; 6) развлекательная, используемая для развлечения слушателей; 7) орнаментальная, суть которой заключается в «украшении речи» [Пермяков 1975:254-255].

Наиболее типичной функцией пословиц он считает моделирующую и предлагает четыре класса логико-семиотических инвариантов пословичных значений, которые позже получили дальнейшую детализацию.

Л.Б. Савенкова предлагает определять пословицу как иконический языковой знак и как мини-текст. Пословицы, составляющие ядро паремиологического фонда, неоднородны по семантической структуре. В их числе есть единицы с синтетическим и аналитическим значением. «Чем выше степень аналитичности пословицы, тем больше она приобретает черт, роднящих ее с речевым, дискурсивным знаком – текстом» [Савенкова 2002: 12].

С несколько других позиций подходит к определению пословицы Г.Г.

Молчанова (она идет от текста), но также приходит к пониманию пословицы как языкового знака двойственной природы. Г.Г. Молчанова предлагает обобщенно определить паремию как устойчивое в языке и воспроизводимое в речи анонимное изречение дидактического характера. В этом плане пословица представляет собой «художественный микротекст/ дискурс» и одновременно языковой знак иконического типа. Функционально пословица соотносится с определенным фактом бытия, подвергает его расширительной образной интерпретации, дает экспрессивную оценку и выражает культурно-национальное своеобразие народа» [Молчанова 2007: 512]. Исследователь выделяет пять типов иконичности в пословичном дискурсивном знаке (на фонетическом, морфологическом, лексико-семантическом и синтаксическом уровнях и иконичность на лингвокультурологическом уровне, связанную со степенью выраженности эмоциональной вовлеченности носителя языка). Исследуя русскоанглийские антропонимические паремии, она выявляет «линию, по которой русская культура образует антитезу к английской», по выражению Ю.С.

Степанова [Степанов 1997: 154].

Существенным признаком пословицы, который дает право отнести ее к языковым знакам, является среди прочих наличие внутренней формы.

действительности, связанный с познанием мира национальной культурой»

[Колшанский 1990]. Она выполняет функцию посредника между реальным миром, миром идей и языком как средством их выражения. Именно поэтому она позволяет проследить некоторые особенности восприятия действительности носителями языка и отношение к ней в процессе переосмысления ими некоторых ситуаций и ассоциативного соотнесения их с другими ситуациями или явлениями, имевшими место в момент наименования.

«Пословица – это фразеологизм, имеющий структуру предложения, с семантикой всеобщности, выражающий рекомендацию (совет, нравоучение или запрет) и/или объясняющий обсуждаемое положение дел с точки зрения правил наивной логики» [Баранов, Добровольский 2010: 83]. Эти авторы справедливо указывают на три специфические особенности пословиц: во-первых, это идея всеобщности (Всякому овощу свое время); во-вторых, это идея рекомендательности, совета вести себя определенным образом в определенной ситуации (Не в свои сани не садись), которая может уходить на задний план, если эксплицитно выражена идея объяснения, а рекомендательность в этом случае будет следствием из значения и контекста (Свято место пусто не бывает.

Правда хорошо, а счастье лучше); в-третьих, рекомендательная и объяснительная сила пословиц основывается на общем знании, разделяемом всеми носителями данного языка, поэтому они культурно зависимы. А.Н. Баранов и Д.О.

Добровольский предлагают рассматривать пословицы как свод правил наивной логики, определяющей практическое поведение человека в проблемных ситуациях, отмечая, однако, что эти правила часто противоречивы (ср. Без труда не вытащишь и рыбки из пруда vs Работа не волк, в лес не убежит). Поговорки, по мнению этих авторов, отличаются от пословиц тем, что не содержат идеи рекомендательности или объяснения, в них нет и идеи всеобщности. И все же они отмечают, что между пословицами и поговорками нет четкой границы, и в разных ситуациях одни и те же выражения могут функционировать то как пословицы, то как поговорки [Баранов, Добровольский 2010: 82-83].

Исследователи фольклора, относящие пословицы к текстам, считают, что их семантика складывается из темы (идеи), образа и синтаксической конструкции (структуры) [см. работы Каньо 1984, Кууси 1978, Григаса 1987 и др.], но ведущим, по мнению К. Григаса, является ядерный образ, связанный с метафорой.

А. Крикманн убежден, что пословицы – это, во-первых, формулы, во-вторых, обобщающие импликации, но сомневается в том, что синтаксические критерии всегда хорошо работают в разграничении пословиц и поговорок, он также считает, что в акте речи пословицы также являются дейктическими знаками.

Опираясь на собственные наблюдения и на исследования М.А. Черкасского, А.

Крикманн предупреждает о коварстве пословиц с точки зрения выделения и описания пословичных предикатов, указывает на проблемы метафоры и модальности в пословицах. Исследователь считает, что аксиологический и деонтический компоненты обязательно должны найти отражение в логической репрезентации содержания пословицы, но переход от «есть» к «должен» или от «есть» к «хорошо/плохо» невозможно описать в рамках логики, хотя с этим легко справляется практический разум. Эстонский паремиолог высказывает пожелание, лингвистической прагматики, теории искусственного интеллекта, теории текста или какой-либо психологической теории [Кrikmann 1984: 387-408].

Основу понимания значения пословицы как модели заложил еще А.А.

Потебня [Потебня 1989, 1990, Пермяков 1970, 1975, Савенкова 2002, Зевахина 2002]. Вопрос о моделировании фразеологии широко разработан в отечественной лингвистике. Проблемами моделирования занимались Н.Н. Амосова (1963), С.Г.

Гаврин (1974), А.В. Кунин (1986), В.М. Мокиенко (1989), В.М. Савицкий (1993).

Сложилось два понимания фразеологической модели. В первом понимании фразеологическая модель определяется как «логико-семантическая конструкция, представляющая собой инвариантное единство семантических или семантических и грамматических констант» [Гаврин 1974:186]. Второе определение принадлежит В.М. Мокиенко: «Фразеологическая модель – структурносемантический инвариант устойчивых сочетаний, схематически отражающий относительную стабильность их формы и семантики» [Мокиенко 1989: 43]. В.М.

Мокиенко разработал метод структурно-семантического моделирования, который на базе ФЕ показал, что устойчивые языковые единицы могут быть объединены в группы на основе общности их структуры и семантики. Этот метод в применении к материалу пословиц позволяет установить закономерности процесса образования новых паремических единиц, вскрыть различные смысловые оттенки, обеспечивающие их особую экспрессивность [Русские паремии, 2008].

Такое понимание моделирования ФЕ применяется и развивается на материале пословиц Е.И. Селиверстовой [Селиверстова 2009], которая указывает, что в таком моделировании речь идет о фрагменте пословичной структуры, который повторяется в группе пословиц, и предлагает понятие пословичного бинома.

Фрагмент, модель и бином рассматриваются исследователем как знаки стабильности пословичной структуры. Такой подход анализирует пословицы в статике, в неактуализованном режиме и опять опирается натрадиционный системно-структурный подход.

Докторская диссертация Н.Н. Семененко [Семененко 2012] открывает новое направление исследований паремий, которое она называет когнитивнопрагматической парадигмой в паремиологии. Автор доказывает, что функционально-семантические свойства паремий позволяют им выполнять функции, выходящие за пределы собственно языковой номинации и выражения отдельного умозаключения: «Своеобразие паремической семантики определяется ее когнитивно-дискурсивной способностью к приращению смысла, обусловленного взаимодействием когнитивного основания паремий с интенциональным фоном соответствующего смыслопорождающего концепта и событийно-смысловой основой реального или потенциального дискурса»

[Семененко 2012: 27].

Отдельную проблему паремиологии составляет функционирование пословиц. Ей, в основном, посвящены работы исследователей, которые связаны с выявлением функций, выполняемых пословицами в речи и тексте ( см. работы Г.Д. Сидорковой 1999, Ю.А. Белецкой 2002, С.В. Сидоркова 2003, Е.Е.

Жигариной 2006, И.В. Горбань 2010). Особенный интерес для нашей работы представляет анализ функционирования пословиц в коммуникативном акте и связанные с этим проблемы семантики и прагматики. Такой подход связан с развивающимся в лингвистике интересом к проблемам когниции, коммуникации и анализа дискурса и конверсационого анализа. Отечественные исследования этого направления немногочисленны, и поэтому этой области будет посвящено особенное внимание. Как уже было отмечено выше, мы будем рассматривать пословицы в функциональном аспекте и выявлять пословичные концепты в «наивной», пословичной картине мира и пословичные смыслы, реализуемые пословицами в дискурсе, где они функционируют в актуализованном режиме.

Прагматический подход к проблемам паремиологии, как мы уже отмечали, в отечественной науке сводится в большинстве случаев к описанию функций паремий в текстах/дискурсе. Изучением и уточнением функций пословиц в текстах занимались Г.Д. Сидоркова и С.В. Сидорков, которые считают, что пословицы выступают чаще всего в виде особых классификаторов, подводящих некоторый коммуникативный фрагмент под определенную типовую ситуацию. В исследовании Г.Д. Сидорковой выделяются следующие прагматические функции пословиц: 1) констативная функция, 2) регулятивная, направленная на регуляцию поведения; 3) экспрессивная, направленная на выражение эмоциональноэкспрессивной реакции, и 4) метаязыковая, целью которой является оценка информации с точки зрения ее достоверности. Автор выделяет десять речевых установок, которые могут осуществляться при использовании пословиц: 1) парирование; 2) урезонивание; 3) предостережение, или угроза; 4) обличение, или упрек; 5) сетование; 6) самооправдание; 7) обоснование; 8) успокаивание; 9) побуждение; 10) совет (см.[Сидоркова 1999]).

С.В. Сидорков на материале художественных текстов русской культуры изучает пословично-поговорочные паремии как фактор структурно-смысловой организации дискурса и дает детализацию констативных функций пословиц и поговорок в тексте [Сидорков 2003]. Г.Д. Сидоркова связывает функционирование пословиц с мненомической моделью/формой существования языка, которую она противопоставляет порождающей, опираясь на работы М.

Гаспарова [Сидоркова 1999].

Изучению функций пословиц в бытовом диалоге посвящено исследование Е.Е. Жигариной [Жигарина 2006], которая, исследуя динамику пословичных текстов в бытовом диалоге, приходит к выводу, что паремия является коммуникативной категорией, структурно-семантический состав текста которой зависит от ситуации ее произнесения, а содержательный план пословицы в ее живом бытовании также определяется не столько значением образа или логической структурой конкретного варианта, сколько целями адресанта и смыслом ситуации, в которой употребляется пословица, ее так называемым актуальным прочтением.

А.А. Константинова [Константинова 2012] предлагает понятие когнитивнодискурсивной функции с ее дальнейшей детализацией: а) функция внутренней эвфемистическая функция; ж) функция когнитивной экономии и з) фатическая функция.

Б.И. Караджев, изучая коммуникативно-прагматический потенциал русских пословиц с предикатом императивом, полагает, что они предназначены выражать интенции прямого побуждения, совета, предупреждения, утешения и упрека. При интерпретативного характера. Императив выступает в пословицах как основа речевого действия, посредством которого говорящий «навязывает адресату свою установку, что может происходить и без учета возможностей и мотивов реципиента» [Караджев 2009: 5].

Пословицы как прецедентные единицы в аргументативном дискурсе рассматриваются в работе А.Ю. Белецкой [Белецкая 2002], в политическом, медийном и других видах дискурса пословицы изучаются в уже упомянутой работе А.А. Константиновой [Константинова 2012].

текстовыми/прагматическими характеристиками и структурой предложения.

Актуализованная пословица представляет собой практическое оценочное суждение, тактическое средство, используемое для реализации определенной коммуникативной стратегии.

Представляется, что пришло время построить модель реализации смысла пословицы, которая показывала бы, как разворачивается смысл пословичного высказывания в тексте, в дискурсе.

Эта модель даст возможность описать соотношение прагматики, семантики, синтаксиса в смысловой стороне пословиц. Нас интересуют следующие проблемы прагматики в исследовании пословиц:

- значение пословицы (семантика) и смысл (прагматика), - референция и инференция пословиц, - пресуппозиция и логический вывод при использовании пословицы, - пословица как косвенный речевой акт, - пословица как фрейм и сценарий, - понятие пословичного концепта, - модальность, оценка и коды культуры в семантике пословиц, -моделирование актуализации смысла пословицы в дискурсе, -функционирование пословиц как средств достижения коммуникативной стратегии, - оценочность в пословицах, -пословицы и культура.

Решить проблемы функционирования пословиц можно только при помощи когнитивно-дискурсивной, прагматически ориентированной модели, которая будет включать и функциональную теорию. Рассмотрим существующие подходы в рамках лингвистического функционализма и определим теорию, которая давала бы возможность описать как семантику, так и прагматику и синтаксис языковых единиц и имела бы типологическую направленность.

1.3. Функционализм и возможности описания семантики и прагматики Функционализм является переходным этапом от системно-структурной парадигмы к антропоцентрической, в центре исследования которой находится человек и как лицо говорящее, и как главное действующее лицо мира, о котором он что-то сообщает. Именно антропоцентрическая точка зрения на язык, по мнению современных исследователей, представляется наиболее адекватной действительному положению вещей [см. например, Золотова 2001, Маслова 2008].

Функциональный подход, по мнению И.П. Сусова [Сусов 1986], существует в двух разновидностях:

1) внутрифункциональный (или структурно-функциональный), при котором исследуют языковые единицы или категории как реализующие заложенные в них системой свойства в тексте и выполняющие определенную роль в высказывании и достигающие определенной цели;

2) внешнефункциональный подход соотносит языковые единицы или их классы с объектами, составляющими внеязыковую среду. Именно этот подход связан с вычленением самостоятельной парадигмы исследований.

Если внешней средой, в которой функционирует языковая система, является сознание, говорят о когнитивно-функциональном подходе. Если внешняя среда – это сфера вербальной коммуникации, то такой подход получает название коммуникативно-функционального.

Коммуникативно-функциональное направление очень актуально, поскольку среди прочих проблем выявляет правила употребления языковых единиц для типичных случаев речевого поведения, а подлинно функциональное описание системы словаря осуществляется через взаимодействие семантики языковых единиц с адекватной синтаксической теорией [Маслова 2008, c.13-15].

Объединение когнитивно-функционального и коммуникативно-функционального подходов на новом витке развития научной мысли обеспечивает выход в когнитивно-дискурсивную парадигму языкознания.

Функциональное языкознание представлено в современной лингвистике огромным множеством концепций, которые объединяются общим положением, согласно которому языковые формы создаются, регулируются, подчиняются требованиям, усваиваются и используются ради их коммуникативных функций.

Но критики функционализма утверждают, что функциональные объяснения устраняют из жизни все конкретное, полное и подвижное, а самой большой проблемой является баланс между языковой формой и коммуникативной функцией.

В объемной статье В.З. Демьянкова [Демьянков 2000] дан подробнейший и социологической, психологической, литературной и, конечно, лингвистической разновидностей. В рамках лингвистического функционализма описано множество концепций, а также отдельных функций и целых комплексов, как общеязыковых, так и функций элементов языка, например, грамматических или семантических.

Исследователи функционализма разграничивают функциональную грамматику и функциональную лингвистику.

национальных школ. В русском языкознании они выявляются в работах К.С.

Аксакова, А.А. Потебни, И.А. Бодуэна де Куртенэ, А.А. Шахматова, А.М.

теоретических основ функциональной грамматики имели труды Л.В.Щербы, И.И.

функциональных грамматик возникли также в Восточной Европе (Пражский лингвистический кружок) и Великобритании (Дж. Р. Ферс, М. Халлидей). К этому же направлению изучения языковой компетенции относят порождающую семантику (У. Чейф, Ч. Филлмор), анализ дискурса (Т. Гивон, П. Ли, C. Томпсон), когнитивную грамматику (Р. Лангакер, Дж. Лакофф), грамматику ролей и референции (У. Фоли и Р. Ван Валина) (см.[ Демьянков 2000]).

Как утверждает А.А. Кибрик в своем обзоре направлений функциональной лингвистики [Кибрик 2008], функционализм – типологически ориентированная лингвистика, характеризуется эмпиризмом, опирается на большие корпусы данных разных языков, использует количественные методы и отличается междисциплинарностью интересов. Функционалисты признают, что языковая система производна от своего контекста, то есть от общих свойств и ограничений человеческого мышления и от условий межличностной коммуникации, поэтому объяснения языковой формы они связывают с внешними факторами. Ученые предлагают разные типы объяснений. Так, например, в 1980 г. А.Е. Кибрик и Дж.

Хайман заставили обратить внимание на принцип иконичности, непроизвольного мотивированного соответствия между формой и функцией. Многие ученые, начиная с И.А. Бодуэна де Куртенэ, указывают на принцип экономии. Одним из ведущих является принцип дискурсивной мотивации, согласно которому грамматика – результат кристаллизации свободного дискурсивного употребления (ср. ставшее уже афоризмом высказывание Дюбуа «Что говорящие делают чаще, то грамматика кодирует лучше»). Выделяют и другие принципы, (например, диахронический, популярный в исследованиях XIX века), ни один из которых не является универсальным, так как существуют конкурирующие мотивации.

Определить причину выбора типа «победившей» мотивации – важнейшая задача функциональных исследований.

Оригинальную концепцию функциональной грамматики предложили петербургские ученые во главе с А.В. Бондарко (1980-1990), в которой задействованы функционально-семантические поля, независимо от формальных классов и категорий входящих в них языковых единиц.

Г.А. Золотова и ее сотрудники по Академии РАН в течение многих лет работали над проектом, который имел два названия: функциональный синтаксис, а позже – коммуникативная грамматика, где разрабатывалась типология моделей предложения, коммуникативные характеристики полипредикативных конструкций и коммуникативная организация текста (см.[Кибрик 2008]).

С. Куно [Kуно 1982], которого считают наиболее консервативным функционалистом в силу того, что он чрезмерно увлекается формализмом, ввел в аппарат функционального синтаксиса понятие эмпатии, понимая под этим принятие говорящим точки зрения участника описываемого события. (Ср. с понятием фокуса интереса говорящего у других исследователей, напрмер, Zubin 1979). Среди средств выражения эмпатии Куно выделил способ обозначения референта, выбор подлежащего, порядок слов.

Среди популярных функциональных концепций следует назвать функциональную грамматику М. Хэллидея [Halliday 1985], который использует понятие предикации, или клаузы, с ее тематической структурой (теморематическое членение) и диалогической функцией, а также предлагает теорию связности дискурса. Согласно автору, связность, или когезия, достигается через референцию, эллипсис, конъюнкцию и лексические средства (синонимы и повторы).

С 1970 по 1990 г. А.Е. Кибрик разработал холистическую типологию структуры клаузы (элементарного предложения, предикации), в которой выделил три семантических оси: семантические роли, коммуникативные характеристики (тема/рема) и дейктические характеристики (говорящий слушающий, 3-е лицо, здесь, там). Языки, по мнению А.Е. Кибрика, различаются тем, какие семантические оси они кодируют. В поисках новой модели языка он считает необходимым обратиться к таким универсальным семантическим сущностям, которые должны быть отображены в формальной структуре всякого естественного языка и которые являются «входом» для правил, ведающих построением «базисных синтаксических структур» [Кибрик 1992, 2005:183-184].

В значительной степени эти исследования связаны с идеями Ч. Филлмора, основателя падежной грамматики [Филлмор 1981] и авторов референциальноролевой грамматики (далее РРГ) Р. Ван Валина и У. Фоли [Ван Валин, Фоли 1982, Van Valin 1993, 1999].

А.Е. Кибрик обращается к структуре семантического представления высказывания, выделяя в ней следующие составляющие: а) ситуационный компонент, отражающий элементарную внеязыковую ситуацию, состоящую из некоторого типового события и его участников, которые на семантикосинтаксическом уровне представлены пропозицией, включающей предикат и его аргументы; б) дейктический (акто-речевой) компонент, соотносящий ситуационное содержание высказывания с координатами акта речи (я, ты, здесь, сейчас), воспринимаемого обоими его участниками; этот смысл нужно включать в смысл высказывания, трудность его вычленения состоит в неполной материальной выраженности и тенденции наслаиваться на средства выражения ситуационного компонента; в) коммуникативный («упаковочный») компонент соотносит каждое высказывание со всем дискурсом, частично совпадает с актуальным членением предложения, единицы – тема/рема, топик, эмпатия, анафорические выражения, носители коммуникативной информации – порядок слов и интонация; г) референциальный компонент, реляционный, соотносит элементы текста с представлениями об элементах действительности, актуализует форму высказывания; носителями референциального значения являются артикли, число, указательные и кванторные местоимения (этот, один, некоторый, всякий), маркеры контрастивности типа именно, интонация; д) модальный компонент, также реляционный, соотносит пропозицию с действительностью, выражая степень уверенности в реальности/ирреальности пропозиции по шкале от реальности/ирреальности до неопределенности, посередине – различные оттенки степени уверенности говорящего в реальности сообщаемого (типичные выразители – наклонение, модальные глаголы, вводные модальные слова, интонация; е) логический компонент соотносит текст со знаниями, представлениями говорящего и слушающего о мире, обеспечивает переход от старого знания к новому, отвечает за смысловую правильность текста; ж) эмоциональный компонент соотносит содержание с личностью говорящего, его желаниями, оценками, психофизическим состоянием, (выражается обычно, хотя и не только, просодически); з) интенционный (иллокутивный) компонент соотносит высказывание с речевыми намерениями говорящего: информировать слушающего, воздействовать на его поведение, стимулировать эмоциональную, речевую, мыслительную реакцию [Кибрик 2005: 183-186]. По мнению автора, этот перечень может быть продолжен, что говорит о том, что для естественных языков невозможно независимое поверхностное выражение различных компонентов семантического представления, поэтому возникает необходимость их амальгамирования.

Исследуя достижения современной американской лингвистики, А.А.

Кибрик и В.А. Плунгян [Кибрик, Плунгян 2002] описывают референциальноролевую грамматику Р.Ван Валина и У. Фоли как одно из направлений умеренного функционализма. Представители этого направления признают относительно автономное существование грамматики от дискурса, но считают, что она отчасти мотивирована функциями. «В РРГ грамматические единицы и синтаксические конструкции анализируются, прежде всего, с точки зрения их функциональных ролей в лингвистической системе (речи) и уже затем с точки зрения их формальных (структурных) свойств. Поскольку язык играет главную роль в общении людей, его функции принципиально связаны с острой необходимостью вербального взаимодействия. Таким образом, мы имеем дело с коммуникативной функцией» [Ван Валин, Фоли 1982: 377]. Очевидно, что одной из главных проблем, подлежащих рассмотрению, является соотношение между (коммуникативной) функцией и формой. «Если форма – это синтаксические отношения (связи), то функциями для них, по мнению авторов, являются семантические и прагматические факторы (семантические и дискурсные роли)»

[Кибрик 1982:36].

Наиболее отвечающей целям нашего исследования представляется функциональная теория ролей и референции, или референциально-ролевая грамматика Р. Ван Валина и У. Фоли. Эта теория представляет собой типологически ориентированную концепцию языка. Основные компоненты РРГ:

теория структуры клаузы, теория семантических ролей и лексических представлений, теория синтаксических отношений и падежа и теория сложного предложения. Референциально-ролевая грамматика возникла из двух основных систем в грамматике на уровне элементарного предложения (клаузы). Одна система связана с семантической (падежной) ролевой структурой простого предложения, а другая – с референциальными или прагматическими свойствами именных групп в простом предложении. Семантическая ролевая структура отражает ситуацию, квалифицируя ее как действие, событие или состояние, ее участников и те роли, которые они выполняют в этих ситуациях. Самой основной частью этой системы является ядро (нуклеус), который включает предикат – основное лингвистическое средство описания ситуации. Предикаты в РРГ классифицируются по двум основаниям: 1) является ли ситуация статической или динамической; 2) контролирует ли ее какой-нибудь участник или нет. Р. Ван Валин и У.Фоли выделяют четыре основных класса глаголов: states (состояния быть мертвым, быть холодным), achievements (достижения - остыть, узнать, получить), accomplishments (выполнения - остудить, научить, дать) и activities (деятельность – смотреть, ходить). Используя систему тестов предложенную З.

Вендлером [Vendler 1967: 96] (например: употребление того или иного глагола в прогрессиве, употребление с наречиями, с выражениями типа в течение часа и т.д.), можно определить, к какому из четырех классов он относится. Между тремя первыми классами имеются регулярные деривационные отношения. Достижение — это процесс, результатом которого является соотношение, включающее состояние, а выполнение – это каузация соответствующего достижения (иногда деятельности). Простейшими же классами можно назвать классы состояния и деятельности. Именно эти классы подвергаются дальнейшей классификации (см.[Кибрик, Плунгян 2002], [Van Valin 1993: 39]).

Главные компоненты модели клаузы следующие. Первый важный компонент – ядро (nucleus) включает предикат. Второй важный компонент – центр (core), включающий предикат и его аргументы. Участники ситуаций выражаются в языке разными типами именных групп. Особенности партиципанта определяют возможности роли, которую он может играть в ситуации.

Соответственно семантическое отношение именной группы и предиката ограничено ее внутренним лексическим содержанием. Третий компонент модификаторы. Модификаторами являются операторы, которые модифицируют пространственный дейксис. Операторы центра: личный дейксис, квантификаторы долженствование), внутреннее (узкое) отрицание. Операторы клаузы: статус (утвердительность, внешнее отрицание), время, засвидетельствованность, иллокутивная сила [Van Valin 1993, 1999].

Лингвистическим средством выражения ролей являются падежные роли, или тематические отношения. В РРГ различаются две разные системы падежных ролей: базисная и производная. Базисная система состоит из единственного бинарного противопоставления участников, один из которых представляет, обуславливает, вызывает или контролирует ситуацию (Актор), а другой не представляет, не обуславливает, не контролирует ситуацию, а скорее испытывает ее воздействие (Претерпевающий). Главное отличие РРГ от других теорий, использующих те же понятия, в том, что в референциально-ролевой грамматике падежные роли понимаются не как исходные понятия, а как производные отношения, возникающие в результате взаимодействия таких факторов, как семантика предиката, лексическое содержание именных аргументов, выбор перспективы (актор или претерпевающий), морфолого-синтаксические характеристики периферийных элементов.

Вторая важная система этой грамматики, прагматическая структура, связана с организацией предложения в терминах дискурсных ролей отдельных его составляющих. Прагматическая значимость задается двумя взаимодействующими факторами: выделенностью в дискурсе (определенность, конкретность) и «фокусом интереса» говорящего. Прагматически наиболее значимая именная группа в простом предложении называется прагматическим пиком (ПрП), который не идентифицируется с подлежащим. Он играет важную роль в формировании связной речи, в выборе подлежащего, занимает крайнюю левую позицию, морфологически не маркирован. Наполнение этого понятия зависит от соответствующего языка. Авторы считают, что не все языки имеют прагматическую структуру, и, следовательно, прагматический пик. Очевидно, что прагматический пик и топик – смежные, но не идентичные понятия:

прагматический пик относится к элементарному уровню (клаузе), а топик – к уровню полного предложения. Фокус интереса говорящего в РРГ, видимо, ближе к понятию ремы или коммента в других системах. Фокус может быть узким и распространяться только на одну составляющую и широким, сентенциальным, то есть охватывать предложение целиком. Немаркированный тип фокуса – предикатный фокус, который чаще всего совпадает с группой глагола. Языки различаются с точки зрения так называемой потенциальной фокусной области, наряду с которой выделяется фактическая фокусная область – характеристика данного высказывания. Проекция фокусной структуры всегда находится внутри области действия оператора иллокутивной силы [Ван Валин, Фоли 1982, Van Valin 1993, Кибрик 2002].

РРГ применяется к описанию широкого круга грамматических явлений, к изучению освоения языка ребенком, к выявлению и лечению речевых расстройств, к интерпретации данных нейролингвистических исследований.

Предлагаемый авторами алгоритм, связующий семантику и синтаксис, представляет собой модель того, что делает говорящий, идущий от семантики к синтаксису, и что делает слушающий, идущий в обратном направлении, от синтаксиса к семантике. Эта теория может быть использована как в психо-, так и в нейролингвистических моделях анализа предложения. Некоторые исследования авторов РРГ были выполнены совместно с известным психолингвистом Д.

Слобиным [Кибрик 2008].

Обсуждая направления в рамках функционализма, В.З.Демьянков выделяет интерпретационный функционализм как отдельное направление, куда он включает теорию речевых актов [Демьянков 2000].

Представляется интересным описать семантику и прагматику пословичных предложений-высказываний, объединенных общей темой, с применением понятийного аппарата РРГ и сопоставить полученные результаты в разных языках. Но нужно иметь в виду, что пословица – не обычное предложение. Она обладает такой разновидностью афористического значения, которое определяется рядом исследователей как обобщенное значение пословицы – единое паремическое значение, характеризующееся сниженной референцией денотатов слов-компонентов и отсутствием конкретных хронотопных «привязок» к субъекту, объекту, времени и месту действия (см.[Тарланов 1999, Семененко мотивированные единицы, которые содержат тропы и фигуры и характеризуются переносным значением, поэтому каждая пословица в неактуализованном режиме имеет два уровня в своей содержательной структуре, которые Е.В. Иванова предлагает описать как два вида фреймов (см.[Иванова 2006]). О возможностях использования фреймового анализа в описании значений пословиц см. работы [Зевахина 2002, А.В. Жуков 2008].

Типологически ориентированная теория ролей и референции, как никакая другая может быть использована для описания как семантики, так и синтаксиса и прагматики языковых единиц как в неактуализованном, так и в актуализованном режимах и поэтому должна быть включена в модель, которую мы строим для описания реализации смысла пословицы. Но для описания семантики, прагматики и синтаксиса пословиц понятийный аппарат РРГ необходимо дополнить падежной категорией «квалитатив» - падеж, используемый для характеризации объекта, так как пословицы в большинстве своем образно мотивированы и обладают провербиальным (обобщенным) типом значения; а семантическую типологию предикатов нужно расширить за счет введения принципа указания на время, так как пословичные предикаты также имеют свою специфику, это гномические предикаты (Подробнее см. Гл.3).

Междисциплинарный характер функционализма проявляется в сотрудничестве с психолингвистами и когнитологами. Когнитивная лингвистика, по мнению А.А. Кибрика [Кибрик 2008], разделяет многие постулаты лингвистического функционализма и содержательно, несомненно, принадлежит функциональному направлению, о чем свидетельствуют проводимые совместно конференции серии «Концептуальная структура, дискурс и язык».

1.4. Некоторые проблемы когнитивной лингвистики, концептологии Предмет когнитивной лингвистики вызывает дискуссии отечественных исследователей. Некоторые даже отрицают его существование. И все же в последние годы многие говорят об этом направлении в современной лингвистике как о самостоятельной дисциплине со своим предметом и методами. Когнитивная лингвистика определяется В.Н. Базылевым, автором учебника «Общее языкознание», как направление современного языкознания, в центре внимания которого находится язык как общий когнитивный механизм. В сферу интересов когнитивной лингвистики входят «ментальные основы понимания и продуцирования речи с точки зрения того, как структуры языкового знания представляются и участвуют в переработке информации» [Базылев 2007: 104].

Когниция, центральное понятие когнитивной науки, понимается современными исследователями как познавательный процесс или же совокупность психических процессов (ментальных, мыслительных) – восприятия мира, простого наблюдения за тем, что происходит вокруг, категоризации, мышления, речи, служащих обработке и переработке информации, поступающей к человеку извне по разным чувственно перцептивным каналам, либо уже интериоризованной и реинтерпретированной человеком. Когниция связана с проявлением умственных, интеллектуальных способностей человека, с его интеракцией со средой, с осознанием человеком самого себя и своего места в окружающем мире, с его способностью дать оценку себе и окружающим, построить свою особую картину мира. Все это составляет основу рационального и осмысленного поведения человека (см.[Краткий словарь когнитивных терминов 1996]. Когнитивные процессы определяются как такие, «в ходе которых сенсорные данные, выступающие в качестве сигналов информации, трансформируются центральной нервной системой, мозгом, преобразуются в виде ментальных репрезентаций разного типа (образов, пропозиций, фреймов, скриптов, сценариев) и удерживаются в памяти человека с тем, чтобы их можно было извлечь и снова пустить в работу» [Кубрякова 1996: 81-84].

В.Н.Базылев отмечает, что важным результатом развития КЛ является понимание взаимозависимости процессов, которые происходят в человеческой памяти и тех, которые определяют порождение и понимание языковых сообщений. «Осмысление некоторой новой ситуации сводится, прежде всего, к попытке найти в памяти знакомую ситуацию, наиболее сходную с новой»

[Базылев 2007:105]. Ученые обнаружили, что структуры, применяемые для обработки новых данных, построены так же, как и задействованные для организации памяти. Структуры, используемые для представления семантических данных высокого уровня, получили название сценариев (скриптов) и фреймов.

Фреймами называют пакеты информации (хранимые или создаваемые в памяти по мере необходимости из содержащихся в ней компонентов), которые обеспечивают адекватную когнитивную обработку стандартных ситуаций. Они играют важную роль в функционировании языка, так как с их помощью устанавливается связность текста на микро- и макроуровне, обеспечивается вывод необходимых умозаключений, а также они позволяют прогнозировать будущие события на основе ранее встречавшихся сходных по структуре событий.

Когнитивный подход к языку, считает В.Н. Базылев, динамично развивается и способствует не только решению прикладных задач (например, построению искусственного интеллекта), но и изучению скрытых механизмов языковой коммуникации [Базылев 2007: 106].

Рассуждая о том, какой вклад внесли в становление современной когнитивной лингвистики отечественные лингвисты и психологи, называют имена А.А. Потебни, Л.С. Выготского, М.М. Бахтина, а также указывают основные школы концептуального анализа в отечественной лингвистике. Теория Л.С. Выготского [Выготский 1934] заложила основы развития и становления когнитивно-дискурсивной парадигмы в современной отечественной лингвистике, считает В.И. Заботкина [Заботкина 2011]. Она подчеркивает, что Л.С. Выготский был первым, кто предложил культурно-историческую концепцию развития психики человека, которая стала ключевой в когнитивной антропологии.

Предложенное Л.С. Выготским [Выготский 1934/ 1999] и развитое российскими учеными А.Н. Соколовым и Н.И Жинкиным [Соколов 2007] понятие внутренней речи является базовым для современных теорий ментального лексикона. Переход из внутренней речи во внешнюю не является простым переводом с одного языка на другой. Это сложный динамический процесс, включающий трансформацию предиката, идиоматической структуры внутренней речи в синтаксически оформленную и артикулированную речь, доступную пониманию слушающего. Разворачивание и вербализация мысли проходит путь от замысла, который генерирует мысль, до оформления смыслового содержания сначала во внутренней речи, затем в значениях и, наконец, в словах.

Для истории когнитивных исследований особенно значима теория значения А.А. Потебни [Потебня 1894], которая базировалась на реализации значения слова в акте речи, а также его понятие ближайшего и дальнейшего значения слова, его понимание знака и внутренней формы слова как основания для сравнения сопоставляемых сущностей по какому-либо признаку. Он же указывал на близость речи и понимания.