«СОЦИОКОММУНИКАТИВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ ПЕРЕВОДЧИКА (НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОГО И АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКОВ) ...»

Федеральное государственное автономное образовательное

Учреждение высшего профессионального образования

«Волгоградский государственный университет»

На правах рукописи

Гуреева Анна Андреевна

СОЦИОКОММУНИКАТИВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ЯЗЫКОВОЙ

ЛИЧНОСТИ ПЕРЕВОДЧИКА

(НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОГО И АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКОВ)

10.02.19 – теория языка Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель:

доктор филологических наук, доцент В.А. Митягина Волгоград – Оглавление ВВЕДЕНИЕ

Глава 1. Языковая личность переводчика как комплексный коммуникативный феномен

1.1. Категориальная триада «языковая личность – коммуникативная личность – вторичная языковая личность» в исследовании процессов межкультурной коммуникации

1.2. Определение роли переводчика в классических и современных переводоведческих концепциях

1.2.1. Перевод как коммуникативный акт: переводчик – активный коммуникатор

1.2.2. Коммуникативно-прагматический подход к переводу: переводчик эксперт-текстовик

1.2.3. Переводчик как актор опосредованной коммуникации

1.2.4. Перевод как интеракция в «третьем пространстве»

1.3. Дискурс как сфера деятельности профессиональной языковой личности переводчика

Выводы по главе 1

Глава 2. Параметральная характеристика переводчика в рефлексиях и авторефлексиях о субъекте опосредованной коммуникации

2.1. Рефлексии и авторефлексии переводчиков как основа транслятологии 2.2. Социокоммуникативное поведение переводчика: контексты русской лингвокультуры

2.3. Социокоммуникативное поведение переводчика: контексты британской и американской лингвокультур

Выводы по главе 2

Заключение

Список литературы

ВВЕДЕНИЕ

Глобализация внесла фундаментальные изменения в жизнь современного общества. Рост масштабов внешней миграции, расширение международных контактов в коммерческой, образовательной, политической, культурной сферах деятельности человека увеличивают спрос на переводческие услуги, так как эффективная межкультурная коммуникация в условиях углубления интеграционных процессов является одним из ключевых факторов достижения успеха в разнообразных сферах профессиональной деятельности человека.

Комплексный характер межъязыковой коммуникации требует осмысления конвенциональности действий переводчика как субъекта коммуникации, обусловленности решений, предпринятых переводчиком для реализации целей коммуникации, так как в условиях двуязычной, двукультурной среды опосредованной коммуникации именно переводчик способен понимать и транслировать посредством своей профессиональной деятельности «чужую» для коммуникантов культуру. Присутствие переводчика делает межъязыковую интеракцию возможной, преобразует её, изменяя предположения и ожидания коммуникантов о том, как будет протекать коммуникативное событие.

Данное диссертационное исследование посвящено описанию языковой личности переводчика как комплексного коммуникативного феномена, выявлению и изучению социокоммуникативных характеристик языковой личности переводчика.

Объектом исследования является языковая личность устного переводчика.

В качестве предмета исследования выступают социокоммуникативные характеристики языковой личности переводчика.

Актуальность исследования обусловлена следующими факторами:

эффективность исследовательских подходов антропологической лингвистики предоставляет новые возможности для осмысления логики и обусловленности коммуникативных действий, совершаемых переводчиком;

2) несмотря на устойчивый и многоаспектный интерес к социальному феномену межкультурной коммуникации, рефлексии о феномене устного перевода еще не выступали в качестве объекта коммуникативной лингвистики;

3) комплексный анализ социокоммуникативного поведения переводчика может содействовать разрешению противоречий между теоретиками и практиками перевода и, таким образом, способствовать оптимизации межкультурной коммуникации.

В основу данного исследования положена следующая гипотеза: в процессе межъязыковой и межкультурной коммуникации переводчик создает коммуникативное пространство, которое в полной мере реализует его социокоммуникативные и переводческие компетенции, является результатом деятельностной реализации его языкового сознания, характеризующегося гибкостью, способностью к переключению и переводом мыслей и образов из долгосрочной памяти в среднесрочную и активным использованием накопленного межкультурного опыта. Действия переводчика подчинены его глобальной посреднической миссии – осуществлению трансфера интенций коммуникантов, и детерминированы его социокоммуникативными характеристиками.

Цель исследования – выявить социокоммуникативные характеристики языковой личности переводчика.

Для достижения поставленной цели представляется необходимым решить следующие задачи:

комплексного коммуникативного феномена;

проанализировать роль переводчика в классических и современных переводоведческих концепциях;

выявить и описать характеристики языковой личности устного переводчика;

поведения переводчика в ситуации двустороннего последовательного перевода.

В соответствии с целью и задачами исследования применялись контекстуального и дискурсивного анализа, методы описания и обобщения.

Материалом исследования послужили рефлексии участников ситуаций переводчиков (мемуары, дневники, записки, воспоминания, интервью, комментарии, сводные тетради). Массив исследованного материала составляет 52 англоязычных видео-интервью с участием профессиональных переводчиков (общая продолжительность звучания – 14 часов), 87 русскоязычных текстов интервью профессиональных переводчиков, 173 русскоязычных и двустороннего последовательного перевода.

Научная новизна работы состоит в интерпретации перевода как пространства и выделении и определении значимых для функционирования данного пространства характеристик переводчика с позиции его социальной роли в двуязычной коммуникации. Впервые в качестве эмпирической базы исследования коммуникативных действий переводчика выступают контексты авторефлексий и рефлексий участников опосредованной коммуникации в рамках медийного, мемуарного и профессионального типов дискурса в пространстве английского и русского языков.

включенностью в развитие антропологического подхода к изучению процессов перевода. Полученные результаты расширяют представление о переводе как социальном процессе, обусловленном социокоммуникативными характеристиками профессиональной личности переводчика.

Практическая ценность работы заключается в том, что её положения могут быть использованы в вузовских курсах теории коммуникации, теории перевода и теории межкультурной коммуникации, а также последовательного перевода и теории устного перевода. Материалы исследования могут найти применение в области преподавания последовательного перевода, в реализации межкультурных проектов, а также в разработке спецкурсов и спецсеминаров по разным разделам коммуникативной лингвистики, теории и практике коммуникации, социолингвистике, психолингвистике, написанию соответствующими учебными планами. Результаты исследования могут быть полезны для практикующих переводчиков, студентов соответствующих направлений профессиональной подготовки, а также исследователей, занимающихся изучением вопросов межкультурной коммуникации и переводоведения.

Теоретическую основу данной работы составляют положения ряда научных направлений:

- теории коммуникации (Т. Г. Винокур, О. Я. Гойхман, Л. И. Гришаева, В. Б. Кашкин, О. А. Леонтович, Е. И. Пассов, Т. Г. Пшёнкина, К. Ф. Седов, И. А. Стернин, Е. Ф. Тарасов, С. Г. Тер-Минасова, Н. Л. Шамне, P. Kussmaul);

- теории дискурса (Е. В. Гуляева, В. И. Карасик, О. А. Леонтович, В. А. Митягина, Г. Г. Слышкин, B. Hatim, F. Poyatos, А. Trosborg, C. Schffner);

- теории языковой личности (И. Р. Абдулмянова, С. И. Агагюлова, В. Н. Базылев, Г. И. Богин, А. Б. Бушев, В. В. Виноградов, Л. А. Долбунова, Ю. Н. Караулов, Л. В. Кушнина, Т.Ю. Ма, С. В. Серебрякова, М. С. Силантьева, О. Б. Сиротинина, Х. Ж. Хайрова, И. И. Халеева, О.Н. Шевченко);

- теории перевода (И. С. Алексеева, Е. В. Аликина, Л. С. Бархударов, Д. М. Бузаджи, В. С. Виноградов, Т. А. Волкова, Г. Егер, Т. А. Казакова, В. Н. Комиссаров, Л. К. Латышев, Р. К. Миньяр-Белоручев, А. Л. Семенов, М. С. Силантьева, Я. И. Рецкер, А. В. Федоров, А. Д. Швейцер, S. Bassnett, J. C. Catford, L. Haffner, D. Gile, M. Inghillery, I. Mason, O. Kade, P. Kussmaul, A. Neubert, E. A. Nida, F. Pchhacker, D. Robinson, C. Roy, D. Seleskovitch, M. Shlesinger, M. Snell-Hornby, H.J. Vermeer);

Э. Ю. Новикова, О. И. Попова, Е. Р. Поршнева, Т. С. Серова, А. Н. Усачева, Ю. О. Швецова, C. V. Angelelli, R. Jones, J. Fraser, B. Meyer) - лингвистики текста (Т. М. Дридзе, А. М. Поликарпов, В. В. Сдобников, М.А.К. Хэллидэй, К. Райс).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Профессиональной деятельности устного переводчика, обладающего способностью к рефлексии и авторефлексии, свойственна реляционность, выражающаяся в обусловленном профессиональной необходимостью коммуникантов, объединять их коммуникативные действия в единое целое.

коммуникации, формируется в результате взаимосвязи первичной языковой личности, вторичной языковой личности и транслятационной личности. Как первичная языковая личность, сформированная на родном языке, переводчик соотносится с элитарной личностью, владеющей нормами литературного языка, этическими и коммуникативными нормами, способной создавать тексты, соответствующие ситуации и целям общения, имеющей богатый активный и пассивный словарный запас. Будучи вторичной языковой личностью, переводчик способен описывать и оценивать окружающую действительность и осуществлять коммуникативные действия в соответствии с социокультурным кодом инофонного лингвокультурного сообщества. Как транслятационная личность, переводчик способен наиболее адекватно транслировать профессиональный опыт, максимально придерживаясь позиции автора, не искажая текст и воздерживаясь от выражения собственного мнения.

3. Специфической характеристикой перевода как деятельности является формирование переводчиком «третьего» пространства, в котором происходит пересечение и наложение разнородных пространств интерактантов, которые переводчик объединяет в единое целое. Переводчик выполняет функции ретранслятора, координатора и посредника.

4. Осуществляя перевод, переводчик создает, формирует и регулирует интеракцию и несет полную ответственность за свои коммуникативные действия. Разрешение возникающих в процессе перевода проблем достигается посредством обеспечения оптимальной тональности коммуникации и овладения культурно-чужим специфическим категориальным аппаратом, что становится возможным только благодаря особенности языкового сознания переводчика: гибкости, способности к лингвокультурному переключению и переводу информации и образов из долгосрочной памяти в среднесрочную и наоборот.

5. Важной характеристикой профессиональной личности переводчика является адаптивность к условиям перевода. Профессиональная адаптивность переводчика представляет собой совокупность свойств и характеристик, позволяющих переводчику приспосабливаться к различным условиям осуществления перевода. Основу профессиональной адаптивности переводчика составляет превентивная адаптивность, которая является результатом процессуального явления превентивной адаптации. Превентивная адаптивность представляет собой профессиональное новообразование, которое включает следующие компоненты: адекватную оценку собственных действительных и потенциальных возможностей; стремление и готовность совершать внутренние и / или внешние действия для эффективного участия в новой для переводчика коммуникативной ситуации; переживание стрессовых ситуаций как временных и необходимых для достижения цели; восприятие адаптации как неотъемлемой составляющей переводческой деятельности, необходимой для создания и формирования эффективного коммуникативного пространства.

6. Переводческая оперативная адаптация представляет собой комплекс знаний, умений и навыков, позволяющих переводчику адаптироваться в условиях конкретного коммуникативного события. Успешная оперативная адаптация переводчика зависит от его профессиональной активности, которая проявляется в реализации таких качеств личности переводчика как целеустремленность, решительность, настойчивость, самообладание, самоконтроль, инициативность.

IV Международной научно-практической конференция «Актуальные проблемы лингводидактики и лингвистики: сущность, концепции, перспективы»

(Волгоград 2012); Международной научной конференции «Коммуникативные аспекты современной лингвистики и лингводидактики» (Волгоград 2012);

«Языковая и речевая коммуникация в семиотическом, функциональном и дискурсивном аспектах» (Волгоград 2012); VIII Международной научной конференции «Актуальные проблемы менталингвистики» (Черкассы, Украина, 2013); научно-практическом семинаре «Индустрия перевода: перспективы вузов и региона» (Волгоград 2012); научно-практическом семинаре «Профессиональный перевод: проблемы теории, методики и дидактики»

(Волгоград 2013); научно-практическом семинаре «Инновации в теории, методике и дидактике перевода» (Волгоград 2014). В период стажировки в Институте переводоведния, языкознания и культурологии университета им.

Йоханнеса Гутенберга в г. Майнце (Германия, май-июнь 2013, программа Германского бюро академических обменов ДААД) отдельные положения диссертации обсуждались на семинарах докторантов.

Содержание диссертации отражено в 11 опубликованных работах общим объемом 4,17 п.л. (без соавторов), включая 3 статьи в журналах, включенных в список ВАК Минобрнауки России.

Структура диссертации: работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы.

Глава 1. Языковая личность переводчика как комплексный 1.1. Категориальная триада «языковая личность – коммуникативная личность – вторичная языковая личность» в исследовании процессов Возрастающий интерес к социальному феномену коммуникации как переосмысление значения коммуникации в обществе. Рождаясь и существуя только в обществе, коммуникация развивается и видоизменяется вместе с ним.

«Ни одна новая социальная реалия или сдвиг в социальной оценке взаимоотношений людей не ускользает от фиксации в живом языке, который в своей основной, коммуникативной функции является связующим звеном между индивидами как членами общества» (Конецкая 1997, с. 23). «Формирование и коммуникации» (Митягина 2012, с. 11), что, несомненно, определяет необходимость соотнесения обусловленности действий коммуникантов доминантами коммуникации и влияния их характеристик на её процесс и результат. Изучение характеристик человека, реализующего себя как коммуникативную личность, представляет большой интерес при рассмотрении не только различных аспектов одноязычной коммуникации, но особенно актуально при исследовании процессов межкультурной и межъязыковой коммуникации.

Расширение антропоцентрического направления в общем континууме современного отечественного языкознания выражается в необходимости освоения новых научных сфер, с одной стороны, и переосмысление устоявшихся теоретических аксиом с другой стороны. Усиление роли «человеческого фактора» во всем многообразии его проявлений приводит к осознанию важности описания языковой структуры во взаимосвязи с понятием языковой личности. Языковая личность реализует себя, прежде всего, в создании речевых произведений, текстовой деятельности, говоря о которой, по замечанию Т. М. Дридзе, «мы имеем дело с новым, весьма обширным полем научных изысканий, открывающемся на стыке целого ряда областей знания о человеке и обществе и позволяющем при изучении знакового общения перенести акценты с языка как системы и текста как единицы языка на текст как подлинно коммуникативную единицу наиболее высокого порядка, являющую собой не только продукт, но также образ и объект мотивированной и целенаправленной коммуникативно-познавательной деятельности» (Дридзе, 1980, с. 46-47). Речевые произведения, являясь результатом деятельности языковой личности, позволяют судить об особенностях её коммуникативной компетенции, о процессах языкового сознания, отражающих своеобразие мышления языковой личности.

Традиция исследования феномена языковой личности представлена как в классических трудах (В. В. Виноградов, Г. И. Богин, Ю. Н. Караулов), так и в многочисленных исследованиях современных авторов (А. Б. Бушев, В. В. Воробьев, Г. В. Ейгер, В. И. Карасик, Л. В. Кушнина, Л. А. Нефедова, М. С. Силантьева, О. Б. Сиротинина и др.). Существуют исследования, посвященные рассмотрению определенной грани языковой личности:

элитарная языковая личность (Сиротинина 2000); профессиональная языковая личность (языковая личность юриста как профессионального коммуникатора (Кубиц; 2005; Ивакина; 2004); языковая личность в виртуальном мире (Леонтович; 2000; Лутовинова; 2013a, b); языковая личность автора в объявлении о знакомстве (Белянин; 2000).

Важную роль в создании теории языковой личности сыграл академик В. В. Виноградов, который впервые использовал понятие «языковая личность»

в 1930 году в книге «О художественной прозе». В. В. Виноградов привел основные принципы изучения языковой личности, включающие опору на тексты, созданные языковой личностью, и учет включенности языковой личности в различные «коллективные субъекты». Выделение «коллективных индивидуальности и 2) как типовой личности (Виноградов, 1930).

центральное понятие лингводидактики, предложил Г. И. Богин. Он дал четкое определение понятию языковой личности, под которым он понимает «человека, рассматриваемого с точки зрения его готовности производить речевые поступки, создавать и принимать произведения речи» (Богин, 1984, с. 13).

Г. И. Богин ввел понятие «языковая личность» в научную терминологию и предложил свою модель языковой личности. Процесс развития языковой личности представлен в диссертации Г. И. Богина «Модель языковой личности в её отношении к разновидностям текстов» (Богин, 1984). Согласно утверждению самого автора, «кроме В. В. Виноградова, диссертация не имеет прямых предшественников, которые широко разрабатывали бы концепцию языковой личности» (Богин, 1984, с. 2). Г. И. Богин обращает внимание на текст, создаваемый и воспринимаемый индивидуумом, и связывает способность к производству текстов со способностью к пониманию.

Автор понимает под языковой личностью совокупность познавательных, творческих способностей и характеристик субъекта, обусловливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов), которые различаются степенью структурно-языковой сложности, глубиной и точностью отражения действительности, определенной целевой направленностью (Богин, характеристики создаваемых им текстов. Главной характеристикой языковой личности является воспринимаемый и создаваемый ею текст, а сама языковая личность представляет собой субъект речевой деятельности, полноправного участника коммуникации, который способен кодировать и декодировать тексты различной степени информационной насыщенности и её языкового воплощения (Богин, 1984). «Языковая личность, взятая в каждом отдельном случае, зависит не только от меры собственного развития, но и от используемого языка, и от множества типов речевых поступков и типов текстов (речевых произведений), которыми оперирует индивид» (Богин, 1984, с. 11). Исследование языковой личности возможно только во взаимодействии с социальной средой, которая стимулирует её развитие и формирует готовность к познанию и саморазвитию (Жумагулова, www), так как формирование языковой личности обусловлено во многом влиянием социума, оказывающем на нее мощное воздействие, в том числе посредством текстов.

Идеи Г. И. Богина получают широкое развитие. Так, основные положения концепции элитарной языковой личности М. С. Силантьевой перекликаются с моделью высокоразвитой языковой личности, предложенной Г. И. Богиным.

Согласно Л. В. Кушниной и М. С. Силантьевой, элитарная языковая личность, то есть личность, являющаяся носителем элитарного типа языковой культуры, способна логично излагать собственные мысли, имеет представления о достижениях мировой и национальной культуры, ориентируется в речи на прецедентные феномены общекультурного значения, стремится творчески воспринимать язык (Кушнина, Силантьева, 2010, с. 74). По утверждению Г. И. Богина, не смотря на то, что «на начальных уровнях языковая личность оперирует определенной подсистемой языка, все же именно высший уровень развития языковой личности предполагает свободный выбор подсистем и свободное оперирование ими» (Богин, 1984, с. 12).

О. Б. Сиротинина характеризует элитарный тип речевой культуры как образцовый, высший тип, которому присущи такие черты как владение нормами литературного языка, этическими и коммуникативными нормами, незатрудненное использование соответствующих ситуации и целям общения функционального стиля и жанра речи, богатство активного и пассивного словарного запаса (Сиротинина, 2001). Выделяемые О. Б. Сиротининой характеристики предстают своего рода зеркальным отражением способностей и умений, которыми обладает высокоразвитая языковая личность в концепции Г. И. Богина, личность, которая «не только выбирает подъязык и строит или понимает речевое произведение на нем, но и способна строить текст со смешением подъязыков (и их стилей) в той мере, в какой подъязыки допустимы в тексте при общении с людьми, постоянно пользующимися не всеми этими подъязыками» (Богин, 1984, с.12). Это лишь подтверждает тот факт, что основы, заложенные Г. И. Богиным в теорию языковой личности, имеют существенное значение для развития лингвистики, актуализируются в трудах современных исследователей, в фокусе внимания которых находится феномен языковой личности.

Ю. Н. Карауловым и представлена в его работе «Русский язык и языковая личность» (1987). Трехуровневая система языковой личности, предложенная Ю. Н. Карауловым, состоит из вербально-семантического, лингвокогнитивного (тезаурусного) и мотивационного уровней. Вербально-семантический уровень структуры языковой личности предполагает стандартное владение, присущее среднестатистическому носителю данного естественного языка, и формируется из лексикона языковой личности, способности верно выбирать и использовать в коммуникации вербальные средства в соответствии с нормами языка и в зависимости от коммуникативной ситуации. Особенности употребления лексико-стилистических средств, используемых для выражения мыслей, эмоций и передачи информации в процессе коммуникации, нарушения в лексико-грамматическом и фонетическом строе речи определяют индивидуальность и уникальность вербально-семантической характеристики языковой личности. По замечанию Ю. Н. Караулова, вербально-семантический уровень составляет необходимую предпосылку становления и функционирования языковой личности, однако является для нее нулевым и бессодержательным уровнем и может стать предметом исследования личности только в случае рассмотрения второго для нее языка. В связи с этим, первым уровнем языковой личности, после вышеописанного нулевого уровня, необходимо считать тезаурусный или лингвокогнитивный уровень организации языковой личности, позволяющий выявить и определить «иерархию смыслов и ценностей» в языковой картине мира отдельной личности. Среди компонентов, формирующих картину мира языковой личности, Ю. Н. Караулов выделяет идеи, понятия, накопленные знания и представления об окружающей действительности, являющиеся результатом жизненного опыта. Источниками знаний о мире согласно автору являются «чувственный опыт и деятельность, как индивидуальный источник, язык и тексты, как межпоколенный, коллективный опыт» (Караулов, 2010, с. 35-37). Таким образом, совокупность знаний и представлений об окружающем мире, которыми обладает определенная языковая личность, формируют её индивидуальное когнитивное пространство. Языковая личность в концепции Ю. Н. Караулова начинается именно с лингвокогнитивного уровня, так как «только начиная с этого уровня, оказывается возможным индивидуальный выбор, личностное предпочтение – пусть и в нешироких пределах – одного понятия другому» (Караулов, 2010, с.

247).

Коммуникация, являясь комплексным видом человеческой деятельности, может рассматриваться одновременно как деятельность, канал, инструмент и средство передачи информации и имеет свои мотивы и цели. Выявление и характеристика целей и мотивов, движущих развитием и поведением личности и управляющих её текстопроизводством, которые определяют иерархию смыслов и ценностей в языковой модели мира личности, входят во второй уровень организации языковой личности Ю. Н. Караулова. Мотивационный уровень охватывает коммуникативно-деятельностные потребности, намерения, цели, установки и движущие мотивы личности, связанные с определенными речевыми актами интенциональностей, такими как желания, надежды, сомнения, симпатии и антипатии, любовь, ненависть, радость, злоба, страх, удивление, удовольствие, разочарование, досада, раздражение, благодарность, восхищение, стыд (Караулов, 2010, с. 86-89). Потребности личности в деятельности и коммуникации объединены в регистрирующую структуру – коммуникативную сеть, «нити» которой связывают языковую личность актами коммуникации с партнерами по общению (Караулов, 2010, с. 211).

Соответственно, именно на мотивационном уровне языковая личность, ориентированная на общение и взаимодействие с другими людьми, реализуется как личность в глобальном социально-психологическом смысле.

Осознание себя как языковой личности, по утверждению Е. И. Пассова, складывается из нескольких составляющих: 1) осознание себя как личности в целом, включая вербально-семантический, лингвокогнитивный и мотивационный уровни; 2) способность пользоваться языком в текстовой деятельности – коммуникации; 3) способность к саморазвитию, к обеспечению креативной текстовой деятельности (Пассов, 1989). Отметим, однако, что такое осознание не присуще рядовому человеку, а свойственно именно специалисту, профессионалу, деятельность которого связана с текстопорождением.

Профессиональная среда, в которой осуществляется жизнедеятельность специалиста, является важным фактором, определяющим структуру его языковой личности. Коммуникативно-деятельностная личность владеет стандартным и специальными регистрами и необходимым профессиональным запасом дискурсивных способностей, и, как справедливо указывает Г. В. Кубиц, обладает своей профессиональной картиной мира, совокупностью профессиональных языковых черт (Кубиц, 2005, с. 4-7). Профессионализация языковой личности представляет собой «процесс формирования профессионального языкового сознания личности, которое связано с полным и совершенным овладением профессиональным языком» (Там же, с. 10), из чего следует, что языковое сознание профессионала тесным образом ассоциируется с его языковым, профессиональным, общеэкзистенциональным опытом и видением мира. Языковое сознание отражает образ мира и неразрывно связано со спецификой профессиональной деятельности личности.

Конкретное языковое сознание социально детерминировано. Сознание, как пишет М. М. Бахтин, «слагается и осуществляется в знаковом материале, созданном в процессе социального общения организованного коллектива»

(Бахтин (Волошинов), 1998, с. 17). «Индивид как собственник содержаний своего сознания, как автор своих мыслей, как ответственная за свои мысли и желания личность, такой индивид является чистым социально-идеологическим явлением» (Там же, 40). Сознание зависит от внешних воздействий, и функционирование мозга соотносится с мозговой активностью и предметной деятельностью человека (Тарасов, 2001, с. 306-307). Внешнее воздействие на сознание человека, по замечанию М. Р. Желтухиной, вызывает определенные преобразования его психики, (Желтухина, 2014, с. 28), свойства человеческой психики специфическим образом опосредованы культурным и общественным опытом субъекта сознания.

Языковая личность – «многокомпонентное, структурированное образование, которое представляет собой различные степени готовности индивида к речевой деятельности, к производству и восприятию речевых произведений» (Пшёнкина, 2005, с. 193). Уникальность языковой личности конкретного индивидуума заключается в неповторимости комбинаций индивидуальных и социально-психологических характеристик её речевого поведения. Анализируя специфику речевого поведения индивида, Т. Г. Винокур указывает на его детерминированность внутренними и внешними закономерностями социальных и социально-психологических условий коммуникации, благодаря чему «речевое поведение предстает как визитная карточка человека в обществе, отражающая реальное взаимодействие лингвистических и экстралингвистических факторов» (Винокур, 1993, с. 29).

Речевая деятельность является способом самовыражения языковой личности, проявления её уникальности. При общении в сознании коммуникантов формируется некий образ, складывается определенное мнение о партнере по коммуникации как об индивидуальной языковой личности.

Вступая в акт межкультурной коммуникации, каждый из её участников воспринимает себя как уникальную личность, а партнера по коммуникации, часто неосознанно как некий коллективный субъект с коллективной идентичностью. То есть действия партнера по коммуникации трактуются, по выражению Л. И. Гришаевой, как действия «типичного представителя определенной культуры», при этом актуально воспринимаемые сведения интерпретируются сквозь призму стереотипов сознания, релевантных для «своей» культуры (Гришаева, 2009, с. 28). Стереотипы представляют собой обобщения социального опыта представителей определенной лингвокультуры, когнитивные образцы для категоризации мира, упрощенные схемы, которые помогают ориентироваться в мире и социуме (Гришаева, 2002, с. 153).

Содержание стереотипов не может не быть культурно специфичным, не смотря на то, что степень проявления такой специфики, по утверждению Л. И. Гришаевой, варьируется в зависимости от особенностей субъекта познания и коммуникации, её параметров и характера когнитивной и коммуникативной задачи, реализуемой в конкретных условиях (Гришаева, 2009, с. 28).

В языковом сознании представлены знания определенной культуры, находят отражение этносоциокультурные особенности действительности, окружающей людей. Языковое сознание говорящего индивидуума отражает накопленные в течение всей жизни человека социально-психологические впечатления (Седов, 1999, с. 24). Не только отдельный индивид, но и отдельный народ проявляют «выборочность» в выделении доминантных параметров / характеристик при формировании языковой картины мира, которая складывается «как результат не унифицированного целого, а организована по принципу «пиков», связанных с наиболее значимыми потребностями, мотивами, установками, ценностями, опытом, фантазией представителей отдельного этноса, и во многом предопределена их духовноэмоциональной сферой и настроением» (Пшёнкина, 2005, с. 158). Однако, рядовой носитель языка, как справедливо подчеркивает Т. Г. Пшёнкина, часто оказывается невосприимчив к форме языкового знака, автоматически следуя по «колее, проложенной языком». (Пшёнкина, 2005, с. 157-158). При изучении межкультурного взаимодействия в переводческом ракурсе следует принимать разнообразных общностей, в том числе и этноса, поскольку индивид «врастает»

в свою культуру в процессе инкультурации и первичной социализации, усваивая при этом различные схемы коммуникативного взаимодействия в различных условиях интеракции (Серебрякова, Серебряков, 2012, с. 99). Следуя логике рассуждения Т. Г. Пшёнкиной и соотнося её с профессиональной деятельностью переводчика, отметим, что переводчик всегда акцентирует внимание на языковом знаке, так как он должен сравнивать и сопоставлять системы языка оригинала и языка перевода. Все языковые преобразования определяются языковой личностью переводчика, которому приходится постоянно включаться в процесс сравнения двух образов мира, замечать разнообразие средств выражения в двух языках (Пшёнкина, 2005, с. 157-158) и осознавать, что «каждый народ по-своему расчленяет многообразие мира, посвоему нарезает и делит его» (Ортега-и-Гассет, 1991, с. 347).

Исследуя влияние экстралингвистических факторов – социокультурной и отчасти природной среды – на процессы восприятия и понимания мира в ходе коммуникативной практики индивида как модельной языковой личности, представителя определенного сообщества и носителя национального языка и культуры, Т. Ю. Ма представляет языковую личность не только как статическую ментальную модель, но и как «методологический конструкт изучения языковой картины мира, в которой фиксируются фрагменты когнитивного опыта освоения нацией принадлежащего ей культурноисторического пространства» (Ма, 2012, с. 4). При таком подходе язык понимается Т. Ю. Ма «не только как важнейшее средство человеческого общения, но и как жизненно необходимый, нередко единственный источник информации об окружающем мире, опосредованно формирующий представления людей о структуре и закономерностях его существования и развития, концептуально значимых фрагментах, получающих неизменную языковую объективацию в процессе когнитивно-дискурсивной деятельности индивида и общества» (Там же, с. 3). Нельзя не согласиться с утверждением Т. Ю. Ма о том, что выбор когнитивных моделей поведения и речи регламентирован социальными, этническими и психологическими особенностями личности как носителя национального языка и культуры.

Межличностное общение строится в соответствии с такими моделями, создается ментальный образ эталонной языковой личности, воспринимаемый участниками коммуникации как ориентир. Эталон языковой личности формируется рядом вербальных и невербальных характеристик наиболее типичных для большинства представителей нации, «которые проявляются в речевой деятельности индивида как факт предпочтения существующей в концептуальном пространстве культуры национальной системы ценностей»

(Там же, с. 9). В этой связи значимым представляется высказывание В. А. Митягиной о том, что процессы глобализации с новой силой объединяют коммуникативные программы социумов, но, реализуя их, язык как «ткань», как «код» культуры позволяет произойти интегрирующим процессам только в том объеме, к которому данное этнокультурное сообщество готово и в котором оно нуждается (Митягина, 2012, с. 18). Глобализация внесла фундаментальные изменения в жизнь современного общества и эффективная межкультурная коммуникация в условиях углубления интеграционных процессов является одним из ключевых факторов достижения успеха в разнообразных сферах профессиональной деятельности человека.

Способность человека к общению на межкультурном уровне рассматривается в работах И. И Халеевой, согласно которой, языковая личность, может обрести способность «проникнуть «в дух» изучаемого ею языка, в «плоть» культуры народа, с которым может осуществляться межкультурная коммуникация» (Халеева, 1989). В работе «Основы теории обучения пониманию иноязычной речи (подготовка переводчиков)» (1989) И. И. Халеева вводит понятие вторичной языковой личности, которую рассматривает как «системообразующий фактор познания языка» (Халеева, 1989, с. 23). Принимая трехуровневую структуру языковой личности, разработанную Ю. Н. Карауловым, И. И. Халеева, тем не менее, условно разделяет тезаурусную сферу на две самостоятельные, но между тем взаимосвязанные составляющие: тезаурус-I и тезаурус-II. Первый, связанный с ассоциативно-вербальной сетью языка, формирует языковое сознание и восходит к языковой картине мира, второй формирует когнитивное сознание и общую картину мира на уровне концептуальной системы. Формирование тезауруса-II языковой личности представляется гораздо более сложным, так как перед языковой личностью стоит задача «распознавать мотивы и установки личности, становление которой проходило (проходит) в условиях иной общности», где действует другая система ценностей и предпочтений (Халеева, 1989, с. 77). Когнитивное сознание «формируется в результате познания (отражения) субъектом окружающей действительности, а содержание сознания представляет собой знания о мире, полученные в результате познавательной деятельности (когниции) субъекта» (Стернин, 2004, с. 142). В таком случае языковое сознание «человека разумного, человека говорящего, человека общающегося, человека как социального существа, как личности» (Зимняя, Взаимозависимость обеих тезаурусов обусловлена тем, что формирование личностной языковой картины мира опосредовано знаниями о мире со стороны языковой личности, то есть тезаурус-I формируется под воздействием тезауруса-II, который в свою очередь «опирается на объективируемый в слове тезаурус-I» (Халеева, 1989, с. 77).

А. Н. Крюков исследует различие между языковыми и фоновыми знаниями, между способами их хранения в индивидуальном сознании. Автор говорит также о «диффузированном слое сознания», который формируется на границе фоновых и собственно языковых знаний, и высказывает предположение о том, что существуют явления, характеризующие как когнитивное, так и языковое сознание, что «в значительной степени объясняют специфику речевого общения и закономерности перевода» (Крюков, 1988, с. 34).

Развивая мысль И. И. Халеевой о том, что приобщение языковой личности через новое для нее средство социальной коммуникации к «иноязыковой» личности должно означать также приобщение к новым картинам мира (Халеева, 1989, с. 55), В. Н. Базылев указывает на то, что вторичная языковая личность складывается как минимум из приближения «к базисному инварианту тезауруса инокультурной языковой личности», взаимосвязи в сознании личности вербального и когнитивного уровней, опосредованных через «иную социокультурную общность, синтезировав в сознании иную систему взаимосвязанной информации» (Базылев, 1998, с. 93Знания и представления, общие практически для всех членов лингвокультурного сообщества, формируют когнитивную базу, которая с одной стороны, оказывается результатом действия специфических для каждого языкового сообщества моделей восприятия и обработки информации, а с другой – сохраняет, стереотипизирует и задает эти модели, создает возможности для их межпоколенной трансляции, обуславливающей, в свою очередь, языковое и культурное единство членов данного сообщества» (Гудков, 1997, с. 116). Для успешной межкультурной коммуникации, таким образом, необходимо овладеть социокультурным кодом сообщества, на языке которого ведется коммуникация, знаниями и представлениями, которые хранятся в когнитивной базе данного лингвокультурного сообщества (Там же, с. 118).

действительность» и осуществлять коммуникативные действия «средствами иностранного языка в иноязычно-речевой деятельности» (Плехов, 2007, с. 3) является обязательной характеристикой вторичной языковой личности, коммуникативно-активного субъекта. Результатом формирования вторичной языковой личности, согласно Н. Д. Гальсковой, должно явиться её взаимосвязанное коммуникативное, социокультурное и когнитивное развитие, способность «распознавать мотивы и установки личности, принадлежащей иной общности», в которой «действует иная система ценностей, норм и оценок» (Гальскова, 2008, с. 69). В этой связи, Н. Д. Гальскова особое внимание уделяет становлению тезауруса-II, который образует концептуальную картину мира.

Исследуя субъект коммуникации В. В. Красных, определяет человека говорящего как «личность, одним из видов деятельности которой является речевая деятельность (охватывающая как порождение, так и восприятие речевых произведений)». В каждый момент речевой деятельности человек выступает одновременно в трех ипостасях: как языковая личность, речевая личность и коммуникативная личность. Соответственно, языковая личность обладает «определенной совокупностью знаний и представлений и проявляет коммуникации, выбирает и осуществляет определенную стратегию и тактику общения, выбирает и использует определенный репертуар средств (как лингвистических, так и экстралингвистических); коммуникативная личность является участником конкретного коммуникативного акта, реально действующим в реальной коммуникации (Красных, 2003, с. 49-52).

прослеживается в работах Л. П. Клобуковой, согласно утверждению которой, дифференцируются, с одной стороны, с учетом различных уровней языка, с другой стороны – с учетом основных видов речевой деятельности, с третьей – с учетом тех тем, сфер и ситуаций, в рамках которых происходит речевое общение» (Клобукова, 1997, с. 70), таким образом, человек в рамках определенных сфер и ситуаций речевого общения является личностью не языковой, но речевой.

Совокупность разноуровневых характеристик коммуникативного поведения отдельного коммуниканта или типа коммуникантов В. Б. Кашкин определяет как личность коммуникативную, которая является «центром и коммуникативные личности (Кашкин, 2007, с. 184-188). Коммуникативная коммуникативных стратегий и тактик, когнитивных, семиотических, мотивационных предпочтений, сформировавшихся в процессах коммуникации как коммуникативная компетенция индивида» (Там же, с. 175-176).

В. Б. Кашкин придает особый статус прагматико-мотивационному уровню коммуникативной личности, под которым понимает намерения коммуниканта, его коммуникативные установки, коммуникативные способности. На основе коммуникативных потребностей формируются коммуникативные установки, преследуемые коммуникативной личностью на протяжении определенного отрезка коммуникативной деятельности. Когнитивный параметр включает в себя характеристики, формирующие внутренний мир индивида в процессе накопления им познавательного опыта: знание коммуникативных кодов, умение осуществлять интроспекцию и авторефлексию, метакоммуникативные навыки, способность адекватной оценки когнитивного и коммуникационного горизонта партнера по коммуникации.

Анализируя параметры коммуникативной личности, В. П. Конецкая определяет коммуникативную личность как «одно из проявлений личности, обусловленное совокупностью её индивидуальных свойств и характеристик, которые определяются степенью её коммуникативных потребностей, когнитивным диапазоном, сформировавшимся в процессе познавательного опыта, и собственно коммуникативной компетенцией – умением выбора коммуникативного кода, обеспечивающего адекватное восприятие и целенаправленную передачу информации в конкретной ситуации» (Конецкая, 1997, с. 106). Согласно автору, коммуникативная личность обладает определяющими характеристиками, которые составляют три основных параметра – мотивационный, когнитивный и функциональный. Центральное место в структуре коммуникативной личности, также как и в структуре языковой личности Ю. Н. Караулова, занимает мотивационный параметр, определяемый коммуникативными потребностями личности, так как именно потребность сообщить или получить необходимую информацию служит «мощным стимулом для коммуникативной деятельности и является обязательной характеристикой индивида как коммуникативной личности» (Там же, с. 108).

Среди когнитивных характеристик, по мнению В. П. Конецкой, для коммуникативной личности существенным является «знание коммуникативных систем (кодов), обеспечивающих адекватное восприятие смысловой и оценочной информации», и воздействие на партнера в соответствии с коммуникативной установкой. Кроме того, автор уделяет особое внимание таким важным характеристикам, как способность наблюдения за собственным языковым сознанием (интроспекция), и рефлексия – не только осознание этой способности, но также оценка самого факта сознания. Способность адекватной оценки когнитивного диапазона партнера также рассматривается автором, как одна из главных характеристик коммуникативной личности.

Функциональный параметр, согласно автору, включает три основных характеристики: 1) практическое владение индивидуальным запасом вербальных и невербальных средств для актуализации информационной, экспрессивной и прагматической функций коммуникации; 2) умение варьировать коммуникативные средства в процессе коммуникации в связи с изменением ситуативных условий общения; 3) построение высказываний и дискурсов в соответствии с нормами избранного коммуникативного кода и правилами речевого этикета (Конецкая, 1997, с. 108-109).

коммуникативной личности, могут быть рассмотрены в ином ракурсе при обращении к процессу межкультурной и межъязыковой коммуникации, опосредованной переводом. Доминирующим компонентом профессионального обучения, как справедливо отмечает С. А. Королькова, становится развитие языковой, социокультурной и экзистенциональной компетенций при развитии личностных качеств таких, как способность к анализу и обобщению, готовность преодолевать стереотипы при обязательном формировании стремления к самообучению (Королькова, 2013b). Среди умений и навыков, необходимых для осуществления переводческой профессиональной деятельности, автор выделяет следующие: умение соотносить содержание и форму высказываний с речевой и коммуникативной ситуацией, совершенствование владения иностранным и родным языком через умение выбирать из нескольких речевых вариантов один, наиболее соответствующий данным условиям «здесь и конвенциональных вариантов речевого поведения, свойственных каждой из контактирующих сторон, позволяющих соотносить уместность вербального действия с интенцией говорящего и достигать желаемого эффекта при коммуникативной личности, применительно к личности переводчика приобретает двунаправленный характер, то есть, переводчик должен обладать способностью реализовать каждый из компонентов функционального параметра как на родном языке, так и на языке перевода. В этой связи А. Б. Бушев, говоря о языковой личности профессионального переводчика, отмечает, что в его языковом и коммуникативном сознании должны храниться конвенции употребления единиц двух языков разного уровня в соответствии с коммуникативно-прагматической обусловленностью (Бушев, 2010, с. 63).

функционально-обусловленный тип языковой личности, О. Н. Шевченко отмечает, что тезаурусный или лингвокогнитивный уровень языковой личности трансформаций (усилений, ослаблений, подмен или содержательных изменений когнитивных концептов)», которые направлены на «трансляцию особенностей жанровой картины мира исходного текста, лингвокультурных реалий, системы ценностей и менталитета породившей текст культуры» (Шевченко, 2005, с. 4).

Моделируя языковую личность переводчика художественных текстов в целом и языковую личность переводчика Б. В. Заходера в частности, О. Н. Шевченко вводит понятие «зоны повышенной креативности» в структуре языковой личности переводчика, определяя их как «текстовые фрагменты или семантические группы слов, при трансляции которых в принимающую культуру переводчик осуществляет трансформации», выходящие за рамки посреднической деятельности (Там же, с. 18-21), и берет на себя, таким образом, функцию соавторства, что может быть объяснимо стремлением принимающую лингвокультуру. Исследуя мотивационный уровень языковой «суперинтенцией» и определяет его как основу мотивационного уровня организации языковой личности переводчика. Суперинтенция переводчика может быть ограничена определёнными факторами:

- ориентацией на структурные компоненты исходного текста, - ориентацией на личность автора и ситуацию создания исходного текста, выражения, ориентацией на породившую исходный текст культуру (Там же, с. 4).

Наряду с суперинтенцией, мотивационный уровень языковой личности переводчика формируется рядом более частных мотиваций, детерминируемых ситуацией перевода и индивидуально-психологическими характеристиками переводчика. Ситуация перевода как «узловой момент» межкультурной коммуникации (Бушев, 2010) оказывает влияние на содержание конкретной языковой личности переводчика, расширяет её концептосферу (Шевченко, 2005, с. 19-20), и определяет, таким образом, частные мотивации языковой личности.

Для успешного выполнения роли посредника в межкультурном общении переводчику необходимо знать парадигму типичных сценариев разного рода международных контактов, которые требуют от переводчика готовности к осуществлению широкого диапазона видов перевода (Усачёва, 2013, с. 110В неожиданно возникающих коммуникативных ситуациях, как способностей: «ситуационная ориентация, принятие стратегических и тактических решений, решений проблем, метакогниция, распознавание паттернов, критическое мышление». На данном этапе активизируются адаптивные стратегии, которые предусматривают трансформацию знания и позволяют принимать переводческие решения на основе анализа реальной ситуации межкультурной коммуникации (Усачёва, 2013, с. 111).

Для достижения взаимопонимания коммуникантов Л. А. Долбунова обращает внимание на то, что необходимо, чтобы последние обладали общей когнитивной базой, формируемой «инвариантными образами сознания относительно тех или иных явлений, позволяющих языковой личности ориентироваться в пространстве той или иной национальной культуры»

коммуникантов, представителей различных лингвокультур, часто невозможно в силу объективных причин, и переводчик, зная об этом, должен уметь это компенсировать для снятия национально-специфических барьеров и для облегчения понимания того или иного фрагмента чужой культуры.

двуязычного тезауруса как составляющий компонент языковой личности переводчика, и определяет его как систему «взаимосвязанного накопления, хранения, приумножения информации, знаний, опыта». Тезаурус, согласно вызывающих эти понятия из памяти человека, и связей, существующих между ними, характеризуется открытой, иерархичной и динамичной структуризацией и служит для хранения уже имеющихся и «добывания» новых знаний и опыта личности (Абдулмянова, 2009, с. 31). Тезаурус переводчика является характеризуется наличием «интегративной системы терминов, основ знаний, представлений, концептов в определенной области знаний, а также ценностных отношений к этой сфере через призму переводческой деятельности, которая отличается бикультурностью (поликультурностью) и билингвизмом (мультилингвизмом)» (Абдулмянова, 2008). Профессиональный типаж, как особая разновидность обобщенных представлений о личности, характеризуется определенными понятийными, образными и ценностными признаками в коллективном и индивидуальном сознании носителей определенной лингвокультуры» (Гуляева, 2009, с. 3).

Исследуя особенности формирования языковой личности переводчика, Х. Ж. Хайрова, обращает внимание на то, что профессиональный тезаурус языковой личности переводчика должен сочетать в себе «основы тезаурусов научных культур обслуживаемой области, выраженные на иностранном и родном языке, в их постоянном взаимодействии» (Хайрова, 2011). Вслед за И. Р. Абдулмяновой, автор выделяет сформированность семантической, лингвистической, интерпретативной, текстовой и межкультурной компетенции в качестве основного условия формирования языковой личности переводчика вне зависимости от области его специализации. Специфические требования, предъявляемые к языковой личности переводчика, определяются конкретной предметной областью, предполагая владение не только общелитературной нормой, но знание и использование специальной терминологии и текстовых конвенций специального дискурса. Коммуникативные задачи, которые выполняет язык, определяются сферами деятельности участников профессиональной коммуникации, определяет необходимость сочетания особенности не только языковой личности, но и специалиста в той сфере деятельности, в рамках которой осуществляется перевод. Познавательные процессы переводчика, особенности его сознания находятся в тесной связи с характером осуществляемой им деятельности. Переводчик, осуществляя посредническую деятельность в профессиональной межкультурной коммуникации, должен обладать определенными чертами языковой личности специалиста.

Таким образом, языковая личность представляет собой многомерное образование, «в значении которого преломляются философские, социологические и психологические взгляды на общественно значимую совокупность физических и духовных свойств человека, составляющих его качественную определенность» (Воркачев, 2001). Типы языковой личности выделяются на основании различных критериев в зависимости от подхода к предмету изучения. Языковая личность предстает срединным звеном между языковым сознанием и коммуникативным поведением (Карасик, 2002). В условиях общения языковая личность рассматривается как коммуникативная личность, как некий обобщенных образ носителя культурно-языковых и коммуникативно-деятельностных ценностей, поведенческих реакций, знаний, установок, и как конкретный участник конкретного коммуникативного акта.

Рассмотрение вторичной языковой личности как коммуникативно-активного субъекта, способного принимать участие в иноязычной речевой деятельности, позволяет констатировать, что переводчик, выполняющий социальную функцию посредника в межкультурной коммуникации между разноязычными и разнокультурными социальными общностями, реализует возможности как своей основной, так и вторичной языковой личности. Мотивы деятельности переводчика направлены на трансляцию лингвокультурных реалий, системы ценностей и менталитета той или иной культуры, следовательно, когнитивная база переводчика должна позволять ему свободно ориентироваться в контактирующих культурах.

1.2. Определение роли переводчика в классических и современных Глобализация внесла фундаментальные изменения в жизнь современного общества. Эффективная межкультурная коммуникация в условиях углубления интеграционных процессов является одним из ключевых факторов достижения успеха в разнообразных сферах профессиональной деятельности человека.

Особую значимость в этой связи приобретает посредническая составляющая профессиональными переводчиками. Стоит отметить, что в переводе, как ни в одной профессии, спецификой которой является активное использование языка как рабочего инструмента, уделяется особое внимание тому, как должен вести себя профессионал, переводчик, как он должен взаимодействовать с коммуникантами, что он должен и может говорить.

Активная позиция переводчика в различных ситуациях межкультурного переводоведами (J. Cambridge, M. Inghillery, J. Fraser, C. Schffner, Деятельность переводчика называют центральным компонентом межъязыковой опосредованной двуязычной коммуникации (Латышев, 2000, c. 12-23), а самого переводчика связующим звеном (link), соединением (connection) между людьми (Pistillo, 2003, www). В связи с этим несомненный интерес представляет коммуникации.

Перевод представляет собой деятельность, которая зависит от общих представлениям о профессиональной коммуникации, согласно которым особую актуальность приобретает естественность. Следовательно, создание пространства равноправного диалога связано с дополнительными трудностями, так как переводческая компетенция формируется в ориентации на типические характеристики актантов и типизированные представления о них. Однако стремление коммуникантов к сохранению этнокультурной и личностной идентичности реализуется в отказе постоянно носить ролевую маску, что требует от переводчика больших когнитивных и эмоциональных усилий. В достигнутый / недостигнутый коммуникативный эффект, при этом роль переводчика, его степень свободы становятся ключевыми моментами при изучении перевода как специфической человеческой деятельности (Митягина, 2012a, с. 25-26).

Среди мнений о статусе переводчика в межъязыковом общении интересным представляется суждение Я. Мэйсона, изложенное в статье «Conduits, Mediators, Spokespersons: Investigating Translator / Interpreter Behaviour»

последовательном двустороннем переводе и отмечает, что все действия устных переводчиков (например, во время переговоров) находятся под пристальным вниманием других участников межъязыкового общения (Mason, 2004, p. 89).

Переводчик, обеспечивая коммуникацию между двумя сторонами, является активным участником «трехстороннего обмена» (three-way exchanges) ответственность несет переводчик за слова, произнесенные коммуникантами, и каким образом участники коммуникации воспринимают речь, произнесенную переводчиком – как принадлежащую непосредственно самим адресату и адресанту, или как мысли и идеи, интерпретированные и воссозданные переводчиком на языке перевода. Заглавие статьи «Conduits, Mediators, Spokespersons: Investigating Translator / Interpreter Behaviour»

демонстрирует существующее разногласие относительно статуса переводчика, который может рассматриваться как некий соединительный элемент, канал связи для передачи сообщений (conduit), как медиатор (mediator) или как представитель какой-либо организации, группы лиц (spokesperson) (Там же). В силу сложившейся неоднозначности определения статуса переводчика в межкультурной и межъязыковой коммуникации, актуальным представляется переводоведческих концепциях.

1.2.1. Перевод как коммуникативный акт: переводчик – активный Говоря о личности переводчика, необходимо обратиться непосредственно к самому понятию перевода, то есть деятельности, осуществляемой переводчиком, и результату этой деятельности. В переводоведении происходит концептуальное переосмыслению самого феномена перевода, которое можно объяснить изменением его статуса в современном поликультурном мире, развивающемся в направлении глобального усиления интеграционных процессов. Участие переводчика в межкультурном диалоге как третьей стороны сопряжено с решением традиционных проблем коммуникации в новом формате, и «классические» коммуникативные каноны требуют обновления подходов к их осмыслению.

Являясь результатом междисциплинарных исследований, современное переводоведение характеризуется большим разнообразием теоретических концепций и методов исследования, требующих анализа и переосмысления (Комиссаров, 1999, с. 3). Перевод и переводчика исследуют в различных аспектах, что весьма логично ввиду жанрового разнообразия текстов для перевода и широты спектра переводческой деятельности.

Становление теории перевода начиналось с лингвистического подхода, основанного на принципах соответствия между различными единицами языка оригинала и языка перевода. Одной из первых значительных концепций стала теория закономерных соответствий, предложенная российским лингвистом, переводчиком Я. И. Рецкером, который в 1950 году в своей статье «О закономерных соответствиях при переводе на родной язык» (Рецкер, 1950) сделал акцент на изучении закономерных соответствий между средствами языка оригинала и языка перевода. Перевод, по утверждению Я. И. Рецкера «немыслим без прочной лингвистической основы. Такой основой должно быть сравнительное изучение языковых явлений и установление определенных соответствий между языком подлинника и языком перевода. Эти соответствия в области лексики фразеологии, синтаксиса и стиля и должны составлять лингвистическую основу теории перевода» (Там же, с. 156). Идеи, представленные в теории закономерных соответствий, созвучны концепции А. В. Фёдорова, в трудах которого особое внимание уделяется проблемам художественного перевода. А. В. Фёдоров поставил вопрос о важности и перспективности не только литературоведческого, но и лингвистического подхода к переводу, «поскольку перевод всегда означает работу над языком, постольку перевод всего больше требует изучения в лингвистическом разрезе – в связи с вопросом о характере соотношения двух языков и их стилистических средств» (Фёдоров, 1953, с. 13).

Для становления теории перевода как самостоятельной науки большое значение имели работы, проводимые в русле лингвистического подхода к переводу как многими отечественными (Бархударов 1975; Комиссаров 1973, 1990, 1999; Ревзин, Рецкер 1950, 1974; Розенцвейг 1964; Швейцер 1988), так и зарубежными исследователями (Casagrande 1954; Catford 1965; Chomsky 1957, 1965; Delisle 1988; Halliday 1961; Nida 1964, 1969, 1975; Vinay & Darbelnet 1958;

Wills 1996).

В основе лингвистического подхода лежит положение о естественной связи перевода с языком, с речевой деятельностью, с её продуктом – текстами, составляющими материальную оболочку этой деятельности (Гарбовский, 2004, с. 175). Основной критерий качества перевода сводится к понятию эквивалентности элементов языка перевода элементам языка оригинала. Не смотря на то, что в работах некоторых исследователей приводятся определенные требования к переводчику, а именно умение выбирать и применять необходимые приемы перевода, особенности влияния личности переводчика на перевод не получают должного освещения в исследованиях, переводчика как активного участника межъязыковой / межкультурной интеракции происходит как результат перехода к новой коммуникативной парадигме перевода, где перевод рассматривается как процесс, как коммуникативный акт.

Практическая деятельность переводчика не случайно получила с начала 90-х годов дефинирующее дополнение в форме «перевод и межкультурная коммуникация», потому что совершаемые в рамках преодоления языковых барьеров действия «девальвировали» перекодирующую функцию перевода.

Перевод рассматривают как коммуникативный акт, включенный в широкий контекст межъязыковой и межкультурной коммуникации, соответственно, к компонентам коммуникативного акта необходимо относить как тексты оригинала и перевода, так и субъектов коммуникативной деятельности, то есть автора исходного сообщения, получателя перевода и самого переводчика.

В переводоведении появляется осознание того, что процесс перевода распадается на два этапа: этап восприятия переводчиком исходного текста и этап порождения текста перевода. Как пишет В. Н. Комиссаров, «…можно различать два вида действий, составляющие, хотя и несамостоятельные, но достаточно ясно выделяемые этапы, которые могут, с известными оговорками, описываться раздельно. К первому этапу относятся действия переводчика, связанные с «извлечением» информации из оригинала. Ко второму – вся процедура выбора необходимых средств в языке перевода» (Комиссаров, 1999, с. 162). Между двумя данными этапами существует промежуточный ненаблюдаемый этап, происходящий в сознании переводчика, во время которого осуществляется переход от знаков языка оригинала к знакам языка перевода, это – так называемый этап «черного ящика». Ученые стремятся объяснить процесс перевода с точки зрения когнитивных и речемыслительных процессов, происходящих в голове переводчика-интерпретатора (Минченков, 2007, с. 4), которого сегодня рассматривают как динамического, деятельностного, активного участника межъязыковой и межкультурной коммуникации (Петрова, 2006, с. 84).

В середине 60-х годов в Лейпциге складывается школа трансляционной лингвистики, представители которой, переводоведы и практикующие переводчики, рассматривали перевод как особый вид языковой деятельности, который необходимо изучать в рамках лингвистической науки, используя лингвистические методы исследования. Понять суть перевода, согласно исследователям, можно только с учетом как лингвистических, так и экстралингвистических факторов, оказывающих влияние на коммуникацию.

О. Каде, один из представителей Лейпцигской школы, немецкий лингвист, переводчик и преподаватель перевода, стремился придать теории перевода объективный характер. Для этого, как полагал О. Каде, необходимо выделить в переводе такие факторы, которые позволили бы прийти к достоверным, аргументированным выводам и обобщениям в теории перевода.

Поиск таких факторов привел О. Каде к пониманию перевода как коммуникативного процесса, который является важной частью двуязычной коммуникации. В основу коммуникативной модели перевода легла модель одноязычной коммуникации, в которой О. Каде выделял следующие основные компоненты:

- отправителя информации;

- получателя информации (говорящего и слушающего);

- канал передачи информации (акустический / зрительный);

- код (запас определенных знаков и правил их соединения в речевой цепи);

- сообщение;

- нарушение связи (шумы в канале связи);

- прагматическое значение.

Участники одноязычной коммуникации владеют тождественным кодом.

Отправитель с помощью кода кодирует в форме текста определенное информационное содержание. Получатель декодирует созданный текст и извлекает из него информационное содержание. Информационное содержание, последовательность знаков способна оказывать определенное воздействие на получателя, приблизительно соответствующее намерению отправителя.

Условие успешной коммуникации определяется тождественностью кодов отправителя и получателя. Полная идентичность кодов, однако, не всегда возможна в силу определенных факторов, способных препятствовать ей, а именно:

знаки языка имеют способность к варьированию в определенных границах;

партнеры по коммуникации имеют различия в языковом и внеязыковом опыте, что ведет к возникновению идиолектов;

существуют диалектные, региональные, социальные влияния, которым в рамках языкового сообщества подвержены отдельные группы коммуникантов.

взаимопонимания между коммуникантами, но несовпадение кодов требует участия посредника, задача которого заключается в декодировании текста и коммуникатором. Согласно модели перевода О. Каде, процесс перевода состоит из трех этапов:

коммуникация между отправителем и переводчиком, который выступает в функции простого получателя сообщения на языке оригинала;

замена кода языка оригинала на код языка перевода, которая осуществляется переводчиком;

отправителя конечного сообщения и получателем этого сообщения (Швейцер, 1973, с. 62).

Переводчик, таким образом, в процессе перевода выполняет следующие функции:

получателя сообщения на языке оригинала;

перекодирующего звена;

отправителя сообщения на языке перевода (Там же).

При рассмотрении перевода как акта коммуникации важно отметить следующее: во-первых, процесс перевода распадается фактически на два коммуникативных акта – между отправителем и переводчиком и между переводчиком и получателем; во-вторых, переводчик как участник коммуникации выполняет попеременно две роли – роль получателя сообщения и роль отправителя.

Необходимо отметить также, что первые две фазы процесса перевода разделены во времени, но вторая и третья совмещены и представляют собой скорее единый этап двуязычной коммуникации, который распадается на два аспекта: подбор варианта перевода, соответствующего смысловому содержанию исходного сообщения и нормам языка перевода, и учет прагматических и прагмалингвистических факторов. Преобразование текста оригинала в текст на языке перевода ставит перед переводчиком сложную задачу: переводчик не просто транспонирует знаки из одной кодовой системы в другую, но осуществляет выбор оптимального варианта из значительного числа потенциально возможных (Там же, с. 63).

Коммуникативный подход О. Каде к переводу предполагает его рассмотрение в макролингвистическом аспекте, так как знаки участвуют в коммуникации как своей формой, так и значением – сигнификативным и денотативным. О. Каде различает два понятия:

текст как языковое образование – макрознак, его содержание определяется взаимодействием семантики составляющих его единиц;

текст как единица коммуникации.

Текст как единица коммуникации получает название «коммуниката».

Смысл коммуниката возникает при интеграции языкового макрознака в коммуникативную ситуацию, формой которого является последовательность языковых знаков, включая манифестированные в них значения, а содержанием – тот самый смысл, результат интеграции. Таким образом, в тексте, выступающем в качестве коммуниката, содержится больше информации, чем манифестировано в значениях языковых знаков. Задача переводчика заключается, таким образом, в замене не текстов, а коммуникатов, именно поэтому создание эквивалентного коммуниката сопровождается изменениями текста оригинала.

сигнификатив и денотатив, О. Каде выделял три способа реализации перевода:

субституция – на основе грамматического значения, интерпретация – на базе сигнификативного значения и парафраза – на основе денотативного значения (Комиссаров, 1999, с. 66). Не смотря на то, что исследователь признавал, что в переводе используются все способы его реализации, он предполагал, что применение интерпретации, является вынужденным и исключается, когда удается полностью формализовать семантику языковых знаков, а субституция, согласно автору, представляет собой наиболее рациональную форму перевода.

Для каждого типа перевода устанавливаются определенные критерии эквивалентности, однако, общим для всех является учет конкретной коммуникации, средств коммуникации, цели, условий передачи информации.

Изменение ситуации требует изменений в тексте перевода. Поскольку О. Каде акцентирует внимание на оценке комплексного воздействия текста перевода на получателя, и успех коммуникации определяется соответствием данного воздействия намерению отправителя, которое передается с помощью отправляемого высказывания, то участие переводчика – идеального транслятора является абсолютным условием достижения эквивалентности, необходимой в конкретном акте коммуникации. Задача идеального транслятора заключается, таким образом, в создании текста, который способен оказать на адресата необходимое регулятивное воздействие и вызвать определенный коммуникативный эффект.

Проблема переводческой эквивалентности в рамках коммуникативного подхода рассматривается также в трудах Г. Егера, немецкого переводоведа, коллеги О. Каде по Лейпцигской школе. В его работе «Транслация и трансляционная лингвистика» (1975 г.) рассмотрение коммуникативной эквивалентности в переводе занимает центральное место. Г. Егер полагал, что текст перевода должен быть коммуникативно эквивалентен тексту оригинала, что означает, что оригинал и перевод должны обладать одинаковой коммуникативной значимостью, под которой автор понимает некий мысленный образ, вызываемый текстом в сознании коммуникантов. В силу того, что данный образ не наблюдаем, описать коммуникативную значимость является невозможным, следовательно, понятие коммуникативной эквивалентности неопределенно. В связи с этим Г. Егер заменяет коммуникативную значимость её лингвистическим экспликатом, содержанием текста, которое во взаимодействии с экстралингвистическими факторами создает сложный мыслительный образ. Содержание текста, выводимое из значений языковых единиц, его составляющих, Г. Егер именует функциональной значимостью, а совпадение функциональных значимостей текста оригинала и текста перевода означает их функциональную эквивалентность. Функциональная значимость не тождественна коммуникативной, а составляет лишь более или менее значительную её часть. За пределами функциональной значимости остаются реакции, ассоциации, выводы, которые возникают на основе текста, но не входят в его содержание.

Фактор ситуации в концепции Г. Егера относится к числу компонентов коммуникации, способных препятствовать достижению функциональной эквивалентности. Среди таких переменных компонентов, которые носят случайный характер, Г. Егер выделяет также знания и умения переводчика, что определяет его важную роль в достижении функциональной эквивалентности.

Различие между коммуникативной и функциональной эквивалентностью значимостью текста, поскольку сохранение функциональной значимости экстралингвистической части коммуникативной значимости. В идеальном случае функциональная и коммуникативная эквивалентность полностью совпадают, но в реально выполняемых переводах существует расхождение между этими видами эквивалентности.

Г. Егер связывает понятие коммуникативной эквивалентности со способностью адресата извлекать из сообщения передаваемую информацию (Егер, 1978). Невозможность объективной оценки познавательной возможности адресата лишает понятие коммуникативной эквивалентности научной конкретности, в связи с чем Г. Егер предлагает разграничивать понятия «языковой текст» и «речевой текст». Коммуникативная значимость речевого текста, возникающего при помещении языкового текста в конкретную экстралингвистической части, которая зависит от познавательных индивидуальны, то каждый речевой текст для разных адресатов может репрезентировать множество коммуникативных значимостей. Адресаты, принадлежащие к одной и той же языковой или социальной группе, обладают коммуникативных значимостей речевого текста существует некая средняя часть общая для всех таких адресатов. Коммуникативная эквивалентность перевода заключается, таким образом, в сохранении общей части коммуникативной значимости оригинала, которой он обладает для своих адресатов.

Учет фактора адресата в переводе, а именно его познавательных возможностей, то сеть фоновых знаний и знания коммуникативной ситуации, является основополагающим в концепции Г. Егера, а выделение речевого текста определяет необходимость учета при переводе условий конкретного коммуникативного акта.

детерминирована по справедливому замечанию А. Д. Щвейцера «различиями в общественной практике, а также в культурно-исторических традициях разных языковых коллективов» (Швейцер, 1973, с. 65). Переводчик выполняет сталкивается с множеством задач, требующих неординарных решений, выходящих за пределы языковой и переводческой компетенции. По замечанию коммуникативного эффекта как такового, а в создании предпосылок для осуществления определенных коммуникативных намерений, возможности вызвать у адресата предполагаемый коммуникативный эффект (цитата по:

Латышев, 2003, с. 30).

Суть специфики перевода заключается в том, что в современном мире перевод является «наиболее прямым и чистым транслятором исходного текста через лингвоэтнический барьер, позволяющий в максимальной мере уравнять коммуникативные возможности адресатов текста на исходном языке и на языке перевода (Латышев, 2000, с. 9-10). Рядовой потребитель, получая текст перевода, воспринимает его как «то же самое, что и оригинал, только на родном возможностям и эффективности (Там же).

Таким образом, понимание взаимозависимости языка, культуры и межъязыкового общении – все это особо подчеркивает роль переводчика в современном мире, роль переводчика в процессе коммуникации, которая предполагает не только убеждение, но и манипуляцию участниками коммуникации. Задача переводчика как идеального транслятора заключается в верном декодировании исходного сообщения и сохранении его содержания в процессе перевода. Переводчик, выполняющий как функции получателя, так и функции отправителя сообщения, является активным участником межкультурной коммуникации, который отвечает за создание текста, способного оказать необходимое регулятивное воздействие на адресата и вызвать определенный коммуникативный эффект. Действия переводчика межкультурной / межъязыковой коммуникации и, безусловно, оказывают положительное либо отрицательное влияние на процесс и результат главных социальных процессов.

1.2.2. Коммуникативно-прагматический подход к переводу: переводчик эксперт-текстовик Развитие лингвистической прагматики, теории дискурса, успех теории социального и коммуникативного действия, выход теоретических исследований переводческой деятельности за рамки исключительно лингвоцентричного подхода во многом обусловили становление коммуникативно-прагматического подхода к переводу, а функциональность перевода, провозглашенная скопостеорией как его доминанта, «утвердилась в качестве доктрины в подготовке переводчиков, а в некоторых странах Европы стала основой требования стандарта к переводу как услуге» (Махортова, 2013, с. 149).

Мысль о том, что «общение между людьми складывается не путем обмена единицами языка, а с помощью речевых высказываний-текстов, обладающих определенным смыслом» (Сдобников, 2006, с. 245) была представлена в интерпретативной теории перевода, разработанной французскими переводоведами Д. Селескович и М. Ледерер, по утверждению которых «извлечение смысла из исходного сообщения и перевыражение его в текст перевода является основной задачей переводчика» (цитата по: Сдобников, 2006, с. 245). Процесс перевода, согласно данной теории, включает следующие этапы: создание текста оригинала, понимание переводчиком смысла речи (причем, извлекаемый им смысл должен быть идентичен смыслу, вложенному в исходное сообщение автором оригинала), порождение переводчиком текста перевода, воспроизводящего исходный смысл. Переводчик в данном случае выполняет две роли: получателя исходного текста (interpreter / listener) и создателя текста перевода (interpreter / speaker). Центральным этапом в этой модели является этап понимания переводчиком смысла исходного сообщения.

Данный процесс представляет собой интерпретацию, то есть извлечение смысла, минуя его языковое выражение (Там же, с. 246). Успех интерпретации, по мнению Д. Селескович и М. Ледерер, заключается в знании переводчиком предмета речи, так как смысл высказывания в сознании слушателя возникает только в том случае, когда слушатель располагает достаточным количеством знаний о предмете речи (Seleskovitch, 1976, p. 101-102).

Важность знания предмета речи подчеркивается и в трудах П. Кусмауля и Х. Хенига, немецких преподавателей переводоведения университета г. Майнца.

В своей книге «Стратегия перевода», которая была впервые опубликована в 1982 Х. Хениг и П. Кусмауль под влиянием новаторских идей Х. Фермеера, представленных им в 1976-1977 годах в лекционном курсе «Общая теория перевода», представили новый взгляд на значимость социокультурной обусловленности перевода. П. Кусмауль утверждал, что идея придать большее значение принимающей культуре при исследовании процесса перевода уже давно обсуждалась среди коллег в г. Гермерсхайме. П. Кусмауль описывает подход, представленный в труде Х. Фермеера «Основы общей теории перевода» (1978 г.), следующим образом: «Центральная идея сочинения заключается в том, что цель и назначение перевода обусловлены нуждами и ожиданиями читателя в его культуре. Х. Фермеер назвал это «skopos» (греч.

цель), и так называемая «преданность оригиналу», эквивалентность фактически подчинялась скопосу» (Kussmaul, 2004, S. 223 цитата по: Snell-Hornby, 2006, p.

51). Перевод рассматривался как особая форма человеческой деятельности, которая подобно любой другой деятельности человека имеет определенную цель. Перевод, в трактовке Х. Фермеера, является в первую очередь кросскультурным трансфером, а переводчик бикультурной и даже поликультурной личностью, владеющей различными языками, так как язык является важной частью культуры. Кроме того, Х. Фермеер рассматривает перевод как действие, другими словами как «кросскультурное событие» (цитата по: Snell-Hornby, 1995, p. 46).

Подчеркивая культурную обусловленность перевода, Х. Фермеер дает следующее определение переводу: перевод – это информация, представленная на языке z культуры Z, которая имитирует информацию, представленную на языке a культуры A, для того, чтобы реализовать желаемую функцию. Это означает, что перевод – это не транскодирование слов или предложения из одного языка в другой, но сложное действие, в котором некто представляет информацию, содержащуюся в тексте в новых функциональных, культурных и лингвистических условиях максимально сохраняет формальные характеристики (Там же).

Особое значение социокультурной зависимости перевода уделяется и в концепции Х. Хенига и П. Кусмауля, которые использовали понятие функция (Funktion) вместо греческого слова «skopos», не имевшее широкой известности в кругах переводоведов в то время. В связи с этим их, как и других исследователей, разделявших их взгляды, называли «функционалистами Гермерсхайма» (Snell-Hornby, 1995, p. 52). Текст, согласно Х. Хенигу и социокультурным фоном, а перевод зависит от его функции, соответственно, существует альтернатива, либо сохранить функцию текста оригинала при переводе, либо изменить её, адаптируя для конкретных параметров принимающей культуры.

Понятие культуры стало центральным в концепции Х. Хенига и социокультуры» (Hnig, Kussmaul, 1982, S. 58 цитата по: Snell-Hornby, 2006, p.

52), и отрицать данный факт можно только в случае определенной переводческой задачи.

В условиях стремления к максимальному обеспечению параметров идентичности и требований глобализации переводчик не может быть «пассивным трансформатором текста», он становится активным участником коммуникативного процесса, который «действует и преобразует» (Там же).

Действия и преобразования, предпринимаемые переводчиком, по мнению Х. Хенига и П. Кусмауля, зависят от типа текста и от конкретной ситуации перевода. В связи с этим процесс перевода представлен Х. Хенигом и П. Кусмаулем следующим образом:

- переводчик знакомится с текстом оригинала как переводчик и соотносит его с ситуацией перевода как переводчик;

- переводчик уточняет переводческое задание и определяет функцию текста перевода;

- переводчик определяет степень необходимой дифференциации на основе определенной коммуникативной функции.

Таким образом, переводчик осуществляет перевод и оформляет текст обуславливает как «выбор тех или иных языковых средств, так и их удельный вес в рамках того или иного высказывания» (Швейцер, 1997, с. 66).

Активная ориентированность на цель в переводе была обозначена в совместном труде Х. Фермеера и К. Райс «Основы общей теории перевода»

(1984), который стал, по замечанию М. Снел-Хорнби, «манифестом»

разработанной Х. Фермеером, основной акцент, также как и в концепции П. Кусмауля и Х. Хенига, ставится на культурную обусловленность перевода.

Язык в трактовке Х. Фермеера является не автономной системой, а частью культуры, из чего следует, что переводчик должен быть не только билингвом, но и бикультурной личностью. Текст также не является статичным и готовности получателя. Текст неизбежно связан с экстралингвистической ситуацией, в которую он заключен, а также является «частью мирового континуума» (Там же).

Как отмечал итальянский ученый У. Эко, «перевод представляет собою переход не только из одного языка в другой, но и из одной культуры в другую, из одной «энциклопедии» в другую» (Эко, 2006, с. 193). Принимая во внимание когнитивные процессы, специфичные для каждой культуры, А. Н. Усачёва особенно подчеркивает тот факт, что «успех межкультурной коммуникации зависит от факторов культуры, определяющих категориальное структурирование опыта коммуникантов, а ими являются ценности, отношения, убеждения и модели поведения» (Усачёва, 2012, с. 44). Соответственно, задача переводчика заключается в обеспечении наиболее гладкого перехода из одной лингвокультуры в другую, что, согласно Г. Чен и В. Староста, заключается в снижении уровня ситуационной неоднозначности, которая может возникнуть в процессе взаимодействия представителей различных культур (Chen, 2006, с.

358), и уменьшении или сведении на нет когнитивного диссонанса, который может возникнуть в связи с погружением коммуникантов в инокультурное коммуникативное пространство, что, в свою очередь, требует от переводчика знания культурных реалий и национальных особенностей страны языка перевода. Д. И. Остапенко обращает внимание на то, что от переводчика требуется тонкое понимание специфики разных картин мира и разных национальных ментальностей, одной – донорской, из которой происходит перевод, а второй – принимающей, на которую нацелен перевод (Остапенко, 2010, с. 128-138). В этой связи С. А. Королькова придает особый статус умению «извлекать импликатуры, опираясь на национально-специфическую структуру пресуппозиций, существующих в когнитивном сознании иноязычного лингвокультурного сообщества» (Королькова, 2012, с. 250).

Одна из задач переводчика заключается в нейтрализации расхождений в лингвоэтнических коммуникативных компетенциях, которые Л. К. Латышев именует лингвоэтническим барьером (Латышев, 2003, с. 104). Рассматривая действия необходимые для преодоления лингвоэтнического барьера, Л. К. Латышев ставит на первое место перемещение исходного текста (как минимум, доминантных элементов его содержания) в иную языковую культуру, то есть исходный текст должен быть перевыражен с помощью средств и по законам системы языка перевода (Там же, с. 110). Решение проблем, возникающих при переводе вследствие различия культурного фона отправителя и получателя высказывания, невозможно без учета экстралингвистических условий, в которых разворачивается переводимое общение.

Включенность переводческого акта в широкий контекст межкультурной и межъязыковой коммуникации требует учета как прагматических так и лингвопрагматических аспектов коммуникации. А. Д. Швейцер отмечает, что «прагматический фактор является одним из наиболее важных «фильтров», определяющих не только способ реализации процесса перевода, но и сам объем передаваемой в переводе информации» (Щвейцер, 1973, с. 244).

Исследуя различные подходы к классификации текстов и методов перевода (О. Каде, Дж. Касагранде, Э. Мериан-Генаст, Ж. Мунэн, Р. В. Юмпельт), К. Райс приходит к пониманию того, что метод перевода должен соответствовать типу текста. «Главная цель при этом – сохранить при переводе наиболее существенное, определяющее тип текста. Только специальная цель, которой перевод должен служить в конкретном случае, или специфика круга читателей, которому он предназначается, могут быть обоснованием для отступления от этого требования» (Райс, 1978, с. 209).

Функционально-типологический подход к переводу, предпринятый К. Райс, оказал большое влияние на развитие скопос-теории.

Прагматическая направленность исследования перевода в тесном сопряжении с культурологической отражена в логическом продолжении скопос-теории – теории переводческих действий, разработанной немецкой переводчицей и педагогом Ю. Хольц-Мянттяри. В её трактовке эта концепция почти полностью исключает ориентацию на оригинал, приобретая крайнюю форму. В теории Ю. Хольц-Мянттяри, представленной в её монографии «Переводческие действия» (1984), в полной мере проявляется роль переводчика как эксперта по межкультурной коммуникации, который решает, какими должны быть содержание и форма текста перевода. Каждый текст обусловлен определенным культурным контекстом – условностями стилистических, жанровых конвенций, принятых в данной культуре, поэтому отношения между оригиналом и переводом являются не только отношениями между языком оригинала и языком перевода, но и отношениями между исходной и принимающей культурами, которые обусловлены, в том числе, расхождением преинформационного запаса коммуникантов. Для достижения цели коммуникации переводчику, соответственно, необходимо учитывать традиции и условности принимающей культуры.

Согласно Ю. Хольц-Мянттяри, перевод является действием, видом межкультурной коммуникации, в которой язык является не содержанием или целью, но необходимым инструментом. Переводческое действие по Ю. ХольцМянттяри «интегрировано в систему других действий и обусловлено факторами, выходящими за его границы» (Holz-Mnttri, 1984а, S. 177). В таком определении перевода как сложного вида межкультурной коммуникации в социальном контексте и уменьшении в переводе роли языка оригинала и всего языкового компонента в целом есть много общего с моделью Х. Фермеера.

Процесс перевода в терминологии Ю. Хольц-Мянттяри можно описать следующим образом: переводческое действие представляет собой не лингвистическое транскодирование, а состоит из целого комплекса действий, реализуемых клиентом и переводчиком, который исполняет роль профессионала, эксперта в текстопроизводстве, и как следствие несет ответственность за текст – продукт речемыслительной деятельности. Как и в скопос-теории перевод рассматривается как акт коммуникации, в котором преодолеваются культурные барьеры.

Переводческое действие представляет собой процесс, который состоит из нескольких этапов: вначале клиент делает заказ и предоставляет переводчику материал на языке оригинала, информацию и требования к тексту перевода, предполагаемой цели использования текста. Затем на основе анализа текста оригинала и представленной дополнительной информации, переводчик производит текст, консультируясь с заказчиком или специалистами, и вносит необходимые изменения в текст перевода. Переводчик на основе знания чужой культуры принимает решения, что и каким образом должно быть передано в переводе. Таким образом, переводчик несет полную ответственность за финальный продукт (Snell-Hornby, 2006). Как видно из такого понимания сущности перевода, коммуникация между культурно отдаленными партнерами качественно отличается от коммуникации между членами одного общества.

Для оптимального достижения цели коммуникации переводчику необходимо вносить изменения по сравнению с первоначальными представлениями отправителя и его исходного текста. В каждом конкретном случае переводчик должен уметь правильно оценить требования принимающей культуры, что возлагает на него большую ответственность и существенно изменяет его функцию как коммуникативного посредника.

В концепции Ю. Хольц-Мянттяри переводчик предстает экспертом, профессионалом, что стирает один из стереотипных образов переводчика:

человека с улицы, который, купив двуязычный словарь, пытается транскодировать тексты подобно тому, как это делают ученики в школе или студенты университета (Holz-Mnttri, 1986, S. 371 цитата по: Snell-Hornby, 2006). Концепция Ю. Хольц-Мянттяри была более благосклонно принята практикующими переводчика, нежели переводоведами-теоретиками.

Д. Робинсон, практикующий переводчик, переводовед, полагает, что Ю. ХольцМянттяри предложила, возможно, самый детальный обзор переводческой деятельности, рассматривая перевод как процесс, как спектакль. Оторвавшись от лингвистической концепции, в которой существует тесная связь между текстом и тем, что происходит в переводе, Ю. Хольц-Мянттяри создала, по замечанию Д. Робинсона, потенциально успешную альтернативу модели перевода (Robinson, 1991, p. 128-129).

В концепции Ю. Хольц-Мянттяри, таким образом, постулируются следующие основные положения:

коммуникативной среде. Они имеют свою историю, соответствуют традиционно установленным рамкам (стилям, типам, жанрам), обусловлены поставленными перед ними целями;

барьеры в переводе являются не языковыми, но культурными.

Существование текста, его содержание и форма конституируются рамками коммуникации, всеми особенностями культуры данного лингвосоциума;

тексты перевода – это сами по себе полноправные тексты. Несмотря на то, что они базируются на исходном материале, функционируют они независимо от него. Тексты перевода предназначены для другого получателя, в иной обстановке и в другой культуре, чем исходные тексты. В художественных переводах верховенство также принадлежит их собственной цели;

переводчики являются экспертами в своей области и несут ответственность за свою текстовую деятельность, выполняют действия, обеспечивающие понимание разнокультурных коммуникантов «здесь и сейчас». Условия профессиональной деятельности определяются её целью, и параметрами коммуникативной ситуации (устный / письменный перевод, двусторонний / последовательный перевод и т.д.). Переводчик – это специалист по созданию текстов любой предметной области. Если текст касается узкоспециальной области, то переводчик должен осознавать необходимость консультирования со специалистом и владеть метаязыковой компетенцией (Комиссаров, 1999, с. 102).

Меньшее место в теоретической концепции Ю. Хольц-Мянттяри занимает учет языковых особенностей оригинала, тех «внутриязыковых инструкций», которые раньше рассматривались как часть требований, предъявляемых к переводу. Главным и фактически единственным критерием оценки перевода объявляется его соответствие той цели, ради которой он был осуществлен. Согласно концепции Ю. Хольц-Мянттяри, перевод – это, прежде всего, вид практической деятельности, а успех всякой деятельности определяется степенью достижения поставленной цели «здесь и сейчас».

Перевод всегда осуществляется с целью, переводчик стремится выполнить определенную задачу заказчика, в чьих интересах и по чьему поручению осуществляется процесс перевода. Цели перевода могут быть самыми различными, и тексты перевода, соответствующие им, будут принципиально отличаться друг от друга. При этом несущественно, в какой степени перевод оказывается близок к оригиналу, коль скоро он соответствует своей цели.

Исходя из поставленной задачи, переводчик выбирает стратегию и метод перевода: воспроизводящий оригинал, отклоняющийся от оригинала или пренебрегающий им. Переводчик выступает не в качестве простого языкового посредника, а как эксперт, специалист, способный создать текст, соответствующий цели коммуникации.

Ю. Хольц-Мянттяри указывает на то, что понимание перевода как профессиональной деятельности выдвигает три основных требования к переводческой компетенции:

переводчик должен уметь «специфицировать» свой будущий текст, уметь анализировать в качестве эксперта коммуникативные ситуации заказчика, автора исходного текста и получателя текста перевода в рамках соответствующих культур и на основе анализа объяснять заказчику мотивированность переводческих действий;

переводчик должен уметь «проектировать» тексты. Для этого он должен не только обладать языковой компетенцией, но и знать конвенции текстопорождения, владеть социокультурными рамками коммуникации;

текстотипологическую, социокультурную и экзистенциальную компетенции для того, чтобы содержательно и функционально правильно говорить или писать об определенном предмете (Комиссаров, 1999, с. 102-103).