«С. П. Звягин ПРАВООХРАНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА А. В. КОЛЧАКА Кемерово Кузбассвузиздат 2001 ББК 63.3(0)61 345 Рецензенты: кафедра истории России Кемеровского государственного университета (заведующий - доктор исторических ...»
1990. № 1. С. 75-100; Будберг А. Дневник белогвардейца // Дневник белогвардейца. Новосибирск, 1991. С. 163-323.
Устрялов Н. В. 1919-й год. Из прошлого // Русское прошлое. 1993. № 4.
С. 244; Бордюгов Г. А., Ушаков А. И. Чураков В. Ю. Белое дело: идеология, основы, режимы власти. М., 1998. С. 115.
Акулинин И. Г. Уральское казачье войско в борьбе с большевиками // Белое дело. Летопись белой борьбы. Т. 2. Берлин, 1927. С. 122-147; Андрушкевич Н. А.
Последняя Россия // Белое дело. Летопись белой борьбы. Т. 4. Берлин, 1928.
С. 108-145; Арнольдов Л. Жизнь и революция. Шанхай, 1935. 296 с; Атаман Семенов.
О себе. Воспоминания, мысли и выводы. Дайрен, 1938; Буревой К. Колчаковщина. М., 1919. 40 с; Даурец Н. П. Семеновские застенки (Записки очевидца). Харбин, 1921. 77 с;
Окулич И. К. Мои воспоминания. 1917-1931 // ГАРФ. Ф. 5881. Д. 410; Раков Д. Ф.
В застенках Колчака. Голос из Сибири. Париж, 1920. 47 с; Серебренников И. И.
Мои воспоминания. Т. 1-2. Тяньцзин, 1937-1942; Устрялов Н. В. Белый Омск.
Дневник колчаковца // Русское прошлое. 1992. № 2. С. 285-332; Он же. 1919-й год. Из прошлого // Русское прошлое. 1993. № 4. С. 194-287;
Иванов Be. H. В гражданской войне: из записок омского журналистов. Харбин, 1921. 131с.
Колчаковщина. Из белогвардейских мемуаров: Сб. // Под ред. Н. А. Корнатовского. М., 1930; Ансон А. А. Не напрасна ли трата бумаги? // Сибирские огни (Новосибирск). 1930. № 5. С. 149-150.
См. например: Геласимова А. Н. Записки подпольщицы. М., 1967. 304 с; За власть Советов: Воспоминания участников партизанского движения в тылу у Колчака. Новосибирск, 1947. 445 с; Щербаков К. Ф. В плену у Колчака. Воронеж, 1934.
71 с; Элеш В. М. Записки подпольщика. Владивосток, 1965. 224 с. и др.
Вйленский-Сибиряков В. Д. Царство Колчака (Сибирская быль). М., 1931.
268 с; Ансон А. А. Как не следует писать воспоминания // Сибирские огни (Новосибирск). 1931. № 1. С. 85.
Шумяцкий Б. В большевистском подполье при Колчаке // Сибирские огни (Новосибирск). 1933. № 7-8. С. 158-161.
Грэвс У. Американская авантюра в Сибири (1918-1920 гг.). М., 1932. 248 с;
Жанен М. Отрывки из моего сибирского дневника // Сибирские огни. 1927. № 4;
Кенэ X. Сибирский тыл // Славянский мир (Прага). 1926. № 8-9; Уорд Дщ. Союзная интервенция в Сибири, 1918-1919. Записки начальника английского экспедиционного отряда полковника Джона Уорда. М.-Пг., 1923.
СОСТОЯНИЕ ЗАКОННОСТИ ПРИ А. В. КОЛЧАКЕ
Изучение правоохранительной политики А. В. Колчака невозможно без анализа того состояния законности и правопорядка, которое сложилось во время его пребывания у власти. Отечественные историки эту сторону гражданской войны вообще не принимали во внимание 1. В свою очередь, представляет большой научный и известный практический интерес анализ составляющих преступности на территории белой Сибири.Положение в некоторых местностях было настолько серьезным, что речь шла о принятии экстраординарных мер. Например, томский городской голова обратился к министру внутренних дел с просьбой ходатайствовать перед правительством о принятии решения о ночной охране в качестве частного закона для Томска 2. В другом случае в марте 1919 г. начальник Владивостокской городской милиции обратился с просьбой к местному военному командованию ввести по причине быстро растущей преступности военное положение 3.
Представляется возможным весь комплекс причин, повлиявших на состояние преступности, разделить на три неравных по составу блока. На первый указали сами участники и очевидцы событий.
Для начала здесь следует привести мнение высокопоставленных должностных лиц и специалистов. В своей беседе с сотрудником "Правительственного вестника" председатель Российского правительства П. В. Вологодский признался, что "безвластье и бессудье деревни не может дать успокоения обществу" 4. Действительно, на развитие преступности "благотворно" повлиял слом во время революционных переворотов 1917 г. старой правоохранительной системы.
Об этом в беседе с корреспондентом газеты "Сибирская речь" говорил начальник Омского городского уголовно-розыскного отделения И. И. Рогалев. Его точка зрения тем более значима, т.к. раньше он служил в сыскных органах Петрограда. В столице, по его словам, имелся хорошо налаженный сыскной аппарат, велась строжайшая регистрация прибывших и выбывших, существовал институт вышколенных дворников, были грандиозные антропометрические и дактилоскопические кабинеты, десятилетиями собираемая и систематизированная коллекция фотографий, функционировала опытная агентура. В распоряжении сыщиков были быстрые средства передвижения. Словом, закончил свою беседу И. И. Рогалев, в Петрограде было то, чего в Омске так не хватает5.
Заслуживает внимания мнение исполнявшего дела директора департамента милиции МВД А. А. Траутмана. 8 марта 1919 г. он сделал доклад, посвященный возрастающей преступности. Он назвал сразу несколько причин ее роста. Первая касалась освобождения по амнистии после февраля 1917 г. уголовных преступников. Специальная статья, посвященная влиянию уголовной и политической ссылки на Енисейскую губернию, была опубликована в "Енисейском вестнике". Ее автор обоснованно считал ссылку одной из причин преступности. Такого же мнения придерживался и А. Я. Гутман. Он пришел к выводу, что амнистия А. Ф. Керенского освободила из дальневосточных тюрем большой контингент уголовных каторжан, тут же занявшихся разбоем6. В этой связи следует уточнить, что А. Ф. Керенский был тогда министром юстиции. Указ Временного правительства об амнистии от 18 марта 1917 г. подписал его председатель — Г. Е. Львов. Тогда только в Москве было освобождено более 3 тыс.
опасных преступников. В результате если в марте - августе 1916 г.
в городе было совершено 3618 преступлений, то за тот же период 1917 г.
- 20628. Число убийств выросло в 10 раз, грабежей - в 14 раз. Можно с известной долей вероятности предположить, что подобный, пусть меньший, рост имел место и в Сибири. Прекращение в Сибирь уголовной ссылки привело к резкому сокращению армии бродяг, но вплоть до 1917 г. ссыльнопоселенцы давали основную часть рецидивной преступности.
А. А. Траутман отметил отрицательное воздействие на селян большевистских лозунгов "свобода" и "делай что хочешь", скученность населения в сибирских городах, а также появление "интернационалистов" (по всей видимости, большевиков) - специалистов по преступлениям и искателей легкой наживы. Свое негативное воздействие оказала и большевистская пропаганда. Трудно понять, что имел в виду А. А. Траутман, говоря о скученности городского населения. Сибирь в те годы не была урбанизирована, и значительное количество преступлений происходило в сельской местности. Может быть, чиновник имел в виду большой наплыв беженцев, в основном оседавших в городах? Тогда же вице-директор департамента назвал те причины роста преступности, которые напрямую зависели от правоохранительных органов: отсутствие быстрой и серьезной реакции на тяжелые преступления, почти полное отсутствие милиционеров на постах. Военные власти не располагали особым отрядом для разгрома крупных вооруженных банд.
Неожиданную составляющую преступности назвал в своем циркуляре управляющим губерниями и областями от 20 сентября 1919 г.
департамент милиции МВД. Руководство этого ведомства было вынуждено признать, что подчиненные ему милиционеры сами совершают преступления: насилия над личностью (порки, истязания и даже расстрелы); произвольные аресты и обыски; лихоимство и вымогательство; присвоение вверенного и изъятого имущества; незаконное вмешательство в дела местного самоуправления; недостойное поведение10. В самом деле, сибиряки в полной мере ощутили это на себе.
Сразу несколько причин назвал в своей публикации автор газеты "Наш Урал" О. Шапиро. По его мнению, они заключались в следующем: существование капитализма, расстройство экономической жизни, наличие безработицы и беспризорных детей11. Из этого перечня вызывает возражение только первая причина. Ни одна из существовавших на Земле общественно-экономических формаций (цивилизаций) не была свободна от преступности. Поэтому обвинять в этом только капитализм было бы некорректно. Остальные причины названы вполне обоснованно.
Крайне негативное влияние на население оказали войны, обрушившиеся на страну, - сначала империалистическая, а затем и гражданская. П, А. Сорокин, наблюдавший первую мировую войну, характеризовал всякую войну как,*...аппарат, прививающий и укрепляющий переживания и рефлексы злобы и ненависти, разрушения, неуважения к жизни, свободе, правам и достоянию личности».
Ещё в большей степени, на наш взгляд, это касается войны гражданской. Цена человеческой жизни в те годы стала близкой к нулю.
В условиях, когда вся страна превратилась в огромный человеческий хаос, жизнь человека была обесценена и в самом деле была, как выразился Дж. Уорд, "самой дешёвой вещью в стране" 13. Это замечание в полной мере характеризует действия как преступников, так и участников карательных отрядов.
Владивостокская газета назвала еще одну причину преступности.
По ее мнению, через фронт из России в Сибирь за полгода боевых действий проникло несколько сот преступников14. Эта точка зрения еще нуждается в подтверждении или опровержении.
Второй блок причин преступности можно найти в работах современных отечественных историков. А. Н. Никитин называет две причины. Это репрессивная политика режима А. В. Колчака и то, что в результате восстаний в тюрьмах на свободе оказывались не только политические заключенные, но и уголовники15. В самом деле, внутренняя политика властей по степени жестокости и по количеству жертв вполне сопоставима с действиями преступников. Верно и то, что во время восстаний на свободе оказывались уголовники, как это произошло 17 сентября 1918 г., когда в Славгороде Алтайской губернии был "разбит" арестный дом. Более 200 заключенных оказались на свободе в результате восстания в Омске в ночь на 22 декабря того же года16.
Другой исследователь - В. Н. Фомин полагает, что повсеместно происходившее резкое обострение криминогенной обстановки было в прямой связи с массовой преступностью деклассированных элементов17. Безусловно, всякая война резко увеличивает количество и удельный вес таких людей в обществе, а следовательно, число совершаемых ими преступлений.
Наконец, Д. М. Шиловский выделяет еще две причины. Одна из них была связана с невысокой плотностью населения, что создавало проблемы в его административном "обслуживании". Вторая была обусловлена массовым переселением крестьян в начале XX в. 1 8 Если с первой из них еще можно согласиться, то со второй можно поспорить. Исследователь, по-видимому, отождествляет всех новоселов с людьми невысокой общей и правовой культуры.
Вышеназванное не исчерпывает все причины роста преступности в Сибири тех лет. Анализ положения дел в Сибири дает нам возможность выделить еще две группы причин обострения криминогенной ситуации. Первая из них объединяет те обстоятельства, которые способствовали росту преступности. Здесь на первое место следует поставить частую смену властей. По самым скромным подсчетам, за 1917-1918 гг. в России и в Сибири сменилось шесть самых различных правительств. Безусловно, чехарда властей крайне негативно сказалась на эффективности правоохранительной деятельности.
С гражданской войной связаны и такие феномены тогдашней Сибири, как "военщина" и "атаманщина". В своих действиях те и другие часто подменяли гражданскую власть, вмешивались в её работу, при этом редко руководствуясь законами. Проводимые ими акции точнее было бы назвать преступлениями. "Диктаторское правление военных властей, - писал один из американских историков, -' вело к таким жестокостям и произволу, что вынудило отвернуться от него большинство населения, относившегося вначале к новому режиму с безразличием, если даже не с симпатией"19. Имена же казачьих атаманов Семенова, Анненкова, Гамова и других, палачество их подчиненных жители Сибири и Дальнего Востока запомнят надолго, если не навсегда.
Несколько лет Первой мировой войны принесли России и такую специфическую проблему, как появление у населения большого количества оружия. Многие солдаты, возвращаясь с фронта, привозили домой огнестрельное и холодное оружие, гранаты и патроны.
Здесь будет уместно указать, что у сибиряков всегда имелось большое количество охотничьих ружей. Это создало значительную мате риальную базу для противоправных деяний.
Провоцирующим фактором множества преступлений было пьянство, принявшее в указанные годы невероятный размах. В 1919 г.
начальник Барнаульской уездной милиции сообщал Алтайскому губернскому комиссару о том, что в уезде нет деревни, где 90% жителей не залились бы 20. Это явление было распространено повсеместно21.
Ко второй группе причин, вызвавших рост преступности, можно отнести новые качественные характеристики самих преступников.
Свой "вклад" в осложнение криминальной обстановки вносило иностранное военное присутствие. Оно выражалось в двух видах. Во-первых, в Сибири было расквартировано около 150 тыс. военнослужащих союзных режиму стран. Они не только несли охранную службу, но и принимали участие в карательных акциях. В частности, в апреле 1919 г. казачьи и японские части уничтожили амурскую деревню Ивановку и большую часть ее жителей. Зачастую поведение иностранных солдат в местах квартирования было далеко не безупречным.
В одной из сводок колчаковскои контрразведки откровенно сообщалось о том, что "распущенность американской армии ясно наблюдается во Владивостоке в виде пьянства, разных дебошей, затрагивания публики, и в случае явного со стороны публики неудовольствия, то немедленно зачастую показывается револьвер"22.
Во-вторых, много проблем доставляло властям пребывание в регионе другого рода иностранцев. До сих пор не исследовано влияние на состояние преступности присутствия в Сибири военнопленных времен Первой мировой войны. Сибирская советская энциклопедия определяет их численность около 250 тыс. Через четыре года В. П. Гирченко насчитал 143,2 тыс. Архивные материалы корректируют это число по состоянию на декабрь 1918 г. до 165 тыс. человек23. В этой связи следует обратить особое внимание на побеги пленных из-под стражи. 9 мая 1919 г. управляющий Семипалатинской областью доложил в департамент милиции о том, что за период с 15 апреля по 1 мая 1919 г. с 10-го участка строительства Южно-Сибирской железной дороги сбежало около 40 человек. По сообщению Кокчетавского воинского начальника от 29 апреля 1919 г. у него сбежало 7 венгерских и немецких пленных. Только по материалам этого архивного дела можно насчитать более сотни беглецов24. Учитывая длительность их пути на родину, отсутствие у них продовольствия и денег, можно с достаточной долей уверенности предположить, что средства и пропитание они добывали незаконным путем.
На весьма важное последствие наличия в регионе пленных обратил внимание начальник штаба Верховного Главнокомандующего Генерального штаба генерал-лейтенант М. К. Дитерихс. В своем распоряжении от 20 августа 1919 г. он указал на то, что в Омске свободно находится много австрийских, немецких и мадьярских пленных, которые открыто занимаются противоправительственной агитацией. Генерал распорядился их собрать в лагеря и затем вывезти за пределы Акмолинской области. Все это предусматривалось сделать "немедленно и в короткий срок" 25.
В отечественной литературе не получила освещения тема дезертирства из колчаковской армии, тем более совершения ими преступлений. Например, 29 июня 1919 г. в деревню Владимировка Куликовской волости Мариинского уезда Томской губернии ворвалась банда в масках. Однако один из грабителей всё-таки был опознан — им оказался дезертир из местных. Среди известных преступлений того времени можно назвать убийство на хуторе близ Томи в Крапивинской волости Щегловского уезда художника В. Д. ВучичевичаСибирского. В советское время некоторые исследователи были склонны считать это делом рук правительственного карательного отряда.
П. А. Барсагаев, в свою очередь, приписал убийство Алексею Сажину и его "партизанам". Л. И. Соловьев, называя живописца знаменитым сибирским художником-революционером, считает семью жертвой белогвардейцев27. Однако из рапорта начальника милиции 5-го участка Щегловского уезда В. Осмольского от 9 сентября 1919 г. можно узнать, что преступление совершила банда грабителей, среди которых был опознан дезертир из соседнего села Александр Сажин 28.
Партизанско-повстанческое движение в тылу А. В. Колчака давно находится в центре внимания отечественных и зарубежных историков. Однако абсолютное большинство авторов рассматривало его лишь с точки зрения антиправительственной направленности.
Действительно, большой проблемой для властей были действия партизан, которых, по разным данным, насчитывалось от 140 до 150 тыс.29.
Приложения № 1-3 дают некоторое представление о размахе антиправительственых выступлений. В нем представлены сведения о положении в Сибири и на Дальнем Востоке за первых 2,5 месяца 1919 г., т. е. за тот период, когда режим А. В. Колчака контролировал наибольшую территорию. Обращает на себя внимание большое (56,7%) количество отметок о том, что сведений не поступало.
В отношении Камчатской, Сахалинской областей и Урянхайского края это можно объяснить их отдаленностью. Трудно найти объяснение отсутствию сведений из Оренбургской, Пермской и Тобольской губерний. Мало понятно и то, что из 9 раз, когда подавались сведения, в 4 случаях их не было по Акмолинской (!? — С. 3.) области.
На наш взгляд, здесь имела место недисциплинированность на местах и отсутствие требовательности в центре.
Если проанализировать полученные особым отделом департамента милиции сведения, то самыми тревожными для властей были Енисейская губерния, Приморская и Амурская области. Причем данные по Енисейской губернии отличались стабильностью и каждый раз получали оценку "2" или "образование фронтов". Кстати, ни в одном регионе власти не оценивали свое положение кав безнадежное. Менее всего антиправительственное движение охватило Камчатскую, Сахалинскую области и Урянхайский край. Пик позстанческо-партизанского движения в этот период пришелся на конец яарта, хотя начало месяца не предвещало этого. Безусловно, эти оценкк следует корректировать с тем, что информация из губерний и областей не была исчерпывающей.
Антиправительственные выступления имели ярко выраженные негативные последствия. Во-первых, они дестабилизировали тыл. Вовторых, они отвлекали значительную массу солдат и офицеров, которые могли быть посланы на фронт против Красной армии. Накоаец, во многих случаях действия партизан носили криминальный характер. Этот аспект проблемы в советское время по определенным причинам не получил достаточного освещения.
Если в литературе и встречались упоминания о таких действиях партизан, то, как правило, оценка им не давалась. В одном из сборников документов было опубликовано сообщение о том, что 14 декабря 1919 г. отряд конных тасеевцев на Енисейском трасте в деревне Усть-Таловка экспроприировал у торговцев мануфактуэой мыла и спичек на 38 тыс. руб. Употребив термин "экпроприировали", а не "ограбили", составители сборника, видимо, посчитали это актом "восстановления социальной справедливости". Только у двух кулаков деревни Черниковой Переяславской волости Канского уезда партизаны отняли имущества на 70 тыс. руб. В той же Енисейской губернии 9 октября 1919 г. партизаны-тасеевцы из Шеломковской поскотины увели 290 голов крупного рогатого скота, 100 телят и 900 овец, принадлежавших кулакам 31.
С особой жестокостью партизаны расправлялись с представителями власти. 14 мая 1919 г. в бою в селе Ишим Томского уезда они захватили в плен трех милиционеров. Одного из них связанного партизаны бросили на мелководье и потешались тем, что бросали в него камни. Двое других милиционеров, не дожидаясь подобной расправы, сами скатились в воду и утонули. По воспоминаниям И. Молоткова, в селе Киприно в окрестностях Омска партизаны поймали карателя капитана Лебедева. Этого офицера голого сбросили с колокольни и всем отрядом промаршировали по его телу32.
Эти и подобные инциденты обусловили ходатайство начальника Томской уездной милиции от 17 мая 1919 г. В нем говорилось о необходимости посылки в Ишим сильного военного отряда, "дабы оградить население и чинов милиции от опасности быть растерзанными". Начальник милиции заявлял, что если не принять сейчас же решительных мер, то в самом непродолжительном времени по уходе военных отрядов восстание проникнет в остальные части уезда.
В случае отказа в его ходатайстве он обещал сложить с себя ответственность за серьезные последствия.
Весьма характерно, что негативное отношение сибиряков к таким действиям партизан отмечали как белые, так и красные. В одном из докладов управляющего Томской губернией в Омск осенью 1919 г. прямо говорилось, что "население страшно запугано отрядами Рогова". Реакция властей на подобные проявления заключалась не только в направлении карательных отрядов, но и усилении охраны важных объектов, в частности поездов. Как справедливо пишет современный американский историк, в те годы "поезда были страшно вооружены, путешественники боялись партизанских банд".
Что касается реакции на такие действия партизан красных, то командир 3-го Бутырского советского полка Д. Е. Блонский и начальник штаба 1-й партизанской дивизии Е. М. Мамонтова М. А. Игнатов 21 декабря 1919 г. писали из Салаира о том, что "двинулись от сел и деревень крестьянские делегаты с жалобами и просьбами воздействия на Рогова и прекращения могущего быть дальнейшего про извола". Процветала уголовщина и в отряде Новоселова, Партизаны-лубковцы в Мариинском уезде убили попа. Отряд Щетинкиш подверг разграблению село Тисуль37.
Много позже группа бывших партизан всерьез полагала, что отдельные недостатки в их борьбе с колчаковщиной дали повод обвинить партизан в противозаконных действиях38. Во-первых, есть основания говорить о повсеместном и массовом беззаконии в действиях партизан. Во-вторых, вряд ли жертвы партизанского произвола утешились бы тем обстоятельством, что расправа с ними будет впоследствии названа "отдельным недостатком".
Ю. Циркунов попытался объяснить действия партизан "обидой". В августе 1919 г. казачество Бийского и Каракорумского уездов Алтайской губернии сначала обещало примкнуть к восставшим, но впоследствии стало переходить к белым. "Озлобившись" на это, партизаны подвергли разгрому восемь станиц39. Такое "объяснение" плохо корреспондируется с законностью. Наконец, по мнению М. Е. Плотниковой и А. А. Штырбула, произвол в действиях партизан был возможен из-за наличия среди них анархистских элементов40.
Продолжая анализ причин, которые вызвали рост преступности, следует указать на то, что определенные проблемы властям доставляли беженцы из центральных районов России. Эта тема также еще не стала объектом специального изучения. Только в июне - августе 1919 г. и только через Новониколаевск на восток проследовало человек. Всего же осенью 1919 г. на станциях Сибирской железной дороги находилось около 800 тыс. беженцев.
В проблеме беженцев можно выделить несколько аспектов. Вопервых, многие из них, пока имели имущество, подвергались нападениям. В марте 1919 г. в селах Легостаево и Большая Речка Алтайской губернии воровские шайки грабили беженцев. 6 августа 1919 г.
был ограблен пермяк П. Платонов, остановившийся на ночлеге в Омске.
У него было отобрано 33,5 тыс. руб.
Во-вторых, иногда опасность представляли сами беженцы. В селе Повалиха Белоярской волости Алтайской губернии был задержан беженец Мазур. У него были изъяты карабин, шашка и 121 патрон.
За "несдачу" оружия он был посажен на три месяца под арест.
Можно предположить, что, оставшись без средств к существованию, какая-то часть беженцев могла заняться преступным промыслом.
В-третьих, свой взгляд на названную проблему был у департамента милиции. В его циркуляре от 13 августа 1919 г. на имя управляющего Иркутской губернией с пометками "Секретно" и "Срочно" говорилось о том, что под волной беженцев скрываются агенты большевиков. Управляющий губернией был призван "напрячь силы" по их изъятию 44. Действительно, Сиббюро ЦК РКП (б) посылало в Сибирь своих агентов.
В-четвертых, генерал-майор И. Г. Акулинин назвал беженцев "страшным придатком к Уральской армии". Своим присутствием они связывали армию по рукам и ногам и влияли на ход боевых операций самым отрицательным образом45.
Наконец, следует отметить, что сами сибиряки совершали уголовные преступления. Об этом свидетельствуют данные приложения № 4. В нем указаны виды преступных профессий, которые были на учете милиции. Всего указан 51 вид преступного промысла, причем 38 из них, или 74,5%, — это преступления против собственности и только 4 вида преступлений против личности.
Гражданская война обусловила массовое распространение такого специфического явления, как самосуды. Они были вызваны слабостью судебной власти, "затмением" правового сознания населения.
Граждане сами брали на себя функции следователей, судей и исполнителей приговоров. Широкий общественный резонанс получило происшествие в селе Капитоновском Петропавловского уезда Акмолинской области. Там односельчане обвинили отца и сына в сокрытии краденного и избили их. Они бросились домой, но толпа последовала за ними. Здесь в присутствии их жен и детей односельчане добили свои жертвы. Затем убийцы уселись пропивать имущество погибших. При этом односельчане смеялись, а пустые бутылки разбивали о трупы. Родственники убитых, загнанные на русскую печь, были свидетелями происходившего46.
Интегрируя все составляющие состояния законности и правопорядка в "колчакии", можно сделать вывод о том, что в регионе создалось положение, угрожавшее самой государственной власти и оказавшее негативное влияние на ее внутреннюю политику. Это не могло пройти мимо омского правительства и нашло свое отражение в его деятельности. Своеобразным барометром криминогенной ситуации на территории "колчакии" стали утвержденные министром внутренних дел "категории" городов, показанные в приложении № 5.
При их определении во внимание брались следующие показатели:
количество населения, число преступлений, пути сообщения, близость к центру, степень развития торговли и промышленности, рост преступности. При анализе приложения можно выделить два обстояi тельства. Во-первых, в таблице указаны города, которые либо никогда, либо уже не находились под юрисдикцией омского правительства (Архангельск, Казань, Самара, Вятка и т. д.). Во-вторых, в некоторых случаях административные центры губерний и областей указаны после городов того же региона (Тюмень на разряд впереди Тобольска). Наряду с административными центрами указаны Бийск, Златоуст, Новониколаевск. Список городов третьего разряда замыкают Уральск и Якутск. Таким образом, понятие административного центра не всегда совпадало с высоким уровнем развития, в том числе и преступности. На карте Урала и Сибири появились молодые, динамично растущие промышленные и торговые города, в которых складывалась и сложная криминогенная обстановка.
Существует значительное число публикаций, посвященных Верховному правителю России А. В. Колчаку. Однако до сих пор нет работы, посвященной анализу взглядов адмирала и его ближайшего окружения на проблему, ставшую темой данной монографии. Между тем вскоре после прихода к власти в манифесте от 23 ноября 1918 г.
Верховный правитель России А. В. Колчак обнародовал свои приоритеты в этой области. "Передав мне верховную власть, - заявил он, — правительство признало тем самым, что в эти последние часы жизни государства только вооруженная сила, только армия, явится спасением; все остальное должно быть подчинено ее интересам и задачам"47.
Эту мысль он развил 22 марта 1919 г., принимая членов бюро блока общественных организаций в составе А. А. Балакшина, Н. А. Филашева, В. В. Крутикова и А. К. Клафтона. Тогда Верховный правитель прямо заявил, что "основная задача "власти сейчас - полное уничтожение военной живой силы большевиков и по отношению к таковой всё остальное должно получить характер служебный"48.
Вместе с тем А. В. Колчак понимал необходимость наличия в своей программе и общегражданских целей. О них он сказал 28 ноября 1918 г. на встрече с представителями сибирских газет.
"Я твердо укрепился на той мысли, - заявил адмирал, - что государства наших дней могут жить и развиваться только на прочных демократических основаниях". Можно предположить, что к этой мысли А. В. Колчак пришел, побывав в ряде западных стран, в том числе и США. Здесь он, свободно владея тремя иностранными языками, мог познакомиться с преимуществами их государственного устройства и политической жизни. Верховный правитель обещал, что не пойдёт "ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности".
Неприязнь адмирала, как и многих военных, к политиканству была, по-видимому, вызвана разочарованием в результате революционных преобразований после февраля и неприятием октябрьского переворота 1917 г.
Главной своей целью А. В. Колчак поставил "создание боеспособной армии, победу над большевиками и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, и осуществить великие идеи свободы, ныне провозглашённые по всему миру". Эта фраза Верховного правителя отражала стремление не предрешать, которому так были привержены военные руководители российской контрреволюции, когда обустройство России напрямую увязывалось с военной победой над большевиками.
А. В. Колчак посчитал необходимым ещё раз в ходе беседы вернуться к мысли о правопорядке. "Порядок и закон в моих глазах, подчеркнул он, - являются неизменными спутниками, неразрывно друг с другом связанными. Я буду принимать, заявил он, все меры, которыми располагаю в силу своих чрезвычайных полномочий, для борьбы с насилием и произволом"49.
Стремясь ознакомить сибиряков со своей программой, Верховный правитель распорядился широко распространить специальную "Декларацию". Она была объявлена повсеместно на сельских сходах 7 декабря 1918 г. В ней адмирал вновь заявил, что "всегда являлся сторонником порядка и дисциплины, а теперь в особенности". Он прямо сказал, что будет требовать от всех не только уважения права, но и поддержания порядка и примет все меры по борьбе с насилием и произволом. В заключение Верховный правитель призвал всех граждан к единению и борьбе с большевизмом, к труду и жертвам.
8 этой связи можно обратить внимание как на стремление адмирала расширить социальную базу своего режима, так и на постоянно присущую менталитету руководителей России необходимость жертв для достижения государственно значимой цели. В этом прослеживается определенная близость взглядов и белых, и красных.
Некоторые газеты посчитали своим долгом пропагандировать намерения Верховного правителя. "Крестьянский вестник" сообщил своим читателям, что цель А. В. Колчака — "водворить в стране порядок и правосудие и обеспечить личную безопасность усталому от насилия населению России". Другое издание писало о том, что "новая свободная Россия будет создана на единении правительственной власти с народом".
Однако вскоре реалии гражданской войны внесли коррективы в настроения адмирала. Ещё 16 февраля 1919 г., выступая на банкете в Екатеринбурге в большом зале Уральского горного училища, он повторил слова о "насаждении" законности. Однако уже 18 февраля 1919 г., выступая в зале Благородного собрания Перми, А. В. Колчак оговорился, что Временное правительство будет стараться базироваться на принципах демократичности постольку, поскольку это не будет идти вразрез с требованиями беспощадной борьбы. С этим, призвал он, необходимо примириться52.
Мысль о необходимости1 и целесообразности насилия он повторил и в первых числах июня на объединённом заседании екатеринбургских городской думы и земской управы. В тот день А. В. Колчак вновь высказался за закон и порядок. "Только суровые военные задачи, - оправдывался он, - заставляют иногда поступаться и в условиях борьбы вынуждают к временным мероприятиям власти, отступающие от таких начал демократизма, которые последовательно проводит в своей деятельности правительство"53. Признавали принцип целесообразности и по ту сторону фронта. Можно только догадываться, куда могли завести подобные "оговорки".
На самом деле уже в середине 1919 г. был поднят вопрос о "незакономерных" действиях низших властей на местах. В тот день Верховный правитель принял делегацию Союза сибирских маслоделов. Выслушав их, он попросил сообщать ему о каждом таком случае. Действительные виновники, пообещал адмирал, понесут наказание, ибо внедрение законности — одна из коренных задач власти.
Своим западным союзникам'руководители омского режима также заявляли о своей безоговорочной приверженности принципу защиты основных прав человека и гражданина. "Правительство, говорилось в одной из нот начала июня 1919 г., - признаёт и считает всех, без различия национальности и религии, имеющими одинаковые права рассчитывать получить защиту государства, когда нарушаются кем-нибудь их права и интересы" 55.
Трудно судить о том, насколько А. В. Колчак был искренен в своей приверженности законности. Во всяком случае, хорошо его знавший Г. К. Гинс привёл в своей книге слова Верховного правителя о том, что "дело не в законах, а в людях". Адмирал признавал:
"...мы строим из недоброкачественного материала. Всё гниёт, я поражаюсь, до чего всё испоганилось. Что можно создать при таких условиях, если кругом либо воры, либо трусы, либо невежды". Сам Г. К. Гинс признавал, что в "колчакии" весьма туманно понимали "законность и порядок" из-за царившего тогда повсюду "юридического шаблона", отступать от которого не хватало вдохновения. Выл очевиден недостаток не только подготовленных кадров, "вдохновения", но и политической воли.
У авторитетного знатока проблемы Г. 3. Иоффе, по-видимому, также были сомнения в приверженности А. В. Колчака провозглашаемым лозунгам. Адмирал, по словам историка, считал, что решающим фактором в стабилизации режима будет победа на фронте, а не реформаторская возня в тылу, способная лишь подорвать военные усилия. Близкую позицию занимает и канадский исследователь Н. Перейра. Он считает, что А. В. Колчак "больше говорил о порядке и дисциплине, чем добивался их на практике" 67. Действительно, в пользу этой точки зрения свидетельствуют высказывания самого Верховного правителя, а главное — сибирская действительность.
Несколько раз о своем отношении к установлению законности заявлял председатель правительства бывший присяжный поверенный П. В. Вологодский. В беседе с сотрудниками томских газет 6 декабря 1918 г. он признал, что "в настоящее время страна управляется эксцессами, которые не могут быть терпимыми далее, т. к. деморализуют население и подрывают доверие к правительству". Порками и расстрелами, справедливо полагал П. В. Вологодский, невозможно установить прочный порядок. "Вся полнота власти, - заявил он, — должна быть сконцентрирована у гражданской власти" 58.
Свою идею о непризнании насилия в решении политических задач он повторил в январе 1919 г. в беседе с сотрудником "Правительственного вестника". П. В. Вологодский заверил журналиста и читателей в том, что после 18 ноября (день колчаковского переворота. — С. 3.) он остался в душе таким же демократом, как и прочие интеллигенты. "Я, — признался руководитель правительства, — чувствую отвращение ко всякому насилию и в этом отношении, быть может, не создан для власти". Пытаясь, очевидно, убедить собеседников в своей искренности, он заявил о том, что никогда не был демагогом59.
В сентябре 1919 г. у П. В. Вологодского появилась возможность подтвердить свои слова делами. Тогда Совет министров получил несколько законопроектов, преследовавших цель упростить уголовный процесс как в стадии предварительного следствия, так и при рассмотрении дел в суде. П. В. Вологодский признался тогда министру юстиции Г. Г. Тельбергу в том, что придает этим проектам весьма важное значение. Только путем ускорения и облегчения уголовного процесса достижима в настоящее время, считал он, наиболее действительная борьба с преступностью, за упрочение законности и правопорядка. Председатель правительства попросил тогда министра юстиции представить в ближайшее время программу намеченных "упрощений", призванных, по возможности, приблизить момент приговора и приведение его в исполнение к моменту совершения преступления60. В этой связи уместно задаться вопросом о том, до каких пор могло зайти подобное "упрощение" в экстремальных условиях гражданской войны. Однако никто тогда об этом не думал, даже бывший адвокат.
Представления Верховного правителя и председателя правительства о законности и порядке развили и детализировали руководители министерств юстиции и внутренних дел. Министр юстиции С. С. Старынкевич, по словам Г. К. Гинса, наметил правительственную программу действий. Она состояла в необходимости координации действий военных и гражданских властей при введении в той или иной местности исключительного положения, в замещении должностей управляющих губерниями лицами, независимыми от партий и авторитетными. Наконец, было заявлено о том, что необходимо создать "хорошую" милицию61. О том, какая милиция, по представлениям С. С. Старынкевича, могла быть хорошей, остается только догадываться.
Последовательным, энергичным и высокопрофессиональным приверженцем законности зарекомендовал себя преемник С. С. Старынкевича Г. Г. Тельберг. По мнению весьма информированного А. Гана, новый министр был вторым (после И. А. Михайлова) по активности и исключительному влиянию как на Верховного правителя, так и на всю политику омского правительства62. Как записал Г. Г. Тельберг в своём дневнике,->,сразу же после назначения он принялся "убирать камни с дороги правосудия" и призвал всех "к борьбе за закон, за порядок, за права гражданина".
Свою первую встречу с судебными деятелями 15 мая 1919 г. он посвятил рассмотрению средств для поддержки в обществе законности. «Бывают обстоятельства, - признавался министр, - когда приходится для охраны закона применять метод быстрой и безоговорочной репрессии, и в отдельных случаях приходится идти здесь до границ беспощадной жестокости, но гораздо более плодотворен по результатам другой метод, который я бы охарактеризовал бы... "неуклонность", чтобы каждое преступное деяние обязательно доходило бы до судебного разбирательства, оно до приговора, а тот до исполнения».
Министр считал необходимой охрану законности, иначе тогда, полагал он, зачем государство. Следует, убеждал он судебных деятелей.
обеспечить охрану основных благ человека. Для этого, по его мнению, надо было изменить степень близости судов к населению. Наконец, Г. Г. Тельберг был озабочен и тем, что население слабо осведомлено о деятельности органов правосудия64.
В своем стремлении утвердить основы законности новый министр юстиции приветствовал попытки тех должностных лиц, которые, по его мнению, думали и поступали так же. Многие сибирские газеты перепечатали в середине мая 1919 г. его открытое письмо командующему Сибирской армии генерал-лейтенанту Р. Гайде. "Начиная ответственную работу министра юстиции, - писал Г. Г. Тельберг, - я рад слышать вдумчивый патриотический голос. Никогда законность не была мёртвым, отвлечённым принципом; она была и будет самым жизненным началом, могущественным практическим средством для охраны основных прав человека. Если дружными усилиями не удержим законность, то самыми пышными победами не спасём государства"65. В этом случае речь шла о приказе Р. Гайды от 9 мая 1919 г. В нем предусматривалось передавать из общей подсудности в военно-полевые суды дела о тех военнослужащих, кто "при отправлении своей должности употребит какого-либо рода истязания и жестокости"66.
Сразу же после вступления в должность Г. Г. Тельберг обратился к проблеме дефицита кадров. Этому был посвящен его циркуляр от 17 мая 1919 г. В документе был отмечен острый недостаток лиц судебного ведомства. Министр справедливо полагал, что растущее число вакансий увеличивает объем работы имеющихся чиновников. Между тем к министру юстиции продолжали поступать просьбы об увольнении. Причём, как он заметил, большинство таких просьб не были мотивированы, но даже если мотив и был, то отличался "узко личными соображениями". В таких случаях писали о тяжести работы, о переходе на частную службу, о "недостаточном материальном положении". Министр заявил о том, что он "не может, не должен и не будет их удовлетворять".
Г. Г. Тельберг часто встречался с представителями прессы и беседовал по наиболее актуальным вопросам судебного ведомства.
22 сентября 1919 г. в интервью "Правительственному вестнику" он высказался за организацию выездных сессий окружных судов. Введению суда присяжных, устройству местных судов, учреждению инородческих судов, исследованию материального положения судей, информированию их посвятил он в начале октября 1919 г. свою беседу с сотрудником "Вестника Маньчжурии".
В конце октября 1919 г. во время встречи с сотрудниками РТА министр говорил о повышении эффективности работы судов, для чего он принял под своё личное наблюдение работы по местному суду.
Г. Г. Тельберг заявил о необходимости упразднения всех устаревших положений при одновременном создании однородного и одинакового законодательства. Говорил он и о приближении судов к населению, о введении "общественного элемента" в суд. Здесь он, в первую очередь, имел в виду суд с участием присяжных заседателей. Министр юстиции подчеркнул, что основной фигурой судопроизводства должен стать участковый мировой судья. Он должен рассматривать все дела, кроме тех, которые будут связаны с лишением прав. Согласившись с собеседником в том, что это трудные задачи, министр тем не менее настойчиво подчёркивал необходимость таких шагов 68.
Министр внутренних дел А. Н. Гаттенбергер был склонен к мерам запретительного порядка. Уже 18 ноября 1918 г. он разослал специальный циркуляр губернским и областным комиссарам. В нём он потребовал не допустить обсуждения в печати и на собраниях "происходящего" (имеется в виду колчаковский переворот. - С. 3.).
При этом была высказана рекомендация не останавливаться, в ел у- I чае надобности, перед принятием решительных мер, вплоть до арес- > та как отдельных лиц, так и правлений и руководителей партий | Чуть позже, 18 января 1919 г., во Владивостоке открылся крае- j вой съезд земских и городских самоуправлений Дальнего Востока.
Накануне у А. Н. Гаттенбергера состоялся разговор по прямому про- { воду о теме возможных дискуссий с председательствующим на съез- \ де председателем Приморской областной земской управы А. С. Мед- ' ведевым. В результате сразу после открытия упомянутого съезда | было оглашено предписание министра внутренних дел о том, что \ обсуждению съезда подлежат только вопросы экономико-хозяйствен- j ного характера. "Конструкции власти" и подобных политических I Красной нитью в деятельности А. Н. Гаттенбергера на высо- ' ком посту проходила проблема взаимодействия гражданской и военной властей. Этой теме он посвятил свою беседу в апреле 1919 г.
с редактором "Сибирской жизни" А. В. Адриановым. Она была опубликована под заглавием "На путях возрождения государства".
В ходе беседы министр поделился своим искренним желанием согласовать во внутренней политике действия военных и гражданских властей и этим оградить и ту и другую власть от каких-либо неверных шагов и "незакономерных" поступков71. События показали, что это ему не удалось, и конфликт с высшим военным руководством явился главной причиной его отставки.
Его преемником стал В. Н. Пепеляев. Многие исследователи считают его ставленником военных, упоминая в этой связи его младшего брата — генерала А. Н. Пепеляева. Не отрицая этой точки зрения, следует напомнить, что сам В. Н. Пепеляев - бывший депутат 4-й Государственной думы и активист партии народной свободы был известен как последовательный государственник и имел поддержку в этом качестве не только среди военных.
Возглавив 1 декабря 1918 г. департамент милиции МВД, он уже 16 декабря представил министру внутренних дел свою программу действий, которая была широко обнародована. В ней предполагалось улучшить качество личного состава милиции; объединить ее под началом МВД; подчинить милицию в губерниях (областях) инспекторам милиции, наделив их правами помощников управляющего;
создать в МВД отряды особого назначения. Кроме этого, планировалось определить задачи, пределы и методы действия милиции, обеспечить её кредитами. В. Н. Пепеляев предлагал обособить милицию от функций государственного надзора (политического сыска. - С. 3.).
Для этого он предусматривал создание органов государственной охраны. Директор департамента милиции выдвинул предложение о необходимости упорядочить нормативную базу, в том числе и пересмотреть "Временное положение о сибирской милиции". По его мнению, следовало обновить штатное расписание, сделать практикой ревизию милиции. Касаясь финансирования, он посчитал, что нужно одну треть расходов на милицию относить на счёт земств.
Одним из важных и надёжных средств управления и контроля В. Н. Пепеляев считал выезды на места, и сам часто это делал. Об этом он, вернувшись с фронта, говорил в сентябре 1919 г. с представителем РТА. Будучи к этому времени уже министром внутренних дел, В. Н. Пепеляев заявил о том, что невозможно управлять из кабинета, "нужно видеть самую жизнь, её неотложные вопросы и действующих лиц". Он сообщил о своём желании предложить на днях управляющим губерний и областей выехать в свои территории. Действительно, вскоре был разослан его циркуляр с таким предложением. Задача командировок ставилась следующая: "не теряя связи с центром, посетить наиболее ответственные местности для авторитетных бесед с населением". В. Н. Пепеляев извещал, что поездка по Тобольской губернии убедила его в том, что "сельское население, не видя высшей администрации, не верит в её существование". Это, беспокоился министр, грозит многими неприятностями73.
Опыт, приобретенный В. Н. Пепеляевым в МВД, не мог не сказаться при подготовке его программы уже на посту председателя Совета министров. В проекте этой программы, составленном в конце ноября 1919 г., он писал о том, что там, где существуют две власти военная и гражданская, нет ни одной. "Смешение гражданской и военной власти производит хаос. Мы должны заявить, считал министр, что "в вопросах гражданского правления страной власть военная да подчинится власти гражданской". В качестве первоочередных мер он предложил Верховному правителю отказаться от военного управления, расширить права Государственного экономического совещания, приблизить власть к народу, пойти на сближение с оппозицией. Наконец, красной нитью по программе В. Н. Пепеляева проходила идея борьбы с произволом и беззаконием, "кем бы они ни чинились" 74. Подобная позиция соответствовала мнению сибирских кадетов, одним из лидеров которых был В. Н. Пепеляев. Его коллега по партии А. К. Клафтон, выступая 22 мая 1919 г. в Омске на 3-й конференции кадетов, говорил о необходимости возрождения в России нового правового государства75.
При рассмотрении реализации деклараций руководителей правительства в правоохранительной политике А. В. Колчака будет продуктивно руководствоваться словами К. Маркса и Ф. Энгельса.
В свое время они писали о том, что "люди сами делают свою историю, но они её делают не так, как им вздумается, при обстоятельствах, которые не сами они выбрали, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от прошлого" 78. Действительно, в нашем случае такая обусловленность очевидна. Ситуация в Сибири диктовала свой алгоритм действий, зачастую очень жестоких.
Политическая воля руководителя режима и членов правительства находила свое выражение в формировании соответствующей нормативной базы. Здесь уместно подчеркнуть, что при А. В. Колчаке была восстановлена дореволюционная система правоохранительных органов. Они в своей деятельности руководствовались законами, другими нормативными актами, принятыми как в царской России, так и временными правительствами в 1917 г. Следует заметить, что правительство и министерства внутренних дел и юстиции уделяли значительное внимание правовой подготовке документов. Здесь широко использовался многолетний российский опыт функционирования службы юридических консультантов. Приказами по МВД от 6 февраля и 3 апреля 1919 г. юрисконсультантами 5-го класса были назначены читинский нотариус П. А. Кузнецов и присяжный поверенный округа Омской судебной палаты из Новониколаевска А. А. Шиш 78. Их коллегами в министерстве юстиции были старший юрисконсульт Евдокимов и юрисконсульт Подпалов, назначенные приказами по министерству юстиции от 13 января и 17 октября 1919 г. Первый до этого был товарищем председателя Самарского окружного суда, а про второго известно только то, что он имел чин действительного статского советника79.
Кроме юрисконсультов подготовкой документов в этом ведомстве занимался традиционный для российской бюрократии орган Совет министра юстиции. Он существовал с весны 1919 г., но только 1 июля его деятельность была регламентирована правительством.
Среди задач этого формирования, как и при Романовых, было рассмотрение всех законодательных предположений министерства юстиции, всех циркуляров и распоряжений общего характера. Он был призван представлять предложения по улучшению правосудия и устройства судебной части, рассматривать все дела, «вносимые»
в правительство. Совет министра юстиции состоял из министра юстиции (председательствовавший), товарищей министра, директоров департаментов, обер-прокуроров Правительствующего Сената и шести членов Совета. В отсутствие министра председательствовать мог товарищ министра или старейший из членов совета. Например, С. П. Руднев председательствовал на 33 заседаниях 80.
К предполагаемому члену этого консультативного органа предъявлялись высокие требования: прослужить по судебному ведомству не менее 8 лет или быть присяжным поверенным. Допускались лица, имевшие учёную степень доктора или магистра римского, гражданского, уголовного, государственного или административного права и стаж преподавания в вузе не менее 8 лет и чином не ниже 4-го класса81. В состав совета входили И. В. Кондратович, бывший юрисконсульт министерства юстиции Г. А. Ряжский, ординарный профессор юридического факультета Томского университета В. А. Рязановский, который был назначен в совет "с оставлением" в Томске82, и другие.
Для иллюстрации деятельности совета можно привести повестки дня и решения, принятые на нескольких его заседаниях. 28 мая 1919 г. состоялось 17-е заседание. Было заслушано предложение помощника юрисконсульта министра юстиции А. В. Вельчевского о порядке ликвидации судебных дел, появившихся при большевиках, и возникших по ним правовых отношений. Было решено поручить члену совета Г. А. Ряжскому разработать схему таких законодательных предложений. На 33-м заседании 21 июня 1919 г. обсуждался проект некоторых изменений в законоположении о принудительном отчуждении недвижимого имущества для государственных и общественных надобностей. Было признано необходимым указать в документе на то, что суд должен руководствоваться ст. 584 Т. X "Свода законов", а в п. 4 ст. 584 сделать ссылку на ст. 412 "Устава гражданского судопроизводства".
Под председательством товарища министра юстиции М. А. Малиновского 4 июля 1919 г. прошло 42-е заседание. Его участники заслушали доклад профессора В. А. Рязановского о законопроектах по улучшению судебной части. Было признано желательным внести предложенные им изменения. Весьма актуальный вопрос стал предметом обсуждения на 58-м заседании 2 августа 1919 г. Под председательством товарища министра юстиции М. А. Малиновского рассматривался проект постановления об утверждении временных правил об установлении опеки над имуществом лиц, отсутствующих вследствие военных действий во время европейской и гражданской войн. В ходе дискуссии были внесены редакционные поправки 83.
Свою юридическую службу имело и правительство. При нем существовала юрисконсультская часть - некий аналог юридического совещания при Российском Временном правительстве 1917 г.
В ее функции входила предварительная разработка, составление и редактирование проектов законов, указов, представление заключений по законопроектам. К юрисконсультам предъявлялись довольно высокие требования. Ими могли быть штатные преподаватели юридических наук в вузах, а также лица, занимавшие не менее трех лет должности не ниже 5-го класса по судебному и административному ведомству или пробывшие не менее трех лет в звании присяжного поверенного.
Столь высокие требования были призваны, по мнению руководства ведомства, обеспечить качественную подготовку законопроекта.
Как уже было отмечено, основу нормативной базы режима А. В. Колчака составили законы Российской империи, многие правовые акты временных правительств, существовавших в 1917 г. Верховным правителем, утверждавшим указы, также было принято значительное количество нормативных актов. Документы, относящиеся к теме монографии, можно разделить на несколько групп. В первую входят акты, которые регламентировали государственную власть. Уже в день переворота, приведшего к власти А. А. Колчака, Совет министров утвердил "Положение о временном устройстве государственной власти в России". В нем было заявлено о том, что осуществление Верховной государственной власти временно принадлежит Верховному правителю. Определенный объем власти вверялся, согласно закону, соответствующим органам власти и должностным лицам.
В исключительном ведении Верховного правителя было принятие чрезвычайных мер для обеспечения комплектования и снабжения вооруженных сил и для водворения гражданского порядка и законности. "Положение" предусматривало, что в случае тяжелой болезни или смерти Верховного правителя, а также в случае его отказа от звания Верховного правителя или его долговременного отсутствия, Верховная государственная власть переходит к Совету министров85.
О высоком политико-правовом статусе Верховного правителя свидетельствовало постановление Совета министров от 3 декабря 1918 г.
Ввиду исключительно тяжелого положения Государства Российского и в целях охранения существующего государственного строя и власти в документе предусматривалось временно, впредь до установления народным представительством основных государственных законов, содержание ст. 99, 100, 101 и 103 "Уголовного уложения" (изд. 1903 г.) и ст. 329 "Уложения о наказании и исполнении (изд.
1885 г.)" изложить в следующем виде:
"Ст. 99 - виновный в посягательстве на жизнь, здоровье, свободу или вообще неприкосновенность Верховного правителя или на насильственное лишение его или Совета министров власти или в воспрепятствовании осуществлению такой власти наказывается смертной казнью. Посягательством признается как совершение преступления, так и покушение на него.
Ст. 100 - виновный в насильственном посягательстве на ниспровержение или на изменение ныне существующего государственного строя или на отторжение или выделение какой-либо части территории государства Российского наказывается смертной казнью.
Если такое посягательство обнаружено в самом начале и не вызвало особых мер к его подавлению, то оно наказывалось срочной каторгой.
Ст. 101 - виновный в приготовлении к тяжким преступлениям, которые указаны в ст. 99 и 100, приговаривается к срочной каторге.
Ст. 103 — виновный в оскорблении Верховного правителя на словах, "в письме" или печати подлежит заключению в тюрьму.
Ст. 329 - виновный в умышленном "неприведении в исполнение" приказа или указа Верховного правителя лишается всех прав состояния и подлежит ссылке на каторжные работы на срок от 15 до 20 лет.
Все деяния по указанным статьям подлежали рассмотрению в военно-полевом суде".
В Грамоте Верховного правителя от 16 сентября 1919 г. о созыве Государственного земского совещания называлась цель этого важного органа - помочь перейти к новой мирной жизни, "основанной на бдительной охране законности, твердых гарантиях гражданских свобод и благ личных и имущественных"87.
Вторую группу нормативных актов составили те, которые регламентировали деятельность уже действовавших или вновь созданных органов или формирований. 17 декабря 1918 г. Совет министров внес изменения в постановления о следственных комиссиях Западно-Сибирского комиссариата Временного Сибирского правительства от 20 июня 1918 г. и Временного Сибирского правительства от 27 августа 1918 г. Теперь ст. 4 предусматривала право освобождения лиц, задержанных без достаточных оснований; дальнейшего содержания под стражей до 1 октября 1919 г. тех лиц, предшествующая деятельность которых признана явно угрожающей государственному строю или общественной безопасности, и право соответствующим властям производить обыски, выемки и аресты.
Изменения в ст. 7 примечания касались лиц, содержащихся под стражей по постановлению следственных комиссий на сроки, указанные в п. 2 ст. 4. В этом случае срок заключения продлевался до 1 октября 1919 г. Правило, установленное в данном примечании, приводилось в исполнение под наблюдением следственной комиссии непосредственно заведующими местами заключения 88.
Постановление Совета министров от 31 января 1919 г. внесло изменение в ст. 7 "Постановления о следственных комиссиях". Новая редакция гласила: временно, до общего пересмотра законов о следственных комиссиях, ст. 7 постановления о содержащихся под стражей лицах, признанных следственной комиссией опасными для государственного строя и общественного спокойствия, подлежит рассмотрению и утверждению министерством внутренних дел по согласованию с министерством юстиции. В случаях возникновения разногласий они решаются Советом министров89. Таким образом, предусматривалось правовое основание для содержания под стражей подозрительных лиц.
Кроме следственных комиссий были созданы военно-следственные комиссии. "Временное положение" об этих комиссиях было утверждено Верховным правителем 12 апреля 1919 г. Их целью было всестороннее расследование и рассмотрение деятельности военных и гражданских лиц, изобличённых в содействии советской влазти.
Для этого на театре военных действий создавались армейские, корпусные, дивизионные, уездные и районные военно-следственные комиссии. В порядке надзора они были подчинены начальнику Военноадминистративного управления армии. Во "Временном положении" были названы основания, по которым могло быть начато расследование. Таким поводом могли быть сообщение должностного лица или государственного учреждения; жалобы, объявления частных лиц;
явка с повинной и, наконец, непосредственное усмотрение комиссии.
Действия комиссий имели силу предварительного следствия.
В ст. 30 "Временного положения" были перечислены лица, подпадающие под юрисдикцию комиссий. Среди них: те, кто находился во главе большевистских организаций или был активистом; участвовал в расстрелах или был причастен к арестам; бойцы большевистских карательных отрядов; участники реквизиций и конфискаций;
добровольцы РККА; члены РКП(б), анархисты, левые эсеры и прочие "вредные элементы"; иные лица, стоящие на советской платформе;
агитаторы90. Нельзя не обратить внимания на присутствие в нормативном акте таких политизированных, а не правовых понятий, как "активист", "вредный элемент", "лицо, стоящее на советской платформе", "агитатор". Подобная трактовка круга лиц, подпадавших под юрисдикцию "Временного положения" делала возможным произвол правоприменителя.
Некоторые решения правительства предусматривали создание новых структур. Постановлением Совета министров от 25 февраля 1919 г. при МВД был учрежден отряд особого назначения. Это подразделение было призвано стать боевой частью для охраны и восстановления государственного порядка и общественного спокойствия, служить резервом для формирования милиции в местностях, освобожденных от советской власти и быть школой для подготовки опытных чинов милиции 91.
Третью группу нормативных актов составили документы, уточнявшие и дополнявшие круг лиц, действия которых подпадали под чрезвычайное законодательство. В частности, 11 апреля 1919 г. Совет министров утвердил "Положение о лицах, опасных для государственного порядка вследствие прикосновенности их к больщевистскому бунту". Лица, признанные опасными для государственного порядка вследствие прикосновенности к такому бунту, подвергались ссылке в местности, назначенные министром внутренних дел сроком от 1 года до 5 лет. Иностранные граждане подлежали высылке за границу. Во время пребывания в ссылке эти лица лишались всех политических прав. Если такому лицу не было 17 лет, то предусматривалась отдача его под надзор родителей или других благонадежных людей. За самовольное возвращение из ссылки полагалось наказание от 4 до 8 лет лишения свободы. Поводами для начала дознания по названным лицам могли быть сообщение должностного лица и органа власти, объявление и жалоба частных лиц, явка с повинной, возбуждение дела по непосредственному усмотрению лица, которому поручено законом производить дознание. Цель дознания определялась в установлении или опровержении наличия обстоятельств, свидетельствующих об опасности для государственного порядка лица, привлекаемого к дознанию. Дознание должно было быть кратким и производиться со "всевозможной быстротой".
В июле 1919 г. данное постановление было дополнено. Теперь в нем говорилось о том, что все дела о преступлениях, совершенных в целях осуществления большевистского бунта, подлежат ведению судов, причем ими могут быть и окружные следственные комиссии.
Такие комиссии, убедившись в достаточном изобличении подозреваемых, должны были передать дела прокурору местного окружного суда со своим определением.
На время рассмотрения дела в суде ссылка таких лиц приостанавливается до конца судебного разбирательства. Если обвиняемый судом оправдан или его дело прекращено, то ссылка исчисляется со дня принятия постановления окружной следственной комиссии. Если срок наказания, вынесенного судом, окажется меньше, чем срок, вынесенный окружной следственной комиссией, то остается в действии срок, определенный комиссией92. В этой связи обращает на себя внимание стремление властей увязать деятельность таких комиссий В этом же ряду оказалась и новая редакция ст. 129 "О сообществах инакомыслящих" "Уголовного уложения", принятая 25 мая 1919 г. В ней содержалось определение "инакомыслия". Под ним понималось "возбуждение речами, прокламациями ко всякому социальному бунту; возбуждение чувств неповиновения и нарушения законности". Предусматривались самые высокие меры ответственности за такую пропаганду в годы войны, так как борьба с "инакомыслием", по словам законодателя, очень трудна. По-видимому, законодатель представлял себе "инакомыслие" в узком смысле слова - только как нарушение законности.
В четвертую группу нормативных актов входят документы, которые предусматривали чрезвычайные меры пресечения и наказания.
Среди них постановление Совета министров от 11 февраля 1919 г.
о предварительном внесудебном аресте, названное одним из исследователей "законом о бунте против власти" 94. Документ временно предоставил начальникам уездной и городской милиции, их помощникам, а также лицам, особо уполномоченным департаментом милиции МВД, право внесудебно арестовывать лиц, подозреваемых в государственном преступлении или в прикосновенности к ним, деятельность которых угрожает государственному порядку и общественному спокойствию. Срок ареста был определен не более двух недель.
Указанные должностные лица получили право на производство обысков и выемок согласно ст. 357-361, 363-367 "Устава уголовного судопроизводства". В названном документе оговаривалась обязанность этих должностных лиц немедленно составлять постановление о своих действиях. Копия постановления должна была быть представлена лицу прокурорского надзора. Требовалось об этих действиях безотлагательно донести управляющему губернией (областью), который утвердит или отклонит арест. Кроме того, управляющий губернией (областью) получил право особым письменным постановлением увеличить срок содержания под стражей до шести месяцев95.
Буквально тут же начальникам губернских (областных) управлений государственной охраны был направлен циркуляр. Практика применения постановления о внесудебном аресте свидетельствовала о том, что данное решение правительства слишком широко трактуется и применяется даже по уголовным делам. Этого делать не надо.
Цель закона, пояснялось в циркуляре, дать возможность административным властям предупреждать учинение деяний, имеющих характер государственных преступлений и своевременно лишать свободы «заподозренных» лиц 9 6.
Первые итоги работы милиции по данному постановлению в Пермской губернии были подведены ее управляющим 7 мая 1919 г.
в циркуляре начальникам городской и уездной милиции. Наблюдаются случаи, говорилось в документе, когда начальники милиции осуществляют такой арест с нарушением формальностей. Управляющий губернией распорядился немедленно составлять постановление об аресте, содержащее его мотивы, и представлять его копии прокурору и управляющему губернией. Сразу же после этого следовало приступать к дознанию, на которое отводилось две недели. В отдельных случаях управляющий губернией мог продлить срок дознания до одного месяца, но не более того.
Чуть позже, 21 июня, прокурор Омской судебной палаты подписал циркуляр с разъяснениями по поводу реализации уже названного постановления правительства98. Данный законопроект был принят по инициативе МВД. В объяснительной записке говорилось о том, что государственная борьба с большевизмом намечается в двух направлениях: с одной стороны, государство должно быть вооружено достаточной силой репрессий, чтобы бороться с явно преступными и выразившимися в определенной внешней форме действиями большевистской массы, а с другой - необходимо охранить население от тех "скрытых элементов большевизма", которые рассеяны среди широких слоев населения и подготовляют сторонников анархии".
В этом документе вновь использована политическая риторика о "скрытых элементах большевизма, рассеянных среди широких слоев населения". Кроме того, ни одного довода в пользу такого суждения в документе приведено не было.
11 апреля 1919 г. Совет министров принял постановление "О временном усилении наказаний за наиболее распространенные преступления и проступки на театре военных действий". В нем излагалась новая редакция ст. 89' "Свода морских постановлений" (кн. 16-й по продолжению 1916 г.). Теперь она звучала так: в военное время на театре военных действий, когда какие-либо преступления или проступки приобретают чрезмерное распространение, командующему флотом, командующему морскими силами и равным им морским начальникам разрешалось временно усиливать строгость наказания до смертной казни включительно. Этим же лицам на тех же условиях предоставлялось право во время "возмущения" для общей безопасности выносить приговоры вплоть до смертной казни.
Наложение таких наказаний должно было производиться по приговорам судов особой комиссии или военно-морских полевых судов.
Пятую группу нормативных актов составили документы, регламентирующие введение особого правового положения либо вносившие в него уточнения. Это демонстрировало обеспокоенность властей тем, как реализовали на местах чрезвычайное законодательство.
В местностях, объявленных на военном положении, говорилось в циркуляре, должностные лица прибегают к "нежелательным" мерам, которые не соответствуют законам и "моменту". Пока закон не отменен, считали в Омске, он должен быть исполнен. На комиссаров, являющихся представителями правительства в губерниях и уездах, возлагалась обязанность надзора за точным исполнением законов, постановлений и распоряжений правительства. От них требовалось личное присутствие на месте действий военных властей. Они должны были изыскать причины противогосударственого движения и пути успокоения населения, сообщать военным о причинах и размахе народного движения. Содержание документа поддерживало гражданские власти в их взаимодействии с властями военными. Кроме этого было указание на то, что милиция не подчиняется военным101.
Учитывая особое значение Сибирской железнодорожной магистрали, было принято специальное постановление правительства. Этот документ от 11 февраля 1919 г. был озаглавлен "Об учреждении правил о военном положении на линии железных дорог и в местностях, к ним прилегающим". По этому документу соответствующие начальники могли исключать из общей подсудности и передавать на рассмотрение прифронтовых военно-полевых судов как целые категории дел, с предварительном о том оповещении населения, так и отдельные дела о нижеследующих преступных деяниях: о вооруженном восстании против правительства и призыве к нему, о государственной измене; о призыве к неисполнению военных и гражданских законов или законных распоряжений властей; о повреждении, саботаже, выводе из строя казенного имущества; о вооруженном нападении на места заключения; о всяком умышленном убийстве, а также о покушении на убийство должностного лица, находящегося при исполнении служебных обязанностей; о разбое, грабеже, изнасиловании, умышленном поджоге или затоплении; о лихоимстве и вымогательстве. По всем названным делам предполагалось вынесение приговора о смертной казни через расстрел.
По поводу этого закона омский юрист В. В. Энгельфельд писал:
имеет ли смысл применять закон об исключительном положении там, где гражданская война происходит вспышками. Зачем, спрашивал ученый, закрывать торговые, учебные заведения, собрания в этих местах? Наконец, юрист напоминал об ответственности тех, кому дано такое исключительное право. В этой связи В. В. Энгельфельд напоминал об уроках событий 1905-1907 гг. 103 Действительно, опасения юриста о практике применения данного документа были не беспочвенны. Рассуждая об эффективности нормативной базы "колчакии", уместно вспомнить слова подлинного знатока российской бюрократии М. Е. Салтыкова-Щедрина. Он в свое время писал о том, что решительность российских законов компенсируется необязательностью их исполнения. Анализ повседневной деятельности правоохранительных органов "колчакии" даст нам немало тому примеров.
В целях обеспечения надлежащего уровня законности омские власти предпринимали меры, которые вполне отвечали самому духу российской бюрократии. Речь идет о создании всевозможных ко-'' миссий. По инициативе министра юстиции С. С. Старынкевича в начале марта 1919 г. была создана специальная комиссия. Ее председателем был назначен исполнявший дела директора департамента милиции В. Н. Агарев. В состав комиссии вошли вице-директор департамента милиции А. А. Траутман, помощник управляющего Акмолинской области Э. Э. фон Витте, исполнявший дела прокурора Омского окружного суда В. И. Курбатов, помощник коменданта Омска поручик Бурхард, начальник Омской уездной милиции П. Н. Корецкий, начальник Омской городской милиции К. А. Михалев, начальник Омского уголовно-розыскного отделения И. И. Рогалев и помощник казначея финансового отдела департамента милиции И. И. Абрамов.
Заседания комиссии было решено проводить еженедельно104.
Первое такое заседание состоялось в 9 часов вечера в субботу 8 марта. На нем с докладом выступил А. А. Траутман. Он отметил, что наиболее распространенными были следующие виды преступлений: вооруженные ограбления прохожих по вечерам, в том числе и чинов милиции; кражи со взломом и без взлома; взяточничество;
притоносодержательство; мошенничество; шулерство; спекуляция;
тайная проституция. В докладе было обращено особое внимание на фальшивомонетничество и организованную преступность. Быстрыми темпами росло число вооруженных нападений, причем некоторые из них носили характер организованных, задолго подготовленных выступлений. А. А. Траутман посетовал на то, что у него нет возможности сослаться на статистический и цифровой материал, но, добавил он, достаточно ежедневно просматривать газеты 105. Удивление вызывает тот факт, что руководство ведомства по борьбе с преступностью отслеживало ситуацию по газетным публикациям.
Последующие заседания комиссии были посвящены рутинным текущим вопросам. На втором заседании было высказано предложение о том, чтобы к слушанию уголовных дел привлечь прифронтовые военно-полевые суды, которые пока занимаются только воинскими преступлениями с просьбой помочь с юристами, может быть, из состава присяжной адвокатуры, обратился к присутствующим заведующий судебной частью комендантского управления Омска поручик Ильинский. Начальник Омской городской милиции К. А. Михалев сетовал на то, что вместо 108 постовых службу несут только 40.
Начальник Омского городского уголовно-розыскного отделения И. И. Рогалев просил ходатайствовать перед военным ведомством об отзыве из армии на службу в милицию бывших полицейских, На третьем заседании А. А. Траутман проинформировал собравшихся об указе Верховного правителя от 15 марта о расширении юрисдикции военно-полевых судов за счет принятия к рассмотрению ими уголовных дел. Все присутствующие высказались за публикацию в местной печати для "устрашающего начала" приговоров военно-полевых судов по уголовным делам с указанием фамилий осужденных к смертной казни 1 0 6. Эта идея нашла поддержку у омской газеты "Русь". Ее автор писал по этому поводу: "...уголовные репрессии имеют общественно-педагогическое значение. Широкая огласка уголовной кары производит устрашающее впечатление на морально ослабленные элементы народа... Беспощадность суда и власти ко всем преступным представителям, не глядя ни на каких персон, создаст доверие к правительству"107. Анализ состояния преступности даст нам возможность проверить это утверждение.
На четвертом заседании помощник управляющего Акмолинской областью С. А. Гамрикелли доложил о работе Омской городской милиции. Участники заседания обратили внимание на два негативных обстоятельства. Во-первых, некомплект личного состава.
Причина, по мнению помощника управляющего областью, заключалась в небольшом денежном содержании. Во-вторых, участники заседания обратили внимание на невысокое качество предварительного следствия. Только в марте 1919 г. из 121 дела, переданного из Омской городской милиции в военные суды, было возвращено мировым судьям для проверки 52 108. За период с 8 марта по 5 апреля 1919 г. комиссия заседала четырежды. Потом она, вероятно, не работала. Во всяком случае, больше протоколов в этом деле нет.
На уже упомянутом заседании комиссии по борьбе с возрастающей преступностью 8 марта 1919 г. вице-директор департамента милиции А. А. Траутман предложил меры к снижению преступности. Их условно можно разделить на две группы. Первую из них составляли меры, по выражению А. А. Траутмана, общего характера.
Среди них - "поднятие правосознания" в массах путём распространения начального и среднего образования, духовно-нравственное воспитание. Вторую группу образовали меры "частные". К ним прежде всего относилось усиление наказания. Кроме этого предлагалось увеличить численность милиции и качество милиционеров, в том числе за счет привлечения лиц с высшим и юридическим образованием. Оговаривался даже образовательный минимум для милиционеров в 3—4 класса. Если милиционер имел меньшее образование, то он должен был быть послан на специальные курсы, обязательные для всех низших чинов милиции. Было также предложено повысить оклады чинам милиции и увеличить численность сотрудников уголовного розыска109.
Для реализации своей программы А. А. Траутман предпринял организационные меры. В департаменте были созданы три отделения. Первое - информационное отделение поручили возглавить бывшему редактору Петроградского телеграфного агентства В. Д. Дебгорию-Мокревичу с задачей ежемесячно представлять руководству департамента сводки о состоянии преступности по губерниям и областям. Второе отделение называлось статистико-регистрационным.
Его сотрудники уделяли особое внимание рецидивной преступности. Они обрабатывали ежемесячные отчеты уголовно-розыскных отделений с мест. Затем составлялись сводные данные о задержании "особо выдающихся преступников и рецидивистов". При этом указывались города и уезды, где состоялось задержание, фамилия, имя и отчество задержанного, в каком преступлении он обвиняется, а также когда и кому передано дознание по данному делу. Третье отделение называлось общим 110.
Кроме того, делались шаги по совершенствованию нормативной базы самого уголовного розыска. Несколько дней (11, 12, 15 и 16) в июле 1919 г. проходило междуведомственное совещание по обсуждению проекта "Инструкции чинам уголовного розыска". Председательствовал на заседаниях вице-директор департамента милиции А. А. Траутман. В работе совещания принимали участие представитель главного управления мест заключения действительный статский советник К. Л. Котельников, представители министерства юстиции, военного ведомства, управляющий особым отделом департамента милиции В. Е. Потоцкий и другие заинтересованные лица. По итогам совещания было решено дополнить названную "Инструкцию" еще восемью категориями лиц, подлежащих регистрации.
При всей важности этого решения оставались не затронутыми вопросы стратегического значения. Автор омской "Нашей Зари" Венцеславский так писал об этом: "...издание отдельных новелл, заплатывание на живую нитку старых законов не поможет уже по одному тому, что такое законодательствование по отдельным случаям представляется тенденциозным, внушает подозрение и разлагает последнюю веру в закон". Поэтому, по мнению автора, оставался единственный путь - издание нового уголовного кодекса. При некоторой категоричности данного высказывания с ним трудно не согласиться.
Однако до этого у омских властей по разным причинам "руки не дошли", да и времени уже не оставалось.
Подводя некоторые итоги, следует отметить следующее. Во-первых, на территории Урала, Сибири и Дальнего Востока в этагпериод сложилась тяжелая криминогенная обстановка. Для нее были характерны самые разнообразные составляющие. В этой связи следует упомянуть те из них, которые появились до начала гражданской войны: слом царской правоохранительной системы, объявленная весной 1917 г. амнистия, экономическая разруха. Гражданская война внесла в этот список свои дополнения. К ним относятся дезорганизирующе частая смена власти, "военщина" и "атаманщина" с их произволом, иностранное военное присутствие, обеспечившее свою долю противоправных деяний, действия партизан и повстанцев, не отличавшихся большой приверженностью к соблюдению законов.
В те годы широко было распространено мнение о росте криминальных проявлений. "Сибирская речь" сообщала о том, что "преступность растёт не по дням, а по часам". Один из авторов барнаульской газеты "Алтайская мысль" писал о том, что жить на станции Алейская страшно - очень много краж, грабежей и убийств113. Мы считаем, что в этот период происходил рост преступности, усложнилась ее структура, преступления против личности стали более жестокими.
Во-вторых, либеральный характер выступлений руководителей омского режима имеет свои объяснения. Что касается адмирала А. В. Колчака, то они заключаются в том, что для офицеров военноморского флота царской России было характерно подражание не только традициям королевского военно-морского флота Великобритании - "владычицы морей", но и всему английскому114. Кроме того, А. В. Колчак был в продолжительной командировке в США в 1917 г. и, владея английским языком, мог познакомиться с их государственным устройством и общественно-политической жизнью, обеспечением прав и свобод граждан. Наконец, значительное влияние на него оказывало окружение, которому он был обязан приходом к власти. Общеизвестно, какую роль в этом сыграли такие лидеры и активисты сибирских кадетов, как В. Н. Пепеляев, В. А. Жардецкий, А. К. Клафтон.
Свой вклад в формирование правоохранительной политики режима внесли председатели правительства, руководители министерств внутренних дел и юстиции. Следует отметить, что все они не только имели высшее юридическое образование, но и получили воспитание в духе либерализма как в университетских стенах, так и во время работы по специальности. Можно с большой долей уверенности говорить и о том, что на либеральный характер деклараций омских руководителей повлияло присутствие в регионе союзников. Выло необходимо получить от них не только военную и материально-техническую помощь, но и политико-дипломатическую поддержку, обеспечить легитимность своего правления.
В-третьих, нормативной базой деятельности судов, прокуратуры, следственных комиссий, милиции, других правоохранительных органов продолжали оставаться законы Российской империи, большинство законов, принятых временными правительствами в 1917 г. Кроме этого, действовали правовые акты Верховного правителя. При анализе последних обращает на себя внимание, что все они были посвящены укреплению режима либо устанавливали или усиливали ответственность за преступления против основ государственного строя и порядка управления. Акты, регулирующие нормы уголовного, гражданского, семейного и других отраслей права, практически не принимались. Несмотря на целую систему подготовки нормативных актов, уровень их юридической техники допускал широкое или даже произвольное толкование правоприменителями.
Никитин А. Н. Источники по истории гражданской войны в Сибири и их использование в советской исторической литературе: Дне.... д-ра ист. наук. Томск, 1992. С. 57.
Народная газета. 1919. 8 марта.
Правительственный вестник. 1919. 14 янв.
Сибирская речь. 1919. 14 сент.
Енисейский вестник. 1919. 31 июля; Гутман А. Я. Гибель Николаевска-на-Амуре: страницы истории гражданской войны на Дальнем Востоке. Берлин, 1924. С. 11.
Подсчитано по: Курицын В. М. Становление социалистической законности.
М., 1983. С. 27; ГАРФ. Ф. 393. Оп. 6. Д. 12. Л. 16.
Шиловский Д. М. Криминогенная обстановка на территории Томской губернии во второй половине XIX - начале XX вв. // Актуальные вопросы гуманитарных наук: Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1999. С. 7; ШтырбулА.А. Анархистское движение в Сибири в 1-й четверти XX века. Антигосударственный бунт и негосударственная самоорганизация трудящихся: теория и практика. Т. 2. Омск, 1996. С. 32.
ЦХАФАК. Ф. 235. Оп. 1. Д. 50. Л. 32; ГАИО. Ф. 245. Оп. 1. Д. 5. Л. 138;
Наша деревня. 1919. 17 окт.
Шапиро О. Рост преступности // Наш Урал. 1919. 20 янв.
Сорокин П. Горькая жатва Марса // Новое время. 1990. № 49. С. 42.
Уорд Дж. Союзная интервенция в Сибири. М., 1923. С. 47.
Никитин А. Н. Милиция Российского правительства Колчака и ее роль в борьбе с общеуголовной и организованной преступностью. М., 1995. С. 63.
ЦХАФАК. Ф. 235. Оп. 1. Д. 7. Л. 36-37; Вибе П. П. Восстание 22 декабря 1918 в Омске // Омский историко-краеведческий словарь. М., 1994. С. 50.
Фомин В. Н. Истоки насилия в период гражданской войны в России (1917— 1922 гг.) // Гражданские войны. Политические кризисы. Внутренние конфликты.
История и современность: Мат-лы Всерос. научно-метод. конф. Омск, 1998. С. 25.
Шиловский Д. М. Криминогенная обстановка на территории Томской губернии во второй половине XIX - начале XX вв. // Актуальные вопросы гуманитарных наук: Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1999. С. 13.
Chamberlin W. H. The Russian Revolution, 1917-1921. V. 2. N.-Y., 1935. P. 194.
См. подробнее: Звягин С. П. Колчак не справился. Белогвардейские власти Сибири и тайное винокурение // Сибирская старина (Томск). 1996. № 11(16). С. 19-21.
22 ГАРФ. Ф. 176. Оп. 3. Д. 20. Л. 32.
Сибирская советская энциклопедия. Т. 3. Новосибирск, 1929. Стлб. 518;
Гирченко В. Революционная деятельность иностранных интернационалистов-военнопленных в Восточной Сибири. Верхнеудинск, 1933. С. 1; ГАРФ. Ф. 161. Оп. 1.
Д. 141. Л. 8; Ф. 1712. Оп. 1. Д. 21. Л. 140-141.
Подсчитано по: ГАРФ. Ф. 147. Оп. 8. Д. 2 г. Л. 73; Оп. 12. Д. 6. Л. 9-10.
Басаргаев П. А. Последний день художника // Из глубины веков (Историческое обозрение Сибири). Томск, 1997. С. 76; Соловьев Л. И. Краеведческие игры.
Кемерово, 1998. С. 121-122.
ГАНО. Ф.П. 5. Оп. 2. Д. 1534. Л. 25; Енисейский вестник. 1919. 4 окт.
Подсчитано по: Голуб П. А. Революция защищается, 1917-1922 гг. М., 1982.
С. 255-260; Журов Ю. В. Гражданская война в сибирской деревне. Красноярск, 1986. С. 71.
Редкое исключение составляют лишь следующие работы: Колосов Е. Е. Сибирь при Колчаке: Воспоминания, материалы, документы. Пг., 1923; Штырбул А. А.
Анархистское движение в Сибири в 1-й четверти XX века. Антигосударственный бунт и негосударственная самоорганизация трудящихся: теория и практика. Омск, 1996. Ч. 2. С. 32.
Документы героической борьбы: Сб. док. м-лов / Сост. 3. К. Глусская и др.
Красноярск, 1959. С. 377; ГАРФ. Ф. 147. Оп. 8. Д. 16. Л. 514-515; Ф. 149. Оп. 1.
Д. 17. Л. 217.
ЦДНИТО. Ф. 4204. Оп. 2. Д. 4. Л. 102-103; ЦГА ИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 5.
Д. 2502. Л. 4.
Luckett R. The White Generals: An Account of the White Movement and the Russian Civil War. L.& N.Y., 1971. P. 307.
KOKM. Воспоминания М. М. Осокина. Л. 8; Уральская жизнь. 1919. 2 февр.;
Там же. 21 мая.
Титов В. Я. Батурин Г. М. и др. К истории партизанского движения в Сибири // История СССР. 1988. № 4. С. 160.
Циркунов Ю. Повстанческое движение на Алтае в 1919 г. // Сибирские огни. 1930. № 8. С. 101.
Плотникова М. Е. О партизанском отряде Рогова и сущности "роговщины" // Новокузнецк в прошлом и настоящем: Мат-лы научн. конф. Новокузнецк, 1971.
С. 74; Штырбул А. А. Анархистское движение в Сибири в 1-й четверти XX века.
Антигосударственный бунт и негосударственная самоорганизация трудящихся: теория и практика. Омск, 1996. Ч. 2. С. 44.
Подсчитано по: Свободная Сибирь. 1919. 26 авг.; Алтайская мысль. 1919.
27 авг.; Сибирский листок. 1919. 9 окт.
Алтайский вестник. 1919. 13 марта; Русь. 1919. 10 авг.
Алтайская мысль. 1919. 28 марта.
Акулинин И. Г. Уральское казачье войско в борьбе с большевиками // Белое дело. Летопись белой борьбы. Берлин, 1927. Т. 2. С. 138.
Вестник Томской губернии. 1,919. 21 марта; Вестник Приуралья. 1919. 1 апр.
Цит. по: Пионтковский С. Гражданская война в России (1918-1921 гг.).
Хрестоматия. М., 1925. С. 199.
Современная Пермь. 1919. 1 апр.
Правительственный вестник. 1918. 20 нояб.; Сибирская речь. 1918. 30 нояб.
ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 1. Д. 123. Л. 26 об.; Утро Сибири. 1918. 6 дек.
Крестьянский вестник. 1919. 30 июля; Голос Всероссийской власти (Гельсингфорс). 1919. Вып. 1. С. 8.
Цит. по:"Ауслендер С. Верховный правитель адмирал Колчак. Омск, б.г. С. 12.
Заря народоправства. 1919. 23 июня; Ирбитские уездные ведомости. 1919.
20 июня.
Правительство адмирала А. В. Колчака (Ответ Всероссийского правительства союзным державам на их ноту от 26 мая 1919 г.). Б.м., 1919. С. 14.
Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак. Т. 1. Харбин-Пекин, 1921. С. 346, 312.
Иоффе Г. 3. Крах российской монархической контрреволюции. М., 1997.
С. 200; Перейра Н. Сибирь: политика и общество в гражданской войне. М., 1996. С. 95.
Курганская мысль. 1918. 17 дек.
Правительственный вестник. 1919. 14 янв.; Енисейский вестник. 1919. 21 янв.
Сибирская жизнь. 1919. 16 сент.
Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак. Т. 1. Харбин-Пекин, 1921. С. 191.
ГанА. Организация Омской власти // Часовой. 1934. № 139-140. С.27.
Цит. по: Источник. 1998. № 3. С.72.
Правительственный вестник. 1919. 17 мая; Курганская свободная мысль.
1919. 18 мая.
Ирбитские уездные ведомости. 1919. 21 мая.
ГАОО. Ф.346. Оп.1. Д.131. Л.17.
Правительственный вестник. 1919. 22 сент.; Сибирская жизнь. 1919.
12 окт.; Сибирская речь. 1919. 22 окт.
в» ГАРФ. Ф. 147. Оп. 8. Д. 1а. Л. 2.
Забайкальская новь. 1919. 30 янв.
Сибирская жизнь. 1919. 11 апр.; Земля и труд. 1919. 18 апр. и 8 мая.
ГАРФ. Ф. 147. Оп. 1. Д. 5. Л. 276-276 об.; Сибирская речь. 1918. 29 дек.;
Уральская жизнь. 1919. 5 янв.
Надежда России. 1919. 25 сент.; ТФ ГАТюО. Ф. 722. Оп. 2. Д. 17. Л. 5.
Архив Русской революции. Т. 10. Берлин, 1923. С. 180; Цит. по: Колчаковщина. Из белых мемуаров: Сб. / Под ред. Н. А. Корнатовского. М., 1930. С. 99;
Последние дни колчаковщины: Сб. док-тов. М.-Л., 1926. С. 132—133; Непролетарские партии России: урок истории. М., 1984. С. 448; Светачев М. И. Империалистическая интервенция в Сибири и на Дальнем Востоке (1918-1922 гг.). Новосибирск, 1983. С. 191.
Сибирская речь. 1919. 22 мая.
Маркс К. Восемнадцатое Брюмера Луи Бонапарта // Маркс К. и Энгельс Ф.
Соч. Изд. 2-е. М., 1957. Т. 8. С. 119.
Малыгин А. Я., Никитин А. Н. Следственные и судебные органы белых правительств // Юрист. 1997. № 6. С. 37.
ГАРФ. Ф. 148. Оп. 1. Д. 3. Л. 44, 169; Русский Восток. 1919. 9 февр.
ГАРФ. Ф. 4369. Оп. 1. Д. 36. Л. 1; Ф. 176. Оп. 2. Д. 81. Л. 185.
Правительственный вестник. 1919. 27 июля.
ГАРФ. Ф. 3245. Оп. 1. Д. 1. Л. 8об; Сибирская жизнь. 1919. 2 апр.
аз ГАРФ. Ф. 4369. Оп. 1. Д. 59. Л. 9, 31, 73; Д. 68. Л. 7.
Правительственный вестник. 1918. 20 нояб.
Правительственный вестник. 1918. 31 дек.
Правительственный вестник. 1919. 14 марта Алтайская мысль. 1919. 7 июня.
ЛипкинаА.Г. 1919 г. в Сибири. М., 1962. С. 128.
Правительственный вестник. 1919. 25 февр.; Отечественные ведомости. 1919.
18 февр.
ГАТюО. Ф. 943. Оп. 1. Д. 4. Л. 135-136.
Цит. по: Вегман В. Д. Вооруженные восстания против Колчака в городах и рабочих районах Сибири. Новосибирск, 1928. С. 9-10.
Правительственный вестник. 1919. 8 мая.
Правительственный вестник. 1919. 11 марта.
Энгельфельд В. В. К вопросу о реформе нашего законодательства об исключительном положении // Наша Заря. 1919. 10 мая.
Никитин А. Н. Милиция Российского правительства Колчака и ее роль в борьбе с общеуголовной и организованной преступностью. М., 1995. С. 70.
•б ГАРФ. Ф. 147. Оп. 11. Д. 110. Л. 3-9.
по ГАРФ. Ф. 147. Оп. 11. Д. 111. Л. 4; Никитин А. Н. Милиция Российского правительства Колчака и ее роль в борьбе с общеуголовной и организованной преступностью. М., 1995. С. 61.
in ГАРФ. Ф. 147. Оп. 13. Д. 1. Л. 22-24.
Венцеславский. Задачи государственного строительства России // Наша Заря. 1918. 31 дек.
Сибирская речь. 1919. 12 февр.; Алтайская мысль. 1919. 18 мая.
См., например: Соболев Л. Капитальный ремонт. М., 1983. 464 с.
ВОССОЗДАНИЕ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ СИСТЕМЫ СУДОПРОИЗВОДСТВА
Ведущим элементом в системе правоохранительных органов продолжали оставаться суды. Сразу после свержения большевиков началось воссоздание системы судопроизводства на основах, сформированных еще в императорской России. Все судебные учреждения по российской традиции подчинялись министерству юстиции. Оно руководило деятельностью судебных палат. На территории "колчак и и " их было три — Пермская, Омская и Иркутская. Кроме этого, в Сибирь был эвакуирован личный состав Казанской судебной палаты. Каждая судебная палата направляла деятельность окружных судов. В случае с Пермской судебной палатой это были Екатеринбургский, Пермский, Троицкий и Уфимский окружные суды. В округ Омской судебной палаты входили Барнаульский, Омский, Семипалатинский, Тобольский, Томский, а чуть позже - Новониколаевский окружные суды. К округу Иркутской судебной палаты относились Благовещенский, Владивостокский, Камчатский, Красноярский, Пограничный (действовал на КВЖД и в полосе отчуждения. - С. 3.), Читинский и Якутский окружные*суды. Территория, которую обслуживал каждый такой суд, делилась на участки. В них служили наиболее приближенные к населению чиновники судебного ведомства - мировые судьи. Как правило, в округ окружного суда входила территория губернии или области, а мировой судья обслуживал часть какого-либо уезда. Исключение составляла лишь Томская губерния.На ее территории действовало два окружных суда - Новониколаевский и Томский. В состав судебных палат входили старший председатель, председатели двух департаментов, члены палаты. Окружной суд состоял из его председателя, товарища председателя, членов суда.
В изучаемый период на территории " к о л ч а к и и " сложилось весьма тяжелое положение с судопроизводством. О проблемах отправления правосудия откровенно писали газеты тех лет. В декабре 1918 г.
омское "Слово" сообщило о том, что в уездах стоят без рассмотрения даже срочные и важные дела. Один из авторов другого издания В. Тубарьков в огромной статье настаивал на введении местного суда.
Он справедливо полагал, что широкое распространение самосуда на селе происходило именно из-за отсутствия на местах судопроизводства1.
Пресса и общественность высказались в поддержку действий властей по восстановлению судов. "Русский суд, несмотря на тягостные условия, в которые его поставил самодержавный режим при последних императорах, несмотря на давление высшей администрации, сумел, - писала одна из газет, — сохранить то общественное доверие, которое сложилось к нему исстари, — и сохранил его, потому, что не изменил традиции законности и неподкупности". Интересную аргументацию в пользу формирования именно справедливого суда привела другая газета: "...в русском народе слишком укоренилось убеждение, что чем крупнее и наглее хищник, тем он легче ускользает от должного возмездия" 2.
Недостатки в сфере судопроизводства были заметны даже сторонним наблюдателям. Дж. Уорд в своей книге высказал мнение о том, что в Сибири "не существовало никакой системы законности или помощи; всякие следы правосудия были стерты" 3.