«С. П. Звягин ПРАВООХРАНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА А. В. КОЛЧАКА Кемерово Кузбассвузиздат 2001 ББК 63.3(0)61 345 Рецензенты: кафедра истории России Кемеровского государственного университета (заведующий - доктор исторических ...»
ОМСКАЯ АКАДЕМИЯ МВД РФ
КЕМЕРОВСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ЗАОЧНОГО ОБУЧЕНИЯ
С. П. Звягин
ПРАВООХРАНИТЕЛЬНАЯ
ПОЛИТИКА А. В. КОЛЧАКА
Кемерово
Кузбассвузиздат
2001
ББК 63.3(0)61
345
Рецензенты:
кафедра истории России Кемеровского государственного университета (заведующий - доктор исторических наук
, профессор С. В. Макарчук);
доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории и документоведения Томского государственного университета Н. С. Ларьков Ф о т о г р а ф и и н а о б л о ж к е (слева направо):
П. В. Вологодский, А. В. Колчак, В. Н. Пепеляев, А. Н. Гаттенбергер, Г. Г. Тельберг; здание судебных установлений в Иркутске; здание тюрьмы в Верхнеудинске; особняк в Омске, где была резиденция А. В. Колчака Звягин С. П.
345 Правоохранительная политика А. В. Колчака. - Кемерово:
Кузбассвузиздат, 2001. - 352 с.
ISBN 5-202-00459-1.
В монографии исследуется одна из малоизученных проблем истории белой Сибири. На основе богатого материала, извлеченного из многочисленных архивов, газетных публикаций, мемуаров очевидцев и трудов отечественных и зарубежных историков автор показывает всю сложность и противоречивость правоохранительной политики и практики режима А. В. Колчака.
В работе анализируются нормативная база, структура, формы и методы деятельности соответствующих органов, попытки властей привлечь к установлению порядка население. Монография содержит анализ причин, которые обусловили падение колчаковского режима.
Книга предназначена для историков, краеведов, все тех, кто интересуется историей Сибири.
Издание приурочено к 200-летию создания МВД.
3 0503020900 Б е з о&ьявл ВБК Т45(03)- ©Звягин С. П., ISBN 5-202-00459-1 © Изд-во «Кузбассвузиздат», Моим дочерям Анне, Наталье и Марии посвящается
ВВЕДЕНИЕ
Тема гражданской войны в России остается одной из самых популярных для советских и постсоветских исследователей, историков русского зарубежья и иностранных авторов. Тем парадоксальнее звучит вопрос о том, является ли гражданская война "белым" пятном в нашей истории1. Действительно, этой теме посвящено около 25 тыс. публикаций.Актуальность выбранной нами темы объясняется несколькими причинами. Во-первых, несмотря на большое количество исследований по истории Сибири в период гражданской войны до сих пор проблема не изучена. Во-вторых, более года у власти в регионе был ставленник военных - адмирал А. В. Колчак, осуществлявший, как принято считать, диктаторское правление. В современной России значительная часть населения - итоги выборов президента и депутатов Государственной думы это неизменно подтверждают - до сих пор является сторонником "жесткого" правления сильной личности. Знакомство с опытом "колчакии" будет способствовать освобождению от таких иллюзий. В-третьих, важную роль в приходе А. В. Колчака к власти сыграли либералы в лице местных активистов партии народной свободы. Они же оказывали большое влияние на режим. Изучение реализации, прямых и отдаленных последствий этой политики также полезно для России на рубеже XXI века, когда влияние либералов на формирование российской внутренней и внешней политики очевидно. В-четвертых, научный и практический интерес представляют не только декларации видных деятелей режима о стремлении соответствовать либеральным европейским ценностям, но и их претворение в жизнь. В-пятых, теоретическое и прикладное значение имеет анализ опыта по привлечению армии, наряду с правоохранительными органами, к борьбе с массовым партизанско-повстанческим движением и наведению порядка в тылу. Здесь очевидна проекция на применение российской армии в боевых операциях по защите территориальной целостности нашего государства и установлению конституционного порядка в Чеченской Республике.
Соображения о месте и значении белой Сибири в антибольшевистском лагере высказывали многие мемуаристы и историки. Наиболее полно и точно они выражены Д. В. Филатьевым и Г. 3. Иоффе. Первый из них указывал на то, что у антибольшевистских правительств на востоке России была собственная территория с населением, в массе своей настроенным антибольшевистски. Все русские представители за границей безоговорочно признали сибирское правительство как Верховное для всей России. Здесь, по мнению Филатьева, армия была построена по "нормальному" типу и не зависела "от большего или меньшего числа желающих вступить в войска".
Сибирь была непосредственно связана с союзниками в материальном отношении и в отношении живой силы. В Сибири оказался золотой запас Российской империи. Наконец, А. В. Колчак как военноморской деятель был широко известен в России, Европе и СевероАмериканских Соединенных Штатах2.
Г. 3. Иоффе отметил относительную зажиточность сибиряков, отсутствие в регионе земства. Ученый справедливо указал на отсутствие здесь столь значительного и организованного, как в центральной России, рабочего класса. Историк отмечает и такое чрезвычайно развитое здесь негативное в целом явление, как "атаманщина". Омский режим претендовал на "всероссийское" значение и международное признание. По образному выражению Г. 3. Иоффе, к концу лета 1919 г. А. В. Колчак добился первого и очень близок был ко второму. Названный ученый высказал и довольно дискуссионное суждение о том, что в Сибири среди белых не было такого числа белогвардейцев, как в других местах3.
Однако этим значение белой Сибири не исчерпывается. Белая Сибирь представляла собой крупнейшее по территории (от Урала до Дальнего Востока) государственное образование. По поводу численности населения в регионе есть некоторые разногласия. Статистики называют около 22 млн человек. Одна из газет того времени указала другое число - 10,29 млн. Близкое к этому - 10,5 млн человек называет и весьма информированный современник событий4.
Следует отметить наличие, пусть непродолжительное время, в составе Сибирской армии Чехословацкого корпуса, который вел активные боевые действия. Такого прямого участия иностранных войск не было нигде.
В регионе находилось значительное количество военнопленных времен Первой мировой войны. Для их охраны требовалось определенное количество войск, а частые побеги пленных осложняли криминогенную ситуацию. Транссибирская железнодорожная магистраль была единственным путем с востока на запад, к тому же невысокой пропускной способности. Это значительно сузило возможности поставки в Россию помощи ее союзников. В этой связи недалеки от истины английские историки, утверждавшие, что "тот, кто контролирует Сибирскую железную дорогу, контролирует всю Сибирь" Только в Сибири, как и на Украине, были целые партизанские республики, находящиеся вне юрисдикции центральных белых властей. Труднодоступный театр военных действий делал крайне затруднительной борьбу с партизанами. Наконец, Сибирь непосредственно граничила с Японией и Китаем. Обе эти страны, особенно первая, включили ее в сферу своих интересов. Все эти причины прямо и косвенно обусловили актуальность темы данной монографии.
Гражданской войне в Сибири посвящено множество публикаций. Начать историографический обзор хочется словами участника белого движения генерал-лейтенанта А. С. Лукомского. 80 лет назад он писал о том, что "правдивая история данной эпохи пишется не ее современниками, а последующими историками, которые описаниями современников пользуются как материалом. Буду писать и делать заключения, - признался генерал, - как это представляется мне. А истина получится из сопоставления различных описаний одних и тех же событий"6.
Отечественную историографию гражданской войны в Сибири можно условно разделить на четыре этапа. Исследователи, работы которых относятся к первым трем, изучали борьбу большевистской партии против колчаковского режима как на фронте, так и в сибирском тылу. Первый этап охватил 1919 - середину 1930-х гг. Это публикации В. Д. Виленского-Сибирякова, К. М. Молотова, Г. В. Круссера, В. Д. Вегмана, К. В. Дубровского и других7. Большую смысловую нагрузку несут сами названия книг. В этих работах можно найти значительное число примеров карательных действий омских властей.
Значительным событием стал научно-исследовательский и издательский проект по выпуску Сибирской Советской энциклопедии.
В трех томах, которые получили читатели, есть немало материалов, посвященных гражданской войне, например, статьи М. М. Константинова. В этих публикациях есть определенный фактический материал. ^Однако он касается антиколчаковской борьбы большевиков и ее жестокого подавления властями. Первую, по нашему мнению, попытку подготовить и издать в СССР библиографию гражданской войны в регионе предпринял Н. Я. Виткинд9. Много лет она помогала тем историкам, которые делали первые шаги в изучении темы.
Редкое исключение представляют две работы Е, Е. Колосова10, целиком посвященные колчаковскому террору. Значительной обвинительной силой обладает обширный материал проведенного им расследования убийства члена Учредительного собрания Н. В. Фомина. Весьма неприглядной, со слов Е. Е. Колосова, выглядит в свете этих событий роль министра юстиции С. С. Старынкевича, призванного соблюсти законность в расследовании данного дела и привлечь к ответственности виновных. Незавидной оказалась судьба членов Всероссийского Учредительного собрания, которые подвергались преследованиям и казням не только со стороны большевиков, но и белых властей.
Среди публикации, так или иначе касающихся белого террора на территории за Уралом, следует выделить статью А. Вольского11.
Он, описав все территории, где у власти были контрреволюционеры, первый сделал вывод о том, что нигде белый террор не достиг таких громадных размеров, как в Сибири и на Дальнем Востоке. Выгодно выделяется и небольшая по объему работа Камского12, в которой впервые идет речь об уголовной преступности на территории "колчакии", в частности, о спекуляции, наркомании. Любинский и Поляков допустили неточности в своей интересной статье. Они заявили о том, что в Сибири милиция и уголовный розыск были окончательно организованы после ликвидации колчаковщины, т. е. в конце 1919 — начале 1920 гг. Таким образом, вне поля зрения исследователей на долгие годы осталась деятельность царской полиция и сибирской (Временного Сибирского правительства и колчаковской. -- С. 3.) милиции в 1918-1919 гг.
Второй этап в историографии включает вторую половвду 30-х начало 50-х годов. Он характеризуется тем, что резко сократилось число работ по этой теме. Из научного оборота были исключены имена военачальников и политработников Красной армии, разгромившей армию А. В. Колчака. Среди них В. К. Блюхер, М. 3. Тухачевский, И. П. Уборевич, Г. X. Эйхе и другие. Перестали упоминаться имена руководителей большевистского подполья в Сибири Б 3. Шумяцкого, В. Г. Яковенко, И. Н. Смирнова и других. В специальные хранилища библиотек были переданы книги, написанные А. /.. Ансоном, В. Д. Вегманом, Г. В. Круссером, В. Д. Виленским-Сибиряховым, Е. Е. Колосовым. Их имена были преданы забвению. Были закрыты для исследователей многие архивные фонды. По сути дела, почти два десятилетия были потеряны для изучения истории гражданской войны в Сибири вообще и внутренней политики А. В. Колчака в частности из-за установившейся диктатуры И. В. Сталина в стране и утверждения его концепции истории ВКП (б). Многие действующие лица гражданской войны на востоке России и ее историки были уничтожены НКВД.
Третий этап начался со второй половины 50-х гг. и ознаменовался возобновлением интереса к истории гражданской войны. Во многом это объяснялось влиянием идей, содержавшихся в докладе Н. С. Хрущева на XX съезде КПСС. Стали выходить монографии, посвященные этой теме, как на региональном15, так и на общесибйрском16 уровне. В этот же период увидела свет глава (ответственные В. С. Познанский и И. М. Разгон. — С. 3.)" о гражданской войне в многотомной "Истории Сибири". Она, в известном смысле, обобщила знания, накопленные к тому времени. Однако во всех этих работах говорится только о грабеже населения, произволе и терроре в действиях властей. Основное место отведено деятельности большевистского подполья, партизан и Красной армии.
Особняком стоит широко известная работа Г. 3. Иоффе18, ставшая первой специально посвященной правлению А. В. Колчака.
Однако в ней лишь упоминается об организации в "колчакии" городской и уездной милиции, о создании отрядов особого назначения и органов государственной охраны, о финансировании милиции на частные средства. Он, чуть ли не самым первым, цитирует циркуляр департамента милиции о произволе чинов милиции. Наконец, ученый дал оценку В. Н. Пепеляеву как главе этого ведомства. Пепеляев, по его словам, развил в департаменте бурную деятельность, показывая, что и "из кадетов могут получиться охранники не хуже царских".
Некоторые критики, оценивая эту монографию Г. 3. Иоффе, пришли к выводу, что в ней впервые после 60-х годов в центре оказалась колчаковская внутренняя политика. Они отметили обширное цитирование автором белогвардейских документов Комуча, Уфимской Директории, Временного Сибирского правительства, а также "Союза Возрождения", "Правого Центра" и "Национального центра"19. Справедливости ради следует отметить, что Г. 3. Иоффе имел уже тогда доступ к фондам Русского зарубежного исторического архива в нынешнем ГАРФе, который другие исследователи получили только несколько лет назад.
Г. А. Бордюгов, А. И. Ушаков, В. Ю. Чураков, не очень высоко оценивая вклад советских историков в разработку темы истории белой Сибири, с определенными оговорками отнесли к числу исключений работы В. А. Кадейкина, С. Г. Лившица, Т. В. Мальцевой, М. Е. Плотниковой20. Действительно, в них можно найти сюжеты, относящиеся к теме нашего исследования. Многочисленные факты произвола и репрессий со стороны властей есть в работах В. А. Кадейкина. Однако, рассуждая о задачах историков в изучении гражданской войны в Сибири, он имеет в виду только борьбу сибирских рабочих против колчаковского режима 21. Его умолчание о необходимости исследования внутренней политики белых правительств вообще и правоохранительной в частности является красноречивым показателем идеологизации исторических работ того времени.
Долгое время деятельность правоохранительных органов белых, по вполне понятным идеологическим причинам, была обойдена вниманием историков. В тех немногочисленных публикациях, где все же затрагивалась эта тема, допускались искажения и неточности.
К их числу можно отнести работы П. И. Рощевского, О. А. Васьковского, В. Н. Дворянова. П. И. Рощевский необоснованно писал, что сибирская милиция при охране государственного порядка и безопасности была подчинена военным властям. О. А. Васьковский пользовался понятием "белогвардейские оккупанты". В. Н. Дворянов писал про "полицейских и урядников". На наш взгляд, антисоветские государственные формирования имели такие же права на власть, как Совет народных комиссаров в Москве. Что касается названия сотрудников органов, то в 1918-1919 гг. уже не было таких должностей.
Много интересного фактического материала, оценок содержат монографии Ю. В. Журова. В них есть целые страницы, посвященные таким феноменам белой Сибири, как "военщина" и "атаманщина".
Чуть ли не впервые в отечественной историографии он дает оценку, пусть и противоречивую, деятельности органов государственной охраны и милиции. Тема "атаманщины" получила развитие и в других публикациях. При её описании все авторы вполне справедливо ставят в центр своих работ описание тех ужасов, которые даже на фоне жестокостей гражданской войны выглядят невероятно. С выводом названных авторов о том, что районы, которые контролировали различные атаманы, были территорий беззакония, трудно не согласиться.
Отдельные интересные, но не получившие развития сюжеты есть в работах П. Т. Хаптаева, И. Ф. Плотникова, Г. X. Эйхе. Первый кроме описания зверств карателей упомянул и обычное право бурят как основу судопроизводства в 1918-1919 гг. в местах их компактного проживания25. Второй писал о том, что А. В. Колчак восстановил буржуазный суд, полицию (под названием милиция), политический сыск, многочисленные карательные органы26. Не было аргументировано суждение Г. X. Эйхе о том, что карательная политика всех контрреволюционных правительств превзошла методы и приемы, практиковавшиеся царским правительством в борьбе против революции27.
В этот период был продолжен историографический анализ.
В частности, увидела свет монография В. Б. Батоцыренова28. В ней рассматривались только те работы, которые были посвящены деятельности большевистских организаций в тылу А. В. Колчака. Получила продолжение практика создания библиографических указателей. В одном из них 29 нашли отражение достижения отечественных историков, однако тема книги была слишком широкой и проблема белой Сибири в ней была факультативной.
Многолетний исследователь истории гражданской войны на востоке России И. Ф. Плотников, анализируя в 1983 г. основные итоги и задачи дальнейшего изучения истории гражданской войны на Урале, писал о необходимости исследования большевистского подполья и партизанского движения. Он не назвал в качестве объектов исследования карательную политику, репрессивные органы белых30.
Время раскрытия этой темы еще не наступило.
Начало четвертому, современному этапу в изучении истории гражданской войны положила перестройка, переход к которой был провозглашен в 1985 г. В 1987 г. Н. П. Ерошкин, выступая в феврале в Казани на Всесоюзной научной конференции "Великий Октябрь и гражданская война. Исторический опыт и современность", признал ненормальным то положение, когда в подавляющем большинстве работ действия противников революции не освещались. Историк призвал к более внимательному отношению к политическим институтам белогвардейских правительств. Другой выступающий Л. М. Спирин предложил шире вводить в научный оборот белогвардейские документы31. Однако для написания и опубликования таких работ потребовалось время.
Решительные перемены начались после августа 1991 г., когда в нашей стране стала меняться общественно-политическая ситуация. Это повлекло за собой постепенную смену методологических подходов в исторических исследованиях вообще и по этой тематике Важные методические замечания принадлежат Ю. А. Полякову и Г. А. Трукану. Анализируя в начале 1990-х гг. советскую историографию по истории гражданской войны, Ю. А. Поляков сделал интересное, на наш взгляд, замечание. Контрреволюционный лагерь был не более чем фоном, на котором развёртывались самые разнообразные события того периода. Таким образом, роль белых была вспомогательной, а их место - второстепенным. Пора, считает историк, сделать обе стороны равноправными субъектами исторического процесса.
Историк признал, что в книгах, затрагивающих положение трудящихся на оккупированных противником территориях, речь идёт в основном о большевистском подполье и партизанских действиях.
Однако, справедливо полагает исследователь, жизнь большинства населения не сводилась лишь к борьбе против белогвардейцев и интервентов. Он признал изучение организации системы государственного, общественного и хозяйственного управления, деятельности народного образования и здравоохранения делом полезным и нужным. Особое внимание историк призвал уделить реальной народной жизни демографии, условиям труда и быта. Он считал необходимым выявлять, в соответствии с принципами историзма, причины, порождающие насилие на каждом историческом этапе, видеть условия, общество, в котором оно происходило.
Соглашаясь в общем с этим мнением Ю. А. Полякова, трудно разделить его определение территории, контролируемой белыми, как "оккупированной". С близких позиций выступил и Г. А. Трукан. Он пришел к выводу о том, что лишь устранение идеологических барьеров в начале 1990-х гг. привело историков к осознанию необходимости изучать обе стороны военного-противостояния - большевиков и их противников — как "равноценные для научного исследования стороны явления" 33.
В этот период историки много и плодотворно работали над такой ключевой проблемой гражданской войны, как террор. Они сделали важный шаг к тому, чтобы изучать не только террор, но и причины, его порождавшие. В частности, А. Л. Литвин пришел к выводу, что у белых террор не вводился в ранг государственной политики, как это было в Советской России. Это утверждение не является бесспорным. Действительно, у Верховного правителя А. В. Колчака не было указа, подобного декрету о красном терроре СНК. Однако он, его генералы и гражданские чиновники издавали немало указов, приказов и распоряжений, по жестокости ничем не отличавшихся от большевистских. Наконец, для жертв того и другого террора не имело значения, был ли он частью государственной политики.
Одним из первых о специфике психологии россиян в 1918гг. задумался Л. М. Спирин. У людей периода гражданской войны была, считал он, особая психология, особые взгляды, которые нам не всегда понятны, на многие вещи. В том числе на террор. Эта же мысль прослеживается в публикациях И. В. Михайлова. Он предложил начать переосмысление гражданской войны с перенесения центра тяжести с политической её истории на социальную и психоментальную. Тем более, что эта тенденция давно проявила себя на Западе. Очевидным для И. В. Михайлова является то, что изучение истории белого движения отечественным авторам стоило бы начать с вещей совершенно элементарных - быта, нравов, психологии рядовых его участников.
Эту идею развили П. В. Волобуев и В. П. Булдаков, а также И. Я. Биск. "Следует досконально представлять, - справедливо считают они, - быт, нравы, мораль и "новые" (скорее "перевёрнутые") стереотипы поведения того времени отношение к собственности, восприятие преступности, потребность в наркотизации, вульгаризация половых отношений, ощущение смерти".
Л. Н. Пушкарёв взглянул на эту проблему под другим углом.
Придется ещё раз признаться, пишет он, что мы вновь отстали от Запада - на этот раз в сугубо теоретическом плане. Слишком много сил и времени уделяла советская историческая наука выявлению социально-экономических, классовых и партийных факторов, влияющих на поведение человека (либо социального страта) в тех или иных условиях. И очень мало изучено значение таких ментальных факторов, как чувства, симпатии, склонности, душевные предпочтения и прочее, хотя именно они-то порою могут весьма существенно влиять на ход исторических событий, а порою определять их. Действительно, сугубо личностный фактор при анализе тех или иных явлений или процессов большинством отечественных историков опускался.
Ближе всех к формулировке темы нашего исследования подошёл В. Г. Бортневский. Он мотивированно написал о том, что несомненный интерес представляет исследование складывания системы управления, особенностей работы высших, центральных и местных органов на оккупированной белыми территории, попытки координации политики различных белогвардейских правительств, анализ роли армии и карательно-репрессивных органов. Он считал необходимым провести комплексное исследование идеологии, политики и практики террора, выявить место и роль карательно-репрессивного аппарата в политической системе как лагеря революции, так и контрреволюции.
Если говорить об истории белой Сибири, то ее жизнедеятельность стала полноправным объектом изучения. Своебразным показателем внимания к теме, демонстрацией определенных достижений в ее раскрытии стали специализированные научные конференции "История белой Сибири", проходившие в Кемерове в 1995, 1997, 1999, 2001 гг.
Историки приступили к анализу тех проблем, которые ранее были обойдены их вниманием. Здесь можно назвать такие вопросы, как государственное строительство, политическая и общественная жизнь, экономическая и финансовая политика, попытки решения рабочего и аграрного вопросов, национальных проблем, создание армии, развитие образования, науки и культуры, повседневная жизнь сибиряков.
Особо следует выделить появившийся интерес к изучению формирования и функционирования системы правоохранительных органов35.
В большей части работ этого периода исследование деятельности правоохранительных органов не является главным 36. В диссертации В. П. Слободина при перечислении задач исследователей на ближайшее будущее только под номером 8 из 9 названа задача охарактеризовать систему организации власти. Однако у него нет ни слова о необходимости анализа правоохранительной практики. В. Г. Медведев в своей диссертации только упомянул про окружные суды и мировых судей. Это все, что он посчитал нужным сказать о судебной власти. Кроме этого он высказал верную мысль о том, что в то время неприкосновенность личности являлась фикцией из-за неограниченных полномочий государственной охраны.
В. Д. Зимина в своем объемном труде ограничилась лишь цитированием известных слов С. П. Мельгунова о реальности суда присяжных в условиях гражданской войны, не посчитав нужным каклибо их прокомментировать. В книге Л. А. Юзефовича предпринята довольно удачная попытка разобраться в феномене "атаманщины" на примере барона Унгерна, что, как мы считаем, не оправдывает творимых им беззаконий. В. Т. Тормозов вновь назвал тему правоохранительной политики в числе подлежащих изучению.
Современный этап историографии выгодно отличается появлением первых работ, посвященных деятельности правоохранительных органов. Значительный вклад в изучение этой проблемы внес А. Н. Никитин 37 Он считает, что дальнейшее развитие отечественной историографии гражданской войны невозможно вне опыта, накопленного в предшествующее время. Объективная оценка работы, проделанной несколькими поколениями историков, пишет он, необходима прежде всего для того, чтобы избежать повторения допущенных ранее ошибок.
Чтобы продемонстрировать новизну подходов к указанной теме, полагает исследователь, недостаточно отказаться от старых представлений, и уж тем более неприемлема простая смена знаков — "плюс" на "минус" и наоборот. Следует выработать иное, чем прежде, видение проблемы гражданской войны, её места и роли в истории нашего Отечества. Необходим методологический подход, основанный на признании приоритета общечеловеческих и общенациональных интересов и ценностей.
А. Н. Никитин справедливо заметил, что отечественные историки криминальную сторону гражданской войны вообще не принимали во внимание. Среди составляющих преступности тех лет историк обоснованно называет самосуды, коррупцию и спекуляцию. Проявления уголовного характера, по его мнению, нередко отождествлялись с антиправительственными выступлениями. Заслуживает внимания мнение, что до середины 1919 г. правоохранительные органы и средства массовой информации Сибири не видели разницы между партизанским движением и организованной преступностью, что стало одной из предпосылок поражения режима.
Исследователь едва ли не первым применил термин "правоохранительная политика" по отношению к деятельности "белых" правительств. Автор уделил большое внимание подбору кадров в правоохранительные органы. Он указал на стремление А. В. Колчака укомплектовать суд, прокуратуру и милицию людьми с юридическим образованием и опытом практической работы по специальности. Исследователь показал устройство судебных установлений и Правительствующего Сената. Говоря об инициативе министра юстиции Г. Г. Тельберга по созданию Комитета по обеспечению порядка и законности, А. Н. Никитин повторил критику в его адрес со стороны Г. К. Гинса. По мнению последнего, комитет «не обрущился»
и не уничтожил ни одного гнезда беззакония, хотя, на наш взгляд, было бы справедливо сказать о целом ряде отмененных им нормативных актов, которые не соответствовали законодательству. А. Н. Никитин высказал верное суждение о том, что коррупция в Сибири пронизала все сферы жизни общества и режим в борьбе с ней оказался бессилен. Справедливости ради можно заметить, что эта задача не по плечу правоохранительным органам во многих странах и сегодня.
А. Н. Никитин считает, что изменения к лучшему в борьбе против преступности стали проявляться после 18 ноября 1918 г., т. е.
после прихода к власти А. В. Колчака. Исследователь выявил такую важную характеристику установившегося режима, как трудноуловимая грань между законом и актом исполнительной власти.
По его мнению, это даже лучше, ибо способствовало оперативности.
А. Н. Никитин стал автором первой брошюры по истории колчаковской милиции. В ней он уделил внимание специфике кадровой политики, когда начальниками милиции назначали офицеров, а на должности милиционеров принимались бывшие жандармы. Рассуждая о попытках омской администрации департизировать милицию, историк пишет о выходе В. Н. Пепеляева из партии народной свободы после вступления в должность директора департамента милиции. Однако, считает А. Н. Никитин, В. Н. Пепеляев сохранил с ней связь. Фактически, полагает он, под флагом департизации обеспечивалось влияние партии кадетов на органы государственной власти.
Историк уделил внимание и проблеме взаимоотношений гражданской и военной власти. Он справедливо считает, что атмосфера насилия, когда военные вели себя как на оккупированной территории, разлагающе действовала на саму милицию. Пресечь злоупотребления и даже преступления чинов милиции в обстановке грахданской войны, правильно считает А. Н. Никитин, было невозможно.
Решение данной задачи затрудняли сама сущность власти, её авторитарный характер, отсутствие контроля за действиями милиции со стороны общественности.
В работах А. Н. Никитина содержатся перспективные выводы.
В частности, о том, что правоохранительная практика быстро разошлась с намерениями. Трудно возразить и против того, что милиция, созданная для защиты личности и общества, в результате эволюции противобольшевистского движения превратилась в инструмент поддержки правящего режима и выполняла не свойственные ей функции. Справедливо и то, что беспредел уголовной преступности и политические репрессии вызвали недовольство населения Сибири. Это, в свою очередь, стало одной из причин краха колчаковского режима.
А. Н. Никитин высказал несколько любопытных соображений, которые могут быть предметом дискуссии. Значимое суждение историка о том, что организованная преступность в "колчакии" появилась в конце лета 1919 г., не сопровождается доказательствами.
Исследователь считает, что МВД было против привлечения частных средств для финансирования милиции. Однако так было не всегда. Когда министром стал В. Н. Пепеляев, положение кардинальным образом изменилось. Спорным, на наш взгляд, является вывод А. Н. Никитина о том, что в кадровой политике произошел отказ от классового принципа и была сделана ставка на профессионализм и нравственные качества. Отчасти это верно, однако в массе своей сибирская милиция была укомплектована личным составом совсем иных качеств. Да и сам исследователь приводит многочисленные примеры произвола со стороны милиции, противореча себе.
Заслуживает анализа вывод историка о том, что, добившись заметных успехов в противодействии общеуголовной преступности, режим проиграл тогдашней мафии. Здесь уместно задать вопрос о правомерности использования понятия "мафия" для характеристики преступности периода гражданской войны.
Наконец, нуждается в конкретизации мысль о том, что сильная власть из условия возрождения России стала препятствием для этого. Речь идет о характеристике режима А. В. Колчака как авторитарного. Сама сущность режима несла ему угрозу. Здесь уместно задаться вопросом: была ли власть Верховного правителя А. В. Колчака сильной и можно ли его режим назвать диктаторским?
А. Н. Никитин справедливо считает, что еще подлежит изучению правотворческая деятельность и правоприменительная практика, структура и кадровый состав правоохранительных органов, правовая система и система права белой России. Историк находит крайне важным выяснить, являлся ли террор составной частью государственной политики, проводился ли он белогвардейским правительством или же ответственность несёт прежде всего и главным образом репрессивный аппарат. А. Н. Никитин предлагает также установить, как влияла практика белогвардейцев и их союзников на ход и продолжительность, глубину и жестокость гражданской войны.
Милицейская тема получила развитие в историко-правовом исследовании М. М. Степанова и историческом С. Ф. Феоктистова38.
Работа М. М. Степанова стала первым диссертационным сочинением, целью которого является изучение структуры и основных направлений деятельности органов внутренних дел, специфика правого регулирования, особенности их функционирования в условиях гражданской войны. Объектом исследования стал государственно-правовой статус органов внутренних дел, а предметом - организационно-правовая основа деятельности, кадровый состав и материально-техническое обеспечение, а также основные направления деятельности названных органов.
Определение круга исследуемых проблем основывалось на том подходе к пониманию системы органов внутренних дел, который существовал в России до октября 1917 г. Поэтому диссертант кроме деятельности милиции, аппарата предварительного расследования и т. п. рассматривал работу и системы исправительно-трудовых учреждений.
Обоснованно мнение М. М. Степанова о том, что правовая основа деятельности органов внутренних дел авторитарных режимов была заимствована из законодательства царской России. Не вызывает возражений утверждение исследователя о недостаточном финансировании милиции, а также о наличии преступности в ее среде. Заслуживает положительной оценки проведенный диссертантом анализ деятельности милиции по охране общественного порядка, по борьбе с общеуголовной преступностью и бандитизмом, по предварительному расследованию и следствию.
В работе содержатся выводы по теме: уровень организации и деятельности органов внутренних дел не соответствовал чрезвычайным условиям военной обстановки, преступность из социальной проблемы превратилась в политическую проблему. Это, в свою очередь, в определенной степени способствовало поражению белых режимов.
Однако работе М. М. Степанова присущи некоторые недостатки. При ее достаточно солидной источниковой базе, насчитывающей 24 фонда ГАРФа, только два из них касаются органов внутренних дел Российского правительства П. В. Вологодского. Таким образом, как и у многих других исследователей из центра России, "сибирская проблематика" проходит в сочинении М. М. Степанова через запятую. Вызывают возражения два вывода диссертанта. Во-первых, его утверждение о повсеместном увеличении штатов милиции. Во-вторых, о нейтральном отношении в Сибири к бывшим полицейским и жандармам. Напротив, сибирская'милиция активно комплектовалась за счет именно этой категории лиц.
В свою очередь, С. Ф. Феоктистов указывает на такие способы заполнения вакансий в милиции, как набор милиционеров из числа беженцев и привлечение бывших полицейских. Кроме этого диссертант справедливо говорит о принятии новых нормативных актов и о борьбе руководства против милицейского беззакония, за чистоту ее рядов.
Л. В. Некрасова первая написала о попытке омских властей положить предел незаконным действиям военных. Для этого был создан специальный комитет в составе министров внутренних дел и военного и юстиции под председательством последнего. В публикации анализируется нормативная база его деятельности и принятые решения. Следует отметить, что сибирские газеты широко публиковали постановления упомянутого комитета об отмене незаконных приказов и распоряжений высокопоставленных должностных лиц.
Получила дальнейшее развитие проблема участия военных в установлении порядка в тылу40. В этой связи заслуживает специального внимания статья Е. А. Бушарова. Это редкий случай, когда исследователь ставит и последовательно раскрывает следующие вопросы:
какие преступления против населения совершали белые, какие меры принимались к их пресечению, какие действия населения с точки зрения колчаковцев считались преступными и какие меры по их пресечению предпринимались, какие воинские преступления были распространены, преступления красноармейцев и причины преступности.
Свое место в историографии гражданской войны в Сибири занимает статья Н. С. Ларькова. Впервые появилась вдумчивая, основанная на документах публикация о командире одного из карательных отрядов - офицере В. И. Сурове. Причиной участия названного офицера в репрессиях против своего народа называется то, что он предпочел расправляться с плохо вооруженными крестьянами, чем с регулярной Красной армией.
Деятельность колчаковской контрразведки, активно боровшейся против большевистского подполья, плодотворно изучает Н. В. Греков.
Его публикации содержат анализ нормативной базы, дают представление об организационном строении, подборе кадров и методах работы этих органов. Данный исследователь справедливо отмечает участие контрразведки в борьбе с уголовной преступностью.
В брошюре В. П. Баканова есть целая глава, посвященная участию военных в терроре против населения. Автор считает, что в условиях войны могут отдаваться вынужденные приказы военачальников, толкающие исполнителей на несоразмерно жестокие меры.
В. П. Баканов приводит пример такого отношения видного военного деятеля белой Сибири генерала М. В. Ханжина к деятельности военно-полевых судов. Как командующий армией он заменил смертный приговор 13 железнодорожникам бессрочными каторжными работами, но оставил в силе приговор в отношении 32 челябинских подпольщиков, казненных в ночь на 18 мая 1919 г. в Уфе.
Заслуживают внимания попытки историков и мемуаристов персонифицировать деятельность правоохранительных органов. Опубликованы статьи о министрах внутренних дел А. Н. Гаттенбергере и В. Н. Пепеляеве41. В статьях о первом из них немного говорится о его министерской деятельности. Что касается статьи П. П. Гронского о В. Н. Пепеляеве, то ее отличает апологетика. В его публикации больше внимания уделено партийной работе В. Н. Пепеляева, да автор многого и не знал, находясь в эмиграции. Подробный анализ работы В. Н. Пепеляева во главе МВД до сих пор не сделан.
Самостоятельную группу составляют исследования, выполненные за рубежом. В первую очередь это работы русских эмигрантов.
И. А. Ильин справедливо полагал, что "белая борьба нуждается в летописи, а не в идеализации; в верном самопознании, а не в создании легенды; в удостоверении, а не в искажении" 42. Среди работ, посвященных белой Сибири43, выгодно выделяется обширное по объему и богатое по содержанию сочинение профессора-юриста Г. К. Гинса.
Находившийся в силу своей должности управляющего делами Верховного правителя и Совета министров в центре многих важных событий, он рассказывает о них весьма подробно. Особенно важно то, что в работе много говорится о принятии указов, о деятельности правительства, министерств внутренних дел и юстиции, а также их учреждений на местах. Г.. К. Гинс дает характеристику и оценку деятельности многим деятелям омской администрации. Он положительно оценивает службу в качестве министра внутренних дел В. Н. Пепеляева.
Книга Г. К. Гинса, одна из первых по истории белой Сибири, сразу вызвала критику. А. А. Аргунов, рецензируя эту работу, высказал сожаление, что книгу нельзя использовать как документальный источник. "Мысли и впечатления автор заносил на бумагу в такой обстановке, где у него, по-видимому, кроме старых газетных вырезок, ничего не было под руками" 44. Свое согласие с А. А. Аргуновым выразили и современные отечественные историки. Более того, они предлагают к признаниям и оценкам Г. К. Гинса подходить очень осторожно, так как субъективизм автора выделяет маловажные события, заслоняя ими значительные45. Но субъективизм свойствен многим трудам по истории. Такая предпочтительность свидетельствует о политических и идеологических пристрастиях автора, что само по себе интересно для анализа.
Многочисленные отклики вызвала книга генерал-лейтенанта К. В. Сахарова. В предисловии он писал: "Моя цель - исполнить только мой долг, - записать для моих соотечественников совершенно правдиво и беспристрастно те условия, в которых проходила борьба антибольшевиков, те побуждающие причины, что двигали и управляли этой борьбой, раскрыть состояние и настроение народных масс, показать приёмы борьбы и те обстоятельства, которые повлияли на ее неуспех". Свою задачу мемуарист не смог или не захотел выполнить. В его книге мы не найдём взвешенного анализа омской действительности, в отдельных случаях генералу изменяет даже чувство меры.
В этой работе много говорится о боевых действиях Сибирской армии и меньше всего о положении в тылу. Автор ограничивается общими рассуждениями о партизанском движении. Работа К. В. Сахарова отличается резким неприятием места и роли партии социалистов-революционеров в событиях 1918-1919 гг.
Ни одна публикация по истории белой Сибири до сих пор не обходится без цитирования значительной по объему работы С. П. Мельгунова. В самом деле, она подробно освещает многие страницы истории правления А. В. Колчака. Г. А. Бордюгов, А. И. Ушаков и В. Ю, Чураков считают, что С. П. Мельгунов детально вырисовал не только общеполитическое положение режима, но и тонкости "закулисных игр" 46. Однако историк полностью обошел вниманием "правоохранительную политику", что вполне соответствует взглядам С. П. Мельгунова на эту проблему. Опубликовав широко известную работу о "красном терроре", он так и не написал обещанную книгу о белом терроре. Как мы понимаем, этого он не сделал не потому, что такого террора не было, а потому, что такое исследование не соответствовало его идеологическим взглядам и политическим интересам.
С. П. Мельгунов был тем историком из русского зарубежья, который пытался выявить причины тенденциозности в публикациях русских эмигрантов. Он честно признался: "...быть "беспристрастным" в истории гражданской войны я, конечно, не могу, ибо сам являюсь в известной степени одним из действующих лиц".
Еще одним исследователем, который задумался над проблемой объективности, был генерал-майор М. А. Иностранцев. Он справедливо считал, что "всякая история должна, прежде всего, стремиться выяснить истину об излагаемых событиях, указать человечеству правду и, притом, осветить эти события совершенно беспристрастно, независимо от личных симпатий и антипатий автора к данным событиям или лицам. Другими словами, настоящая история должна быть лишена какой бы то ни было тенденции". В своей рецензии на книгу К. В. Сахарова "Белая Сибирь" М. А. Иностранцев критиковал автора за то, что тот обещал "записать совершенно правдиво и беспристрастно те условия, в которых проходила борьба антибольшевиков", однако со своей задачей. На наш взгляд, справедливо было бы отметить, что тенденциозностью грешат многие авторы.
Книга историка В. Л. Сергеева имеет многообещающее название, но описывает действия только атамана Г. М. Семенова и его "Особого Маньчжурского отряда", причем только в восторженных тонах. В ней нет и намека на жестокости семеновцев. Зато книга П. С. Парфенова содержит многочисленные примеры белого террора.
Определенный интерес вызывает работа генерал-лейтенанта Д. В. Филатьева. Во-первых, эта книга принадлежит перу очевидца.
Во-вторых, написана она много лет спустя и содержит анализ ранее вышедших работ. Труд Д. В. Филатьева содержит довольно общий обзор военных операций белых на территории Сибири и Дальнего Востока и менее всего описывает внутреннюю политику колчаковского режима. Вместе с тем, автор, как и П. С. Парфенов, пытается извлечь уроки из поражения белых и называет несколько причин краха белых: ранняя сдача немцам, великодержавие антисоветских режимов. Д. В. Филатьев винит окружение А. В. Колчака в том, что оно не посоветовало ему уйти в отставку.
В это же время автор делает важный вывод. "При оценке деятельности лиц, ещё недавно игравших значительную роль, мы, русские, - пишет он, - особенно в беженстве находящиеся, несомненно, ударяемся в две крайности: то огульно порицаем, то неумеренно восхваляем, в зависимости от того, к какому лагерю принадлежал и тот, о ком говорится, и тот, кто говорит". Это замечание относится и к историкам, жившим на Родине.
Особое место в историографии занимает работа автора, подписавшегося аббревиатурой "А.П." 4 9 К несомненным достоинствам этой брошюры относится сама ее тема. В ней содержится анализ состояния законности в армии П. Н. Врангеля вообще и деятельности военно-полевых судов в частности. Обращает на себя внимание полное совпадение оценок, данных для Русской и Сибирской армий.
Уровень законности в действиях военных как на юге, так и востоке России был невелик.
Знакомство с работами этой группы авторов даёт возможность выделить ещё одну причину их предвзятости. Она заключается в том, что все авторы в той или иной мере пытались не только показать или объяснить действия белых в войне, но и, в определённой мере, оправдать их. По мнению Г. 3. Иоффе, белоэмигрантская историография демонстрирует завидное единомыслие, безапелляционность и категоричность, столь свойственные и советским историкам. Вместе с тем сочинения авторов из русского зарубежья интересны не только богатым фактическим материалом, характеристикой деятелей той поры, но и индивидуальными оценками. Все это служит основой для дальнейшего анализа.
Вторую группу составляют работы зарубежных авторов, в первую очередь - англоязычных. Среди последних публикаций следует назвать монографии Д. Смила и Н. Перейры. Первая выгодно отличается обилием источников и использованной литературы, как советской, так и западной. Самостоятельного интереса заслуживают приложения к работе. Автор в целом квалифицированно ставит и решает вопросы государственного строительства и устройства "колчакии". Однако и он в центре внимания ставит военно-политический, экономико-финансовый аспекты деятельности режима А. В. Колчака. Он справедливо говорит о войне против профсоюзов, о восстаниях на селе. Исследователь верно характеризует колчаковский режим как авторитарный, однако и у него деятельность правоохранительных органов освещается лишь мельком. В последней крупной работе Н. Перейры много страниц посвящено гражданским свободам в контексте социальной политики. Он пишет о существовании цензуры, о массовых репрессиях, о забастовках рабочих и о сельских беспорядках. Последнее понятие означает у него партизанско-повстанческое движение 53.
Интересное замечание содержится в книге Дж. Бредли. Он обратил внимание на склонность российских исследователей к идеологизации в освещении истории гражданской войны. Историк заметил, что идеологически актуальный и политически дискуссионный характер носят не только работы политиков, но и историки ведут полемику между собой крайне некорректно, руководствуясь не фактами, а философскими догмами54.
Вместе с тем работы этих историков не свободны от недостатков. В этой связи обращает на себя внимание монография Р. Лакетта. Эта работа и ее автор на Западе были подвергнуты критике за пренебрежение к политическим факторам. Б. Пирс в своей рецензии писал даже о том, что лучше бы эта работа не выходила55.
К неизученным до сих пор проблемам истории белой Сибири относится обеспечение законности и правопорядка. До сих пор нет или почти нет исследований, посвященных внутренней политике колчаковского режима, отсутствует полный анализ того, как были устроены правоохранительные органы, какими нормативными актами руководствовались, как боролись с уголовной и политической преступностью-.
В связи с этим в настоящей монографии ставится цель теоретически осмыслить деятельность Российского правительства по формированию и реализации правоохранительной политики в специфических условиях гражданской войны.
Исходя из названной цели, представляется возможным определить следующие задачи исследования: анализ той нормативной базы, которой руководствовались правоохранительные органы; изучение взглядов Верховного правителя, председателей правительства и соответствующих министров на данную проблему, оценка криминогенной ситуации в Сибири в данный период и анализ ее составляющих; рассмотрение системы и организационного строения правоохранительных органов; выявление позиции центральных и местных властей в отношении кадрового состава названных органов; определение форм и методов деятельности правоохранительных органов; анализ системы взаимоотношений этих органов с правительством, местными властями и друг с другом; определение места и роли населения в установлении законности и правопорядка; выявление места и роли иных органов в реализации правоохранительной политики; определение степени эффективности этой политики; выделение тех форм и методов правоохранительной деятельности, которые возможно использовать в современных условиях.
Предметом в философии56 называют нечто ограниченное в себе, завершенное благодаря смысловому единству. Таким предметом в нашем исследовании стал режим Верховного правителя России адмирала А. В. Колчака. Объектом, т. е. тем, что оказалось подвергнутым анализу, является его правоохранительная политика А. В. Колчака.
В праве под этим понятием подразумевается функция государственного управления по поддержанию законности и правопорядка, сохранения внутреннего и внешнего мира. Причем правопорядок здесь это воплощение законности в конкретных общественных отношениях, урегулированных государством, система прав и обязанностей их участников, результат неукоснительного исполнения юридических предписаний. Законность, в свою очередь, - неуклонное исполнение законов и соответствующих им иных нормативных актов органами государства, должностными лицами, гражданами и общественными организациями.
В этой связи следует выделить такую чрезвычайно важную грань политики, как соотношение целей (стратегических и тактичесвих) и средств, используемых для их достижения. При оценке этого соотношения нужен точный учет того, насколько официально провозглашенные цели совпадают с фактическими, в какой степени употрэбляемые на деле средства адекватны поставленным целям.
Историческое исследование немыслимо без определения четкях хронологических рамок изучаемого периода. Они охватывают отрезок времени между двумя событиями. Первое произошло 18 нояб{я 1918 г., когда в результате государственного переворота в Омске А. В. Колчак был провозглашен Верховным правителем России.
Второе событие относится к 5 января 1920 г., когда А. В. Колчак сложил с себя эти полномочия. Выбранный отрезок времени непродолжителен. Он отличается не только исключительной политической динамикой, сложностью и даже противоречивостью, но и логической завершенностью.
Территориальные рамки исследования ограничены восточными районами России, которые в ноябре 1918 - январе 1920 гг. находились под властью Российского правительства. Это Алтайская, Енисейская, Иркутская, Оренбургская, Пермская, Тобольская, Томская и Уфимская губернии, Акмолинская, Амурская, Забайкальская, Камчатская, Приморская, Сахалинская, Семипалатинская, Якутская области, а также полоса отчуждения КВЖД. Следует заметить, что юрисдикция омского режима распространялась на территорию, которая сейчас является частью Республики Казахстан. Границы "колчакии" не были неизменными. Сначала они имели тенденцию к расширению. Однако к лету 1919 г. началось постоянное сокращение территории, находящейся под юрисдикцией омского правительства, в связи с наступлением Красной армии.
Проведение исторического исследования предполагает широкое использование научного инструментария. Отечественная историческая наука переживает сейчас нелегкие времена. Происходит отказ или отход от привычных методологических принципов и поиск новых. Эта ситуация соответствует идее работы Р. Ю. Виппера с символическим и до сих пор актуальным названием "Кризис исторической науки". В начале XX в. Р. Ю. Виппер писал о том, что "наш жизненный опыт необычайно обострился. И наши суждения о прошлом, наши исторические мнения проходится все пересматривать, подвергать критике и сомнению, заменять одни положения другими, иногда обратными". Примечательно, что подобные кризисы отечественная историческая наука переживала сразу после радикальных перемен в судьбе страны. Так было после Октябрьской революции, после XX съезда КПСС, так происходит и сейчас.
Данное положение подпадает под алгоритм, предложенный А. Дж. Тойнби. По его мнению, каждая цивилизация периодически переживает состояние "вызова - ответа". На наш взгляд, ситуация с изучением истории гражданской войны в России - наглядный пример подобного "вызова". Наличие множества диссертаций, монографий, статей и мемуаров не приблизило нас к полному и объективному пониманию феномена гражданской войны. В этой связи весьма перспективно суждение Б. Г. Могильницкого о том, что чем значительнее "вызов", тем тщательнее историки должны искать причины, почему был дан на него именно такой "ответ". Ученый обращает внимание на то, что особо важно найти верное сочетание объективного и субъективного факторов60.
Следует назвать несколько обстоятельств, которые могут способствовать или уже способствуют поиску адекватного ответа на такой "вызов".
Во-первых, как верно пишет Ю. А. Поляков, настало время отказаться от односторонности и предвзятости в оценках. Сохранившаяся в нашей литературе терминология эпохи гражданской войны, называвшая белогвардейские войска "ордами" и "бандами", а их генералов и офицеров - "палачами" и "карателями", нуждается в замене терминологией "спокойной и объективной". Вместе с тем во многих современных публикациях преобладают эмоции, стремление (не подкреплённое достоверными документами) напечатать нечто сенсационное в ущерб научной объективности и обоснованности61. Особенно это касалось того периода, когда белые пятна истории гражданской войны начали заполнять журналисты. Историки отмечают не только присущий этим публикациям налёт сенсационности, но и стремление выполнить определённый социальный заказ 6 2.
Во-вторых, следует уходить от предвзятости, ибо на смену идеализации революции, десятилетиями развращавшей, по выражению П. В. Волобуева, нашу научную мысль, приходят новые мифологемы, столь же беззаботно оставляющие научные знания за бортом63.
Достижение нового уровня знаний стало возможным благодаря двум факторам. Во-первых, были введены в научный оборот новые исторические источники. Во-вторых, наряду с использованием зарекомендовавших себя осуществлялся поиск новых методологических подходов. Среди традиционных следует отметить общенаучный принцип дополнительности, который, как считает Н. Бор, исключает абсолютизацию какой-либо точки зрения на предмет исследования64.
Применительно к истории эту мысль развил Н. Н. Покровский.
Он считает, что "исследователь всегда будет зависеть от взглядов и реалий своей эпохи, при этом все же очень важно, какую именно цель сам ученый ставит перед собой, в какой мере он стремится к независимости своего анализа. И недаром ведь в русской национальной культуре хрестоматийным образом летописца стал беспристрастный пушкинский Пимен" 65.
В работе был применен и ретроспективный метод, заключающийся в движении мысли исследователя от исторического времени, в котором изучается объект, к прошлому. Он позволил лучше уяснить процессы, своими корнями уходящие в более ранние времена.
В ходе исследования приходилось обращаться к событиям начала века, к Первой мировой войне, революциям 1917 г., во многом заложившим алгоритм исторического развития Сибири.
В работе также применяются статистический и алгоритмный методы. Алгоритм понимается как определенное правило, указывающее приемы нахождения некоего общего результата в каждом частном случае. В нашей работе изучение деятельности каждого вида правоохранительных органов в отдельной губернии (области) ведет к выявлению основного алгоритма — "правоохранительной деятельности Российского правительства". В этом заключается сама концепция монографии.
В основу структуры работы положен проблемный метод группировки материала. Это позволило провести конкретное историческое исследование и на его основе выявить закономерности, присущие деятельности судов, прокуратуры, милиции как отдельных структурных единиц, так и всей совокупности правоохранительной деятельности.
Для того чтобы исторический опыт надлежащим образом истолковать66, был использован принцип всесторонности, который не исключает, а, наоборот, предполагает рассмотрение объекта исследования как системы, состоящей из множества элементов. Принципиальный выбор, компоновка, изучение этих элементов, показ их места и роли в объекте составляет предмет логики исторического исследования. Логика исследования может показать необходимость исключения из всестороннего изучения определенных элементов объекта вследствие их достаточной изученности или ограничения исследования объемными территориальными, хронологическими рамками.
Все названные виды ограничений касаются и нашей работы, поэтому из предмета всестороннего рассмотрения выведены, по разным причинам, некоторые проблемы. Как достаточно полно и объективно освещенные остались вне данного исследования проблемы красного и белого террора. Изучение системы и функционирования на территории "колчакии" мест заключения (тюрьмы, концентрационные лагеря, "вагоны смерти") достойны отдельного исследование. Такие ограничения не имеют ничего общего с теми, что были совсем недавно.
В нашей стране долгое время имело место произвольное выдвижение "удобных" и замалчивание "неудобных" фактов, что вело к искажению в отражении исторических реалий 67. Это соответствовало мысли Ф. Ницше о том, что "быть может, мы неверно расслышали голос истории"68. Точнее говоря, мы этот голос слышали, но слышали в нем только то, что соответствовало коммунистической идеологии.
Применение синхронного метода и метода исторических параллелей (сравнительно-исторического) дало возможность изучать и сравнивать процессы, одновременно идущие в данный период в разных правоохранительных органах разных регионов. В то время упомянутые органы были представлены как государственными (суд, прокуратура, нотариат, милиция), так и негосударственным (адвокатура) органами. В ряде случаев проводились сравнения с деятельностью органов власти и их правоохранительных органов на территории Советской России.
В условиях идеологического плюрализма, столь характерного для современного состояния российской исторической науки, весьма продуктивным является предложенный Б. Г. Могильницким методологический синтез из различных социологических и философскоисторических теорий, но не в духе механического объединения отдельных элементов этих теорий, а в качестве их органического соединения на концептуальной основе69.
Исследовательские задачи монографии при помощи методологических принципов решались как с привлечением неопубликованного архивного материала, так и на основе анализа исторической литературы. Здесь уместно указать на сохранность и репрезентативность архивных материалов. В свое время М. Е. Плотникова высказала мысль о том, что перед бегством колчаковцы уничтожили большую часть жандармских (!? - С. 3.) и тюремных архивов не только в Томске, но и в Омске, Барнауле. Часть документов, по ее мнению, была утрачена в первые месяцы советской власти, когда еще не было должного контроля за архивами. Об утрате многих материалов пишет и Н. С. Ларьков. Он справедливо считает, что в этой связи особую ценность приобретают сохранившиеся документальные свидетельства той эпохи. В определенной степени восполнить лакуны отдельных архивов позволяет работа в нескольких архивохранилищах, а также обращение к периодике.
В основу отбора и группировки архивного материала положена эпистемологическая типология фактов, выявляющая тип отражаемых исторических ситуаций. В соответствии с этим используемый в работе материал делится на несколько основных типологических групп: 1) нормативно^правовые документы, принятые Российским правительством; 2) документы, созданные в результате деятельности самих правоохранительных органов; 3) декларации, интервью, статьи видных деятелей режима; 4) периодическая печать; 5) дневники и мемуары.
Следует отметить, что долгие годы документы белых правительств в нашей стране, за редким исключением72, не публиковались. С ними, в лучшем случае, можно было познакомиться по газетам тех лет.
Лишь в последнее время вновь были опубликованы некоторые из нормативных актов, принятые во время правления А. В. Колчака 73.
Особенный интерес представляют документы, конструирующие государственное устройство "колчакии", а также регламентирующие деятельность самого многочисленного из правоохранительных органов милиции. Причем здесь речь идет не только об организационном устройстве милиции, но и о методах ее работы.
Практически ни одна публикация по истории белой Сибири не обходится без обращения к протоколам допроса А. В. Колчака 74.
Однако С. В. Дроков усомнился в их подлинности. По его мнению, издатели и составители "Допроса" заменили протоколы на стенограмму показаний. Исследователь защитил интересную источниковедческую диссертацию по этой теме75.
В нашей работе почти все нормативно-правовые документы "колчакии" по теме исследования вводятся в научный оборот в таком объеме впервые. Среди них особый интерес представляют постановления правительства по реализации правоохранительной политики, по кадровым вопросам. В монографии активно использовались документы, находящиеся на хранении в ГАРФ. Это Ф. 176 - Совет министров Колчака, Ф. 1700 - министерство внутренних дел, Ф. 4369 министерство юстиции, Ф. 3907 - Правительствующий Сенат, Ф. 192 юридическое совещание при Всероссийском правительстве, Ф. 147 департамент милиции МВД, а также личные фонды: Ф. 193 - Вологодский Петр Васильевич и Ф. 195 - Пепеляев Виктор Николаевич.
Особо важными здесь были нормативно-правовые документы, переписка по общим и конкретным вопросам, законопроекты и подготовительные материалы к ним. Все эти документы в той или иной мере дают возможность судить о политике центра в этом вопросе.
Большое значение имеют доклады и отчеты с мест. Документы из личных фондов двух руководителей правительства дают возможность познакомиться с перипетиями принятия тех или иных решений, в том числе и ответственных кадровых назначений.
Богатый фактический материал содержат фонды судебных установлений Сибири. В работе использованы: Ф. 4661 - Иркутская судебная палата, Ф. 4660 - прокурор Омской судебной палаты и Ф. 3332 - Новониколаевский окружной суд (все - ГАРФ), Ф. 1 Пермский окружной суд (ГАПО), а также Ф. 42 - Красноярский окружной суд и Ф. 516 - прокурор Красноярского окружного суда (ГАКК), Ф. 10 - Томский окружной суд и Ф. 11 - прокурор Томского окружного суда (ГАТО), Ф. 242 - прокурор Иркутского окружного суда и Ф. 245 - прокурор Иркутской судебной палаты (ГАИО), Ф. 25 Омская судебная палата и Ф. 190 - Омский окружной суд (ГАОО).
Из документов этих фондов можно узнать о реализации правоохранительной политики на местах, о структуре и порядке работы, кадровом потенциале судебных учреждений разного уровня и органов прокурорского надзора. Особенное внимание привлекают документы, касающиеся введения в Сибири суда присяжных заседателей, внедрения практики выездных заседаний судов в отдаленных местностях. Наконец, самостоятельное значение имеют конкретные уголовные и гражданские судебные дела того времени.
К вышеназванным документам, в известном смысле, примыкают документы следственных комиссий: Ф. 3352 - Иркутская губернская следственная комиссия (ГАРФ), Ф.Р. 1362 - Томская губернская следственная комиссия (ГАТО) и другие. В этом случае представляет интерес практика этих учреждений по разбору дел о причастности к "большевизму". Здесь можно установить не только кадровый состав комиссий, но и проанализировать принятые ими решения.
Это, в свою очередь, дает возможность опровергнуть давно сложившийся стереотип о преимущественно карательной политике названных комиссий.
Самостоятельный интерес представляют документы управлений милиции, например, Ф. 4687 — управление Иркутской городской милиции (ГАРФ) и Ф.Р. 560 - Курганская уездная милиция (ГАКургО).
Изучение приказов начальников милиции дает возможность проследить правоприменительную практику на местах, сделать анализ начальствующего и рядового состава. Интерес вызывают материалы, посвященные созданию отрядов особого назначения, вопросам подготовки личного состава. Привлекают внимание материалы, раскрывающие порядок финансирования милиции, особенно после передачи ее в ведение МВД. Здесь особенно интересна практика создания должностей в милиции на частные средства.
Бесспорно важными являются документы из фондов местных органов власти. Здесь уместно назвать Ф, 235 - управляющий Алтайской губернией (ЦХАФАК), Ф.Р. 1032 - управляющий Томской губернией (ГАТО) и другие. Эти документы позволяют судить о месте и роли названных администраторов в руководстве милицией, о методах их работы. Особого внимания заслуживают попытки местных властей поднять дисциплину милиционеров, покончить с многочисленными случаями произвола и беззакония в их среде.
Самостоятельное значение имеют документы, знакомящие нас с позицией по вопросам установления законности и порядка Верховного правителя, председателя правительства, министров внутренних дел и юстиции, руководителей губерний и областей. Длительное время они были вне внимания историков, хотя весьма содержательны. Их анализ позволяет заявить о том, что позиция руководителя режима и членов правительства была основана на российских традициях государственности. Она вполне корреспондируется с представлениями о демократическом или, как сейчас принято говорить, правовом государстве. Сравнение этих деклараций с практикой дает возможность говорить о степени их реализации, о мере приверженности политиков декларируемым ценностям.
В четвертой группе источников важны как центральные, в данном случае омские, так и местные издания. Здесь необходимо отметить, что в "колчакии" выходили газеты достаточно широкого политического спектра, кроме большевистских. По степени информированности и уровню обобщения выделяются такие издания, как омские газеты "Заря" и "Сибирская речь", томская "Сибирская жизнь", екатеринбургская "Уральская жизнь", новониколаевская "Русская речь", барнаульская "Алтайская мысль", владивостокская "Эхо".
Газетные публикации дают нам редкую возможность восполнить то, что утрачено в архивах. Речь идет о том, что газеты печатали приказы и распоряжения местных властей, начальников милиции. Газеты информировали читателей о многообразных сторонах жизни Сибири, губернии (области) или города. Во всех газетах традиционной была хроника происшествий, в том числе и криминальных. Во многих случаях такая информация в архивах либо утрачена, либо ее там никогда не было.
Следует отметить, что даже в условиях военного режима и существования цензуры публиковались критические материалы о действиях властей всех уровней. Показательны в этом отношении статьи омской газеты "Заря", осуждавшие расстрелы участников восстания 22 декабря 1918 г.
Сравнение освещения одних и тех же событий газетами разных направлений, привлечение архивных и мемуарных материалов позволяет получить почти целостную картину происходившего. Уместно отметить, что газетные публикации дают возможность получить уникальную информацию, например, о распространении в периодической печати правовых знаний.
Материалы пятой группы составили дневники и воспоминания.
Перу белоэмигрантов принадлежит значительное количество работ.
Г. А. Бордюгов, А. И. Ушаков и В. Ю. Чураков сочли возможным разделить мемуары политических деятелей на два основных направления. Они назвали их "апологетическим" и "критическим". Причем в первом случае они выделили еще две группы: "оправдательно-демократические" и "авторитарно-бюрократические". Авторами "оправдательно-демократических" мемуаров они считают Н. Д. Авксентьева, А. А. Аргунова, В. М. Зензинова, Е. В. Колосова (здесь ошибка, надо Е. Е, Колосов. - С. 3.), Д. Ф. Ракова. Среди авторов "авторитарно-бюрократических" воспоминаний - П. В. Вологодский, Г. К. Гинс 76. Следует высказать свое мнение по поводу произвольного смешения жанров. Здесь названы авторы как исторических исследований, так и дневников и собственно мемуаров.
Дневники и мемуары могут стать ценными и даже уникальными историческими источниками только при сверке с документами, выяснении по архивным данным истинной роли мемуариста в том или ином событии, степени его информированности.
Особое место в историографии проблемы занимают дневники, которые, как правило, вели видные деятели белой Сибири. Нам не известно ни одного случая, чтобы дневник вел рядовой участник событий как с той, так и с другой стороны. Авторами дневников были председатель Временного Сибирского, затем Российского правительства П. В. Вологодский, министр внутренних дел В. Н. Пепеляев, военный министр Генерального штаба генерал-лейтенант барон А. П. Будберг77.
Дневниковые записи П. В. Вологодского содержат многочисленные малоизвестные подробности внутриправительственных отношений, описывают процесс подготовки и принятия властных решений. В них даются интересные характеристики многим членам кабинета, видным чиновникам, большинство из которых автор знал не один год. Значительное место в дневнике занимает предыстория отставки министра внутренних дел А. Н. Гаттенбергера и назначения на этот пост В. Н. Пепеляева.
Знакомство с дневником В. Н. Пепеляева дает возможность узнать о мотивах его "хождения во власть", о деятельности на важг,ных государственных постах, особенно во главе правительства, получить представление о его гражданской позиции. В дневнике содержится много информации, часто критической, о работе сибирской милиции.
Лучшим, на наш взгляд, образцом произведения подобного рода продолжает оставаться дневник А. П. Будберга. Ряд авторов высказали мнение о том, что "Дневник" не является таковым в полном смысле этого слова, что в него входят и воспоминания автора78.
Не вдаваясь в дискуссию о чистоте жанра книги А. П. Будберга, можно и должно высоко оценить ее фактологическую значимость.
Она содержит многочисленные красноречивые характеристики деятелей режима. Названное сочинение выгодно отличает критический анализ деятельности омских властей, причём без всякой апологетики, столь характерной для подобных книг. В публикации А. П. Будберга содержится много принципиально интересной информации о деятельности правоохранительных органов, в том числе военнополевых судов, контрразведки. В книге содержится описание таких феноменов тогдашней Сибири, как "военщина" и "атамановщина", которые оказывали значительное воздействие на состояние законности и правопорядка в регионе. Многие сибиряки, оказавшиеся в эмиграции, упрекали автора в очернении "колчакии". Действительно, минорный характер записей очевиден. Несомненным достоинством дневника А. П. Будберга является литературный русский язык.
Эти и другие публикации содержат не только богатый фактический материал, но и то, что не найти ни в архивохранилищах, ни в периодической печати. Речь идет о подспудных политических течениях, различных коллизиях, о личных оценках тех или иных событий.
Наконец, дневники и воспоминания содержат богатейший биографический материал, что является неоценимым подспорьем при написании биографий деятелей белой Сибири.
Воспоминания можно разделить на две многочисленные, но не равные по значимости группы. К первой относятся мемуары высокопоставленных лиц колчаковского режима. Среди них государственные, политические и общественные деятели, военачальники79. Воспоминания министра снабжения И. И. Серебренникова выгодно отличаются тем, что их автор — сибиряк, поэтому многие его биографичен кие зарисовки опираются на многолетнее знакомство с тем или иным деятелем. Кроме этого, мемуары И. И. Серебренникова затрагивают и судьбу этих лиц в эмиграции.
Ценный фактический материал содержат воспоминания атама на Г. М. Семенова, в частности, о его взаимоотношениях с адмира лом А. В. Колчаком. "Фигурой умолчания" этой книги стала поли тика террора в Забайкалье, контролируемом атаманом.
Интересными подробностями и эмоциональными биографичес кими зарисовками изобилуют две мемуарные работы профессора Н. В. Устрялова, сыгравшего свою не очень видную, но достаточно важную роль в омских коридорах власти. У него можно найти информацию даже об уровне профессионализма филера, следившего за профессором в Чите. Столь же информативны и даже эмоциональны характеристики деятелей "колчакии" в воспоминаниях журна листа, впоследствии писателя Be. H. Иванова80.
В мемуарах социалиста-революционера Д. Ф. Ракова привлекает внимание описание того, как его пытались завербовать в качестве информатора департамента милиции колчаковского МВД.
Фрагменты из воспоминаний некоторых деятелей колчаковского режима были опубликованы еще в 1930 г. Их издание вызвало критику. Рецензия А. А. Ансона была названа весьма характерно81.
Действительно, вскоре такие издания перестали выходить.
Гораздо менее информативны воспоминания участников гражданской войны с советской стороны82. Это объясняется несколькими причинами. Во-первых, их авторы были рядовыми участниками событий и уровень их информированности был невысок. Во-вторых, воспоминания посвящены деятельности подпольщиков и партизан.
Узнать из них что-либо о деятельности судов, милиции, тем более прокуратуры практически невозможно. В-третьих, нельзя забывать о существовании цензуры. В-четвертых, содержание многих воспоминаний тенденциозно, что не раз вызывало нарекание других очевидцев. В этом отношении весьма характерно название рецензии А. А. Ансона на книгу В. Д. Виленского-Сибирякова83. Как мы считаем, его работу нельзя отнести к мемуарам. Это - художественная книга с использованием документов и воспоминаний, причем без сносок на них. В воспоминаниях известного руководителя сибирского большевистского подполья Б. Шумяцкого содержится острая полемика с В. Онучиным по вопросу о роли самого Б. Шумяцкого в антиколчаковской борьбе.
Определенную информацию можно почерпнуть из неопубликованных воспоминаний, хранящихся в центральных и местных архивах. Знакомство с Ф. 199 - Жбанков Д. Н. - и Ф. 1187 - Низовой П. Г, в РГАЛИ позволило в первом случае узнать подробности о погромах и смертных казнях на территории "колчакии", а во втором познакомиться с рукописью "Алтайские партизаны", написанной по горячим следам в 1920 г. Немало интересных фактов удалось найти в библиотеке-архиве "Русское зарубежье" (Москва), начало формирования коллекции которой положил А. И. Солженицын. В данном хранилище есть воспоминания участников белого движения о бытовой стороне жизни в Сибири.
Бесспорно важное значение имеет работа с Ф. 71 РГАСПИ, в котором собраны многочисленные материалы по истории гражданской войны вообще и в Сибири в частности. К этой группе материалов примыкают документы Ф. 4000 - коллекция Истпарта (ЦГА ИПДСПб).
В описи № 4 собраны воспоминания тех участников гражданской войны на востоке России, которые в начале 30-х годов проходили переподготовку в Ленинграде. Соответствующие фонды были образованы во всех местных партийных архивах. Среди них Ф. 64 - Енисейский истпарт (ЦХИДНИКК), Ф. 4204 - коллекция документальных материалов по установлению и восстановлению советской власти в Томской области (ЦДНИТО), Ф.П. 483 - воспоминания (ГАКемО).
Материалы этих фондов сохранили массив информации личного происхождения. Однако он, по известным причинам, требует к себе критического отношения. Все изученные нами воспоминания, как правило, посвящены описанию террора на территории "колчакии" и почти ничего не говорят о служебной деятельности правоохранительных органов.
Особую группу составляют мемуары зарубежных участников и очевидцев гражданской войны в Сибири - У. Грэвса, М. Жанена, X. Кенэ и Дж. Уорда. В своем предисловии к мемуарам последнего И. М. Майский упрекает его в том, что он ничего не понял в русской революции и очень плохо представлял себе действительное значение тех событий, которые разыгрывались на его глазах. Эти замечания могут быть приняты, однако мемуары - это некое подобие зеркала, которое может несколько искажать, но в основном верно передавать нам отражаемый им объект. Между тем в этих воспоминаниях содержатся важные свидетельства о репрессивной политике омского режима и отношении к нему сибирской общественности и представителей союзников. Особенно много критических материалов о деятельности карательных отрядов и казачьих атаманов. Но нельзя не обратить внимание на то, что все четыре автора умалчивают об участии своих соотечественников в карательных акциях против мирного населения "колчакии". Вместе с тем воспоминания очевидцев из стран, которые имеют прочные демократические традиции, дают возможность соотнести состояние тогдашней Сибири и этих стран.
Научная новизна нашей работы определяется несколькими факторами. Во-первых, впервые в отечественной историографии подвергается анализу правоохранительная политика одного из белых режимов.
Во-вторых, в научный оборот введены новые материалы из многочисленных центральных и местных архивов, периодической печати тех лет. В-третьих, новыми являются полученные выводы. В монографии приводятся новые факты, дающие возможность переосмыслить не только саму проблему, вынесенную в заголовок монографии, но и в известной степени персонифицировать историю белой Сибири.
Волков С. В. На углях великого пожара. М., 1990. С. 44.
Филатьев Д. В. Катастрофа Белого движения в Сибири. Впечатления очевидца 1918-1922 гг. // Северо-Восток (Новосибирск). 1992. № 3. С. 12.
Иоффе Г. 3. Колчаковская авантюра и её крах. М., 1983. С. б.
* Статистический ежегодник России за 1918 г. Вып. 1. М., 1918. С. 33; Уральская жизнь. 1919. 4 мая; Novomeysky M.A. My Siberian life. L.: Max Parrish, 1956. P. 255.
Coates W. P., Coates Z. K. Armed Intervention in Russia, 1918-1920. L., 1935. P. 201.
Лукомский А. С. Воспоминания: В 2 т. Берлин, 1922. Т. 2. С. 5-7.
Виленский (Сибиряков) Вл. Черная година сибирской реакции (интервенция в Сибири). М., 1919; Что принес Колчак сибирским рабочим и крестьянам, Пг., 1919; Молотов К. М. Контрреволюция в Сибири и борьба за Советскую власть. Саратов, 1921. 70 с; Круссер Г. В. Колчаковщина. Новосибирск, 1927. 39 с; Вешан В. Д.
Вооруженные восстания против Колчака в городах и рабочих районах Сибири. Новосибирск, 1928; Дубровский К. В. В царстве нагайки и виселицы. Сибирская контрреволюция, 1918-1921. М.-Л., 1929. 128 с; Абов А. О партизанском движении в Сибири. Новосибирск, 1932. 24 с; Баранов А. В. Гражданская война на Урале. Свердловск, 1928. 38 с; Безродных И. Амур в огне. Хабаровск, 1935. 94 с; Карпенко 3. Г.
Гражданская война в Дальневосточном крае (1918-1922 гг.). Хабаровск, 1934. 168 с;
Максаков В., Тйрунев А. Хроника гражданской войны в Сибири (1917-1918). М.-Л., 1926. 301 с.
Константинов М. М. Колчак // Сибирская Советская энциклопедия. Т. 2.
Новосибирск, 1931. Стлб. 831-833; Он же. Колчаковщина. Там же. Стлб. 833-847.
Виткинд Н. Я. Материалы к библиографии истории гражданской войны на востоке. М., 1934. 91 с.
Колосов Е. Сибирь при Колчаке: Воспоминания, материалы, документы. Пг., 1923; Как это было (массовые убийства при Колчаке в декабре 1918 г. в Омске и гибель Н. В. Фомина). Пг., 1923. № 21. С. 250-297.
Вольский А, Белый террор в эпоху гражданской войны в СССР // Десять лет белого террора. М., 1929. С. 11-20.
Камский. Сибирское действо. Пг., 1922. 39 с.
Люблинский, Поляков. Милиция // Советская Сибирская энциклопедия.
Т. 3. Новосибирск, 1932. Стлб. 449.
Редкие исключения: Гирченко В. П. Империалистическая интервенция в Бурят-Монголии (1918-1920 гг.). Улан-Удэ, 1940. 109 с; Красных М. Омские большевики в годы гражданской войны. Омск, 1947. 64 с; Сафронов В. П. 30 лет со дня освобождения Красноярского края от колчаковщины. Красноярск, 1949. 28 с.
Беликова Л. И. Большевики Приморья в годы гражданской войны и иностранной интервенции. Владивосток, 1960. 123 с; Хаптаев П. Т. Бурятия в годы гражданской войны. Улан-Удэ, 1967. 264 с. и другие.
Гудошников М. И. Очерки по истории гражданской войны в Сибири. Иркутск, 1959. 206 с; Крушанов А, И. Гражданская война в Сибири и на Дальнем Востоке (1918-1920 гг.). Кн. 1. Владивосток, 1972. 285 с; Кн. 2. Владивосток, 1984. 224 с.
Гражданская война // История Сибири. Т. 4. Л., 1968. С. 87-176.
Иоффе Г. 3. Колчаковская авантюра и её крах. М., 1983. 294 с.
Бордюгов Г. А., Ушаков А. И., Чураков В. Ю. Белое дело: идеология, основы, режимы власти: Историографические очерки. М., 1998. С. 18.
1918-1919 гг. Кемерово, 1959. 101 с; Он же. Сибирь непокоренная. Кемерово, 1968.
558 с; Он же. Гражданская война в Сибири // Историография Советской Сибири (1917-1945 гг.). Новосибирск, 1968. С. 37-72 и др.
1967. С. 702; Дворянов В. Н. Б о р ь б а т р у д я щ и х с я в т ы л у белогвардейцев и интервенг тов в Восточной Сибири ( 1 9 1 8 - 1 9 2 0 гг.): Д и с.... к а н д. ист. н а у к. М., 1967. С. 127.
Чистяков Н. Ф. Разгром семёновщины // Неотвратимое возмездие. По материалам судебных процессов над изменниками Родины, фашистскими палачами и агентами империалистических разведок. М., 1973. С. 147-160; Шалагинов В. Крах атамана Анненкова // Там же. С. 90-109.
Хаптаев П. Т. Октябрьская социалистическая революция и гражданская война в Бурятии. Улан-Удэ, 1964. С. 32.
Плотников И. Ф. Большевистское подполье на Урале и в Сибири в период иностранной военной интервенции и гражданской войны (1918-1920 гг.). Свердловск, 1966. С. 216.
Эйхе Г. X. Опрокинутый тыл. М., 1966. С. 135.
Батоцыренов В. Б. Советская историография Октябрьской революции и гражданской войны в Бурятии (1917-1965 гг.). Улан-Удэ, 1967. 71 с.
Сибирь в период Великой Октябрьской социалистической революции, иностранной интервенции и гражданской войны (март 1917 - 1920 гг.): Библиографический указатель. Новосибирск, 1973. 334 с.
Плотников И. Ф. Основные итоги и задачи дальнейшего изучения истории большевистского подполья и партизанского движения на Урале в период иностранной интервенции и гражданской войны (1918—1919 гг.) // Гражданская война на Урале: Тез. межвуз. регион, научн. конф. Челябинск, 1983. С. 17-18.
Вопросы истории. 1987. № 10. С. 115, 117.
Штыка А. П. Гражданская война в Сибири в освещении белогвардейских мемуаристов. Томск, 1991. 133 с; Голдин В. И. Гражданская война в России в современной историографии // Гражданская война в России и на Русском Севере. Проблемы истории и историографии. Архангельск, 1999. С. 5; Звягин С. П. Новый этап в изучении истории белой Сибири.// Литература последних лет по истории белой Сибири: Библиограф, указатель / Сост. С. П. Звягин. Кемерово, 1999. С. 3-6.
Поляков Ю. А. Поиски новых подходов в изучении гражданской войны в России // Россия в XX веке. Историки мира спорят. М., 1994. С. 282-283; Поляков Ю. А. Гражданская война в России: поиски нового видения // История СССР.
1990. № 2. С. 101-102.; Трукан Г. А. Верховный правитель России // Отечественная история. 1999. № 6. С. 29.
Литвин А. Л. Красный и белый террор в России 1918-1922 гг. Казань, 1995.
328 с; Фомин В. Н. Истоки насилия в период гражданской войны (1917-1922 гг.) // Гражданские войны. Политические кризисы. Внутренние конфликты. История и современность: Мат. Всерос. научно-метод. конф. учителей и работников высшей школы. Омск, 1998. С. 25-30; Спирин Л. М. Террор. Трагедия революции // Литературная газета. 1990. 15 авг.; Михайлов И. В. Быт, нравы и психология белого офицерства: к постановке проблемы // Революция и человек. М., 1997. С. 143-169;
Волобуев П. В., Вулдаков В. П. Октябрьская революция: новые подходы к изучению // Вопросы истории. 1996. № 5-6. С. 35; Биск И. Я. Размышления о преподавании истории. Тамбов, 1999. С. 35; Пушкарёв Л. Н. Что такое менталитет? Историографические заметки // Отечественная история. 1995. № 3. С. 165; Бортневский В. Г.
Красный и белый террор гражданской войны // Сквозь бури гражданской войны / Под ред. В. И. Голдина. Архангельск, 1990. С. 101-125.
См. подробнее: Литература последних лет по истории белой Сибири: Библиографический указатель / Сост. С. П. Звягин. Кемерово, 1999. 68 с.
Слободин В. П. Белое движение в годы гражданской войны в России: сущность, эволюция, итоги (1917-1922 гг.): Автореф. дис.... канд. ист. наук. М., 1994.
С. 13; Медведев В. Г. Белое движение в Среднем Поволжье в 1918-1919 гг.: Дис...
канд. ист. наук. Ульяновск, 1995. С. 155, 194; Зимина В. Д. Белое движение и российская государственность в период гражданской войны. Волгоград, 1997. С. 432;
Тормозов В. Т. Белое движение в гражданской войне. Историография проблемы (1918— 1998 гг.): Автореф. дис.... д-ра ист. наук. М., 1998. С. 12.
Никитин А. Н. Источники по истории гражданской войны в Сибири и их использование в советской исторической Литературе: Дис.... д-ра ист. наук. Томск, 1992. С. 64; Он же. Документальные источники по истории гражданской войны в Сибири. Томск, 1994. 164 с; Он же. Милиция Российского правительства Колчака и её роль в борьбе с общеуголовной и организованной преступностью. М., 1995. 77 с;
Он же. Источники и литература о месте и роли юристов в противобольшевистском движении (1918-1919 гг.) // Российская интеллигенция в отечественной и зарубежной историографии: Тез. докл. межгос. научно-теор. конф. Иваново, 1995. Т. 2.
С. 294 Т. 2. 295; Он же. Органы государственной власти "белой" России: борьба с должностными преступлениями. М., 1997. 68 с; Он же. Колчак проиграл мафии // Милиция. 1997. № П. С. 50-51.
Степанов М. М. Органы внутренних дел белых правительств в период граж данской войны: Дис.... канд. юр. наук. М., 1998. 242 с; Феоктистов С. Ф. Милиция Забайкалья в 1917 - начале 1930-х годов: Автореф. дис.... канд. ист. наук. СПб., 1999. 24 с.
Некрасова Л. В. Комитет по обеспечению порядка и законности (К вопросу о взаимоотношениях центральной и местных властей в период колчаковщины) // Проблемы местного управления Сибири XVII-XX веков: Тез. докл. регион, научи.
конф. Новосибирск, 1996. С.47-52.
Бушаров Е. А. Преступления военнослужащих сибирской белогвардейской армии и местного населения в Тобольской губернии летом-осенью 1919 г. (по белогвардейским материалам) // Ежегодник. 1992. Тюменский областной краеведческий музей. Тюмень, 1994. С. 174-185; Ларьков Н. С. Капитан Суров // Земля Асиновская. Томск, 1995. С. 144-160; Греков Н. В. Формирование контрразведывательной службы армии Колчака // История "белой" Сибири: Тез. научн. конф. Кемерово, 1997. С. 59—61; Он же. Контрразведка и органы государственной охраны белого движения Сибири (1918-1919 гг.) // Известия Омского государственнного историко-краеведческого музея. № 5. Омск, 1997. С. 209-221; Баканов В. Горькое золото погон. Магнитогорск, 1997. 128 с.
Звягин С. П. Гаттенбергер Александр Николаевич // История "белой" Сибири в лицах: Биографический справочник. СПб., 1996. С. 10-15; Ахметъева Н. П.
A. Н. Гаттенбергер и его родственники в Гражданской войне // История белой Сибири:
Тез. 3-й науч. конф. Кемерово, 1999. С. 177-181; Вибе П. П. Пепеляев Виктор Николаевич // Омский ясторико-краеведческий словарь. М., 1994. С. 202-203; Гронский П. П.
B. Н. Пепеляев // Памяти погибших / Под ред. Н. И. Астрова, В. Ф. Зеелера, П. Н. Милюкова, кн. В. А. Оболенского, С. А. Смирнова и Л. Б. Эльяшева. Париж, 1929. С. 157-161; Федоренко А. П. Пепеляев Виктор Николаевич // Политические деятели России 1917: Биографический словарь. М., 1993. С. 247; Шиловский М. В.
Последний премьер-министр Сибири // Сибирская старина (Томск). 1996. № (16). С. 18-19.
Ильин И. А. Белая идея // Белое дело. Т. 1. Берлин, 1926. С. 8.
Гинс Г. К. Сибирь, союзники, Колчак. Харбин-Пекин, 1921; Т. 1. 325 с; Т. 2.
606 с; Сахаров К. В. Белая Сибирь (внутренняя война 1918—1919 гг.). Мюнхен, 1923. 324 с; Мелыунов С. П. Трагедия адмирала Колчака. Т. 1-4. Белград, 1930Сергеев В. Л. Очерки по истории белого движения на Дальнем Востоке. Харбин, 1937. 99 с; Филатъев Д. В. Катастрофа белого движения в Сибири. 1918-1922.
Впечатления очевидца. Париж, 1985. 144 с; Парфенов П. С. Уроки прошлого: гражданская война в Сибири 1918, 1919, 1921. Харбин, 1921. 171 с.
Аргунов А. А. Рецензия на книгу Гинс Г. К. "Сибирь, союзники и Колчак" // Современные записки (Париж). 1921. № 6. С. 317.
Бордюгов Г. А, Ушаков А. И., Чураков В. Ю. Белое дело: идеология, основы, режимы власти: Историографические очерки. М., 1998. С. 125.
Мелыунов С. П. Н. В. Чайковский в годы гражданской войны. Париж, 1929. С. 5.
Иностранцев М. А. История, истина и тенденция: по поводу книги генераллейтенанта К. В. Сахарова "Белая Сибирь". Прага, 1933. С. 5, 3.
Нам пока не удалось установить, кто скрывался под этим псевдонимом // Масалов И. Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей: В 3 т. Т. 1. М., 1941. С. 33; Он же. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей. Т. 1. М., 1956. С. 52—54.
А. П. Правосудие в войсках генерала Врангеля. Константинополь, 1921. 56 с.
Иоффе Г. 3. Pereira N. White Siberia. The Politics of Civil War. McGill Queen's Univercity Press, 1996. 261 p. // Отечественная история. 1997. № 3. С. 207.
Pelzel S. American Intervention in Siberia, 1918-1920. Phil., 1946; Manning С A. The Siberian Fiascko. N.-Y., 1952; Unterberger B. America's Siberian Expedition, 1918-1920. Durham, 1956; Fleming P. The Fate of admiral Kolchak. N.-Y., 1963; Cracknell B. The Failure of Admiral Kolchal. Harrow, 1978.
Smele J. D. Civil war in Siberia. The anti-Bolshevik goverment of Admira Kolchak, 1918-1920. Cambridge university press, 1996. P. 671; Pereira N. White Siberia The Politics of Civil War. McGill - Queen's Univercity Press, 1996. P. 114-126, 169.
Bredly J. F. N. Civil War in Russia. 1917-1920. N.-Y., 1975. P. 9.
Luchett R. The White Generals: An Account of the White Movement and thi Russian Civil War. L. & N.-Y., 1971. 413 p.; Slavic Review. 1989. Vol. 48. P. 304- Философский энциклопедический словарь. М., 1999. С. 360.
Большой юридический словарь. М., 2000. С. 199, 467.
Виппер Р. Ю. Кризис исторической науки. М., 1921. С. 18.
Тоинби А. Дж. Постижение истории. М., 1991. С. 106-142.
Могильницкий Б. Г. Об исторической закономерности как предмете исторической науки // Новая и новейшая история. 1997. № 2. С. 11.
Поляков Ю. А. Гражданская война в России: поиски нового видения // История СССР. 1990. Л6 2. С. 101, 98.
Никитин А. Н. Документальные источники по истории гражданской войны в Сибири. Томск, 1994. С. 3; Зимина В. Д. Белое движение в годы гражданской войны. Волгоград, 1995. С. 9; Алексеев В. Н. К вопросу об объективном освещении истории гражданской войны // Гражданская война в России: Мат. Десятой заочн.
научн. конф. СПб., 1998. С. 22. Среди таких работ следует назвать: Дело не получило благословение бога: Публицистика и воспоминания белых. Хабаровск, 1992. 368 с;
А. В. Колчак. Последние дни жизни / Сост. Г. В. Егоров. Барнаул, 1991. 304 с;
Южанинов Л. Ф. Александр Васильевич Колчак — Верховный правитель России // История белой Сибири: Тез. 3-й научн. конф. 2-3 февраля 1999 г. Кемерово, 1999.
С. 12-13; Князев В. В. Жизнь для всех и смерть за всех. Тюмень, 1991. 30 с. и другие.
Волобуев П. В. Реформы или революция: исторические реалии и политические иллюзии // Крайности истории и крайности историков: Сб. ст. М., 1997. С.7.
Бор Н. Квантовая физика и философия // Успехи физических наук. Т. 67.
Вып. 1. М., 1959. С. 42.
Покровский Н. Н. О принципах издания документов XX в. // Вопросы истории. 1999. № 6. С. 34.
Могильницкий Б. Г. Введение в методологию истории. М., 1989. С. 12.
Ницше Ф. Человеческое слишком человеческое // Ницше Ф. Соч.: В 2 т.
Т. 1. М., 1990. С. 364.
Могильницкий Б. Г. Историко-методологические исследования в Томском университете (1950-е - начало 1990-х гг.): история, истоки и перспективы // Материалы международной науковедческой конф. 22-24 сент. Вып. 1. Новосибирск, 1992.
С. 120.
Плотникова М. Е. Истпартовские издания о гражданской войне i Сибири // Вопросы истории Сибири. Вып. 4. Томск, 1969. С. 208; Ларьков Н. С. Шчало гражданской войны в Сибири: армия и борьба за власть. Томск, 1995. С. 16.
РакитовА. И. Историческое познание. М., 1982. С. 196-202.
См., например: Государственный переворот адмирала Колчага в Омске, 18 ноября 1918 г. / Сост. В. Зензинов. Париж, 1919. 194 с; Пионтювский С. А.
Гражданская война в России. 1918-1921: Хрестоматия. М., 1925; Субботовский И.
Союзники, русские реакционеры и интервенция: Краткий обзор исключительно по официальным документам бывшего колчаковского правительства. М., '926. 328 с;
Борьба за власть Советов в Томской колчаковской губернии. Томск, 1967. 569 с.
Документальные источники по истории "белой" Сибири // Сост. С. П. Звягин, Е. В. Луков, С. Ф. Фоминых // История "белой" Сибири: Тез. науч. конф.
Кемерово, 1995. С. 149-188; Сибирская милиция (1918-1919 гг.): Сб. нормативноправавых документов / Сост. С. П. Звягин и Л. И. Петрушева. Кемерово, 1997. 93 с.
Допрос Колчака // Архив русской революции. Т. 10. Берлин, 1923; Допрос Колчака. Л., 1925.
Дроков С. В. Подлинные протоколы допросов адмирала А. В. Колчака и А. В. Тимиревой как новый источник по истории "белой" Сибири // История "белой" Сибири: Тез. научн. конф. Кемерово, 1995. С. 129-131; Он же. Следственное дело А. В. Колчака как источник по истории гражданской войны в Сибири: Автореф. дис.... канд. ист. наук. М., 1998. 20 с.
Бордюгов Г. А., Ушаков А. И., Чураков В. Ю. Белое дело: идеология, основы, режимы власти: Историографические очерки. М., 1998. С. 118.
Вологодский П. В. Из хроники антибольшевистского движения в Сибири // Россия антибольшевистская: Из белогвардейских и эмигрантских архивов. М., 1995;
Дневник П. В. Вологодского // Отечественная история. 2000. № 6. С. 135-150;
2001. № 1. С. 135-153; Дневник В. Н. Пепеляева // Сибирь. 1989. № 6. С. 74-88;