«Разум против предрассудков: преодоление нетерпимости Учебное пособие для старших классов средней школы 1 Авторский коллектив: С. Дьячкова (Вводный раздел, Раздел 4), В. Луховицкий (Раздел 1, гл. 4, Раздел 2), О. ...»

В итоге, все газеты совершили на мальчика поклеп. Потому что за день до этого телеканалы показали, что Путин на самом деле все-таки поинтересовался, как зовут странного мальчика. Мальчик вежливо ответил, что он Дима. При Сталине за неправильное цитирование вождя, как известно, наказывали. Теперь пресса может невнимательно слушать президента и даже – о ужас! – неточно цитировать его слова. Чем не доказательство, что жить стало лучше, жить стало веселее?

Сравните выделенные цитаты и попробуйте предположить, почему один и тот же факт журналисты описывают по-разному.

С какой целью была написана эта статья? Обратите внимание на начало и конец статьи, а также на авторские комментарии.

Вспомните какую-нибудь ситуацию, когда по тем или иным причинам искажалась информация о каком-то событии. На каких именно этапах передачи информации происходили эти нарушения? При ответе используйте схему, которую обсуждали на Внимательно рассмотрите схему коммуникации:

событие – отправитель – кодирование – сообщение – декодирование получатель Подумайте, на каких ее этапах информация может исказиться. В чем, по-вашему, заключаются причины этого искажения?

Глава 2. Различение факта и оценки. Способы проверки фактов.

Прочитайте отрывок из работы профессора А. А. Леонтьева, крупнейшего российского специалиста в психолингвистике:

«По поводу произошедшего события могут быть высказаны различные суждения.

Часть из них может быть верифицирована тем или иным способом. Те из них, которые не подтвердились, являются ложными (т.е. не являются фактами). Те, которые подтвердились, являются истинными (т.е. достоверными фактами). Другая часть суждений о событии объективно не может быть верифицирована в данный момент при нынешнем объеме и характере доступной нам информации, но, если со временем появятся новые факторы (ранее не известный нам свидетель, вновь открывшийся архив и пр.), такая верификация может быть произведена. Эти суждения являются недостоверными фактами.

Наконец, третья часть суждений вообще непроверяема по своей природе – это не факты, а оценочные суждения8».

Леонтьев А.А. Указ. соч.

Итак, мы имеем следующие типы суждений: достоверный факт, ложное суждение (высказывание), недостоверный факт9, оценочное суждение (высказывание).

Все это вместе как продукт нашего сознания противопоставляется событию, т.е.

тому, что имеет (имело) место в реальности.

Запишите определения выделенных понятий так, как они выглядели бы в словаре.

Далее вы найдете несколько статей, в которых авторы сознательно смешивают достоверные и недостоверные факты, ложные суждения и субъективные оценки тех или иных событий. Ваша задача — научиться отделять их друг от друга.

1. Причиной сильной засухи в России стали бомбардировки НАТО По мнению ряда специалистов-экологов, специализирующихся на учете и изучении климатических процессов, аномально жестокая засуха в России прямо связана с последствиями гигантской экологической катастрофы, спровоцированной летчиками стран НАТО на территории Сербии и ряда стран Восточной Европы.

За время бомбардировок НАТО в атмосферу и в воду попало большое количество "нетрадиционных" для природы химических веществ, которые оказывают не только прямое, но и косвенное воздействие на атмосферные процессы. Там есть даже веществакатализаторы, то есть такие соединения, которые сами не вступают в химические реакции, но своим присутствием провоцируют другие элементы на изменение своих химических и физических свойств. Как известно, процессы в атмосфере настолько многосложны, настолько тонки и так сильно взаимозависимы в глобальном масштабе, что простому человеку, неспециалисту, порой бывает трудно или невозможно осознать всю цепочку причинно-следственных связей между наступившей засухой и взрывом большого количества авиабомб, разрушением химических предприятий и выбросом в атмосферу химикатов. Цепочка причин и следствий сейчас постепенно охватывает всю планету. Не исключено, что известные природные разрушения в США были также (в конечном счете) спровоцированы американскими пилотами, бомбившими Сербию.

Российские ученые, которые могли бы выступить с правдивыми сообщениями по поводу причин засухи в России, в настоящее время настроены скептически, так как "команда" от "боссов", которую сейчас выполняют почти все телеканалы и многие газеты в России, предусматривает замалчивание агрессивных действий НАТО и их климатических, военных и политических последствий для России.

Одновременно существуют серьезные подозрения, что США проводили в Сербии "акты экспериментального применения" специального оружия и специальной тактики, рассчитанной на разрушение природной среды Европы. Вполне возможно, что в этих расчетах американцев было желание изменить климат России, но не было желания нагадить и в собственной стране, на собственном континенте. В то же время известно, что военно-политическое руководство США, принимавшее решение о начале войны, равно как и ряд правительств в странах Европы (Испания, Англия, Франция, Германия) контролируются лицами, связанными с сионистским капиталом.

Подумайте, о каких фактах сообщается в этой статье? Есть ли среди них такие, которые Вы сразу же, не проверяя их, сочтете оценочными суждениями или недостоверными? А какие факты нуждаются в верификации (проверке)?

Какие мифы поддерживает и активно пропагандирует автор статьи?

Так как в слове «недостоверный» есть негативный оттенок, учитель может не использовать на уроке этот термин, а описывать это понятие своими словами.

Еще лучше, чем прежде, высветилось лицо и другого нашего внутреннего врага – изменнической прозападной интеллигенции. Символом ее отныне становится Сергей Ковалев – «правозащитник», демонстративно защищающий чеченцев и не защищающий русских; человек, которого Министр обороны П. С. Грачев справедливо назвал «врагом России». Нам нечего прибавить к этой оценке, перед нами действительно эталон русофоба, на котором «пробы ставить негде». Однако деяния защитника чеченцев и ненавистника русских С. Ковалева или Анатолия Приставкина, призывающего поощрять дезертирство из Российской армии, – это лишь надводная, видимая часть айсберга подрывной деятельности интеллигенции. Невидимая же, точнее, не столь заметная (но именно поэтому и более опасная) часть – это развернутая прозападной интеллигенцией изощренная психологическая война против русского народа, против русского национального самосознания, против русского духа.

Если просмотреть демократическую прессу за декабрь 1994-го – февраль 1995 г., станет видно, как из русского народа стремятся вылепить быдло, аморфную биологическую массу, амеб, которых интересуют только цены на водку, «Санта Барбара»

да личная жизнь Сергея Мавроди (или кого там еще). Мы нигде не встретим откровенных призывов типа «Бей русских!» или «Защищай Дудаева!». Русофобы-журналисты действуют тоньше, они стремятся исподволь приучить народ к мысли, что честь Родины и Нации, территориальная целостность России, государственные и национальные интересы, национальная солидарность, само национальное чувство суть смешная и вредная ерунда, что все это имеет значение только для ненормальных. Дескать, банку пива-то у тебя чеченцы не отнимают, чего ж тебе еще надо? Пей и радуйся. А вот пример более топорной русофобской работы: «Не знаю, как чеченцы, а русские, я лично уверен, проголосуют в большинстве за суверенитет Чечни, даже не вспомнив о геополитических интересах России» («Труд», 14 декабря 1994). Сергей Ковалев, автор этого пассажа, повидимому, уже решил, что дело сделано, что русские уже превратились в жвачное быдло, с которым церемониться больше нечего: я уверен и точка... Так же, наверное, считает и Джохар Дудаев, имевший наглость заявить, что «Чечня никогда не находилась в составе России» («Аргументы и факты». 1994. № 49).

Враги русского народа уже уверены, что русский народ стал ничего не соображающим стадом, которое проглотит любую ложь, любую мерзость и попросит еще.

Но они в очередной раз выдают желаемое за действительное, ибо чеченский конфликт воочию показал, что русский народ жив, дееспособен и может отстоять свои интересы, что Держава и Нация для него – не пустой звук.

В спину российской армии стреляют не «чужие»: не солдатские матери, не правозащитники и не потерявшие пока совесть репортеры, в чем еще с первой чеченской войны пытаются убедить нас густопсовые «патриоты», изолгавшиеся спецпропагандисты и некоторые журналисты-шовинисты. В спину армии стреляют «свои» каратели Самашек, «чистильщики» Алды и разная другая сволочь в погонах и без, которая жирует на этой войне. А остальные – и таких несомненное большинство, солдаты, офицеры, генералы – хоронят своих товарищей, которые встретили жестокого, сильного и хорошо подготовленного противника (не заурядных бандитов, с ними воевать было бы проще, а именно противника) лицом к лицу и не дрогнули.

…как идет расследование, например, следующих преступлений:

Операция МВД РФ в селе Самашки 7–8 апреля 1995 г.

Убиты 211 мирных жителей, разрушено 160 домов. (Данные наблюдательной группы Правозащитного центра «Мемориал» и газеты «Московские новости».) Карпинский курган под Грозным.

Тайное захоронение безымянных женщин, детей, солдат. Тела сбрасывали ночами с военных машин и ровняли бульдозером. (Свидетельство военного репортера «Новой ежедневной газеты» Дмитрия Муратова. Март-апрель 1995 г. Имеются снимки этой «братской могилы» – десятки метров незарытого рва).

Применение против мирного населения реактивных систем залпового огня, запрещенных Женевской конвенцией 1981 г., как антигуманное оружие. (Применялось на первой чеченской войне, применяется на второй. По информации различных СМИ) Потери среди мирного населения Грозного в период с октября 1994 г. по март 1995 г. – 25–29 тысяч человек. (Агентство «Интерфакс». Данные обнародованы в январе 1996 г.) В 124-ю Специальную медицинскую лабораторию СКВО, занимавшуюся идентификацией тел гражданских лиц, погибших в Чечне, неоднократно попадали трупы чеченцев со следами страшных побоев. (По сообщению газеты «Московский комсомолец», 5 мая 1997 г.) Ракетный удар по центру Грозного 21 октября 1999 г.

По сообщению корреспондента Ассошиэйтед Пресс Марии Эйсмонт, было убито 118 и ранено более 400 человек. 26 октября генерал Шаманов в программе Евгения Киселева «Глас народа» (телеканал НТВ) признал – команда для ракетного обстрела была отдана на самом высоком уровне.

Зачистка поселка Алды (пригород Грозного) 5 февраля 2000 г.

21 марта 2000 г. «Коммерсант» написал о возбуждении прокуратурой Грозного уголовного дела по факту убийства 60 жителей Алды. Массовые расстрелы, пишет газета, ссылаясь на рассказы местных жителей, устраивали здесь военные, проводившие спецоперацию.

Зачистка в ночь с 20 на 21 февраля 2000 г. грозненского микрорайона Новая Катаяма.

Убит 51 человек. (Свидетельство очевидца, записанное журналистом «Новой газеты» Анной Политковской).

Сравните эти статьи по следующим параметрам:

Где преобладают эмоции, а где – перечисление фактов? В какой из статей нам легче эти факты проверить?

Каковы цели авторов?

Можно ли сказать, что В. Ярошевский тоже создает мифологизированный образ «пятой колонны» - военных и «патриотов»?

Ниже приводятся три текста о Кавказской войне 1817 – 1864 годов. Отметьте в каждом из них все изученные типы суждений. На основании чего можно говорить, что все тексты содержат в себе какие-то мифологические утверждения?

1. Стремясь к новому расширению территории, Россия в 1817 г. начала агрессию на Кавказе, стремясь покорить свободолюбивые племена черкесов, чеченцев, аварцев, лезгинов. Народы Кавказа героически отстаивали свою независимость. В борьбе участвовали все — от мала до велика. Русские пытались использовать все средства — где подкуп, где военную силу, где вырубку лесов и принудительное переселение горцев на равнины.

Более четырех лет продолжались военные действия в Чечне и Западном Дагестане, в ходе которых погибли десятки тысяч мирных жителей.

Большинство черкесов, которые сопротивлялись до 1864 г., царское правительство вынудило покинуть родные места и искать спасения в Турции, по пути куда погибли многие тысячи людей. Это была подлинная национальная трагедия, настоящий геноцид, после которого Черноморское побережье Кавказа от Анапы до Абхазии превратилось в безлюдную пустынную местность, которую русские поспешили колонизировать.

2. Жившие на южных рубежах империи горские народы Адыгеи, Чечни, Дагестана представляли немалую опасность для мира в этих землях. Среди них были распространены варварские обычаи, рабство, кровная месть. Занятием многих были грабительские набеги на русские селения и казацкие станицы, воровство и разбой.

После добровольного вхождения Грузии в состав России воинственно настроенные горцы препятствовали созданию нормальных связей между православными странами. Под знаменем нового течения ислама — мюрюдизма — местные правители (и прежде всего имам Шамиль) развязали газават — войну против неверных.

Силы терских и кубанских казаков не могли уже сдержать горцев в повиновении. Навести порядок можно было только вооруженной силой, так как только ее кавказские горцы уважали.

Под командованием Ермолова и Барятинского русские войска сломили сопротивление горцев (несмотря на помощь, которую им оказывали в своекорыстных интересах Англия и Турция) и установили на Кавказе мир и порядок. После присоединения Северного Кавказа там было уничтожено рабство и началось экономическое процветание края.

3. Английские империалисты и находящиеся у них на содержании исламские реакционеры из Османской империи стремились разжечь ненависть и вражду между Россией и народами Северного Кавказа. Их агенты подкупали горских князей и мусульманское духовенство, чтобы натравить их на русских под предлогом священной войны с неверными. Руками обманутых горцев англичане и турки рассчитывали нанести удар в спину России в ходе Крымской войны, чтобы отторгнуть Закавказье и установить там свое господство.

Народы Кавказа дорого заплатили за то, что дали себя использовать в качестве орудия в руках врагов России.

«Этнонациональные проблемы в истории России. Тесты для старшеклассников»

Внимательно прочитайте статью, составьте на основании высказанных в статье идей короткую памятку «Как читать публицистическую статью».

Схематически любой вид общения можно представить себе следующим образом:

первый этап – мы получаем от партнера по общению некую информацию (в самом широком смысле этого слова), второй этап – осмысливаем ее и третий – формируем собственное отношение к этой информации. Далее, если у нас есть возможность донести до партнера свою реакцию (также в самом широком смысле этого слова) на его высказывание, мы доносим ее, и это, как вы понимаете, будет уже четвертый этап.

Выделение указанных этапов – действие во многом условное: как правило, все это происходит настолько быстро, что отделить одно действие от другого можно только путем последующего анализа (рефлексии). Особенно же легко ускользает от нашего внимания процесс осмысления, понимания информации. Ведь как само сообщение, так и наша реакция на него имеют внешнее выражение (устное или письменное), а на то, что происходит в голове, человек обращает внимание не часто.

Все вышесказанное относится и к чтению письменных текстов, в нашем случае публицистических статей. Акт общения налицо: есть человек (автор), который доносит до нас сообщение (текст), есть адресат (читатель); мы читаем статью и заняты тем, что стараемся ее понять, осмыслить; в конечном итоге мы формируем собственное мнение по поводу адресованного нам сообщения и даже, возможно, как-то реагируем (бежим показывать статью другу, рвем ее на клочки, пишем в редакцию отзыв и т.д.).

Никто не будет спорить, что среди всех этих действий центральным является акт восприятия и понимания. Ведь от того, насколько человек способен понять представленный ему текст, зависит, во-первых, состоится ли акт общения как таковой (отсутствие понимания с одной стороны равносильно отсутствию собеседника), а вовторых, насколько читатель свободен в данном партнерстве. Под свободой в данном случае мы понимаем умение не зависеть от эмоций собеседника и его субъективного мнения о предмете общения; иначе говоря, сохраняя способность понимать, что думает и чувствует собеседник, надо уметь дистанцироваться от его эмоций и мнений, сформировать собственное отношение к предмету и понять, какие чувства возникают у тебя самого.

Для публицистических текстов (в отличие, например, от научных) особенно характерно сочетание фактической информации с эмоциональной, субъективное изложение материала. Поэтому для нас очень важно остановиться на способности читать статью отстраненно, т.е. фиксируя и отделяя друг от друга «фрагменты информации», фигурирующие в процессе восприятия текста. А фрагменты эти таковы: 1) факты как таковые; 2) позиция автора по отношению к этим фактам (его мнение и, может быть, чувства); 3) наши собственные знания об этих фактах; 4) наше к ним отношение; 5) наше отношение к позиции автора.

Все сказанное выше может показаться совершенно лишним: ведь каждый, кто более или менее регулярно читает, с одной стороны, представляет в общих чертах, как он это делает, а с другой стороны, никогда не будет занудно корпеть над каждой строчкой, отделяя один «фрагмент информации» от другого. Но дело в том, что существует несколько «ловушек», в которые мы часто попадаемся, даже если теоретически знаем об их существовании.

Ловушки эти расставлены точно на стыках тех самых «фрагментов», о которых мы говорили. А именно: спутав факты и мнение автора по их поводу, мы рискуем быть дезинформированными; спутав собственное мнение о фактах и мнение о них же автора, мы можем составить себе неверное представление о взглядах последнего; не отстранившись от собственных переживаний по поводу предмета статьи, можно исказить даже факты, вполне объективно изложенные.

К сожалению, не только мы сами запутываем себя недобросовестным прочтением текста, но и авторы порой вполне сознательно пользуются этими ловушками и пытаются участвовать с их помощью в формировании у читателя определенного отношения к предмету статьи.

Конечно, только сумасшедший будет каждую статью подвергать полному анализу, о котором мы говорим. Так же как только сумасшедший будет в процессе письма думать над каждой орфограммой; мучения по поводу каждой буквы остались далеко позади, в школьных еще временах, знания о правописании давно переплавились в автоматический навык письма, о котором нам даже думать не надо. И все же, когда пишем, мы можем почувствовать: здесь я могу ошибиться, надо бы вспомнить правило (или залезть в словарь, в справочник...). Тексты читать мы тоже вроде бы умеем. Но, к сожалению, при чтении текстов мы почти не вспоминаем, что тут тоже возможны серьезные ошибки.

Чтобы продемонстрировать, что мы имеем в виду под отстраненным чтением и отделением разных «фрагментов информации», мы решили проанализировать одну статью, ограничившись при этом только двумя аспектами: отделением авторской позиции от фактической информации, с одной стороны, и наших собственных сведений о предмете статьи от фактической информации, которой оперирует автор, – с другой.

ОТВЕСТИ ЧУДОВИЩНУЮ ОПАСНОСТЬ

Заголовок: «Отвести чудовищную опасность».

Заголовок сообщает нам о трех вещах:

1. Есть опасность.

2. Опасность чудовищная, т.е. очень сильная (грозит большому количеству людей);

очень страшная по последствиям (значение слова «чудовищный» до сих пор связывается со значением слова, исторически ему родственного, – «чудовище», что-то сверхъестественное, против чего обычный человек бессилен).

3. Формой слова «отвести» автор либо призывает читателей к конкретному совместному действию (давайте отведем...), либо констатирует необходимость такого действия. Разница в том, что в первом случае автор уже знает способ противодействия, а во втором может и не знать, и этот способ еще надо искать. В первом случае автор сконцентрируется на способе, во втором – будет убеждать в серьезности положения, а значит, в необходимости этот способ искать.

Преамбула «От редакции».

«В последнее время высказывается мысль о том, что посредством “25-го кадра” на сознание телезрителей оказывается воздействие какой-то определенной скрытой информацией».

Предложение нейтральное оценочно и эмоционально, информативное. Мы узнаем, что тема актуальна для настоящего момента («в последнее время»). Мы получаем самое общее и нейтральное описание предмета статьи (25-го кадра). Наконец, можем предположить, что редакция либо хочет дистанцироваться от источника идеи, о которой пойдет речь, либо хочет подчеркнуть ее общеизвестность (на это указывает неопределенно-личная форма «высказывается»).

«Как это стало возможно технически, был ли произведен дополнительный монтаж передающих отечественных систем – вот вопросы, которые возникают сегодня. Чтобы ответить на них, нужно выслушать специалистов, независимых экспертов. Ниже публикуем материал, в котором сделана попытка рассмотреть эту проблему».

Перечисляя вопросы, «которые возникают сегодня», редакция, вероятно, указывает на основную проблематику статьи. Делаем вывод: основная проблема касается технической стороны дела.

Следующее предложение представляет автора статьи как эксперта в этой области, причем эксперта «независимого», а значит, источника объективной информации.

Последнее предложение – переход к тексту статьи.

«Сейчас все чаще в кругах патриотически настроенных соотечественников можно услышать призыв игнорировать показ телепередач, не участвовать в глумлении над собственной страной, собственным народом».

Выражение «в кругах» указывает на определенную группу людей. Слова «патриотически настроенные соотечественники» определяют социально-политические взгляды автора. Ясно, что он причисляет себя к этим кругам – об этом говорит слово «соотечественники», оно также подчеркивает обособленность и даже противопоставленность этих людей жителям других стран, иностранцам. Эти люди противопоставлены также другим гражданам России, не «настроенным». Кроме того, эти люди оцениваются максимально положительно: ведь само слово «патриот» имеет в русском языке очень положительную окраску и присуще торжественному, высокому стилю (употребить это слово нейтрально невозможно, таково уж его лексическое значение). Контрастным выглядит здесь слово «глумление», несущее ярко отрицательную окраску.

Автор не конкретизирует, какие именно телепередачи следует игнорировать, так что можно сделать вывод, что все телепередачи содержат акт глумления над страной и народом.

«Эта проникающая теперь в сознание многих русских людей мысль передается и выражается лишь эмоционально».

Непонятно, откуда проникает эта мысль в сознание. Ведь если мысль проникает извне, значит у нее есть конкретный источник. Иначе она в сознании возникает.

Эмоции и мысли – два разных способа отражения действительности. По какому-то поводу может возникнуть мысль или чувство, часто – одновременно. Можно выразить и передать мысль эмоционально. Но словосочетание «лишь эмоционально» обозначает, что из процесса передачи мысль исключена полностью. Мысль с помощью одних эмоций выразить нельзя. Автор, вероятно, имел в виду, что у русских людей есть в данном случае лишь ощущение, предшествующее мысли. Итак, редактируем для себя: «У многих русских людей есть лишь ощущение, что...»

Из этого же предложения мы узнаем дополнительную характеристику «патриотически настроенных кругов»: по мнению автора, это только «русские люди».

«Однако в технотронный век, когда чувства огрубели и притупились, вряд ли кого убеждают эти эмоции».

Автор констатирует факт, указывает его причину («технотронный век») и высказывает свое отрицательное отношение к этому факту. Предполагается, что в какомто далеком прошлом, когда чувства еще не притупились, людям было достаточно смутных ощущений, чтобы убедить друг друга в существовании конкретной опасности.

«Более того, противоречивость человеческой натуры, да в придачу шкурный индивидуализм, который стал настоящим бедствием для людей вообще, а для русских, в частности, не мешают человеку поверить в катастрофическую опасность, которая грозит ему через бытовое телевидение».

Во-первых, уточняется характеристика века: он принес «шкурный индивидуализм», который особенно страшен для русского человека (впрочем, этот новый тезис ничем не аргументирован и в дальнейшем не развивается). Значит, для автора аксиомой является то, что русские – особенные, легче поддаются соблазнам века.

Итак, автор подводит читателя к констатации проблемы: беда в том, что реальная угроза лишь ощущается, и людям этого не достаточно, чтобы понять необходимость уже сейчас реально защищаться от беды. Вероятно, автор далее предоставит пищу для размышлений, укажет конкретные факты, и к ощущениям добавятся знания.

Это конец вступления. В хорошо написанном тексте по вступлению можно судить о круге вопросов, затронутых в статье. Попробуем суммировать информацию, полученную из редакционного предварения и авторского вступления. Говорится об одном предмете, но редактор определил его предельно конкретно: «как стало возможно технически...», а автор намерен более широко осветить проблему.

«Заключена же опасность не в чем-то мистически отвлеченном, а в конкретном и реально существующем, т.н. 25-м кадре».

Подтверждается наше ожидание: автор противопоставляет мистике (области смутных ощущений) конкретную реальность.

«Он нашим внутренним цензором вовсе не улавливается, но в соответствии с нашими физиологическими особенностями и функциями, способностью проецировать любую зрительную информацию в мозг, этот тайный, воровской, длительностью 1/25 сек кадр создает некий неблагоприятный фон в подсознании».

Характеристика предмета выдержана в нейтральном, научном тоне. О научности можно судить по терминам и по тому, что затрагиваются более или менее знакомые всем по школе научные постулаты. Исключением из нейтрального ряда слов является эпитет «воровской», отрицательно характеризующий саму сущность явления. «Неблагоприятный фон» – новая характеристика, этот параметр обусловлен явно не физической стороной дела и переводит разговор в иную плоскость.

«Почему неблагоприятный? Да потому, что положительное воздействие ни от кого не нужно скрывать или маскировать. Внушение же чего-то отрицательного, негативного…»

Если информация о физической сущности явления носит научный, т.е.

объективный характер, то неблагоприятность создаваемого фона – это мнение автора; он сам сделал такое умозаключение и объясняет, каким именно образом: сам скрытый характер 25-го кадра обуславливает использование его в дурных целях.

«…к примеру способности воровать, заниматься непристойностями или убивать, человек, получивший с детства самые элементарные представления о нравственности, может проигнорировать. На уровне же подсознания, очень тонкой физиологической сферы, он становится послушным потребителем этого яда».

1. С помощью 25-го кадра можно влиять даже на людей с крепкими нравственными устоями.

2. Автор очерчивает круг внушаемого: занятие воровством, непристойностями, убийствами. Иначе говоря, по мнению автора, люди, использующие ресурс 25-го кадра, разрушают у зрителей фундаментальные нравственные ценности.

Итак, мы прочли второй смысловой фрагмент. Он содержит следующие сообщения:

1. Существует 25-й кадр, доставляющий в мозг некую информацию, минуя сознание человека.

2. Эта информация оказывает разрушительное воздействие на нравственные устои зрителя и имеет своей целью их разрушение.

3. Сопоставляя этот фрагмент с предыдущим, получаем третье, основное, сообщение: 25-й кадр уже используется на российском телевидении, представляя чудовищную опасность: повальное разрушение нравственных устоев. Автор, вероятно, имеет в виду, что ощущение глумления над Россией (см. первое предложение), которое возникает у русских людей при просмотре телепередач, является здоровой реакцией на развращающие сигналы 25-го кадра.

Мы получили основную информацию и ожидаем в следующей части статьи более подробного освещения проблемы. Например, анализ технических условий, сделавших возможным такое влияние. Подобное развитие сюжета нам обещает вступление редактора. Возможно, нас ждет развитие темы, т.е. социально значимые выводы, к которым пришел автор. Читаем дальше.

«Эксперименты по подавлению воли (или зомбированию) конкретного человека ведутся давно, примерно с того времени…»

Что такое зомбирование, никто толком не знает (если иметь в виду религию вуду), но слово это модное в современной паранауке, фантастике и публицистике, причем связано оно не столько с точными знаниями, сколько с мистикой. А ведь в предыдущем абзаце нам обещали дать научное объяснение...

«…когда враги рода человеческого убедились в том, что открытая агрессия и жестокость вызывают непреодолимое и стойкое сопротивление человеческой личности».

Обычно под Врагом рода человеческого подразумевают дьявола. Вероятно, автор уверен в том, что существует (и существовала всегда) какая-то группа людей (народ, класс, поклонники какой-то религии?), которая стремится уничтожить (поработить) все остальное человечество. Действия и замыслы этих людей сходны с дьявольскими.

«Вопиющие формы эти эксперименты принимали в фашистских застенках».

Либо это предложение противоречит предыдущему, либо мы должны понимать его так: в фашистских застенках к людям не применяли «открытую агрессию и жестокость», а воздействовали исключительно на подсознание, мягко и незаметно. Вряд ли автор так считает, скорее можно предположить, что ссылка на психолого-медицинские эксперименты фашистов нужна для того, чтобы, согласившись с одним утверждением, мы приняли и остальные.

«Примерно с 1950-х годов центр подобных экспериментов образовался в США».

«Подобных» чему? Фашистским застенкам? Нам сообщается о вопиющем нарушении всех международных договоров и Конституции США, но не приводится никаких доказательств. Слухи о создании различных засекреченных центров при военных ведомствах разных стран возникают постоянно, но нет никаких оснований говорить, что их не было в СССР и нет в РФ (это любимый детективный сюжет).

«В качестве главного инструмента разработчики выбрали телевидение – широковещательное средство. Программы, разработанные в этом направлении, были апробированы на американцах во время выборных кампаний».

В первом предложении автор высказывает свое предположение. Не совсем понятно, почему было выбрано именно телевидение: то ли потому, что это «широковещательное средство», то ли потому, что 25-й кадр – эффективное средство воздействия.

Из второго предложения мы узнаем много нового: во-первых, «врагами рода человеческого» являются не все американцы (ведь на них самих испытывали новое «оружие»); во-вторых, в США существуют государственные телеканалы (только в этом случае можно проводить психологический эксперимент в государственном масштабе), а никакой реальной политической борьбы там не происходит (какая из двух партий воспользовалась этими разработками? и почему их соперники, придя через какое-то время к власти, не обнародовали данные об этом?). Вероятно, все настолько засекречено, что об этом не просочилось никакой информации ни в какие СМИ, кроме «Русского вестника».

Это не соответствует, по крайней мере, одному реальному факту: в Америке вообще нет государственного телевизионного канала. А в тот факт, что вся политическая борьба в Америке – лишь грандиозный спектакль, разыгрываемый для непосвященных, трудно поверить. Может быть, для автора в этом никакой трудности нет?..

«С начала перестройки они стали внедряться и у нас».

Вероятно, автор имеет в виду, что с начала перестройки американцы получили непосредственный доступ к российскому телезрителю и стали активно этим пользоваться.

«Многое в этом "сотрудничестве" содержится в секрете, как и вся перестроечная деятельность Горбачева, поскольку встречи его с Рейганом и Бушем проходили "с глазу на глаз"».

Кавычки говорят нам о том, что на самом деле сотрудничества, т.е. совместной равноправной деятельности не было. Секретность перестроечной деятельности Горбачева (который провозгласил политику максимальной открытости всех своих действий) также подводит нас к мысли о том, что именно американское правительство все это затеяло, а Горбачев – их ученик. Какие же доказательства приводит автор? «Встречи... проходили с глазу на глаз» – значит, было что скрывать от народа. Правда, такие встречи глав государств и правительств разных стран происходят довольно часто, и никому не приходит в голову возмущаться, но тут ситуация иная: все мы – и наш автор – привыкли к мысли, что власть нас обманывает (и не только за последние 15 лет), и готовы поверить в любой заговор против народа.

«Тем не менее ничего нет тайного, что не стало бы явным».

Эта пословица обещает нам рассказ о том, что и как стало явным из секретной деятельности Горбачева.

«Люди, которых нынешний режим заставлял участвовать в перемонтаже передающих вещательных телевизионных систем, строго доверительно рассказывали об этом с раскаянием».

«Нынешний режим» – это, вероятно, все правительства Ельцина. Значит, вопервых, они ничем не отличались друг от друга в отношении к США и гражданам РФ; вовторых, Ельцин – продолжатель политики Горбачева. Таким образом, вся политическая борьба последних десяти лет оказывается обманом, прикрытием зловещих планов в отношении народа. «Заставлял» – то есть они действовали по принуждению, хорошо осознавая опасность для страны своих действий. «Строго доверительно». Кто эти люди и как автор докажет, что они существуют? Или автор рассчитывает на абсолютное доверие со стороны читателя? С какой стати? Бывают случаи, когда журналисты не называют имен своих источников, но обычно тогда следует примечание редакции: имена нам известны, не сообщаем их по таким-то конкретным причинам, готовы предоставить более подробные доказательства.

«Кстати, до появления средств массовой информации (а произошло это при Петре I, который повелел издавать газету) на Руси почти вся информация передавалась устно».

«Кстати» здесь совершенно неуместно, так как это предложение логически никак не связано с предыдущим. Может быть, автор имеет в виду, что не только телевидение с «эффектом 25-го кадра», но и газеты весьма опасны для общества, и вообще корень зла кроется в самом существовании средств массовой информации? Но как это связано с темой статьи? Либо это предложение вообще не имеет смысла, либо автор дает понять, что отсутствие СМИ (а устную передачу информации в технических условиях допетровской эпохи никак нельзя назвать средством массовым) для него более предпочтительно, чем то, что мы имеем сейчас.

«Таким образом, "25-й кадр" – это результат технических разработок, используемый против русского народа с определенными агрессивными целями, иными словами, "эффект 25-го кадра" является скрытым смертоносным оружием».

Судя по вводному слову, это предложение должно содержать в себе вывод из всего сказанного, но вывода нет: перед нами просто повторение уже высказанного тезиса. Ни о каких «результатах технических разработок» мы из статьи не узнали. Почему это оружие применено только против русского народа, а не, например, украинского или башкирского, тоже непонятно. «Скрытым» – вероятно, имеется в виду «скрытным».

Здесь чувствуется завершение смыслового отрезка. Какие из наших ожиданий оправдались? Пожалуй, перед нами было развернутое доказательство того, о чем автор говорил ранее. Он выдвинул версию происходящего у нас на телевидении и вот теперь, по его мнению, совершенно неоспоримо доказал, что его версия верна. У автора три аргумента: 25-й кадр используется уже давно (упоминание немецких и американских опытов); в начале перестройки имели место переговоры Горбачева и Рейгана (а потом Буша) с глазу на глаз; есть показания конкретных людей, которые лично автору (в приватной, надо полагать, обстановке) признались, что участвовали в перемонтаже соответствующей техники.

Однако это не доказательство в чистом виде. Ведь доказательство нужно там, где слушатель или читатель не верит простому утверждению, просит доказать чем-то, чему бы он поверил. А здесь вместо объективных данных, которым нельзя не поверить, автор предлагает еще три факта, ничем не подтверждаемые. Откуда он взял сведения об использовании 25-го кадра в разных странах, почему не ссылается на источник этих сведений? Почему читатель должен поверить в сам факт «доверительной» беседы?

Наконец, из того, что кто-то общается без свидетелей, не вытекает безусловно, что предметом беседы должен быть какой-то злой умысел (можно вообразить и другие существенные причины отказа от свидетелей).

Таким образом, даже не оспаривая вероятность существования всего, что описано в статье, мы можем сделать вывод: автор обращается не к тем, кто подвергает сомнению его слова и ждет убедительных доказательств, чтобы согласиться с ним; автор пишет для тех, кто не привык подвергать сомнению печатный текст либо изначально все происходящее в мире видит в тех же схемах, что и он. В таком случае можно задать вопрос: но зачем же автору так долго приводить столько аргументов людям, которые и так с ним согласны?

Думается, дело в том, что цель изложения фактов – это не убеждение, а создание эмоционального настроя у читателя.

Функция четвертой власти – несомненно, контролировать и критиковать три традиционных вида власти (имеются в виду власть политическая, власть экономическая и власть партий и профсоюзов). Такое, опять же, возможно лишь в свободном государстве, где критика не наделяется репрессивной функцией. Средства массовой информации влияют на политическую жизнь страны, лишь формируя общественное мнение. В то же время и традиционные виды власти контролируют и критикуют масс-медиа лишь через посредство тех же масс-медиа, в противоположном случае вмешательство властей является санкцией, исполнительней, законодательной или судебной; а это может происходить, только когда масс-медиа нарушают правопорядок или расшатывают политическую или государственную стабильность.

Поскольку, однако, сами масс-медиа, а в нашем с вами случае печать, не должны пребывать вне критики, неоспоримое условие демократии – чтобы печать периодически ставила под вопрос самое себя.

В шестидесятые и семидесятые годы полемика о характере и функции периодической печати в основном шла по двум направлениям:

а) разграничение между информацией и комментарием, а следовательно, призыв к объективности;

б) пресса – инструмент власти, то есть партий и экономических лобби. Главное ее оружие – намеренное затемнение смысла высказывания, поскольку идея состоит не в том, чтобы снабжать информацией читателей, а в том, чтобы через голову этих читателей направлять тайные сигналы другим властным группировкам.

Мы можем убедиться, что обе вышевыделенные темы в значительной степени отошли в прошлое. Во-первых, имела место широкая полемика об объективности, в которой многие утверждали, что (за исключением прогноза погоды) объективной информации не существует и существовать не может. Даже при педантичном отделении комментария от сообщения сам по себе подбор сообщений и их расположение на полосе несут в себе имплицитное суждение. Так, в последние годы господствует стиль «тематизации» – на полосе собираются статьи, объединенные общей тематикой. Вот пример тематизации: стр. 17 газеты «Репубблика», воскресный номер от 22 января.

Четыре статьи: «Брешия. Роженица убивает ребенка», «Рим. Ребенок один в квартире, играет на подоконнике, отец арестован», «Рим. Женщины имеют право родить в роддоме и отказаться от ребенка», «Тревизо. Разведенная жена не собирается быть матерью своим детям».

Как видим, здесь тематизируется проблема несчастного детства. Возникает вопрос:

нам описывают феномен, возникший именно на этой неделе? Все ли частные случаи перечислены? Если четыре описанных эпизода – это все, что имеется, можно считать тему статистически несущественной. Но, тематизируясь, та же информация выступает в виде, который юридическая и судебная риторика в классическую пору именовала exemplum – частный случай, из которого выводится (или подспудно подсказывается) правило. Если случаев всего-навсего четыре, газета наводит нас на мысль, что их гораздо, гораздо больше; если бы их было гораздо больше, в газете бы это не стали объявлять. При тематизации четыре новости – это не просто четыре новости. На полосе весьма сильно подается сигнал об острых проблемах детства, чего бы там на самом деле ни хотел редактор, который, может, верстал эту страницу 17 до самой поздней ночи, не зная, что же в нее запихнуть. Всем этим я не утверждаю, будто принцип тематизации ошибочен или опасен; я говорю только, что она демонстрирует, как могут под видом абсолютно объективных новостей проводиться активные суждения.

Можно ли считать описанный У. Эко прием тематизации сознательным манипулированием?

Можно ли охарактеризовать этот прием как ложь? обман? полуправду?

Попробуйте найти в какой-нибудь газете примеры тематизации.

Прежде чем самостоятельно анализировать публицистические статьи, прочитайте критический разбор маленького фрагмента из книги А. И. Солженицына, сделанный уже знакомым вам автором, историком С. Резником.

На страницах, обобщающих свой огромный кропотливый труд, исследователь еврейского земледелия В. И. Никитин выводит: «Упреки евреев в слабом прилежании к земледелию и в самовольных отлучках из колоний в города для торговых и ремесленных занятий совершенно справедливы…. Мы отнюдь не отрицаем виновности евреев в том, что в течение 80 лет относительно малое число их сделалось земледельцами».

Примерно в то же время, в 1884 году, Н. С. Лесков в записке, предназначенной для еще новой правительственной «комиссии Палена», указывал, что еврейская «отвычка от полевого хозяйства образована не одним поколением», эта отвычка «так сильна, что она равняется утрате способностей к земледелию», и еврей не станет снова пахарем, разве что постепенно.

А. И. Солженицын «Двести лет вместе», часть 1, М., Русский путь, «Вместе или врозь? Заметки на полях книги А. И. Солженицына»

Александр Исаевич выкроил из обширного текста Лескова две полуфразы, объединив их в одну и придав смысл, противоположный мысли автора. Вот что в действительности писал Лесков:

«Удивительно, что никто из трактовавших об этом деле не обратил внимания на самую существенную его сторону, – на то, что земледелие, особенно в девственном степном крае, требует не одной доброй воли и усердия, но и знаний и навыка, без которых при самом большом желании невозможно ожидать от земледелия ближайших полезных результатов.

...Если кому доводилось отваживаться на такое дело, то он по доброй воле приступал к нему не иначе, как с запасным капиталом на полный севооборот по трехпольной системе (т.е. на четыре года). Без такого запаса первый случайный неурожай, градобой или другой неблагоприятный случай в течение четырехлетнего периода угрожает остановить весь почин дела, погубить даром все положенные труды и привести молодое неустоявшееся хозяйство к разорению.

...Наши помещики Нарышкин и гр. Перовский, делавшие большие заселения степных земель своими крепостными крестьянами из средних губерний, поддерживали переселенцев на новых местах по пяти и по семи лет.

Евреи наши, из которых мог бы быть образован класс степных земледельцев, все были бедняки. Это были люди, пришедшие «в черте» в полное захудание и еле влачившие полунищенское существование на счет кое-какой общественной благотворительности. О собственном обеспечении на четыре года хозяйства первого севооборота у них не могло быть и речи... Весь капитал, с которым русскому еврею предстояло двинуться со своей убогой мещанской оседлости (где его, однако, кое-кто знал и кое-кто поддерживал) и идти в безлюдную степь на совершенно незнакомое дело, действительно заключался в том вспоможении, которое назначало правительство на первое обзаведение... Если этого вспоможения даже и достало бы опытному в полевом хозяйстве крестьянину, то неопытный человек с ним ничего не мог сделать. При первом неурожае, в первую тяжелую зимовку ему с семьею в голой безлесной степи приходила верная и неотразимая холодная и голодная смерть... Такая смерть страшна всякому, как эллину, так же и иудею»10.

А вот и то место, которое урезанно цитирует Солженицын: «Вывод из всего этого очевиден и прост: евреи утратили склонность к земледелию вследствие исторических причин, долго не благоприятствовавших их занятию сельским хозяйством. Отвычка от этого дела у них так сильна, что она почти равняется утрате способностей к земледелию...

Обратить к земледелию евреев, не знающих ремесла и не обладающих капиталами для достойных занятия торговых дел, не есть цель напрасная или недостижимая. Напротив, это и важно, и нужно, и человеколюбиво, и при том это вполне достижимо, только не вдруг, по одному мановению, как желали сделать при императоре Николае. Вековая отвычка может быть исправлена только тем же самым историческим путем. Это путь медленный, но единственно верный: он состоит в том, чтобы поставить экономически бедствующую часть евреев в такое благоприятное положение, при котором в ней прежде всего исчез страх за свою обеспеченность от произвола и страстей окружающего их христианского населения. Надо, чтобы погромы были невозможны. Затем необходимо уничтожить все “особенные” положения о землевладении для евреев и не евреев, и дозволить еврею, как и не еврею, приобретать себе в собственность для возделывания мелкие участки. Лучший земледелец тот, кто возделывает свой любимый клок земли. Не в одних отдаленных степных местах, где хозяйство особенно трудно, надо дозволить сельское занятие еврею, а там, где ему нравится... Словом, необходимо дозволить еврею приобретение поземельных участков везде, где это дозволено не еврею, и тогда в России будут евреи земледельцы, как желал император Николай I»11.

Солженицын подобных суждений не приводит; ему приятнее «донесения самых разных инспекторов, из разных мест», гласившие нечто противоположное: «“повинуясь крайности, – [евреи] могли сделаться земледельцами, и даже хорошими, но первою благоприятною переменою обстоятельств – они всегда бросали плуг, жертвовали хозяйством, чтобы вновь обратиться к барышничеству и другим любимым своим занятиям”», – и дальше идут аналогичные выписки – в основном из труда Никитина (стр.

111–115, 152–156). Солженицын откапывает у него и свидетельство «чиновника с 40летним опытом по земледелию» о том, что «“не было ни одного крестьянского общества, на которое столь щедро лились бы пособия” – “пособия эти не могли оставаться тайною для крестьян и не могли не вызывать в них недоброго чувства”» (стр. 155), и дальше:

«Этим именно обстоятельством объяснялось... “отчасти и то ожесточение крестьян против евреев-земледельцев, которое выразилось разорением нескольких еврейских селений” (1881–1882)» (стр. 155).

Видимо, и Лескову были известны факты «разорения еврейских селений» их соседями, почему он и предупреждал: погромов не должно быть. Нельзя заниматься земледелием, если над головой висит страх, что в любой момент твое имущество будет разграблено из ненависти или зависти. Солженицыну важно другое. Абсурдное Лесков Н.С. Еврей в России: Несколько замечаний по еврейскому вопросу. Цит. по: Собр. соч.: В 6 т. Т. 3.

М.: АО «Экран», 1993. С. 218 – 219.

Там же. С. 224 – 225.

«свидетельство» о якобы особой щедрости, изливавшейся на переселенцев-евреев в ущерб переселенцев-христиан, ему надобно для того, чтобы отбрить «советского автора 20-х годов» Ю Ларина, писавшего: «Царизм почти совершенно запрещал евреям заниматься земледелием» (стр. 156). Заодно отбривает он и Л.Н. Толстого, возмущавшегося тем, что власти «удерживают целый народ в тисках городской жизни и не дают ему возможности поселиться на земле и начать работать единственную, свойственную человеку работу»

(стр.157)12.

«На каких облаках он жил? Что он знал о 80-летней практике этой земельной колонизации?» – возмущается Солженицын в адрес Толстого. Однако на облаках поселился он сам, ибо Ларин и Толстой были правы: царизм запрещал евреям землепашествовать там, где они могли и хотели это делать, разрешая там, где они не могли и не хотели.

Резник С. Вместе или врозь? Заметки на полях книги А.И. Солженицына. М.: Захаров, Как Вы полагаете, зачем вообще потребовалось Солженицыну ссылаться на Найдите и проанализируйте 2-3 примера использования цитат в материалах СМИ.

Распространен ли сейчас миф о том, что евреи не способны к производительному сельскохозяйственному труду?

А теперь проанализируйте несколько текстов.

А. Понятие тоталитарной секты за последние годы прочно вошло в лексикон россиян. Слово «секта» имеет латинское происхождение. Есть разные версии этимологии этого термина:

– путь, правило, образ действия, мыслей или жизни (sequi sectam alicujus – идти по чьим-л. стопам, быть чьим-л. приверженцем;

– учение, направление, школа (secta Stoicorum – школа стоиков);

– шайка (secta latronum – шайка бандитов).

sequor, secutus cum, sequi – идти вслед за кем-л.;

– повиноваться, быть в услужении.

sequor, sequi, sectum, sectare – срезать, отсекать;

Б. Секта (от лат. secta – учение, направление, школа) – религиозная группа, община, отколовшаяся от господствующей церкви. В переносном смысле группа лиц, замкнувшихся в своих узких интересах.

Сравните эти определения с точки зрения использования эмоционально окрашенной лексики.

Проанализируйте название книги А. Егорцева, из которой взято первое определение.

Солженицын цитирует по сборнику: «Толстой о евреях». СПб.: Время, 1908. С. 15.

Резкое изменение национального состава населения столицы отмечают в последнее время ученые-генетики. По результатам проведенного недавно анализа, Первопрестольную все активней заселяют мигранты из республик бывшего Союза.

Численность же коренных москвичей уменьшается за счет большого оттока в страны дальнего зарубежья, а также в связи с критическим в последние годы соотношением смертности и рождаемости.

По данным Института генетики РАН, производившего демографические исследования московской популяции в течение последних полутора лет, кроме коренных русских столицу все активнее покидают проживавшие здесь прибалты, евреи и немцы.

Причем среди эмигрантов в 90-х годах было 43% москвичей с высшим образованием.

Среди заменивших же их переселенцев из ближнего зарубежья обладателями вузовских дипломов являются всего 28%.

Отличаются мигранты не только уровнем образования. К примеру, у многих жителей Закавказья и Северного Кавказа (именно эти национальные группы, начиная с 90х годов, удерживают в Москве пальму первенства по численности мигрантов) имеется масса устойчивых национальных традиций, существенно отличающихся от русских и потому способных повлиять на культурные традиции столицы. Кстати, последние исследования браков показали, что в 90-х годах москвички все чаще стали отдавать предпочтение именно женихам-кавказцам, нежели представителям своей расы или более близким к ней украинцам. Даже популярные в 80-х женихи-татары отошли сегодня на второй план.

Для сохранения русской популяции в столице ученые предлагают репатриировать из стран ближнего зарубежья проживающих там русских жителей.

Какое логическое противоречие можно заметить при внимательном чтении предпоследнего абзаца?

Найдите в словаре значение слова «популяция». Насколько оправданным кажется Вам употребление этого слова в данном контексте? Как это характеризует политические взгляды автора?

Заметка написана подчеркнуто нейтральным тоном, с использованием «научных»

терминов. Тем не менее, чувства автора очевидны. В каких словах, конструкциях они проявляются?

Верификация какого утверждения автора очень проста и доступна практически каждому, имеющему доступ к Интернету?

Знающие люди из отдела по борьбе с экономическими преступлениями на потребительских рынках (УБЭП) подсчитали, что ежемесячно только один семейный клан торговцев-кавказцев (а в команде собираются буквально все близкие и дальние родственники) беспрепятственно вывозит из Москвы до 70 тысяч долларов. Ну-ка помножим эту цифру на несколько гостей с юга! И это при том, что «деды» используют нашу рабочую силу, перекупают наш товар, торгуют на наших рынках и при этом не платят налогов.

Какие языковые приемы использует автор заметки, чтобы убедить читателей в необходимости активной борьбы с «торговцами-кавказцами»?

[А. Фокин] сталкивается с кавказскими волками, шакалами и пиявками, которые исповедуют пещерный национализм в своих племенах: «Вырасти сына и убей врага».

Так получилось, что Фокину, пускай и косвенно, но пришлось участвовать в чеченской войне на территории родного Подольска. Защищать бедных чеченцев приехал сам Аушев, большой друг Дудаева и Басаева. Стал втолковывать ингушский президент русским мужикам что-то про тейповую организацию чеченцев, просил быть внимательными к национальным особенностям гордого народа. О гордости русских речи почему-то не заводил. Пришлось об этом поговорить с крутыми ребятами Фокину. В результате район стал «зоной, свободной от наркотиков».

Если опять же выражаться политично и обтекаемо, то надо сказать, что очень резко Фокин выступил и против экспансии на русские земли всяких разных кавказских «специалистов по сельскому хозяйству». Это кавказцы и опять же особенно дорогие для нас чеченцы с помощью взяток становятся директорами совхозов, «впиваются, как пиявки, и отваливаются, высосав последние соки из хозяйств Подмосковья».

А водкой торговал в Подольске многие годы, как оказалось, родственник Басаева.

Простодушные русские мужики несли ему последние червонцы, а он закупал на эти деньги оружие и крошил их сыновей в Чечне. И некому было втолковать этим загульным мужикам, что они творят. А Фокин не только выгнал чеченцев из Подольска вместе с их спиртовой отравой, но и запустил современнейшее производство по выпуску настоящей водки «Подольская»2. Он, конечно, за то, чтобы вовсе не пить, так любому бражнику скажет. В отдаленном будущем так и будет на Руси. Ну а пока пусть пьют хотя бы качественный русский продукт, а не спирт, разбавленный джигитом.

Есть ли в этой статье факты, которые можно попытаться проверить?

Какие языковые приемы использует автор статьи для поддержания античеченских мифов?

Пакистан взорвал ядерное устройство. Ислам получил свою бомбу. Талибы, рвущиеся в СНГ, получили бомбу. Мусульмане Косова, стреляющие православных сербов, получили бомбу. Чечня получила бомбу. Шамиль Басаев, убивающий беременных русских баб, получил бомбу. Ваххабиты Дагестана получили бомбу. Наркодельцы Афганистана, собирающие мак для дурных подростков Москвы и Петербурга, получили бомбу. Бомба в чалме и папахе. Бомба с криком: «Аллах акбар!»

Мусульманин, совершающий хадж к священным минаретам Медины и Мекки, теперь оснащен не одним кораном, но и бомбой. Бомба под зеленым флагом. Бомба с изречением пророка.

А что – православная Россия? Что – златоглавая Москва? Что – двуглавый орел?

Трехглавая власть? Ельцин и Кириенко отнимают последние копейки у физиков Сарова.

Маршал кислых щей Сергеев готовит похороны последней советской ракеты. Коммунист Маслюков предлагает Думе ратифицировать проамериканский СНВ-2. Генерал Громов, выдающий себя за знатока Востока, призывает поддерживать талибов с их наркотой и гранатометами, как если бы генерал сам был наркобароном. Журналистка Масюк, чей маникюр сводил с ума пленивших ее чеченцев, создала телевизионную галерею рыцарей ислама — Басаева, Хаттаба, Радуева. НТВ оскверняет православные ценности. Власть реформистов-сатанистов выпивает мозг и кровь у великого народа, построившего первую в мире атомную электростанцию, запустившего в Космос русского парня. Останавливает, превращает в сухую ботву великую русскую цивилизацию, ставящую перед собой цель одухотворить мироздание.

Проанализируйте композицию этого отрывка. На каком литературном приеме она основана?

Какие метафоры создает Проханов для эмоционального воздействия на читателя?

Как видите, смешение фактов и мнений, использование эмоционально окрашенной лексики, метафор – характерная особенность стиля многих наших журналистов.

Поскольку влияние печатного слова достаточно велико, возникает естественное желание как-то вмешаться и отрегулировать этот процесс, чтобы СМИ не воспроизводили хотя бы самые опасные мифы. Сначала об этом говорили ученые и эксперты – правозащитники, недавно эту проблему осознали и представители власти. В декабре 2005 года в Интернете появилась такая информация:

Cотрудники центральных телеканалов получили от своих начальников неприметные на первый взгляд бумаги – «список терминов».

Этот список был роздан телевизионным начальникам в Кремле на традиционной встрече, на которой представители администрации президента высказывают свои пожелания – что и как должно быть освещено.

Амир, эмир, имам, шейх, полевой главарь бандформирования командир Чеченский терроризм, исламский международный терроризм терроризм 3.11. Как вам кажется, чем объясняются такие рекомендации?

С декабря 2005 года прошло уже много времени. По вашим впечатлениям, следуют ли журналисты этим рекомендациям? Если нет, то почему? Только ли от власти это зависит?

Руководители крупнейших российских СМИ 4 мая 2006 года обратились к коллегам с призывом не допускать в эфир и на страницы газет "политических авантюристов и лиц, проповедующих расовую, этническую, религиозную вражду, ненависть и насилие", "преодолеть однобокость при освещении миграционных процессов", "осуществлять защиту мигрантов, способствовать их интеграции в российское общество", а также "предложить читателям, слушателям, зрителям единственно приемлемый способ бытия, основанный на взаимопонимании и уважении, межнациональном согласии и толерантности". Они считают, что обращение к совести журналистов окажется более действенным, нежели ужесточение законодательства.

Комментарии экспертов:

А. Севортьян, журналист, сотрудник Центра развития демократии и прав человека, соавтор курса "Освещение многообразия общества и российские СМИ" для факультетов журналистики Обращение группы руководителей российских медиа к журналистскому и издательскому сообществу - шаг неоднозначный.

Положительно то, что многие, без сомнения, влиятельные в медиасфере люди поставили свои подписи под документом, порицающим бездумное и некритическое повторение в СМИ ксенофобных высказываний и призывов.

С другой стороны, несколько странно, что руководители обращаются к своим коллегам и сотрудникам посредством благонамеренных "воззваний". Это неадекватное решение, если вы хотите, чтобы в криминальной колонке вашей газеты прекратили бессмысленно упоминать об этничности совершивших преступление.

Мои опасения также связаны с тем, что обращение может быть воспринято и как команда вообще прекратить освещать все, что связано с проявлениями ксенофобии. Это усугубит ситуацию: общество должно знать о происходящем, о том, что в политике и власти есть люди, придерживающиеся ксенофобных и крайних взглядов.

Другое дело, что каждый факт, ксенофобное высказывание должны комментироваться редакцией. И, с этой точки зрения, гораздо эффективнее было бы не выступать с призывами, а обсуждать на редакционных планерках принципы освещения подобных сюжетов. Хотелось бы, чтобы за "общими словами" последовали и такие конкретные действия.

А. Шароградская, директор Института региональной прессы (СПб) Появление ТАКОГО обращения меня смущает по ряду причин.

Я не знаю, что обозначают слова "не допускать в журналистских материалах, в текстах художественных литературных произведений тенденциозного подбора фактов с этнической окраской". И я не понимаю, кто уполномочил СМИ "осуществлять защиту прав мигрантов, способствовать их интеграции в российское общество".

Вызывает недоумение призыв не "допускать к теле-радиоэфиру и периодическим печатным изданиям политических авантюристов" (Депутатов Государственной Думы?

Губернаторов? Мэров? Лидеров партий?). Я не говорю уже о многочисленных иных... Я несколько иначе представляю свободу слова.

Поразило меня и то, что СМИ "должны предложить читателям, слушателям, зрителям единственно приемлемый (sic!) способ бытия ", который мне слишком хорошо знаком по "прошлой", так мне хотелось думать, жизни. Воистину пропаганда бессмертна!

Согласны ли вы с мнением этих экспертов? Подготовьте подробный ответ.

– Теперь вам понятно, – продолжал Фабер, – почему книги вызывают такую ненависть, почему их так боятся? Они показывают нам поры на лице жизни.

– Нам не хватает досуга.

– Но у нас достаточно свободного времени!

– Да. Свободного времени у нас достаточно. Но есть ли у нас время подумать? На что вы тратите свое свободное время? Либо вы мчитесь в машине со скоростью ста миль в час, так что ни о чем уж другом нельзя думать, кроме угрожающей вам опасности, либо вы убиваете время, играя в какую-нибудь игру, либо вы сидите в комнате с четырехстенным телевизором, а с ним уж, знаете ли, не поспоришь. Почему? Да потому, что эти изображения на стенах – это «реальность». Вот они перед вами, они зримы, они объемны, и они говорят вам, что вы должны думать, они вколачивают это вам в голову.

Ну, вам и начинает казаться, что это правильно – то, что они говорят. Вы начинаете верить, что это правильно. Вас так стремительно приводят к заданным выводам, что ваш разум не успевает возмутиться и воскликнуть: «Да ведь это чистейший вздор!»

– Только «родственники» – живые люди.

– Простите, что вы сказали?

– Моя жена говорит, что книги не обладают такой «реальностью», как телевизор.

– И слава богу, что так. Вы можете закрыть книгу и сказать ей; «Подожди». Вы ее властелин. Но кто вырвет вас из цепких когтей, которые захватывают вас в плен, когда вы включаете телевизорную гостиную? Она мнет вас, как глину, и формирует вас по своему желанию. Это тоже «среда» – такая же реальная, как мир. Она становится истиной, она есть истина. Книгу можно победить силой разума. Но при всех моих знаниях и скептицизме я никогда не находил в себе силы вступить в спор с симфоническим оркестром из ста инструментов, который ревел на меня с цветного и объемного экрана наших чудовищных гостиных. Вы видите, моя гостиная – это четыре обыкновенные оштукатуренные стены. А это, – Фабер показал две маленькие резиновые пробки, – это чтобы затыкать уши, когда я еду в метро.

Сформулируйте кратко, какое свойство телевидения описал Брэдбери?

Согласны ли Вы с героем романа, считающим, что бороться с влиянием телевидения можно только с помощью «маленьких резиновых пробок»?

И вот из большого телекрана в стене вырвался отвратительный вой и скрежет – словно запустили какую-то чудовищную несмазанную машину. От этого звука вставали дыбом волосы и ломило зубы. Ненависть началась.

Как всегда, на экране появился враг народа Эммануэль Голдстейн. Зрители зашикали. Маленькая женщина с рыжеватыми волосами взвизгнула от страха и омерзения. Голдстейн, отступник и ренегат, когда-то, давным-давно (так давно, что никто уже и не помнил когда), был одним из руководителей партии, почти.равным самому Старшему Брату, а потом встал на путь контрреволюции, был приговорен к смертной казни и таинственным образом сбежал, исчез. Программа двухминутки каждый день менялась, но главным действующим лицом в ней всегда был Голдстейн, Первый изменник, главный осквернитель партийной чистоты. Из его теорий произрастали все дальнейшие преступления против партии, все вредительства, предательства, ереси, уклоны. Неведомо где он все еще жил и ковал крамолу: возможно, за морем, под защитой своих иностранных хозяев, а возможно – ходили и такие слухи, – здесь, в Океании, в подполье.

Уинстону стало трудно дышать. Лицо Голдстейна всегда вызывало у него сложное и мучительное чувство. Сухое еврейское лицо в ореоле легких седых волос, козлиная бородка – умное лицо и вместе с тем необъяснимо отталкивающее; и было что-то сенильное в этом длинном хрящеватом носе с очками, съехавшими почти на самый кончик. Он напоминал овцу, и в голосе его слышалось блеяние. Как всегда, Голдстейн злобно обрушился на партийные доктрины; нападки были настолько вздорными и несуразными, что не обманули бы и ребенка, но при этом не лишенными убедительности, и слушатель невольно опасался, что другие люди, менее трезвые, чем он, могут Голдстейну поверить. Он поносил Старшего Брата, он обличал диктатуру партии.

Требовал немедленного мира с Евразией, призывал к свободе слова, свободе печати, свободе собраний, свободе мысли; он истерически кричал, что революцию предали, – и все скороговоркой, с составными словами, будто пародируя стиль партийных ораторов, даже с новоязовскими словами, причем у него они встречались чаще, чем в речи любого партийца. И все время, дабы не было сомнений в том, что стоит за лицемерными разглагольствованиями Голдстейна, позади его лица на экране маршировали бесконечные евразийские колонны: шеренга за шеренгой кряжистые солдаты с невозмутимыми азиатскими физиономиями выплывали из глубины на поверхность и растворялись, уступая место точно таким же. Глухой мерный топот солдатских сапог аккомпанировал блеянию Голдстейна.

Ненависть началась каких-нибудь тридцать секунд назад, а половина зрителей уже не могла сдержать яростных восклицаний. Невыносимо было видеть это самодовольное овечье лицо и за ним – устрашающую мощь евразийских войск; кроме того, при виде Голдстейна и даже при мысли о нем страх и гнев возникали рефлекторно. Ненависть к нему была постояннее, чем к Евразии и Остазии, ибо, когда Океания воевала с одной из них, с другой она обыкновенно заключала мир. Но вот что удивительно: хотя Голдстейна ненавидели и презирали все, хотя каждый день, по тысяче раз на дню его учение опровергали, громили, уничтожали, высмеивали как жалкий вздор, влияние его нисколько не убывало. Все время находились новые простофили, только и дожидавшиеся, чтобы он их совратил. Не проходило и дня без того, чтобы полиция мыслей не разоблачала шпионов и вредителей, действовавших по его указке. Он командовал огромной подпольной армией, сетью заговорщиков, стремящихся к свержению строя.

Предполагалось, что она называется Братство. Поговаривали шепотом и об ужасной книге, своде всех ересей, – автором ее был Голдстейн, и распространялась она нелегально.

Заглавия у книги не было. В разговорах о ней упоминали – если упоминали вообще – просто как о книге. Но о таких вещах было известно только по неясным слухам. Член партии по возможности старался не говорить ни о Братстве, ни о книге.

Ко второй минуте ненависть перешла в исступление. Люди вскакивали с мест и кричали во все горло, чтобы заглушить непереносимый блеющий голос Голдстейна.

Маленькая женщина с рыжеватыми волосами стала пунцовой и разевала рот, как рыба на суше. Тяжелое лицо О'Брайена тоже побагровело. Он сидел выпрямившись, и его мощная грудь вздымалась и содрогалась, словно в нее бил прибой. Темноволосая девица позади Уинстона закричала: «Подлец! Подлец! Подлец!» – а потом схватила тяжелый словарь новояза и запустила им в телекран. Словарь угодил Голдстейну в нос и отлетел. Но голос был неистребим. В какой-то миг просветления Уинстон осознал, что сам кричит вместе с остальными и яростно лягает перекладину стула. Ужасным в двухминутке ненависти было не то, что ты должен разыгрывать роль, а то, что ты просто не мог остаться в стороне.

Какие-нибудь тридцать секунд – и притворяться тебе уже не надо. Словно от электрического разряда, нападали на все собрание гнусные корчи страха и мстительности, исступленное желание убивать, терзать, крушить лица молотом: люди гримасничали и вопили, превращались в сумасшедших. При этом ярость была абстрактной и ненацеленной, ее можно было повернуть в любую сторону, как пламя паяльной лампы. И вдруг оказывалось, что ненависть Уинстона обращена вовсе- не на Голдстейна, а наоборот, на Старшего Брата, на партию, на полицию мыслей; в такие мгновения сердцем он был с этим одиноким осмеянным еретиком, единственным хранителем здравомыслия и правды в мире лжи. А через секунду он был уже заодно с остальными, и правдой ему казалось все, что говорят о Голдстейне. Тогда тайное отвращение к Старшему Брату превращалось в обожание, и Старший Брат возносился над всеми – неуязвимый, бесстрашный защитник, скалою вставший перед евразийскими ордами, а Голдстейн, несмотря на его изгойство и беспомощность, несмотря на сомнения в том, что он вообще еще жив, представлялся зловещим колдуном, способным одной только силой голоса разрушить здание цивилизации.

Ненависть кончалась в судорогах. Речь Голдстейна превратилась в натуральное блеяние, а его лицо на миг вытеснила овечья морда. Потом морда растворилась в евразийском солдате: огромный и ужасный, он шел на них, паля из автомата, грозя прорвать поверхность экрана, – так что многие отпрянули на своих стульях. Но тут же с облегчением вздохнули: фигуру врага заслонила наплывом голова Старшего Брата, черноволосая, черноусая, полная силы и таинственного спокойствия, – такая огромная, что заняла почти весь экран. Что говорит Старший Брат, никто не расслышал. Всего несколько слов ободрения, вроде тех, которые произносит вождь в громе битвы, – сами по себе пускай невнятные, они вселяют уверенность одним тем, что их произнесли. Потом лицо Старшего Брата потускнело, и выступила четкая крупная надпись – три партийных лозунга:

ВОЙНА – ЭТО МИР

СВОБОДА – ЭТО РАБСТВО

НЕЗНАНИЕ – СИЛА

Но еще несколько мгновений лицо Старшего Брата как бы держалось на экране: так ярок был отпечаток, оставленный им в глазу, что не мог стереться сразу. Маленькая женщина с рыжеватыми волосами навалилась на спинку переднего стула.

Всхлипывающим шепотом она произнесла что-то вроде: «Спаситель мой!» – и простерла руки к телекрану. Потом опустила лицо и закрыла ладонями. По-видимому, она молилась.

Какие характерные черты «мифа о враге» Вы можете выделить в описанной телепередаче?

Благодаря чему передача произвела такое впечатление на зрителей?

Можно ли говорить о том, что Оруэлл и Брэдбери выступают против телевидения как такового?

При информационном режиме нет никакой надобности в том, Не так давно я отпраздновал день рождения. Вместе со своими близкими, которые пришли поздравить меня, я опять вспоминал день своего появления на свет. Даже притом, что у меня прекрасная память, того момента я все же не помню, мне удалось воссоздать его, благодаря рассказам моих родителей. Похоже, что когда врач извлек меня из чрева матери и произвел все необходимые для подобных случаев действия, он поднес меня ей, чтобы она полюбовалась на результаты своих потуг, и произнес: "Посмотрите, какие у него глаза, он похож на Дуче!". Мои родные не были фашистами, точно так же как не были они и антифашистами - подобно большей части мелкобуржуазной прослойки итальянцев, которые воспринимали диктатуру как явление метеорологическое: если идет дождь, стоит захватить с собою зонтик. Но когда мать и отец услышали, что у их новорожденного ребенка были глаза Дуче, они, безусловно, были этому рады.

С годами я стал более скептичен и сегодня склоняюсь к мысли, что тот добрейший гинеколог говорил эту фразу всем матерям и отцам - когда я смотрю на себя в зеркало, мне скорее кажется, что я больше похож на медведя гризли, чем на Дуче, но это не имеет никакого значения. Мои родители были счастливы, узнав о моем сходстве с Дуче.

Я задаюсь вопросом, что мог бы такой же врач-льстец сказать роженице сегодня.

Что плод чрева ее похож на Берлускони? В таком случае он поверг бы ее в вызывающее беспокойство состояние депрессии. Здравомыслящий врач, скорее, сравнил бы новорожденного с каким-нибудь популярным телевизионным персонажем и сказал, что у младенца проницательные глаза журналиста Бруно Веспа, глубокомыслие популярного телеведущего Паоло Бонолиса, улыбка актера Кристиана де Сика….

Каждая эпоха порождает свои мифы. В те годы, когда родился я, мифом являлся Государственный Муж, у эпохи сегодняшней мифом стал Муж Телевизионный.

Утверждение Берлускони о том, что сегодня никто не читает газет, но при этом все смотрят телевизор, было воспринято как очередной пример его вызывающе глупых поступков. Но это не так, его слова свидетельствовали скорее о высокомерии, чем о глупости. Сложив вместе тиражи всех итальянских газет, мы получим достаточно смехотворную, в сравнении с телеаудиторией, цифру. Учитывая при этом, что лишь некоторая часть итальянской прессы выступает с критикой нынешнего правительства, а все телевидение - RAI и "Mediaset" - озвучивают мнение власти, не остается никаких сомнений в том, что Берлускони прав: проблема заключается лишь в контроле над телевидением, а газеты могут говорить все, что им заблагорассудится.

Именно таковы факты - нравится нам это или нет - и факты являются такими именно потому, что они не зависимы от наших предпочтений.

Все эти предпосылки были высказаны мною для того, чтобы сделать следующий вывод: если в наши времена диктатура и может возникнуть, то это будет диктатура информационная, а не политическая. На протяжении вот уже более пятидесяти лет все только и говорят о том, что в современном мире - за исключением лишь нескольких развивающихся стран - для осуществления государственного переворота нет необходимости прибегать к танкам, достаточно захватить радиотелевизионные станции.

Отличие между режимом "фашистским" и режимом информационным заключается в том, что при фашистском режиме люди знали: ни радио, ни газеты не передавали ничего, кроме правительственных постановлений, а слушать лондонское радио было нельзя, потому как за это можно было попасть в тюрьму. И именно поэтому при фашизме люди не доверяли газетам и радио, тайком слушали лондонское радио и верили лишь тем новостям, которые доходили до них шепотом, из уст в уста, в виде сплетен. При информационном режиме, когда, предположим, только десять процентов населения имеет доступ к оппозиционной прессе, оставшаяся часть получает информацию лишь от находящегося под контролем власти телевидения. При подобном режиме, с одной стороны, распространяется убеждение, что споры разрешены ("газеты, выступающие против правительства выпускаются, следовательно, свобода существует"). С другой стороны, существует эффект реальности телевизионной новости (если из новости мы узнаем, что некий самолет упал в море, то эта новость, безусловно, истинна, точно так же, как кажутся истиной плавающие на поверхности воды сандалии погибших; при этом не имеет никакого значения, являются ли эти сандалии, по чистой случайности, сандалиями жертв предыдущей катастрофы, использованными в качестве повторяющегося материала).

Все это приводит к тому, что все новости поступают к нам, благодаря телевидению, и люди верят лишь тем новостям, которые увидели по телевидению.

Нет необходимости в том, чтобы подконтрольное власти телевидение вводило цензуру. Проблема заключается в том, что можно установить позитивный информационный режим, когда будет казаться, что можно говорить все. Достаточно лишь знать, как подать информацию. Телевидение при информационном режиме пользуется риторической фигурой, носящей название "уступка".

Приведем пример. Существует около пятидесяти доводов "за" и пятидесяти доводов "против" того, чтобы заводить собаку. Доводы "за" можно сформулировать так:

собака - лучший друг человека, она может подать голос, если в дом заберутся воры, собак обожают дети и так далее. Доводы "против" выглядят следующим образом: каждый день собаку необходимо выгуливать, мы тратимся на покупку корма для нее и посещение ветеринара, собак неудобно брать с собой в путешествие и так далее. Допустив, что мы хотим высказаться "за" приобретение собаки, прием уступки будет таким: "Собаки действительно требуют материальных затрат, становятся обузой и их сложно брать с собой в поездки" (и здесь мы своей честностью завоевываем симпатии противников собак), "но стоит помнить, что они всегда будут для вас прекрасной компанией, их обожают дети, собаки могут напугать воров и так далее". И это было бы очень убедительное доказательство в пользу приобретения собаки. Выступая же против этих четвероногих друзей человека, вы могли бы признать, что собаки, действительно, великолепная компания, обожаемы детьми, могут задержать воров, но сразу же выступить с противоположной аргументацией: тем не менее, собаки становятся обузой, требуют расходов на свое содержание, они - проблема во время поездок. И это будет уже убедительный аргумент для того, чтобы собаку не заводить.

Именно таким образом и действует телевидение. Во время обсуждения какого-либо закона сначала объявляются его положения, затем слово предоставляется представителю оппозиции со всеми его аргументами «против». После этого появляются сторонники правительства и высказывают положительные доводы. Результат обсуждения оказывается само собой разумеющимся: прав всегда тот, за кем осталось последнее слово. Если внимательно смотреть все выпуски теленовостей, можно убедиться в том, что после объявления какого-либо проекта сторонники правительства никогда не выступают первыми, перед членами оппозиции. Всегда происходит наоборот.

При информационном режиме нет никакой надобности в том, чтобы помещать оппозиционеров в тюрьму. Достаточно лишь заставить их молчать, не прибегая при этом к цензуре, а давая им возможность первыми высказать свои соображения.

Так каким же образом надо действовать в случае, когда вы живете при информационном режиме и знаете, что для того чтобы что-то сделать, надо иметь доступ к средствам информации, а в данной ситуации именно они и находятся под контролем?

Существует ли какое-то сходство ситуации со СМИ в Италии и России? Можете ли Вы назвать какие-то особенности восприятия телеинформации российскими зрителями?

Как бы Вы ответили на вопрос, которым У. Эко заканчивает свою статью?

Известный французский социолог и культуролог М. Турнье в книге «» рассуждает о влиянии телевидения, анализирует причины огромного воздействия на нас электронных СМИ.

Возьмем самый простой пример, а именно, хронику происшествий, которая всегда была излюбленной темой прессы, гонящейся за сенсациями. Секс и кровь, драма и преступление всегда хорошо продавались, а в эпоху погони за массовым зрителем они поднялись на первые страницы журналов, с них начинаются телевизионные выпуски новостей. Хроника происшествий – это факты, которые развлекают и отвлекают.

Простейший принцип работы фокусников состоит в том, чтобы привлечь внимание к чему угодно, кроме того, что они на самом деле делают. Символическое действие телевидения частично – например, в том, что касается выпусков новостей – заключается в привлечении внимания к событиям потенциально интересным для всех, которые можно охарактеризовать как omnibus, т. е. для всех.

События omnibus – это факты, которые никого не шокируют, за которыми ничего не стоит, которые не разделяют на враждующие стороны и вызывают всеобщий консенсус. Они способны заинтересовать всех, не затрагивая важных тем. События хроники происшествий – это своеобразная элементарная информация, значение которой очень велико, поскольку она интересует всех, не вызывая последствий, и занимает эфирное время, которое могло бы быть использовано для того, чтобы сказать нечто другое. Время – это редкое благо на телевидении. И если ценные минуты эфирного времени используются для того, чтобы говорить подобную ерунду, это значит, что эта ерунда не так уж бессмысленна, поскольку скрывает за собой нечто важное. Я настаиваю на этом потому, что из других источников известно, что очень значительная часть населения не читает газет и предана душой и телом телевидению как единственному источнику информации. Получается, что телевидение располагает своего рода монополией на формирование сознания очень значительной части населения. Когда упор делается на хронику происшествий, когда редкое эфирное время заполняется пустотой, ничем или фактически ничем, за кадром остается важная информация, которой зритель должен был бы располагать для осуществления своих демократических прав.

Таким образом, в отношении информации наблюдается все большее разделение на тех, кто способен читать так называемые серьезные газеты (если они еще могут считаться серьезными из-за влияния на них телевидения); тех, кто имеет доступ к международным изданиям и радиостанциям на иностранном языке; и тех, чей политический багаж сводится к информации, поставляемой телевидением, т.е. у кого он практически отсутствует (если не принимать в расчет информацию, получаемую от непосредственного присутствия на экране мужчин и женщин, находящихся в центре внимания: их манера держаться, выражение лиц и т.п. – это знаки, которые способны читать даже самые обездоленные, что во многом ведет к их разочарованию в большинстве политиков).

Согласны ли Вы с такой оценкой хроники происшествий? Попробуйте проанализировать, какую информацию мы получаем из различных новостных телепрограмм.

Скрывать, показывая Я подчеркнул здесь факты, наиболее бросающиеся в глаза. А сейчас мне бы хотелось поговорить о том, что немного менее заметно, и показать, каким образом телевидение может, как это ни парадоксально, скрывать, показывая: либо показывая не то, что надо бы показать, если принять во внимание, что цель телевидения – информировать людей; либо показывая то, что нужно показать, но не показывая на самом деле, а делая так, что показываемые факты теряют всякое значение; либо показывая события таким образом, что они приобретают смысл, не соответствующий действительности.

Я воспользуюсь двумя примерами, взятыми из работ П. Шампаня. В книге «La misere du monde» Патрик Шампань посвятил одну из глав тому, как средства массовой информации освещают так называемый феномен «городских окраин». Он показал, каким образом журналисты, движимые склонностями, свойственными этой профессии, присущим им видением мира, профессиональными навыками и диспозициями, а также самой логикой этого ремесла, выделяют из той особой реальности, которой является жизнь городских окраин, совершенно особый аспект в соответствии с их собственными категориями восприятия. Метафора, наиболее часто используемая преподавателями для объяснения понятия «категории», т.е. тех невидимых структур, которые организуют восприятие и определяют, что люди видят и чего они не замечают, – это очки. Эти категории суть результат нашего образования, исторического процесса и т. п. Журналисты имеют особые «очки», через которые они видят одно и не видят другое, и благодаря которым они видят вещи определенным образом. Они делают выбор и конструируют отобранные ими факты.

В основе их выбора лежит поиск сенсационного и зрелищного. Телевидение склонно к драматизации в двойном смысле этого слова: оно выводит на сцену, изображает то или иное событие и преувеличивает его значение, серьезность, его драматический, трагический характер. На городских окраинах их интересуют народные волнения.

Слишком сильное слово для обозначения этих событий... (То же самое происходит со словами. Обычные слова не могут поразить ни «обывателей», ни «народ». Необходимо использовать слова, выходящие из ряда вон. На самом деле, сак это ни парадоксально, в мире изображения царствует слово. Фотография не представляет из себя ничего особенного без сопровождающей легенды, указывающей на ее правильное прочтение:

legendum очень часто обозначает легенды, небылицы. Как известно, назвать – значит заставить увидеть, создать, вызвать к жизни. И слова могут натворить много бед: ислам, исламский, исламистский – платок на голове является исламским или исламистским? А что если речь идет просто-напросто об обычной косынке? У меня часто возникает желание заменить буквально каждое слово телеведущих, которые часто говорят, не задумываясь, не имея ни малейшего представления о сложности и серьезности того, о чем они упоминают всуе и об ответственности, которую накладывает такое упоминание перед лицом тысяч телезрителей при отсутствии понимания того, что они говорят, и при отсутствии отсутствия понимания. Потому что такие слова создают реальность, вызывают к жизни фантазмы, страхи, фобии или просто ложные представления).

Этот неустанный, движимый определенными интересами поиск экстраординарного может, в той же степени, что и прямые политические директивы или самоцензура, вызванная страхом оказаться на обочине, производить определенный политический эффект.

Политическая опасность, порождаемая обычным использованием телевидения, заключается в особой способности изображения производить то, что литературные критики называют эффектом реальности: телевидение показывает и заставляет поверить в то, что оно показывает. Такая сила внушения может породить эффект мобилизации, создавая идеи и представления, а также реальные социальные группы. Хроника происшествий, происходящие каждый день события и инциденты могут иметь политический, этический и т.п. подтекст, способный вызывать сильные, зачастую такие негативные эмоции, как расизм, ксенофобия, страх и ненависть по отношению к людям других национальностей. И даже простой репортаж, изложение записанных фактов, подразумевает стоящее за ним социальное конструирование реальности, способное производить социальный эффект политической мобилизации (или демобилизации).

Второй пример, взятый у П. Шампаня, касается забастовок в лицеях в 1986 году.

На этом примере мы видим, каким образом журналисты, совершенно искренне и наивно, в поисках интересующего их материала, движимые своими предрассудками, категориями восприятия, оценки и подсознательными ожиданиями могут вызвать эффект реальности и изменить эту реальность, эффект, которого никто не старается достичь, но чьи последствия могут быть катастрофическими. У журналистов в голове было живо воспоминание о событиях мая 1968 года и страх упустить «новый 68-й год». А в реальности им пришлось иметь дело с достаточно далекими от политической жизни подростками, которым особенно нечего было сказать. Тогда они начинают искать лидеров (без сомнения, среди самых политизированных из них), воспринимают их всерьез, вследствие чего последние тоже начинают воспринимать свои слова всерьез. И малопомалу телевидение, которое по идее является инструментом отображения реальности, превращается в инструмент создания реальности. Мы все больше и больше приближаемся к пространству, в котором социальный мир описывается и предписывается телевидением.

Телевидение определяет доступ к социальной и политической жизни.

Предположим, что я захотел добиться того, чтобы пенсионный возраст начинался с пятидесяти лет. Еще несколько лет назад для этого нужно было бы собрать демонстрацию, сделать транспаранты, выйти на улицы, устроить митинг перед Министерством Народного образования. Сегодня – я почти не преувеличиваю – для этого достаточно обзавестись ловким советником по общественным связям и коммуникации, подготовить какую-нибудь небольшую, но зрелищную акцию с музыкой, переодеванием и т.д., пригласить средства массовой информации, и с помощью телевидения достигается тот же эффект, что и от демонстрации в 50000 человек.

Одним из условий политической борьбы как на повседневном, так и на глобальном уровнях является способность навязать другим свои принципы видения мира, «очки», через которые люди увидели бы мир, разделенным на определенные категории (старые и молодые, иностранцы и французы). Подобные разделения создают группы, которые в результате политической мобилизации могут добиться признания собственного существования, оказать давление и получить определенные привилегии. В настоящее время в этой борьбе телевидению отводится решающая роль. Те, кто до сих пор считает, что без него можно обойтись, достаточно лишь устроить демонстрацию, рискуют проиграть: становится все более и более необходимым устраивать демонстрации для телевидения, т.е. такие демонстрации, которые могут заинтересовать телевизионщиков, учитывая их категории восприятия, и которые, поддержанные и усиленные ими, могут достигнуть наивысшей эффективности.

Существуют также дебаты - по всем признакам настоящие, но это ложная истинность. Коротко проанализируем один из них. Я выбрал дебаты, организованные ведущим Кавада во время ноябрьских забастовок, поскольку они носили по внешнему виду демократический характер, а также дают возможность рассуждать a fortiori. Если внимательно посмотреть, что происходило во время этих дебатов (я буду действовать, как раньше, продвигаясь от наиболее заметного к наиболее скрытому), можно заметить целую серию операций цензуры. Уровень первый: роль телеведущего. Это то, что всегда бросается в глаза зрителям. Они прекрасно видят, насколько сковывают свободу выступающих вмешательства телеведущего. Именно он определяет тему и проблематику… Именно ведущий устанавливает правила игры. Правила, меняющиеся в зависимости от того, с кем он имеет дело: с каким-нибудь рядовым членом профсоюзов, или с господином Пейреффитом из Французской Академии. Он решает, кому давать слово, он распределяет знаки внимания. Некоторые социологи попытались выделить невербальную составляющую вербальной коммуникации: мы столько же говорим с помощью взглядов, молчания, жестов, мимики, движения глаз, сколько собственно словами. А также с помощью интонации и т.д. Таким образом, мы сообщаем гораздо больше, чем можем проконтролировать…. Даже в случае речи как таковой существует столько уровней выражения – если фонологический уровень находится под контролем, то синтаксический из-под него выходит, и т.д.

Никто, разве что играющие чужую роль или политики, говорящие, чтобы ничего не сказать, не может претендовать на ее абсолютный контроль. Телеведущий тоже вмешивается, говоря этим неосознанным языком, который проявляется в его тоне, в его манере задавать вопрос: например, он может спросить кого-нибудь резким тоном:

«Отвечайте, вы не ответили на мой вопрос» или «Я жду вашего ответа. Вы собираетесь возобновить забастовку?». Другим очень примечательным примером являются различные способы сказать «Спасибо». «Спасибо» может означать: «Благодарю вас, я вам признателен, я с благодарностью принимаю ваши слова». Но сказать спасибо определенным образом равносильно тому, чтобы оборвать другого: «спасибо» в данном случае означает: «Хорошо, закончим, переходим к следующему». Все это проявляется почти незаметным способом, через почти незаметное изменение тона, но собеседник его чувствует, он чувствует как явную, так и скрытую семантику, и может потерять почву под ногами. Ведущий распределяет время выступлений, он выбирает тот или иной тон:

уважительный или презрительный, внимательный или нетерпеливый. Например, можно так сказать «да, да, да...», что собеседник поймет, что его подгоняют, почувствует нетерпение и отсутствие интереса у ведущего... Ведущий манипулирует всеми этими едва заметными знаками часто скорее неосознанно, чем сознательно.

А вот пример другой стратегии ведущего: он манипулирует ограниченностью времени, пользуется спешкой, таймингом для того чтобы торопить собеседника, прерывать его, не давать ему слова. И здесь у ведущего есть другая возможность: как и все ведущие, он начинает говорить от имени публики: «Я вас прерываю, я не понимаю, что вы хотите сказать». Он вовсе не пытается сказать, что он идиот, он дает понять, что обычный зритель, который по определению является идиотом, не поймет. И что, прерывая ученую речь, он говорит от имени «дураков». На самом же деле, как я смог в этом убедиться, люди, от имени которых ведущий выступает в роли цензора, больше всего сожалеют об этих купюрах.

Это ставит важную с точки зрения демократии проблему, поскольку очевидно, что собеседники в студии не равны между собой. Перед профессионалами из студии, в силу своей профессии умеющими хорошо говорить, находятся любители (например, участники забастовки), и это создает ситуацию невероятной несправедливости.

Однако, говоря об этом, мы все еще остаемся на событийном уровне. Пришел момент перейти ко второму, решающему, уровню: составу студии. Он является результатом невидимой работы. Например, существует целый этап работы по приглашению в студию. Есть люди, которых никто не подумал пригласить, есть люди, которых пригласили, но они отказались. Конечный состав студии у всех перед глазами, и видимое прячет невидимое: мы не замечаем в видимой конструкции социальных условий конструирования. Поэтому никто не отметит: «Смотри-ка, такого-то нет в студии…»

Состав студии очень важен, потому что он способствует созданию впечатления демократического равновесия. Равенство условий выставляется напоказ, а ведущий выступает в роли арбитра А вот другой невидимый и, тем не менее, решающий фактор: предварительно сделанная заготовка разговора с ожидаемыми участниками, которая принимает форму своего рода сценария, которому приглашенные будут вынуждены следовать (в некоторых случаях подготовка может, как в играх, фактически становиться репетицией). В этом заранее подготовленном сценарии практически не остается места для импровизации, для свободы необузданного, слишком рискованного для ведущего и его передачи, слова.

Перечислите кратко приемы, благодаря которым телеведущий может манипулировать своими собеседниками в студии.

Каково, по мнению М. Турнье, соотношение «слова» и «картинки» в телепередаче?

Какие выводы из этого должен сделать человек, который хочет быть «квалифицированным зрителем»?