«Электронный сборник статей по материалам XXIV студенческой международной заочной научно-практической конференции № 9 (24) Сентябрь 2014 г. Издается с Октября 2012 года Новосибирск 2014 УДК 009 ББК 6\8 Н 34 Председатель ...»

При конструировании юридического понятия достопримечательного места для разграничения (дифференциации) различных отраслей законодательства в сфере культурного наследия, безусловно, необходимо исключить из этого термина движимую и нематериальную составляющие.

Таким образом, прежде всего, следует изменить редакцию ст. Федерального закона и закрепить определение достопримечательного места, аналогичное Гранадской конвенции.

Кроме того, необходимо внести изменения в ряд статей Федерального закона, определяющих особенности государственного учета объектов культурного наследия и их государственную охрану, принимая во внимание территориальный (зональный) признак достопримечательного места.

Документы, необходимые для ведения единого государственного реестра объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации, упомянутые в ст. 17 Федерального закона, в общих чертах соответствуют требованиям по государственному учету и регистрации единичного объекта культурного наследия — памятника. Что касается учета и регистрации достопримечательных мест, то Руководство рекомендует национальным органам охраны памятников истории и культуры для их учета использовать аппарат и возможности геоинформационных систем.

Подводя итог сказанному, необходимо еще раз подчеркнуть, что в системе охраны культурного наследия правовое понятие «достопримечательное место»

должно иметь точный и определенный смысл, базироваться на структурных элементах, составляющих его содержание. В противном случае правоприменение погружается во мрак неких фикций, лишенных как правового, так и здравого смысла.

Совершенствование понятийного аппарата Федерального закона «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации» путем применения общих европейских правовых стандартов будет являться наилучшим способом обеспечения интеграции России в европейское правовое пространство в сфере культурного наследия.

Список литературы:

1. «Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая)» от 30.11. № 51-ФЗ (ред. от 05.05.2014, с изм. от 23.06.2014), (с изм. и доп., вступ.

В силу с 01.07.2014) // «Собрание законодательства РФ», — 05.12.1994, — № 32, — ст. 3301.

2. Закон РСФСР от 15.12.1978 (ред. от 25.06.2002) «Об охране и использовании памятников истории и культуры» // «Свод законов РСФСР», т. 3, — с. 498.

3. Конвенция об охране архитектурного наследия Европы (г. Гранада, 3 октября 1985 г., ETS № 121). // Собрание постановлений Правительства СССР. Отдел второй. — 1991. — № 4. — Ст. 7.

4. Мамай И.И. Динамика ландшафтов: Методика изучения. М.: Моск. ун-та, 1992. — 168 с.

5. Резолюция Комитета Министров Совета Европы «Об адаптации законодательства и нормативных правовых актов к требованиям комплексного сохранения архитектурного наследия». // Сборник международных договоров СССР и Российской Федерации. Вып. XLVII. М., 1994. — С. 430—437.

6. Рекомендации о комплексном сохранении культурных ландшафтов как части программ территориального планирования. // Сборник международных договоров СССР и Российской Федерации. Вып. XLVII. М., 1994. — С. 430—437.

7. Федеральный закон от 25.06.2002 № 73-ФЗ (ред. от 23.07.2013) «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации» (с изм. и доп., вступающими в силу с 01.01.2014) // «Российская газета», № 116—117, 29.06.2002.

МЕДИАЦИЯ — КАК БЕСПЛАТНАЯ ЮРИДИЧЕСКАЯ ПОМОЩЬ

научный руководитель, д-р юрид. наук, профессор кафедры «УПД»

Сегодня бесплатная юридическая помощь в Российской Федерации оказывается в виде: 1) правового консультирования в устной и письменной форме; 2) составления заявлений, жалоб, ходатайств и других документов правового характера; 3) представления интересов гражданина в судах, государственных и муниципальных органах, организациях в случаях и в порядке, которые установлены федеральным законодательством и законами субъектов Российской Федерации. Именно так регламентирует виды бесплатной юридической помощи вступивший в силу в январе 2012 г.

для развития государственной и негосударственной систем бесплатной юридической помощи на территории Российской Федерации, предоставив достаточно широкие полномочия в рассматриваемой сфере региональным властям. Это проявляется и в том, что, несмотря на определение видов юридической помощи, федеральный законодатель установил не закрытый перечень, а предоставил право оказывать бесплатную юридическую помощь в иных не запрещенных законодательством Российской Федерации видах.

Рассмотрение региональных нормативных актов, регламентирующих оказание бесплатной юридической помощи, показывает, что, расширяя круг субъектов, имеющих право на получение такой помощи, распространяя юридическую помощь на иные категории дел по сравнению с федеральным законодательством, субъекты Российской Федерации, как правило, оставляют виды оказываемой помощи неизменными.

Чуть ранее вступления в действие Закона «О бесплатной юридической помощи» был принят другой нормативны правовой акт — Федеральный закон «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации) [7], который дал легальное оформление новому для России явлению — медиации.

Медиация — это особым образом организованные переговоры с участием специального субъекта — медиатора, содействующего устранению разногласий и достижению соглашения, отвечающего интересам сторон [2].

Как отмечает С.К. Загайнова, Законом о медиации «созданы условия для интеграции медиации в российскую правовую культуру. Законодатель институализировал процедуру медиации как легитимный способ урегулирования правовых споров, что является основанием для ее дальнейшего применения в различных сферах юридической деятельности» [2].

Анализируя опыт других стран, можно увидеть, что достаточно распространенным является включение медиации в число видов юридической помощи, оказываемой гражданам бесплатно.

Великобритания: оказание бесплатной юридической помощи в Великобритании на системной основе велось еще с 40-х годов прошлого столетия. Медиация практически с того же времени рассматривалась как вид такой помощи. Начиная с 2011 г. в Великобритании проводилась масштабная реформа всей системы оказания бесплатной юридической помощи. 1 апреля 2013 г. введен в действие Акт о бесплатной юридической помощи, назначении и исполнении наказаний. В соответствии с ним (впрочем, как и до его принятия) оказание юридической помощи бесплатно в виде медиации охватывает только семейные споры [2].

Бельгия: законодательство о медиации распространяет субсидируемую юридическую помощь на оплату проведения медиации (как добровольной, так и возбужденной по инициативе суда) при условии, что медиация проводится аккредитованным посредником [6]. Аккредитация проводится Федеральной комиссией по медиации. Минимальные требования к медиаторам при аккредитации состоят в следующем:

их предыдущая и текущая деятельность должна демонстрировать компетенцию, требующуюся исходя из сущности спора;

в зависимости от дела они должны демонстрировать должный опыт или обученность практике медиации;

в ходе осуществления медиации они должны обеспечить необходимые гарантии в отношении независимости и беспристрастности;

несовместимого с практикой аккредитованного медиатора;

к ним не применялись дисциплинарные или административные санкции, несовместимые с практикой аккредитованного медиатора, они не были лишены аккредитации медиатора [6].

Финляндия: помимо частных медиаторов, в Финляндии распространена практика судебной медиации, где судья действует как медиатор. Оплата деятельности по проведению медиации в таком случае покрывается из государственных средств как оплата труда судьи. Однако иные расходы стороны несут самостоятельно [4].

Наряду с судебной широко практикуется медиация, проводимая службами медиации. В сферу деятельности таких служб входит медиация по уголовным делам, а также по гражданско-правовым спорам, если хотя бы одной из сторон такого спора является физическое лицо. Службы медиации действуют на территории всей страны. Расходы, связанные с обеспечением деятельности государственного бюджета. Общая сумма компенсации утверждается ежегодно в размере, соответствующем расходам, которые по предварительным оценкам необходимы для поддержания деятельности служб медиации, предоставления услуг надлежащего качества и организации профессиональной подготовки лиц, участвующих в проведении процедуры медиации [3].

Принятым Законом о медиации реализована так называемая частная модель медиации, под которой понимается модель, рассматриваемая и регламентируемая как самостоятельный вид профессиональной деятельности по урегулированию споров [5].

Статья 1 Закона о медиации гласит, что данный Закон распространяется на отношения, связанные с применением процедуры медиации к спорам, возникающим из гражданских правоотношений, в том числе в связи с осуществлением предпринимательской и иной экономической деятельности, а также к спорам, возникающим из трудовых правоотношений и семейных правоотношений. Таким образом, в предмет регулирования включаются отношения, связанные с проведением медиации по правовым спорам.

Процедура медиации является достаточно универсальной и применимой к различным конфликтам. В этом плане урегулирование неправовых споров Законом о медиации не регламентируется.

Медиация проводится для урегулирования возникшего правового спора.

С этой позиции конечная цель медиации — обеспечение прав, свобод и законных интересов граждан. Ученые отмечают, что необходимо обеспечивать адекватность процедуры разрешения (урегулирования) спора его характеру. В этом смысле медиация и иные примирительные процедуры дополняют механизм судебного разрешения споров, представляя собой сосуществующее или восстановительное правосудие.

Необходимо расширить понимание доступа к правосудию, под которым подразумевается и как доступ к традиционному правосудию, так и доступ к сосуществующему правосудию, осуществляемому при помощи медиации.

Таким образом, если рассматривать юридическую помощь широко как действия, направленные на разрешение правовых проблем граждан (в том числе связанных с доступом к правосудию), то медиацию, безусловно, можно включить в число видов юридической помощи. Однако стоит оговориться, что в связи с большим разнообразием видов медиации полагаем возможным отнесение к юридической помощи только медиации, проводимой по правовым спорам, т. е. медиации, подпадающей под сферу действия Закона о медиации.

Закон о медиации позволяет проводить процедуру медиации двум группам медиаторов (осуществляющих деятельность на профессиональной основе и осуществляющих деятельность на непрофессиональной основе), предъявляя к ним разные требования. Так, медиатором на непрофессиональной основе могут быть лица, достигшие возраста восемнадцати лет, обладающие полной дееспособностью и не имеющие судимости (ст. 15 Закона о медиации).

Медиаторами, осуществляющими деятельность на профессиональной основе, являются лица, достигшие возраста двадцати пяти лет, имеющие высшее профессиональное образование и прошедшие курс обучения по программе подготовки медиаторов (ст. 16 Закона о медиации).

Как видим, даже профессиональному медиатору формально необязательно быть юристом. Однако полагаем, что для проведения медиации по правовым спорам медиатор должен обладать специальными юридическими познаниями.

Это связано, во-первых, с тем, что медиатор обязан правильно с точки зрения закона определить круг лиц, являющихся участниками спора. Это далеко не всегда очевидно. Возрастающая сложность, комплексный характер правоотношений, являющихся предметом спора, могут явиться причиной неправильного определения круга участников правового спора, а вследствие этого и участников медиации. Достигнутое в результате такой процедуры соглашение будет противоречить закону в связи с тем, что будут затронуты права и интересы третьих лиц.

В то же время, во-вторых, помочь сторонам достичь соглашения, которое было бы исполнимо с точки зрения закона, — это одна из главных задач медиатора.

В-третьих, поскольку процедура медиации строится на основе принципа добровольности и само медиативное соглашение, достигнутое в ходе проведения медиации, исполняется сторонами добровольно, полагаем важным, чтобы участники медиации отчетливо понимали смысл, правовое значение и последствия заключенного ими соглашения.

В-четвертых, Закон о медиации позволяет проводить процедуру медиации как до, так и во время судебного разбирательства, а также после вынесения судебного решения на стадии исполнительного производства. При этом в случае достижения медиативного соглашения при наличии судебного разбирательства на обсуждение ставится вопрос о том, каким образом прекратить производство в суде. Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации говорит о том, что медиативное соглашение может быть утверждено судом как мировое. Однако зачастую медиативное соглашение не укладывается в конструкцию мирового соглашения. Это может быть связано с различными факторами. В таком случае медиатор обсуждает со сторонами возможные варианты действий, что также требует наличия определенных знаний процессуального законодательства.

Таким образом, проведение медиации по правовым спорам требует от медиатора, помимо знаний в области коммуникации, конфликт-анализа, переговорных технологий, еще и специальных познаний в области права.

Соответственно, при рассмотрении медиации как вида бесплатной юридической помощи представляется целесообразным установление особых требований к медиатору, проводящему процедуру, а именно: это может быть лишь медиатор, осуществляющий деятельность на профессиональной основе (т. е. к нему применяются требования, предусмотренные Законом о медиации) и имеющий высшее юридическое образование (т. е. необходимо и применение требований, установленных Законом о бесплатной юридической помощи).

Включение медиации в разновидности бесплатной юридической помощи будет служить целям принятия Закона о бесплатной юридической помощи, а именно созданию условий для осуществления прав и свобод граждан, защиты их законных интересов, повышению уровня социальной защищенности, а также обеспечению доступа граждан к правосудию. Кроме того, такой подход будет способствовать распространению медиации как альтернативного способа урегулирования правовых споров. Само по себе принятие Закона о медиации не повлекло массового применения этой процедуры на территории нашей страны, поэтому для внедрения медиации в отечественную правовую культуру требуются дополнительные меры. Представляется, что одной из таких мер может являться расширение региональными властями видов бесплатной юридической помощи.

При этом полагаем, что критерии, которые установлены для получения бесплатной юридической помощи законом, могут не применяться при включении медиации в разновидности бесплатной юридической помощи на начальных этапах. Наиболее эффективным, на наш взгляд, будет являться вариант, при котором судья при рассмотрении дела рекомендует сторонам обратиться к медиатору и при их согласии решает вопрос о проведении медиации бесплатно. Такой путь ограничит проведение медиации только правовой сферой, а также сделает возможным обеспечить целевую направленность (чем характеризуется бесплатная юридическая помощь), не усложняя при этом получение помощи наличием сложных бюрократических процедур.

Список литературы:

1. «Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации»

от 14.11.2002 № 138-ФЗ (ред. от 21.07.2014), (с изм. и доп., вступ. в силу с 06.08.2014) // «Собрание законодательства РФ», — 18.11.2002, — № 46, — ст. 4532.

2. Загайнова С.К., Тарасов Н.Н. Медиация в практике нотариуса. М.:

Инфотропик Медиа, 2012.

3. Закон Финляндии «О медиации по уголовным и некоторым гражданским делам». 09.12.2005/1015.

4. Закон Финляндии «О судебной медиации и признании мирового соглашения в судах общей юрисдикции». 29.04.2011/394.

5. Калашникова С.И. Медиация в сфере гражданской юрисдикции. М.:

Инфотропик Медиа, 2011.

6. Тарасов О.А., Пеллиицциари И. Совершенствование доступа к правосудию:

оказание квалифицированной юридической помощи, в том числе в случаях, предусмотренных законом, бесплатно; медиация и иные альтернативные способы разрешения споров правового характера. М., 2011. — С. 242.

7. Федеральный закон «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)» от 27.07.2010 № 193-ФЗ (ред.

от 23.07.2013), (с изм. и доп., вступающими в силу с 01.09.2013) // «Собрание законодательства РФ», — 02.08.2010, — № 31, — ст. 4162.

8. Федеральный закон «О бесплатной юридической помощи в Российской Федерации» от 21.11.2011 № 324-ФЗ (ред. от 21.07.2014) // «Парламентская газета», № 50, 24.11—01.12.2011.

УГОЛОВНОЕ ЮВЕНАЛЬНОЕ ПРАВО

научный руководитель, д-р юрид. наук, профессор кафедры «УПД»

В настоящее время в российской правовой среде активно обсуждается вопрос о перспективе введения в Российской Федерации института ювенальной юстиции как обязательного элемента судебной системы.

ее совершенно необходимым элементом судебной системы, другие видят в ней угрозу, способную пагубно изменить жизнь российской семьи.

Ювенальная юстиция — это правосудие по рассмотрению дел с участием несовершеннолетних. Понятие ювенальной юстиции включает в себя особый порядок судопроизводства, отдельную систему судов для подростков (ювенальных судов), а также совокупность идей, концепций социальной защиты и реабилитации несовершеннолетних правонарушителей.

Развитие ювенальной юстиции в Российской Федерации часто обсуждается на научном и правоприменительном уровне. В числе причин этого — ориентация государства на защиту семьи и подрастающего поколения, которая в свою очередь связана с объективно существующей необходимостью преобразования общества на ценностно-деятельном уровне, предотвращения закрепления и передачи криминогенных способов социализации, искоренения правового нигилизма и противодействия росту преступности. Эффективное осуществление данных реформ невозможно без пересмотра правовых положений, регламентирующих правовой статус несовершеннолетнего в уголовном праве и процессе. Возникающие в данной сфере трудности в немалой степени объясняются недостаточно четкими представлениями о роли и месте уголовного ювенального права в системе права в целом.

Прежде всего, необходимо определить, что представляет собой уголовное ювенальное право, и отграничить его от уголовной ювенальной юстиции (два этих термина иногда используются синонимично).

Исходя из научного определения уголовного права, уголовное ювенальное право — это совокупность юридических норм, установленных высшими органами государственной власти, определяющих преступность и наказуемость деяний, совершенных несовершеннолетними, а также условия освобождения их от уголовной ответственности и наказания [2].

Нормы уголовного ювенального права содержатся в Общей части УК РФ (ст. 20, 58, 59, 61, а также раздел V «Уголовная ответственность несовершеннолетних») [6]. Их реализации в процессе уголовного судопроизводства посвящены соответствующие нормы УПК РФ (ст. 96, 105, 108, 191, а также глава 50 «Производство по уголовным делам в отношении несовершеннолетних») [5], что позволяет говорить о существовании уголовно-ювенального процессуального права как совокупности юридических норм, установленных высшими органами государственной власти, определяющих основания и специфику возбуждения, расследования и разрешения уголовных дел в отношении несовершеннолетних, а также назначения и исполнения наказания для данной категории лиц.

Ряд ученых относит к предмету ведения уголовного ювенального права также и те правоотношения, которые связаны с преступлениями против несовершеннолетних, и данное различие представляется существенным [1], [3].

В том случае, если к вопросам ведения УЮП относятся только преступления, совершенные подростками, то данная правовая сфера выделяется из уголовного права только по возрасту субъекта преступления и в целом остается в рамках данной отрасли (в теории и правоприменительной практике такая точка зрения преобладает). И, напротив, если в сферу нормативного регулирования уголовного ювенального права включаются также и преступления, направленные против несовершеннолетних, то речь идет уже не столько в криминальную деятельность как в качестве жертвы, так и в качестве правонарушителя. В последнем случае УЮП становится подотраслью ювенального права, вопрос о выделении которого уже многие годы является дискуссионным.

Представляется, что уголовное ювенальное право является комплексной подотраслью, включающей в себя нормы, регулирующие несколько видов с определением преступности и наказуемости деяния, спецификой уголовной ответственности и исполнения наказания (уголовно-правовые отношения), а также правоотношения, связанные с защитой интересов несовершеннолетних и обеспечением их нормального развития (ювенально-правовые отношения).

Уголовное ювенальное право тесно связано с другими отраслями права, такими, как конституционное право (в сфере защиты прав и законных интересов несовершеннолетних в процессе уголовного судопроизводства), гражданское право (в части возмещения материального ущерба, нанесенного преступлением несовершеннолетнего), семейное право (в части противостояния криминализации подростка в семье и обеспечения его права на здоровое воспитание). В этой подотрасли права большее, чем в какой-либо другой, значение имеют научные знания из сфер социологии, возрастной психологии, педагогики, медицины. Во взаимодействии с юриспруденцией и другими для развития.

Вместе с тем, как на теоретическом, так и на правоприменительном уровне данной подотрасли уделяется недостаточно пристальное внимание.

Так, следует отметить, что существование норм уголовного ювенального права не презюмирует наличия органов уголовной ювенальной юстиции.

К ним относятся, как правило, особые органы охраны правопорядка, следствия и суда, которым переданы полномочия по осуществлению уголовного судопроизводства в отношении несовершеннолетних. Эти полномочия могут быть абсолютными (когда рассмотрению в ювенальных органах подлежат все без исключения дела, где правонарушителем является подросток) или ограниченными (когда отдельные категории дел, как правило наиболее тяжкие, могут рассматриваться в общих судах). Таким образом, хотя в отечественном законодательстве присутствуют нормы уголовного ювенального права, но органы ювенальной уголовной юстиции действуют пока для рассмотрения дел с участием несовершеннолетних были созданы в Омске, Санкт-Петербурге, Ростове) [4].

Выдвигаются также предложения о введении органов социального контроля за несовершеннолетними преступниками. Основная нагрузка по рассмотрению дел с участием несовершеннолетних в настоящее время ложится на суды общей юрисдикции, которые в силу чрезвычайной занятости рассмотрением иных категорий дел не могут уделять достаточного внимания именно ювенальному судопроизводству.

Как видно из вышеизложенного, уголовное ювенальное право занимает важное место в структуре правовой системы Российской Федерации, однако отсутствие специализированных органов ювенального правосудия в известной мере снижает эффективность правового регулирования в данной сфере.

Представляется, что если такие органы будут созданы в ближайшем будущем, то они станут надежной опорой для развития социального и правового государства.

Таким образом, можно сделать вывод, что ювенальная юстиция — это одна из гарантий правопорядка, которая представляет собой основанную на специфических принципах особую систему, состоящую из совокупности государственных органов, общественных организаций, деятельность которых осуществляется совместно с соответствующими медико-психологическими, социальными службами помощи детям и подросткам и направлена на защиту их прав, свобод и законных интересов.

Немаловажная роль в осуществлении государственной ювенальной политики принадлежит, по нашему мнению, ювенальному праву, так как обеспечение государственной политики в области охраны прав несовершеннолетних немыслимо без создания надежной правовой базы, а полноценное развитие законодательства в области защиты прав детей невозможно без комплексного социального подхода государства к проблемам несовершеннолетних.

Список литературы:

1. Васкэ Е.В. Эволюция преступности несовершеннолетних в России:

Психолого-правовой анализ. М.: Генезис, 2009. — 428 с.

2. Журавлев М.П., Рарога А.И. Уголовное право России. Части Общая и Особенная: Учебник. 6 изд., перераб. и доп. М.: ТК «Велби»; Изд-во «Проспект», 2008. — 704 с.

3. Ростовская Т.К., Ростовская И.В. Государственная защита прав и интересов несовершеннолетних. Внесудебная защита прав и интересов несовершеннолетних // Вопросы ювенальной юстиции. 2011. № 4(36).

4. Ткачев В.Н. Специализация судей по делам несовершеннолетних как модель будущего ювенального суда в России (опыт Ростовской области) // Российская юстиция. — № 9. — 2007. — С. 2—6.

5. «Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» от 18.12. № 174-ФЗ (ред. от 21.07.2014), (с изм. и доп., вступ. в силу с 06.08.2014) // «Российская газета», № 249, 22.12.2001.

6. «Уголовный кодекс Российской Федерации» от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 21.07.2014), (с изм. и доп., вступ. в силу с 04.08.2014) // «Собрание законодательства РФ», — 17.06.1996, — № 25, — ст. 2954.

ПРОЖИВАНИЕ ОСУЖДЕННЫХ

ЗА ПРЕДЕЛАМИ ИСПРАВИТЕЛЬНЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ

научный руководитель, канд. юрид. наук, доцент кафедры «УПД»

Важным направлением совершенствования исполнения и отбывания лишения свободы согласно Концепции развития уголовно-исполнительной системы в Российской Федерации до 2020 года должно стать повышение действенности механизма исполнения наказания в виде лишения свободы, средств исправительного воздействия, включая дифференциацию условий отбывания наказания, в зависимости от поведения осужденных в период их нахождения в исправительном учреждении [4]. Последнему отводится роль к правопослушному поведению и исправлению. Однако заложенный в этот правовой институт потенциал, который может оказывать наиболее серьезное воздействие на поведение, как показывает практика, в современном исправительном процессе реализуется пока недостаточно [1]. Одним из направлений дифференциации условий отбывания наказания в сторону расширения правового положения осужденных к лишению свободы является институт проживания их за пределами исправительных учреждений.

Но на сегодняшний день есть определенные трудности в его правовом регулировании и применении, на которые мы хотим обратить внимание.

осужденных за пределами исправительных учреждений в рамках Концепции развития УИС в РФ до 2020 года и попытаемся предложить пути их решения.

Неудачная конструкция правовых норм, предусматривающих порядок не позволяет исправительным учреждениям реализовывать на практике институт проживания осужденных за пределами исправительных учреждений.

В последнее время в научной литературе высказываются точки зрения о необходимости совершенствования института проживания осужденных за пределами исправительных учреждений в рамках реализации Концепции развития УИС в РФ до 2020 года. Представляется, что его трансформация посредством подчинения целям стимулирования окажет позитивное влияние на качество исправительного процесса. Мотивирующее значение данного института может быть усилено, например, посредством изменения срока предоставления указанного права на его применение, который должен наступать раньше возможного условно-досрочного освобождения или быть сопоставимым с этим сроком [1].

механизма предоставления осужденным возможности проживать за пределами Так, мы предлагаем дополнить Уголовно-исполнительный кодекс Российской исправительных учреждений», которая будет максимально четко отражать процедуру проживания осужденных за пределами исправительных учреждений и порядок предоставления им данной возможности, что увеличит случаи практического применения данной нормы в деятельности исправительных учреждений, функционирующих на сегодняшний день, а также тюрем, которые будут созданы в будущем согласно Концепции развития УИС в РФ до 2020 года [5].

2. Отсутствие теоретического определения «института проживания осужденных за пределами исправительных учреждений», которое могло бы в последующем найти законодательное закрепление в Уголовноисполнительном кодексе РФ. Эту проблему предлагается решить путем разработки данного определения и предложения внести его в УИК РФ.

3. В Концепции развития УИС в РФ предусмотрено преобразование воспитательных колоний для несовершеннолетних в воспитательные центры для лиц, совершивших преступление в несовершеннолетнем возрасте. В рамках моделей воспитательных центров предлагается создать социальнореабилитационные центры за пределами воспитательных центров с обычным наблюдением и проживанием в отдельном общежитии комнатного типа без охраны, но под надзором администрации [3]. Однако, к сожалению, на сегодняшний день функционирование социально-реабилитационных центров не получило законодательного закрепления, поэтому нами предлагается внести изменения в ч. 4 ст. 133 УИК РФ, а в последующем и в новое уголовно-исполнительное законодательство, принимаемое на основе Концепции развития УИС в РФ до 2020 года, предусматривающие деятельность социально-реабилитационных центров, расположенных за пределами воспитательных центров.

4. В Концепции развития УИС в РФ до 2020 года отсутствует указание на то, что при переходе на тюремный режим содержания осужденных к лишению свободы будет предусмотрена возможность их проживания за пределами тюрем.

А.Я. Гришко отмечает, что в рамках предстоящей реформы системы исправительных учреждений и Концепции развития уголовно-исполнительной предположения о трансформации существующего института изменения условий отбывания наказания. Заключительный этап лишения свободы предполагает выезд осужденного за пределы исправительного учреждения для решения вопросов трудового и бытового устройства и социальной адаптации после освобождения. Кроме того, возможно предоставление осужденным, характеризующимся положительно, права проводить выходные и праздничные дни за пределами исправительного учреждения, при этом используются современные технические средства контроля [2].

В этом случае, мы предлагаем обратиться к зарубежному опыту.

В некоторых зарубежных странах при закрытых тюрьмах имеются отделения открытого типа. Так, например, при некоторых германских закрытых тюрьмах для несовершеннолетних осужденных имеются отделения открытого типа, в которых проживают данные осужденные. В тюрьмах Изерлон и Хайснберг есть такие отделения на 19 и 20 мест соответственно. В Изерлоне функционирует также «переходный дом» на 25 мест. В остальных учреждениях закрытого типа для несовершеннолетних планируется создание отделений открытого типа, чтобы исключить их перевод в незнакомые условия, облегчая тем самым процесс социальной адаптации.

Такие отделения, на наш взгляд, являются прообразом свободной жизни, в которую осужденные попадут после освобождения: проживая в отделениях открытого типа за пределами режимной территории закрытой тюрьмы, они подвергаются процессу социализации и общения с себе подобными осужденными, которых отделяет от обычных граждан одна ступень изоляции.

Как нам кажется, создание отделений открытого типа при закрытых тюрьмах Германии является элементом прогрессивной системы отбывания наказания и, несомненно, способствует более успешной социальной адаптации осужденных к жизни на свободе.

По нашему мнению, целесообразно при переходе на тюремную систему отбывания наказания в виде лишения свободы предусмотреть открытые отделения при тюрьмах общего режима, а также возможность проживания осужденных за пределами данных отделений, что будет являться одной из завершающих стадий процесса социальной адаптации осужденных к лишению свободы.

Таким образом, для решения сложившихся проблем реализации института проживания осужденных за пределами исправительных учреждений в рамках Концепции развития УИС в РФ до 2020 года нами предлагается следующее:

1. дополнить Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации статьей 113.1 «Проживание осужденных за пределами исправительных учреждений»;

2. разработать теоретическое определение института проживания его в действующем законодательстве;

3. внести изменения в ч. 4 ст. 133 УИК РФ, а в последующем и в новое уголовно-исполнительное законодательство, принимаемое на основе Концепции развития УИС в РФ до 2020 года, предусматривающие деятельность социально-реабилитационных центров, расположенных за пределами воспитательных центров;

4. при переходе на тюремную систему отбывания наказания в виде лишения свободы в рамках Концепции развития УИС в РФ до 2020 года предусмотреть открытые отделения при тюрьмах общего режима, а также возможность проживания осужденных за пределами данных отделений.

Список литературы:

1. Березиков С.В. Правовые и организационные аспекты обеспечения эффективности дифференциации условий отбывания наказания в виде лишения свободы в исправительных колониях: Автореф. дис.... канд. юрид.

наук. М., 2012. — с. 130.

2. Гришко А.Я. Правовое обеспечение реформы исполнения наказаний в виде лишения свободы // Человек: преступление и наказание. Рязань, — 2009. — 3. Попов В.В. Воспитательный центр как новый вид исправительного учреждения для несовершеннолетних осужденных // Вестник Вологодского института права и экономики Федеральной службы исполнения наказаний. — 2010. — № 10. — с. 283.

4. Распоряжение Правительства РФ «О Концепции развития уголовноисполнительной системы Российской Федерации до 2020 года» от 14.10. № 1772-р (ред. от 31.05.2012) // «Собрание законодательства РФ», — 25.10.2010, — № 43, — ст. 5544.

5. «Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации» от 08.01. № 1-ФЗ (ред. от 23.06.2014) // «Российская газета», № 9, 16.01.1997.

НАДЗОР В СФЕРЕ РЕАЛИЗАЦИИ

ПРИОРИТЕТНЫХ НАЦИОНАЛЬНЫХ ПРОЕКТОВ

научный руководитель, д-р юрид. наук, профессор кафедры «УПД»

В Приказе Генерального прокурора РФ от 19 января 2007 г. № «Об организации прокурорского надзора за исполнением законодательства при реализации приоритетных национальных проектов» указывается, без неукоснительного исполнения органами государственной власти и местного самоуправления, их должностными лицами федерального законодательства, без обеспечения режима законности в деятельности хозяйствующих субъектов, вовлеченных в эту сферу правоотношений, без соблюдения прав и свобод граждан [3].

При проведении работы по этому направлению от прокуроров требуется принятие дополнительных организационно-правовых мер, направленных на активизацию прокурорского надзора и эффективное устранение нарушений законов в деятельности должностных лиц и хозяйствующих субъектов.

При этом акты прокурорского реагирования не должны создавать препятствий для реализации приоритетных национальных проектов, в том числе для осуществления федеральных и региональных целевых программ.

В целях исполнения и реализации задач, определенных Генеральным прокурором РФ, в прокуратуре Камчатского края на основании соответствующих организационно-распорядительных документов создана и успешно действует рабочая группа по вопросам, касающимся организации надзора за исполнением законодательства при реализации приоритетных национальных проектов, налажено взаимодействие с контролирующими и правоохранительными органами края. Регулярно, не реже одного раза в полугодие, на межведомственных совещаниях с участием региональных и территориальных федеральных органов исполнительной власти, правоохранительных органов и представителей общественности обсуждаются вопросы состояния работы по предупреждению, выявлению и устранению правонарушений в сфере реализации приоритетных национальных проектов [1].

Как показывает анализ практики прокурорского надзора, количество выявленных нарушений, начиная с момента начала реализации приоритетных и районными прокурорами края выявлено 410 нарушений законодательства, то в 2011 г. — 342 [2].

Следует отметить, что во многом состояние законности в этой сфере взаимодействия.

Прокуратурой края, Управлением внутренних дел по Камчатскому краю, Региональным управлением ФСБ России по Камчатскому краю на постоянной на территории края приоритетных национальных проектов, в том числе в прокуратуру края ежемесячно поступают соответствующие сведения от органов государственной исполнительной власти Камчатского края, территориальных внебюджетных фондов обязательного медицинского и социального страхования, территориального управления Федеральной службы финансово-бюджетного надзора по Камчатскому краю, контрольносчетной палаты Камчатского края, а также управления Федерального казначейства по Камчатскому краю [1].

По результатам анализа указанных сведений прокуратура края организует ежеквартальные целевые проверки исполнения законодательства.

К примеру, совместно с контрольно-счетной палатой Камчатского края проведены проверки законности расходования бюджетных средств, выделенных в 2010 г. на реализацию долгосрочной краевой целевой программы «Социальное развитие села в Камчатском крае на 2010—2012 годы», а также по капитальному ремонту многоквартирных домов в Камчатском крае на 2010 год».

«Социальное развитие села в Камчатском крае на 2010—2012 годы»

установлены факты нарушения действующего законодательства, среди образованиям без соблюдения последними условий софинансирования;

неправомерное заключение Министерством сельского хозяйства и торговли Камчатского края соглашения и договора, предусматривающих передачу функций государственного заказчика заказчику-застройщику — в 2010 г.

краевому госучреждению «Служба заказчика Министерства строительства Камчатского края», а в 2011 г. — муниципальному казенному унитарному предприятию «Усть-Камчатская районная дирекция по строительству»

и муниципальному району [2].

В ходе реализации долгосрочной краевой целевой программы «Адресная программа по капитальному ремонту многоквартирных домов в Камчатском по капитальному ремонту многоквартирных домов отдельные подрядчики нарушили сроки выполнения работ, установленные договорами.

По результатам рассмотрения актов прокурорского реагирования приняты меры, направленные на устранение и недопущение впредь выявленных нарушений.

На протяжении всего периода реализации приоритетных национальных проектов наибольшее количество нарушений допускается при реализации приоритетного национального проекта «Здоровье», по этому направлению в 2011 г. выявлено 192 нарушения законодательства (т. е. около 56 % от общего числа) [1].

К числу выявленных нарушений относятся: отсутствие у отдельных медицинских учреждений лицензий на необходимые для реализации приоритетного национального проекта «Здоровье» виды деятельности;

нарушения при проведении иммунопрофилактики населения в части дачи согласия родителей, законных представителей несовершеннолетних на проведение профилактических прививок, использование автотранспорта, поступившего в рамках нацпроекта «Здоровье», в личных целях и т. д.

В сфере реализации проекта «Образование» выявлены нарушения в части издания приказов об установлении размеров вознаграждения за классное руководство без учета районного коэффициента и процентной надбавки.

В отдельных образовательных учреждениях установлены факты возложения обязанностей по выполнению функций классных руководителей по организации и координации воспитательной работы с обучающимися в классе без письменных согласий (заявлений) педагогических работников о возложении на них этих функций. В центре дистанционного образования детей-инвалидов установлены нарушения при организации дистанционного образования таких детей-инвалидов, выразившиеся в несвоевременном размещении заказов на закупку необходимого оборудования, ненадлежащей организации обучения родителей детей-инвалидов, а также нарушения при приеме документов обучающихся-инвалидов.

В сфере реализации проекта «Развитие агропромышленного комплекса»

выявлено несвоевременное направление органами местного самоуправления в уполномоченный орган Камчатского края списка участников мероприятий по обеспечению жильем граждан в рамках реализации Федеральной целевой программы «Социальное развитие села до 2013 года».

В ходе проверки реализации направления «Развитие приоритетных отраслей сельского хозяйства» установлено несоответствие требованиям федерального законодательства механизма реализации мероприятий поддержки животноводства, поскольку средства субсидий на осуществление государственной поддержки развития животноводства направлялись уполномоченным региональным органом не конкретно каждому сельхозтоваропроизводителю, а на расчетный счет ООО «Петропавловск-Камчатский комбикормовый завод»

на оплату комбикорма, отпускаемого получателям субсидии на поддержку производства продукции животноводства [2].

К наиболее характерным нарушениям в сфере реализации нацпроекта «Доступное и комфортное жилье — гражданам России» относятся: принятие незаконных муниципальных актов, которыми от управляющих организаций для предоставления средств на капитальный ремонт домов истребовались документы, не предусмотренные Федеральным законом от 21 июля 2007 г.

«О Фонде содействия реформированию жилищно-коммунального хозяйства» [4]; нарушение сроков выполнения работ отдельными подрядчиками при использовании средств фонда содействия реформированию жилищно-коммунального хозяйства по выполнению работ по капитальному ремонту многоквартирных домов; применение собственного механизма реализации подпрограммы «Обеспечение жильем молодых семей», отличного от закрепленного на федеральном уровне Правилами предоставления молодым семьям социальных выплат на приобретение жилья и др.

В целом, оценивая проведенные мероприятия по организации взаимодействия контролирующих и правоохранительных органов, в том числе и во исполнение решений координационных совещаний руководителей правоохранительных органов, следует отметить положительное их влияние на криминогенную ситуацию в сфере реализации приоритетных национальных проектов.

Исключение совершения значительного количества грубых нарушений федерального законодательства, создающих повышенную общественную опасность, обусловлено, в том числе оказанием общепревентивного влияния мер реагирования, принятых органами прокуратуры и контролирующими органами в рамках прокурорского надзора и контрольно-надзорных мероприятий.

Список литературы:

1. Ашурбеков Т. Основы теории приоритетов организации и деятельности прокуратуры // Законность. 2009. № 5.

2. Мыцыков А. Прокуратура. Проблемы развития // Законность. 2000. № 1.

3. Приказ Генпрокуратуры РФ от 19.01.2007 № 11 «Об организации прокурорского надзора за исполнением законодательства при реализации приоритетных национальных проектов» // Справочно-правовая система «КонсультантПлюс», 2014.

4. Федеральный закон от 21.07.2007 № 185-ФЗ (ред. от 21.07.2014) «О Фонде содействия реформированию жилищно-коммунального хозяйства» // «Российская газета», № 162, 27.07.2007.

ЛЕГАЛИЗАЦИЯ ДЕНЕЖНЫХ СРЕДСТВ,

ПОЛУЧЕННЫХ ОТ НЕЗАКОННОГО СБЫТА НАРКОТИКОВ

научный руководитель, д-р юрид. наук, профессор кафедры «ТПиПСО»

В последние годы борьба с «отмыванием» денежных средств и иного имущества, полученного в результате незаконного оборота наркотиков, вошла в число приоритетных направлений антикриминальной политики большинства стран. Лица, совершающие данный вид преступлений, преследуют цель сокрытия первоначального источника получения доходов. В этих целях реализуются многоуровневые схемы, включающие в себя внутренние и международные банковские переводы, в т. ч. с использованием фиктивных контрактов и фирм-однодневок. Поэтому направленные на противодействие отмыванию доходов от незаконного оборота наркотиков меры способствуют борьбе и с другими, не менее опасными преступлениями, в т. ч. коррупционной и экономической направленности, а также с теневой и криминальной экономикой в целом.

На протяжении ряда последних лет наблюдалась стабильная тенденция к росту количества выявленных преступлений, связанных с легализацией доходов от незаконного оборота наркотиков.

Однако вступившие в силу в апреле 2010 г. поправки в Уголовный кодекс Российской Федерации, установившие по ст. 174.1 УК России в качестве крупного размера легализованных активов сумму, превышающую 6 миллионов рублей, и необходимость доказывания цели «придания правомерного вида владением, пользованием и распоряжением» преступных доходов, значительно усложнили процесс выявления и доказывания преступлений в сфере противодействия легализации (отмыванию) наркодоходов [2].

В результате внесенных в уголовное законодательство Российской Федерации поправок значительная часть финансовых и иных операций с полученными от незаконного оборота наркотиков доходами перестала образовывать состав преступления. Количество регистрируемых преступлений по ст. 174.1 УК России существенно снизилось. Вместе с тем проведенный анализ работы ФСКН России показал, что данное снижение произошло за счет малозначительных преступлений с небольшими суммами легализованных средств, не представляющих большой общественной опасности. Так, в 2011 г.

при снижении выявленных преступлений сумма установленных по уголовным делам легализованных денежных средств и иного имущества снизилась.

При этом средняя выявленная установленная сумма легализованных денежных средств на одно преступление выросла [1].

Федеральный закон от 28 июня 2013 г. № 134-ФЗ, уточнивший крупный размер — «сумма, превышающая один миллион пятьсот тысяч рублей, а в особо крупном размере — шесть миллионов рублей», — существенно не изменил сложившуюся ситуацию [3].

Тем не менее, необходимо сказать, что намечается положительная тенденция выявления и расследования преступлений, предусмотренных ст. УК России. Например, к уголовной ответственности привлекаются граждане (супруги, родственники лиц, осуществлявших сбыт наркотиков), которые в целях отведения подозрения от последних оформляют на себя приобретаемые автомобили, недвижимость, приобретают бытовую технику, ювелирные изделия и другое дорогостоящее имущество, оплачивают бытовые услуги, сотовую связь, зная о происхождении таких доходов.

Внесенные в диспозицию ст. 174.1 УК России изменения в части декриминализации деяний, связанных с легализацией преступных доходов на сумму менее 1,5 млн. рублей, по мнению законодателя, должны позволить сконцентрироваться на более качественной оперативной проработке материалов [2].

Современные технологии, которые развиваются молниеносно, сегодня используются преступниками достаточно широко. К примеру, установлены факты совершения финансовых операций с использованием пластиковых карт на общую сумму более 10 млн. руб., полученных в результате сбыта наркотических средств (чаще всего это героин). Сбыт наркотиков осуществляется участниками группы без непосредственного контакта, а лишь с указанием мест нахождения наркотиков, расчет за наркотические средства производится через банковские расчетные счета, платежные электронные системы, путем производства денежных переводов через отделения крупных банков и по системам «Блиц-перевод» и «Быстрая почта» [1].

Зафиксированы случаи, когда преступники легализовали денежные средства в сумме более 6 млн. рублей, полученные от сбыта наркотических средств, посредством их вложения в предпринимательскую деятельность, увеличив, таким образом, товарно-денежный оборот предпринимателейродственников.

Также были установлены факты легализации наркодоходов на сумму более 6 млн. руб. путем совершения финансовых операций по перечислению денежных средств на банковские счета, их обналичивания с использованием почтовых переводов и электронных кошельков. Этот способ на сегодняшний день является наиболее «инновационным» и максимально проблематично доказываемым.

Аккумулируются денежные средства по принципу пирамиды. На самом низком уровне концентрируются средства от реализации разовых доз.

Впоследствии они либо снимаются, либо перечисляются на корреспондирующие расчетные счета, находящиеся у дилеров более высокого ранга.

Правоохранительными органами накоплен некоторый опыт работы в этих условиях. С учетом выявленных в процессе оперативных разработок новаций, применяемых наркосбытчиками в своей деятельности, они сосредоточили особое внимание на негласном документировании движения денежных средств на расчетных счетах фигурантов. Параллельно устанавливаются лица, осуществляющие перечисления и переводы денежных средств, а также снятие денег и их последующее вложение. При этом выявлены отдельные случаи, когда денежные суммы, полученные от реализации наркотиков, находятся на счетах подставных лиц, не имеющих отношения к незаконному обороту наркотиков. Размер этих сумм колеблется от 500 тысяч до полутора миллионов рублей.

Другим перспективным направлением деятельности по выявлению подобных преступлений является анализ имеющихся сведений, полученных в результате контроля за телефонными переговорами потребителей и диспетчеров. Устанавливается местоположение наиболее часто используемых терминалов оплаты, через которые потребитель наркотиков осуществляет перечисление денежных средств. За этими терминалами проводится наблюдение, одновременно осуществляется прослушивание телефонных переговоров в режиме онлайн. При перечислении денежных средств потребителем за ним проводится наблюдение, а при получении наркотических средств в указанных местах потребитель задерживается.

Таким образом, выявляются новые номера «мобильных кошельков», расчетных счетов и телефонные номера диспетчеров. В среднем один диспетчер имеет в пользовании 5—10 телефонов, несколько десятков SIM-карт, которые в целях конспирации систематически меняются. Только у одной организованной группы обычно находится в пользовании как минимум 30— 50 мобильных телефонов, 5—7 ноутбуков. А с увеличением численности состава групп, в которые рекрутируются неопытные молодые люди, соблазненные якобы быстрым и безопасным обогащением, значительно затрудняется документирование преступной деятельности [1].

Учитывая вышеизложенное, в целях оперативного документирования в настоящее время существует необходимость использования в оперативнорозыскной деятельности специальной техники с локационными возможностями для установления местоположения абонента.

Кроме того, хотелось бы остановиться еще на одной проблеме по рассматриваемому вопросу. Так, основу механизма правового контроля отмывания криминальных денег составляют три статьи УК России.

Это ст. ст. 174, 174.1 и 175 [2]. Также в рамках Венской конвенции в стране создана служба финансового мониторинга. Принят Федеральный закон от 7 августа 2001 г. № 115-ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма» [4].

В этом направлении ведется постоянная работа. Однако возможно привести единичные положительные примеры в целом по России, когда обвинение по ст. 174.1 УК России устояло в суде, и то только по той причине, что было достигнуто досудебное соглашение с обвиняемым, по которому он признал свою вину в совершении данного преступления.

Практика показывает, что по всем преступлениям, относящимся к легализации, суды, как правило, выносят оправдательные приговоры, а государственные обвинители в суде зачастую отказываются от поддержания обвинения по указанным статьям, т. к. считают, что все выявленные преступления относятся к т. н. бытовой легализации.

Проблемы при доказывании заключаются в том, что согласно диспозиции статьи преступник должен иметь прямой умысел, направленный на придание преступным средствам легального статуса. Поэтому преступникам для своей защиты достаточно заявить, что внесение денег на счет было не легализацией, а способом оплаты наркотиков, и обвинения по данной статье с большой вероятностью предъявлены не будут. Да, в этом случае можно изъять все денежные средства как полученные незаконным путем, что тоже является подрывом экономических основ наркопреступности, но не достигают правовых и социальных целей указанные статьи Уголовного кодекса РФ.

В плане расследования дел о легализации правоохранительные органы больше интересуют лица, организующие оптовые поставки наркотиков, которые полученный преступный доход тратят на приобретение недвижимости, транспорта, а также вкладывают в официальный бизнес. Главная составляющая легализации, по мысли законодателя, есть расслоение, т. е. отделение преступного источника доходов от легального вложения, а этого зачастую не происходит. По данной причине доказать совершение преступления в классическом виде практически очень сложно. Другими словами, продав килограмм героина, преступник может спокойно пойти и приобрести автомашину. И никто не поинтересуется, откуда у него эти деньги.

То же самое с недвижимостью, с бизнесом. Законодательство в нашей стране построено таким образом, что, если «безработный» наркодилер продает килограмм героина и позже, арестованный с десятью килограммами героина и миллионом рублей, будет осужден, у него изымут героин, но вернут миллион изъятых денежных средств.

Такое наблюдается повсеместно, особенно в отношении цыган, их семейных кланов, которые живут в особняках стоимостью в десятки миллионов рублей с дорогостоящей мебелью. При этом они ни разу в жизни не работали, половина семей все время сидит за продажу наркотиков, но во время обысков в этих домах изымаются крупные суммы денег и килограммы золотых изделий. И что? Все возвращается обратно. Поскольку во время закупки наркодилером было незаконно получено максимум пару десятков тысяч рублей.

Исходя из всего вышесказанного, следует, что нормативная база в нашей стране по борьбе с легализацией изначально была «мертворожденным ребенком». В отличие от Запада, в России на «черные» деньги все еще можно купить абсолютно все. Этот факт никого в нашей стране не удивляет. Поэтому гражданин, тратящий деньги, может каждый раз попадать в поле зрения фискальных органов, но не должен обосновывать доход, позволивший ему сделать данное приобретение, что возможно только при наличии указания на это закона [1].

В нашей стране необходимости в легализации не существует, ну разве что для госслужащих. Таким образом, действующие в настоящий момент нормы не отвечают требованию времени, они были приняты без учета реальной ситуации. Надо менять законодательство, чтобы оно соответствовало сегодняшнему дню и духу международных соглашений в части борьбы с незаконным оборотом наркотиков и легализацией денежных средств, полученных преступным путем. В частности, представляется необходимым поддержать мнение о внесении изменения в действующую ст. 104.1 УК России по конфискации. Представляется необходимым вводить конфискацию всего имущества, которое находится в собственности у наркосбытчиков, если уголовное дело возбуждено по преступлениям, связанным с незаконным сбытом наркотиков. Причем конфискации не только средств, полученных преступным путем, а всех средств и активов, находящихся в фактическом пользовании лица.

разработки финансовых мер борьбы с «отмыванием» денег — ФАТФ, — при котором доказывание легального получения доходов или другой собственности, подлежащей конфискации, перенесено на лицо, совершившее преступление [1].

в выявлении и квалификации данных преступлений объясняются их относительной новизной, сложностью самого преступного деяния и его законодательной конструкции. Практика деятельности в данном направлении регулярно изучается и анализируется ФСКН России, разрабатываются предложения по совершенствованию законодательства. Остается надеться, что в дальнейшем удастся довести до обвинительного приговора больше дел, связанных с легализацией денежных средств или иного имущества, полученных от незаконного сбыта наркотиков.

Список литературы:

1. Педун О.Л. Легализация денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем: Дис.... канд. юрид. наук. М., 2005.

2. «Уголовный кодекс Российской Федерации» от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. От 21.07.2014), (с изм. и доп., вступ. в силу с 04.08.2014) // «Собрание законодательства РФ», — 17.06.1996, — № 25, — ст. 2954.

3. Федеральный закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части противодействия незаконным финансовым операциям» от 28.06.2013 № 134-ФЗ (ред. от 21.07.2014) // «Российская газета», № 141, 02.07.2013.

4. Федеральный закон «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма»

от 07.08.2001 № 115-ФЗ (ред. от 21.07.2014) // «Собрание законодательства РФ», — 13.08.2001, — № 33 (часть I), — ст. 3418.

ДОПУСТИМОСТЬ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ

научный руководитель, д-р юрид. наук, профессор кафедры «УПД»

Без преувеличения можно сказать, что доказательственное право является сердцевиной всего уголовно-процессуального права, оно определяет тип процесса. В системе самого доказательственного права важное место занимает институт допустимости доказательств — системы требований, предъявляемых к форме доказательств, определяющих их процессуальную пригодность для доказывания. Не останавливаясь на общеизвестных критериях допустимости доказательств, отметим лишь, что эти требования постоянно развиваются — совершенствуются, усложняются. В определенном смысле развитость института допустимости доказательств является мерилом развитости всего уголовного процесса государства: скажите мне, какие доказательства признаются допустимыми, и я скажу, какой у вас процесс.

В статьях 74 и 75 УПК РФ установлены основные положения института допустимости. Главная идея такова: доказательства, полученные с нарушением требований УПК РФ, не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания любого из обстоятельств, входящих в предмет доказывания [7]. Однако буквальное толкование этой прогрессивной, на первый взгляд, формулировки позволяет следователям, прокурорам и судам с легкостью обходить практически любые ограничения, связанные с допустимостью. Рассмотрим несколько примеров.

Допустим, следственное действие, требующее участия понятых (к примеру, обыск в жилище), было проведено с нарушениями закона — участвовал только один понятой, а следователь не получил разрешения суда на обыск в жилище. Что делать? Неужели столь ценную информацию о том, что было обнаружено в ходе обыска, нельзя использовать в суде? Исходя из ст. 74 и 75 УПК РФ, нельзя. Однако УПК РФ не запрещает суду прийти на выручку следствию и прокуратуре и по соответствующему ходатайству обвинителя допросить понятого в качестве свидетеля. В результате следственное действие проведено с грубейшим нарушением конституционных прав обыскиваемого и норм УПК РФ, а информация, полученная в ходе данного действия, легла в основу обвинительного приговора [7]. Пусть не в форме найденных вещественных доказательств, не в форме протокола обыска, а в форме показаний видевшего эти предметы понятого, но суть не меняется — требования о допустимости доказательств, формировавшиеся веками, легко обойдены.

Практика рассмотрений жалоб граждан Конституционным Судом РФ показывает, что нередки случаи, когда суды допрашивают не только об обстоятельствах, но и о результатах признаваемых недопустимыми следственных действий следователей и дознавателей, их проводивших.

Так, гражданин Д. отказался в судебном заседании от дачи показаний.

Октябрьский районный суд г. Красноярска по ходатайству прокурора вызвал и допросил в судебном заседании в качестве свидетелей следователей, проводивших в ходе досудебного производства его допрос соответственно в качестве подозреваемого и обвиняемого. Заявитель Д. расценил действия суда как восстановление показаний, данных им на предварительном следствии в отсутствие защитника [5].

По таким делам Конституционный Суд РФ выработал позицию, согласно которой в подобных ситуациях суд может допрашивать следователя лишь об обстоятельствах проведения допроса, но не о содержании показаний [6].

В работе следственных органов сложилась практика получения доказательств путем проведения не соответствующих данному виду доказательств следственных действий. К примеру, в ходе обыска обыскиваемый подозреваемый дает свои пояснения по поводу происхождения найденных у него наркотических средств. Он рассказывает о месте, времени их приобретения и лице, осуществившем сбыт наркотических средств. Следователь заносит данные сведения в протокол обыска, который подписывает подозреваемый. Обыск проводился без защитника, следовательно, на суде, казалось бы, существует возможность, предусмотренная п. 1 ч. 2 ст. 75 УПК РФ, не подтверждать сказанное при обыске в судебном следствии. Однако суды подходят к данной ситуации с формальных позиций: в ст. 75 УПК РФ речь идет о показаниях, они могут быть получены в ходе допросов, но поскольку допроса о происхождении наркотиков остается в материалах дела в протоколе обыска, который с точки зрения суда является допустимым доказательством и оглашается в суде. И снова положения п. 1 ч. 2 ст. 75 УПК РФ обойдены [7].

Имеют место случаи, когда суды исследуют объяснения, данные до возбуждения уголовного дела будущими подозреваемыми, и в судебном следствии пытаются выяснить причины расхождения между объяснениями и показаниями, полученными позже. На возражения защитника о том, что показания сравниваются с объяснениями, суд указывает, что объяснения — это иные документы, отвечающие всем требованиям, предъявляемым к документам, и в УПК РФ нет оснований не считать их таковыми. Следователи нередко еще на стадии предварительного расследования просматривают объяснения и приобщают их к уголовному делу в качестве иных документов в обход положений УПК РФ, регламентирующих допустимость показаний.

Похожая ситуация имеет место и с протоколом явки с повинной. Суды последовательно признают протокол явки с повинной доказательством [4].

Проблема в том, каким доказательством (закон не обязывает судью указывать, в качестве какого именно вида доказательств суд рассматривает то или иное доказательство) и доказательством чего является данный протокол. С одной стороны, суды расценивают протокол явки с повинной как оправдательное доказательство, свидетельствующее о наличии смягчающего вину обстоятельства, предусмотренного п. «и» ч. 1 ст. 61 УК РФ. С другой стороны, и как обвинительное доказательство, содержащее признание в совершенном преступлении. Возникает чисто теоретический вопрос, над которым судьи практически не задумываются: каким видом доказательств является протокол явки с повинной? Явка с повинной не является следственным действием, поэтому протокол явки с повинной нельзя отнести к протоколам следственных действий. Многие суды относят данный протокол к иным документам.

Соответственно, об обязательном участии защитника с точки зрения следствия и суда речи идти не может. Однако фактически будущий обвиняемый передал следователю вербальную информацию, в которой он признается в совершении преступления. Где гарантия, что это сделано добровольно, без давления?

Почему от признательных показаний, данных без защитника, можно отказаться от объяснений отказаться нельзя? Проблем не возникает, если подсудимый и в показаниях признает себя виновным. Но как должны конкурировать протокол о явке с повинной, «признательные» объяснения, приобщенные как иной документ, с показаниями, в которых обвиняемый не признает вину?

Как представляется, к подобным «суррогатам» показаний должны как минимум применяться те же требования о допустимости, что и к показаниям обвиняемого. В идеале ни объяснения, ни протокол явки с повинной не могут быть положены в основу обвинительного приговора. Данные документы свидетельствуют лишь о законности и обоснованности принятых следователем решений, например решения о возбуждении уголовного дела.

К сожалению, суды практически не ставят преград следственным органам в получении доказательств путем подмены одних следственных действий другими, имитации следственных действий. Суды зачастую не обращают должного внимания на то, какие объекты осматриваются следователями в качестве места происшествия. В результате, к примеру, в ходе осмотра местности вещественное доказательство может быть изъято, как говорится, «из заднего кармана брюк». Таким образом, личный обыск, который следовало бы проводить после возбуждения уголовного дела, заменяется осмотром места происшествия - одежды и тела гражданина, имеющего при себе наркотические средства, и проводится до возбуждения уголовного дела. Имел место также случай, когда следователь в качестве места происшествия осмотрел документ, содержащий признаки подделки.

Особую группу способов обхода правил о допустимости доказательств представляют межотраслевые способы. Речь идет о доказательствах (информации), собранных в рамках других отраслей права (кодексов, законов), но конвертированных в уголовно-процессуальные доказательства. Уже стал классическим прием органов наркоконтроля по изъятию наркотических средств, находящихся у лица. В рамках ст. 27.7 КоАП РФ проводится личный досмотр лица [3]. Предположительно наркотические средства изымаются при понятых, составляется протокол личного досмотра и досмотра вещей, находящихся при лице. Впоследствии этот протокол наряду с другими документами ложится в основу доследственной проверки, по результатам которой возбуждается уголовное дело. При этом суды принимают данный протокол в качестве иного документа и помещают его в числе других доказательств в основу обвинительного приговора. Верховный Суд РФ поддерживает эту практику. Так, в апелляционном определении по жалобам подсудимых К. и Б. Верховный Суд РФ, признав допустимость вещественных доказательств, добытых в ходе личного досмотра, указал: «Изъятие одежды Б., на которой имелись следы бурого цвета, произведено в ходе личного досмотра с целью избежать возможного уничтожения обнаруженных следов» [1]. Пленум ВС РФ в Постановлении от 16 апреля 2013 г. № 9 указал, в каких случаях объяснения лица будут допустимым доказательством, а в каких нет, хотя УПК РФ такого вида доказательств, как «объяснения», не содержит. Это происходит потому, что в ст. 84 УПК РФ под понятие «иной документ» подпадают все более или менее официальные, а иногда и неофициальные носители информации. К сожалению, следуя этой логике, любой неправильно составленный протокол следственного действия при желании может быть приобщен к делу как иной документ: главное — его правильно осмотреть и вынести соответствующее постановление о приобщении [2]. С другой стороны, большинство адвокатов знают, как тяжело добиться приобщения к материалам дела объяснений лиц, полученных в рамках п. 2 ч. 3 ст. УПК РФ [7].

В следственной и оперативной среде «популярна» замена процессуальных средств доказывания оперативно-розыскными средствами.

По делу в отношении несовершеннолетнего К. Оренбургский районный суд признал его виновным в убийстве, а в качестве одного из доказательств его виновности сослался на видеозапись беседы К. с оперативными сотрудниками, в ходе которой он признался в совершении преступления.

Как отметил в приговоре суд, оперативно-розыскное мероприятие — опрос — проводилось в соответствии со ст. 6 Федерального закона от 12 августа 1995 г.

№ 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» и по поручению следователя, в производстве которого находилось дело [9]. При опросе велась видеозапись, что не воспрещается указанным Законом. Также им не предусматривается обязательное участие адвоката и законного представителя.

А поскольку оперативное мероприятие было проведено в соответствии к уголовному делу.

Получается, что юристы, педагоги, психологи спорят о том, как максимально защитить права несовершеннолетнего, вовлеченного в уголовное судопроизводство, устанавливают укороченную продолжительность допросов несовершеннолетних, обусловливают допрос обязательным участием защитника, законных представителей, педагогов, в некоторых случаях а оперативники просто «беседуют» с подростком, тайно записывают эту беседу, и суд принимает это видео в качестве вещественного доказательства его виновности. Справедливости ради нужно отметить, что существуют и положительные примеры судебной оценки подобных «доказательств».

Можно предположить, что указанные случаи носят единичный характер и являются следствием злоупотреблений или некомпетентности конкретных судебных и следственных работников. Кроме того, существуют механизмы обжалования подобных незаконных решений, правда, работают они не всегда.

В идеале законодателю необходимо закрепить в УПК РФ давно обсуждаемое в науке положение об обязательности получения определенных видов доказательств из определенного вида источников. А пока следует искать иные выходы в процессе правоприменения. Ими могли бы стать универсальные правила толкования норм о допустимости доказательств.

В основу этих правил должен быть положен телеологический способ толкования, который представляет собой толкование норм исходя из той цели, которую преследовал законодатель. В практике Верховного и Конституционного Судов РФ телеологическое толкование занимает далеко не последнее место. Оборот «по смыслу статьи» часто используется в постановлениях Пленума ВС РФ и КС РФ. Нормы законодательства, регулирующие собирание доказательств, устанавливающие правила их допустимости, следует толковать исходя из тех целей, которые имел законодатель, их принимая. К примеру, какую цель имел законодатель, устанавливая положения п. 1 ч. 2 ст. 75 УПК РФ? Как представляется, эта норма призвана воспрепятствовать незаконному давлению на лицо, в отношении которого ведется судопроизводство, с целью получения от него необходимых следствию показаний. Следовательно, государство в лице его законодательных органов считает, что лучше не получить доказательства, чем получить их таким путем. Почему государство так решило? Потому что доказательства, полученные таким путем, вызывают сомнения с точки зрения их достоверности. Не стоит забывать и о гуманитарном аспекте, свидетельствующем об уровне цивилизованности общества. До правоприменителя же доводится лишь финальная часть этих рассуждений государства в виде упомянутой нормы, закрепленной в п. 1 ч. ст. 75 УПК РФ [7].

Телеологический (целевой) способ уяснения воли законодателя в данном случае предполагает, что любое «общение» представителей правоохранительных органов с лицом, вовлеченным в уголовное судопроизводство в качестве подозреваемого или обвиняемого, либо должно проходить в присутствии адвоката, либо не должно претендовать на статус доказательств.

Никакой процедуры придания процессуальной формы данной информации быть не должно - это бы противоречило воле законодателя. То же и с иными требованиями, предъявляемыми УПК РФ к другим видам доказательств.

К примеру, если в УПК РФ сказано, что допрос несовершеннолетнего должен проводиться в присутствии его законного представителя, защитника, специалистов (педагога, психолога), то следует понять: что имел в виду законодатель, ставя такие условия, чего опасался? А опасался законодатель того, что неокрепшую психику несовершеннолетнего легко сломить, подавить, самого несовершеннолетнего запугать, запутать, обмануть. Следовательно, подобным показаниям несовершеннолетнего доверять нельзя, и необходимо наполнить общение правоохранителей с несовершеннолетним такими участниками, присутствие которых не даст суду усомниться в достоверности полученной информации. При этом этап, на котором она получена (допрос, очная ставка, проверка показаний или опрос оперативными сотрудниками), уже не будет играть никакой роли. Если же эти требования не соблюдены, то использовать такую информацию в доказывании нельзя. Так же следует поступать и в иных случаях — задумываться, почему законодатель до возбуждения уголовного дела разрешил проводить осмотр, а не личный обыск, почему для проникновения в жилище требуется решение суда, почему одного понятого недостаточно для проведения некоторых следственных действий и т. д. Только в этом случае доказательственное право будет полноценно решать те задачи, которые в течение длительного времени ставились наукой и практикой.

Список литературы:

1. Апелляционное определение Верховного Суда РФ от 25.06. № 73-АПУ13-2 Приговор по делу о причинении тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни по предварительному сговору, краже с целью скрыть другое преступление, убийстве по предварительному сговору, разбойном нападении, неправомерном завладении автомобилем оставлен без изменения, так как при назначении наказания учтены тяжесть, общественная опасность совершенных преступлений, данные о личности, смягчающие «КонсультантПлюс», 2014.

2. Кипнис Н.М. Допустимость доказательств в уголовном процессе. М., 1995. — С. 69—52.

3. «Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях»

от 30.12.2001 № 195-ФЗ (ред. от 21.07.2014), (с изм. и доп., вступ. в силу с 06.08.2014) // «Парламентская газета», № 2—5, 05.01.2002.

4. Обзор судебной практики Верховного Суда РФ «Обзор кассационной практики Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации за первое полугодие 2010 года» // «Бюллетень Верховного Суда РФ», 2011, № 1.

5. Определение Конституционного Суда РФ от 06.02.2004 № 44-О «По жалобе гражданина Демьяненко Владимира Николаевича на нарушение его конституционных прав положениями статей 56, 246, 278 и 355 Уголовнопроцессуального кодекса Российской Федерации» // «Российская газета», № 71, 07.04.2004.

6. Определение Конституционного Суда РФ от 24.01.2008 № 71-О-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Попова Бориса Александровича на нарушение его конституционных прав частью третьей статьи 56, частью пятой статьи 246, частью третьей статьи 278 и частью второй статьи 360 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» // Справочно-правовая система «КонсультантПлюс», 2014.

7. «Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» от 18.12. № 174-ФЗ (ред. от 21.07.2014), (с изм. и доп., вступ. в силу с 06.08.2014) // «Российская газета», № 249, 22.12.2001.

8. «Уголовный кодекс Российской Федерации» от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. От 21.07.2014), (с изм. и доп., вступ. в силу с 04.08.2014) // «Собрание законодательства РФ», 17.06.1996, № 25, — ст. 2954.

9. Федеральный закон «Об оперативно-розыскной деятельности» от 12.08. № 144-ФЗ (ред. от 21.12.2013) // «Собрание законодательства РФ», 14.08.1995, № 33, — ст. 3349.

ФОРМЫ ДОПРОСА В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ

научный руководитель, д-р юрид. наук, профессор кафедры «УПД»

при которой следователь проводит допрос путем задавания вопросов.

Так, например, в ч. 1 ст. 173 УПК указано: «следователь допрашивает обвиняемого», что подчеркивает выбор законодателем именно такого порядка получения показаний [6].

УПК РФ не требует начинать допрос по существу дела со свободного рассказа допрашиваемого лица, как это имело место согласно ч. 5 ст. 150 и ч. ст. 158 УПК РСФСР [7]. Существующий закон предусматривает свободный рассказ только для проверки показаний на месте (ч. 4 ст. 194 УПК) [6].

В ст. 152 УПК РСФСР предусматривалась обязанность следователя после дачи обвиняемым показаний предоставить ему возможность по его просьбе собственноручно записать свои показания, о чем в протоколе делалась отметка, удостоверяемая обвиняемым и допрашиваемым [7]. Следователь после ознакомления с собственноручной записью показаний мог задать ему дополнительные вопросы. Эти вопросы и ответы на них записывались в протокол и удостоверялись подписями обвиняемого и следователя.

Действующий УПК не закрепляет подобной обязанности следователя, но следователь сам вправе предложить подозреваемому (обвиняемому) записать свои показания собственноручно. Тем более что в ч. 5 ст. 190 УПК предусмотрено изготовление допрашиваемым самостоятельно наряду с дачей показаний схем, чертежей, рисунков, диаграмм, которые приобщаются к протоколу допроса.

Необходимо отметить, что некоторые ученые выделяют такую форму допроса, как самодопрос свидетеля, определяя его как «порядок собственноручного оформления свидетелем своих показаний, предусмотренный ч. ст. 187 УПК» и предлагая закрепить понятие и процедуру такого действия в УПК РФ [6], [8].

Автором предложен следующий порядок получения показания в результате самодопроса свидетеля, находящегося в удаленной местности или не имеющего возможности непосредственно приехать к следователю либо дознавателю на допрос: лицо лично излагает свои показания письменно, в том числе в электронном виде, и высылает их в следственный орган либо орган дознания нарочным, обычной или электронной почтой. Составление в таком порядке протокола допроса проводится по общим правилам, установленным УПК. В случае необоснованного отказа или уклонения лица от самодопроса без уважительных причин данное лицо может быть вызвано на допрос, а также подвергнуто приводу по общим правилам.

Необходимо отметить недостатки предложенной формы получения показаний.

Во-первых, остается непонятным, свидетель должен записывать свои показания в порядке свободного изложения известных ему обстоятельств или ему будет прислан бланк допроса, в котором будут указаны вопросы, на которые свидетелю надлежит ответить.

Во-вторых, при существующей процедуре допроса следователь имеет возможность реагировать на показания свидетеля дополнительными вопросами, если, например, свидетель дает неточные или непонятные показания или говорит об обстоятельствах, о которых следователь не предполагал получить показания. При процедуре самодопроса задать дополнительные вопросы следователь получит возможность после получения по почте показания свидетеля и направления ему новых вопросов, что, конечно, скажется на сроках предварительного расследования.

В-третьих, автором не учтено право адвоката участвовать в допросе свидетеля. Каким образом будет урегулировано право адвоката задавать свидетелю вопросы и право давать ему в ходе допроса краткие консультации, остается непонятным.

И, наконец, в-четвертых, при непосредственном получении показаний у следователя есть возможность оценить достоверность рассказанных свидетелем сведений, а при самодопросе он не сможет быть уверенным даже в том, самостоятельно ли свидетель излагал свои показания.

В связи с этим введение в УПК процедуры самодопроса неоправданно и не отвечает задачам проведения допроса.

Отдавая предпочтение такой форме допроса, как вопрос-ответ, закон при этом не содержит необходимых правовых норм, которые регулировали бы виды вопросов, которые следователь, защитник, адвокат, прокурор или судья вправе или не вправе задавать.

Следуя логике закона, допрашивающее лицо вправе задавать вопросы, направленные на установление обстоятельств, подлежащих доказыванию, т. е. закрепленных в ст. 73 УПК [6].

Определение перечня видов вопросов, которые недопустимо задавать допрашиваемому лицу, практически выведено из-под нормативного регулирования. В УПК выделен только один вид вопросов — наводящие вопросы, запрет на задавание которых установлен в ч. 2 ст. 189 УПК.

Под наводящим вопросом понимается вопрос, в котором как в прямой, так и в завуалированной, скрытой форме содержится конкретный, определенный ответ на поставленный вопрос или очерчен вариант такого ответа [3].

В теории выделяют также уточняющий вопрос, который, в отличие от наводящего вопроса, задается допрашиваемому лицу по той информации об обстоятельствах дела, которая прозвучала в его показаниях [3].

В ч. 1 ст. 275 УПК законодатель указывает на вопросы, не имеющие отношения к уголовному делу. Под вопросом, не имеющим отношения к уголовному делу, следует понимать вопрос, который выходит за пределы судебного разбирательства, установленные в ст. 252 УПК. В ст. 299 УПК определен исчерпывающий перечень вопросов, разрешаемых судом при постановлении приговора, а в ст. 313 УПК — перечень вопросов, решаемых судом одновременно с постановлением приговора. Поэтому в процессе судебного разбирательства суд должен определять, связан ли задаваемый вопрос с этим перечнем [6]. Если нет, то вопрос следует признавать не относящимся к материалам дела [1]. Некоторые авторы считают, что вопросами, которые не имеют отношения к делу, следует считать вопросы, которые не имеют значения для правильного разрешения дела, а также некоторые вопросы о личной жизни и т. п. [5]. С данной точкой зрения не во всех случаях можно согласиться, так как, например, для допроса несовершеннолетнего подсудимого обязательно установление условий его жизни и воспитания, иных особенностей его личности (ч. 1 ст. 421 УПК).

В ч. 4 ст. 335 УПК, где регулируется право присяжных заседателей задать вопросы подсудимому, потерпевшему, свидетелям или эксперту, указано на вопросы, не относящиеся к предъявленному обвинению. К таким вопросам следует относить вопросы, выходящие за пределы судебного разбирательства, установленные в ст. 252 УПК. В ст. 446 УПК РСФСР был установлен также запрет присяжным заседателям задавать оскорбительные вопросы. Сейчас подобные рекомендации остались лишь в теории. Так, предлагается считать недопустимыми такие вопросы присяжных, как некорректные, носящие оскорбительный характер, не относящиеся к делу, преждевременные, дублирующие и т. д. [7].

В настоящее время судебная практика идет по пути расширения круга вопросов. Так, в Определении от 17 июня 2008 г. № 5-О08-110СП Верховный Суд РФ выделил такие виды вопросов, как некорректные и дублирующие [4].

Следует отметить, что при этом Верховный Суд не определил критерии отнесения вопросов к некорректным или дублирующим, что подтверждает неразвитость практики и нормативного регулирования.

Особого внимания заслуживает выделение в теории недопустимых вопросов. Так, например, Н.С. Гаспарян в своей книге «Недопустимые доказательства» приводит следующие виды вопросов, об отклонении которых сторонам необходимо предоставить право ходатайствовать перед судом [2]:

1. заданные в некорректной и оскорбительной форме;

2. не имеющие отношения к обстоятельствам, подлежащим доказыванию, предусмотренным ст. 73 УПК РФ.

Следует согласиться с такой формулировкой автора, поскольку она больше отвечает целям доказывания в процессе выяснения обстоятельств в ходе допроса;

3. ранее выясненные в суде - с целью избежать получения разных ответов на вопросы, наполненной одинаковой смысловой нагрузкой;

4. требующие специальных познаний, которыми очевидно не располагает допрашиваемый (например, когда свидетелю, инженеру по профессии, задается вопрос: «Как вы думаете, могли ли имеющиеся у потерпевшего на лице повреждения образоваться при падении?»);

5. в которых осведомленность свидетелей вытекает из незаконно проведенного следственного действия (например, когда после признания протокола обыска недопустимым доказательством свидетелю-понятому задается вопрос об условиях проведения этого обыска);

6. связанные с понуждением к даче показаний под угрозами (например:

«Вы что, хотите быть привлеченным к даче заведомо ложных показаний?»);

7. основанные на искаженных ответах;

8. основанные на предположении допрашиваемого, а также на слухах, когда последний не может назвать источник своей осведомленности (например:

«А как вы думаете?..»), — вытекает из правила о недопустимости подобных показаний, установленного в п. 2 ч. 2 ст. 75 УПК;

9. неконкретные;

10. касающиеся адвокатской тайны и тайны исповеди (например: «Что вы рассказали своему защитнику?»);

11. основанные на даче стороной правовой оценки тем или иным обстоятельствам (например: «А вам известно, что вы совершили преступление, предусмотренное ст. 158 УК РФ?»);

12. связанные с общеизвестными и не требующими доказывания фактами;

13. вопросы, не подлежащие выяснению с участием присяжных заседателей (ст.ст. 334—335 УПК).

Некоторые (п.п. 1, 2, 4, 6—12) из приведенных примеров вопросов недопустимы не только на стадии судебного разбирательства, но и на стадии предварительного расследования.

Следует отметить, что законодатель, не регулируя правовой институт недопустимых вопросов, оставляет эту важную сферу на вольное применение судьям, что зачастую приводит к нарушению принципов законности и презумпции невиновности.

Список литературы:

1. Ворожцов С.А., Давыдов В.А., Дорошков В.В. и др. Практика применения Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: актуальные вопросы судебной практики, рекомендации судей Верховного Суда РФ / Отв. ред. В.П. Верин; Верховный Суд Российской Федерации. М.: ЮрайтИздат, 2008.

2. Гаспарян Н.С. Недопустимые доказательства (теория и систематизированная судебная практика). М.: Информ-Право, 2010. — С. 151—153.

3. Лупинская П.А. Уголовно-процессуальное право Российской Федерации.

2-е изд., перераб. и доп. М.: Норма, 2009. — С. 696.

4. Определение Верховного Суда РФ от 17.06.2008 № 5-О08-110СП.

Кассационные жалобы осужденного и адвоката об отмене приговора, постановленного судом с участием присяжных заседателей, оставлены без удовлетворения. // «Бюллетень Верховного Суда РФ», 2009, № 6.

5. Радченко В.И. Комментарий к УПК РФ. М.: Юрайт, 2004. — С. 598.

6. «Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» от 18.12. № 174-ФЗ (ред. от 21.07.2014), (с изм. и доп., вступ. в силу с 06.08.2014) // «Российская газета», № 249, 22.12.2001, 7. «Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР» (утв. ВС РСФСР 27.10.1960), (ред. от 29.12.2001, с изм. от 26.11.2002), (с изм. и доп., вступающими в силу с 01.07.2002) // «Свод законов РСФСР», т. 8, — с. 613.

8. Чуркин А.В. Не пора ли урегулировать в законодательстве самодопрос и самоопрос граждан с применением новых информационных технологий? // Российский следователь. 2012. № 11.

ПОЖИЗНЕННОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

БЕЗ ПРАВА НА УСЛОВНО-ДОСРОЧНОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ

научный руководитель, д-р юрид. наук, профессор кафедры «УПД»

Проблема отмены смертной казни и замены ее пожизненным лишением свободы продолжает будоражить общественное мнение. В этой полемике сталкиваются прямо противоположные представления о правах человека, гуманизме и справедливости. Одни из них можно рассматривать как проявление гуманизма к осуждаемым, а другие — как справедливое отношение к пострадавшим, в широком понимании этого слова — ко всем членам общества, испытывающим шок от тягчайших преступлений.

На наш взгляд, не следует расценивать первую точку зрения как единственно верную, современную, а вторую — архаичным примитивным представлением о мести преступнику по принципу «око за око, зуб за зуб».

а рационалистических обстоятельства вызревания идеи отмены смертной казни.

Первое из них отражает желание в принципе лишить власть возможности использовать убийство по закону в целях решения своих социальнополитических проблем. Второе порождено сокращением количества резонансных убийств в западно-европейском обществе до уровня эксцессов.

Только при этом условии идея гуманного отношения к убийцам может проникнуть в массовое сознание. Как только резонансные убийства, например гибель десятков и сотен людей, становятся, можно сказать, повседневным явлением, идеи восстановления смертной казни начинают возрождаться.

Следует обратить внимание на то, что наиболее прочно идея запрета на использование смертной казни в качестве уголовного наказания укрепилась в сознании граждан тех штатов Америки, в которых наблюдается низкий уровень убийств. Только в 16 из 50 штатов не применяется смертная казнь, а в остальных 34 штатах (68 %) она не отменена [1].

В нашей стране нет реальной почвы для овладения идеей отмены смертной казни массовым сознанием. Отмена смертной казни по отношению к убийцам все еще воспринимается большей частью населения как несправедливое отношение к простым гражданам, не защищенным от угрозы убийства.

В то же время говорить о возобновлении применения смертной казни бессмысленно. Пока Европа в лице своего Совета (Европы) придерживается стандарта на запрет смертной казни, добиваться для России какого-то исключения из этого правила — наносить себе репутационный ущерб, за которым может последовать политический и экономический ущерб.

К проблеме социально обоснованного, а с этим и справедливого решения уголовного наказания лиц, совершивших посягательство на жизнь, следует подойти с другой стороны. Необходимо обратить внимание на правовую проблему, порожденную отменой смертной казни и введением в систему уголовных наказаний пожизненного лишения свободы.

Неожиданно в уголовно-правовом отношении оказались уравненными по оценке тяжести содеянного особо тяжкие преступления, посягающие на жизнь, и другие особо тяжкие преступления, но не посягающие на жизнь, а совершаемые против здоровья населения и общественной нравственности, общественной безопасности и половой неприкосновенности несовершеннолетних, не достигших четырнадцатилетнего возраста.

За первые в соответствии с неприменяемой сейчас ст. 59 УК РФ формально может быть назначена исключительная мера наказания в виде смертной казни. В настоящее время эта исключительная мера наказания заменена пожизненным лишением свободы [2].

В то же время в соответствии со ст. 57 УК пожизненное лишение свободы теперь может быть также назначено за совершение широкого круга особо тяжких преступлений, о чем уже говорилось.

Считаю нужным поставить на обсуждение вопрос о введении в Общую часть Уголовного кодекса РФ правовой нормы, устанавливающей новый вид исключительной меры уголовного наказания в виде пожизненного лишения свободы без права на условно-досрочное освобождение за совершение особо или за посягательство на жизнь, совершенное лицом, ранее осужденным за посягательство на жизнь. Перед законодателем вопрос о градации пожизненного лишения свободы на два подвида — с правом на условнодосрочное освобождение, которое предусмотрено ч. 5 ст. 79 УК, и без такого права — не ставился [2].

Исключительность (как видов уголовного наказания) смертной казни и пожизненного лишения свободы без права на условно-досрочное освобождение состоит в том, что наказуемое лицо навсегда исключается из жизни общества. В этом состоит принципиальное отличие пожизненного от пожизненного лишения свободы с предоставлением такого права.

В мире расширяется применение пожизненного лишения свободы без права на условно-досрочное освобождение. Такая мера уголовного наказания применяется, например, в США, Болгарии, Великобритании, Вьетнаме, Нидерландах, Турции, Украине, Швеции, Эстонии.

Этот вопрос в момент принятия нового Уголовного кодекса РФ в 1996 г.

«пожизненникам» подавать прошение об условно досрочном освобождении?

Но этот срок подошел. До 2013 г., как следует из справки директора ФСИН России, лица, осужденные к пожизненному лишению свободы, условнодосрочно еще не освобождались.

Сейчас пожизненное лишение свободы отбывают около 2000 лиц, и их число ежегодно возрастает. Но в той же справке указано, что с по 2028 г. право на условно-досрочное освобождение наступит у осужденных к пожизненному лишению свободы, а также лиц, которым смертная казнь в порядке помилования заменена на пожизненное лишение свободы. Если в 2014 г. такое право наступит у 49 человек, то в 2028 г. — у 102.

И в дальнейшем количество «пожизненников», получающих такое право, будет возрастать. Следует учесть, что у лиц, которым отказано в условно-досрочном освобождении, через 3 года вновь будет появляться право на УДО [1].

Нормы Уголовного кодекса, устанавливающие наказание в виде пожизненного лишения свободы без права на условно-досрочное освобождение, позволят в рамках наших обязательств перед Советом Европы решить вопрос справедливости уголовно-правового закона, отграничивающего по общественной опасности особо тяжкие преступления, выражающиеся в посягательстве на жизнь двух и более лиц или неоднократных посягательствах на жизнь, от других особо тяжких преступлений, но не посягавших на жизнь, за которые также может быть назначено пожизненное лишение свободы.

Такое разграничение можно сделать путем дополнения ч. 1 ст. 57 УК следующей формулировкой: «За совершение особо тяжких преступлений, посягающих на жизнь двух или более лиц, или за посягательство на жизнь, совершенное лицом, ранее осужденным за посягательство на жизнь, за которое судимость не снята и не погашена, устанавливается в качестве исключительной меры наказания пожизненное лишение свободы без права на условнодосрочное освобождение». Соответствующие изменения необходимо будет внести в диспозиции и санкции статей УК, устанавливающих уголовную ответственность за посягательство на жизнь [2].