[ «Электронный сборник статей по материалам XXIV студенческой международной заочной научно-практической конференции № 9 (24) Сентябрь 2014 г. Издается с Октября 2012 года Новосибирск 2014 УДК 009 ББК 6\8 Н 34 Председатель ...»
При законном режиме имущества супругов нажитое в браке имущество, приобретенное за счет общих доходов супругов, является их совместной собственностью независимо от того, на имя кого из супругов оно приобретено (п. 2 ст. 34 СК РФ). Государственная регистрация права общей совместной собственности на недвижимое имущество по общему правилу осуществляется на основании заявления одного из правообладателей, если законодательством Российской Федерации либо соглашением между правообладателями не предусмотрено иное (п. 3 ст. 24 Федерального закона от 21 июля 1997 г.
№ 122-ФЗ «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним»).
Такое положение влечет многочисленные имущественные споры, когда супруг, не указанный в качестве правообладателя, вынужден доказывать свое право на общее имущество в судебном порядке, возможность не согласованного с сособственником-супругом отчуждения имущества, незаконного перехода имущества по наследству, принудительного выселения сособственника после расторжения брака из общего жилого помещения. Осложняется реализация налоговых льгот супругом, который в силу законного режима имущества является сособственником, но чье право собственности на недвижимое имущество не нашло отражение в ЕГРП.
Надлежащая защита права собственности супругов требует государственной регистрации права общей совместной собственности при возмездном приобретении супругами в период брака недвижимого имущества независимо от того, кто из супругов значится приобретателем имущества в договоре, если в отношении указанного имущества брачным договором не предусмотрено возникновение права собственности одного из супругов или их долевой собственности. Для этого необходима законодательная формулировка, исключающая возможность скрыть совместную собственность на недвижимое имущество под видом индивидуальной, но ее недостаточно без механизма установления регистрирующим органом факта состояния заявителя в браке или отсутствия брака на момент приобретения имущества [3; с. 56].
Заявитель мог бы быть обязан сообщать регистрирующему органу необходимые сведения о своем семейном положении и представлять подтверждающие документы, в том числе в необходимых случаях свидетельство о браке, свидетельство о разводе, свидетельство о смерти, копию недействительным, справку органа записи актов гражданского состояния об отсутствии факта государственной регистрации заключения брака (с созданием единой компьютерной базы данных органов записи актов гражданского состояния справки об отсутствии факта государственной регистрации заключения брака на территории Российской Федерации станут вполне достоверными).
Изъятия из режима совместной собственности должны производиться в соответствии с брачным договором, а также в случаях, когда отношения супругов регулируются иностранным законодательством и оно предусматривает иной режим имущества, приобретаемого в браке.
Список литературы:
1. Коротеев К.Н. Конфликт, которого нет. Комментарий к решению Большой палаты Европейского суда по правам человека по делу «Константин Маркин против России» // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. № 4.
2. Макеева О.А. Актуальные направления реформирования алиментного законодательства России // Семейное и жилищное право. 2012. № 2.
3. Чефранова Е.А., Чашкова С.Ю. Применение семейного законодательства в нотариальной практике: Учеб. пособие. М., 2012.
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПРОКУРОРОВ
ПО ОБЕСПЕЧЕНИЮ ЗАКОННОСТИ
В СИСТЕМЕ ОРГАНОВ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ
СУБЪЕКТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
научный руководитель, д-р юрид. наук, профессор кафедры «УПД»Деятельность органов государственной власти в юридическом измерении выражается посредством издания правовых актов. Органы прокуратуры при организации надзора за законностью правовых актов должны исходить из того, что прокуратура обязана безотлагательно реагировать на все факты принятия в регионах конституций, уставов, законов, указов, постановлений, распоряжений и иных нормативных актов, противоречащих Конституции и федеральному законодательству. Персональная ответственность за это ложится именно на прокуроров субъектов РФ [2; с. 13].
Отмечая тесную связь деятельности органов прокуратуры и органов государственной власти субъектов РФ, можно определить ряд ключевых аспектов взаимодействия указанных органов: частичное закрепление статуса региональных прокуратур в законодательстве субъектов РФ; наличие процедуры согласования с органами государственной власти субъектов РФ кандидатур прокуроров субъектов Федерации; предоставление прокурорам в законодательном (представительном) органе субъекта РФ.
Таким образом, осуществление функций прокуратуры по надзору за законностью нормативных правовых актов субъектов РФ реализуется в процессе взаимодействия органов государственной власти субъекта Федерации и органов прокуратуры, функционирующих на территории данного субъекта. Деятельность прокуроров по обеспечению законности правовых актов законодательных органов субъектов РФ носит предупреждающий характер и может осуществляться еще в процессе нормотворчества: подготовки проектов нормативных правовых актов, проведения их правовой экспертизы и всестороннего обсуждения, внесения предложений в органы законодательной (представительной) власти субъектов РФ, а также в органы, обладающие правом законодательной инициативы, о принятии новых либо об отмене или изменении действующих нормативных правовых актов. Поэтому зачастую прокурор еще на этапе подготовки проектов нормативных актов может способствовать устранению нарушения закона [4; с. 20].
В соответствии с Приказами Генерального прокурора РФ № 30 — 1996 г.
и № 42 — 1997 г. (соответственно п.п. 4.1 и 3), обязывающими прокуроров участвовать в заседаниях законодательных органов субъектов РФ с целью предотвращения принятия незаконных правовых актов, прокуроры субъектов РФ регулярно представляют в Генеральную прокуратуру РФ отчеты, в которых отражается общее количество проведенных заседаний представительного (законодательного) органа государственной власти соответствующего субъекта РФ с участием прокуроров, их заместителей, работников аппарата прокуратуры, а также количество подготовленных ими заключений по законопроектам. При этом на первое место ставятся обеспечение законности в сфере социально-экономических отношений, бюджетного, налогового, земельного, трудового законодательства, решение других актуальных проблем, непосредственно затрагивающих конституционные права и законные интересы граждан.
Предоставление органам прокуратуры права законодательной инициативы неоднократно являлось предметом научных дискуссий. Вместе с тем в настоящее время данный вопрос не нашел однозначного решения ни в юридической литературе, ни посредством нормативного правового регулирования.
Однако указанная тема приобретает все большую актуальность в связи с возникшими случаями отказа представительными (законодательными) органами субъектов РФ в предоставлении права законодательной инициативы прокурорам ряда субъектов РФ. Очевидно, что отказ в предоставлении им права законодательной инициативы существенно затрудняет исполнение Приказа Генерального прокурора РФ от 24 ноября 2008 г. № 243 «Об участии органов прокуратуры в законопроектной работе законодательных (представительных) органов государственной власти субъектов Российской Федерации и нормотворческой деятельности органов местного самоуправления». Согласно п. 1.1 Приказа прокуроры субъектов РФ обязываются активнее использовать принадлежащее им право законодательной инициативы, а в субъектах РФ, в которых прокуратура не обладает указанным правом, необходимо ставить вопрос о его предоставлении прокурорам конституциями (уставами) субъектов РФ, уставами муниципальных образований.
Неопределенность в вопросе о наличии у органов прокуратуры права законодательной инициативы обусловлена отсутствием четкой позиции законодателя. В настоящее время законодательное регулирование способов участия в правотворческом процессе органов прокуратуры отличается непоследовательностью.
Конституция РФ 1993 г. в ч. 1 ст. 104 содержит исчерпывающий перечень субъектов права законодательной инициативы, в который органы прокуратуры не включены. Вместе с тем действующее российское законодательство предусматривает возможность участия прокуроров в правотворческой деятельности. Так, в соответствии с Федеральным законом № 2202- прокуратура принимает участие в правотворческой деятельности (ч. 4 ст. 1).
Закон также закрепляет за прокурором возможность вносить в законодательные органы и органы, обладающие правом законодательной инициативы, соответствующего и нижестоящего уровней предложения об изменении, о дополнении, об отмене или о принятии законов и иных нормативных правовых актов (ст. 9). Формы участия прокурора в правотворческой деятельности различны, к ним, в частности, относятся: внесение соответствующих предложений; выступление на заседаниях; участие в рабочих группах для разработки проектов законодательных и иных нормативных правовых актов.
Федеральный закон от 6 октября 1999 г. № 184-ФЗ «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» к субъектам права законодательной инициативы относит: депутатов, высшее должностное лицо субъекта РФ (руководителя высшего исполнительного органа государственной власти субъекта РФ), представительные органы местного самоуправления.
Закон также устанавливает, что конституцией (уставом) субъекта РФ право законодательной инициативы может быть предоставлено иным органам, членам Совета Федерации Федерального Собрания РФ — представителям от законодательного (представительного) и исполнительного органов государственной власти данного субъекта РФ, общественным объединениям, а также гражданам, проживающим на территории данного субъекта РФ (ч. 1 ст. 6).
Таким образом, действующее законодательство не содержит препятствий для возможности наделения органов прокуратуры субъектов РФ правом законодательной инициативы в законодательных (представительных) органах государственной власти субъектов Федерации. Субъекты Федерации вправе самостоятельно в конституциях (уставах) субъектов Федерации решить вопрос о предоставлении права законодательной инициативы в законодательных (представительных) органах государственной власти субъектов Федерации органам прокуратуры.
Руководствуясь положениями ч. 1 ст. 6 Федерального закона № 184-ФЗ, предусматривающими возможность наделения правом законодательной инициативы иных органов, помимо перечисленных в статье, субъекты предоставили указанное право органам прокуратуры, либо прокурорам субъектов РФ. Так, на сегодняшний день большинство субъектов Федерации (69 из 83) в своих конституциях, уставах относят к числу субъектов, обладающих правом законодательной инициативы прокуроров субъектов Федерации. При этом обратим внимание на тот факт, что в субъектах РФ по-разному регламентируется предоставление этого права. В отдельных субъектах Федерации данное право предоставлено органам прокуратуры субъектов Федерации; в других - непосредственно прокурорам субъектов Федерации.
Рассматривая указанную проблематику, следует различать право законодательной инициативы, предоставляемое органам прокуратуры и непосредственно прокурору. В этом отношении Закон № 184-ФЗ, предусматривающий возможность наделения прокуратуры правом законодательной инициативы, предоставляет указанное право только органам, а не конкретным должностным лицам. В связи с этим следует согласиться с мнением ряда исследователей, что прокуроры субъектов РФ могли бы лишь осуществлять полномочия прокуратуры субъектов РФ, но не самостоятельно обладать этим правом.
Отметим, что законодательно полномочия прокуратуры сформулированы как надзорные. Сущность надзорной функции, в отличие от функции контроля, заключается в постоянном, систематическом наблюдении специальных государственных органов за деятельностью не подчиненных им органов или лиц с целью выявления нарушений законности. В связи с этим недопустимо непосредственное вмешательство в исполнительно-распорядительную деятельность поднадзорных органов с целью устранения нарушения закона. Но это не препятствует наделению органа, осуществляющего надзор, полномочиями властного характера, например, правом требовать принятия В частности, органы прокуратуры не имеют возможности непосредственно влиять на работу органов власти и устранять нарушение закона, но обладают правом вынесения акта прокурорского реагирования (например, принесение об устранении нарушений закона и т. д.).
При данных обстоятельствах наделение указанным правом органов прокуратуры представляет собой предоставление им функции по предварительному контролю законности, что, в свою очередь, не исключает возможности злоупотреблений. Так, законопроект, внесенный надзорным органом, в случае его принятия законодательным (представительным) органом субъекта РФ, может оказаться в привилегированном положении, с точки зрения надзора за его соответствием законодательству, по сравнению с законо-проектами, внесенными другими субъектами законодательной инициативы [1; с. 46].
Исходя из вышеизложенного, предоставление органам прокуратуры субъектов РФ рассматриваемого права не соответствует функциональному назначению прокуратуры как органа, осуществляющего общий надзор за соблюдением законности. В этой связи полагаем целесообразным изъятие данного права прокурора из нормативных правовых актов субъектов РФ.
инициативы не умаляет значимости вносимых ею законодательных предложений, а также не исключает возможностей ее сотрудничества со всеми ветвями власти. Материалы прокурорского надзора могут эффективно использоваться в процессе восполнения пробелов правового регулирования тех или иных общественных отношений. Это позволило бы повысить качество принимаемых законов и иных нормативно-правовых актов, а также свести к минимуму сроки приведения законодательной базы субъекта Федерации в соответствие с изменениями федерального законодательства.
как опротестование нормативных правовых актов субъектов РФ.
Чрезвычайно важен вопрос о возможности утраты юридической силы положений конституций (уставов) субъектов Федерации по причине их противоречия положениям федерального закона (в частности, если Федеральный закон принят по предметам ведения РФ). В Постановлении Конституционного Суда РФ от 18 июля 2003 г. № 13-П выражена правовая позиция о невозможности такой постановки вопроса: выявление соответствия конституций (уставов) субъектов Федерации федеральным законам без установления их соответствия Конституции РФ не является достаточным основанием для признания нормы конституции (устава) субъекта Федерации утратившей юридическую силу и потому не подлежащей применению.
Разрешение такого рода вопросов влечет за собой необходимость применения процедур конституционного судопроизводства.
Таким образом, рассмотрение положений конституций (уставов) субъектов Федерации на предмет их соответствия федеральным законам перестало быть предметом правоприменительной практики, что, очевидно, не соответствует интересам обеспечения соблюдения Конституции РФ. Удачным решением данного вопроса послужило Указание Генерального прокурора РФ от 10 сентября 2003 г. № 36/7 «Об организации прокурорского надзора за соответствием федеральному законодательству конституций и уставов субъектов Российской Федерации в связи с принятием Постановления Конституционного Суда РФ от 18 июля 2003 г. № 13-П» прокурорам субъектов Российской Федерации было предложено при необходимости оспаривания в порядке конституционного судопроизводства незаконных положений региональных конституций и уставов направлять в Генеральную прокуратуру РФ проект запроса в Конституционный Суд РФ.
Причины несоответствия правовых актов закону могут заключаться в незнании, игнорировании требований закона, отсутствии должной юридической подготовки и культуры у разработчиков правовых актов и должностных лиц, от которых зависит их издание, стремление данных лиц к получению незаконных льгот и преимуществ, к достижению иных корыстных целей.
Норма ч. 1 ст. 23 Федерального закона № 2202-1 допускает возможность опротестования незаконных правовых актов в судебном порядке. При этом отметим, что прокурор вправе самостоятельно избирать способ опротестования не соответствующих законности правовых актов (либо должностному лицу, его принявшему, либо в вышестоящий орган, либо в суд). На наш взгляд, рассмотрение протеста прокурора судом и последующее его удовлетворение имеет повышенный общественный резонанс, способствует единообразному толкованию и применению правовых норм, повышает престиж органов прокуратуры и создает благоприятные и устойчивые условия для реализации прокурорского надзора во всех сферах общественной жизни. При этом представляется, что преимущественно судебное обжалование органами прокуратуры незаконных нормативных актов, нарушающих права и законные интересы широкого круга лиц, будет активно способствовать их восстановлению [3; с. 28].
Таким образом, в деятельности прокуратуры заложена специфика, в том числе и такой правовой формы деятельности государства, как инициирование применения мер федерального вмешательства в дела субъектов Федерации.
При этом нельзя забывать, что прокурорский надзор за законностью проецируется и на деятельность контрольно-надзорных органов. Полномочия прокуратуры должна оставаться исключительно в рамках надзора за законностью деятельности указанных органов, можно требовать от них проведения проверок в подконтрольных (поднадзорных) структурах, а также выделения специалистов для выяснения возникших вопросов. Но выполнение прокуратурой координационных функций контрольно-надзорных органов не может быть признано целесообразным. Исполнение и соблюдение законов — это не только предмет прокурорского надзора, но и обязанность органов государственной власти, в том числе самих органов контроля (надзора). Поэтому если прокуратура станет координировать выполнение этой обязанности, то, как уже отмечалось, начнет подменять полномочия органов исполнительной власти, что недопустимо.
Список литературы:
1. Кетов Ю.М. Реализация прокуратурой мер федерального вмешательства в дела субъектов Федерации // Современное право. 2005. № 1.
2. Кошлевский В.Д. Прокуратура в системе органов государственной власти Российской Федерации: теоретический аспект. Пенза, 2007.
3. Мещерякова М.А., Нанба С.Б. К вопросу о праве законодательной инициативы органов прокуратуры субъектов Российской Федерации // Государственный аудит. Право и экономика. 2009. № 4.
4. Стрельников В.В. Проблемы и перспективы прокурорского надзора за законностью правовых актов // Бизнес в законе. 2011. № 5.
НОВЫЕ ПРАВОВЫЕ МЕХАНИЗМЫ
ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ТЕРРОРИЗМУ:
КРИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
научный руководитель, канд. юрид. наук, доцент кафедры «ТПиПСО»законотворческая деятельность в сфере уголовной политики характеризуется крайней непоследовательностью и противоречивостью [1; с. 15]. Только в 2013 г. было принято четырнадцать федеральных законов, вносящих изменения и дополнения в действующий Уголовный кодекс [2; с. 32]. Многие из них, мягко говоря, вызывают недоумение. Чего только стоит включение в ч. 1 ст. 63 УК РФ «Обстоятельства, отягчающие наказание» пункта 1.1, гласящего, что «судья (суд), назначающий наказание, в зависимости от характера и степени общественной опасности преступления, обстоятельств его совершения и личности виновного может признать отягчающим обстоятельством совершение преступления в состоянии опьянения, вызванном употреблением алкоголя, наркотических средств или других одурманивающих веществ» [3; с. 56]. Совершенно очевидно, что предоставление суду такого права еще больше расширит пределы так называемого судейского усмотрения при решении вопроса — считать алкогольное или наркотическое опьянение в каждом конкретном случае отягчающим обстоятельством или нет.
Похвально желание законодателя включить в систему мер борьбы с незаконной миграцией, с так называемыми «резиновыми» квартирами в т. ч. террористического характера, такие уголовно-правовые нормы, как «фиктивная регистрация гражданина Российской Федерации по месту пребывания или по месту жительства в жилом помещении в Российской Федерации и фиктивная регистрация иностранного гражданина или лица без гражданства по месту жительства в жилом помещении в Российской Федерации» (ст. 322.2 УК РФ), а также «фиктивная постановка на учет иностранного гражданина или лица без гражданства по месту пребывания в жилом помещении в Российской Федерации» (ст. 322.3 УК РФ) [4; с. 12].
На наш взгляд, вызывает большое сомнение необходимость криминализации подобного рода деяний, за совершение которых, при должной организации работы правоохранительных и жилищно-коммунальных служб, было бы вполне достаточно административной ответственности. Помимо этого, внимательное знакомство с этими нормами так и не дает ответа на возникающий вопрос, чем же фиктивная регистрация отличается от фиктивной постановки на учет, тем более что второе понятие в законе раскрыто, а первое нет. И еще одно.
Учитывая повсеместную распространенность сдачи внаем жилья в Москве и других крупных городах, вызванную в первую очередь социальноэкономическими причинами, нетрудно представить, сколько людей попадет под действие данных уголовно-правовых норм (кстати, предусматривающих реальное лишение свободы на срок до трех лет). Я уже не говорю о том объеме работы, которой будут заниматься органы дознания и мировые суды, в подследственность и подсудность которых входят данные составы.
А теперь, собственно, об антитеррористических законах. Базовая антитеррористическая уголовно-правовая норма — ст. 205 УК РФ «Террористический акт», в редакции Федерального закона от 27 июля 2006 г.
№ 153-ФЗ, — за время своего существования претерпела немало изменений, иногда вполне оправданных, иногда достаточно сомнительных с точки зрения практической целесообразности и базовых уголовно-правовых принципов.
В условиях непрекращающегося роста преступлений террористической направленности вполне оправданным, на наш взгляд, было повышение ответственности за указанные деяния вплоть до пожизненного лишения свободы. Однако непонятна логика законодателя, включившего в квалифицированный состав террористического акта умышленное причинение в результате его совершения смерти человека, что вполне укладывается в институт совокупности преступлений. Вместе с тем законодатель почему-то несовершенства указанной нормы, как объединение в одном составе (ч. ст. 205 УК РФ) и реального совершения взрывов, поджогов или иных действий с определенными в законе целями, и угрозы совершения указанных действий (так называемое информационное терроризирование), степень опасности которых совершенно различна (на это уже указывали другие исследователи);
указание в ч. 2 ст. 205 УК на такие последствия, как причинение в результате теракта значительного имущественного ущерба и отсутствие ответственности за причинение крупного и особо крупного ущерба (в понятие иных тяжких последствий они не входят).
террористической деятельности», в объективную сторону которой входит совершение таких деяний, как склонение, вербовка или иное вовлечение лица в совершение хотя бы одного из преступлений, предусмотренных ст. 205, 206, 208, 211, 277, 278, 279 и 360 Уголовного кодекса. Фактически часть из перечисленных деяний охватывается понятиями подстрекательства и пособничества (ч. 4 и 5 ст. 33 УК РФ). Нельзя также не обратить внимание на грамматическое несовершенство данной нормы: «склонение» и «вербовка»
кого и куда? В данной норме по-прежнему присутствует исключенное из уголовно-правового лексикона понятие «терроризм». Но больше всего вопросов вызывает включение в ст. 205.1 УК РФ части 3 «Пособничество в совершении преступления, предусмотренного статьей 205 настоящего Кодекса». Это совершенно избыточная норма, поскольку понятие пособничества раскрыто в ч. 5 ст. 33 УК РФ. Излишним также является включение в примечание к ст. 205.1 УК РФ примечания 1.1, в котором один в один повторяется понятие пособничества, данное в ч. 4 ст. 33 УК РФ. И самое главное, за пособничество законодатель предусмотрел максимальное наказание — лишение свободы на срок до двадцати лет, которое (внимание!) на пять лет превышает максимальное наказание за оконченный состав террористического акта (ч. 1 ст. 205 УК РФ) и равен максимальному наказанию за террористический акт с отягчающими обстоятельствами (ч. 2 ст. 205 УК РФ).
Это противоречит принципу справедливости, который гласит, что наказание совершившему преступление, должны соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельства его совершения и личности виновного (ч. 1 ст. 6 УК РФ). Не отрицая общественной опасности пособничества в совершении преступлений террористического характера, нельзя ставить на один уровень реальных исполнителей и организаторов терактов и пособников, которые в любом случае играли в совершении преступления вспомогательную роль.
Федеральным законом от 2 ноября 2013 г. № 302 в Уголовный кодекс был включен ряд новых антитеррористических составов — ст. 205.3 «Прохождение обучения в целях осуществления террористической деятельности», ст. 205. «Организация террористического сообщества и участие в нем» и ст. 205. «Организация деятельности террористической организации и участие в деятельности такой организации». Криминализацию подобных деяний в целом можно только приветствовать, но, к сожалению, редакция указанных норм оставляет желать лучшего. Это прежде всего касается последних двух составов — ст. 205.4 и 205.5 УК РФ, сконструированных по аналогии со ст. УК РФ «Организация преступного сообщества (преступной организации) или участие в нем (ней)», ст. 282.1 «Организация экстремистского сообщества»
и ст. 282.2 «Организация деятельности экстремистской организации».
В ст. 205.4 УК РФ «Организация террористического сообщества и участие в нем» законодатель, к сожалению, не учел положения ст. 35 УК РФ, часть которой дает понятие организованной преступной группы (устойчивой группы лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений) и преступного сообщества (преступной организации) — структурированной организованной группы или объединения организованных групп, действующих под единым руководством, члены которых объединены в целях совместного совершения одного или нескольких тяжких преступлений для получения прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды. Приведенные определения, по нашему мнению, также несовершенны, в частности, на наш взгляд, излишним является указание на цель преступного сообщества — получение прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды, поскольку те же экстремистские и террористические сообщества не обязательно и не всегда преследуют материальную или финансовую выгоду. Тем не менее в нынешней редакции ст. 205.4, равно как и ст. 282.1 УК РФ, произошло смешение разных форм соучастия — организованной группы и преступного сообщества (преступной организации), а именно понятие террористического (экстремистского) сообщества наделено таким признаком организованной группы, как устойчивость, между тем главным признаком преступного сообщества (преступной организации) является ее структурированность. Нет единства и в терминах: в ст. 205.4 УК РФ говорится о преступном сообществе, а в ст. 205.5 УК РФ — о преступной организации.
Государственной Думы Российской Федерации в январе 2014 г. был разработан новый пакет антитеррористических законов: законопроект № 428889- «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», предусматривающий изменения Федерального закона от 3 апреля 1995 г. № 40-ФЗ «О федеральной службе безопасности», Федерального закона от 7 августа 2001 г. № 115-ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма», Федерального закона от 6 марта 2006 г. № 35-ФЗ «О противодействии терроризму», Уголовного кодекса Российской Федерации и Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях; законопроект № 428884-6 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам упорядочения обмена информацией с использованием информационно-телекоммуникационных сетей», предусматривающий внесение изменений в Федеральный закон от 27 июля 2006 г.
«Об информации, информационных технологиях и о защите информации»
и в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях;
законопроект № 428896-6 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», предусматривающий внесение «О национальной платежной системе» и Федеральный закон от 7 августа 2001 г. № 115-ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма».
Указанный пакет законопроектов стал предметом состоявшихся 27 января 2014 г. в Общественной палате Российской Федерации слушаний на тему «Новые правовые механизмы предотвращения терроризма», в которых приняли участие авторы законопроекта, представители законодательных и правоохранительных органов, общественности, известные ученые. В целом данные законопроекты были одобрены и направлены на экспертизу в Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации.
В свете ранее сказанного хотелось бы высказать свои соображения по данным законопроектам, в основном касающимся внесения изменений в уголовное и административное законодательство.
Законопроектом № 428889-6 предлагается повысить максимальное наказание за организацию незаконного вооруженного формирования (ч. ст. 208 УК РФ) до пожизненного лишения свободы, между тем данной статьи нет в перечне составов, которые предлагается включить в ст. 64 УК РФ как не подлежащие назначению наказания ниже низшего предела, предусмотренного указанными статьями, или назначению более мягкого вида наказания, чем предусмотрено соответствующей статьей, либо применения дополнительного наказания, предусмотренного в качестве обязательного. Данной статьи также нет в перечне преступлений, к которым не может быть применено условное осуждение (ст. 73 УК РФ), а также в перечне преступлений, на которые не распространяются сроки давности совершения преступления (ст. 78 УК РФ), отсрочка исполнения приговора (ст. 82 УК РФ) и сроки давности исполнения приговора (ст. 83 УК РФ). Это не очень логично, поскольку авторы законопроекта предлагают за совершение преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 208 УК РФ, назначать максимальное наказание в виде пожизненного лишения свободы.
Из предложения о дополнении части первой ст. 82 словами «к лишению свободы за преступления, предусмотренные статьями 205, 205.1, 205.2, 205.3, 205.4, 205.5, 206, 211, 277, 278, 279 и 360 настоящего Кодекса», не понятно, после каких слов необходимо добавить указанные слова.
По вышеуказанным причинам считаем нецелесообразным наличие в ст. 205.1 УК РФ части третьей и соответственно внесения в нее изменений.
Считаем излишним включение в ст. 205.1 УК РФ части 4 «Организация совершения преступлений, предусмотренных статьями 205, 205.3, 206 и настоящего Кодекса, а равно организация финансирования терроризма», поскольку ответственность организатора за любое преступление уже предусмотрена частью 3 ст. 33 УК РФ.
Представляется избыточным и не соответствующим степени общественной опасности преступления повышение максимальной санкции ст. 205.3 УК РФ «Прохождение обучения в целях осуществления террористической деятельности» с десяти лет лишения свободы до пожизненного лишения свободы.
Вызывает сомнение предложение о дополнении Кодекса об административной ответственности Российской Федерации ст. 15.27.1 «Финансирование терроризма», предусматривающей наказание в виде наложения административного штрафа на юридических лиц от одного миллиона до шестидесяти миллионов рублей или административное приостановление деятельности на срок до девяноста суток за предоставление или сбор средств либо оказание финансовых услуг, если они предназначены для финансирования организации, подготовки или совершения хотя бы одного из преступлений, предусмотренных ст. 205, 205.1, 205.2, 205.3, 205.4, 205.5, 206, 211, 277, 278, 279 и 360 Уголовного кодекса Российской Федерации, либо для обеспечения организованной группы, незаконного вооруженного формирования, преступного сообщества (преступной организации), созданных или создаваемых для совершения хотя бы одного из указанных преступлений. Объективная сторона данного правонарушения содержит в себе все признаки преступления, предусмотренного ст. 205.1 УК РФ «Содействие террористической деятельности», а именно финансирования терроризма. В случае выявления подобного деяния уголовному, а не административному наказанию подлежат конкретные лица, ответственные за деятельность данного юридического лица, поскольку уголовная ответственность юридических лиц российским уголовным законодательством не предусмотрена.
Уголовный закон — это наиболее острая и строгая форма реагирования государства на общественно опасные деяния, и не хотелось бы, чтобы нормы уголовного законодательства менялись в зависимости от конъюнктурных соображений и сиюминутной политической целесообразности. Нельзя менять закон походя, после каждого резонансного случая, каким в данном случае явились печально памятные взрывы в Волгограде. Поспешность и непродуманность принятия пакета антитеррористических законов в ноябре 2013 г. привела к тому, что уже через два месяца мы начали их менять, причем не всегда в лучшую сторону, с большим нарушением общеизвестных правил и принципов теории уголовного права. Об этом говорилось 18 ноября 2013 г.
на парламентских слушаниях в Комитете Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации по конституционному законодательству, правовым и судебным вопросам, развитию гражданского общества на тему «Совершенствование законодательства в сфере уголовно-правовой политики»
под председательством В.И. Матвиенко. По результатам парламентских слушаний были приняты Рекомендации «Совершенствование законодательства в сфере уголовно-правовой политики». В данных Рекомендациях было отмечено, что в настоящее время в законодательстве отсутствует понятие «уголовно-правовая политика». До сих пор не выработано единообразного подхода к решению теоретических вопросов и содержанию уголовно-правовой политики. Одной из задач уголовно-правовой политики должна быть разработка таких норм, которые были бы максимально стабильными и не требовали частых изменений, что способствовало бы повышению эффективности общепревентивной функции уголовного закона. Палатам Федерального Собрания Российской Федерации рекомендовано проанализировать уголовное, уголовно-процессуальное, уголовно-исполнительное законодательство Российской Федерации, с целью исключения противоречий.
Правительству Российской Федерации — принять меры к разработке научно обоснованной концепции, подтвержденной криминологическими исследованиями Концепции уголовно-правовой политики.
Участниками слушаний, в частности председателем Комитета Государственной Думы по конституционному законодательству и государственному строительству Владимиром Плигиным, высказано мнение — вносить изменения в уголовное законодательство не чаще одного раза в год и только после обстоятельной комплексной экспертизы вносимых законопроектов, с обязательным участием в их обсуждении ведущих научных и учебных заведений, известных ученых, общественных деятелей.
Хотелось бы, чтобы к этому предложению прислушались те, от кого зависит состояние нашего законотворчества.
Список литературы:
1. Гладких В.И. О некоторых проблемах уголовной политики в сфере противодействия экономической преступности / В.И. Гладких // Российская юстиция. 2012. № 3.
2. Гладких В.И. Парадоксы современного законотворчества: критические заметки на полях Уголовного кодекса / В.И. Гладких // Российский следователь. 2012. № 11.
3. Гладких В.И. Еще раз о кризисе уголовной политики / В.И. Гладких // Вопросы правоведения. 2013. № 4.
4. Коновалова А.Б. Угроза совершения террористического акта и заведомо ложное сообщение об акте терроризма как формы информационного терроризирования: автореф. дис.... канд. юрид. наук / А.Б. Коновалова. М., 2006.
«