«Образотворческая триада детство – природа – Храм в произведениях Н.А. Некрасова ...»

ГОУВПО «Стерлитамакская государственная педагогическая академия»

На правах рукописи

Мишина Галина Витальевна

Образотворческая триада детство – природа – Храм

в произведениях Н.А. Некрасова

Специальность 10.01.01. – русская литература

Диссертация на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Научный руководитель – доктор филологических наук профессор В.А. Зарецкий Стерлитамак 2007 Содержание Введение 3 Глава I Детское «чувство веры» в произведениях Н.А. Некрасова §1. «Первоначальная ясность души» некрасовских героев §2. Воплощение представления об универсальном типе сознания в стихотворении Н.А. Некрасова «Детство» Глава II Природосообразность этического и эстетического начал в поэзии Н.А. Некрасова §1. Концепт «тишина» в поэтической картине мира Н.А. Некрасова §2. Чудо явленное и ожидаемое в произведениях Некрасова Глава III Храм в творчестве Н.А. Некрасова §1. Религиозные мотивы и образы в творчестве Н.А. Некрасова §2. Идея соборности в ролевой лирике Н.А. Некрасова Заключение Литература Введение Творчество Н.А. Некрасова всегда находилось в зоне внимания издателей и читателей. Его произведения изучаются на всех уровнях от учеников до ученых. Однако именно хрестоматийный характер творчества мешает увидеть нераскрытые, но крайне важные стороны поэтического мира Н.А. Некрасова.

У Д. Мережковского есть книга «Две тайны русской поэзии. Некрасов и Тютчев». Первая тайна у современного читателя сомнений не вызывает:

лирика Тютчева действительно очевидно философична и намеренно отстранена от реальности (прежде всего в ее социальном смысле).

Непривычно читать о «тайне» Некрасова. К сожалению, относительно его творчества существует немало предубеждений. Взгляд на Некрасова только как на иллюстратора тех или иных идей или сужение масштабов его поэзии до «разночинской», до «крестьянской» способствовали в ряде других причин ослаблению внимания, интереса к поэзии Некрасова, искажению мыслей, выраженных им в стихотворениях. В конечном счете это пренебрежение не только к произведениям поэта, но и к тем духовным ценностям, которые эти произведения несут.

Значимость творчества Н.А. Некрасова для развития русской литературы трудно переоценить. «“Некрасовское начало”, некоторые существеннейшие эстетические и, в конечном счете, социально-этические слагаемые некрасовской традиции являлись естественными и необходимыми компонентами подлинных художественных открытий мастеров слова рубежа XIX – XX веков»1, - справедливо утверждает Н.Н. Пайков.

Русская литература XIX века отмечена интересным явлением:

творчество целого ряда крупных писателей, таких, как Н.А. Некрасов, А.И.

Герцен, М.Е. Салтыков-Щедрин, характеризуется синтезом идей и образов Пайков, Н.Н. Некрасов в русской национальной культуре // Пайков Н.Н. Феномен Некрасова. – Ярославль:

Ярослав. гос. пед. ун-т им. К.Д. Ушинского, 2000. – С. 8.

православного христианства и просветительства. Это явление представляет огромный интерес, поскольку в нем своеобразно выразилась сложность и напряженность духовной жизни русского общества середины XIX века, не сводимой только к расколу и голой антитезе идей православия и просветительства. Призывы к мятежу и бунтарству в творчестве писателей сочетаются со страстным желанием гармонии и душевного согласия. Этот синтез имеет глубокие национальные и общечеловеческие корни, философские и эстетические традиции.

В последнее время учеными активно разрабатывается проблема значения религиозных образов и их взаимодействия с иными традиционными образами в литературном творчестве. Данная проблема вытекает из глобального вопроса взаимодействия религиозной и светской культур, Разнонаправленность путей не исключает диалога между Церковью и художественным творчеством. Более того, подобный диалог в той или иной степени присутствует в творчестве каждого писателя. Показной, агрессивный атеизм (как у русских футуристов начала ХХ века, В. Маяковского, И.

прапамяти.

По свидетельствам современников, Н. А. Некрасов не был догматично религиозен причащение не входило в его привычки. Вряд ли можно ставить это в вину литератору, жившему и работавшему рядом с бывшими семинаристами существовании Бога. Время Некрасова - эпоха отчаянного безверия, эпоха, в которую два величайших гения Александр Пушкин и Серафим Саровский не только не были знакомы, но даже не слышали друг о друге.

См.: Н.А. Некрасов в воспоминаниях современников. – М., 1971.

Фигура Некрасова в этом контексте занимала особое место. С одной стороны, крупнейший поэт и журналист середины позапрошлого века занимал слишком видное место, чтобы избежать пристального к себе внимания самых разных общественных групп и партий. С другой стороны, и сам по себе Некрасов являлся весьма колоритной фигурой времени.

Существовали внешние противоречия между страдательногуманистическим пафосом поэзии, возбуждаемыми ею в обществе идеалами высокого гражданского служения, самоотречения и – исполненным достаточного комфорта образом жизни столичного литературного деятеля, видного члена петербургского Английского клуба, солидного карточного снисходительность и простосердечие»3 (И.А. Панаев) резко контрастировали с его обычной угрюмостью, холодностью, замкнутостью. «Практически природно русский ум» сочетался у него с «шинельной сухостью» (П.Д.

Боткин) иных убеждений4, редкая забота «о том, чтобы всегда владеть собою, не сдаваться перед опасностью; какого бы то ни было рода» никак не отменяла «нетвердости характера» в «обыденных фактах и отношениях жизни»5, хандра, нездоровье, раздражение сменялись у него «наивным чувством здравых наслаждений жизни, юмором и шуткой»6.

противоречивых характеров такого типа в сложившейся исторической ситуации: «Некрасов есть исторический тип, один из крупных примеров того, до каких противоречий и до каких раздвоений, в области нравственной и в Н.А. Некрасов в воспоминаниях современников. – М., 1971. – С. 193.

Там же - С.254.

Там же - С.254.

Там же – С.254.

области убеждений, может доходить русский человек в наше печальное, переходное время»7.

Традиционно работы о Некрасова негласно сходились в убеждении эстетического начал в творчестве поэта. Характеристика В.Г. Белинским поэзии раннего Некрасова «талант» - «топор»8 была распространена затем Г.В. Плехановым на все творчество поэта с подчеркиванием именно «топорности» некрасовской «работы» и постоянных «антиэстетических погрешностей»9. Д.И. Писарев ставил в заслугу Некрасову прежде всего то, что форма его произведений «не мешает содержанию»10.

Б.М. Эйхенбаум заметил в этой связи, что «Некрасов принадлежит к числу поэтов, художественный метод которых подчеркнут, показан. Это было необходимо при той полемической позиции, которую занял он в истории русской поэзии» (Эйхенбаум Б.М. 1986). В.М. Жирмунский настаивал на более широком понимании: «законно при изучении поэта Некрасова исходить из влияния идей Белинского и его круга, под воздействием которых рождаются новые поэтические темы» (Жирмунский В.М. 1977). О принципиальной новизне поэтической системы Некрасова пишет и Л.Я. Гинзбург (Гинзбург Л.Я. 1974).

Только в последнее время обнаружился интерес некрасоведов к самым стереотипов, литературоведение основывается на изучении объективных Некрасоведы обратили внимание на выражение в произведениях поэта своеобразия русской истории, особенностей национального сознания. Мы Достоевский, Ф.М. Дневник писателя на 1877 г. // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30 т. Т.

26. – Л.: Наука, 1984. - С.126.

Белинский, В.Г. Полное собрание сочинений. Т.XII. Письмо И.С. Тургеневу. 19.II.1847г. – М.:

Художественная литература, 1957. –– С.265.

Плеханов, Г.В. Искусство и литература. – М.: Гослитиздат, 1948. – С.623.

Писарев, Д.И. Реалисты // Писарев Д.И. Литературная критика: В 3-х т. – Л.: Худож. лит., 1981. – С.130 некрасовского мироощущения христианскому, соборному миропониманию русского крестьянина. Для поэта с его сложной индивидуальностью, со всеми изломами его души, с грузом родовых грехов любовь к народу была «исходом его собственной скорби по себе самом»11, спасением от отчаяния и угрызений совести.

Н.Н. Скатов объясняет, что для утверждения самости героев Некрасову необходимо было «не перевоплотиться в героя, а подключиться к его внутреннему миру»12. Для подключения к внутреннему миру, родственному миру европейского просвещенного поэта, необходим как минимум настрой на одну эмоциональную волну, как максимум – единое понимание важнейших вопросов бытия: Бог и человек, жизнь и смерть, душа и тело, земля и небо.

Некрасов рассматривает эти древние этнокультурные мифопоэтические оппозиции с точки зрения представлений русского народа, не отделяя от собственных представлений. Поэт ищет и находит точки соприкосновения индивидуализированного. Одной из точек становится мир детства. Некрасов ставит в центр некоторых произведений тот возраст и ту среду, которые, на его взгляд, наиболее точно соответствуют представлениям о гармонии.

Поэтому в творчестве поэт приходит от героя – городского бедняка к крестьянину, от взрослого человека к юноше и девушке, а затем и к ребенку.

Внимательного читателя преследует ощущение, что с течением времени Некрасов в поэтической форме слой за слоем снимает те преграды (социальные, возрастные, мировоззренческие), которые мешают воплощению в реальность идее соборности. Поэтому идет Некрасов от «Современников» к «Кому на Руси жить хорошо», поэтому и поиски счастливого в итоговой поэме превращаются в поиски праведного. Гениальный поэт обращается к народному сознанию, привлеченный уникальным соединением культа землиДостоевский, Ф.М. Указ. соч.– С.125.

Скатов, Н.Н. Некрасов. Современники и продолжатели. – Л.: Советский писатель, 1973. – С.121.

матушки и Богоматери, то есть к исконному, архетипическому сознанию.

Обращение к народному сознанию реализовалось у Некрасова в сплетении трех концептосфер: детства, природы и храма. Эта триада стала фундаментом всего лирического пространства Некрасова. В глубине триединой модели лежат философско-религиозные основания: христианская святая троица (Боготец, Бог-сын, Святой дух), триада Гегеля (тезис, антитезис, синтез); триада католицизма (ад, рай, чистилище), сформировавшаяся в противовес архаической бинарности в зороастризме и манихействе. Именно триединые образования выступают наиболее продуктивными. Одно из доказательств этого утверждения находим у Ф. Шлегеля: «Там, где нам даны два противоположных элемента, будь то для какого-то предмета природы или человеческого бытия и действия, мы смело можем предположить, что нам нужно отыскать и добавить к этим первым двум еще и третий в качестве завершающего единства целого»13. Эволюционируя, творчество Некрасова становится истинно народным и по-настоящему великим, именно углубляясь в эту смыслопорождающую триединую модель.

Проблема Некрасов и православие в литературе затрагивалась мало и со многими оговорками. Интересно, но не бесспорно ее касались символисты (Д. Мережковский). Религиозные философы и публицисты Г. Федотов, Н.

Бердяев, Евг. Трубецкой, И. А. Ильин, о. П. Флоренский, С. Булгаков и другие не посвятили Некрасову специальных трудов, хотя к стихам его иногда обращались, в частности в связи с темой «мужицкой» народной веры и отношением к ней интеллигенции14.

Ю.В. Лебедев полагает, что духовная сила человека, по Некрасову, питается кровными связями его с родиной, с народной святыней. Чем глубже эта связь, тем значительнее оказывается человек15. Ученый рассматривает Шлегель, Ф. Заключительная часть «разговора о поэзии» // Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. В 2-х томах. Т. 2. – М.: Искусство, 1983. – С. 331.

См.: Булгаков, С. Н. Религия человекобожия в русской революции // Булгаков С. Н. Христианский социализм. - Новосибирск, 1991. - С.106.

Лебедев, Ю.В. На пути к Н.А. Некрасову // Лебедев Ю.В. Духовные истоки русской классики. Поэзия XIX века / Историко-литературные очерки. – М.: Классикс Стиль, 2005. – С.128.

творчество Некрасова как стремление к слиянию личности интеллигента с народом. Ю.В. Лебедев признает присутствие в образной системе поэта Бога как надличностного знака справедливости и всепрощения. Почувствовать Его, приобщиться к нему, понять цель жизни и высший смысл ее нельзя в одиночку, а можно лишь опосредованно, через деятельно-сострадательную любовь, через соборную молитву с народом. Иным знаком той же религиозно-христианской народной культуры выступают у поэта образы персонажей, отмеченных народно-православным типом поведения и ролью в воцерковленном традиционном русском быту. «Особой статьей» стало у поэта обращение к духовным моделям сюжетосложения в его поэмах («Белинский», «Саша», «Дедушка», «Мороз, Красный нос»). Именно здесь в наиболее адекватной форме проявилось то особенное качество его поэзии, которое Ю.В. Лебедев назвал «христианской гражданственностью»16. Одна из самых глубоких проблем рассматриваемого уровня – воссоздание народно-ценностных приоритетов и ориентаций – прежде всего, в характере нравственного оправдания, а также благости сакрального слова (молитвы, исповеди, покаяния, самоосуждения, проповеди). Ключевым среди прочих стало особенное русское понимание благочестия. Это, во-первых, тот чин святости, чин «страстотерпия», который был заложен парадоксальным подвигом первых русских святых – Бориса и Глеба, не пожелавших противление злу подвигом вольной жертвы. Для Некрасова это безусловно идеальный тип культурного поведения, адресуемый им не только легендарно осмысленной матери-подвижнице, но и деятелям общественного движения.

Социальность поэзии Некрасова рассматривается Ю.Лебедевым в качестве одной из сторон соборности в самом широком смысле реализации этого Лебедев, Ю.В. Идеал христианской гражданственности в поэзии Н.А. Некрасова // XXVIII Некрасовская конференция. – СПб., 1996. – С.3 – 6.

явления17. Кроме того, Ю.Лебедев отмечает полемичную по отношению ко многим фактам литературного творчества того времени позицию Некрасова в решении «детской» темы. Мало того, что поэт исходит из идеи природного равенства людей, первенство в духовном развитии он отдает именно крестьянским детям18.

О том, что у Некрасова нет «чистой» религии, но есть религия как самоотвержения, пишет Н.Н. Скатов. А.М. Гаркави также писал о свойственном некрасовской лирике общем состоянии неблагополучия, объясняя это трагической неразрешимостью социальных противоречий (Гаркави А.М. 1979).

В.Д. Сквозников, не говоря прямо о мировоззренческих истоках вседозволенности лирического самораскрытия, подобного которому в русской большой национальной поэзии ни до, ни после никогда не было»19.

В.Сквозников исследует покаянные мотивы поэзии Некрасова (мотив искреннего самонедовольства) в рамках соотношения образов «музы мести и печали» и лирического героя.

представлений и образов выступают регулярное обращение поэта к евангельским (реже ветхозаветным) именам, ситуациям, притчам, идеям, стилевой окрашенности речи.

«Интерес Некрасова к христианской традиции в искусстве необычайно ярко сказался в раннем творчестве и практически предопределил важнейшие центры его этики и эстетики. Стихи раннего Некрасова, собранные в книге «Мечты и звуки», погружены в стихию романтических и Лебедев, Ю.В. Поэт и Россия в поэме Некрасова «Тишина» // В середине века:

- Историко-литературные очерки. – М.: Современник, 1988.

Лебедев, Ю.В. О полемическом подтексте поэмы Н.А. Некрасова «Крестьянские дети» // В середине века:

- Историко-литературные очерки, 1988.

Сквозников, В.Д. Гражданственность и роль вещного образа. Некрасов // Сквозников В.Д. Русская лирика.

Развитие реализма. – М.: ИМЛИ РАН, 2002. – С.86 – 114.

религиозных образов, обнаруживающих связь с русской и европейской элегической традицией. Этот момент, а именно то, что религиозная стихия поэзии Некрасова с самого начала связана с традициями русской и европейской романтической лирики, окажется необычайно важным для поэта во все эпохи его творчества»20. Можно согласиться с мнением Э. Жиляковой в том, что в начале творческого пути Некрасов, безусловно, ориентировался на русскую и европейскую литературную традицию. Однако утверждать, что религиозные мотивы и образы поэзии Некрасова возникли лишь как следование традиции, на наш взгляд, не совсем верно. Неоспорима социальная детерминированность обращения к христианской символике, отсюда внимание поэта к народной теме, народному сознанию.

творчества поэта, отмечает: «В его творчестве мощно звучат мотивы и темы Святого писания: евангельские мотивы кающегося грешника, блудного сына, сеятеля, библейского Пророка и вечного Храма. А в позднюю лирику Некрасова, автора «Последних песен», проникают настроения апокалипсиса, катастрофичности, неблагополучия в мире»21. В настоящее время данная линия некрасоведения разрабатывается Г.Ю. Филипповским, Т.П. Баталовой и другими. Однако ни в одном из исследований не ставился вопрос о мировосприятия.

Таким образом, в последние годы в некрасоведении наблюдается стремление очистить произведения Некрасова от привнесенных со стороны мнений. На первый план выдвигаются вопросы выражения в его произведениях национального своеобразия русского характера и русского почвенничества, что соответствует современной историко-культурной ситуации. Это обусловливает актуальность предлагаемой работы.

См.: Жилякова, Э.М. Христианские мотивы и образы в творчестве Н.А. Некрасова (1830-1850-е годы) // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Сб.

научных трудов. Выпуск 2. – Петрозаводск: Издательство Петрозаводского университета, 1998. – С.269.

Мостовская, Н.Н. Храм в творчестве Некрасова // Русская литература. - 1995. - №1. – С.194.

Научная новизна исследования обусловлена охарактеризованным подходом и подбором материала для изучения. При всем многообразии работ по творчеству Н.А. Некрасова, в его изучении остаются лакуны. Впервые в центр исследования поставлено ранее практически не изученное стихотворение Н.А. Некрасова «Детство». Впервые в рамках исследования выстраивается образотворческая триада как основа лирической системы Н.А.

Некрасова. Художественные концепты «тишина», «детство», «храм»

рассматриваются как с точки зрения реализации архетипических значений, так и с точки зрения смыслопорождающих векторов, возникающих в ходе взаимообогащения концептосфер исследования является, прежде всего, широкий круг лирических произведений Н.А. Некрасова, а также поэмы «Саша», «Тишина», «Мороз, Красный нос», «Современники», «Кому на Руси жить хорошо». При необходимости привлекаются прозаические произведения, написанные в соавторстве с А.Я. Панаевой и И.И. Панаевым. Все произведения цитируются по изданию: Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений в пятнадцати томах. Тома I – XV. - Л.: Наука, 1981 – 2000.

образотворческих доминант детства, природы и храма.

творческого наследия Н.А. Некрасова смыслопорождающих возможностей образотворческой триады (природа – детство - Храм). Поставленной целью обусловлены задачи, решаемые в ходе исследования:

взаимодействия в произведениях Н.А. Некрасова.

2. Рассмотрение интерпретаций в творчестве Н.А. Некрасова архетипических моделей народного сознания.

3. Многоуровневый анализ (с точки зрения своеобразия жанра, композиции, образного ряда и т.д.) стихотворения «Детство».

4. Использование новых материалов, введенных в научный оборот.

Методологическая база исследования. Методологической базой диссертации послужили наиболее значительные работы, в которых рассматриваются: 1) история вопроса о концепте и его современная трактовка; 2) специфика художественного образа; 3) хронотопическая организация текста художественного произведения.

К первой группе следует отнести работы А.С.Аскольдова (Аскольдов А.С. 1997), являющегося, как на то указал Д.С. Лихачев, основоположником теории концепта в России, труды Д.С. Лихачева (Лихачев Д.С. 1996), а также Ю.С. Степанова (Степанов Ю.С. 2001), С.С. Неретиной (Неретина С.С. 1999), В.Г. Зусмана (Зусман В.Г. 2003).

Во второй группе следует выделить работы Ю.М. Лотмана по анализу поэтического текста (Лотман Ю.М. 2001), труды Б.О. Кормана (Корман Б.О.

2006), монографию В.А. Зарецкого, в которой художественный образ рассматривается как воссоздание данных и неосуществленных возможностей действительности (Зарецкий В.А. 1999).

В третью группу вошли, в частности, исследования М.М. Бахтина о формах времени и хронотопа (Бахтин М.М. 1975) и работы Д.С. Лихачева, посвященные внутреннему миру древнерусской литературы (Лихачев Д.С.

1979).

Методика исследования базируется на разработанном в трудах Б.О.

Кормана и его школы методе анализа субъектной организации литературного произведения. Основным стал реляционный принцип, обоснованный философской поэтикой М.М. Бахтина, развиваемый и в трудах Ю.М.

Лотмана. В ходе исследования мы также руководствовались сравнительноисторическим методом, успешно реализующим те новые возможности изучения словесного художественного творчества, которым обогащают науку перечисленные выше подходы.

Научно-практическая значимость результатов исследования.

Результаты исследования могут использоваться в общих и специальных вузовских и школьных курсах, учебных пособиях по истории русской литературы XIX века.

На защиту выносятся следующие положения:

свидетельствующих о моделировании в рамках текста художественного произведения ситуации диалога сознания просвещенного поэта и народного сознания, в произведениях Н.А. Некрасова является триада детство – природа – Храм.

2. В поэтическом пространстве Н. Некрасова сложился особый тип героя, обладающий «презумпцией» детского взгляда на мир.

Детски-наивное принятие мира, радостное доверие людям и природе, способность узревать чудо в обычном явлении обеспечивают открытость жизнепорождающему Божественному началу.

3. Представление о природосообразности реализуется прежде всего в титульных концептах «тишина», «чудо».

4. «Тишина» в освоении Н. Некрасова приобретает в ряде текстов качество текстуального синонима гармонии. «Тишина» выступает не только как слуховое ощущение, но и как пространственная («глушь»), и эмоциональная характеристика мира. В момент обогащения эстетического качества категории «тишина» качеством религиозным происходит подключение мира столичного поэта к миру крестьянина.

5. Религиозные мотивы в творчестве Н. Некрасова служат созданию целостного образа Храма с особым способом организации пространства и времени.

6. Творчество поэта демонстрирует причастность народному крестьянскому пониманию мира и народному исповеданию веры, что нашло выражение в примерах обожествления земли и землепашества, в освоении христианством архетипов, исторически унаследованных у древних эпох.

Апробация результатов исследования. Положения диссертации были представлены и обсуждались на следующих конференциях:

1. «Актуальные проблемы изучения филологических дисциплин в вузе и школе» (Самара, 2003).

2. Третьи международные Измайловские чтения, посвященные 170летию приезда в Оренбург А.С. Пушкина (Оренбург, 2003).

3. «Филология в контексте культуры и образования» (Стерлитамак, 2004).

4. ХХХ - я Зональная конференция литературоведов Поволжья, посвященная столетию со дня рождения профессора Виктора Алексеевича Бочкарева (Самара, 2006).

5. Кормановские чтения – 2007 (Ижевск, 2007).

6. «Проблемы преподавания русского языка и литературы в условиях двуязычия» (Стерлитамак, 2007) По теме диссертации опубликовано 10 статей.

Диссертационное исследование состоит из «Введения», трех глав, наименований.

Во введении определяется актуальность работы, ее научная новизна, методологические принципы исследования, анализируются основные направления современного некрасоведения, а также частично разъясняются понятия «концепт», «детская литература», «ролевая лирика».

В первой главе исследуется проблема соприкосновения в рамках творчества Н.А. Некрасова детского сознания с сознанием лирического героя. Содержание второго параграфа полностью составляет опыт анализа стихотворения «Детство».

Вторая глава посвящена бытованию концептов «тишина» и «чудо» как проявлений природного начала в творчестве Некрасова.

В третьей главе рассматриваются примеры интерпретации Н.А.

Некрасовым религиозных образов и мотивов.

В заключении излагаются результаты работы. Подводятся общие итоги работы, формулируются выводы, намечаются дальнейшие пути исследования проблемы.

Исходя из поставленных в работе задач, необходимо в первую очередь определить значение термина «концепт», так как это понятие будет играть главную роль в нашем исследовании. Понятия «детская литература», «ролевая лирика» также будут охарактеризованы отчасти во введении, отчасти в ходе исследования.

Первообразом понятия о концепте стало учение Платона об идеях. Сам термин возвращает нас к полемике, развернувшейся в XIV веке между номиналистами и реалистами. Спор шел о соотношении имен и вещей.

Столкновение крайних концепций привело к возникновению «умеренного номинализма», вошедшего в историю под названием «концептуализм».

Еще Пьер Абеляр в XII столетии полагал, что звучащие имена по своей природе не входят в обозначенную ими вещь, но существуют в силу налагания их людьми на вещи. Этот процесс ниспослан людям Мастером, самим Богом. При этом имена (звуки и целые предложения) оказываются у Абеляра «орудиями восприятия вещей»22. Концепт вводится в сознание Получается, что концепт – имя вещи, которое закрепляется в сознании См.: Лосев, А.Ф. Имя. Избранные работы, переводы, беседы, исследования, архивные материалы / сост., общ. ред. А.А. Тахо-Годи. – СПб.: Наука, 1997. – С.280.

слушающих и говорящих. По существу Абеляр рассматривает концепт в контексте коммуникации людей друг с другом и с Богом.

В средневековой философии сложилось понимание концептов как имен, особых «психологических образований», несущих с собою какуюнибудь смысловую функцию. Смысловая функция имен раскрывается в общении. Концепт направлен на собеседника, слушающего. По замечанию одновременную обращенность к трансцендентному источнику речи - Богу».

Будучи конкретным, контекстуальным смыслом, концепт заключал в себе и указание на всеобщий, универсальный источник, порождающий Смысл23.

С.С. Неретина основное внимание уделяет логико-семантическому «образу»

концепта, формирующемуся в процессе порождения и понимания смысла.

Исследователь дает развернутое определение концепта, опираясь на тексты Абеляра. Определения концепта дается в сопоставлении с понятием и принципиальном различении с ним. В отличие от понятия, «концепт формируется речью, осуществляющейся «по ту сторону» грамматики – в пространстве человеческой души с ее ритмами, энергией, внутренней жестикуляцией, интонацией. Концепт предельно субъектен. Он непременно предполагает при своем формировании другого субъекта – слушателя или читателя и в ответах на его вопросы, что и рождает диспут, актуализирует свои смыслы. Концепт вбирает в себя систему коннотаций. Память и воображение являются неотторжимыми свойствами концепта, направленного на понимание здесь и теперь в едином миге настоящего, с одной стороны, а с другой – концепт синтезирует в себе три способности души и как акт памяти ориентирован в прошлое, как акт воображения – в будущее, а как акт суждения – в настоящее»24.

чистое Событие, некую этость, некую целостность…как неразделимость Неретина, С.С. Тропы и концепты. – М., 1999. – С.30.

Неретина, С.С. Концептуализм Абеляра. – М.: Гнозис, 1994. – С.141.

конечного числа разнородных составляющих, пробегаемых некоторой точкой в состоянии абсолютного парения с бесконечной скоростью. Он реален без актуальности, идеален без абстрактности, он авторефрентен и фрагментарности, он самоподобен аналогично структурам фрактальной геометрии и содержит составляющие, которые тоже могут быть взяты в качестве концептов, поэтому он бесконечно вариативен»25. У Делеза (субъектность, вариативность, фрагментарность).

В русском литературоведении о концепте впервые заговорил С.А.

Аскольдов, обозначив проблему: «Слова в одном случае, не вызывая никакого познавательного «представления», понимаются и создают нечто, могущее быть объектом точной логической обработки. В другом случае духовные обогащения. Что это за туманное «нечто», в котором в области знания всегда, а в искусстве слова в значительной мере, заключается основная ценность?»26. Ученый дает определение художественного концепта, отталкиваясь от понимания природы концепта познания: «Концепты познания – общности, концепты искусства – индивидуальны… Но они отличаются еще и своей психологической сложностью. К концептам познания не примешиваются чувства, желания, вообще иррациональное.

Художественный концепт есть чаще всего комплекс того и другого, т.е.

сочетание понятий, представлений, чувств, эмоций, иногда даже волевых художественного концепта кроется, по мысли Аскольдова, в потенции, Делез, Ж., Гваттари, Ф. Что такое философия? – М., 1998. – С. 30 – 35.

Аскольдов, С.А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста.

Антология. Под редакцией проф. В.Н. Нерознака. – М.: Academia, 1997. – С.268.

Там же – С.274.

заложенной в слове литературного произведения, в направлении развития ассоциаций, возникающих на основе того или иного концепта.

Мысль, высказанную Аскольдовым в 1928 году, в 70-е годы ХХ литературы и изобразительного искусства и еще не используя самого термина «концепт»: «Литература и изобразительное искусство в одинаковой мере пользовались общей системой символов и аллегорий, общими приемами реализации метафор и общими образами. И в литературе и в живописи многое не изображалось, а только обозначалось, сокращалось до степени геральдического обозначения»28. В 90-е годы, соглашаясь с основным положением теории своего предшественника о заместительной функции концепта, Лихачев полагает, что «концепт существует не для самого слова, а во-первых, для каждого основного (словарного) значения слова отдельно, и, во-вторых, возможно считать концепт своего рода «алгебраическим» выражением значения, которым мы оперируем в своей письменной и устной речи, ибо охватить значение во всей его сложности человек просто не успевает, иногда не может, а иногда по-своему интерпретирует его… Концепт не непосредственно вытекает из значения слова, а является результатом столкновения словарного значения слова с личным и народным опытом человека»29. По мысли ученого, концепт не только подменяет собой значение слова и тем самым снижает разногласия в понимании значения слов, но в известной мере и расширяет значение, давая возможность для сотворчества и для «эмоциональной ауры слова»30. Кроме того, Д.С. Лихачев вводит понятие концептосферы как «совокупности потенций, открываемых в словарном запасе отдельного человека, как и всего языка в целом»31.

Лихачев, Д.С. Соотношение литературы и изобразительных искусств // Лихачев Д.С. Развитие русской литературы X - XVII веков. – Л.: «Наука», 1973. – С.62-63.

Лихачев, Д.С. Концептосфера русского языка // Лихачев Д.С. Очерки по философии художественного творчества. – СПб.: Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ, 1996. – С.142.

Там же – С.144.

Там же – С.145.

Параллельно в русле данной проблемы работает Ю.С. Степанов. В исследовании 1994 года он ставит вопрос о существовании самого понятия концепта32, в 2001 дает достаточно уверенное определение: «Под концептом понимаются понятия общего порядка, являющиеся ценностями данной культуры вообще. В отличие от просто понятий, которые определяются в системах частных наук и в логике, концепты не только определяются, но и компоненты»33. По сути, Ю. Степанов подтверждает мысль Лихачева о существовании «эмоциональной ауры» вокруг концепта. Ю.С. Степанов выделяет в концепте:

1) «буквальный смысл» или «внутреннюю форму»;

2) «пассивный», «исторический» слой;

3) новейший, актуальный и активный слой;

4) многослойную структуру, генетически обусловленную некоторым эволюционно-семиотический ряд;

5) мета-позицию – «пареньев» над словами и вещами;

6) границу его познания – «сверху» - сфера абстрактных определений, «снизу» - сфера индивидуального опыта; но, в конечном счете, можно «довести свое описание (концепта) лишь до определенной черты, за которой лежит некая духовная реальность, которая не описывается, но лишь переживается»34.

анализируются в рамках концептосферы автора35. Выделяются ключевые Степанов, Ю.С. Слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. Под редакцией проф. В.Н. Нерознака. – М.: Academia, 1997. – С.288 – 305.

Степанов, Ю.С. В мире семиотики // Семиотика: Антология / Сост. Ю.С. Степанов. – М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. – С. 15.

Степанов, Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. – М.: Языки русской культуры, 1997. – С.76.

См.: Малышева Е.Г. Идиостиль Владислава Ходасевича (опыт когнитивно-языкового анализа): Автореф.

дисс. … канд. филол. наук. – Омск, 1997; Маршина, М.В. Лексическая экспликация концептуальной концепты, базовый концепт как ядро индивидуально-авторской картины мира36. Ключевые концепты, как правило, выявляются учеными на основе частотности соответствующих концептам слов, а также на основе анализа содержательного плана созданных автором художественных произведений37.

индивидуальной картины мира поэта.

В.Г. Зусман, размышляя над микромоделью системы «литература», предлагает следующее объяснение: «В культурной коммуникации традиция, будучи общей для автора и читателя, создает возможность понимания смысла произведения литературы читателем, и она же обеспечивает последнего набором кодов-критериев, которыми он может воспользоваться, чтобы из множества текстов выделить корпус произведений художественной литературы. В качестве такого кода и может быть назван концепт»38. В.

Зусман, исходя из понимания концепта как микросистемы, элементы которой структуру вербально выраженного концепта:

Если сопоставить вербально выраженный концепт как микросистему с позиционная и смысловая аналогия «автора», создателя художественного произведению. Актуальный слой связан с воспринимающим сознанием39.

системы Ф.И. Тютчева: Автореф. дисс. … канд. филол. наук. – СПб., 2004; Чушак, О.С. Корреляция концептов «жизнь», «смерть» в идиостиле Б.Л. Пастернака (на материале романа «Доктор Живаго»):

Автореф. дисс. … канд. филол. наук. – Саратов, 2004.

См.: Болотнова, Н.С. Об изучении ассоциативно-смысловых полей слов в художественном тексте // Русистика: Лингвистическая парадигма конца ХХ века. – СПб., 1998. – С.242 – 247; Орлова, О.В.

Коммуникативные аспекты лексической репрезентации концепта язык в лирике И.Бродского: Автореф.

дисс. … канд. филол. наук. – Томск, 2002; Беспалова, О.Е. Концептосфера поэзии Н.С. Гумилева в ее лексическом представлении: Автореф. дисс. … канд. филол. наук. – СПб., 2002.

См., например, Болотнова, Н.С. Типы концептуальных структур поэтических текстов // Художественный текст: Слово. Концепт. Смысл: Материалы VII Всероссийского научного семинара. – Томск: Изд-во ЦНТН, 2002. – С.34 – 39.

Зусман, В.Г. Концепт в системе гуманитарного знания // Вопросы литературы. – 2003. - №2. – С.7.

См. также: Григорьев А.А. Концепт и его лингвокультурологические основания // Вопросы философии. – 2006. - №3. – С.64 – 76; Фатенков, А.Н. Языки философии, литературы и науки в аспекте смысла // Согласно этой концепции и будут нами рассмотрены концепты «тишина», «детство», «храм».

Современный словарь предлагает следующее определение понятия «детство»: «Детство – стадия жизненного цикла человека, в течение которого продолжается формирование организма, развитие его важнейших функций, активно осуществляется социализация индивида, включающая в себя:

1. усвоение определенной системы знаний, общественных норм и ценностей;

2. освоение социальных ролей, позволяющих ребенку формироваться и жить в качестве полноценного члена общества, целостной личности. Детство – сложный многомерный феномен, который имеет биологическую основу, опосредован многими социально-культурными факторами»40. За время присутствия в литературе героя-ребенка этот образ, как и его трактовка, претерпел значительные изменения. Основа детской литературы – это образ ребенка, творящего чудо. Чудом в детской сюжетике может быть назван и бытовой поступок, смысл которого возведен в масштаб нравственнофилософской притчи. Сюжетика детской литературы во многом состоит из добрых дел, шалостей и функционально равных им чудес – откровений детской души. «Согласно древним книжным традициям, детские годы – это время, отпущенное людям для чувства уважения к божественной сущности ребенка. Ребенок поражает взрослых не только чудесами, но и мудростью.

Ум ребенка воспринимается как чудо», - пишут И.Арзамасцева и С.Николаева41.

С течением времени возникла необходимость специально различать:

написано произведение о ребенке или для него. Российская книжность XVIII века нередко адресует одни и те же издания народу и детям. При этом народ воспринимается писателем как часть нации, пожизненно сохраняющая в Философские науки. – 2003. - №9. – С.50 – 69; Дмитриевская, И.В. Феномен понимания и предпосылочное знание // Философские науки. – 2003. - №9. – С.24 – 49; Убийко, В.И. Концептосфера человека в семантическом пространстве языка // Вестник Оренбургского гос. ун-та. – 2004. - №5. – С.37 – 40.

Детство: Краткий словарь-справочник / под общей редакцией А.А. Лиханова и Е.М. Рыбинского. – М.:

Дом, 1996. – С.44 – 45.

Арзамасцева, И.Н., Николаева С.А. Детская литература. Учебник для студ. высш. и сред. пед. учеб.

заведений. – М.: Академия, 2002. – С.45.

определенном отношении состояние детства, а потому нуждающаяся в литературном просвещении в той же степени, что и ребенок, овладевающий грамотой.

исключительно как к объекту воспитания. В конце XVIII – начале XIX века выходит в свет множество диалогических повествований, состоящих из вопросов ребенка и ответов на них, а также иллюстративных примеров, которыми снабжает ответ воспитатель или родитель. «В книгах для детей фигурируют два типологически устойчивых характера: «порочного» и «благодетельного» ребенка»42, - отмечает М.С. Костюхина. Специальная детская литература начала активно развиваться в России в период от последней трети XVIII века до 30 –40-х годов XIX века. Это был период становления, за которым последовал период создания гениальных стихов, «освобождается от печати греха – характер усложняется»44. Постепенно автобиографических произведениях, однако самоценного значения оно не имеет и воспринимается авторами как некая «прелюдия» к становлению личности взрослого индивида. Сентименталисты и романтики создают своеобразный культ ребенка и культ детства. В детях они видят «некий идеальный модуль нерастраченных возможностей, которые с возрастом безвозвратно теряются»45. Однако в романтических и сентиментальных повестях ребенок не дается во всей его психологической сложности; это не реальный, живой, подлинный человек, а некий символ, реализующий Костюхина, М.С. Русская детская повесть начала 20 – 40-х гг. XIX века и типология характеров: дисс. … канд. филол. наук. – СПб., 1994. – С.16.

Минералова, И.Г. Детская литература: Учебное пособие для студ. высш. учеб. заведений. – М.: ВЛАДОС, 2002. – С.17.

Костюхина, Н.С. Русская детская повесть (начало XIX века) // Русская литература. – 1993. - №4. – С.80.

Савина, Л.Н. Проблематика и поэтика автобиографических повестей о детстве второй половины XIX века.

– Волгоград: Перемена, 2002. – С.11.

абстрактную идею, которая достаточно часто принимает характер возмездия за проступки ребенка, причем карающим началом выводятся или родители и воспитатели, или само Божество.

Реализм привлекает внимание читателя к живой натуре маленького человека. Новая черта русской детской литературы – интерес к психологии порывистость, не сдерживаемые уздой воспитания, противопоставляются холодному рассудку благоразумного взрослого и в статье В.Г. Белинского «О детских книгах»46. В 40-50 годы XIX века детство в литературе воспринимается как пора невинности и чистоты.

И фольклор, и книжность вообще по отношению к ребенку обнаруживают, по мнению И.Г. Минераловой, три доминантных подхода47:

представляет собой величайшее из наслаждений (таинство рождения, младенчество, умягчающее даже самую «одервеневшую» душу, детская речь, образ райской души, безгрешной в своем неведении и открытой любви и страданию).

2. Детство есть tabula rasa (чистая доска), заполнение которой является условием для будущей достойной взрослой жизни.

3. Детство есть будущность рода, семьи, награда и утешение.

При первом подходе невольно или вполне осознанно движение художнической мысли направлено в мир ребенка (в мир себя самого в настоящий живительный источник всей дальнейшей духовной жизни. Второй подход направлен и «вовнутрь», и одновременно в прошлое. Он обращен к ребенку как объекту родительской любви и заботы, а также в его будущее.

Третий подход воспринимает детство как звено в цепи поколений.

Белинский, В.Г. О детских книгах // Белинский В.Г. Собрание сочинений в 9т. Т3. – М.: Художественная литература, 1978. – С.38 – 77.

Минералова, И.Г. Указ. соч. – С.17-18.

Понятно, что доминанты взаимодополняющие и взаимопроникающие, а возможные варианты очень разнообразны. На данном этапе исследования можно предположить, что в некрасовском творчестве реализованы все три подхода к художественному наполнению концепта «детство».

М.Бахтин писал о том, что литературе XIX века свойствен полифонизм, проникающий во все роды и жанры, даже в лирику, которая, казалось бы, индивидуализирована по определению48. Б.О. Корман отмечал: «Решая сложные задачи, связанные с овладением социальной темой, русская лирическая поэзия в XIX веке структурно изменяется; в ней происходят сложные процессы, которые схематично могут быть обозначены следующим образом:

1. Преодолевается жанровая рассеченность дореалистической лирики: в пределах одного стихотворения воссоздается сложный внутренний мир современного человека.

стихотворения»49.

3. В пределах одного стихотворения складываются, соединяются рассматривается с разных точек зрения, дается в восприятии разных героев.

Лирический монолог становится многоголосьем»50.

В наиболее яркой форме такой полифонизм нашел свое выражение в стихотворениях Н.А. Некрасова. «Важнейшим средством воссоздания облика героев в лирических стихотворениях Некрасова на социальную тему является «поэтическое многоголосье»: авторский монолог незаметно окрашивается интонациями героев; он включает в себя в скрытом виде исповедь героя, его рассказ, реплику, так что в стихотворении наряду с «голосом» автора звучат Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики. – М.: Художественная литература, 1975.

Добролюбов, Н.А. Сочинения Ивана Никитина // Добролюбов Н.А. Собрание сочинений: В 3 т. Т.3. – М., 1952. –– С.564.

Корман, Б.О. Многоголосье в лирике Н.А. Некрасова // Корман Б.О. Избранные труды. Теория литературы. – Ижевск: Институт компьютерных исследований, 2006. – С.7-8.

«голоса» героев, тем самым лирическими средствами создается иллюзия близости читателя к множеству социально разных героев», - пишет Б.О.Корман51. В качестве примера Корман приводит стихотворение «Размышления у парадного подъезда», в котором, при отсутствии пунктуационно оформленной прямой речи, носителями речи, наряду с автором, становятся швейцар и вельможа. Подобных полифоничных стихотворений у Некрасова большинство, но есть и произведения, в которых появляется дополнительно не субъект речи, а субъект сознания. Это так называемые ролевые стихотворения, в которых помимо авторского сознания присутствует еще один субъект сознания, равный лирическому герою, который в свою очередь является и носителем речи. Согласно теории Б.О.Кормана52, первое сознание более высокое, это носитель речевой нормы, он принадлежит к иному социально-бытовому и культурному типу, нежели лирический герой. Лирический же герой, с другой стороны, превращается в объект изображения этого более высокого, авторского сознания. В стихотворениях, объединенных образом лирического героя, автор соотносит с понятием нормы внутренний облик разночинца, а в ролевой лирике – внутренний облик людей из народа.

слово», не совпадающее со строем всего стихотворения (либо поэтической системы в целом) и характеризующее мироотношение героя. С подобным определением соглашается Н.Д. Тамарченко: «Достаточно очевидна природа героя ролевой лирики: тот субъект, которому здесь принадлежит высказывание, открыто выступает в качестве «другого», героя, близкого, как принято считать, к драматическому»53.

Корман, Б.О. Теория автора // Литература. - 02.99. - №8. – С.9.

Корман, Б.О. Лирика Некрасова. – Ижевск: Удмуртия, 1978. – С.98 – 99.

Теория литературы: Учебное пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений: В 2 т. / под ред Н.Д.

Тамарченко. Т 1. – М.: Академия, 2004. – С.343.

Подобные лирические произведения включают в себя элементы драмы.

С одной стороны, видна оценочность – характерная особенность лирики, а с другой, автор представляет читателю героев самостоятельными личностями, со своей биографией, социальным статусом, речевой манерой и образом мыслей, не совпадающими с авторскими. К тому же действие в ролевых стихотворениях Н.Некрасова происходит в настоящем времени, как бы на глазах читателя. Это также приближает их к произведениям драматического рода литературы. Таким образом в рамках одного произведения взаимодействуют разные роды литературы.

Диалогизм в творчестве Некрасова проявлен не только на уровне взаимного перетекания родов и жанров, это и диалог разного типа сознаний, и взаимодействие концептов, что, в свою очередь, свидетельствует о стремлении смоделировать в рамках произведения словесного искусства универсальный тип сознания, гармонично соединяющий архетипические представления с новым мироощущением, рожденным христианской верой.

Моменты соприкосновения этих сфер, сфокусированные в произведениях Н.А. Некрасова в триаде природа – детство – Храм, и стали предметом настоящего исследования.

Глава I. Детское «чувство веры» в произведениях Н.А. Некрасова § 1. «Первоначальная ясность души» некрасовских героев Н.А.Некрасов начал свой творческий путь в период, когда в русской литературе уже образовалась ниша специальной детской литературы и были преодолены как классицистическое представление о «порочности» ребенка, так и романтическая идеализация этого образа. Некрасова стала интересовать психология ребенка, этапы становления его личности. Поэта мир детства привлекал еще и возможностью виртуально вернуться к ощущению гармонии и обновления мира, единства людей между собой и святости, разлитой в бытии. Подобное мироощущение, на взгляд Некрасова, практически единственная возможность преодолеть кризисность и разлад в мире. Поэтому во многих произведениях поэт стремится смоделировать этот универсальный тип сознания.

В поэзии Некрасова существует разграничение (хотя и не строгое) произведений о детях и для детей. Специально для детского чтения автором предназначены были цикл стихотворений 1867-1873 годов, в который вошли «Дядюшка Яков», «Пчелы», «Генерал Топтыгин», «Дедушка Мазай и зайцы», «Соловьи», «Накануне светлого праздника»; а также стихотворение «Железная дорога» (1864), первоначально имевшее подзаголовок «Посвящается детям». Некрасовым был задуман не просто цикл, а книга для детского чтения, в которую должны были войти произведения, в том числе и прозаические, других авторов. Замысел этот осуществлен не был. К произведениям, ведущей темой которых является детство, можно отнести «Плач детей» (1860), часть неоконченной поэмы «На Волге (Детство Валежникова)» (1860), «Крестьянские дети» (1861), «Детство» (1873), о котором речь пойдет в следующем параграфе. Образ ребенка является одним из сквозных в творчестве Некрасова и одним из любимых.

В начале 60-х годов «русские журналы оживлено обсуждали проекты об организации воскресных школ, вели споры о том, как и чему нужно учить Яснополянской школе и уже намечал издание специального педагогического журнала. В газетах одна за другой появлялись корреспонденции о нравственном облике современных крестьянских детей, их жизни и быте, семейном воспитании. Мир деревенского детства привлекал особое внимание общественности, и Некрасов, без сомнения, знал все, что печаталось об этом в русской прессе»54, - пишет Ю.В. Лебедев о возникновении замысла стихотворения55 «Крестьянские дети», в котором Некрасов развивает мысль, высказанную в 1855 году в поэме «Саша»:

В чем проявляется «первоначальная ясность» и почему она так ценна?

Прежде всего, подразумевается умение осознавать себя в окружающем пространстве, чувствовать его родным, а себя – причастным движению природы. Пространство в поэме «Саша» разомкнутое: поле, лес, река. Родной противопоставляет его тому месту, откуда приезжает Агарин:

Интересно, что при внешне схожей характеристике («приволье») меняется внутреннее наполнение, оценочность перемещается в иную плоскость ценностных координат: приволье не свободное пространство (речь идет о городе), а вседозволенность, чудо, не ожидаемое и подготовленное скрытой душевной работой, а вызванное чисто внешним стимулом – Лебедев, Ю.В. О полемическом подтексте поэмы Н.А. Некрасова «Крестьянские дети» // Лебедев Ю.В. В середине века. – С.210.

Ю. Лебедев причисляет «Крестьянских детей» к жанру поэмы, однако в академическом собрании сочинений и писем произведение помещено в раздел «Стихотворения».

«роскошно». Этот мир изначально неродной, отталкивающий. Очень отличается от наполнения понятия Родина:

В мире героини много солнца:

Солнце пронзалось стрелой лучезарной…(IV, 18) Некрасов мотиву природы придает историософский смысл, углубляя его, «переводя в образ Стороны родной, неотделимой от судьбы лирического героя»56. Природа, Сторона родная, вся Русь выстраиваются в единый смысловой ряд. Родство Саши с природой – основа ее образа, основа всей ее жизни. В поэме нет детализированного изображения деревни, усадьбы, дома, его обитателей; не называются имена помещиков. Благодаря этому символизируются образы природы и актуализируется их неразрывное единство с героиней. Через природу Саша ощущает и Бога. Символы душевной гармонии героини – вольное дыхание и ощущение тишины. Сама юная героиня светится внутренним светом. Некрасов повторяет эпитеты «румяная», «смуглая», сравнение «горит, как алмаз». Именно эта готовность вбирать солнечный свет, принять мир, рождает почву, на которой может взрасти «доброе семя».

произведения, где, возможно, нашло отражение противостояние демократов и либералов в России 1850-х годов, хотя Некрасов действительно был насторожен начавшейся войной между царем и обществом. Больше Баталова, Т.П. Символика русского пути в поэзии Н.А. Некрасова 1846 – 1866 годов: дисс. … канд.

филол. наук. – Коломна, 2006. – С.93.

представителя молодого поколения. Саша для поэта – «робкая былинка наивности, детскости, а значит привязанности к земле, и кроется ее сила.

Поэтому Саша в произведении выглядит более привлекательно, нежели интеллигент Агарин. Об этом пишет Б.Я. Бухштаб: «Развитие Саши, выросшей, «как цветок полевой», органичное и естественное. Естественно развивающаяся Саша обладает свойствами «естественного человека»: она активно любит людей, народ, родную природу. Агарин – хилое создание искусственных жизненных условий – лишен всего этого. В своей стране он не живет, народа не знает и не любит, над русской природой «подтрунивает», влечения к труду, к деятельности не испытывает, никакие идеи не превращает в дело»58. Сама Саша никаких идей не проповедует и никого в свою веру не обращает. Помогать окружающим она стала бы и без книг Агарина, исходя из своего внутреннего побуждения, воспитанного общением с природой и верой, унаследованной от предков. В статье о поэме «Саша»

Ап. Григорьев не анализирует смысла работы некрасовской героини в народе. Он пишет: «Удивительная, между прочим, вещь эта небольшая поэма «Саша». У меня к ней глубокая симпатия и вместе с тем антипатия: симпатия к ее краскам и подробностям, антипатия за то, что она весьма удобно поддается аллегорическому толкованию. Она б ведь могла, право, быть озаглавлена так: «Саша, или Сеятель и почва»». И после этой нарочито сдержанной характеристики – вновь свободный восторг картинами природы и народным духом: «Но поразительны ее краски и подробности восприятия воспитания героини. Тут все пахнет и черноземом, и скошенным сеном; тут рожь слышно шумит, стонет и звенит лес; тут все живет от березы до Л.Леонов в романе «Русский лес» аллегорически представляет судьбу героини Поли Вихровой как путь былинки, подхваченной бурным потоком жизни. Поля, как и некрасовская Саша, до 18 лет живет в лесу, переживает время сомнений, метаний между двумя правдами, и, в финале, приходит к правде отца – защитника леса.

Бухштаб, Б.Я. Историческое время в поэме «Саша» // Бухштаб Б.Я. Н.А. Некрасов. Статьи и исследования.

– С.81.

муравья или зайца, и самый склад речи веет народным духом»59. Жизнь Саши воплощает собой становление того типа деятельного праведника в миру, который рождается не искуплением грехов (как это было с Кудеяром и Власом), а «презумпцией» детского взгляда на мир.

Н Г. Чернышевский в 1856 году выражал восхищение изначальной чистотой таланта Л.Н. Толстого: «Что в мире поэтичнее, прелестнее чистой юношеской души, с радостною любовью откликающейся на все, что представляется ей возвышенным и благородным, чистым и прекрасным, как она сама?.. Такова же сила нравственной чистоты и в поэзии. Произведение, в котором веет ее дыхание, действует на нас освежительно, миротворно, как природа, - ведь и тайна поэтического влияния природы едва ли не заключается в ее непорочности »60. Этот взгляд приятия единства разумности и добра, разумности и любви разделял, безусловно, и Некрасов. Возвращаясь к стихотворению «Крестьянские дети», можно утверждать, что в нем воссоздан тот же тип героя, что и в «Саше», - маленького в прямом смысле человека, чей микромир равнозначен макромиру. Сходно и пространство двух поэм: поля, лес, река, освещенные солнцем. Сходны изменения общего эмоционального тона произведений: ликование природы, любование ею сменяется раздумьями о возможных вариантах развития судьбы героев с финальным выходом в пространство радостного бытия. «Н.А. Некрасов принадлежит к числу таких писателей, которые, как правило, чрезвычайно заостряют социальный аспект детской темы. Обращение Некрасова к миру детства освежало и ободряло, очищало душу от горьких впечатлений действительности. «Обаяние поэзии детства» стало органичной частью поэтического мира великого поэта, оно не только могло заслонить ему тяжелые условия жизни человеческого труда… Вызванная к жизни намерением поэта показать трудное крестьянское детство во всей его Григорьев, А. А. Литературная критика. – М., 1967. – С.135.

Чернышевский, Н.Г. Детство и Отрочество. Сочинение графа Л.Н. Толстого. Военные рассказы графа Л.Н.

Толстого // Чернышевский Н.Г. Собрание сочинений в 5 т. Т.3. – М.: Правда, 1974. – С.341 – 342.

полноте, она (тема) в конечном итоге сводится к тому, что детство осмысляется им как исток национальной жизни России, основа ее крепости и здоровья, основа вечного общественного обновления и неразрывной связи с родной землей»61,- пишет В. Зимин. Некрасов фактически перелагает в стихотворную форму слова из статьи Чернышевского о Толстом:

Некрасов в поэтической форме воссоздает модель жизни крестьянских детей. Главное, что подчеркивает поэт в героях-детях, - врожденное принятие мира, уважение ко всему окружающему. Хотя автор и не говорит специально о процессе воспитания, он указывает на присутствие в жизни крестьянской семьи не организованного, но продиктованного самой жизнью процесса передачи навыков, умений и ценностных ориентиров:

П.Я. Гальперин объясняет психологический механизм правильного процесса воспитания: «Это приятное общение со взрослым, входящее в систему отношений жизни ребенка, и есть та новая потребность, на фоне которой происходит его дальнейшее развитие. Значит, только на фоне отношений ко взрослому становится возможным воспитание ребенка»62.

Некрасов подчеркивает, что передаются не только трудовые навыки, но и отношение к жизни, основанное на любви к родным и своей земле. В Зимин, В.Я. Тема детства в творчестве К.Д. Воробьева: дисс. … канд. филол. наук. – Курск, 2004. – С.65.

Гальперин, П. Я. Лекции по психологии: Учебное пособие для студентов вузов. – М.: Университет:

Высшая школа, 2002. – С.146.

году в письме к В.М. Лазаревскому Некрасов признается: «Жаль, что нет у меня детей, я бы их так воспитал, что не испугались бы никакой стихии!

Гордость и самоуверенность даже при глупости ничего, а при уме это прибавка трех четвертей силы»(XI, 150). Бесстрашием крестьянских детей Некрасов был восхищен и раньше, но слова гордость и самоуверенность в этом значении появились едва ли не впервые. Может быть оттого, что письмо написано за границей, в Диеппе. Иная культура пропагандирует иные ценности. В России выше гордости ставится цельность натуры:

Детство в этом смысле удивительное время, когда ощущение себя центром мироздания не вступает в противоречие с окружающей гармонией, а лишь дополняет ее, оправдываясь громадным потенциалом возможностей, заложенных Богом в личность ребенка63.

Причем именно крестьянские дети имеют больше свободы для развития. Н.А. Добролюбов в статье «Черты для характеристики русского простонародья» отмечал: «Крестьянские дети свободнее воспитываются, отношения между младшими и старшими там проще и ближе, ребенок раньше делается деятельным членом семьи и участником общих трудов ее. А с другой стороны… естественный здравый смысл ребенка там меньше искажается искусственными… ответами, какие находит мальчик или девочка отсутствие давления на него, отсутствие специального обучения позволяют избежать стереотипности мышления и сохранить неосознанное умение Г.М. Ибатуллина, рассуждая о значении образа в «художественной транскрипции Чехова» пишет:

«Человек существует не только в своем реализованном, «прорезавшемся» облике, но в большей мере – в своих возможностях. Человек больше, чем он есть, - любой человек в этом смысле есть ребенок – существо, переживающее процесс становления и развития заложенных в нем начал». См.: Ибатуллина, Г.М. Человек в параллельных мирах: художественная рефлексия в поэтике чеховской прозы. – Стерлитамак: Стерлитамак.

гос. пед. академия, 2006. – С.47.

Добролюбов, Н.А. Черты для характеристики русского простонародья // Добролюбов Н.А. Литературная критика. – М.: Государственное издательство художественной литературы, 1961. – С.110.

применять антиципирующие схемы65 для решения задач творческого характера. То есть уметь отвлечься от проблемы, не зацикливаться на ней, а найти подсказку в неродственной области, вообще в окружающей обстановке. Такое умение предполагает предельную внимательность к внешнему миру, причем не приобретенную тренировкой, а вызванную естественной любознательностью.

Создается ощущение, что Некрасов применяет подобную схему и к своему творческому методу. «Крестьянские дети» отличаются обилием цветовой лексики, что вообще для Некрасова не характерно:

Поэт стремится передать ощущение многоцветного мира детства с играми, готовящими ко взрослой жизни. Автор сам как бы подпитывается сегодняшним днем. Действительно, детство – уникальное время, когда человек должен за несколько лет узнать и прочувствовать то, что будет питать его всю жизнь.

По мысли Некрасова, причины всех взлетов и всех падений человека кроются именно в детстве.

означает наступление момента истины, оценки поступков героев и окружающего мира с высоты младенческой наивности и близости к Богу.

Термин «антиципирующая схема» используется в области психологии. См.: Гальперин, П. Я. Указ. соч. – С.318.

Отношения детей и родителей – показатель нравственной личностной ценности обеих сторон. Отношение героя к ребенку (своему или чужому) – лакмусовая бумага в оценке его человеческих качеств66.

В мелком торговце-офене дядюшке Якове («Дядюшка Яков») автора восхищает и умение торговать, и «добрая душа». В стихотворении поочередно выступают разные субъекты речи и субъекты сознания:

непосредственно народ (его выражение фольклорное), дядюшка Яков, крестьянская девочка-сиротка Феклуша. Многое в поведении бродячего скаредности, нетребовательность к покупателям. Но истинное восхищение пробуждает его щедрость по отношению к Феклуше:

Такой поступок заслуживает народного (и авторского) благословения при общем настороженном и недоверчивом отношении ко всем, кто имеет дело с деньгами:

Некрасовский полифонизм предполагает в данном и во многих других случаях концентрацию внимания не столько на самом образе ребенка, сколько на его символическом значении и том воздействии, которое оказывает образ на героев-взрослых.

Сформировавшись в древности, первообраз детства, как и другие первообразы, имеет свою историю. «На ранних этапах развития эти единооднообразием. На более поздних этапах они весьма разнообразны, но Заметим здесь, что сам Некрасов, судя по письмам и воспоминаниям о нем современников, трепетно относился к детям и пережил тяжелую душевную драму после смерти сына-младенца.

своеобразными трансформациями первичных элементов. Эти первичные элементы удобнее было бы назвать сюжетными архетипами»67, - развивает теорию архетипов Е. Мелетинский. Человек первобытного общества только начинает отрывать себя от матери-природы. Этот разрыв приводит к напряжению психической жизни. С развитием сознания пропасть между ним и бессознательным углубляется. Перед человеком возникает проблема сознательного и бессознательного в своей психике. Е. Мелетинский полагает, что, взаимодействуя с природой, социальной средой, человеческая личность долго не выделяла себя из природной среды и тем более не отделяла себя как личность от социума. Сопротивляясь отдалению от природы, человек утраченную гармонию с органическим миром68. Являясь продуктом бессознательной деятельности человеческого духа, архетипы обладают колоссальной энергией творчества. На их основе возникают мифология, религия, искусство. Литература, связанная, прежде всего, со словом, является словом. По мнению Л.С. Выготского, первичное слово – это «скорее образ, скорее картина, умственный рисунок понятия, маленькое повествование о нем. Оно – именно художественное произведение»69.

Исходя из этого, «детство», неся в себе признаки самостоятельного художественного акта, разрастается до понятия космического масштаба.

Глубина и неиссякаемость этого понятия рождает многообразие подходов к его художественному осмыслению, а всякая новая эпоха и всякое новое поколение наполняет его ранее не известным содержанием, облекают в форму, наиболее соответствующую требованиям времени. Но главным и Мелетинский, Е.М. О литературных архетипах. – М.: Российский гуманитарный университет, 1994. – С.5.

Выготский, Л.С. Мышление и речь. – М., Л.: Соцэкгиз, 1934. – С.146.

самым значимым в образе детства всегда было и есть его духовнонравственное содержание.

Иногда образ ребенка функционирует у Некрасова как знак, условная художественная схема, как в «Песне Еремушке» (1859). В свое время в научных кругах шла дискуссия по поводу истолкования этого стихотворения.

А.М. Гаркави так объяснял появление в тексте образа младенца: «Это – не символ крестьянской молодежи и не символ молодежи вообще, поскольку грудной младенец не является представителем молодежи. Но в соответствии с самой формой колыбельной песни ставится вопрос: каким вырастет Еремушка? Обобщающий смысл этого вопроса, очевидно, таков: каким будет русское крестьянство – пойдет ли оно по пути, указанному в «песне няни», или по пути, указанному в «песне проезжего»»70. С этим мнением не согласился Б.Я. Бухштаб, посчитав, что обращение с пропагандистской речью к грудному младенцу такая же условность, как и подача этой речи под видом колыбельной песни: «Полагаю, что смысл образа младенца здесь таков: младенец – это представитель нового поколения, входящего в мир в новых условиях, способного бороться с тем злом, которое не могут побороть люди, родившиеся и сформировавшиеся в неблагоприятных условиях.

Некрасов ведь прямо противопоставляет образ младенца «нам»»71. Понятно, что имеет в виду Б.Я. Бухштаб, говоря о «неблагоприятных условиях», однако творчество Некрасова очевидно убеждает, что далеко не всегда бытие определяет сознание его героев. Оба исследователя сходятся на том, что Еремушка не индивидуальное лицо, личность, а схема, художественный прием, наряду с использованием жанровой формы колыбельной песни.

В любом случае, образ ребенка в некрасовских текстах каждый раз обозначает появление точки отсчета в нравственной системе координат. В Гаркави, А.М. Возможности лирико-драматического жанра (к спорам о «Песне Еремушке» ) Н.А.

Некрасова // Жанр и композиция литературного произведения. Межвузовский сборник. Выпуск III.

Калининград, 1976. – С.45.

Бухштаб, Б.Я.К истолкованию стихотворения «Песня Еремушке» // Некрасовский сборник, VII. – Л.:

Наука, 1980. – С.120.

«Современниках» происходит неожиданный поворот в, казалось бы, Кульминационное публичное покаяние Зацепы происходит после получения известия о гибели сына Константина. Звучат слова покаяния в грехах, искренние, глубокие, но не доходящие до состояния катарсиса, не заслуживающие прощения, потому что непоправимое уже свершилось: сын погибает, отстаивая давно забытую за ненадобностью честь отца.

В.Н. Топоров, говоря о творчестве О. Мандельштама, отмечает: «Об этой связи жизни и смерти, об их взаимопроникновении и их едином корне Мандельштам узнал еще в детстве на своем «соматическом», шире – психофизиологическом опыте и позже поделился с читателем главным выводом из этого опыта – о детстве как зоне повышенной и открытой опасности, как о поре, находящейся под неусыпным вниманием смерти…»72.

Этот момент очень важен и для Некрасова, поэтому смерть ребенка в некрасовских произведениях всегда вызывает бурю, взрыв в душах участников и свидетелей трагедии.

Так в тексте стихотворения «Орина, мать солдатская» (1863) горе матери, потерявшей сына, измеряется фольклорными категориями: «горя реченька бездонная». В миниатюре 1850 года то же:

Топоров, В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. – М.:

Прогресс - Культура, 1995. – С.444.

«детинушка» и «кручинушка» передают сочувственное отношение автора к герою и означают вторжение пока единичных элементов речи героя в речь автора, иными словами, в первой части стихотворения звучит голос автора, приближенный к голосу героя… Но вот исчезает разъединение в пространстве, лирическое описание сменяется лирическим излиянием, автор и герой слились, совместились»73. Добавим к сказанному, что в тексте стихотворения присутствует достаточно явственно и третий мир – мир ребенка. Присутствие заявлено названием миниатюры, всем эмоциональным подчеркивают включенность одного мира в другой, их взаимозависимость74.

дополнительную экспрессивность: взрослый, чувствующий как ребенок в горе максимально сближается с сыном. Именно смерть ребенка вызывает катастрофу в душе солдата. Точно найденное слово «кручинушка» отражает состояние внутренней бури и внешней окаменелости. Интересно проследить, как шла работа над стихотворением. Вот отрывок из чернового варианта:

кручинушка» знаменательна. Горе настолько огромно, что облегчающие страдание слезы почти не появляются. Кроме того, в окончательном варианте Некрасов снимает вербальное обозначение внутреннего состояния отца.

Корман, Б.О. Многоголосье в лирике Н.А. Некрасова // Корман Б.О. Избранные труды. – С.27-28.

О словах-характеристиках детей в поэзии Н.А. Некрасова см.: Паршина, В. К словам-характеристикам детей в поэзии Н.А. Некрасова // II Некрасовские чтения (Тезисы выступлений). – Ярославль, 1987. - С.57 Слово «жаль» оказалось вычеркнутым, так как итоговая редакция предполагала лаконично, без явного проникновения во внутренний мир воспоминаний солдата, в которых и осознание вины, и укор себе. И горе это ничем не искупается и ничем не оправдывается. В этом смысле некрасовское стихотворению А. Фета «Был чудный майский день в Москве…»75. Фет воспринимает похоронный обряд с эстетической позиции. Даже в похоронах девочки он отыскивает изящество, стройность и легкость. Идея его произведения состоит в переживании мира как красоты, в силе чувства влюбленности, в вере в загробное существование человеческой души.

У Некрасова – совершенно иное. Ни вера в загробное существование души, ни убежденность в простертой над детской душой Божественной благодати не утешает героев. Их страдание удваивается от чувства вины.

«Таким образом, к естественному страданию нашей смертной природы присоединяется страдание нравственное – внутреннее раздвоение и самоосуждение»76, - рассуждал В. Соловьев о том начале, которое впоследствии получило название амбивалентности человеческого бытия.

Отцы и особенно матери в подобной ситуации не находят примирения с миром и с собой. Если Дарья из поэмы «Мороз, Красный нос» смиряется со смертью мужа, находит покой в заколдованном сне, то Матрена Тимофеевна, героиня «Кому на Руси жить хорошо» после гибели сына Демушки находится на грани помешательства. Только молитва успокаивает ее душу.

Успокаивает, но не возвращает цельности бытия. И слова о смирении произносит не она, а Савелий.

Тема взаимоотношения матерей и детей – совершенно особенная для Некрасова. Образ матери в некрасовском творчестве был поставлен на Анализ стихотворения Фета предлагает Т. Давыдова. См.: Давыдова, Т.Т. Целостный анализ поэтического произведения // Русская словесность. – 2005. - №4. – С.18-22.

Соловьев, В.С. Духовные основы жизни. – СПб.: Магик-Пресс, 1995. – С.30.

небывалую до этого времени в русской литературе высоту. В позднем творчестве поэт отходит от автобиографизма (хотя в определенной степени он, конечно, присутствует) и приходит к уровню обобщения образов матери и ребенка. Модель отношений: мать страдающая – ребенок сострадающий стихотворении 1877 года:

осмысления жизни. Невозможное для раннего Некрасова признание «мы любим отца», признание в испытываемых муках – это и истинный образности. Автор подчеркивает расстояние между матерью и ребенком:

указывает материализованное препятствие – дверь, пространственную удаленность. Устремленность матери и ребенка друг к другу окрашена в трагические тона. Движение навстречу друг другу не реализовано в действительности, хотя духовное соединение воплощено в полной мере.

Оставаясь частью прошлого, детство стремится к будущему, но навсегда сохраняет в себе притягательность возвращения. Не случайно К. Юнг стремление вернуться в детство наряду со стремлением вернуться в чрево матери считает одним из самых ранних мифологических архетипов77. Мать Юнг, К.Г. Введение в религиозно-психологическую проблематику алхимии // Юнг К.Г. Архетип и символ.

– М.: Ренессанс, 1991. – С.233 – 265.

символизирует начало пробуждения индивидуального сознания из стихии коллективного бессознательного.

Н. Пайков останавливается на развитии образа матери в некрасовском творчестве: «Для обозначения культурной высоты жизненного поступка и общественной личности поэт отнюдь не по незнанию иных культурных истоков прибегает к евангельской символике и стилистике – такова его семейная, народная, православно-русская провинциальная и потому естественная точка зрения. Так сама Мать у Некрасова из «родимой»

обращается сначала в «женщину-мать», затем в «родину-мать», наконец, в «заступницу всех скорбящих» »78.

Трагична роковая предопределенность судьбы женщины, рождающей ребенка для жизни в темном и страшном мире. Трагична судьба сына, идущего на муки. Такой уровень отношений присутствует в поэме «Мать», написанной в 1868 году. Лирический герой этого незавершенного произведения помещает идеальный женский образ в райский сад своего детства: «Я посетил заброшенный наш сад; Он все темней, прохладней с каждым годом, В нем семь ключей сверкают и гремят…». Действительно, семь рек (ручьев) отмечены в древней иконографии древневосточной и византийской традиции.

Терновый венок – недвусмысленный символ мученической смерти Христа. В том же семантическом поле слова «желанней» и «прекрасней».

Некрасовым здесь, вероятно, руководит глубоко религиозная мысль о проекции личности Спасителя на каждого верующего. В 1882 году Владимир Пайков, Н.Н. Указ. соч. – С.91.

нравственности та, чтобы Христос, - в котором обитает вся полнота Божественного телесно, - «вообразился» во всех и во всем. От каждого из нас зависит содействовать достижению этой цели, воображая Христа в нашей личной и общественной деятельности»79. Жизненный путь мыслится в свете данной концепции как исход из изначальной полноты бытия в детстве, от впоследствии.

существования, ребенком воплощается в жизни ежедневно и неосознанно. В древних текстах, как и в новых, ребенок-божество изображен в системе противостояний. «Сюжеты держатся на конфликтах: ребенок и родители, ребенок и учителя, ребенок и другие дети, ребенок и стихия… детский быт, согласно стихийно сложившейся поэтике древних текстов, трактуется как бытие. Вопрос в том, как именно Божественный Ребенок разрешает бытовые, а значит и бытийные противоречия. Ребенок делает это с легкостью – либо с функционально равного чуду»80.

Для смены точки отсчета взрослому необходима постановка в пограничную ситуацию, когда прохождение пути по горизонтали сменяется путешествием души в вертикальной плоскости. Крах прежней системы индивидуальности, и культивирование новой системы, по сути, означает возвращение к детскому сознанию, которое одновременно и вмещает в себя мир и в нем растворяется. Е.А. Абрашова так характеризует этот тип пути:

«Этот динамичный, связанный с максимальным риском образ вертикального Пути отвечает вероятностному характеру постигаемого мифопоэтическим Соловьев, В.С. Указ. соч. – С.139.

Арзамасцева, И.Н., Николаева С.А. Детская литература. Учебник для студ. высш. и сред. пед. учеб.

заведений. – М.: Академия, 2002. – С.45.

сознанием мира… Здесь мы видим развитие сюжета о том, что целостность индивида не имеет никакой ценности до тех пор, пока она не преобразована, то есть до тех пор, пока он не уничтожил в себе желание рассеиваться в пространстве и во времени, так что в конечном счете он может быть преобразован в образ Единого и таким образом уподоблен вечному началу»81.

По пути к единению с Божественным началом идут многие герои Некрасова. Для одних паломничество духа – это дорога, на которую через грехи и ложные увлечения с радостью возвращаются, для других это единственно возможным. О героях второго типа речь пойдет в следующем параграфе.

Абрашова, Е.А. Библейский текст в произведениях А.П. Чехова // Христианские истоки русской литературы. Сборник научных трудов. – М.: Народный учитель, 2001. – С.202.

§ 2. Воплощение представления об универсальном типе сознания в Стихотворение «Детство» было написано в конце марта 1873 года, когда Некрасов уже завершил работу над циклом, посвященным русским детям. Тематически и по эмоциональному тону «Детство» подхватывает завершающее цикл стихотворение «Накануне светлого праздника». Таким образом, «Детство» продолжает начатую циклизацию, хотя этот процесс самим автором никак не обозначен. Обоснование подобного подхода предлагает Л.Е. Ляпина: «Если для многих других поэтов XIX века последовательно развивающийся, процессуальный характер, - то Некрасов использует цикловую форму «неорганизованно» в отношении к эволюции своего творчества, беря ее как «само собой разумеющийся» жанр, лишенный оттенка новаторства - и необходимости специальной постепенной разработки»82. По этой причине в творчестве Некрасова можно найти неоформленные в циклы произведения, явно стремящиеся к объединению в цикл. Так, цикл, посвященный русским детям, естественным образом может быть пополнен и написанным ранее «Плачем детей», и несколько позднее «Детством». Возможно также рассматривать как единый цикл стихотворения о праведниках и праведничестве «Влас», «Зеленый Шум», «Суров ты был, ты в молодые годы…», «Пророк».

воображаемым собеседникам-детям, описывает чудо, виденное им на пути к Ростову накануне Пасхи. Дело скорее не в самом факте, событии или явлении природы, а в неожиданно открывающейся способности увидеть Божий промысел в земной жизни. Чудесное происходит не во внешнем мире, а в Ляпина, Л.Е. Циклизация в русской литературе XIX века. – СПб.: НИИ химии СпбГУ, 1999. – С.78.

душе зрителя и участника события. Прозаический факт преображается в поэтическое событие на основе перенесения его в религиозную плоскость.

Описанное чудо происходит каждую весну в каждом русском селе.

Ночью люди собираются на церковную службу, чтобы вместе порадоваться главному православному празднику, Воскресению Господнему. Внешняя заурядность подчеркнута в стихотворении тем, что прихожане – простолюдины, крестьяне и мастеровые. Но именно они в полной мере воплощают идею соборности, столь активно проповедуемую Некрасовым.

Собор – средоточие духовной воли всего народа, а церковь, по Некрасову, представляет собой место, связующее чувство веры и чувство социальности.

Само обращение к детям в начале стихотворения можно понять и как призыв духовно обратиться в детей, чтобы стать причастными чуду.

В стихотворении «Накануне светлого праздника» изображается церковь, стоящая на берегу озера. Православные храмы нередко строятся на берегу реки или озера для достижения нескольких целей как духовного, так эстетического и практического характера. Во-первых, со стороны создается ощущение воздушности, приподнятости здания. Во-вторых, удвоенный отражением облик церкви внушает ощущение множащегося добра, святости, Божьей милости. И сама вода, напитанная ежедневными молитвами, считается святой и чудодейственной. Происходит это в силу издавна существующего в народном сознании и укрепившегося в церковной практике убеждения в том, что молитва способна напитать и акт общения, и предмет, каким-то образом вовлеченный в этот акт. Друг в друге отражаются и храмы в некрасовских текстах.

Тематически «Детство», безусловно, вытекает из ранее названного текста. В жанровом же отношении оно явно стоит особняком от всего, написанного Некрасовым. В подзаголовке указано: «неоконченные записки».

С одной стороны, Некрасов, возможно, предполагал продолжить работу над текстом и подготовил читателя к вероятному появлению полного варианта структуры. С другой, заявленная незавершенность может расцениваться в качестве жанрового атрибута (финал стихотворения остался открытым в сюжетном отношении, хотя эмоционально и с точки зрения сюжета лирического он вполне «закруглен»).

Н.Д. Тамарченко отмечает: «Вполне условной формой сюжетных границ может быть их закругленность, т. е. как раз неслучайность, связанная с циклической схемой. Поскольку циклическое развертывание говорит, прежде всего, о таком общем законе миропорядка, как постоянная смена и постоянное равновесие жизни и смерти, то в этом смысле внешняя случайность обрамляющих звеньев сюжета по отношению к воле и целям героев может сочетаться с закономерностью тех же событий по отношению к миру в целом»83. В творчестве Некрасова, безусловно, присутствует идея цикличности движения времени, которая вписывается в христианскую модель бытия: грех – покаяние – прощение. С другой стороны, в лирическом произведении «финальное событие произведения именно преодолевает границу между аспектами события, о котором говорит лирический субъект, и события самого рассказывания»84.

В пользу первой версии говорит один из черновых автографов, в котором «Детство» заканчивается так:

Эти строки явно предполагали продолжение темы становления личности девочки-подростка под сенью сельской церкви. В черновике наборной рукописи есть и другой вариант заглавия: «Где я играла в детстве», и другой подзаголовок: (Отрывок). Вероятно, в замыслы поэта входило не Теория литературы: Учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений: В 2 т. // под ред. Н.Д.

Тамарченко. – Т.1: Н.Д. Тамарченко, В.И. Тюпа, С.Н. Бройтман. Теория художественного дискурса.

Теоретическая поэтика. – М.: Академия, 2004. – С.296.

Там же – С.351.

только продолжение, но и создание предыстории, то есть «Детство» должно было стать частью другого, более крупного произведения. Однако замыслам не суждено было осуществиться. Заметим в этой связи, что в творчестве Некрасова достаточно произведений, посвященных рассказу о формировании характера русской женщины («Саша», «Русские женщины»).

Правомерность второй версии подтверждает как вполне логичный финал окончательного варианта текста, так и подзаголовок. Планы автора могли ограничиться известным нам вариантом стихотворения. Слово незавершенные в этом смысле следует понимать не в качестве свидетельства незаконченности произведения, а как характеристику жанра, тем более, что подобная ситуация в литературе возникала неоднократно.85 Оставим в стороне рассуждения о возможности существования универсальной модели жанровой структуры, приведем в подтверждение своей мысли слова Ю.Н.

Тынянова: «Отрывок поэмы может ощущаться как отрывок поэмы, стало быть, как поэма; но он может ощущаться и как отрывок, т. е. фрагмент может быть осознан как жанр»86. Б.Ф. Егоров пишет о типичности подобной ситуации для русской литературы XIX века: «Возникает так называемый открытый сюжет, столь характерный для русской литературы XIX века:

концовка не закрывает действие, а наоборот, оставляет возможность дальнейшего развития с несколькими, если не бесконечными, вариантами»87.

Стихотворение необычно и с точки зрения его субъектно-объектной структуры. В «Детстве» главными объектами изображения и действующими лицами становятся сельская церковь, прихожане, священник.

Появление в текстах Некрасова после 1860 года образов сельских священников было связано с общелитературными процессами. С 1860-х годов Осторожное предположение о возможно намеренной незавершенности второго тома «Мертвых душ»

высказал В.А. Зарецкий (Зарецкий, В.А. «Всех живей оказался Чичиков» Между идиллией и трагедией:

замечания о художественном строе второго тома «Мертвых душ» // Актуальные проблемы изучения и преподавания литературы в вузе и школе: Межвузовский сборник научных трудов. Самара: Изд-во Сам ГПУ, 2000. – С.233.

Тынянов, Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. – М., 1977. - С. Егоров, Б.Ф. Указ. соч. – С. 61 – 62.

«появился целый новый жанр»88, в центре внимания которого была внешняя и, прежде всего, внутренняя жизнь духовенства. «Роль сельского пастыря – духовного наставника крестьянства – становится особенно важной и ответственной после отмены крепостного права. Именно священник – по сути своей хранитель и проповедник нравственных основ православия – на самых значимых этапах крестьянской жизни участвовал в ней в качестве советчика, помощника, утешителя паствы в целом и каждого прихожанина в отдельности, был наиболее близок к деревенскому населению. Близость этих двух сословий объясняется и тем, что духовенство из-за своей материальной необеспеченности было вынуждено заниматься всеми видами деревенских работ, да и домашний быт большинства пастырей, по крайней мере, до последней трети ХIХ века, мало чем отличался от крестьянского»89, - замечает А. Н. Розов, раскрывая новую страницу в исследовании материала на тему:

«Образ священника в литературе глазами церковной критики». К типу доброго пастыря можно отнести священника из стихотворения «Детство».

Некрасов не дает сколько-нибудь полной характеристики этому герою, однако по описанию того, как безропотно и с радостью приходили крестьяне в церковь, как всем миром обсуждали проект строительства нового храма, можно судить о связи, соединившей два сословия.

Поп из поэмы «Кому на Руси жить хорошо» изображен в ином ключе.

Его восклицание «Не брать, так нечем жить» отражает не богатство и вольготную жизнь, а неприглядные условия существования. «Нарисованный Некрасовым поп – один из тех гуманных и нравственных людей, которые живут напряженной духовной жизнью, с тревогой и болью наблюдают всеобщее неблагополучие, мучительно и правдиво стремятся определить свое место в жизни. Для такого человека счастье невозможно без душевного Розов, А. Н. Заметки о церковной критике второй половины ХIХ – начала ХХ века // Русская литература. С.32.

Там же – С.33.

«доведываемого» попа нет не только потому, что…поп в любое время должен идти, куда зовут. Гораздо тяжелей физической усталости моральные муки:

«намается, переболит душа» смотреть на человеческие страдания… »90, пишет Т.А. Беседина.

Рассказ в стихотворении ведется от первого лица. Субъект сознания дочь сельского священника, вспоминающая детство, и весь изображенный мир читатель видит ее глазами. Первое, о чем свидетельствует тип героини, детскость, искренность, природность представлений народа о служении Богу.

Сам Некрасов стремился к такой вере, которой изначально обладал русский крестьянин.

Возможно, «Детство» представляет собой одну из попыток Некрасова написать биографию современного человека. Вспомним в этой связи такие произведения, как «Саша», «На Волге», «Рыцарь на час». Произведения происхождение душевной чистоты воспитанием «в глуши». Глушь – обязательно и в природном, ландшафтном обозначении. Глушь – удаленный от мира современной цивилизации топос. В этой особой атмосфере воспитываются юные праведники на законах природы и церкви. В детском сознании еще нет научного строго логического понимания религии, поэтому дети не принимают веру в себя, а живут в ней.

Такое мировоззрение, или скорее миросозерцание, по мысли Некрасова, является преимуществом лишь людей, по-детски наивных, не испорченных сытостью и праздностью. Эти люди психологически бессмертны и бесстрашны, как дети. Поэтому и писал Некрасов о детях как о маленьких святых больше, чем кто-либо в русской литературе.

Субъектно-объектная структура стихотворения позволяет взглянуть на события двойным зрением. Свидетелем их была девочка, переданы они в Беседина, Т.А. Эпопея народной жизни ( «Кому на Руси жить хорошо» Н.А. Некрасова) - СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. – С.41.

«обработке» уже взрослого, может быть, пожилого человека. Отдаленность во времени нужна, прежде всего, для осознания и оформления впечатлений, которые героиня – девочка не могла, да и не задавалась целью оформить словесно. Поэтому в стихотворении - разворачивающейся картине воспоминания - используются выражения, обозначающие чувства: «боялась», «любила», «в ужасе», «жутко мне было», «дрожала я». Рассказчица словесно оформляет переживания, которые ребенок и назвать бы не смог, поскольку дети не имеют привычки к вербальной рефлексии.

«Детство» - единственное стихотворение Некрасова, написанное нерифмованным трехстопным дактилем с постоянной дактилической клаузулой, что придает ритму характер напевного речитатива, восходящего к фольклорной традиции. Неспешность рассказа, богатого деталями и описанием внутреннего состояния героини, создает ощущение потока сознания. Уже первые строки вводят в атмосферу воспоминания:

Глагол помню, трижды повторенный в тексте, каждый раз предваряет важную для героини картину прошлого. Первый раз – это вид убогой церкви, к которой безропотно стекаются прихожане. Второй – описание последней службы во время грозы, когда «растворилась безвременно дверь алтаря».

Третий – рассказ о неожиданном посещении заброшенной церкви уже повзрослевшей героиней. Главные события детства и, думается, всей жизни рассказчицы связаны с образом церкви.

религиозное чувство слито с природным. Старая церковь будто выросла из земли (крыша покрыта мхом, сквозь трещины купола видно небо) и после оставления ее прихожанами вновь в землю уходит. Вместо креста на крыше вырастает молодая березка. В этом особое русское понимание христианства:

преодоление язычества и обращение к природе новым взглядом, рожденным верой в Христа. По мысли Г.Ю. Филипповского, древний образ храма соотнесен у Некрасова с мотивом ухода, руинирования, утраты: «Разрушение ветхого Храма влекло тем самым и разрушение старинного благочестия, первоначального, даже изначального уклада народной жизни… Люди и Храм соединены были в один мир, объединены единым семейным, родовым началом – это был Мир Истоков»91.

Опустевшая старая церковь в изображении Некрасова едва ли не более священна, чем новая. В ней царит особая, намоленная пустота. «Подобная телесная «пустота» непредставима в язычестве, неприемлема им. Природа не терпит пустоты и абсолютного покоя. Они для нее – знак безжизненности.

Для отождествления пустоты с благодатью, для ощущения их как предполноты потребно иное, христианское чувство жизни»92, - пишет В. Н. Сузи.

Православному христианину важны душевные силы, вложенные в вещь.

В религиозной культуре есть понятие намоленности, относящееся к святыням. Намоленной называют икону, к которой обращались поколения верующих и которая действительно дарила избавление. Запечатленные лики святых, как и Храмы, обладают способностью сублимировать страдание в благодать.

Новой церкви, заслонившей прежнюю, Некрасов посвятил лишь четверостишие. И эпитеты «красивая», «новая», «кирпичная» отнюдь не являются свидетельством положительной характеристики, так как новая церковь пока еще только здание, а не Храм. Интересно, что ее описание не предваряется глаголом помню, может быть потому, что кирпичная церковь и в момент рассказывания перед глазами героини.

Взгляд на события из прошлого, как бы на расстоянии и сверху, позволяет рассказчице не только осознать детские переживания, но и Филипповский, Г.Ю. О мифопоэтической концептуальности некрасовских текстов // Н.А. Некрасов:

Современное прочтение: Материалы межвуз. науч. конф. - Кострома, 2002. – С.24-25.

Сузи, В. Н. Принцип «двойного бытия» в лирике Ф. И. Тютчева (К проблеме античной и христианской традиции): дисс. … канд. филол. наук. – Петрозаводск, 1996. – С.137.

высветить главные из них. Поэтому в тексте, занимающем четыре страницы, время то замедляется, давая возможность рассмотреть мелкие детали, то убыстряется, позволяя перескочить несколько лет, во время которых была построена новая церковь, а старая успела разрушиться и врасти в землю.

Композиционно текст поделен автором на две части. Первая описывает старую церковь до разрушения, вторая начинается с описания новой, но возвращает к месту событий первой части. Каждая из частей сюжетно не завершена. В обоих случаях последний знак препинания – многоточие.

кульминационного события каждой главки. В начале – неспешное, размеренное повествование о быте прихожан сельского храма. Размеренность создается перечислениями, нанизыванием однородных членов, параллелизмом синтаксических конструкций:

В ней отпевали покойников… (III, 119) Следующая строфа – описание события, воспринимаемого девочкой как чудо: под воздействием влаги на стенах проступают обесцвеченные временем лики святителей. В этой же строфе впервые появляется глагол, обозначающий чувства героини: «боялась».

Главное запечатлелось в памяти, как на кинопленке, в разных ракурсах и с яркими деталями. Девочку поражают лики святителей, проявившиеся на иконах после омовения дождем. Почти кинематографическая картинка:

Это одновременное омовение делает прихожан и девочку Парашу сопричастными Божественной благодати. Мало того, угодники видятся как реальные, живые люди, безмолвно выражающие отношение к современному состоянию мира:

Сила молитвенного слова в данном эпизоде проявилась с особенной силой.

«Концепт веры в иудео-христианском дискурсе несет семантику особой связи человека с Богом и переживания этой связи, основанной на уникальном опыте, имеющим для испытывающего его человека исключительную очевидность и достоверность, в равной степени, концепт веры семантизирует способность к опознанию причастности человека к тому, что выше человека.

В данном случае вера есть экстралингвистический способ самоопределения человека относительно Бога как абсолютно личностного бытия»93, - пишет Е.

Казнина. Верующий человек своей открытостью миру и Богу неосознанно совершает чудо соединения земли с небом94. И чем человек ближе к земле, чем менее его ум заполнен всевозможными теориями, тем более он способен к подобному соединению.

Последующие две строфы – ожидание и совершение другого чуда.

Некрасов здесь выразил извечное стремление человека выломиться из рамок быта. «Человек нуждается в чудесном, в будущем, в надежде, ибо знает, что создан для бессмертия»95, - полагал Шатобриан. Каждое прикосновение Казнина, Е.Б. Концепт вера в диалогическом христианском дискурсе: Дисс. … канд. филол. наук. - М., 2004. – С.47.