«Воинская честь и ее трансформации в культуре ...»

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«АЛТАЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ

АКАДЕМИЯ»

На правах рукописи

Гейко Елена Валентиновна

Воинская честь и ее трансформации в культуре

Специальность: 24.00.01 – теория и история культуры

ДИССЕРТАЦИЯ

на соискание ученой степени кандидата философских наук

Научный руководитель:

доктор философских наук, профессор Ан Светлана Андреевна Барнаул – 2014

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ…………………………………………………………….с.

ГЛАВА I. ПОНИМАНИЕ ЧЕСТИ В КУЛЬТУРФИЛОСОФСКОМ

ЗНАНИИ. СОДЕРЖАНИЕ ПОНЯТИЯ «ВОИНСКАЯ ЧЕСТЬ» В

ЕВРОПЕЙСКОЙ И ВОСТОЧНОЙ КУЛЬТУРАХ

1.1 Основные подходы к интерпретации понятий «честь» и «воинская честь».…………………………………………..………………………….…...с. 1.2 Воинская честь как концепт культуры: базовые аспекты………………………………………………………………………...с.

ГЛАВА II. ТРАНСФОРМАЦИЯ ПОНИМАНИЯ ВОИНСКОЙ

ЧЕСТИ В РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ XI-XIX ВЕКОВ

2.1 Смещение акцента с материального к социокультурному аспекту воинской чести в период Древней Руси…….………………………....….…с. 2.2 Идейно-нравственный акцент в понимании воинской чести в русской дворянской культуре …………..…………………………….……...с.

ГЛАВА III. ВОИНСКАЯ ЧЕСТЬ В ПЕРИОД ХIХ –ХХ ВЕКОВ

3.1 Религиозно-мировоззренческие основы представлений о воинской чести в русской культуре……………………………………………………...с. 3.2 Идейно-политические основы понимания воинской чести в советский период. …………………………………………………….….......с. ЗАКЛЮЧЕНИЕ……………………………..………………….…... с.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И

ЛИТЕРАТУРЫ……………………………………………………………..с.

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования Россия начала XXI века находится в поиске собственной национальной идентичности. Эта масштабная задача требует глубокого исследования и нового осмысления национальных культурных традиций, к числу которых относится культура военного сословия, с центральным понятием воинской чести. Сегодня данное понятие, включающее целый ряд аспектов и смыслов, оказалось на периферии как общественной жизни, так и культурфилософских исследований, что вряд ли оправдано, в особенности в условиях возрастающего напряжения в мире и все более актуальной задачи защиты Отечества. В этом аспекте воинская честь становится одной из базовых ценностей современного российского общества (государственность, патриотизм, отечество, долг), на которых базируется задача патриотического воспитания молодежи. По всей стране возрождаются военные учебные заведения: кадетские школы и корпусы, предпринимаются попытки возродить русские офицерские традиции. Все сказанное, по нашему мнению, обуславливает общественную значимость диссертационного исследования.

В теоретическом же аспекте значимость проблематики, связанной с понятием воинской чести, также, на наш взгляд, не вызывает сомнений. Как правило, данное понятие исследуется с этических позиций, то есть акцент делается на изучение военных кодексов нравственности, в частности, рыцарских кодексов, их специфики, взаимовлияния, эволюции и трансформации. Но следует еще раз подчеркнуть, что на самом деле воинская честь включает, как уже отмечено, целый ряд аспектов, которые требуют как отдельного философско-культурологического анализа, так и комплексного и системного изучения, в их неразрывной взаимосвязи. Кроме того, формируясь и развиваясь всегда в рамках той или иной определенной культуры, испытывая мощные и разнообразные влияния со стороны других культурных традиций и социальных институтов, преломляясь через менталитет разных сословий, — воинская честь должна рассматриваться как сложный многоуровневый культурный феномен. Из этого необходимо исходить, на наш взгляд, при исследовании генезиса представлений о воинской чести и тенденций их развития.

сравнительного анализа представлений о воинской чести в различных культурах не только, повторим, в ее сугубо этическом аспекте, но и в других аспектах. И, наконец, следует отдельно выделить задачу анализа трансформаций данного понятия в отечественной культуре, что должно внести свой вклад в сегодняшнее осмысление данной темы. Все сказанное и определило цели и задачи предпринятого диссертационного исследования.

Степень разработанности темы Исследования по данной тематике можно разделить на несколько групп.

К первой относится труды философов, прежде всего отечественных, включающих анализ проблем нравственного регулирования личности:

Н.Бердяева, И.Ильина, Н.Лосского, В.Соловьева, С. Франка, а также современных авторов, таких, как Р.Г. Апресян, А.А. Гусейнов, и др.

Вторую группу составили работы авторов, посвященные проблемам воинской этики, культурных традиций военного сословия, офицерской чести, в том числе формированию данных традиций в России: С.Б. Борисова, Д.А.

Волкогонова, А.В. Вострикова, А.А. Зимина, И.А. Ильина, П.С. Стефановича, Д.С. Лихачева, О.С. Муравьевой и других. Особую значимость имеют здесь исследования военных специалистов: Д.А.Волкогонова, П.Н.Краснова, Н.Д.Табунова, А. Вострикова, в которых освещены сущность и содержание таких сложных социально-нравственных явлений как воинский долг, честь, достоинство, героизм, сформулированы принципиальные положения о гносеологических и социальных предпосылках возникновения в России воинской чести, отмечено неуклонное возрастание её роли как стержневой нравственной ценности защитника Отечества.

При анализе конкретных кодексов воинской чести использованы работы М. Бейджента, Р. Лея, Г. Линкольна, Ф. Кардини, Е. Мутсопулос, И.Баура, Б. Чемберлена; Д. Клеменца, А. Гуревича, Ж. Дюби, М. Оссовской, Ж. Руа, П. Кардиналя, А.Н. Семенова. Восточные кодексы воинской чести исследованы в работах Б. Рут, Х.Сато, С. Тернбулла.

Однако работ, посвященных указанному выше комплексному исследованию воинской чести как концепта культуры, а также трансформации этого понятия в зависимости от исторической эпохи, в особенности в применении к отечественной культуре, нами не было найдено, что, на наш взгляд, делает предпринятое исследование достоточно своевременным и актуальным.

первоисточники, так или иначе связанные с понятиями воинской чести и, шире, чести как таковой, а также воинской культуры, восходящие к ХI-XII вв.: хроники, эпос, памятники литературы и культуры, в частности: Правила Ордена госпитальеров – «Правила Ордена Святого Иоанна Иерусалимского», Устав Ордена меченосцев - «Устав Ордена бедных рыцарей Христа и Храма Соломона», принятый на Соборе в Труа в 1128 году, рифмованная хроника «О приходе немцев в Ливонию и строительстве замка в Икшкиле (1185- гг.)», «Книга Тевтонского Ордена». Очень ценной для нашего исследования оказалась книга Франко Кардини, посвященная сравнению института рыцарства в разные эпохи в разных регионах. Что касается изучения японского Кодекса чести Бусидо, то здесь можно отметить памятники средневековой культуры: «Напутствие вступающему на путь воину» Юдзана Дайдодзи, «Сокрытое в листве» («Хагакуре») Ямамото Цунэтомо, «Книга Пяти колец» («Го-рин-но-се») Миямото Мусаси.

Объектом диссертационного исследования является воинская честь как многоаспектный культурный феномен.

Предмет исследования: трансформация различных аспектов воинской чести в отечественной культуре.

воинской чести и тенденций ее развития в отечественной культуре.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих Выявить основные подходы к интерпретации понятий «честь» и «воинская честь».

2 Охарактеризовать воинскую честь как концепт культуры; определить его базовые аспекты.

3 Дать обзор представлений о воинской чести в контексте западных и восточных культур.

4 Проследить тенденции трансформации понимания воинской чести в отечественной культуре на протяжении ХI-XX веков.

5 Рассмотреть доминирующие компоненты понимания воинской чести в разные периоды отечественной истории.

Методология исследования принципы диалектической методологии (принцип развития, принцип взаимодополнительности противоположностей, принцип восхождения от абстрактного к конкретному, принцип всесторонности рассмотрения предмета).

При сравнении европейской и восточной культур использовались элементы компаративистского анализа; при исследовании воинской чести как базовой ценности воинской культуры – элементы аксиологического анализа.

При рассмотрении трансформации понимания воинской чести применялся культурно-исторический анализ. Кроме этого, были использованы методы семантического и этимологического анализа понятия чести.

Научная новизна исследования:

Выявлены основные аспекты понятия «воинская честь»: этический, социокультурный, материальный.

Проведен компаративистский анализ представлений о воинской чести на примере военных кодексов европейских рыцарей и японских самураев;

выявлены как общие черты, так и различия.

Проанализированы факторы становления понятия воинской чести на Руси (становление русской государственности, возникновение военной организация в виде княжеской дружины, влияние кочевников).

Прослежена трансформация понимания воинской чести в русской культуре от доминирующего материального компонента к социокультурному и этическому.

Рассмотрен кодекс чести российского офицерства ХIХв., факторы его формирования, противоречивые отношения между понятием воинской чести и чести как таковой, что проявилось, в частности, в восстании декабристов.

Проанализирован процесс возрождения понятия воинской чести в советский период, выделены основные способы формирования и утверждения в обществе данного понятия.

Положения, выносимые на защиту:

1. В понятии «воинская честь» можно выделить три основных аспекта:

этический, социокультурный, «материальный». Этический аспект включает в себя осознание индивидом своего личного и общественного достоинства как представителя воинского сословия, отражающееся в определенных нравственных нормах (мужество и стойкость; верность и преданность вышестоящему – господину или, позднее, Отечеству), а также определенный ценностно-мировоззренческий фундамент. Социокультурный аспект представляет собой внешнее общественное признание поступков воина, его заслуг, проявляющееся в почитании, авторитете, славе, а также в их культурном выражении (атрибутике). Материальный аспект – это вид материального поощрения (военной добычи или государственной награды).

2. Анализ представлений о воинской чести на примере военных кодексов европейских рыцарей и японских самураев выявил как общие черты, так и различия. К общим чертам можно отнести наличие внутренней иерархии, осознание своего предназначения служить Господину, Родине;

наличие религиозно-мировоззренческого основания поступков; стремление быть лучшим; верность, преданность. Среди отличий можно отметить следующее: в культуре рыцарства была важна внешняя сторона (особое внимание к ритуалу, атрибутике: гербам, знамени, девизам, наградам); в традиции самураев важна именно внутренняя составляющая; в восточной культуре отсутствует концепция священной войны, или войны за веру, не доминирует силовое решение конфликта; рыцарство более склонно к проявлению индивидуализма, самураи - к самоуничижению перед господином; в рыцарстве превалировала показная щедрость, в культуре самураев – непривязанность к материальным благам.

3. Зарождение первых представлений о воинской чести на Руси связано со становлением русской государственности и относится к периоду раннего феодализма, когда возникла военная организация в виде княжеской дружины.

Важным фактором было влияние кочевников, у которых честь была основана прежде всего на военном могуществе, а добродетелями были верность, преданность и стойкость, честь и достоинство, которые ставились выше безопасности и самой жизни. Эти принципы были во многом восприняты русскими князьями при создании ратных правил боевых дружин. В то же время в данный период превалировали материальный и социокультурный аспекты воинской чести.

4. В период дворянства акцент в понимании воинской чести на Руси начал смещаться в сторону этического аспекта, что было связано с утверждением этических принципов христианства: воин должен исполнить свое предназначение, исходящее от Создателя, и не бояться погибнуть в бою, равно как и не стремиться за наградой материальной. Таким образом, постепенно изменяется семантика понятия «честь».

5. Кодекс чести российского офицерства окончательно сформировался к середине ХIХ века, чему предшествовал период выработки самостоятельных форм русской военной службы и военной культуры. В этот период сформировалось понимание воинской чести как долга перед Отечеством, чему способствовали и принцип воинской повинности, резко отличавшийся во все времена от наемно-вербовочной системы западных стран, и система обучения как морального воспитания, а не европейской бездушной профессиональной «дрессировки». В то же время можно отметить попытки насаждения некоторых черт культуры рыцарства в период правления императора Павла, результат чего был противоречивым. В целом же в данный период можно отметить сложные и противоречивые отношения между понятием воинской чести (связанной, помимо прочего с верностью присяге) и чести как таковой, что проявилось, в частности, в восстании декабристов.

6. В Советский период произошло постепенное возрождение вначале почти утраченного представления о воинской чести, что отразилось в героической победе в Великой Отечественной войне. Период 40-50-х годов ХХ столетия называют периодом реставрации воинской чести и офицерских традиций: восстанавливаются воинские звания, погоны, суды чести, популяризуется государственный гимн, о подвигах героев пишут в прессе.

Эти достижения, к сожалению, были снова практически утрачены в постперестроечный период российской истории. Государство делает лишь первые попытки возрождения былых офицерских традиций, создания кадетских школ.

Теоретическая и практическая значимость исследования Диссертация является первым опытом комплексного философскокультурологического анализа понятия воинской чести и его трансформации прежде всего в отечественной культуре. Результаты исследования систематизируют и обобщают представления о чести в европейской, восточной и отечественной культурах, выявляют общие черты и существенные различия. Данное исследование вносит вклад в содержание понимание воинской чести как феномена культуры. Материалы и выводы диссертации могут быть использованы в дальнейшей исследовательской работе, а также в учебно-педагогической практике при составлении учебников и учебнометодических пособий, для чтения лекций и проведения семинарских занятий по курсам философии, этики и культурологии в военных и гражданских учебных заведениях.

С практической точки зрения выводы диссертации могут быть использованы в работе по патриотическому воспитанию в средних и высших военных и гражданских учебных заведениях.

Апробация диссертации. Результаты исследования были представлены в докладах на научно-практических конференциях, в том числе: «Роль религии в образовании России: прошлое, настоящее, будущее» (Барнаул, АлтГПА, 2008г.), «Человек: философская рефлексия» (Барнаул: АлтГУ, 2008г.), территорий (Барнаул, Фонд Развития Информационной Политики, 2009г.), трансформации» (Барнаул, ГМИЛИКА, 2009г.), «Проблемы гуманитарного знания в науке и образовании» (Барнаул: АлтГПА, 2010г.), «Традиционные инновационного развития России» (Магнитогорск: Магнитогорский государственный технический университет им. Г.И. Носова, 2010г.), «Интеллектуальный потенциал ученых России» (Барнаул, АлтГУ, 2010г.), на заседаниях Алтайского отделения Российского философского общества РАН (2007 – 2013г.г.), II Международной научно-практической конференции «Русская словесность в России и Казахстане: аспекты интеграции» (секция «Евразийство как актуальная проблема современной науки») (19-20 сентября 2013 г.), Второго культурологического конгресса Алтайского края «Стратегия и перспективы взаимодействия человека и культуры в третьем тысячелетии»

(секция: «Философия кризиса в контексте обновления культуры») (26- сентября 2013 г), «Интеллектуальный потенциал ученых России» (Барнаул, АГМУ, 2014г.), «Философия детства» (Барнаул, АлтГПА, 2014г.). Результаты культурологии Алтайской государственной педагогической академии.

Основные положения диссертации изложены в 13 публикациях автора, в том числе 3 – в журналах из перечня ВАК РФ (общим объемом 5 п.л.).

Структура диссертации определена задачами исследования и опирается на проблемно-исторический принцип изложения материала.

Диссертация состоит из введения, трех глав, шести параграфов, заключения, списка используемых источников и литературы, включающего наименований. Содержание диссертации изложено на 143 страницах текста, библиография занимает 20 страниц.

ПОНИМАНИЕ ЧЕСТИ В КУЛЬТУРФИЛОСОФСКОМ ЗНАНИИ.

СОДЕРЖАНИЕ ПОНЯТИЯ «ВОИНСКАЯ ЧЕСТЬ» В ЕВРОПЕЙСКОЙ

И ВОСТОЧНОЙ КУЛЬТУРАХ

1.1 ОСНОВНЫЕ ПОДХОДЫ К ИНТЕРПРЕТАЦИИ ПОНЯТИЙ

В условиях интенсивной глобализации культуры Запада и Востока стремятся к сохранению ускользающей идентичности, которая явно обозначена в истории наций. При этом особое внимание уделяется моделям самоопределения человека, складывавшимся веками, которые основываются на культурных традициях, моральных кодексах и, в целом, нравственных принципах, в том числе преломленных через ту или иную сферу жизнедеятельности общества. Одной из таких, причем, важнейших, социокультурных сфер всегда была культуры воинских сословий, где центральнм понятием можно считать понятие воинской чести.

В свое время Гегель выдвинул положение о том, что понятийный аппарат, кажущийся первоначально нейтральным, все более наполняется социально-этическим смыслом. Это полностью можно отнести к понятию чести в целом и воинской чести в частности.

В целом категория чести фиксирует осознание личностью своей причастности к общему делу, осознание своей полезности, согласие с оценкой своей личности. «Честь - понятие морального сознания и категория этики, включающее в себя моменты осознания индивидом своего общественного значения и признания этого значения со стороны общества.

По своему содержанию и природе отражаемого в ней морального отношения понятие «честь» аналогично понятию достоинства. Будучи формой проявления отношения индивида к самому себе и общества к индивиду, честь, как и достоинство, соответствующим образом регулируют поведение человека и отношение к нему со стороны окружающих. Но, в отличие от понятия достоинства, понятие честь основывается не на принципе равенства всех людей в моральном отношении, а на их дифференцированной оценке (в зависимости от социального положения личности, классовой, национальной, профессиональной и коллективной принадлежности или репутации).

Критерий этой оценки и требования к человеку, связываемые с его честью, изменялись исторически [171; с. 380].

Категории чести и достоинства связаны между собой. Так, категория чести фиксирует осознание личностью своей причастности к общему делу, осознание своей полезности, согласие с оценкой своей личности. Содержание понятия достоинства является осознанием своей значимости как человека вообще и как представителя определенной общественной группы. Оценка же достоинства личности ею самой и другими людьми представляет собой содержание чести.

Понимание чести трактуется в гуманитарной мысли неоднозначно. В одних концепциях честь представляется неотъемлемым свойством заведомо благородной социальной группы (рыцарская честь, честь семьи). В этом случае задача личности — «не уронить», «не замарать» эту полученную в наследство ценность. Достоинство же личности в такой нравственной системе приобретается ее собственными усилиями по исполнению норм, предписанных честью. В других концепциях достоинство трактуется как естественное право человека на уважение своей самости и присуще ему от рождения, а честь, напротив, добывается в ходе жизни путем совершения поступков, вызывающих одобрение социума.

Эти различные интерпретации чести и достоинства имеют исторические корни. Данные понятия наполнялись конкретным содержанием в зависимости от типа личности, от характера связи личности с общественной средой. Мы в работе будем опираться на следующие представления: честь — это то, что человек должен завоевывать, то, чего он должен добиваться; достоинство же принадлежит ему по праву рождения, потому что он человек (человеческое достоинство). Таким образом, понятие чести связано с социальным статусом личности, ее соответствием требованиям и ожиданиям, предъявляемым группе, к которой человек принадлежит (честь офицера, врача, дворянина), в то время как понятие достоинства безразлично к ним: человеческое достоинство бомжа ничуть не меньше, чем человеческое достоинство представителя высших социальных слоев, хоть осознание и чувство достоинства у них могут быть разными.

Понятие чести раскрывается в достойных уважения и гордости качествах и принципах личности. Однако, многие авторы отмечают, что в искаженных моральных кодексах содержательный компонент понимания чести изменяется. «Среди искаженных кодексов следует различать искажение объема и искажение содержания. Искажение объема состоит в том, что нравственные обязанности определяют отношения только к известному кругу людей, например к членам своей семьи, своего народа, своей религии, и отменяются в сношениях с людьми других категорий. Так, например, при крайнем развитии шовинистического национализма любовь к своему народу и государству выражается не столько в положительных чувствах к нему, сколько в ненависти к другим народам» [97, с. 87].

Если право на достоинство человек, как уже говорилось, обретает с момента появления на свет, уже только потому, что он человек, то честь приобретается им в процессе всей его жизни. Когда говорят «Береги честь смолоду», имеют в виду, что доброе имя человек начинает завоевывать с первых шагов своей сознательной жизни, последовательно обнаруживая ответственность, принципиальность, искренность, честность, надежность.

Однако честь — это не просто добрая слава о человеке, обладающем перечисленными качествами. Заслужить ее можно только доказывая собственными действиями свое соответствие эталонным представлениям о чести. Это может быть и простой физический труд, и научно-техническое творчество, и уникальное исполнительское искусство. Важно здесь то, насколько значим для людей вклад каждого из нас, насколько в своих действиях и поступках каждый из нас сумел проявить, выразить себя. Тогдато и возникает субъективное ожидание признания чести: я испытываю гордость, если то, что я делаю, я делаю лучше других, если результат моих дел замечен и по достоинству оценен другими, особенно если речь идет о творчестве — в инженерной деятельности, науке или искусстве. Таким образом, разные обстоятельства и разные сферы деятельности заставляют говорить о чести не абстрактно, а применительно к конкретной ситуации. В связи с этим и встает проблема профессиональной, семейной, фамильной чести.

В целом принято выделять следующие виды чести и достоинства:

- индивидуальная (личная);

- коллективная (социальная, общественная);

- профессиональная.

соперничество среди примитивных народов» рассматриваются тринадцать разных культур с точки зрения преобладания в них принципа сотрудничества или соперничества. Поскольку интересующую нас рыцарскую культуру можно определить как культуру соперничества, стоит уделить внимание результатам этого исследования. Можно выделить среди изучавшихся индивидуалистические. Что касается причин этих культурных различий, то в рассматриваемой книге, судя по послесловию, М. Мид приводит больше отрицательных, чем положительных результатов. Оказывается, нет связи между преобладанием принципа сотрудничества или соперничества, с одной стороны, и способом добывания средств к жизни (охотой, земледелием или скотоводством) - с другой. Не играет здесь роли, бедна или зажиточна данная группа, а также какой технологией она располагает.

Исключив влияние этих и других факторов, М. Мид находит некоторые детерминанты в социальной структуре племени. Заметим, что там, где положение человека определяется происхождением, его инициатива и личные притязания не должны были бы играть большой роли: ведь этой привилегии никто не может его лишить. Однако в рыцарском этосе дело обстоит иначе. Соперничество, понимаемое как соревнование, следует отличать от соперничества, понимаемого как конкуренция. В первом случае главное - достижение цели, а отношение к соперникам - вопрос второстепенный. Во втором случае, напротив, главное - победить соперников, а достижение цели соперничества менее важно. Подобное различение проводится также между сотрудничеством-кооперацией и сотрудничеством-взаимопомощью. В первом случае упор делается на цели, которой желают достичь совместными усилиями; во втором - на межчеловеческих отношениях. Под индивидуалистическим поведением М.

Мид предлагает понимать «...поведение, при помощи которого индивид стремится к поставленной цели, не принимая во внимание других», - с той оговоркой, что эта формулировка не содержит в себе ничего осуждающего и не имеет в виду проявление беспощадности к другим или их эксплуатацию.

Выводы М. Мид можно использовать для характеристики рыцарской культуры средневековья: рыцарский этос правомерно определить как индивидуалистический, с тем дополнительным негативным оттенком, который имеет для нас предпочтение соображений собственного престижа общему интересу, заботы о сохранении собственного лица - заботе о судьбе боевых соратников. Храбрость, столь ценимая в рыцарском этосе, служила, разумеется, защите собственного существования, но также и защите чести, причем смерть рассматривалась как меньшее зло, чем унижение [209, с. 16].

В толковом словаре Даля, например, мы находим следующее определение: "Честь - внутреннее, нравственное достоинство человека, доблесть, честность, благородство души и чистая совесть (Человек, незапятнанной чести); заверенье, утвержденье (Поступок, несовместимый с честью); высокое званье, сан, чин, должность (И временщик он, да высоко стоит, в чести.); внешнее доказательство отличия; почет, почесть, почтенье, чествованье, изъявленье уважения, признание чьего превосходства (Несть пророк без чести, токмо в отечествии своем), Матф. Словарь Д.Н Ушакова трактует понятие чести как «моральное или социальное достоинство, то, что вызывает, поддерживает уважение (к самому себе или со стороны окружающих)». В данном случае необходимо также подчеркнуть некий скепсис морально-философских исследований. «Слово «мораль» считается ушедшим из обиходного языка, и его употребление как термина встречает недоверие. Настороженность в отношении рассуждения о морали характеризует определенное состояние моральной атмосферы в обществе, состояние общественных нравов. Этот скепсис весьма знаменателен. Посвоему в нем проявляется та действительная связь, что чем больше общество и люди утрачивают в своей духовной жизни, тем более личным и сокровенным становится для человека то, что охватывается понятием морали. Это объясняет, что честь становится сугубо личным понятием, в обществе людей, следующих высочайшим нравственным идеалам, становится меньше, поэтому человек готов лишь отвечать за личные поступки.

Возьмем еще одно определение современного словаря по управлению персоналом: «Честь и достоинство - неукоснительное соблюдение человеком профессионального долга и нравственных норм делового общения;

достойные уважения и гордости моральные качества, принципы человека»

[149].

Будучи существом общественным, разумным и сознательным, человек не может не задумываться над тем, как относятся к нему окружающие, что они о нем думают, какие оценки выносятся его поступкам и всей его жизни.

В то же время он не может не думать и о своем месте среди других людей, не совершать акта самооценки. Честь в социокультурном аспекте, в первую очередь, внешнее общественное признание поступков человека, его заслуг, проявляющееся в почитании, авторитете, славе. Поэтому чувство чести, внутренне присущее личности, связано со стремлением добиться высокой оценки со стороны окружающих, похвалы, известности.

Честь – это и вид поощрения, получаемого индивидом от общества, общности. Это значение подчёркивает материальное значение.

Этимологический словарь определяет честь как общеславянское слово, суффиксальное производное от той же основы, что чтить, почитать, почет, читать. В семантическом ряду на первом месте приводится изначальное значение:

1. устар. считать (вести счёт) 2. устар. почитать, полагать, считать (думать, полагать) Упоминания о ней начинаются с первых летописей. Русь IX-XII вв.

раннеклассовым, период, который можно определить как «дофеодальный».

Древнерусская знать благоденствовала за счет всякого рода внеземельных доходов - даней, полюдья, кормлений. В социальных отношениях было много архаических черт, пережиточных явлений: сохранялась кровная месть, наряду со многими пережиточными чертами в семейно-брачных отношениях господствовала большая семья. Все это нашло отражение в древнейшем своде законов Руси – «Русской Правде». Под этим названием известны три памятника: «Краткая Правда» - древнейшая, «Пространная», которая относится ко второй половине XII в., и «Сокращенная», основанная как на Пространной, так и на некоторых не дошедших до нас законодательных актах более раннего времени. Здесь нет упоминания о воинской чести, однако употребляется противоположное понятие – «сором» - «бесчестье». В Русской имущественного, морального и пр. — служит «обида». Вместе с тем уже в Пространной Правде, а затем всё чаще в других юридических памятниках Древней Руси, встречается слово «сором», подчёркивающее именно оскорбительный характер причинённого ущерба. В контексте военнодружинных добродетелей под «соромом» также понимались трусость во время боя (бегство с поля боя), уклонение от прямого военного столкновения, поражение и плен. Как «сором пущеи смерти», согласно летописной повести, расценивает Игорь Святославич отказ от похода на половцев после солнечного затмения. Таким образом, понятие «честь» имело материальное значение- добычи, прибыли; а «бесчестье» – причиненный ущерб.

Честь – это моральный стимул, побуждающий человека к совершению поступков на общее благо. В этом заключается идейно-нравственный аспект как эффективная основа для систем воспитания.

Честь – это следование человека всем правилам морального и профессионального долга. Это профессиональный аспект значения.

Вывод по параграфу.

Таким образом, мы рассмотрели содержание понятия «честь» в этическом, социокультурном, «материальном» аспектах.

Честь в этическом аспекте включает в себя моменты осознания индивидом своего общественного значения и признания этого значения со стороны общества. Категории чести и достоинства связаны между собой, поскольку они соединяют индивидуальное и общественное в своем целостном отношении к миру. Содержание понятия достоинства является осознанием своей значимости как общественной группы. Оценка же достоинства личности ею самой и другими людьми представляет собой содержание чести.

Честь в социокультурном аспекте представляет собой внешнее проявляющееся в почитании, авторитете, славе, а также в их культурном выражении (атрибутике).

Честь – это также и вид материального поощрения, получаемого индивидом от общества, общности.

Честь – это моральный стимул, побуждающий человека к совершению поступков на общее благо. В этом заключается идейно-нравственный аспект как эффективная основа для систем воспитания.

Честь – это следование человека всем правилам морального и профессионального долга. Это профессиональный аспект значения.

1.2 ВОИНСКАЯ ЧЕСТЬ КАК КОНЦЕПТ КУЛЬТУРЫ:

БАЗОВЫЕ АСПЕКТЫ

Воинская честь относится к профессиональной сфере, как честь представителей определенного рода деятельности – воинского сословия. Мы рассмотрим ее в этическом, социокультурном, идейно-нравственном, материальном аспектах.

Воинская честь в этическом аспекте представляет собой военные кодексы нравственности, например таковыми были рыцарские кодексы чести.

Рыцарский Кодекс чести выступает решающим инструментом анализа средневековой культуры, и в этом качестве он порождает массу ассоциаций с аналогичными явлениями восточной и русской культур - самых разных эпох и поколений.

Рыцарство в классическом виде — уникальный феномен христианского Запада. Под термином «рыцарь» имеется в виду одна из трех составляющих европейского понятия: или это определенный комплекс вооружения, связанный с образом рыцаря как тяжеловооруженного всадника; или это пример воинского сословия, являющегося воинской элитой данного общества и имеющей определенную внутреннюю структуру и самоидентификацию;

или это набор определенных этических правил, связанных с понятиями «рыцарское поведение», «рыцарская честь» и т. д. Часто встречаются утверждения, что самураи – рыцари средневековой Японии. Мы в данной работе будем следовать логике С. В. Лучицкой и определять рыцарство как слой профессиональных воинов (имеющих практически монополию на право вести войну), обладающий определенной внутренней иерархией и ритуалом (то есть руководствующийся определенными этическими нормами [109, с.

144]. Такая трактовка позволяет нам сравнивать сообщество профессиональных воинов в различных культурах и воинских традициях: в частности, сравним военное искусство, отношение к религии, куртуазность и отношение к женщине, системы воспитания, отношение к смерти, отношение к деньгам.

«Нельзя все же не признать, что частичные кодексы морали всегда таят в себе опасность надрыва благожелательной связи между людьми. Когда из целостного, гармонически единого идеала совершенства выделяется часть его, трудно удержаться от частичных искажений идеала. Они состоят в нарушении ранга ценностей, отрицании некоторых положительных ценностей и даже в признании каких-либо отрицательных ценностей положительными, т. е. в подмене добра злом. Так, рыцарская военная мораль требует дуэли в случае оскорбления; и если виновник оскорбления устыдится своего поступка, раскается в нем и попросит извинения, он вызовет презрение к себе у своих сотоварищей и принужден будет выйти из их среды, хотя бы мотивом его поступка была не трусость, а нравственно обусловленное признание своей вины. Гордая суверенность личности, не отменяющей своих решений и поступков, безоговорочно принимается здесь за положительную ценность и ставится выше, чем преодоление себя во имя нравственного закона» [97, с. 86].

Действительно, анализ литературы по данной теме убеждает нас в том, что в древней Японии слово «самурай» («сабурай»), образованное от глагола «сабурахи», имело буквальное значение — «служить великому человеку, человеку высшего сословия». Со временем так стали называть воиновдружинников, находящихся на службе. Первые самураи вербовались феодалами из более или менее обеспеченной части сельского населения их владений. Дружинники постепенно превращались в вооруженных слуг, получавших от своего хозяина содержание — жилище и пищу, а иногда и участки земли с приписанными крестьянскими дворами. Вскоре самурайские дружины выросли до внушительных размеров, они стали представлять собой настоящие частные армии. Их воинское мастерство оттачивалось в постоянных схватках с различными врагами. Используя появившуюся у них военную силу, крупные помещики приступили к самостоятельному переделу земель, захватывая владения и туземцев, и соседей, и императора.

Главным в европейском рыцарском кодексе чести была верность своему сеньору (феодалу, стоящему выше в иерархии общества).

Предательство и вероломство считались для рыцаря тягчайшим проступком и могли повлечь за собой лишение звания рыцаря. От рыцаря ожидалось, что он будет постоянно заботиться о своей славе. Это было связано с тем, что в культуре рыцарства чрезвычайно важна была внешняя сторона. В жизни рыцаря многое было сознательно выставлено напоказ. Рыцарь постоянно стремился к первенству, к славе, к известности, которые все время требовали своего подтверждения все новыми и новыми испытаниями, подвигами.

Рыцарская культура ориентировалось на внешнее проявление. Выражалось это в том, что в качестве рыцарских добродетелей подчёркивались красота и внешняя привлекательность. Отсюда и внешний блеск культур рыцарства, особое внимание к ритуалу, атрибутике, символике цвета, предметов, манерам.

Ф.Кардини считает, что рыцарство было порождено целым комплексом факторов и сил общественного развития, относящихся не только к собственно экономической сфере, но к области духовной жизни, в частности религии и этике, к технике, к военному делу [86].

Отличительной чертой рыцаря была безусловная верность своим обязательствам по отношению к равным себе, поэтому среди рыцарей были широко распространены различные рыцарские обеты, клятвы, соглашения, которые сопровождались специальными жестами. Кодекс рыцарской чести не был литературным вымыслом, однако для рыцарей не менее характерна была и грубость нравов. На неблагородных и простолюдинов они взирали свысока, используя любой предлог для того, чтобы притеснить, ограбить или оскорбить их. О власти рыцарей часто говорят, как о кулачном праве. С нашей точки зрения, то было не право, а произвол и насилие. Подчиненных им крестьян, как и горожан, они нещадно грабили, а то и убивали. В подземных тюрьмах собственных замков они годами держали пленников, требуя за них выкуп. Встреча с рыцарем в поле или на большой дороге не сулила ничего хорошего.

Таким образом, европейские рыцари и японские самураи представляли собой военное сословие с определенной внутренней иерархией и руководством определенными этическими нормами, что, в соответствии с определением С.В. Лучицкой, дает нам основания для сравнения.

В сравнении с европейским рыцарством рассмотрим самурайскую мораль. В числе главных ее принципов выделялись: верность господину;

вежливость; мужество; правдивость; простота и воздержанность; презрение к личной выгоде и деньгам. Основным в кодексе бусидо были верность сюзерену, с которым буси находился в отношениях покровительства и служения, и честь оружия, являвшегося привилегией воина-профессионала, а не идеи лояльности к монарху или патриотического отношения ко всей Японии. Личный героизм самураев, жажда подвига и славы не должны были служить, по буси, самоцелью. Всё это было подчинено идеологией правящего класса более высокой цели, а именно: идее верности, которая покрывала собой всё содержание общественной и личной морали воина. Принцип верности выражался в беззаветном служении сюзерену и опирался на положения о верности, почерпнутые из синто, буддийское убеждение в бренности всего земного, которое усиливало у самурая дух самопожертвования и не боязни смерти, и философию конфуцианства, сделавшую лояльность (верность вассала феодалу) первой добродетелью.

Верность по отношению к своему господину требовала от самурая полного отрешения от личных интересов. Однако верность вассала не подразумевала принесение ей в жертву совести самурая. Бусидо не учило людей отказываться от своих убеждений даже для сюзерена, поэтому в случае, когда феодал требовал от вассала действий, идущих вразрез с убеждениями последнего, тот должен был всеми силами стараться убедить своего князя не совершать поступка, порочащего имя благородного человека.

К рассматриваемым нами компонентам добавим и мировоззренческий компонент, как фундамент понимания воинской чести. Рыцарство — феномен взаимодействия воинской и христианской культур, и при любом значительном событии в жизни рыцаря (посвящение, турниры, войны, принятие присяг, божьи суды) в обряде участвовали священник и Библия. Вот пример клятвы рыцаря: «Обещаю и клянусь в присутствии Господа моего и государя моего положением рук моих на Святое Евангелие тщательно блюсти законы и наше славное рыцарство» [145].

Потому особенно интересно проанализировать то, как формировалась мораль воинского сословия при другой религиозной основе. В Китае и Корее это по преимуществу конфуцианство, в Японии — буддизм. Именно религия часто устанавливает «правила войны»: существует мнение, что европейские осады замков, которые длились десять и более лет, были возможны не только из-за отсутствия осадной техники и невозможности долго держать в одном месте крупные силы, но и из-за церковного «божьего мира», благодаря которому, по церковным праздникам осажденным вполне могли подвозить продовольствие; с конфуцианской точки зрения идея заманивания врага на свою территорию с последующим контрнаступлением неприемлема, а применение тактики выжженной земли могло быть расценено как «отсутствие заботы о процветании народа». Понятно, что основной набор этических принципов рыцарства (воинская доблесть, верность и т. п.) направлен как бы на сохранение их профпригодности в качестве профессиональных воинов, но каждая конкретная воинская традиция имеет свой набор дополнительных элементов. Для Дальнего Востока, например, не характерна концепция священной войны, ведущейся за веру, поскольку и буддизм, и конфуцианство не ставят на первое место силовое разрешение конфликта.

Комплекс рыцарских добродетелей включает в себя доблесть, под которой понимались постоянное желание доказать свое воинское мастерство и поиск подвига, верность, куртуазность как уважение к женщине своего круга и щедрость как умение достойно раздавать награды и пользоваться почестями. Что же касается термина «честь», то в рыцарский этический кодекс он был включен достаточно поздно, и поначалу обозначал почести и славу. Лишь в XV–XVI веках он стал обозначать «лицо» и внутренние духовные свойства благородного человека. И это значение используется до сих пор. П.А. Румянцев в докладе Екатерине II писал: «Честь всех деяний человеческих должна быть первым подвигом и живым образцом всех достоинств» [12, с. 31-32].

На Дальнем Востоке, наоборот, честь как «лицо» изначально имела гораздо большее значение. Это связано с тем, что в Японии личность воспринимается не самостоятельно, а как часть социума. Как следствие этого — то, что о человеке думают другие, для носителя дальневосточной культуры гораздо более важно.

Для классического европейского рыцарства были характерны общая солидарность и индивидуализм, доходящий до "права на мятеж", по которому рыцарь, отказывающийся выполнить приказ сеньора, который бы принижал его рыцарские добродетели, не воспринимался как предатель. А Дальний Восток не случайно называют конфуцианским культурным регионом, и хотя Япония входит в него в значительно меньшей степени, конфуцианские нормы социальной регламентации были ею безусловно заимствованы.

Конфуцианская традиция значительно жестче, чем европейская, выставляет правила межличностных отношений, которые распространяются не только на официальную деятельность, но и на отношения в семье, с друзьями и т. п., при этом вертикальные взаимоотношения превалируют над горизонтальными. В результате, если в Европе конфликт между долгом и чувствами чаще разрешается в пользу чувств, на Дальнем Востоке — наоборот, и, особенно в Японии, чаще можно говорить о самоуничижении, нежели о высоком чувстве собственного достоинства.

На Западе знать существовала задолго до появления рыцарей. Были уже короли, герцоги, графы, бароны. И они, разумеется, ни в коем случае не считали и не могли считать, что люди в латах, без роду и племени, известные лишь своей отвагой, могут им быть ровней. Века прошли, прежде чем рыцарство утвердило себя как сословие знати. Таким образом, рыцарем теперь не мог стать любой человек, имевший коня и доспехи, но, с другой стороны, и сыновья герцогов и графов до своего совершеннолетия обязаны были пройти обряд посвящения в рыцари, иначе они записывались простолюдинами. В принципе рыцарь должен был происходить из хорошего рода. Иногда в рыцари посвящали за исключительные военные подвиги.

Кроме того, можно было - и это случалось все чаще по мере развития городов и усиления их значения - купить эту привилегию. Но в куртуазной литературе герой непременно блистал великолепным генеалогическим древом. И маркграф Бретани, неистовый Роланд, воспевается в легендах и песнях по всей Европе не как владетельный сеньор, а как рыцарь. То есть рыцарство не просто принимаемо было знатью, входило в знать, но и навязало ей многие свои законы. И, прежде всего - верность феодалу, сеньору. Давая присягу на верность, рыцарь становился вассалом, но ни в коей мере не подчиненным сюзерена. Не богатством и чинами измеряется рыцарь, а только лишь славой.

«Рыцарь должен был отличаться красотой и привлекательностью. Его красоту обычно подчеркивала одежда, свидетельствующая о любви к золоту и драгоценным камням. Доспехи и упряжь были под стать одежде. Слово «noblement» («благородно») значило у хрониста IV крестового похода то же, что и «rikement» («богато», «роскошно», «великолепно») [130, с. 81].

Мужская красота перестает играть особую роль лишь в буржуазном этосе;

здесь ей на смену приходит достойная внешность, респектабельность, а красота требуется уже только от женщины.

Таким образом, рассматривая воинскую честь в этическом аспекте, отметим общие черты военных кодексов на примере европейских рыцарей и японских самураев как представителей культур Запада и Востока:

принцип верности, беззаветное служение господину наличие внутренней иерархии и этических норм, осознание своего предназначения служить господину, Родине, распространенность обетов, клятв, соглашений и стремлению отрешение от личных интересов в пользу господина, наличие мировоззренческого корня или духовного основания, и следование ему, проявляя мужество, отвагу, получение вознаграждения.

Однако можно выделить и специфические черты, характерные для кодексов как представителей определенной культуры:

христианство как мировоззренческая основа рыцарства, буддизм и синто как основа самурайства, в культуре рыцарства многое было выставлено напоказ, важна внешняя сторона, здесь особое внимание к ритуалу, атрибутике, символике цвета, предметов, манерам; в восточной культуре, наоборот, важна именно внутренняя составляющая, в восточной культуре отсутствует концепция священной войны, или войны за веру, не доминирует силовое решение конфликта, рыцарство более склонно к проявлению индивидуализма, в восточной культуре этого почти не было, в самурайстве более склонность к самоуничижению перед господином, В рыцарстве превалировала щедрость, самурайство же не было привязано к материальным благам, Куртуазность, учтивость, обладание хорошими манерами в рыцарстве и пренебрежение к этому в самурайстве.

Теперь перейдем к анализу социокультурного аспекта воинской чести.

Содержание воинской чести в этом аспекте является осознанием своей значимости как представителя военного сословия и своих обязанностей в связи с этим. Оценка достоинства личности ею самой и другими людьми представляет собой содержание чести, которое формируется в процессе нравственной практики людей и социальных групп.

Блестящие подвиги, совершаемые рыцарями, заслужили им самые почетные отличия. Им давали разные титулы; рыцари имели право восседать за одним столом с королями; только они одни имели право носить копья, броню, золоченые шпоры, двойные кольчуги, золото, шлемы, горностаевые и беличьи меха, бархат, красное сукно и ставить флюгера на своих башнях.

Гербы берут свое начало в самой глубокой древности. Это особого рода символические знаки, по которым узнавали во время боя вождя, племя, народ. Гербы были придуманы не из одного тщеславия, но их можно считать не иначе как справедливой наградой за личные заслуги.

Этими особыми символическими знаками различались как отдельные лица, так и колена, города, царства, народы; различались гербами благородные от неблагородных, знатные от незнатных. Но более всего, особенно во время военных действий, гербы служили для распознавания своих от чужих; по гербам рассеянные войска собирались в одном какомлибо условленном месте.

Гербы можно разделить на несколько разрядов.

1) Гербы коронованных особ (armoiries de la souverainete). Гербы коронованных особ часто составляют одновременно и гербы тех государств, которыми управляют эти лица; кроме того, государи часто прибавляли к гербам своих областей и гербы тех стран, на которые эти государи имели притязание, потому что этими странами владели их предки; хотя позднее они и были отторгнуты, но царствующие государи еще вполне не отказались от них; такие гербы назывались гербами претензии (armoiries de pretention).

2) Уступленные гербы (armoiries de concession). Часто в награду за какие-нибудь особые подвиги государи жаловали отличившемуся свой герб или прибавляли к его прежнему гербу новые почетные эмблемы.

3) Гербы корпораций (armoiries de communaute). Эти гербы разных учреждений Западной Европы: архиепископств, епископств, капитулов, университетов, обществ, компаний и корпораций.

должностные лица, которые управляли областями, рыцарскими замками и тому подобным, прибавляли к своим фамильным гербам различные эмблемы как знак своего преимущества, своих прав и достоинства, полученных ими от своих патронов.

5) Фамильные гербы (armoiries de famille). Такие гербы переходят по наследству и служат отличием одного дома или одной фамилии от другой.

6) Гербы по супружеству (armoiries de d’alliance). Это такие гербы, когда в главный герб вставляются прибавочные атрибуты для означения родственных связей, когда одна фамилия через брак приходит в родство с другим родом.

7) Гербы по преемству (armoiries de succession). Кроме перехода гербов по прямой линии наследства, гербы могли быть присвоены лицу совершенно чужому или не имеющему прав прямого наследства; эти гербы переходили к таким лицам или вполне, или же соединялись с их первоначальным гербом; но на это всегда требовалось разрешение верховной власти.

8) Гербы по выбору (armoiries de choix). Лица, получившие дворянство за особые заслуги перед государством, конечно, не имели своего собственного герба и потому избирали особого рода эмблемы, напоминавшие им тот род деятельности или занятия, в котором они стяжали себе это отличие.

К эмблемам рыцарства можно также отнести девизы. Девизом часто являлась какая-нибудь пословица, согласная с духом и наклонностью рыцаря, которому принадлежал герб.

Рыцарская система наград делилась на 3 типа:

Почести — для признания добродетелей в терминах достижения и службы;

Медали — для признания храбрости, долгой и ценной службы, и хорошего поведения;

Наградные знаки за специфические дела.

Что касается описания социокультурного аспекта самурайства, то можно отметить чёткое иерархическое разделение в среде военного дворянства.

Наряду с выделением у самураев высшего ранга даймё (военной знати), были определены три класса (госанкэ-, фудай- и тодзама-даймё) и иерархия феодальных князей, определявшая положение каждого из них по размерам территории: владельцы провинций - «кунимоти», или «кокусю»; владельцы замков - «сиромоти», или «дзёсю»; владельцы поместья - «рёсю».

Наряду с этим была оформлена новая прослойка самурайства, так называемые хатамото (букв.: «подзнаменные» или «знаменосцы»), или дзикисан (непосредственные вассалы), которые, как и уже названные выше гокэнин, являлись годзики-сан, т.е. самураями, подчинявшимися непосредственно бакуфу и сёгуну.

Хатамото, в отличие от гокэнин, обладали большими привилегиями: они имели право личных аудиенций у сёгуна, - при представлении министрам сёгуна (родзю) входили в помещение непосредственно с главного входа; - во время встречи с процессией госанкэ поворачивались к ней спиной, делая вид, что не видят её, тогда как гокэнин обязаны были припадать к земле сразу же, увидев копьеносцев торжественного шествия; могли ездить верхом, даже в Эдо, что прочим не разрешалось.

В случае войны хатамото должны были принимать участие в комплектации армии сёгуна, поставляя по пять человек с каждой тысячи коку (1 коку = 150 кг.) риса своего годового дохода. В мирное время хатамото входили в состав административного аппарата сёгуната, приближаясь этим к даймё, и составляли вместе с «сёмё» (мелкопоместные феодалы, букв. малое имя» в противоположность даймё - «большое имя») верхушку сословия самураев.

Хатамото и гокэнин так же, как и даймё, делились на категории: фудай (фамилии ближайших сподвижников Токугава Иэясу) и гохо. Ниже хатамото и гокэнин по социальному положению стояли вассалы вассалов - байсин, или самураи, находившиеся в подчинении многочисленных местных даймё.

Последнее место в сословии принадлежало низшим самураям, рядовым воинам - асигару, или кэнин.

Эта иерархическая лестница регулировала их положение в обществе, особой системы наград и оказания почестей воинам у них не было, основное внимание в восточной культуре уделялось именно внутреннему состоянию, а не внешним атрибутам.

Таким образом, анализируя социокультурный аспект воинской чести, можно выделить общие черты: осознание своей значимости как представителей воинского сословия и в связи с этим особенного положения в обществе. В восточной культуре отсутствует концепция священной войны, или войны за веру, не доминирует силовое решение конфликта, здесь важна четкая иерархия и беспрекословное подчинение власти, меньше возможностей к свободе и проявлению индивидуализма.

Воинская честь служила и основой воспитания. В этом заключается воспитательный аспект. Только родовой дворянин по отцу и матери, достигший 21-го года, мог быть посвящен в рыцари. Необходимо было, чтобы человек, добивавшийся рыцарского звания, был приготовлен к этому с самых юных лет тщательным и хорошим воспитанием; он должен был быть настолько силен и крепок, чтобы выносить без вреда для своего здоровья все трудности воинской жизни; кроме того, от него требовалось основательное изучение всех обязанностей воина. Желавший получить рыцарское звание должен был сначала на низших степенях воинского звания доказать свое мужество, великодушие, честность и доблесть и проявить себя достойным такого высокого звания, такой великой чести.

Вооружение и снаряжение средневекового воина, а также способ ведения боя требовали от рыцаря большой физической силы, выносливости, смелости и ловкости. Рыцаря обучали ездить верхом всеми аллюрами, вольтижировать на лошади и на всем скаку с земли поднимать груз, хорошо плавать, стрелять из лука и самострела, колоть и выбивать противника из седла, защищаться оружием и прикрываться щитом, бороться, фехтовать обеими руками, ловко прыгать. От рыцаря требовалась такая сила, чтобы носить доспехи, которые весили 60—80 килограммов. Эту силу он проявлял обычно, подобно Гераклу, в младенчестве. В одной из северных легенд ее герой Беовульф, прибывший издалека, чтобы освободить датчан от чудовища, которое подкрадывалось по ночам и убивало знаменитейших рыцарей, вступает с ним в ужасную схватку и при этом бросает все свое оружие, дабы выказать силу, позволяющую ему свернуть чудовищу шею голыми руками [47, с.120]. Однако, значение физической силы с развитием техники постепенно снижается.

Рыцарь должен был владеть семью рыцарскими искусствами: верховой ездой, плаванием, стрельбой из лука, кулачным боем, соколиной охотой, игрой в шахматы и сложением стихов. Необходимые рыцарские навыки совершенствовались в войнах, которые велим феодалы. Кроме участия в войнах, достойным для себя занятием рыцарь считал только охоту и турниры.

Турниры – это своего рода примерные бои, первоначально занимавшие важное место в военной подготовке молодых рыцарей. Вот как один средневековый писатель охарактеризовал значение турниров: «Рыцарь не может блистать на войне, если он не приготовился к этому на турнирах. Ему надо видеть, как течет его кровь, как хрустят его зубы под ударами кулаков.

Ему необходимо быть сброшенным на землю, чтобы чувствовать тяжесть тела своего неприятеля. Необходимо, чтобы выбитый двадцать раз из седла, он двадцать раз поднимался, еще более ожесточенный для боя. Только таким образом он может вступить в серьезную войну с надеждой быть победителем» [59, с.123]. С XIII века турниры приобрели кровавый характер.

Так, в одном немецком турнире XIIIвека погибли, будучи сбиты с коней, рыцарей.

У самураев с самого детства воспитывалось сознание собственного достоинства. Воины строго охраняли своё «доброе имя» - чувство стыда было для самурая самым тяжёлым. Японская поговорка гласит: «Бесчестье подобно порезу на дереве, который со временем делается всё больше и больше». Бусидо («Путь воина» - «Кодекс чести самурая») развивало в воинах любовь к оружию, которое должно было внушать самураям чувство самоуважения и в то же время ответственности, так как самурайская этика считала беспорядочное употребление меча бесчестьем и предписывала его применение только в случае необходимости. Всё это достигалось путём воспитания, основной целью которого, согласно бусидо, была выработка характера; развитие же ума, дара слова и благоразумия кодекс чести считал второстепенными элементами. Звание самурая в средневековой Японии было наследственным. Сын, как правило, шёл по стопам отца, становясь воиномпрофессионалом, представителем сословия военно-служилого дворянства, и оставался в том феодальном клане, членом которого был его родитель.

Развивать в детях самураев военный дух и почитание воинской доблести были призваны ежегодные праздники мальчиков – «танго-носэкку». Во время праздника мальчиков выставляли в доме искусно изготовленные миниатюрные доспехи, надетые иногда на специально изготовленных для этой цели кукол, мечи, луки и стрелы, знамёна, стараясь тем самым воспитать в будущем самурае воинственность, уважение и благоговейное отношение к военному снаряжению и к самому ремеслу самурая. Играть такими мечами и доспехами детям запрещалось, на них можно было только смотреть, так как демонстрация игрушек приравнивалась к самурайской практике показа мечей и доспехов. «С младенчества нужно поощрять в нем смелость, никогда не дразнить и не запугивать. Ведь если ребенок с детства привыкнет бояться, он пронесет этот недостаток через всю жизнь» [20, с.321]. Самурайская молодёжь приобщалась к профессии воина также во время праздников в честь побед над айнами и в других битвах эпохи средневековья, когда выставляли и носили по городу самурайское снаряжение, демонстрировали искусство Буси и рассказывали повести о героизме. Будущих самураев старались растить бесстрашными и смелыми, другими словами, развивали в них качества, которые считались в среде самураев самыми главными добродетелями, при которых воин мог пренебречь своей собственной жизнью ради жизни другого, особенно жизни своего покровителя и господина. Такой характер развивался чтением рассказов и историй о храбрости и воинственности легендарных героев, знаменитых военачальников и самураев, просмотром театральных представлений. Нередко отец приказывал будущему воину для развития смелости отправляться ночью на кладбище или место, известное своей дурной славой. Практиковалось посещение мальчиками публичных наказаний и казней, а также ночной осмотр отрубленных голов преступников, на которых сын самурая должен был оставить свой знак, доказывающий, что молодой буси действительно приходил на указанное ему место. От самурайского юношества требовали систематически тренироваться, чтобы овладеть военным искусством, быть всесторонне подготовленным для пользования оружием, физически сильным и ловким.

Молодые самураи должны были в совершенстве владеть приёмами фехтования (на мечах и алебардах), стрелять из лука, знать дзю-дзюцу, уметь обращаться с копьём, ездить верхом (для юношей из самурайских семей высокого ранга), обладать знанием тактики. Отличительной особенностью всех японских видов военных искусств являлось то, что основной акцент при овладении ими делался, прежде всего, на нравственно-моральную сторону и развитие «духовных способностей самурая», т.е. психической уравновешенности воина, а затем уже на формирование физически развитой личности.

Итак, анализ процесса воспитания рыцарей и самураев помог выявить следующие черты:

- каждое из этих званий передавались лишь по наследству.

- сила и крепость были необходимы каждому воину, - тщательное изучение всех обязанностей воина, - необходимо проявить мужество, великодушие, честность и доблесть чтобы подтвердить свое звание, - воинское искусство требовало большой физической силы, выносливости, смелости и ловкости.

Отличительные черты:

- рыцарь учился на турнирах, самурай учился непосредственно в бою, его тренировка всегда была на грани жизни и смерти. По время самурайских праздников лишь демонстрировались доспехи и знамена.

- в самурайстве главным была выработка характера, применение оружия было только при необходимости, в рыцарстве доминировало именно искусство владения оружием, - рыцарь должен был владеть искусством слова, в самурайстве развитие ума, дара слова и благоразумия было делом второстепенным, - у рыцарей уделялось большее внимание физическим упражнениям, (очевиден приоритет тела над духом), у самураев - внутренней работе с характером (приоритет духа над телом).

Теперь переходим к следующему, материальному аспекту понятия «воинская честь». Это прежде всего конкретные вознаграждения за службу:

земельные владения, добыча, полученная в бою.

Наградой за верность господину и его делу было определённое материальное поощрение. Однако, ни рыцари, ни самураи не представляли собой наемных воинов, служащих только за паек. В первую очередь для них был важен именно моральный аспект, идеология, и поэтому материальный аспект мы рассматриваем последним. Жан Флори в работе «Повседневная жизнь рыцаря в Средние века» пишет, что термин «наемник» может быть применен только к тем воинам, которые совмещают в себе три качества: это военные профессионалы; это лица, выполняющие свою «работу» за денежное вознаграждение; и, наконец, это апатриды (люди, потерявшие отечество).

Отсутствие хотя бы одной из этих трех ипостасей делает употребление термина неправомерным» [173].

В европейском рыцарстве считалось, что всякая военная служба длящаяся более 40 дней носит добровольный характер и должна оплачиваться. Однако она становится обязательной, если государство подвергается угрозе вторжения извне. Приток денег в обращение, связанный с экономическим и торговым взлетом XII века, расширил известную и ранее практику денежного вознаграждения за военную службу. К формам рыцарского вознаграждения можно отнести земельные надели и добычу, полученную в бою.

Что касается японских самураев, то и они получали в вознаграждения рисовые поля, приносившие доход. Наиболее богатые представители класса, имели огромный доход от 10.000 коку риса в год и выше. Однако и в этом случае их еще в тот период времени нельзя было назвать наемниками, так как превалировал прежде всего фактор служения господину.

Провансальские трубадуры, рисуя в идеализированной форме отношения при феодальных дворах, выдвигают на первый план идею щедрости. Двор крупного сеньора, прежде всего, место, «где дают и получают». Тема щедрости и раздачи даров связывается с темой упадка мира, столь популярной в средние века. Мир мыслится как поприще борьбы между добродетелями и пороками. «Давать и дарить» - главная добродетель, с точки зрения трубадура. Человек познается по его щедрости, которая возводится в центр этической системы рыцарства, оттесняя даже воинскую удаль.

«Благодаря подаркам и тратам становится человек благородным, приобретая честь и славу, - говорит один из поэтов, – я не отзываюсь дурно об оружии и разуме, но подарки правят всем» [59, с. 228].

О необходимости делиться благами с другими говорится и в самурайских трактатах: «С военными делами одному не справиться, как бы человек ни старался. Деньги можно одолжить у других, но хорошего человека встретишь нечасто. О слуге нужно постоянно заботиться и проявлять к нему доброту. Когда у тебя есть слуги, плохо, если ты думаешь только о себе. Но если ты с готовностью делишься с низшими сословиями тем, что у тебя есть, ты сможешь собрать у себя хороших людей» [20, с.157]. Таким образом, налицо двоякое отношение самураев к богатству. Самураи подчёркивали своё презрение к деньгам и всему, что с ними связано. Это предписывала мораль.

Что же касается крупных феодалов, то им особенно выгодно было культивировать данный принцип среди воинов-профессионалов. Идеология самурайства развивала его и направляла в определённое русло, подчиняла целям служения господину. Человек, захваченный идеей презрения к материальным ценностям, должен был стать в руках феодала машиной, не останавливающейся ни перед чем, слепо исполняющей требования господина и подчиняющейся только ему одному. Такой воин, по бусидо, не должен был в силу своей неподкупности предавать хозяина до самой смерти и при любых обстоятельствах.

Ямамото Цунэтомо позже в этом же трактате уточняет, что существенно отличает европейскую щедрость как благородный жест от японской традиции: «То, что называют щедростью, на самом деле есть сострадание. В "Синъэй" говорится: «Когда смотришь глазами сострадания, никто не вызывает неприязни. Грешник достоин большей жалости, чем кто-либо другой» [20, с.231]. Сострадание – уже не предполагает блеска и масштабности дарения.

Согласно христианскому учению, раздающий дары приобретает благосклонность Господа. «Доблесть учит нас расточать наши доходы», говорил поэт Пейре Карденаль. Широта натуры, гостеприимство, готовность, с которой раздаются подарки, - определяющий принцип дворянина, единственное для него средство достижения любви толпы. Призывы трубадуров к щедрости сеньоров приобретают самые различные тональности – от грубых требований и вымогательств до льстивых просьб.

«Лишь только соберешь добро, Поделено оно должно быть благородно, Без своеволья и неправды», - писал Жиро де Борнель, [176; с.178].

Нами замечено, что лирика придворных поэтов отражает конфликты между богатыми и бедными рыцарями. Одобрения поэта заслуживает лишь тот владелец замка, который, служа и даря, «благополучия достигает», находим мы в сочинениях Ришара. «Человек, который пренебрегает славой и тратами, поступает недостойно. Бог требует, чтобы люди думали о престиже и славе» [59, c.231]. Господа, нарушающие эти нормы дворянской морали, не заслуживают любви прекрасных дам.

«Барон, что прячется, чтоб трапезу вкусить, Недопустимо подло себя ведет.

И во сто крат подлее дама, Коль после этого она ему принадлежит» - находим мы в лирике Магрет [176, с. 180].

Щедрость – неотъемлемая черта крупного сеньора в рыцарских романах.

Без щедрости все другие качества рыцарства обращаются в ничто. Как сказано в романе о Ланселоте, государь должен раздавать коней и золото, одежды и земли, и тогда он «ничего не потеряет и все приобретет». В цикле о короле Артуре щедрость и дары выступают в качестве единственного средства, связующего рыцарство.

«При неизбежной запутанности генеалогии, для признания за кем-то высокого происхождения требовались прежде всего личное мужество и привлекательность в сочетании с богатством и щедростью. Нужно было, не торгуясь, дарить любому то, чего он просил. Лучше разориться, чем прослыть скупцом. Первое - только на время, ведь принятие дара обязывает воздать за него сторицею. Скупость же ведет к потере звания, положения, к исключению из общества» [130, с. 84].

Японского рыцаря уже в детстве учили презрению к торговцам и деньгам, что должно было сделать его совесть "неподкупной" в течение всей жизни. Самурай, который не разбирался в покупной способности монет, считался хорошо воспитанным. Естественно, каждый буси понимал, что без наличия средств невозможно ведение войны, тем не менее, счёт денег и финансовые операции представлялись самым низшим представителям кланов. Самураи, конечно, не допускали, чтобы денежные и прочие низменные дела влияли на исполнение их воинского долга. «Существуют две вещи, которые могут ввести слугу в заблуждение: это богатство и слава. Если же слуга постоянно испытывает нужду, он будет безупречен» [189, с.178].

Накопление богатства и внешнее великолепие не являлось для самураев самоцелью. «Расчетливые люди достойны презрения. Это объясняется тем, что расчеты всегда основываются на рассуждениях об удачах и неудачах, а эти рассуждения не имеют конца. Смерть считается неудачей, а жизнь удачей. Такой человек не готовит себя к смерти и поэтому достоин презрения.

Более того, ученые и подобные им люди за умствованиями и разговорами скрывают свое малодушие и алчность. Люди часто не видят этого» [21, с.181].

И это отношение к деньгам не оправдало себя, около 1780 г. Мурата Сэйфу писал: «Уже многие годы самураи терпят нужду, и все их мысли заняты тем, как свести концы с концами. «Купи это, продай то», «заложи то, чтобы заплатить за это», — вот к чему сводится все их существование. Стало неизбежным, что даже те, кто верен своему долгу, вынуждены унижаться и вести себя недостойно. Только мечи у пояса напоминают им об их ранге...»

[159, с.64]. Впрочем, возможно, для их понимания мира, это было не унижением, вспомним приоритет их внутреннего мира над всем остальным, делающий естественную жизнь менее ценной, чем собственное внутреннее восприятие. «Если бы мне нужно было кратко ответить на вопрос, что есть благо, я бы сказал, что благо - это терпеть страдания. Тот, кто не умеет терпеть, никогда ничего не достигнет» [20, с.191].

Если для европейца характерна щедрость, для дальневосточной добродетели важно скорее непривязанное отношение к материальным благам.

"Расчетливый ум на войне гибнет", занятие торговлей постыдно, а купец в Японии стоит на лестнице престижа ниже крестьянина. Непривязанность к материальному может носить как форму аскетизма, так и «ветротекучести».

Таким образом, анализируя материальный аспект воинской чести, отметим сходства:

- основными формами вознаграждения были земельные наделы и добыча, полученная в бою, - о необходимости делиться благами господина с его военными слугами говорится и в рыцарской лирике, и в самурайских трактатах.

Однако мы выявили ряд отличий:

- самураи были захвачены идеей презрения к материальным ценностям, что и культивировалось властью, чтобы слепо исполнять требования господина и быть неподкупными при любых обстоятельствах, - для европейских рыцарей – щедрость – это широкий внешний жест, для самурайства – это скорее сострадание – и уже не предполагает блеска и масштабности дарения.

- в рыцарстве щедрость основывается еще и мировоззренческом фундаменте: согласно христианскому учению, раздающий дары приобретает благосклонность Господа.

- если на Западе широта натуры, гостеприимство, готовность, с которой раздаются подарки, - определяющий принцип дворянина, единственное для него средство достижения любви толпы, а значит и власти; то на Востоке подчинение и власть достигались просто через дисциплину, материальное положение не было инструментом в этом.

- в Европе обладание деньгами и возможность ими управлять обозначало высшие ступени иерархии, на Востоке счёт денег и финансовые операции представлялись самым низшим представителям кланов.

- если для европейца характерна щедрость, для дальневосточной добродетели важно скорее непривязанное отношение к материальным благам.

Таким образом, мы приходим к выводу, что понятие «воинская честь» можно отнести к многоаспектным понятиям, которые можно рассматривать как концепты культуры.

Термин концепт культуры также основан на термине «универсалии культуры». Согласно В.С. Степину, универсалии – это способы закрепления и формы трансляции социально-исторического опыта [158, с. 10].

Представления о чести есть у любого человека, обладающего обыденным жизненным опытом, и это «понимание» ориентирует его в жизни - это первая функция чести как универсалии. Вторая функция заключается в том, что человеку свойственно переживание «чести» как жизненной ценности, это шкала нравственных смыслов. Универсалия «честь» задает целостный образ человеческого жизненного мира, мировоззрение эпохи, и это ее третья функция.

Вывод по параграфу.

Воинская честь относится к профессиональной сфере, как честь представителей определенного рода деятельности – воинского сословия. Мы рассмотрели ее в этическом, мировоззренческом, социокультурном, идейнонравственном, материальном аспектах.

Воинская честь в этическом аспекте представляет собой военные кодексы нравственности, например, таковыми были рыцарские кодексы чести. Европейские рыцари и японские самураи представляют собой военное сословие, обладают определенной внутренней иерархией и руководствуются определенными этическими нормами, что, в соответствии с определением С.В. Лучицкой, дает нам основания для сравнения.

Таким образом, рассматривая воинскую честь в этическом аспекте, мы выявили общие черты военных кодексов на примере европейских рыцарей и японских самураев как представителей культур Запада и Востока: наличие внутренней иерархии и этических норм; осознание своего предназначения служить Господину, Родине; наличие мировоззренческого корня или духовного основания; и следование ему, проявляя мужество, отвагу;

правдивость; защита от врагов; стремление быть лучшим; верность, преданность; получение вознаграждения.

Однако можно выделить и специфические черты характерные для кодексов как представителей определенной культуры: христианство как мировоззренческая основа рыцарства, буддизм и синто как основа самурайства; в культуре рыцарства многое было выставлено напоказ, важна внешняя сторона, здесь особое внимание к ритуалу, атрибутике, символике цвета, предметов, манерам; в восточной культуре наоборот, важна именно внутренняя составляющая; в восточной культуре отсутствует концепция священной войны, или войны за веру, не доминирует силовое решение конфликта; рыцарство более склонно к проявлению индивидуализма, в восточной культуре этого почти не было, в самурайстве более склонность к самоуничижению перед господином; в рыцарстве превалировала щедрость, самурайство же не было привязано к материальным благам; куртуазность, учтивость, обладание хорошими манерами в рыцарстве и пренебрежение к этому в самурайстве.

Анализируя социокультурный аспект воинской чести можно выделить общие черты: осознание своей значимости как представителей воинского сословия и в связи с этим особенного положения в обществе. В европейском рыцарстве большое внимание уделялось внешним атрибутам – гербам, знамени, девизам, наградам. В восточной культуре отсутствует концепция священной войны, или войны за веру, не доминирует силовое решение конфликта, здесь важна четкая иерархия и беспрекословное подчинение власти, меньше возможностей к свободе и проявлению индивидуализма.

Итак, анализ процесса воспитания рыцарей и самураев помог выявить следующие черты:

- каждое из этих званий передавались лишь по наследству.

- сила и крепость были необходимы каждому воину, - тщательное изучение всех обязанностей воина, - необходимо проявить мужество, великодушие, честность и доблесть, чтобы подтвердить свое звание, - воинское искусство требовало большой физической силы, выносливости, смелости и ловкости.

Отличительные черты:

- рыцарь учился на турнирах, самурай учился непосредственно в бою, его тренировка всегда была на грани жизни и смерти. Во время самурайских праздников лишь демонстрировались доспехи и знамена.

- в самурайстве главным была выработка характера, применение оружия было только при необходимости, в рыцарстве доминировало именно искусство владения оружием, - рыцарь должен был владеть искусством слова, в самурайстве развитие ума, дара слова и благоразумия было делом второстепенным, - у рыцарей уделялось большее внимание физическим упражнениям, (очевиден приоритет тела над духом), у самураев - внутренней работе с характером (приоритет духа над телом).

Анализируя материальный аспект воинской чести, отметим сходства:

- основными формами вознаграждения были земельные наделы и добыча, полученная в бою, - о необходимости делиться благами господина с его военными слугами говорится и в рыцарской лирике, и в самурайских трактатах.

Однако мы выявили ряд отличий:

- самураи были захвачены идеей презрения к материальным ценностям, что и культивировалось властью, чтобы слепо исполнять требования господина и быть неподкупными при любых обстоятельствах, - для европейских рыцарей – щедрость – это широкий внешний жест, для самурайства – это скорее сострадание – и уже не предполагает блеска и масштабности дарения.

- в рыцарстве щедрость основывается еще и мировоззренческом фундаменте: согласно христианскому учению, раздающий дары приобретает благосклонность Господа.

- если на Западе широта натуры, гостеприимство, готовность, с которой раздаются подарки, - определяющий принцип дворянина, единственное для него средство достижения любви толпы, а значит и власти; то на Востоке подчинение и власть достигались просто через дисциплину, материальное положение не было инструментом в этом.

- в Европе обладание деньгами и возможность ими управлять обозначало высшие ступени иерархии, на Востоке счёт денег и финансовые операции представлялись самым низшим представителям кланов.

- если для европейца характерна щедрость, для дальневосточной добродетели важно скорее непривязанное отношение к материальным благам.

Однако, ни рыцари, ни самураи не представляли собой наемных воинов, служащих только за паек. В первую очередь для них был важен именно моральный аспект, вера в идеал и следование ему.

ГЛАВА II. ТРАНСФОРМАЦИЯ ПОНИМАНИЯ ВОИНСКОЙ

ЧЕСТИ В РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ XI-XIX ВЕКОВ

2.1 СМЕЩЕНИЕ АКЦЕНТА С МАТЕРИАЛЬНОГО К

СОЦИОКУЛЬТУРНОМУ АСПЕКТУ ВОИНСКОЙ ЧЕСТИ В ПЕРИОД

ДРЕВНЕЙ РУСИ

Зарождение первых представлений о воинской чести связано со становлением русской государственности и относится к периоду раннего феодализма, когда на Руси возник один из ее основных атрибутов – военная организация в виде княжеской дружины, что вызвало потребность в регулировании особого вида деятельности, которую выполняла дружина.

Анализ этического компонента значения воинской чести заключается в том, что в этот период различные формы регуляции поведения воинов, в том числе и нравственные, получили соответствующее закрепление в жизни и отразились в летописях, сказаниях, былинах. Важнейшим регулятором поведения была воинская честь.

«Восхождение в направлении к Царству Божию путем нормальной эволюции совершается по множеству параллельных линий, потому что несовершенные существа руководствуются в своем поведении ближайшим образом не целостным идеалом, а тою или другою группой ценностей, избранных ими преимущественно перед другими ценностями. Поэтому у каждого вида существ есть свой кодекс правил поведения. Чем выше ступень развития, тем более велика ступень индивидуализации существ. У человека она уже настолько высока, что не только человечество в целом, но и каждый народ, каждая историческая эпоха и даже общественная группа имеет свой кодекс морали» [97, с.85]. В более развитом обществе индивид меньше привязан к установленным правилам поведения и более свободен в своем личном выборе. Однако в русской истории такую закономерность проследить сложно из-за антиномичности и непредсказуемости русского характера.

Н.А. Бердяев писал: «Противоречивость и сложность русской души может быть связана с тем, что в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории – Восток и Запад. Русский народ есть не чисто европейский и не чисто азиатский народ. Россия есть целая часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира. И всегда в русской душе боролись два начала, восточное и западное» [32, с. 7].

Одновременно понятие «воинская честь» может трактоваться и как элемент сословно корпоративного сознания правящего слоя - как элемент рыцарского этоса. Исследователь П.Стефанович отмечает, что в исторических работах, посвящённых средневековой Руси, нередко приходится встречать мнение, что в домонгольский период князья Рюриковичи и их дружины руководствовались неким «рыцарским кодексом чести»[160, с. 22]. Особенно часто о рыцарских идеалах речь заходит в связи со «Словом о полку Игореве», причём ключевыми здесь становятся понятия «честь» и «слава», которые неоднократно используются автором этого выдающегося памятника домонгольской Руси. Д.С.Лихачёв уделяет несколько страниц книги о «Слове» рассуждениям о важности представлений о «чести» и «славе» в рамках «феодальной морали». Тезис, из которого исходит Д.С.Лихачёв, утверждается как непреложная истина в отношении Древней Руси:

«Феодализм выработал своеобразный кодекс морали — понятия о дружинной и княжеской чести и славе» [97, с.89].

В Ипатьевской летописи приводится много подробностей, указывающих на то, «как сильно среди русских князей конца XII в. развился рыцарский сословный дух, заставлявший их видеть в представителях половецкой знати братьев по классу, друзей по оружию. Таким же образом половецкие ханы относились и к русским князьям. При таком взаимном отношении русские князья и половецкие ханы не смотрели же друг на друга как на непримиримых врагов» [41]. Принимая во внимание высокое положение Игоря в феодальной иерархии, половцы не причиняли ему никакого вреда.

Таким образом, Ипатьевская летопись раскрывает нам приверженность Игоря к ценностям рыцарской чести.

Важным фактором влияния на формирование этического компонента воинской чести было язычество, как духовный фундамент формирования данного понятия. Древнерусское язычество было настолько глубоко внедрено в общественное сознание, что Древняя Русь и после принятия христианства в мировоззренческом отношении и в практических действиях являла собой языческое общество с формальным существованием в нем элементов христианской веры и культа.

Интересно связать язычество с глубинными пластами его духовности.

Так, В.В. Колесов в своем труде «Язык и ментальность» рассматривает честь и совесть как два концепта русской ментальности. Идея чести пришла из славянского язычества, а идея совести появилась с принятием христианства, хотя развивалась тоже на основе языческого представления о стыде и сраме.

Честь по происхождению является славянским словом, в отличие от совести – кальки с греческого языка [90, с. 52]. Таким образом, можно утверждать, что понятие «честь» включает в себя языческие мифологические семантические компоненты. В связи с чем интерпретация этого понятия может нести иной смысл, нежели общепринято.

Любопытно, что исследователь Л.М. Медведева, рассматривая миф в философии А.Ф. Лосева, пишет: «Символическое, мифологическое отношение к миру характеризуется определенной установкой, позицией по отношению к миру, которая заставляет сознание видеть одни смыслы вместо других. В силу того, что человек существует в пространстве культуры, придерживается определенных ценностей, обладает своей духовностью – он занимает по отношению к миру определенную позицию, которая является не отстраненной, а жизненной. Поэтому отношению каждого человека к миру – отношение мифологическое и символическое. Символ появляется там, где смысл, идея, духовная ценность воплощается в непосредственной реальности, конкретной жизненной ситуации практики самого человека. Все может быть символически интерпретировано сознанием человека. Эта позиция, связанная со смыслом данного человека, его духовная позиция в мире позволяет ему осуществлять символическую интерпретацию мира мгновенно, «интуитивно»» [113, с. 155].

Добавим, миф – это, прежде всего, личностное бытие, это точка соприкосновения сознания личности с реальностью, с эмпирической, изменчивой и многообразной реальностью; сама личность задает тон, ритм, слаженность, гармонию этой реальности, когда самые разные проявления предметного мира, самые разные вещи организуются в один гармоничный строй, когда все отсылает к одному смыслу, к одной личности.

Все это не могло не сказаться и на понимании воинской чести. Человек с преобладающим мифологическим мировоззрением способен лишь фрагментарно фиксировать окружающий мир, не владея общей картиной.

Профессор В.Н. Филиппов в своем труде «История и методология науки»

указывал: «На мифологическом уровне человек фиксирует лишь отдельные, внешние проявления бытия, он воспринимает мир явлений и не задумывается об их сущности. Этот уровень отражения и выражения связан с мироощущением или миросозерцанием» [169, с. 15]. На наш взгляд, понятие «воинской чести» по этим причинам и воспринимается фрагментарно, а не комплексно. Воин поступает ради выгоды своего князя, не учитывая общей обстановки. В качестве примера можно привести весьма типичную ситуацию возвышения Московского княжества. Исследователи уже давно пытаются раскрыть «тайну» возвышения Москвы. По этому поводу предлагались различные версии. Систематизация их представляется следующей (по Л.Н.Гумилеву). «Географическая» версия предполагает, с одной стороны, выгодность географического положения (центр Русской земли, торговые пути по рекам), с другой - бедность природы и скудость почв, толкавшие к расширению территории, но и позволявшие выработать «железные характеры» московитов. Согласно социальной версии усиление Москвы произошло вследствие относительного спокойствия в сплоченной и сильной княжеской семье, в которой не было усобиц. Поэтому ей и предпочитали служить духовенство и боярство. Третья - политическая - версия исходит из мудрости и дальновидности московских князей, т.е, из их личных качеств.

Наконец, последнее объяснение принадлежит современному историку А.А.Зимину, который, подвергая критике многие доказательства этих версий, предложил свой ключ к пониманию этого процесса «в особенностях колонизационного процесса и в создании военно-служилого войска (двора)».

Иными словами, именно особая подготовка воинов стала одной из причин успеха. Московское княжество приобретает власть и силу в итоге кровавых и трагических событий, среди которых было место обманам, предательствам, убийствам. И в понятии чести воина убийство князя-соперника рассматривалось на способ служения своему князю. Преследуя цели обогащения и укрепления личной власти, Иван Калита сделал Московское княжество самым сильным и богатым на Руси. Никто не решался оспаривать у него великое княжение.

«Духовный компромисс состоит не в том, что человек развенчивает, разлюбляет или отвергает идею святости и нравственного совершенства, но в том, что он, решая обратиться к силе и принять меч, и зная, что меч не есть высшее, святое и совершенное, все-таки приемлет его, отнюдь не развенчивая, не разлюбляя и не отвергая идею нравственного совершенства и святости. Духовный компромисс отнюдь не угашает в душе голоса совести, зовущего к нравственному совершенству, он совсем не извращает и не ослабляет его; мало того, он даже не отрывает от него душу - голос совести необходим каждому из людей, но правителю и воину - больше, чем кому бы то ни было. И притом именно потому, что основное дело их жизни заставляет их как бы отодвигать на второй план заботу об их личной праведности. Дело правителя требует не только мудрости, верности, справедливости и твердой воли, но еще и скрытности, изворотливости и умения бороться с врагами народа. Дело воина требует не только преданности, чувства чести, самообладания и храбрости, но еще и способности к убийству, к военному коварству и беспощадности» [78].

Некоторые случаи совместного употребления слов «честь» и «слава»

Ю.М. Лотман рассмотрел в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях.

Сопоставление этих примеров и выражения «Слова о полку Игореве» «ищучи себе чти, а князю славы» привело Лотмана к следующему выводу: указанное выражение «Слова» не было тавтологическим повтором (как обычно трактуется эта формула в литературе), и «честь» и «слава» «отнюдь не были синонимами». Это подтверждает и объяснительный перевод «Русские сыны (наутро) великие поля красными щитами перегородили (построившись в боевой порядок), ища себе чести, а князю славы» [100, с.168].

По всей видимости, сближение слова «честь» с основным, центральным понятием «слава» для прославления Бога, выражения ему максимального уважения, воздаяния всей суммы мыслимого почёта не было случайным. Как в греческом языке, так и в старославянском, а затем и в древнерусском слово «честь» означало в этом контексте «почёт», «почтение», «почесть», «уважение».

Например, Л.А. Черная различает три основные группы значений понятия «честь»: как достоинство человека, как слава (в особенности воинская), как святость. На самом деле, вторая и третья «группы значений»

слова «честь», выделенные Л.А.Черной, входят в начальное гнездо со значениями «почёт», «уважение» и пр. Просто в одном случае речь идёт о почестях, воздаваемых Богу, святым, вообще сфере сакрального, а в другом — о почёте, который заслуживает выдающийся человек (не обязательно воин, но и князь, сановник и т. д.) [185, с. 56].

«Бесчестие» в целом ряде случаев употребляется как противоположное по значению слову «слава». По-видимому, это произошло вследствие синонимического употребления.

Наконец, ещё один яркий пример употребления слов «честь» и «слава» в синонимическом ряду, а также развёрнутое изложение концепции «двух слав»

можно найти в сборнике Златоструй, составленном из поучений, принадлежащих перу Иоанна Златоуста. В одном из Слов Златоструя содержится рассуждение о том, что истинное блаженство — это страх Божий и упование на Бога, а на земле никогда не может быть достигнуто полное счастье: человека всегда поджидает какая-нибудь беда — либо бедность, либо болезнь, либо ещё что-то, «или аще здрава есть плъть и богатство есть, а славы не имать, ни чьсти» [5].

Основным значением слова «честь» является «почёт», «уважение»

(второе его значение — «сан», «чин» — проявляется также во многих случаях). Нам не встретилось ни одного места, где бы слово «честь» имело смысл, близкий к современному, т. е. означало достоинство личности, обязывающее к чему-либо. «Бесчестье» в древнейших русских письменных памятниках не означало ничего более, как «отсутствие почёта, уважения».

Нередко это слово используется фактически как антоним «славы».

К произведениям, занимающим промежуточное положение между религиозной и светской литературой, можно причислить «Повесть о Варлааме и Иоасафе». Едва ли не главной темой этого произведения является уже знакомое нам противопоставление истинной славы (религиозное просветление и добродетели) и ложной, внешней (мирские «прелести»). Эта тема получает развитие в разных притчах, вошедших в состав «Повести», но как основной мотив всего произведения она задана уже в самом начале, в завязке сюжета. Здесь мы, с одной стороны, находим описания славы, богатства, силы и роскоши государства языческого царя Авенира, а с другой стороны, в противовес всему этому сразу же приводятся обширные рассуждения о «вечных благах», душевной пользе и спасении, которые несёт христианская вера. Эти поучительные рассуждения вкладываются в уста некоего сановника, служившего ранее у царя, но затем обратившегося в христианство и принявшего монашеский сан. Свои речи сановник произносит в ответ на обращение к нему царя Авенира, «печалию и гневомъ купно» исполнившегося: «О неразумнеумовредне, что ради премени честь студомъ и велику славу, нелепую сию одежю и образ възложи на ся и... не токмо нашея дружбы и дерзновениа далече таиньство приложи, но и своего рода остави, ни своих чадъ милостию приимъ, богатьство же и всего житиа светлость ни во что же воменивъ и толика беславиа изволи паче великиа славые Да что ти будеть и что от техъ приобрящеши, яко всехъ же Богъ и человек глаголемаго Христоса паче почести житиа жестокаго и нелепаго, възлюбленыхъ и сладких и въсприатьныхъ житиа сего отрину от себее» [4].

В этих словах мы видим тот же набор лексики, что и в переводных памятниках религиозного характера, а «слава» и «честь» снова идут «рука об руку». Противопоставление истинных «славы и чести» и ложных проходит красной нитью через всю «Повесть», но наиболее яркий и известный пример развития этой темы содержится в притче «о четырёх ковчегах». «Некий царь велийславенъ» решил проучить своих вельмож за то, что они возмутились теми почестями, которые он решил воздать двум постникам (царские сановники «негодоваша о семъ, яко недостойно царьскиа славы се створити», так как это «досажает» «высоту и славу царьскаго венца»). Царь велел костемерьтвагосмердящавложити в ня», а два других, «помазавъ смолою и пекломъ», наполнить их «камыкъ честныхъ и бисеръ многоценныхъ, всехъвонь благоуханныхъ исполнивъ». Вельможи, призванные царём, естественно, польстившись красивым видом первых двух ковчегов, решили, что они содержат и внутри нечто ценное и прекрасное. Царь же им сказал, чтобы «не подобаеть» разуметь «чювственыма очима чювьственый образ», но надо «утренима очима внутрь лежащее» разглядеть, «ли честь, ли бещестие».