«СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА ОБЩЕСТВА НА ТЕРРИТОРИИ УЗБЕКИСТАНА: ТРАДИЦИИ И ТРАНСФОРМАЦИИ (конец XIX в. – 30-е годы ХХ в.) ...»

АКАДЕМИЯ НАУК РЕСПУБЛИКИ УЗБЕКИСТАН

ИНСТИТУТ ИСТОРИИ

На правах рукописи

УДК: 94(575.1)

316.3(575.1)(09)

МАХКАМОВА НАДИРА РАХМАНОВНА

СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА ОБЩЕСТВА НА ТЕРРИТОРИИ

УЗБЕКИСТАНА: ТРАДИЦИИ И ТРАНСФОРМАЦИИ

(конец XIX в. – 30-е годы ХХ в.) 07.00.01 – История Узбекистана

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Ташкент – 2009

Работа выполнена в отделе «Историография и источниковедение»

Института истории Академии наук Республики Узбекистан доктор исторических наук, профессор

Научный консультант АЛИМОВА Дилором Агзамовна доктор исторических наук, профессор

Официальные оппоненты:

АГЗАМХОДЖАЕВ Саидакбар Саидович доктор исторических наук ЭРГАШЕВ Кулдош доктор социологических наук, профессор БЕКМУРОДОВ Мансур Бобомуродович

Ведущая организация: Национальный университет Узбекистана им. Мирзо Улугбека

Защита состоится «17» декабря 2009 г. в 10 часов на заседании Объединенного специализированного совета Д.015.09.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук по специальности 07.00.01 – История Узбекистана при Институте истории Академии наук Республики Узбекистан (100170, Ташкент, ул. И. Муминова, 9). Тел.: 262-38-73; факс: 262-93-51; e-mail: [email protected].

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке Академии наук Республики Узбекистан (100170, Ташкент, ул. И. Муминова, 13).

Автореферат разослан «17» ноября 2009 г.

Ученый секретарь Объединенного специализированного совета, доктор исторических наук А.А. Аширов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДИССЕРТАЦИИ

Актуальность работы. Провозглашение Республикой Узбекистан независимости обусловило коренные изменения в исторических судьбах ее народа, открыло широкий простор для активных преобразований в экономике, социальной и духовной сферах общества. В годы независимости кардинально изменились суть и содержание исторической науки, которая имеет большое значение при осуществлении стратегии дальнейшего развития государства для возрождения национального самосознания его граждан.

О высокой социальной значимости истории говорил Президент Республики Узбекистан И.А. Каримов на встрече с историками и представителями средств массовой информации летом 1998 г., особо отметив при этом, что «история – это основа духовности народа», что «без исторической памяти нет будущего». Он обратил внимание ученых на необходимость восстановления правдивой истории узбекского народа и научного осмысления с позиций идеологии независимости всех факторов воздействовавших на развитие его общества в условиях различных политических режимов 1.

В Постановлении Кабинета Министров Республики Узбекистан «О совершенствовании деятельности Института истории Академии наук Республики Узбекистан» также отмечалось, что одной из главных задач современной исторической науки «является изучение истории узбекского народа и его государственности», в том числе и «вопросов социальноэкономической, культурной и духовной жизни народов, живших на нашей территории с древнейших времен до сегодняшних дней на различных исторических этапах» 2.

В свете этого историки Узбекистана уже многого достигли за годы независимости. Вместе с тем имеется еще ряд актуальных проблем, требующих не только дополнительного рассмотрения, но и научного переосмысления с современных концептуально-методологических позиций.

Одной из них является исследование истории социальных отношений в среднеазиатском регионе и, особенно, истории трансформации социальной структуры его общества, многообразный состав которой, отражавший традиционные занятия населения в условиях рыночной экономики, был уничтожен в советском обществе с единым социалистическим укладом.

Сегодня, когда в независимом Узбекистане идет активный процесс формирования социальной структуры общества, базирующегося на рыночной экономике, знание опыта, накопленного в процессе развития этой важной сферы социальных взаимоотношений в республике, может помочь не только полнее понять особенности ментальности ее народа, но и содействовать решению проблем его национального возрождения. Именно это определило необходимость провести комплексный анализ трансформации социальной структуры общества на территории Узбекистана в исторической ретроспективе и обусловило актуальность настоящего исследования.

Новое время потребовало от историков республики применения в работе современных концептуально-методологических подходов, Каримов И.А. Без исторической памяти нет будущего / Свое будущее мы строим своими руками. – Ташкент: Ўзбекистон, 1999. Т. 7. – С. 128-151.

Постановление Кабинета Министров Республики Узбекистан «О совершенствовании деятельности Института истории Академии наук Республики Узбекистан» // Народное слово. 1998, 29 июля.

базирующихся на достижениях мировой исторической науки. Прежде всего, это было необходимо сделать для выявления объективной картины социального развития общества, поскольку до конца 80-х годов ХХ в. в международной исследовательской практике в основном преобладали два концептуальных методологических подхода в изучении этой проблемы – «классовый» и «стратификационный».

В советской историографии безраздельно господствовал «классовый»

подход. Он основывался на марксистско-ленинской теории, согласно которой общество делилось на классы, а их основным признаком считалось отношение к средствам производства. В зависимости от того, в чьих руках они находились, определялись и классы – эксплуататоров (собственников средств производства) и эксплуатируемых (не имеющих таковых) 3. Такая схема была искусственно создана для решения чисто идеологических задач.

Она не учитывала наличия среди населения множества других социальных групп, не имевших классообразующих признаков, но являвшихся его составными частями – интеллигенции, служащих, духовенства, ремесленников, кустарей, торговцев, домохозяек, инвалидов, учащихся, пенсионеров и т.д. В результате этого в науке не было четкой терминологии, которая давала бы ясное представление о составе жителей региона. Так, в советской историографии применялись такие формулировки, как «класс буржуазии», «класс зажиточных крестьян», «класс трудовых крестьян», просто «класс крестьян» и т.д. Концепция классовой структуры общества не давала возможности правильно определить место каждой социальной группы в нем, выявить факторы, воздействующие на динамику ее развития, создавала односторонний и часто предвзятый взгляд на исторические процессы.

Классовый подход к исследуемой проблеме породил также тенденциозное и одностороннее ее освещение в советской историографии и обусловил написание фальсифицированной истории, когда основной движущей силой социальной жизни общества представлялся только рабочий класс, а такие социально-активные страты как ремесленники, кустари, люди занятые в сфере торговли, национальная интеллигенция, прогрессивное духовенство оценивались по остаточному принципу.

В современных условиях новым задачам исторической науки более отвечает стратификационный подход к изучению социального состава общества, который широко применяется в мировой практике с 40-х годов ХХ в. 4 Этот подход делит общество на страты. Сам термин «страта»

заимствован в геологии и означает «пласт». В социологии «страта» означает См.: Энгельс Ф. Анти-Дюринг / Собр. соч., Т. 20. – М., 1961. – С. 5-338; Его же. Письмо Фридриху Адольфу Зорге / Собр. соч., Т. 37. – М., 1965. – С. 8-11; Маркс К. Письмо Иосифу Вейдеймейеру / Собр.

соч., Т. 28. – М., 1962. – С. 422-429; Ленин В. И. Экономическое содержание народничества и критика его в книге господина Струве / Полн. собр. соч. (далее ПСС). Т. 1. – М., 1971. – С. 347-534; Его же. О социальной структуре власти, перспективах и ликвидаторстве / ПСС. Т. 20. – М., 1973. – С. 186-207; Его же. Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата / ПСС. Т. 39. – М., 1974. – С. 271-282; Его же. Детская болезнь «левизны» в коммунизме / ПСС. Т. 41. – М., 1974. – С. 1-104; Его же. Как нам реорганизовать Рабкрин (предложения ХII съезду партии) / ПСС. Т. 45. – М., 1975. – С. 383-388.

См.: Weber M. The Theory of Social and Economic organization / translated and edited by A. Henderson and Talcott Parsons. – New York, 1947. – 450 p.; Landberg G., Scharg C., Larsen O. Stratification: Shared Possibilities and Responsibility // Sociology. – 1954. – № 4. – Р. 51-89; Schrag C., Larsen O., Catton W. The Nature of Stratification // Sociology. – 1968. – № 4. – Р. 65-80; Kraus J. Stratification, Class and Conflict. – New York, 1976.

– 300 p.; Whight E. Classe. – London, 1985. – 250 p.; Giddens A. Sociology. – Oxford, 1991. – 250 p.; Заславская Т.И., Рывкина Р.В. Социология экономической жизни: очерки теории. – Новосибирск, 1991. – 152 c.; Ильин В.И. Социальная стратификация. – Сыктывкар, 1991. – 72 с.; Дэвис К., Мур У. Некоторые принципы стратификации // Социальная стратификация. – М., 1992. Вып. 1.; Вебер М. Основные понятия стратификации // СОЦИС. – М., 1994. – № 5.; Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. – М., 1995. – 237 с.

«слой общества», а «стратификация» – его деление на слои. Согласно теории стратификации, в человеческом социуме могут выделяться страты по самым различным критериям – профессиональным занятиям, образованию, этническим, демографическим, гендерным признакам, территориальному местонахождению (городское и сельское население) и т.д. Понятие «страта»

более гибкое, чем «класс», оно включает в себя широкий круг общественных явлений и предоставляет широкие возможности для их анализа. По мнению английского социолога Э. Гидденса, понятие «класс» – есть всего лишь «частный случай стратификации» 5.

Стратификационный подход показывает, что социальная структура общества есть динамично меняющаяся социальная категория и вектор ее изменений определяется общим прогрессом этого общества, который обуславливают умножающиеся и усложняющиеся формы разделения труда, увеличивающееся число профессий, меняющиеся отношения между согражданами, их образ жизни и т.д.

Большие возможности стратификационного подхода позволяют воссоздать более полную картину социальной жизни человеческого социума на каждом этапе его исторического развития. Именно на таком подходе впервые в отечественной историографии рассматриваемой проблемы базируется концептуально-методологическая основа настоящего исследования, а анализ социального состава населения на территории Узбекистана основывается на его стратификации по профессиональным занятиям.

Изучение социальных отношений в среднеазиатском регионе в период с конца XIX в. до конца 30-х годов ХХ в. с позиций теории стратификации позволило по-новому раскрыть происходившие в нем процессы. В частности, оно показало, что в начале ХХ в. в Туркестанском крае в среде собственников значительно укрепился особый социальный слой, состоявший из людей среднего достатка – средних собственников. Своим упорным трудом они приносили себе и обществу ощутимую пользу, являлись основой его богатства и гарантом стабильности. Объединяя в своем лице рабочую силу и капитал, они умели быстро мобилизовать трудовые ресурсы семьи, хорошо знали потребности рынка, опирались на свой профессионализм и исторически сложившиеся навыки в производстве товаров для населения и организации сферы услуг. Но советская власть видела в социальных стратах средних собственников только потенциальных врагов нового строя и целенаправленно изжила их из своего общества к концу 30-х годов ХХ в.

В условиях независимости Президент Республики Узбекистан и ее правительство, учитывая международный и национальный исторический опыт, особенности ментальности населения и, понимая созидательное значение для развития производительных сил страны хозяйственной деятельности слоя средних собственников, придают огромное значение созданию и укреплению этого слоя как основы успешного развития общества. «Именно класс средних собственников, – пишет И.А. Каримов, – является опорой формируемого гражданского общества… Не чувствуя себя по-настоящему собственником, человек не будет бороться за свои права, за конечные результаты и эффективность производства» 6.

Giddens A. Sociologi. – Oxford, 1991. – P. 205.

Каримов И.А. Узбекистан на пороге ХХI века: угрозы безопасности, условия и гарантии прогресса / По пути безопасности и стабильности развития. – Ташкент: Ўзбекистон, 1998. Т. 6. – С. 155-156.

По нашему мнению, знание накопленного опыта успешного функционирования слоя средних собственников в Туркестанском крае в конце XIX – начале ХХ вв. может помочь понять специфику его деятельности в условиях свободного рынка и глубже осознать значение в жизни общества. Изучение этого опыта входит в задачи настоящей диссертационной работы и подтверждает актуальность проблемы.

Таким образом, необходимость изучения и переосмысления с новых концептуально-методологических позиций социальной структуры общества на территории Узбекистана, места и роли всех его социальных страт в их взаимосвязи и взаимодействии в длительной исторической ретроспективе отвечают потребностям настоящего дня и определяют актуальность избранной темы диссертации.

Хронологические рамки исследования охватывают период с конца XIX в. до конца 30-х годов ХХ в. Этот выбор был обусловлен тем, что позволил исследовать социальное развитие общества на территории Узбекистана в исторической ретроспективе и более глубоко проанализировать структурные трансформации, которые оно претерпело в условиях различных политических режимов. В пределах избранных хронологических рамок рассматривались периоды – колониальный (конец ХIХ в. – октябрь 1917 г.) и советский (октябрь 1917 г. – конец 30-х годов ХХ в.). Внутри последнего были выделены этапы: октябрь 1917 г. – первая половина 20-х годов ХХ в. – начало трансформирования советской властью социальной структуры старого общества; вторая половина 20-х годов ХХ в. – активное вытеснение советской властью в процессе монополизации экономики страны социальных страт коренного населения, занятых в традиционных для региона сферах деятельности; 30-е годы ХХ в. – окончательная ликвидация традиционных социальных страт региона, завершение социального конструирования нового общества.

Степень изученности проблемы. Комплексный анализ исторической литературы показывает, что исследуемая тема в новой концептуальнометодологической постановке и исторической ретроспективе до настоящего времени не выступала в качестве объекта изучения. Тем не менее, историография проблемы базируется на определенном объеме литературы, в которой она рассматривается по отдельным аспектам и периодам. Анализ научных публикаций и исследований, затрагивающих различные аспекты избранной темы, освещается в первой главе диссертации. В целях реализации системного подхода историография данной темы разделена на следующие классификационные группы, характеризующиеся внутренним понятийным, методологическим и идеологическим единством: 1) работы ученых и краеведов колониального периода; 2) публикации советского периода;

3) научные труды периода независимости; 4) исследования зарубежных ученых.

Связь диссертационной работы с тематическими планами НИР.

Диссертация была выполнена в рамках фундаментального научноисследовательского проекта «Историография Узбекистана ХХ в.», разрабатываемого в отделе «Историография и источниковедение» Института истории Академии наук Республики Узбекистан, а также в составе авторского коллектива 5 и 6 томов «Истории Узбекистана», подготавливаемого Институтом истории Академии наук Республики Узбекистан.

Цель исследования. В работе впервые в отечественной историографии предпринята попытка с современных концептуально-методологических позиций, на значительно обновленной источниковой базе проанализировать в исторической ретроспективе трансформации социальной стратификации общества на территории Узбекистана в тесной взаимосвязи с общественнополитическими и социально-экономическими событиями в период с конца ХIХ в. до конца 30-х годов ХХ в. Для реализации данной цели были поставлены следующие задачи:

определить основные этапы изменений социальной структуры общества на территории Узбекистана в условиях колониального и советского режимов, изучить специфические особенности, динамику и тенденции изменений всех ее социальных страт на каждом из них, переосмыслить их роль в обществе 7 ;

выявить направления трансформаций социального состава общества коренного населения территорий, вошедших в состав Туркестанского генерал-губернаторства, после завоевания Российской империей;

проследить процесс упрочения слоя средних собственников в Туркестане в начале ХХ в., показать созидательный характер деятельности собственников в условиях свободного рынка, их роль и возможности в преодолении кризисного положения региона в начале 20-х годов ХХ в.;

переосмыслить с позиций нового методологического подхода сущность политики советской власти по отношению к различным социальным стратам населения, раскрыть репрессивный характер ее мероприятий по социальной стратификации общества на территории Узбекистана в ходе политических и социальных преобразований в 20–30-е годы ХХ в.;

показать процесс уничтожения в Узбекистане исторически сложившихся страт коренного населения по традиционным видам профессиональной деятельности и его трагические последствия;

рассмотреть позитивные и негативные стороны формирования новых социальных страт советского общества – промышленных рабочих и «рабоче-дехканской» интеллигенции;

проанализировать итоги социального конструирования советской власти к концу 30-х годов ХХ в.

Объектом и предметом исследования является социальная стратификация общества на территории Узбекистана и ее трансформации в условиях колониального и советского режимов в период с конца ХIХ в. до конца 30-х годов ХХ в.

Теоретико-методологические основы исследования. Для решения поставленных задач в работе использовались основные методологические принципы диалектического мышления: историзм, объективность, всесторонность, детерминизм, системность, требующие рассмотрения всех процессов генетически, через выявление основных этапов развития, раскрытия причинно-следственных связей, подхода к ним как к целостной системе, в которой каждый элемент занимает свое, строго определенное, место, В диссертации не ставилась задача исследовать трансформации социальной стратификации обществ Бухарского эмирата и Хивинского ханства, а также БНСР и ХНСР, поскольку в период от установления Российского протектората до трагического распада в 1924 г. они были юридически независимыми государствами со своим общественно-политическим устройством и сословной структурой общества, а их экономическое и социальное развитие имело целый ряд специфических особенностей. Изучение их истории представляет собой серьезную проблему, требующую нового, глубокого переосмысления в самостоятельной работе.

обусловленное закономерностями его возникновения и существования.

Диссертация построена на новом в отечественной историографии стратификационном концептуально-методологическом подходе к исследованию социальной структуры общества на территории Узбекистана, который коренным образом отличается от марксистского классового подхода.

Для разработки методологических основ данного исследования особую ценность представляют положения и выводы, содержащиеся в трудах и выступлениях Президента Республики Узбекистан И.А. Каримова. В них сформулированы принципы национальной идеологии, поставлены задачи современной исторической науки, предлагается качественно новая модель государственного и социального строительства, формирования демократического правового общества, базирующегося на рыночной экономике, определен путь достижения его прогресса.

Использование всего этого методологического арсенала научного познания раскрыло новые возможности в научном анализе исследуемой проблемы.

Источниковая база исследования. Диссертация написана на основе обширной источниковой базы. В ней впервые в отечественной историографии были широко использованы материалы всеобщих демографических переписей населения – первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. 8, переписи городского населения ТАССР 1923 г. 9, всесоюзных переписей населении 1926 г. 10, 1937 г. 11 и 1939 г. 12. Они содержат уникальные сведения о составе общества на территории Узбекистана на решающих рубежах его развития – в конце ХIХ века, в начале и в середине 20-х годов ХХ в., в конце 30-х годов ХХ в., что позволило глубоко проанализировать динамику трансформаций его социальной структуры.

Материалы этих переписей являются источником с высоким информационным потенциалом, но в советской исторической литературе лишь фрагментарно использовались отдельные их сведения в основном об общей численности населения. Это, в известной мере, можно объяснить тем, что эти данные объективно не свидетельствовали об эффективности социальной политики советской власти в 20–30-е годы ХХ в., и изданы они были тиражом всего по тысячи экземпляров. О переписи 1937 г., вообще, до середины 90-х годов ХХ в. ничего не было известно научной общественности из-за того, что она не показала «триумфальных достижений» социализма, о победе которого было декларировано партией в 1936 г. Организаторы этой переписи были репрессированы, а материалы признаны не действительными и пролежали в архивах почти полвека под грифом «секретно». Такая же судьба постигла и материалы переписи 1939 г., поскольку ее результаты также оказались далеко не победными. Лишь отдельные сведения были опубликованы в 1950 г. в справочнике «Узбекистан. Экономико-географиПервая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Т. 83. Самаркандская область. – СПб., 1905. – 94 с.; Т. 86. Сырдарьинская область. – СПб., 1905. – 116 с.; Т. 89. Ферганская область. – СПб., 1904. – 114 с.

Классовый и профессиональный состав городского населения ТАССР в 1923 г. (по результатам городской переписи населения в 1923 г.). – Ташкент, 1924. – 142 с.

Всесоюзная перепись населения 1926 г. Т. XXXII. Узбекская ССР. Отдел II. Занятия. – М., 1929. – 202 с.

Жиромская В.Б., Киселев И.Н., Поляков Ю.А. Полвека под грифом «секретно»: Всесоюзная перепись населения 1937 г. – М., 1996. – 152 с.; Всесоюзная перепись населения 1937 года: общие итоги. Сборник документов и материалов. – М., 2007. – 320 с.

Узбекистан. Экономико-географическая характеристика. – Ташкент, 1950. – 302 с.; Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 года. Узбекская ССР. – М., 1962. – 167 с.

ческая характеристика» и в 1962 г. в итогах переписи 1959 г.

Как исторический источник в диссертации широко использовались данные локальных переписей 20–30-х годов ХХ в. (всероссийских сельскохозяйственных – 1917 г. и 1920 г., промышленной – 1920 г., жилищной переписи населения г. Ташкента 1921 г., переписи учреждений и служащих г. Ташкента 1924 г., переписи населения г. Самарканда 1925 г., жилищной переписи г. Ташкента 1932 г.), а также многочисленные статические сборники, издававшиеся в этот период.

Солидную источниковую базу диссертации составили документы Центрального государственного архива Республики Узбекистан (ЦГА РУз), Государственного архива г. Ташкента (ГА г. Ташкента) и Центрального государственного архива научно-технической и медицинской документации Республики Узбекистан (ЦГА НТМД РУз).

Дополнением к архивным источникам послужили документы, опубликованные в 50–80-е годы в тематических сборниках13. Несмотря на то, что их содержание, по замыслу составителей, должно было иллюстрировать только достижения советской власти, переосмысленные с новых позиций, они полезны и современным исследователям. По подбору документов и их социальному звучанию коренным образом отличается от этих сборников изданный в 2006 г. трехтомник «Трагедия среднеазиатского кишлака:

коллективизация, раскулачивание, ссылка. 1929–1955. Документы и материалы» (отв. редактор Д.А. Алимова, составители Р.Т. Шамсутдинов, Б.М. Расулов), материалы которого впервые убедительно и полномасштабно раскрывают трагедию узбекского дехканства в ходе коллективизации сельского хозяйства.

В работе широко использованы уникальные по информационному уровню материалы первого за годы советской власти детального обследования кишлаков и аулов Средней Азии, проведенного специальной комиссией Средазбюро ЦК ВКП(б) в 1925 г. 14. Изданные в 1926–1927 гг.

специальными выпусками, они очень точно характеризовали реальное политическое, экономическое и социальное положение кишлака в середине 20-х годов ХХ в., свидетельствуя, в частности, о крайне слабых в нем позициях советской власти.

В качестве исторических источников в работе также использовалась и периодическая печать 20–30-х годов, которая хорошо отражает хронологическо-событийную ситуацию в республике, дополняет конкретными примерами архивные документы.

Анализ, сопоставление и критическое осмысление всех вышеназванных источников позволили диссертанту попытаться объективно решить поставленные цели и задачи.

Рабочий контроль и национализация промышленности в Туркестане (1917–1920 гг.) Сб. док. – Ташкент, 1955. – 237 с.; Социалистическое переустройство сельского хозяйства в УзССР. Сборник документов в 3-х томах. – Ташкент: АН Уз ССР, Т. 1. 1962. – 794 с.; Т. 2. 1968. – 475 с.; Т. 3. 1980. – 372 с.; Победа Октябрьской революции в Узбекистане. Сборник документов в 2-х томах. Т. 1. Установление советской власти в Узбекистане. – Ташкент: АН УзССР, 1963. – 659 с.; Т. 2. Упрочение советской власти в Узбекистане – Ташкент: Фан, 1972. – 608 с.; Культурное строительство в Туркестанской АССР в период установления советской власти и гражданской войны (1917–1924 гг.). Сборник документов. Т. 1. – Ташкент, 1973. – 250 с. и др.

Современный кишлак Средней Азии. Социально-экономический очерк. Вып. I. Ниязбекская волость. – Ташкент, 1926. – 175 с.; Вып. II. Ханкинская волость. – Ташкент, 1926. – 156 с.; Вып. III. Китабская волость.

– Ташкент, 1926. – 272 с.; Вып. IV. Вабкентская волость. – Ташкент, 1926. – 170 с.; Вып. V. Балыкчинская волость. – Ташкент, 1927. – 144 с.; Вып. VI. Исфаринская волость. – Ташкент, 1927. – 158 с.; Вып. IX.

Чимбайская волость. – Ташкент, 1927. – 162 с.; Вып. Х. Каракульская волость. – Ташкент, 1927. – 180 с.

Основные положения, выносимые на защиту. Проведенные в ходе работы исследования позволяют сформулировать следующие основные положения, выносимые на защиту:

социальная структура общества – это динамично развивающаяся категория и ее трансформации должны обуславливаться его естественным развитием; насильственное вмешательство в этот процесс оборачивается для общества огромными социальными, экономическими и демографическими потерями;

социальная стратификация общества на территории Узбекистана за небольшой исторический срок (конец ХIХ в – конец 30-х годов ХХ в.) дважды претерпела серьезные трансформации в условиях различных политических режимов;

слой средних собственников, сложившийся и укрепившийся в Туркестане в начале ХХ в., являлся активной производительной, необходимой обществу силой, гарантом его стабильности; обладая большими потенциальными возможностями, он успешно функционировал в условиях свободного рынка до октября 1917 г. и при советской власти после введения НЭПа;

политика советской власти по стратификации нового общества на территории Узбекистана носила репрессивный характер и была направлена против основной массы населения, ее результатом было уничтожение всех социальных страт старой социальной структуры общества, занятых в традиционных для региона видах профессиональной деятельности;

процесс формирования новых советских страт в Узбекистане – рабочего класса, колхозного дехканства, «рабоче-дехканской» интеллигенции проходил трагично и сложно, так как не был подготовлен предыдущим развитием общества, а являлся следствием революционного скачка и осуществлялся экстремистскими методами на жесткой классовой основе;

итоги социального конструирования в Узбекистане к концу 30-х годов ХХ в. показали несостоятельность попыток советской власти создать равноправное и однородное общество.

Научная новизна исследования определяется постановкой и решением задач, которые оставались пока вне поля зрения отечественной историографии. Не претендуя на исчерпывающее раскрытие проблемы, диссертант впервые в исследовательской практике предприняла попытку подойти к изучению проблемы социальной структуры общества на территории Узбекистана с совершенно новых концептуально-методологических позиций теории социальной стратификации, рассмотреть ее комплексно, в течение значительного исторического периода.

Научную новизну работы определяет также использование в ней системного подхода к исследованию социального состава общества, рассматривающего его как совокупность непрерывно развивающихся взаимосвязанных и взаимодействующих между собой социальных страт, что позволяет обеспечить качественный анализ трансформаций каждой социальной страты в отдельности и структуры общества в целом.

Новизна исследования состоит также в обогащении его источниковой базы, поскольку автором введен в научный оборот значительный комплекс ранее не использованных обществоведами источников, а также в переосмыслении уже изучавшихся исторических документов и литературы.

Все это позволило на качественно более высоком уровне осветить искаженные ранее или совсем не раскрытые страницы истории узбекистанского общества.

Практическая и научная значимость результатов диссертации определяется непосредственной связью ее с современным состоянием отечественной исторической науки, требующей совершенствования методологии и методов познания, расширения проблематики исследования.

В соответствии с этими требованиями в диссертации взята в качестве объекта исследования проблема трансформаций социальной структуры общества на территории Узбекистана в условиях колониального и советского режимов, до настоящего времени не разрабатываемая в отечественной историографии. Ее научная значимость определяется впервые применяемым стратификационным концептуально-методологическим подходом к исследованию социального состава общества, большим хронологическим периодом и привлечением широкого круга новых источников. Ее практическая значимость состоит в том, что систематизированные и обобщенные в работе материалы вносят вклад в дальнейшее углубление знаний об историческом прошлом Узбекистана. Результаты исследования могут быть использованы обществоведами, политологами, историками при написании трудов по истории Узбекистана, научно-методических пособий для студентов высших и средне-специальных учебных заведений, при подготовке кадров высшей квалификации.

Реализация результатов работы. Материалы исследования, выводы, рекомендации диссертанта использованы при чтении лекций студентам Ташкентского университета информационных технологий, при написании общих и специальных курсов, учебно-методических пособий, учебной программы и методических указаний по предмету «История Узбекистана», а также монографии «Социальная структура общества на территории Узбекистана: традиции и трансформации (конец ХIХ в. – 30-е гг. ХХ в.)».

Апробация работы. Диссертация была обсуждена на совместном заседании отделов «История Узбекистана ХIХ – ХХ веков» и «Историография и источниковедение» Института истории Академии наук Республики Узбекистан, а также на научном семинаре при Объединенном Специализированном совете Д.015.09.01 по специальности 07.00.01 – «История Узбекистана». Основные ее положения были изложены в докладах на 13 научных конференциях: в том числе на 1-й международной научнотеоретической конференции «Вопросы сравнительного религиоведения»

(Ташкент, 14–16 сентября 2006 г.); 2-й международной научно-теоретической конференции «Вопросы сравнительного религиоведения» (Сиэттл (США), апреля 2007 г.); Международной конференции «Вклад Узбекистана в развитие исламской цивилизации» (Ташкент – Самарканд, 14–15 августа 2007 г.); Международной конференции Социальная жизнь народов Центральной Азии в первой четверти ХХ века: традиции и инновации»

(Ташкент, 12–13 сентября 2008 г.); «Ўзбекистон пойтахти Тошкент 2200 ёшда» (Ташкент, май 2009 г.) Опубликованность результатов. Основные положения и выводы диссертации отражены в 38 публикациях, включающих 1 монографию, 3 методических пособия, 21 журнальную статью (в том числе 3 в иностранных журналах).

Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Общий объем работы 323 листа.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается актуальность темы, определяются цели, задачи, хронологические рамки исследования, его теоретико-методологическая и источниковая база, показывается научная новизна и практическая значимость работы.

В первой главе «Историография проблемы» характеризуется степень ее изученности. Отмечается, что хронологические рамки исследования — конец XIX в. – 30-е годы ХХ в. определили необходимость изучения в предлагаемой работе большого пласта исторической литературы, создававшейся более чем 100 лет в условиях различных политических режимов с позиций соответствующих им концептуально-методологических подходов. Так, труды российских авторов, изданные в колониальный период, были написаны с позиций стратегии имперской державы и должны были оправдывать действия самодержавия в Средней Азии. Доминантой их методологического подхода была исключительно негативная оценка уровня развития государств этого региона. Специальных работ, посвященных анализу социальной структуры общества Туркестанского Генерал-губернаторства в тот период не было создано. Но имелось значительное число исследований, в той или иной степени касавшихся отдельных аспектов проблемы.

Богатую информацию об экономике колониального Туркестана, его общественно-политической жизни, социальных отношениях, составе населения, положении отдельных социальных страт содержат труды В.В. Григорьева, А.П. Хорошхина, М.И. Венюкова, А. Мидендорфа, Г.А. Арандаренко, И.И. Гейера, В.И. Массальского, А.П. Демидова, А.Ф. Губаревич-Радобыльского, В.Н. Оглоблина, В.В. Заорской и А.А. Александера 15. Особо надо отметить капитальный труд супругов В.В. Заорской и А.А. Александера, интересный для нас тем, что дает первые и единственные официальные обобщающие сведения о численности промышленных заведений в Туркестане к 1914 г., характере их производства и, особенно, о численности, профессиональном и национальном составе новой для края социальной страты – промышленных рабочих.

Ценные для нас данные о состоянии сельского хозяйства края, земельных отношениях в туркестанском кишлаке, его социальной структуре в начале ХХ в., реальном экономическом положении небольших дехканских хозяйств, являвшихся в этот период основными производителями хлопка, предоставляют нам работы чиновников налоговой службы Туркестанского края А.И. Шахназарова, А.П. Демидова, агронома Управления по переселенческим делам Сырдарьинской области В.И. Юферева, агронома земельноподатного отдела той же области С.В. Понятовского 16.

Григорьев В.В. Россия и Азия. Сборник исследований и статей по истории, этнографии и географии, написанных в разное время. – СПб., 1876. – 575 с.; Хорошхин А.П. Сборник статей, касающихся Туркестанского края. – СПб., 1876. – 532 с.; Мидендорф А. Очерки Ферганской долины. – СПб., 1878.– 489 с.; Арандаренко Г.А.

Досуги в Туркестане. 1874–1889. – СПб., 1889. – 667 с.; Гейер И.И. Туркестан. – Ташкент, 1909. – 346 с.; Россия.

Полное географическое описание. Т. XIX. Туркестанский край / Составитель князь В.И. Массальский. – СПб., 1913. – 861 с.; Демидов А.П. Экономический очерк хлопководства, хлопковой торговли и промышленности в Туркестане. – Ташкент, 1912. – 256 с.; Заорская В.В. и Александер А.А. Промышленные заведения Туркестанского края. – Петроград, 1915. – 559 с.

Шахназаров А.И. Сельское хозяйство в Туркестанском крае. – СПб., 1908. – 512 с.; Демидов А.П.

Экономический очерк хлопководства, хлопковой торговли и хлопковой промышленности в Туркестане. – Ташкент, 1912. – 256 с.; Юферев. В.И. Труд в хлопковых хозяйствах Туркестана. – СПб., 1914. – 60 с.; Его же. Хозяйство сартов Ферганской области. – Ташкент, 1911. – 76 с.; Понятовский С.В. Опыт изучения Значительный вклад в изучение таких важных проблем, как социальные отношения, социальная психология, ментальность и быт коренного населения Туркестана, роль религии в его жизни внесли труды видных русских краеведов и этнографов В.П. Наливкина, Н.П. Остроумова, А.И. Добросмыслова, Н.С. Лыкошина 17.

Отдельное место в исторической литературе занимают труды среднеазиатских авторов о событиях конца ХIX – начала ХХ вв. 18 Важные сведения о политической и экономической ситуации, социальной структуре общества, образе жизни коренного населения Средней Азии содержатся в трудах придворных историков Бухарского эмирата 19.

Особо надо выделить в работах среднеазиатских авторов колониального периода многочисленные статьи и очерки лидеров джадидской интеллигенции в публикуемых ими в начале ХХ в.

периодических изданиях, которые по воле советских идеологов были практически закрыты для ученых до начала 90-х годов ХХ в. Творческое наследие джадидов представляет для современной исторической науки огромный интерес. Оно ценно тем, что создавалось высокообразованными людьми своего времени, которые хорошо знали край, болели за его будущее и, анализируя позитивные и негативные последствия его завоевания Россией, давали объективную характеристику состояния промышленности и ремесленного производства, социальных отношений, культуры, общественной жизни Туркестана и сопредельных с ним государств.

Литературу советского периода представляют работы историков и обществоведов, изданные в 20–80-е годы ХХ в. Их методология базировалась на марксистско-ленинской классовой теории, а отличительной чертой была ярко выраженная апологетика советского строя. В соответствии с идеологической конъюнктурой, в них изучался «опыт борьбы коммунистической партии за построение социалистического общества» в республике, рассматривались вопросы формирования и деятельности рабочего класса, колхозников и «рабоче-дехканской» интеллигенции. Все эти процессы излагались только в позитивной динамике. При этом другие группы населения 20–30-х годов – ремесленники, кустари, люди, занятые в сфере торговли, духовенство, национальная интеллигенция оценивались как явные или потенциальные враги советского строя 20.

Информационная и научная значимость литературы советского хлопководства в Туркестане и Закаспийской области. – СПб., 1913. – 357 с.

Наливкин В., Наливкина М. Очерк быта женщины оседлого туземного населения Ферганы. – Казань, 1886.

– 244 с.; Наливкин В.П. Туземцы раньше и теперь. – Ташкент, 1913. – 144 с.; Остроумов Н.П. Сарты.

Этнографические материалы. Вып. 1. – Ташкент, 1896. – 272 с.; Его же. Введение в курс исламоведения. – Ташкент, 1914. – 215 с.; Добросмыслов А.И. Ташкент в прошлом и настоящем. Исторический очерк. – Ташкент, 1912. – 520 с.; Лыкошин Н.С. Полжизни в Туркестане. Очерк быта туземного населения. – Петроград, 1916. – 412 с.

Киргизский рассказ о русских завоеваниях в Туркестанском крае / Публикация, перевод и приложения Н.И. Веселовского. – СПб., 1894. – 126 с.; Фуркат Закирджан. Автобиография / Остроумов Н.П. Сарты. – С.

243-263; Мухаммад Азиз ибн Мухаммад-Риза Маргилани. Тарихи Азизи. – Тошкент, 1999. – 150 б.; Исхакхан тура ибн Джунайдалла Ходжа. Мизан аз-Заман. – Ташкент – Токио, 2001. – 56 с.

Махдум Шарифджан. Бухарский трактат о чинах и званиях / Перевод и комментарии А.А. Семенова // Советское востоковедение. Т. V. – М. – Л., 1948. – С. 137-153; Дониш Ахмад. История мангитской династии / Предисловие и примечания И.А. Наджафовой. – Душанбе, 1967. – 142 с.; Юсуф мунши Мухаммад. Та’рихи Муким-хоний (Мукимханская история) / Перевод, примечания и указатели А.А. Семенова. – Ташкент, 1956. – 303 с.; Сами Мирза Абдал’азим. Та’рих-и салатин-и мангитийа (История мангитских государей) / Издание текста, предисловие и примечания Л.М. Епифановой. – М., 1962. – 248 с.

См.: Непомнин В.Я. Исторический опыт строительства социализма в Узбекистане (1917–1937 гг.). – Ташкент, 1960. – 382 с.; История народного хозяйства Узбекистана. Т. 1. – Ташкент, 1962. – 250 с.; История Узбекской ССР. Т. II.– Ташкент, 1967. – 707 с.; Очерки истории Коммунистической партии Узбекистана. – Ташкент, 1974. – 768 с. и др.

периода неоднозначна. Для нашей работы большой интерес представляли труды историков, известных партийных и общественных деятелей по социально-экономической проблематике, изданные в 20-е годы 21. Их авторы работали еще в сравнительно благоприятных условиях, когда в науке не утвердился методологический классовый подход, допускались нестандартные выводы, плюрализм мнений, обращалось внимание на достоверность фактов, а не на их политическую оценку. Все это положительно сказалось на научном уровне этих работ и качестве предоставляемой ими богатой и объективной информации.

В эти же годы крупными экономистами и аграрниками А.П. Демидовым, Г.И. Черданцевым, Ю.М. Понятовским, Ю.М. Пославским, В.И. Юферевым, Н.К. Ярошевичем 22 был опубликован ряд работ, которые являлись результатами детального исследования социально-экономического положения туркестанского кишлака в первые годы советской власти и содержали взгляды авторов на пути выхода из создавшегося кризиса. Именно за свои взвешенные выводы и рекомендации они в последующие годы были названы в советской историографии «аполитичными оппортунистами» и «буржуазными фальсификаторами», которые, якобы, «прикрываясь научным объективизмом, отстаивали буржуазный путь развития сельского хозяйства Узбекистана» 23. Эти работы на долгое время были преданы забвению.

Последующие годы в историографии советского периода были трудными для обществоведов и малоэффективными для развития исторической науки, которая по мере продвижения вперед процесса строительства социализма все более политизировалась и деформировалась, а творческая мысль исследователей сдерживалась идеологическим диктатом.

Тем не менее, нельзя полностью зачеркивать вклад в науку ученых, работавших в эти годы. Они накопили и обобщили в традициях своего времени огромный фактический материал, и не их вина в том, что при тоталитарной власти они были поставлены в условия, требующие выполнения концептуальных установок партийных органов.

В конце 50-х годов ХХ в. в историографии Узбекистана появилась новая концепция оценки завоевания Туркестана Российской империей. Оно стало называться «присоединением». Состоявшаяся в 1959 г. специальная научная сессия положила начало активной пропаганде положения о том, что произошедшее во второй половине ХIХ в. «присоединение Средней Азии к России, имело для ее народов огромное прогрессивное значение, оно приобщило их к революционной борьбе русского пролетариата, который принес великие идеи классовой борьбы, нашедшие среди трудящихся масс Сафаров Г. Колониальная революция (опыт Туркестана). – М., 1921. – 147 с.; Рыскулов Т. Революция и коренное население Туркестана (Сборник главнейших статей, докладов, речей и тезисов).Ч. 1. 1917–1919. – Ташкент, 1925. – 218 с.; Силонов А.К. К вопросу о роли ростовщического капитала в сельском хозяйстве Средней Азии. – Ташкент, 1926. – 77 с.; Ходжаев Ф. Десять лет борьбы и строительства (К десятой годовщине Октября). – Самарканд – Ташкент, 1927. – 42 с.; Резцов Л. Октябрь в Туркестане. – Ташкент, 1927. – 119 с.; Галузо П.Г. Туркестан – колония (Очерк истории Туркестана от завоевания русскими до революции 1917 г.). – М., 1929. – 235 с.; Лаврентьев В. Капитализм в Туркестане (Буржуазная колонизация Средней Азии). – Л., 1930. – 160 с.

Демидов А.П. Экономические очерки хлопководства, хлопкоторговли и хлопковой промышленности в Туркестане. 2-е изд. – М., 1922. – 260 с.; Среднеазиатский экономический район ( под ред. Ю.М. Пославского и Г.И.

Черданцева). – Ташкент, 1922. – 128 с.; Юферев В.И. Хлопководство в Туркестане. – Л., 1925. – 158 с.; Его же.

Очерки по экономике хлопкового хозяйства. – М., 1927. – 175 с.; Ярошевич Н.К. Организация крестьянского хозяйства Средней Азии (популярный очерк). – Самарканд – Ташкент, 1926. – 85 с.

См.: Предисловие / Социалистическое переустройство сельского хозяйства в Узбекистане (1917–1926 гг.). Сб.

док. – Ташкент, 1962. – С. 6.

региона благоприятную почву» 24.

С позиций этой концепции в 60–80-е годы ХХ в. был издан ряд фундаментальных исследований по истории колониального Туркестана 25.

Социальная структура общества специально в них не рассматривалась, но в них содержались сведения по некоторым ее аспектам (численность населения, занятия). Коллективная монография «Социально-экономическое и политическое положение Узбекистана накануне Октября» 26, изданная в 1963 г., практически была посвящена анализу только экономического и частично политического положения Туркестанского генерал-губернаторства.

При этом надо отдать должное ее авторам в том, что, несмотря на эту новую концепцию, они акцентировали внимание читателей на негативных последствиях присоединения края к России, показывая, как политика царского правительства практически тормозила развитие экономики этого богатого региона.

Попытки рассмотреть проблему социальной стратификации общества в целом были предприняты в монографии С. Турсунмухамедова «Великий Октябрь и изменения социальной структуры Советского Узбекистана» 27, изданной в конце 70-х годов ХХ в., и в коллективной монографии «Изменение классовой структуры общества в Узбекистане за годы советской власти (1917–1980 гг.)» 28, изданной в начале 80-х годов ХХ в. Концептуально они полностью соответствовали идеологическим требованиям своего времени. В них советское общество характеризовалось как трехчленная структура, состоящая из двух основных классов – рабочих и крестьянколхозников и прослойки – интеллигенции. Все остальные группы населения для авторов как бы не существовали и оставались вне изучения. Характерной чертой этих монографий была исключительно позитивная оценка процесса формирования и развития этих «основных» классов.

В 1989 г. Р.Х. Каримовым была защищена докторская диссертация «Социально-экономическое развитие Узбекистана в 1921–1925 годы: узловые аспекты, исторический опыт» 29. Она была написана уже в русле перестроечных процессов, когда в исторической науке начались некоторые идеологические подвижки и обществоведы пытались отойти от стереотипов официальной методологии. На основе новых данных и ранее просто пропущенных фактов, автором были критически осмыслены особенности социально-экономического развития Узбекистана в условиях перехода к новой экономической политике. К сожалению, ограниченные См.: Материалы объединенной научной сессии, посвященной прогрессивному значению присоединения Средней Азии к России. – Ташкент, 1959. – 184 с.

Аминов А.М. Экономическое развитие Средней Азии (колониальный период). – Ташкент, 1959. – 298 с.;

Ваобов М. Ўзбек социалистик миллати. – Тошкент, 1960. – 536 б.; Его же. Формирование узбекской социалистической нации. – Тошкент, 1961. – 587 с.; Кастельская З.Д. Из истории Туркестанского края (1865– 1917). – М., 1960. – 118 с.; Зиёев. Ўрта Осиё ва Сибирь (XVI–XIX асрлар). – Тошкент, 1962. – 342 б.;

Савицкий А.П. Поземельный вопрос в Туркестане. – Ташкент, 1963. – 208 с.; Халфин Н.А. Присоединение Средней Азии к России (60–90-е годы XIX в.). – М., 1965. – 468 с.; Юлдашев А. Аграрные отношения в Туркестане (конец XIX – начало ХХ в.). – Ташкент, 1969. – 255 с.; Вексельман М.И. Российский монополистический и иностранный капитал в Средней Азии (конец XIX – начало ХХ в.) – Ташкент, 1988. – 185 с.

Социально-экономическое и политическое положение в Узбекистане накануне Октября. – Ташкент, 1963.

– 229 с.

Турсунмухамедов С. Великий Октябрь и изменение социальной структуры советского Узбекистана. – Ташкент, 1977. – 184 с.

Изменение классовой структуры общества в Узбекистане за годы советской власти (1917–1980). – Ташкент, 1984. – 303 с.

Каримов Р.Х. Социально-экономическое развитие Узбекистана в 1921–1925 годы: узловые аспекты, исторический опыт.: Автореф. дис. …. докт. истор. наук. – Ташкент, 1989. – 52 с.

хронологические рамки исследования не позволили автору показать полную динамику только еще начавшихся изменений социальной структуры общества на территории Узбекистана.

Изданная в 1991 г. монография Р.Г. Рабича «Формирование и развитие социальной структуры Узбекистана (1917–1941 гг.)» 30 была следующим шагом в изучении проблемы. Ее достоинством была попытка автора отойти от сложившихся стереотипов и дать не характерную для советской историографии конца 80 – начала 90-х гг. ХХ в. негативную оценку миграции европейского населения в Узбекистан в годы первых пятилеток, коллективизации сельского хозяйства, путей формирования советской интеллигенции. Но в целом работа Р.Г. Рабича не достигла, заявленного им, прорыва в изучении проблемы формирования социальной структуры Узбекистана в 1917–1941 гг., поскольку к ее раскрытию он подошел со старых методологических позиций марксистско-ленинской классовой теории состава общества.

Характер проблематики и подход к освещению основных проблем отечественной истории коренным образом изменился после обретения Узбекистаном независимости, когда у отечественных обществоведов появилась реальная возможность объективно и самостоятельно, без заранее заданных идейных рамок освещать историю своего народа, создавать работы в качественно новом концептуальном ключе с установкой на общепринятые научные принципы и идеологию независимости.

Созданные уже в новых условиях коллективные монографии 31, сборники научных статей 32, индивидуальные монографии 33, а также многочисленные диссертационные работы отличаются новизной методологических подходов и новым прочтением исторических источников.

Они положили начало процессу научного раскрытия деформаций в экономической, социальной и культурной сферах общества, исследованию пагубных последствий колонизаторской политики царского и советского правительств, изучению таких важных проблем как национальноосвободительная борьба народов Туркестана, вклад национальной интеллигенции в развитие общества, трагедия узбекского кишлака в Рабич Р.Г. Формирование и развитие социальной структуры Узбекистана (1917–1941 гг). – Ташкент, 1991.

– 124 с.

Туркестан в начале ХХ века: к истории истоков национальной независимости. – Ташкент, 2000. – 672 с.;

Тарих шоидлиги ва саболари чоризм ва совет мустамлакачилиги даврида. Ўзбекистон миллий бойликларининг ўзлаштирилиши. – Тошкент, 2001. – 463 б.; Тарихнинг асратли саифалари. – Тошкент, 2006. – 304 б.

Мустаил Ўзбекистон тарихининг дастлабки саифалари. – Тошкент, 2000. – 224 б.; Марказий Осиё ХХ аср бошида: ислоотлар, янгиланиш, тараиёт ва мустаиллик учун кураш (Жадидчилик, мухториятчилик, истилолчилик). – Тошкент, 2001. – 142 б.; Очерки по истории государственности Узбекистана. – Ташкент, 2001. – 207 с.

Абдурахимова Н.А., Рустамова Г. Колониальная система власти в Туркестане во второй половине XIX – первой четверти ХХ в. – Ташкент, 1999. – 162 с.; Алимова Д. Женский вопрос в Средней Азии:

история изучения и современные процессы (20–80-е годы). – Ташкент, 1991 – 250 с.; Ее же. История как история, история как наука. Т. 1. История и историческое сознание. – Ташкент, 2008. – 280 с.;

Агзамходжаев С.С. История туркестанской автономии (Туркистон мухторияти). – Ташкент, 2006. – с.; Аминова Р.Х. Возвращаясь к истории коллективизации в Узбекистане. – Ташкент, 1995. – 83 с.;

Голованов А.А. Крестьянство Узбекистана: эволюция социального положения. 1917–1937. – Ташкент, 1992. – 160 с.; Голованов А.А., Саидов И.М. Дехканство Узбекистана на историческом повороте второй половины ХIХ – первой трети ХХ вв. – Самарканд, 2007. – 384 с.; Зиёев. Туркистонда Россия тажовузи ва хуумронлигига арши кураш. – Тошкент, 1998. – 475 б.; Зиёева Д. Туркистон миллий озодлик аракати. – Тошкент, 2000. – 176 б.; Хасанов Б.В. Национальная интеллигенция Узбекистана и исторические процессы. 1917 – начало 50-х годов. – Ташкент, 2000. – 202 с.; Шамсутдинов Р. ишло фожеаси: жамоатлаштириш, улолаштириш, сургун (Ўрта Осиё республикалари мисолида). – Тошкент, 2003. – 542 б.

результате массовой коллективизации и мн. др. Под руководством профессора Д.А. Алимовой в республике сформировалась научная школа по изучению движения джадидизма, роли лидеров джадидской интеллигенции в развитии политической и культурной жизни края, значения для современников их творческого наследия 34. Все вышеназванные работы свидетельствуют о значительном продвижении вперед исторической науки республики за годы независимости. В то же время их анализ показывает, что при всем многообразии поднятых учеными республики проблем, тема трансформаций социальной структуры общества на территории Узбекистана в период с конца ХIХ в. до конца 30-х годов ХХ в. остается пока еще не затронутой.

Необходимо также отметить, что в годы независимости отечественные ученые получили свободный доступ к исследованиям западных ученых, называвшихся в советское время за объективную оценку, происходивших в социалистическом государстве преобразовательных процессов, «буржуазными фальсификаторами» и поэтому находившихся под строгим запретом.

Из них по интересующей нас проблеме можно выделить 2 группы:

- первая: работы по теории стратификации Питирима Сорокина, Талькот Парсонса, Макса Вебера, Милтон М. Гордона, Леонарда Бигли, Даниэль Россидеса 35 и мн. др., в которых социальная структура общества рассматривалась независимо от уровня развития производительных сил и производственных отношений;

- вторая: исследования широко известных западных ученых, например, таких как М. Чокаев, Дж. Бэргхорн, В. Монтэйль, А. Парк, Б. Хайит, М. Ривкин, Дж. Уиллер, Б. Уолш, Элен Каррер д’Анкос, Э. Оллворт, В. Линн, Шошанна Келлер 36 и др., подвергавших критике сугубо классовый, политизированный подход советских историков к освещению процессов социалистического Жадидчилик: ислоот, янгиланиш, мустаиллик ва тараиёт учун кураш (Туркистон ва Бухоро жадидчилиги тарихига янги чизгилар). Даврий тўплам № 1. – Тошкент, 1999. – 220 б.; Ўзбекистон тарихининг далзарб муаммоларига янги чизилар. Даврий тўплам № 2. – Тошкент, 1999. – 208 б.; Алимова Д.А. Историческое мировоззрение джадидов и их проекция будущего Туркестана / Туркистон мустаиллиги ва бирлиги учун кураш саифаларидан. – Тошкент, 1991. – Б. 8-20; Ее же. Бухара в конце ХIХ – начале ХХ века и зарождение джадидизма // Общественные науки в Узбекистане. – Ташкент, 1997. – № 9-10-11. – С. 81Ее же. Религиозная толерантность и гуманистические идеи национально-прогрессивной интеллигенции Туркестана // О’zbekiston tarixi. – Ташкент, 2005. – № 3. – С. 12-21; Бабаджанов Б.М. Журнал «HAQIQAT»

как зеркало религиозного аспекта в идеологии джадидов // TIAS Central Eurasi an Research Series. № 1.

University Tokyo, 2007 – С. 1-66; Турсунов Р. Жадидларнинг Туркистон ижтимоий-итисодий холатига карашлари // O’zbekiston tarixi. – Тошкент, 2004. – № 3. – Б. 60-69; Его же. ХХ аср бошидаги миллий матбуотида Туркистондаги ижтимоий-иктисодий ает масалалари // O’zbekiston tarixi. – Тошкент, 2007. – № 1. – Б.74-86.

Sorokin P. Society, Culture, and Personality. – New York: Harper, 1947 – 420 p.; Parsons T. The Structure of Social Action. – New York, 1937 – 80 p.; Weber M. The Theory of Social and Economic Organization / translated and edited by A. Нenderson and Talcott Parsons. – New York, 1947 – 450 p.; Rossides D. Social Stratification. The Interplay of Class, Race, and Gender. – New Jersey, 1997 – 524 p.; Kraus J. Stratifications Class and Conflict. – New York, 1979. – 300 p.; Giddens A. Social Theory and Modern Sociology. – Stanford, 1987. – 280 p.

Chokaev (Chokai-ogly) Mustapha. Turkestan and the Soviet Regime // Journal of the Royal Central Asian Society, XVIII (1931). – Р. 403-420; Monteil V. Les musulmans sovietiques. – Paris, 1957. – 150 р.; Park A.

Bolshevism in Turkestan. 1917–1927. – New York, 1957. – 428 р.; Hayit Baymirza. Some Problems of Modern Turkistan History. – Dusseldorf, 1963. – 61 р.; Rywkin M. Russia in Central Asia. – London, 1963. – 191 р.;

Wheeler G. The modern History of Soviet Central Asia. – Washington, 1964. – 272 р.; Его же. The peoples of Soviet Central Asia. – London, 1966. – 126 р.; Jukeles A. Social Change in Soviet Russia. – Cambridge, 1968. – 220 p.; Walsh W. Russia the Soviet Union. A modern history. – Michigan University Press, 1968. – 682 p.; Carrere D’Encausse Hellen. Islam and Russian Empire. – University of California Press, 1988. – 190 p.; Ollworth E. The modern Uzbeks From the Fourteenth Century to the Present. – California, 1990. – 410 p.; Lynne V. The Role of the OGPU in Dekulakization, Mass Deportation, and Special Resettlement in 1930 // The Carl Beck Papers. January, 2000. – 50 p.; Keller Shoshana. To Moscow, Not Mecca. The Soviet Campaign against Islam in Central Asia. 1917– 1941. – Westport, Connecticut, London, 2001. – 277 p.

строительства в Узбекистане и особенно таких его аспектов, как социальная и аграрная политика коммунистической партии и советской власти, репрессивные меры против национальной интеллигенции и мусульманского духовенства, формирование кадров промышленных рабочих за счет приезжих из центра европейцев, путей и методов решения вопроса раскрепощения женщин, имперских позиций центра в вопросах культурного строительства и др.

В конце главы делается вывод, что при всем разнообразии накопленных знаний комплексное и системное исследование трансформаций всех элементов социальной структуры общества на территории Узбекистана в их взаимосвязи, взаимозависимости и взаимодействии с позиций нового мировоззренческого подхода стратификационной теории в отечественной науке пока еще не проводилось.

Во второй главе диссертации «Социальная стратификация общества в Туркестанском генерал-губернаторстве» исследуются трансформации его социальной структуры в условиях колониального режима. Отмечается, что завоевание обусловило серьезные изменения в политическом и экономическом положении, а также в социальных отношениях его коренного населения. Оно способствовало вовлечению края в хозяйственную жизнь России, находившейся в то время на более высоком уровне развития, активизировало товарно-денежные отношения, индустриальное и железнодорожное строительство. Но оно принесло населению региона полную потерю независимости, превратило богатейший край в колонию и обрекло его на положение монокультурного сырьевого придатка метрополии, кардинально изменило внутреннюю структуру местного общества, которое к моменту прихода завоевателей делилось на сословия: высшие – «сипо» (военнослуживое), «уламо» (духовное) и низшее «фукаро» (простонародье). Царское правительство не сочло нужным признать и сохранить эту сословную структуру, несмотря на то, что сама Российская империя в этот период была сословным государством 37. В материалах первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. в Туркестанском генерал-губернаторстве по сословиям были расписаны только европейцы, а все его коренные жители были объединены в одну совершенно новую социальную категорию – «инородцы». Таким образом, сословная принадлежность у коренного населения края перестала быть показателем положения личности в обществе и социальные страты, входившие в высшие сословия, лишились всех своих привилегий.

Сословность осталась только на бытовом уровне как психологический стереотип, как рудимент обыденного сознания. В стратификации общества ее заменила принадлежность к социальным стратам по видам профессиональной деятельности, что объективно имело и положительные последствия, так как ликвидация сословных ограничений создавала равные возможности для реализации потенциальных сил всех социальных страт.

Новая политическая и экономическая ситуация, изменившаяся структура власти обусловили появление в социальном составе населения Туркестанского генерал-губернаторства таких новых и чуждых для его коренного населения социальных страт как чиновники колониальной администрации, военнослужащие российской армии, христианское Иванова Н.А., Желтова В.П. Сословно-классовая структура России в конце XIX – начале ХХ века. – М., 2004. – С. 269.

духовенство, служащие фирм и банков, крестьяне-переселенцы. Это были приезжие европейцы, составлявшие всего около 4% населения края, но, являясь опорой новой власти, они пользовались огромными привилегиями.

Основу стратификации общества Туркестанского генералгубернаторства в исследуемый период составляли страты, представлявшие традиционные виды занятий его коренного населения – дехкане, ремесленники, кустари, лица, занятые в сфере торговли, мусульманское духовенство, национальная интеллигенция. В главе приводятся сведения характеризующие численность, состав, сферу занятий каждой из этих страт.

Самой многочисленной стратой в колониальном Туркестане были дехкане. В 1908 г. они составляли 86,17 % населения 38. Нуждаясь в дешевом сырье, царское правительство протекционистской политикой обусловило активное развитие в крае хлопководства. Выращивание хлопка, который становится в начале ХХ в. одной из самых высокотоварных и выгодных для его производителей культур, способствовало быстрому превращению дехканских хозяйств из натуральных в товарные и обуславливало ряд специфических особенностей в земельных отношениях и внутренней структуре кишлака. В начале ХХ в. в нем усилилась социальная дифференциация, укрепились середняцкие хозяйства, их число значительно выросло, из зажиточных дехкан начала формироваться новая социальная группа – баи. В целом же в сельском хозяйстве края в этот период сложилась ситуация, когда основными производителями хлопка практически являлись небольшие хозяйства, имевшие в среднем 2-3 десятины земли.

В туркестанском кишлаке в этот период специфическими были и внутренние социальные отношения. Несмотря на наличие неравенства в социальном положении и материальном достатке, в нем не было открытого антагонизма между бедными и богатыми. Это объяснялось бытовыми особенностями сельской жизни, сильными традициями взаимопомощи и взаимовыручки сельской общины, а также ментальностью коренного населения региона. Но социального мира в кишлаке в начале ХХ в. не было, поскольку в нем росло недовольство против русских крестьян-переселенцев и колониальной администрации, отнимавшей у них лучшие поливные земли.

«Аграрный конфликт, – пишет А. Парк, – приобретал поэтому здесь национальную окраску» 39.

Весомое место в хозяйственных связях туркестанского общества занимала страта кустарей и ремесленников. Их производственная деятельность была издавна широко развита в регионе, хорошо приспособлена к удовлетворению потребностей населения. Все виды ремесленных промыслов были освещены религией и строго регламентировались цеховыми уставами – «рисоля», а основной формой профессионального воспроизводства была веками выработанная система ученичества. В конце ХIХ в. в Сырдарьинской, Ферганской и Самаркандской областях насчитывалось 184 тыс. зарегистрированных кустарей и ремесленников, что составляло около 25 % их занятого населения. Почти 99 % из них были коренные жители края 40. Их деятельность была полностью направлена на удовлетворение потребностей местного рынка. Они занимались переработкой хлопка, ремонтно-строительными работами, обработкой Материалы к характеристике народного хозяйства в Туркестане. Ч. 1. – СПб, 1911. – С. 32.

Park A. Bolshevism in Turkestan. 1917–1927. – Columbia University Press, New York. 1957. – P. 294.

Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Т. 83. – С. IX; Т. 86. – С. XIII; Т. 89. – С. IX, 114.

металлов, ткачеством, изготавливали сельскохозяйственный инвентарь, одежду, пищевые продукты, мебель, арбы, гончарные изделия и т.д.

Несмотря на конкуренцию завозимых из России фабричных товаров, в известной мере сокративших местное производство металлической посуды, бумажного текстиля, гончарных изделий, металлообработку, туркестанские кустари и ремесленники и к 1917 г. оставались абсолютными монополистами в обработке дерева, производстве местного сельхозинвентаря, одежды, пищевых продуктов, строительных работах и транспортных услугах и не имели проблем со сбытом своей продукции 41.

Значительной экономической силой в Туркестанском генералгубернаторстве в исследуемый период была страта, состоящая из людей занимающихся торговлей. В конце XIX в. в трех ведущих областях края в этой сфере было занято около 6% их самодеятельного населения 42. Как и среди ремесленников, в подавляющем большинстве это были коренные жители. Завоевание сузило поле деятельности туркестанских купцов, оставив им только розничную торговлю, тогда как крупную оптовую торговлю сосредоточили в своих руках российские текстильные магнаты и крупные торговые дома. Однако уже в начале ХХ в. крупные местные купцымиллионеры – Мухаммад Саид-бай Садыкжанов с сыновьями и внуками, Миркамиль Мирмуминбаев, Мирсаид Азимбаев, Юсуф Давыдов и др. также включились в крупные торговые операции и начали по примеру российских купцов и промышленников вкладывать свои торговые капиталы в строительство промышленных предприятий по переработке сельскохозяйственного сырья. Так, Юсуф Давыдов, глава крупнейшего в крае одноименного торгового дома, построивший в 1884 г. первый хлопкоочистительный завод в Ташкенте 43, в начале ХХ в. владел 6 хлопкоочистительными заводами и поставлял ежегодно на рынки России 1 миллион пудов уже не хлопка-сырца, а очищенного хлопкового волокна на 15 млн. руб. 44 Это означало, что в социальной структуре общества Туркестанского генерал-губернаторства начала формироваться новая социальная страта – местной торгово-промышленной буржуазии. Она вносила весомый вклад в развитие производительных сил края, вела активную просветительскую и благотворительную деятельность, являлась значительной позитивной силой в социальной жизни местного общества.

Очень важные социальные процессы происходили в духовной жизни туркестанского общества. Из лучших представителей его образованной части – зиёли – в конце XIX – начале ХХ вв. формируется новая социальная страта – прогрессивная национальная интеллигенция, которая активно заявила о себе в культурной и общественно-политической жизни. Ее ядром были туркестанские джадиды. Понимая суть колониальной политики царизма, они выступали за проведение реформ, без которых невозможен прогресс общества. Объединяя выходцев из различных социальных страт местного населения, движение джадидов аккумулировало их интересы и чаяния и стремилось реализовывать в своей активной общественно-политической деятельности. Национальная интеллигенция в этот период была немногочисленна, но очень значима для общества в его устремлениях к Статистический ежегодник. 1917–1923. – Ташкент, 1924. Т. II. Ч. 1. – С. 46-47.

Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Т. 83. – С. 94; Т. 86. – С. 116; Т. 89. – С. 114.

ЦГА РУз, ф. И-269, оп. 1, д. 148, л. 51.

ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 17, д. 954. л. 26.

прогрессу и независимости.

Огромную роль в жизни местного общества продолжало играть мусульманское духовенство. Оно сохранило свое особое ведущее положение в духовно-нравственной сфере, судопроизводстве, народном образовании, которое раньше принадлежало сословию «уламо», только теперь оно занимало это положение согласно своим профессиональным занятиям. В конце XIX в. в трех областях края насчитывалось 7,7 тыс. лиц духовного звания мусульманской конфессии, что составляло 0,8 % от числа их занятого населения и 0,2 % – от общего числа жителей 45. В своем подавляющем большинстве мусульманская духовная элита в Туркестанском генералгубернаторстве была крайне консервативна. Но была в его среде и прогрессивная часть, которая осознавала, что местное общество нуждается в обновлении и выступала за модернизацию мусульманских культурных традиций, за реформу системы образования. Большинство из них стало активными участниками движения туркестанских джадидов.

Развитие промышленности в крае на рубеже ХХ в. обусловило начало формирования в среде занятого населения еще одной новой социальной страты – рабочих. К октябрю 1917 г. в Туркестане насчитывалось в общей сложности свыше 76 тыс. рабочих 46, что составляло 1,5 % населения. В подавляющем большинстве это были неквалифицированные рабочие из коренных национальностей занятые в мелких частных кустарных заведениях или ремесленных мастерских. В их числе промышленные рабочие имели совсем небольшой удельный вес, их квалифицированная часть состояла исключительно из европейцев и находилась в привилегированном положении. В целом промышленные рабочие в Туркестане были не консолидированы, разобщены по национальному признаку и не являлись самостоятельной политически активной силой.

Отдельное внимание в главе уделено рассмотрению положения, состава и тенденций развития еще одной важной страты, составляющей экономическую основу социальной структуры общества, базирующегося на рыночных отношениях. Это страта собственников, состоящая из владельцев различной по видам, форме и размерам собственности. Развитие товарноденежных отношений, промышленное и железнодорожное строительство создали в Туркестанском генерал-губернаторстве в начале ХХ в.

благоприятные условия для укрепления их положения. К 1917 г. в нем в числе мужчин работоспособного возраста (то есть старше 18 лет), 76 % владели различной по размерам и видам собственностью, 11,2 % – практически ее не имели (безземельные дехкане – 0,5%, фабрично-заводские рабочие и наемные работники у кустарей и ремесленников – 7,4%, служащие, учащиеся, инвалиды – 3,3 %). Дехкане-мардикеры, владевшие до 0, десятины земли и составлявшие 12,8 % населения, находясь на грани потери своей собственности и перехода или в безземельные дехкане, или в городские рабочие, представляли промежуточную категорию между этими двумя социальными группами 47.

Ведущим ядром слоя собственников в начале XX в. были крупные промышленники, купцы, землевладельцы, зажиточные дехкане, кустари и Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Т. 83. – С. 94; Т. 86. – С. 116; Т. 89. – С. 114.

См.: Вексельман М.И. О численности рабочего класса Средней Азии накануне Октября // Общественные науки в Узбекистане. – Ташкент, 1985. – № 9. – С. 29.

Статистический ежегодник. 1917–1923. Т. I. Ч. 3. … – С. 42-44.

ремесленники. Это были хозяева, имеющие наемных работников и живущие на доходы, получаемые от результатов их труда. Всего их было около 19,6 % среди мужчин работоспособного возраста 48. Но в основном же слой собственников состоял из людей среднего достатка, которые и являлись производительной силой общества. Это были владельцы небольших земельных участков, мельниц, рисорушек, кустарных промышленных заведений, ремесленных мастерских, магазинов, лавок, караван-сараев, чайхан и т.д. Их преобладание в сельскохозяйственном, ремесленнокустарном производствах, торговле было характерной чертой социальной структуры региона в исследуемый период. Будучи не только владельцами собственности, но в подавляющем большинстве непосредственными участниками производственного процесса, они соединяли в своем лице и рабочую силу и капитал. Им не нужны были социальные потрясения.

Осознавая себя частью общества, они были кровно заинтересованы в его стабильности и поэтому являлись ее гарантами.

Наличие собственности, а также специфические внутрисоциальные отношения доброжелательности и взаимопомощи у коренного населения края, поддерживаемые институтами махалли в городе и сельской общиной в кишлаке, обусловили тот факт, что дестабилизирующих устремлений в Туркестане не было ни среди сельского, ни среди городского населения. Это доказала их пассивность в октябрьском перевороте 1917 г.

В третьей главе «Трансформация социальной структуры общества в Туркестане после установления советской власти»

раскрываются сложные трансформационные социальные процессы, которые происходили в республике в начале 20-х годов ХХ в. Они развивались в двух направлениях – начинала формироваться новая социальная структура строящегося советского общества, и набирал силу болезненный процесс уничтожения прежней социальной структуры. В главе показывается, как в этот период целенаправленно перестраивалась на новых революционных началах политическая и экономическая жизнь страны, закладывался фундамент ее новой социальной структуры, осуществлялась ярко выраженная классовая социальная политика советской власти, направленная на углубление социально-классовой дифференциации общества и, в конечном счете, на разрушение его старой стратификации.

Вопреки мифу, созданному советской историографией об активном участии в Туркестане трудящихся коренных национальностей в событиях 1917 г. и последующих преобразовательных процессах советской власти, факты свидетельствуют об обратном. Октябрьский переворот 1917 г. был осуществлен здесь практически только силами рабочих европейцев и, как писал Б. Хайит, «русский народ был практически единственным представителем диктатуры пролетариата в Туркестане» 49, а местные трудящиеся не допускались к руководству строительством нового общества под предлогом их малограмотности, теоретической неподготовленности и недостаточной сознательности. Поэтому практически все революционные преобразования в Туркестане осуществлялись европейцами под руководством коммунистов, присланных из центра. Основную задачу первого этапа социалистического строительства – утвердить позиции Статистический ежегодник. 1917–1923. Т. I. Ч. 3. … – С. 42.

Hayit Baymirza. Some Problems of Modern Turkistan history. An annalysis of Soviet attacks on the alleged falsifiers of history of Turkistan. – Dusseldorf, 1963. – P. 21.

рабочего класса как социальной базы социалистического строительства и решающей силы, формирующей социалистический экономический уклад, большевистская партия решала здесь крайне жесткими методами в условиях абсолютизации классового подхода, располагая очень незначительным числом промышленных рабочих, которое из-за царившей разрухи неуклонно сокращалось. Если в начале 1921 г. на 269 предприятиях цензовой промышленности республики было занято 17624 рабочих, то в начале 1922 г.

на оставшихся 168 предприятиях – только 11787 рабочих 50. Сами промышленные рабочие в этот период были малочисленной политической силой. Их число неуклонно сокращалось даже на крупных предприятиях, а заработная плата была настолько мала, что вынуждала отрываться от рабочей среды и заниматься ремесленно-кустарными промыслами, сельским хозяйством или торговлей, то есть шел процесс их деклассирования. К тому же, в подавляющем большинстве они были неграмотны и разобщены языковом барьером.

Перепись городского населения 1923 г. зарегистрировала в республике 73,3 тыс. рабочих. Они составляли 23,5 % городского самодеятельного населения. Но большинство из них были наемные работники в индивидуальных дехканских хозяйствах, частных ремесленнокустарных мастерских, торговых заведениях, стройках. В их составе было 25,6 тыс. чернорабочих и 11 тыс. поденных рабочих. Социальной опорой партии могли быть только 8,6 тыс. фабрично-заводских и железнодорожных рабочих. Их удельный вес составлял 11,9 % в общем числе рабочих, 2,8 % в городском самодеятельном населении и 0,9% во всем городском населении 51.

Советская власть в этот период, укрепляя приоритетное положение рабочих в политической сфере, создавала для них значительные преимущества при решении проблем занятости, улучшения условий и оплаты труда, снабжения продовольствием и промышленными товарами. Но эти льготы предоставлялись не всем рабочим, а только занятым в государственной фабрично-заводской промышленности.

Уделяя большое внимание проблеме роста рабочего класса, советская власть решала ее через школы фабрично-заводского ученичества, расширение источников пополнения – трудоустройство безработных, привлечение в промышленность кустарей и ремесленников. Кроме того, в этот период увеличение числа промышленных рабочих, особенно его квалифицированной части, происходило за счет приезжих из центральных районов страны. Именно в начале 20-х годов начинается их приток в промышленность Туркестана.

В результате всех принятых мер число рабочих в Туркестане постепенно начало расти. К 1925 г. в цензовой промышленности оно увеличилось до 8908 человек 52. Но рабочих коренных национальностей в их составе было чуть больше 2,5 тысяч или 29,3 % 53.

В целом же социальная база диктатуры пролетариата в Туркестане в начале 20-х годов была слабой и не представляла реальной политической силы ни в обществе, ни в правящей партии. В начале 1921 г. в Статистический ежегодник. 1917-1923. Т. II. Ч. 3. … – С. 539, 589.

Классовый и профессиональный состав городского населения ТАССР в 1923 г. – Ташкент, 1924. – С. 46.

Народное хозяйство Средней Азии в цифрах. Стат. сб. – Ташкент, 1929. – С. 54-55.

Два года социалистического строительства в Узбекистане. Отчет правительства УзССР IV съезду советов.

– Ташкент, 1931. – С. XIX.

республиканской партийной организации было всего 29,2 % рабочих 54.

Поставленная советской властью задача – построить бесклассовое общество обусловила ее социальную политику по отношению к имущим слоям населения. Все ее действия были направлены на то, чтобы подорвать экономический потенциал владельцев собственности, всемерно ослабить их роль и влияние в экономике, создать политические и экономические условия, при которых невозможно было не только их развитие, но и само существование, и, в конечном итоге, уничтожить их как самостоятельную социальную силу. По существу это было выдавливание из общества не только дееспособных, материально обеспеченных и предприимчивых людей, а уничтожение целых страт и групп населения. Б. Хайит писал, что советская власть, ведя борьбу за утверждение своих позиций в Туркестане, «боролась против основных слоев его населения, против негибких, самовольных туркестанцев – интеллигенции, купцов, владельцев небольшой собственности (средних дехкан-фермеров и ремесленников), для которых новая власть несла беды, а ее неприятие называла классовой борьбой» 55.

Наиболее интенсивно реализовывалась эта задача в Туркреспублике в начале 20-х годов по отношению к городским собственникам. Государство разделяло их на группы – на «хозяев, использующих наемный труд», «хозяев, работающих только с членами семьи» и «хозяев одиночек». В городах Туркестана в начале 20-х годов их удельный вес был самый высокий по стране и составлял в среднем 48 %, тогда как в Европейской части РСФСР – 19,9 %, Белоруссии – 29,7 %, Киргизии – 35,4 %, Украине – 39,4 % 56. И с первых дней установления новой власти именно против них она начала жесткую войну – проводила национализацию средств производства и капиталов, массовые реквизиции и конфискации имущества, налагала высокие налоги и т.д. Все эти репрессивные меры отражались на общей стратификации городского населения. Полностью исчезли из его структуры крупная земельная, торгово-промышленная и финансовая буржуазия, комиссионеры, маклеры.

Сужая поле хозяйственной деятельности имущего населения, советское государство вычеркнуло его большую часть из общественно-политической жизни. Первая Конституция ТАССР, принятая в октябре 1918 г., лишила политических прав все духовенство; лиц, прибегающих к наемному труду с целью извлечения прибыли, или живущих на нетрудовые доходы; частных торговцев; коммерческих посредников 57.

Но помимо быстро исчезающих социальных страт в структуре населения городов Туркестана в начале 20-х годов ХХ в. оставалось большое число мелких и средних собственников (ремесленники, кустари, торговцы, садоводы, огородники, извозчики и др.), которых государство не могло сразу уничтожить, так как это была значительная часть городского дееспособного населения, экономическая сила, обладающая высокой активностью в сфере товарно-денежных отношений. Являясь самостоятельной экономической единицей, они сумели перенести все невзгоды, так называемой, «красногвардейской атаки на капитал», политики «военного коммунизма», сумели сохранить свое дело и свое умение трудиться. Новая экономическая Коммунистическая партия Туркестана и Узбекистана в цифрах. (Сб. стат. материалов). 1918–1967. – Ташкент, 1968. – С. 46.

Hayit Baymirza. Some Problems of Modern Turkistan History… – P. 36.

Классовый и профессиональный состав городского населения ТАССР. … – С. 12-13.

Съезды советов РСФСР и автономных республик РСФСР, Сб. док. Т. 1. – М., 1959. – С. 285-286.

политика способствовала оживлению их деятельности. Получив простор для активного хозяйствования, они начали борьбу с разрухой и, обладая большим, чем пролетарское государство, опытом, быстро сумели оживить торговлю и значительно расширить производство необходимых для населения продуктов питания и товаров широкого потребления.

При низком уровне развития крупной фабрично-заводской промышленности в регионе в 20-е годы еще была широко востребована деятельность кустарей и ремесленников. Такие отрасли, как производство арб, сельхозинвентаря, мебели, одежды, посуды и других предметов домашнего обихода местного населения полностью отсутствовали в цензовой промышленности Туркестана. Их производили только ремесленники и кустари. Жизнеспособность и устойчивость их производственной деятельности объяснялась, прежде всего, тем, что они опирались исключительно на местный сырьевой рынок, трудовые ресурсы своей семьи, их работа не требовала сложных инструментов, а потому их изделия были дешевы.

товаропроизводителей и стремилась как можно быстрее повернуть их в социалистическое русло через кооперирование. Но кооперативы кустарей и ремесленников создавались на строго классовой основе, поэтому были бедными и слабыми, власти не могли оказывать им активной помощи, и это движение развивалось очень медленно. В марте 1922 г. компартия Туркестана, боясь усиления «непролетарского влияния», запретила принимать их в профсоюзы, в результате чего значительная часть городского населения осталась без социальной защиты государства и была поставлена в ранг людей второго сорта. «Никто не думал о том, – писал в 1921 г.

Г.И. Сафаров, – что в стране карликового мелкого производства именно они должны были стать основой новой производственной организации, именно на них должен был быть построен план привлечения массы коренного населения к общественному производству» 58.

Другой значительной социальной стратой городского населения, участвующей в развитии товарно-денежных отношений и в восстановлении разрушенного хозяйства республики были торговцы, число которых с переходом к НЭПу увеличилось. Укрепились они и экономически, поскольку почти весь частный капитал устремился не в промышленность, а в торговлю, позволявшую обеспечить быструю оборачиваемость капитала и получать высокую прибыль. Поэтому в начале 20-х годов в экономике региона сложилась парадоксальная ситуация, когда промышленность находилась практически полностью в руках государства, а торговля – у частника.

Особенно сильны были его позиции в розничной торговле. В 1923 г.

государству принадлежало 0,6 % розничной торговли, кооперации – 0,9 %, а частникам – 98,5 %. 59.

Несмотря на значительный вклад кустарей, ремесленников, торговцев в восстановление разрушенной экономики республики, советская власть считала их социально чуждыми элементами. Она не хотела видеть в них силу, которая могла бы помочь ей восстановить разрушенную экономику и более эффективно решать вопросы социалистического строительства.

Поэтому, чтобы предотвратить их рост она всемерно ограничивала их Сафаров Г.И. Колониальная революция (опыт Туркестана). – М., 1921. – С. 178..

Статистический ежегодник. 1917–1923. Т. II. Ч. 2. … – С. 163-164.

деятельность, добиваясь этого постоянно ужесточавшейся финансовокредитной, арендной, налоговой политикой.

Значительную часть социальной страты мелких товаропроизводителейсобственников в ТАССР в начале 20-х годов составляли дехкане. Первая мировая война, восстание 1916 г., засуха и неурожай 1917 г., голод 1918 г.

сильно ухудшили их положение. В туркестанском кишлаке, по сравнению с началом ХХ в., значительно увеличилось число безземельных и бедняцких хозяйств, уменьшилось число зажиточных середняцких и байских хозяйств.

Но практически не изменилось количество хозяйств с 1-2 десятинами, которые оказались наиболее устойчивыми в условиях разрухи 60.

По своему единоличному способу ведения хозяйства и социальной психологии собственников, дехкане, как и кустари, ремесленники, торговцы, были для советской власти постоянным источником появления ее врагов.

Поэтому все свои усилия в первые годы своего становления она направляет на создание в кишлаке социалистических форм хозяйствования, новых социальных структур, укрепление своей социальной опоры в лице беднейшей части дехкан, повышение их социальной активности, всемерное ограничение возможностей развития единоличных хозяйств.

Прежде всего, советская власть начала формировать в прежде единой страте дехкан новые социалистические страты – рабочих государственных советских хозяйств и дехкан, объединенных в коммуны, артели, товарищества. В кишлаке появляются новые, до того времени не известные дехканам, хозяйственные формы в земледелии – коллективные хозяйства.

Особенность их создания в этот период состояла в том, что они организовывались не в приказном порядке, а путем добровольного соглашения группы дехкан-единоличников, как правило, самых бедных. К концу лета 1919 г. в республике было создано свыше 400 коллективных хозяйств, которые имели 35 тыс. дес. земли и объединяли до 40 тыс.

человек 61. Их положение было очень тяжелым, в большинстве случаев они мало отвечали стоящим перед ними задачам.

Пытаясь создать себе в кишлаке социальную опору в лице беднейших дехкан, советская власть сознательно противопоставляла их старательным хозяевам, провоцировала раскол традиционно единого сельского общества.

Проводились реквизиции и конфискации у богатых односельчан сельхозинвентаря, семян, рабочего скота и т.д., создавались «классовые организации» – комитеты бедноты, союзы бедноты, «Кошчи».

В целом же деятельность советской власти в кишлаке в первые годы ее становления крайне негативно отразилась на положении дехканединоличников. В Туркестане в 1920 г., по сравнению с 1917 г., почти на 16 % сократилось число их хозяйств, на 20,7 % уменьшилось сельское население 62.

Земельно-водная реформа 1921–1922 гг., ликвидировав пережитки колониальной переселенческой политики царизма, не внесла существенных изменений в земельные отношения в кишлаке, не изменила положение дехкан. Их основная масса не выступила против баев и не поддержала в ожидаемых властями масштабах политику ограничения байского землевладения. Но, как писал американский исследователь М. Ривкин, «была Материалы к характеристике народного хозяйства в Туркестане. Ч. II. – СПб., 1911. – С. 121-122;

Статистический ежегодник. 1917–1923. Т. II. Ч. 3. … – С. 65. (подсчеты диссертанта).

ЦГА РУз, ф. Р-29, оп. 3, д. 1518, л. 302.

Статистический ежегодник. 1917–1923. Т. II. Ч. 3. …– С. 23-25.

охотно принята дехканами из-за ее антирусской, антиколониальной направленности» 63.

Ситуация в кишлаке начала меняться в положительную сторону после провозглашения НЭПа, создавшего для дехкан единоличников возможности снова стать активными самостоятельно хозяйствующими субъектами.

Начавшееся возрождение сельского хозяйства осуществлялось именно их силами, а не колхозами и совхозами, которых было очень мало и экономически они были не состоятельными. Но успешному восстановительному процессу мешала доминанта сугубо классового подхода к решению острых сельских социально-экономических проблем. Система арендных отношений и использование наемного труда, налоговая и кредитная политика, создание кооперативов строились на классовой основе и строго контролировались. В целом же, в начале 20-х годов социальная структура кишлака по сравнению с 1917 г. практически не изменилась, что и констатировал VII съезд Коммунистической партии Туркестана в марте 1923 г. Новому социалистическому строю была крайне необходима своя интеллигенция – социальная категория любого цивилизованного общества, состоящая из специалистов профессионально занимающихся высококвалифицированным умственным трудом в различных областях государственной, производственной, научной, культурной и общественной деятельности, и имеющих, как правило, образование, соответствующее их профессии. Поскольку у советского государства практически не было такой своей страты, то в первые годы перед ним стояли две задачи – привлечь на службу старую «буржуазную» интеллигенцию и начать формировать новую «рабоче-крестьянскую».

Большевики считали Туркестан экономически и культурно отсталым регионом с крайне малочисленной национальной интеллигенцией, к тому же зараженной идеями «панисламизма» и «пантюркизма», отказывались видеть в ней интеллектуальную силу, способную стать помощницей новой власти, тогда как именно ее передовая часть и, прежде всего, джадидское ядро, в своем большинстве поддержали советскую власть. Патриотически настроенные национальные лидеры, работавшие в правительстве республики, Т. Рыскулов, К. Атабаев, С. Турсунходжаев, И. Хидыралиев, А. Рахимбаев, Н. Тюракулов, Ф. Ходжаев, А. Фитрат и др., несмотря на негативное отношение большевиков-европейцев, активно выступали за привлечение образованных национальных кадров к строительству новой жизни. Благодаря их стараниям они получали возможность служить своему народу, работая в системе народного образования, культурно просветительных учреждениях, органах печати.

Более сложным было положение мусульманского духовенства, как составной части зиёли. Первые же декреты советской власти «Об отделении церкви от государства», «Об отмене вакфного имущества», «О ликвидации судов казиев и биев», «О закрытии мадраса и мактабов» нанесли удар по духовенству, как интегрирующей силе мусульманского общества. Кроме того, Конституция Туркестанской республики, принятая в 1918 г., лишила все духовенство избирательных и политических прав, исключив его тем Rywkin M. Russia in Central Asia. – New York – London, 1963. – P. 63.

Коммунистическая партия Туркестана в резолюциях съездов и конференций. – Ташкент: Узбекистан, 1988. – С. 227-228.

самым из общественно-политической жизни. Но государственными актами не возможно было отменить всеобъемлющее влияние религии, которое складывалось и утверждалось веками. Они лишь вызвали сильное недовольство основной массы населения, а влияние духовенства в повседневной жизни оставалось практически прежним. Поэтому, опасаясь взрыва народного недовольства, советская власть вынуждена была пойти на отдельные уступки, и в первые годы мусульманское духовенство в Туркестане продолжало регулировать гражданские правовые отношения местного населения, координируя, в известной мере, народное образование через мактабы и мадраса. В 1923 г. в городах Туркреспублики было зарегистрировано 3562 служителя культа. В том числе 3346 мусульманских священнослужителей (94 % всех священнослужителей). Они составляли 1,1 % городского самодеятельного населения.

Но если мы располагаем точными сведениями о численности в начале 20-х годов рабочего класса, дехканства, кустарей и ремесленников, духовенства, то таких данных о численности интеллигенции у статистики того периода нет, поскольку в ее инструментарии не было такого понятия.

Была социальная категория «служащие», которыми считались все «работающие за заработную плату и не занимающиеся физическим трудом».

Интеллигенцией же в тот период считались квалифицированные специалисты-профессионалы и руководящие административные работники, (хотя последних в большей части можно было относить к этой страте условно, поскольку далеко не все они имели достаточно высокий уровень образования). Перепись городского населения 1923 г. показала, что в городах Туркестана проживало 12,5 тыс. квалифицированных специалистовпрофессионалов, работавших на службе у советского государства (4,4 % городского самодеятельного населения). Но почти половина из них работала в административном аппарате и судебных органах, 32 % – были работники народного образования, 8,3 % занимались культурно-просветительской деятельностью, около 6 % обладали творческими профессиями и только 1405 человек (11 %) работали на производстве и в медицинских учреждениях. Незначительность числа знающих и образованных людей, находившихся на службе у советского государства, обуславливала необходимость быстрого решения задачи формирования «рабочедехканской» интеллигенции, причем на строго классовой основе. Одним из путей ее реализации стало «выдвиженчество», когда на руководящую партийную, советскую, хозяйственную работу во всех сферах народного хозяйства и культуры «выдвигались» наиболее активные и революционно настроенные рабочие и крестьяне, не имевшие не только профессионального, но очень часто и прочного начального образования.

«Выдвиженчество» не могло решить проблему формирования из рабочих и дехкан образованных профессионалов, необходимых государству.